Путешествие Ветренного. Часть 1. Мир Тумана

Необходимое предисловие
Жизнь это сумма наших ошибок которые в конце-концов приводят к счастью….

Главные герои книги:
Семеро

-Светлана Павловна Алексеевич – бывший корректор, ныне пенсионерка, злостный нарушитель ценза дожития, жила до описываемых событий в резервации «Брусиловичи» для брошенных стариков под Минском. Своего рода уникум – одна из самых старых женщин на земле, ее муж биолог, проводил в тайне от нее эксперименты с сывороткой долголетия, которые по неизвестным причинам оказались успешными. Муж уже давно казнен, а Светлана Павловна продолжает жить.

-Михаил Иванович Бруснев, первый член семерых, ледовый лоцман, на Северном Морском пути.

-Андрей Геннадьевич Хардин – старатель на гигантской мусорной свалке.

-Маргрет Уолш – ирландская проститутка, ставшая принцессой.

-Георгий Николаев – смотритель биологической станции, все зовут его Гоша. 

-Пу И – санитарка в военном госпитале Владивостока, урожденная Ирина Иванова, тоже стала принцессой – причем китайской. Сегодня официальный руководитель Северной Маньчжурии, которую еще называют Уйгурской свободной республикой. На самом деле свободой там и не пахнет, установила жесточайшие диктаторские порядки и собственный культ.

-Сулейман Ибрагим – ротный писарь в Египетской армии, здорово проворовался и отсидел почти десть лет в каменоломнях Магриба.       

Часть 1
Светлана Алексеевич в «блестящем обществе»

ГЛАВА 1

Светлана Алексеевич проснулась, когда двигатель автобуса смолк. Дорога от Свердловска до Серова растянулась почти на семь часов. Автобус еле полз по промерзшему асфальту, делая частые остановки в деревнях, подбирая всех голосующих на дороге. В салоне немилосердно дуло и трясло. И все же Светлана Павловна умудрилась задремать на неудобном сидении с низкой спинкой.

Она вышла последней, кивнув усталому водителю, и мороз сразу забрался под ее, не предназначенное для уральской зимы, пальто. Из Свердловска (по-новому, конечно, Екатеринбург, но Светлана Павловна по старой привычке называла его прежним именем) выехали ясным, солнечным днем, а в не официальную столицу провинции «Новое Эльдорадо» Серов приехали темным, завьюженным вечером. Светлана Павловна ежилась посреди быстро опустевшей привокзальной площади и не знала куда идти. Холодный ветер швырял в лицо горсти жесткого как песок снега. Браслет на руке пискнул и помигав красными огоньками, включил зеленый, оповещая всех и каждого, что хозяйка прошла регистрацию в местной полиции.

На другой стороне площади сияло огнями современное здание, и Светлана Павловна нерешительно двинулась к нему.  «Отель Мариотт-Уральский» - прочла Алексеевич высвеченные прожекторами огромные буквы на зеркальном фасаде крыльца. Услужливый швейцар в немыслимо щегольском фирменном полушубке, заботливо придержал Светлану Павловну за локоть, когда автоматические стеклянные двери разъехались перед ней.
На пороге невысокая, старая женщина растерянно застыла. Каждый сантиметр огромного холла был исполнен беззастенчивой, кричащей роскошью. В глубине цветущего зимнего сада, развалившись в креслах, красиво одетые люди что-то пили и ели. На подиуме за роялем играл музыкант. В витринах, разбросанных по всему холлу, сверкали какие то модные безделушки – часы, брильянты, и прочая мишура. Светлана Павловна хотела уйти, но уже подскочил гибкий юноша и протянул руку к старой спортивной сумке, которую она взяла у внука.

-Позвольте, - осведомился юноша и, не дожидаясь ответа, кивнул –Стойка регистрации там.

За резной стойкой из красного дерева стояла юная блондинка, излучавшая приветливость.

-Добрый вечер, вам номер? – ласково спросила девушка.

-Сколько у вас стоит переночевать, - беспомощно сказала Светлана Павловна.

-От тысячи шестисот тридцати евро, - еще приветливее сказала девушка -  Одноместный номер, полулюкс.

-Извините. Это не для меня, - пробормотала Светлана Павловна, чувствуя, как отчаянно краснеет перед этой девочкой.

-Ничего страшного. Вам нужно в Центральную гостиницу. Там нормальные цены, – вдруг сказала девушка, - Сейчас выйдете и направо. Два квартала, там увидите. Хотите, я позвоню, предупрежу их. Хотя номера у них всегда есть.

Вышло у девушки это тоже так приветливо и естественно, что Светлана Павловна забыла про свою неловкость и прониклась к ней невольной симпатией.
Назад в метельную ночь она вернулась уже в хорошем настроении. Она прошла мимо еще двух роскошных отелей: «Серов-Ритц» и «Редисон Север», прежде чем увидела типовую пятиэтажку с черной табличкой на входе – Гостиница «Центральная». Здесь было все знакомым. Скрипучая деревянная дверь оглушительно хлопнула за ней. В холле было темно и прохладно, почти холодно. За обшарпанной стойкой, кутаясь в шаль, появилась немолодая, заспанная женщина. За ее спиной в задней комнатке, что-то ворчал черно-белый телевизор. Светлана Павловна заполнила анкету, заплатила за сутки пятьсот пять рублей и поднялась на третий этаж.

В комнате было холодно,  метель сотрясала оконную раму, стекло угрожающе звенело. На столике чернели пятна сигаретных ожогов,  из старинного телевизора вместо вилки, торчали два оголенных провода, прикроватный коврик был вытерт до нитяных залысин. Светлана Павловна усмехнулась – ничего не изменилось, кажется, старая власть отсюда и не уходила. Пожилая женщина была уверена, что если включить в туалете кран, то пойдет желтая ржавая вода – настолько ей тут все было знакомо.            

Светлана Павловна сняла верхнюю одежду, и вышла в коридор. Судя по объявлению в холле, круглосуточный буфет находился на пятом этаже. В гостинице было тихо, как в склепе. Она шла по длинному, полуосвещенному коридору и чувствовала себя полностью потерянной  и одинокой. И дернул же ее черт, поехать невесть куда, фактически на другой конец света, из-за разукрашенного кусочка пластика– билет на «Ветреный». Алексеевич невольно усмехнулась – ей помнящий еще Советский Союз, сейчас из родного Минска, российский Урал казался невообразимо далеким. Хотя нет, личное приглашение от капитана «Ветреного» - кто устоит? Зачем лукавить - она, поехала бы хоть в Антарктиду, чтобы только совершить это путешествие. На земле, вероятно, не найдется ни одного человека, который смог бы отказаться от этого приглашения.

Буфет оказался совершенно не таким, каким его представляла себе Светлана Павловна. Его, вполне современный интерьер, не вписывался в общий стиль гостиницы, которая, казалось, безнадежно застряла в прошлом. Резные деревянные столики были интимно спрятаны в нишах, имитирующих грот. Тихая музыка, зеленые растения, искусно замаскированные под  настоящие, полумрак и тихая музыка создавали приятную тихую обстановку. В одной из ниш отдыхала компания молодежи – два мальчика подростка и две девочки. Судя по графинчикам с мутной жидкостью, подростки пили самогон. Последние годы, в России пропагандировался как национальный напиток именно самогон, а не водка.

Дети были современные – мальчики в модных косоворотках, украшенных красными петухами – последний крик российской моды. Девушки носили,  подчеркнуто скромные платочки и отделанные каким-то дорогим мехом маечки с невообразимым декольте. В последнее время, мода стала настолько замысловатой и противоречивой, что иногда это казалось театром абсурда. Светлана Павловна только вздохнула, - в годы ее молодости, главным шиком считались джинсы «Леви страус», которые разве что можно было увидеть на задницах детишек дипломатов и больших начальников, да и то по праздникам. Вот ведь было время, лучшей одеждой для банкета считались джинсы. Америка уже тогда правила умами их поколения. Женщина снова вздохнула – где теперь та Америка, где те джинсы…

Светлана Павловна села за столик. В нише напротив сидел маленький очкарик и, судя по всему, пил горькую. Женщина так про себя его и назвала «очкарик» - на худом, печальном лице человека очки выделялись как главная деталь. Человек посмотрел на Светлану Павловну и покачал головой:

-Они не подойдут, нужно самим идти…

Она секунду соображала, о чем говорит человек, и наконец, пошла к стойке. Буфетчица, монументальная дама средних лет, молча, положила на подносик тарелку с бутербродами и стакан чая.

-Садитесь ко мне, все веселее будет, - вдруг сказал маленький человечек, когда Алексеевич шла мимо. Женщина подумала и села, чем-то этот мужчина располагал к себе:

-Хардин, - представился очкарик, - Водку будете?

-Светлана Павловна, мне далеко за сто лет, опасно пить водку в моем возрасте, - сказала Алексеевич.

Хардин пожал плечами:

-Тогда что вам терять? Вы по крайне мере еще ходите.

Только сейчас Алексеевич увидела аккуратно припаркованную у столика сервоплатформу с двумя коленчатыми ходунками, для передвижения по лестницам. Мужчина поднял руку, и буфетчица выплыла из-за стойки, чтобы принести новую рюмку.

-Я здесь особый клиент, - улыбнулся Хардин, наливая Светлане Павловне, - В любом случае это Г-водка, якобы последней модели. Приходиться верить – говорят, контрабанда с соседнего праздника жизни.
Они чокнулись и выпили. Нестерпимо горький напиток, какой-то ящерицей шмыгнул в желудок. Алексеевич даже зажмурилась, прежде чем выдохнуть:

-Я не пила водку почти семьдесят лет, - сообщила она Хардину,

-К сожалению в моем возрасте теряешь остатки всех прав, - добавила она, заметив вопросительный взгляд теперь уже собутыльника.

-Вы откуда?

-Из Брусиловичей, резервация под Минском…

-А-а, счастливая Европа, за комфорт, что называется надо платить…

Светлана Павловна вздохнула, она понимала сарказм Хардина. Белоруссия уже почти шестьдесят лет была частью Новой Европы – спокойной комфортной провинцией 4 класса. Если ты живешь в стране 4 класса, то твои гражданские права начинали ограничиваться с 40 лет, во Франции и Германии, которые имели по праву основателей новой Европы, 1 класс, поражение в правах у самых низших гражданских категорий начиналось с 65 лет. У наиболее ценных граждан с 75 и даже 80. Но Алексеевич со своими 117-ю переросла даже этот ценз. В ее возрасте оставалось право лишь на бесплатный воздух и мембранный домик в общей зале третьего уровня резервации с правом одной-единственной прогулки в неделю. Но даже это было в тягость, обществу всеобщего благоденствия и справедливости, где ресурсы были ограничены.

Светлана Павловна вновь вздохнула – разве она могла представить, что справедливость будет на самом деле именно такой? Даже официально, она и несколько десятков таких же стариков, называли ошибкой первой волны синтетической геронтологии, когда омоложение без ограничений по возрасту предоставляли всем старикам. Видимо от эйфории новых открытий в этой области. Да и то, лишь в несколько отсталой периферии Европы, типа Украины и Белоруссии. В более цивилизованных странах таких ошибок смогли избежать.  Но власти очень быстро спохватились, и теперь человек мог жить омоложенным только до крайнего срока своей официальной гражданской категории – 50, 60, 70 лет. А дальше процедура просто выключалась, и человек мгновенно становился старым и как правило организм не выдерживая такого удара умирал. Это было очень удобно для всех, и справедливо. Более ценный член гражданского общества мог пожить подольше, наслаждаясь комфортом и спокойствием. А менее ценный, освобождал ресурсы и место, тем, кто более молодой, а значит более ценный.   

И поэтому Светлана Павловна официальная жертва ошибки первой волны геронтологии, чувствовала себя очень старой и дряхлой, одинокой и временами очень больной. Иногда ей казалось, что все ее чувства и эмоции, тоже износились и выцвели до почти прозрачного состояния, от которого остался лишь легкий намек на былые яркие цвета.  Но она по крайне мере ходила.  С этой мыслью, Алексеевич выпила вторую рюмку.
    
Подростки за соседним столиком закинулись каким-то официальным наркотиком – браслеты на запястьях отчаянно замигали оранжевыми лазерными лучиками, предупреждая окружающих, что люди не в адеквате.

-Что вы здесь делаете? – спросил Хардин

-Меня пригласили на «Ветреный», - ответила Светлана Павловна. Она еще не знала, как к этому факту относиться. На границе, хмурые российские таможенники мгновенно выхватили ее из толпы – старики часто пытались пробраться в Россию, где не было ценза дожития и гражданских категорий. Нищих безжалостно заворачивали назад, богатых, официально купивших вид на жительство, пропускали.  Нужно было видеть с каким почтением и смятением, брал в руки таможенник именную пластинку с приглашением на «Ветреный» - ее невозможно было ни подделать, ни украсть, ни продать или потерять. Это был билет в иные миры, о котором мечтал каждый человек на земле. Но доступный только самым могущественным людям. Таможеннику вообще повезло, что он раз в жизни увидел такой билет. Но видеть его в руках старой карги, у которой на лбу было написано, что она злостная социальная обуза, на границе в общей толпе, для таможенника это было верхом абсурда.

Правда, дальше этот абсурд продолжился, почему то билет предоставил ей проезд в роскошном скоростном поезде до Екатеринбурга, а потом выключился, - перестал срабатывать в кассе. Пришлось добираться до Серова на бюджетном автобусе за рубли, которые ей удалось поменять на границе. Благо в Европе из-за  возраста ей было запрещено тратить свою эрзац-пенсию. Ее изымало государство на дожитие, а остатки полагалось копить на услуги кремации. Но поскольку Алексеевич упорно не желала умирать, на ее счете скопилась достаточно приличная сумма. Для бедняка конечно. 
Хардин тоже не поверил ей – в огромных, как под лупой глазах очкарика появилось недоверие. Светлана Павловна вздохнула и достала карточку. Очкарик протянул худую ладошку

-Можно – он осторожно взял карточку и благоговейно погладил кусочек пластика.

-А вы что здесь делаете, - спросила Алексеевич,

-Я старатель, разборщик – с какой-то внутренней гордостью сказал Хардин:

-У меня свой участок, на Восточном плато, километров 400 отсюда. У нас тут вообще-то семь секторов, но АВП самое старое, его почти 70 лет назад насыпать начали. У меня даже места есть, с синей радиацией, - кажется, Хардин хвастался. Но Светлана Павловна, лишенная в своей резервации свободных новостей с трудом понимала, о чем говорит собеседник. Видимо, недоумение явно отразилось на лице женщины, что очкарик засмеялся:

-Да ладно, Светлана Павловна, вы никогда не слышали о Новом Эльдорадо? Нет? За это надо выпить…

Они чокнулись, в голове Алексеевич уже изрядно шумело. «Много ли столетней старухе надо» - усмехнулась про себя женщина, но почему-то мыслить она стала яснее. По крайне мере ей так казалось: «видимо спьяну» с некоторым довольством подытожила она, вслушиваясь, как Хардин объяснял ей устройство экономики региона.  Серов одним из первых начал предоставлять свои окрестности под мусор из других стран. В обществе пережившем четыре индустриальные волны проще было вывозить мусор в другие страны, чем копить у себя. В советское время Серов был мощным промышленным центром, ориентированном на военное производство. Когда советская власть рухнула, заводы остановились, началась безработица. Вот тогда и придумали, забирать чужой мусор себе.

-Говорят, первые сектора начали заполнять лет 80 назад, - рассказывал Хардин.
Сегодня мусорные поля, тянулись на сотни километров – мусор, в основном это были промышленные отходы, десятилетиями свозился со всей перенаселенной Азии, Америки. Относительно недавно около 40 лет назад, назад свой мусор начала вывозить и Европа. Сначала на этих горах хлама пытались строить промышленные заводы по переработке. Но они оказались не рентабельными, пока как-то само собой не появились старатели – человек брал в аренду небольшую делянку и практически освобождал ее от мусора до грунта. Это оказалось невероятно эффективно – старатель умудрялся перерабатывать, с помощью небольших, мобильных установок  в полезный продукт даже то, что казалось, невозможно было использовать. Некоторым из них везло – в мусорных развалах иногда попадались золотые жилы, например груды спрессованной электроники, или целые залежи  отработанных промышленных агрегатов, или старой военной техники. Люди, наткнувшиеся на такие жилы, становились миллионерами. Так появилась легенда о Новом Эльдорадо, и старатели начали потихоньку сползаться со всех концов.

-Все очень просто, берешь делянку, и обязуешься очистить ее до грунта, переработать, тебе за это платят бонус. А все что при этом еще и заработал сверху, все твое, без налогов и прочей ерунды, - рассказывал Хардин. 

Такое положение было всем выгодно – и Серов, пока свалки были относительно не далеко от него, превратился в настоящий старательский городок. Но по мере того, как территории вокруг него начали очищаться, старателей здесь оставалось все меньше.

-Сегодня братва в основном тусуется на Севере, ближе к Усть-Печерску, там основные выработки, - объяснял Хардин, - А сюда наведываются так, уладить дела с Администрацией сектора. Теперь тут и не посидишь то особо, из-за «Ветренного». Город режимным стал, здесь ходить можно, там нельзя…
Алексеевич заметила, как Хардин оживился, рассказывая о своем деле – глаза заблестели, лицо покраснело:

-Жилу насыпают-то неравномерно, рукавами, под рельеф, в низинки, в распадки, вдоль речек допустим. Ну и берешь такой рукав, километров двадцать длиной, и пять-шесть шириной. И вырабатываешь по два-три километра в год, у кого как получается. – жестикулировал руками Хардин, - А бывает, на прикопанные хранилища попадаешь, это уже считай, удача. У нас один полный бункер нашел «твэлов» - все, можно теперь оставшуюся жизнь не работать. Нанял людей, поставил установку и шарашит топливные таблетки.  Эх, Светлана Павловна, показал бы я вам, как хорошо то у нас на природе, утром на отвал заедешь, когда еще солнце не встало, откроешь амбразуру и любуешься на бескрайние поля – холм, за холмом, и все твоя жила. Красота!
Хардин взял Светлану Павловну за запястье и приложил карточку с эмблемой «Ветренного» к браслету. Женщина почувствовало, как браслетик вдруг мелко завибрировал:

«Словно собака принюхивается» - пронеслось в голове Алексеевич. Браслет на руке чавкнул, втянул пластик в себя и заметно потяжелев, начал мерцать серебристым светом.

-Вы не включили билет, - объяснил Хардин Светлане Павловне, которая в своей резервации совершенно не было знакома с современными электронными штучками.

-И что теперь….
-Дорогая Светлана Павловна, вы попали на самый главный праздник жизни на планете, для вас теперь все только самое лучшее и только бесплатно. Это пропуск в другой мир – скоро за вами приедут! - Засмеялся Хардин и вновь поднял рюмку, - Выпьем за вашу удачу!
«Он алкоголик» - решила Алексеевич и выпила следом.
 
Глава 2

Светлана Павловна стояла в огромной приемной, преддверии еще более огромного банкетного зала и не могла прийти в себя. После того, как браслет на руке, выданный ей на границе сожрал, пластиковую карточку началась не прекращающаяся цепь чудес. Сначала в буфет явился седовласый господин в строгом сером костюме, и представился Алексеем Платоновичем – ее личным камердинером, пока она будет жить в «Приюте странника». Как выяснилось, у ее личного камердинера были свои слуги, вежливые молодые люди, которые быстро упаковали не хитрый скарб Светланы Павловны и исчезли вместе со спортивной сумкой.

Перед крыльцом Центральной Алексеевич ждал лимузин с ее личным водителем Юлианом – видимо в иерархии ее нового окружения по имени отчеству называли только камердинера. Всех кто на местной социальной лестнице стоял ниже его, полагалось звать либо по имени, либо вообще просто щелкать пальцами – как это Алексей Платонович регулярно проделывал со слугами. Когда водитель открывал дверь перед Светланой Павловной, Алексей Платонович сказал глубоким баритоном:

-Это Юлиан,    
Юлиан, высокий, благообразный, с аккуратно постриженной седой бородой, низко поклонился Алексеевич, но с таким достоинством, что это выглядело скорее не жестом приветствия, а жестом одобрения. Наподобие похлопывания по плечу.

 «Приют странника», оказался целым комплексом зданий, одновременно похожих на Тадж Махал, Версаль и Ангор Вог. Машина из метельного, заиндевевшего от стужи Серова, въехала под своды зимнего сада – широкая шоссейная дорога петляла среди газонов, буйно цветущих яркой экзотикой, прудов, водопадов, кусков леса, кое-где декорированных под дикие. Светлана Павловна заметила даже на периферии уютную березовую рощу и тут же дала слово себе погулять там.
Машина остановилась у здания, в каком-то антикварном европейском стиле, Алексеевич не могла вспомнить в каком именно. Но стиль присутствовал точно – об этом буквально кричала каждая завитушка на фронтоне здания, увитого плющом и поросшего кое-где мхом. Ее провели в апартаменты, которые тоже были выдержаны в стиле, который видимо строго подходил всему зданию – Светлана Павловна в этом не сомневалась. Алексей Павлович представил личную горничную – девушку по имени Аня, и, общелкав пальцами других слуг, молчаливыми тенями, скользившими по комнатам, спросил разрешения удалиться, сообщив, что учредительный прием начнется через час в главном дворце.

Что такое учредительный прием Светлана Павловна не представляла себе, но это зато хорошо знала Аня. Девушки под руки опустили Алексеевич в ванную, которой больше подходило определение «маленький бассейн», нежно, но тщательно помыли, вытерли и вновь под руки отвели в какое-то сложное устроенное кресло, где на нее тут-же накинулся «ее личный стилист» Матвей, сооружая, простую, но наполненную бездной вкуса прическу. Одновременно девушки превращали ее ногти на руках и ногах в произведения искусства.

Последним номером этого балета было облачение в темный брючный костюм. Скромный, но любой, кто видел его, понимал, что эта скромность стоит сумасшедшие деньги. Вновь появился Алексей Платонович, и по прищуру его глаз, Светлана Павловна решила, что он удовлетворен. В зеркальной стене отражалась элегантная дама, лишь отдаленно напоминавшую Алексеевич – ей от силы можно было дать 60 лет, про таких говорят « в возрасте», но никогда «пожилая» и тем более старая.
Алексей Платонович сделал, величественный жест рукой и зеркальная стена разошлась, раскрыв ее личный мобильный лифт. Светлана Павловна зашла в прозрачную кабинку, которая выглядела как обычный воздушный пузырь, случайно прибившимся к карнизу здания. Она села на диванчик, камердинер встал рядом, кажется, он ничего не сделал, но пузырь лифта поплыл над садом к огромной сияющей пирамиде главного здания, возвышающейся вдали. 

И вот, Светлана Павловна стояла на краю великолепного банкетного зала, наполненного великолепными людьми: мужчинами и женщинами в роскошных нарядах. Они не принужденно ходили с бокалами в руках, общались между собой. Светлана Павловна, 117-летняя старуха из белорусской резервации для людей, официально признанных социальной обузой, просто не могла заставить себя перешагнуть порог залы и присоединиться к самому элитному обществу на планете. Она беспомощно посмотрела на своего камердинера.

-Алексей Платонович, что мне делать? – спросила она, хотя на самом деле ей хотелось спросить: что я здесь делаю?

-Я думаю, Светлана Павловна, что вам лучше всего пока сесть за ваш стол – сказал Алексей Платонович. Из воздуха, рядом  ними материализовалась элегантная девушка, и приветливо кивнула:

-Добрый вечер, я провожу вас,

Следуя за ней, Алексеевич еще раз беспомощно оглянулась на Алексея Платоновича, который застыл, как одинокая скала на краю бушующего океана, в который ее сейчас уносила – и на миг ей показалось, что на лице камердинера было явное сочувствие.
Девушка отвела ее в дальний край зала, где вдоль  бесконечного ряда арочных окон, упиравшихся в сводчатый, невообразимо высокий потолок, стояли круглые столы. Каждый на десять мест. Пока все свободные. И вновь девушка отвела ее к самому дальнему столу, за которым единственным сидел человек – полноватый мужчина средних лет. Выложив локти на стол, он вяло ковырял вилкой в салате, который с виду выглядел не очень съедобным. Появившийся официант во фраке расшитым геральдическими узорами, стилизованными под «хохлому» (разум Светланы Павловны решительно отказывался понимать, откуда появляются эти люди) отодвинул стул и Алексеевич села. Мужчина поднял голову и с интересом уставился на нее:

-Добро пожаловать, меня зовут Гоша, судя по тому, что вы сидите за нашим столиком отверженных, вы тоже нормальный человек, - сказал он. Алексеевич только пожала плечами, она решительно отказывалась, принимать, все, что с ней произошло за последние три часа:

-Места у нас не очень, но зато отсюда отлично видно, все, что происходит в этом цирке, - продолжал Гоша, кажется он рад бы, что у него появилась компания, - Все равно с нами никто не общается.

-Почему? – спросила Светлана Павловна

-Потому что, мы обычные люди, а в этом обществе, это само по себе не обычно, или даже не нормально – весело подмигнул мужчина, - Вот вы кто, например?
Алексеевич растерялась, она не знала что сказать:

-Ну, например, где вы работали, кем? – помог ей Гоша.

-Я работала сначала корректором в литературном издательстве, потом ответственным секретарем в газете, когда их еще печатали на бумаге, а потом меня поселили в резервации на дожитие, - сказала она, и, спохватившись, добавила – Меня зовут Светлана Павловна.

-Вот, вот Светлана Павловна, вы самый обычный человек, каких на планете миллиарды, а люди, которые собрались здесь единственные в своем роде, штучный товар. Вон поглядите, видите там в углу – Мао Цзэдун, вон там господин де Голль, видите беседует с господином Пол Потом, господин Ганди здесь, Трумэн. Все наши здесь – Троцкий, Тухачевский, Фрунзе. Видите, там дальше, его императорское величество Северной Российской империи Алексей Николаевич, беседует со своей кузиной, королевой Великобритании Элизабет. Это общество не для обычных людей, Светлана Павловна.

Алексеевич молчала, сказать ей было не чего – Гоша только добавил загадок, и в без того, сложное положение, в котором она оказалась. Все стало еще запутаннее:

-Извините, Гоша, мне нечего вам сказать – я не знаю, зачем и почему я здесь, - вздохнула она, - И честно говоря, мне от этого, не слишком комфортно, я чувствую себя даже в чем-то виноватой, словно заняла чужое место…
Ее собеседник неожиданно подмигнул:

-Не расстраивайтесь, Светлана Павловна, поверьте, вы оказались в нужном месте и в нужное время. Вы – седьмая! Хорошее число, между прочим. Вот Маргрет была шестой, а она живет в Ирландии, где с этим числом связано много предрассудков. Кстати она скоро подойдет, я не знаю все ли приедут в этом году, но, вместе с Маргрет нас уже трое – это само по себе не плохо.

-Не плохо, потому что число хорошее?

-Не плохо, потому что путешествовать втроем лучше чем вдвоем…

-Погодите, погодите путешествовать? Куда

-Светлана Павловна, вы откуда свалились? – прищурился Гоша, - Вы  не знаете, зачем здесь мы все собрались?

Алексеевич задумалась, действительно – зачем? Она что-то слышала про «Ветреный» - о нем слышал любой человек на земле. Но это было, нечто вроде не материальной идеи, как например горизонт – все о нем знают, его может каждый увидеть, горизонт везде, в какую сторону не повернись, но попробуй приблизиться к нему. И сразу станет ясно, что это только «воображаемая линия».

-Я не знаю, Гоша, в это все очень трудно поверить, - Светлана Павловна говорила медленно, пытаясь подбирать осторожные слова, она по-прежнему испытывала робость

 – Представьте, что вы очень старый человек, настолько старый, что вокруг уже не осталось никого, кто помнит еще времена вашего детства. Ваши дети и внуки умерли, правнуки на пенсии и тоже готовятся к смерти, а их дети стыдятся вас, - потому что ваше существование с точки зрения современной морали – просто постыдно. Первый вопрос, который утром вам задает смотритель на построении – вы, наконец, надумали пройти на эвтаназию? Раз в неделю с вами занимается психолог, задача которого объяснить вам, что жить дальше не зачем, что существование в высохшем, старом теле, лишено смысла. Он говорит с позиций здравого смысла, - общество не может тратить силы и средства на мое существование, потому что у меня слишком мало заслуг в прошлом, чтобы претендовать на такую долгую жизнь. Я не заслужила такой длинной  старости. Меня не выпускают в город, наверное, потому что любой встречный может подойти и спросить, почему ты не сдохнешь, старая сволочь? Как ты смеешь дышать воздухом, который тебе не предназначен, смотреть на свет, который светит не для тебя.

Алексеевич сделала паузу, в горле у нее запершило:

-Простите, мне нужно выпить, у них есть водка?  Извините, я начала жалеть себя, но мне все эти годы даже поплакаться не кому было. И тут приносят этот билет. Я не могла даже подумать, что это шутка, потому что его привез лично Европейский Ментор Белоруссии. Он просто положил его на стол и ушел, не сказал ни слова. И вот я здесь. Знаете, за всю свою долгую жизнь я ни разу не уезжала дальше Москвы или Крыма. И после почти семидесяти лет в резервации, вдруг отправится в самое долгое путешествие в своей жизни – Урал из Европы, это все равно, что другая планета – кажется абсолютно не достижимым.

Официант принес хрустальный запотевший графин водки, тарелки с закусками. Гоша налил и они выпили. 

-Гоша, а вы как здесь оказались? – спросила Светлана Павловна, проглотив водку – эта стопка пошла еще легче, чем выпитое в буфете Центральной.  Она мысленно усмехнулась, кажется, она начала привыкать к хорошей жизни.  Ее собеседник задумчиво намазал кусок ананаса горчицей, положил сверху кусочки красной рыбы и задумчиво захрустел.

-Моя история чем то похожа на вашу, я сначала работал биологом на морской ферме, под Владивостоком. Потом, когда начал наступать Туман, стал Смотрителем. Сначала из моей фермы сделали форпост. Потом, когда Туман начал захватывать все новые области, форпост переносили все дальше на материк. Я и потерял счет сколько раз. Поначалу-то Туман двигался с огромной скоростью – 300 – 400 километров в год. Станцию все время сдвигали, поближе к границам. Ну и потом Туман остановился, между Алтаем и Хабаровском. И я настоящий житель Тумана, потому что моя станция выдвинута вглубь пятна почти на сто с лишним километров. Это максимальное расстояние, на какое может залетать в Туман наша авиация. Большую часть года, я живу на своей станции в полном одиночестве. Ну и когда совсем надоест, выбираюсь сюда, чтобы полететь на Ветреном. Билет мне привезли двенадцать лет назад. Почему не знаю. Мне известно лишь, что капитан Семенов лично выбрал меня, как и вас. Почему он это делает – Семенов никому не говорит. Но за 38 лет  официальных полетов он выбрал 6 человек, вы – седьмая. Известно, что «Ветреный» может взять на борт ровно 21 человека, и 3 члена команды, включая капитана. «Ветреный» делает строго один рейс в год, причем только тогда, когда решит Семенов.  Понятно, что каждое место на судне бесценно. Все эти люди – они не просто купили себе это место. Мало быть очень богатым человеком, нужно еще входить в число самых влиятельных людей на планете, чтобы получить право полететь на «Ветреном». А потом ждать своего шанса годами.  Право на полет предоставляется решением Высокой комиссии, - куда входят только люди, совершившие свой полет, и каждый из них готов отдать все, чтобы совершить второй.  В наше время, степень аристократизма измеряется не древностью и знатностью рода, не заслугами, а количеством полетов на «Ветреном». За время регулярных рейсов, лишь 17 человек на планете удостоились права полететь дважды, и лишь четверо летали трижды.       Поэтому Светлана Павловна, билет с правом полета на каждом рейсе, - это абсолютная ценность на Земле. То, что вы сегодня присутствуете в этом зале, означает, что кто-то из этих блестящих господ, останется здесь. Представляете, и ради кого – старой, женщины, которой и жить то уже не положено. Они готовы заплатить любые деньги, предоставить любые блага, чтобы вы просто остались в Серове.

-Все так серьезно? – покачала головой Алексеевич.

-Хотите проверить? – усмехнулся Гоша – Хотите жить во дворце, и чтобы каждый день новый молодой любовник, чтобы бассейн из молока диких кобылиц утром перед завтраком. Хотя я не знаю, остались на Земле еще дикие кобылицы. Но, они что-нибудь придумают. Сегодня высокая комиссия будет заседать всю ночь, решать, кто останется. Вы только пожелайте, - они все сделают. Кстати, я уверен, что они уже пытаются вас купить.

-Мне еще ничего не предлагали… - пожала плечами Алексеевич

-О, это очень умные люди, - наклонился к ней Гоша, - Наверняка вы живете в самых роскошных апартаментах, вокруг вас вьется куча обслуги…

-Это еще мягко сказано – усмехнулась женщина.

-Так вот Светлана Павловна, вам всего этого не положено – Гоша смотрел прямо в глаза Алексеевич, - Вы должны знать, что билет на «Ветреный» всего этого не дает. Вам все это предоставлено, Корпорацией по обеспечению полетов «Ветреного», так называемый КОП. Вас уже покупают Светлана Павловна. Кстати Семенов не имеет к ней никакого отношения, он даже не получает от нее деньги.

-Но если так, то, наверное, вам тоже предлагали…

-Да – Гоша снова откинулся спинку кресла и иронически улыбнулся, - Но я отказался, вернее, продолжаю отказываться. Но кое-кто из нашего клуба, на полную катушку пользуются своими привилегиями.

-Но почему не вы?

-Чтобы ответить на этот вопрос, вы должны совершить, сначала полет. Некоторые из нас, полетев один раз, больше предпочитают не повторять. Кстати, вот и Маргрет… 
Маргрет оказалась девушкой, на вид тридцати лет. Она привлекала к себе внимание, прежде всего броским макияжем – отчаянно синие тени под глазами, больше походили на синяки, выкрашенные зеленым лаком губы и забеленные щеки, делали девушку очень заметной. Она плюхнулась в кресло:

-О, у нас, наконец-то новенькая, какая радость, как вас зовут?

-Светлана Павловна, - представилась Алексеевич,

-Привет! А меня зовут Маргрет, ирландская-потаскушка…- сказала женщина, одновременно делая знак официанту.

-Маргрет, Маргрет, наша новая сестра не читает светскую хронику, поэтому не знает подробностей твоей биографии, - вмешался Гоша, - После оккупации, Ирландии Испано-Филлипинским картелем, Маргрет вынуждена была провести некоторое время в благотворительном доме утешения для бойцов Сопротивления. Это был ее вклад в освобождение родины. После того, как Семенов прислал ей билет, этот факт попал в прессу и активно обсуждался.

-Они вообще-то называют это Индустрией развлечения для мужчин, хотя никакой это нафиг не был благотворительный дом, - обычный бордель, днем нас трахали испанцы и даже филиппинцы не брезговали, а по ночам ирландцы и англичане, с моей точки зрения, все они обычные сукины дети. Когда к тебе пристраивается столько кобелей за ночь – перестаешь, как то различать кто патриот, а кто оккупант.  А они захотели сделать из меня героиню, пока один мужик так и не написал: ирландская потаскушка сделала всех - Маргрет принесли сложный коктейль, она вынула из него зонтик, какие то кусты, соломинку и сделала несколько больших глотков, -Уф-ф, пить то как хочется. Я прямо с самолета.

-Маргрет, у нас прямая девушка, при этом она сегодня за мужем за самым богатым человеком Европы, главой Дома Габсбургов  -  Лоренцем фон Габсбург-Эсте - имперский принц Австрии, королевский принц  Венгрии
и Богемии, герцог Моденский, принц Бельгии, наследник Испанской короны и так далее и тому подобное…

-Подонок,  - махнула рукой Маргрет, - У него до меня была жена, шесть детей, и ни одной любовницы. Скучный тип – до сих пор делят наследство Марии Тюдор (смотри примечание). 400 лет прошло, а они все не успокоятся…

-Ради нашей Маргрет, его величеству пришлось на коленях просить Папу Авилонского Бонифация 16 о разводе с Анной фон Штрассе, урожденной Медичи, королевой принцессой, герцогиней и прочая, прочая…

-Высочеству, это ничтожество до сих пор не может вступить на престол, хотя формально и правит чуть ли не третью Европы, видите ли Папская область против… Вообще кто сегодня слушает этих Римских пап (смотри примечание – отмена реформации), не нормальных республиканцев, ведь есть вполне лояльный короне Авиньон – Маргрет махнула рукой, и официант принес девушке новый стакан с кустами.

-А у самой Маргрет это девятый брак, она пользуется бешеным успехом, среди миллиардеров и королевских особ…

-Я им всем не верю, им нужна не я, а мой билет… - вздохнула Маргрет…
Светлана Павловна очень тихо ахнула, деликатно прикрыв рот ладошкой:

-Господи, Маргрет, сколько же вам лет?

-Ага, Светлана Павловна, вы начинаете понимать происходящее, разрешите представить все наше братство Маргрет, - Гоша торжественно поднял стопку, - наш патриарх 114  лет. Есть еще Бруснев, – ему говорят больше 120. Он был самым первым, но мы его не видели. Его вообще мало кто видит, он работает ледовым разведчиком.  Далее иду я – мне 108. Четвертый – Сулейман, 105 лет. Пятая, очень экзотичная особа – У И, единственная супруга господина Пу И, 103 года. Китаянка, вернее маньчжурская принцесса, правящей в одном из осколков Китая, оставшейся после Тумана. Между прочим, владеет самым большим куском Великой стены, и по этому поводу претендует на все китайское наследство (см. примечание «китайское наследство»). Она единственная аристократка среди нас. Ну и последний кто к нам присоединился Хардин, 101 год, он военный пилот. 

-Ой, я одного Хардина знаю, правда, он безногий мусорщик… - сказала Алексеевич, - И он молодой…

-Это он. Сидит, небось, в Центральной и напивается - подтвердил Гоша

-Одни русские, - вздохнула Маргрет, - Ваш Семенов шовинист. Светлана Павловна, с нами все понятно.  Но, к сожалению, вечная молодость, не единственное зло, которое принес в этот мир «Ветреный». А вы, почему так хорошо выглядите?
Светлана Павловна пожала плечами.

-Мой муж был биологом, медиком, экспериментировал со стволовыми клетками. Ну и вколол мне что-то. А потом выяснилось, что это что-то он брал из потрошеных младенцев.

-Знаменитое дело Младича, - сказал Гоша, - Я помню, для нас биологов это было знаковое дело. Именно после, него Европа запретила любые эксперименты с любым генетическим материалом человека и большинства млекопитающих.

-Да, Закон о человеке подобии Божьем, появился в Европе благодаря, в том числе, и моему мужу. Хотя Младич и руководил всем.

-Ох, как интересно, - Маргрет подперла подбородок рукой и уставилась на Алексеевич. Девушка выпила один за другим уже три коктейля, и официант нес четвертый, но, кажется, она совсем не опьянела. – Среди нас впервые появилась знаменитость?

-Нет, процесс состоялся через десять лет после того, как я развелась с Ворониным. Алексеевич – моя девичья фамилия. Новой музой моего бывшего мужа  стала некая Катя Смирнова.

-Эта Катя икона движения за Свободную генетику, мученица научного сопротивления, официальное лицо терроризма гелертеров, - сказал Гоша.

-Насколько я знаю, она никогда не была научным сотрудником, работала в бухгалтерии института Младича, банальным кассиром, - Светлана Павловна поморщилась, - Процесс шел пять лет, если помните. Потом их всех посадили в тюрьму.

-Они закончили свой короткий век в Фолклендском равелине для всемирных преступников, - добавил Гоша.

-Да по иронии судьбы, никто из них не пытался ставить эксперименты на себе, я даже не знаю, из каких чувств Воронин вколол мне свою сыворотку, - вновь вздохнула Светлана Павловна, все эти воспоминания, неожиданно для нее, пробудили в ней горькие чувства, - Я вообще не знала, что мне что то кололи, он делал это под видом каких то необходимых прививок. Я же не знала, что он уже тогда изменял мне с Катей. Это выяснилось уже потом, когда вдруг власти поняли, что я не умираю и нарушаю отведенные мне сроки дожития. Было проведено дополнительное расследование, против меня выдвинули обвинения в умышленном продлении жизни. Но в итоге, меня признали жертвой синтетической геронтологии, потому что так и не нашли других, злоупотребивших препаратами Воронина. То есть суд так и не смог доказать ни одно из двух утверждений– я, природный феномен или искусственное генетическое новообразование. И меня оставили доживать в резервации, для самых старых людей, которые упорно цепляются за жизнь.
За столом на минуту все замолчали. Алексеевич вдруг увидела, что Маргрет плачет, и поняла, что и у нее слезы давно стоят в глазах.
Маргрет достала платок и громко высморкалась. 

-В каком все же сучьем мире мы живем, - с чувством сказала она.
Гоша тут же покачал головой:

-Не надо Маргрет, не все так плохо…
В это время заиграли фанфары, свет померк до состояния мягких сумерек, и на подиум в дальнем конце зала вышел лысоватый человечек в вельветовом фраке.

-Друзья, добро пожаловать на торжественное открытие 38-го Высокого сезона, посвященному полету «Ветреного» !
За столиками захлопали. Алексеевич пригляделась. Лицо человека во фраке было ей знакомо:

-Это же…

 -Да, Риббентроп собственной персоной, член Синего кабинета, Гамбургского клуба (см. примечание), пожалуй, один из пяти самых влиятельных людей на планете - кивнул Гоша.

-Вернее, то, что от нее осталось, - проворчала Маргрет.

-А теперь, разрешите мне представить вам нашу новую сестру, очередную избранницу нашего капитана – достопочтимую Светлану Павловну, - заявил Риббентроп. Зал взорвался даже не аплодисментами, а рукоплесканиями. Риббентроп сошел с подиума и двинулся к их столику. Люди начали вставать со своих мест.

-Будьте с ним осторожны, он дожидается своего второго полета уже 30 лет, видите какой лысый, - успел шепнуть ей Гоша, прежде чем Риббентроп подошел к их столику, галантно поклонился и взял Светлану Павловну за руку:

-Я восхищен мадам, добро пожаловать в наше скромное общество - его слова, подхваченные невидимыми усилителями, разнеслись по всему залу, - Для нас великая радость приветствовать вас в этом зале!

-Ага, где ж ты был, старый хрен, когда она загибалась в своей резервации – вновь проворчала Маргрет.
Риббентроп улыбнулся и вежливо, даже сердечно поклонился Маргрет, затем член Гамбургского клуба взял под локоть Светлану Павловну, приглашая идти за ним. Риббентроп проводил ее до подиума, заботливо поддержал, когда она ступила вверх, но сам не поднялся. Алексеевич осталась одна с этим самым блестящим обществом на Земле. Аплодисменты стихли, зал замер в ожидании ее слов.

-Я не знаю что сказать – начала она тихим голосом, но который, тем не менее, был донесен до самого дальнего слушателя, - Я не знаю, кого благодарить, и даже не знаю, стоит ли это благодарностей. Я не знаю ничего о «Ветреном», и почему мне прислали этот билет. Я не знаю ничего! Спасибо!
После этих своих слов Алексеевич показалось, что она прыгнула в пропасть,  но смертельный полет вместо мгновений затянулся на долгие минуты. Зал молчал долгие секунды, пока не раздались, одиночны хлопки – хлопал не высокий абсолютно лысый азиат:

-Браво, какая честность! Браво – внятно произнес он. И зал вновь взорвался аплодисментами. 

Глава 3

После того, как генералиссимус Чан Кайши (это, именно он, начал первым хлопать ее неудачной речи ), помог ей выйти из неприятной ситуации, он первый подошел к Светлане Павловне, когда она спустилась с подиума, и отвел ее в сторону.

-Разрешите представиться, - сказал он, наклонив голову

-Кто ж не знает, господин Че, бессменного президента Испано-Филиппинской империи,
- усмехнулась Алексеевич, после разговора с Гошей и Марго, и самое главное после не считанного количества стопок волшебной водки, она начала ощущать, что называется, почву под ногами, - Вы лицо азиатской демократии.

-К сожалению, демократия это миф, это особенно хорошо понимаешь в условиях сжимающегося мира, - сказал генералиссимус, - Для китайцев, традиционалистов по сути своей, это настоящее – фи.

-Что, что – переспросила Светлана Павловна, - Это какой-то термин из древней китайской философии.

-Нет. Фи, это значит фи – возглас пренебрежения, - вздохнул Чан Кайши, - Не буду отнимать попусту ваше время. Дорогая Светлана Павловна, у меня к вам просьба, попросите от моего имени о встрече с принцессой У И.

-С какой стати генерал, я ее даже не знаю, - быстро ответила Алексеевич, - Да и зачем это вам, подойдите и сами поговорите.

-Я генералиссимус, но называйте меня, если хотите, гражданин Цзян, - еще раз печально вздохнул ее собеседник, - У нас всех очень мало времени, к сожалению это не все понимают, но это так. Поэтому я хочу урегулировать, некоторые, э-э, семейные дела, чтобы встретить тяжелые времена во всеоружии. Принцесса И, в какой то мере является вашей соотечественницей – она русская. По крайне мере вы с ней говорите на одном языке. Со мной она говорить не желает, я прошу вас – станьте моим послом. Конечно же, послом доброй воли. А теперь позвольте, больше вас не задерживать, тем более что ваши друзья видимо заждались.

Алексеевич оглянулась и увидела, что Марго встала на стул и машет ей. Гоша деликатно поддерживал ее за задницу. 
Светлана Павловна вернулась за стол.

-Что от вас хотел, этот китайский захватчик? – подозрительно спросила Маргрет.

-Он хочет, чтобы я стала его послом у принцессы И, потому что она русская. Я ничего не понимаю – вздохнула Алексеевич, - Я, видимо очень долго жила без телевизора, так что совсем не знаю, что в мире происходит.

-Принцесса И, на самом деле Ирина, - улыбнулся Гоша, -последний китайский император Пу И, сбежал от Чан Кайши во Владивосток, и там нашел свою музу – Ирину Владимировну. То ли фельдшера, то ли медсестру в военном госпитале. А когда Блюхер освободил китайскую Монголию, они основали там северную столицу.

-Вы кстати знаете, что Чан Кайши отравил Блюхера, - сказала Маргрет.

-Это только предположение, - поправил ее Гоша, - Если не вдаваться в подробности, то суть в том, что Чан Кайши, хочет женить на принцессе И своего сына, чтобы вернуть китайские земли, китайцем, которые сегодня живут везде, кроме континентального Китая, большую часть которого как известно скрыт Туманом. Мечта генералиссимуса, объединить осколки, оставшиеся от некогда единого континентального Китая и присоединить к своей католической империи.
Маргрет высосала из трубочки свой коктейль, с удивление посмотрела в пустой стакан, и вздохнула:

- На самом деле, если об этом все знают и говорят, то это не правда , на самом деле гражданин Цзян хочет от вас совершенно противоположенное, или что то похожее, но со знаком минус, или еще что то, но только не то что все думают – это единственное железное правило здесь…

-Как это?  - у Алексеевич окончательно закружилась голова…

-Маргрет говорит о том, что здесь никому нельзя верить, - пояснил Гоша, - Когда в одном зале собрались самые ловкие интриганы человечества, все очень не то, чем кажется, даже такой простой поступок как просьба о помощи…

-Тоже мне великий секрет – угадать о чем думают все эти ублюдки… - усмехнулась Маргрет.

-Ну-ка, поделись откровением – Гоша выставил локоть на стол и упер голову в кулак.

-Каждый из них озабочен только одним – что будет, когда Семенов, выдаст весь комплект билетов на «Ветреный». Сейчас получается, что он выбирает нового пассажира в среднем каждые 5-6 лет. Что произойдет, если свободных мест будет не 10 с лишним как сегодня, а допусти три или два, или вообще ни одного?

-Браво Маргрет! – раздался знакомый голос, Алексеевич подняла глаза, у края столика стоял Хардин, - Это очень глубокая мысль, особенно для ирландской проститутки, но на самом деле они их всех гложет в глубине души только одна мысль – почему они, самые блестящие, люди на земле, чьи заслуги давно признаны историками, почему они не являются избранниками капитана Семенова?         
   
Глава 4
 
Алексеевич проснулась в 11 часу. Это было необычно для нее – в резервации, где царили военные порядки, она просыпалась в половине седьмого, как правило, за несколько минут до общей побудки. Но вчера прием затянулся далеко за полночь. Светлана Павловна впервые за много лет выпила алкоголь. Но голова наутро не болела. Женщина улыбнулась – вчера она весь вечер пила Г-водку, воплощение мечты любого алкоголика. Этот волшебный напиток не вызывал похмелье. Как уж этого сумели добиться современные химики, загадка, - но факт, что называется на лицо. Алексеевич прислушалась к себе – голова определенно не болела. Хотя от всех симптомов похмелья создатели волшебного напитка безусловно избавиться не смогли – вкус во рту был например как после злоупотребления старой водки. То есть очень мерзкий.

В комнату заглянула давешняя горничная Анна:

-Госпожа Светлана Петровна, вы уже проснулись? Прикажете завтрак подавать, или сначала ванну и парикмахера? Все готово.
Алексеевич сладко потянулась – она начала привыкать такой жизни.

-И там еще в гостиной сидит этот безногий грубиян.
Алексеевич улыбнулась:

-Почему это Хардин грубиян?

-Щиплется – шепотом сообщила Аня – Маленький, а так больно…

-Хорошо, тогда сначала ванну, пусть ждет – мстительно сказала Алексеевич.

Вчера они так и не успели поговорить. К Алексеевич выстроилась целая очередь желающих представиться лично – короли, принцы, президенты, диктаторы, олигархи. Затесалось даже парочка всемирно известных звезд шоу-бизнеса. Мужчины говорили бесконечные комплименты и прикладывались с поцелуями к руке. Женщины норовили ее приобнять, и шептали приглашения приходить «поболтать» в любое время. Все это страшно утомило женщину. Ее спас дворецкий, появившийся как то вовремя. Светлане Павловне хватило только сил самостоятельно добраться до кровати, как ее раздевали и укладывали она уже не помнила.

После показавшихся долгими, но удивительно приятными, утренних процедур, Светлана Павловна не без помощи Анны выбралась сквозь череду комнат в свою гостиную, где уже за накрытым столом сидели Хардин и Гоша.

-Почему? – спросила Алексеевич, устроившись в свободном кресле.

-Какое из бесчисленных почему, вас интересует? – откликнулся Хардин.


-Почему вы вчера не сказали, кто такой?

-Потому что, растерялся, - улыбнулся очкарик, - Мы давно уже ждем седьмого члена нашей маленькой компании, и я не ожидал, что вы появитесь таким вот образом.

-Некоторые считают, что семь это ключевое число – добавил Гоша

-Ключевое для чего?

-Для предназначения, когда семь избранных соберется на борту «Ветренного», тогда станет понятным для чего все это затеяно.

-Это какое то пророчество?

-Никто не знает, эту теорию выдвинул Бруснев, а он общается только с Хардиным – покачал Гоша.

-О каком предназначении идет речь? – Светлана Петровна в упор взглянула на старателя.
Хардин достал сигареты, закурил и откинулся на спинку кресла:

-Это не просто объяснить. Светлана Петровна вы когда-нибудь задумывались насколько великая вещь – смерть? Как она важна для существования жизни на земле? Смерть – это гарантия самоочищения природы и человеческого общества. Смерть это залог развития человечества, потому что  каждое новое поколение, рождает новых лидеров, которые двигают общество вперед. Смерть – это второе великое благо, для этого мира после акта зарождения жизни. Причем, с точки зрение верующего человека, именно существование смерти, является возможно главным доказательством существования Бога. Хотя бы  потому что ученые давно доказали, что механизм увядания привнесен во все жизненные процессы из вне. Изначально, в любой живой клетке, нет механизма старения, приводящей к смерти. Он появляется потом, неизвестно как, неизвестно откуда…

-Мой муж был одним из руководителей гелертеров, он мне этой вечной жизнью все уши прожужжал – проворчала Алексеевич.

-Хорошо тогда вам будет легче меня понять. А теперь представьте себе, что в мире появляется нечто, что позволяет человеку жить вечно. Нет не продлевать жизнь на пару десятков или сотен лет. Как мечтал ваш муж. А именно жить вечно. И это нечто, строго ограничено и доступно лишь избранным. Или говоря иначе, избранные присвоили себе это право.

-Вы имеете в виду, что «Ветреный»…

-Совершенно верно, путешествие на «Ветреном» возвращает человеку молодость, вылечивает любую болезнь, любой физический изъян. При этом не маловажное замечание – человек остается в здравом уме и доброй памяти. То есть его опыт, его интеллектуальный багаж остается с ним. И самое важное –  это доступно лишь правящему классу. Даже не сливкам, а квинтэссенции элиты, три раза прогнанной через перегонный куб. Вы знаете, что на 23 места претендует менее 300 человек. Точнее 273 – не больше не меньше. Более в этот клуб никого не пускают уже многие годы. Последнего включили 26 лет назад – это глава Африканского исламского союза, имам Рашид. Ему для этого понадобилось захватить Италию и Грецию. Он согласился вывести войска, только в обмен на место на Ветреном. С тех пор на нашей планете почти не было войн. 26 лет без войны – согласитесь уникальное достижение для нашей цивилизации. –Хардин сделал паузу закурил, и продолжил - 

-То есть в нашем мире появилась абсолютная ценность – потому что абсолютно все нормальные и здравомыслящие люди хотят жить дольше! Про больных и людей с нарушенной психикой я не говорю. Раньше весь человеческий мир строился на относительности всего. Никто, ни один человек в мире не знал, ни об одном предмете, что это Абсолют! Потому что, в мире всегда были люди, для которых он таковым не являлся! Единственными Абсолютами в нашей жизни были факты нашего рождения и смерти! Причем последний даже важнее, потому что акт нашего рождения вообще никак от нас не зависит, а факт грядущей смерти мы как минимум можем осмыслить – мы знаем, что смерти избежать не возможно. И вот в мире появляется то, что говорит ровно обратное – смерть можно избежать! Ну или как минимум отстрочить до бесконечности! И более того это происходит когда на Земле появляется Туман, когда исчерпаны все запасы, когда человечество из-за прекращения войн невероятно размножилось и жить стало в разы сложнее на этой планете. Говоря образно – когда наша внутренняя пружина цивилизации оказалась сжата до предела! И в этот очень сложный момент развития человечества, появляется «Ветреный» и с ним возможность для избранных этого мира, жить вечно! – Хардин закурил новую сигарету.

-Но тот факт, что теперь нами многие годы правят одни и те же люди, означает что развитие общества отныне остановилось. Наш интеллект не резиновый – он не может развиваться бесконечно. Народами руководят люди, чей опыт правления, лежит далеко в прошлом. При этом они обладают таким могуществом, что могут не допускать в свой узкий кружок никого из вне. Потому что приход каждого нового человека означает автоматически смерть кого то из них. А тот кто познал бессмертие, согласитесь не захочет расставаться с ним. Вот такие дела, и теперь появляетесь вы – седьмой член нашей компашки отщепенцев в этом крутом замесе бриллиантов человечества. Вы только вдумайтесь кто мы для них – мусорщик, проститутка, санитарка…

-Я биолог – подал голос Гоша.

-Ты не доучившийся фельдшер, которого выгнали из училища за пьянство – поправил его Хардин – Сулейман вообще проворовавшийся интендант, а вы Светлана Павловна, прошу за прощения, с точки зрения современного общества совершенно аморальный человек. Старуха которая упорно не хочет умирать – что можно придумать хуже! Они бы вас давно по тихому придушили, если бы так не кичились своим европейским гуманизмом. Единственный, отчасти порядочный человек среди нас, лоцман Бруснев–правда он браконьер и с трудом читает и пишет. И вот теперь от этих людей зависит фактически судьба этого мира. Считайте нас семью апостолами, которым по силам изменить этот мир, изменить парадигму человеческого развития… 

-Андрей Геннадьевич, мы же договаривались – что поведаем Светлане Павловне об этом только на борту «Ветренного» - неожиданно прервал Хардина Гоша. Тот тут же умолк, нервно играя с зажигалкой на столе.

-О чем, вы тут говорите, какой мир, какое спасение, что от нас в принципе может зависеть? – Алексеевич вдруг почувствовала, что эти двое начали ее раздражать. Хардин молча вскинул руки вверх, в знак капитуляции. Вместо него заговорил Гоша:

-Мы договорились, что когда нас будет семеро, мы соберемся на борту Ветренного и примем то Решение, которое от нас видимо требуется.

-Что за Решение, объясните пожалуйста? Я ничего не понимаю – сказала Алексеевич. После паузы вновь заговорил Гоша:

-Это все Бруснев придумал. Он верующий человек, и считает, что все что сегодня происходит между нами, это какой то эксперимент, - Бога, если хотите. Один раз человечеству предоставлена возможность принять некое Решение, которое может принимать только наш Господь Бог…

-Не все так думают, я имею в виду Бога – усмехнулся Хардин – Некоторые из нас в него не верят, но со всем остальным согласны…

-Мы в свое время договорились, что говорить о сути этого решения будем только на борту Ветренного, и там куда он нас отвозит, а примем это Решение, только когда нас будет семеро?

-Почему семеро? – вновь после паузы спросила Алексеевич.
Хардин пожал плечами:

-Даже не знаю, хорошее число. Мы об этом договорились в самом начале. Пять мало, 9 много, а семь очень хорошо. На этом и решили.

-А если допустим, мы сейчас возьмем и решим, что нужно поднять эту планку до 12? У Иисуса например было 12 учеников.

-Нет, скорее всего не пройдет Светлана Павловна, - покачал головой Гоша – Каждый новый член нашего кружка, прежде всего предлагает именно это – поднять планку кворума. Мы много спорили на эту тему, и решили что примем его когда нас будет семь! Не зависимо от того, согласны с этим новые члены или нет. Тем более, что суть Решения Бога такова, что его достаточно принять любому из апостолов. Даже без согласия всех остальных. Поэтому мы остановились на числе семь.
Вновь повисла тишина. Светлана Павловна сосредоточенно думала.

-А говорить об этом вы можете на борту Ветреного, чтобы об этом больше никто не знал?

-Совершенно верно Светлана Павловна – кивнул Гоша

-Тогда чего мы ждем, немедленно едем на этот самый Ветреный, хотя я даже не знаю, что это такое!   
               
Глава 5

 - Куда мы едем – второй раз переспросила Алексеевич, и вновь ее кажется никто не услышал. Она сидела на переднем кресле небольшого гусеничного вездехода.

Рядом за рычагами управления скрючился Хардин. Внутри маленького утепленного обычным тряпьем салона сильно воняло смесью кукурузного спирта и растительного масла. В городах давно уже транспорт передвигался либо на гелиевых реакторах, либо на аккумуляторах высокой энергии. Машина Хардина была древним раритетом и все равно городская транспортная сеть ее каким то образом пропускала. Но в полной мере, преимущества вездехода, Светлана Павловна оценила когда они выехали за городской периметр и хорошая дорога кончилась. Вездеход бодро переваливал через мощные снежные торосы, иногда даже лихо прыгал с сугроба на сугроб, правда от этого внутри машины все переворачивалось вверх дном. Особенно нелегко приходилось Гоше и Маргрет, одетую в изысканные меха, - их спутники устроились в грузовом отделении прямо на железном полу, среди старательского хлама – коробок с инструментами, железных бочонков, замасленного тряпья… Все это скакало и тоже как могло громыхало, внося свою ноту в рев двигателя. Услышать слабый старушечий голос в этой какофонии не было решительно никакой возможности – Алексеевич вздохнула и снова попыталась вглядываться сквозь маленькое лобовое окошко, больше похожую на амбразуру, в окружающее пространство. Снаружи бушевала снежная буря и, отчаянно мятущиеся щетки дворников на стекле не справлялись с хлопьями сырого снега, летящего навстречу им сплошным потоком. Впереди с точки зрения Алексеевич абсолютно ничего не было видно – казалось, что они едут сквозь клубящуюся, словно живую, белую мглу. Как Хардин находил в ней дорогу, - Светлана Павловна с невольным уважением посмотрела на безного водителя – он в слепую вел их маленькую машину по радару на передней панели, бросающим зеленый отсвет на его напряженной лицо. По огромным темным силуэтам тянувшимся по бокам, Алексеевич решила что они петляют, как в лабиринте, по старой промышленной зоне.

Глядя в белое, снежное марево, Алексеевич думала о том, что события развиваются с такой скоростью, что она не успевала их даже просто осмысливать. Впервые за очень много лет у нее абсолютно не было времени побыть наедине с собой. Эта мысль так тронула Светлану Павловну, что ее глаза даже увлажнились – только за одно это можно было благодарить Бога – после почти семидесяти лет наедине с собой, ей вдруг выпал целый напряженный день, события в котором просто сыпались один за другим.

Это было сложно понять, если не знать как проходила ее жизнь.
Утро начиналось с того, что после короткого сигнала, ее топчан уходил в пол. Если она не успевала встать, то оказывалась на полу вместе со своим спальным мешком. Это делалось в рамках официального морального остракизма – общество считало, что таким образом дает понять зажившимся старикам, что их долгая жизнь является неприемлемым поведением в современном мире. У официального морального остракизма (так называемого ОМО) тоже было несколько степеней. Сначала человека просто отовсюду увольняли и забирали домашних животных, затем обязывали носить повязку и отключали все телефоны. Затем прекращали обслуживать в общедоступных магазинах и запрещали гулять в любимом парке. Самой последней степенью было переселение в резервацию. Но Алексеевич была настолько злостной, что даже в резервации для нее вынуждены были придумывать новые специальные степени ОМО. Однажды ее психолог, который беседовал с ней каждую неделю, случайно признался, что опыт остракизма Алексеевич официально изучается на кафедре Общей морали Новой Европы в Минском университете.

Официальная теория морального остракизма гласила, что этот процесс только тогда является действенным, когда все время идет по нарастающей. И ученными было общепризнанно, что на каком то этапе, человек рано или поздно проникался моральной ответственностью перед обществом и соглашался на эвтаназию. Это был очень важный момент в современной морали – человек должен был сам принять это решение. Без официального давления властей – иначе нарушались основные права и свободы гражданина. Поэтому речь шла исключительно об остракизме – когда человеку давали не навязчиво понять, что его срок на планете истек.

В случае с Алексеевич Социальному комитету, ведающим всеми резервациями, было очень сложно – Светлана Павловна упорно не желала ни умирать, ни принимать эвтаназию. Поэтому ее менторы трудились в буквально смысле день и ночь, придумывая все новые и новые формы остракизма, при этом строго следя чтобы все морально-этические нормы были соблюдены. Сначала ей максимально урезали время сна – топчан появлялся в час ночи, а исчезал в половине седьмого утра. Потом решили, что ночью можно сделать оставить свет ярко красной лампу, а потом решили что часть ночи эта лампа может мигать. Сразу после подъема, ей разрешалась стоять и смотреть, как все остальные старики моют полы и убирают резервацию. Ей запрещалось делать даже самую грязную работу, чтобы она понимала, насколько она отверженная. Прием пищи отменить ей не могли – современная конституция гарантировала каждому живому человеку определенная число калорий. Но например стол и стул ей не был положен, как и столовые приборы. Ей наливали питательные вещества в миску, - кстати говоря конституция не гарантировала и то что пища должна быть вкусно приготовлена.

Поэтому ей давали просто питательную бурду. Но пожалуй самое большой подлостью ее садистов менторов, было то, что препараты для эвтаназии, которые раньше просто целыми днями лежали в тарелке у нее в комнате – вдруг начали приготавливать в виде каких то вкусных блюд. Алексеевич могла проснуться ночью и увидеть, что перед ее топчаном появился бифштекс с кровью и горой жаренной картошки. От одного запаха которой кружилась голова! Правда этические нормы предписывали предупреждать пациента, что это именно препарат для эвтаназии. Поэтому рядом с бифштексом обязательно лежала табличка описывающее действие препарата. Чаще всего, гарантировался сладкий сон. Но иногда встречалось нечто особенное – например, картошка могла гарантировать «серию необычно ярких и продолжительных оргазмов, с последующим погружением в спокойную сладкую пучину неги». А стейк, добавлял в эту картину ощущения «яркие, красочные видения, с реальными тактильными ощущениями в руках и ногах». Алексеевич однажды не удержавшись съязвила в разговоре с ментором, что в ее время любому наркоману употребляющему героин и ЛСД, были знакомы эти бесконечные оргазмы и тактильные ощущения. После этого наркотики на время пропали, пока не появлялся новый ментор и с новыми усилиями не принимался изводить ее.

Но даже это она достаточно спокойно переносила. Самое тяжелое было постоянной гнетущее одиночество. Ей не могли запретить вязать, или смотреть государственный канал телевидения. Но общаться с остальными жителями резервации она не могла, просто потому что с ней никто не хотел говорить. Она был абсолютным табу для всех и это было просто не выносимо. Поэтому большую часть времени Алексеевич вязала и читала, читала. На ее счастье, в старых книгах ее не ограничивали. Как то один из менторов, написал что чтение букв напечатанных на бумаге, в отличии от электронной литературы, только подчеркивает ее отсталость и делает ее существование в глазах окружающих еще более не приемлемым. И поэтому старинные книги, доставляли Алексеевич исправно, тем более что рядом находились литературные подвалы минского университета – груды книг свезенные со всей страны во время Новой духовной реформации (примечание), когда были разработаны Единые стандарты общества (примечание). И некоторые книги попросту не подходили под них. Но сжигать и вообще уничтожать книги в просвещённой Европе считалось кощунственным. Поэтому литература свозилась и складировалась в крупных университетских центрах.  Где каждый желающий мог ознакомиться с творчеством писателей прошлого. Причем совершенно не системно – общество не могло себе позволить тратить драгоценные ресурсы на библиотековедение, когда любой компьютер мог легко документировать все эти огромные массивы информации в электронном виде

Алексеевич сначала просила присылать ей книги по определенным названиям, по жанрам. Но это было затруднительно, так как найти определенные названия в этих чуть ли не километровых книжных развалов было практически не возможно. И тогда она попросила привезти план хранилища и теперь просто заказывала книги метрами – коридор такой то, штабель такой то. Ей привозили несколько сотен книг и на несколько лет забывали про нее. А Алексеевич читала. Причем упорно, ни считаясь ни с чем. Попадались книги на разных европейских языках. Светлана Павловна их упорно учила. Попадались книги по химии, физики, математике – Алексеевич вооружалась учебниками и разбирала формулы, одну за другой, пока они не становились понятными. Попадались справочники, она их заучивала порой наизусть. Как и поэмы, и некоторые литературные произведения. Так продолжалось год за годом, десятилетиями. И когда однажды ей привезли книги по биологии, медицине и физиологии человека, она начала серьёзно задуматься, о том сколько еще информации может переварить ее мозг. Но в целом, она неожиданно начала испытывать благодарность к современному ей обществу, за то что ей предоставили по сути идеальные условия для изучения вековой мудрости человечества – предоставив уединение и ограниченный сон, отсутствие отвлекающего общения, а так же создав наличие некой внешней угрозы, в виде постоянного давления менторов, которое, как выяснила Алексеевич из книг, лишь мобилизовало и подстегивало ее мозг в изучении человеческой мудрости.

А однажды случилось, чудо. Во время прогулки по внутреннему дворику резервации, она встретила одного из своих персональных менторов. Когда то это была, молодая зеленоглазая блондинка, которая очень любила экспериментировать, с так называемым внешним воздействием. Например, когда во время ужина, неожиданно каждому старику предлагалось отдать Алексеевич самое вкусное из своей еды – сладкий десерт или шоколад. Который был положен раз в месяц, и вполне мог стать последним в жизни этих людей. Некоторые старики плакали когда несли ей эти последние драгоценные дары общества в их жизни. И почти все желали ей «подавиться и сдохнуть». Ментор-блондинка всегда стояла рядом и внимательно смотрела большими зелеными глазами в лицо Алексеевич. А потом в личных беседах педантично спрашивала:

-Что вы почувствовала, когда государственный советник 1 ранга, признанный  обществом заслуженным гражданином высшей классификации по шкале полезности Геббельса-Бэкона отдал вам свое последнее в жизни мороженное, после чего принял препарат эвтаназии?

Теперь эта блондинка сама дослужилась до первого ранга, и когда ее внутренняя программа дожития неожиданно выключилась ровно в 60 лет, мгновенно превратилась в дряхлую развалину, передвигающуюся с тросточкой. Тем не менее она пережила отведенный срок почти на три года и в конце-концов угодила в  Резервацию Брусиловичи для злостных нарушителей сроков дожития ментором которой долгие годы состояла. Алексеевич было искренне жаль ее, и поэтому она подошла, когда женщина складывала пазлы  и поблагодарила ее. Бывший ментор подняла на нее сильно выцветшие, но тем не менее все еще чудесно зеленые глаза, и хриплым голосом спросила:

-За что вы меня благодарите? Я старалась приносить вам только одну боль. 

-Вы создали мне условия, чтобы я могла полностью погрузиться в чтение старых книг.
Старуха долго переваривала эти слова, пытаясь сложить скрюченными от артрита пальцами раскрашенные кусочки картона в ключевую фразу: «Эвтаназия друг общества». За сложенный такой пазл давали дополнительный сладкий кисель. Потом выдохнула, словно прокаркала:

-Не понимаю, мы считали что чтение старых книг, даст ощущение, того насколько вы устарели – ведь вы возможно были единственным человеком на планете, который еще читает книги. Все остальные давно смотрят их. Да и книги никто уже даже не пишет, с точки зрения передачи информации это контрпродуктивно – тратить такое огромное количество времени на прочтение, это бессмысленная трата драгоценного времени. Даже смотреть резюме старых книг сегодня не очень разумно. Очень мало отпущено времени всем нам. 

Старуха сделала какой то слабый жест, похожий больше всего на пожатие плеч и вернулась к складыванию кисельного пазла. Алексеевич еще некоторое время стояла над ней. Ей невыносимо хотелось объяснить этому существу какое благо она совершила для нее, какое невероятное открытие сделала Светлана Павловна в том числе и благодаря ей. Читая все эту бесконечную литературу прошлых лет, у нее неожиданно стало складываться глубокое убеждение – что в этих книгах описана совершенно другая история человечества. Даже несколько совершенно разных историй разных человеческих цивилизаций – иногда очень не похожих, а иногда совпадающих в деталях. Но самое важное, эти сотни и тысячи деталей разных человеческих цивилизаций, разбросанные по сотням тысяч книг, начинали обретать реальные очертания, складываться в единое целое только когда прочтешь огромное количество томов. Прочитать которое за одну человеческую жизнь просто не возможно. Для Алексеевич это открытие было настоящим чудом – многочисленные писатели, ученые, мыслители, философы, жившие когда то в одном с ней мире, оказывается даже сами того не зная каждый описывал какой то маленький кусочек какого то другого, но тем не менее реального и чужого им мира! Иногда эти кусочки, штрихи, детали этих миров были тщательно спрятаны и закодированы между строк. И для Алексеевич было настоящим наслаждением отыскивать код и расшифровывать эти послания неведомых миров. Вот за это она благодарила эту жестокую старуху ментора. Но как это ей было объяснить? Свою таблетку вечного сладкого сна ее бывший ментор приняла через неделю после их разговора. Выдержав систему убеждения, которую сама же так тщательно и создавала в резервации Брусиловичей меньше месяца.

Хардин резко затормозил, вездеход словно встал на дыбы, бросив Алексеевич на лобовую амбразуру и выведя ее из глубокой задумчивости. Из белого снежного марева вдруг проявились ворота с большими красными звездами. Хардин несколько раз дернул рычаг над своей головой, вездеход неожиданно громко взревел. Ворота в ответ, словно подумав немного, дернулись и стали медленно натужено отъезжать в сторону.         
      
 Глава 6

-Что это? – Алексеевич выбравшись из вездехода беспомощно встала перед огромной серой стеной, уходившей в снежную высь на много этажей.

-Это цех – коротко сказал Гоша.

-Какой?

-Не знаю – пожал плечами Гоша, - Мы на каком то старом заводе, может металлургическом, а может сборочном. Может танки собирали, а может самолеты или подводные лодки. Не знаю.

Они стояли посреди небольшого внутреннего дворика, огороженным очень высоким забором и колючей проволокой.

-Откуда здесь могут быть подводные лодки? – спросила, не вполне понимая о чем идет речь Алексеевич.

-Кто поймет логику милитаристов? – философски сказал Хардин, он уже взгромоздился на свои ходунки. – Но я все же думаю, что здесь собирали  что-то огромное, смотрите какие ворота в стене. Через них, вполне могла выехать подводная лодка, даже атомная. Пойдемте Светлана Павловна, чего здесь мерзнуть.

 Они подошли и позвонили в небольшую калитку, сбоку от циклопических ворот. Загремел засов и им отворил чернокожий и абсолютно лысый человек.

-Привет Пушкин, держи меня – сказал Хардин и стал неуклюже перебираться на своих механических ногах через высокий порожек. Человека которого назвали Пушкиным поддерживал его за руку, и весело смотрел на Алексеевич. Когда следующей дошла ее очередь, он тоже протянул ей сильную руку и представился:

-Вообще то Тим Снорк, единственный настоящий матрос на этом корыте, но эти шуты упорно называют меня Пушкин. Даже не знаю, кто это.
-Пушкин был первым русским великим поэтом, вроде Шекспира, но не в нашем мире, даже я это знаю - сказала перебирающаяся через метровый порожек, Маргрет, - А это Светлана Павловна наш «Ветреный».

Алексеевич повернулась и тихо ахнула – ее старые глаза, долго отходившие от снежной слепоты, не сразу привыкли к полумраку гигантского внутреннего пространства цеха.

-Вот это да!

В ее прошлой жизни у нее даже поводов не было задуматься, что же на самом деле представлял из себя «Ветреный». Но почему то и за последние сутки, когда все вокруг только о нем и говорили, она тоже не догадалась спросить – и поэтому сейчас стояла в полном потрясении. Она даже подумать не могла, что «Ветреный» окажется огромным дирижаблем, занимавшим почти все внутренне пространства строения. Его крутые серебристые бока уходили в высоту цеха и там светились мягкими габаритными огнями. Прямо перед ней сияла разноцветными огнями гондола, похожая на надстройку океанского лайнера.

-Он прекрасен! – выдохнула Светлана Павловна

-Это он для вас включил, - пропыхтел Гоша тащивший из вездехода сумки Маргрет и Алексеевич.

В это время снаружи раздался рев клаксона. Алексеевич вздрогнула

-Это не Гримальди – не его машина, - покачал головой Пушкин, - Наверное этот ваш балласт за вами притащился. Ладно пойдемте, капитан ждет вас на чай.
Матрос повернулся спиной к Хардину, тот отстегнулся от ходунков и обнял руками шею Пушкина. Матрос крякнул и первым забухал по ступеням железного трапа, прилепившегося на стене цеха.

-Хардин, ты с каждым полетом становишься все тяжелей, почему ты не сделаешь на острове себе новые ноги. Что за странная причуда, всем тыкать в лицо своими недостатками – ворчал откуда то сверху Пушкин. Идущая следом Алексеевич понимала, что никто не собирается открывать, трезвонившему снаружи клаксону. Впрочем с каждым пролетом, его звук становился все тише и тише пока совсем не потерялся. Наверху, на железной галерее, словно на корабельном мостике стоял невысокий плотный человек, в форменном капитанском кителе с потертыми галунами. Китель был одет поверх толстого свитера с высоким воротом – в неотапливаемом цеху было довольно холодно.

-Приветствую вас Светлана Павловна в нашей теплой компании, капитан Клим Семенов – улыбнулся человек и от этого вокруг его светлых глаз, на бородатом лице мгновенно разбежались трещинки многочисленных морщинок.

«Ну естественно, капитан должен быть с бородой» - с каким то веселым сарказмом подумала Алексеевич. Говорить по причине тяжелой отдышки от крутого подъема она почти не могла. Семенов посторонился и поддержав ее за локоть помог пройти в маленькую комнатку. Алексеевич села на продавленный диван и огляделась – комнатке подходило больше название «кондейка». Когда то, в детстве отец брал ее на свой огромный завод – они сидели в его кондейке, где отчаянно пахло машинным маслом, а вместо стола был железный верстак, заваленный всяким железным же хламом. Среди этого хлама на самодельной электрической плитке грелся погнутый, закопченный чайник. Здесь было то же самое, за некоторым исключением – на железном столе была постелена аккуратная клеенка, а вместо электрической плитки в углу стояла маленькая круглая печка буржуйка, поэтому к запаху машинного масла примешивался смоляной запах свежих сосновых дров. Но самым большим отличием была «этажерка» из лакированного красным дерева, плотно заставленными разнокалиберными и потрепанными книжными томиками. Волна узнавания и тепла, как при неожиданной встрече со старыми друзьями пришла от «этажерки». Правда, те названия которые она успела прочесть, были ей совершенно не знакомы: «Темные аллеи», «Над кукушкиным гнездом», «100 лет одиночества»…

Одна книга лежала на диване рядом с ней, видимо Семенов читал перед их приходом. Название тоже ничего не говорило ей: Марк Твен «Приключение Тома Сойера и Гекельберри Финна». В  кондейку  шумно ввалился Пушкин с Хардиным на закорках и повернулся спиной к дивану. Алексеевич еле успела выдернуть томик, прежде чем Хардин расцепил руки и плюхнулся рядом с ней.
Пушкин вышел, в комнату зашли Гоша, Маргрет, капитан Семенов и сразу стало тесно и еще уютнее. Семенов весело улыбался:

-Ну как Светлана Павловна себя чувствуете? – спросил он. Алексеевич задумчиво покивала:

-Знаете, примерно так себе я все представляла – очень родным…

-Погоди с комплиментами, пока на Ветреный не попадешь – проворчала Маргрет, устроившаяся в своих мехах на промасленном табурете поближе к печке.

В комнату просунулась черная и лысая голова Снорка-Пушкина:


-Я его лапы сразу на борт волоку…
Семенов кивнул:

-Да думаю долго не будем здесь сидеть, попьем чай и в дорогу, как Грим прибудет, так сразу и отчалим…

-У ворот, эти торчат, запускать их?

-Да все как обычно, пусть заходят, у нас очень много дел…- вновь кивнул Семенов.

-Там снаружи буря – все 11 балов, неужели полетим? – недоверчиво спросил Гоша.

Семенов, пожал плечами:

-Немного потрясет, тебе никто первого класса не обещал в дороге

-Гоша у нас неженка, опять кают-компанию заблюет, - проворчала Маргрет,


-Погодите вы, - прервал всех Хардин – Клим у нас проблема. Нужен как минимум Бруснев, сам понимаешь нас теперь семеро – чего откладывать важный разговор?
Семенов вновь флегматично пожал плечами, взял закопченный чайник, закипевший на печке и начал наливать кипяток в стаканы на верстаке:

-По большому счету нам маршрут не важен, можем полететь через Путоран, забрать Бороду.

-А Сулейман и принцесса? – вставил Гоша.

Семенов налил чай и стал передавать стаканы –  старые и граненные, а чай в них темно-коричневый с оттенком красного. Светлана Павловна осторожно взяла стакан и отхлебнула – чай был крепким, горячим и сладким. Все было так как нужно.

-Не вижу здесь проблемы, я так понимаю у вас там внизу весь Синий кабинет в полном составе, попросите их – и они доставят их в Путоран хоть завтра, на каком-нибудь реактивном транспорте, еще и бантиком перевяжут… - капитан пожал плечами, и вдруг вновь широко улыбнулся, показав ровные, прокуренные зубы – Как себя чувствуете Светлана Павловна? Хотите получить удовольствие, своего рода моральную компенсацию за все годы проведенные в вашей картонной коробке? Пойдемте, я вам кое что покажу.
Со стаканами в руках, они вышли на железную галерею цеха. Прямо под ними выстраивалась не ровная шеренга. Алексеевич сверху показалось, что она узнала Риббентропа и Чай Кан Ши. Вдоль шеренги шел Пушкин и выдавал каждому по комбинезону грязно-серого цвета:

-Так первым делом снимайте свои тряпки, и одевайте приличествующую доброму матросу наряд. Однако, прошу себе зарубить где ни будь на видном месте, лучше всего на ваших тупых мордах - правильно застегнутый гюйс еще не делает вас умелым матросом, вы вообще еще не матросы – даже не полуфабрикаты. Но будьте уверены при моем присмотре вы обязательно примете человеческий облик, и по крайне мере будете знать с какой стороны подойти к штурвалу…

-А если нет? – подала голос какая то дама в строю…

-А если нет, то я тебя высажу, хоть голым задом на льдину, - тут же подскочил к ней Пушкин – И вообще сука, кто тебе разрешал пасть в строю разевать…

-Но позвольте… - попыталась сказать дама.

-Каждое позвольте обойдется тебе в дополнительный наряд в гальюн, два ты уже заработала – белозубо оскалился Пушкин…

Рядом с Алексеевич стояла Маргрет и позвякивала ложечкой в стакане, размешивая сахар:

-Это наша обслуга, Пушкин держит их в черном теле. Хотя меня почему то уже не радует, что лучшие люди планеты, убирают мое дерьмо в каждом полете…

И Маргрет задумчиво плюнула вниз…

Конец первой части

Продолжение следует