Бруно Латур о Новом Времени

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ:
Современная западная цивилизация в своей практике и самоидентичности коренится в Новом Времени. Французский философ Бруно Латур исследовал эти корни. Откопанные и открытые им для всеобщего обозрения нововременные основания «Запада» многое дают для понимания той социально-политической реальности в которой мы существуем, будучи исторически втянуты в новоевропейскую цивилизацию.

БРУНО ЛАТУР:
Новое Время не имеет ничего общего с изобретением гуманизма, с возникновением наук, секуляризацией общества или с механизацией мира. Оно - совместное производство этих трех пар трансцендентности и имманентности, имеющих длинную историю, один из этапов которой я представил….  Главный пункт этой нововременной Конституции состоит в том, чтобы сделать невидимой, немыслимой, нерепрезентируемой посредническую работу, которая собирает вместе логические гибриды. Прерывается ли, однако, эта работа? Нет. Нововременная Конституция, напротив, допускает расширенное умножение гибридов, существование и даже саму возможность существования которых она отрицает. Трижды, раз за разом оборачиваясь между трансцендентностью и имманентностью, нововременные оказываются в состоянии мобилизовать природу, овеществить социальное и ощутить духовное присутствие Бога, настаивая на том, что природа ускользает от нас, что общество - наше собственное творение и что Бог больше уже ни во что не вмешивается.

      КОНСТИТУЦИЯ

    ПЕРВАЯ ГАРАНТИЯ:
  Хотя мы и конструируем природу, она существует так, как если бы мы ее не конструировали.
   
    ВТОРАЯ ГАРАНТИЯ:
  Хотя мы не конструируем общество, оно существует так, как если бы мы его конструировали.
   
    ТРЕТЬЯ ГАРАНТИЯ:
  Природа и общество должны оставаться абсолютно различными:  работа очищения должна оставаться абсолютно отъединенной от работы медиации.

Эти три гарантии, взятые вместе,  должны позволить людям Нового Времени изменять масштаб по  усмотрению. С таким логическим обеспечением они получают возможность использовать природу во всех аспектах фабрикации своего общества, продолжая, тем не менее, приписывать ей радикальную трансцендентность; они получат возможность стать единственными творцами своей политической судьбы, тем не менее продолжая поддерживать существование своего общества за счет мобилизации природы. С одной стороны, трансцендентность природы не мешает ее социальной имманентности; с другой стороны, имманентность социального не мешает Левиафану оставаться трансцендентным. Надо признать, что именно эта достаточно красивая конструкция позволяет делать все что угодно, без всякого ограничения. Не удивительно, что такая Конституция должна была, как говорили еще совсем недавно, дать возможность «высвободить производительные силы».
 
ЧЕТВЕРТАЯ ГАРАНТИЯ: ГАРАНТИЯ ОТГРАНИЧЕННОГО БОГА

Однако следовало  воздержаться от того, чтобы установить слишком полную симметрию между двумя первыми положениями Конституции: это могло бы помешать их дуэту работать в полную силу. Необходимо, чтобы четвертая гарантия урегулировала вопрос о Боге, навсегда удалив его из социальной и природной конструкции, но оставив его репрезентированным и находящимся в обращении.
 
Преемники Гоббса и Бойля весьма преуспели в выполнении этой задачи, первые - освобождая природу от божественного присутствия, вторые - лишая общество божественного происхождения. Научная власть «не нуждалась больше в этой гипотезе»; что же касается государственных мужей, то они смогли изготовить «тленного бога» Левиафана, не тревожась больше о Боге бессмертном, Писание которого, уже у Гоббса, интерпретировалось сувереном только в фигуративном плане. Никто не может стать по-настоящему нововременным, если он не соглашается поставить Бога вне действия как законов природы, так и законов государства. Бог становится отграниченным Богом метафизики, так же отличающимся от донововременного  Бога христиан, как физическая природа, сконструированная в лаборатории, отличается от античной категории «фюзuс» или как общество отличается от старого антропологического коллектива, населенного нечеловеками.

Но слишком полное отдаление от Бога лишило бы нововременных критического ресурса, который был бы необходим, чтобы докомплектовать их механизм. В противном случае природа и общество, два брата-близнеца, оказались бы подвешенными в пустоте, и никто, в случае конфликта между двумя ветвями власти, не мог бы решить, какая из них должна одержать победу. Хуже всего то, что их симметрия проявилась бы слишком явно. Новое Время точно так же удвоило отграниченного Бога, как оно удвоило природу и общество. Трансцендентность Бога бесконечно отдаляла его, так что он уже не мог помешать свободной игре природы и общества, но при этом было сохранено право апелляции к этой трансцендентности в случае возникновения конфликта между законами природы и законами общества. Нововременной человек мог быть атеистом, оставаясь при этом вполне религиозным. Он мог захватить материальный мир, по своей воле пересоздать социальный мир, не ощущая себя покинутым всеми сиротой-демиургом.
 
Новая интерпретация старых теологических христианских сюжетов привела к тому, что теперь одновременно задействуется трансцендентность Бога и его имманентность. Но эта длительная работа, проделанная Реформацией XVI  века, привела бы к совершенно другим результатам, если бы не оказалась смешанной с задачей, поставленной тем же самым XVII веком, - задачей одновременного изобретения научных фактов и граждан (Eisenstein, 1991).
 
Вновь была переоткрыта духовность - наследница всемогущего Бога, который коренится в глубине человеческой души, но при этом не вмешивается во внешние дела. Совершенно индивидуальная и совершенно духовная религия позволяла критиковать и господство науки, и общество, не имея, однако, нужды утвердить Бога ни в том ни в другом. Для современного мира он стал возможным как нечто одновременно светское и религиозное. Конституционные гарантии давались не Высшим Богом, но отсутствующим - и, однако, его отсутствие не мешало тому, чтобы распоряжаться им по своему собственному усмотрению в своем сердце. Его позиция стала буквально идеальной, поскольку он оказывался дважды вынесен за скобкиl Первый раз - в метафизике, второй раз - в духовности. Он больше уже не создает никаких затруднений для нововременного развития, оставаясь эффективным и готовым прийти на помощь в духовной жизни людей.
 
Такова тройная трансцендентность и тройная имманентность в этой крестообразной схеме, блокирующей все остальные возможности. Мы не создали природу; мы создаем общество; мы создаем природу; мы не создали общество; мы не создали ни то ни другое, Бог все создал; Бог ничего не создал, мы все создали. Мы ничего не поймем в Новом Времени, если не увидим, что четыре гарантии относятся друг к другу как checks ond bolonces. Две первые позволяют чередовать источники, переходя от чистой природы к чисто политической силе, и наоборот. Третья гарантия запрещает любые контаминации того, что принадлежит природе, и того, что принадлежит политике, хотя даже первые две гарантии позволяют быстро чередовать и то и другое.
 
Но не является ли противоречие между третьей гарантией, которая разделяет, и первыми двумя, которые чередуются, слишком очевидным? Нет, поскольку четвертая конституционная гарантия устанавливает в качестве арбитра Бога, бесконечно далекого, который может одновременно не иметь никакой власти и в то же время быть единственным судией.
Новое Время не имеет ничего общего с изобретением гуманизма, с возникновением наук, секуляризацией общества или с механизацией мира. Оно - совместное производство этих трех пар трансцендентности и имманентности, имеющих длинную историю….
Главный пункт этой нововременной Конституции состоит в том, чтобы сделать невидимой, немыслимой, нерепрезентируемой посредническую работу, которая собирает вместе гибриды. Прерывается ли, однако, эта работа? Нет, ибо нововременной мир тотчас перестал бы функционировать, поскольку он, как и все другие коллективы, живет благодаря этому смешиванию.
Нововременная Конституция, напротив, допускает расширенное умножение гибридов, существование и даже саму возможность существования которых она отрицает. Трижды, раз за разом оборачиваясь между трансцендентностью и имманентностью, нововременные оказываются в состоянии мобилизовать природу, овеществить социальное и ощутить духовное присутствие Бога, настаивая на том, что природа ускользает от нас, что общество - наше собственное творение и что Бог больше уже ни во что не вмешивается.

Какое огромное преимущество дает возможность вывернуть наизнанку принципы, без малейшего намека на существование противоречий!  Всегда можно выбрать позицию, обессиливающую критику, или наоборот, открывающую неограниченное поле для критики.
Трансцендентность природы  -  Мы бессильны против законов природы
Имманентность природы  - Мы  имеем  неограниченные возможности
Имманентность общества  -  Мы совершенно свободны
Трансцендентность общества  -  Мы бессильны против законов общества

Будучи трансцендентной, природа тем не менее остается мобилизируемой, гуманизируемой, социализируемой. Лаборатории, коллекции, центры подсчета и получения прибылей, исследовательские институты и конструкторские бюро подмешивают ее каждый день к множественности судеб различных социальных групп. И наоборот, хотя мы  полностью конструируем общество, оно обладает устойчивым существованием, оно нас превосходит, господствует над нами, оно имеет свои собственные законы, оно трансцендентно так же, как при рода. Дело в том, что лаборатории, коллекции, центры подсчета и получения прибылей, исследовательские институты и научные бюро каждый день устанавливают пределы свободы социальных групп и превращают межличностные отношения в вещи, которые обладают устойчивым существованием и которые не были никем произведены. Именно в этом двойном языке состоит могущество нововременной критики: она может мобилизовать природу, содержащуюся в сердцевине социальных связей, при этом оставляя ее бесконечно удаленной от человека; и она может собирать и разбирать свое общество, при этом делая его законы неизбежными, необходимыми и абсолютными.

Кто мог бы противостоять такой конструкции? Только тот, кто может противостоять лукавству в любой его форме – то есть, святой.

Если вы начинаете их критиковать, заявляя, что природа это мир, который сконструирован человеческими руками, они вам покажут, что природа трансцендентна и что они не имеют к ней отношения. Если вы скажете, что общество трансцендентно и что его законы бесконечно нас превосходят, они ответят, что мы свободны и что наша судьба нахо.о.ится только в наших собственных руках. Если вы возразите им, что они обнаруживают свою двуличность, нововременные на это скажут, что они никогда не смешивают законы природы и неотъемлемое право человека на свободу. Если вы им поверите и направите свое внимание на что-то другое, они воспользуются этим, чтобы перенести тысячи объектов из природы в социальное тело, сообщая последнему устойчивость природных вещей. Если вы внезапно обернетесь, как в детской игре «море волнуется – раз… », они с невинным видом замрут на месте, как если бы и не двигались вовсе: слева - сами вещи, справа - свободное общество говорящих и мыслящих субъектов. Все происходит в середине, все движение происходит между этими двумя полюсами…. Под оппозицией объектов и субъектов кишат медиаторы. Под моральным величием имеет место тщательная сортировка обстоятельств и случаев.

Есть ли более эффективный способ распространить коллективы, чем соединять их с трансцендентностью природы и человеческой свободой, одновременно включая природу внутрь общества и намечая абсолютные пределы человеческой свободе? Это действительно позволяет делать все, и еще, вдобавок, прямо противоположное.
Индейцы не ошибались, когда говорили, что у белых раздвоенный язык!

 Вы полагаете, что гром - божество? Критика покажет, что речь идет о физических механизмах, не имеющих никакого влияния на ход человеческого развития.
Вы ограничены традиционной экономикой? Критика вам покажет, что физические механизмы могут перевернуть ХQД человеческого развития, задействуя гигантские производительные силы.
 Вы думаете, что духи предков сделали вас заложниками своих законов до скончания времен? Критика вам покажет, что духи и законы являются социальными конструкциями, которые вы сами для себя создали.
Вы думаете, что все в ваших силах и вы можете развивать ваши общества, как вам заблагорассудится?  Критика вам продемонстрирует, что железные законы, управляющие обществом и экономикой, являются намного более жесткими, чем законы предков.
Вы возмущаетесь, что мир механизируется? Критика будет говорить вам о созидающем Боге, которому все принадлежит и который все дал человеку.
Вы возмущаетесь, что общество является светским? Критика вам докажет, что при этом освобождается духовность и что самой высшей является абсолютно духовная религия.
Вы называете себя религиозным? Критика будет смеяться над вами во все горло!

Теперь вы даже не можете обвинять их в том, что они неверующие. Если вы им скажете, что они - атеисты, они будут говорить вам о всемогущем боге, бесконечно удаленном от мира. Если вы скажете, что этот отграниченный Бог является очень чуждым, они вам ответят, что этот самый Бог говорит внутри их сердца и что они никогда не переставали, несмотря на все свои науки и своих политиков, быть нравственными и благочестивыми. Если вы выскажете свое удивление по поводу религии, которая не имеет никакого влияния ни на развитие мира, ни на развитие общества, они вам скажут, что эта религия вершит суд над тем и другим. Если вы попросите огласить вынесенные приговоры, они вам возразят, что религия бесконечно превосходит науку и политику и что она не может оказывать на них влияние или что религия - социальная конструкция или эффект, производимый нейронами!
Что вы тогда скажете на все это? В руках Ново-Временных находятся все источники власти, все критические возможности, но они используют их для решения противоположных проблем, переходя от одного случая к другому с такой скоростью, что их никогда не удается схватить за руку.

Ново-Временные люди почувствовали себя свободными от последних ограничений, которые еще могли бы положить предел их экспансии.
Конституция внушила нововременным решимость задействовать вещи и использовать людей в таком масштабе, который они никогда бы себе не позволили.без этой Конституции. Это изменение масштаба было достигнуто не благодаря разделению человеков и нечеловеков, как им казалось, но, напротив, за счет увеличения их смешивания. В свою очередь, сам этот рост облегчается за счет идеи трансцендентной природы - лишь бы только она оставалась потенциально мобилизуемой; идеи свободного общества - лишь бы только оно оставалось трансцендентным, и отсутствия какого бы то ни было божества - лишь бы только Бог говорил в нашем сердце.
Ново-Временные полагают, что они преуспели в таком расширении только потому, что тщательно разделяли природу и общество (вынося за скобки самого Бога), тогда как они добились этого только благодаря тому, что смешивали намного более значительные массы человеков и нечеловеков, при этом ничего не вынося за скобки и не устанавливая запрет ни на какие комбинации!

Никогда еще Конституция не открывала на практике такие возможности для маневра. Но цена, которую люди Нового Времени заплатили за эту свободу, состояла в том, что они остались неспособными осмыслить самих себя.
Постмодернизм – симптом,  а не свежее решение. Он живет при нововременной Конституции, но не верит больше в те гарантии, которые она предоставляет. … Его адепты, разочарованные рационалисты, очень хорошо чувствуют, что Новое Время завершено, но все так же продолжают придерживаться прежнего деления времени на старое и новое и могут, таким образом, членить его только в терминах следующих одна за другой революций. Они чувствуют себя пришедшими «после» нововременных, но с неприятным чувством, что больше уже не существует никакого «после».
«От будущего ждать нечего» - таков сегодня слоган, добавленный к слогану Нового Времени «Прошлое отменяется».

Антинововременные ожесточенно сражаются с эффектами, производимыми Конституцией, но, в то же время, полностью ее принимают.  Они перенимают у нововременных даже их главную особенность - идею времени с его необратимым движением, которое полностью отменяло бы свое собственное прошлое. Хотим ли мы сохранить такое прошлое или хотим его уничтожить - в обоих этих случаях продолжает присутствовать революционная идея раr ехсеllепсе, идея, что революция возможна. Теперь сама эта идея кажется нам преувеличенной, так как революция является только одним ресурсом среди множества остальных в историях, в которых нет ничего революционного или необратимого.
Рассматриваемый «в сетях» нововременной мир, так же как и революции, допускает только пролонгирование практик, ускорение циркуляции знаний, расширение обществ, рост числа актантов, многочисленные уточнения прежних воззрений. Больше уже не из чего творить всю эту историю – историю радикального разрыва.
Антинововременные, как и постмодернисты, ведут игру на территории своих противников.


ПОСЛЕСЛОВИЕ:

Из написанного ясно, что нам не следует удивляться двуличию Запада; произвольному выбору аршина, которым меряется событие. Лукавство лежит в основании нововременного Града. Когда выгодно, они обратятся к разуму, в другом случае станут апеллировать к Богу: когда нужно прибегнут к Природе, а другой раз – к Науке; сегодня поднимут на щит общественную стихию, а завтра – государство. И так во всем. Многомерная гибридная логика, которую они изобрели, позволяет оправдать все, что угодно. Нам, простакам, такое недоступно, но мы не должны ожидать от «партнеров» такой же простоты.

Желающие увидеть гротескный абрис современной гибридной ментальности могут посмотреть последнюю ленту Люка Бессона "Люси".
___________________________________________________________

ИСТОЧНИК: Bruno Latour. Nous n'avons jamais ete  moderns. Essai d'allthrop syтetrique
EDIТlONS LA DECOUVERТE. 1, place Paul-Painleve, Paris V. 1991.