Нью-Йорк

               
Самолет рейсом Санкт-Петербург- Нью-Йорк вылетал из Пулково в 12.45. Алексей и его зам по науке Валентин приехали в аэропорт за час до объявления регистрации. Они должны были показать, правда, неизвестно кому (они все еще жили советскими понятиями), материалы для обсуждения с американской компанией совместных исследований.

Оказалось, что показывать их некому, да и вообще не нужно. Зато девушка в справочной радостным тоном сообщила, что их рейс отменили еще месяц назад. Билеты Алексей заказал за два месяца до вылета и был очень рад экономии за счет скидки. Разумеется, никто не сообщил им об отмене рейса и сейчас они были, так сказать, в некотором недоумении. На вопрос, что же им делать, девушка бодро ответила: «Как что? Купить новые билеты!».

 
Алексей бросился ловить такси, чтобы успеть добраться до центральной авиакассы на Невском.  Он кипел негодованием: «Уж я им скажу всё, что о них думаю, я подам на них в суд, я…!» Но изливать свои эмоции и подавать в суд иск не понадобилось. Ему тут же оформили билеты в Нью-Йорк через Хельсинки. При этом не только не потребовалась доплата, но им еще вернули сто пятьдесят долларов. Самолет вылетал через три часа и у него было время вернуться в аэропорт. Очевидно, судьбой им было предназначено все же побывать в Америке.
 
В аэропорт имени Кеннеди они прилетели этим же днем.  Владимир, бывший заместитель Алексея, эмигрировавший в Штаты несколько лет назад, уже ждал их в толпе встречающих. Неожиданно обнаружилось, что сумка, в которой они везли в качестве презента несколько бутылок водки (что еще может подарить русский американцам, если учесть, что все остальное у них есть?), пропала. Конечно же, первой мыслью Алексея было, что сумку украли, пока его и других пассажиров багаж везли на тележке. На всякий случай он вернулся назад и, следуя по пути тележки от выхода до конвейера,  встретил полицейскую, чернокожую девушку, которой на пальцах объяснил,  как выглядит его сумка и какого она цвета. Девушка что-то ему сказала, по-видимому, «За мной!» и через минуту  вынесла из служебного помещения  его драгоценную  сумку,  с которой он мысленно уже распрощался. Алексей готов был расцеловать полицейскую, но во-время остановился, сообразив, что она тут же его арестует за сексуальные домогательства. Причем не к просто к женщине, а к официальному лицу, исполняющему служебные обязанности по охране общественного порядка и моральных устоев демократического американского общества.

Владимир был рад встрече с ними и еще в аэропорту расспрашивал, как там в России. Алексей рассказал об истории с билетами. Владимир выслушал её с явным удовольствием. Чувствовалось, что время от времени ему было просто необходимо было подтверждение правильности своего решения уехать из этого, как он говорил, бардака.

Владимир отвез их на своем стареньком форде в Бруклин, где им предстояло жить ближайшие недели, пока будут вестись переговоры с президентом компании и проработки с его специалистами возможных совместных исследований. Они поселились на третьем этаже шестиэтажного дома, принадлежащего компании. Здесь располагался её офис и конструкторские отделы. Часть жилых помещений сдавалась в аренду. Им выделили гостевую двухкомнатную квартиру, полностью оборудованную для нормального проживания.
    
Алексею с Валентином не терпелось познакомиться поближе с Нью-Йорком, тем более, что они прилетели в воскресенье и у них был свободный вечер. Из иллюминатора лайнера при снижении перед посадкой эта часть города представляла собой море в основном одноэтажных и двухэтажных домов, разделенное на прямоугольники линиями авеню и streets.  Владимир решил познакомить их с ближайшими улицами и и они отправились пешком до станции метро, находившейся примерно в километре от их дома. Алексей с Валентином хотели в этот же день побывать на Манхэттене, пройтись по Бродвею, с ним в их представлении ассоциировался Нью-Йорк. И обязательно увидеть Уолл-Стрит, с которым советская пропаганда отождествляла «человеконенавистный американский империализм».

Все по пути было для них  непривычно: шикарные особняки, похожие на виллы богатых новых русских в престижных загородных районах под Питером, только без трехметровых заборов, небольшие магазины, синагоги. На этой улице, как объяснил Владимир, живут граждане по американским меркам среднего класса- юристы, врачи, брокеры, в основном евреи, не бедные, конечно,  люди.

Группа чернокожих парней что-то оживленно обсуждала, они жестикулировали и громко смеялись, как показалось Алексею, беспричинно. «Накурились травки, - объяснил Владимир,-это неопасно для прохожих. Травка не вызывает агрессии, как, например, у русских водка. И вообще в Америке негров ни в коем случае нельзя называть неграми, будут большие неприятности. Они официально называются темнокожими американцами или афроамериканцами и очень обижались, когда одно время их звали баклажанами. Тогда их стали называть шахтерами, они снова обижались и успокоились лишь когда их стали называть блондинами". На Алексея темнокожие американцы за время пребывания в Америке произвели большее впечатление, чем их бледнолицые братья, наверное, своим своеобразием по сравнению с белыми.

На Манхэттен Алексей с Валентином отправились на метро уже под вечер. Они хотели увидеть небоскребы, башни-близнецы Всемирного торгового центра, статую Свободы и, конечно, символ «американского империализма» Уолл-стрит. Словно по ущелью между огромными скалами, брели они между небоскребами. На Алексея высоченные здания произвели огромное впечатление, на Валентина –тоже, с той лишь разницей, что для него оно было гнетущим.

Они зашли в маленький магазинчик и, увидев на полках среди различных напитков пиво, решили попробовать американское пиво, чтобы сравнить с питерским. Алексей попросил продавца открыть бутылки и тот с невозмутимым спокойствием ловко открутил пальцами крышки. Алексей очень удивился- в Питере в те годы пивные бутылки еще не имели таких крышек. Довольные друзья направились на улицу, смакуя на ходу пиво, на вкус оно оказалось замечательным. И только на следующий день, встретив Владимира, Алексей понял странный взгляд, брошенный им вслед продавцом. Взгляд этот явно означал: «И откуда взялись эти два придурка?».

Владимир популярно объяснил, что они сильно рисковали, присосавшись к бутылкам прямо на улице. Им очень повезло не встретить полицейского. Пиво обошлось бы очень дорого. Откуда они знали про это вообще-то справедливое ограничение, введенное в России лишь несколько лет спустя?

- Впрочем, -продолжал Владимир, - вы могли, если уж так не терпелось попробовать американское пиво, спрятать бутылку в пакет или сумку и пить из бутылки, не показывая её прохожим, или через соломинку (что за бред – пиво через соломинку! - подумал Алексей). Полицейские не имеют право заглядывать в вашу сумку. Это было бы нарушением прав личности, у нас ведь демократическая страна.
– Ну да, я понял смысл американской демократии, -сказал Алексей, – в ней главное - обертка любого содержания. И чем ярче обертка, тем содержание может быть менее демократичным.
- В вашей России (давно ли она для вас,- думал Алексей,-  стала «вашей»?) - нет и этого – возразил Владимир, - демократией у вас  не пахнет, зато есть законы, которые по русской пословице, что дышло – куда повернешь, туда и вышло.
 
В последующие дни Алексей и Валентин несколько раз беседовали о политике, разумеется, за бутылкой,  на квартире у Владимира и у Геннадия Тодорковского, бывшего профессора Корабелки.  Он  еще раньше Владимира, эмигрировал в Америку, когда его зарплата стала значительно меньше, чем у посудомойки в каком-нибудь заштатном нью-йоркском кафе.
 
Их американские друзья, еще недавно жившие в России, с большим энтузиазмом     говорили об Америке, о свободах её граждан, их неограниченных возможностях в сравнении с насквозь коррумпированной Россией.               
- Просто удивительно,- говорил им Алексей, - русские эмигранты, переселившись в Штаты, становятся патриотами Америки даже в большей степени, чем сами американцы.  Китайцы, например, остаются китайцами, прожив в США   много лет. Они вкладывают заработанные деньги, интеллектуальную собственность свою и чужую в Китай. Во многом поэтому он развивается  в последние десятилетия колоссальными темпами. Русские же, наоборот, уезжая из своей страны, тащат из неё все, что можно продать, практически ничего не возвращая.
- Ну и что тут удивительного - отвечал Геннадий,- если у людей нет стимула, как у американских китайцев, вкладывающих доллары  в Китай? Есть ли он у русских эмигрантов, если вашим властям наплевать на тех, кто уехал или собирается уехать из страны? А уезжают, как правило, самые ценные кадры. Вы сами виноваты (а ты не виноват? - спрашивал мысленно Алексей), что у вас такое правительство,- вы же его выбирали,- и режим, при котором хорошо живут лишь наглые и беспринципные».

Что они с Валентином могли возразить? Шел последний год правления безнадежно больного президента Ельцина. Он фактически уже не руководил страной. Ею правила Семья и облепившие её честолюбивые и алчные проходимцы. Для них Россия была всего лишь территорией, с которой нужно было урвать побольше и смыться, пока их не схватили за одно место. Какая уж тут демократия? Слава Богу, что страна не успела развалиться окончательно, это, наверное, случилось бы, правь Ельцин еще пару лет.  И все же в одном стороны были согласны – в том, что российская водка «Смирновъ» намного лучше американской «Смирнофф». Они пришли к консенсусу после первой же бутылки.

Они добрались до южной оконечности Манхэттена и оказались рядом с башнями-близнецами Всемирного торгового центра. Спустя два года они будут разрушены. По телевидению много раз покажут картинку с самолётом, врезающимся в верхние этажи здания. И как медленно оно оседает, разрушаясь на глазах, словно после направленного взрыва, организованного опытными подрывниками в целях сноса дома, мешающего будущему строительству. С той лишь разницей, что в уничтожаемых башнях-близнецах находились люди, тысячи людей, превращающихся в прах в месиве обломков конструкций зданий.
 
Алексей тогда скажет своему другу: «Это лишнее доказательство   безумия человечества, в первую очередь небольшой части его, что властвует или стремится к власти над остальными. И вообще это не мир людей, а мир сатаны, стремящийся в ад.  Похоже, ничто не спасет уже человечество от наказания свыше. Это было в далеком прошлом и, наверное, повторится снова, быть может даже при нашей жизни».

Назад они возвращались поздно вечером. С берега они увидели один из главных символов Нью-Йорка и всей Америки- Статую Свободы. Почему-то она их не впечатлила. Возможно потому, что на этот колосс  смотрели не  при солнечном свете, а в сумерках. По пути к метро на углу Бродвея они неожиданно увидели на здании табличку Wall-st. Уолл-стрит, этот символ американского империализма, представлял собой узкую улицу с небоскребами Всемирного финансового центра на ней. Верхние этажи этих монстров терялись в черноте ночи.
 
Через несколько дней Алексей с Валентином рассматривали эту часть города с обзорной площадки на 86-м этаже Эмпайр - стэйт-  билдинг, в недавнем прошлом самого высокого здания Нью-Йорка. Здесь же на площадке можно было купить проспект с перечислением крупнейших в мире финансовых компаний, расположенных в этом районе.               
«И эта кучка коробок из стекла и бетона владеет всем миром?- говорил Алексей, Господи, где же справедливость?!» Проблемы мировой справедливости иногда волновали его больше проблем семейных или его фирмы.
   
Пару лет спустя  он нашел ответ на свой вопрос, заданный Уолл-стриту с высоты Эмпайр-стейт-билдинг. « Человеческий мир, - говорил он друзьям во время застольного диспута о мировых проблемах,- подобен миру животных в джунглях. Сильный хищник пожирает или подчиняет себе слабых особей. 
Противостоять ему может лишь зверь не менее сильный. Так было всегда  и современное «мировое цивилизованное сообщество»  мало чем отличается от цивилизаций прошлого"/

На следующий день они встретились с президентом компании, с которой их фирма собиралась сотрудничать по нескольким направлениям исследований. Президент оказался толковым специалистом. Валентин быстро нашел с ним общий язык и они явно были довольны друг другом. Владимир  выполнял  роль переводчика и работа быстро продвигалась.

Они поставили себе цель включить совместную тему в программу исследований и разработок, финансируемую американским правительством для поддержки малого и среднего бизнеса. На выполнение ежегодных программ выделялось до 20 млрд. долларов Участие зарубежных фирм допускалось, но при условии, что головным исполнителем работ по теме должна быть американская компания. Ей предусматривалась  основная часть финансирования по контракту. В России правительство тоже  начало выделять средства на поддержку малых и средних предприятий, только в десятки раз меньше по сравнению с США. Постепенно и эти средства урезались. Деньги нужны были для достижения целей более важных, чем стимулирование среднего класса.

Работа по обоснованию темы совместных исследований спорилась и через десять дней необходимые материалы были отправлены на конкурс. Чиновники с привлечением экспертов должны были оценить предлагаемую природоохранную технологию по новизне, актуальности, эффективности и стоимости.

В один из рабочих дней им понадобилось войти в Интернет, чтобы ознакомиться с результатами последних исследований в их области. В гостевой квартире, к сожалению, компьютер отсутствовал, а ноутбука или айпада в те годы у них еще не было. Обращаться к сотрудникам компании было неудобно.
Владимир посоветовал им поработать, причем бесплатно, в компьютерном зале Национальной библиотеки. На Манхэттен они отправились уже знакомым маршрутом.

На углу улицы, где располагалась библиотека, к ним обратился мужчина средних лет, сразу вычисливший своих . На спине и груди у него висели плакаты, на которых в полный рост изображены весьма соблазнительные девушки. Их прелести едва были прикрыты бикини.
«Приходите, парни, к нам в гости, сказал он, - у нас очень весело!» Друзья извинились, что не могут. Алексей  объяснил, что к сожалению (ну, конечно, к сожалению!) им сейчас недосуг, ибо они должны поработать в  Национальной библиотеке.
 
В вестибюле компьютерного зала их встретил   узкоглазый молодой человек чертами лица и голосом удивительно похожий на девушку. Он что-то им объяснял скороговоркой, указывая на какой-то аппарат. Убедившись, что этим дикарям объяснять что-либо бесполезно, он просто махнул рукой в сторону зала.
 
Они вошли и заняли свободные места перед мониторами. Несколько десятков граждан с большой скоростью нажимали на клавиши клавиатур. «Видишь, как американцы быстро работают на компьютере. Потому Америка и развивается бешеными темпами», - сказал Алексей другу. «А ты посмотри внимательно, над чем они трудятся»,-  ответил Валентин. Как-бы по необходимости прошел Алексей между рядами усердно трудившихся граждан. Из двух десятков человек лишь   двое– пожилой плешивый мужчина и строгого вида девушка в очках рассматривали на экранах мониторов какие-то графики и таблицы. Все остальные увлеченно занимались играми.

Друзья открыли сайты нескольких научных симпозиумов последних лет по интересующей их тематике. Все они проходили в Швейцарии, Монако, Флориде и в других не менее замечательных местах. «Умеют же люди  сочетать полезное с приятным», - подумал Алексей. Они узнали много полезного для своей темы и узнали бы больше, если бы к ним не подходили периодически какие-то господа, что-то говорившие, указывая на их место. Друзья отвечали, как могли, что они из России и приехали специально, чтобы поработать в Национальной библиотеке. Услышав слово «Раша», господа, словно испугавшись, исчезали. Наконец к ним пристал какой-то настырный  парень, подошедший с администратором. Только теперь до них дошел смысл щебетания молодого человека, похожего на девушку, и стало ясно  назначение  аппарата, с помощью которого, очевидно, они должны были забронировать рабочее место и время.

Они все-таки успели убедиться, просмотрев опубликованные статьи, в том, что результаты их фирмы вполне на уровне последних исследований за рубежом, о чем на следующий день с удовольствием сообщили своим американским коллегам.

Алексей с Валентином приехали на Брайтон-Бич специально, чтобы увидеть Атлантический океан. Грех приехать в Америку и не погрузить в Атлантику хотя бы пятки.
Владимир рассказывал им, что когда-то Брайтон-Бич подобно Гарлему был негритянским районом, но выходцы из России выжили их, была даже стрельба. Может быть чисто случайно, но за три посещения Брайтон-Бич они не встретили ни одного темнокожего американца. Все здесь выглядело, как в каком-нибудь российском провинциальном городке: дома, реклама на них на русском языке, привычные для России физиономии и повсюду русская речь.

Они спустились по лестнице со станции метро, линия его проходила по эстакаде над улицей, и отправились куда глаза глядят. Алексей спросил на своем косноязычном английском первого встречного- куда-то спешащего парня лет тридцати: «Где тут у вас Атлантический океан?» Парень мгновенно вычисливший русских, ответил: «Ребята, я speak  только по-русски. А океан вон за тем домом. Они отправились к этому дому, по пути заглянули в крошечный продуктовый магазин. Продавец, явно американский абориген, не индеец, конечно, выглядел белой вороной среди русскоязычных и ощущал здесь себя, как показалось Алексею, не очень  комфортно. Они прошли через двор семиэтажного социального дома, где жили эмигранты из бывшего Союза. На скамейках, совсем как в спальном районе Петербурга, судачили между собой бабушки, женщина с коляской читала книжку, инвалид с костылями о чем-то размышлял. Друзья устроились на свободной скамейке и с удовольствием ели булочки, запивая молоком.

Наконец они добрались до Атлантического океана. Это был   замечательный день - праздник Победы 9 мая, теплый солнечный день. По дощатой мостовой вдоль берега шла довольно многочисленная колонна старичков, увешанных орденами и медалями – участников Великой Отечественной войны. Алексею было радостно видеть ветеранов. Он вспомнил уже ушедшего из жизни отца, воевавшего, начиная с финской кампании до окончания войны с Германией. И то, как он, школьник, с гордостью смотрел на отцовские медали и ордена, когда тот по случаю праздника Победы собирался поделится своими воспоминаниями в школе, где учился Алексей.

В один из выходных они решили побывать в Национальном парке Нью-Йорка на Манхэттене. Они добрались до него уже ближе к вечеру. Главный парк в любом городе СССР назывался Центральный парк культуры и отдыха трудящихся (ЦПКО). И Национальный парк в Нью-Йорке вполне отвечал этому названию. Строго прямоугольной формы, если смотреть на карту города, он обрамлен небоскребами, в общем не гармонирующими с его природным ландшафтом. Зеленые лужайки, холмы, на некоторых из них живописно расположились джаз - бэнды, радовавшие слух и зрение. Сидящие на огромном валуне, сохранившемся с доисторических времен, темнокожие парень с девушкой обнявшись, раскачивались в такт музыке, несущейся из транзистора. На беговой дорожке вдоль парка множество велосипедистов и бегунов. У бокового выхода из парка филиппинцы массировали шею и плечи граждан, пожелавших расслабиться. Кое-где на скамейках сидели бабушки. Перед ними на лужайке бесились  детишки.

Они прошли большую часть парка. Судя по описанию, где-то невдалеке был расположен Национальный художественный музей Метрополитен, одна из главных достопримечательностей Нью-Йорка. До его закрытия оставалось  немного времени и они торопились в него попасть. Вход   был совершенно бесплатный, точнее можно было внести любые пожертвования на содержания музея - хоть один цент, хоть тысячу долларов, в зависимости от уважения к самому себе. Их самоуважения хватило на один доллар. Конечно, они не успели осмотреть весь музей, но то, что увидели, произвело на Алексея огромное впечатление. Он много раз бывал в питерском Эрмитаже, Русском музее и в московских художественных музеях, но, пожалуй, впервые ощутил, если можно так сказать, на физическом уровне энергетику подлинников импрессионистов.

Вышли из музея они уже под вечер и не рискнули идти дальше. Не так уж далеко от парка был знаменитый Гарлем – негритянский район, где по слухам находиться вечером для белых было небезопасно.
Алексей рассказал своему другу историю, услышанную  им от бывшего главного бухгалтера их фирмы Тамары. В конце 80-х, когда дела в Союзе были совсем плохи,  ее племянник с друзьями, студентами его вуза, решили съездить на деньги, заработанные на овощехранилище, в Нью-Йорк, чтобы своими глазами увидеть жизнь, к которой будут стремиться в ближайшие годы советские граждане.

Однажды они отправились в Национальный парк и бродили по нему до самого вечера, когда уже начало смеркаться. Они почти добрались до конца парка в сторону Гарлема, когда их окружила группа афроамериканцев. Им стали настойчиво предлагать какую-то дребедень, в том числе разноцветные бусы. Наверное, таким же образом лет триста назад, белые предлагали африканским неграм стеклянные бусы, прежде чем их ограбить. Студенты, живо сообразив, чем все это кончится, бросились наутек, афроамериканцы за ними. Добежав до ближайших деревьев, любители приключений с ловкостью обезьян взобрались на них. Пораженные их прыткостью, темнокожие граждане ждали под деревьями, что будет дальше. А дальше студенты достали   паспорта и начали вопить: «Совьет Юньон! Совьет Юньон!». Очевидно они взывали к солидарности трудящихся Гарлема, ибо еще в школе запомнили запечатленный на гербе СССР лозунг «Пролетарии всех стран соединяетесь!». Темнокожие пролетарии об этом лозунге явно не слышали, но, увидев красные  паспорта, поняли, что с этих парней взять нечего. Да и что можно было с них взять, если советские граждане, мечтающие объединиться со всем миром, жили в конце 80-х на продовольственные карточки и лишь немногие имели доступ к распределителям.
Главарь компании темнокожих махнул рукой, мол, хрен с ними! И они удалились, а студенты дали себе зарок в будущем больше не испытывать судьбу.
            

Через несколько дней Алексей с Валентином снова отправились на Брайтон – Бич, чтобы принять участие во Всемирной конференции (так скромно называлась юбилейная встреча) выпускников Ленинградского кораблестроительного института. Владимир, приглашая на переговоры с президентом своей фирмы, советовал в письме обязательно  встретиться с бывшими однокашниками. Он, как и Алексей, закончил это уважаемое учебное заведение. Встреча с выпускниками Корабелки обещала быть интересной.

Конференция  проходила  в ресторане «Астория». На нем присутствовали полторы сотни человек,приехавших из разных стран. Некоторых Алексей знал по учёбе в институте и по совместной работе в НИИ до Перестройки, одним из результатов которой явился массовый исход за рубеж сотен тысяч любых сколько-нибудь ценных для Запада специалистов.
Выпивки и закуски на заседании  Конференции было предостаточно. Выступающие делились воспоминаниями о родном вузе и желали всем успехов. Выступили и прилетевшие с Алексеем и Валентином редактор питерского технического журнала и профессор Корабелки. Теперь институт назывался академией. В последние годы, чем ниже опускался уровень подготовки студентов престижных в прошлом институтов, тем более громкие присваивались им названия. Профессор с редактором читали стихи, густо пересыпанные матерными словами. Слушатели воспринимали их с восторгом: чувствовалась ностальгия по родному русскому языку, безусловно более богатому чем английский. .

Алексей беседовал с бывшими однокашниками и сослуживцами. Практически все они удачно пристроились на новом месте и получали, особенно программисты, приличную зарплату. Однако ни один из них, как ни странно, организовать сколько-нибудь серьёзную фирму не смог. Геннадий Тодорковский, знавший многих присутствующих на встрече, это подтвердил.

Весь вечер от Алексея с Владимиром не отходил ни на минуту переехавший  из Ленинграда в Нью-Йорк бывший специалист по новым судостроительным материалам. Долгое время его не выпускали из СССР по соображениям секретности. И только в Перестройку, когда секретов больше не осталось и не стало больше самого СССР, он получил, наконец, разрешение на выезд. В Америке ему, пенсионеру, назначили пособие, жене бесплатно сделали операцию на сердце, без нее на родине она бы умерла. И хотя пенсия не превышала девятьсот долларов, им ее хватало для скромной жизни. Правда, не хватало, по его словам, удовлетворения от жизни в стране, где они вообще были никому не нужны. И где он не был своим, в отличие от прежней жизни в нищей России начала 90-х. Даже в рассказах бывших однокурсников, преуспевших за рубежом, явно чувствовалась ностальгия по стране, из которой они так стремились уехать.

До возвращения домой оставались еще десять дней и они намерены были провести их с пользой. Владимир познакомил их с миллионером, внедряющим в американскую промышленность разработки советских ученых, невостребованные,  как и сами научные работники в России. Владимир объяснил им, что Майкл, так звали миллионера, ранее работал в очень важном министерстве и даже имел право подписывать контракты на сотни миллионов долларов. Оставив службу, он стал   вкладывать собственные деньги, естественно, с выгодой для себя, во внедрение перспективных разработок специалистов бывшего СССР. К моменту встречи с Алексеем и Валентином он уже вложил в дело несколько миллионов долларов.

Они дважды встречались с Майклом на квартире Левы, бывшего доцента Ленинградского Университета. Лева связывался с эмигрировавшими в Америку из СССР и затем из России учеными и инженерами, у которых были сколько-нибудь ценные материалы, и выкупал их за деньги, выделяемые ему Майклом.  У себя по договоренности он оставлял 10% от каждого платежа клиенту. Однокомнатная квартира Левы была на пятом этаже социального дома в западной части Бруклина. Алексея поразила чистота вестибюля дома, столь непривычная в те годы для многоквартирных домов в Питере и в других российских городах. Алексей, войдя в огромный белоснежный лифт,  невольно обрадовался, когда на стенке его увидел объявление на русском языке, в первоначальном виде, очевидно, гласившее «Не курить»! Приставка «не» была оторвана- совсем как в  питерском  доме, где он жил. Пройдет несколько лет, прежде чем на дверях подъездов в большей части домов Питера поставят домофоны, гастарбайтеры из Таджикистана и Киргизии будут мыть полы на лестничных площадках и тщательно подметать дворы, а живущая в доме шпана станет более образованной и матерные слова на стенках лифта будет писать только на английском языке.

Алексей впервые в жизни встретился с американским миллионером и тот ему понравился. Майкл мгновенно входил в обсуждаемую тему, задавал конкретные вопросы и четко излагал свое мнение без расплывания, как часто бывает, мыслью по дереву. Алексей не любил, когда собеседники многословием, словно дымовой завесой прикрывали отсутствие здравых мыслей при решении того или иного вопроса. И Майкл в этом отношении выгодно отличался от некоторых его знакомых.
К сожалению, предложенная Алексеем и Валентином новая природоохранная технология в конечном счете Майкла не заинтересовала. Он не увидел возможностей быстрого возврата вложенных средств в её внедрение и честно сказал им об этом. Алексей не особенно расстроился, ибо считал, что его фирма еще не созрела для крупных контрактов с зарубежными  компаниями.

Чтобы добираться от своего жилья до метро, им приходилось четверть часа идти по одной из двух улиц. На первой в двухэтажных особняках жили состоятельные евреи, на второй – афроамериканцы, вытеснившие с нее, как говорил Владимир, евреев, в основном выходцев из России и Западной Европы. Дома здесь были беднее, крошечные палисадники, не столь ухоженные, как на первой улице. На крылечке иногда можно было видеть темнокожего хозяина и Алексей обязательно с ним здоровался. Ему нужна была практика разговорного английского. На еврейской улице никто не сидел на крыльце и вообще никого не было видно. Видимо жильцы особняков работали допоздна.
По договоренности с Валентином в обязанности Алексея входили ежедневные походы в магазин за продуктами. Он закупал фрукты и овощи, молочные продукты, на второе-набор с названием «голодный мужчина», очевидно мужчина американский. Его вполне хватало на двух голодных русских мужчин. На вечер он обязательно покупал большую бутылку пива «Будвайзер». Еду они готовили в кухоньке своей двухкомнатной квартиры, трапеза их вполне устраивала и была дешевле в три-четыре раза питания в кафе.

Посещение магазинов Алексей использовал для совершенствования разговорного языка. Он приставал к покупателям с просьбой показать, где находится тот или иной продукт, каждый раз варьируя обращение. Однажды, когда он нечаянно в третий раз обратился к пожилому господину: «Where’s here a sugar, please”, тот взял его за руку, подвел к полке с сахаром и сказал ему на чистейшем русском: «Вот твоя шуга!»

Алексей привык уже к тому, что магазины, особенно крошечные, имели название, «райская обувь», «королевская одежда» или еще что-нибудь, но обязательно райское или королевское. Сморщившийся от солнца ботинок в витрине магазина на негритянской улице вызывал у Алексея сомнение в прелестях райской жизни.
Довольно часто среди продавцов небольших магазинов встречались русские или украинцы. Алексей с удовольствием, очевидно, взаимным беседовал с ними. И вообще он искренне радовался, встречая за рубежом выходцев из своей страны. Где бы он не был впоследствии- в командировках или туристических поездках - в Китае, Таиланде, Западной Европе или Северной Африке, он с удовольствием прислушивался к русской речи случайных встречных. Он был рад даже родному матерному слову, произнесенному в бруклинском продуктовом магазине грузчиком мексиканцем. Даже если это слово на родном языке мексиканца имело совсем другой смысл, все равно оно тешило слух.

В Пасху от отправился в Брайтон-Бич, чтобы купить в русскоязычной турфирме путевки на Ниагарский водопад. Он шел по еврейскому кварталу в направлении метро. Дети, - в праздник, очевидно, им все было дозволено, - с воплями носились по улице. Из синагоги вышел раввин в белой сутане. Хасиды в черных плащах и шляпах по двое или втроем шествовали молча, видимо мысленно беседуя с Богом, а может быть между собой. Проехал и остановился у тротуара черный джип с табличкой “Security”. Господин в черной шляпе показывал из окна автомобиля прохожим фотографию бородатого человека явно арабского происхождения. Прохожие и Алексей в их числе отрицательно качали головой.

На полпути к метро Алексей неожиданно увидел впервые в жизни, цветущую сакуру, о которой он читал, видел фотографии в журналах, но теперь   это розовое облако цветов было в нескольких шагах от него. Но не это потрясло его. Рядом с сакурой стояла девушка необыкновенной, не земной  красоты. Тип лица смуглой красавицы явно не имел отношения ни к славянам, ни англосаксам,  ни к  арабам.  Скорее, как он решил, это была иудейка из Северной Африки. Ей, очевидно, нравилось явное восхищение Алексея, которое он даже не пытался скрыть.
Он молча смотрел на неземную диву. Она улыбалась, как ему показалось, призывно. Лукавый шептал ему на ухо: «Подойди, поговори с ней, ты  никогда в жизни   не увидишь таких красавиц и она хочет, чтобы ты подошел!» В другое ухо ангел-хранитель шептал ему: «Иди, парень, иди к ней, только знай, что из ее дома, что рядом,- посмотри на окна, - выбегут два дюжих молодца и ты пожалеешь, что подошел к ней!» Действительно, в открытом окне дома  виден был   юноша, возможно тоже любовавшийся прекрасной незнакомкой.
 
Алексей пересилил наваждение и, улыбнувшись красавице, пошел дальше. «Странные представления у американцев о морали,-  говорил он себе.- Попробуй здесь в порыве искреннего восторга красотой и переполняющих сердце чувств шлепнуть по восхитительной попке даже знакомую женщину или же бросить восхищенный взгляд на понравившуюся незнакомку. Это может быть в Америке  истолковано  как сексуальное домогательство к женщине со всеми последствиями». Целый день он находился под впечатлением невиданной им доселе красоты. Цветущая сакура и потрясающая  незнакомка слились в его сознании в один незабываемый образ. Он пытался выбросить его из головы,  но образ возвращался снова и снова.
 
Алексей все-таки добрался до турфирмы на Брайтон-Бич и купил путевки на поездку к Ниагарскому водопаду, стоившие всего по 120 долларов. Даже при их небольшой  зарплате  эта сумма им  была вполне доступна.
Еще по пути в Нью-Йорк идея посетить Ниагарский водопад   казалась им нереальной. Но по воле судьбы их соседом по креслу в самолете оказался русский бизнесмен, не раз уже побывавший в Америке. Он рассказал, что не составляет проблемы посетить водопад, нужно только купить в Нью-Йорке русскую газету с объявлениями и отправиться в турфирму на Брайтон-Бич.
 
В первый же день после прилета в Нью-Йорк Алексей купил пухлую газету на русском языке, где среди многих сотен объявлений нашел адрес нужной турфирмы. Когда они рассказали о своей идее посетить водопад, Владимир с Тодорковским удивились: они несколько лет жили в Америке и ни разу еще не были на Ниагаре. А эти ребята, не успев еще освоиться в Нью-Йорке, уже собрались посетить это замечательное место, о котором они много слышали, но не имели  времени посетить.

Друзья отправились к водопаду ранним утром на автобусе из Брайтон -Бич. Группа, человек двадцать, была русскоговорящая, из различных стран. Гид их, эмигрировавший в Америку из Белоруссии, рассказывал о местах, которые они должны посетить и о своей непростой, полной событий жизни в Нью-Йорке.

Часов семь они добирались до городка Ниагара-Фолс на границе с Канадой, от которой рукой подать до водопада. Дорога проходила вдоль Ниагары. Алексей ощущал какой-то непонятный страх. Он представлял, как эта масса воды в тысячи тонн вскоре обрушится с высоты полсотни метров вниз и не дай Бог кому-либо очутится в этом низвергающемся ревущем потоке, способным раздавить, расплющить попавшего в него человека или животное. Гид рассказывал, что находились тем не менее смельчаки самоубийцы, отважившиеся на безрассудный поступок.  Среди немногих, кому удалось выжить при этом, была 63-летняя американка. В этом особенность американцев – рисковать жизнью ради денег или чтобы прославиться. Трудно представить, чтобы 63-летняя русская бабушка рискнула прокатиться в железной бочке в потоке водопада с высоты 50 метров.

Они любовались водопадом с берега, а затем с небольшого судна, подходившего к нему настолько близко, что туман из мельчайших брызг накрывал их и почти ничего не было видно. Вечером они смотрели на водопад, подсвеченный с американского и канадского берегов и слушали его шум. В завершение путешествия   на следующий день они посетили озеро Онтарио. Чистый пляж, ни бутылок, ни пачек от сигарет, ни другого мусора, столь привычного для российских диких пляжей. Алексей прошел вдоль берега к лесу. На окраине его на лужайке- место для барбекю, подметенное веником, аккуратные скамеечки и нигде ни малейшего намека на мусор. «Будет ли когда-нибудь что-либо подобное в моей стране?» - думал Алексей.

Они возвращались в Нью-Йорк  со скоростью 120 км в час. Мимо проносились поля, в отдалении – постройки фермерских усадеб, навстречу летели огромные фуры и бензовозы, кабины их со спальным отделением сверкали никелем и выглядели, как гигантские игрушки. В город приехали уже ночью. Небоскребы светились тысячами окон, сверкающие, переливающиеся всеми цветами радуги огромные рекламы супермаркетов, толпы пешеходов на тротуарах. Друзья были полны впечатлений и когда на следующий день Владимир  спросил их, как там водопад, Алексей не сразу нашел слова высшей степени восхищения. “Fantastic, terrific!” – сказал он. Владимир, как ему показалось, слушал их рассказ с завистью. За годы жизни в Нью-Йорке у него не было свободных двух дней или скорее желания, чтобы увидеть своими глазами это чудо света.

Через день  Алексей с Валентином вылетали в Питер. Три недели пролетели, как три дня. Они простились с гостеприимным президентом компании, с Владимиром и Геннадием и  собрав вещи, сидели, как говорится, на чемоданах.

Владимир обещал отвезти их в аэропорт и Алексей несколько раз выходил, чтобы его встретить. Но тот запаздывал, видимо из-за пробок в пути. И каждый раз Алексей слышал повторяющуюся мелодию, доносившуюся от  небольшой станции техобслуживания, где на открытой площадке темнокожий американец возился возле обшарпанного шевроле двадцатилетней молодости. Грустная песня повествовала о неразделенной любви. Он слышал ее не раз дома и сейчас она была созвучна его настроению.

Очень отрывочные впечатления его об Америке были противоречивы. Он с грустью покидал  страну, во многом отвечающую его характеру. Казалось, сам воздух здесь  был насыщен инициативой и деловой активностью. Власти не только не мешали, но поощряли эту активность, если она не противоречила режиму. Каждый занят был своим делом- малым или большим, в зависимости от способностей или обстоятельств. Но при этом каждый жил сам по себе и обшей была лишь безраздельная власть денег над каждым. В большей степени, чем на его родине, деньги здесь были мерилом успеха, самоуважения и уважения других.
 
«Какие могут быть здесь убеждения и вера»,- думал Алексей, - если слова «Мы верим в Бога!»  напечатаны на долларах, предназначенных для купли-продажи всего: вещей, людей, власти, совести, убеждений?» Знакомый Алексея Георгий как-то сказал ему: «Знаешь, в чем отличие патриотизма русских от американцев? В том, что русский за свою Родину готов отдать свою жизнь, а американец- деньги. И это позволяет России выживать при любых обстоятельствах, даже самых трудных».
 
Ни за какие деньги Алексей не согласился бы жить в этой и, наверное, любой другой стране. Какой бы убогой не была жизнь в России 90-х годов с её олигархами, прозападными либералами, коррупцией, безумной бюрократией и бездарными властями – всей этой публикой, главными качествами которой были гордыня, алчность, маниакальное стремление к власти и полное  безразличие  к своей стране.
Владимир, наконец, приехал. Грустная мелодия все еще звучала. Они отправились в аэропорт Кеннеди.  Гуд бай, Америка!

9 декабря 2014 г. Санкт-Петербург.