Капуцин

-Ты пьешь слишком много кофе.
-Неправда.
-Это уже вторая чашка за вечер.
-Не так уж и много за вечер.
-Ты сам несколько минут назад говорил, что очень любишь кофе и много его пьешь.
-И что? Я всякое могу сказать.
-Ты пьешь много кофе. Сердце посадишь в свои молодые двадцать лет.
-Ты же сказала, что я старый?
-Старый.
-Ты младше меня на два года!
-Вот видишь, какой ты старый.
-А что с сердцем?
-А что с ним?
-Ничего.
-Это пока. Ты слишком много пьешь кофе.

Чайник вновь раздался давящими булькающими звуками.

-Кофе?
-Ты серьезно?
-Я буду.
-Мне чай.

Громкое звяканье ложки об стакан завязло в густом гуле вытяжки гостинки университетского театра. На длинном, деревянном столе, который казалось, делал самый неумелый столяр, причем с полным отсутствием вкуса, стояло два стакана, от которых легкой струйкой шел пар. Ни он, ни она не облокачивались на шаткий стол, дабы не нарушить и так хлипкое равновесие.

На кожаном диване лежало его и ее пальто, сумки, ее шарф. Свет отражался в осколках зеркала, которые были приклеены в хаотичном порядке на стене,  декоративный ход. Гипсовая маска, как молчаливый смотритель нависала над маленькой старой барной стойкой.

-… и вот тут представь, эта девочка, которая казалось бы ангел во плоти, но сущий дьявол внутри, выбегает из комнаты, а следом звук разбившегося стекла, и как ты думаешь кто оказался виноват по официальной версии? Именно - я! Потом же она…
Гул вытяжки нескончаемо хлестал комнату, иногда ее или его слова вязли в густой жиже шума, но они все равно прекрасно друг друга понимали. Словно на интуитивном уровне. Иногда смех разрезал воздух, иногда вздохи удивления, главное, что гула никто не слышал, как бы он не старался.

-Мы можем пойти и поиграть со светом на сцене?
-Мы тут одни, никто не придет. Почему бы и нет.
-Ты любишь сцену?
-Да, а ты?
-Я была на сцене, как и все – всего пару раз, в школьном спектакле. Тут же уровень посерьезней будет.
-Сцена везде одинаковая и неважно перед кем ты играешь. Главное отдаваться этому полностью и получать удовольствие. Мне нравится играть. Вставай в центр, сейчас я дам свет.

Через минуту яркий столп света, ударивший по тьме сцене и расколовший ее пополам, проявил ее черты. Высокая, худая фигура, темные длинные волосы, руки (на одной татуировки) скрещены, охватывая небольшую девичью грудь. Щурится от яркого света, от чего нос кажется таким, как у озлобленной лисицы, рот приоткрыт, обнажая самые белые и ровные зубы, которые он когда-либо видел.

-И что теперь?
-Не знаю. Ты на сцене. Можешь делать все, что тебе захочется.
-Я тебя не вижу.
-И не надо. Представь, что ты одна.
-Нет, не хочу. Я жутко боюсь темноты, да еще и одна. Нет. Покажись.

Он щелкнул переключателем. За зрительскими местами из темноты выплыло маленькое окошко светорежиссера.

-Я тут и никуда не уйду. Так что сейчас я выключу свет, чтобы тебя не отвлекать, а ты расскажи мне что-нибудь.
-Что тебе рассказать?
-Не знаю. Что хочешь.
-Нет, я так не могу. Мне нужно, чтобы ты задал ситуацию.
-Хорошо. Представь, что ты в Париже.
-И что?
-О чем ты думаешь?
-Хм… Я тут вспомнила одну историю. Моя знакомая, соседка, которая была замужем, и вроде бы счастлива там, как-то раз поехала отдыхать в Париж…

Она расхаживала по сцене, активно жестикулируя руками и рассказывая историю о том, как ее соседка встретила парня в Париже, в которого впоследствии влюбилась. Он же, практически не слушая, старался своевременно переключать свет по контрольным точкам сцены, где она оказывалась. Тут зеленый, тут красный, тут синий, тут белый, там желтый. Каждый цвет придавал ей разные черты, открывал ее с разных сторон. Неожиданно для него она остановилась и стала молча всматриваться в темноту.

Она спросила:
-Почему ты молчишь?
-Я любуюсь тобой.
-Ты смеялся?
-Немного. Мне очень нравится, как ты держишься на сцене.
-Так нечестно, я тебя не вижу. Я чувствую себя полной дурой.
-Это не так.
-Вот теперь давай ты иди на сцену, а я буду включать свет.
-Хорошо.
-Я тебя не вижу. Куда идти? Включи там свет уже, наконец.
-Да, прости. Сюда.

Через несколько минут они поменялись местами. Теперь он стоял в центре под светом. Высокий, худощавый, волосы отдают медью, глаза закрыты, руки по швам. Словно удав греется под электрическими сапфирами.

-Что ты хочешь увидеть?
-А спародируй мне наших ребят.
-Ты уверена?
-Да.
-Тогда я начну с тебя.

Он демонстративно прошелся по сцене, громко передразнивая ее голос, дергал руками, резко меняя позиции и постоянно одергивая челку. Она смеялась.

-Неправда, я не такая.
-Я тебя такой вижу.
-Я не столь экспрессивна.
-Знаю. Я утрировал.
-Хорошо, хорошо. Покажи мне еще кого-нибудь.

Пыль лениво и недовольно перемещалась в лучах света, декорации какого-то спектакля (различные вывески) медленно качались надо его головой, а он играл для нее. Она все смеялась. Так продолжалось несколько минут.
И вот теперь они оба на сцене, сидят друг напротив друга. Столп центрального прожектора очерчивает маленький островок, их островок, в котором они сидят и просто разговаривают. Тихо, не спеша, ни о чем.

-Хочу кролика.
-Я как-то раз ел кролика. Они вкусные.
-Что?! Как их можно есть! Они же такие милые!
-И вкусные.
-У них такой носик, такие ушки, такие глазки, разве тебе не жалко было его есть?
-Нет, я ведь не был с ним знаком.
-Я бы никогда не съела кролика. Хочу домой себе, белого.
-А я хотел бы себе капуцина.
-Это такие обезьянки?
-Да, они классные.
-Я видела такого в кино.
-Я бы назвал его Марселем.
-Марсель? Интересное имя.

Она потуже затянула хвостик волос на голове, подняла руки на уровень груди и стала плавно махать.

-Что ты делаешь?
-Изображаю капуцина. Я маленький капуцин.
-Это больше напоминает танец тираннозавра-гея.

Вновь звонкий смех.

-Нет, я капуцин, маленький капуцин. Вот мой хвостик, а это мои лапки. Видишь?
-Хорошо, я буду звать тебя Марселем.

Она внезапно дала ему легкую пощёчину.

-За что?
-Просто капуцину не нравится это имя. И я так играюсь. Капуцины ведь так играются?
-Не знаю. Но я все равно буду звать тебя Марселем, мой маленький капуцин.

На сцене было тихо. Казалось, что гул гостинки пытался проникнуть в царство тьмы и тишины, но тщетно.

-Я думаю нам пора.
-Да, уже поздно. Ой, забыла маме позвонить.
-Глупая. Было весело.
-Да. Надеюсь, мы еще раз как-нибудь сюда придем. Мне очень понравилось.
-Придем, обязательно. Тебе куда?
-На остановку около магазина.
-Я провожу тебя, капуцин.

Свет погас, пыль вновь смогла лечь на свое место, на дне стаканов остывал недопитый чай и кофе, и лишь немая гипсовая маска смотрела, как закрывается дверь театра.