повестория Опрокинутые в небо глаза

4. император 

Кончался холодный март 1818 года – тягуче и медленно шептал оноглас своим голосочком – Император Александр I решил принять участие после раздела Польши, в ее первом сейме, в Варшаве.
В путешествии императора сопровождали ближайшие придворные: князь Волконский, генерал Уваров, секретарь, лейб-медик и ближайший друг царя – флигель-адъютант, генерал-лейтенант, военный писатель, историк Александр Иванович Михайловский-Данилевский.
Многообещающая речь Александра I на сейме содержала намеки на введение конституции на всей территории Российской империи и на расширение Королевства Польского за счет присоединения к нему земель, находившихся прежде в составе Великого княжества Литовского. Эта речь произвела большое впечатление на поляков. Особых пререканий и фронды не было, «депутаты вели себя лояльно», император был счастлив.
Ранним апрельским утром, пока спала его супруга Луиза Баденская, мучаясь животом и гуляя в отсыревшем от дождя парке королевской резиденции, среди унылых и еще голых дерев, императору пришла шальная мысль. Ему, уставшему после заседания сейма от постоянных приемов, от жирных «кивбасок» да кислого свекольного «барщика», от постоянно пришепетывающего языка, и фальшивых польских улыбок, вдруг мучительно захотелось «на юга», куда-нибудь в Одессу, к Румянцеву, в конце концов.
В это же время, он на какой-то аллейке, выложенной мелкими гранитными камешками, сталкивается со своим другом Санванычем – его личным флигель-адъютантом. Лицо флигель-адъютанта было скучновато.
- Послушай, Санваныч, не утомила ли тебя Польша? – спросил император.
- Как можно, мой Государь! Только что присоединили! – взбодрился Санваныч
- Да я не о том! Вот же, суки, щей варить не умеют! Рыбу едят, а икрой, стервецы, брезгуют! Кривят свои спесивые мордочки: «То «кавиар»! Ядать  неволно!» Ну, как сговорились! Ну, их, пшеков! А мне так икорки захотелось, просто спасу нет.
- Понимаю, ваше высочество, очень даже понимаю – улыбнулся Санваныч.
- А скажи-ка мне, друг любезный, а не махнуть ли нам к Румянцеву? Как тебе прогулочка?
- Слушаюсь, ваше высочество!
- Ладно-ладно тебе, мы тут с тобой одни, можно и попроще. Ну, что, тогда седлай, брат, коней!
И вот что пишет сей историк – императорский флигель-адъютант: 
«На следующий день, апреля 18 числа, в прекраснейшее утро мы выехали из Варшавы в Каменец-Подольский с тем, чтобы оттуда продолжить путь наш в Одессу. Апреля 26 числа, в восьмом часу утра мы выехали из Каменец-Подольского. И тут император, ко мне обратившись, и говорит:
- Дорога на Одессу тут одна – древняя она, еще Бог знает с каких греков. Есть у меня одна мысль – а не заскочить ли нам, дружише, по дороге в бывшее древнее имение пани Мазовецкой, в главное местечко ее вотчины? Ранее об этой пани мне поляки рассказывали, утверждая, что их польские просторы аж до моря черного доходили. Представляешь, до какой степени их наглость доходит? Так вот мне в том местечке, в мае о годе 12-ом, рассказывали, что давным-давно основала его литвинка, или полька – Мазовецкая, жена местного доброго господаря. Вот они там в местечке это все помнят. Даааа… Бывал я там, в тех краях – прелесть, как те места богатые понравились! А в местечке-то как принималииии! Ну, что решено?
- Как изволите, мой Государь!
И не успели мы переехать через Днестр, как всё переменилось – земля, люди и само наречие. Десять лошадей помчали нас из всей мочи, и мы на самое короткое время останавливались на станциях. Таким образом, привезли нас с неимоверною скоростью до местечка пани Мазовецкой, где был Государем назначен ночлег. Государь по дороге улыбался и озирал изобильные луга, живописные местечки и сёла. И, то ли на радостях от предвкушаемого гостеприимства, а может это императорский каприз, одному Богу лишь известно, но император, и говорит мне:
- Надо бы это славное местечко городом назвать. Уж больно оно мне в душу запало.
- Как прикажете, Ваше высочество!
- Ну, так и порешим!
Государя с супругой отвели в дом брата дворянина Кипренского, а мне отвели славную квартиру у одного бедного мещанина. Вокруг всей этой комнаты были сделаны наподобие диванов большие скамьи, покрытые коврами. Я заходил из любопытства во многие дома и видел в них то же самое убранство.
Но вот ранним утром 27 апреля прибыл гонец и доставил императору радостное известие. В тот же день, в 7 часов утра в небольшой Свято-Николаевской церкви, православным священником были совершены литургия и молебствие в честь честь рождения цесаревича Александра. Большая часть полуторатысячного населения местечка собралась на соборной площади, чтобы приветствовать императора.
Перед отъездом Государь указом повелел с этого дня – местечку городом быть.
В тот же день мы покинули уже не местечко, а – город»…
Механический оноглас затих.
Вот тебе и вся история с городом и императором. Любил он путешествовать, сей император  – подумал автор, выслушав таинственный голос ящика, и вспомнил эпитафию Пушкина на Александра I: «Всю жизнь свою провел в дороге, простыл и умер в Таганроге».