Свадьба

СВАДЬБА  (истинно приснившееся происшествие)

Когда мне было 16 лет, отец с матерью уехали на два года за границу: мир посмотреть, да и подзаработать. Зачем ещё подзарабатывать, мне было непонятно: у нас всё было, разве что машины не было. Меня оставили: я учился в 10-м классе, собирался поступать в университет, куда уже и сейчас два раза в неделю ходил в кружки для школьников (вечерней математической школы тогда ещё не было). И хоть мне тоже хотелось «мир посмотреть», я понимал, что мне нужно оставаться дома, заниматься как следует, поступить в университет и там тоже во всю заниматься: тогда, может быть, из меня что-нибудь и получится. А мир посмотреть я ещё успею. Потом, когда работать без отдыха станет трудно.

Сестрёнку оставили со мной: она должна была пойти в первый класс прославленной экспериментальной школы. Это, конечно, было лучше, чем учиться за границей  у неизвестных преподавателей. На эти два года к нам поселилась двоюродная сестра матери, «тётечка», ка мы её привыкли называть.

Она была очень хорошим и добрым человеком, и мы её очень любили. Конечно, она была ещё молодой женщиной (в то время ей было 35), но мне она казалась пожилой (может быть, по сравнению с мамой, хотя она была моложе мамы на два года). Больно уж измученной она выглядела. Отец с матерью часто говорили, что «Вале не повезло в жизни».

Она очень любила музыку, окончила музыкальное училище и прекрасно (я и сейчас так считаю) играла на фортепиано, однако всю жизнь проработала машинисткой. Я и сейчас как следует не знаю, почему это произошло. Знаю только, что она предостерегала мою сестрёнку от поступления в очень хорошую музыкальную среднюю школу, в которую та хотела поступить. «Лучше я сама буду тебя учить! Музыкальный мир ужасен, лучше в него не попадать. Там за всё надо платить!» Тётечка, видно, платить не захотела или не смогла и предпочла этот мир покинуть.

Более того, она полюбила женатого человека намного старше её, не захотела разбивать семью и, однако, родила от него ребёнка. От младенца она была без ума, нас она тоже очень любила и поэтому с радостью согласилась два года пожить с нами (как я сейчас понимаю, на положении бесплатной домработницы, но тогда я об этом не задумывался: просто я очень любил тётечку).

А вообще-то она жила за городом: ей по наследству от родителей достался дом, скорее похожий на дачу, в котором, кроме неё, поселилась семья брата её отца, а нам, как мама говорила, даже не родственника. Впрочем, мы традиционно считали всех их своими родственниками из-за тётечки. Однако на даче мы редко бывали и не любили туда приезжать.

Главу семейства, хотя ему было уже за пятьдесят, все и в глаза, и за глаза звали Васькой. По вечерам он обычно бывал довольно сильно выпивши и, если тётечки не было дома, бил свою тихую, безответную жену и кричал на всю улицу, что она «заела его жизнь». Жена его вечно болела, в доме пахло лекарствами и стиркой: у них было пятеро детей.

Старшему, Сашке, к тому времени исполнилось 20. Он только что демобилизовался. Сдужил он в стройбате где-то в Сибири, научился там строительному делу да и подзаработал на первое время. Учиться дальше он не захотел («Свои двести я всегда заработаю!»), а захотел жениться.

С будущей своей женой Саша учился в одном классе, только она была отличницей, а он перебивался с двойки на тройку. Но я понимал, что могло её в нём прельстить: это неподдельная удаль, молодечество – вот уж воистину был «добрый мо;лодец». Забавы его молодецкие доходили, правда, иногда и до хулиганства, и до жестокости – и всё же хотелось им подражать.

С 12 лет он держал голубятню, на которую с самого начала не брал из дому ни копейки, ни зёрнышка. Как уж он там управлялся – менял, продавал – не знаю, но к уходу его в армию на голубятне жило больше сотни голубей самых лучших пород, голубятня считалась  лучшей в посёлке, если не во всём районе. Он вечно тренировал голубей, да не один, а с одноклассниками, братьями, сёстрами и их друзьями и подругами: не жадничал, не говорил «моё!»

Вот за удаль, за душевную щедрость, наверное, и полюбила его Ниночка. В неё, говорят, были влюблены все ребята её класса и постарше, а она полюбила непутёвого. Что ж, и так в жизни случается.

Помню одну Сашкину выходку -  кажется, он уже в 9-м классе учился. Долго он мастерил какое-то сооружение из верёвочек и выброшенной корзинки, прикреплял верёвочки к ножкам голубей и отправлял их в полёт. Главное было – добиться, чтобы голуби несли корзинку, и она не опрокидывалась. И вдруг вижу: соседский кот, не раз пытавшийся забраться на голубятню, уже в корзинке и жалобно мяучит: видно, чувствует, что; ему предстоит. Сашка как заулюлюкает,  голуби – вверх, кот вопит, хозяйка его кричит: «Васька! Васька!» - «Чого тебе?» - заспанным голосом  откликается из дома Сашкин отец. Кот всё-таки спрыгнул, упал на все четыре лапы, но неудачно: две передние лапы вышибло из суставов, и с тех пор кот ходил медленно, перваливаясь, как старичок, и через полгода помер от горя, как говорила его хозяйка: кот совсем молодой был.

Васька решил свадьбу справить на славу, пригласить  всех родственников и друзей. Пировать решили у нас, в городской 4-комнатной квартире. Двери между двумя самыми большими комнатами широко раскрывались, получалась  очень большая комната площадью больше сорока квадратных метров. Здесь можно было поставить столы и усадить всех гостей. Третья комната и холл были расчищены для танцев, а четвёртая была оставлена для маленького Бореньки и для нас с Танечкой, чтобы мы во-время легли спать. Но спать, конечно, невозможно было: то орал проигрыватель, то тётечка играла танцевальную музыку. Впрочем, как она ни старалась, Саша был недоволен. «Старьё!» - таков был его приговор.

Гуляли всю ночь, и соседи не вмешивались: «Свадьба!» Уже под утро выяснилось, что нужна ещё выпивка и закуска: многие гости приехали издалека и не собирались сразу уезжать. А денег, как выяснилось, в доме нет ни копейки: всё ушло на свадьбу. Помню, как сильно выпивший Сашка копался в бюро моих родителей в надежде найти хоть какие-нибудь деньги, но не нашёл ничего. Наконец, он выбежал из комнаты и взволнованным голосом стал спрашивать у тётечки, когда открывается сберкасса.  Всё это я помню урывками: ночь Сашкиной свадьбы видится мне теперь, как в кошмарном сне.

Помню и другой кошмарный вечер: на следующий день после приезда моей матери (отец должен был приехать на месяц позже). Конечно, я был очень рад приезду мамы, мы с Таней сразу так и повисли на ней. Но мне было очень плохо, потому что в тот же день тётечка собрала свои пожитки, забрала Борьку и уехала к себе. Я к ней очень привык, и мне было жалко расставаться.

Мама привезла много разных вещей. И ещё она сказала, что теперь мы купим машину. Но наутро она спросила меня, не брал ли я из бюро сберегательной книжки. Я не брал, и мы вместе зашли в сберкассу, чтобы выяснить, в чём дело. В сберкассе нас встретили очень любезно, сразу же показали мамин счёт. На нём оставалось всего семь рублей: десять тысяч были сняты со счёта на следующее утро после Сашкиной свадьбы.  «На бланке была Ваша подпись, а что, мы что-нибудь не так сделали?» - «Нет, нет, всё так!»- сказала мама. Но я уже понял: она считает, что её обворовала тётечка. А на самом деле вор – Сашка.

После недолгих разговоров мы с мамой решили в тот же вечер поехать к тётечке. Танечку оставили дома, как она ни просилась. Мама сказала, чтобы она сама ложилась спать, нас не ждала: мы придём поздно.

Саша был сильно выпивши, Васька и вовсе лыка не вязал. Тётечка сидела в сторонке на диване, как будто она здесь в гостях. Ниночка со свекровью хозяйничали на кухне, мама пошла к ним, Борька спал в другой комнате, там же дети готовили уроки. У семьи была своя жизнь, в которую мы вошли, чтобы грубо её нарушить.

«Сашка»,- сказал я,-«я видел, как ты взял из маминого бюро сберегательную книжку. Что ты с ней сделал?»

Сашка вскочил из-за стола, держа в руке кухонный нож. Я схватил его за руку, и мы стали выкручивать друг другу руки, стараясь овладеть ножом. Тётечка и Васька сидели на своих местах. «Ты что же, хочешь теперь меня зарезать?»- вскричал Сашка. –«Нет», - ответил я, овладев ножом и бросив его в угол - «Я только хотел, чтобы ты меня не зарезал».

«На, подавись своей книжкой!» - он разко выдвинул ящик буфета, так, что тот вылетел совсем, выхватил книжку и бросил мне под ноги. –«А деньги, десять тысяч?» - спросил я. Тётечка тихо охнула.

«Вот они, берите всё, что здесь есть! Судите меня, я вор!»- и он заплакал пьяными слезами.

В это время в комнату вошла мама. Она, видимо, слышала последнюю фразу.

-«И будем судить, ты что же думаешь, простим? Завтра же подаём в суд!»

-«Тогда вы отсюда живыми не уйдёте!»- и Сашка кинулся в угол комнаты, куда я бросил нож. Но тут на нём повисла тётечка, потом ещё Ниночка, прибежавшая на крик из кухни.

-«Уходите скорей, мы его удержим!»-  и мы ушли. На улице было темно, и мы боялись, что вот сейчас нас догонит разъярённый Сашка с ножом в руках.

В тот вечер я стал на сторону богатых против бедных – впервые в жизни: видимо, всё же я получил хорошее воспитание.

Тётечку я больше не видел. Через три года она умерла от рака. Боречка растёт в детском доме. А машину мы так и не купили.