распыл. роман. ч. 24

Музга               
Средь заснувшего от безветрия и жары пшеничного моря, колыхалась и плыла в полуденном мареве, голова в казацкой фуражке, исчезая и вновь выныривая, как бы тревожно маякуя тусклым бликом затертого козырька, солнцу и встречным.
Был и таков... Пожилой, широкоплечий казак в кубанке, полулежал на обочине дороги, невидимым течением рассекающей золотой урожайный водоем, и закусывал. На ситцевом старом платке плавился домашний сыр, лежали: ополовиненный кромам хлеба, три облупленных головки лука и кренился глиняный кувшин с недопитым молоком.
Казак дожевывал мякиш и, удивленно хлопая неожиданно черными для его возраста ресницами, казалось внимательно наблюдал за белой каплей стекающей по посудине, но, на самом деле, медленно переходил из дремы в сон...
Невесть откуда прилетевший жестяной шелест колосьев никак не тревожил сморившегося от жары и проделанного пути старика, пока прямо перед ним не скрипнули чьи-то сапоги... Он резво привстал и, прищурив серый с синевой глаз, подозрительно глянул на путника. Тот, в ответ, устало улыбнулся, снял фуражку, небрежно бросил наземь серый пиджак и сел рядом:
-  Здорово ночевали?
-  Слава Богу! Кабы ты не шуганул, так може и соснул часок...
-  Извиняйте, конечно, но полуденный сон дюже опасен с религиозной стороны, да и здоровья бы вам поберечь....
Казак обиделся:
-  Слыхал эти детские байки, а телесной немощи пока не скоро жду!
Он, насупясь, более внимательно оглядел шутника. Тот мощным налитым телом и ручищами смахивал, скорее, на коновала или молотобойца, но, заправленные в пыльные яловые сапоги, брюки с остатком стрелок над коленями, его шалый проход через поле, явно выдавали в нем горожанина:
-  Э... Ты, парень, гляжу, не из станицы будешь, ишь намял пшенички-то...
-  Извиняйте, заблудился, а сам и впрямь не местный, - из Темрюка я.
Казак пообмяк:
-  А... Ну, устраивайся удобней, може новостями подивишь, да молочка испей - не погребуй, или вот че домашнего...
-  Спасибо, пивну чутка, а есть невмочь – духота!
Он глотнул молока и вспушил взмокший от жары чуб:
-  Уф! Игнат я, а вас как величать, коль знакомство в охотку?
-  Та почему ж нет, ежли человек хороший, - Дементием Ивановичем зовут.
-  Ишь ты! Щас такого имени сроду не услышишь...
-  Може и так... И че насчет новостей, и куды путь держишь?
По смуглому, спокойному лицу Игната, тенью скользнула некая досада, а может обида, но он тут же широко улыбнулся и пошутил:
-  Значить слухайте, - баб в городе все больше, а вот казаки дюже мельчают и посему послан я самим губернатором на хутор «Заруба» отыскать еще не скурвившихся.
Дементий аж крякнул от неудовольствия:
-  Ты, Игнатий, выдыхай, да в сторону, а то ведь я оттэда и есть!..   
Кубанец странно оживился и в глазах его, как на лезвии шашки ночью, опасно полыхнула синь:
-  Ха! Дык че в обидку впадать? Оно же зараз видать, что ты дяденька и есть настоящий казак!
В это время, из внутреннего кармана его пиджака выполз нос тесака... Дементий, от неожиданности, отодвинулся:
-  А это тебе губернатор в помощь штоли выдал?..
Игнат спокойно вынул нож и отрезал кусок сыра:
-  В дороге я, аль нет? Или може все лиходеи на Кубани перевелись и никто боле по башке во сне не дает лесиной, абы по карманам пошарить?   
Дементий отмолчался. Уж очень крепыш смахивал на этих самых грабителей. Он начал, было, даже, собираться, но тут Игнат, будто саблей отсек ножом горбушку от его домашнего хлеба, с хрустом раздробил ее белыми жерновами зубов и малыми глотками стал запивать молоком, с усмешкой поглядывая на казака. Тот переждал...
Наконец, пришлый встал, надел фуражку, махнул тесаком по рукаву пиджака, будто по точилу, сунул его в карман и потянулся:
-  Благодарствую за хлеб, значится, за соль, как говорится, Дементий Иваныч, и не думайте обо мне паскудно, - я, кроме жеребца этой весной, в жизни никого не порешил, - за него семьей и выслан временно... Ну, да, это лишь меня касаемо. А вот покажите-ка поточней направление к хутору, а то опять буду шугаться из стороны в сторону, да колосья волком гнуть.
Старик, так же молча, встал и махнул рукой в конец дороги. Игнат засомневался:
-  Э... Тах-то мне один хлопец уже показывал, но потом враз началось поле... Дементий подвязал опустевший узелок к поясу и пошел:
-  Я тебе не хлопец, - иди как сказано и прощевай!
-  А... Ну, добро! И вам счастливо добраться...

                ***
Дементию очень хотелось обернуться и посмотреть – последовал ли странный прохожий его совету? Но он сдерживал себя и лишь долго, напряженно прислушивался к шагам за спиной, однако – тишина...
Лишь через версту с гаком, когда совсем уж истомился от любопытства, он глянул и остановился – казак исчез. Дементий флюгером крутнулся по сторонам – ни души! – Неужели опять бирюком по посевам побрел охальник?! - Старик даже выругался непотребно, но тут же покаялся и перекрестился: - Тю, напасть... И ведь ишо намекал о каком- то вреде сна полуденного! Тут он уронил свой узелок, а когда поднял и выпрямился, то чуть не вскрикнул – Игнат стоял в метре от него и угрюмо молчал...   
-  Ты... Ты че, парень, опять заплутал?
-  Нет. Я хотел прояснить – впрямь ли великий атаман Заруба был из Сечи?
-  Дэк, это всем на хуторе нашем известно – запорожец он, герой! Их когда Катенька-царица на острове войсками обложила, так он не рванул на Дон, не уплыл ночью в Персию, а пробился
ажныть досель и перед погибелью крикнул: - Моя земля и чужбине душу христьянскую не продам! – Стали сечь его солдаты пулями, а он до конца лишь шашкой от них отмахивался как от мух!
Игнат пожевал выгоревший ус:
-  Вот и мой предок был из Сечи! А ты, я сморю разговорчивей стал, - навроде как напужался чего... Не меня ль?
Если бы мог, Дементий враз бы покраснел от такой обидной правды, но его бородатые щеки давно уже утратили краски юности и он лишь буркнул:
-  А хто тя знаить? Являсся аки тать из дремы!..
Игнат дурашливо поклонился ему в пояс:
-  Бью челом, станичник, но не низко – муть накатыват на жаре, - городские, вишь ли, железками настукали – скопом беруть, подлюки! А путник я – верный, скорей землю обниму в послед раз, чем товарища дозволю обидеть!
От такого серьеза в его словах, Дементий как-то разом успокоился и даже почувствовал некую гордость, - эдак бы все их желторотые хуторским старикам честь оказывали! А вслух он посочувствовал:
-  Ты, я вижу дюже крутоват, поберегись чутка, - поди детей ишо не нажил, куреня свово не построил...
В ответ, Инат сплюнул в дорожную пыль и спросил:
-  И как ты, дяденька, пешки по пескам мыкаешь, а? – Дыхмя не дышится!   
Диментий возмущенно развел руками:
-  Вот те на! Сам наше зерно, будто цепом на базу, сапожищами оббивашь, а меня поучать?!   
Тот молча шагнул к придорожным зарослям, вытянул за хвост волка двухлетку с перерезанным горлом и пояснил:
-  Где его семья протопала, я уже урожаю не во вред был, а вот выслеживал серых с самого заката и шли они ак-курат к твому хутору поживиться – дарю! Хм... Глядишь бабке своей воротник скорнячишь по зиме!   
У Дементия подогнулись колени и он присел возле крупного, но еще не заматеревшего зверя. Язык того безвольно пал в пыль, а  глаза, открытые скошенные к носу, наоборот остались полны яростью и злобой:
-  И чем ты его?..
Игнат хитро улыбнулся:
-  Ножичек-то мой, помнишь?
-  Ага. Но как ты бирюка-то?..
-  Волки, дяденька, оне, как известно, страсть пужаются когда их за хвост кверху дергают...
-  Да будя тебе!
-  Ну, ладно, тогда без детальев. Пока ты, значится, тут пылюку месил, серые задремали, а я ближнему в бочину тесак-то и метнул, а когда остальные сыпанули кто-куда, то поддавил подранка малость и мордой к смерти запрокинул – ждал пока кровь стечет, а то давно б тебе объявился.
Дементий встал:
-  Да ты, паря, и впрямь древней запорожской крови – ишь каким хватом берешь! И сколь их было?..
Игнат вынул тесак, отрезал зверю язык и швырнул через плечо на другой край дороги:
-  Шоб не дразнился, падло! А было их четверо, к тому ж, папашка – хромый. Може встречу ишо... У него след  дюже памятный – будто чикиляет и окурки в землю вкручивает. Ха-ха-ха!   
Диментий с опаской глянул в пшеничный лес и прислушался... Игнат заметил и еще больше развеселился:
-  Не, Дементий Иваныч, - отбой тревоге, шашки в ножны! Оне, зараз, уже к ближнему яру подбегают. Ха-ха-ха!
Казак насупился:
- Мне пужаться неча! Ты еще подсолнухи лузгал, када я с седла на волков скокал!
Игнат оборвал смех, сделал на туше несколько надрезов и, упершись сапогом в хребет, стал умело сдирать шкуру:
-  Што вы, - верю, скокали, но вот покажите-ка мне такого коня сердитого...
Дементий вмиг разгорячился и, сдвинув кубанку на затылок, стал загибать татуированные пальцы на левой руке: