Сказки дикого поля

Сказка девятая, про племя Ворона

В скифское время в степях Толоса кочевало несколько десятков тюркских и тохарских племен, и те, кто вел свою родословную от прародителя Ворона, были среди них не самыми многочисленными и не самыми влиятельными. Миг их торжества, когда они могли на равных тягаться и ханьцами, и с кунами, был весьма краток и скорей всего канул бы в Лету, если бы не дотошность ханьских летописцев, детально описавших историю про то, как два великих самодержца искали благосклонности у престарелого вождя изгоев. По правде говоря, в Истории Степи того времени хватает гораздо более захватывающих сюжетов для наших сказок, но, все же, есть одна деталь, которая не позволяет мне обойти вниманием их судьбу. Все дело в том, что вплоть до конца XIX столетия официальная китайская историография считала, и не без определенных оснований, русских прямыми потомками Усунь – так по-китайски звучит «потомки Ворона».
В чем китайские историки были правы, а в чем и почему заблуждались, о том и сказка будет. Между последним великим кульбеком Воронов и  китайским ученым, написавшим, что «русские суть древнее племя усунь», пропасть в 2 тысячи бурных лет, насыщенных войнами и переселениями целых народов. Такую уйму событий в двух словах не изложишь, в одну сказку не затолкаешь. Потому многое мы за скобками оставим, только самую суть разберем. А для начала познакомимся, кто это такие Усунь – Вороны и попробуем понять, как они с верховий Хуанхэ на берега Волги да Дона попали.
Это была присказка, сказка впереди.
Во времена скифского владычества восточнее Тянь-Шаня: на Алтае, в Джунгарской степи, по берегам Тарима, в оазисах Турфана и в Цайдамской впадине кочевало свыше двух десятков тохарских племен. Самым восточным из них, чьи кони паслись в предгорьях Наньшаня вплоть до озера Кукунор, то есть у самых границ китайских княжеств, и было племя Ворона. Недаром в степной мифологии  Ворон – вестник солнца, утреней зари. Как и большинство тохар были они голубоглазыми и русо- или рыжеволосыми, но от остальных племен стояли все же чуть на особицу из-за примеси горской (жунской) крови. Их ближайшим оседлым соседом было китайское княжество Цинь, правящую элиту которого так же составляли горцы-жуны. Последнее  обстоятельство сделало циньцев и Воронов не только верными союзниками, но и, что гораздо важнее, надежными торговыми партнерами. Именно через них на запад попадали шелка, чай, бумага, фарфор, бронзовые зеркала, лакированные шкатулки, а на восток везли ковры, нефрит, войлочные изделия, арабских скакунов – аргамаков и стальное оружие, до времени не известное в низовьях Хуанхэ и Янцзы.
Во многом именно благодаря этой торговле Цинь стала самым сильным и влиятельным из китайских княжеств, а циньский князь Ин Чжэн – первым всекитайским императором с титулом Цинь Шихуан-ди. Успехи Воронов были не столь велики – им транзитные торговые караваны помогли выжить в условиях сурового климата самого северного из Гималайских отрогов, на границе заснеженного Наньшаня с безводной солончаковой пустыней.
Но у всякой медали две стороны и то, что было благом и спасением для племени Ворона на протяжении столетий, с приходом эпохи перемен обернулось большой бедой. И именно из-за контроля над транзитной торговлей Вороны стали одной из первых жертв Модэ-хакана. Рассеянное по горным увалам племя не смогло противостоять объединенной мощи возрождающейся империи кунов, кульбек Воронов был убит, а наследник престола увезен в хаканскую ставку в качестве заложника – аманата.
Парнишка, вошедший в историю под прозвищем Гордый Охотник, оказался смышленый и ловкий. Он быстро завоевал расположение Модэ и по достижении совершеннолетия в 177 году до нашей эры занял отцовский престол. Семьдесят три года он мудро правил Воронами, обеспечивая племени богатство и процветание. Ловко играя на противостоянии между кунами и ханями, он  всячески укреплял силу и богатство своего народа. Четверть века его воины были передовыми отрядами, ходившими в набеги на ханьские земли. Это они в 166 году до нашей эры пограбили и пожгли летний императорский дворец Вэнь-ди. Но как только мощь кунов ослабла, а Ханьская империя наоборот возвысилась, Вороны стали союзниками китайцев и вместе с ними разорили кунские кочевья.
В 152 году до нашей эры случилось страшное – куны и хани помирились и открыли по всей своей границе многочисленные торговые рынка, лишив Воронов монополии на приграничную торговлю. Без набегов и без торговых караванов племя было обречено на жалкое прозябание, но Гордый Охотник нашел выход! Он «дал себя уговорить» на переселение всего племени за Тянь-Шань в благодатную пойму реки Или, дабы и дальше оберегать рубежи империи кунов, но теперь уже не от китайцев, а от наследников царских скифов, утвердивших свою власть над народами живущими в долине Сырдарьи и южнее. В итоге, потеряв контроль над восточным концом Шелкового пути, мудрый кульбек получил контроль над его западным окончанием, да еще в придачу, как наместник хакана обрел легитимную власть над местными сакскими и тохарскими племенами, покорными кунам.
В 104 году до Рождества Христова Гордый Охотник скончался в весьма преклонных летах, оставив своему внуку огромную по тем временам державу, способную выставить без малого 200 тысяч строевого войска. А заодно женил его на ханьской и кунской царевнах, что означало, что кульбек Воронов признавался равным по статусу императору хань и хакану кунов.
Его потомки были не столь успешны, но все же сохраняли единство государства вплоть до 53 года  до нашей эры, когда племя окончательно распалось на две части: Юаньгуй – китаец по матери, признал власть императора Хань, окружил себя китайским гарнизоном и вместе со своими сторонниками остался кочевать по берегам Или. А сторонники его сводного брата Уцзюту откочевали дальше на запад к берегам Таласа, где вскоре попали в зависимость в начале от кунов, а потом от тохар. С того времени имена кульбеков Воронов пропали со страниц летописей. Распавшееся, ослабленное междоусобицами кочевое государство перестало играть самостоятельную роль, превратившись в марионетку более сильных владык.
На этом кончается история суверенного государства Воронов, но только государства, а не народа, ибо утратив независимость, сами Вороны ни куда не делись. Те, что остались в Семиречье, еще долго сохраняли свои связи с Срединным царством. Упоминания о них периодически попадали на страницы китайских летописей вплоть до 937 года. Более того, современные семиреченские казахи и сегодня говорят о себе – «карга тамырлы казак» - «казахи – братья ворона», а племя сары (желтый или южный) уйсун - один из главных родов Старшего жуза до сих пор пасет скот в предгорьях Тянь-Шаня.
Те же, кто ушел с Уцзюту, вместе с остальными племенами тохар приняли самое деятельное участие в возрождении в степях Тардуша скифской Империи, а также в формировании нового этноса, вошедшего в европейские хроники под именем «аланы». В составе алан потомки Ворона дошли не только до Кавказских гор, где это имя сохранилось до наших дней в самоназвании осетинского народа. Они проникли в бассейны Дона и Нижней Волги, где до середины II века существовала Донская Алания. А некоторые забрались еще дальше на запад, дошли до самого края Европы, и даже забрались в Африку, где с 439 по 534 годы существовало Королевство вандалов и аланов со столицей в Карфагене.
В составе алан, Вороны – выходцы с далеких берегов Кукунора, приняли участие в формировании многих современных народов Европы и Средней Азии. Особенно существенный вклад они внесли в генетику европейских степняков – половцев, да и юго-восточным славянам немало аланских генов досталось. И свадьбы меж собой аланы да славяне играли, и в полон друг у друга красных девок умыкали, а то и целыми племенами половцы под высокую руку русского князя переходили, особенно после принятия хазарским каганом иудаизма. Или потомки торков, берендеев, ковуев, турпеев и прочих печенегов, ставшие подданными Киевских князей в первой половине XII века менее русские, чем Франц Лефорт, Витус Беринг, Петр Багратион, Денис Фонвизин, Михаил Барклай-де-Толли, патриарх Алексий II или София Ангальт-Цербстская?
Теперь вспомним, с кем именно повстречались на берегах Амура маньчжурские посланники. Присоединение Сибири и Дальнего Востока к России велось, в основном, руками казаков да сибирских татар, среди которых доля «усуньской» - степной крови была довольно высока. Кроме того, своим внешним обликом, воинским укладом, привязанностью к лошадям, а где-то одеждой, традициями и бытовыми привычками они напоминали китайцам их древних соседей Усунь – Воронов. А если учесть, что возрожденную в 1 веке нашей эры скифскую империю ханьские историки называли Кушанским царством, что в переводе значит Благородного белого царя государство. Да в добавок, вспомнить, что все тюркские народы, а вслед за ними и маньчжуры с китайцами во времена освоения Сибири именовали русского царя не иначе как – Чахань-хан – Белый царь, то становится понятным, почему ошиблись мудрые китайские историки, приняв отважных бородатых воинов за вернувшихся потомков Ворона.
Если только это можно назвать ошибкой. Тут ведь с какого боку посмотреть. Казахи, уйгуры, узбеки, осетины и даже поляки с каталонцами гордятся той каплей скифской, сарматской, аланской крови, которая течет в их жилах. Провозглашают себя потомками, а, следовательно, и законными наследниками великих государств древности. Гордятся своим родством с народом, который за столетия до основания Рима создал империю, простиравшуюся от китайских княжеств до эллинских полисов. И лишь мы – русские, казаки да украинцы, в своем стремлении доказать свою европейскость, стыдливо замалчиваем свои азиатские корни. А стоило бы помнить, например, что одной бабушкой (по отцу) Александра Невского была дочь аланского князя Шварна, другой (по матери) – дочь половецкого князя Котяна, а прабабушкой дочь половецкого хана Аепы.  Причем его родственные связи с Диким полем среди русских князей не исключение, а скорее правило.
Может хватит пытаться без мыла влезть в Европу, которая всячески нас отвергает? Пора вспомнить мудрость Александра Блока – «Да скифы мы, да азиаты мы…». От этого ведь волосы наши не почернеют, кожа не пожелтеет, а глаза если и сузятся, то только в хитром прищуре, ибо тогда нам станет очевидно то, что еще полтора века назад было очевидно маньчжурскому высокопоставленному чиновнику и талантливому историку, а заодно ярому русофобу Хэ Цютао, писавшему: «Что касается таких подвластных земель, как Канцзюй [Центральная Азия], Яньцай [казахские степи], склоняющихся к западу, вообще земель Олосы [России], близких к Западному Северному морю, то все они ее древние земли. Что касается подвластных земель Шивэй [Монголия и Приамурье] и Дидоуюй [тюркские владения в Сибири], склоняющихся к востоку, и вообще земель Олосы [России], близких к Восточному Северному морю, то все они ее старые области».