Грехи наши тяжкие

                Грехи наши тяжкие
На полярной станции зимовали четверо. Старшему, Василию Ивановичу, перевалило за пятьдесят. Он отрастил усы, как у Чапаева, в речи к месту и не к месту употреблял крылатые фразы из кинофильма, любил анекдоты чапаевской серии. На станции его так и звали – Чапай.

Младшему, радисту Петьке, недавно стукнуло двадцать два. Был он невысок и тощ, пронырлив, любил подначивать товарищей. На него не обижались: пацан, что с него взять, женится – остепенится.

Двое других полярников – Володя и начальник станции Сергей Егорович держали себя солидно.

Мужики уже третий месяц тёрлись друг о друга на этом клочке цивилизации среди безлюдного на тысячи вёрст пространства. Они рассказали все анекдоты, какие знали, сообщили о себе всё, что можно было сообщить, сотни раз поочередно оставались в дураках, мозоли на руках набили костяшками домино.

- Пойду выйду – да на боковую, - сказал Чапай, набрасывая на себя полушубок. Его желудок работал по часам.
Петька оторвался от радиоприёмника, спросил заинтересованно:
- В дальний клозет?
- Да нет, здесь где-нибудь в затишке. А что?
- Если заблудишься, чтоб знать, где искать закоченевший труп со спущенными штанами.
- Балабол ты, Петька, и язык у тебя помело.

               Когда за Чапаем закрылась дверь, Петька тоже стал одеваться.
- Понос у вас, что ли? – поинтересовался Сергей Егорович.
- Сейчас у вас понос начнётся. Со смеху, - пообещал Петька, взял в тамбуре лопату и вышел.
- Опять что-нибудь отколет, - предположил Володя с едва скрываемой завистью. – Во непутёвый!
- Уши б ему надрать за его выходки, - незлобиво посетовал Сергей Егорович, не отрываясь от записей. На станции Петьку любили.
Затишок нашёлся за домиком и был смутно освещен из окна. Василий Иванович притоптал снег под собой, пробормотал:
- О-хо-хо, грехи наши тяжкие! – и присел на корточки.

Пурга свирепо освистывала антенну радиостанции. Петька воровски подкрался к Василию Ивановичу сзади и подставил под него лопату, а когда Чапай стал приподниматься, юркнул с лопатой за угол дома.

Мы люди грешные. Напакостив, не можем отказать себе в удовольствии напоследок окинуть взором плоды трудов своих. Приподнявшись с корточек, Василий Иванович обернулся, как водится в таких случаях, назад вниз. Там, куда целенаправленно упал его взгляд, было девственно бело. Этот феномен заинтересовал Чапая. Сначала с любопытством, а потом с тревогой он стал осматривать ближайшие окрестности. Пурга холодила оголенную часть его тела, но происшествие было настолько из ряда вон выходящим, что он не обращал на это внимание. Поскольку и в ближайших окрестностях положенных в таких случаях следов его пребывания здесь не оказалось, он принялся осторожно перебирать складки приспущенного до колен белья. Тщетно. Тогда, решив, что в задумчивости он мог принять желаемое за действительное, Василий Иванович вновь присел на корточки. Теперь его мысли уже не витали в облаках, а были сконцентрированы на собственном желудке, давшем неожиданный сбой. Однако и повторные его усилия не увенчались успехом. В глубокой задумчивости Чапай вернулся в домик.

- С облегченьицем вас! – как всегда, поздравил его Петька.
- Спасибо, - машинально ответил Чапай.
- Так вот, - продолжил Петька прерванный приходом Василия Ивановича рассказ. – Наконец приходит с югов письмецо: «Дорогие мама и папа! Мы живём хорошо. Купаемся в море, загораем. Но особенно нам нравятся прыжки козла: это когда Боря залезает на шкаф и прыгает оттуда на меня. Люся». Телеграмма-молния: «Боря, Люся, выезжайте немедленно, папа сломал обе ноги».
Все рассмеялись, улыбнулся даже Василий Иванович, начавший приходить в себя.
- Мужики, - вдруг сказал Петька, принюхиваясь, - а что это у нас так дурно пахнет? Как в общественном туалете на вокзале. Чапай, ты, часом, не в штаны по рассеянности наложил?
- Да вроде нет, - растерялся Василий Иванович.
- А что, в самом деле, припахивает, - поддержал Петьку Володя, подходя к Чапаю и с подозрением принюхиваясь.
- Да бросьте вы, - вступился Сергей Егорович. – Вот привязались к человеку!
- Ты к ветру как сидел – передом или задом? Если задом, вполне могло в штаны задуть, - размышлял Петька.
Василий Иванович молча вышел и вновь стал обследовать сначала притоптанную площадку, потом каждую складку белья. Он даже поочередно снял валенки и ощупал их поочередно рукой.
Вышедший до ветру Сергей Егорович застал Чапая в полном смятении.
- Чёрт знает что! – повторял он, глядя то на притоптанную площадку, то на черное завывающее небо. – Грехи наши тяжкие…