На фоне 2

                НА  ФОНЕ – 2

                ***
     - Ой, что это?! – удивлённо смотрю в окно легкового автомобиля. А там трава густо засыпана белыми ледяными шариками. Не везде, а так, сотки три «осчастливил» землю град. – Вот это фокус! Туча, как из рукава комбайна, высыпала весь свой запас в одном месте.
     - Ага, как коконы шелкопряда, только круглые и совсем не холодные, только мокрые, удивлялись внуки.
     - Всё побило, покромсало… - расстраивалась ехавшая с нами соседка.
     Я вовремя «прикусила язык». Мне очень хотелось выразить свой восторг по поводу необычной красоты, но рисковала быть непонятой и попасть под обстрел осуждения рьяного садовода. Конечно, можно было попытаться объяснить. Дескать, что случилось, то уже случилось и нужно извлечь из данного обстоятельства хоть толику радости, но пока я буду объяснять, мой восторг сойдёт на «нет». Лучше уже помолчу.

                ***
     Если б меня спросили: - Какое время суток мне больше всего нравится? Я бы, даже не задумываясь, ответила: - Сумерки!
     Сумерки – это какая-то умиротворённая тайна. Уединение на фоне нарастающей тени.
     Каждый вечер по-своему колоритен. Сумерки создают ни на что непохожие оттенки мыслей, чувств, настроения. Но сумерки, когда за окнами дождь больше походят на серую напасть, нудные и безликие. В это время не греет даже мамин платок. Холодок закатывается под самое сердце и тело охватывает липкая ледяная тишина. Любой звук заставляет вздрагивать. Ничего больше не привлекает, кроме печального квадрата окна. Вот это и есть – одиночество. Только одинокий человек сможет до последней капли испить минуты дождливого вечера, покорно ныряющего в непроглядный омут ночи.
     На испещрённом каплями дождя стекле, как на пригорке после таяния снега, образовались следы робких ручейков. Капельки на стекле, объединяясь в тесных объятьях, копили силу. И вот по стеклу кривыми улочками потекли дождевые слёзки. Ручейки соединялись, раздваивались, бежали беспечно в объятья к новым каплям.
     А дождь всё идёт. Вот уже загорелись уличные фонари. Капельки на окне повеселели, перемигиваясь, спешили по ранее прорисованным полоскам. Свет подрагивает в тонком слое дождевой воды и всё вниз, вниз продвигается, пока не исчезнет за пределом бесчувственной рамы. Капельки бесследно исчезают под пологом наступившей ночи.
     А дождевые слёзки всё катятся, катятся, унося на своих невидимых салазках беспристрастное время.   

                ***               

                КОТЯ
    
     Во дворах старой черты города на детских площадках сохранились ещё разные игровые конструкции из подручных материалов: из старых автомобильных шин, каменные валуны и вкопанные в землю в один ряд чурочки. Детишкам интересно, сохраняя равновесие, пройти по тем чурочкам весь ряд. Всё вроде хорошо, одна беда, эти чурочки погода и время не щадит. Что ж тут поделаешь, древесина разрушается и эти губительные разрушения начинаются с самой середины чурочки.
     С этим вопросом я столкнулась буквально вчера. Иду двором и наблюдаю, как девочка с торчащими рожками косичек, очень осторожно перепрыгивает с чурочки на чурочку. Дойдя до последней, остановилась и в нерешительности оглянулась в сторону своей бабушки. Прикусив губу, прищурив лукаво глазки, показала пальчиком на впереди стоящую самую объёмистую чурку.
     - Котя!
     - Где котя? – не поняла бабушка.
     - Там!
     Мне тоже стало интересно. Я свернула с дорожки и пошла к девочке. Уже вместе с бабушкой той девочки мы подошли к крайней чурке, посмотрели и расхохотались. В выгнившем углублении, в самой сердцевине древесины, лежала, свернувшись калачиком, полосатая кошка. Кошка почувствовала наше приближение, открыла глаза и насторожённо смотрела на нас, но не спешила покидать своё излюбленное место.
     - Как она хорошо устроилась! Со стороны её не видно… Давай не будем беспокоить котейку? Пусть себе греется на солнышке… - предложила внучке бабушка. Взяла девочку за ручку и повела её к качельке, но на полпути внучка выдернула ручку и побежала опять к крайней чурке. Издали, приподнявшись на цыпочки, посмотрела на кошку, что-то ей пролепетала и побежала к бабушке. Но по пути увидела в траве маленький цветочек, свернула к нему, сорвала самую головку цветочка и понесла его… кошке. Осторожно протянула руку и разжала пальчики. Цветочек упал кошке на животик. Кошка вздрогнула и приподняла голову. Девочка попятилась назад. Спросила бабушку:
     - Котя кусается?
     Не трогай котейку! Пусть себе спит…
     Я вернулась на дорожку и пошла дальше по своим делам.
     «В этом дворе есть песочница, качели… а стоило ребёнку увидеть кошку – всё побоку, - думала я. – Всё-таки кошка таит в себе некую загадку…»

                ***
     «Деревенька моя, деревянная, дальняя…», - тепло, как о самом дорогом всплывали из глубины памяти слова известной песни.
     Я стояла на обочине деревенской дороги, по которой совсем недавно проехал гусеничный трактор, оставив после себя чёткий след от безжалостных гусениц, смотрела на русскую, мне незнакомую деревню, на почерневшие от дождей стены деревянных строений. Предательский ком подкатывал к горлу. Что-то щемящее, милое, дорогое и в то же время горькое сжимало грудь какой-то своей невысказанностью и даже ещё до конца непонятостью, необласканностью веяло от этих ворот, окон, черёмух, обвисших проводов и даже от старенького «Москвича», который стоял у поленницы желтеющих поленьев. От гусей, важно похаживающих по жухлой августовской траве. Кошка жмурилась на солнышке, изредка поглядывала на меня, а всё больше на двух воробушков, клевавших молодые семечки на склонившем большую голову подсолнухе.
     Было какое-то ощущение вины перед всей этой обыденной будничностью. Даже то, что босой мальчонка пинает сине-красный резиновый мячик прямо на дороге, где в луже блаженствует пятнистая свинья с обвисшими ушами, сам не ведая о моих угрызениях совести, упрекал меня в том, что мои внуки, чистенькие, ухоженные, ходили в садик… Я пыталась слабо оправдаться, дескать в этом не моя вина… И всё же матушка-деревня безмолвно взывала к совести людской, этими кривыми улочками, покосившимися калитками, за которыми живут старики, колодцами и толстыми брёвнами, заменяющими скамейки у ворот. «Вот поставить бы это бревно возле городской мэрии…  Ведь не в селе, а там, в городе решается судьба таких вот деревень…»
     Уже приехала домой, а в душе всё ещё клокотало невысказанной болью, укором совести. И наверно не у меня одной так…

                ***
     Лет мне уже много, но кудрявую лошадь я увидела впервые. Так удивилась, что даже попросила водителя притормозить. Те из пассажиров, кто в это время не спал, прильнули к окну. Эта лошадка редкой породы, из разряда – диво дивное.
     В просторном загоне паслась небольшого роста белая лошадь. Время от времени отгоняя назойливых мух, лошадь встряхивала головой. Белые космы гривы слегка кудрявились. Хвост тоже был у неё волнистым. И только потом кто-то заметил, что копыта тоже прикрывали длинные волосы. (Именно волосы, сказать «шерсть» как-то язык не поворачивается).
     Кто-то из пассажиров восторженно спросил:
     - Сколько же стоит такая лошадка?..
     - А сколько стоит дворец её хозяина?..
     От дороги, по которой мы ехали, тонкой веткой недавно проложенного асфальта виднелась узкая дорога, в сторону трёхэтажного особняка с башенками из красного кирпича, построенного на гранитной природной возвышенности.  Старые ели едва-едва вершинами прикрывают фундамент здания.
     Автобус медленно тронулся с места.
     - Да-а, красиво жить не запретишь…

                ***


     Тропинка петляла среди роскошных берёз с толстыми комлями, корявыми, тронутыми чернотой, словно обгорелые. Но если посмотреть вверх, то кора: чем выше, тем белее. Листвы на ветках ещё мало. Лето только в самом начале. И трава ещё не выше белых шариков одуванчика.
     «Как же я люблю молодую траву в лучах радостного утреннего солнца!» - восторженно думалось мне.
     Дальний лес затянут сизым туманом и небо над лесом цвета разбавленного молока. Проглядывающая голубизна с лёгкой зеленцой сыворотки.
     «Какое тут приятное место! Это ж не парк, не красота понарошку, это самая, что ни на есть природа Руси Великой… нежная и вместе с тем широкоплечая, мощная и даже чуточку беспечная… Молоденькие берёзки и осинки так трогательны в своей доверчивости и простоте… Вон, вдали – задумчивые вербы и плакучие ивы выстроились в ряд… вдоль ручья.
     Если мне когда-нибудь везло, то сегодня день особенный…

                ***