1. 22. глава восемнадцатая

  Книга первая. Первый день.
   
    ГЛАВА  ВОСЕМНАДЦАТАЯ
    Тимкин дядя: о выгодах заиметь в качестве компаньона племянника начальника тюрьмы.
   
   
    А что, собственно говоря, ему было так уж стесняться пощипать "гражданина начальника" Менженина, если Витька, было дело, даже у Аркатова, племянника того Аркатова, что был начальником Икской тюрьмы в то время, когда Шпала там сидел, занял пятнадцать рублей и, конечно же, не отдал. У Тимки Аркатова хватило такта не упоминать о долге, а то бы ему Витька объяснил, сколько должен ему Тимкин дядя.
    С Тимкой Аркатовым они вместе учились на токаря в 31-м учебном цехе Котлостроительного завода. (Переименованного впоследствии в Завод Энергетического Машиностроения. О чем у Шпалы в трудовой есть соответствующая запись). Тимку в учебный цех привело соображение начать свою биографию "из рабочих". "Вышли мы все из народа!" — как в песне поется. (Тогда такая мода была — всем в верха из народа выходить, от станка, от сохи.) К премудростям токарного ремесла в целом он относился наплевательски и не скрывал, что, набрав пару лет "пролетарского стажу" пойдет по семейным стопам: поступит на юридический факультет какого-нибудь университета (куда родственники пропихнут!).
    Из окружающей его цеховой и прочей жизни Тимка с жадностью выхватывал и впитывал лишь криминал, надеясь, видимо, на досуге обсосать его до каждой косточки и добраться, таким образом, до глубинной сути. В этом смысле Витька являлся для него провидением божьим, кладом, проводником по лабиринтам скверны, как Иван Сусанин для крестоносцев на Чудском озере. Тимка сразу выделил его из окружающей толпы и искал возможность наладить отношения. Шпале же вначале компаньон не приглянулся и он, в качестве платы за соизволение приблизиться, содрал с него авансом 15 рублей. Деньги Шпале были нужны для оплаты путевки в профилакторий. Так они познакомились.
    Тимка оказался парнем на редкость компанейским, подающим надежды на то, что при хорошем руководстве из него может со временем получиться настоящий сявка. С ним как с одаренным, жаждущим знаний учеником приятно было работать. Он с азартом и энтузиазмом поддерживал любое Витькино начинание, касалось ли оно выпивки, путешествия по простыням на этаж общежития к бабам, драки или прочего приключения. Вскоре Шпала обнаружил, что на нового товарища можно вполне положиться: Прямой характер, храбрость и умение постоять за себя выгодно отличали Тимку от многих. Так что те 15 рублей, взысканые в самом начале их дружбы, он посчитал достаточным для погашения их фамильного долга и больше в качестве дойной коровы Тимура не рассматривал. Если же предприятие по каким-либо моральным критериям компаньона не устраивало, то Тимка сразу и прямо говорил об этом Витьке, и ... это тоже было замечательно.
    Еще в самом начале их дружбы они с Тимкой из девичьей комнаты общаги какого-то училища, что располагалось как раз вплотную к их цеху, через окно обстреливали зелеными с шипами каштанами мастера своей группы Макрина. Макрин не знал, откуда летят ему в затылок каштаны, очень злился, орал благим матом и потрясал кулаками. Витька с Тимкой ползали под подоконником со смеху. Макрин был бухарик и мужик неплохой, но иногда любил показать свой норов (свою гнилую сущность, как любил иногда выражаться он же сам), а в тот раз он, к тому же, еще ухаживал на лавочке за контролершей из ОТК.
    Потом дядька стал доверять племяннику свою личную "Волгу". Тимка заимел откуда-то, кажется, липовые права, но они ему так ни разу и не пригодились, поскольку все постовые знали "Волгу", как облупленную, и это тоже было весьма кстати, потому что компаньонам приходилось иногда управлять ею в не вполне вменяемом виде. Когда машина была в его распоряжении, о чем Тимур заблаговременно друга оповещал, Витька всегда мог на нее рассчитывать. На этой "Волге" Тимка со Шпалой несколько раз возили девочек из вышеупомянутой комнаты на дядькину дачу, расположенную в весьма живописном месте, почти на самом берегу озерца, где вперемежку с вином и купанием устраивались веселые любовные оргии.
    Во время последней дядюшка и застукал всю тепленькую компанию, что называется, "с поличным". Витька с подружками быстренько собрали манатки и смылись. Как Тимка объяснялся с дядюшкой, осталось "тайной, покрытой мраком". Естественно, что после этого он весьма холодно отнесся к предложению Тимура махнуть на выходные на рыбалку и быть представленным дяде в качестве друга его племянника. Хотя Тимка утверждал, что дядька у него вообще-то мужик мировой, не раз выручал его из весьма щекотливых и даже подсудных ситуаций, и, не будь дядьки, сидеть бы сейчас Тимуру там, где сидел Витька. Отчасти это и было причиной столь безрассудной Тимкиной храбрости и тяги к приключениям: знал, чуть-чего — дядька отмажет! К тому времени, правда, он уже не был начальником СИЗО: сбежал какой-то химик из хозбригады при тюрьме, и дядьку с начальников сняли, перевели в управление.
    Впоследствии Шпала укорял себя, что поступил не к месту целомудренно и ломался как слоеный пирог: нужно было попытаться заиметь знакомство с Тимкиным дядюшкой, по крайней мере, в лоб бы за это не ударили, а в будущем, как знать, могло бы очень пригодиться! А то ведь Тимур, небось, теперь при наградах и званиях сочиняет труды о тонкостях юриспруденции, а кто его натаскивал-то?
    Два этих приключения заставили Витьку задуматься и придти к выводу, что не менты являются конечными виновниками создавшегося произвола, они лишь лопасти какого-то чудовищного механизма, перемалывающего людей в муку, механизма самодвижущегося, самовоспроизводящегося, и самоусовершенствующегося, однажды кем-то созданного, заведенного и с тех пор пожирающего все на свете. Причем, своих создателей он сожрал в первую очередь. Складывалось такое впечатление, что, куда движется этот механизм, вообще никого не интересует, люди лишь делят теплые места в его недрах. Но где же в таком случае смысл?