Самолёты. Часть 2. Глава 4

Часть вторая.

Глава 4. Лохматый: Кот и побег.


— Но почему? То есть, я всё-таки сошёл с ума?

Кот задумчиво глядела в серое небо за моими окнами.

— Вряд ли. Хотя, наверняка утверждать не возьмусь, — она дурашливо улыбнулась, показав мне язык. — Мало ли, братик, до чего ты тут мог дожить, без меня-то. Cдаётся мне, моё отсутствие вам на пользу не пошло, да?
— Не то слово. Ещё немного, и мы начнём душить друг друга подушками. Ну или что там под руку попадётся…

Звучало это, конечно, смешно. Наверное. Но Кот не засмеялась.

— И? Как вы умудрились дожить до жизни такой?
— Вот уж кто бы говорил! Сама пропала на… семь лет! И ещё спрашивает! И вообще…
— А при чём тут я, Лохматый? Кстати о птичках: кашей не поделишься? Есть охота.
— Да запросто… То есть, погоди. Значит, есть ты всё-таки можешь?
— Угу, — она зачерпнула полную ложку овсянки и отправила её в рот. — Вкуснятина, между прочим. Ты давай тоже ешь, а то вон как похудел.
— Есть — можешь. А эти… тебя не видят. Почему? Значит, всё-таки я…
— Не парься. Ты же хотел, чтобы я вернулась, так? Ну вот, я вернулась. Или не рад?
— Да нет же!.. Я очень рад, ты себе не представляешь, насколько! Я просто понять не могу…
— Ты лучше ответь мне на вопрос, — перебила Кот. — При чём здесь я? У вас, народ, всё-таки свои жизни есть, так? Вы же взрослые люди, — почему не можете жить по-человечески?
— Без тебя никуда, Коть… Вот хочешь верь, хочешь нет. И я не знаю, что со всем этим делать. Я не знаю — и они не знают. Ещё Соня где-то как-то, хотя я думаю, там, внутри, у неё тоже не всё в порядке. В смысле, она кажется спокойной, но на деле… И всё же, мне не даёт покоя вопрос… Если ты вернулась, — почему они тебя не видят?
— А может, я призрак? — Кот сделала страшное лицо и тут же расхохоталась. — Не, ну серьёзно. Знаешь… Я ловлю себя на том, что не помню каких-то вещей. Вот, например, я помню, как была в горах. На Алтае. Знаешь, как там красиво? У-у, Лохматый, ты себе не представляешь! Сидишь тут, на своём балконе, и не представляешь. А жаль. Поверь, оно того стоит. Да… Так вот! Я помню, как приехала туда, как бродила по горам… Там очень много мест… Особых, знаешь. Типа «места силы». Туда шаманы ездят с духами разговаривать, так-то. Во-от… А потом… Словно белое пятно и — оп! — а я уже здесь. А почему? В смысле, я ведь и обратно должна была доехать, так? Ну что у меня, амнезия, что ли? Да и потом… Нельзя отрицать очевидного. Матрица и Соня меня не видят, — а значит, я всё-таки не совсем вернулась. Значит, я всё-таки осталась… По какой-то причине. И по какой-то причине сумела добраться до тебя… частично. Каким-то образом. Вот и получается, что я…
— …Всё-таки погибла там, в горах, да? — прошептал я. Кот пожала плечами:
— Наверное. Не знаю.
— А почему тогда тебя вижу только я? Мы ведь все хотели, чтобы ты вернулась… Никто из нас не верил, что ты можешь погибнуть…
— Ой ли? — она сладко потянулась. — А по-моему, вы это давно поняли. Хотя едва ли смирились… Нет? Вот ты не смирился — так?.. Может, больше других верил в то, что я жива… Прости. Похоже, я всё-таки не оправдала твоих ожиданий… Но знаешь, что? Из того, что я помню… Моя жизнь была весёлой. И если я действительно умерла, то я ни о чём не жалею.
— Мне кажется, Коть, если бы ты ни о чём не жалела, тебя бы сейчас тут не было… Ты, это, кашу-то ешь, а то она остыла уже, наверное…
— Угу, тотально остыла. Хотя, если честно… Для меня это уже не так важно. С тех пор, как я здесь, мне всё время холодно, знаешь. Не знаю, почему. И еда, — она так, «для мебели». Поесть могу, но всё равно не наемся. Так что лучше ты ешь, тебе оно нужнее.

Она протянула мне тарелку. Я коснулся её рук — они были прохладными.

— Холодные, да? — улыбнулась Кот.
— Немного… Но, как бы там ни было, я всё равно рад, что ты здесь. Я ужасно скучал. Собственно говоря, все скучали, но коль скоро вижу тебя только я… Это, конечно, нечестно по отношению к ним, но…
— Слушай, а если я тут не просто так? О, кстати, я твой плед возьму? — я кивнул, и Кот, стянув с гамака плед, уютно в него закуталась. — Так вот: что если? Ведь у всего есть какая-то причина, так?
— Типа как тень отца Гамлета?

Она рассмеялась.

— Типа того, но я едва ли стала бы просить тебя о мести. Месть вообще не слишком хорошая штука. К тому же, как можно отомстить, если не выходишь с балкона?
— Да уж, звучит как-то… жалко. Слушай, Кот, я правда такой жалкий, а?
— Жалкий? Ну, если только в том смысле, что мне тебя и правда жаль. Если тебя эта жалость оскорбляет…
— Да нет, какое там… Хм, да, видимо это и значит «жалкий». С другой стороны, другого я и не жду. Моя жизнь — на редкость бесполезная штука.
— Ну вот, завёл шарманку, — Кот легонько ткнула меня кулаком в плечо. — Слушай. Жизнь не может быть полезной или бесполезной. Каррамба, и почему я тебе это рассказываю?! Ты же мой старший брат! И не только мой, кстати. Ты должен быть образцом для подражания, младшие на тебя равняться должны! А ты? Понятное дело, на такого тебя никто равняться не станет.
— Да я и не претендую, в сущности…
— Не претендуешь? Ну-ну. И чего ты хочешь добиться? Для чего ты вообще живёшь на белом свете? Вот я — видишь? — уже не живу. Во всяком случае, всё указывает именно на это. А ты? У тебя есть самая ценная штука во Вселенной — твоя жизнь, я имею в виду. Для чего она тебе дана, по-твоему?
— Ну да… «Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана? Иль зачем судьбою тайной ты на казнь осуждена?»
— Вот-вот.
— Мне третье четверостишие больше нравится. Как там… «Цели нет передо мною: сердце пусто, празден ум, и томит меня тоскою однозвучный жизни шум…»
— Да уж, Лохматый, вот это точно про тебя. И что?
— В смысле?
— Ну, как дальше-то жить? Ты ведь не Пушкин.
— Определённо. Не знаю, Коть. Я раньше думал, что если ты вернёшься, то я…
— Ну вот, снова-здорово! Послушай, Лохматый. Я, конечно, польщена степенью своей важности для тебя и остальных, но, как видишь, я не могу быть всё время рядом. Сегодня ты меня видишь, а завтра — кто знает? Вдруг я пропаду? И что тогда? Будешь жить как прежде, как все эти семь лет? Чёрт, Лохматый, тебе уже 34! А у тебя до сих пор даже девушки нет! Ты должен собрать всю свою волю и силы в кулак и изменить, наконец, свою жизнь! Чтобы и цель была, и сердце не пустовало, и ум работал. Глядишь, и настроение улучшится, и жизнь не будет казаться такой утомительной и бессмысленной.
— Да ладно, Коть, ты же не серьёзно. В смысле, про девушку. Я имею в виду, это же кем надо быть, чтобы польститься на такого, как я?
— Ну да, сейчас ты не привлекательнее позавчерашнего бутерброда, — Кот хихикнула.
— Ну спасибо.
— Не за что. На правду не обижаются. Ты себя в зеркале давно видел, к слову? Краше в гроб кладут. Развеяться тебе надо, брат, понимаешь? Сменить декорации. Ты как… как фикус, который сохнет в своём горшке. Тебя надо просто пересадить в горшок побольше и полить хорошенько. Понял?
— И кто же это будет делать, интересно знать?
— А мне-то как интересно! Знаешь, я всегда пыталась представить себе твою девушку. Как ты приводишь её в дом…
— …После чего она либо убегает со всех ног, либо её выносят. Возможно, вперёд ногами.
— Не перебивай меня, ты, остряк-самоучка. И вообще…

Она вдруг встала и решительно потянула меня за руку.

— Идём со мной.
— Куда? — поразился я.
— Неважно. Просто иди за мной. Потому что пока ты тут, на своём балконе, мне до тебя не достучаться.
— Погоди, Кот, что ты хочешь… Это слишком…  странно! Понимаешь, я уже лет десять не покидал балкона, не считая дежурств! Да и куда ты хочешь, чтобы я пошёл?
— Странно? — изумилась Кот, — Странно тебе? То есть то, что ты разговариваешь с призраком своей мёртвой сестры — это не странно, это в порядке вещей, — то ли дело уйти с балкона! Ты что, корни тут пустил, что ли! Идём, ну же, ну!

Она толкнула балконную дверь — та с грохотом распахнулась. Интересно, подумал я, как на это отреагирует Матрица.

— За мной, давай!

Да, это Кот, вне всякого сомнения. Живая, мёртвая — не суть важно. Только Кот могла пойти на такое. Только Кот могла… Вытащить фикус из горшка.

Но что ты с ним дальше будешь делать, а?

И встал я, и вышел вон…

…Матрицы нет на месте — ещё одно удивление, хотя я, пожалуй, уже ничему не удивляюсь. Такое чувство, будто квартира вымерла. Тускло мерцают со стены шесть мониторов. Со стороны Сони тоже не слышно ни звука, — а ведь двери открыты.

Но Кот тянет за руку, Кот торопит:

— Быстрее, быстрее, некогда!
— А что… Почему?
— По кочану и по капусте. Давай, живо!

Коридор. Под потолком горит одинокая лампочка. Как же тут темно, однако.

— Слушай, Кот, там же дождь вроде…
— Вон куртка висит — чья? А, неважно. И ботинки. Давай, давай!

Натянуть куртку (и правда, чью?) и такие же незнакомые ботинки, — и вот я уже буквально вываливаюсь из квартиры вслед за Котом. Там, на лестничной клетке, у соседней двери — мужчина, кажется, сосед. Высокий, в возрасте, чёрные с проседью волосы увязаны в хвост. Как же его звать… Герман, что ли…

Он оборачивается — и улыбается:

— Доброго дня, молодые люди.
— Здрасти! — выкрикивает Кот, продолжая тащить меня, словно буксир — баржу.
— Здравствуйте… — мямлю я, не сразу осознавая странность момента. Но задумываться некогда.
— Давай, братишка, живей! — подгоняет Кот.

Она бежит вниз по лестнице — ну да, она же не признаёт лифты! А я, оказывается, здорово отвык от пробежек.

Герман смеётся нам вслед.

…Этаж за этажом, пролёт за пролётом, — и вот, наконец, подъезд. Мы пробегаем мимо почтовых ящиков; Кот без особых усилий толкает тяжёлую металлическую дверь, да так, что та буквально отлетает к стене. А сестра уже нетерпеливо давит на кнопку замка. Дверь недовольно пищит, и тотчас же дом исторгает нас из своего чрева, слово кит — парочку Ион.

Дождь перестал. Город дрожит в туманной дымке. Мимо нас проезжают машины и проходят люди, но всем им, кажется, нет до нас никакого дела.

Кот бежит через улицу, не обращая внимания на машины; слава Богу, движение тут не очень оживлённое, всё-таки Алёшкинский — улица узкая, да ещё и с вечной самостийной парковкой по обочинам.

Кот бежит, и я уже едва за ней поспеваю, дыхалка у меня ни к чёрту. Но хватка у неё железная, так что мне ничего не остаётся, кроме как бежать, спотыкаясь, вслед за Котом.

Мы бежим. Куда? Зачем? Кажется, здесь многое изменилось с тех пор, как я был тут в последний раз.

— Беги, беги! — кричит Кот. — Не останавливайся!
— Н-но куда?!..
— К свободе, Лохматый! К сво-боо-дее!

И я бегу. Бегу — хотя мышцы, кажется, сейчас сгорят ко всем чертям. Просто «Форрест Гамп» какой-то…

— Сейчас должно открыться второе дыхание! — доносится до меня крик Кота. — Не останавливайся!

С миром явно что-то происходит. Или со мной?

Пульс зашкаливает. Похоже, мой мозг сейчас просто взорвётся. Перед глазами — мутная пелена с пятнами огней, размытые тени людей… и Кот.

Вдруг — я не понимаю, как это происходит — она словно… остаётся где-то позади. Или сбоку. В первые секунды я даже не успеваю заметить, что её рука больше не держит мою. Дорога уходит под горку, ноги уже несут меня сами, я давно не контролирую ситуацию, я уже ничего в этом мире не контролирую, кто-нибудь, остановите же меня!! Остановите, — или, клянусь, я сейчас взлечу!!

Но итог прозаичнее: я действительно лечу. Лечу, поскользнувшись на луже, лечу, глупо размахивая руками, будто это может остановить мой полёт (или наоборот?), лечу — «низенько-низенько», как в старом анекдоте, но лечу.

Мелькает идиотская мысль: если бы родители видели меня теперь, они бы мной гордились.

Бамс!

Всё. Нечем больше гордиться. Долетался.

Асфальт пребольно бьёт по рёбрам, локтям и голове; я качусь, очевидно, по наклонной, но недолго; человек не рождён для полётов, человек вообще животное крайне неуклюжее. Особенно такой человек, как я.

А потом, как апофеоз всего этого идиотизма, небесные трубы вновь прорывает, и вот я уже лежу под сильнейшим ливнем, как мешок с мусором, выпавший из мусоровоза, и мокну.

«Да уж, в аниме такое вряд ли увидишь. Слишком непрезентабельно. Ни блюз не поможет, ни сигарета».

Однако постойте: а где же Кот?

А нет Кота…

Пытаюсь встать — получается не сразу. Прохожие ведут себя сообразно своему названию — то есть проходят мимо. Некоторые усмехаются. Ну и правильно, как ещё на такое можно реагировать. И вообще…

Наконец встаю на ноги. Немного шатает. Судя по всему, я весь мокрый и грязный. Лужа была не очень большой, но дождь дополнил картину.

Ну что, Кот? Ты этого хотела? Это твоя свобода, да? Наверное. Свобода от условностей, быть может. От стыда за свой внешний вид. За свои поступки. От страха за то, что я совершенно не представляю, где я нахожусь. За возможность заболеть, подхватить какое-нибудь воспаление лёгких, — да мало ли там?

Свобода?

Нет, Кот. Прости, но я не понимаю. Не понимаю. Зачем нужно было выдёргивать фикус из горшка только для того, чтобы выкинуть его из окна под дождь?

И куда ты делась теперь, скажи на милость? Кто, в конце концов, объяснит мне глубинные смыслы этого нелепого поступка?

Внезапно я понимаю, что кто-то тихонько дёргает меня за рукав куртки. Обернувшись, я вижу полные изумления, если не сказать — ужаса, глаза Сони, моей младшей сестры. Она стоит рядом со мной, в вишнёвом плаще и серой фетровой шляпке, а в руке у неё (и рядом, на тротуаре) пакеты из супермаркета.

— Лохматый… — шепчет Соня испуганно. — А ты чего тут делаешь?..

И что мне ей ответить? Что призрак моей предположительно мёртвой сестры вытащил меня с родного балкона и протащил за собой полрайона? Что я добегался до полётов на сверхмалых высотах? Что у меня крыша поехала, наконец?!

— Совершенно ничего, — заявляю я, чувствуя, как губы расплываются в идиотскую ухмылку. — Решил тебя из магазина встретить, вот что. Ну и упал тут немножко, понимаешь.
— Правда? Боже, Лохматый…

Не верит? Нет, похоже, просто в шоке. Но я уже знаю, что делать.

— Ну-ка, ну-ка, сестрёнка, давай-ка сюда эти пакеты.

Она не сопротивляется. Дьявольщина, а пакеты-то здорово тяжёлые! И что, она каждый раз их таскает?!

— Соня, ты что, попросить не могла, чтобы я тебе помог? Они же практически неподъёмные, эти пакеты!
— Так ведь… — лепечет она. — Ты же… С балкона…
— Ох, да дался вам всем этот балкон! Ты давай, веди лучше, а то я понятия не имею, как вообще сюда попал!
— Х-хорошо!

И она идёт куда-то, видимо, в сторону дома, периодически оглядываясь, а я плетусь за ней. Колени и локти саднят; на голове, видать, будет нешуточная шишка, не говоря уже о том, что воды с меня льёт не меньше, чем с неба. Даже в ботинках хлюпает. Болят мышцы, шумит в ушах отчего-то — не сотрясение ли? — но я иду вперёд, за вишнёвым плащом и серой фетровой шляпкой, и мне, по большому счёту, абсолютно всё равно, что будет потом. Ведь сейчас у меня есть миссия — так, Кот?

Может быть, это она и есть — твоя свобода?

Только одна мысль не даёт мне покоя.

«Увижу ли я тебя снова, Кот?»

…

(Читать дальше: Часть 2. Глава 5 - http://www.proza.ru/2014/12/17/1725)