Зеркало

Краска тонким слоем ложилась на зеркало - неровно и полупрозрачно. Она еще раз окунула кисть в краску и снова провела ею по алой губе своего отражения. Это было рискованно. Капля на миг задержалась в уголке губы и сорвалась вниз, превращая ее лицо в зеркале в лицо злого арлекина. "Ну, нет", - прошептала себе она и одним махом влажной тряпкой стерла с зеркального лица потекшие губы, искажавшие весь образ до безобразного. "Ну, нет", - снова подумала она. - "Это лицо должно быть лучше моего, а не хуже".

Она не была художницей, да и за краски бралась в последний раз, кажется, еще в школе, когда рисовали новогоднюю стенгазету. Что ж! Тем ярче вызов! Она страстно желала увидеть между своим отражением, которое ей не нравилось, и собой еще один образ, который бы ей возместил то, что ей не нравилось из показываемого зеркалом.

Поверхность чуть подсохла. Она набрала краски для губ чуть другого оттенка, чем прежде. Провела волнистую линию, призванную обозначить нечеткий бант верхней губы. Вышло неплохо. Она чуть склонила голову набок, прищурилась. Волнение подкатывало к горлу. Еще одно, уже более плавное движение - и губы вышли на удивление похожими на ее собственные. Что ж, это хорошо, своими губами она была довольна.

Глаза. У нее карие, а она всю жизнь мечтала о зеленых. Кто остановит ее сейчас? Она погрузила кисть в изумрудную гуашь. "Пусть..." Она отхлебнула заблаговременно заваренного чаю. Тот уже начал остывать.

Глаза. И хотелось начать их рисовать, и страшновато было столкнуться с тем, что не получится. Она поставила зеленую точку, чуть надавила на кисть, вывела круг. Потом еще один. Отступила на шаг. На нее смотрели зеленые глаза без зрачков. Это надо было исправить. Но нужно было дождаться, пока высохнет этот зеркальный (зазеркальный?) изумруд.

Пока она нарисовала брови, обозначила нос и челку, которой у нее не было. Настал черед зрачков. Черные, нераскрывшиеся точки. Не составило труда их добавить к образу, но как же он изменился! Глаза будто прозрели и стали следить за ней, куда бы она не передвинулась. Этот эффект на фотографиях завораживал ее с детства - невозможность спрятаться от взгляда человека, смотрящего прямо в камеру. Она вспомнила, как маленькой пыталась прятаться от взгляда дедушки с портрета, висевшего на стене. И у нее не получалось. Это добавляло важности рассказам о нем. Сколько-то понадобилось времени, пока она поняла, что это присуще всем фотографиям, а тогда это было единовластным качеством дедушкиного взгляда со стены.

Сейчас же таким взглядом она сама следила за собой из зеркала. Иногда останавливалась и, чуть сместив фокус зрения, смотрела в свои настоящие глаза, отражавшиеся в зеркале за нарисованными. А потом делала так, что рисунок маской ложился ей на лицо, меняя ее до неузнаваемости, и в то же время подбрасывая ей идею, что все же возможна она, другая. Зеленоглазая. Ей казалось, что с такими глазами у нее было бы больше возможностей, она была бы более счастливой.

Она замерла у зеркала. Прислонилась плечом к стене, смотрела на себя нарисованную, смотрящую ей в самые глаза, хоть она и отошла в сторону. Долго-долго смотрела. Когда стали сгущаться сумерки, стал блекнуть на зеркальной поверхности изумруд глаз. Он стал просто темным.

Она снова подошла к зеркалу, снова стала так, что изображение поглотило ее отражение. Глаза в глаза. Ей нравилось то, что она видела. И ей подумалось, что неважно, какого цвета ее глаза, если возможно слиться с той собой, какую ты в состоянии нарисовать. Если взгляд зеленых счастливых нарисованных глаз может перекрыть взгляд ее карих и грустных. Еще много возможно, если она сама в состоянии нарисовать себя ту, другую, к которой ей потом самой захочется приблизиться.