Забастовка

                Из раздела «Работа на заводе РТИ».

      Переходим на пятидневную рабочую неделю. Это такая радость – два полноценных выходных дня! Радуются, в основном, все службы и отделы – у них односменная работа. У производственных цехов, работающих в три смены, возникают сложности. Для них разработаны графики 8-ми часовых смен с короткими (20 минут) обеденными перерывами. Из-за этого каждая суббота первой смены – рабочая.
      Более всех это не устраивает прессовщиков закрытого цеха №9: как можно отключить на 20 минут пресса? Технология не позволяет! Чтобы её соблюсти простои растянутся до часа!
      До этого они работали по 7 часов без перерыва. Пересменок не было – предыдущая смена загружала пресса последующей, работающее оборудование передавалось «на ходу». Просим утвердить работу и по 8 часов без перерывов, добиваемся приёма по этому вопросу у директора.

      График утверждается. И тут же Гордеева распоряжается закрыть все заводские столовые: нет обеденных перерывов – нет и столовых. По мнения директора односменники могут сходить и в столовую заводоуправления.     Возникает недовольство: на территории завода нельзя купить даже пирожков. Да и что темнить: бегали раньше прессовщики, у которых длинные режимы вулканизации, в столовую, а чаще – в буфет. И приносили перекусить тем, кто не мог отлучиться. Прессовщиков народ пропускал к раздаче без очереди.

      В первую же субботу  возникает забастовка. Как она возникла – это следующий вопрос. Гордеева больше на заводе не появилась, – потихонечку убрали. Заводил бунта вычислили и долго таскали на допросы КГБ. Искали антисоветские связи. Истинных зачинщиков, застопоривших на проходной спешащих в цеха работяг, – вычислить не смогли.

      Если уж начал про забастовку, то следует продолжить и раскрыть некоторые аспекты её организации. Это надо ещё и потому что в некоторой степени я приложил к этому руку.  Она ведь возникла не стихийно.

      Дело в том, что раньше все цеха работали по разным графикам. Второй цех изначально работал с часовым перерывом все шесть дней недели и переход на пятидневку предусматривал просто сокращение времени обеденных перерывов и работу по субботам первой смены. При пятидневке в субботу отдыхала только вторая и третья смены. Это касалось и рабочих других цехов, работающих в три смены.
      Прессовщики девятого цеха всегда работали по семь часов без обеденных перерывов. Им было не привыкать работать без перерыва, и они предложили  график работы по восемь часов без обеденных перерывов. Тогда недоработку (один час в неделю) пришлось бы отрабатывать только каждую восьмую неделю. Этот график понравился и трёхсменникам других цехов.

      Гордеева не восприняла этого «новшества». Она вообще не понимала, как можно работать без обеденного отдыха.  Всю жизнь она была кабинетным работником. Строгий распорядок, работа «от звонка – до звонка», к тому же диабетик. Она недавно командует заводом – пришла к нам из Совнархоза, после его ликвидации. Оттуда же перетащила и нескольких управленцев, в частности, начальника нашего цеха Фомкина.

      Рабочие напросились на приём. Пошли после смены с мастером. Пошёл с ними и я: вдруг что-то будет нужно объяснять. Объяснял преимущества такого графика действительно я, рабочие были подавлены и обилием всех заводских начальников и недружелюбностью приёма.
      Я привёл заранее подсчитанные потери от простоев, обосновал выгоды. Моё участие в этом демарше помогло рабочим поверить, что можно чего-то добиться у высокого начальства. Без моего участия рабочих вряд ли бы даже выслушали – настрой директора был: пропесочить и выставить за дверь   это быдло. Не получилось.
      Моё появление с рабочими вызвало негодование Гордеевой. После нашего ухода она даже якобы сказала: «Емельяшину не руководить участком, а коров пасти надо!» Услужливые подхалимы не отказали себе в удовольствии сообщить это мне. Поехидничали. А может и сами придумали эту фразу и приписали Гордеевой.
      С моими выкладками и расчётами, а соответственно и с преимуществом беспрерывного графика директор согласилась – неглупая всё-таки женщина и цифирью владеет.
      График был доработан отделом труда и принят. И Гордеева распорядилась закрыть все цеховые столовые и буфеты. Вот тут уже возмутились рабочие всего завода.

      Приближалась первая рабочая суббота. Наши прессовщики решили в субботу на работу не выходить. Весть об этом распространилась по цехам. Ко мне зачастили приятели и знакомые из других цехов – все знали, что я был с рабочими у директора, защищал новый график и поэтому могу быть причастен к решению бойкотировать рабочую субботу.
      Я как мог, отнекивался – стать во главе бунта было безумием. Но всё же некоторым приятелям сказал, что предположительно наши прессовщики на работу могут не выйти. Хотя я и против забастовки. Как бы там не было, по цехам разнеслось, что девятый цех на работу не выйдет, будет бастовать у проходной.

      Я знал, чем чревата для нас забастовка. Режимный цех приравнивался к оборонному заводу, курировался и заводским Первым отделом и КГБ. Поэтому накануне провёл во всех сменах короткие беседы. Упирал на то, что мы работаем на космос и РВСН, и наш невыход будет квалифицирован как подрыв обороноспособности страны. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Убедил.

      Утром у проходной небольшая группа. Это наши прессовщики ночной смены, – первая смена уже в цехе. А эти изображают нежелание идти в цех.  Задерживаюсь возле них пару минут. Вижу, как рабочие других цехов останавливаются возле «бастующих». Некоторые бегут в цеха и оттуда уже ведут толпы пришедших на смену чуть раньше и уже переодевшихся в рабочие комбезы.  Толпа растёт. Говорю своим ребятам, чтобы рассосались в толпе и не выделялись – возможны эксцессы за агитацию.
      Бегу в цех и проверяю вся ли смена вышла на работу. Вышли все. Даже один лишний – ошибся в подсчёте дней отпуска. Бегу в кабинет начальника.  Здесь уже в сборе вся оперативка.

      Звонок из дерекции: «Ваши прессовщики собрали у проходной толпу и не пускают рабочих на завод! Возглавляет Емельяшин». Кто-то заметил, что я разговаривал с пресовщиками. И донёс.
      Бледный начальник цеха смотрит на меня как на привидение и, заикаясь, возражает:
– «Емельяшин уже двадцать минут как сидит рядом со мной в кабинете, участок проверил, говорит все на работу вышли». Двадцать минут он придумал, но спасибо ему и за это.
      Там не поверили и ещё пару раз звонили. Но Фомкин уже оправился, повеселел. А услужливый парторг Васильев пробежался по цеху и подтверждает: - «Цех работает, все на месте».

      А у проходной кипят страсти, появляются агитаторы-крикуны, которым важно только пошуметь. В цехах практически никого нет, толпа у проходной уже многотысячная.
      Бросается кличь идти в заводоуправление; заполнив всю улицу толпа идёт к перекрёстку и едва не сметает машину директора, увозящую Гордееву в райком.
      Толпу встречают Главинж Зверев, парторг, предзавкома и другое руководство. Договариваются на беседу с делегациями цехов в актовом зале. Наиболее активные делегируют сами себя, зал набивается до предела. Кто побывал там, утверждали после, что набилось более тысячи человек.

      Прибыли представители райкома, райисполкома, чуть позже приехало и городское начальство. Буза длилась несколько часов. Кроме графика и столовых прозвучали и другие претензии к руководству завода и цехов. Вызвали прячущееся по кабинетам перепуганное руководство цехов. Всенародно объявили, что все требования рабочих будут удовлетворены.

      Вроде бы победа. Но крикуны у проходной и выступающие с требованиями в актовом зале взяты на заметку. КГБ начал следствие. Всех «активистов» вызывали в комитет по нескольку раз. Прикрепленный к цеху сотрудник беседовал и со мной. Просочились слухи, что идея забастовки принадлежит мне. К тому же многие подследственные утверждали: инициаторы забастовки, первыми застрявшими в проходной были прессовщики девятого цеха. И меня там видели.

      У КГБ были и свои осведомители. Именно они фиксировали «агитаторов» у проходной. Видимо «работать» они начали позже, когда у проходной уже бушевала толпа, я был в цехе, а наши ребята с ночной смены, больше молчали, наблюдая результат детонированного ими взрыва. В списки зачинщиков они не попали.
                Апрель 1967г.