1. 32. глава двадцать седьмая

  Книга первая. Первый день.
   
    ГЛАВА ДВАДЦАТЬ  СЕДЬМАЯ
    Слежка и разработка плана операции. Наблюдательный пункт в частнособственническом сортире. Захват. Слезы как последнее и вернейшее оружие женщины. Кто такой "кентяра" и при чем тут отметки в аттестате. Что можно сделать за день "спустя в рукава".
   
     Дело по расчетам Витьки было плевое: что Гребню увлечь Ларочку? Только глянуть на нее заинтересованно. Но Дон-Жуан все медлил — то не было подходящего предлога, то верные люди обещали привести ее куда-то на вечеринку и не привели, а время шло! Потом, когда Шпала понял, что Сергей менжуется и дела делать не будет он не смог дать ему по физиономии, слишком Гребень был похож на Ольгу и просто перестал иметь с ним дело. Времени оставалось в обрез, а надеяться приходилось только на себя.
    Витька несколько раз, еще будучи в школе, пытался следить за Ларочкой: выжидал, когда она после уроков выйдет из школы, и следовал за ней по пятам, прячась так, чтобы Ларочка не заметила слежки. Семенова ходила в другой конец города и там неизменно терялась в одном из двух возможных многоэтажных домов. Первый она огибала, миновав подъезды, а у второго не показывалась. Или он не успевал ее перехватить, наблюдая с другой стороны домов. Витька вначале пришел к выводу, что где-то в этих домах у Ларочки есть любовник. Поэтому тут она из предосторожности путает следы.
    Однако потом, окольными путями, через знакомых ее знакомых выяснилось, что Ларка просто напросто посещает Детскую художественную школу, расположенную в торце первого дома. Именно поэтому он тут всегда и терял ее из виду (хорош же Витька был Шерлок Холмс со своими умозаключениями!). Ситуация обрисовалась предметней. Шпала еще тогда изучил здание и прилегающие к нему постройки, дни и часы занятий Ларочки в Худ. школе, маршрут ее следования туда и обратно. И одно время пришел к выводу, что лучшего места для задуманной операции ему не найти. Туда еще по свету Ларочка шла через городской парк.
    Обратно, вечером, когда было уже темно, предпочитала ехать до остановки рейсового автобуса на троллейбусе, который останавливался недалеко от художественной школы. Под зданием, которое посещала Семенова, находились обширные лабиринты подвалов. Дверь туда, правда, была из листового железа и на ней висел внушительный замок. Но Витька после некоторых усилий смог подобрать к нему ключ. Наблюдательный пункт за входом в школу он облюбовал себе в дощатом сортире, стоящем в огороде соседнего, самостройного, частного дома. Оставалось только подкараулить Ларочку по дороге на занятие в эту Детскую школу или при выходе из нее, затащить в подвал — и она в его руках! Правда провернуть это во дворе жилого дома, так, чтобы не увидел ни один посторонний глаз, оказалось не так просто.
    В конце концов после провала задумки с Гребнем Витька вновь вернулся к этому варианту. Пришлось заново разузнавать часы и дни занятий. Ведь с тех пор прошло время и Ларочка была то ли уже в другой группе, то ли в старшем классе. Пришлось так же заново подбирать ключ, так-как замок на подвале сменили. Но главный форпост его надежды — дощатый туалет в огороде стоял и здравствовал, разве что покосился еще сильнее! Витька приходил на место заблаговременно, открывал отмычкой подвал, но оставлял дверь прикрытой и затем шел наперехват, стараясь взять Ларочку на прицел еще на подходе.
    Затем, после того, как произвести налет по какой-либо причине не удавалось, он шатался где-либо часа полтора и приходил ориентировочно за полчаса до окончания занятий. Устраивался в нужнике и, закрывшись на крючок, наблюдал в проверченную в стене меж досок дырку за дверью школы. Надеясь выждать момент, когда Ларочка появится на крыльце одна, чуть опередив или, наоборот, отстав от своих подружек. Однако, проходило занятие за занятием (они были трижды в неделю: понедельник, среда, пятница), а удобного случая все не предоставлялось. С занятий Лариска шла всегда в обществе четырех своих подруг. Они вместе следовали на остановку троллейбуса и садились на один и тот же номер. Перед занятиями же ему удавалось обнаружить ее уже на подходе, за парком.
    До армии оставались считанные дни! Уже вовсю гремели песни и звякали чарки на проводах. Областной военкомат изо дня в день был переполнен призывниками, одетыми во всякое рванье с котомками за плечами. Нужно было что-то срочно менять в механизме операции: либо вести Ларочку на занятия в художественную школу еще от стадиона, либо искать варианты встречи в другом месте. Порой нападали сомнения: что толку будет ему овладеть ей, после стольких положенных на это дело трудов, в то время как другие получали то же самое играючи?
    В конце концов, кусая локти в туалете, Шпала решил, что просто добиться и взять ее против воли будет для Ларочки, пожалуй, слишком мягкой расплатой за те муки и неудобства, которые она ему причинила. К тому же нельзя сбрасывать со счетов тот вариант, что сразу после этого Семенова может обратиться в судмедэкспертизу и там ей дадут заключение (бог знает, как они это определяют?), что она была изнасилована. Поэтому он не просто изнасилует ее, он ее унизит так, что узнай об этом любой, ему будет стыдно не то что жениться на ней, но даже просто общаться с ней как с нормальной девушкой!
     В конце концов, параллельно с операцией "Сортир" Витька решил попробовать провернуть операцию "Школа". Этот вариант был, пожалуй, самым рискованным и сложным: нужно было увести Ларочку из-под самого носа у толпы, стоящей на остановке, так, чтобы никто ничего не заподозрил. Лучшего места искать было уже некогда. В этот день он встал в шесть утра, поел и вышел на остановку рейсового автобуса. Семенова должна была ехать в школу, по Витькиным расчетам, автобусом на 7 часов 20 минут. Шпала тщательно осмотрел место предстоящей акции, просчитал все варианты и пришел к выводу, что лучше всего будет перехватить Лару на полпути от дома к остановке.
    Надеяться приходилось, конечно, лишь на случай: тропинка через сад просматривалась вся целиком и из окна ее дома, и от остановки через хлысты уже голой лесопосадки. К тому же утром по ней идут часто и выловить Ларочку так, чтобы никто рядом не оказался... Нужно сделать все так, чтобы не было непосредственных свидетелей ее захвата. Тогда армия его прикроет. Не станут же его, только что отбывшего служить, возвращать обратно только для того, чтобы допросить, что он думает по поводу поступивших на него заявлений. Шпала пропустил один автобус, второй, она еще не появлялась. Уже рассвело полностью, как вдруг Витька заметил от домов Ларочкину черную каракулевую шубку.
    Он ушел за деревья и, стоя среди немногочисленных, к счастью, не подобранных автобусом пассажиров, ждал, когда наступит момент выйти ей на перехват. Вот Лара достигла почти половины пути, Шпала вышел навстречу. Шел спокойно и не торопливо, как бы прогуливаясь, в то же время зорко поглядывая на идущую навстречу Ларочку: на дома, не идет ли кто либо вслед.
    Теперь посреди этой еще существующей тропинки обнаружили участок высокой радиации. Земля перепахана глубокой вспашкой, брызгали чем-то, теперь, кажется, насыпают сверху слой грунта. Примета времени!.. Да и в других местах поселка, где, по слухам, радиация сверх... сносят старые домишки, насыпают грунт, якобы равняют, а потом кладут асфальт в виде ненужных дублирующих пешеходных дорожек или просто квадратов — понимай, как хочешь. Делают нелепые неудобные автомобильные стоянки, вроде бы и не нужные, неуместные. Срочным образом застраивают вдруг ухабистый пустырь теплицами, как будто есть радиоактивные фрукты будет полезней!
    По поселку ежедневно ходит лысый благообразного вида дядечка с дозиметром и на все вопросы о сегодняшнем фоне неизменно отвечает: — Нормально! Нормально — это двадцать пять микрорентген в час вместо пятнадцати повсюду. Для Икска двадцать пять — норма. Это объясняют влиянием Курской магнитной аномалии. Хотя, если в действительности не двадцать пять, а все сто, разве скажут? Почему огурцы третий год сохнут, и деревья в посадке? И если к примеру одноэтажные старые домишки можно под каким-либо предлогом снести, то ведь четырех-пятиэтажки не снесешь! Весь поселок не снесешь!
    Но вернемся вновь в то дремучее время общего застоя, когда эта тропинка была еще экологически сравнительно чиста. Все складывалось пока удачно. Шпала мысленно повторял себе, что, пока он не приступил к захвату "заложников", преступления еще не существует. Все еще можно остановить, повернуть, обратить вспять... Пока они не сошлись, нужно смотреть по сторонам, слушать и думать. Они встретились. Кажется, Лара его даже до последней минуты не заметила, шла, погруженная в свои мысли.
    — Здравствуй! — сказала она Витьке с растерянной улыбкой.
    — Здравствуй Ларочка! — поздоровался Шпала. Она хотела пройти, но Витька загородил Ларе дорогу. — Мне нужно с тобой поговорить!
    — Мне некогда, у нас сегодня в школе диктант, — ответила она безукоризненно учтиво.
    — Диктант подождет!
    Витька взял ее за руку и потащил в сторону. Каждая секунда была дорога. И так все складывалось неправдоподобно удачно — пока никаких прохожих. Ларка задергалась, затрепыхалась, пытаясь высвободиться.
    — Я сейчас буду кричать!
    Раздумывать было некогда. Витька левой рукой (он ведь был левшой по части бокса, как вы уже догадались) ударил Ларочку боковым по краюшку подбородка (легонько ударил, так, чтобы только оглушить), подхватил ее под руку, поймал на лету выпавший портфель и повел ее наискосок через голый сад к посадке. Лара машинально передвигала ногами. Когда они вошли в лесополосу, Витька потрепал ее за плечи, окончательно приведя в чувство.
    — Ты сейчас пойдешь со мной! — сказал он ей повелительно.
    — Я сейчас пойду домой и мы с мамой будем звонить в милицию! — взвизгнула Семенова.
    — В таком случае за один удар или за десять мне дадут один и тот же срок!
    Она потупилась. Шпала пошел по тропинке меж деревьев и скомандовал Ларе через плечо, чтобы она шла за ним. Портфель ее он, как истинный джентльмен, нес сам. Семенова повиновалась.
    — Не вздумай бежать! — на всякий случай, не оглядываясь, предупредил Витька. — Силенок у меня по сравнению с тем днем, когда я вышел из тюрьмы, поприбавилось, бегаю я быстро!
    — Угу! — ответила она из-за его спины.
    Шпала держал ушки на макушке, четко ловя каждый хруст ветки у себя за спиной. Если звуки затихали, он резко оборачивался и приотставшая Ларочка испуганно подбегала к самой его спине. С каждым шагом они удалялись от людей все дальше, шансы на успех предприятия все увеличивались.
    — Что ты со мной хочешь сделать? — плаксиво спросила она сзади.
    — Увидишь! — отвечал Шпала. Ларочка помолчала еще некоторое время.
    — А за изнасилование еще больше дадут! — наконец назидательно пискнула она сзади.
    — Я знаю, за что сколько дают! — успокоил ее Витька.
    Вот они свернули уже, перешли через трассу и другой дорогой потопали к лесу. Ларочка была тиха, как мышка, и лишь усердно сопела у Шпалы за спиной, послушно торопливо семеня, поспевая за широким Витькиным шагом. Наконец они пришли. Выбрав в лесу полянку, Шпала поставил портфель и обернулся. Семенова шла, понурив голову, она чуть было не споткнулась о Витьку. Когда она подняла от земли лицо, Шпала увидел, что глаза ее полны слез. Увидев его обернувшимся, Ларка зарыдала в голос и повалилась перед Витькой на колени:
    — Витя, Витенька не надо!
    Шпала тотчас же поднял ее, озадаченный таким оборотом дела. Ларка повисла на него, найдя новую точку опоры, прижалась, обняла руками за шею, уткнула лицо Витьке в плечо и продолжала плакать взахлеб. Она была дылда — эта Ларка, пожалуй, со Шпалу ростом, а плакала, как маленькая девочка, и это необычное зрелище будило в душе массу самых противоречивых чувств. Витька поймал себя на мысли о том, что, собравшись Ларку изнасиловать, он неожиданно для себя нашел еще большее наслаждение не в ее унижении, а в лицезрении ее беспомощности, слабости, зависимости от него.
    Ему хотелось вот так стоять и стоять с плачущей у него на груди красивой девчонкой, и никакой физической близости ему сейчас не нужно, не променял бы он это ощущение на самый изысканный секс! А Ольга еще спрашивала его, что он надеется поиметь от встречи с этой Ларой. Да за мгновение этого чувства он готов вновь проделать всю ту работу, которую провел за года с тех самых пор, как увидел ее впервые. Слезы необыкновенно крупные и необыкновенно горячие обожгли Шпале щеку.
    До сих пор Витька не подозревал в себе подобной сентиментальности, но этого рыдания он вынести не мог. Подобный оборот при планировании операции он не предусмотрел и провалился. У Ларки был особенный волнующий запах — запах женщины! И этого Витька тоже не предусмотрел, а между тем аромат настолько кружил голову, что обеззараживал мысли почище любого Кашпировского. Ему хотелось стоять и стоять так с Ларкой на шее. И в то же время ее слезы будили в нем мужчину: ему хотелось по праву сильного защитить ее, слабую.
    О, как сладок этот жест — защищать любимую! Чувствуешь себя львом, всемогущим, как будто не сам довел ее до этого, а какой-то злодей, которого ты сейчас уничтожишь и она будет тебе за это дарить свою нежность. А может все мужчины так и делают: сами бабам создают неудобства, а потом являются как спасители и от всего избавляют? Заманчивая стратегия! Сам того не замечая, Шпала принялся, как умел, успокаивать свалившееся ему на плечи сокровище: гладил по красивым темно-коричневым волосам, еще вчера казавшимися такими далекими, недоступными. Нет, что ни говори, покорение упорной девушки дает ничем другим не заменимый стимул для мужского самолюбия.
    Кто этого не испытал, тот не поймет, это как покорение Джомолунгмы в Гималаях— ты равен богу! И вот Ларка — дерзкая, неприступная, гордая, язвительная, высокомерная, заносчивая, остроумная, ослепительная — мечта многих парней — плачет у него на плече!
    — Ну перестань, ну хватит, ну чего ты?
    А ее, казалось, еще больше подхлестывало то, что ее пожалели, слезы полились в три ручья, как из фонтана, она уцепилась за Витьку посильней и принялась плакать с каким-то новым жалобным подвыванием. Нет, определенно — бабы рождены, чтобы плакать у парней на плечах! У них это так бесподобно получается, даже без всяких предварительных репетиций. И действует на мужиков тоже неотразимо — это, наверное, природой так предопределено! Красивое ее лицо тыкалось ему в шею, в щеки, в ухо, в нос. ( Врач так называется. )
    Она была так необычайна — эта плачущая Ларка, как ребенок, потерявший мамину грудь. Вряд ли кто-нибудь еще видел ее такой. Ларка не задумывалась сейчас о том, как она смотрится снаружи. "Черт возьми! — мелькнуло в Витькиной голове. — Неужели может распутница переживать из-за одной близости против воли? Или: разве можно так правдоподобно притворяться, играть роль? Нет, все таки эта Ларка сложная, непонятная натура!" "Черт возьми, неужели этот идиот верит такой дешевой игре, — возможно, думала в это же самое время Ларка, — а еще в Дон-Жуаны лезет! Да его можно слезами за нос водить еще лучше, чем недоступностью. Все мужики такие же идиоты. Это у них с рождения, это неисправимо! Это для нас клад."
    Она, между тем, не утихала. Правое плечо уже было насквозь через штормовку и байковую рубаху мокрое от ее слез. Витька осторожно взял ее голову в свои руки, приподнял от плеча, повернул и принялся целовать искривленные гримасой, мокрые, горячие губы. Он понял святую истину — мужчине ничего и не остается делать, как только быть полным идиотом, вне зависимости от того — переживает женщина искренне или играет роль — другого не дано! Иначе нет любви, а есть расчет — который все губит. Мужчина должен быть идиотом перед женщиной, иначе перед ним уже не предмет страсти а ****ьный станок. Играет же она роль или действительно живет этим, не знает, пожалуй, даже она сама! Видно, бог такими создал женщин — без театра они не могут. Но ведь раз так, то и в ее игре — любой — все равно 50% истинных чувств, а это не так уж и мало! Кажется, Ларку начало отпускать, она не рассудком еще, душой поняла, что целующий не станет причинять боли, истерика утихала. К ней вновь вернулась речь:
    — Витенька, Витюнчик, не надо, не на-а-а-до!!!
    Сколько горя, страха было в этом голосе, сколько крика о помощи, мольбы о пощаде.
    — Да не буду я тебя трогать! — вырвалось у Шпалы. Подумав, он уточнил: — Без твоего желания...
    Ларочка все еще всхлипывала, Витька ее успокаивал. Вокруг глаз у нее образовались черные кляксы от растворившейся туши. Оказывается, лицо женщины это не то, что есть на самом деле, а то, что она рисует с помощью всяких красок и штукатурок! Наверное, у него такие же на плече! Господи, о чем он сейчас думает, о какой-то ерунде: кляксы!..
    — У тебя тушь расплылась, — сказал он ей.
    Ларочка достала платок, поплевала на него и передала Витьке. Шпала обстоятельно приводил ее лицо в порядок, стирая черные кляксы.
    — Пойдем гулять! — предложил он. покончив с реставрацией.
    — Пойдем! — согласилась Лара, — На урок я все равно опоздала.
    И они пошли вдоль опушки поместившегося в овражках леса, пошли без цели, куда глаза глядят. Вдали по железке то и дело сновали, гудели поезда. Время было застойное, вот они и сновали! Нынче, на очередном году независимости России (непонятно от чего), один в час пройдет — и то хорошо. Вот такой прогресс!
    "Что же она за человек, — думал Витька, — так плакать из-за того, что другим позволяла с легкостью? Или не позволяла? Злые языки, что страшнее пистолета? А она еще девочка? (Тут следовало бы вместо вопросительного поставить знак недоумения, однако такого в русском языке, к сожалению, нет.) Но ведь он сам видел! Впрочем, что он видел? Пошла — вышла, застегивала змейку, поправляла рубаху... Ведь порисоваться Ларка любила, что там говорить! Сделать показуху любыми путями для нее высший шик! Может, тогда и Граф-бедняга ни за что пострадал?
    Впрочем, черт с ним, с Графом — нечего возле Ларочки отираться, он ведь кажется предупреждал ее на этот счет когда-то! А может, ей было интересно посмотреть бой быков? Да нет, ведь она искренне переживала за Графа. Не рассчитывала на такой оборот дела или любила? Но ведь тому же Олежеку Головатому, с которым была ближе, чем с кем бы то ни было на поселке, кроме Бражникова по словам того же Юры Бражникова (а он тоже следил, подглядывал мерзавец!) не дала! И все попытки перейти дальше простой дружбы легко, но настойчиво, пресекала.
    Кадр из отношений Ларочки с Олежкой со слов наблюдавшего из кустов Бражникова: весна, распустившийся нарядной молодой листвой лес, сухая в мягенькой, не выгоревшей еще траве полянка. Ларочка в джинсах лежит на животе, перед ней учебник за восьмой класс, она готовится к экзамену. Рядом Олежек. Олежек Ларочке театрально:
    — Лара, ты хочешь испытать самую большую радость в жизни?
    Ларочка, гоняя по книге муравья соломинкой:
    — Нет не хочу!
    — Но почему же, ведь это такое большое, такое захватывающее чувство!
    — Олежек, помоги мне лучше справиться вот с этой задачкой!..
    Олежек, сам парень городской, к тому времени только год как переехал в поселок и замашки у него все "изысканные", в моде соображает слегка, в музыке, трепач отменный, как все городские и... паинька-мальчик! Витька с Чавой как-то по пьянке хохмы ради завалили к Олежеку в школу. Чава с дымящей папиросой в зубах пристал к седоватому мужчине в коридоре школы, дышит ему в лицо дымом и перегаром:
    — Где тут Голова учится?!
    — Какой Голова? — заикаясь от волнения спрашивает учитель.
    — Ну ты что, Голову не знаешь? Олег Головатый — десятиклассник!
    — А зачем он вам?
    — Он наш кентяра!
    — Какой еще кентяра?
    — Друг значит, ты что — ни разу не образованный? А еще очки носишь! Ха-ха!
    Чава поворачивается к Шпале, довольный своей шуткой. Витька улыбается, ему этот маскарад нравится. Это он надоумил Чаву пошутить, это его скрытая месть Олежеку за Ларочку. (Явно-то нельзя: мужикам и вдруг из-за бабы ссориться!) Учитель смотрит на довольного Шпалу и, видимо, решает, что лучше не обострять отношения с этими типами.
    — Это десятый "А", — наконец говорит он, — у них сейчас математика, вон туда пройдите.
    Когда Олежека нашли и рассказали о шутке, он рвал на заднице волоса и выл белугой:
    — Сволочи, это же наш директор школы! Не видать мне теперь хорошего аттестата!
    И заскулил, заскулил... Все они, городские, такие: на улице рубаха-парень, сам черт ему не брат, а в школе паинька-мальчик! О карьере еще с первого класса думают. Хитрые и жмоты! Витька, работая в учебном цехе, приспособился как-то вытачивать из эбонита пишущие ручки под шариковый стержень. На обратном конце ручки с помощью маленького наждачного камня, на котором лерки точат, вырезал женскую голову. Работа плевая, за день он бы таких ручек два десятка спустя в рукава, как говорится, сделал бы, только куда их столько? Шпала сделал несколько штук для пробы, показал кое-кому из ребят. Некоторые брали.
    Предложил Олежеку за трояк штуку. Тот долго торговался и в конце концов взял оптом оставшиеся семь штук по два рубля за штуку. Через некоторое время Селепа, встретив Витьку на остановке рассказал ему, что несколько дней назад Олежек пытался толкнуть ему ручку, подобную той, которую он уже купил у Шпалы за трояк, за... пятнадцать рублей! Олежек утверждал, что вещь западно-германская, контрабандная и порывался даже где-то найти клеймо фирмы. Олежек занимается борьбой и любит пощеголять перед публикой своим накачанным телом, однако на драку, сколько Витька ни пробовал его вытащить, не идет. Он четко знает свои силы. Перед Селепой, например, он может покуражиться, а перед Витькой чуть что — поджимает хвост. И против чужих в драку за честь поселка его не вытащишь! Словом гниль!
    Ну да Шпала не Олежек, он волен сделать с Ларкой все что захочет, она и сопротивляться не будет! Так, по крайней мере, Витьке казалось. Возбужденный этими мыслями, Шпала остановил Семенову и начал целовать. Ларочка поджала губки. Витька почувствовал, что колет ее нежное личико щетиной. "Черт возьми, не успел утром выбриться, откуда ж знал: повезет — не повезет, да и общаться планировал по-другому!" Он пытался разбудить в ней желание, хоть небольшое, безобидное, чисто девичье желание целоваться. Ларочка только сжимала губки, исподволь уводила их прочь. Витька был ей неприятен! Семенова старалась побороть, скрыть в себе это отвращение и оттого была холодна, напряжена. Она напрягалась всем телом, чтобы стоять и не защищаться, когда Витька ее целовал. Ну разве это удовольствие? Почувствовав Ларочкино настроение, Шпала бросил бесполезное дело.