Мистика и театр Людмилы Парицкой

 Смотрю на картины Людмилы Парицкой и ощущаю наслаждение. Наверное, оттого, что всё, что она пишет, связано между собой и с автором. И в этом художница (ца)- подчёркиваю именно женственность самого подхода, нашла неиссякаемую -  ведь всё в связи неиссякаемо, красоту. Задумалась: что такое наша реальность? В ней наносной театральный налёт, присущий материи, решившей проявить себя, словно на сцене. В ней энергия мистики, тайны, словно фон, проникающая сквозь предметы…
В «Синем натюрморте» энергетика живущего натюрморта в целом, вкупе, а не по отдельности вещей, не менее сильная, чем у Врубеля.
 Полупрозрачная плёнка на картине «И снова подсолнухи» - в роли тех же зеркал с других картин, но несёт дополнительную символическую функцию- материальный, мятущийся мир подсолнухов то ли в отражении, то ли за плёнкой в трансцендентном мире- другой. И всё это связано и красиво! Не будь этого отражения или прозрачной преграды- был бы натюрморт просто, симпатичный и всё…
Гармония… В присутствии всего, что есть и придуманного и не придуманного, но ярко существующего - «Улыбайтесь, улыбайтесь, господа!». Главный персонаж- сама художница в изысканно украшенной  маске. Глаза под стать рисунку на павлиньих перьях. А павлин - рядом, стоит на ладони у хозяйки, создавшей, написавшей его. Сзади –зебра. Не из кафе ли под названием «Зебра», которое оформила Людмила Парицкая?  Образ глубже. Сквозь туман расстояния и времени - мягкое, ненавязчивое присутствие. Полоски- то ли ленты, то ли уже крылья обнимают всё, что живёт на сценической площадке картины.
Маска - абсолютно неистребимый образ, неломающийся, негнущийся, вобравший в себя всё искусство, все образы Людмилы Парицкой, - «Маска, я тебя знаю». Замечательный конфликт- контраст петли и неистебимости, неколебимости творца.
Людмила мастер контрастов- крайностей, отличный психолог в душе: «Падший ангел». «Прекрасные порывы» - контраст, связанный не только с мечтами и грубой, ограничивающей  реальностью, но и психологический. Человеческая двойственность, так не изученная наукой до конца, на холсте концентрированней, зримей, яснее! 
В 2001 году, под влиянием  работы Людмилы Парицкой «Смех и слёзы», я написала эскиз «Две стороны эмоций», где изобразила своё угнетённое состояние, увязшее в тёмной воде и другое, солнечное состояние выхода между лбами противоположных эмоций. И всё же, значимы ли наши смех, слёзы? Или всё это театр, мимолётное под салютом цирковых огней? Как-то я спросила актёра Магдалинина: «Как Вы думаете, зло и добро- всего лишь роли?». Он на мгновение задумался: «Да, только иногда они могут так прирасти к лицу, что их очень трудно отодрать». Может прирасти всё и плач и смех. И задача живописца вывести душу зрителя на уровень непривязанности, парения над ними, попросту, на уровень внутренней свободы.
На  картине «Близнецы» время течёт в расщелинах между ракушками, древность вплетается в настоящее, становится натюрмортом и вновь уходит в саму себя.
Картина «Греческий театр». Сквозь устрашающий рот маски, символизирующей либо неотвратимость судьбы, либо вообще мировое устройство, перешедшее в театральный образ, ставшее площе, почти уже в 2-х измерениях, сквозь которые проще смотреть, кот просто и легко видит многое.   И кот именно чёрный, приобщённый к мистике. Как-то раз я случайно заглянула в улыбку одного знакомого, а дальше, словно в подзорную трубу, в маленькую дырочку в зубе. Там был весь мир. Вся моя жизнь. Каждое  событие, увеличенное линзой, продолжало существовать, даже если  уже прошло.  Вот папа, стоя внизу огромного сугроба, спрашивает меня, восьмилетнюю, в какую сторону пойдём. Вот я скатываюсь с вершины,  так, что летят снежные искры. И ощущаю свободу. Вот мой друг несёт впереди живот-солнце. И лучится, лучится, греет эту землю, отчего в марте, радуясь раннему теплу,  на городских проталинах смело пробивается трава. Я давно мечтала о такой целостности.
«Кое-что из жизни лошадей» - саркастичная констатация факта зашоренности масс, их довольства, покорности. И, контрастом к ней,  вселенский  ужас, раскрывшей очи единицы.  Копытные - это люди. Зебры – будто страусы  спрятавшие, под смешными, трогательными шляпками, глаза, покрытые полосками-решётками, живущие по введенным обществом правилам и точным установкам. Красная лошадь - прозревшая, ужаснувшаяся увиденному. Лошадь- символ энергии, силы способности бежать, куда ни глядя. Лошадь- огонь. Грива- языки пламени. И кого-то эта красная лошадь, беспокойно стуча копытами,  вынесет прочь от чумного мира, мелких суетливых несвобод, а кого-то может в панике и  скинуть. Но, всё же, дерзайте и прозревайте!
«Портрет Панкова»- мужа художницы впечатляет, вдохновляет. И опять здесь контраст лёгких перьев, шляпок, нот и концентрированности персонажа. Связана ли картина  «Звуки Му…» с его увлечением музыкой, или это общение со звуками только автора? Смотрю и слушаю: что это, разыгравшийся джаз? Звуки громкие.  В цирке такая музыка явно пошла бы на ура. Но просто ли это звуки на картине? Или всё тоже, теперь играющее, звучащее мироустройство, звучащий мировой процесс? Есть ли в джазе или в другой музыке второй план, более широкий? 
Когда начинаешь ощущать себя бабочкой - «Игра с отражением»,  живым, немножко инопланетным, но земным, немножко наивным существом – собственно, тем, кто и есть, вот тогда начинается тайна. Когда бабочки заглядывают в зеркало, где нет времени… Ракушки, лежащая лампа,  ассоциируются с прошлым или с некой морской сутью, возможно, присущей бабочкам в прошлом. Однако, вся эта атрибутика  присутствует здесь и сейчас, в настоящий момент. И главное тут - красота. Пребывание одновременно мистики и красоты. А кисть для художника - что волшебная палочка. Взмахнёт - и что-то произойдёт в душах. Взмахнёт - и непознанный, сложный мир проявит себя на полотне, изменит своим дыханием наше представление о нём.  По контрасту с обывательским, упрощённым мировосприятием, на всю жизнь даст ощущение его тайны, необычности и… всё-таки, театральности...
                Ольга Сокова