1. 38. глава тридцать третья

   Книга первая. Первый день.
   
    ГЛАВА  ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
    Икск – первые дни после освобождения: у каждого пацана по автомату!
     Абракадабра состоит из проводов, пахнет канифолью, выпивает по 12 кружек пива за раз и бьет током, когда с ней здороваешься (а когда не здороваешься — в глаз!), но Шпала ее поддерживает. Коммунистический рай — фонтаны там бьют водкой и коньяком! — но попасть в него можно только через потайной ход в каморке Папы Карло.
   
    Теперь два слова без протокола. Поговорим о молодежи вообще, и о некоторых тенденциях в частности. Юность Витькиного и более ранних поколений была суровой, временами просто жестокой, с отдельными, весьма значительными иногда, элементами уголовщины. Что тут скажешь против? Если посмотреть ретроспективу поколений, то выявится примерно следующая картина: Икск, как всегда, страдал за матушку-Россию чаще и больше остальных городов. Защищал ее от врагов еще когда и Москвы-то на свете не было. Тому причиной его местонахождение: граница леса и дикой степи в древности.
     Досталось ему и в последнюю войну: четыре раза переходил из рук в руки, был разбит, без всяких натяжек, до основания, превращен в пепелище. Стерт с лица земли. И разве мало других таких городов кроме него? Стало быть — обыкновенная история! И поколения обыкновенные. Как было при немцах и партизанах, автор не знает, брехать не станет, пусть про это рассказывает Володька Высоцкий и другие очевидцы. Мне же по этому поводу даже разговаривать с ними не приходилось. Зато приходилось общаться с более поздними, о чем я вам тут и докладываю. Сразу после освобождения и чуть подале оружия валялось по местам сражений здесь столько, что пацаны им играли в войны.
     Недавно в местной газете были опубликованы фотографии тех времен. На одной из них одиннадцати-двенадцатилетние пацаны идут по селу в обнимочку, с автоматами за плечами. Раз в месяц, со слов того же очевидца, в село приезжала машина-полуторка, менты ходили по дворам, отбирали у пацанов игрушки: винтовки, автоматы, пулеметы, гранаты, бомбы... Нагруженная с верхом полуторка к вечеру уезжала в город. Через неделю после подобного шмона боезапас пацаны восстанавливали в полном объеме. (Эх, дураки люди были, не берегли, а как бы оно сейчас пригодилось! Во времена демократии. Даже из простой коммерции: пару автоматов продал и уже предприниматель, богач, новый русский!)
    Но тогда все были еще русскими старыми! Времена шли и источник оружия постепенно иссякал. Последними из Юганьских, кто имел автоматы-пулеметы были подростки 54-56 годов рождения. На долю Витькиных сверстников остались уже объедки: бомбы, гранаты, снаряды, порох. Сколько снарядов они взорвали по окрестным лесам, поджаривая их на кострах, не счесть! Порох применяли для всевозможных взрывпакетов и фейерверков. Гранаты уже были роскошью, только учителей попугать. Но и в те времена по окрестностям были овражки, где нельзя было в землю лопату воткнуть, как она натыкалась на военное железо. Это все к слову о поколениях.
    Да, жестокие были времена, жестокие нравы! Безусловно, оружие надо было конфисковывать, снаряды обезвреживать, молодежь учить уму-разуму. Ведь были случаи — подрывались на минах, выбивали друг другу из самопалов глаза. И без оружия нравы были суровые. Может быть, это отголосок его? Даже среди девчонок считалось обычным делом добывать в лесах порох, чтобы затем истратить его на фейерверки. Что же касается ребят, то в кодекс чести входило: культ силы, культ выносливости, культ бесстрашия. Игры были соответствующие: на стройках, играя в квача, прыгали со стены на стену, рискуя сорваться и разбиться, лазали на строительные краны.
    Если играли в войну, то обычным делом считалось пытать пойманного "врага", заламывая ему руки так, что кости трещали. И вечный позор тому, кто все это не сумеет вытерпеть, преодолеть наравне с остальными. Далее была уже вышеописываемая юность, где прежде чем научиться танцевать и целоваться, необходимо было научиться владеть колом, цепью и тому подобным инвентарем. Были слабаки, преимущественно из семей с интеллигентными родителями, не признающие подобные традиции (в основном такие попадали доучиваться в девятнадцатую). Их не уважали, облагали данью в виде определенного количества рублей или спиртного к празднику. Из них на поселке и формировались представители другой волны — дискари.
    Насколько теперь понятно, государство закручивало гайки постепенно, равномерно со всех сторон. На глазах менялись традиции, уходили в прошлое наиболее жестокие из них. Конфисковали оружие, затем начали разбираться с хулиганами. Лет за пять до Витькиного возмужания ушли в прошлое групповые драки молодежи между собой улица на улицу, район на район в областном центре. Убили и похоронили последнего "короля" города — Гарина. В районных центрах и селах традиция групповых драк просуществовала дольше и закончилась уже позже описываемых времен. Но все изменялось постепенно.
    Разрушенный город рос на глазах, рос на глазах и поселок Южный. Когда Витька с родителями туда переехал, в нем только что сдали два первых многоэтажных в два этажа дома. Ему было тогда три года. Когда Шпала уходил в армию, Южный по площади под многоэтажками уже превосходил остальную самостройную часть поселка. Это к тому, что все выше описываемые выходки молодежи не мешали стране развиваться. Мы развивались тогда бешеными темпами, что бы сейчас ни говорили! Уже появились, и с каждым годом становилось все больше, особенно в областном центре, семьи с лишними деньгами, способные одеть своего отпрыска в заграничные джинсы рублей за 100-250 вместо обыкновенных отечественных штанов рублей за пятнадцать.
    Таких отпрысков в ЭЛИТАРНОЙ девятнадцатой школе и собралось солидное количество. Дома росли вверх, вместо пятиэтажных хрущевок начали строить девятиэтажки. А молодежь все больше втискивали в стандарт будущих строителей коммунизма. Пройдет еще пяток лет и забавы Витькиной поры уйдут в историю. Прекратятся массовые драки — их лидеров просто попересажают. Прикроют самостийные ансамбли с блатным репертуаром, играющие на танцах, затем прикроют и сами танцы. Культ силы и смелости, кажется, никто не запретит, но сама по себе она перестанет играть ключевую роль в жизни подростка. Перестанут прыгать по стенкам на стройках, висеть на турниках, соревноваться в силе и ловкости.
    Все вроде бы к лучшему. Но почему по статистике сегодня молодежь в подметки не годится той прошлой? Раньше из призывного возраста лишь 10% было больных, теперь лишь 10% здоровых! Вместо подорвавшихся на собственного изготовления взрывчатке и искалеченных опасными играми, появилась новая статья жертв: самоубийцы и умершие от наркотиков. И этот отход в процентном отношении не меньше, а больше прошлого! От наркотиков здоровье теряют больше, чем от драк и самопалов. Так может быть, прежде чем завинчивать гайки и втискивать молодежь в прокрустово ложе паинек, следовало сначала подумать, пораскинуть мозгами в какую сторону "пойдет процесс"?
    И еще одна издержка, менее явная, но более жестокая по своим последствиям. "Завинченная в рамки" молодежь стала уходить в ТИХУЮ ОППОЗИЦИЮ режиму. Лишенные возможности тратить энергию, они стали копить в себе недовольство окружающей действительностью. Все больше молодежи будет перетекать из среды хулиганов в среду дискарей, хиппи и так далее с их отрицанием всего нашего и преклонением перед всем иностранным. Это недовольство в среде молодежи будет накапливаться, а молодежь поколение за поколением взрослеть и в восемьдесят шестом своей борьбой за трезвость Горбачев сорвет гайки.
    Дискари захотят жить как "там", и грянет перестройка. "Может я не все тут толком догоняюсь, там в соседней камере кореша поймут". Однако и в моих сумасшедших умозаключениях, возможно, есть какая-то микроскопическая доля истины. А все-таки! Стоило ли искоренять традиции драк и культа силы, чтобы получить общество наркоманов, голубых и просто отщепенцев — ненавидящих все русское колхозное и боготворящих все западное городское. Впрочем, не примите все вышеизложенное всерьез, я ШУТЮ! Может быть, нужно было предусмотреть какую-нибудь отдушину? Может, молодежи просто необходим риск? А что? Были же кулачные бои на Москве – реке всенародной забавой! Знатных кулачников перекупали. А потом садились на берегу и плил вместе. Так может разрешить драки – меньше будет пидорасов!
   
    Сколько Шпала знал Чаву, у того было всегда одно более или менее неизменное хобби — радиолюбительство. Именно из-за него они и пострадали в последний раз, путешествуя на товарняке. Трудно сказать, откуда Сашка почерпнул любовь к заумным схемам, паяльнику и запаху канифоли. Во всяком случае в колхозе, где он до этого жил, радиокружка не было, в Грязном, насколько помнится, тоже. И все же Чава ТВОРИЛ. Дома у него было два сломанных радиоприемника самых первых выпусков и Сашка пытался слепить из них один действующий. Кроме того, он еще что-то выменивал у сверстников в школе. Однажды Чава прибежал к Витьке радостный.
    — Пойдем, что я тебе покажу! — тащил он Шпалу к себе.
    Когда они вошли в единственную комнату их дома, (кроме нее была большая кухня, она же и коридор, она же и прихожая, она же и столовая и спальня на трех членов семьи, остальные трое спали в зале). Так вот, в зале на столе стояла странная вещь, похожая на АБРАКАДАБРУ. Она представляла собой обычную фанерку, на которой был размещен клубок проводов, лампочек, сопротивлений и еще бог знает чего из области электричества: каких-то коробочек, катушечек, баночек, щитков...
    — Вот! — с гордостью сказал Чава. — Сам собрал!
    Это несомненно было нечто! Во всяком случае, у Витьки сразу возникло именно такое ощущение. Поскольку чудовищем являлось что-то единое, целое, живое, с характером. Предмет стоял на столе, перемигиваясь огоньками лампочек, и недовольно рычал на пришельцев. И по мере того, как они осторожно приближались, рык усиливался, становился более сердитым, грозным. Наконец, когда пришельцы подошли совсем вплотную, стал даже потрескивать и, кажется, подпрыгивать, стараясь ухватить, ужалить. Как и всякое живое существо, он распространял свой специфический запах: запах озона и тлеющих проводов. Чава, однако, своего детища не испугался и, отважно сунув руку прямо ему в пасть, начал что-то там энергично крутить. По мере того, как он крутил, зверь начинал то визжать, то хрюкать, то лаять, а то даже мяукать.
    — Видишь, — не без гордости произнес создатель, — говорит!
    — А что он говорит? — поинтересовался дотошный не в меру гость.
    — Это не важно! — оборвал хозяин, — главное, что говорит, а что говорит — это не главное!
    — То есть как это не главное? — позволил себе не согласиться оппонент. — Это смотря по тому, для чего изделие предназначено: если это электрокабель, который будет охранять двор, то, пожалуй, с него этих звуков достаточно, однако в таком случае не хватает  ног...
    — Ты ничего не понимаешь! — вскипел на друга Чава. — Вот здесь нужна совсем, совсем другая лампа, а ее нету, пришлось поставить эту... А вот этот блок я вообще из головы выдумал, соответственно тому, что у меня было в наличии. И несмотря на это, он говорит, четко говорит! Вот ты прислушайся хорошенько и поймешь, что именно человеческая речь.
    Витька осмелился и приблизил ухо к чудовищу, действительно, оно что-то возбужденно говорило, но что, к сожалению, было непонятно.
    — Да, — подумав, сказал примирительно Шпала, — что-то в этом есть, но...
    В это время прибор, очевидно от обиды, пыхнул и из недр его повалил едкий густой дым. Чава в падении рванул два вставленных в розетку проводка, но его говорящее детище уже прекратило свое существование.
    — Жаль, — сказал Сашка, потирая ушибленный о спинку стула глаз, — я хотел к нему приделать одну хреновину, и тогда он точно говорил бы совсем как мы с тобой.
    Потом Чава из этого радиоприемника сделал какую-то штуку, которая бьет током , когда здороваешься. Потом эту шутку усовершенствовал и сделал легче, от батарейки, и она не просто била, а как бы пилила. В другой раз Чава приглашал Витьку поехать в Грязное, чтобы купить сломанный приемник у Сержика. Шпала всю дорогу сокрушался:
    — Платить три рубля за какую-то рухлядь — это же преступление! На эти деньги, если еще чуть-чуть досшибать, можно купить три бутылки вина, или... (он запнулся, подсчитывая: 24 умножить на 4 = почти рубль, 4 умножить на 3 = 12) 12 кружек пива!
    Чава сам был в сильном сомнении, но сдерживался:
    — Мамаша мне дала на приемник пятерку, за трояк нужно уломать Сержика продать приемник, а два рубля пропьем!
    Дело обернулось неожиданным боком. Сержик, оказывается, не далее как полчаса назад продал обещанный Чаве приемник своему однокласснику Юрке Малызину. Чавин ударился было в скорбь. Шпала же потребовал у Сержика выплатить в таком случае им неустойку в размере трех рублей. Сержик помялся, но трояк выложил (а куда бы он делся?) Затем они пошли к Малызину и с него тоже содрали трояк. Чавыны деньги также пошли в дело.
    — Вот такое радиолюбительство я понимаю и поддерживаю всей душой, — говорил Витька Чаве, когда они распивали очередную бутылку в очередной подворотне.
    Чава явился виновником того, что их изгнали из КОММУНИСТИЧЕСКОГО РАЯ, куда они, как в сказке, попали нежданно, негаданно. Еще в девятом классе, когда Витька только-только познакомился с некоторыми урками, сшибающими у магазинов на выпивку, верным его проводником в этом мире стал Серега Мотор. Он был на класс старше Шпалы и знаком ему еще по Грязновской школе. В первый год Витькиной учебы там они дрались с Серегой из-за Маринки Ивановой. Шпала тогда набил Мотору физиономию. Теперь Сергей учился в одном из ПТУ города и проявил в искусстве сшибания денег недюжинные способности. Он мог с двух-трех предложений в разговоре отличить городского от колхозника. И даже наверняка сказать, к какому району города данный индивидуум принадлежит.
    И каково его положение в "табели о рангах" — иерархической системе блата. — Проще говоря — следует его трусить или благоразумней взять в долю пайщиком. В искусстве же манипулирования именами городских авторитетов, стращания и запугивания, Витька ни до, ни после не видел ему равных. Это компенсировало обратную сторону Моторовой сверхчуткой натуры — то, что он был трусоват. Шпале же в дуэте предназначалась роль вышибалы-мордобоя.
    Без Мотора трусить он тогда еще не решался, так как можно было запросто попасть в непонятуху. Уже когда Мотор передал ему все свои знания и опыт, когда, благодаря работе в паре с ним, у Шпалы появились собственные многочисленные знакомства и связи, тогда... Вот тогда то, в один прекрасный день, Мотор и показал Витьке то, что не показал бы даже, по его словам, родному брату, единственно ему, Витьке, как верному компаньону! Он показал Шпале источник водки.
    Дело было так. Они, как обычно шатались с Мотором по базару в поисках денежных клиентов. День был на редкость невезучий: за два часа не удалось даже размочить абсолютный нуль. Каждый образованный пьяница знает — самое главное найти на первую бутылку, дальше идет легче.
    — Эх, была не была, — махнул рукой Серега Мотор, — поехали!
    — Куда?
    — Сам увидишь!
    Они сели в троллейбус и поехали в район "Радуги". Встав на одной из остановок. Мотор решительно двинулся к магазину "Стекляшка", прозванному так, видимо, за свои огромные во всю стену окна или пункт приема стеклотары с торца. "Интересно, что он собрался тут делать? — думал Витька, поспевая за ним. — Неужели, паскуда, с самого утра зажимал деньги и только сейчас раскололся? Не может этого быть, да и зачем было бы в таком случае ехать именно сюда? Дешевое вино есть и в "Центральном". Трусить же здесь, в чужом районе и вовсе глупо."
    — За каким чертом ты меня сюда притащил? — окликнул он Серегу, — я на выпивку настроился, на кой черт мне твои тайны?
    — Погоди, прожужал ему на ухо Мотор, — хочешь водочки выпить?
    Шпала скривился:
    — Товар разгружать? За кого ты меня принимаешь? Я же баклан, а не грузчик!
    Он считал ниже своего достоинства зарабатывать на выпивку, это значило в Витькиных глазах опуститься из ранга аристократии в ранг бичей, самому стать тем, кого ежедневно трусишь.
    — Нет, разгружать не будем, возьмем и все!
    Шпала приободрился:
    — Отберем у грузчиков?
    — Нет не отберем!
    — Но не будем же мы в конце концов просить?!
    — Нет.
    — И то хорошо!... И... по сколько может выйти?
    — По сколько хочешь, по бутылке на рыло тебя устроит?
    Еще бы Шпалу не устроило!
    — Однако, по бутылке — это не сколько хочешь, сколько хочешь вообще не реально! — вступился он на всякий случай за справедливость. — Это знаешь анекдот: алкаш поймал золотую рыбку и она поклялась ему исполнить три любых его желания, если он ее выпустит. Вот алкаш, недолго думая, загадывает первое желание: хочу море водки! И тут же у его ног море. "Какое твое второе желание?" — спрашивает рыбка. "Еще море!" И стоит алкаш на маленьком островке среди океана водки. "А третье желание?” — спрашивает его рыбка. Алкаш думал, думал, и отвечает наконец: "Ладно, давай еще сто грамм, и вали куда хочешь." Вот это сколько хочешь, я понимаю!
    — Ладно, увидишь! — заверил Мотор.
    “Стекляшка” располагалась в первом этаже пятиэтажного жилого дома. ( Щас там банк заделали. ) Они обогнули здание и с изнанки вошли в подъезд. Обыкновенный подъезд жилого дома: две двери, за ними почти сразу лестничный марш. Кто бы мог подумать, что в этом обыкновенном типовом доме есть каморка, имеющая, подобно каморке Папы Карло, потайной ход в сказочный мир. Сбоку под лестницей небольшая дверь. На Южном в домах такие же, они ведут в небольшие подвальные комнатушки. Еще недавно их компашка устраивала в таких себе логово. На этой двери висел замок. Мотор подошел к ней, что-то повернул и открыл дверь вместе с замком. Витька пригляделся, оказывается, петли скручены и висят только для близиру. Серега спустился в темноту норы, подал оттуда Шпале знак:
    — Иди сюда, только тихо!
    Едва Витька влез, он спешно закрыл дверь.