Братья

...В руках у Андрюшки был желтый инерционный экскаватор. Если откатить его назад и отпустить, он разгонится, и поедет через всю комнатку, поднимая и опуская маленький ковшик. Андрюшке не нужны были малышовские игрушки, ему на днях исполнилось 10 лет. Он хотел отнести экскаватор брату, но мать не велела ничего брать с собой. Подумав, Андрюшка все же запихнул экскаватор за пазуху, застегнул покрепче курточку и побежал на улицу к автобусу, где уже собрались все родные.

В автобусе было тихо. Родни пришло немного - старшая сестра Андрюшки Ленка, кругленькая, беременная на седьмом месяце, с опухшими глазами, прижималась к плечу своего молодого мужа. Приехал Андрюшкин дядька, родной брат матери, хмурый, бледный, совсем не похожий на себя. Рядом сидели его жена и сын, Андрюшкин двоюродный брат. Две соседки, подруги Андрюшкиной матери, смотрели в окно, как бабушка запирает дом и калитку, грузно бежит по выпавшему ночью снегу к автобусу. Мать сидела в уголочке, такая маленькая, что Андрюшка сразу ее и не заметил. Он приткнулся рядышком с ней, вздохнул, и зашептал:
"Мамочка, прости... Я экскаватор-то, ну, Темкин, игрушечный, взял все же. Он же любит его, а мне ни к чему... Я отдам его Темке-то...". Мать отстранилась, с тревогой поглядела в лицо сыну - понимает ли, о чем говорит? "Не любит, Андрюшка. Любил... Это ему ни к чему он. А нам память...". Андрюшка надулся и смолчал, губу закусил. Экскаватор крепче за пазухой сжал.

Автобус подъехал к районной больничке, к пристроечке, которая служила моргом. Дядька с сыном и Андрюшкиным зятем пошли за Темкой, а бабы и Андрюшка остались в салоне. Холод на улице стоял собачий, а автобус уже хорошо прогрелся. Мать съежилась вся, напряглась. Сжала кулаки так, что они побелели, и стала качаться из стороны в сторону, в невыразимой тоске и муке. Тоненько завыла Ленка, зашмыгали носами остальные бабы. Одна только бабушка молчала, она никогда не плакала, что бы ни случилось.
Темкину домовину поставили на пол в хвосте автобуса, закрепили, тронулись через весь город на кладбище. Дядька в пол голоса договаривался по мобильнику с кладбищенским попом об отпевании, бабы плакали негромко и обнимали Андрюшкину мать...

10 лет назад в этой же больничке в такой же мороз в родильном отделении молодая докторша и акушерка сбивались с ног. Пищал замотанный уже в пеленки крохотный Андрюшка, оставленный на попечение детской медсестры; кричала от боли Андрюшкина мама, тужилась изо всех сил, но Темка, рождавшийся вторым, застрял в родовых путях и никак не хотел выходить... Шли драгоценные минуты, шло время, сердечко младенца останавливалось, а миллионы крохотных клеточек головного мозга погибали от нехватки кислорода. Когда его вытащили щипцами, синего, почти черного, пожилая акушерка сперва подумала - умер. Тетка она была опытная и решительная. "Никаких смертей в мою смену!" С этим девизом всю жизнь и проработала. Она принялась раздыхивать и растирать двухкилограммового младенчика, а докторша бросилась вызывать из Питера реанимационную машину. Темка вздохнул и застонал - живой... Три месяца за Темку боролись в реанимации, выхаживали, грели, кормили сцеженным маминым молоком. Мать оклемалась немного, и на четвертый день рванулась за младшим сыночком в Питер. Ночевала у брата, а днем не отходила от двери детской палаты.
Андрюшку забрали бабушка и отец, нянчилась с ним старшая сестренка Ленка, кормили его из бутылочки смесями, купали как могли крохотного мальчишку в тазике... А Андрюшка орал. Орал почти беспрерывно все три месяца, пока не было рядом матери и брата.

Когда мать с Темкой приехали домой, была уже настоящая весна. Коляска с Андрюшкой стояла в саду под расцветающими яблонями. Мать с Темкой на руках услышала Андрюшкин плач еще подходя к калитке. Она положила Темку рядом с Андрюшкой и стала рассматривать их личики. Андрюшка, как только брат оказался рядом, моментально замолчал и заснул... Прибежали Ленка и бабушка, за три месяца измотанные Андрюхиными криками. Глянули - и поняли. Орал он от разлуки с Темкой, от того что оторвали их друг от друга. Спящие младенцы были похожи, как капельки, даже вихры светлых волосиков были одинаковы.

С тех пор никто не слышал Андрюшкиного плача. Он спал и кушал, радовался матери и сестренке, рос и креп на глазах. Темка тоже рос, но очень скоро стало понятно, что ни ходить, ни говорить, ни понимать человеческую речь ребенок не сможет никогда...

Мать ушла с работы. Дети требовали времени и сил, особенно Темка, которого она постоянно таскала в город то на массаж, то на физиотерапию. С Андрюхой было проще. Он стал похож на гриб-боровик - крепенький, сильный, любознательный. Рано пошел, начал говорить. Когда подрос, стал верховодить всей местной малышней. А Темка был бледным, худеньким, скованным контрактурами. Большую часть дня лежал в кроватке, иногда его выставляли в коляске на улицу, или выкладывали на пол на пушистый ковер. Андрюшка ложился рядом и глядя брату в глаза рассказывал, как они с мальчишками гоняют на велике, кормят с бабушкой кур, купаются с Ленкой в речке. Темка откидывал назад голову, косил глазами и радостно мычал. Понимал ли он Андрюху? Понимал... Только Андрюшку, никого больше. Только брата своего - единокровного, единоутробного, единодушного.

В доме, где жила Андрюшкина семья, не было ни водопровода, ни канализации. Газ привозной, из всех удобств - электричество. Мыть Темку нужно было каждый день, потому что ходил он под себя, к шести годам так и не поняв, что нужно проситься на горшок.

Однажды вечером, когда Андрюшка с Темкой уже засыпали, на кухне началась перепалка между родителями. Отец семейства инвалида-сына решительно не принимал, все усилия жены считал тщетными и постоянно попрекал ее, что родить не сумела нормально. Мать плакала, Ленка психовала, Андрюшка в такие минуты отца боялся и прятался от него куда подальше. Все успокаивались и затихали, когда появлялась бабушка. Характер у нее был крутой, воля - железобетонная. Темка был ее болью, любимой кровиночкой и она яростно его защищала.
В тот вечер мать застирывала на кухне грязные Темкины пеленки, когда пришел с работы отец. Он сел ужинать, а пеленки скверно пахли... Отец и впрямь был очень уставшим, замотанным, и крайне обозленным человеком. Он сидел над тарелкой с супом, молча наблюдая за женой. Потом взял тарелку и опрокинул ее на голову несчастной женщины.
Размазывал суп по ее лицу и приговаривал: "Убери ублюдка... Убери выродка по-хорошему. Поняла? Поняла меня, дура? Чтоб не срал, как кот поганый, чтоб в доме дерьмом не воняло!"

Прибежала бабка, всплеснула руками, увидев, как сын бьет невестку. Схватила, что под руку попало, а рука у нее была тяжелая, и стала охаживать со всей мощи Андрюхиного отца. "Вон отсюда! Вон отсюда, мерзота! Дорогу забудь сюда, сволочь поганая...".

Кричала мать, ругалась бабка, плакала проснувшаяся Ленка, а Андрюшка залез с перепугу в кроватку к Темке, прижался к нему всем телом и шептал: " Темыч, ты какай в горшок, ладно? Может и ничего, и не будет папа орать-то больше. Темка, миленький, ты ведь понимаешь меня... Ты просись на горшок-то." Темка ничего ответить, понятно, не мог. Глазенки набрякли у него и принялся он тихо реветь в плечико брата.

Отец ушел из семьи. Не выдержал. Жил сначала у приятеля, потом женщину нашел... Так и не вернулся назад. Свекровь и невестка стали вдвоем все тянуть. Детей, огород, дом. Ленка подросла, здорово помогала. Брат матери на лето приезжал с семьей, за отпуск успевал и крышу починить, и забор поправить. Андрюшка за дядькой ходил хвостом, всему учился.
На день рождения, когда Андрюхе и Темке по семь лет исполнялось, привез дядька продукты и подарки из Питера. Темке памперсы, Андрюхе - желтый экскаватор игрушечный.
Темку выложили на ковер, Андрюха стал запускать экскаватор по полу. Он приезжал прямо к Темке, попадая то в ноги, то в живот. Совсем не больно, а очень весело. Андрюшка разжал скованные параличом Темкины ладошки, вложил в них игрушку - "Бери, братишка, пусть тебе будет". Так и стал экскаватор Темкиным.

Росли дети. Ленка вышла замуж за своего одноклассника сразу после окончания школы, Андрюшка учился лучше всех в классе. Дома, когда садился за уроки, подтаскивал брата поближе к столу и прочитывал вслух все, что задавали. Темка лежал тихо, вцепившись пальцами в желтый экскаватор, слушал, иногда откидывался назад судорожно, мычал и улыбался.

В последнюю Темкину зиму холода наступили рано, ударили крепкие морозы. Бабка с матерью не успевали топить - комнаты выстывали очень быстро. Темку кутали в одеяло, надевали носки шерстяные и кофты, но очень слабенький был мальчишка. Простыл сильно. Сначала все вроде ничего было, потом чахнуть стал. Пневмония. При его заболевании диагноз смертельный. Пока местный педиатр разобрался, что к чему, пока отправили его в стационар, время, отпущенное Темке на этой земле, вышло, и он умер в палате той же больнички, где и родился 10 лет назад...

... Автобус остановился на окраине городка. Темкину домовину отнесли в кладбищенскую церковку. Ни мать, ни бабка набожными не были. Крестили ребят "на всякий случай, чтоб болели меньше"... Отпевать Темку настоял дядька. Он и с попом договорился, и расходы все на себя взял.
Гроб поставили посреди церквушки, открыли крышку... Темка лежал чистый, беленький. Личико, при жизни искаженное параличом, расслабилось и приняло спокойное, мирное выражение. Все снова начали подвывать, даже бабушка заохала и схватилась за сердце. Андрюха потихоньку подтащил к гробу табуретку и сел возле самого лица брата. Смотрел на вихор беленький, такой же, как у него самого, на светлые ресницы... Думал: "А я, брат, буду долго-долго жить. Чтоб за меня и за тебя. И мамку с бабушкой беречь буду. И Ленку, она родит скоро, тоже мальчик будет. Но мы его Темкой не назовем, потому что у нас уже есть один Темка, ты то есть. Слышишь ли меня, брат? Ты ведь рядышком где-то, я знаю...".

Пришел священник, старенький, седой иеромонах. Посмотрел на Андрюшку, потом на Темку и перекрестился, с трудом отводя взгляд от лиц братьев, живого и мертвого.
Отпел так, что рыдала даже бабка. Торжественно, сильно, сурово, аж до мурашек по коже. Андрюшка слушал, открыв рот... Решил, что в следующее воскресенье в церковь опять побежит. Только не на кладбище, а в город, певчих будет слушать.
Когда отпели Темку, Андрюха подкрался к священнику: "Дедушка, скажи мне, можно мне Темке игрушку отдать? Мать не разрешает мне. А брат хочет, я знаю." Поп взял экскаватор, сам положил в гроб в ноги Темке. Перекрестил Андрюху :"Господь с тобой, мальчик."

Пошли к могиле. Ее выкопали накануне, отогревая землю костром. Гроб несли дядька с сыном, зять Андрюхи и водитель автобуса. Позади тянулись мать с бабушкой, поддерживая друг друга; Ленка, тетка, соседки.
Андрюха шел позади всех. Слепило январское солнце, снег на кладбище был белый-белый, свежий, пушистый и сияющий. Рядом с Андрюхой шел Темка, такой же сияющий, как и снег, и никто его кроме Андрюхи не видел. Они прощались. Темка говорил: "Хорошо мне. И ты, брат, не плачь, а просто вспоминай меня. И живи, живи за двоих, ладно?"

"...Я бросилась в небо за легкой синицей, теперь я на воле - я белая птица!..."
Юрий Шевчук. "На небе вороны..."