1. 45. глава сороковая

   Книга первая. Первый день.
   
   
    ГЛАВА СОРОКОВАЯ
    ЛТП — отдых стоит дорого! Если смерть жены празднуют три месяца, то она этого заслужила! Ночлежка — несладкая жизнь! Как вымерли мамонты. Сердечное спасибо за удар в челюсть. Сын улицы. Золотые прииски, рыболовецкие траулеры, геологоразведочные партии и невыполненные половые обязательства.
   
    По рассеянности, целиком занятый своими мыслями он, кажется, пропустил один автобус. Во всяком случае, когда Витька пришел сюда, на остановке было много народу, а сейчас почти никого.
    — Здоров! — хлопнул его по плечу кто-то.
    — Здоровей видали!
    Шпала обернулся. Позади него стоял Чава с объемистой хозяйственной сумкой в левой руке. Трезвый, ладный, выбритый, помолодевший, сияющий, как ласковое солнышко. Вот ведь, живет человек и горе его не берет, и все ему в жизни понятно: женился, потому что папаша еёный на чердаке застукал во время этого дела и цветет теперь, как майская роза в лопухах! Может, и самому так же? К чему все усложнять? Нужно будет сегодня смеха ради слазить с Ольгой на чердак, может, кто и застукает! Витька представил себе, как они с Олей орут с чердака прохожим внизу: “Эй, вот они мы, застукайте нас!"— и усмехнулся своим мыслям.
    — Вот это другое дело, — понял его улыбку по своему Сашка, — а то надулся, как сыч, голова, что ли, болит с похмелья?
    Со вчерашнего дня он почему-то взял моду держать себя в разговоре с Витькой на правах старшего, более опытного. Вот что женитьба делает с человеком, столько перемен за одну ночь!
    — Не-а, просто, настроения нет, — отмахнулся Шпала.
    — Настроение? — удивился сей же миг Чава, — так мы его в одну минуту сейчас выше крыши можем поднять!
    — А ты куда? — неохотно спросил Витька, чтобы хоть что-нибудь спросить, а заодно и разговор перевести на тему, его самочувствия не касающуюся.
    — Как куда? Свадьбу гулять!
    — Ты же вчера гулял.
    — То дома, а теперь в общежитии, холостяцкую пирушку закатим, поехали со мной!
    Определенно Чава нашел как раз, то что искал! Почему Витька сразу этого не понял? Женился он не на упомянутом "крокодиле", а на самогоне и папане-собутыльнике! Достиг всего, о чем мечтал. Так чего же ему теперь не быть довольным? Чава жил уже в общежитии подвижного состава — одноэтажной хатенке у самого железнодорожного вокзала "где ленты улиц пригород плетут..." Занятия в школе помощников у них кончились, началась практика, и, несмотря на то, что дипломов новоиспеченные "специалисты стальных магистралей" еще не получили, из общаги школы их потихоньку выталкивали: нужно было делать ремонт, готовиться к следующей смене. Сашке это было даже на руку: из школьной проживалки его поперли, а из этой когда еще попрут! Хотя... зачем ему теперь общага, с молодой-то женой, классным ееным папаней, и морем самогона в тещином доме? Можно смело предположить, что теперь Чава всеми силами будет набиваться в примаки, после однокомнатного барака на шесть человек —  отдельная изба с обслугой в виде жены и тещи — это ли не рай?
    — Ты же знаешь, что в последнее время твои ко мне менее приветливы. — ответствовал Витька.
    В новом друговом пристанище Шпала побывал уже неоднократно и успел оставить по себе добрую память! Витька назанимал у его новых приятелей по житию в общей сложности рублей сто, каковые в той же последовательности и пропивал. Возвращать долги он, естественно, не собирался, да и не мог бы этого сделать, потому что привык лишь спускать чужие деньги, а своих у Шпалы никогда не было. На угрозы он отвечал лишь презрительной усмешкой, да предостережением, что потом ведь их поодиночке все равно переловит в городе, и вообще может устроить обитателям ночлежки несладкую жизнь, благо у Шпалы "вся шпана в городе — кореша", а здесь, в общежитии, почти сплошь иногородние да колхозане.
    Может быть, все так бы и улеглось, если бы он вдобавок не отоварил их наставника и любимца — машиниста тепловоза дядю Васю. Его — этого дядю Васю — многие знали в городе, хоть и по прошлым молодым делам. Витька же был из другого поколения, да и вообще тогда ни бога, ни черта не боялся. Дядя Вася, пьяный, во время очередной гулянки, кои случались в вышеозначенной общаге каждый день, полез на Шпалу бороться. У него была мания — как пьян, так бороться! Против Васи вся общага, а он стоит в центре, как медведь от собак, отбивается.
    Жлоб дядя был естественный — за два метра ростом, больше полутора центнера весом, весь волосатый — как горилла. И этой-то обезьяне в руки Витькину белую кость? Бороться Шпала не умел, а вот боксировать, слава богу, в недавнем прошлом приходилось! А этот мудила пристал, как банный лист к жопе! "Какой ты мужик, если бороться боишься! “Витька ему пробовал словами объяснять — не понимает! Жажда кипучей деятельности у человека. Тащит Шпалу за шкирку на футбольное поле...
    В общем, он одним ударом пресек дяди Васины притязания, и его питомцы бегали потом вокруг туши вожака, как пещерные жители вокруг туши забитого камнями мамонта. "Это тебе даром не пройдет, "Жука" весь "вокзал" знает!..." А Витьке было плевать. Что он, нанимался чучелом работать в борцовской секции? Гроздев в тот вечер тоже был под бухом. И у него, как всегда под бухом, было лирическое настроение, которое этот насекомый жук прервал.
    Но какой огромадный машинист Вася, Шпала по настоящему разглядел лишь по трезвянке на следующий день. Он сидел за чем-то все в той же общаге в одной из двух комнат, когда в дверной проем со скрежетом протиснулось что-то большое, лохматое и рычащее. Оказалось, это дядя Вася "Жук" с лейкопластырем на подбородке.
    — Козлы вонючие! — ругался дядя Вася, — вчера толпой накинулись с дубинами!! Жаль, я пьяный был, не помню кто. Удавил бы петухов!
    Жук-Вася едва не подпирал головой потолок, да и вширь, как показалось Витьке, если вздохнет, форточки захлопываются и в комнате места маловато. Жук стоял метрах в двух от сидящего на кровати Шпалы, но нависал над ним, как скала. Слышали анекдот? Просыпается муравей под танком, голову лапкой чешет, вверх смотрит и говорит:
    — И чего только спьяну не приволокешь!
    То же самое думал сейчас Витька: "И чего только с пьяну не свершишь!" Сейчас вот он трезвый, а разбираться с этим Жуком навозным придется! Шпала встал.
    — Ты, дядя, следи за базаром! Петухи, козлы... Ну, я тебя вчера вырубил. Ты что-то против меня имеешь?!
    “Интересно, как это я вчера до его подбородка допрыгнул!"— подумал он про себя. Жук явно опешил. Весь этот спектакль он рассчитывал сыграть для умиротворения собственного самолюбия и унижения противника.
    — А, — наконец проговорил он, — вот теперь я вижу, что ты мужик, а не козел, раз готов за свои дела отвечать!
    Шпале не улыбалось воевать с дядей Васей в этой комнатенке — места мало! Тут эта горилла его из одного угла в другом рукой достанет.
    — Готов! — проговорил он, как смог, твердо, — здесь бардак устраивать не будем, пошли на улицу разбираться!
    — Не разборки я с тобой устраивать пришел, — проревел Жук, — в глаза тебе посмотреть. Меня за всю жизнь никто ни разу не ударил, понимаешь? Никто! Вот я и пришел на тебя поглазеть, какой ты из себя есть. Не ожидал, честно говоря , что ты вот так вот встанешь, ответишь... Добро! Дело пьяное, забудем. Я к тебе ничего не имею. А ты ко мне?
    — Я тем более!
    — Ну, давай руку.
    Рука Шпалы утонула в Васиной лапище. Жук ее привычно сжал, так что у Витьки в глазах потемнело. Посмотрел на Гроздева. Витька сделал морду кирпичом. Тогда Жук перевел взгляд на зажатую в своей клешне руку, отпустил ее и еще некоторое время рассматривал. Действительно, было не просто понять, как такая маленькая беленькая ручка смогла одолеть подобное черное и косматое чудовище. Шпале самому это было сейчас непонятно!
    — Ну, спасибо хоть на старости лет уважили почувствовал, что такое настоящий удар! — прожужжал Жук. — А то вроде я и не мужик, что ни разу не битый!
    ( С тех самых и до нонишних пор усвоил Груздь одну простую истину: Борьба – это тяжелое, грязное и неблагодарное занятие! То ли дело – бокс! Одним легким движением руки 100 килограммов мускул превращаются в мешок дерьма под ногами. Лет до сорока ему это нравилось: Вот стоит перед тобой некий накачанный, наглый клиент – прива качает. Смотрит с вершины своего роста и здоровья как на вошь и не подозревает, что через секунду будет в ногах валяться! Потом очапается – целый духовный кризис переживает. В один час для него основы мироздания рухнули. Однажды, глядя как он в спортзале по мешку работает, загрустил наблюдавший ОМОНОВЕЦ. «Что то не так? - всполошился Витька, неправильно бью?» «Вот так отслужишь срочную в десанте, в горячей точке, краповый берет оденешь. Тренируешься день и ночь! Считаешь себя по крайней мере Тайсоном. А нарвешься случайно в троллейбусе на баклана вроде тебя, саданет и голова отскочит.» )
    Чава потом рассказывал лучший прикол в депо. Перед поездкой по рации: "Посадите Жука посередине кабины, а то у вас тепловоз на один бок наклонился!" Дядя Жук претензий к Витьке не имел, но его воспитанники чувствовали себя неловко, оттого что не смогли дома честь лучшего жука железной дороги оградить.
    — Нет, Сашок, не могу, у вас в общежитии дракой пахнет. — вздохнул Шпала.
    Тогда Чава, в качестве последнего аргумента, расстегнул сумку, и на Витьку глянули две сестрички — полные трехлитровые банки самогона, прозрачного как слеза. Этому доводу Шпала противопоставить ничего не смог. Черт возьми, в конце концов, это входит в его программу: Витька примет дозу и скоренько свалит к Ольге.
    — Поехали, — отчаянно махнул рукой Груздь.
    Проходя мимо гастронома, Шпала напоролся на тьму сплошь знакомых корешей-собутыльников. Здесь были: Володька "Гвоздь", крепыш лет сорока, много хапнувший горя в жизни — отсидел два срока за драки, в которых был прав, работал на прииске, на рыболовецком траулере, несколько сезонов ходил в геологоразведочной партии в экспедициях на Крайнем Севере, видел смерть товарищей.
    Тут же Славка Карась, третий месяц празднующий смерть бывшей жены. Она нашла себе любовника, а Славку, чтобы не мешал, упрятала в ЛТП. ( Лечебно – трудовой профилакторий ) Славка был мужик работящий, за что и пострадал. Он за два года своими руками отделал новую двухкомнатную квартиру, обставил с нуля мебелью — словом, в игрушку превратил. Работал грузчиком на цемзаводе, получал хорошие деньги, (за счет здоровья!) и с дури на женину книжку все клал. Так его жена Людка уговорила, чтобы не возникло, мол, соблазна пропить. На машину решили копить. Была у Славки счастливая семья и цель в жизни. И вот в один прекрасный день его дорогая жинка закатила ему обидный незаслуженный скандал.
    Были объяснения, взаимные упреки... Дело кончилось вмешательством соседей. Но чего в жизни не бывает? Было и было, прошло вроде. Только Славка после того помаленьку стал выпивать. Вторично Людка закатила скандал месяца через полтора. Вновь то же самое, как с цепи сорвалась, обвиняла Славку, что он охладел к ней, на стороне гуляет и деньги, между прочим не все домой приносит! Сославшись на подруг даже назвала ему имена этих его "любовниц". Славка с женой ссориться не стал, помнил урок. Не мужское это дело оправдываться, да и бесполезно с бабами. Ушел молча из дому и оказался у гастронома, вот этого самого, где и сейчас стоит. Попались под руку друзья, и он к вечеру крупно нагрузился.
    Пришел поздно, думал, Людка успокоилась, спит. Не тут-то было! Людка вскочила, свет зажгла и в одной ночной рубашке кинулась Славке лицо своим маникюром обстругивать. Ну, Славик ее малость пихнул, так что супруга на себя мебель собрала. Людка вскочила и стулом в окно — бац, только стекла полетели, а сама в двери и — ходу. Славка сначала понять не мог, почему в окно? По нему бы — другое дело. Когда появился участковый с понятыми, ему все стало ясно! Соседи поддержали сторону жены, дали показания, что он регулярно пьет и истязает жену.
    А пил Славка тогда гораздо меньше, чем теперь, после ЛТП. Словом, оформили его на год в этот самый Лечебно-Трудовой Профилакторий. Жена сразу подала на развод, привела в Славкой отделанную квартиру хахаля дядю Колю — как велела его называть дочери Ирине, и зажили они на широкую ногу, все поспешили спустить, пока Славка в "профилактории" отдыхает. Мебель распродали, а может его родичей оделили, купили на Славкины деньги, что у жены на книжке лежали, не новую, но добрую еще "Победу". И вот на этой-то “Победе” за день до Славкиного освобождения угодили под “Краза”. Оба насмерть, машина в лепешку. Дочка Иринка "гостила" очередной раз у бабки — Славкиной матери. Есть, видать, бог на свете!
    Были тут еще мужики разных, но подобных в чем-то этой судеб. Всех их объединяет одна философия: все в жизни дым, было — и в один момент растаяло! Живи настоящим и не загадывай о будущем! Или, как в песне поется:
    Призрачно все в этом мире бушующем,
    Есть только миг, за него и держись!
    Есть только миг между прошлым и будущим,
    Именно он называется — ЖИЗНЬ!"
    Витьке нравится в них то, что эти мужики не задаются, не кичатся своими знаниями, опытом, не считают его (желторотого, по сути, птенца), только еще вступающего в жизнь, чем-то ниже или глупее себя. Они всегда и охотно раскроют свою, у каждого неповторимую и во многом поучительную жизнь, поделятся своим опытом, если попросить у них совета, не будут приукрашивать и лакировать, как это сплошь и рядом делается, действительность. От них Шпала перенимает правду жизни, и с ними всегда легко, всегда весело.
    Еще один неповторимый тип среди присутствующих — Сын. Он, как всегда, на боевом посту в нормальном своем рабочем состоянии — чуть живой. Но, при всем том, на ногах. Сын — это сокращенное от его полного титула Сын Жилой. Жилая — это район Икска, старейший, с глубокими традициями. Некогда Жилая держала верх во всем городе. В то время в ней и славился своим ремеслом Дядя Юра Боцман — отец Сына. Был Дядя Юра чемпионом города по литроболу. Никто не мог его перепить. И это первенство отец Сына держал рекордный срок — всю жизнь. Он и сейчас его держит номинально, утверждает, что перепьет любого, хотя здоровьишко у Юры Боцмана, конечно, уже не ахти.
     Некогда Боцман работал грузчиком, славился своим мастерством на кулачках и враждующие районы перед очередной стычкой задабривали Дядю Юру спиртным, старались переманить на свою сторону. Кличка Боцман вселяла суеверный ужас в противоположную сторону и на 90% являлась гарантией победы для обладателей. Именно тогда Дядя Юра приобрел навык выпивать лошадиные дозы, не пьянея. Роста он был среднего, но могучего телосложения, от которого к настоящему времени уже ничего не осталось. Теперь Юра Боцман кажется маленьким, тщедушным сморчком. Вечно небритый, в поношенном, но всегда еще довольно чистом пиджачке моды двадцатых годов. Глянешь на него и не за что не поверишь о былом легендарном прошлом. Каждое утро с бидончиком Боцман семенит к пивной, это для разминки, форму-то нужно поддерживать!
    Трое старших братьев Сына, некогда гроза всего города, теперь из тюрем не вылезают. Младший, то есть сам Сын, решил пойти по стезе отца и, похоже, скоро побьет рекорд собственного родителя. Династия, так сказать. Внимания воспитанию своих отпрысков Юра Боцман не уделял никакого. "Родил, на том тебе спасибо!"— как говорил Райкин. И то сказать, легко ли держать звание чемпиона! Сын рос на улице. Пить, курить и говорить начал одновременно. Воровать, пожалуй, чуть-чуть пораньше того. В иерархии района его держал мощный авторитет родителя и братьев.
     С детства Сын был накоротке со всеми знаменитыми сявками, коих только на Витькиной короткой памяти переменилось несметное количество. От них сын и научился жизни. Потому его и прозвали "Сын жилой". Если бывают сыновья полка, то почему бы не быть сыну улицы? Сын маленького роста, тщедушный, безплечий. Узкая острая грудь, сгорбленный, как старик, лицо, когда не пьян, бессмысленное, измученное. Череп какой-то неровный, острый и вытянутый. Двумя словами: "стройный, как коромысло и красивый, как собака!" За полчаса до открытия магазина Сын приходит НА РАБОТУ.
    Это его единственная работа после окончания неполных восьми классов, больше Сын нигде не работал и не учился. В руках у Сына кирзовая ношеная сумка, в ней граненый с окоемкой стакан, окрещенный в народе "хрущевским" и корка хлеба. Летом возможны огурцы, яблоки — зелень из соседских огородов — это закусь. Знакомых у Сына — вся публика, посещающая винно-водочные отделы гастрономов. Поят, естественно, из уважения — обидеть Сына Жилой — страшный грех!
    И потому сын наглый, как танк и беспрестанно падает всем на хвост. С первого же стакана Сын пьянеет, но не до отруба и в этом состоянии затем продолжает оставаться независимо от количества выпитого. Это и есть его РАБОЧЕЕ СОСТОЯНИЕ. Сколько же всего он за день пропускает за воротник с открытия и до закрытия гастронома, сказать трудно. И менты Сына не трогают, смирились уже. Днем Сын не ест, вино, видимо, и является его основной пищей.
    Сделать вид, что не заметил друзей, Витька не смог, хотя Чава перехватил сумку в дальнюю руку, опасливо озирался и встрече был не особенно рад. Поэтому Шпала ограничился приветственным кивком:
    — Здоров, коллеги!
    На Витькин кивок Сын не ответил. Занят кайфом или считает себя выше? Как же, блат братьев! Ничего, найдется предлог, Шпала ему еще настучит по уродливой башке, и блат не поможет. В принципе с Сыном Витька особых дел не имел — как напарник в сшибании на бутылку, он экземпляр невыгодный: ни шерсти, ни виду, в задницу плюнь, так и голова отскочит, а жрать вино за троих. На хвоста же его берут только одного.
    Так что из своих в поте лица натрушенных поить его нет резона. Сын нагл и нахрапист всегда, с любого количества норовит себе полный стакан наделить: “Да отсохнет рука, обделившая хозяина!" Шпала же всегда наливает ему ровно столько, сколько и остальным. Однажды, когда сын обнаглел, Витька наказал его, бортанул на один круг. Знаете, есть такой приемчик: выпил стакан и перешел в другое место круга, с понтом закурить взять, а тут и стакан подходит. С тех пор Сын на Шпалу в обиде. Остальные ответили на Витькино приветствие.
    — Кучкуйся к нам, сообразим!
    Извините мужики, свои дела! — он кивнул на Чаву успевшего отдалиться.
    — Зазнался и на помойку не показываешься! — съязвил Славка.
    Шпала развел руками.
    — Что за дела могут быть у алкаша? — донеслось вслед.
    “А то непонятно! — подумал Витька. — Чава почему заспешил с сумкой? Пронюхали бы, что у него там, разве осталась бы хоть капля? Впрочем, видит бог, я не намекал!" По пути к общаге суждена была еще одна встреча. Шпала нос к носу столкнулся со своей временной прошлой подругой Наташкой Козуб. Он было хотел не заметить ее, но не тут то было, Натка пристала, как репей! В принципе, она была, по-своему конечно. права: у Витьки были перед ней невыполненные половые обязательства. Больше того: она спасла Шпале жизнь!