Не опоздай, сын!

     Мы с ней проснулись одновременно.
     - Опять тот же сон! – горько вздохнула она и виновато глянула на меня. Видно, эти слова невольно вырвались у нее, и судя по всему она была не из тех, кто легко раскрывает душу. Вот и вчера перед сном мы долго говорили, но о ней я узнала лишь то,  что работает она в одной из областных организаций. И здесь, в маленьком районном городке по служебному делу.

     Утро выдалось на редкость светлое. Всё оно состояло, казалось, из голубизны и золота. Позавтракав, мы вышли на улицу, всю засыпанную золотыми листьями.

     - Давайте пройдемся до того сквера, - предложила Мария Ивановна.
Мы шли по пустынной аллее. Городок  негромко шумел под откосом. Листья липы и кленов мягко скользили в безветренном  воздухе. И сухая листва под ногами шуршала, напоминая о чём-то давнем, светлом и грустном.

     - Володя мой, когда маленьким был, часто звал меня: - мама, пойдем,  пошуршим. Очень ему нравилось ходить по опавшим  листьям, - неожиданно сказала Мария Ивановна.
Я промолчала. Спросить, что с ним, с Володей, где он? А вдруг его уже нет? Но, видно, нахлынувшие воспоминания победили вчерашнюю сдержанность моей спутницы.

     - Странно, каждую ночь мне снится один сон. Володя приходит ко мне, здоровается, целует. Мы куда-то идем с ним. Сегодня вот такие же опавшие листья снились. Шли мы с ним, гуляли. И вдруг я стала отставать. Он идет, а я догнать не могу. Кричу – голоса нет. Так вот и теряю каждую ночь.

     Она остановилась, засмотрелась на  багрово-золотой клён. Я молчала, всё ещё не понимая сути несчастья,  а она уже не могла молчать.

     Она оказалась старше, чем я думала. Просто подчеркнутая аккуратность скромной и недорогой одежды, старательно причесанные волосы делали ее моложавой и бодрой.

     А вообще-то она уже пенсионерка. Да вот работает, потому что… ну об этом потом.

     Юность Марии Ивановны совпала  с предвоенными годами. Может быть, лучшие свои годы провела она в рабочем общежитии, где было и тесно, и неблагополучно. Небогато деньгами жили заводские комсомолки, а радости у них было завидно много. Бегали на работу в парусиновых туфлях и футболках. А вечерами строили Дворец. Он и сейчас – одно из самых прекрасных зданий в области. А тогда и вовсе казался чем-то сказочным.
 
     Весёлая и добрая, она легко сходилась с людьми и дружбу давних лет берегла как зеницу ока. Дети ее иной раз не могут скрыть своего недоумения, когда их  немолодая уже мать, бабушка вдруг запрыгает как девчонка, получив весточку  откуда-то с Дальнего Востока «от Веры из сборочного».

     Непонятно, как всегда занятая  производственными и комсомольскими делами, нашла она  время для личной  жизни. Однако же с  Иваном их связала большая любовь и одинаковое мироощущение. А начинали они тоже нелегко: в крохотной комнатушке, где и двоим-то, повернуться было негде. А у них друг за другом появились три сына. К тому времени она на заводе уже не работала. Перешла на профсоюзную работу, которой и посвятила всю жизнь. Сейчас вот по городу идет, редкий раз без встреч и долгих разговоров  дорога случится.

     Жизнь налаживалась не сразу, но прочно. Старший Володя окончил институт, второй – Виктор тоже стал студентом. В техникум собирался Борис. Ивану Ивановичу организация выделила трехкомнатную квартиру. Не ахти как велики комнаты, но всё же, можно не толкаться вечно на глазах друг у друга. К тому же у отца стало пошаливать сердце, и всё чаще требовались ему минуты тишины и покоя.

     Нередко радость перемешивается с горечью. Вот и к Марии Ивановне радость пришла: Володя женится. Правда, сразу же  и беспокойство пришло: а жить где молодая семья будет? У отца с сыном состоялся серьёзный,  доверительный разговор. Он рассказал Володе, как они с матерью начинали жизнь,  посоветовал им с  Мариной, обоим молодым инженерам, строить семью своими силами, без опеки отца и матери. Володя тогда согласился, свадьба прошла  весело. Марина всем понравилась. Жить молодые решили у  родителей Марины, где, впрочем, было тоже и тесно, и многолюдно.

     И тут началась полоса  невзгод, которой и до сих пор нет ни конца, ни края. Тяжело заболел Иван Иванович, и гнетущая обстановка надолго вошла в дом.

     Что теперь рассказывать, тогда Марии Ивановне казалось, что все силы ее уйдут на то, чтобы выдержать, одолеть это  мучительное чувство беспомощности и отчаяния. Она видела, что так же  страдают сыновья. Боря, из всех троих, был всегда более впечатлительным и болезненно любил отца. И когда мужа не стало,  с ужасом увидела Мария Ивановна, что новая  беда стояла уже у порога. Душевное потрясение  тяжело подействовало на Бориса. Молодой здоровый парень, спортсмен и весельчак – и вдруг в нем будто что-то сломалось. «Медицина бессильна», - сказали ей. Теперь каждую свободную минуту она отдавала  младшему сыну. Снова, как в далеком детстве, она выдумывала для него блюда поинтереснее. Когда он ложился на диван и бессмысленно смотрел в потолок, она всеми правдами и неправдами выманивала его на прогулки. Весь день  у неё был подчинен графику, по которому Борис принимал Лекарства. А когда болезнь обострялась, и сына клали в больницу, она бегала туда каждый день, писала бодрые записки.

     У Виктора учеба шла хорошо. Вот уже и диплом  на руках. И снова свадьба в доме. Тут уж вопросов о жилье не стояло. Виктор и Тамара заняли одну из комнат.

     Мария Ивановна не возражала, когда Тамара захотела вести отдельное хозяйство. Она понимала желание молодой женщины самостоятельно распределять свой бюджет, иметь свой собственный мир. Она даже в комнату к молодоженам не заходила без большой надобности. А когда Тамара куда-то уходила, не позволяла себе спросить, куда идет. Ей казалось, что это было бы неприятной назойливостью, вносило бы какую-то зависимость в жизнь молодой семьи.

     Первой покупкой молодоженов был телевизор с большим экраном. И первое время Мария Ивановна заходила посмотреть передачи. Потом ей показалось, что она стесняет сына и сноху. Купили они с Борисом свой «Рубин». И теперь Виктор с Тамарой частенько заглядывал к ним. И здесь никто никому не мешал.

     А характер у Тамары не простой оказался. То живет она со свекровью душа в душу, то вдруг  замолчит на неделю. Тогда Мария Ивановна, выдержав несколько дней, заводит любимые Виктором и Тамарой пироги с грибами. Приглашает всех к столу. Смотрит, и оттаяла Тамара.

     Иной раз прямо Тамару спросит:  не заболела ли, что-то все молчит. Однажды и нарвалась:
- А о чём с Вами говорить?

     Марию Ивановну будто ударил кто. Молча ушла из кухни, всплакнула у себя, оправдала сноху: мало ли какая причина  вызвала раздражение  у молодой женщины. Тем более, что в последующие дни не было снохи милее.

     И снова гром с ясного неба. Оказалось, болезнь подкралась к Марии Ивановне. Положили ее на тяжелую операцию. Она сама считает, что вытащили её врачи с того света. Да и дети помогли. В палате все ей завидовали, что почти каждый день кто-нибудь посещал её. И Володя тогда заходил, ободрял, хорошие слова говорил.

     Но вот уже год, как Володиного голоса не слышала она. Случилось это так. Оказывается,три комнаты в квартире матери  никак не давали ему покоя. Больше того – он подобрал «подходящий вариант для обмена». Однокомнатную квартиру себе и двухкомнатную для всех остальных.

     Мать, еще слабая после болезни, уверяла его, что такое решение неприемлемо. Тогда Володя сказал, что мать могла бы перейти в комнату Бориса, а свою уступить им с Мариной и Игорем.

     Она с ужасом представила эту картину. Настороженная Тамара. Резкий и колючий Володя. Марина, которая со дня свадьбы не бывала у них дома. И несчастный Борис, у которого в минуты обострения болезни даже нет возможности уйти в свое одиночество и тишину. И себя – между трех огней.

     - Володя, так тоже нельзя, - беспомощно сказала она.
     - Я не смогу так, я просто … умру.

     Сын посмотрел на нее, так посмотрел, как на врага. Встал, молча ушел, хлопнув дверью.  И вот уже год не был. Только каждую ночь приходит домой в материнских снах. Тамара встретила его недавно. Чуть головой кивнул. Может, надо Марии Ивановне сходить в организацию, где сын с женой работают? Похлопотать о жилье для них? Так ведь уже тридцать четыре года Володе. Как-то неудобно вроде бы получается, до какого возраста сын должен быть иждивенцем матери?

     А Боря снова в больнице. Опять у него обострение. И пока матери нет, никто не навестит его.

     - Некогда им, - оправдывает всех мать.
     - Да и тяжело туда ходить.

     Как будто ей не тяжело. Как будто ей легче всех. Она и работать пошла  потому,  что иной раз до того горько сделается, сил нет. А в делах, в чужих хлопотах она и забывается вроде бы, и приятно ей, что своей работой она помогает другим. Вот и здесь она по делу, была у молоденькой девушки, с детства  разбитой параличом. Надо будет похлопотать о ее лечении и о пенсии.  Эта девочка, такая милая и терпеливая, сказала ей на прощанье:
- Я завидую вам. Вы счастливая, можете ходить.

     Она выбежала тогда, глотая на ходу слёзы. А теперь вот говорит:
- И, правда – свои несчастья по сравнению с чужими бедами мельчают и бледнеют. А Володя может быть вернётся? – с надеждой спросила она меня.
     - Как Вы думаете?

     - Вернётся. Обязательно вернётся, - с искренним убеждением говорю я.
     – Вы перед ним ни в чем не виноваты. Он это понимает.

     Мария Ивановна вдруг побледнела. Судорожно зашарила рукой в сумочке. Привычно нащупала таблетку и положила её в рот. Синеватые тени легли под её глазами, опустились плечи. Как будто сразу она постарела на несколько лет.

     Не опоздай, сын!

     Фото Л. Ватлиной