Наладится

               

                (история создания повести Н.В.Гоголя «Шинель»)


                из цикла «Тайная история русской литературы»


   Судьба писательская… Зачастую непростая, порой трагичная. Бедность, рождающая тоску и отчаяние, цензура и гонения со стороны властей, непонимание в обществе. Но, борясь с  одиночеством, пустотой и холодом, не сдаются писатели! А только крепче стиснут зубы, сильнее запахнут худое пальтишко, и продолжат свой путь в темном туннеле бытия. И обязательно найдется тот, кто протянет руку помощи. То ли собрат по перу, который сам не единожды укладывался спать голодным, подставит плечо. Накормит, напоит, выслушает, да оставит у себя ночевать, не вытолкнет на мороз и  зимнюю стужу. То ли необыкновенный счастливый случай выпадет на долю писателя, поддержит его, развеселит, утешит. А уж кто устроил сей случай – нам не ведомо. Значит, положено так, раз случилось. Приободрится писатель, наберется силенок, и зашагает смелее и тверже. «Выходит, не зря пишу, - подумается ему, - не зря…» И забрезжит свет в конце туннеля…

   Николай Васильевич Гоголь робко вошел в продуктовую лавку. Озираясь по сторонам, тихонько встал в очередь. Кругом толпились и шумели слуги, купцы, квартирные хозяйки и прочий люд. Попадались и служилые. Дородные бабы готовили бутыля для молока и корзины для жаркого, рыбы, окороков и прочей снеди. О чем-то своем тараторили и хохотали. «Севрюга здесь завсегда свежая. И уха из нее первейшая», - нахваливал бородатый купец, гладя при этом свое пузо. «Да что севрюга! - отвечали ему, - наливочка такова, что душа поет и радуется». Бородатый заулыбался, вспомнив наливочку. «Потому как хозяин порядок знает!» - со значением сказал он. Все вокруг него одобрительно закивали. Гоголь жадно втянул носом воздух и поежился. Ему было голодно и зябко. Тут в лавку вышел сам хозяин, купец Михеев. Выпятил грудь, заткнул руки за пояс и строго посмотрел на всех. «Доброго здоровья, Кузьма Андреич!» - пожелали ему. И не так, чтобы заискивающе, а по-доброму пожелали, из любви и уважения. «И вам здорово», - степенно отвечал Михеев. «А ну живее!» - прикрикнул он на слугу. И сам встал за прилавок помогать.  Дело пошло веселее. Когда подошла очередь, Николай Васильевич протянул две монетки,  произнес: «Мне чего-нибудь поесть», и отвел глаза. Хозяин взглянул на деньги, потом наклонился к Гоголю и спросил: «Ты кто таков будешь?» «Писатель», - еле слышно ответил тот. «Писатель?» - поморщился Михеев. «Знавал я одного писателя!» - громко, на всю лавку заявил он. «Пушкиным звать. Так он, каналья, провел меня и глазом не моргнул! Прикинулся обер-полицмейстером! Я ему и того и сего, полные сумки наложил, а он еще и покрикивал на меня!» «Разузнал я где он квартирует, - продолжал Михеев, - и отправился. Должок-то получать надо! А они не принимают! Им, видишь ли, недосужно!» Хозяин развел руками и грозно посмотрел на Гоголя. Все неодобрительно загудели. Николай Васильевич ссутулился, втянул плечи, и хотел было уже уйти. Но Михеев взглядом остановил его, завернул в бумагу хлеба, картошки, соленый огурец, и протянул писателю. Отдавая сверток, наклонился и сказал: «Коль встретишь, так и передай ему: мошенник и негодяй!» Гоголь кивнул, осторожно взял еду и поспешил к выходу. «Эй, писатель! – донеслось до него, - дырку на шинели зашей. Того и гляди развалится по дороге!» Вдогонку последовал дружный хохот.
   Выйдя из лавки, Николай Васильевич осторожно спрятал сверток за пазуху, запахнул свою старую шинель и отправился восвояси. Дома вскипятил чаю, разложил на бумаге снедь, и стал неторопливо есть. Хлеба и картошки оказалось много, наелся досыта, еще и осталось на утро. А хрустящий соленый огурчик съел весь, не удержался. После напился чаю и лег вздремнуть. Уже второй месяц он бедствовал. Пришлось переехать на другую квартиру и отпустить слугу. Тут впору что-нибудь написать, и поправить свое положение, но, не писалось! Гоголь тяжело поднялся и подошел к окну. Ему не спалось. За окном большими хлопьями падал мягкий и пушистый снег. Ветра не было совсем. Тусклый фонарь освещал угол дома и мостовую. «Хорошо хоть Александр Сергеевич не оставляет меня в беде. Каждый день зовет то к обеду, то к ужину. Неловко даже. У них хорошо, тепло, сытно и уютно», - подумал Гоголь. Загасил свечу и лег на кровать.
   На следующий день притопал Никита от Пушкиных и забрал Николая Васильевича обедать. «Вот опять в плен взяли», - пошутил Гоголь, входя в гостеприимный дом. «Входи, Николаша, будь как дома», - радушно пригласил его Пушкин. «Вы для нас, Николай Васильевич, самый дорогой гость», - объявила Наталья Николаевна, выходя в переднюю с детьми. Дети поздоровались по-французски. Потерлась о ноги Мурка.
Гоголь погладил детей по головкам и с досадой произнес: «Мне даже угостить вас нечем…» «Пустое, Николаша, пустое, угостишь еще», - успокоил его Пушкин. «Пожалуйте к столу», - пригласил слуга Никита. Пошли в столовую. Кошка бежала впереди всех. Обеды у Пушкина были всегда не роскошные, но вкусные. Щи, большие рубленые котлеты со шпинатом, печеный картофель, ботвинья, осетрина, сыр, домашние соленья, пироги с вишнями, кофий. Гоголь ел с охотой и наслаждением. «Что бы я без вас делал, - растроганно говорил он за столом, - благодарю покорно». «Вы ешьте, Николай Васильевич, ешьте, - подкладывала ему котлету Наталья Николаевна, - как же можно вас в беде бросить». «Не горюй, Николаша, - утешал Пушкин, - будет и на твоей улице праздник. Да и не хлебом единым жив человек».
   После обеда Наталья Николаевна, наказав Никите собрать для Гоголя гостинец, ушла с детьми на прогулку. Писатели же прошли в кабинет и расположились на диване. Николай Васильевич пересказал давешний случай в лавке и передал «привет» от Михеева. Пушкин от души посмеялся. «Ничего, с него не убудет». Потом стал серьезным. «Не пишется, а ты себя заставь!» - учил он. «Как так, заставь?» - недоумевал Гоголь. «А так! Поставь себе задачу. Опиши что-нибудь». «Что же мне описать?» Александр Сергеевич встал, выглянул в коридор и увидел висевшую в передней шинель. «Вот, хотя бы, шинель свою». Гость сконфузился: «Мне ее даже стыдно описывать». «Нет, ты погоди!» - настаивал Пушкин. «Шинель эта что показывает? Бедственное положение. Не только твое, а всех несчастных. Тут обобщить нужно. И выйдет хороший рассказ. Или повесть. Попробуй». «Ладно, попробую», - неуверенно пожал плечами Гоголь.
   Вечером того же дня, вернее ближе к ночи, Николай Васильевич принялся сочинять. Решил изобразить мелкого чиновника, коих в России видимо-невидимо. «Что я про себя то писать стану? Не типично получится». Сначало шло ни шатко ни валко, а потом захватило. И влез наш герой в шкуру Акакия Акакиевича Башмачкина, и увидел этот жестокий равнодушный мир его глазами. И ушел с головой в свое сочинение, словно провалился куда-то. Даже плакал от радости. «Выходит. У меня выходит». Исписанные листы ложились в стопку, а чернила все не заканчивались. И фонарь за окном светил будто бы ярче.
   Через день рукопись была готова. Николай Васильевич решил незамедлительно отнести ее к издателю Смирдину, чтобы добыть денег. Тот посокрушался, что повесть больно уж мала, но, посоветовавшись с редактором, все же нехотя выдал Гоголю пятнадцать рублей. «Эх, Николай Васильевич… Что повесть? Вот не сжег бы второй том «Мертвых душ», сейчас бы гоголем ходил». «А я и так Гоголь», - подумал писатель и улыбнулся.
   «Сегодня же к Пушкиным. Накуплю детям гостинцев и притащусь в гости», - так думал наш герой, гуляя по улице и высматривая лавку со сладостями. «Нужно на Невский», - решил он. Не пожелав идти в обход, двинул через переулок. Между тем уже стемнело, но фонари еще не зажигали. А в переулеке не было ни души. Вдруг из подворотни вынырнули двое, оглянулись по сторонам и направились к нему. Испугался Гоголь, повернул назад и пустился бежать. Но его бысто догнали и ударили мешком по голове. Упал он в снег и пока лежал в беспамятстве, разбойники обшарили карманы, забрали деньги и скрылись. Очнулся Николай Васильевич примерно через полчаса, потер ушибленную голову, поднялся и поплелся домой. Голова, слава богу, болела не сильно, и не кружилась. «Опять остался я один со своей старенькой шинелью. Как дальше жить то буду? Уж лучше бы эти двое меня зарезали».
   Проходя мимо лавки Михеева, Гоголь замечтался. Припомнил разложенные на прилавке грудинку, окорок, копченое сало и заурчало в животе. Тут хлопнула дверь, из лавки выскочил нищий бродяга с булкой в руке и пустился наутек. За ним выбежали слуги и с криками «держи вора!» засвистели и заулюлюкали. Вышел сам Михеев. Сначала был суров, потом махнул рукой слугам и расхохотался. Увидев Гоголя, буркнул: «Ты чего не заходишь, писатель?» «У меня деньги украли», - чуть не плача ответил Николай Васильевич. «Деньги украли?» - хозяин лавки нахмурился. «А ну-ка пойдем». Завел его в лавку, собрал поесть и вручил писателю. Не забыл положить и соленый огурчик. «Потом заплатишь. И не кисни! Наладится». Смущенный Гоголь поблагодарил и раскланялся. По дороге домой совершенно успокоился, предвкушая ужин и отдых. Захотелось выпить.
   А у дома, где он квартировал, ждала коляска. Из нее вылез и заспешил навстречу Никита. «Николай Васильевич, поедемте ужинать. Александр Сергеевич с Натальей Николаевной ждут». «Совестно мне, Никита. Я словно у них на содержании. Может быть, в другой раз. Я и ужин сегодня раздобыл». «Не велено без вас возвращаться, Николай Васильевич, - упрашивал Никита, - не велено». Гоголь вздохнул. «Не горюй, Николай Васильевич, - мягко произнес слуга, - наладится». «Добрый ты малый, Никита», - сказал писатель, залезая в коляску.

                *   *   *

   Коляска отъехала и покатила к дому Пушкиных, а в комнате Гоголя появилась старуха в черном*, осмотрела скромное жилище и покачала головой. Затем положила на стол украденные пятнадцать рублей и пропала.
   
                *   *   *

   Пушкин с супругой о чем-то шептались в спальне. «Приехали!» - закричали глядевшие в окно дети, когда коляска подъехала к крыльцу. Все высыпали в переднюю. Прибежала из столовой кошка. Наталья Николаевна пошла открывать, а Александр Сергеевич держал в руках подарок для друга – новенькую шинель с воротником из куницы. Вид у всех был торжественный, даже у Мурки.




* героиня рассказа «По велению темных сил»