Я Барак гл. 1-3

         Автор — УЗИ БЭН- КАНААН 

Википедия.
( 1 октября 1954 — 19 ноября 1991 ) — израильский писатель и драматург , известный главным образом своими детскими книгами . Его произведения отличаются оригинальностью, юмором, проникновением в эмоциональный мир детей и взрослых в их жизни.


 Глава -1

Меня зовут Барак. Если вы спросите мою маму, почему она дала мне имя Барак, она скажет вам: “Cмотрите вы сами, это ребёнок самый быстрый, какого я знаю”
И после добавит короткую мысль: “От большой скорости он не всегда попадает в нужное место.”
Мне пять лет и ещё немного. В сущности лучше сказать, что мне чуть меньше
 шести лет.
        Мама, папа, мой брат Одэд и я живём в большом и высоком здании, но это нормально, есть лифт.
Моему брату девять лет и мы вообще не друзья, хотя оба живём в одном доме и у нас общие родители. Одэд играет с большими и всегда говорит им, когда они входят в нашу комнату: "Это Барак, мой брат младенец”. И быстро добавляет сердитым голосом:” Барак, на выход! Мы хотим играть.”
Если я не хочу выходить из комнаты Одэд дразнит меня и говорит: “ Очкарик, картофельная голова”
 С того момента, как я родился, у меня от него проблемы.
       Верно, я действительно ношу очки. Когда я был маленький, мама водила меня к глазному врачу. Врач тянул меня за волосы, щипал меня за нос, вертел мне глаза в различных направлениях и сказал маме: “ Ребёнок смотрит не туда куда нужно!
Толстые очки и не читать ночью!”
Мама сказала ему, что я ещё не читаю, а он сказал: “Не важно, главное не делать это ночью!”
 Плохо когда не прислушиваются,  даже если это доктор!
А почему называет меня Одэд 'картофельная голова' ?
Т.к. голова моя действительно большая, а тело моё  немного маленькое в сравнении с ним. Но есть дети у которых голова маленькая, а тело большое… тогда всё в порядке!!! А может быть никого нет  в “порядке” до конца?
         Папа и мама мои самые большие друзья, кроме Ами, который самый лучший мой друг. Они  трое самые, самые мои.
 Мама моя не такая, как другие мамы. Мама не варит, не купает нас, не делает себе причёску, не наносит краску на своё лицо и нет от неё запаха пирогов и стирки.
        Вообще маму нашу мы видим только вечером, когда она возвращается со своей работы.
Мама строит дома. Она не в самом деле строит их, но это она, кто указывает, где дом   будет стоять, сколько квартир будет в нём и какие материалы будут использовать, чтобы дом был крепкий и не упал или не сдвинулся вдруг в сторону и выглянул на балконы соседей. Мама моя инженер—строитель. Вечером, когда она возвращается с работы, мы бежим к ней. Она говорит:
“Минуту, минуту, не беспокойте меня! Сначала я смою с себя рабочий день, жару,
сердитость и пот. И тогда мы устроим праздник нежности. Я буду нежить вас, а вы меня.”
        После душа мама рассказывает нам смешные рассказы, как поставили по ошибке раковину в спальне и как построили туалет на лестнице,  и вообще если бы
  она не наблюдала и не носилась, здания её стояли с крышей на земле и фундаментом в небе!
    Мама первая самая лучшая моя подруга.
Папа делает у нас то, что в других семьях делают мамы. Он ухаживает за нами, за мной и моим сердитым братом Одэд. Папа говорит, что он растит нас. Я делаюсь действительно большой и не останусь такой маленький, что достаю ему только до поясницы. Папа находится дома весь день. Он стирает, варит, печёт прекрасные пироги, чистит  вместе с нами дом и рассказывает нам всевозможные рассказы. У папы всегда есть время.
   Но только до того, как он начинает рисовать. Тогда он закрывает за собой дверь рабочей комнаты и решительно запрещает мешать ему. День за днём он рисует, до тех пор пока комната его наполнится рисунками.
   Два раза в год папа делает выставку и тогда прибывают люди, покупают рисунки, пробуют пироги, которые папа пёк в честь выставки, говорят маме комплименты о порядке и красоте нашей квартиры и даже не догадываются, что папа делает это всё сам. Хорошо, капельку с нашей помощью.

       Однажды, я рассказал ему, что дети в детском саду говорят, что мама Барака его папа, а папа Барака его мама и вообще, что у нас в доме всё наоборот.
Папа нарисовал мне красную точку на кончике носа, и объяснил мне, что дети и также взрослые, которые привыкли, что мама остаётся дома, а папа работает вне дома, не могут понять, что может быть также по другому.
   Вообще, добавил папа, каждый раз, когда скажут тебе так, напомни себе,  как хорошо нам жить так, когда каждый делает ту работу, которую он любит.
Папа  второй мой самый лучший друг.
   И есть также у меня друг Ами. Ами живёт, как и я, на четвёртом этаже. Дверь его квартиры близко к нашей двери. И даже окно его комнаты прикреплено к моему окну. Мы действительно близкие и  сплочённые  друзья.
   Когда Одэд выгоняет меня из комнаты, я всегда иду к Ами. Но  и у него  тоже есть большой и сердитый брат и если он также  выгоняет нас, мы оба спускаемся играть во двор. Все большие братья одинаковы!!!!
   Папа Ами офицер в армии. Каждое утро я слышу как Ами и его старший брат упражняются в соответствии с приказами  их папы. Из-за этого Ами приходит в детский сад потный и усталый и говорит мне, что жаль,  что невозможно поменяться папами. “Вместо мускулов  -  сказал он мне однажды,   растут у меня больные руки! “
Кроме этого папа Ами нормальный. Когда он спит, мама Ами не должна просить,
чтобы было тихо. Ами очень остерегается разбудить своего папу.
  Моя мама и мама Ами работают в одном офисе. Моя мама инженер, а мама Ами делает сложные расчёты и говорит всегда моей маме: “ Эта цена слишком высокая!”
 Никогда она не скажет, что цена слишком низкая.
Я думаю, что я и Ами хорошие друзья из-за того, что наши мамы не обычные мамы
и также из-за того, что у обоих есть сердитые братья. Мы оба понимаем друг друга,
несмотря на то, что у моего папы кисточка в руках, а у его папы свисток во рту.
   Ами и я хотим быть артистами, когда будем большими. У Ами есть усы из Америки, а у меня  старые мамины халаты и две шапки,  которые папа дал мне вместо того чтобы их выбросить. Дети в квартале уже знают наши представления.

   Недавно Ами предложил,  брать десять копеек  с детей, которые захотят посмотреть наше представление. Мы сообщили детям о последнем обновлении, но не успели собрать деньги, как вечером появились у нас несколько сердитых мам и сказали, что мы невоспитанные дети  -  делаем представление и требуем деньги.
   Я объяснил маме и папе, что мы хотим деньги, чтобы купить маски и новую одежду для представлений. Мои родители поняли, но родители Ами закрыли его в комнате и не разрешили даже старшему брату с ним разговаривать.
  Ами рассказал мне на следующий день в детском саду, что это было первый раз
когда брат “не путал ему мозги.”
  Ами мой третий самый хороший друг, кроме  моих мамы и папы.
Всё, сейчас вы знаете меня и моих самых хороших друзей. Сейчас вы знаете всё, в сущности, или почти всё....
 
 
                Глава 2   
               
   
   Когда я пытаюсь решить, какая игра самая любимая, я  думаю  о представлениях.
 Даже  без масок, смешной одежды....
Только с самим собой. Ами, мой друг и я, хотим быть артистами.
 Когда ты  представляешь, ты можешь думать о себе, что ты не ты,  и иногда это важно. Однажды, самый  первый раз когда я делал себе представления, это было когда я находился внутри бочки и страшно боялся.
  Я играл с Ами в прятки. Была очередь Ами быть ”водящим” и я вертелся во дворе, между мусорными кучами, и искал  хорошее место спрятаться. И тогда я обнаружил эту бочку—бочка большая, старая, из  дерева, с маленькой дыркой  в крышке.
 Я влез  внутрь и уселся внизу совершенно тихо. Даже немного затаил дыхание, чтобы не ударить о перегородку. Я слышал Ами считал: "семь, восемь, девять, десять, тот кто стоит впереди меня, сзади  меня, в стороне от меня  он   "Водящий." После того, как он закончил считать и был уверен, что  хорошо хорошо проверил вокруг, Ами  начал искать  меня. Он даже приблизился к бочке. Я узнал это по звуку, исходящему от его сандалий. “ Барак, подай голос!” —звал Ами. Я оглашая молчанием, сказал в сердце: “Не найдёшь меня никогда.” И засмеялся. Также в сердце. Сердце моё было занято очень  внутри бочки.  Ами поднял что-то около бочки и сказал себе: “Он не здесь.”

    Вдруг я услышал упала тяжёлая вещь и Ами сказал сердито: “Тупой этот выдвижной ящик”
     Я сердился на него и думал про себя: “Ты тупой, что ты осмелился думать, что я такой маленький, что могу спрятаться в ящике.
 --  Ами!!! —послышался крик нашего соседа, ветеринара. —  Что ты делаешь между мусорными кучами? Говорил вам снова и снова, не играйте между этими ржавыми мусорными кучами, кто-нибудь ещё порежется и заболеет от всей этой грязи. А вы не слушаете! Вы глухие или что-нибудь?
  — Нет, мы нет!  — ответил Ами и доказывал  доктору, что мы не глухие и не
что-нибудь.
  — Я не хочу видеть это больше, ты слышишь? —кричал доктор.
Я слышал, Ами шептал про себя: “Тогда положи вату на глаза!”
— Барак! Подай голос!” —пел Ами, и продолжал потом искать. “Ой, доктор пришёл!” —  сказал вдруг озабоченно и я услышал его удаляющийся бег.
 Потом приблизились тяжёлые шаги доктора. Он задавал себе всевозможные вопросы на различных языках и отвечал себе на том же языке. —Чтобы он мог понять  вопрос и также ответ.
  Вдруг  сделалось темно. Доктор накрыл чем-то бочку. Потом он поднял ещё какую-то вещь, может быть выдвижной ящик, который упал у Ами, положил его на остальной мусор и удалился.

Несколько мгновений я сидел ошеломлённый внутри закрытой бочки. Боялся крикнуть, чтобы не вернулся вновь этот доктор, который любит собак и ненавидит детей и закричит мне на его странном языке. Но эта угрожающая темнота как будто давила мне с силой на голову, уши,
живот и даже на ногти ног. Пытался поднять крышку бочки, но безуспешно. Она была страшно тяжёлая. Снова толкнул в направлении вверх  головой, помогая плечами, но напрасно. Я думал про себя: “Злодей этот положил конечно всё здание на бочку.”
Я выглянул через дыру  на краю бочки. Именно сейчас солнце  выбрало время положить луч на бочку и  ослепить  глаз.: “Даже солнце против меня !” —думал я раздражённо.
Уселся от отчаяния на прохладный низ бочки. Какая тишина! Ами исчез, а я застрял здесь в бочке! Спрятался  “прекрасно” чтобы  не найти меня.  Действительно не обнаружит никогда. Какая победа, можно взорваться.
   
  —  Ами, я здесь! –позвал я сначала тихо, но очень быстро услышал себя кричащим и орущим во всю силу. Даже оркестр пожарников потерял бы сознание в соревновании со мной. Я вопил, и вопил, и вопил. В конце устал и упал.
      Страх начал прокрадываться внутрь бочки. Сначала тряслись у меня руки,
потом моргали у меня глаза и в конце подбрасывало всё моё тело в ознобе жары и холода. Даже в разы когда было не жарко и не холодно, оно было неприятно тёплое.
      В луче солнца, который вошёл внутрь бочки, были белые крошки пыли, которые медленно плыли. —Уверен, что в конце, когда они выйдут из света, —думал я про себя—они упадут мне на голову.
  —Ами! Ами! Ты там? —кричал я и ждал мгновение со стучащим сердцем.
—Ты  там? -спросил снова, -так я здесь!-Ами не было нигде поблизости.
—Не может быть, чтобы он забыл-успокаивал я себя и снова дрожал. Стало жарко и душно внутри. Я приложил рот к дыре и позвал: “ Папа! Мама! Кто нибудь?...”
Я выглянул, кошка прошла около бочки  и на мгновение уселась чтобы почесать себе в ухе.
  — Кис-кис-кис -позвал я её. Она испугалась и удрала. Мой страх  усилился, до того, что в голове моей возникла идея. Я решил не быть Бараком, т.к. ведь  Барак не мог выйти из бочки. Я был воздух.

Не действительно, но в тот момент я хотел быть легким  и прозрачным воздухом,
чтобы суметь выйти наружу. Я зажмурил глаза и полетел через маленькую дырочку наружу, вверх. Летел домой, на четвёртый этаж. Впорхнул внутрь через балкон и завертелся между комнатами. Папа был занят рисованием, мама ещё не пришла, а Одэд, сердитый брат, который именно сейчас не выглядел сердитым вообще, упорядочивал свои марки в миллионный раз. В бочке было очень жарко и я почти не мог дышать.
  Что сейчас? Может быть я буду чем-нибудь холодным, может быть холодильником? Я холодильник. Мама открывает меня и кладёт мне на дверцу творог и молоко. Папа достаёт из меня четыре яйца и Одед  выглядывает сзади него и говорит, что  в этом доме нет никаких вкусных вещей.
          Так я сидел в закрытой бочке и был я ветер, холодильник, дверь шкафа, индюк и даже сливовое варенье. Когда пот начал течь мне в глаза поменялся с бочкой. Значит я был бочкой а она Барак.

-Ты видишь, мальчика –сказал я Бараку, который внутри мен —спрячемся за деревом, за забором, а не внутри вещей которые можно закрыть, как я. Сейчас ты внутри меня, я вокруг тебя, мы  оба вместе навсегда. —И я, который ещё мгновение назад был бочкой, испугался и начал хулиганить, прыгать, ударять и бросаться вправо и влево с огромной силой, до того что крышка, этот великан, упала с отверстия и воздух, прохладный и приятный ворвался и омыл мне лицо. Я был снова Барак и снаружи.!
     Потом я рассказал этот рассказ о бочке Ами, а он рассказал своей маме, а его мама моему папе, а мой папа опустился к ветеринару и ветеринар пришёл просить у меня прощения и страшно извинялся. Вечером он даже принёс мне мороженое со сладким арахисом внутри.
         Папе и маме я рассказал какое представление я устроил внутри бочки и они сказали, что воображение помогает, когда боимся. Всё таки долгое время после этого не разрешал закрывать дверь моей комнаты. Вспоминал также не входить в ящики, шкафы и вообще  -  места с дверьми и крышками. Вместе с тем я делал с тех пор много представлений как будто закрыт....
 
 
                Глава 3
 
Я люблю больших, таких у которых есть галстук, белый воротничок или  серьги,
цветное платье и такой хороший запах, что в сущности он не их запах, но приходит
 из бутылки.
Называют их  “Гости”. Подают кофе и они пьют. Я кладу им голову между рук и они гладят. Я говорю, что поиграю на скрипке, и они вcтают и уходят.
Сегодня прибыли к нам такие гости — Тирца и Гершон, друзья папы. Перед тем как
 они прибыли, взял меня папа в мою комнату и сказал  мне: " разрешаю  сидеть с Тирца
и Гершон, но постарайся не вмешиваться в темы, в которых ты не понимаешь. Ты можешь делать себе какао, но не играй на скрипке, т.к у нас день важной встречи. Ты знаешь, что Гершон продавец моих картин в Америке. Кроме того Тирца женщина чувствительная. Тогда, пожалуйста, ящериц оставь в комнате и не рассыпай их снова
 на ковре в комнате "гостей."
   — Если ты не любишь их, —  сказал я папе,  —  тогда зачем ты их друг?
—  Скажу мысли важные мне — ответил папа, —  я именно симпатизирую Гершон, и также нет у меня ничего против  Тирца. Тогда ты своё воображение оставь для ночных  снов.
             Но всё-таки я знаю, что папа не любит их. Когда он трёт свою бороду и курит сигарету одну за другой, я знаю, что он терпит. Значит, не болит у него голова или не чешет пупок, но терпит, когда он не любит. Папа мой должен любить. Например, со мной он не терпит вообще! Также с моим братом Одед, папа не терпит, также его он достаточно любит, несмотря на то, что  Одед раздражает меня.
   У Тирца и Гершон нет детей и также нет собак и нет голубей. А у Гершон даже
 волос нет на голове. Вы спросите, что они делают без всех этих вещей которые есть у  других людей? Они гостюют. Я думаю, что это также их работа. У Гершон есть , конечно, записная книжка и каждое утро он открывает её и провозглашает: “ Что у нас  сегодня? Итак — визит к дяде Ривки, визит к Мици и Кики, собака их Юлиус, и к папе и маме Барака — ребёнок, который играет на ящерицах и  разбрасывает скрипки на ковре”.
 И Тирца говорит: “Ты ошибаешься, мой дорогой, он разбрасывает ящериц на скрипке
 и играет на ковре! “
        Так они говорят, конечно, и спорят, гости эти, которых мой папа не любит, и которых я не люблю из-за того, что он не любит их, и готовимся ко всем их визитам в тот день. Я не понимаю папу и маму. Когда я не люблю кого-нибудь и я думаю, что  он смешной, глупый, скучный и просто один, я не приглашу его к себе.
 
                *   *      *     *
    Папа познакомился с Гершон, когда был со мной в кооперативном магазине. Я был тогда достаточно маленький, но папа дал мне пойти за ним и не взял меня на руки. На входе в кооперативный магазин стояла, а вернее вертелась игрушка, которую я люблю больше всего в мире – вертящиеся ворота. Вы знаете, это которые толкают,  идут, немного повернув, и быстро выходят, чтобы не пошёл кто-нибудь сзади, не толкнул ворота и  не повернул их внутрь до послезавтра.
 
Папа тотчас подошёл к месту, где хранят тележки-корзины, взял себе тележку и начал везти её между прилавками кооперативного магазина.  Я решил, что блестящая  игра и вертелся , это дело много интересней. Влезал в неё и продевал ноги между решётками, держался за столб двумя руками и “Гоп” – поворот. Потом ещё поворот и ещё один, и ещё один и всё кручусь, кручусь, весь мир вертится, вертится и – Бум! Застрял!
  — Чей это ребёнок? – спросила   громко одна женщина и глянула вокруг, как
будто не могла спросить меня.
      — Чей это ребёнок с ногами и руками внутри  механизма?
Два человека и бабушка подошли проверить. Пощупали мне затылок, подняли мне
 подбородок и сказали: ” Он милый, но не наш.”   “Мальчик! -  Кричала мне женщина в
 уши  — чей ты?”
-  Печёт мне уши —  кричал я ей в ответ. Хорошо, может не точно этими словами,
но я уверен, что ответил бы так, если бы это было днём.
-  Если ты ничей, я возьму тебя! — пыталась женщина напугать меня. Но она не имела
 ввиду это серьёзно. Я был так запутан внутри вертящихся ворот, что если бы она
захотела взять меня, она должна была взять со мной также ворота и часть пола вокруг.
        Я не видел папу. Но между тем собрались люди, начали вносить предложения и  давать советы, короче пытались вытащить меня оттуда разговорами.
—  если наклонить его вперёд – сказала одна женщина  –  и поднять его правую ногу вверх, тогда…
— Ты сломаешь ему голову  -   ворвался в разговор толстый и бородатый мужчина.
—  Я знаю, лучше если мы протянем его две ноги вниз. Мы повернём его руку назад, и тогда…
  — Ты сломаешь ему ноги и также руки! —  сказал один мужчина и почесал свою блестящую лысину. Это был Гершон. Он нагнулся ко мне и спросил.
—  Мальчик, ты слышишь меня?
–  Именно уши мои в порядке –  ответил я.
—  Как ты вошёл внутрь машины? –  спросил Гершон.
  — Легко! –  ответил я, —  до того как пришёл этот мужчина  –  я показал в середине на женщину, которая начала глядеть вдруг вверх, на Тирца, как будто она ищет там птичку или что-то. – она пыталась войти, что-то сломалось и вот. 
— Госпожа! — ругал её Гершон .-  Ты не могла смотреть куда ты идёшь? Почти
причинила вред ребёнку! 
— Я… я… –  мямлила женщина, —  я  смотрела прямо вперёд, не вверх и не вниз.
—  Для этого  есть два глаза  –  думал я про себя. Один, чтобы смотреть большое и один для маленького.
—  Сейчас мы попытаемся вынуть тебя  –  сказал Гершон и повернул немного ворота.
— ОЙ! –  закричал я.
—  Я  сожалею –  сказал Гершон,  я сделал тебе больно?
— Нет – ответил я.
— Тогда почему ты кричал  –  Ой? – спросил с беспокойством.
— Чтобы ты не сделал мне больно потянув, —  сказал я.
— Что тут случилось? –  услышал я голос папы, и увидел его прокладывающего дорогу между людьми.
— Застрял  –  сказал я..
—  Ты можешь выбраться своими силами? – спросил папа.
—  Я могу,  но медленно, –  ответил я.
—  Не спеши –  сказал папа и улыбнулся, —  иначе ты можешь ещё оставить там что-нибудь, как палец или ухо. 
Прежде всего я освободил руки, потом ноги и в конце всё, что между ними. Стоял свободный, без советов взрослых и без всякой помощи.
—  Не ты ли художник...- повернулся Гершон к папе и пытался вспомнить его имя.
— Да, я художник, —  ответил папа .-  Очень приятно. Я Эгуд .
—  А я Гершон, —  поспешил ответить лысый Гершон .- Я продавец картин художников
из США, может быть можно встретиться с тобой, чтобы побеседовать?  –
— Ты можешь прийти к нам домой ,   если хочешь, конечно,  -   сказал папа.
—  Решительно, решительно, —  сказал Гершон –  очень буду рад!
— Но прежде, – провозгласил папа, -  мы закончим покупки.
— Я предлагаю, чтобы ребёнок сидел в корзине покупок, —  сказал Гершон, —  это
 место самое надёжное для детей и ещё таких которые вертятся.
Он не успел закончить свою речь,  и уже поднял меня двумя руками  и воткнул меня
глубоко в железную корзину. Когда пришло время идти домой,  вокруг нас снова собрались люди. На этот раз они давали советы как вытаскивать маленького ребёнка,
который застрял в небольшой корзине....               
 
                *          *          *
Когда Тирца и Гершон прибыли и извинились за опоздание, я сказал брату Одед:
  —  Что я могу сделать, я действительно не терплю их. Я не понимаю папу и маму.
Почему они делают это сами? 
—  Ты ненавидишь весь мир, —  сказал Одэд в то время, когда приводил в порядок свою кровать. – Я вообще не понимаю, что гости папы и мамы делают в твоей голове? 
—  Они раздражают мне уши – сказал, —  но ты не поймёшь в любом случае.
—  Но объясни мне, —  сказал Одэд, когда он искал что-то, —  что не в порядке с Тирца
 и Гершон?
— Они слишком такие милые –  сказал я.
—  Что плохого быть милыми? –  спросил Одэд.
—  Ничего, – сказал я,-  но мне кажется, что они улыбаются и говорят красиво даже тогда
 когда они не  то имеют ввиду на самом деле.
— Ты видишь??! –  сказал Одэд  и воткнул свою голову вниз кровати, —  Ты сказал: "Мне кажется. "  Ты просто изобретаешь эти глупости. Только ищешь всё время недостатки!
— Что это недостатки? –  спросил я.
— Плохие вещи – ответил Одэд, поднимаясь и голова его ударилась о рамку кровати.
— Как удар этот, например.
— Но...-  пытался объяснить.
— Прекрати морочить мне голову! –  прервал меня Одэд, —  Может ты видел мою сумку?
— Да, —  ответил  –  я сижу на ней. 
—  Может быть Одэд прав –  думал я про себя, когда укладывался в кровать.
— Может вправду только кажется мне и я просто не люблю Тирца и Гершон? Но не
 может быть, -  продолжал  я размышлять, —  ведь также когда я приставал к Тирца,
 она сделала вид, что не сердится, и сказала:" Он только ребёнок," а Гершон добавил :
 "Милый ребёнок! "
—  Барак, прекрати говорить сам и дай мне спать! – сказал Одэд из темноты.
—  Извини –  сказал я, —  спокойной ночи.
—  Спокойной ночи, —  ответил Одэд  и повернулся на  своей кровати.
 
                *      *       *
Мама и я встретились по дороге в туалет.
—  Мама, я хочу спросить у тебя что-то.
— давай, входи в кухню и закрой дверь –  предложила мама. Я уселся у стола
 напротив и сказал –  Вы  правда любите Тирца и Гершон?
—  Почему ты спрашиваешь? –  улыбнулась  мама.
— Я хочу, чтобы ты объяснила мне, почему не нравится мне, что Тирца и Гершон
делают себя милыми,  и почему это не мешает никому, кроме меня. Одэд говорит,
 что я просто ненавижу… .
—  Одэд немного преувеличивает –  сказала мама, встала и закрыла жалюзи.- Может быть,
 что ты не любишь их, а может быть  ты думаешь, что также мы не любим их…
— Я не думаю, но мне кажется.-  взорвался я.
— Пожалуйста, не мешай мне и выслушай до конца –  попросила моя милая мама.
— Не всех мы обязаны любить. Любовь, одна часть жизни. Часть важная
действительно —  но не вся! Ты не любишь свою воспитательницу в детском саду,
 я знаю,  но в течении времени ты доказал, что ты учишься у неё многим хорошим
вещам и в сущности обнаружил, что ты нуждаешься в ней. Помнишь, что я сказала
 тебе?
—  Помню, —  ответил я.
—  Ты доказал, что она помогает тебе.Объяснила и выслушала тебя, и я знаю насколько важно, чтобы выслушали…
— Верно, —  согласился я. — Я люблю, что она слушает .
— Да, также и с Тирца и Гершон. Гершон помогает папе.Он продаёт его картины в Америке.
Папа нуждается в нём! Все мы — ты, я, Одэд и папа нуждаемся в Гершон. Кроме этого, спасибо, что много раз ты получал большое удовольствие от его друзей! Ты не  был обязан любить их, но просто не… ненавидеть .
— Я должен подумать об этом, — сказал я.
—  Хочешь лимонад? – спросила мама.
—  Также об этом я должен подумать, —  я улыбнулся  –  есть лимонад?....



                продолжение следует