1. 46. глава сорок первая

КНИГА ПЕРВАЯ.                Первый день.
   
ГЛАВА СОРОК  ПЕРВАЯ
    Гибель при исполнении половых обязанностей. Оживший маньяк с ампутированным членом невероятных расцветок. Лишение шкурки гарантирует отсутствие триппера у верблюдиц!
   
    Познакомился Шпала с Наткой на стадионе во время зрелища, показываемого то ли польскими, то ли чехословацкими каскадерами (а может быть они только так именовались для рекламы). Прыжки через машины на мотоциклах, езда на двух колесах (на машине), сальто и прочие трюки.
    Витька только что, несколько минут назад выписался из больницы, где по направлению военкоматовской врачебной комиссии удалял фимоз. Чтобы Вам было понятно, что это за штука и с чем ее (некоторые) едят, поясняем, это шкурка на залупе. А может и не сама шкурка, а ее форма. Короче, что значит иностранное слово фимоз, Шпала не знает, но ему обрезали именно эту часть тела. Обрезали по причине того, что с некоторых пор она стала срастаться и уже не пропускала вперед, как бы это помягче выразиться... ах, да!!! Головку члена!
    У мусульман и у евреев подобные операции делают всем детям мужского пола поголовно, и называется она по-русски: обрезание... Говорят, так гигиеничней, меньше шансов подхватить чего-нибудь на конец в условиях жары, грязи и отсутствия воды на помывку. Короче, кочевники — они и есть кочевники: пустыня, жара и верблюд вместо любимой девушки. В Икске верблюдов нет, но есть триппер! От триппера тоже, наверное, помогает.
    В общем, военные комиссары решили, (кто бы мог подумать — они и членами занимаются!) что, возможно, Шпале придется служить в пустыне, а ударить лицом в грязь никак нельзя! Или, может быть, его готовились заслать к эскимосам разведчиком, а то и в Афганистан планировали Бабраком Кармалем?! Шпалу, таким образом, евреем назначили! Была пятница и Витька упросил заведующего отделением выписать его раньше срока, с тем, чтобы не валяться еще целых два дня в насмерть осточертевшей больнице. Стояла весна — пора пробуждения жизни, когда распускаются листья на деревьях и всякое живое существо ищет себе пару. "Щепка на щепку лезет" — как говорят пожилые люди из простых.
    Итак, Шпала искал себе спутницу! Врач забыл предупредить Витьку о мерах предосторожности, необходимых для избежания осложнений, как со стороны здоровья, так и со стороны закона! Короче, вводный инструктаж не был проведен. Гроздев остался один на один со своим несколько модернизированным прибором. Естественно, он захотел этот прибор тут же опробовать в действии, дабы определить все плюсы и минусы нового дизайна. Да и не только! Шпала успел заметить, что у его иной марки аппарата на несколько порядков увеличилась чувствительность!
    А это сулило неограниченные возможности и новые сферы применения! Для Гроздева это была тем более настоятельная, просто приспичившая необходимость, ибо после операции "ампутированный" слегка орган замучил его своей маниакальной активностью, вернее сказать агрессивностью! Еще три дня назад он находился весь фиолетовый и не лез в горлышко трехлитровой банки, но вот, на удивление быстро, что было бы, наверное, невероятно и неправдоподобно для какой-нибудь другой части тела, зарос, похудел и стал все настойчивее выказывать свой неуемный норов.
    Дело явно шло на поправку, ибо аппетит у больного развился такой, что если бы он был у здорового, то назвали бы больным его хозяина! Стоило лишь какой-нибудь молоденькой сестричке войти в палату, как Витькин кореш вставал на дыбы, едва сросшиеся швы трещали по всем, так сказать швам, а он, закусив удила, рвался наружу из тонких спортивных штанов все далее. И чем сильнее когти боли вонзались в его тело, тем более он стервенел. Шпала пробовал сразу же отвернуться к окну, не помогало: член работал на женский голос! И уже по опыту было ясно, что сам он не угомонится ни через час, ни через два, ни к вечеру. В народе такое состояние называют сухостой! Дождавшись ухода виновницы, Витька прикрывал выпирающее через край бесстыдство, чем придется и по-медвежьему (член ведь был все еще толст, как гантель и тугие штаны еще больше пробуждали боль, бесили его, да плюс еще бритая стерня мудей), переваливаясь из стороны в сторону ковылял к умывальнику. Где успокаивал озверевшего тигра струей холодной воды из крана. На дню ему доставалось более десятка купаний.
    Со Шпалы усыхала вся палата. Подарили даже смехом чью то вязанную спортивную шапку для того, "чтобы "головку" после баньки не просквозило". Хуже было после еды, когда ложки и стаканы в очередь полоскали в раковине палаты. Тогда приходилось, прикрывая руками огромное хозяйство, ковылять танцующим шагом до туалета. А сестры в отделении как назло все молодые, они или сами поняли причину столь странных Витькиных передвижений, или из палаты кто-то подсказал, только зачастили к ним именно после завтраков, обедов и ужинов. В палате же мужики еще специально тянули с мытьем посуды, а то взяли да и приклеили на стене перед кроватью Шпалы фотографию полуобнаженной знойной женщины — вырезку из журнала. Но если фотографию можно сорвать, то затеянные специально рассказы анекдоты и истории про подобного рода дела не сорвешь, не пресечешь каким-либо иным способом!
    Словом, издевались всем отделением над Витькой как хотели. За день до выписки, не в силах терпеть, Шпала опробовал аппарат на холостом ходу и пришел к заключению что он уже вполне исправен. Теперь лишь требовалось поле деятельности для обкатки норовистого конька. Испытание в боевой, так сказать, обстановке. Витька, придя на представление, приглядел недалеко от себя на скамейке девчонку при теле и недурной внешности. Подсел, познакомились. Наташка оказалась родом из районного городишки Шебекино. (Там Шпала как раз под руководством старшего двоюродного брата постигал азы бранной и бабной жизни.) Обзавелась крышей и койкой она здесь в общежитии консервного завода.
    Потом новые возлюбленные целовались до глубокой ночи. ЦелКоваться Наташка умела, льнула всей тугой ядреной грудью. У Шпалы два вечера их встреч болели губы, язык и еще более половой инструмент с придатками. Расходились за полночь, под самый последний рейсовый автобус до Южного, везущий преимущественно людей, отработавших вторую смену. Витька едва успевал запрыгнуть в него, добирался до постели и тут только снимал адское напряжение. (Закат солнца вручную!)
    На третью их ночь довольствоваться поцелуями и зажиманиями Шпала отказался, поставил вопрос ребром: или — или! Наташка закатила истерику, стыдила его за хамские требования и порочные наклонности. Клялась, что еще невинная девочка, ни разу не целованная (в некоторые места). Что ей сейчас нельзя и вообще она позволит подобное только после свадьбы! Витька доказывал, что более терпеть не в силах, и был неумолим. Они разругались. Натка попросила ее проводить и поцеловать напоследок. Дверь общежития закрылась за ней и Шпала побрел к остановке автобуса, успокаивая себя тем, что лучше так, чем мучения.
    Но за углом Натка догнала его и объявила ликующему Шпале что согласна! Они долго искали подходящее место потемнее, побезлюднее, желательно в каком нибудь замкнутом пространстве и на удобном ложе. Наташка без спросу взялась читать ему свои стихи. Оказалось, что она пишет стихи! В школе помещала их в стенгазету и даже один или два раза пролезла в районку. Впрочем, в поэзии Витька был не силен, тем более в данную минуту. Возможно она просто наизусть читала ему что-то из классики, уж слишком хороши были стихи. В конце концов она сама потащила Шпалу в какой-то двор, сказала, что знает там подходящую скамейку. Но скамейка оказалась грязной, закиданной песком. Натку уже колотило:
    — Ну давай здесь, ну давай, хоть стоя!
    Она сама спустила лишние туалеты, встала буквой "Г" и задрала край платья. Вот она, долгожданная блаженная минута! Витька начал вводить свой изголодавшийся член во влагалище. Его окружила упругая теснота. Черт возьми! Кажется, он переоценил свои возможности: член шел медленно, туго и Шпале было больно в сшитом месте. Он уже несколько раз вынужден был давать обратный ход, не пробившись за внутренние губы. А еще кричал что хочется — козел! От рук млел, не болел, а тут влагалище ему, видите ли, грубое попалось! Наташке видимо надоели такие отдаленные маневры, она завела правую руку себе между ног и, цепко ухватив Витькину мошонку, требовательно дернула ее на себя. (Простая девчонка, из народа, не обучена тонким манерам, что сделаешь?) Шпала испустил душераздирающий крик и вошел внутрь влагалища.
    Однако, это проникновение отнюдь не было сладостным: он чувствовал, что швы в каком-то месте разошлись. Ощущение было такое, будто он елозит членом по лезвию бритвы. Какое уж тут наслаждение, как бы вытерпеть, не закричать! Ну и хорош же он соблазнитель: битых три часа девчонку уламывал, а теперь скажет что не может? А Наташка все тянула и тянула на себя до упора. Потом, войдя в экстаз, начала дергать туда-сюда. Тоже мне девочка, целка! На колючем ошейнике таких невинных держать надо и не спускать с него в присутствии мужчин! Витька вынужден был подчиняться взнуздавшему его член хозяину. Стиснув зубы, чтобы не выдать боль, он мусолил членом у нее внутри согласно руководящим указаниям.
    — Витя, ты что, уже спустил? — вдруг удивленно спросила Натка.
    — Да, почти! — не то простонал, не то прорычал Шпала.
    — А почему у меня там мокро?
    Витька вынул Член, провел ладонью по его концу и поднес ее к глазам. Он не был человеком сентиментальным, но на сей раз испугался: ладонь вся сплошь была в обильной крови. Шпала выскочил из-за сарая на свет уличных фонарей и увидел что конец его члена превратился в булаву Богдана Хмельницкого. Какое-то бесформенное, кровавое месиво, из которого в разные стороны фонтанчиками брызгала кровь. Этакая дождевальная установка. Витьке стало дурно. "Не хватало еще скончаться при исполнении полового акта!" — пронеслось в голове. Ему представилась надгробная мраморная плита с эпитафией, выбитой на ней и покрытой золотом: “Погиб при исполнении половых обязанностей!" И рыдающих вокруг молодых женщин. Теряя равновесие, Шпала сел на что-то.
    Подбежала Натка. Увидев Витькин конец, она вскрикнула и схватилась за голову:
    — Что это?
    — Не видишь, балдею! — выдавил некое подобие улыбки Шпала.
    Наконец у него хватило самообладания взять в руки: в одну свои эмоции, в другую член: Витька сдавил змею в ладони так, чтобы меньше текло. Штаны спереди уже сплошь были мокрые от крови.
    — Нужно его чем-то перевязать! — кивнул он на член Наташке.
    — Может быть наложить жгут?! — ляпнула она. — Нас на курсах медсестер учили, при сильных кровотечениях помогает!
    — А узлом завязать? — съязвил Витька. — Это же особый орган, тут жгут не поможет!
    Она кивнула и исчезла за углом сарая. Чудовищно медленно текли секунды ожидания. Шпала мучительно искал выход из сложившейся ситуации. Казалось, у него в руке граната с выдернутой чекой: чуть прослабишь сжатие и сработает боек! Рассчитывать ему, кроме как на самого себя, не на кого! Натка, очевидно. сбежала. Что ж, в ее положении это нормально и даже вполне еБстественно. Нужно срочно как-то прекратить кровотечение, перевязать, пережать член. Но чем? Порвать рубаху! Но как это сделать, одной рукой и зубами? Ведь отпустив вторую, он истечет кровью раньше, чем успеет что-нибудь сделать! Тема достойная классиков мировой литературы, Шекспира например. Пьеса под названием: "Вся жизнь в кулаке!" Сверхгамлетовские страсти: человек умирает в центре города от разрыва члена... Хотя не поймешь, что это более — трагедия или комедия? Драма!
    Витька высвободил края рубахи из-под штанов, попробовал порвать один из них рукой и зубами. Не поддалось. Тогда он взялся с середины, взвыл от напряжения, страха и бессилия, дернул, рубаха разошлась вдоль от ворота до края. Шпала отступил дальше и стал грызть материю, стараясь разорвать ее еще хотя бы в одном месте. Зубы выворачивало от натуги, ткань скользила в зубах, волокна щекотали небо. Кое-как разорвал по второму месту, зажал держащей член рукой край рубахи, зубами воротник, дернул другой рукой получившуюся ленту, она разорвалась на два обрывка посередине. Витька протяжно и затравленно взвыл от чувства собственной беспомощности, (Так воют волки зимой в мороз).
    Слезы обиды покатились из его глаз. Тогда Шпала решительно встал и пошел в ближайший подъезд жилого дома. Не пропадать же в конце концов от стыда в самом прямом смысле! Неужели никто не поможет? Он взошел на площадку первого этажа и принялся поочередно звонить, стучать во все двери. Наконец за одной из них раздался приглушенный шум. Средних лет женщина в халате поверх ночной рубашки с заспанным лицом открыла дверь, но... тут же и захлопнула ее с пронзительным визгом. Вид у Шпалы, конечно, был хорош: разорванная рубаха, окровавленные брюки и кусок кровоточащего мяса в кулаке. Витька хотел заплакать во второй раз, но передумал, и вместо этого рявкнул на весь подъезд:
    — Эй, есть здесь кто живой? Помогите человеку!
    Ему вовсе было не до шуток: швы разошлись абсолютно по всей окружности члена. Из-под разошедшихся краев кожного покрова кольцом торчало бесформенной разноцветной массой мясо, испещренное синими жилами кровеносных сосудов. Промедление казалось Шпале смерти подобно: если Витька даже не истечет кровью, свободно может начаться заражение крови, гангрена. А ежели ему оттяпают эту штуку по самые яйца, в восемнадцать лет, зачем Шпале такая жизнь? Он был близок к отчаянию и с трудом удерживал самообладание.
    Обозначилось шевеление за дверьми других квартир. План созрел мгновенно. Витька лег на площадке боком, лицом вниз, так, чтобы не было видно его окровавленной плоти, однако, и пола ею не касался. Отворилась чья то дверь, послышались шаги. Кто-то приблизился к нему. Шпала ждал, что его будут кантовать, постараются перевернуть лицом вверх, но человек после минутной паузы поступил иначе. Он прокричал в коридор:
    — Эй, товарищи жильцы, выйдите, пожалуйста, на лестничную площадку, здесь человеку нужна срочная помощь!
    Оратор прокричал эту весть раза три, прежде чем двери начали скрипеть и в коридоре родился шелест. Над Витькиной головой сгущались неведомые тучи. Его обступили плотным кольцом чьи-то ноги. Шпале из-под приоткрытых век были видны разношерстные тапки, шлепанцы, туфли, сандалии. Однако, с оказанием первой помощи не торопились. Вместо этого над его поверженным телом затеяли длительную дискуссию на тему: стоит ли самим жильцам вмешиваться в данное дело? Или благоразумней вызвать милицию, скорую помощь,
    КГБ, ОБХСС, пожарников, сантехников, администрацию ЖЭКа (благо представился подходящий случай!). Представителей из Организации Объединенных Наций. Из общества собаководов-любителей. Спасения на водах и под водами. Корреспондентов из журналов "Мурзилка" и "Здоровье" и так далее и тому подобное. (Смотри телефонный справочник партийных и советских органов, государственных и общественных организаций).
    Шпале была приемлема любая из предложенных концепций, только бы они решали поскорее, а то холодно лежать на бетонном полу, члены затекают без движения. Особо распинался какой-то ученый старик, говоря, что здесь, возможно, все не так просто как это есть на самом деле. Что наверняка было совершено какое-то зверское преступление. И требуя, чтобы никто не прикасался к "трупу" до прихода судмедэкспертизы. Иначе де могут быть утеряны некие важные улики! Витька потихоньку свирепел изнутри. Вдруг все голоса пересилил единственный знакомый:
    — Это маньяк! — кричала женщина средних лет. — Он только что пытался меня изнасиловать! Он угрожал мне расправой! Он вооружен!
    Данное "разоблачение" грозило срывом всей затеи: народ возроптал и спешно принялся разбегаться по квартирам. Шпала, как мог быстро, вскочил, и с единственным имеющимся оружием в руках кинулся преследовать отступающую толпу. Он стремился успеть забежать вслед за кем-нибудь из них в квартиру, с тем, чтобы добраться до телефона. Толпа дружно взвыла и вмиг исчезла в своих норах. Шпала было успел заскочить в одну из квартир, но в последний момент, миловидная худенькая блондинка с невероятной для нее силой оттолкнула Витьку, упершись ему ладонью в лицо так, что Гроздев отлетел к стене и едва не упал. С улицы раздался крик и в подъезд вбежала Наташка с простыней или пеленкой в руке.
    — Куда ты ушел! Я пришла, а тебя нет! — испуган но говорила она. — Все дворы обежала, нигде не могла тряпок достать, пришлось на дерево лезть и палкой с балкона... (А вы говорите! Подвиг санитарки, во время войны вынесшей под пулями с поля боя раненного бойца, меркнет перед подвигом этой девчонки! Про таких Некрасов говорил: "Есть женщины в русских селениях... Коня на скаку изобьет!... А ведь ей-ей и забьет, не только коня — мамонта! Шпала теперь это отчетливо понял.)
    — Сейчас перевяжу!
    Она принялась рвать ткань на ленты и перематывала ими Витькин член. Материя сразу же становилась багровой от крови. Натка намотала уже целый клубок, а ткань все краснела. Наконец, она действительно соорудила нечто наподобие жгута из связанной кольцом ленты и палочки. Они закрутили эту снасть и закрепили в таком положении. А в подъезде была мертвая тишина. Никто больше не открыл дверь, словно и не слышали крика о помощи! Вот так будут на клочки резать под дверью и никто даже не выглянет! Молодец Наташка, можно только удивляться ее самообладанию! Таких женщин, наверное, едва ли найдется одна на тысячу!
    Троллейбусы еще ходили, значит было до часу ночи. Наташка довела Шпалу до остановки, посадила на нужный номер. Сама с ним не поехала, да это было бы и глупо, верх наглости с его стороны не отринуть ее. Витька сказал:
    — Иди, дальше я доберусь сам!
    И знаете что она произнесла ему в ответ на прощание? Натка сказала:
    — Приходи, буду ждать, комната 27!
    И еще раз крикнула вслед, когда троллейбус тронулся:
    — 27я комната!
    Шпала вылез на нужной остановке и так же, как несколько дней назад в больнице, по-медвежьи, с черепашьей скоростью доковылял до травмпункта. Низ живота у него был, как у беременной женщины. Мотня не сходилась в пуговках, и штаны приходилось нести в руках, поддерживая изнутри карманов пояс. В кабинете дежурили двое врачей: он и она.
    — Что у вас? — спросил мужчина дежурным безмятежным роботоподобным голосом.
    — Пусть женщина выйдет, — попросил Витька.
    — У нас — медицинских работников пол не имеет значения! — нравоучительно произнесла женщина. — Показывайте, что у вас?
    Очистив свою совесть предупреждением, Шпала бросил штаны и вздернул рубашку. Женщина взвизгнула и, стиснув рот руками, выскочила из кабинета, где-то в коридоре раздались звуки блевания.
    — Откусили, что ли? — сразу оживившись, дружелюбно, как о чем-то совершенно естественном, свойском, как о наличии пива в ближайшем гастрономе, например, спросил мужчина.
    “Какие у этих медиков, однако, похабные мысли! — подумал Витька, причем, действительно, независимо от пола!
    — Не совсем! — ответил он и вкратце объяснил, в чем дело.
    Доктор сразу погрустнел, поскучнел, потух как-то внутренне, даже зевать начал.
    — Ну, показывай свое хозяйство, — сказал он тем же дежурным голосом.
    Бинты прилипли друг к другу намертво и изверг в белом халате вдруг сдернул сразу весь клубок. Шпала потерял сознание и очнулся лежащим на кушетке, над ним хлопотали двое: он и она.
    — Я же тебе говорил, это не то, что ты думала!"— то ли сказал доктор, то ли сам он это сказал мутным еще сознанием, то ли просто подумал.
    Вдруг Витька увидел у мужчины в руках огромные ножницы, похожие на те, которыми работают по железу. Он закричал что было сил:
    — А-а-а-а! — схватил доктора-изувера обеими руками за ворот халата и рывком вскочил с ложа.
    Доктор тотчас же обхватил его и попытался повалить обратно на кушетку силой. Тогда Шпала саданул ему с левой в челюсть, и мужик всей своей внушительной массой плюхнулся задним местом в таз, где плавали окровавленные ленты простыни. Брызги веером, блеснув всеми цветами радуги, разлетелись в разные стороны. На стол, шкаф, стены, кушетку. А доктор вместе с тазом, как на санках, покатился под ноги Витьке. Тот вовремя отпрыгнул в сторону и лекарь на своей ступе влетел под кушетку. "Так вот почему он, гад, спрашивал не откусили ли!" Шпала первым делом посмотрел на свой посиневший член — конец был на месте! Женщина — медицинский работник тем временем выскочила вон, закрыла за собой стеклянную дверь и закричала через нее визгливо:
    — Мы вам помощь оказываем, а вы еще хулиганите! Я сейчас милицию вызову!
    Витька быстренько натянул на себя тряпки, схватил со стола бинт и выскочил на улицу. Перевязывался он где-то под фонарем, уже квартала через три от травмпункта. Кровь из развороченного мяса уже не текла, даже не капала. Ткань стала светлей, словно омертвела, и была обильно полита какой-то липкой желтоватого цвета жидкостью. Однако чувствительности своей не утратила и адской болью отдавалась на каждое движение, каждый оборот бинта.
    — Ишь — деятель! — приговаривал между делом Шпала. — Да я себе скорее голову дам отрубить!
    Покончив с перевязкой, он побрел наугад по ночным улицам и нашел пристанище на лавке в парке. Здесь Витька дождался рассвета и потопал уже непосредственно в отделение городской больницы, где недавно лежал (он ведь прописан был в общаге от Котельного, потому и лежал в городской). В приемном покое Шпала еще с разрешения сестры повалялся на кушетке, пока пришли врачи. Заведующий отделения, узнав в чем дело, выговаривал Витьке:
    — Я же тебе говорил — рано выписываться, а тем более на баб лезть! Тебе месяц, месяц держаться нужно!
    — Легче удавиться! — заметил Шпала.
    — Давись — но держись! Если хочешь, чтобы все было в порядке!
    Затем его повели в перевязочную и там, обработав рану, стали ее вновь заматывать бинтами.
    — Вы что делаете? — удивился Витька, — а зашивать?
    — Что зашивать? — не понял врач.
    — Ну кожу, что разошлась.
    — Ничего она не разошлась, а расползлась только.
    — Какая разница?
    — Большая, она у тебя так зарастет!
    — Да вы что? Вы поглядите на кого он похож! Это же..., это же осьминог какой-то получается, Как я с таким членом жить буду?!
    — Послушайте, молодой человек, у вас тут обширная рана, зашивать вам ее никто сейчас не возьмется, ни один грамотный хирург мира, это на сто процентов заражение! Он у вас зарастет, оформится и все будет в порядке. К чему вам красота в этом месте? А на счет формы... Люди специально для этой цели разную дрянь вставляют: шары, гантели, серьги всякие. Так что если кое-что из этих неровностей и останется, вам же ваша жена потом еще спасибо скажет!
    Ему нашли с условием возврата какую то робу поприличней, видимо, вещи лежащих в отделении больных: штаны, рубаху, и в них Шпала добрался домой. Провожать Витьку вышло все ходячее отделение больницы с медперсоналом во главе. Лежачие же через окно тыкали на него друг другу пальцами.
    В тот же день по городу вновь (уже в который раз!) поползли упорные слухи о том, что де объявился новый маньяк, еще почище старого! С невероятных размеров и расцветок членом. Который уже успел средь бела дня в центре города изнасиловать целый подъезд жильцов, включая даже стариков, женщин и детей! Что маньяк залез по пьянке к кому-то на балкон и его отчетливо наблюдали и, как водится, засняли на скрытую видеопленку: у злодея невероятно длинные волосы, как у женщины. Когда он лез по дереву на этот самый балкон, скребя когтями, слышал зловещий скрежет его зубов весь квартал... Правда, разные жильцы утверждали что именно на его балкон лез, и дело дошло аж до драки между дворами по этому поводу! Однако, маньяк тогда ограничился тем, что всего лишь украл простыню.
    Еще говорили, что он убивает младенцев и выпивает из них кровь, и ему помогает женщина-вампирша! Что обнаружена огромная лужа крови (и это послужило предметом особой гордости жителей одного из дворов, ибо указывало на причастность именно их территории к похождениям маньяка!) на месте убийства им молодой женщины, тело которой разыскивается. Другие, напротив, утверждали, что из компетентных источников им известно, что маньяка уже изловили и член ему ампутировали настолько, что он теперь никакой опасности больше не представляет даже для пятилетних девочек! Но и те и другие сходились на том, что ЖЭКам это никак не должно сойти с рук! Что вконец обнаглели слесаря и электрики — без бутылки не подойдешь, И куда только смотрит милиция! Бабульки целый месяц были счастливы — для их языков нашлась работа!