Великий голод великого перелома

                Великий голод «великого перелома»
   Зимой 1932-1933 годов в России и на Украине разразился жесточайший голод. Его масштабы, усугубленные процессом «ликвидации кулачества как класса», были столь велики, что Сталин запретил публиковать данные проведенной в январе 1937 года всеобщей переписи населения, дабы сокрыть постигшую СССР демографическую катастрофу: по различным оценкам, голод унес от 6 до 12 миллионов жизней.

«Установленная переписью численность населения, - писал в своей записке секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину и председателю Совнаркома СССР В.М. Молотову начальник Центрального управления народнохозяйственного учета И.А. Краваль (1897-1937), - значительно ниже той, которая ожидалась по данным текущего учета населения». Согласно учетным данным на 1 января 1933 года в стране должно было быть 165,7 миллиона человек, а четыре года спустя, невзирая на свойственную той эпохе высокую рождаемость, количество населения сократилось до 162 003 225 человек.

За неумение жонглировать цифрами Иван Адамович Краваль был расстрелян, а в 1939 году проведена новая перепись, давшая нужные результаты: за два года нас чудесным образом стало на 8,6 миллиона больше.

В опубликованной в «Правде» 7 ноября 1929 года статье «Год великого перелома» Сталин посулил: «Если развитие колхозов и совхозов пойдет усиленным темпом, то наша страна через каких-нибудь три года станет одной из самых хлебных стран, если не самой хлебной страной в мире». Коллективизация «пошла усиленным темпом»: в 1929 году лишь 3,9 процента крестьянских хозяйств было коллективизировано, а через три года, в 1932-м – уже 61,5 процента. Но «самой хлебной страной в мире» СССР не стал, он стал единственной страной в мире, где счет погибших от голода шел на миллионы.

И это при том, что катастрофической засухи Бог на безбожную страну не напустил, валовой сбор зерна - 69,9 миллиона тонн – не намного отличался от благополучного «доколхозного» 1928 года – 73,3 миллиона тонн, а в свои бездонные закрома Родина засыпала в 1932 году 22,8 миллиона тонн зерна против 10,8 миллиона тонн в 1928 году.

Вывод напрашивается один – голод был спровоцирован центральной властью, чтобы раз и навсегда отбить у землепашцев охоту противиться мероприятиям «партии и правительства» по «социалистическому переустройству села». Ибо в первую очередь он постиг самые хлебородные, а потому и наименее зависимые от власти края – Нижнее Поволжье, Северный Кавказ, Украину. Хотя и Нечерноземье не обошел стороной.

К голоду, как способу подавления недовольства населения советской властью и поводу для очередной волны репрессий, большевики прибегали и ранее. Голод 1921-1922 годов охватил, по признанию первой Большой советской энциклопедии (1930 г.), «35 губерний с населением в 90 миллионов человек, из которых голодало не менее 40 миллионов». Погибло «около 5 миллионов человек».

Мероприятия царского правительства по борьбе с голодом Ленин незадолго до революции охарактеризовал как «борьбу с голодающими». Царская «борьба с голодающими» не повлекла за собой массовой гибели трудящихся, о благе которых так пёкся Ильич. Советская власть на борьбу с восставшими на Тамбовщине обобранными до нитки крестьянами отрядила в 1921 году регулярные части Красной армии под командованием будущего маршала Тухачевского. Он был расстрелян 12 июня 1937 года – в тот самый день (провидение судьбы!), когда шестнадцать лет назад подписал приказ о применении против восставшего населения боевых отравляющих веществ: «Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми удушливыми газами, точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространялось полностью по всему лесу, уничтожая все, что в нем пряталось». А прятались в лесах от репрессий не только и даже не столько «бандиты», сколько их семьи с детьми. 

Голод послужил замечательным предлогом для разграбления церквей. Веками накопленные ценности были варварски изъяты из храмов якобы на нужды голодающих. Но 7 декабря 1922 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение о вывозе за границу 50 миллионов пудов хлеба. Но в 1921 году «рабоче-крестьянское правительство» выделило лишь 125 тысяч рублей, да и то ассигнациями, на перевозку иностранной помощи голодающим и один миллион 800 тысяч рублей золотом (!) на закупку импортных кожаных курток для чекистов. В результате из 21 миллиона пудов зерна, доставленного в порты Черного моря только американской благотворительной организацией, вывезти удалось лишь 15 миллионов пудов. Иностранная помощь за бесперспективностью была прекращена.

О том, что раскулачивание и вытряхивание из крестьян последних зернышек приведет к массовому голоду, Сталина и его приспешников предупреждали многие трезвомыслящие деятели того времени. Большевик с момента возникновения большевизма Моисей Ильич Фрумкин решился даже в 1928 году направить письмо в Политбюро ЦК ВКП(б), где доказывал, говоря словами Молотова, «что борьба против кулачества ведёт к деградации сельского хозяйства, что мы останемся без хлеба. Если кулака мы прижмём, то будет голод». Как писала в 1935 году Большая советская энциклопедия, «лозунги Фрумкина, направленные к реставрации капитализма, и антипартийная «теория деградации сельского хозяйства» были разоблачены в решениях июльского и ноябрьского пленумов ЦК 1928 года и особенно в выступлении Сталина на ноябрьском пленуме ЦК». Лозунги и теорию разоблачили, а голод накатился в точном соответствии с предсказанием Фрумкина. В 1935 году, когда Моисей Ильич удостоился чести попасть на страницы энциклопедии, он был еще жив. Но Сталин не забывал своих критиков…

Вячеслав Михайлович Молотов, неколебимый сталинец, будучи уже в опале и на краю могилы, похвалялся: « Я сам лично размечал районы выселения кулаков… Сталин говорил, что мы выселили десять миллионов. На самом деле мы выселили двадцать миллионов. Я считаю, что коллективизацию мы провели очень успешно. Успех коллективизации значительней победы в Великой Отечественной войне».

Война со своим народом всегда труднее, чем с внешним врагом, и тем весомее победа в этой войне. Как побеждали крестьян, дают представление письма, потоком шедшие «всесоюзному старосте» Михаилу Ивановичу Калинину, исполнявшему при Сталине постыдную роль «шестерки», но которого селяне по простоте душевной держали за своего, и самому Иосифу Виссарионовичу.

«Добрый Михаил Иванович, зная, как Вам дороги интересы крестьян и как Вы стоите за правду и справедливость, я решилась довести до Вашего сведения, каким мукам подвергают крестьян. В г. Енисейск наслали тысячи семейных крестьян, набили ими дома, дают в сутки 30 гр. хлеба взрослым и 200 гр. детям и больше ничего. Даже кипятку не дают. Дети мрут, старики тоже. Крестьяне осаждают жителей города и деревни нищенством и надрывают всем сердце словами и горем своим. Все в ужасе от их рассказов о зверствах, проявленных к ним при выселении с места и дорогой. Выселяли их так: мужей забрали в тюрьмы, а их семьи выгоняли в 50-градусные морозы с детьми на улицу, запрещая пускать в дома даже детей. Обобрали всё, даже пелёнки у детей». 1930 год.

А «добрый Михаил Иванович» 1 февраля как раз этого года подписал постановление ЦИК и СНК СССР, обязавшее местные органы власти применять «все необходимые меры борьбы с кулачеством вплоть до полной конфискации имущества кулаков и выселения их из пределов отдельных районов и краев (областей)». В Нижегородском крае, включавшем в себя нынешние Нижегородскую и Кировскую области, раскулачено было 37 процентов крестьянских хозяйств. В Центрально-Черноземной области (Воронежская, Курская, Орловская, Липецкая, Тамбовская области и часть Рязанской) под раскулачивание попали 15 процентов хозяйств. Кулацкими в Нижне-Волжском крае (Саратовская и Волгоградская области) объявлялись целые села и хутора.

Передо мной на столе большая, в коричневом коленкоровом переплете тетрадь в клеточку, исписанная крупным небеглым почерком. Воспоминания моего дяди Семена Павловича Бударина, старшего брата отца. Писал он их почти три года - с августа 1979 по июнь 1981 года.
 Мои предки по отцу – все из Саратовской губернии. Были они людьми трезвыми, а потому хозяйственными. Еще в конце XIX века прадед Давыд Матвеевич и шесть таких же сноровистых мужиков приобрели у местной помещицы землю в рассрочку и основали хутор, названный Будариным. Сколько ни елозил пальцем по современному атласу Саратовской области – нет такого поселения. То ли переименовали в какой-нибудь Соцземледельский, то ли стёрли с лица земли за годы экспериментов над российским селом. Но и на дореволюционных картах, какие нашёл в интернете, его не обнаружил. Однако наткнулся на «Списки населённых пунктов Саратовской губернии», изданные в 1912-1913 годах, и там в Коленской волости Аткарского уезда нашёл-таки хутор, упомянутый в мемуарах дяди. В 1911 году хутор Бударин состоял уже из 16 дворов, в нём проживало 66 душ мужского пола и 53 души женского пола.

А вот как там происходило раскулачивание семьи моего деда и бабки, видеть которых мне не довелось, ибо сгинули они где-то в Казахстане задолго до моего рождения.

«Дома у отца, - пишет дядя, - в семье вместо девяти человек стало шестеро: я в армии, Владимир (мой отец. – Л.Б.) – в Саратове на учебе, дочь Маруся замуж вышла. В конце 1929 года получаю печальное письмо от отца: нас раскулачили, все отобрали, и что было в доме, тоже взяли. Оставили то , что было на них. Отцу тогда было 45-47 лет, матери – 43-45 лет, Егору – 15, Сергею – 13, Гале – 9, Алексею – 7 лет. Вот с такими детьми выгнали из дома. Отца посадили в тюрьму в Баландинском районе, мать выслали из хутора в глухой поселок Яблочкин в 50 километрах, населенный украинцами. С матерью находился сын Алексей и дочь Маруся с ребенком двух лет. Галю взяли в Малый Мелик нашего сельсовета хорошие знакомые в няньки. Егор и Сергей ходили по миру, ночевать их никто не пускал: было запрещено. Кто пустит раскулаченных детей, того самого раскулачат - такой закон".
В «Книге памяти Саратовской области» моему деду посвящены следующие строки: «Бударин Павел Давыдович (1883, Саратовская обл., Аркадакский р-н, с. Алексеевка). Крестьянин, житель хут. Яблочный. Арест. 1930.10.09. Осужд. 1930.12.17, тройка при ПП ОГПУ при НВК. Обв. За а/с агитацию. Приговор: 8 лет лишения свободы. Реаб. 1989.03.29 Саратовской областной прокуратурой».

И так было повсюду.
«Наше село в то время было крупное – 600 дворов, - вспоминал в 1989 году И.Д. Тувышев. - Это Нижне-Ломовский район Пензенской области. Но началось раскулачивание. Вызвали из района милицию с пистолетами и с ружьями. Ночью вместе с активистами милиция залетает в избу, хозяина забирают до утра в амбар, семью на улицу в чем мать родила. А семьи тогда большие были, у каждого по 6-10 детей. В первый год колхозников заставляли сеять каждого на своих землях, а осенью весь урожай свозить побригадно в одно место. Весь урожай, который удалось собрать, куда попало растранжирили или сдали в заготовку, а на следующий год сеять оказалось нечем. Так пришел 1933 год. Зиму провели кое-как, на лебеде и на картошке, ели и лузгу от проса. Весной окончательно пришел голод, люди ходили опухшие, кожа лопалась, из этих ран текла вместо крови зеленая жидкость. Из нашего села в том году ушло из жизни 800 человек. Хоронить людей было некому. По наряду копали большую яму на кладбище и на лошадях возили мертвецов в эту яму. Собаки потом раскали по селу то руку, то ноги, то голову, а то и ребенка маленького из этой ямы. Из 600 дворов после коллективизации и 1933 года осталось в селе 200 обитаемых дворов».

Еще письмо Калинину, «всесоюзному старосте».
«Михаил Иванович, пишет тебе твой бывший соратник Кузьма Петрович Гвоздев. Я только что вернулся в Москву и вот что должен тебе сказать. Знаешь ли ты о том, что в район Архангельска ссылают сотни тысяч граждан и там их пускают на произвол судьбы? Приезжай ты на Курский вокзал и там ты узнаешь, кого привозят и отправляют в ссылку – мужичков-лапотников. Известно ли тебе, что в Сасовском районе Тамбовского округа войсками О ГПУ расстреляно два селения крестьян-хлеборобов? Ты, дорогой мой соратник, подумай серьезно и хорошо…».
«Соратнику» думать было ни к чему, за него думал Сталин, который ой как не любил, чтобы еще кто-то думал. 
На одном из писательских съездов Михаил Александрович Шолохов заявил, что пишет он по велению сердца, а сердце его принадлежит коммунистической партии. Но не выдержало и «принадлежащее партии» сердце писателя. 4 апреля 1933 года он обратился к Сталину: «Умирают от голода колхозники и единоличники; взрослые и дети пухнут и питаются всем, чем не положено человеку питаться, начиная с падали и кончая дубовой корой и всяческими болотными кореньями». Дело доходило до людоедства. Чтобы «любой ценой, любыми средствами выполнить план хлебозаготовок», уполномоченные райкомов партии в Плешаковском колхозе, «допытываясь у колхозников, где зарыт хлеб, впервые применили впоследствии широчайше распространившийся по району метод «допроса с пристрастием»: между пальцев клали карандаш и ломали суставы, а затем надевали на шею веревочную петлю и вели к проруби в Дону топить. В Грачевском колхозе уполномоченный РК при допросе подвешивал колхозниц за шею к потолку, продолжал допрашивать полузадушенных, потом на ремне вел к реке, избивал по дороге ногами, ставил на льду на колени и продолжал допрос. В Ващаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили. В Лебяженском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы допрашиваемого из дробовиков. В Архиповском колхозе двух колхозниц, Фомину и Краснову, после ночного допроса вывезли за три километра в степь, раздели на снегу догола и пустили, приказав бежать к хутору рысью. Примеры эти, - писал Шолохов, - можно бесконечно умножить. Это – не отдельные случаи загибов, это – узаконенный в районном масштабе – «метод» проведения хлебозаготовок». Узаконенный, добавим от себя, в масштабе всей страны.

Сталин отозвался на письмо Михаила Александровича телеграммой-молнией: «Кроме отпущенных недавно сорока тысяч пудов ржи отпускаем дополнительно для вешенцев восемьдесят тысяч пудов». И пожурил писателя: «Надо было прислать ответ не письмом, а телеграммой. Получилась потеря времени». Не правда ли, трогательная забота о голодающих? Но вождь не преминул и попенять великому писателю: «Вы видите одну сторону… А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную армию – без хлеба. …Уважаемые хлеборобы по сути дела вели «тихую» войну с Советской властью. Войну на измор, дорогой товарищ Шолохов».

Но всемирно известный автор «Тихого Дона» хотя бы удостоился – пусть издевательского – ответа из Кремля. А те тысячи писем-воплей от безвестных умирающих с голода тружеников, что стекались в Москву со всех уголков необъятной страны, такой чести не удостоились. Ответом на них стали армейские кордоны, окружившие Москву и другие крупные города, чтобы не допустить в них толпы нищенствующих крестьян.

Голод начала тридцатых годов в советской истории даже не упоминался, будто его и не было. А в Канаде – не в СССР и не в России! - поставили памятник его жертвам.

Сопротивление крестьян было сломлено. К середине 1934 года в колхозах и совхозах числилось 71,4 процента крестьянских хозяйств, а в 1940 году коллективизация была завершена. Одним из следствий ее стала массовая сдача немцам в плен миллионов красноармейцев в 1941 году.

Пуусть трудно и долго, крестьяне к новой форме хозяйствования притёрлись, коллективные хозяйства позволили решить многие социальные проблемы села; там, где во главе хозяйств оказались дельные руководители, колхозы-совхозы стали преуспевающими, как их называли в шестидесятые-восьмидесятые годы прошлого века, «миллионерами».

Но к власти в России в 1991 году пришли под демагогическими лозунгами беспринципные своекорыстные люди, теми же большевистскими методами под обещания земли крестьянам разогнали  колхозы-совхозы, захапали их земли и обрекли на вымирание десятки тысяч российских деревень. Для этого не потребовалось их «очищать ядовитыми удушливыми газами»: достаточно было закрыть школы, фельдшерские пункты, а теперь уже и больницы с родильными отделениями в райцентрах.
Россия обезлюдевает, сосредоточиваясь в городах. Для такой обширной страны это мина замедленного действия. И она непременно взорвётся.