Глава 2. Прерванный поход

Паучий Лес был местностью столь же примечательной, сколь и непохожей на все остальные, что повстречались Кейлоту на пути через Дикие Земли. Сам вид этого места взывал к мыслям о всевозможных проклятиях и сбывшихся кошмарах. Высокие деревья, лишенные листвы, но облаченные в саван из свисающей с ветвей паутины, упорно тянули к небесам корявые сучья, похожие на костлявые руки восставших из могил мертвецов. Нет, они не казались мертвыми, скорее уж невообразимо древними, окаменевшими. Здесь не водилась живность, в кронах не обитали птицы, а ароматы леса перебивал пыльный запах заброшенности и запустения. Голая земля, лишь кое-где прикрытая островками пожухлой травы, имела странный сероватый оттенок. Гнетущее безмолвие подчеркивал заговорщицкий шепот ветра. Забавляясь с ветхими лохмотьями паутины, он наполнял окрестности призрачным шевелением. Кейлот то и дело замирал на месте, улавливая краем глаза некое подозрительное движение. И хоть тревога всякий раз оказывалась ложной, бывалому воину, чьи инстинкты были заточены до бритвенной остроты многочисленными испытаниями, это изрядно действовало на нервы.

Несмотря на зловещий пейзаж и более чем гнетущую атмосферу, Паучий Лес оказался местом совершенно безопасным. Кроме того, он запомнился Кейлоту еще и тем, что здесь его бессменные сопровождающие, Лютто и Ватто, впервые не смогли прийти между собой к единому мнению, и поведали об этих краях две абсолютно разные истории.

Лютто утверждал, что некогда в лесу обитали гигантские пауки, и что это именно они оплели паутиной все деревья, выстроив, таким образом, одну большую, обособленную от всего мира колонию. Но со временем что-то пошло не так: то ли пищи стало меньше, то ли климат сделался не столь благоприятным, а может между чудовищами разгорелась непримиримая вражда и они принялись истреблять друг друга. Как бы там ни оказалось, колония вымерла, а останки пауков окаменели. Лютто завершил свой рассказ предположением, что если как следует побродить по Паучьему Лесу и хорошо поискать, то непременно можно наткнуться на одну из таких каменных статуй. Раньше их, мол, было гораздо больше, только со временем все они основательно ушли под землю. История вышла прелюбопытной, однако Кейлоту от нее сделалось не по себе. Он спросил у Лютто, не могло ли случиться так, что одной из гигантских тварей посчастливилось выжить, и теперь в какой-нибудь глубокой подземной норе она спит в светлое время суток, а ночью выходит на охоту и заодно проверяет, не угодил ли кто в расставленные сети. В ответ южанин лишь беззаботно пожал плечами, и произнес:

«Вам все равно бояться нечего. Людьми эти чудовища не питались».

«Откуда ты знаешь?»

«Потому что в те времена люди еще не заселили центральные земли Литварена».

Рыцарь хотел было заметить, что подобный ответ едва ли можно назвать исчерпывающим, однако решил удовлетвориться и им. За все то время, что ему довелось знавать братьев-южан, Кейлот сформировал о Лютто весьма неоднозначное мнение. С одной стороны, он считал атланта большим фантазером, который охотно посвящает окружающих в собственные выдумки. С другой – не мог не припомнить таинственных «информаторов», о которых южанин иной раз невзначай упоминал. Одному Богу известно кто они такие, где обитают и как держат связь с атлантом, только абсолютная уверенность Лютто в своих словах могла основываться именно на их ценных сведениях.

История Ватто оказалась столь простой и незамысловатой, что едва ли смогла бы впечатлить даже самого мнительного слушателя, коим Кейлот, к собственному неудовольствию, сделался в последнее время. Однако при нынешних обстоятельствах она дала воину самое необходимое, что только требовалось в таком жутком месте, – это спокойствие и уверенность. Ватто заверил, что паучьи деревья – это всего лишь особая разновидность растений, на ветвях которых растут столь удивительные листья, что и впрямь напоминают паутину. Ничего ужасного или необъяснимого в этом нет, мол, на пути им встречались места и пострашнее, и поопасней.

Однако Кейлот все же не мог не отметить, с какой поспешностью братья-южане стремились преодолеть этот странный, безмолвный и как будто зачарованный лес. Точно знали нечто такое, о чем ни один из них не рискнул упомянуть в своей истории. Воин не возражал – стало быть, с этой напастью, коль скоро ей вздумается выйти из тени, они вполне смогут управиться и без его помощи. Впрочем, какую помощь он мог оказать в своем нынешнем состоянии?

Последняя ночь, которую троица путешественников провела под сенью паучьих деревьев, выдалась ветреной и холодной. Зима была уже близко, ее стылое дыхание явственно чувствовалось в воздухе, и жар от костра уже не согревал так, как прежде. С огнем в здешних краях приходилось соблюдать известную осторожность – деревья вокруг были настолько сухи, что идеально подошли бы только для растопки. Про паутину и говорить нечего – она могла заняться от единой искры. А суровые северные зимы, между тем, были смертельно опасны. Лютто и Ватто знали об этом не понаслышке, потому что свои многолетние странствия всегда устраивали таким образом, чтобы к наступлению зимних холодов оказаться как можно ближе к югу. Но на этот раз череда непредвиденных обстоятельств, начавшаяся на центральной площади Дормстада и окончившаяся на вершине Хрустальной Горы, спутала южанам все планы. И вот перед путниками предстала неутешительная перспектива встретить первые заморозки в безлюдных Диких Землях, или на столь же безлюдной и продуваемой всеми ветрами Великой Равнине, что было, пожалуй, даже еще хуже…

- Ну, ладно, - проговорил Лютто, склонившись над простой картой, которую он, руководствуясь собственными воспоминаниями, нарисовал прямо на земле. – Если мы откажемся от нашего первоначального намерения посетить Королевство Равнин и не станем сворачивать на восток, то сможем быстрее забраться в более теплые южные земли. И, возможно, к началу зимы окажемся на северных рубежах Прибрежного Королевства…

- Точнее, на руинах, которые от него остались, - проговорил Ватто, явно не впечатленный словами брата.

- Ну и что? Зато там тепло, а чудовища, которые поселились на развалинах этих городов, возможно, даже не обратят на нас никакого внимания.

Кейлот сидел, прислонившись спиной к стволу паучьего дерева, и вполуха слушал разговор своих спутников. Он, как и прежде, безоговорочно им доверял, справедливо полагая, что никто в целом мире не знает географию Диких Земель лучше. Воин смотрел вверх, туда, где неверный свет костра выхватывал из темноты колеблемые ветром своды паутины. Ее невесомый полог то вздымался, то опадал, напоминая движение гигантских легких. Разумом воина постепенно начала овладевать иллюзия того, что он находится вовсе не в лесу, а в теле огромного чудовища, которое раньше лежало мертвым, а теперь начало постепенно оживать, обрастая плотью. А может, Паучий Лес на самом деле и есть не что иное, как хитроумная ловушка, устроенная на погибель таким беспечным путникам, как он, Лютто и Ватто? Ведь существуют же растения, которые ловят подобным образом насекомых? Вот и они втроем вступили в земли, которые лишь на первый взгляд казались безмолвным и безжизненным лесом…

С большим трудом Кейлот отогнал от себя это странное и, несомненно, опасное для рассудка наваждение и вновь прислушался к беседе южан.

- Я бы не стал на это рассчитывать, - скрестив руки на груди, заявил Ватто. – Ты забыл, сколько кровожадных пиявок мы собрали, когда продвигались через Лес Плача? А ведь тоже старались не привлекать к себе излишнего внимания.

- Хорошо, - не стал спорить Лютто. – Если ты такой умный, то, наверное, лучше меня знаешь, какой маршрут нам следует избрать.

- Есть у меня одно предположение, - с готовностью согласился Ватто, не замечая отпущенной братом шпильки. Он в свою очередь склонился над картой, ощутимым недостатком которой Кейлот, как человек искушенный в вопросах картографии, нашел полное пренебрежение масштабом. – Мне кажется, что нам лучше не рисковать, и не пытаться идти ни на юг, ни на восток. Лучше остановиться где-нибудь вот здесь, - указательным пальцем он описал круг над нагромождением угловатых черных линий, которое представляло собой уменьшенную копию Лиловых Гор, - найти подходящую пещеру и переждать в ней зиму.

Реакция Лютто не заставила себя долго ждать.

- Переждать зиму? – возмутился он, едва дослушав изречение брата до конца. – Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Такое впечатление, будто это гроза, которая внезапно застала нас в дороге. А между тем это почти четыре месяца! Да мы потеряем уйму времени!

- Скажи-ка лучше, куда нам торопиться? Я знаю, Лют, что тебе тяжело долго сидеть без дела, но риск замерзнуть насмерть посреди равнины или от когтей вечно голодных чудовищ слишком велик, и он абсолютно неоправдан!

- Довольно! – Кейлот поднял руку, призывая к тишине. Он предпочитал не вмешиваться в разговоры южан, особенно, когда ребята принимались обсуждать маршрут дальнейшего продвижения. Но сейчас счел себя вынужденным принять участие в их споре, пока тот не перерос в ссору. – Мне кажется, я услышал достаточно, чтобы попытаться вас рассудить.

- Ага, и похоже, ваш голос станет решающим, - невнятно пробормотал Лютто, бросая на брата исполненный неудовольствия взгляд.

Кейлот сделал вид, что не расслышал его.

- Мне нравится идея Ватто провести зиму в каком-нибудь безопасном месте. Она звучит здраво и взвешенно. Но, так же как и тебе, Лютто, мне совсем не по душе мысль об уходящем  впустую времени. Зимние морозы – какими бы суровыми они ни были – это не тот противник, от которого следует прятаться в пещерах. Во времена военной компании в горах Шуми-Вега, мне приходилось командовать войсками под непрекращающимся градом из камней и стрел, и это меня нисколько не тревожило и уж тем более не пугало…

Кейлот ненадолго замолчал, сверяясь с собственными воспоминаниями. А затем положил левую руку на запястье правой, которая выделялась в полумраке ночи мраморной белизной кожи, судорожно сжал пальцами и продолжил уже дрогнувшим голосом:

- Потому что тогда я не был хромым и одноруким калекой, неспособным постоять за жизни своих товарищей… В любом случае, тревожит меня вовсе не зима, а чудовища, которые, по словам Ватто, поджидают нас на развалинах южных городов. Теперь, когда я ранен, болен и слаб, они представляются мне гораздо более серьезной проблемой, чем, вероятно, являются на самом деле. Я не смогу сразиться с ними, если вдруг возникнет такая необходимость. Но вместе с тем я чувствую готовность научить кого-то из вас, как правильно обращаться с оружием, чтобы он мог взять эту задачу на себя.

Лютто и Ватто растерянно переглянулись, как переглядывались всякий раз, когда предстояло признать очевидное – несмотря на медленно заживающие раны, самочувствие Кейлота оставляло желать лучшего. Воин же в свою очередь обвел их пристальным, серьезным и даже несколько суровым взглядом:

- Мне выпала возможность убедиться в том, что оба вы – искусные маги. Но одному из вас придется стать воином. Сейчас я лишь хочу узнать имя того, кто на это решится. Если он окажется способным учеником и проявит необходимую сноровку, то мы последуем плану Лютто и продолжим путешествие на юг. Ежели нет, то нам ничего не останется, кроме как переждать зиму в предгорьях, как это предлагает Ватто, и с наступлением весны отправиться на восток, в Королевство Равнин.

Рыцарь замолчал, посчитав, что его задача заставит южан надолго призадуматься. Для пущей серьезности он даже собирался отмерить им время на размышления. Скажем, до следующего утра. Каким же было его удивление, когда Лютто практически в следующую минуту сбросил с себя оцепенение и выпалил:

- Пусть это будет Ватто.

- Ватто? – удивился Кейлот. Уж в чьих способностях не приходилось сомневаться, так это в магии Ватто. Победа над Алмазным Драконом стала возможной отчасти благодаря вмешательству его огненной саламандры. А уж своей нынешней жизнью воин так и вовсе целиком и полностью был обязан ему. Словом, Ватто мог сам за себя постоять и притом весьма успешно. А вот Лютто по части магии был совершенно беспомощен. Кейлот не сказал этого прямо только потому, что не хотел задеть его за живое. Видят небеса, этот южанин был чересчур обидчив. Зато его гибкости, ловкости и умению твердо стоять на ногах позавидовал бы любой фехтовальщик. Кейлот всерьез рассчитывал на инициативу Лютто, и теперь решительно не мог понять логики, которой руководствовался этот атлант… При условии, что он вообще руководствовался хоть какой-нибудь логикой. Похоже, что в голове у Лютто просто гулял ветер.

- Я? – немало изумился и сам Ватто. – Но почему?

- Ты – единственный из нас всех, кто остался совершенно безоружным. Твой серебряный топорик стянул Медасфен, а твой кинжал остался в черепе у Алмазного Дракона. Ты, к тому же, намного усердней и прилежнее меня, так что сможешь без труда осилить эту науку.

- Ну раз ты так считаешь… – пожал плечами Ватто, все еще сомневаясь. – Тогда ладно, пусть буду я.

Лютто удовлетворенно кивнул, не догадываясь, что вскоре горько пожалеет о сказанных словах. Но все это случится потом, а сейчас Кейлот потянулся здоровой рукой, взял ножны с мечом, которые стояли тут же, прислоненные к стволу дерева, и протянул их Ватто.

- Ну что же, Ватто, - промолвил рыцарь, немало пораженный той атмосферой торжественности, которая невольно воцарилась между ними. – Я рад, что это будешь ты. Собственно, мне хотелось бы видеть в своих учениках вас обоих, но меч у меня, к сожалению, один, да и тем я уже не в состоянии воспользоваться. Держи, - он протянул оружие южанину, который принял его отчасти со смущением, отчасти с благоговением. – И удачи тебе!

Не успел Ватто вымолвить и слово благодарности, как над полянкой пронеслось глухое поскрипывание, и купол паутины, простершийся над костром, дрогнул, словно от испуганного вздоха. Кейлот инстинктивно поднял глаза. Паутинные своды походили на истончившиеся покровы кокона, в котором спит исчадие тьмы, а их судорожное трепетание говорило об участившемся дыхании твари, готовой вот-вот вырваться наружу. Не прошло и мгновения, как жуткая иллюзия превратилась в не менее кошмарную реальность. И Кейлот впоследствии не раз упрекал себя за то, что не попытался обратить этот ничтожный миг себе на пользу.

Огромный черный паук очутился на полянке совершенно внезапно. Он разорвал сплетенную паутину и шлепнулся на землю, широко расставив четыре пары тонких, но чрезвычайно крепких и цепких лапок. Его гигантское тело было густо усеяно черной жесткой щетиной, огромные желтые глаза яростно полыхали над впечатляющего размера клыками, с которых капала зеленоватая ядовитая слюна. Кейлот почувствовал, как от ужаса кровь застывает у него в жилах, а по израненным ногам разливается опасное оцепенение. Время как будто замедлило свой бег, предоставив рыцарю возможность задуматься над тем, что раньше с ним такого никогда не случалось. Он всегда смело встречал надвигающуюся опасность, лицом к лицу, как и подобает отважному рыцарю. Но что мог сделать сейчас? Бездействующая правая рука безжизненно лежала на перевязи, а ослабевшие ноги едва ли смогли бы унести его тело, даже если бы пришлось спасаться бегством.

Чудовище между тем грозно зашипело, резко рванулось вперед и снова замерло, по всей видимости, испугавшись огня. Выпущенная струя ядовитой слюны угодила в костер, но не погасила его совсем. Испуганное пламя продолжало отчаянно трепетать на тех поленьях, которые еще оставались сухими.

Ватто нерешительно поднялся со своего места, посчитав, что меч, который минутой ранее вручил ему Кейлот, обязывает его немедленно вступить в бой. Но в следующий миг его ноги подкосились, и он грузно повалился обратно на землю.

Из всей троицы одному лишь Лютто удалось сохранить подобающее хладнокровие. На первый взгляд могло показаться, что южанин оцепенел от ужаса, но на самом деле происходящее заботило его не больше, чем искушенного зрителя – скучное представление на театральных подмостках.

- Я так и знал, что эта глупая идея рано или поздно придет ему в голову! – прокомментировал Лютто очередную попытку паука потушить строптивое пламя. На этот раз его усилия увенчались успехом, и полянка погрузилась в тревожную полумглу, которую тщетно силилось разбавить мерцание горячих углей.

Паук неистово зашипел, и Кейлот увидел, как смутно различимая огромная тень нависла над Ватто, грозя подмять его под себя. Тогда же его ноздри уловили резкий запах серы.

- Хватит дурака валять! – судя по голосу, Лютто был близок к тому, чтобы утратить самообладание и наброситься с кулаками на жуткого монстра… или того, кто скрывался под этой внушительной личиной.

В ответ раздался взрыв демонического хохота, и Кейлот увидел, как силуэт паука дрогнул, подернулся рябью, а затем превратился в нечто такое, чей вид смог бы произвести на непосвященного зрителя эффект более ошеломительный, чем внезапное появление огромного восьминогого чудовища. Маленькая паучья голова укрупнилась, на ней появились большие острые рога. Одна пара тонких лапок превратилась в мускулистые руки, другая – в короткие, но жилистые ноги. Третья стала парой щупалец, которая росла из широкого туловища. А последняя сделалась раздвоенным хвостом. В целом, появление этой жуткой твари само по себе не было явлением столь уж удивительным, и Кейлот понял это, едва немного пришел в себя. Лес окутывала ночная тьма – самое подходящее время для демонов ночи.

- Ну как? Испугались? – пророкотал Медасфен. Судя по голосу, он был весьма доволен собой и своей выходкой.

- Ничуть, - фыркнул Лютто и, тихо бранясь себе под нос, принялся вновь разводить погасший костер. Без толку провозившись с ним, он препоручил это дело своему брату.

- Ты лжешь, атлант, - благодушно заметил Демон Ночи. Как ни в чем не бывало, он уселся возле костра и обвел присутствующих внимательным взглядом, будто силился разглядеть на лицах путешественников остатки того ужаса, который они по его милости пережили. Его пронзительные и страшные глаза остановились на Кейлоте. Полумесяцем сверкнула белоснежная клыкастая улыбка. Кажется, Медасфен нашел то, что искал.
 
- Правильно, командир, бойся, бойся меня! Я знаю, в какие планы посвятил тебя Люцетриан… Хочешь избавиться от меня? Так я намекну тебе, что затея эта не из лучших, - и в голосе Медасфена прозвучали угрожающие нотки.

Кейлот подумал, что в своем нынешнем состоянии он не смог бы даже прогнать комара, который уселся ему на лодыжку, не говоря уже о том, чтобы схватиться с жутким ночным чудовищем. Но вслух произносить этого не стал. Только глупец вручает такие козыри в руки противника, а в том, что Медасфен – противник, Кейлот не сомневался ни секунды.

- Что за проклятье тебя сюда принесло? – спросил Лютто, устремляя на Демона Ночи взгляд, горящий так же ярко и яростно, что и костер, который в считанные мгновения разжег его брат.

- Проклятье? Я принес на своей шерсти запахи дыма, крови и смерти. Если тебе угодно называть это проклятьем – пускай! В сорока милях отсюда умирают люди! Дома пылают, точно факелы! Огромное чудовище крушит город и пожинает богатый урожай смертей!..

- Нельзя ли уточнить? А то звучит, как перечисление твоих прежних злодеяний, - перебил его напыщенную речь Лютто. Медасфен смерил его испепеляющим взором.

- Ты слишком дерзок, атлант!.. Надо бы тебе поумерить свою спесь, пока этим не озаботился кто-то другой.

- Всем известно, что на тысячи миль вокруг нет ни одного человеческого поселения!

- А ты, Люцетриан, примени свою прославленную способность, - с лукавой усмешкой предложил Демон Ночи, - тогда и поговорим.

Кейлот удивленно посмотрел на Лютто. Шла ли речь о неком врожденном таланте сродни способности Ватто нагревать свое тело до немыслимых температур, или о помощи все тех же таинственных информаторов, воин так и не понял. Однако собирался во что бы то ни было это узнать. Но к его пущему разочарованию ничего необычного не произошло. Лицо южанина, освещенное трепетными бликами костра, вдруг преисполнилось небывалой самоуверенности. Лютто демонстративно откинулся назад и медленно смежил веки, после чего все его тело сделалось совершенно неподвижным. Кажется, Лютто даже перестал дышать. Губы его не шевелились, и если южанин и вел с кем-то беседу, то, во всяком случае, делал это без участия голоса.

- Клянусь костями Ливраса, я бы любовался этим бесконечно! – расхохотался Медасфен, пристально следивший за выражением лица погрузившегося в транс южанина, когда его чрезмерная уверенность поначалу сменилась недоумением, а затем – самой настоящей растерянностью.

- Проклятье, - задохнулся Лютто.- Он прав! В пятидесяти милях отсюда и впрямь находится город! Он совсем не маленький, но большая его часть уже лежит в руинах, а та, что уцелела, объята пожарами! Я вижу людей, которые в панике мечутся между домами. Выживших очень мало. Они в отчаянии и, боюсь, уже не доживут до утра – пламя окружает их сплошной стеной. Они обезумели от страха. Слишком много мертвецов… Их изувеченные тела лежат повсюду, а их кровь заливает улицы и скапливается в канавах. Они как будто раздавлены чем-то…

Лютто по-прежнему сидел с закрытыми глазами, только теперь подался вперед, лицо его приняло выражение крайней сосредоточенности, а пальцами он отчаянно сжимал виски, словно силился удержать в голове картину катастрофического бедствия, пока она не утратила четкости и не рассыпалась перед мысленным взором.

- Достаточно, - Ватто схватил брата за плечо и как следует его встряхнул. Лютто открыл глаза и обвел присутствующих ошеломленным взглядом. Он напоминал человека, внезапно очнувшегося от кошмарного сна и еще целиком не осознавшего, где сон, а где явь. О степени его потрясения говорили руки, которые так и остались прижатыми к вискам. – Что за чудовище, о котором говорил Медасфен?

- Я не видел никакого чудовища. Наверное, оно уже убралось.

- Если вообще появлялось… - Ватто бросил подозрительный взгляд на Демона Ночи. Но тот лишь невинно пожал плечами. Атлант недоверчиво сощурил один глаз, и тем самым дал исчерпывающую оценку искренности своего собеседника.

- Вероятно ли, что это обычная междоусобица? – авторитетно вмешался в разговор Кейлот. – В таком случае нам в эти распри лучше не соваться.

- Нет, - покачал головой Лютто. Подрагивающие кисти он наконец уложил к себе на колени. – Ослепленные яростью люди могут натворить немало бед, это правда. Однако сейчас… Нет, это устроили не они.

- Как нам поступить, господин? – Ватто повернулся к Кейлоту. Отсветы костра лежали на лице южанина, словно устрашающая маска, которую надевали воины древности перед отправлением в бой.

- Мы пойдем туда и все выясним.

- Но… но вы же сами сказали, что мы должны избегать встреч с чудовищами и другими непредсказуемыми опасностями, пока кто-то из нас не научится правильно обращаться с мечом!

Кейлот ответил молчанием на это совершенно справедливое замечание. Как объяснить друзьям чувство, когда сердце преисполняется праведного гнева, а рука сама тянется к рукоятке меча? Когда воин узнает, что невинные и беззащитные люди страдают по чьей-то злой прихоти, и только в его силах помочь им спастись? Пожалуй, только рыцарь способен это понять. Да, возможно, он слаб и болен и искренне считает свое нынешнее существование бесполезным, но готов пренебречь остатками искалеченной жизни ради тех, кому сейчас в сотни раз хуже.

- Впереди еще болота и холмы, - усталым голосом сообщил Лютто. Похоже, его таинственная способность далеко видеть и много знать требовала слишком много усилий.

- В таком случае, нам стоит поторопиться.