Часть IY Все возрасты любви
ПЕРЕЖИВИ СО МНОЙ ЖИЗНЬ МОЮ
ЧАСТЬ 4
ВСЕ ВОЗРАСТЫ ЛЮБВИ
Предисловие
Женщина всегда была и будет для мужчины загадкой. Несчастен тот, кто разгадает её. Именно в постоянном поиске сущности женщины — прелесть бытия мужчины (движение -
всё, цель — ничто). Этому поиску, этому постоянному движению и посвящена четвёртая часть моих воспоминаний «Переживи со мной жизнь мою». Для тех, кто, возможно, не читал первые три части, сообщу, что в них описано моё блокадное детство («Блокадный мальчик»), учёбу в школе («Школьные годы... чудесные (?)) и трудовую жизнь вплоть до выхода на пенсию («Служил Советскому Союзу»).
В каждой части я умышленно почти полностью опускал вопросы взаимоотношения с женщинами, обещая вернуться к этому в специальном разделе. Иначе перескоки со служебной деятельности к любовным приключениям и обратно превратили бы эти записки в неперевариваемый текст, хуже смеси борща, каши, компота и мороженого.
Пришла пора выполнить обещание. Теперь вернёмся к началу биографии и заново рассмотрим некоторые факты с учётом специфики данной части.
Поскольку записки предназначены для самых близких мне людей, считаю, что с основными вехами моей биографии они уже знакомы, и постараюсь не повторяться. Не читавшим первые три части может показаться при чтении четвёртой, что жизнь моя — сплошные любовные похождения. Они ошибутся.
Прежде я старался строго придерживаться хронологии, приводил подлинные факты, называл настоящие имена и фамилии. Специфика этой части такой вольности не позволяет. Большинство участников и особенно участниц событий ещё живы, имеют мужей, детей, любовников, близких родственников, и они, естественно, на те же факты имеют свою точку зрения, представляют их себе не так, как я, и даже захотят поспорить. Записки могут попасть в руки людей, которым неприятно будет узнать о похождениях своей бабушки, мамы, жены.
Именно поэтому здесь я опускаю хронологию, изменяю имена и фамилии, приписываю себе события, произошедшие не со мной, и наоборот…Такое отступление от истины позволит привести наиболее интересные факты из жизни близких мне людей и просто знакомых, не спрашивая у них на это разрешения.
Как говорится: «Совпадение фамилий, имён, кликух, времени и места действия является совершенно случайным».
Основное содержание данной части очень сжато изложено в рассказе «Друг». Поэтому, если кому наскучит или просто будет неприятно читать всё, здесь написанное, достаточно будет познакомиться с «Другом». Даже на него реакция моих родственников и друзей была неоднозначна. Костя и Очкарик отказались даже показывать его своим женщинам. Мишка же заявил, что это лучшее из всего мною написанного. Дочь одного приятеля, случайно познакомившись с «Другом», в конце чтения расплакалась. Поля вместо отзыва хмыкнула и заявила:
- Наверное, не всё было именно так.
Правильно. Ведь «Друг» написан от третьего лица.
Кто сказал, что в советские времена не было секса? Дорогой товарищ (господин), ты неправ. Так заявляет тот, кто о сексе в советские времена знает только из прочитанной литературы. Да. В советской литературе секса не было. Почти. Зато в жизни... Прочти хотя бы это. Убедишься.
Воспоминания детства
Когда появляется у человека чувство принадлежности к своему полу, понятие о половом разделении человечества? По-моему, сразу после рождения,
Возможно, у меня уникальная память. Многие воспоминания моего раннего детства вызывают у людей недоверие — я и сам не всегда уже верю этим воспоминаниям. Но в художественной и научной литературе встречаются указания, что некоторые помнят себя с пелёнок.
Я тоже помню, как меня пеленали то мать, то бабушка, довольно чётко. И тут же возникают другие картинки. Рядом посторонняя «тётя» (родственница или подруга матери). Я недовольно барахтаюсь в пелёнках — сейчас начнут пеленать. Но женщина воровато оглядывается на закрытую дверь, какое-то время трогает руками мои гениталии, потом нагибается и берёт их в рот, иногда только член, но чаще вместе с яичками. Чувствую, что ей это очень нравится и понимаю, что делать этого ей нельзя. Это наша маленькая тайна, о которой никто не узнает. Тем более, что я ещё только «гукаю» и говорить не умею, однако мне это тоже уже нравится.
Такие картинки памяти не редкость. Так поступают со мной и ровесницы матери (скорее всего, подруги) и женщины старшего возраста, но особенно нравится делать это девочкам лет 12-14ти. Иногда они держат меня во рту довольно долго, даже причиняя боль. Я же в эти моменты ощущаю чувство напряжённости и страха с их стороны. Факт: ни мать, ни бабушки этого не делали.
Как видим, уже в первых моих воспоминаниях имеются элементы секса.
Помню себя ещё не умеющим ходить и ползающим по полу. Вот нахожу под кроватью отцовские носки. Как вкусно, как остро они пахнут! Я не могу оторваться от этого запаха и зубами, как собака, вытаскиваю носок из-под кровати. У меня отбирают его, и я плачу.
По словам близких, в 8 месяцев я встал на ноги и пошёл. Хорошо помню, что под стол ходил, не нагибаясь, и позже удивлялся: что смешного в выражении «ходить под стол пешком?»
Уже в этом возрасте мне очень нравилось залезать женщинам под юбки или, сидя под праздничным столом, любоваться женскими ножками.
Об этом подробнее. Впервые я залез под юбку к матери. Это вызвало всеобщий смех. Я же понял — не возбраняется, после чего стал забираться под юбки ко всем молоденьким и хорошеньким женщинам, появляющимся в квартире. Чаще всего, незаметно подходя сзади, я приседал и снова вставал уже под юбкой, упираясь лицом в твёрдые, внезапно напрягающиеся ягодицы. При этом руки мои обхватывали женские ноги и оказывались там, где эти ноги сходятся. Первый страх, вызванный моим неожиданным вторжением, проходил у жертвы сразу, как только она замечала негодника. Я видел, что женщинам это нравится. А уж как нравилось мне! Я вдыхал приятный, неповторимый запах женского тела носом, лицом прижимался к заднице, а, обнимая руками упругие женские ляжки, искал спереди что-то более важное, сам не понимая что.
Особенно нравилось это женщинам, когда оно происходило наедине. Ощутив моё вторжение, она молча замирала, столбенела, боясь пошевелиться, и чего-то ждала. Мои ручонки беспрепятственно блуждали по её животу, лобку, ляжкам. Ни одна, ни разу не рассердилась, не обиделась, не выставила вон и даже не вытащила меня из-под юбки.
С соседкой по квартире тётей Галей мы делали это особенно часто. У неё в комнате. Оба могли стоять так долго. Никто не нарушал нашего общего (я это чувствовал) блаженства. Иногда же я позволял себе (а она мне) перебираться, не вылезая из-под юбки, вперед. Тогда через трико я ощущал лицом мягкие милые волосы, руками трогал упругую попку. И всё же, мне кажется, ей больше нравилось, когда я стоял сзади... Могу и ошибаться — столько лет прошло.
Всему, особенно хорошему, приходит конец. Однажды мать вытащила меня из-под юбки своей подруги, отшлёпала и впредь запретила этим заниматься. Понял: взрослею.
Бабушка и дедушка (по отцу), с которыми мы жили, любили принимать гостей и сами ходить в гости.
На столе обычно: самовар, пироги, варенье, колотый сахар. После чая — пение русских народных песен (дед пел очень хорошо, меня от его голоса мурашки пробирали). После песен — игра в «девятку».
Почти всё это время нахожусь под столом, рассматриваю женские ноги в шёлковых чулках, лаковых туфельках, трогаю, глажу их, иногда качаю руками особо понравившуюся, трусь лицом об икры или колени, стараюсь заглянуть под юбку, как можно, дальше.
Дед умер, когда мне было чуть больше двух лет. Иногда мне казалось, что это не воспоминания, а мои фантазии. Но я хорошо помню, как «помогал» деду заделывать дверь между его и нашей комнатами; помню, как одного за другим хоронили его друзей. Гроб ставили на машину во дворе. Взрослые шли за гробом, а близким маленьким детям разрешалось ехать на машине рядом с покойником. Я мечтал прокатиться так же, и дед говорил мне:
; Вот умру я, и ты будешь так же ехать рядом со мной.
Признаюсь, я тогда ждал этого и дождался. С гордостью сидел около гроба, свысока глядя на мальчишек, стоящих внизу. Правда, доехать мне удалось только до первого перекрестка. Мать забрала меня и унесла домой.
Нет. Лазание под юбки и переживания под столом фантазиями не были.
Помню покупку первой детской кроватки. Её поставили напротив кровати родителей. Теперь я должен был спать один.
Засыпал я всегда плохо, поэтому часто слышал шёпот отца с матерью, обсуждающих, заснул я или нет. Приходилось притворяться, чтобы не ругали. Затем начиналось ворочание, скрипела кровать, слышалось громкое дыхание отца, неразборчивые слова матери... Теперь можно засыпать. Я не знал, чем они занимаются, но понимал, что спрашивать об этом нельзя — мне знать этого не положено. Чуть позже узнал, что у Алика мама при этом стонет и даже кричит... Наверное, ей бедной больно.
В соседней квартире живёт моя подруга Галочка. Мы ровесники, разница всего 9 дней. Этажом выше — друг Алик.
Мне больше нравится общаться с Галочкой. Мы можем играть в небольшом садике, который разбил мой дед прямо у подъезда, но взрослым спокойнее, когда мы находимся дома. У нас две игры: в «дочки-матери» и в «войну». Иногда мы их объединяем. «Утром» я ухожу на войну, а Галочка ждёт меня и готовит обед. К «обеду» возвращаюсь с войны домой. Наш дом - под столом. Теперь мне уже приходится слегка нагибаться, чтобы попасть в него. Но зато как здесь уютно! Галочка встречает меня, иногда мы обнимаемся и даже целуемся, потом она кормит меня и «детей» (кукол, мягких зверушек). Бывает, что после обеда мы ложимся спать. Лёжа, обнимаемся, а я пытаюсь залезть на неё. Откуда я это взял? Может быть, где-то подсмотрел. Она сопротивляется, но не очень.
Если я прихожу «раненым», она делает мне перевязку. Чаще всего, это рука или нога.
. Затем я заявляю, что тоже хочу её перевязать. Больше всего мне нравится «перевязывать» её ляжки. Они такие пухленькие, гладенькие. Она, лёжа на спине, охотно поднимает ножки, а я стараюсь: щупаю, осматриваю, «перевязываю». Ещё мне нравится трогать её попку. Иногда «вытаскиваю» из этой пухленькой попки занозу, пулю или осколок, для чего стаскиваю с неё трусики...
А ведь Война ещё не пришла, она ещё только будет. Мы уже готовимся.
К тому, что находится у неё между ног, отношусь пока равнодушно и даже предубеждённо. Иногда там сыро и пахнет мочой.
Всё, чем мы занимаемся, - наша маленькая тайна. Мы это знаем без всякого договора. Дети во дворе, с лёгкого слова взрослых, дразнят нас «женихом и невестой». Мы не обижаемся. Пусть будет так. Вместе нам хорошо...
Как-то ко мне пришёл Алик и рассказал, что они с Галочкой смотрели друг у друга писки.
; Хочешь,- говорит он,- я приведу её к тебе, и мы будем смотреть вместе.
Моё сердце нешуточно гложет ревность: Галочка и Алик! Как она могла!?
Алик приводит изменницу. Она спокойно ложится поперёк дивана, поднимает и раздвигает ножки. Алик колупается там пальцем. Ну что же там смотреть? Красно-розовая щёлка, по цвету напоминающая сырое мясо. Потом она смотрит у это нас, берёт в руки, щупает, заглядывает снизу.
Мне стыдно за Галочку, обидно за себя: почему не я первым придумал смотреть там? Мы могли бы делать это только вдвоём...
Алик проговаривается родителям, и нас всех троих наказывают. Теперь уже не полезешь «перевязываться» под стол: бабушка и мать не разрешают.
А ещё через некоторое время я окончательно убеждаюсь в коварстве Галочки. Отец её был шофёром грузовой машины и иногда приезжал во двор. Мы, дети, облепляем машину, счастливые залезаем в кузов. Галочка же садится в кабину. Ей разрешается даже сигналить. Иногда она, как хозяйка машины, подаёт команды:
- Всем слезть с машины!..
- Можно снова залезть!
Мы безропотно подчиняемся командам.
Но вот из кабины раздаётся капризный голосок:
- Гриня! Садись ко мне в кабину. А Юрку в жёлтых носках выгоните из машины вообще!
Пока смотрю, у кого жёлтые носки, дети подтаскивают меня к борту машины и сбрасывают
вниз. Какое коварство! Так закончилась первая привязанность.
Женская баня
Из сантехники в нашей квартире имеется только кран с холодной водой и унитаз в уборной.
Пока был совсем маленьким, меня мыли в жестяном тазике, но настал момент, когда мать взяла меня с собой в баню. Как будущему мужчине, мне уже нравились красивые женщины; нравилось глядеть на стройные ноги в чулках без единой морщинки, в туфлях на высоких каблуках, на тонкие талии, затянутые поясом, на пышные бёдра и груди, обтягиваемые шёлковым платьем.
Вид обнажённых женщин в бане будущего мужчину разочаровал. Вместе с одеждой пропали таинственность, загадочность и вся красота. Голые женские тела вызывали у меня только чувство отвращения.
Ко всему, мать засунула меня в таз с очень горячей водой. Я не мог вытерпеть такой температуры, кричал, пытался вырваться и собрал вокруг себя всё женское отделение. В доказательство, что вода не горячая, мать на несколько мгновений опускала локоть руки в мой тазик. Мне же казалось, что меня варят заживо. Как только вода чуть остывала, мать снова добавляла горячей. Мучение продолжалось. Зачем ей нужно было, чтобы я постоянно находился в кипятке и возмущал своим криком спокойствие всей бани, я так и не понял.
Когда дома бабушка спросила, понравилась ли мне баня, я разревелся, правда вышла наружу, а в доме произошёл очередной скандал между свекровью и невесткой.
Больше я с мамой в баню не ходил. Обязанность эту взял на себя отец, и оказалось, что посещение бани может даже доставлять удовольствие: я подолгу стоял под прохладным душем, научился пускать мыльные пузыри, наблюдал, как мужики поддают пар в парилке.
Захватывающие рассказы других мальчиков, посещавших женское отделение бани иногда до 6-7 лет, я выслушивал презрительно.
Мать родила меня в неполные 20 лет (а перед этим ещё сделала один аборт). Отец был старше её на 7 лет.
Меня даже тогда удивляла несхожесть характеров отца и матери. Он – спокойный, благожелательный, рассудительный, очень добрый; она – постоянно всем и всеми недовольная, резкая, вспыльчивая, лживая, очень злая, часто совсем несправедливая.
Познакомились они на Васильевском острове. Она жила на 4 линии, а отец работал недалеко, на заводе им. Калинина. Мать любила смотреть в окно, сидя около него или лежа животом на подоконнике. Отец, как-то проходя мимо, зацепил её словом. Поболтали и познакомились. Ей не исполнилось тогда 18ти лет. Когда эта дата наступила, он, в очередной раз подойдя к окошку, позвал:
- Выходи! И не забудь взять паспорт.
Без предварительной договорённости повёл её прямо в ЗАГС, где их сразу и зарегистрировали. Видимо, в те времена предварительного срока не существовало. Из ЗАГСа поехали к нему домой, где тут же на диване окончательно закрепили брак. По рассказам матери, до этого она была девственницей, хотя, в силу своего взбалмашного характера, часто до брака попадала в очень щекотливые ситуации.
По словам бабушки Мани, мать «не догуляла» и стала наверстывать упущенное, будучи замужем.
Такая категория женщин встречается довольно часто. Они блюдут себя до потери девственности (не обязательно до замужества), а затем сразу пускаются во все тяжкие, обманывая и первого своего мужчину, и жениха, и мужа, и многочисленных любовников.
До знакомства с отцом мать любила Сашку, жившего недалеко, где-то на 6 линии, но для замужества Сашка не подходил. Он состоял в шайке мошенников, изготавливавших и продававших украшения из фальшивого золота. Хотя качество поделок было высоким, на них стояла даже проба, несколько раз уже Сашка арестовывался, «сидел», а главное, был сильно бит(не знаю уж, кем). Как результат, имел очень слабое здоровье, которое не позволяло ему работать по престижным (рабочим) специальностям. Профессии менял он часто: то устраивался ночным сторожем, то дворником, официально выполняя основной лозунг социализма – «Кто не работает, тот не ест!». Эти должности давали ему возможность работать «по основной специальности».
Отец же вкалывал слесарем на заводе. В 30-е годы, о которых идёт речь, это давало и почёт, и уважение, и твёрдые деньги (а не случайные, как у Сашки).
После замужества мать продолжала встречаться с Сашкой на улице, у подруг, у него дома, в парках. На окраине города, где мы жили, в местах для тайных встреч недостатка не было. Для прикрытия мать часто брала меня с собой. По дороге домой мне внушалось:
- Спросят: Где были? – отвечай: У бабушки Варвары.
Меня, как правило, спрашивали, и я отвечал, как должно. Но однажды оказалось: отец заходил на Васильевский, где кроме бабушки жил её сын (мамин брат) дядя Ваня с женой и двумя детьми. Там выяснилось, что не только в этот день, но им в другие мы у бабушки не были.
Не добившись правды от матери, отец обратился ко мне. Мне не исполнилось тогда и трех лет, я не слышал ещё ни о партизанах, ни о других героических личностях, но зато твёрдо понимал: скажи я правду, и разразится огромный скандал. Я могу потерять не только любимых отца и бабушку, но и остаться один на один с матерью. А уж тогда пощады не жди. Не умея выкручиваться, сгорая от стыда, я твердил своё «у бабушки».
Отец был очень сердит. Я всё ждал: вот сейчас, как обычно это делает мать, он начнёт меня бить, ведь я это заслужил, но даже в этом случае он не тронул меня, а, как взрослому, стал мне жаловаться, что ему тяжело иметь не только лгунью-жену, но и лжеца сына. Полной ложкой отведал я тогда стыда.., но зато сохранил семью.
Как-то мать встретилась с Сашкой в Удельном парке. Я не ощущал к нему никакой вражды, просто, он был чужим. Сашка купил мне тогда мороженое и пистолет с пистонами, привёл в тир (там же в парке) и дал несколько раз нажать на курок пневматического ружья. Затем, спросив, нравится ли мне в тире, попросил:
- Постой здесь. Посмотри, как другие стреляют. Никуда не уходи. Я скоро приду и заберу тебя.
Мать ждала его в стороне. Было понятно: они хотят остаться наедине.
Какое-то время я простоял в тире, но потом ко мне стал приставать мальчишка старше и сильнее меня. Он хотел отобрать у меня новенький пистолет. Я заявил ему, что ухожу к маме, повернулся и пошёл…
День стоял солнечный. Погода хорошая. Долго ли ходил я и где, не помню… Нашёл меня бегающий по аллеям и тропинкам Сашка и, схватив в охапку, притащил к матери. Попало, конечно, но не сильно – Сашка защитил.
Подруги передали матери, что Сашку сильно избили в очередной раз, и он сейчас совсем плох. Мы поехали к нему домой. Жил он с матерью – древней, согбенной, тихой старухой в коммуналке на последнем, мансардном этаже. Совсем маленькая, узенькая комнатушка, потолок домиком, небольшое квадратное окно в конце длинной узкой ниши, уменьшающей и без того малое количество поступающего света.
За неимением другого места меня усадили в нишу на подоконник, откуда я мог разглядывать многочисленные крыши домов, с одной стороны, и скромную обстановку комнаты, с другой.
Бледный Сашка лежал на узкой железной койке. Мать села рядом. Старушка то тихо выходила, то так же неслышно появлялась.
Глядя на Сашку, можно было понять выражение «не жилец уже» и в будущем, видя у человека определённое состояние лица, я всегда вспоминал Сашку и эту поговорку. Понимая, что он является виновником разлада в нашей семье, я всё-таки, вопреки рассудку, которого тогда, видимо, ещё не имел, жалел Сашку.
Они почти не разговаривали. Это было их последнее свидание. Была ли мать на похоронах, не знаю.
На Васильевском острове (8 линия) жила и ближайшая подруга матери Шурка. Как и мать, Шурка была красива острой, вызывающей, какой-то даже колдовской красотой.
Мужа её звали Володей, а сына – Володькой. Будучи старше меня на три года, Володька обладал обширными, на мой взгляд, знаниями, до которых я еще не дорос.
Сначала мы дружили семьями, но когда Шура с Володей разошлись, отец перестал сопровождать мать на 8 линию. Виновной в разводе он считал Шуру и не скрывал своей неприязни к ней.
Шурка же очень гордилась своим положением «соломенной вдовы» и всячески демонстрировала матери преимущества этого состояния.
Теперь, приезжая в гости, мы каждый раз почему-то заставали там компанию плотоядно смотрящих на Шурку и на мать мужчин. Стол ломился от вина и закусок, но, как правило, мы с Володькой за стол не попадали, а получали свою долю на кухне или в маленькой Володькиной комнате; в ней нам и предлагалось находиться.
Мы играли в детское лото (в картинках), в «пьяницу» или другие простые настольные игры. В соседней комнате шум то нарастал, то вдруг совершенно стихал, и тогда Володька, сторонник изгнанного отца, говорил нехорошее слово (глагол), которого я ещё не понимал, но пытался себе представить. В этом красочном представлении мужчины были одетыми и пассивными, чаще всего лежащими на спине, а женщины – совершенно голыми и очень активными, всячески попирающими мужчин, раздирающими на них одежду, даже испражняющимися им на лицо. Правду-матку узнал я намного позже, когда находился на стационарном лечении во время Блокады.
В гости к Шурке мы стали ездить часто, пока через год или больше она снова не вышла замуж (очень удачно за большого, много зарабатывающего начальника).
Я понимал, что мать отцу изменяет; и сама она в моём присутствии, считая меня несмышлёнышем, иногда рассказывала подругам забавные, на её взгляд, происшествия. …Один из ухажёров, пригласив её к себе домой, упал перед ней на колени и стал целовать руки. Мать ушла и потом говорила с презрением:
- Не знал даже, что делать и куда целовать…
…Проходя по затемнённой аллее вблизи нашего дома, мать поделилась с подругой:
- Пришлось как-то заниматься «этим делом» прямо здесь под берёзой. Только познакомились. Я не ожидала от него такой прыти. Едва успела сказать: «Дай хоть новую юбку поправить, чтобы не испачкалась».
Такое поведение матери меня удивляло, тем более, что, по её же словам, отец горячо любил её и был далеко не импотентом.
В блокадное время, объединившись с какой-нибудь из подруг (чаще всего, соседками по подъезду: Ольгой или Татьяной), мать знакомилась где-нибудь с военными; те приходили «в гости» и, конечно, не с пустыми руками. Приносили хлеб, крупу, сахар, а иногда и консервы. Устраивали пир. Мать, как правило, пела под гитару. После, сравнительно для Блокады, обильного ужина гасился свет, кто-то из женщин уводил ухажёра к себе домой, а дальние подруги располагались тут же на маленьком диванчике. Поскольку я спал с матерью в одной постели (сильные холода и отсутствие дров), меня прижимали к стенке, мать ложилась посредине. Слишком шустрым ухажёрам мать говорила:
- Не спеши. Дай заснуть ребёнку.
Я понимал, что это делается по необходимости, но было омерзительно.
Почему-то подруги, познакомившись с кавалерами, приглашали их всегда к нам. Бывали случаи, когда приглашались сразу несколько групп. Тогда женщины, ожидая кавалеров, смеялись:
- Как бы узнать, кто принесёт больше?
Впустив первых, другим двери уже не открывали, и обманутые мужчины долго стучали в двери кулаками и даже ногами. Представляю, как им было обидно.
К моменту поступления в детский сад мне исполнилось уже 7 лет. Запоем читая любую, попадающуюся под руку литературу, я, естественно, постоянно сталкивался с книжной любовью и безоговорочно поверил в её существование. Встречаясь в жизни чаще с любовью плотской, совершенно отличной от книжной, разделил их в своём понимании на две, не зависящих друг от друга. В детском саду по книжному влюбился в сверстницу Валю Студенцову. Любовался ею, вздыхал, томился. Валя нравилась мне очень. Хотелось разговаривать с ней, держать её за руку, даже расцеловать. До большего пока фантазия не доходила. Она об этом так никогда и не узнала. Любовь к Вале не мешала мне с большим интересом вглядываться под юбку воспитательницы, читающей нам книгу, сидя на стуле. Мы же в это время располагались на полу. Отличное место для наблюдения.
Подробную информацию о том, что происходит между мужчиной и женщиной, я узнал на «стационаре», то есть в больнице, куда в 1942 году помещали наиболее оголодавших детей. В одной мальчиковой палате лежали агальцы разного возраста. Разговоров «об этом» было много. Некоторые практически познали это уже в 7-10 лет. Десятилетний паренёк до Войны познал свою тётушку. Другого, семилетнего, научила «этому» девочка 12ти лет.
На стационаре нас «усиленно» кормили. Всё время мы проводили в постелях. Делать было нечего, кроме как разговаривать на различные темы, одной из которых и была тема секса. Сколько песен, стихов (и не плохих, в основном матерных) посвященных «этому», пришлось услышать и запомнить на стационаре!
Сам я потерял невинность лишь в 18 лет, но о случаях ранних половых связей слышал очень много. Интересно, что, как правило, инициаторами их были девочки, а отнюдь не мальчики, как казалось бы.
Так моего друга «Самурая» в семь лет научила этому 13летняя девочка. Она же потом поставляла ему для этого малолеток - его ровесниц, которые охотно выполняли все её указания. Думаю, скорей всего, ими двигало простое любопытство. Мальчишка имел целый гарем и с сожалением вспоминал о нём позже в Питере.
А вот что происходило в нашем дворе.
Мой ровесник «Селёдка» начал делать это со своей 6летней сестрой, когда ему было 8 или 9 лет. Обоим это нравилось.
В коммунальной квартире дети смотрели под кроватью «кино» - диапроектор. Было тесно, детям приходилось перелезать друг через друга. Видимо, возбудившись, 8летняя Рита предложила себя мальчикам: соседу по квартире и своему двоюродному брату. Те растерялись, попросили сначала «показать». Рита приняла соответствующую позу. Рассмотрев, что к чему, мальчики попробовали сначала сунуть туда свечку. Рита рассердилась и сама установила очередь нерешительным партнёрам. Первым стал двоюродный брат. Несмотря на появившуюся кровь, Рита потребовала, чтобы второй сделал то же самое – побоялась, что иначе он донесёт. После этого они периодически занимались сексом попарно или втроем.
Валентин тоже примерно в 9-10 лет показывал «кино» под кроватью девочкам. Наверное, такие условия располагают. Те тоже предложили «посмотреть» друг у друга. Валя сдрейфил и в последствии был осмеян друзьями. Упустил такую возможность!
Валёк спускался по лестнице. На подоконнике сидела Дина.
- Хочешь трахнуться? – спросила она. Валёк согласился. Тут же на подоконнике оба впервые вкусили от запретного плода. Было им по 9 лет.
На их беду, всё увидела внезапно открывшая дверь соседка. Сообщила матери Дины, а затем и всему двору. Отцов ни у кого не было – Война. Несколько дней решали вопрос «Что делать?». Решили: надо проверить Дину, а вдруг ничего не было, ведь маленькие ещё. Проверили. Оказалось: было.
9летняя Эмма предложила себя соседу Вале. Попробовали пристроиться на лестнице, но там их застукала соседка. Они для продолжения полезли на чердак. Та достала их и тут. Пригрозила сообщить родителям. Но парочка решила всё же довести дело до конца. Во дворе они нашли кем-то выброшенный сундук и залезли в него. Вездесущая соседка обнаружила их не сразу, а через несколько минут. Опоздала. Дело было уже сделано.
9летняя Тася была совращена взрослым соседом по коммуналке. Родители посчитали за лучшее не поднимать шум и переехать в другое место.
12летняя Бокушка жила с 15 летним Рудиком – соседом по квартире.
Подобных примеров для более старшего возраста (12-15 лет) сейчас приводить не буду. Всё по порядку.
Эмма впоследствии угодила в колонию для малолетних и вышла оттуда совершенной «оторвой». Рита и Дина годам к 12-13 вошли во вкус и, как говорится, «пошли по рукам».
Вот что рассказывал в этом же плане Марафон, который после эвакуации приехал из Узбекистана. Знатные и богатые аборигены буквально охотились на русских девчонок 7-8 лет. Привлечь их потом за изнасилование было почти невозможно именно потому, что они были
знатны и богаты.
Школьные годы
Вернусь к собственной биографии. Начитавшись любовных романов, стал мечтать о настоящей, большой любви. С девочками мы почти не общались – обучение было раздельным. Того же из мальчишек, кто лез к девчонкам, считали бабником, презирали и даже поколачивали. Кроме того, ровесницы мне совсем не нравились, заглядывался я на девиц, почти взрослых, сформировавшихся. Так во втором классе чуть не влюбился в 19летнюю учительницу, но резко изменились обстоятельства: мать попала под машину, а я – в детский дом.
Несмотря на то, что девочек и мальчиков в детдоме было примерно одинаково, и имелись все возможности для общения, никаких исключительных случаев, то есть никакой любви, никаких связей даже среди старшеклассников не было. Именно не было, так как в детдоме все на виду и скрыть что-либо невозможно.
Спальни девчонок и мальчишек находились рядом, и как-то Димка, возвращаясь из уборной, их перепутал. Увидев, что на «его» кровати кто-то спит, он оттолкнул нарушителя и улёгся рядом. Утром проснулся в женской спальне. Над Димкой долго смеялись. Вот, пожалуй, единственный случай «тесного общения».
Старших девочек в детдоме было больше, чем парней. Они часто помогали воспитательницам мыть малышей, в том числе и мальчишек, одевать их, помогали в учёбе. Мальчишки этих девочек не очень стеснялись, больше почитая за сестёр, чем за женский пол.
Однажды какой-то посторонний мужик затащил за соседний дом и изнасиловал одну из наших девчонок. Ребята были возмущены так же, как девочки. Мы носились по окрестностям в поисках преступника и разорвали бы его, если бы поймали.
В детском доме я пробыл несколько месяцев, пока мать не вышла из больницы.
Предмет своего обожания встретил я в третьем классе. Это была наша 18летняя учительница Наталья Дмитриевна. Исключением я не стал, в неё влюблён был весь класс. Ей посвящены мои первые любовные вирши типа:
Наташа, ты -
Царица красоты,
Моё льдяное сердце
Воспламенила ты! и т.д.
Влюблён я был так сильно, что мечтал в будущем на ней жениться и высчитывал, когда это может произойти, когда наша разница в возрасте не будет столь разительна. Признаюсь, меня уже привлекали не только внутренняя и внешняя красота, но и тело. Ах! Какие эротические картины с участием меня и Наташи рисовались в моём воображении!
Увидев чей-нибудь устремлённый на неё влюблённый взгляд, я находил повод устроить драку и выходил из неё победителем не всегда. Однако душа ликовала: я дрался за неё!
Правда, годом позже я сделал в своей любви маленькое отступление и сказал себе, что готов отдать Наташу только одному человеку – «Очкарику», любимому учителю в 4м классе. В него я был влюблён почти так же, как в Наташу, но, конечно, без всякой эротики (см. часть 2. «Школьные годы… чудесные?»).
Родители Натальи Дмитриевны, интеллигентные люди, собрали приличную библиотеку. Молодая учительница не жалела книг для своих учеников, и мы, иногда кучей, иногда в одиночку, ездили за ними к ней домой. Конечно, чаще других там бывал я.
Хотя Наташа проработала в школе всего один год, я, будучи всё так же влюблённым в неё, навещал эту квартиру до 10го класса.
Наталья поступила в Академию художеств, закончила её, вышла замуж, родила двоих детей, развелась.
В последний раз я навестил квартиру любимой учительницы во время учёбы в военном училище. Дома застал только её маму, которая и поведала мне о дальнейшей к тому времени жизни Наташи.
Моя недетская страсть к тому времени превратилась в тихую, спокойную любовь к хорошему человеку.
Как-то, будучи уже на пенсии, не совсем случайно оказался возле знакомого дома на ул. Якубовича. На двери подъезда висела табличка какой-то фирмы… Наталье Дмитриевне к тому времени шёл девятый десяток.
Раздельное обучение сильно влияло на отношения молодых людей. Конечно, нам очень хотелось познакомиться поближе, но, не зная, как это сделать, мы задирали девчонок, бегали за ними вслед, а догнав, и не зная, что делать дальше, лупили или таскали за волосы.
С возрастом наш мальчишеский интерес к женской половине человечества тоже увеличивался, и удовлетворялся он, в основном, похабными рассказами старших парней и молодых мужиков, которые сами-то знали ещё не так и много.
Очень интересными, с натуралистическими подробностями, были рассказы о любовных приключениях Толика Бровкина (воровская кличка «Жаба). В них чаще, чем у других, присутствовал элемент геройства или молодецкого насилия, которые позволяли достигнуть своего быстро и без лишних церемоний. Хвастал своими победами Валя Скворцов. Оказалось, что он «испортил» многих девчонок нашего двора. О своих «победах» на любовном фронте сообщали нам вернувшиеся с Войны фронтовики. И опять же в их рассказах не было ничего от книжной любви, только натуралистические картинки секса и насилия.
Дуся и Ольга
Домой с Войны возвращаются солдаты. Многим некуда деться, не к кому пристроиться. Возникают своеобразные «пересыльные пункты»-бардаки. В нашем дворе их содержали Дуся и Ольга.
Дуся живёт на первом этаже, окно во двор. В её комнате всегда шумно, всегда полно солдат и женщин. Они пьют, едят, шумят, дерутся, разговаривают (в основном, матом), тут же, пьяные, совокупляются на глазах у остальных. Кровать всего одна , и она почти не пустует. Более стыдливые выходят наружу и находят для этого место во дворе.
Окно Дуси расположено низко и не всегда занавешено, и мы, пацаны, свободно можем всё это наблюдать. Вот уж нанаблюдались.
Примерно то же происходит и у Ольги, подруги матери. К моему стыду, мать часто навещает Ольгину квартиру, а иногда приводит оттуда мужиков домой.
Я уже большой и теперь сплю отдельно от матери на диване.
Так я и получал противоречивые представления о любви. С одной стороны – книжные: зарождение чувства, восхищение положительными качествами предмета, мучения, ухаживания, ожидание неизведанного счастья. С другой стороны – из окружающей меня жизни, от матери и её подруг, от «старших товарищей»: животная чувственность, плотское желание, заставляющее преодолевать все преграды и запреты любыми способами: лестью, деньгами и подарками, обманом, спаиванием, прямым насилием. Апофеозом же этих усилий становились кратковременное удовлетворение похоти, грязь, обоюдное презрение партнёров.
Напичканный такими противоречивыми сведениями, подошел я к своему половому созреванию. Произошло это примерно в 14 лет. Стал обращать внимание на всех женщин лишь с одной стороны: с этой бы перепихнулся, с этой – нет.
Привлекали теперь меня не только лица женщин, но и ножки, попки, грудь. Вот я смотрю в окно движущегося трамвая: Ах! Как хороша эта!.. А та ещё лучше!..
116ая женская школа располагается прямо перед моим окном. Замаскировавшись стоящими на окне цветами, подолгу могу наблюдать за выходящими из школы девчонками. Одни спешат домой, другие подолгу играют в классики, прыгают со скакалкой, бегают, шалят. Когда у какой-нибудь подол поднимается выше обычного, могу увидеть на короткий миг кромку девичьих чулок в резиночку и бело-розовую полоску тела над ней. В это мгновение сердце сладко замирает, становится немного жутко и счастливо.
Занятия в школе пропускаю часто, особенно весной. В такие дни занимаюсь тем, что пускаю солнечных зайчиков в окна противоположной школы. На переменках девчонки кричат мне, якобы ругая, но я уже знаю, что им это нравится. Появились даже желающие познакомиться со мной поближе. Согласился. Девочки оказались намного моложе меня (года на два), и встречаться с ними дальше я отказался.
С друзьями мы любим гулять в Удельном парке. Чтобы вырезать себе хорошее удилище или поиграть в войну, забираемся в самые глухие его уголки. Бывает, что натыкаемся на парочки в откровенных позах. Помня рассказы старших, всегда стремимся не нарушать их уединения и обходим стороной. Извращенцев, подглядывающих за этими парами, мы, по глупости, принимали за друзей, охраняющих влюблённых. Спешу сказать, что среди наших знакомых таких людей не встречалось.
Во дворе наши драки с девчонками переросли в нормальные дружеские отношения. Помогали этому летние совместные пребывания на «площадках», которые организовывались при школах для детей, не уехавших в пионерские лагеря. Здесь нас по половому признаку не делили. В кружках Дома пионеров и школьников мы тоже занимались вместе.
Участились разговоры о девчонках. У кого-то появились симпатии, которые уже не скрывали.
Произошло это как-то сразу. Начали делить девчонок между собой: «Танька моя!»; «А моя тогда Томка!». Делёж доходил до драк. Сами девчонки об этом ничего не знали, но, как выяснилось, среди них такой процесс происходил тоже, и симпатии с одной и другой стороны совпадали далеко не всегда. К тому же, они часто менялись: сегодня мне нравилась одна, завтра – другая, но она была уже занята, а друзья предлагают мне третью, которая, по непонятным причинам, никому не нужна.
Красота девочек не всегда совпадала с их привлекательностью. С недотрогой дело иметь не хотел никто. Компанейские девчонки шли нарасхват.
Тома
По горячим просьбам старшеклассников (напомню, школа была семилетней) 2-3 раза в год в школе проводились «вечера» с приглашением девочек из 116ой школы. Это были настоящие праздники. К ним готовились: собирали пластинки, приносили аппаратуру (чаще всего, просто радиолу).
Танцевать разрешалось только «бальные» танцы. Из мальчишек это умели лишь счастливые одиночки. Категорически запрещались танго и фокстрот, распространенные среди взрослых. Зато играли в воротики, в фанты, почту, просто нормально разговаривали, знакомились. И это было уже здорово.
На одном из таких вечеров мне понравилась Тамара. Мы познакомились. Адрес или фамилию я спросить постеснялся. Телефон в квартире был большой роскошью, у обычных смертных его попросту не было. Проводить или назначить свидание смелости не хватило. Однако счастлив был неимоверно.
Через знакомых (почему-то тайно) узнал, что живёт она где-то в районе Чёрной речки. Теперь один, а чаще с друзьями-болельщиками, свободное время провожу в данной местности. Однажды нам даже удалось её встретить, но она была с подругами, и мы только обменялись счастливыми взглядами. Посовещавшись, наша компания решила их преследовать, чтобы узнать хотя бы дом, в котором Тома живет. Девочки это заметили и (как в недавние времена) побежали от нас. Удалось всё же узнать дом и даже подъезд, куда они скрылись. Был ли это её дом или одной из подруг, мы не знали, но теперь вечером отправлялись на Ферзин переулок к белому дому.
Два или три посещения прошли безрезультатно. Тогда мы взяли с собой Марафона – заводилу, клоуна, насмешника.
- Надо кричать под окнами, - предложил он. Мы выстроились перед окнами и по команде Марафона заорали:
- Тамара! Тамара! Тамара!
Из нескольких окон выглянули любопытные. Я спрятался за друзей. Зато Марафон принял позу и, выставив ногу вперед, громко запел:
- Приди, я твой супруг! Приди!
Этим походы на Ферзин и закончились.
Усилия мои всё же не пропали. Через кого-то из пацанов мне передали, что в 116ой школе намечается культпоход в театр. «Одна особа» хотела бы, чтобы я участвовал в этом мероприятии. Что за особа, я, конечно, должен был догадаться, поэтому с радостью передал деньги и получил билет в Театр ленинского комсомола. Спектакль назывался «Из искры». Основными героями являлись Ленин и Сталин. Каждый раз при их появлении на сцене зрители вскакивали, бурно и продолжительно рукоплескали, а артисты-вожди не кланялись и только милостиво слегка поднимали руку, как бы благословляя зрителей.
Содержания спектакля уже не помню. Зато прекрасно помню, как на соседнем месте увидел ту, которую искал, которую так хотел встретить. Получается, что она проявила гораздо больше смелости, смекалки, практичности, чем я со своими поисками и секретами. Во время первого действия мы только переглядывались, желая убедиться, что другой всё ещё сидит рядом. Приходила шальная мысль взять её за руку, но на это смелости так и не хватило. Сидящие слева и справа девчонки откровенно пялились на нас и даже кивками подбадривали. В антракте НА ВИДУ У ВСЕХ мы вместе гуляли по фойе. Я не чуял под собой ног: вместе с девушкой в театре (совсем взрослый)! Мысленно я уже отрабатывал отчёт завидующим друзьям…
- Тамарочка! – вдруг услышали мы голос за спиной. – Какая встреча!
К нам подскочил какой-то хлюст моего возраста. На моих, чуть не выскочивших от удивления глазах, он свободно чмокнул её в щеку, пристроился к моей подруге с другой стороны от неё и, беспрерывно что-то болтая, не давал раскрыть рта ни ей, ни мне. Речь его была довольно связна и грамотна. Я понял из неё, что он секретарь комсомольской организации другой мужской школы и что они тоже дружат со 116ой школой.
Я ходил, набрав в рот воды, не зная, что сказать, как отбрить этого хлыща. «Будь он на улице, - думал я, - двинул бы ему между глаз. В театре же вроде неудобно драку устраивать». Наконец прозвенел звонок, и мы пошли на свои места. Хлыщ, по-прежнему, шёл с нами. У наших мест он обратился ко мне:
- Молодой человек! Давайте поменяемся местами. Нам с Тамарочкой есть о чём поговорить.
Если бы он назвал меня пацаном или агальцом, если бы он вёл себя, как нормальный подросток, наверное, я нашёл бы, что ему ответить, но такие наглость, настырность остановили меня, привели в какой-то ступор. Рядом сидящие девчонки из её класса с интересом ждали, как я поступлю. Тупо поднявшись со своего места, я взял его билет и пошёл… Новое мое место оказалось в самом конце зала. Сидел и злился на этого выскочку, на неё, на себя.
Второй антракт они были вместе. Он не переставал болтать. Я к ним даже не подошёл. Казалось, что все её подруги смотрят на меня кто с жалостью, кто злорадно.
По окончании спектакля я, быстро получив своё пальто, стоял и смотрел, как он забрал у неё номерок, получил и помог ей надеть её пальто, как побежал в другой конец гардероба за своим.
А я всё стоял и ждал чего-то. Если бы она оглядывалась, искала меня глазами, я бы подошёл и предложил ей убежать. Но она ждала, пока он оденется, подойдёт, спокойно, словно забыв обо мне.
Вышли они вместе. Он, совсем как взрослый, взял её под руку. Она так ни разу и не осмотрелась, чтобы найти меня.
От злости я слепил снежок и со всей силы запустил ему в спину. Ждал драки. На улице я покажу ему, кто из нас сильнее. Однако он даже не оглянулся. Трус! Он – трус, она – предательница! Вот она – первая женская измена. Или первой была Галочка, выгнавшая меня из машины?..
К тому времени я на любое более-менее заметное происшествие реагировал стихами. Появилась баллада на музыку популярной утёсовской песни.
И в кого такой я уродился?
Кажется, не робким папа был.
Только лишь я захотел влюбиться,
А другой уж девушку отбил.
Точно так и в тот раз получилось.
Я тогда на вечере гулял,
И, уж лучше б это не случилось,
Я её случайно увидал.
Точно всё описывать не буду,
Не хочу, узнали чтоб меня,
Но с того уж вечера повсюду
Образ предо мной её стоял… и т.д. Длинно и нудно на нескольких страницах обвинял его, её, а надо было себя. К счастью, стихи, на случай, не сохранились. Даже в памяти.
Года через 1,5-2 (тогда время тянулось медленно, не то, что сейчас, и я почти совсем забыл Тамару) мы нечаянно встретились в Языковом переулке (Белоостровская улица). Она, совсем уже взрослая, шла под руку с молодым лейтенантом. Меня тогда это ошеломило, возмутило: школьница и лейтенант! Да кто она после этого?!
А потом неоднократно буду встречаться со школьницами сам в звании лейтенанта, майора, полковника… и даже пенсионера.
Этот случай научил меня многому. Я благодарен за урок тому хлыщу. Напор, наглость – качества необходимые при общении с женщинами. В последствии я неоднократно пользовался этими качествами, каждый раз вспоминая того комсомольского вожака и стараясь подражать ему. Наверное, с тех пор у меня и появилось неприязненное отношение ко всем партийным и политическим работникам.
Вечношатающиеся
Друзья обратили моё внимание, что по нашей улице постоянно прогуливаются три посторонние девицы. Они нагло смотрят на моё окно (именно, на моё!) и даже расспрашивали обо мне малышей. Друзья видели их неоднократно и дали уже кличку – «вечношатающиеся». Мне же увидеть их некоторое время не удавалось, и интерес от этого только возрастал. Стал чаще поглядывать в окно и, выглянув в очередной раз, увидел трёх молодиц, которые, совершенно не стесняясь, закричали и замахали руками.
Встреча состоялась. Оказалось, прошлым летом мы посещали один и тот же туристический кружок. Я тогда к мероприятиям кружка быстро охладел – уж очень они были несерьёзными. А девчонки, особенно старшая – Галина, положили на меня глаз. Жили они на нашей улице в общежитии трамвайного парка. К общаге наше отношение было, мягко говоря, не очень положительное. Такая своеобразная социальная иерархия. Да, девчонки мне не понравились – уж слишком вульгарны и глупы.
Возможно, знакомство и закончилось бы этой встречей. Увидев их в окно, я теперь прятался за цветы и на улицу не спешил. Но однажды мы купались на Коммунке (маленький пруд у школы), как обычно, без трусов, а когда собрались выходить, увидели около своей одежды трёх подружек.
- Мы без трусов! Сейчас вылезать будем! – радостно закричали мальчишки в расчёте на то, что подружки застесняются и убегут. Девчонки не убежали и даже не отвернулись.
- Посмотрим, - зловредно заявили они, - как вы вылезете.
Мы задумались. Неудобно как-то показываться голыми. Но время шло, мы замерзали. Наконец, прикрыв определённое место рукой, некоторые выскочили на берег. «Теперь-то обязательно убегут!» - думали мы наивно. Девушки, действительно, убежали, но прихватив нашу одежду. Всю!
- Ах, вы! – закричали в отчаянии парни. – Сейчас догоним – плохо будет!
Парк вокруг Коммунки маленький, деревьев и кустов почти нет, а улица рядом, по ней трамваи гремят, люди идут. Девчонки уже на улице стоят, дразнятся, трусами нашими трясут. Как к ним голыми подбежишь?
Сначала, прячась за отдельными деревьями, мы к ним приблизились, стращали. Потом, замёрзнув, уговаривали, затем, уже сильно замёрзнув, умоляли. Вещи наши падали у воровок из рук, они их поднимали, рассматривали, трясли ими, размахивали, друг другу и стоящим на остановке показывали. Люди, ожидающие трамвай, над таким представлением смеялись, советы нам давали. Что делать? В таком виде и на остановку не выскочишь, и домой не пойдёшь.
Наконец подружки, взяв с нас слово, что мстить не будем, смилостивились, заставили вернуться назад на Коммунку и там, изрядно посмеявшись над нашими стараниями что-то от них спрятать, выдали нам желанную одежду.
Отчаянные девки! Этим они нам и понравились. В такой неофициальной форме состоялось наше знакомство. Правда, даже нас, «бывалых парней», удивляли их непосредственность, их выражения, которые употребляет не каждый солдат или грузчик. О чём говорили мы шёпотом, с оглядкой, девочки болтали, не стесняясь, громко, называя всё «своими» именами. Да, знали они никак не меньше нас. Одно слово – общага. А их смешило наше удивление, наше восхищение недевичьей смелостью, знаниями «этого», и они старались самозабвенно выложить перед нами всё, что знали.
Как потом выяснилось, знания девочек были ещё только теоретическими.
Средняя устранила этот недостаток через полгода, в 14 лет. Парень привёл её в квартиру, где была ванна. Девушку это восхитило. Она никогда ещё не принимала ванн. Парень предложил попробовать. Отказаться оказалось выше её сил. Сначала он помогал ей мыться, затем залез сам. Подружки говорили, что на ней не было свободного места от засосов. В ванне всё и произошло.
Младшую через год, в 13 лет, изнасиловал пьяный сосед. Женщин общаги он потом уверял, что она сама спровоцировала его. Я верю.
Галя, старшая, продержалась до 18ти. Об этом позже будет несколько слов.
Ещё долго собираюсь я описывать, в общем-то, малозначительные события, факты, чтобы показать, как романтический мальчик, юноша постепенно, зато неуклонно, становился мужчиной, когда нужно, хитрым, наглым, расчётливым охотником за женщинами.
Романтики во мне было, хоть отбавляй. Меня больше тянуло к приключениям с девчонками, чем к самим девчонкам.
Бокушка
Пришла пора, когда мы решили по-дружески поделить дворовых девчонок. Идея была не моей, и пока меня пригласили, основной делёж уже закончился. Мне больше нравилась Томка с пятого этажа, но на неё приходилось даже двое претендентов, оба мои друзья, Толя и Валентин. Мне же предложили выбирать между толстой «Поварихой» (Валентиной) и «Бокушкой» (Галей).
Пришлось выбрать Бокушку. О своей симпатии к Томе даже не заикнулся, хотя точно знал, что нравлюсь ей. Дружба дороже.
На выбранных нами девиц поглядывали и другие мальчишки, не наши, но мы как-то не принимали их во внимание.
Всё тот же Алик поймал меня на лестнице и рассказал, что Гришка и Давыд через него передали Бокушке и Томке записку с приглашением в кинотеатр «Молния». Напрашивалось приключение.
- Передай Томке и Бокушке, - попросил я Алика, - что двое парней, по некоторым причинам, не могут пойти в «Молнию», а просят их прийти в «Родину».
Алик честно выполнил просьбу.
Утром с большим трудом мы с Валентином (Томка считалась его пассией) достали 4 билета в «Родину».
Девчонки появились в назначенное время, а мы к ним с билетами. Они смотрят по сторонам:
- А где остальные?
- Остальных не будет! – с восторгом заявляю я. – Мы не могли пойти с вами в «Молнию», так как вас туда приглашали Давыд и Гришка.
Кажется, девчонки не поняли всей моей хитрости, но результат им понравился. Правда, Тома сначала прильнула ко мне, но я не мог нарушить договор и перешёл на сторону Бокушки.
Фильм о нахимовцах «Счастливого плавания!» всем понравился.
После сеанса, как большие, гуляли вдоль Фонтанки, прошли мимо цирка, Михайловского замка, заглянули в Летний сад, стыдливо отводя глаза от скульптур обнажённых богинь.
Договорились встречу держать в тайне, но уже вечером остальные друзья всё знали. Тогда я с чистой совестью подробно расписал придуманную хитрость и её последствия. Теперь она была оценена по достоинству. А вот Толя, соперник Валентина, на меня, кажется, обиделся.
Ещё несколько раз в том же составе ходили мы в кино, в цирк, в Выборгский дом культуры на просмотр такой диковины, как телевизор. Смотрели венгерский фильм «Огонь».
Как-то мы столкнулись с Томой на лестнице, и она прямо заявила, что хотела бы встречаться только со мной. Это означало потерять сразу двоих друзей: Валентина и Толю. Пришлось объясняться:
- Пойми, мы не пара. У нас с тобой разница в возрасте целых три года. Смеяться будут. Давай, останемся только друзьями. Дружба даже сильнее любви. Ты нравишься Толе и Вале, из них и выбирай. Я не могу быть предателем.
После этого разговора, встречаясь, мы жалостливо смотрели друг на друга и тяжело вздыхали. При одной из этих встреч она всё-таки сунула мне свою фотографию с дарственной надписью. Спрятав её подальше, со временем потерял.
Вот к Бокушке для меня путь был свободен. Большого желания сойтись с ней поближе, я не испытывал, но отношения скоро стали достаточно дружескими. Даже сочинил для неё песенку на популярный тогда мотивчик:
- Галя, помнишь ли ты, как ты мне,
Лыжей глаз подбила на горе?
Как награду, я берег синяк,
Только жаль, что он сошёл не так…
Галка иногда забегала ко мне с просьбой решить задачку или что-нибудь объяснить. Раз попытался её поцеловать. Она особо не противилась, но пока я неумело долго искал её губы, одумалась, вывернулась и пришлось удовольствоваться щекой. В другой раз, обнявшись в шуточной борьбе, мы повалились на диван. Я оказался сверху. Оба замерли, будто чего-то решая или ожидая. Она опять очнулась первой, вырвалась и бросилась к дверям.
Какое-то время я считал это очередным своим достижением, думал, что теперь у нас есть маленькая тайна, но вскоре наступило полное разочарование.
Однажды, болтая на катке, Бокушка проговорилась мне и Давыду, который тоже стал её воздыхателем, что ведёт дневник.
- Да что туда можно написать? – удивился Давыд. – Тем более, каждый день.
- Если кто-нибудь прочтёт его, - закатила глаза Галка, - то я сразу повешусь.
Нас обоих это заинтриговало. Договорились дневник прочесть.
Помог Артур Конан Дойль.
Зайдя к Бокушке в гости, мы с Давыдом завели речь о дневнике.
- Его никто никогда не найдёт! – заверила нас Галина.
- Посмотрим! – заявил я.
Мы вытолкали Галку из её собственной комнаты за дверь и стали осматривать помещение, точнее, сделали вид, что осматриваем.
- Нашёл! – радостно закричал я. На, Давыд, неси домой. Там почитаем.
Давыд, до этого державший дверь, сунул за пазуху какую-то книгу и выскочил из комнаты, а Галка, вбежав, бросилась к швейной машинке, раскрыла её… Тут мы дневник и забрали.
А в нём со всеми подробностями, от начала до конца, описывалось, как наша Бокушка сошлась с соседом по квартире, Рудиком, когда и как они этим занимаются, что она при этом ощущает и т.д.
Рудику в ту пору было 15 лет, Галке – 12.
Дневник мы вернули, тайну обещали хранить, но с Бокушкой больше не общались. Отвращение накатило. Как будто она нас в чём-то очень обманула. А ведь мы перед ней гораздо больше были виноваты.
Бокушка вышла замуж очень рано (не за Рудика) и покинула наш двор.
Школа, которую я до сих пор считаю родной, была 7летней. Многие на этом заканчивали своё образование. Только некоторые пошли в 8й класс. Новая школа-десятилетка находилась далеко от дома, и порядки в ней были уже другие. Раздельное обучение оставалось, но мы дружили классами с соседней, женской школой. Постоянно устраивались встречи, совместные праздники, вечера, иногда тематические, иногда просто танцы.
Знакомство перерастало в дружбу, даже тесную, так что в девятом классе одна девочка даже забеременела, и парень из нашего класса стал отцом.
В этот период желание иметь подругу, верную, преданную, умную и талантливую, красивую, близкую, единственную захватило, заставило ходить, бегать, искать, выбирать её из множества. И в то же время надо было не ошибиться, найти именно ту.
С моими друзьями, хотя они были несколько младше меня, происходило то же самое.
Мы ходили на танцы и просветительские лекции, на вечера и концерты, на каток и праздничные гуляния, на спортивные соревнования и выступления художественной самодеятельности. Мы знакомились, искали, назначали свидания, выбирали, отвергали.
Знакомых девчонок у меня в ту пору появилось много, возможности подружиться были большими. И я нравился многим. Дворовые девочки глазки строили, особенно малолетки 12-13 лет. Постоянно кто-то записочки передавал, свидание назначал (точнее, назначала). Одна девчонка из Вологды даже письмо прислала с фотографией (в широкополой шляпе), заявляла, что влюбилась по фото, дружбу предлагала.
Даже пришлось календарь завести, где отмечал вечера в школах, концерты художественной самодеятельности. И, конечно, многочисленные назначенные свидания.
Всего произошедшего, пережитого в то время, пожалуй, и не опишешь…
Галя-Валя
Достал пригласительный билет на вечер девятых классов в 103ю школу (около Бассейки). В дверях девочки тщательно проверяют приглашения. Передо мной пытается пройти девчушка. Билета у неё нет, и хотя она из этой же школы, но восьмой класс (малолетка), бдительные контролёры её отталкивают. Если бы она была парнем - другое дело, а зачем нужны конкурентки.
Девочка жалобно канючит. Напрасно. У неё такая грустная, обиженная мордашка, что хочется её пожалеть.
- Да чего там делать? – произношу я внезапно для себя. – Смотри, какая погода хорошая! Лучше на улице погулять. Пошли?!
Она смотрит на меня уже счастливыми глазами. Читаю в них: «Вот тот, ради кого пришла я сюда. Это он. Не упускай!»
И мы уходим.
На улице дождь и ветер. Холодно. Ноги у нас мокрые. Но нам всё это нипочём. Нам весело и радостно. Улыбаемся, глядя друг на друга, смеёмся. Положил руку ей на плечо, она в ответ крепко прижалась ко мне.
Дошли до Бассейки, которой тогда ещё не было. На этом месте вырыт котлован, из которого берут песок. К нему проложены рельсы, и посреди котлована стоит грузовой трамвай. Вода будет после, тогда её ещё не было. Не было спортшколы и всех сегодняшних пятиэтажек, не было асфальтовой дороги. Только Сосновка.
Дождь и ветер усиливаются. Хочется, хоть как-нибудь, пожалеть, согреть её. Хорошо бы, повернуть к себе и прижать. Она как бы угадывает мои желания, поворачивается, прижалась лицом к лицу. Щёки мокрые. На носу капелька. Взгляд счастливо-доверчивый. Поцеловал её в губы. Она прижалась сильнее, руки закинула мне за шею. Ещё! Ещё! И я целую эти мокрые щёки, нос, губы. Вот оно блаженство!
А руки и тело её дрожат. Холодно и сыро.
Оторвались наконец.
- Как тебя зовут? – спрашиваю.
Зубы её слегка постукивают, губы от холода дрожат, не слушаются. Она произносит что-то вроде «Хваля». То ли Галя, то ли Валя.
- Как?
Она старается справиться с дрожью и опять нечётко выдыхает:
- Хва-аля.
Спрашивать в третий раз стесняюсь. Да и некогда. Опять целуемся.
- Холодно?
Она только кивает. Теснее прижимаю её. Расстёгиваюсь, пытаюсь согреть. Она тоже расстёгивает своё пальтишко. Так и стоим на дожде, на ветру, прижавшись друг к другу. Мои руки гладят её спину, спускаются до талии. Она тоже обнимает меня, неумело пытается сама целовать.
Ощущаю дрожание её ног.
- Замёрзли? – спрашиваю. Она кивает. Опускаюсь. Её ножки в простых чулках и праздничных туфельках, предназначенных только для помещения. Пытаюсь дыханием согреть их, прижимаюсь лицом, обнимаю руками. Какое лукавство! Мои руки холодные и сами лезут выше, где теплее. Она настолько доверчива, что, кажется, готова на всё. И я счастлив этим. Какая она замечательная! Недаром искал, так долго. Вот всё-таки нашёл!
- Тебе надо домой. Надо согреться, а то заболеешь.
Заботливость моя идёт от чистого сердца. Хочется сделать для неё что-нибудь очень хорошее. Лучше всего сейчас – отправить её домой.
Живёт она недалеко, в военном городке Академии связи. Папа работает там водителем грузовой машины. Городок окружён забором. Пройти можно только через КПП. Около него мы расстаёмся.
То ли мы, не имея опыта, вообще не назначили следующую встречу, то ли кто-то не пришёл. Как её найти, толком даже не зная имени? Галя или Валя?
Друзьям, конечно, всё рассказал. Так и прозвали мы её между собой Галя-Валя.
Произошло всё это поздней осенью. Много раз потом болтался я в этом районе и один, и с друзьями, пытаясь её найти. Около школы дожидались, у кинотеатров «Миниатюр» и «Унион», осенью, зимой. Не везло. Я всё же надеялся. Вот встретимся, теперь уже в хорошую погоду. Гулять будем!.. Я её к себе домой приглашу. На колени к себе усажу, целовать буду… И рукам волю дам. Она же непротив. Сфотографируемся вместе автоспуском. Фотографии сделаю только себе и ей, чтобы потом вспоминать всю жизнь. С ребятами познакомлю. Пусть увидят, какая она у меня. Не вспоминал о ней, а помнил её постоянно. Думал: наверное, и она постоянно обо мне вспоминает. Может быть, вот так же ходит по вечерам около школы и у Бассейки, надеется на случайную встречу. А вдруг она очень переживает, боится, что я её забыл? Надо искать. Надо ходить туда постоянно.
И вдруг уже весной, в самое время любви, увидел всё-таки её на 2м Муринском. Не одна, с подругами шла. Я тоже с друзьями был.
- Здравствуй! – почти закричал. Такое чувственное из меня вырвалось, такое радостное. Наконец-то!
Встал перед ней. Вот он я!
Она увидела, узнала, конечно… Рассмеялась таким красивым, добрым, разливистым смехом:
- Здравствуй, Юра!..
Так просто, как обычному старому знакомому… И прошла мимо. Быстро так. Даже не задержалась.
Я стою обалдело. Ребята мои тоже рты разинули. Всю зиму вместе искали, а она не остановилась. Ушла. Теперь уже навсегда…
Лет через 9-10, когда уже учился в Академии связи, сделал попытку найти её. Просто так. Никто не вспомнил пожилого мужчину, жившего на территории, имеющего двадцатипятилетнюю к тому времени дочь.
Валя с Чёрной речки
Ещё одно оригинальное воспоминание, характеризующее меня в юности.
На углу Чёрной речки и улицы без названия и сейчас стоит большой дом с огромной аркой. Проходя по этой улице без названия, увидел в окне первого этажа девушку. Больше всего поразили меня её глаза, грустно-задумчивые, смотревшие как бы в себя и ничего не видящие вокруг. К тому же, красивая. К тому же, певшая очень грустную песню. Очень романтично.
Стал я чаще мимо этого окна ходить, на красавицу поглядывать. Она всегда на своём месте. Смотрит вроде прямо мне в глаза, губы шевелятся, не то шепчет что-то, не то поёт. Окно чаще закрыто, не слышно. На лице никаких эмоций. Смотрит на меня, а не видит. О чём-то своём задумалась.
Со временем стал я останавливаться, улыбаться, знаки подавать. Она всё видит, но по-прежнему, не реагирует. Хотя бы встала и ушла, тогда хоть что-нибудь понятно бы было.
Нарисовал как-то большой знак вопроса и приложил его к стеклу. Она с меня перевела взгляд на листок, потом опять на меня. Показываю знаками: открой окно, поговорим. Будто не видит.
Друзья мои имеют в этом доме знакомых девчонок. Рассказал им всё. Через несколько дней они приносят информацию: зовут Валя, завтра в 6 часов встреча под аркой. Вот как всё просто, когда имеешь настоящих друзей.
К 6.00 всей кучей идём на Чёрную речку. Нас уже встречает Рыжая.
- Иди, - улыбается мне она. – Тебя там ждут.
Под арку вхожу один. Осматриваюсь. Вали моей нет. Люди проходят туда-сюда, девчонка небольшая у стенки стоит, а Вали моей нет.
Прошёл дальше во двор, опять огляделся. И здесь нет. Под арку вернулся – нет Вали.
Бегу к ребятам:
- Нет её там!
- Как нет? – удивляется Рыжая. – Там Валя стоит, тебя ждёт.
- Да там только одна малявка какая-то, а моей нет.
Стали разбираться. Девчоночка, оказывается, меня ждёт. Тоже Валя.
Повёл я всю орду к заветному окошку. Она сидит, голубушка, на нас смотрит.
- А-а, - говорит Рыжая, это тоже Валя. Только она с нами не водится. Всегда дома сидит. Ненормальная какая-то. Всё книжки читает… Иди под арку с той знакомься. Она согласна. Ты ей нравишься.
Она-то согласна, но я не согласился. Слова Рыжей меня ещё больше раззадорили. Не болтается по улице, как многие, а дома сидит, книжки читает. Романтика! Нет, я уж постараюсь с этой познакомиться.
Валя меня уже узнавать стала. Когда ни подойдёшь – всё так же у окна сидит. Может быть, меня ждёт? Я уже совсем стесняться перестал. Встану напротив и показываю знаками: Выходи! Иди ко мне!
Она на меня смотрит, губы шевелятся, и никаких эмоций.
Со временем, стал я у окна реже появляться, потом и совсем перестал. Девчонок и без неё много. В Училище уехал, после Училища – на Дальний Восток.
Друзья в переписке иногда о ней сообщали. Замуж вышла за мужчину, вернувшегося из заключения. Он намного старше её. Неудачно. «Учил» он её кулаками. Пришлось разводиться. Поскольку они его прописали, жилплощадь стали делить. Так делили, что она в психушку попала, а он снова в тюрьму. Теперь с ней, психованной, кто же станет водиться?
Что интересно, что в этом же доме ещё одна Валентина жила. В неё был влюблён мой друг Валентин. «Молился» на неё, всю жизнь готов был на руках носить. Капризничала перед ним Валентина, но ухаживания принимала, целовать разрешала, от подарков не отказывалась, но держала на дистанции. Когда же Валентин в армию ушёл, всё повторилось точно так, как у «моей» Валентины. Замуж вышла за вернувшегося из заключения уголовника, побоям подвергалась, в психбольницу попала, развелась. Вот такое повторение судьбы с девушками одного имени, одного возраста, живущих в одном доме.
Когда Валентин из армии вернулся, её подруги передали ему: «Если любишь ещё, приходи». Не пошёл Валентин – сильно обижен был.
- И правильно сделал! – хором решили мы.
Ещё одна Тома (не последняя)
С седьмого класса занимался я в драматическом кружке при Доме пионеров. Неожиданно встретил там Валю Студенцову, в которую ещё в детском саду был влюблён. Сначала обрадовался, но потом показалась она мне слишком взрослой. Только со старшими ребятами на свидания ходила и говорить об этих свиданиях ей очень нравилось. Рассуждала, кто умнее, кто красивее, кто денежнее. С перспективой. Ко мне чисто по-дружески относилась, и я к ней так же. Без неё в драмкружке девчонок хватало, и, главное, что у всех было одно общее – тяга к искусству.
С Томой там познакомился. Из кружка до дома её провожал, благо – по дороге. Потом свидания пошли. Гуляли больше в Удельном парке. Бегали, догоняли друг друга. Кто догнал – тому поцелуй. Иногда после поцелуев так разойдёмся, что я её догоню, а она на спину шлёпнется и меня на себя тянет. Я на неё упаду… У обоих кровь горит. Тут не только поцелуй получишь, а всю облапаешь, самые запретные места. Ей нравится. Лежит, глаза закрыты, рот раскрыт для поцелуев, и я чувствую, как она подо мной невольно пассы бёдрами делает. Дальше не доходило – народу в парке много. После игр таких я с трудом двигался – внизу живота всё болело.
Влюблён в неё не был, но общаться так нравилось. Подумывал, не затащить ли её к себе домой…
Возвращались мы с друзьями с очередной прогулки.
- Смотри-ка! – говорит Самурай. – Томка-то твоя!..
Гляжу, по другой стороне улицы подружка моя пьяного парня тянет. А он не столько пьян, сколько рисуется, виснет на неё, то целоваться лезет, то матом загнёт на всю улицу. Она же, словно заботливая жена при блудливом муже: уговаривает, поддерживает, на себе его волочит.
При очередной встрече я Томе о своих впечатлениях рассказал.
- Так это парень мой, - объяснила Тома просто.
- А как же я?
Томка улыбнулась:
- Он же не узнает, а тебе не всё ли равно?
Мне было не всё равно. Не хотелось парня обманывать. Мужская солидарность. Да и Тома стала мне неприятна.
Упущенный шанс
У моего друга Толи Шилина день рождения, 15 лет. Отметить это событие собрались его родственники, близкие и не очень.
В качестве выпивки его родители, люди простые, заготовили немалое количество самогона деревенского изготовления.
Новорожденный и я считались уже взрослыми и пили наравне со всеми.
За столом я заметил, что несколько совсем не старых женщин обращают на меня назойливое внимание, отпускают двусмысленные шуточки, задают довольно нескромные вопросы. Вначале это меня покоробило, но после нескольких рюмок я почувствовал себя загадочным героем байроновского типа и стал отвечать на их флирт, как мне казалось, смело и остроумно. Одна молодая дамочка была совсем ничего.
Ещё после нескольких рюмок она попросила меня вывести её на свежий воздух, так как ей стало совсем плохо. Но ни на улицу, ни даже на лестницу мы не пошли, а уже в прихожей стали целоваться, и места, за которые она меня трогала, говорили вовсе не о романтике. Плотское желание, с одной стороны, и страх неизведанного, с другой, раздирали меня. В мыслях видел себя героем-любовником, реально же, пассивно стоял, боясь даже до неё дотронуться, в то время как её руки лазали по самым затаённым местам у меня под одеждой. То, что делала она, казалось мне больше гадким, чем сладким.
Она прошептала мне в ухо, что ей совсем плохо и необходимо где-то прилечь. Вместо того, чтобы отвести её в Толину отдельную комнату, я повёл её на кухню, где стоял топчан, и на него её уложил.
Заявив, что свет бьёт в глаза, она попросила погасить его.
Я отчётливо понимал, что ей нужно, сам хотел этого, но в то же время страх сковывал все мои конечности. Присев рядом, я запустил руку ей под юбку и сквозь толстые тёплые трикотажные штаны, ощутил упругое тело, которое вздрогнуло и напряглось. Сердце бешено стучало. А что делать дальше? Она, изнемогая, предоставила дальнейшую инициативу мне, не учтя моего состояния и моей неопытности.
Пока я переживал, на кухню вышел мужчина, который ещё за столом бросал на мою даму красноречивые взгляды.
- Что это вы сидите в полной темноте? – спросил он.
Я стал объяснять, что женщине плохо, а я не могу найти выключатель (хотя несколько минут назад сам его выключил)… Лампочка осветила живописно лежащую на топчане женщину с задранной юбкой и спущенными наполовину штанами…
Я понял, что моё приключение закончилось, и даже обрадовался этому. А ещё через некоторое время из кухни стали раздаваться стоны, и я, заглянув туда, увидел задранные женские ноги, с двух сторон его головы.
Теперь уже совершенно спокойно можно было вернуться к гостям. Шанс потерять девственность был упущен.
Девочка из заочной школы
Днём работать у станка, а вечером учиться в вечерней школе, очень тяжело. Домашние задания надо выполнять, а некогда. Перешёл в Заочную школу, одну на весь город.
В школе старенькой гардеробщице внучка помогает лет 14ти, физически ещё совсем ребёнок – после Войны некоторые дети развивались очень медленно. Девчушка часто на меня заинтересованно поглядывала, наверное, потому, что я был моложе большинства заочников. Как-то, в отсутствие бабушки, она взяла у меня номерок, сняла пальто с вешалки, но, вместо того, чтобы отдать его мне, побежала с ним в другой конец гардероба. Обрадовавшись маленькому приключению, погнался за ней. В дальнем углу она остановилась и без всякого страха ожидала от меня какого-нибудь оригинального действия. Я потянул пальто на себя, она дёрнула к себе. Лица наши сблизились, губы слились. Целовались долго и азартно. Потом она призналась: это был её первый поцелуй.
У девочки не было ещё ни груди, ни настоящей попки – одни кости – и рожица могла бы быть посимпатичней, а ей так хотелось любви.
Теперь каждый раз, когда я появлялся, девочка снова пыталась затащить меня в дальний угол. Если это было невозможно (бабушка, люди в гардеробе), она оставляла пост и шла рядом со мной до самого класса. Мы почти не разговаривали, и говорить-то нам было не о чем. При выходе из класса она опять встречала меня, провожала до гардероба, лично подавала пальто, не доверяя это бабушке.
Посещал я школу не чаще раза в неделю. Свидания эти были не утомительны, но бесперспективны. Разница в возрасте составляла целых три года, и жили мы в разных концах города.
Когда я получал в канцелярии аттестат, она ждала меня за дверью. Выйдя, дал ей подержать. Оба понимали, что встреча эта последняя. Не скрывая слёз, она одной рукой спрятала за спину мой аттестат, другой потянула меня к себе. Мы целовались прямо в школьном коридоре. Как ушёл, не помню.
Кира
Услышал я о Кире ещё в 8м классе от соседа по парте Зарецкого. Его двоюродная сестра и Кира были неразлучными подругами. Сестра рассказывала брату о их девичьих похождениях, а тот на уроках пересказывал это мне, делая ударение на лукавстве, хитрости, жадности женского пола.
Смеясь, сообщил приятель, как сестра и Кира знакомятся с парнями, выбирая заметных и денежных, ходят с ними в кино, даже в театр, посещают кафе, раззадоривают на подарки, а потом, когда отношения приближаются к серьёзным, а деньги у парней кончаются, умело отделываются от них и находят следующих доверчивых, жаждущих девичьих ласк, идиотов. Кира уже не девушка… Про сестру он промолчал.
Сообщая все эти подробности, Зарецкий подразумевал, что ни сестры, ни Киры я никогда в жизни не увижу, а если уж увижу, то близко не познакомлюсь. Но старые поговорки верны: мир тесен.
Это произошло года через два. К тому времени я уже серьёзно встречался с Людой, но серьёзного ничего ещё у нас не было, и, пугаясь её настойчивости, я даже собирался с ней расстаться. Люда в очередной раз пригласила меня на вечер в свою школу. Я таких предложений не пропускал. И хотя Люда старалась всё время держаться рядом, хотел чувствовать себя свободным, постоянно от неё сматывался и вовсю приглашал танцевать других девчонок.
Кира видела, что я не один, и всё же, скорее назло (такой характер), пригласила меня на белый танец. Уже тогда было в ней что-то хищное, от охотника. После танца повела меня в свой угол, где и познакомила с подругой. Узнав имена обеих, быстро уточнив, где девчонки живут, догадался, с кем имею дело, вспомнил рассказы Зарецкого, но не признался, что заочно знаком с ними, и решил поиграть с девушками, зная их правила.
Денег у меня никогда много не было, хотя уже работал на заводе, но ради эксперимента что-то наплёл, намекая на большие возможности.
Кира взяла меня в оборот, сразу отодвинув подругу. Мне это тоже было на руку – не обманывать же сестру приятеля.
Мои новые подруги учились в другой школе. Кто и как провёл их на этот вечер, не уточнял. Встречая недобрые взгляды хозяек, в том числе и Люды с сестрой, они, считая, что задача на этот вечер выполнена (знакомство состоялось), предложили мне смотаться.
Когда я в гардеробе помогал одевать Кире пальто, появились Люда с сестрой. Как смотрели они на меня – обманщика и подружек!
Сводил Киру в кино, разорился на пирожные с лимонадом и мороженое на улице. На этом решил поставить точку в затратах.
Следующее свидание, по моей инициативе, происходило у Киры дома. Комната в коммуналке, чистенькая, но далеко не богатая, как у всех.
Поговорили. Потом стали обниматься. Несколько раз поцеловались. Вроде бы всё шло хорошо, но как-то слишком накатанно, без души, без страсти. Попробовал к кровати её подтолкнуть. Не обиделась, но отшутилась:
- Не сразу. Всё в своё время.
После этого вдруг заявила, что у неё много дел, и я должен уйти отсюда в три часа.
Вспомнив трюк, о котором где-то читал, я, попросив принести стакан воды, быстро перевёл стрелки ходиков и своих наручных часов на два часа назад.
Мы опять стали целоваться, заводить друг друга. Мне удалось даже уложить Киру на мамину кровать, что ещё больше возбудило её. Мы то боролись, то бросались навстречу друг другу, падали на кровать. Начал раздевать её, и она почти уступала, но всё время поглядывала на часы. Они мешали ей полностью отдаться страсти.
Когда стрелки ходиков перешли двухчасовой рубеж, Кира вдруг посерьёзнела:
- Почему на улице уже темнеет? Сколько на твоих часах? Собирайся. Тебе уходить пора. Скоро мама придёт. Ты ведь не хочешь с ней встретиться?
- Когда мама приходит?
- В четыре или немного раньше.
Получалось: или Кира врёт, или мама опаздывает. Ведь на самом деле был уже пятый час.
- Давай, я помогу тебе навести порядок в комнате, иначе мама догадается, что здесь происходило.
- Нет, нет. Уходи. Пусть всё остаётся так. У меня нет секретов от мамы. Я всё ей рассказываю.
- И расскажешь, что происходило сегодня? – с ужасом спросил я.
- Конечно. Я не скрываю от неё ничего. Мы – подруги. Мама часто даёт мне хорошие советы.
- Было у тебя что-то подобное с другими? – вырвался у меня наивный вопрос.
- Девушки взрослеют раньше мальчиков. Нам нужно думать о будущем. Конечно, встречалась и с другими… Но это произойдёт только после свадьбы… Или хотя бы накануне её, - добавила вдруг она, увидев мою поскучневшую рожу.
Кира продолжала буквально выталкивать меня:
- Я опаздываю. У меня важная встреча на Чёрной речке.
- Свидание?
- А хотя бы и так!..
- Когда?
- В четыре.
- Ты уже опоздала! – с идиотской радостью сообщил я и рассказал о переводе стрелок.
Кира сразу даже не поверила, но прохожие на улице подтвердили мои слова.
- Как она злилась! Видно, никто ещё её так не обманывал.
На свидание она уехала, но, как потом выяснилось, напрасно.
От Зарецкого узнал, что Кира встречается с офицером из Военно-морской академии!.. С таким старьём! Это было выше моего понимания. А ведь при её 17ти ему вполне могло быть 23-25 лет. Разница совсем, по моим сегодняшним понятиям, небольшая. У меня разница с Ольгой 16 лет, а с сегодняшней женой – 33 года, а…
С Кирой мы продолжали встречаться. И вот я опять у неё дома. Сегодня она никуда не спешит. Опять, больше, чем в прошлый раз, мы бесимся, обнимаемся, катаемся по кровати, мнём друг у друга самые потаённые места. Инициатива принадлежит ей. Как правило, она сверху, верхом на мне, то трётся щека о щеку, то вдруг выпрямляется, выгибается, и мне кажется, что через мои брюки и её трусы я чувствую позывы её тела.
Ей мешает платье, и оно летит в сторону. Туда же – комбинация, лифчик, чулки…
- Что ты разлёгся бревном? Снимай брюки. Кто залезает в постель, не снимая ботинок? Как тебе не стыдно! Стащил бы с меня сам хоть что-нибудь. Девушки это любят, хотя для вида иногда сопротивляются.
Как быть? Она не понимает, чего требует. Если сниму ботинки, то Кира увидит, что вместо носок у меня мамины чулки, подвёрнутые спереди в виде стелек, а от ног распространится такой запах…
Как выйти из положения? Нельзя же лежать в брюках и ботинках рядом с голой девушкой… Она ждёт, требует. Мучительно ищу выход. Тяну время. Отхожу в дальний угол комнаты, медленно расшнуровываю ботинки…
И это меня «спасает». Дверь вдруг открывается, на пороге стоит Кирина мама.
Мне почему-то кажется, что всё это подстроено. До сих пор не пойму, случайность это или нет. Хорошо, что я одет и нахожусь в другом углу комнаты. Мозг срабатывает мгновенно. Поворачиваюсь лицом к стене:
- Ну! Ты уже переоделась? Я могу повернуться?
Мама на лету вступает в игру:
- Кира! Переодевайся быстрее. Молодой человек устал лицом к стене стоять.
- Сейчас! Сейчас! Мамочка!
Каждый из нас врёт, понимая, что другие это знают и врут тоже. Как в театре, но без всяких репетиций.
Мама садится за стол и приглашает нас. Хотя бы чай поставила, а то получается слишком официально.
Начинаются вопросы, а точнее, настоящий допрос.
Я учусь? Работаю?! Кем? Расточником?! А что это такое? Это на станке?!
Объясняю ей, что станок высокоточный, швейцарский, выбирает микроны.
- Но ведь, всё равно, станок! Грязь, масло. Одним словом, цех.
Взгляд в сторону Киры: Куда ты смотрела?
- Ах! Вы ещё учитесь! В школе рабочей молодёжи?.. Нет?!
Рассказываю ей о заочной школе, как это удобно и хорошо. Аттестат такой же, и штаны протирать в школе не надо.
- А потом в ВУЗ?
- Нет. В военное училище.
- Какое?
Мне нельзя раскрывать государственной тайны. Так говорил мне майор Шкуренков в военкомате. Но Кирина мама быстро выведала у меня эту тайну. Я сам не знаю, где находится это училище, то ли в Куйбышеве, то ли в Феодосии. Когда всё оформится, тогда и узнаю… Оказалось, оно в Ростове. Но это потом.
Значит, Вы на три года уедете из Ленинграда, а потом – по распределению?
После моего утвердительного ответа опять многозначительный взгляд в сторону Киры: зачем он тебе нужен?
Маме всё ясно. Она встаёт и уходит по своим делам. Кире теперь тоже всё понятно. А мне – тем более. Стал собираться. Даже из приличия меня никто не удерживал.
Через 7 или 8 лет, учась в Академии связи, на Сенной площади увидел Киру с неизменной подругой. Обе были модно одеты, излишне сильно накрашены, излишне громко разговаривали и смеялись. Через всё это пробивались какая-то неустроенность, жизненная усталость.
К тому времени я был уже женат, имел дочь. Кира же с подругой всё ещё искали подходящую партию. Находили неоднократно, но срывалось… Постоянно. Так сообщило сарафанное радио, а оно не ошибается.
Девушка в шляпе и перчатках
Петя Егоров попросил написать любовные стихи для его девушки. Мне это – раз плюнуть. Написал.
- А у неё подруга есть! – с благодарностью приняв стихи, сообщает Петя. – Видела тебя и желает познакомиться.
Что ж, я не против.
С этой целью решили собраться на заводском стадионе и поиграть в волейбол.
Ждём женскую половину.
- А вот и они! – обрадовано сообщает Петя. – Моя – слева, твоя – справа.
У него симпатичная девушка. Мне она нравится. Стихам соответствует. Милая рожица, стройная фигурка, ножки – захватывает дух. Одета простенько, и это подчёркивает её молодость, скромность и симпатичность.
А вторая!.. Может, мне сразу убежать? Рядом с хорошенькой движется, расставляя ноги в стороны, видимо, чтобы не упасть, что-то приземисто-широкое на высоких каблуках, в шляпе довоенного фасона, на руках – чёрные перчатки, на шее – крупные бусы. Даже моя мама, бывшая грузчица, постеснялась бы выйти из дома в таком виде.
Смешно и глупо. Девочка, скорей всего, приезжая, и наряжали её на первое свидание всем девичьим миром. При этом не обошлось без скрытой издёвки. Она же этого не понимает.
Играем в волейбол. Она тоже тянется в круг. Даже перчаток не сняла. Руки – как крюки.
Я в том возрасте добреньким не был, и сильно рассердился, что мне такую бурёнку сватают. Изловчился и срезал по шляпе.
- Сними шляпу-то, - советуют ей подруги. Она сняла. Куда положить, не знает.
Я говорю:
- На дерево можно повесить вместо корзины и в баскетбол играть.
Петина подруга так глазами на меня повела, что решил я более не шутить. Но не удержался. Когда «моя» девушка, запутавшись в собственных ногах, упала, совсем уже глупость сморозил: предложил каблуки отпилить. Глупо, но смешно получилось.
Девчонка, обидевшись, в сторону отошла. Подруга за ней. Петя – следом. Так вся компания и распалась.
Петина невеста над подругой шефство взяла. Стали они втроём в музеи ходить, в кино, на лекции по искусству.
Зачем я этот эпизод, ничего для меня не значащий, привожу? Чтобы рассказать, чем это кончилось. Женился-то Петя на той, что была в шляпе.
Вечношатающаяся Галяна
Опять три подруги кричат у меня под окном:
- Юра! Соловей! Выходи!
Что с них взять? Они из общаги. Скромностью не страдают. Высовываюсь из окна:
- Что случилось?
- Выходи! Есть разговор.
Вышел. Поболтали. Сначала вчетвером, потом трое заторопились куда-то и оставили нас с Галяной вдвоём. Видно было, что у них это всё было уже запланировано.
Погуляли. До Коммунки дошли, болтая. Вспомнили, как познакомились. Слово за слово, сообщила она мне о своих подругах подробности:
- Обе младше меня, а уже не девственницы. Танька со своим почти официально живёт – мать не возражает; а к Любке теперь парни так и липнут: «Давай! Всё равно, не девочка». Одна я, бедная, до 18ти дожила, а всё нетронутой хожу. Так и старой девой остаться можно.
Разговор получился откровенный.
- Что ж, - спрашиваю, - никто внимания на тебя не обращает?
- Обращают, да ещё как! Только я со своими, общажными, не хочу. Пьянь они, и разболтают потом за милую душу. Будут, как к Любке, приставать. Я хочу, чтобы всё было по-серьёзному, надолго…Мне ты нравишься. В армию пойдёшь – писать буду, ждать.
Я из этого разговора понял главное: хочет девушка с девственностью расстаться и выбрала для этого меня. Остальное как-то мимо ушей пропустил. Мне ведь тоже пора. Тоже девственник. Скоро в армию. До той поры надо стать настоящим мужчиной, иначе ребята засмеют. Так принято. Фюрер и Марафон перед уходом в армию к Милке ходили из 17го дома. Она за капроновые чулки любому даёт. Не лезть же и мне ночью к ней в окно. С Галяной всё-таки будет более прилично.
Вот так договорившись, решили это дело не откладывать и на другой день пошли в Удельный парк «загорать». Она подстилку взяла.
Удельный тогда был не то, что теперь. Боялись люди туда ходить, Всякие жуткости рассказывали. А уж если туда идёшь, да ещё с подстилкой, каждому ясно, для чего.
На всякий случай, финку взял с наборной ручкой – сам на заводе сделал из напильника – в парке всякое случиться может.
Удельный хорошо знаю. Выбрали место подальше от дороги и тропок, в самой гуще, где ещё недавно с Марафоном школу прогуливали. Под кустиком расположились. Вроде ниоткуда не видно.
Сначала немного о Марафоне рассказал, о школе. Потом обниматься стали. Она сама ко мне так и льнёт, ногу на меня закидывает, даже стонет от возбуждения. Меня же такое поведение, наоборот, настораживает: «Вот, - думаю, - прямо профессионалка. Наверное, с другими уже не раз этим занималась, а мне загибает, что девочка». Однако, сам тоже возбудился, прижал её к земле покрепче, пуговицы на трусах сбоку расстёгиваю. Вот уж эти пуговицы на женских трусах! Хорошо, что сейчас их нет. Они ещё не раз будут мне встречаться. По бедности и из-за отсутствия самого необходимого шили тогда сами себе, кто что может: рубахи мужские, сорочки нижние женские, юбки, платья, в том числе и трусы; женские – чаще всего на пуговицах сбоку.
Две пуговицы расстегнул, дальше не даёт. Поднимаю руку выше, между ног её запускаю – всё разрешает, а трусы расстёгивать только до третьей пуговицы, дальше нельзя. Вижу, что хочет она, чтобы я эту злосчастную пуговицу расстегнул или даже оторвал, но обязательно с насилием, якобы против её воли. Я же, наоборот, не хочу и не могу ничего делать силой потому, что борьбой увлекаясь, о сексе забываю. Хочется, чтобы она только обо мне думала, как мне хорошо сделать, чтобы нежной была, послушной.
Сейчас знаю, что мужчины тоже разные бывают – одним ласку подавай – это мне – другим – по анекдоту: «Чего разлеглась!? Вставай, одевайся, сопротивляйся!» Встречал я таких мужчин много, особенно на Кавказе: без её сопротивления страсть у него не наступает…
Вот ещё одна пуговица расстёгнута. Последняя осталась. Галяна смотрит мимо меня испуганно, головой на кусты кивает:
- Там кто-то есть!
Точно, за кустом две головы торчат. О породе подгллядывающих я с детства знаю (но не понимаю). Встречали мы их в парке, когда в войну играли или рябину рвали. Парни старшие о них рассказывали. Володька советовал ещё, что прежде чем сексом заниматься, надо с дубиной вокруг не один раз обежать, всех страдающих разогнать, и только уже после этого на девку лезть.
Вскочил я гневно, финку из валяющихся брюк выхватил и к кустам. Ничего уже не соображаю. Мужики врассыпную. И ведь мог бы тогда ударить, зарезать… Мог бы.
А больных-то было много, всё мужики, пожалуй, сильней меня. Им бы заранее по дубине взять, и ничего бы я со своим ножичком им не сделал. Так нет. Разбежались. У каждого в такой момент своя психология: кто нападать должен, а кто убегать.
По кустам походил, боевой дух выпустил. К Галяне подошёл. Она всё лежит, но одеться успела и, главное, все пуговицы опять застегнула – начинай сначала. А настроение уже не то.
С начала начали. На этот раз она не сопротивлялась. Все четыре пуговицы расстегнул, стал с одной ноги трусы стягивать. Она и ногу сама подняла. Все прелести уже увидел. Сейчас… В сторону головой повёл, а из-за кустов опять рожи с горящими глазами торчат. Их уже ещё больше.
Встал. За ножом нагнулся, но уже не так рьяно. И они не побежали, шагом отошли.
Опять рядом с Галяной лёг. Руками по ней вожу, сам о другом думаю, голова вокруг так и вертится: где они? Знаю, не ушли.
И тут как-то увидел я всё совсем другими глазами. Ноги у Галяны короткие, толстые, талии нет, задница – как у бабы рожавшей. Запах от неё какой-то неприятный, трусы несвежие и вообще… Не моя это принцесса. Не смогу я её любить, страдать в её отсутствие. Не буду ей доверять, знаю, что как только раскроется коробочка, схлестнётся она с общаговскими парнями. Не будет любить меня так, как бы мне хотелось.
Нет. В парке уже с такими мыслями ничего не получится.
Стали мы одеваться. Почти собрались. Тут мужик из кустов выходит, как бы мимо идёт. Почти прошёл, а потом повернулся, посмотрел на меня:
- Эх, ты!
Столько тоски было в его голосе, жалости, презрения, злости. Так я его своим поведением обидел, обманул их ожидания. Позорником я себя почувствовал…
По дороге домой Галяна меня спрашивает:
- Ты ни разу не кончил?
С чего бы это? И откуда она такая грамотная? Галяна продолжает:
- Болит у тебя сильно?.. А я, пока возились, успела и не один раз.
Слышать это неприятно. Почему она о таких вещах так свободно болтает?
Всё-таки пора становиться мужчиной. Договорились с Галяной пойти днём ко мне домой. Мать - на работе, сестра - в детском саду. Квартира, правда, коммунальная. Кроме нашей комнаты – ещё три, 13-14 соседей. Многие дома.
Комната наша снаружи на висячий замок закрывается (от внутреннего я ещё в детстве все ключи потерял), изнутри даже защёлки никакой нет. Живёт же вся квартира одной семьёй. Каждый может войти, кто постучать, а кто и так.
Устроились на моём диванчике. Он узкий, как больничный топчан. Разделись, как на пляже. Она – в лифчике и трусах (другие уже), а я - в семейных.
Рядом лежать неудобно – узко. Она меня под себя подмяла, сверху навалилась. Сама целует, сама по мне руками везде лазает. Меня такая инициатива раздражает. Мужчина-то – я, не она.
Попытался её к стенке скинуть, а она в стену упёрлась, не заметил, как на полу оказался. Соседка в стенку стучит:
- Юрка! Что там у тебя упало?
Могла бы помолчать. Знает же, сволочь, что я девчонку привёл.
Галяна раздеваться дальше отказывается:
- Давай пока так… Нельзя сразу… А у меня грудь красивая?.. Тебе не хочется меня в пупок поцеловать?.. Тогда трусы ниже спущу… Нет, совсем не сниму… А потому!.. Не хочу… Вот так сделай. Вот в эту щель просунь… Хорошо? Вот и хватит. Остальное потом.
Сначала я все капризы её выполнял, потом нажал, да так на пупок ей и нагадил. Она улыбается, по пузу растирает:
- Женщинам это полезно.
Мне, мужчине, неудобно, а ей – хоть бы что.
Хочу раздеть её - не получается, хочу своего добиться – не получается. Подготовилась она в этот раз тщательнее, чем в Удельном.
Через некоторое время мой организм и второй раз сработал.
- Видишь, - смеётся она, - можно и без этого удовольствие получать. Я тоже уже несколько раз кончила. Хочешь посмотреть?
Она засовывает мою руку себе в трусы. Там полно какой-то слизи, что-то среднее между спермой и соплями. Потом было у меня много женщин, но такого не встречал за всю оставшуюся жизнь. Рука моя в этой слизи. Не знаю, обо что её вытереть.
- О свои трусы, - подсказывает она, или, если хочешь, о мои.
С одной стороны - чувство омерзения и злости, с другой – желание довести всё до конца; желание не физическое, а человеческое.
Срываю с неё трусы, лифчик. Они летят на обеденный стол…
В это время дверь за моей спиной с шумом раскрывается. Я готов выгнать непутёвых соседей самыми злыми, самыми матерными словами, но в дверях стоит мать.
У неё свободный график работы, иногда днём приходит домой… Всегда в самое неподходящее время. Мать стоит бледная, не может ничего произнести. Затем у неё начинается истерика.
В чём дело? Мне уже 18 лет. Неужели я не имею права привести домой девушку? Оказывается, моя родительница знает не только Галяну, но и её маму далеко не с лучшей стороны. Оскорбления сыпятся на обеих. Что-то мать с ними не поделила. Скорей всего, кавалеров в Удельном. Она так разошлась, что готова вцепиться Галяне в волосы. Знаю, она может. Мне приходится выталкивать мать за дверь, чтобы обоим одеться.
Вся квартира слышит этот скандал.
- Если ты ещё раз приблизишься к моему сыну, я приду в вашу общагу и устрою такой скандал! – кричит мать нам вслед.
Чтобы успокоиться, мы ещё погуляли по парку Лесотехнической академии. К вечеру отвёл Галяну домой.
Скандал этот не был причиной, он стал поводом для нашего расставания. Ещё в Удельном я понял: это не моя девушка. Мы перестали встречаться само собой.
Через два с половиной года, приехав из Училища в очередной отпуск, вместе с друзьями шёл по родной улице. Навстречу нам двигались три женщины, я бы сказал, средних лет. Поравнявшись, они хором произнесли:
- Здравствуй, Юра!
- Кто это? - обернулся я им вслед.
- Неужели не узнал? – рассмеялись друзья. – Это же вечношатающиеся. Слева – Танька, в середине – Галяна, с другой стороны – Любка. Все замужем. Ребенку Галяны уже больше года.
Ещё раз обернулся им вслед. Поразительно! Молоденькие девушки за такой короткий срок так успели обабиться. Нет. Люда не такая.
Люда
В «Друге» я описал пять женщин, оставивших серьёзные следы в моей жизни. Не хотелось бы повторяться, но избежать этого трудно.
В 9м классе, готовясь к вечеру встречи с женской школой, поставили мы отрывки из «Ревизора». Совместили приятное с полезным.
- Иначе никаких танцев! – заявил директор.
После спектакля какие-то девчонки подходили, о чём-то спрашивали. Режиссёр всё-таки. Среди них, как оказалось, и Люда была, но я её тогда не приметил.
На катке она уже как к знакомому подкатила. Хотя в данном случае глагол этот совсем не подходит. На коньках девушка держалась с трудом. Тощая, неуклюжая и, чего греха таить, некрасивая.
Друзья мимо проезжают, посмеиваются:
- Где такую страшилу отхватил?
Тут же каждый ей кличку дал: Борис – «Длинная», Давыд – «Перепонка» (промежуток между ноздрей сильно выдавался), а Валя Юдин вообще Бабой Ягой назвал. Какие уж после этого амуры.
Но Люда настойчива. На катке преследует, через друзей записочки передаёт, то в кино, то в театр приглашает, то книгу почитать даст; а потом её возвращать надо. Долго я с ней мучился. Всё пытался отделаться, грубил иногда, а то и просто убегал, а потом, признаться, преданность такую оценил. Приятно ведь, когда тебя любят.
Положительных качеств – полно. Главное, читает много. Скромна. Настойчива. А что страшненькая, так это даже хорошо – другие меньше внимания будут обращать, меньше шансов, что изменит… Вот как можно ошибиться, но об этом потом.
Люда – первая женщина, первая настоящая любовь; как любой человек, имеющая достоинства и недостатки, долее других женщин находившаяся рядом, многое от меня испытавшая, но не проклинающая, не отвергающая, наиболее человечно воспринимающая всё происходившее и происходящее.
С самого начала не я выбрал её, а она меня. Она добивалась меня тщательно, методично, не скрывая желания сблизиться, не скрывая симпатии и любви. Против неё были настроены мои друзья (а их мнение значило для меня много), противилась нашей близости моя мать. Сам я считал, что достоин большего: ждал красавицу, принцессу, умницу, которая любила бы меня бесконечно, и в которую всю жизнь был бы влюблён я. Нехило, правда? Люда этим мерилам явно не соответствовала.
В первую очередь, внешность. Когда мы познакомились, она напоминала даже не палку, а слегка согнутый кусок рельса. Тоща до невозможности. Ни о какой фигуре даже мысли прийти не могло. На лице выделялся длинный, тонкий, острый нос с низко выступающей частью между ноздрями. Выражение лица – как у собаки, ожидающей подачки и страшащейся пинка. Шаровары велики, с вытянутыми коленками, лезвия коньков смотрят в разные стороны.
Когда она впервые сама подъехала ко мне (ко мне!) на катке, я был даже ошарашен: неужели я достоин такого пугала из обломившейся ветки дерева?
Друзья кружили невдалеке, посмеиваясь: как я выйду из положения? Показал себя джентльменом – побеседовал, потом, извинившись, быстренько смотался. Только остановился – она опять подъезжает с разговорами.
По дороге домой – от друзей одни насмешки надо мной и куча обидных прозвищ для неё. Однако Люда не отставала. Записки через друзей, приглашения в кино, театр, просто погулять. О джентльменстве уже нет речи. При её приближении я позорно убегаю, покидаю компанию, выпрыгиваю на ходу из трамвая.
Она не сдавалась, сдался я. Мало того, видя такое проявление чувств, настойчивость, готовность на жертвы, сдались мои друзья. Они уже не смеялись надо мной, не обзывались, а стали говорить о ней с уважением; иногда же даже порицали меня за скотское к ней отношение.
Они уже мне завидовали. А я что? Кому не понравится, когда тебя так обхаживают? Лучше быть беззаветно любимым, чем самому влюбляться без ответа. К тому же приближалась Армия, а я всё оставался девственником. Грязная мыслишка иногда высовывала голову из подсознания: Люда не откажет, пойдёт на всё. А ещё умна, начитанна, добра, всегда готова помочь, даже услужить.
Со временем то ли внешность изменилась в лучшую сторону, то ли стали мы к ней привыкать. Я уже не стыдился её как спутницы, даже если она брала меня под руку. Правда, когда она прислала мне уже в Училище свою лучшую фотографию, мой новый друг, Толя Гаврилов, глянул на фото и обалдело произнёс:
- Ну и противогаз!
Потом, прочитав что-то на моём лице, долго и неуклюже извинялся. А ещё через три года, когда Люда приехала ко мне в Краснодар, он, познакомившись с ней, назвал её красавицей и сказал, что завидует мне. И в первом, и во втором случаях был он вполне искренен.
Забегая вперёд, ещё скажу о её внешности. В 18 лет она, как многие, перенёсшие Блокаду дети, отставала в физическом развитии, оставалась ещё подростком и «расцвела» только после 20ти: сформировалась фигура, округлилось лицо. А может быть, просто в таком возрасте все девушки привлекательны…
Всё больше времени проводили мы вместе. Даже молча гулять или стоять в подъезде, прощаясь, доставляло нам удовольствие. Друзья ревновали:
- Нас на бабу променял! – пели они, оставляя нас наедине.
Было обидно. Я всё ещё считал дружбу выше всех других человеческих отношений: любви, родственных связей, карьеры, собственного благополучия, даже патриотизма. Боялся, что ребята поймут меня не так.
Отношения наши с Людой, несмотря на обоюдное притяжение, развивались медленно. Даже очень медленно, если сравнивать их с моими дальнейшими похождениями; когда уже через 20 минут после знакомства женщины оказывались в постели моего гостиничного номера, а через 40 минут мы гуляли, как давние супруги, по набережной Одессы.
Причинами таких медленных отношений являлись наша обоюдная неопытность, раздельное обучение, излишняя начитанность да и замедленное физическое развитие тоже.
Такой пример. Договорились пойти на ночные гуляния в ЦПКО. Белые ночи.
Люда оделась по-взрослому: каблуки, причёска, только что купленное шёлковое платье… Под платьем – комбинашка, чтобы не просвечивало. И торчит эта комбинашка из-под платья на два пальца. Я это заметил сразу, а сказать ей стесняюсь. И людей тоже стесняюсь, всё-таки нижнее бельё у девушки видно. Так и таскал её в ЦПКО по тёмным углам, чтобы никто эту злосчастную комбинашку не заметил. Она удивляется, к людям рвётся, а я своё – тяну, где потемнее.
Отойти, чтобы помочиться, тоже целая проблема. Оба очень друг друга стеснялись.
Да. А вот, к примеру, через 10 лет мы с Наташкой познакомились. Так она перед первым свиданием, видимо, много воды выпила, и через каждые 10-15 минут надо было ей отлить. Бегали мы по улице Горького, углы искали, и закрывал я её своим телом, пока она за дверью парадной помочится.
Поцеловались мы с Людой только через полгода после знакомства, во время гуляния по парку Лесотехнической академии.
- Ой! Что ты делаешь!? – как-то глупо произнесла она.
- Ведь я же люблю тебя! – признался я.
Потом целовались чаще всего в подъезде её дома при расставании. Так в тёмном подъезде иногда, обнявшись, часами стояли и никаких поползновений к близости, кроме поцелуев, не делали. И ведь хорошо обоим было, прямо прекрасно.
Это потом, опять же лет через 5-10, поцелуй для меня стал только необходимым и достаточным предисловием к более активным действиям. Губы целуют, а руки автоматом уже дальше своё дело делают.
Так лето и осень в подъезде да в парке процеловались. Затем, к зиме ближе, домой к ней перешли. Родители её – в соседней комнате, а мы сидим в темноте на диване, молчим, за руки держимся, и ничего нам больше не надо.
Нет. Конечно, мне надо, но стеснялся даже сказать об этом.
Всему приходит свой черёд. Стал я всё чаще то груди её ладонью сжимать (их-то ещё найти надо было – одно название), то руку между ног запускать. Вначале она вроде даже изумилась: а без этого нельзя? Нет, нельзя. Так положено…
Тут и начались наши мытарства. Вроде, она согласна, но не очень. Опять же, как нарочно, всё время что-то мешает: то родители её дома, то вот-вот подойти должны. Ко мне придём – соседи докучают: в дверь стучат каждую минуту; сколько времени, спрашивают; соли или спичек просят.
Знаю, что потом матери доложат, а она, как с Галяной, скандал может устроить. Хотя, вроде бы, не должна потому, что как-то после очередных поздних гуляний оставил я Люду у себя ночевать. Вроде бы отдельно легли и вроде бы вместе: она - на моём диванчике, я – рядом на полу. Можно друг другу руку подать. Больше: ни-ни. Мать сама помогала устраиваться.
А утром – звонок в дверь. Пришли её родители. Мы с ней скандала ожидаем, а они с моей матерью в дверях целуются. Всё! Считай, сосватали. Так вот наши родители познакомились.
Стал я ещё смелее. Поцелуев мне уже мало. С одной стороны, естество требует – после наших встреч, обниманий, целований – всё болит (и говорят ещё: это вредно). Другая сторона – общественная. Если до призыва мужчиной не стану – во дворе засмеют.
Все уже о наших отношениях с Людой знают. Друзья и во дворе, и на заводе спрашивают:
- Ну, как вы там? Трахаетесь уже?
Начинаю объясняться (время неподходящее, места нет) – всеобщий смех, особенно на работе. Советы глупые дают:
- Вон Машка-нормировщица прямо днём в тёмном углу на мешках даёт. А Лёха в ночную смену умудрился поиметь её прямо на работающем станке. Так сказать, без отрыва от производства. Машка же, действительно, давно на меня глаз положила, несколько раз пыталась на мешки заманить, но не хочу я её почему-то, упираюсь каждый раз, особенно после Лёхи, наглого, прыщавого.
В общем, как ни крути, а время подошло, да и Люда, вроде бы, к этой мысли уже привыкла. Когда одни остаёмся, без спора раздевается, даже по комнате голая пройти может: как я – хороша? А как до постели доходит, тут и начинается. Я заранее нервничаю, знаю, в последний, решающий момент обязательно вывернется или вдруг застонет, того хуже – расплачется, или вдруг вскочит:
- Сегодня не хочу! Не буду! В следующий раз…
И такая дребедень постоянно. Получается что-то вроде игры: дам – не дам. Привыкли уже. Незаметно в борьбе и удовлетворяться научился. Болей после этого уже не испытываю, и то хорошо.
Однажды у неё дома мы, голые, так увлеклись своей игрой, что не заметили, как её отец с работы пришёл. Он водопроводчик, график у него свободный… Повернул я голову, а он в дверях стоит. Мы испугаться не успели – он уже исчез.
Оделись. Сидим, скандала ждём. «Ну, - думаю, - за инструментом пошёл, топором или ключом разводным. Чего доброго, убивать будет. А за что? Ведь ничего ещё не было. Объяснить-то как?»
Это сейчас я его понимаю. Случись такое с моей дочерью, я бы тоже дверь прикрыл и ушёл. А тогда, в 18 лет, всё по-другому представлялось.
Долго мы его ждали. Готовились… Не выдержали. Пошла Люда на кухню, а его и дома нет. Да был ли он? Может, показалось, почудилось?
Случай этот заставил нас быть осторожнее, но и прекратить заниматься этим мы уже не могли.
Оканчивающаяся ничем сексуальная борьба меня, конечно, не устраивала, и как-то, после очередного семяизвержения, одеваясь, я заявил об этом подруге в довольно резкой форме. Было сказано, что есть девушки более доступные, не такие хитрые, не такие изворотливые. К ним придётся идти.
Я сам не очень верил в то, что говорил, но Люда испугалась.
- Не надо! Не уходи! – жалобно попросила она.
Не раздеваясь, прямо от двери вернулся к ней и без всякого труда овладел ею с такой легкостью, что потом, вспоминая об этом, задумывался: была ли вообще какая-либо преграда, не водили ли меня за нос всё предыдущее время?
Начался следующий этап наших отношений, самый приятный, самый желанный. Мы отдались ему со страстью молодости. Занимались этим в любое время, в любом более-менее удобном месте. Ни о какой Камасутре мы тогда не слышали, да она нам была и не нужна. Та или иная поза определялась обстоятельствами. На пеньке в её огороде это было так, в парке на скамейке – по-другому, маленьким диванчиком определялась третья поза, а на большом диване можно расположиться более вольготно, в дождь на улице – естественно, стоя, а зелёная травка приглашает лечь. Обстоятельствами же определялись длительность и частота половых актов. Чаще всего это происходило 7-8 раз в день, при благоприятных условиях доходило до 11-12.
Физиономии наши вытянулись, носы заострились, глаза впали, кожа вокруг них стала иссиня-чёрной. Изменения не остались незамеченными окружающими. На всякие намёки, замечания мы только улыбались одним, отворачивались от других. Мы были счастливы и ни от кого этого не скрывали.
А как изменилась внешность Люды! Из гадкого утёнка она превратилась в прекрасную молодую женщину, довольную жизнью. Счастье прямо аурой окружало её.
Не берусь угадать, как долго могло бы это длиться, но наше время было ограничено. Первое соединение произошло в конце мая, а 8го сентября любимая махала рукой вслед поезду, увозящему меня в Ростов, где находилось Училище специальной связи, в котором мне предстояло отслужить три года. Правда, в отличие от обычной воинской службы, курсантам в конце каждого учебного года полагается месячный отпуск, на который мы возлагали наши радужные надежды.
Училище
Всего из Питера в Ростов нас ехало 8 специально отобранных кандидатов. Почти всех на вокзале провожали девушки и родные. Поэтому в вагоне сидели мы скучные, унылые, знакомиться не спешили, а только приглядывались. С Борисом Голубевым были мы из одного районного военкомата.
В Москве пересадка. Здесь Борис успел отличиться. Он снял вокзальную проститутку. По дороге в её каморку их накрыл милиционер и сдал Бориса с рук на руки сопровождающему нас офицеру. Так что в Ростов приехал Борис меченым. Не знаю, повлиял ли этот эпизод на его дальнейшую судьбу, но через год Голубев был переведён в общевойсковое училище.
В первый же день первое письмо из Ростова было отправлено любимой. А вскоре пришёл и ответ. Мы клялись друг другу в вечной любви и верности. Письма писал я ей каждый день (а что ещё делать лишённому свободы юноше? Вспоминать счастливое прошлое и мечтать о таком же будущем?). Сообщали друг другу обо всём, о всяких пустяках. Сначала письма звучали в унисон. Люда часто советовалась, как поступить в той или другой ситуации. Я аргументированно отвечал… И она поступала наоборот.
Так она спросила, отрезать ли ей косу. У неё были шикарные, густые, длинные волосы. Я возопил: ни в коем случае!.. И она прислала фотографию с новой причёской. Естественно, обиделся.
Она спросила, справлять ли ей без меня свой день рождения. Конечно, нет! Мы отметим его вместе, когда я приеду в отпуск… Письмо от матери поразило меня. Я сообщил ей о дне рождения и попросил сделать от меня подарок. Мать явилась неприглашённой, нежданной.
«Юрочка! – писала она. – Ты должен её бросить. Я настаиваю на этом, как мать».
Далее в письме описывался день рождения. Приглашены были новые друзья и подруги из техникума, в который она только что поступила. Никого из наших общих знакомых. Её родители на празднике не присутствовали, а только обслуживали его. Мать мою пригласили на кухню, откуда она всё и наблюдала. Рядом с Людой сидел парень гораздо старше меня. Оба они явно симпатизировали друг другу. Танцевали они только вместе. К концу праздника все перепились. Устроили драку. У того парня оказался пистолет, и он стрелял. Никто не пострадал, но скандал получился на весь двор.
Почти сразу получил я письмо и от лучшей подруги Люды – Милы, с которой у меня были хорошие, дружеские отношения. Не так резко, как моя мать, Милка тоже описывала тот день рождения с возмущением. Парень был центральным нападающим известной футбольной команды.
Какая ревность сжала моё сердце, какие страдания пришлось мне перенести, каждый, кто был влюблён, может себе представить. Что мог я сделать, заключённый в стенах Училища?.. Только написать разгромное обличительное письмо.
Ответ меня совершенно не успокоил. Звучал он явно фальшиво. Да, день рождения справлялся, но исключительно по просьбе родителей. Да, футболист был приглашён, но исключительно по просьбе новых друзей. Да, он за ней ухаживал, но она не обращала на него внимания. Затем в письме она сбивалась, и далее вдруг выплывало, что у футболиста и так много девчонок, поэтому Люде он уделяет внимания недостаточно.
В письме досталось и Милке. Люда сообщала, что теперь рвёт с предательницей дружбу навсегда. Так оно дальше и произошло.
Конец письма довершил моё поражение. Люда доказывала мне, что молодость даётся один раз в жизни, и этим грех не воспользоваться. Она не собирается сидеть три года черной вдовой, но она, по-прежнему, любит меня и будет ждать. Если раньше она писала мне о себе «не всё», то только, чтобы лишний раз меня не расстраивать. «Ты мог остаться в Ленинграде, но уехал в другой город. Кто знает, как ты там себя ведёшь? Может быть, ещё хуже меня».
А ведь я описывал ей каждый свой шаг, каждое впечатление, переживание!
Интонации Людиного письма были явно созвучны мнению её матери. Это она всегда твердит: «Живи, пока молодая!» «Ты должна нравиться всем, а тебе никто! Только тогда можно сделать правильный выбор». Это она, мать Люды, постоянно изменяет своему мужу. Спаивает его, чтобы уйти из дома. Неужели Люда станет такой же?
Это письмо давало мне возможность поставить точку на наших отношениях… если бы я её не любил.
Ещё раз внимательно читаю письмо, пытаясь найти для Люды какие-то оправдания. Вот же она пишет, что любит меня по-прежнему и будет ждать. Мать же моя и раньше не очень её привечала.. К тому же, со стороны матери имеется меркантильный интерес. Если сейчас мы с Людой не разойдёмся, то после окончания училища я женюсь на ней, заведу свою семью. Мать же ждёт, что я буду материально помогать ей в воспитании сестры.
Милка всегда завидовала Люде. Опять же, я ей, кажется, нравлюсь. Она может надеяться: если мы разойдёмся с Людой, то отпуск я буду проводить с ней.
Всё больше нахожу причин, чтобы оправдать ту, которую люблю. А ещё где-то далеко свербит шкурная мысль: «С кем же я буду трахаться в отпуске? Не с Милкой же? Она мне совсем не нравится». А ещё она предала лучшую свою подругу. Так друзья не поступают…
Друзья! Вот кто не предаст, кто даст объективную оценку. И я пишу своим друзьям, объясняю ситуацию, прошу помочь, выяснить правду.
Обычно друзья собираются с ответом долго. Кто же любит марать бумагу? На этот раз ответ приходит быстро.
Валентин учится в одном техникуме с Людой, постоянно видит её. Его мнение однозначно. С моим отъездом Люду словно подменили. Не пропускает ни одной вечеринки в техникуме. Не к ней липнут парни, а она к ним. Футболисту просто вешается на шею. Постоянно посещает матчи с его участием, чуть ли не в раздевалку лезет. Валентин даже разговаривал с ней, напоминал обо мне, стыдил. Ответ был: «Он сам виноват. Зачем уехал?»
Вывод Валентина твёрд: «Брось ты эту Перепонку!»
Не верить друзьям нельзя, но я не верю. Конечно, всё, что они пишут, правда. Но как посмотреть…
В увольнении знакомлюсь с Машей с Россельмаша. Тупа, неначитанна, некрасива. Ладно, зато трахнуть можно.
Но и тут осечка… Я в самоволке. Мы с Машей полураздетые лежим в кукурузе, растущей под стенами Училища. На этом и ловит меня командир соседней роты. Взыскание. И «Прощай, Маша!»
Весной мы с Анатолием знакомимся с девушками, живущими рядом с Училищем. Одна девушка – красавица-казачка, другая – без правой руки. Нам обоим нравится однорукая. Видимо, из жалости. Красавицу-казачку отвергли оба. Девушка без руки выбрала Толю. Мне ничего не осталось, как встречаться с красавицей.
Летом Училище переезжает в Краснодар. Связь с девчонками на этом прерывается.
Осенью я еду в отпуск в Питер, а Толя – в Ростов.
- Ты к Анюте едешь? – спрашиваю его.
- Да.
- Зачем?
- Хочу повидаться.
- Ты же на ней не женишься!
Он пожимает плечами…
После отпуска.
- Ну, был в Ростове?
- Был.
- Встречался?
- Конечно.
- Трахнул?
- Ещё как! Весь отпуск протрахались.
- Подлец ты.
Он смеётся:
- Так не с Анютой же.
- А с кем?
- Да с Розой.
Роза – красавица-казачка, в каком-то роде, моя пассия.
- А Анюту видел?
- Конечно.
- Почему же не с ней?
- Пожалел.
Однорукую пожалел, красавицу не жалко. Вот и пойми его.
Про Машу, Анюту и Розу написал здесь потому, что за этот период других женщин не встречал.
Долгожданный отпуск.
Начищенный, наглаженный, напомаженный выхожу на платформу Московского вокзала. Люда в нарядном платье вручает мне букет цветов. Рядом мать. Но я смотрю только на Люду.
Бросили дома мой чемодан и к ней. Друзья – после, для них ещё найдётся время.
Какое счастье! У Люды дома никого нет. Кидаемся друг к другу в объятия. Срываю с себя китель…
Звонок во входную дверь.
Сматываюсь в другую (тёмную) комнату, чтобы там одеться. Люда кого-то впускает…
- Людочка! – слышу мужской слащавый голос. – Хороша, как всегда! Что, дома никого нет?
Люда пытается что-то сказать, объяснить, но под его напором оказывается в первой (освещённой) комнате. А он уже обнимает её за талию, подталкивает к дивану, лезет целоваться и говорит, говорит, не переставая, не давая ей раскрыть рот:
- Я давно пришёл, но дома никого не было. Ходил вокруг дома, ждал, пока не зажёгся свет. Люда под его натиском вот-вот рухнет на диван. Разгневанный, выхожу из тёмной комнаты. Парень ошарашен. Он считал, что она одна. Ей, наконец, удается вырваться из его объятий.
- Познакомьтесь! – говорит она, показывая на меня. - Это мой двоюродный брат. Приехал в отпуск из училища.
Ах, так! Я – двоюродный брат! А про него она вообще ничего не сказала. Значит, завсегдатай!
Чувствую, что бледнею. Да, кто в таких случаях краснеет, а я бледнею. Стараюсь принять игру:
- Заскочил на минутку, - объясняю парню. – Хотел увидеть тётю Соню. Ладно, не буду вам мешать. Как-нибудь потом загляну. Сегодня ещё многих навестить нужно, друзья ждут. – Это уже для неё.
Рвусь к двери. Люда стоит на пути. Она растеряна, не знает, что сказать, как себя вести.
Я взбешён. Хочется чего-нибудь натворить, ударить, сильно оттолкнуть, разорвать… Но стараюсь сдерживаться, прийти в себя. Люда к двери меня не пропускает, и я, улыбаясь лицом, применяю силу. Она чуть не упала на тот же диван, но вскакивает и у самых дверей хватает меня за рукав, видит, что так меня не удержать и, уже не стесняясь, виснет на шее.
- Не пущу! – тоже улыбаясь (для него), почти кричит она. – Не пущу!
Парень удивлён и растерян. Он видит: происходит что-то неладное, совсем не то, что мы с ней пытаемся изобразить, и, чтобы разрядить обстановку, начинает опять болтать что-то об их общих знакомых.
- Мне надо идти! – отрываю её руки от своей шеи. – Пусти.
- Сергей! – истерично кричит она. – Неужели ты ничего не понимаешь? Уходи!
Сергей даже рад, что ему подсказали выход. Он тут же исчезает.
- Я пойду! – говорю твёрдо, но не очень. – Оставила бы лучше его.
- Но я люблю тебя!
- И поэтому представила меня двоюродным братом.
- Я растерялась. Испугалась.
- Испугалась, что он при мне уложит тебя на диван?
Она что-то объясняет, но я твёрд. Такую свинью подложить мне в день приезда! Я ждал этого дня целый год.
- Ты с ним спала?
- Нет! Что ты?!
- Целовалась?
- Нет, - произносит она с задержкой, правда, не так уверенно, и ещё несмело прижимается ко мне.
В этом тонком, прозрачном платье она так близка. Целый год я ведь ждал именно этого… И вот мы уже на диване. Первый раз. Второй.
В коротких перерывах я требую правды, и она признаётся:
- Жених. Вернее, родители наши дружат и хотят, чтобы мы поженились…
Но она любит только меня. Ждёт только меня… Нет. Не изменяла ни разу. Я хочу верить. Я верю…
На другой день встречаюсь с друзьями, и мне уже неважно, что они про неё говорят. Я-то знаю лучше.
Так вот и прошёл отпуск. Конечно, были также походы в театры и музеи, кафе-мороженое и на танцы; но основным времяпрепровождением было соитие. Дома у неё и у меня, в парке и на огороде, на лестнице и на крыльце. Правда, и в этот месяц появлялись иногда у неё в доме какие-то парни, мне не знакомые, но, открывая дверь, она говорила им (по моему наущению):
- Я вышла замуж.
С помощью различных ухищрений мне удалось получить справку о болезни и этим продлить отпуск ещё на несколько дней.
Всё хорошее кончается быстро. Опять проводы, слезы, клятвы и одиннадцатимесячное ожидание следующего отпуска.
Первые дни после возвращения в Училище только и разговоров в казарме, что «о бабах». Мой земляк Бушуев рассказывает, как он лишил девственности, а затем трахал весь отпуск сразу двоих. Приходящие от них письма он читает громко, стоя на табурете. Показывает фотографии обеих, хохочет, а потом слезает с табуретки, качает скорбно головой и с фальшивыми слезами несколько раз повторяет:
- Вот такой я подлец.
В обратном его уверяет только друг Коковкин, который также сообщает каждому, как он совращал в отпуске «малолеток».
Через полтора года Бушуев женится на студентке из Краснодара, бросив ленинградских невест. Но речь не об очередной подлости. Бушуев становится притчей во языцах в Училище и Педагогическом институте: он не может лишить девственности свою законную супругу в течение одного месяца, второго… О том, что это, наконец, свершилось мы узнаём из госпиталя, куда герой попадает после подвига. Оказывается, был он до этого времени девственником и, как королю Людовику 16му, ему теперь нужно срочно делать операцию – разрезать уздечку. Следовательно, своих ленинградских девчонок он оговаривал. В Училище народ злой, и оставшееся до выпуска время над Бушуевым жестоко посмеиваются.
Коковкин тоже женится на выпускном курсе. Он успевает это сделать за неполный месяц стажировки. Она кандидат в мастера по фехтованию. Бросив родительский дом, молодая вместе с мужем приезжает в Краснодар. В казарме её не поселишь, а для снятия комнаты у молодых нет денег. Наш командир взвода пристраивает Жанну к какой-то сердобольной старушке даром. Пока Коковкин готовится в Училище к выпускным экзаменам, мастерицу по фехтованию видят то в Доме офицеров, то в обществе опять же офицеров, в парке культуры или на центральном проспекте. После нескольких семейных скандалов молодая подаёт на развод, и к выпуску Коковкин снова холост, а Жанна снова замужем, но уже за старшим лейтенантом.
Коковкин один из немногих, кто имеет в Училище постоянную любовницу. Женщин у нас работает немного: учительница русского языка (она замужем за преподавателем), продавщица канцелярского киоска (лет под пятьдесят), одна повариха (ещё есть повар мужчина) и несколько уборщиц предпенсионного или пенсионного возраста. Одна из последних специализируется, как полотёр. Нам кажется, что она не совсем нормальная. Одевается вычурно: высокие каблуки, яркие , не по возрасту и специальности платья; особенно выделяется на ней соломенная шляпка с большими полями и букетом искусственных цветов на тулье; морщинистое лицо разрисовано всеми цветами радуги. По вечерам, когда она натирает полы в кабинетах начальства (в казарме, клубе, и классах это делаем мы), Коковкин её навещает. Нас он уверяет, что в сексе она зверь.
Но вернёмся назад, к послеотпускному периоду. Пережитым в отпуске делились все. Я не был исключением. Каждый считал свой отпуск особенным, у каждого была своя девушка (уже не девушка – парадокс), каждый взахлёб рассказывал, как им было хорошо. Никто не оказался брошенным, обманутым, но никто после первого курса и не женился. А вот после второго курса и на третьем свадеб было много.
Для меня второй курс прошёл в постоянном, болезненном ожидании очередного отпуска. Случайные знакомства с девушками в нечастых увольнениях тоски по любимой не снимали и заметных следов в памяти не оставляли.
Познакомиться, правда, было не трудно – девушек около Училища всегда крутилось много, в выходные – особенно.
Как-то летом, мы с Лёней, чинно гуляя с такими знакомыми, увидели курсанта, пьяным валяющегося в кустах. Девушки сморщили носики:
- Как можно?! Разве это достойное времяпрепровождение?
И тут Лёня им выдал:
- Вы думаете, почему мы с вами здесь гуляем? Денег нет! А были бы деньги, валялись бы так же - пьяными. У нас дома свои девушки есть. А в увольнении лучше напиться.
В душе я был с ним солидарен и относился к местным девушкам примерно так же. По сравнению с Людой они не имели такого кругозора, не были так нежны, порядочны, тактичны. Мне казалось, что все они мечтают только о том, чтобы выйти замуж за будущего офицера, и неважно, что он представляет из себя снаружи и внутри.
У каждого свой вкус. Мне нравятся девушки утончённые, начитанные, грамотные, одухотворённые, ни в коем случае не толстые. У Лёни вкус другой.
- Смотри, какая красавица! – показал я ему на девушку, входящую в книжный магазин и отвечающую моим требованиям к женской внешности.
Лёня презрительно:
- Разве это красавица? У моей Лизки и жопа круче и титьки больше.
И опять весь этот, теперь уже второй, год, а точнее, 11 месяцев, я живу только письмами. Сегодня пишу, завтра получаю от неё.
Приятели иногда опять сообщают мне, что Люда ведёт себя, не как влюблённая. Опять её видят то там, то с тем. Я расстраиваюсь, отчитываю её в очередном послании, а она всё объясняет так просто. Главное, в это верю свято, она меня любит. Только очень любящая девушка может писать такие письма. Перечитываю их много раз и успокаиваюсь, и уже сержусь не на неё, а на друзей – неужели они не видят, не понимают, что она любит только меня, верна мне.
Перед очередным отпуском наши письма особенно нежны. Оба мечтаем о скорой встрече. В письме сообщаю ей день приезда. На пассажирском поезде билет у меня бесплатный, но я доплачиваю, чтобы приехать раньше, сажусь на скорый и даю об этом Люде телеграмму. Выгадал целую ночь; точнее – мы выгадали.
Она меня не встретила.
Это ничего. Значит, я приехал раньше телеграммы. Будет сюрприз!
Кое-как поздоровавшись дома, бросив чемодан и переодевшись «в гражданку», бегу к ней. У них нет света. Звоню, стучу – никого.
Из друзей телефон имеет только Валентин. Это он, чаще других, сообщает мне неприятные сведения. Звоню ему из телефона-автомата. Он не знает, где она, но, кажется, догадывается.
Середина пятидесятых. В Питере и в других городах модно танцевать прямо на улице. Проигрыватель выставляется прямо в окно или вообще выносится на улицу. Умельцы собирают усилитель. Неумельцы снимают со столбов уличные динамики. За такое воровство определено три года. А поймай! Кто-то приносит довоенные пластинки, а кто-то – заграничные, переписанные «на костях» (рентгеновских снимках).
Заиграла музыка. Тут же кавалеры приглашают дам. Те не жеманятся. Кто поскромнее – танцует ближе к свету, кто посмелее – ближе к кустам, в темноте.
Валентин ведёт меня к своему другу Масалу, одному из устроителей таких танцев. Тогда, танцуя, не бесились, как сейчас. Танго, фокстрот, иногда вальс. Народа не много. Ещё рано. Оказывается, Масал знает Люду. Бывает часто, но сегодня не пришла.
- А вы сходите к студентам, - советует Масал.
По тёмным улицам с разбитыми фонарями идём к студенческому общежитию. Музыка слышна издалека. Почти в полной темноте колышатся тени пар. Пока я привыкаю, Валентин уже обежал площадку и с ехидной улыбочкой хмыкает:
- Туда смотри.
Узнаю не сразу. Там, где-то на самом краю колыхающегося моря тел, танцует пара. Он прижал её к себе, рука его ниже её талии; она доверчиво положила головку ему на грудь, такая нежная, податливая, покорная. У неё шикарная причёска и платье в облипон.
То ли сердце сжалось, то ли кулаки, или то и другое. Стою у них на пути, а они не видят, упоённо, почти на месте, замерли. Наконец, он заметил. Наверное, лицо у меня было необычное, страшное. Остановились. Вот и у неё на лице испуг. Не знает, как поступить, что сказать. Полная растерянность. Ещё не отрываясь от него, только подняв голову, уже пытается оправдываться:
- Ты же написал, что завтра утром приедешь!
Он понятливо отступает в темноту. Зачем драка? Сразу видно, что это моя девушка. Как говорится: разбирайтесь сами.
Валентин всё так же улыбается и с надеждой ждёт моего решения.
Хочется послать её ко всем чертям и никогда больше не видеть. Но это – с одной стороны. С другой же – столько ожиданий, целый год, столько надежд, и всё – коту под хвост.
Моя растерянность даёт ей шанс, которым она пользуется. Берёт меня за руку:
- Пойдём отсюда. Пойдём скорей. Я тебе всё объясню.
- Надо так себя вести, чтобы не понадобились объяснения, - бормочу я, но иду. Где-то глубоко-глубоко в мозгу даже не мысль, а скорее, ощущение: А как же я без неё?
Она, между тем, торопливо выкладывает, что это новый сосед по квартире, племянник Руфы. Он только что приехал в Ленинград и уговорил её сходить с ним на эти, уличные, танцы. А она ждала меня весь год, она любит меня и завтра собиралась идти на вокал. Нет. Никакой телеграммы она не получала, только письмо.
Мы подходим к парку Лесотехнической академии и углубляемся в тёмную чащу кустов и деревьев. Я всё ещё очень зол, молчу. При взгляде на неё кулаки, по-прежнему, сжимаются, и в то же время сдерживаемое почти год желание рвётся наружу. Желание и злость переплетаются, сливаются и становятся единым чувством. Молча, грубо прижимаю её к дереву, лезу под юбку, спускаю трусы, расстёгиваю собственные брюки… Она не сопротивляется, даже помогает мне и… О ужас! В последний момент, когда до соединения остаются миллиметры, из меня совершенно непроизвольно вырывается струя. Едва успеваю направить её в сторону от Люды. Она ждёт, а я стою уже боком к ней, совершенно беспомощный, не зная, как управлять этим явлением. А сперма идёт и идёт большой сильной струёй. Люда смотрит туда:
- Ты что писаешь?
Не знаю, что ей ответить, как объяснить. Ни раньше и никогда позже такого со мной не происходило. Были случаи поллюции, было непроизвольное семяизвержение, когда в поезде со спящей молодой женщины сползло одеяло, и я сумел разглядеть все её прелести. И позже были случаи недоноса, но обычно это кончалось плевком в 1-2 секунды. Сейчас же струя идёт и идёт, как при мочеиспускании. Сколько её из меня вышло? Пожалуй, не меньше стакана.
Эх, молодость! Тут же, едва стряхнув последние капли, соединяюсь с девушкой… А потом ещё и ещё…
Надо ли говорить, что и второй отпуск проходил под знаком любви и секса.
И опять я в казарме. Опять первые дни после отпуска только и разговоров, что о девушках и любви; кто, с кем, как…
Из этого отпуска кое-кто приехал женатым. В конце же третьего курса женились уже многие, в том числе и я. Всё-таки ехать по распределению, чёрт знает, куда, лучше не в одиночку.
Свадьбы были добровольными и принудительными, богатыми и совсем даже не очень.
Несколько примеров.
…Женился Боря Журба, постоянный предмет едких насмешек всех курсантов, самый молодой в роте.
С точки зрения данной литературной части, Журба имеет немаловажную особенность – половой член громадных размеров. Такого я не видел больше никогда, даже у Толика Бровкина, всеобщего нашего кумира юношеских лет. Толик, бывало, вынимал его, брал в две руки и говорил:
- Что там ваши пиписьки – вот член!
Так вот, у Журбы был ещё больше.
По утрам, сразу после подъёма, Журба вскакивал и упирался им в стенку. Это была картина! Затем мы бежали на зарядку, а Журба шёл в комнатку для шинелей, кидал несколько из них в уголок, ложился и досыпал… или занимался чем-либо другим, не знаю.
Я на свадьбу Журбы приглашён не был, а Лёне посчастливилось. Вот его рассказ.
Свадьбу справляли в студенческом общежитии Педагогического института. У Журбы деньги никогда не водились; ещё должен был половине роты. Жена-студентка – тоже не миллионерша.
Гостей набралось больше полусотни. Столы в ряд составили, стулья принесли, стаканы расставили, друзей и гостей усадили…
Затем друзья жениха и невесты выставили на стол одну бутылку водки, один батон и полпалки варёной колбасы… Только после этого посмотрели на количество гостей и ужаснулись. Первым за столом ещё что-то досталось, но Лёня сидел в конце, и ему не досталось ничего: ни водки, ни колбасы, ни даже куска булки. Это его, мягко говоря, огорчило. То, что соседи по застолью тоже остались не солоно хлебавши, Лёню не успокоило. На подарок скидывались по 5 рублей, хоть обратно требуй. Так эти деньги уже истратили на ватное одеяло и две подушки. Таскал потом Журба за собой эти спальные принадлежности по необъятным просторам нашей родины…
Курсанты, естественно, сообщили о биологических особенностях Журбы студенткам. Те после брачной ночи поинтересовались у молодой жены: как ей, не туго ли пришлось?
- Нет, в самый раз, - отвечала новобрачная.
…Лёха из третьего взвода познакомился с девушкой через училищный забор. Жила она совсем рядом, поэтому бегать к ней в самоволку было одно удовольствие. Если что, ребята просто громко крикнут:
- Лёха! Домой!
И Лёха уже тут как тут.
Отдалась она сразу, не ломаясь. Девственность потеряла ещё в 14 лет. Это всё, что знал Лёха о новой знакомой…
И вдруг вызывает Лёху не кто-нибудь, а замполит Училища. Заходит Лёха в кабинет, а там, рядом с замполитом его подружка сидит и её мама.
Что ж ты, сукин сын, девчонку трахнул, а жениться отказываешься? – наседает сразу на Лёху замполит.
А Лёха-то не отказывается. Просто, даже и разговора такого не было. Когда на эту тему говорить, если встречаются они всего вторую неделю? Что-то такое Лёха и промямлил.
- Так не отказываешься? – обрадовался замполит. И уже к маме её, - Видите, он вовсе и не отказывается. Играйте свадьбу на здоровье. А ты смотри у меня! – это уже опять к Лёхе.
А чего смотреть, жених так и не понял…
…У моего друга Толи Гаврилова ещё интереснее было.
Сначала влюбился он в официантку много старше себя. Та в Училище работать пришла специально, чтобы замуж выйти.
Переспав с Толей пару раз, «девушка в возрасте» делает ему предложение, а когда он задумывается, грозит пожаловаться начальству.
А Толя уже в другую влюблён. Она тоже рядом с Училищем, в частном домике живёт. Домик, как огурец, весь жильцами полон. Толя, честь по чести, предложение Люде сделал; но она поумнее его оказалась.
- Подумай сам. Ты курсант, я студентка. Денег у нас нет. Жилья своего тоже нет – я с двумя сёстрами в маленькой комнатке сплю. Нам с тобой переспать и то негде. Вот училище закончишь, направление получишь, поедешь на место, там обживёшься и меня тогда заберёшь.
Вроде логично. Только Толя не соглашается, жениться ему приспичило.
- Трахаться на огороде можно, - находится он. – Огород большой. Шалаш можно поставить. Не согласна Люда на огороде трахаться. Минимум комнату ей подавай, а лучше – квартиру. Толя сильно расстроился. Всем на свою несчастную любовь жалуется. Ко мне с просьбой обратился поэму написать о его любви. Пришлось согласиться, правда, с оговоркой:
- Не так сразу. На написание поэмы время нужно. Вот когда всё окончательно устаканится…
Устаканилось у Люды быстро. Завела она себе лейтенанта. С ним вскоре и свадьбу сыграла. Каждый день пришлось видеть Толе лейтенанта, выходящего из дома-огурца, утром и приходящего обратно вечером. Пытка.
Нас же всех в этой истории одно интересует: трахается Людка с лейтенантом в огороде или в доме местечко нашлось?
Официантка Толина к командиру роты жаловаться пришла:
- Не хочет Ваш подчинённый на мне жениться.
Ротный Коля, хотя и сволочь порядочная, в этом случае на защиту подчинённого встал. Вместе с другими офицерами роты кое-как её уговорили не ходить выше жаловаться.
Тут и моё стихотворение поспело. Не поэма, правда. Приведено оно в третьей части Мемуаров, раздел «Училище специальной связи». Там же и любовные похождения Гаврилова более подробно расписаны. Повторяться нехорошо, но стихи ещё раз приведу.
Гаврилова любовь
(неудавшаяся поэма)
Лопнула Гаврилова любовь,
Как порожняя пивная бочка.
Что от неё осталось? Лишь стихов
Плохих каких-то двадцать строчек.
А чувства какие пылкие
Таил в груди своей он!
Разлетелись, как проткнутый вилкою,
Детями надутый гандон.
Поломалась, как карточный домик,
Как пирамида во время тревоги.
В душу спокойно, как в отхожий ровик,
Насрали, широко расставив ноги.
Не обернувшись, насрала и ушла,
Что ж теперь перед ровиком каяться?
Засыпать бы, а то смердит душа.
Это никого не касается.
А может, лучше не засыпать?
Может, ещё кому понравится
Прямо у самого края встать
В открытую душу оправиться?
Из-за этих стихов мы с Гавриловым на дуэли дрались, но это к теме данной части уже не относится.
В Толину душу оправлялись ещё многие. Уж очень он влюбчив был.
После Люды влюбился в мою знакомую - Галку. По-дружески, я ему девчонку уступил, но Галка не согласилась, да и после истории с официанткой перестали Толю вообще пускать в увольнение. Галка же со мной встречи ищет, записочки шлёт. Ради дружбы (или потому, что она мне не нравилась) не стал я с Галкой встречаться. Ему же об этом заявил торжественно:
- Мужская дружба – выше любви!
После официантки хотел Толя жениться на дочери полковника КГБ. Втихаря они даже заявление в ЗАГС успели подать. Но полковник, ознакомившись с короткой, но яркой, биографией жениха, запер 19летнюю дочь в доме, а в Училище устроил большой скандал, после которого Толя даже в самоволку долгое время ходить не мог, не то что в увольнение.
Шум от всего этого ещё не утих, а Гаврилов умудрился уже со школьницей познакомиться и в садике рядом с Училищем получить обоюдное удовольствие. Каким-то образом об этом стало известно матери девочки. Вместе пришли они к Училищу, вызвали Толю, и мама потребовала от него назначить день свадьбы. Иначе… А он-то считал всё это лёгким флиртом.
Я тогда только женился на Люде. Мы аккуратно вынули лист со штампом ЗАГСа из моей служебной книжки и вставили его в Толину.
Гаврилов обещал будущей «маме» жениться обязательно, но только после развода и показал ей штамп. Видимо, жених маме не подошёл. Больше они не появлялись.
О любовных похождениях Толи Гаврилова здесь рассказано далеко не всё. Очень интересно было бы узнать, как после Училища сложились его семейные отношения.
Поскольку данная часть является как бы приложением к предыдущим, приходится в некоторых случаях повторяться. Так, там я уже писал, что на третьем курсе Люда приезжала ко мне в Краснодар два раза. Суровые законы воинской службы, с одной стороны, ограничивали наши встречи, с другой, заставляли меня нарушать эти законы, выискивая для этого всевозможные способы.
В первый раз Люда приехала зимой. Остановилась у старушки в частном доме рядом с Училищем, и я начал бегать к ней в самоволку, каждый раз преодолевая кирпичный забор высотой более 4х метров.
Той зимой в Краснодаре стоял необычно сильный мороз. Люда заболела. Чтобы посадить больную на обратный поезд, мне пришлось переодеваться в офицерскую форму, что могло окончиться для меня большими неприятностями.
Волковыск
Перед самым выпуском из Училища мы должны пройти стажировку по специальности. Я попал в Волковыск Гродненской области. Здесь у меня произошёл роман с женщиной. Ей 23 года, а её сыну – 4. Она – судья Волковыска. Институт закончила в Ленинграде. Там же вышла замуж, там же родила сына и развелась.
Красивая, умная, хорошо воспитанная, но одинокая женщина. Думаю, во всём Волковыске трудно было бы найти достойного её мужчину.
Отношения наши долгое время были чисто дружескими. Она знакомила меня с немногочисленными достопримечательностями городка и окрестностей. Часто общались, много гуляли, иногда я у них обедал. Кроме сына с ней жила её мама. Удалось мне даже у неё на суде побывать.
Познакомились мы на кладбище. В Западной Украине кладбище в любом городе является первой достопримечательностью. Таких красивых скульптур, как на кладбище, в городе не найдёшь.
Я осматривал памятники и услышал вдалеке за оградой женское пение. Песенка не имела к кладбищу никакого отношения. Она только что вошла в моду.
«Домино, Домино, нет меж нами тоски и печали…»
Прислушался. Потом тихонько на голос пошёл. Вижу: снаружи ограды молодая женщина соловьём заливается. Как подойти? Я стал подпевать. Так и познакомились. Тамара хорошо пела, особенно белорусские песни… В этом мне посчастливилось уже потом убедиться.
Всего в Волковыске пробыл я полтора месяца. За это время успели сильно подружиться.
Когда покидал я городок, она к рейсовому автобусу подошла – меня проводить. В последний момент сама в автобус зашла, и вместе к местечку Мосты поехали, где я должен был на минский поезд сесть.
Поезд приходил через четыре часа после нашего приезда на станцию. Чтобы не скучать, взяли в станционном буфете Розовый ликёр и её любимых конфет.
Расположились в кустах, недалеко от станции. Выпили. Она всплакнула вдруг. Я успокаивать стал. Чем это в таких случаях кончается, ясно. До прихода поезда я Тому три раза успокоить успел.
Договорились, что будем переписываться. Действительно, по одному письму друг другу написали… Тут и конец этой истории. Пожалел я потом: надо было с Розового ликёра не заканчивать, а своевременно начинать.
Второй приезд Люды был перед самым выпуском из Училища, в августе.
В очередном письме Люда с ужасом сообщила мне, что при выпуске из техникума они будут проходить полное медицинское обследование. Выяснится, что она не девушка. Какой позор! На это я ответил:
- Приезжай. Поженимся.
При этом я учитывал и свои личные интересы. Во-первых, наличие в Ленинграде жилплощади и жены увеличивало мои шансы распределиться в родной город. Во-вторых, если меня распределят в другое место, то поеду туда не один, а с женой. Иной женщины в качестве жены я себе не представлял. В-третьих, в отпуске не надо будет прятаться, бегать по паркам и пустырям в поисках места для спаривания, а спокойно ложиться в постель с любимой женщиной.
Мы официально расписались в Краснодарском ЗАГСе. О небольших неприятностях при этом см. часть 3.
Свадьбу сыграли во время моего отпуска в Ленинграде. Настояли на этом наши родители. Свадьба как свадьба. Только вот уже на ней произошло одно неприятное для меня событие, опять же, описанное ранее в «Друге».
Сидя в туалете, пришлось невольно подслушать разговор молодой жены с соседом по квартире. Разговор был настолько интимен, что задел меня за живое. Отправляясь после свадьбы в постель, я потребовал от жены объяснений. У меня не было уверенности, что она не соврёт, но, всё-таки, может быть, я в чём-то ошибся.
Получилось: не ошибся. Люда отрицала не только свою связь с соседом, но и сам разговор, каждое слово которого я не только хорошо слышал, но и запомнил на всю жизнь.
- Тебе всё это показалось спьяну. Надо было меньше пить. Я не выходила на кухню, не разговаривала с Борисом и даже не видела его.
Такая ложь укрепила правильность моих выводов. В день свадьбы узнал, что любимая мне изменяла.
С тех пор прошло более полувека. Мои взгляды на жизнь изменились. Конечно, тяжело молодому человеку, молодой женщине, уже испытавшим прелести половой жизни, отказаться от неё на длительный срок. В это время женщине хочется нравиться мужчинам, хочется, чтобы за ней ухаживали, хочется, наконец, просто потрахаться. Сдерживать себя годами, имея постоянный соблазн, трудно и почти невозможно. Как сказал кто-то из классиков: «Не надо меня испытывать. Я могу не выдержать испытания». Но тогда я был в шоке. Конечно, возникала и мысль о разводе. А я не представлял жизни без неё. Именно тогда пошёл я на компромисс с убеждениями: Если она так себя ведёт, я тоже имею право на измену и обязательно воспользуюсь этим правом. Думаю, и без измены жены жизнь подтолкнула бы меня к этому, но теперь появились оправдания перед собственной совестью и моралью. Жизнь тут же стала подталкивать меня, предоставляя возможности сойтись с другими женщинами.
Уже на нашей свадьбе молодая жена моего дяди не сводила с меня глаз. Улучив момент, она схватила меня за руку, затащила в угол и стала «поздравлять» совсем не по-родственному, почти взасос. Сквозь тонкое шёлковое платье я чувствовал всё её, разгорячённое алкоголем тело, полное страсти.
- Обязательно заходи к нам! В любое время! Обязательно! Я буду ждать!
Это было так невероятно, неожиданно. Мне казалось, что все смотрят, слышат. Что если увидит дядя?! Позор! Но никто не обращал на нас внимания (или делали вид, что не обращают). Может быть, на свадьбе позволительно всё? Вот какой-то дальний родственник во время танца целует в губы мою жену, а она не возмущается, не вырывается и даже не стесняется, а только, улыбаясь, что-то щебечет ему… Вот жена подполковника, подруга моей тёти и её ровесница, тянет меня на танец, прижимается громадными грудями и, касаясь губами моей щеки, шепчет мне номер своего телефона.
В голове моей роятся мысли: «Вот они женщины… Все одинаковые… И моя жена такая же!.. Прямо на свадьбе!»…
Конечно, я никуда не ездил, никому не звонил.
…Через пару недель свадьбу справляла подруга жены. Кличка – Кузя…
Для полноты картины придётся вернуться на некоторое время назад.
…Девушка Света и курсант Володя встречались несколько лет. Оба были красивы, стройны, высоки, умны, начитанны. Она училась в институте, он - в военном училище. По окончании им училища планировалось пожениться и вместе отправиться к его новому месту службы. А пока проводили вместе всё свободное время. Ходили в кино и на каток, ездили за город или просто гуляли по городу рука об руку.
Кузя была подругой Светланы. Нельзя было назвать её безобразной, но и красавицей тоже. Всё же ближе к первому. Маленькая, тихая, сутулая, серая мышка. Кузя немного косила, много шепелявила и имела особенность – бояться буквально всего: червяков, лягушек, темноты, одиночества, наглых и даже не наглых парней, экзаменов, учителей, родителей, боялась сесть в лодку в ЦПКО и поехать с классом на экскурсию в Пушкин… Училась Кузя плохо, с трудом переходила из класса в класс… Вторая особенность Кузи – всему удивляться. Увидев что-то новое, неожиданное, она широко открывала рот и всплёскивала руками:
- Надо же!
Много раз Света, Люда и другие подруги пытались познакомить Кузю с мальчиками; но те, как правило, после первого знакомства продолжать его желания не проявляли. Мама с папой по этому поводу очень сокрушались, пытались знакомить Кузю с сыновьями друзей и родственников, но эффект был тот же.
Жалея подругу, Люда, другие девчонки, и особенно Света, направляясь куда-нибудь со своим парнем, брали и Кузю. Конкуренции она не составит, зато красоту и ум подруги оттенит. Женщины так часто поступают. Так и ходила Кузя третьей в кино, в ЦПКО, на прогулку.
Вот уже Володя все экзамены сдал. Распределения ждёт. Света радуется, тоже ждёт официального предложения руки и сердца…
А Володя тайком является к Кузе домой и делает такое предложение ей. Такая вот неожиданность для всех, особенно для Кузи и её родителей.
Тайком от Светы и свадьбу готовили. Та ничего не знала до последнего дня. Прибежала к Кузе домой, когда свадьба уже в полном разгаре была. Почему её прихода никто не заметил? Подлетела к жениху:
- Володя! Как же так? Мы ведь собирались!.. – и слезами захлебнулась.
Спохватились родители и родственники, схватили Свету, стали вытаскивать, а она не сопротивляется, только в дверях опять к жениху повернулась и прокричала отчаянно:
- Я же беременна!
Онемела на миг вся свадьба, но только на миг. Мать невесты откуда-то 300 рублей достала, сунула их Свете в карман:
- На аборт.
Скорее Свету не только из квартиры, из подъезда выпихнули и родственников часовыми поставили, чтобы (не дай бог!) не прорвалась и свадьбу не испортила.
Судьбы Светы я не знаю. Кузя же с Володей жили, на удивление, хорошо. Намекали иногда Володе, что жена – дура и урод, он же только смеялся в ответ:
- Мне такая и нужна.
Двоих детей они вырастили. Володя в отдалённых гарнизонах до полковника дослужился, а под конец службы в Москву попал. Там, не сдержавшись, видимо, от соблазна, ушёл от Кузи к другой (умной, молодой, красивой), но через год вернулся. Почему? Не знаю. Да и сам Володя знает ли…
После этого рассказа эпизод, произошедший со мной на этой свадьбе, вообще незначительным покажется.
Рядом новый дом строился. Одна из подруг невесты в разговоре заявляет:
- Высота потолков в этом доме 1м90см.
- Не может быть такого! – удивляюсь я. – Это же рукой до потолка достать можно.
- Не веришь?! – кричит Валентина. – Пойдём, проверим.
Промолчал я. Зачем с пьяной женщиной спорить? Водку она глушила за столом громадными дозами по причине больного зуба.
В танце Валентина ко мне прижалась:
- Пойдём потолки мерить. Не пожалеешь. Там такие мягкие утеплители кучей лежат.
Смотрю на неё и удивляюсь. Ведь она – близкая подруга моей жены. Как же потом, если это произойдет, Люде в глаза смотреть будем?
- Вот протрезвеешь, - говорю, - и в следующий раз пойдём.
Отшатнулась она, глаза бешеные:
- Не будет следующего раза.
Я плечами пожал:
- Не будет, так не будет…
Как-то утром выскочил я на зарядку, а Валентина на работу идёт.
- Ну что? – кричу. – Когда потолки мерить пойдём?
Остановилась она, как-то с укоризной и с жалостью одновременно посмотрела на меня:
- Правду твои говорят: Не от мира сего… Чудак! Куй железо, пока горячо. Прозевал ты свой шанс.
А ведь я, действительно, хотел с ней только потолки померить, правоту свою доказать.
Не пожалел я об этом шансе. Не нужен он мне был. Уж если заводить подругу, то настоящую, и чтобы от начала до конца только с ней, чтобы верил ей, не ревновал, чтобы любил и она любила, а не так…
В конце отпуска ещё один Людин обман открылся. Получив направление на Дальний Восток, собирался я ехать к месту службы с женой. Моё обучение в Училище длилось три года, а Люда должна была закончить техникум за 2,5. Оказалось, что, ведя весёлую жизнь, на первом курсе Люда была отчислена из техникума, и только связи матери помогли ей оформить это, как академический отпуск. Иными словами, Люда была оставлена на второй год. Теперь, чтобы получить диплом, ей надо учиться в техникуме ещё полгода. Ехать на Дальний Восток я должен один.
Этот обман укрепил моё решение: будучи женатым, чувствовать себя свободным.
Дальний Восток
Отпуск кончился. Без жены, с двумя чемоданами и зашитыми в трусы 700 рублями, в новенькой парадной офицерской форме еду с западного края СССР на восточный, во Владивосток. Поезд пассажирский. Вагон плацкартный. Впервые в жизни у меня собственная плацкарта, до этого пользовался третьей полкой.
Своё нижнее место уступаю женщине с ребёнком, на другом нижнем месте располагается женщина с двумя детьми. Ещё в купе едет молодая женщина, жена офицера, который служит на Курильских островах. Поскольку я военный и, как её муж, тоже могу загреметь на Курилы, мы быстро находим общий язык. В основном, я интересуюсь службой, бытом на Островах. Она с удовольствием об этом рассказывает. Соседки по купе тоже прислушиваются, вступают в разговор, комментируют услышанное. А чем ещё заниматься в течение целой недели совместного пребывания?
Странно, но ей даже нравится служба на Курилах, она довольна.
- А чего? Мужиков много, баб мало, - делится она с соседками. – Каждый обращает на тебя внимание, стремится поухаживать; а когда муж на дежурстве – вообще отбоя нет. Любого выбирай, не то, что на Материке.
Женщины вздыхают. Мужчин ещё мало, особенно в сельской местности. Война унесла многих.
Молодая соседка явно рисуется передо мной. Это замечаю не только я. Когда она отлучается, женщины спешат сообщить мне об этом.
Да, она садится постоянно рядом со мной, часто излишне прижимается, иногда опирается рукой на моё колено; улыбаясь, подолгу смотрит прямо в глаза. Рассказывая что-нибудь, дотрагивается до плеча или до груди. Я стесняюсь, а соседки заговорнически подмигивают мне.
У неё и у меня вторые полки, и это даёт нам возможность общаться конфиденциально.
На второй вечер, заметив, что я кошусь на её голые ноги, она, вместо того, чтобы натянуть на них халат, выставила их ещё больше и игриво посмотрела в мою сторону. Я стыдливо отвёл глаза, вспомнив, как так же в поезде, год тому назад, кончил, глядя на голые бёдра лежащей напротив женщины.
Когда же снова повернул я голову в сторону соседки, халат был распахнут вообще, а женщина, по-прежнему, с любопытством наблюдала моё смущение.
- Что-то ты, лейтенант, слишком робок, - шепнула мне офицерская жена утром третьего дня.
- Смелее надо быть, лейтенант, - призывно сказала она вечером.
Нижние соседки перешёптывались, понимающе бросая взгляды в нашу сторону. Даже дети, казалось мне, заинтересовались нашими отношениями.
Стояла поздняя осень. Темнело рано, а электричества в поезде не было. Ночью в вагоне темно, хоть глаз выколи.
Ещё не спал, когда почувствовал, что её рука тянет меня.
- Лезь сюда! – шёпот был не любовным, а каким-то злобным.
Нет! Только не это! Могут услышать женщины снизу. Там же дети! Что делать? Она ведь знает, что я женат. Что-то такое рассказывал Толик Бровкин. У него подобное в поезде было. Но я к этому совсем не готов.
- Давай! Давай сюда, лейтенант! Смелее!
Замороженный, несчастный, я лежал на спине, боясь пошевелиться, не издавая ни звука…
Да, я хотел её. Физически был даже готов к этому, но (что там внутри, совесть или мораль?) что-то там, внутри, удерживало меня.
Полка моя вдруг тяжело скрипнула, почувствовался специфичный запах женщины, и она тут же упала на меня сверху. Я всё не шевелился…Она перекатилась через меня к стене и, невнятно что-то шепча, взяла инициативу в свои руки. Оказалось, что инициатива уже готова к применению. Одеяло поехало вниз и громко, как мне показалось, шлёпнулось на пол… А вдруг кто-нибудь поднимет его и постарается меня накрыть?.. Как ей, бедной, неудобно на полке. Она полностью управляет процессом, держа моё естество в руке и умело его направляя, но она не учла моей молодости. Почувствовав тёплое и влажное, естество среагировало мгновенно и бурно… Я почувствовал, как она вытирает моей простынёй свой живот.
- Аккуратнее надо быть! – сердито прошипела она. – Больно скорым ты оказался.
Хотелось сказать, что я могу ещё, но её запах (пота, несвежего белья) и все её действия вызывали у меня отвращение. Отвернулся к стене, показывая этим, что кончено. Она, пристроившись с края, что-то наставительно говорила, учила…
Утром долго не решался слезть с полки. Что скажут женщины? Как посмотрят? А дети!..
Весь день, пряча глаза, молча просидел и пролежал с книгой на полке. Женщины вели себя обычно, а она постоянно нервно шутила, прозрачно намекала мне о случившемся, а, когда стало темнеть, тихонько шепнула:
- Не опозорься сегодня!
- Не надо! Не хочу! – выплеснулось у меня.
Следующие дни соседка проводила в другом купе, где было больше мужчин. Они выпивали, громко и весело смеялись. На своё место она возвращалась поздно, в полной темноте, и что там между ними происходило ночью, не знаю.
Поэтому ли или по другому, но всю жизнь не могу терпеть, если от женщины исходит неприятный запах. В этом случае она не представляет для меня никакого интереса, вызывая только отвращение.
Хабаровск
Мне очень повезло. В Дальневосточном военном округе столько дыр (Чукотка, Камчатка, Курилы, Сахалин, Магадан, Биробиджан и др.), а я оставлен в Хабаровске, в штабе округа.
Получил жильё. Ничего, что это комната в коммунальной квартире с удобствами во дворе, а хилый деревянный дом находится на самом краю города, на Казачке. Ничего, что сюда не ходит никакой транспорт, и таксисты отказываются ехать на Казачку, даже за большие деньги, боясь застрять в грязи.
Жена приедет нескоро, и я чувствую себя холостяком. Куда же идёт холостой офицер, чтобы развлечься? Конечно, в Дом офицеров. Зачем ходят в Дом офицеров? Чтобы познакомиться.
Валя
Так её звали, Наверное, и сейчас так зовут, если жива. Нормальная девчонка. Всё на месте. Не очень выдающаяся или бросающаяся в глаза. Обычная, как все. Особенностью её было то, что она постоянно говорила «Спасибо» и «Большое спасибо» к месту и не к месту.
Провожать пришлось далеко, за железную дорогу. Наверное, сейчас, через 50 с лишним лет, город разросся, и возможно, что теперь это совсем не далеко, и даже Казачка находится почти в центре. Если мне скажут такое, поверю. Но тогда это было очень далеко.
Потискались, нацеловались, договорились встретиться, разошлись по домам. Всё, как у всех. Можно было, конечно, и чуть дальше продвинуться, но холод мешал – раз, место для меня непривычное – два, и Валя сказала, что с первого раза это неприлично – три.
- Хорошо! – согласился я. – Давай со второго.
- Спасибо! – в очередной раз поблагодарила Валя.
В следующий раз встретились мы днём и сразу к Вале пошли с определёнными намерениями.
- Никого дома нет и не будет, - уверяла меня Валя и так тщательно, что возникли сомнения.
Валин дом оказался бараком. Что такое «барак», раньше знал каждый. Ох, как много встречал я эти строения в разных уголках нашей родины.
А ведь тогда уже Никита Сергеевич Хрущёв заставил поверить нас в недалёкое (всего 15 лет) светлое будущее – коммунизм.
Остались бараки и сейчас, но уже меньше их. Для примера укажу: один стоит на станции Тарасовское, в 40 минутах ходьбы наша дача находится.
Одноэтажный деревянный дом – кишка, посредине – коридор, по бокам – комнаты. Удобства – на улице. В каждой комнате – семья, как правило, многочисленная, из трёх поколений. А что представляют из себя эти поколения, и рассказывать не буду, даже кто не знает, догадается.
В Хабаровске зимой морозы лютые. Барак же не из брёвен, а из досок сколочен, и, если он не просвечивает, то только потому, что щели тряпками заткнуты.
У Валиной комнаты, как и у остальных, ящики всякие стоят, бачки, примуса и керосинки старые.
Своим ключом она висячий замок с двери сняла. Зашли. Комната большая, даже можно сказать, свободная. Несколько железных коек стоят. Стола почему-то нет. В центре на табурете электроплитка стоит, от неё провода идут к патрону от электролампочки.
- Зачем это?– спросил я. – Некому розетку поставить?
- За розетку платить надо, - объясняет Валя. – А так мы за одну лампочку платим.
- Счётчиков нет, - догадался я.
- Конечно, нет, - соглашается Валя.
- А как же свет?
- Вечером лампочку вворачиваем, пока спать не ляжем, потом опять плитку подключаем, а то ночью совсем замёрзнуть можно.
От плитки, действительно тепло отходило, но недалеко.
Валя пальто сняла, на стенку повесила, к кровати подошла и дальше раздеваться стала.
- Раздевайся быстрее и под одеяло! – торопит Валя. – А то холодно.
- Дверь надо закрыть, - напоминаю я. – Вдруг кто зайдёт. Есть у вас тут щеколда или хотя бы крючок?
- Ничего нет, - Валя уже под одеяло лезет. – Никто не зайдёт. Не бойся.
В этот раз был я в военной форме – утром с дежурства сменился. Разоблачаться было и долго, и как-то боязно – дверь-то не заперта.
Снял шинель, на гвоздь повесил. К кровати подошёл, сел рядом с Валей, а раздеваться дальше не даёт что-то.
- Раздевайся. А то скоро родители или брат могут с работы прийти.
- Ты же говорила, что никого не будет, - напоминаю ей.
- Так время-то идёт.
Нутром чувствую: есть какая-то фальшь в её словах… Что вперед снимать, гимнастёрку или сапоги? И только я так подумал, дверь открывается, два мужика входят. Что они видят? Ничего особенного. Валя в постели лежит, а я рядом сижу и одет по полной форме. А ведь мог в это время и в кровати находиться голым.
Младший говорит:
- Смотри, батя, жених сидит. Сейчас Вальку замуж выдавать будем.
Я улыбаюсь, пытаюсь что-то объяснить а старший без запинки, как по писаному:
- Нашкодил – отвечай. Думал, так сойдёт: переспал с девкой и ушёл?
Пытаюсь объяснить, что ещё не переспал, но они слушать не хотят.
Младший спрашивает:
- Кто в магазин за водкой и закуской пойдёт?
- Вы вдвоём и пойдёте, - говорит отец, на меня головой кивая.
- Деньги есть? – уточняет брат.
- Немного есть, - мямлю я, а сам уже отдушину вижу, шанс вывернуться.
Валя уже одета и хоть бы словечко сказала в мою защиту – ведь не было же ничего.
- Мы можем с Валей сходить, - пытаюсь я улучшить обстановку.
- А вы пока от соседей стол принесите, - поддерживает меня Валя. Вот курва! Стол им подавай! Ждём, что отец скажет.
- Ладно, - соглашается тот, - идите.
Только я за шинель, а он:
- Шинель оставь. Здесь недалеко.
- Не положено, - заявляю строго. – Зимняя форма одежды. Без шинели нельзя. Сам скорей руки в рукава сую.
- Удостоверение… - слышу за спиной, но я уже на улице. Вот дураки. С Валей меня выпустили.
На крыльцо выскочил.
- Направо! – Валя кричит. А я прямо пошагал.
- Стой! – кричит Валя. – Куда ты? Сейчас папе скажу. Брат, всё равно, тебя догонит.
Где уж ему догнать! Зря нас что ли в училище три года гоняли.
- Спешу очень. Служба ждёт! – кричу ей на бегу. И, уже не стесняясь прохожих, до самой железной дороги и дальше, без остановки, как на кроссе, не спеша, но уверенно, следя за дыханием, бегу, бегу. Где брату меня догнать? Выдержки не хватит. Кишка тонка.
Пришлось в Дом офицеров пока не ходить.
Галка – Галочка – Галчонок
Пошёл в Парк культуры и отдыха (ПКО). В ПКО за билетами на танцы очереди дикие, да ещё не каждый удалец в очереди стоять хочет, норовит силу свою молодецкую показать и без очереди влезть. У кассы всегда давка и мордобой.
- Галочка! – так она представилась.
Мне такое представление не понравилось. Язык не поворачивается так девушку назвать. Чаще всего употреблял обращение к ней – «Галка», в крайнем случае – «Галчонок».
17 лет ей было, а выглядела вообще на 13. Маленькая, худенькая, вертлявая. Самомнение о своей внешности огромное: она лишь – красавица, остальные девушки – уродины. Я тогда ещё поддакивать дурочкам не привык. Но и на самом деле, личико и фигурка у неё были прелестны. Похожа была на куколку из магазина: личико бело-розовое, глазки голубые, ручки-ножки тонкие, маленькие. Одежду носила только белую и голубую – прямо ангелочек. Даже валенки у неё белые были. Правда, когда я их валенками обозвал, обиделась. Пришлось спросить:
- А что же это?
- Катанки! Катанки – это совсем не валенки. Валенок я не ношу. В них только деревенщина ходит.
Вот такие тонкости.
В первый день знакомства, когда я пошёл провожать её с танцев, Галка долго прихорашивалась в гардеробе, часто по пустякам обращалась к подругам, со мной разговаривала излишне громко, как бы демонстрируя меня своим знакомым. По дороге, в ответ на мои недоуменные вопросы, объяснила, что ещё ни разу не возвращалась домой без провожатого (А девчонки-то частенько одни идут!), считает это для себя позором.
- Со стыда умерла бы, если бы соседи или девчонки увидели меня одну!
Переубедить её, что в этом нет ничего зазорного, мне не удалось.
Всячески демонстрируя свою привлекательность, Галка тут же, как бы между прочим, похвастала, сколько парней желали бы встречаться с ней и как они этого добиваются.
Если в начале знакомства Галка мне понравилась за внешность и манеры, то на обратном пути, познакомившись с её многочисленными комплексами, с самомнением и хвастовством, я приуныл и уже подумывал, как бы скорее и приличнее от неё отделаться. Она почувствовала перемену моего настроения:
- Мы ещё встретимся? Когда ты сможешь прийти?
- Видишь ли, по твоим словам, у тебя и так много ухажёров, а я не собираюсь драться со всеми парнями вашей улицы и окрестностей.
- Что ты! Это всё чепуха. Я не принимаю их всерьёз. – И лукаво посмотрев на меня, добавила: - Всем им не сравниться с тобой. Ты такой…
Мужчине нужно лести совсем немного, а молодому – ещё меньше.
- Какой же я? Обыкновенный.
- Нет! Не обыкновенный! Ты видел, как завидовали мне девчонки, когда я тебя увела.
Если я ещё колебался, то следующие слова окончательно изменили мои намерения:
- Да и парни наши тебя не тронут. Побоятся. Вон ты какой здоровый и сильный. Они же все хилятики.
Надо сказать, что пока мы с Галкой встречались, ни одного из мифических парней я так и не увидел.
Во дворе Галкиного дома можно было найти укромный уголок, в котором наши отношения стали ещё ближе.
- Ты хорошо целуешься. Давно научилась? – спросил я уже ревниво.
- Давно. Ещё с детского сада. И в школе мальчишки всё время лезли.
- Никому не отказывала? – опять обиделся я.
- Это же так, несерьёзно.
После поцелуев руки мои, почти не встречая сопротивления, пошли гулять по всему её телу. Галка только прерывисто дышала и даже постанывала. Но когда, разгорячившись, я пожелал иметь самое заветное, она вдруг остановила меня и ошарашила:
- Не надейся! Я ведь ещё девушка, и буду беречь девственность до самой свадьбы.
Заметив, что я задумался, добавила, чтобы я окончательно не потерял надежду:
- Или пока не встречу человека с серьёзными намерениями.
Чем отличается женитьба от серьёзных намерений, уточнять я не стал, но понял: даётся шанс.
С Галкой у нас сложились полудружеские отношения. Мы не скучаем друг без друга, не очень стремимся встретиться. Видимся 2-3 раза в неделю. Посещаем танцплощадку, ходим в кино, гуляем.
Если в выходные я занят, Галка идёт на танцы одна. Наверное, её, по-прежнему, провожает кто-то из парней, но я не беспокоюсь. У Галки всего имущества – её девственность, и это своё драгоценное приданое она задаром не отдаст никому.
Я вхож в её дом. О доме особо. Он стоит на Чердымовке – ручейке, протекающем между двух холмов через весь Хабаровск. Параллельно ему через Хабаровск протекает ещё один ручей –Плюснинка. Возможно, когда-то они были речками. В моё время они превратились в сточные канавы. Нечистоты Чердымовки издавали соответствующий запах, который так и стоял туманом между двух холмов. Естественно, запах этот проникал и в дом. Одноэтажная, приземистая, небольшая по площади, мазанка. Малюсенькие оконца расположены ниже моего пояса и далеко друг от друга. Их света хватает только на то, чтобы не ходить по дому с протянутыми руками.
Когда-то, наверное, он принадлежал одной семье, но всё меняется. Вот что представляет собой часть, принадлежащая Галкиной семье. Прямо с улицы попадаешь в маленькую кухню. В кухне – кирпичная плита и навесной ящик. Всё. Больше ничего здесь не помещается. Когда-то это был просто узкий коридор. Сейчас он разделён занавеской на кухню и Галкину «комнату». В комнате есть окно. Оно размещается прямо над Галкиной девичьей кроваткой. Почему девичьей? Потому, что взрослой её не назвать, и детской она не является. Кровать, естественно стоит вдоль стены. Рядом маленький самодельный столик для занятий. Пройти между кроваткой и столиком можно только боком и то с трудом. Всё украшение «комнаты» составляет полулитровая пивная кружка на столике, в которой стоят ручка и карандаши. О кружке ещё будет разговор.
За столиком находится проём, ведущий в настоящую комнату. Вместо двери тоже занавеска. Зато в этой комнате есть стол, настоящий покупной шкаф, железная кровать и несколько стульев. Здесь принимают гостей.
Галкина мать совсем не старая, но совершенно седая, очень сутулая, с морщинистым землистым лицом. Когда-то у Гали была сестра-близняжка… При переезде через Амур паром перевернулся. Мать успела спасти только Галку. Сестру так и не нашли. Может быть, поэтому мать выглядит всегда такой несчастной.
Галка с тех пор тоже так боится воды, что даже не ходит на пляж, никогда не загорает, и кожа у неё совершенно белая с голубым оттенком. Физкультурой она не занимается. Семья недоедает, поэтому тело Галкино соответствует выражению «кожа да кости».
Когда-то, в отсутствие матери, отчим стал сильно приставать к Галке, за что и получил пивной кружкой в лоб. Удар был сильным, отчима отвезли в больницу, а кружке хоть бы что. Милиция дело заводить не стала – одна семья – разберутся сами, но мать с тех пор на Галку очень обижена – могла бы и поаккуратней ударить. Отчим с тех пор имеет очень заметную отметину между лбом и переносицей, а Галку не замечает вообще.
Галочкина мечта – достигнув 18ти лет, сразу выйти замуж и уехать из этого дома хоть куда, лишь бы подальше.
Как-то попросила она показать, где живу:
- Пригласи в гости.
К тому времени я уже обставил свою комнату. Получил у коменданта две солдатские кровати, стол, две табуретки. Зачем больше? Жильё-то временное.
Прежний хозяин, уезжая, снял с двери замок, и теперь в ней зияла дыра сантиметров 6 в диаметре, но я, по молодости, новый замок поставить стеснялся, боялся обидеть соседей по квартире, а взять у меня было совершенно нечего.
К приёму гостьи подготовился. Бутылку вина купил, конфет, пирожных, мандаринов, ещё чего-то – уже не помню, а выдумывать не хочется.
На глазах у изумлённой соседки провёл гостью в свою комнату. Поздно спохватился – кровати стоят прямо напротив двери, а в ней дыра – прямо наблюдательный пункт. Скорей всего, у нас до кровати сегодня дело не дойдёт, а вдруг…
Галке комната понравилась. Главное – большая, особенно по сравнению с её «комнатой». Даже кровати понравились. Не спросила, почему две.
Выпили, поели. Сидим, болтаем. У меня ни приёмника нет, чтобы музыку послушать, ни даже радио. После вина обниматься потянуло. Стол-то в дырку не виден. А соседка мимо двери так и шлёпает.
После жарких объятий Галчонок встала, к кровати подошла и бух на спину.
- Иди сюда! – зовёт.
А мне стыдно сказать, что соседка может увидеть. Сел рядом. Да разве усидишь. Вот я уже на ней лежу. Она и ноги расставила, опять постанывает.
Стал я её раздевать. Кофту снял, блузку, только лифчик сверху остался – боюсь соседку. Шаровары спустил с неё, рейтузы. Она всё разрешает снимать, кроме катанок своих.
- Делай, что хочешь, а катанок не трожь. Не хочу. Нельзя.
- Как же я тебя раздену, не снимая катанок?
- Как хочешь. Я любым местом повернуться могу, приму любую позу, как тебе удобнее.
Что делать? О Камасутре в те времена мы даже не слышали. Знал, конечно, некоторые позы, но как подумаю, что соседка в дырку смотрит, не могу её так поставить. Вот если бы классически, то одеялом можно было бы накрыться… Крутил её, крутил. Ничего не получается. Случись такое хотя бы лет через пять, я бы не раздумывал, справился бы быстро. А тут привязался к этим катанкам:
- Сними! Почему нельзя?
Скорей всего, у неё портянки были намотаны или чулки порваны, или то и другое. Стеснялась девочка.
Я же слышу, что у двери уже шум. Видно, сосед подошёл, по очереди смотрят. Ведь всё жене передадут!
Сейчас пишу и думаю: можно было свет выключить, ничего бы видно не было. Опять же соседей стеснялся свет гасить.
Запарился я. Она лежит полураздетая. Шаровары и рейтузы – на катанках, трусы – на коленках. Ещё гложет меня мысль: если сейчас это произойдёт, Галка у меня останется… Навсегда… Что мне, женатому человеку, тогда делать?
- Не снимешь катанки? – в последний раз её спрашиваю.
- Нет.
- Тогда одевайся.
Сразу как-то легче стало. Ведь ничего не было. Устоял.
Проводил её до дома. Пришёл обратно – соседкины хи-хи послушал. Видела и не скрывает…
Пришёл как-то к Галке домой. Она лежит в своей постельке. Спала. Дома никого…
- Мать скоро с работы должна прийти, - говорит Галка. Сама на меня вопросительно смотрит. Ждёт. Стал я её ласкать. Одеяло сбросил – она в одних белых трусиках домашнего пошива. В поцелуях уже до пупка дошёл.
- Постой! – говорит она и сама трусики снимает, да так неаккуратно. Вижу я, что интимное место на трусах жёлтое от мочи, а сзади и того хуже – коричневое пятно.
Она же по диагонали кровати ложится, ноги поднимает… Я всю её вижу, уже брюки расстёгиваю, а она просит:
- Нет! Сначала поцелуй меня туда! Как следует! Тогда твоей буду! Навсегда!
Да. 10 лет спустя, я бы не задумался и, наверное, выполнил её просьбу, но тогда, как вспомнил грязные трусы, кроме омерзения, ничего не чувствую. Главное, вижу, что поза её и предложение это привычны для неё, что были у неё уже такие поцелуи, и омерзение от этого ещё больше накатывает. Да как она может мне такое предлагать!? Ртом мы даже с Людой такого не делали. А тут… после грязных трусов.
От злости из себя выхожу, а она не замечает, растопырилась:
- Целуй! Скорее!
По молодости я тогда о таком сексе даже не слышал. «Возмездие» А.Толстого только через 4 года прочёл, а практически лет через 6-7 с Милкой это произошло и то один раз, в день расставания – понимали оба: навсегда прощаемся.
С Галкой же тогда растерялся: то ли выругаться, то ли просто уйти. Сразу вся любовь испарилась, а, точнее, её и не было…
Бывают же случайности! Вижу в окошко: мать идёт. Только успел об этом сказать, дверь уже открывается, мать заходит. Галка – под одеялом, я рядом сижу. Всё чинненько.
- Кто же так гостей принимает? – только сказала и мимо нас к себе в комнату прошла.
После этого как чёрная кошка между нами пробежала. Встречались, но реже, разговаривали, но уже не обнимались, не целовались.
Способов общения тогда меньше было: ни телефонов, ни транспорта.
Как-то встретились. Она вдруг заявляет:
- Я тут к тебе насовсем чуть не пришла. Дома поругалась вдрызг. Вещи собрала, простилась и к тебе, на Казачку, дом твой искать… Все дома одинаковые, а адрес в прошлый раз я не догадалась посмотреть. Ходила, ходила, так и не нашла. Пришлось у подруги пересидеть. Потом домой возвратилась.
Я её выслушал и даже не испугался. Думаю: как пришла, так бы и ушла. После этого разговора Галку я больше не встречал. Никогда.
Однажды весной увидел на Чердымовке большую толпу народа. Все были в праздничной одежде и, конечно, пьяны. Среди них особенно выделялась Галкина мать: она плясала, пыталась петь, короче, была очень счастлива. Увидев меня, обрадовалась, подбежала, махнула рукой в сторону толпы и сообщила новость:
- Это его родственники. Галочка на Сахалин уезжает…
После Галкиного посещения соседка моя изменилась совершенно. Прежде по дому ходила в спущенных чулках, нечёсаная, а тут на кухню только с накрашенными губами стала выходить. Улыбки, намёки. Как молодому, здоровому мужчине без женщины плохо: и скучно, и здоровью вредит.
Я на службу в смену хожу, значит, днём дома бываю, а муж её работает каждый день. Частенько мы с ней дома одни остаёмся. Она в дверь стучит, то щей предлагает, то пирожков.
Я после ночного дежурства дома сплю, она может и без стука зайти – замка-то у меня, по-прежнему, нет. Вплывёт с тарелкой пирожков в одном халате, а тот, как бы нечаянно, распахнётся.
На службе мужики разные. Некоторые меня прямо «по-дружески» спрашивают:
- С соседкой спишь?
- Что вы?! – клянусь. – Боже упаси!
А они поучают:
- Сосед, до тебя в этой комнате живший, пользовался. Не зевай! Баба – что надо!
Видели бы они это «что надо» в домашних условиях.
Муж её, майор Х, женат второй раз. Она гораздо моложе. Сам он небольшого роста, хлипкого телосложения, с тихим вкрадчивым голосом. Жену же взял на Украине, мощную хохлушку, высокую, полную, горластую, любящую выпить и пошуметь.
Первый брак, по его словам, произошёл у него случайно. Была в полку потаскушка, с которой не переспал только очень ленивый. Забеременела.
Существовал в те времена в СССР закон: на кого из мужчин женщина показала, тот и алименты платит. Аборты запрещены. Показала она на майора Х. Вот и пришлось ему в течение ближайших 18ти лет раскошеливаться.
При мне майору от 15летнего сына письмо пришло. Мальчишку можно понять, хотел с отцом познакомиться. Жена же соседа по этому случаю громадный скандал устроила, заставила письмо порвать, адрес забыть.
Считала она мужа виноватым перед ней. До свадьбы факт алиментов он от неё скрыл, за что и пришлось бедняге многое перетерпеть.
Хотя у них уже двое своих детей было, молодая жена постоянно жаловалась (соседкам и другим женщинам), что «старый» муж её не удовлетворяет. Жалобы эти со временем доходили до мужчин, и периодически находились доброхоты майору помочь.
Секс у этой четы происходил по расписанию, о чём также многие знали. Перед этим жена ввела ритуал, унижающий и так не в меру униженного мужа.
В этот день он должен убрать квартиру, помыть полы, протереть пыль, то есть выполнить всю её работу.
Вечером, перед наступлением основного запланированного события, происходит прелюдия: он должен, стоя на коленях, целовать её тело, где она укажет. В основном, это ноги. Обязательно, каждый пальчик отдельно. Затем она смазывает мёдом, вареньем или ещё чем-нибудь определенные места, а он обсасывает, вылизывает их до чистоты. Только после этих процедур выдаётся допуск к телу. Если же к этому времени муж ещё не готов, то секс переносится на следующий по расписанию день.
Известно всё это мне стало через жену. В женских разговорах дамы бывают очень откровенны.
До приезда Люды докучала мне эта женщина очень. Пока я её щи ем, она напротив сядет и давай мне рассказывать, что молодому мужчине воздержание вредно, что жена там одна, наверное, тоже не монашкой живёт… А то на мужа начнёт жаловаться. Работа у него нервная, устаёт очень, и старый уже, выполнения супружеских обязанностей от него не дождёшься.
Как-то, будто играючи, завалила она меня на кровать, но я всё в шутку обратил. Не нравилась она мне, слишком старой была (целых 33 года), и мужа её жалко – мужик хороший, добрый. Знал я тогда уже мужскую поговорку: «Не живи, где е…». Каждый мужчина её знает.
Когда же Люда, наконец, приехала, соседка обо мне только хорошее говорила, хвалила за верность и о Галке – ни гу-гу… А майор, наоборот, - рассказал, хотел молодой соседкой попользоваться, но об этом позже.
Люде мебель моя не понравилась. Потребовала купить кровать полуторную со шведской сеткой (долго потом кровать эта нам служила), шкаф для одежды и радиолу, чтобы и радио можно было слушать и пластинки.
Выяснилось, что на работу Люда не собирается. Отдохнуть надо после техникума, осмотреться в Хабаровске, дома порядок навести, а там, смотришь, и дети пойдут. Но я таким планам воспротивился. Сильно в меня тогда социальные лозунги вошли: Кто не работает, тот не ест! Что дома одной делать? С соседкой лясы точить? Как та любовников подыскивать? Да и оклад лейтенантский не так уж велик.
Споров по этому поводу много между нами произошло.
Настоял я на своём. И правильно. Только она на работу устроилась, меня в командировку посылают. Длительную. На Камчатку. Ракеты, с Байконура направляемые, на финише принимать. Говорили, что на два месяца, а провёл больше четырёх. За это время женщин там вообще не видел. Ничего не поделаешь – служба.
С женой переписывался, но письма туда приходили от случая к случаю. Я спрашивал: Как ты там? Она в ответ: Когда приедешь? Вот этого мне по службе знать было не положено…
Кончилась командировка. Я радиограмму Люде дал: Встречай. Но три дня, из-за нелётной погоды, просидели на военном аэродроме в Елизово. На обратном пути две остановки делали (одну, почему-то, на Сахалине), обе с большими задержками. Только на Сахалине с военного самолёта на гражданский пересели и, уже как люди, прилетели в Хабаровск. Всех мы запутали. Поэтому в аэропорту Хабаровска нас никто не встретил. По домам такси развозило. Оружие положено сразу по приезде сдавать. А кому в такое время? Отложили на завтра. Четыре месяца с пистолетом под подушкой проспали, можно и ещё один день проспать.
Приехал домой – соседи дома, а Люды нет. Соседка ехидно на меня поглядывает:
- Телеграмму ещё позавчера принесли. Ждала она. А вот сегодня не повезло тебе.
- Чем же не повезло? На работе она?
- Нет, - смеётся соседка. – Месячные у неё начались.
Неприятно даже стало. Неужели Люда такими интимными подробностями с соседкой делится?
- Может быть, и на работе, - продолжает соседка, - а может быть, ещё куда пошла. Она нам не докладывается.
По телефону на Казачке позвонить неоткуда. Когда-то будки стояли кое-где без телефонов уже, а потом и будок не стало. Народ здесь дикий ещё.
Решил к Люде на работу идти, в центр. От дома уже порядочно отошёл, с холма вниз спускаюсь, глядь, а Люда сама с противоположного холма навстречу идёт, да не идёт – бежит, хотя меня и не видит ещё. Первое, что замечаю: юбка на ней неимоверно короткая (может быть, в Питере так и носят, но в Хабаровске ещё нет). Второе, что туфли - на высоких каблуках. На них не то, что бежать, ходить неудобно. Спешить же причина есть. С обеих сторон от моей жены бегут и не отстают три молодца, хватают они её за руки и за талию, тянут с дороги в темноту, а она, вместо того, чтобы кричать громко, только вырывается и пытается от них убежать.
Ситуацию оценил. Молча, чтобы раньше времени их не напугать, устремляюсь им навстречу и уже из кармана пистолет достаю. Хорошо, что не сдал. Отчётливо помню, что из 16ти выданных мне патронов остался один. Остальные на Камчатке по диким зверям выпустил, но я же по людям стрелять не собираюсь, а напугать выстрелом и последнего патрона хватит.
Люда меня первая увидела и только тогда закричала, да не «Помоги!», а:
- Юра! Не надо! Не стреляй! Потом отвечать придётся.
Мужики в мою сторону глянули и… нет их уже.
Не ожидал, что наша встреча с Людой после четырёхмесячной разлуки так обернётся. Со скандала начинать не хочется, а так и тянет…
Насчёт телеграммы спросил.
- Даже с тёткой и генералом встречать тебя ездили в аэропорт. Но в самолёте из Петропавловска вас не оказалось.
Генерал – это муж моей родной тётки. Его из Еревана тоже в Хабаровск перевели на повышение.
Всё верно. Сэкономило государство на нас: до Сахалина на военно-транспортном самолёте подбросили.
- Два дня ждала тебя, - продолжает Люда, - а сегодня подруга позвала на танцы сходить. Я думала, что и сегодня тебя уже не будет, на Камчатке опять пришлось остаться.
Домой пришли, а дома, и правда, всё к моему приезду приготовлено: комната украшена, стол накрыт.
Конечно, за юбку короткую (да ещё с разрезом) отругать её пришлось.
А на другой день – опять неприятности, и снова юбка виновата (и Люда тоже)… С утра в центр города направились. Погуляли. Я в магазины нормальные несколько месяцев не заходил. Купили кое-что, и счастливые домой под руку идём. Около дома парни с мужиками то ли курят, то ли в домино играют. Один, рыжий, увидел нас и радостно так:
- Смотрите! Наша стиляга уже лейтенанта завела.
Я к рыжему бросился (молодость и пистолет в кармане жить спокойно не дают):
- Ты почему женщину оскорбляешь? Какое у тебя на это право?
Тот, даже увидев мою зверскую гримасу, не испугался (вон за спиной своих-то сколько):
- А такое право! Думаешь, ты у неё первый, единственный? Да её, бесстыжую, чуть ли не каждый день новые мужики провожают!
Растерялся я и ляпнул:
- Это жена моя.
Тоже нашёл аргумент.
Парень, в общем-то, благодушно настроен был. Изменился сразу:
- Жена?! Ну, тогда извини. Не знал, что она замужем.
- Её часто видим, а тебя – в первый раз, - недоверчиво произнёс уже другой.
Не объяснять же им, что я в длительной командировке был. Ещё смешнее получится. Хорошо хоть, что пистолетом махать не стал, а ведь вначале хотелось.
Дома пришлось опять разборку устроить: «Кто провожал? Как часто? По какому праву?»
Объясняется Люда, что и было-то это всего пару раз. Первый, когда подруга по работе замуж выходила и пригласила на свадьбу. Затянулась свадьба, и друг жениха (футболист команды СКА Хабаровск) проводил её ночью на Казачку. Не одной же идти, сам видел, что на улицах творится.
Я, конечно, себе представил, как после свадьбы, тостов, возлияний они провожались. Фантазия у меня богатая. Подробностями стал интересоваться, а у самого на уме: она теперь, что хочешь, может наговорить, а как на самом деле было?.. Обидно.
Второй раз, когда та же подруга в Парк культуры позвала на танцы. Вечером домой из центра одной идти опасно. Тот же футболист опять же и проводил. Только у дома чуть постояли, поговорили… Домой не приглашала… Да. Он был не прочь, просился.
Об этом футболисте подробнее попросил рассказать.
- Естественно, что неженат… Конечно, симпатизировал, иначе бы на свадьбе танцевать постоянно не приглашал и провожать бы не ходил… Да, сказала, что замужем… Вчера на танцплощадке он тоже был,.. хотел проводить,.. Я не разрешила, подумала: если ты приехал, то тебе не понравится.
- Так всё-таки думала, что я приехать могу, а на танцы пошла!..
Молчит Люда. Отвечать нечего.
И удивило меня её поведение и огорчило. Не того я от жены ждал. Это сейчас, когда в конце восьмого десятка лет, пишу эти строки, понимаю, как одной ей в чужом городе было тоскливо. Работа и дом, в котором кроме радиоприёмника да библиотечных книг ничего нет. И к подруге потянет, и на танцы, и гормоны играют. В городе парней полно. На работе ( в Хабаровском радиокомитете) механики, техники, артисты, редакторы знают, что у молодой женщины муж в длительной командировке. Почему бы не приударить? А ей их внимание тоже лестно.
Но тогда поведение жены меня очень обидело. Это чужие жёны пусть гуляют, изменяют, на танцы ходят, а моя должна быть не такая. Пусть единственная, но не такая, как все. Верная, любящая, как в книгах. Как Сольвейг, Эжени Гранде, Пенелопа, Незнакомка Цвейга.
Что ж, ещё раз пришлось убедиться, что жена моя – женщина обычная, как большинство.
А где-то в глубине сознания стучится мыслишка: есть ведь и другие женщины, такие, о которых все мужчины мечтают. Есть. Можно найти. А следовательно, нужно искать, по крайне мере, не возражается. И ведь видел я в своей жизни таких женщин, встречал. Чаще всего, они или уже заняты были, или не подходили по возрасту, и приходилось только любоваться ими да вздыхать: мне б такую!
Встречал и свободных. Только каждый раз что-нибудь мешало соединению, иногда совсем пустяк, вроде собственной нерешительности. Но всё по порядку.
А пока речь идет о времени, когда нам с женой ещё по 22 года, из них год мы уже женаты, а из этих 12ти месяцев прожили вместе только 4 (месяц – отпуск в Ленинграде и три месяца – в Хабаровске от приезда Люды до моей командировки на Камчатку).
В том, что жена моя – обычная женщина, как все, мне ещё много раз придётся убедиться.
Вот ещё один этому пример. В конце года получил я законный отпуск, и, конечно, проводили мы его на родине, в Ленинграде.
Денег в Хабаровске накопили достаточно, в Питере прибарахлились, ходили в театры и музеи, почти каждый вечер ездили на Невский есть мороженое в Подвале или Лягушатнике, в гости ходили и сами гостей принимали. Короче, счастливы были и друг другу совсем не надоели.
Вот уже поезд Москва – Владивосток везёт нас обратно в Хабаровск. Зима. Пассажиров мало. Купейный вагон наполовину пуст, но наше купе укомплектовано. Кроме нас, в нём едет пожилая женщина и молодая, нашего возраста, замужняя, с которой Люда сразу нашла общий язык.
Соседнее купе вообще пустует, а в следующем разместились два молодых человека, тоже офицеры, возвращающиеся из отпуска.
Ещё в Ленинграде я простудился, и в Москве на поезд садился совсем больным: температура, головная боль, озноб. До Хабаровска пять дней пути, авось пройдёт. Добрался до нижней полки, несколькими одеялами укрылся, чая горячего попил и устроился болеть.
Люда с новой подружкой щебечут, пожилая женщина прислушивается, я лежу болею, сам себя жалею.
Через некоторое время один из молодых соседей к нам заглянул:
- Девушки, не хотите ли в картишки перекинуться?
Почему бы нет? Дорога дальняя.
Ушли наши девочки. Смех оттуда слышится, голоса громкие. Весело им.
Разносчица обеда с судками прошла. Я бы поел, да Люду звать надо. Ладно, ей там весело.
Соседка у проводницы градусник попросила. У меня температура – около сорока. Бельё всё мокрое. Надо бы сменить. Девчонок всё нет. Только голоса и смех громче стали.
Свет в вагоне зажгли. Зимой темнеет рано. Тут проводница и чай принесла. Поднялся я и пошёл Люду звать.
Приоткрыл дверь. Да, весело у них. На столике карты, чай, еда какая-то, стаканы и бутылка(!).
Жена на меня только мельком глянула:
- Я здесь чаю попью, - и отвернулась.
В своём купе достал кое-какую снедь. С соседкой вдвоём чаю попили. Потом она помогла мне бельё сменить.
Девчонки только к ночи пришли. Возбуждённые, раскрасневшиеся, довольные. Чувствую – спиртным попахивает. Люду тихонько спрашиваю:
- Ты что, пила?
- Нет. Что ты? – отвечает. – Только мальчики пили да Надя немного, а я нет.
Утром мы ещё не проснулись, а в дверь стучат уже:
- Девочки! Мы вас ждём.
Молодуха вскочила, Люду теребит:
- Вставай! Собирайся! Пойдем! Ждут уже.
Не умылись и зубы не почистили. Надя только губы накрасила, а Люда, воровато глянув в мою сторону, помаду в карман сунула. И побежали.
Соседка не выдержала:
- Вы же обе замужние!
Второй день почти так же прошёл. Жена только на обед прибежала, минут за 10 поела и опять туда.
Снова шум оттуда на весь вагон, хохот, визг. Вернулись опять запоздно. Надя вещи свои собрала и в то купе отправилась:
- Там веселее.
Тут уж я Люде говорю:
- Как же так? Она ведь замужем, к мужу едет.
- А у них с Серёжей уже любовь, - беспечно так поясняет мне жена.
- У тебя, может быть, тоже любовь?
- Ну, что ты? Я же с мужем еду.
Так и сказала. Не «замужем», а «с мужем еду». Оговорилась или как?
Ушла Надя, а спиртным всё так же попахивает.
- Пила? – спрашиваю жену.
- Одну рюмку только. Уговорили. Отказаться неудобно было.
На третий день Надя с утра заявилась Люду звать:
- Пойдём! Ждут тебя.
Меня, как пружиной, подкинуло:
- Никуда она не пойдёт! Так и передай.
А когда Надя дверь закрыла, выругался:
- Шлюха! – чтобы Люде в назидание было.
Недолго жена моя крепилась, меньше часа. Только я глаза прикрыл, она тут же дверь тихонько отворила и исчезла.
«Посмотрим! – думаю. – Может, в туалет пошла?».
Нет, не в туалет. Опять из того купе смех слышен, крики какие-то, Людин голос чётко выделяется… Вот мимо нашего купе пара, со смехом, в тамбур пробежала. Кажется, это Люда. Я уже встать хотел, но пара назад вернулась.
Через некоторое время опять там шум. Дверь хлопнула. Он кричит:
- Карточный долг священный! Долги отдавать надо!
- Нет! – это уже Людин голос. И опять оба мимо нашего купе бегут в тамбур.
Соседка на меня смотрит:
- Ты мужик или нет? Учить таких жён надо.
Поднялся я, в тамбур выхожу, а там мою жену парень к стенке прижал, одной рукой за грудь держит и в губы целует. Она же вроде и защищаться пытается, но только для формы, а сама, видно, что сломлена. Я уже рядом стою, а они меня напрочь не замечают. Грозно крикнуть хочу, но горло перехватило, и только какой-то петушиный клёкот оттуда выходит. Понимаю, что выгляжу комично.
- Домой! – визжу фальцетом.
Растерялись они. Парень Люду отпустил, и она чуть на пол не шлёпнулась. Повернулся я и первым из тамбура вышел. Он что-то, в оправдание, сзади лепит, но я этого уже не слышал. И так всё ясно.
Его чего винить? Любой мужчина своего не упустит. «Сучка не захочет, так кобель не вскочит», - пословица точно говорит.
Зашла Люда в купе и получила первую в семейной жизни оплеуху. Хорошую. Может быть, я не прав был, но соседка поддержала меня:
- Правильно! Меня бы муж вообще убил, - а ведь она ещё не видела того, что я видел.
До Хабаровска к нам уже никто не заглядывал. Я же лежал и думал: «Увидеть бы Надиного мужа да рассказать ему всё… А если бы моя жена одна ехала, чем бы это могло кончиться?»
Подобные ситуации в нашей семейной жизни и позже были. Когда женщина видит, что нравится мужчине, она – даже пусть муж рядом находится – сразу преображается, словно крылья за спиной вырастают, лицо одухотворённым становится, голос меняется, грудь поднимается и вперёд выдаётся… Повидал я такого, повидал. А вот увидеть, чтобы какая-нибудь при этом сказала: «Замужем я! Мужа своего люблю! Никто, кроме него, мне не нужен!»… Может быть, какая-нибудь такое и говорила, но я не слышал.
И всё-таки, один пример, не совсем такой, хочется привести.
Было мне тогда за 50. Государственный переворот в сторону капитализма уже произошёл, и работал я в одном кооперативе. Вчетвером занимались мы перепродажей дефицитных товаров, благо дефицит ещё был. Партнёры мои избытком интеллекта не страдали и все трое весьма успешно преодолевали последнюю ступень от беспробудного пьянства к алкоголизму. Пить начинали с утра и продолжали до глубокой ночи, иногда оставаясь до следующего утра. Жёны считали, что мужья их работают в поте лица и в чём-то были правы. Пьянство способствовало бизнесу. Партнёры приглашались в офис, устраивалась очередная пьянка, во время которой завершались необходимые сделки. Зная это злачное место, многие партнёры приходили, чтобы просто напиться, иногда приводили с собой и женский пол, так что оргии совершались почти беспрерывно. Диапазон женщин был очень широк: от проституток с Московского вокзала до крупных бизнесвумен, ищущих приключений, жён больших чиновников и богатых предпринимателей. В частности нас часто посещали несколько женщин с самой верхушки Гостиного двора и Фрунзенского универмага (тогда он ещё не сгорел). Эти приходили оттянуться, со своей водкой, полными сумками продуктов и нуждались они только в помещении, собутыльниках и, по совместительству, любовниках.
Возраст их давно перевалил за 40 и даже за 50.
Компаньоны мои выпить могли море, имели хорошо подвешенный язык, вот только от постоянного пьянства иногда давали сбои в сексе и часто уговаривали меня, ради общего дела, принять участие в очередной оргии. Но висящие до пупа титьки, складки жира на животе и даже на спине, куриная кожа шеи, пусть даже прикрытая золотом цепочек и кулонов, меня совсем не возбуждали, тем более, что моей будущей жене тогда только что исполнилось 20 лет.
От этих женщин зависело размещение наших товаров в подчинённых им магазинах, поэтому ребята старались (как могли) угодить им во всём.
Несколько раз мне приходилось сдавать через них товар на продажу. «Откат» они брали офигенный и деньги требовали вперёд. Правда, товар уходил всегда влёт за пару дней. А ведь мы, как поставщики, составляли для них лишь каплю в море. Представляю, чему равнялись доходы этих дам.
В нашем подвальчике они не появлялись внезапно, всегда заранее предупреждали о дне и времени.
Интересно было наблюдать за их постепенным, но довольно быстрым превращением. Вот пришли, одетые по последней моде, причёсанные в лучших салонах, накрашенные, напомаженные, все в золоте, благоухающие французскими духами, представительные дамы. Величественно отдают нашим жорикам принесённые сумки:
- Накрывай поляну!
Ребята к этому делу привычны – пара минут и стол готов.
Только, перед самым приходом гостей, обсуждая их невысокие женские качества, Юра Маслов цинично изрекал избитую фразу:
- Не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки! – И добавлял: – А если водку они приносят сами да ещё в достаточном количестве… Таких женщин надо на руках носить… Хотя мне, с моим хлипким здоровьем, ни одной из них не поднять.
Сейчас Юра, преданно глядя в глаза своей, рядом сидящей, дородной подруге, провозглашает:
- Первый тост, как всегда, за наших прекрасных дам!
Тосты следуют один за одним. Дамы скидывают кофточки и остаются в ничего не скрывающих блузках.
Юра смотрит в ложбинку выдающегося бюста:
- Я верующий. Можно мне поцеловать этот крестик?
Пока он целует больших размеров увядающую грудь, Женя обнимает свою пассию. Его руки проверяют целостность всех её прелестей от груди до коленей.
Всем хорошо и весело.
Ещё через пару тостов потные, раскрасневшиеся любовники, не стесняясь друг друга, целуются, обнимаются, лезут руками в самые потаённые места…
- Мы пойдём! – обнимая подругу за место, где должна находиться талия, сообщает Женя Юре и его напарнице. – Не будем вам мешать.
Они пересаживаются на другой диван, стоящий в противоположном углу.
- Свет гасить? – спрашивает Женя.
Юра ещё не допил.
- Подожди, не гони! – просит он, торопливо наливает водку в стакан, выхлёбывает её в один глоток.
Его дама уже лежит на освободившемся диване. Юбка задрана до подмышек, но стащить с неё самое необходимое должен кавалер.
- Можно и не гасить! – гогочет кавалер. – Есть на что посмотреть!
Всё происходит легко, просто, обыденно. Дамы по ходу обмениваются репликами, кавалеры хвалят достоинства партнёрш.
Отдохнув и поболтав между собой, снова садятся за общий стол. Водка оставаться не должна. Мужской долг – допить её, сколько бы ни было. Женщины, правда, усердно помогают в этом мужчинам.
Предметы туалета висят на стульях, валяются на полу. Макияж дам размазан по лицу, мужчины – в мокрых от пота майках. Никто не стесняется. Все свои в стельку.
Потом они опять разойдутся по разным диванам, может быть, даже вздремнут – не молодые уже, сил где взять?
Могут и пошалить – обменяться партнёрами, если те ещё на что-то способны, но инициатива, в этом случае, должна исходить от дам.
Ради справедливости надо сказать: даже если такой обмен иногда и происходит, пары, всё-таки, остаются постоянными: Юра – Мария, Женя – Наталья. Просто, никто никого не ревнует. Так интереснее…
…Вскоре я покинул эту организацию. А через пару лет пришлось мне ехать в автобусе рядом со скорбного вида старушкой. Она периодически вздыхала, часто прикладывала платок к глазам. Что-то в её облике показалось мне знакомым. Вдруг она закрыла лицо руками и горько зарыдала. Вглядевшись, узнаю подругу Юры Маслова – Марию. Как она изменилась!
- Здравствуйте! – поздоровался я.
Она посмотрела на меня непонимающим, отрешённым взглядом. Не узнала. Надо было промолчать, но я невпопад ляпнул:
- Подвал на Рубинштейна. Юра Маслов.
Она дико посмотрела на меня, будто я существо, явившееся из другого мира. Кажется, даже не узнала, но поняла, что не совсем чужой, и зарыдала громче, более открыто.
- У Вас неприятности? Я не могу помочь? – опять, вроде невпопад, дёрнуло меня.
Продолжая плакать, глядя не на меня, а куда-то в окно, она сказала:
- В этой больнице сейчас умирает мой муж. Врачи сказали: сделать ничего нельзя. Дай Бог, протянет две недели… Мы прожили вместе больше тридцати лет… Так любили друг друга. У нас было всё, чтобы жить. А он вдруг… Что я буду делать без него?.. Одна.
- Но дети?.. – неуверенно спросил я.
- У нас нет детей. Вначале не хотели, потом не могли… Лучше бы я первая… Или вместе.
Она опять зарыдала. Я сочувственно молчал, но так и подмывало спросить: «А как же Маслов? Если ты так любила мужа, то как объяснить существование Маслова, эти дикие оргии в подвале?..» Вот и пойми этих женщин…
Тогда в поезде Москва – Владивосток Люда остаток дня просидела в своём купе. Вечером она объяснилась. Поклялась, что любит меня, что к соседям пошла от скуки и по наущению Нади. Я попросил прощения за пощёчину, и мы вроде помирились.
Когда пришло время ложиться спать, я шепнул ей:
- Ложись со мной!
Она посмотрела на меня с неподдельным ужасом:
- Что ты? Соседка услышит. Она же старая, спит чутко. Стыдно.
А я подумал: «Носиться по вагону с чужим мужиком, целоваться в тамбуре – не стыдно, а лечь с мужем рядом – стыдно».
Узел связи
Моя служба тесно связана с окружным узлом связи. Зашифрованные телеграммы (криптограммы) мы несём на узел связи, оттуда к нам на расшифровку поступают входящие криптограммы. На телеграфе, в основном, работают молодые девчонки, поэтому, посещая телеграф, невозможно не задержаться. На молоденького лейтенанта (то есть, на меня) девочки заглядываются охотно, хотя знают, что я уже женат. Да и я не прочь перекинуться с ними шуткой, постоять в цветнике, позубоскалить. Когда же кто-нибудь из них приносит входящую криптограмму, я принимаю её в специальной закрытой комнате, то есть, на это время мы остаёмся наедине, и я просто кожей ощущаю, что девчонка чего-то ждет от меня. Даже неудобно оставаться в это время деловито-безразличным. Знаю, что если я обниму её, похлопаю по попке или даже поцелую, она не обидится, больше того, придёт на телеграф и тут же похвастает этим перед остальными. Именно поэтому они спорят, а то и шутливо дерутся за то, чтобы отнести мне криптограмму. Правда, они дерутся ещё сильнее и по-настоящему, когда необходимо отнести телеграмму генералу Тарасову, недавно овдовевшему. Генералу больше 40а лет, и я поражаюсь поведению девчонок: неужели они готовы спать со стариком?.. В 1990 году в возрасте 56 лет, вовсе не считая себя стариком, я женился на 23летней девушке. Куда там генералу Тарасову!
А пока, в 22 года, считаю нормальным, что девчонки липнут ко мне, сами подставляют не только щёчку, но и губы, целуются долго и старательно, показывая не столько желание, сколько умение целоваться.
В весёлой, щебечущей группе телеграфисток Люба выделялась сразу: и одета была не так ярко, и косметикой не пользовалась, а улыбалась совсем редко и не открыто, как все, а стеснительно и грустно.
- Чего это она такая? – вопрос в её отсутствие вылетел из меня сам собой.
- Неприятности у неё дома, - ответили девчонки.
Разговор тут же перешел на другое. Я не спрашивал подробности, девочки не стремились их рассказать.
Сердечко моё к тому времени ещё не зачерствело. Если в Ростове мы с Гавриловым оба бросились ухаживать за однорукой девочкой, не обращая внимания на её красавицу-подругу, то и здесь я стал уделять Любе больше внимания, чем остальным. Оставаясь наедине, то гладил беззащитную, как мне казалось, девочку по головке, то слегка обнимал за плечи. И однажды, неожиданно для меня ( а может, я лукавлю), она положила голову мне на грудь, и слёзы из её глаз покатились по моему кителю. Рядом за дверью находились мои сослуживцы. Не имея возможности словами утешить её, прижал несчастную (как мне казалось) к себе и поцелуями стал осушать её лицо. Это было начало… сам не знаю, чего.
В ночную смену, если работы было мало, мы с Любой уединялись в любом из многочисленных кабинетов отдела и, сидя в обнимку на диване, доверяли друг другу свои нехитрые секреты.
…Люба лежала на городском пляже. Подошёл солдатик, разделся, лёг рядом. Познакомились… Солдат только что уволился из армии. Служил в Хабаровске и уезжать в глубинку не хотел. Вечером Люба привела домой жениха. Сыграли свадьбу. Вскоре родилась дочь.
Почти всё – как у всех. Только муж Любы пил немного больше, чем другие мужья, бил немного чаще и немного сильнее. Дочь его боится, мать ненавидит. А куда его выгонишь? Прописан. Теперь ещё и гулять стал. Раньше не ночевал дома, когда Люба работала в ночь, а нынче – и в другие дни. А когда домой приходит, хорошего не жди. Бьёт жестоко.
- Милицию надо вызывать, - советую я.
- Вызывали. Они его подержат и выпустят. Он после этого ещё злее становится.
Я целую Любу в щёки, в глаза. Чувства, переполняющие меня в это время, совсем не плотские. Наверное, она, в благодарность за моё сочувствие, отдалась бы мне, не сопротивляясь, но я даже не могу об этом подумать. Это было бы подло. Во мне – только жалость, желание помочь и чувство беспомощности.
- Девчонки считают, что мы с тобой любовники, - всхлипывает Люба. Я вижу: а ведь она именно этого и хочет. Но тогда мне придётся развестись с Людой и забрать Любу и её ребёнка к себе. Я к этому готов? Нет? Так какого чёрта кружить девке голову?!
Эти мысли не отчётливы. Они где-то далеко на втором, даже на третьем плане. Я гоню их, а они подленько вылезают.
Я ведь тоже достаточно ей на Люду нажаловался. Следовательно, дал надежду. Ну и что делать?
Кончилось всё неожиданно. Люба вдруг престала появляться на работе. Я ничего не спрашивал у девчонок, они рассказали сами.
Люба забеременела. Муж избил её в очередной раз особенно жестоко. Пришлось делать операцию по извлечению мёртвого плода.
- Ребёнок твой? – не постеснялись спросить меня девушки.
Как хорошо, что ничего не было! И в то же время, как могла она обниматься со мной и спать с мужем?.. Дурацкие мысли. Ведь я-то с Людой спал…
Иду по улице мимо госпиталя. Из ворот выходит Люба. Ещё более унылая, бледная. Я растерян. Совсем не хочется кидаться к ней, утешать её. Даже немного неприятно.
Поравнялись и без слов разошлись.
…Хорошие книги в те времена были большим дефицитом. Где достал я «Королеву Марго», уже не помню. Только, узнав, что у меня есть эта книга, все девчонки телеграфа просят дать её почитать.
- Что буду с этого иметь? – шучу я.
Каждая предлагает свою цену: кто – поцелуй, кто – целых три. Слегка удивлённый, я поднимаю планку ещё выше и называю свою цену – постель. В шутку. Девчонки молчат. И вдруг Тамара, которая сегодня первый день вышла на работу после трёхдневного отпуска по случаю бракосочетания, заявляет:
- Согласна.
Принимаю это, как ответ шуткой на шутку:
- А что скажет муж?
- Ты же не пойдёшь ему рассказывать.
Шутка зашла неприлично далеко…
…Ночь. Работа. Звенит звонок вызова. На пороге кабинета стоит Тамара. В руках журнал входящих и криптограмма.
Пока я расписываюсь, Тома говорит:
- Пришла за книгой… Пойдём!
- Куда? – спрашиваю по инерции.
- В кабинет, где вы с Любкой трахались.
- Но мы не трахались!
Она остаётся озадаченной совсем недолго:
- Всё равно. Мы ведь договорились. Бери книгу и пошли рассчитываться.
А ведь она серьёзно! Идти или нет? Девица красивая, молодая, только что замуж вышла… Конечно, идти… С другой стороны, она ведь три дня подряд только этим с мужем и занималась. Неужели мало? Распущенная девка! Не идти!
Отдаю ей книгу:
- На, читай, но долго не задерживай.
Она поняла и насмешливо смотрит мне в глаза:
- Не хочешь?!
Обобщать ли такое поведение на всех женщин? Возможно, и для моей это так же просто?..
Знал бы, где упасть, так соломки бы подстелил. На мою службу чуть не повлияло вполне безобидное знакомство с ещё одной телеграфисткой, семнадцатилетней девчонкой Людмилой Петровной. Я обращался так к ней в шутку, чтобы подчеркнуть, что отношения наши вовсе не любовные. Эпизод подробно описан в части 3 Мемуаров (Служил Советскому Союзу!»).
Безобидная дружба, обмен учебниками двух поступающих в ВУЗы молодых людей чуть не стали причиной крушения всей дальнейшей карьеры. Вместо Академии я чуть не поехал на Острова.
Для не знакомых с частью 3, немного повторюсь. Я готовлюсь поступать в Академию связи. Некоторые девчонки телеграфа тоже собираются поступать в ВУЗы, а некоторые уже учатся. Школьных учебников у меня в Хабаровске нет, приходится обращаться по этому поводу к тому, у кого они есть, к тем же девчонкам.
У Людмилы Петровны попросил «Химию». Её мать, увидев, что мы встретились на улице, и зная, что я женат, донесла о нашей встрече моему начальнику, относящемуся ко мне, мягко говоря, недоброжелательно. Начальник обвинил меня в супружеской неверности и на этом основании хотел освободить должность в отделе для кого-то из своих знакомых. Спасло меня только поступление в Академию, а Людмилу Петровну разбирали на комсомольском собрании «за попытку развалить чужую семью».
Вика
Летом на берегу Амура полно купающихся и загорающих. Течение у Амура сильное, и плавающих плохо иногда далеко уносит от пляжа. Спасают не всех.
Сидя на берегу, заметил уносимую течением и тонущую девочку. Успел подплыть, схватить. Девчонка от испуга так уцепилась за мою шею, что не отпускала её даже на мелком месте. Так и стоял я по колено в воде, с девушкой на руках, обнимающей меня за шею, прижимающейся ко мне и упорно не желающей встать на свои ноги. Со стороны, наверное, было комично.
Девочка оказалась не маленькой - ростом почти с меня, а весом и того больше, хотя и было ей всего 15 лет.
Подружки её окружили нас, благодарили меня, уговаривали её слезть с моих рук, она же, всё ещё находясь в шоке, что-то мычала и отпускать меня не собиралась. Пришлось вынести её на берег и усадить на подстилку. Так и познакомились.
После того, как Вика немного отошла от шока, заставил её снова зайти в воду, чтобы в дальнейшем исключить водобоязнь. В общем, чувствовал я себя в обществе 15летних девиц умудрённым жизненным опытом наставником. Обругал, что не следят друг за другом, что, достигнув уже почтенного возраста, так и не научились нормально плавать и т.п. Они же слушали меня, не закрывая рта, и этим поощряли.
Рассказал, что сам дважды тонул на Неве (правда, почти в младенческом возрасте), тем самым показав, что родом из Ленинграда. А уж, сев на любимого конька, долго и с увлечением рассказывал о родном городе.
На другой день встретились на пляже, как старые знакомые. Девушкам я, безусловно, нравился, а они каждая хотели показать себя с лучшей стороны.
Работал я в смену, и, при желании, мог приходить на пляж три дня из четырёх. Образовалась такая тёпленькая компания. Парней, кроме меня, почему-то в ней не было.
Про мой возраст они не спрашивали, я тоже не распространялся.
С некоторого времени стало заметно, что Вика перед подругами предъявляет на меня свои права: обрывает на полуслове слишком разговорчивых и даже меня, если обращаю на кого-то внимания больше, чем на других…
После ночной смены мы вчетвером (один майор, два капитана и я, лейтенант) отправились в кафе обмывать какое-то событие. Навстречу нам двигалась группа симпатины девушек, моих подружек. Вначале они не обратили на нас внимания, но вот какая-то увидела меня, показала другим, и все они остановились, вытаращившись на нас. Я прошёл отвернувшись и не поздоровавшись.
- Смотри-ка, Юра, как ты им понравился, - рассмеялся Анатолий Иванович, - так все на тебя и вылупились.
Пришлось как-то отшутиться…
А завтра на пляже девчонки всей стаей подлетели ко мне:
- Это были Вы?
- С какой стати мы перешли на «Вы»?
- Так это всё-таки был ты? Такой молодой и уже офицер!
- Молодой? Мне уже 22 года.
Это заявление потрясло их тоже:
- 22?! Вы такой старый?
Опять «Вы». Потом они стали вычитать свой возраст из моего, ахать…
- Сколько же вы думали мне лет? – удивился я.
- Ну, 17.., 18, наконец.
Хорошо хоть хватило такта не спросить, женат ли я. Не соврал бы, не обманул.
Как-то Вика появилась на пляже без подруг. Мы поболтали. Купаясь, я заметил из воды, что остальные девушки разместились в другом месте.
- Пойдем к ним! – предложил Вике.
- Зачем? Разве нам плохо вдвоём?
Дело принимало не тот оборот. Я не мог тогда встречаться с девушкой «просто так». Мне обязательно надо было влюбиться. Ещё не осознавая целиком, я искал замены Люде. Искал девушку равноценную или лучше. Вика для этого не подходила. Во-первых, она была слишком молода. Ей ещё целый год учиться в школе! А потом?.. Во-вторых, она не подходила по внешности. Мне нравились тогда девушки стройные, тоненькие, воздушные, а Вика была уже «кобылистой», и можно было ожидать, что в дальнейшем это будет мощная, здоровенная баба. В-третьих, Вика не подходила по характеру. Мне нужна была тихая, задумчивая, начитанная «Татьяна», а не пышнозадая хохотушка «Ольга».
О том, чтобы завести молодую любовницу, тогда не появлялось даже мысли.
В конце лета стал реже ходить на пляж. А к осени начались манёвры в Китае. Затем отпуск.
Зимой встретил случайно одну из подружек.
- Куда ты делся? Вика так искала тебя! Она ведь была в тебя влюблена. Хотели обратиться в штаб округа, но мы даже не знали твоей фамилии. Только «Юра».
Сейчас молодёжи трудно понять, как мы жили тогда, не только без мобильников, но даже без обычных домашних телефонов. Сколько знакомств разрушилось, сколько пар разошлось, сколько судеб изменилось от нехватки информации.
- Сейчас Вика успокоилась?
Подружка замялась, а я понял: уже «Да».
Позже проанализировал ситуацию. А если бы девчонки нашли зацепку? Если бы в штабе округа им помогли меня вычислить? Не сносить бы головы. Какая уж тогда Академия!
О жёнах офицеров
У начальника секретной части, которым я был по должности, в подчинении одни женщины, и все жёны офицеров, некоторые даже жёны больших начальников.
Мы сидим, как положено, за семью замками – я, их начальник – вчерашний курсант и они, умудрённые опытом женщины, абсолютно все - старше меня, многие замужем не в первый раз.
Они сразу раскусили мою излишнюю стеснительность и вовсю пользовались ею. Я не только исполнял за них часть работы, пришлось покрывать многие их проделки – а как же! – начальник должен отвечать за действия подчинённых. Они курили на рабочем месте, а если заходил кто-нибудь из начальства, совали мне в рот сигарету. С утра до конца рабочего дня они красились, подкрашивались, пудрились, прямо при мне могли примерять платья или юбки, рассказывали о сексуальных способностях (а чаще – неспособностях) своих мужей и задавали мне такие интимные вопросы, что иногда вгоняли в краску. Живу ли я с женой во время менструаций? Досталась ли она мне девственницей? Спим мы голые или одетые? Часто ли я ей изменяю? А она мне? Почти всегда я отмалчивался или пытался их урезонить, им же нравилось видеть моё смущение. Раззадорившись, некоторые хвастали своими сексуальными способностями и даже предлагали мне их испытать, то ли в шутку, то ли всерьёз.
Держась за своё тёплое место в штабе, приходилось лавировать между «непринуждённостью» офицерских жён и ревнивой подозрительностью их мужей. Правда, завести любовницу среди этих женщин мне даже не приходило в голову.
Затем начальство повесило на меня общественную нагрузку – проводить политзанятия с офицерскими жёнами отдела. Деловую сторону опускаю. Я очень серьёзно относился к этому заданию. Вместо 40 минут мы болтали иногда более двух часов. Приходилось рассказывать и о политике, и о хороших манерах, о новых правилах русского языка и о моде в Европе. Конечно, жёны рассказывали обо мне дома, и через какое-то время к начальству пришла делегация мужей с просьбой убрать от их жён (от греха) молодого, симпатичного лейтенанта и возложить эту обязанность на кого-нибудь постарше.
Общаясь с девчонками телеграфа, с моими подчинёнными женского пола, с жёнами офицеров отдела и с другими женщинами, я видел, что нравлюсь противоположному полу, и планка моего самомнения поднималась всё выше.
Лена
Моя тётя-генеральша тоже гордилась своим симпатичным племянником. Приняв от тётки приглашение на празднование очередной годовщины Дня Победы, я оказался в компании генералов и их жён. Почему был там один, без Люды, не помню, да это не так и важно.
Чинные военачальники, как положено в этот день, все были «при параде» и я, лейтенант, естественно, тоже.
Почти все пришли парами. Исключение составляли только Лена и я. Кто такая Лена? Продавщица центрального универмага Хабаровска. Напомню: был постоянный дефицит всего: мебели, книг, одежды, посуды, парфюмерии… да всего-всего. Поэтому Лена – очень нужный человек. Она сообщает о поступлении товаров в универмаг, а кое-что может припрятать или вынести с заднего хода. Взяток она не берёт (тогда до такого ещё не дошли), но мелкие подарочки принимает. Также ей лестно знакомство с такими людьми. Лене 32 года. Она самая молодая из женщин на этой вечеринке и, конечно, самая симпатичная. Да ещё без мужа. Он где-то в длительной командировке.
Вижу, как «старики»-генералы (им за 40 и даже больше) взглядами щупают Лену. Они не замечают, как их жёны так же ощупывают меня? Тётка довольна: какую хорошую наживку она им предложила.
После нескольких тостов – танцы. Лена и я нарасхват. Зачем прижимаются ко мне эти дамы? Они ровесницы моей матери и даже старше. Лену тоже внаглую, теперь уже не глазами, а руками, ощупывают генералы… Алкоголь – в голову, бес - …куда там? Бедняга уже прячется от них. Хорошо, что нет Люды. Мне было бы неприятно видеть, как генералы волочатся за моей женой.
Танцы сменяются тостами, тосты – снова танцами.
Генеральские жёны недовольны поведением своих мужей и считают виновницей этого молодую продавщицу. Та же не знает, куда деться от надоедливых, всё более наглеющих кавалеров.
Лена выходит на балкон. Пользуясь коротким временем, пока не появился кто-нибудь из её поклонников, выхожу следом и торопливо, особенно не выбирая выражений, предлагаю ей смыться и продолжить праздник вдвоём. Она согласна. Едва успели оговорить детали, кавалеры уже у Лениных ног.
Лена заявляет, что у неё разболелась голова, и она хочет домой. Но моя тётя засекла наши секретные переговоры и, на всякий случай, берётся проводить Лену до дома. Мы же через 10 минут договорились встретиться на углу.
Сматываюсь, не прощаясь. Занимаю позицию так, чтобы видеть обозначенный угол и чтобы не было видно меня.
Мне не нравится Лена (почти на 10 лет старше меня), но нравится сама интрига: я, лейтенант, утираю нос генералам.
Тётушка возвращается домой одна. Всё-таки её зоркий глаз замечает меня на противоположной стороне улицы, но она делает вид, что ничего не видит.
Лена ведёт меня к себе домой. Чувствую себя настоящим мужчиной.
Небольшой частный деревянный одноэтажный домик. Внутри очень скромная обстановка. Не скажешь, что Лена работает в универмаге.
Садимся за стол. Она достаёт бутылку коньяка и два гранёных стакана.
- Коньяк будешь?
Настоящий мужчина разве может отказаться?
Лена аккуратно, тонкой струйкой льёт спиртное в стакан. Ждёт, когда я скажу «Хватит!» Не дождётся. Мы с пацанами во дворе и больше выпивали… Мой стакан полон. Лена плеснула себе чуть на донышко.
- За тебя! – поднимаю я стакан. - За знакомство! – и выпиваю, не останавливаясь, всё.
В голове пустота. Не ощущаю рук и носа. Закусывать у Лены нечем – не готовилась.
- Ещё налить? – спрашивает она. Не осознав до конца происходящее, киваю:
- Наливай!
Выпиваю второй стакан. Тоже полный. Теперь голова совсем отяжелела, руки и ноги перестали слушаться. Смотрю с надеждой на кровать. До неё целых два метра. Смогу ли добраться? Даже губы стали какими-то деревянными. Слова совсем не такие, как я хочу произнести. Набираюсь сил, приподнимаюсь, броском добираюсь до кровати и падаю по диагонали. Сам поднять на постель ноги уже не в состоянии.
Слышу, как где-то дребезжит звонок. Лена накрывает моё тело одеялом и бежит к дверям. Это соседка пришла попросить соли. Даже я, в моём состоянии понимаю, что это только предлог. Хочется высказаться, но стараюсь управлять собой: лежи тихо, сукин сын.
Соседка ушла. Лена переворачивает меня с живота на спину и раздевает. Летят на пол китель, брюки…
Чтобы я не упал с кровати, она подталкивает меня к стенке и быстро скидывает с себя всё. Я наблюдаю. Тело у неё хуже, чем у Люды. Висят груди, рожавший живот в морщинках; сухие, тонкие даже в ляжках, ноги…
Делаю над собой усилие и залезаю на неё. Обнимаю, трогаю. Что там у меня? Ничего не чувствую. А ещё говорят, что алкоголь возбуждает, помогает преодолеть застенчивость, Чёрта с два!
Какое-то время мы вдвоём пытаемся переломить ситуацию. Не получается. Лена переворачивает меня на спину и берёт инициативу сначала в свои руки, а потом и в рот.
Что-то пробуждается. Она пользуется тем, что есть, осёдлывает меня… Засыпаю…
Когда Лена растолкала меня, было уже темно.
- Тебе домой пора. Приходила твоя тётя, спрашивала, не знаю ли я, где ты. Я ей не открыла, сказала, что уже сплю.
Не мог я уйти просто так. Подмял Лену под себя, разместился на ней… Что-то чувствовал, но не так, как всегда с Людой. Вдвоём, с трудом, один раз довели дело до конца.
При прощании каялся, обещал исправиться.
В следующий раз поздно ночью привёл Лену к себе домой, в коммуналку. На цыпочках, сняв предварительно обувь, прошли в комнату. Предательски скрипят половицы, кровать каждому движению отвечает определённым звуком. Свет не зажигаем, раздеваемся в темноте. Разговариваем шёпотом. За стеной соседи, им слышен каждый звук.
Не знаю, кто виноват, я или Лена. У неё всё не так, как у Люды: не так лежит, не туда кладёт руки. А там вообще не так: вместо маленьких плотных влажных губок висят какие-то совсем сухие длинные уши, вызывающие воспоминание о слоне. Их приходится разводить в стороны двумя руками.
На любое наше движение кровать отзывается пронзительным визгом. Наверное, мы разбудили не только соседей за стеной, но весь ветхий деревянный дом. От страха, я в липком, холодном поту. Мне совсем ничего не хочется…
На улице Лена, в сердцах, спросила:
- Ты с женой-то хоть можешь?
- Могу, - это прозвучало так жалко. Я и сам в недоумении. Почему? Про себя, всё свалил на Ленин возраст – слишком стара.
Нина
Если постоянно чего-то не хватает в европейской части Страны, то здесь, в Хабаровске, дефицит ощущается гораздо сильнее.
Потерял, или вытащили, перчатки. В продаже их нет. Регулярно навещаю соответствующий отдел универмага. Молодая, хорошенькая продавщица каждый раз, улыбаясь, разводит руками:
- Не поступали.
Я уже привык, что своей внешностью внушаю девушкам приязнь. Со мной они всегда милы, не прочь поговорить, покрасоваться, сделать глазки. Вот и теперь прошу Нину, «если что», отложить для меня пару кожаных перчаток, и хорошо бы – на меху. Сначала она робко заявляет, что этого делать не положено, но после того, как я осторожно положил свою руку на её, заглянул глубоко в глаза, она сдалась.
Перчатки всё не поступали, а мы уже пару раз сходили в кино, и теперь моё появление у прилавка встречается радостной улыбкой.
Приведу здесь небольшой эпизод, который показывает мой характер в те времена. Как-то вечером, после кино, Нина попросила проводить её. Я знал, что живёт она далеко, на окраине города, но сложность заключалась не в этом. Ещё в кино мне очень хотелось в туалет. Еле дотерпел до конца фильма. А теперь нужно будет шагать с полным мочевым пузырём через весь город и ещё дальше, неизвестно куда и сколько времени.
В дороге разговор не клеился. Я мог думать только об одном: как бы дотерпеть. Нина рассказывала что-то смешное о своей семье. Я сосредоточенно молчал. Внутренне я уже корчился, сжимал ягодицы, но сказать об этом девушке не мог, стеснялся…
…Через три года в Ленинграде я познакомлюсь с Наташкой. Та будет каждые 15 минут, без всякого стеснения, присаживаться по всем углам небольшого парка, идущего вдоль улицы Горького. Я же стану прикрывать её своим телом, чтобы никто не увидел писающую девушку. Мы будем смеяться и шутить над её состоянием.
Но сейчас, в Хабаровске, мне и мысли не приходит, сказать о таком девушке. Разве можно? Такой позор!
Когда терпеть стало совсем невмоготу, я заявил Нине, что мне необходимо срочно вернуться, повернулся и, оставив её одну в тёмном переулке, побежал.
За углом долго опорожнялся. Затем решил догнать Нину, но в незнакомом месте заблудился и вынужден был вернуться домой.
Нина так никогда и не узнала, почему я тогда так поспешно убежал.
Вот таким стеснительным я был в молодости. И не только я. Подобное ещё раньше произошло с нами в Питере. С другом пошли в праздник на Дворцовую площадь. Познакомились с девчонками и пошли их провожать. По дороге друг шепнул мне, что хочет опорожнить пузырь. Я тоже был не прочь. Прошли Невский до Суворовского проспекта. Вот уже Суворовский кончается, а девушки всё ведут и ведут. Наконец, они произносят заветное:
- Вот наш дом!
- Пока! – кричим мы хором, поворачиваемся и бежим за угол.
Так и кончилось знакомство. Узнали только их имена и дом, в котором живут. Свидания не назначили, телефон не спросили. Напрасно столько протопали, а всему виновата застенчивость обоих…
Потом не раз провожал я Нину до дома. Обнимались, целовались в подъезде. Всё путём. Но не было ни разу, чтобы попросился отлить.
Семья её жила на окраине города. Двухэтажный деревянный дом, как у меня на Казачке. Одна комната в коммуналке на первом этаже. Отец и мать – рабочие. Старший брат тоже работал на заводе, сейчас служит в армии. Нине повезло. После школы её устроили продавщицей в универмаг.
Встречи со мной она дома скрывала. Почему? Не знаю.
Всему приходит свой черёд. Весной мы с Ниной поехали на левый берег Амура. Оба знали, зачем.
Выбрали укромное местечко. Нина взяла с собой старенькое одеяло. Погода прохладная, загорать ещё рано.
Съели привезённые бутерброды, прошлись туда-сюда вдоль берега. Прилечь на подстилку девушка отказывалась.
Затеяли беготню друг за другом, каждый раз оканчивающуюся поцелуями. Поцелуи становились всё жарче, объятия – всё крепче.
Наконец, я взял её на руки, отнёс и уложил на одеяло. Там продолжали целоваться. Оба разгорячились и, казалось, ни о чём, кроме этого, уже не думали. Руки мои были уже у неё под юбкой, нащупывая между чулками, резинками, трусиками такое мягкое приятное девичье тело.
- Я девушка! – просто предупредила Нина. В этом я совсем не сомневался.
Расстегнули вместе шерстяную кофту и стащили её. Сняли блузку. Долго не мог расстегнуть бюстгальтер. Он был самодельным, с большими жёлтыми пуговицами.
- Сильнее расстёгивай, петли ещё не разработаны, - предупредила Нина и добавила гордо, - сама шила.
Пока целовал никем ещё не тронутые девичьи груди, живот, Нина лежала спокойно, поглаживая руками мою голову, А вот, когда попробовал задрать вверх юбку, вдруг стала натягивать её руками обратно вниз.
- Не поднимай! – попросила она. – Так делай.
Понял. Пришлось орудовать под юбкой руками, не глядя. Когда же окончательно запутался, Нина подсказала:
- Там пояс на пуговицах и трусики тоже. Не тяни так сильно, просто расстегни.
Расстегнул пояс. Он продолжал мешать, и пришлось отстёгивать его от чулок, расстегнул пуговицы на трусиках и снял их через ногу, которую Нина подняла сама.
Увлёкшись всем этим раздеванием, некоторое время я не смотрел на лицо девушки и поднял голову, только услышав рыданья.
- Ты чего? – спросил глупо, уже пристраиваясь между её безвольно раскинутых ног.
- Что я скажу маме, брату?
- Зачем же им об этом говорить?
- Я после этого никому не буду нужна? – спросила и зарыдала ещё жалостнее. Рот её некрасиво перекосило, тушь с ресниц оттеняла текущие по лицу настоящие слёзы. Ничем не поддерживаемые чулки в резиночку наполовину спустились с ног. Я приподнялся на руках. Хотелось спросить:
- Чего же ты молчала? Почему просто не отказалась?
Мне вовсе не хотелось её обижать, сделать ей плохо.
Встал. Она продолжала лежать, с заплаканным лицом, открытой грудью. Юбка задрана. Слева – пояс с резинками, справа – трусики. Одна туфля осталась на ноге, другую я отбросил, снимая трусики. Там, где сходятся ноги, беззащитно и броско на фоне белого тела выделялся треугольник волос.
Вот она. Бери. Она не будет сопротивляться. Возможно, она даже этого хочет, а всё остальное – по традиции. Но я уже ничего не хочу. Мне жалко это, не могущее постоять за себя, существо. Ведь я не люблю её. Что она скажет будущему мужу? Что принесёт ему в подарок? У неё ничего нет кроме девственности. Зачем лишать девушку последнего?
- Одевайся! – решаю я. – Ничего не будет.
Она продолжает лежать. Ждёт, что я передумаю?
Подаю ей руку:
- Вставай!
Чтобы не стеснять девушку, чтобы не видеть, как она будет собираться, одеваться, отхожу прочь…
Увидел Нину только месяца через три. Она шла по улице Серышева под руку с парнем. Оба были веселы и счастливо смотрели друг на друга.
Мысль проскочила сама по себе: «Зря тогда не воспользовался. Не я, так другой. От жизни не уйдёшь.
Ляля
За три года службы в Хабаровске мы с Людой сменили три места жительства. Последнее получили почти в центре города, в квартире со всеми удобствами, но, конечно, опять в коммуналке.
В семье подполковника-соседа жена и двое детей. Девочке Лялечке 12 лет, мальчику Серёже – 10. Я сам недалеко ушёл от них по возрасту, а по интересам – тем более. Поэтому с детьми быстро подружился. Как говорится, дневали они у меня и ночевали. Серёге рогатку сделал, учил его боксировать. Перчатки у нас были не боксёрские, а обычные меховые рукавицы. Ляля от Серёги не очень отставала, тоже рукавицы надела, попробовала. Не понравилось.
- Лучше научи меня бороться.
Ей я приёмы самбо показывал (когда-то секцию посещал). Ляля приёмы не очень запоминала, но бороться любила. Особенно, если никого рядом нет. И как-то получалось, что она то на кровать падает и меня на себя тянет, то прижмётся ко мне и никак уже её не оторвать. Начали у девчонки играть гормоны. В общем-то, ничего страшного, обычное дело.
Дальше больше. Замечаю, что Ляля старается щека о щеку потереться или титечками-прыщиками к груди моей прижаться. Да не такие уж там и прыщики.
Не скажу, что мне всё это не нравилось. Конечно, приятно. Но дистанцию держал твёрдо, сам повода не давал, а приёмчики её делал вид, что не замечаю. Не обижать же человека строгостью или нравоучениями.
Бывали случаи, что, когда я со смены приходил и спать ложился, Ляля, если никого дома не было, и под одеяло ко мне залезала:
-Я с тобой тоже посплю.
Я ей, как взрослой:
- Придёт кто-нибудь, и будут у меня неприятности. Не у тебя, а у меня! Ты-то ещё малолетка. Немного полежи, а потом уходи, не мешай мне спать.
Мог и грубее прогнать, если девчонка очень уж прижималась и уходить не собиралась.
Плоть, конечно, иногда просыпалась, но разум такие поползновения быстро пресекал. Неприятности, действительно, могли быть большими. И верил я, по-прежнему, в настоящую любовь, ждал её. Ляля сюда никак не подходила.
Как-то зашла она ко мне в комнату и серьёзно так заявляет мне:
- Я уже не девочка, и относиться ко мне можно и нужно по-другому.
Удивился, что девчонка столь доверчива ко мне, спрашиваю:
- И кто же этот счастливец?
- Какой счастливец? – недоумевает Ляля.
Пришлось ей более подробно это объяснять. Не маленькая. У нас в Питере во дворе девчонки и раньше половую жизнь начинали. Бокушка, например, в 12 лет соседу дала, а Селёдки (брат с сестрой) вообще в 7.
- Нет! – говорит Ляля, - Не то. Я уже не девочка, а девушка. Родить могу. И меня уже не Лялей надо называть, а Ларисой. Понял?
По её подростковому разумению получается: раз месячные начались, значит, уже трахаться можно. Об этом она мне и намекает прозрачно.
Обидеть девчонку не хочется, дружбу, доверие потерять тоже. Отказаться, безусловно, надо, но тактично.
- Представь себе – забеременеешь. Что тогда делать будешь? А меня за это в тюрьму посадят.
- Но ведь жена твоя не беременеет.
- Значит, не время ещё.
А сам задумался. Действительно, пять лет уже с Людой сожительствуем. Раньше ещё как-то предохранялись, а сейчас вообще перестали, а ничего нет.
С женой вечером об этом поговорил. Она созналась, что ребёнка хочет. Я тоже, вроде бы, для отцовства созрел. Стали следить за этим, время выбирать. Вскоре Люда забеременела.
С Лялей же отношения, как со взрослой, по-прежнему, поддерживаю.
- Не думай сейчас, - советую, - об этом. Дождись замужества.
Она мне:
- Я быстро вырасту. Ты тогда на мне женишься?
Смеюсь:
- Я тебе не пара. Старым к тому времени буду. Разница – целых 10 лет.
Вскоре я в Академию поступил. Перед отъездом, как положено, отвальную сыграли. Счастливый по квартире хожу, всем друзьям и знакомым адрес свой записываю.
- Пишите. А кто в Ленинграде будет, в гости приходите.
В кладовку случайно заглянул, а там Ляля, вся в слезах. Зашёл, двери за собой закрыл. Она на шее у меня повисла:
- Не забывай меня. Я тебя всегда любить буду. Обязательно приезжай. Буду тебя ждать.
Еле уговорил успокоиться. Наобещал. Ничего, конечно, не выполнил.
Конечно, это не полный перечень моих отношений с женщинами в хабаровский период. Встречался и с другими, но все встречи кончались примерно одинаково. Причиной этому было вовсе не половое бессилие. С женой это происходило по 4-5 раз в день. Здесь была соответствующая обстановка. А там… было по разному. Подробнее см. часть 3.
Иногда даже просто не хватало на это времени, например, в ходе манёвров на китайской территории.
Молодая официантка опрокинула на меня поднос со щами. В палатке официанток девушки приводили меня в порядок: стирали, гладили. После этого, в качестве компенсации, виновница предложила здесь же и переночевать. Но на учениях на это нет врвемени…
…Больше всего в женщине меня убивает неприятный запах. Однажды привёл девушку домой. Она явилась прямо с работы. Выпили. Потанцевали под радиолу. Стали целоваться. Целуя её в шею, вдруг почувствовал запах из-под ворота платья. Смесь пота и говна. Убило меня сразу. Еле выпроводил домой…
…Не выношу изменяющих мужу замужних женщин. При возвращении с манёвров в спецмашине ночью спал я калачиком на столе. Внизу на полу, удобно устроившись на солдатском матрасе, спала наша машинистка, она же жена моего сослуживца, с которым мы вместе на Камчатке находились. В машине и другие офицеры едут, кто где пристроился. Ночью кто-то толкает меня. Женский шёпот:
- Подвинься!
Подвинулся. Она рядом легла. Обняла меня и целует. Я, хотя и спросонья, тоже не куклой лежу. Отвечать ей стал. Так вот, прямо на столе с техникой, обнимались и щупались. Понимаю, что нехорошо, но не прогонять же её. Обидится. Оскорбится… Но и трахаться не смог. Как потом смотреть в глаза сослуживцу?..
Про эту женщину мне ещё Люда рассказывала. Когда мы долгое время находились в командировке, ходила Люда к этой даме домой, узнать, когда же мы вернёмся. Женщина её в комнату провела, а там стол накрыт. Среди прочего, бутылка на столе, а на стуле китель висит с двумя звёздами на погонах.
Дама объясняет:
- Друг наш старинный в гости пришёл.
Где этот «друг» при визите Люды находился? На кухне? В туалете? Почему не вышел, не показался?
Позже коллеги меня просветили. Муж Кировой всё знает. С его ведома жена с начальством спит, мужу карьеру делает. Но я-то не начальство.
Бывает же такое! Служил в нашем отделе ещё один офицер с такой же фамилией; и имел он такую же, или почти такую же, жену.
Та тоже мужу изменяла, тоже, в основном, с большими начальниками, и, конечно, в интересах мужа.
Как-то мы с этим самым капитаном Кировым вместе в очередную командировку ехали. Я его за язык вовсе не тянул, но, видно, у него наболело:
- О моей жене все говорят, что она мне изменяет. А я никому не верю, только ей. Она же уверена, что напраслину на неё наводят из зависти, за красоту её.
Я бы, может, и поверил ему, но ходил в отделе такой анекдот. Прежде Кировы, как большинство, на Казачке жили, в коммунальной квартире. Чтобы ботинки в грязи не пачкать, носили мы все галоши.
Пришёл к Кировой любовник, галоши в прихожей снял, рядом с соседскими поставил а, уходя, перепутал. Соседи Кирову говорят:
- Нас не интересует, кто к Вашей жене ходит и зачем, но пусть он свои старые галоши заберёт, а наши новые вернёт.
Вот так. Прямо по Зощенко. А Вы думали, что я у него содрал?
Мне кажется, поведение матери сказывается в дальнейшем на характере и поведении дочери.
Кировы пришли в гости к нашим соседям по квартире. У Кировых – дочь 5-6 лет, у соседей – мальчик, примерно такого же возраста. Взрослые предлагают им поиграть вместе. Мальчик увлечённо показывает девочке свои игрушки: пожарная машина, самолёт, детское лото.
- Нет! – жеманится девочка. – Давай лучше, я буду красивой женщиной, а ты – импозантным (так и сказала: импозантным) мужчиной и будешь за мной ухаживать.
- Как? – недоумевает мой маленький сосед.
- Будешь целовать мне ручки, делать подарки и вообще…
Не правда ли, воспитание чувствуется?
ЛЕНИНГРАД. ВОЕННАЯ АКАДЕМИЯ СВЯЗИ. СЛУШАТЕЛЬ
В Ленинграде мы живём у родителей Люды. Коммуналка в двухэтажном деревянном доме. В январе рождается дочь. Отношения с тёщей очень сложные. Тесть – алкоголик, и этим всё сказано. Перейти жить к моей матери в комнату 13 кв.м – нереально. Снимать жильё Люда отказывается. Не выдерживая прессинга дома, ухожу на улицу, иногда даже ночью. Осточертели и тёща и жена. Ушёл бы, но не могу оставить маленькое существо, которому дал жизнь. Так год прошёл.
Купил мотоцикл и, стараясь меньше находиться дома, гоняю на нём, чаще всего, где-нибудь за городом. Ищу приключений.
Но эта часть воспоминаний посвящена женщинам, а не мотоциклу.
Инга
Приходилось проезжать иногда мимо детского дома, в котором находился в 1945 году.
Дети, такие же, как я 15 лет назад, играли всё в те же игры, кричали, ссорились, убегали и догоняли…
Однажды остановился, представился, рассказал им о себе, об их предшественниках военных лет, что делали, чем занимались, как ходили в баню…Ребята с интересом слушали, рассказывали о себе.
Вышла пионервожатая. Девушка, я бы сказал, для такой должности староватая, но, в общем, симпатичная, приветливая. Когда назвал себя, она вспомнила. Оказалось, мы в одно время в детском доме находились. Проказы мои девчонки хорошо знали и в кругу своем обсуждали. Я же в те времена девчонками совсем не интересовался, поэтому, к стыду моему, вспомнить её не мог. Рассказала мне Инга о дальнейшей судьбе некоторых моих друзей, воспитателей. С многими она до сих пор она общалась.
- Что ж, - говорю ей, - кладбище Пискарёвское в двух шагах от вас, а дети о нём ничего не знают. Оказалось, что Инга и сама о кладбище только слышала, а что оно рядом находится, не знала. Она на другом конце города живёт.
- Сейчас же, - заявляю, - мы этот недостаток устранить должны.
Мотоцикл в две минуты на место нас доставил. Кладбище на Ингу большое впечатление произвело. Я, конечно, возможности не упустил свой кругозор показать. Про Ладогу рассказал, про Зелёный пояс славы. Как пионервожатой, ей это знать необходимо.
Когда вернулись в детский дом, покатал на мотоцикле самых отчаянных ребят. Потом Инга показала мне тетрадь, где были записаны данные детей, вышедших из детского дома; перечислила тех, кто регулярно появляется – моих друзей среди них не было – и назвала дату встречи бывших детдомовцев. Занесла в тетрадь и мои данные. Ещё ничего чётко не планируя, я, на всякий случай, дал адрес не Людиных родителей, а свой прежний, материн.
Девушка мне понравилась и своей непосредственностью, и отношением к детям (и ко мне тоже), и, конечно, внешностью. Была она спортивна, скора, не жирна и не расхлябанна, как моя жена.
Естественно было, что я обещал приехать ещё и, конечно, вскоре появился.
Мы с Ингой сводили детей на Пискарёвское кладбище, затем организовали в Зелёнке (парк рядом) игру в войну. Несколько раз в это время пытался я обнять пионервожатую (когда не было рядом детей), но девушка вела себя очень строго, и даже на третьей встрече мне так и не удалось её поцеловать.
Всё, чего я добился, это согласие съездить со мной за город.
Весна только начиналась, Природа подталкивала к любви, однако Инга, даже оставаясь наедине, не позволяла ни поцеловать, ни обнять себя. Когда же я, не на шутку, обиделся, она, по-королевски, протянула мне обе руки, поцелуями которых я и удовольствовался. Стоит ли объяснять, что от этого пыл мой только разгорался. Наконец-то я нашёл то, чего так давно жаждал найти.
Первый поцелуй был сорван не на природе, и не вдали от всех. Когда дети пошли на обед, я прижал их пионервожатую к шкафу и целовал, целовал в губы, в щеки, в лоб, шею. Она не сопротивлялась, а, положив руки мне на плечи, безвольно отдавалась мужскому натиску.
Дети вместе с вожатой уехали в пионерлагерь. Инга просила не навещать её, так как это могло повредить её авторитету. Пришлось согласиться. Жизнь вдали от неё казалась пустой и пресной.
Вдруг на адрес матери пришло письмо. Инга сообщала, что при въезде в погранзону у неё отобрали пневматический пистолет, который я дал на время детям пострелять на природе. Пограничники сказали, что отдадут пистолет лично офицеру, если хозяин таковым является. Она просила приехать.
На другой день одел я форму и на двухколёсном друге помчался в лагерь.
Дети радостно выскочили мне навстречу. А за ними спешила она, и в глазах её я увидел такое, что понял окончательно: я влюблён и любим.
Вдвоём мы пошли в воинскую часть получать мой пистолет. Я собрался доказывать, что отобран он незаконно. Ведь это не оружие, скорее, игрушка, а обижать детей, тем более, детдомовских, подло; но со мной никто не собирался спорить. Пистолет тут же вернули, и мне показалось, что отобран он был для того, чтобы Инга лишний раз пришла его выпрашивать. Её здесь все хорошо уже знали, улыбались, здоровались, шутили. Она отвечала тем же, чем и вызвала первую мою ревность.
Дети ждали меня, но интерес мой был направлен только на Ингу. Так хотелось остаться скорее с ней наедине. И она этому уже не противилась. Вдвоём ушли далеко в лес и обнимались, целовались, в обнимку катались по мокрой земле… И только. На большее Инга не соглашалась. Объяснения её были туманны и мне не понятны. Она только заявила, что боится ошибиться ещё раз. Рассказ её был явно заранее подготовлен, несколько театрален и всё-таки сбивчив.
После Войны мать забрала её и сестру из детдома. Отношения с матерью у Инги не сложились. Поругавшись в очередной раз, она собрала вещи и ушла жить к подруге. Но той не оказалось дома(?). В ожидании подруги Инга просидела на лестнице до глубокой ночи. Та так и не появилась… Зато появился сосед, живший выше этажом, он пригласил девушку к себе переночевать. Выхода не было, пришлось согласиться… Я вынужден был выслушать все подробности о том, как она потеряла девственность. С одной стороны, получалось, что парень её изнасиловал. С другой, Инга тут же заявляла, что ей было безразлично, с кем спать, поэтому прожила она у соседа целую неделю (или только неделю), а потом всё-таки ушла к подруге. Больше никого-никого никогда-никогда у неё не было. Связь с соседом подруги стала для неё большой душевной травмой, и вторым мужчиной может стать только тот, в ком она будет уверена: это на всю жизнь. Пока что такой уверенности во мне у неё ещё нет.
Явствовало, поклянись я сейчас, что это на всю жизнь, и Инга тут же отдастся. Я готов был поклясться в своей любви, я уверен был, что это на всю жизнь, но давление с её стороны было слишком явным, грубым, искусственным, не соответствующим настоящей любви, и вызывало где-то в самых глубинных районах моей души неосознанный ещё протест. Надо подождать, Надо ещё присмотреться.
Так это и пройдёт через все отношения с Ингой: всё хорошо, всё правильно, но…надо ещё совсем немного подождать.
Уехал я на рассвете с неудовлетворённой душой и болью под животом. Расстались мы почти холодно. Она советовала мне подумать, прежде чем чего-либо требовать от неё; я заявил ей, что настоящая любовь не может быть такой расчётливой. Оба торговались, пытаясь дать меньше, а получить больше. Инга опять просила не приезжать больше, чтобы не компрометировать её ни перед детьми, ни перед начальством… Но очередную встречу мы всё-таки назначили, чтобы вернуть пистолет.
В своей любви я был уверен, и, если бы в тот день Инга не устраивала драму с признаниями, не торговалась после этого, а просто, по любви, отдалась мне, то получила бы то, чего ей так хотелось от меня, клятву в вечной верности.
Неуверенность мою разбили дома. Когда тёща опять стала уверять меня , что я плохой муж, плохой зять, плохой отец, а Люда своим молчанием выражала согласие с этим, неожиданно для них я заявил, что так жить больше не могу, развожусь и ухожу к другой женщине, которую люблю.
Что тут началось!
Вызвали мою мать. Той я всё разъяснил сравнительно быстро. Она и сама хорошо знала причины моего ухода, однако была категорически против соединения с Ингой. Приехала тётя-генеральша: такого позора они с мужем перенести не могут! Меня пугали отлучением от Академии… Всё это только укрепляло меня в правильности решения.
За пистолетом приехал к Инге домой. Коммуналка. В одной комнатушке живут мать, Инга и её сестра с мужем. На этот раз дома, кроме Инги, никого. Я ещё не раскрыл рта, чтобы рассказать свои новости, а она заявляет:
- Я подумала, если ты без этого не можешь, я согласна.
Тут же, не раздеваясь, поперёк дивана мы и соединились. Только после этого Инга постелила бельё, разделись, и опять, уже с подушками, простынёй и одеялом, продолжили. Ещё. Ещё.
К вечеру надо уходить – сейчас соберётся вся семья.
Несмотря на новизну ощущений, невольно пришлось отметить опыт подруги в любовных делах. Люде и мне до неё было далеко. Я оправдал это большой, настоящей любовью без ломаний и жеманства.
На другой день (а точнее, на ночь) вдвоём поехали на Лахту рыбачить. Весь вечер Инга добросовестно помогала мне таскать бредень, выбирать из него рыбу. Замёрзли до дрожи. Потом развели костёр, поужинали, расстелили два одеяла… Ни с кем ещё мне так хорошо не было! Казалось, Инга предугадывает малейшее моё желание. Да как! Только вот поневоле опять лезет в голову грязная мыслишка: За одну неделю (с соседом подруги) такому не научишься, даже если женщина в этом деле очень талантлива.
И пошло. Встречались почти каждый день, то у неё, то у моей матери, то у близкой подруги, а иногда и просто на матушке-природе, где-нибудь в кустах.
Влюбился безумно. Только о ней и думал, стремился к ней постоянно, и она тоже ждала меня всегда. Чаще всего, я на мотоцикле приезжал. Был у нас условный сигнал, не стандартным гудком, а декомпрессором мотоцикла. Она тут же все дела бросает и ко мне бежит радостная, счастливая. Увидишь, и у самого душа поёт.
Вскоре Ингу опять в лагерь послали. Мы тоже на занятия в поле вышли. Она – в Лосево, я – в Юкках, но мотоцикл расстояние сокращал. Гонял я к ней почти каждую ночь. Сигнал дам – дети уже хором кричат:
- Юра приехал!
В лагере давно отбой сыграли. Инга берёт два одеяла, и мы - в лес или на берег Вуоксы. Ночь белая. Птицы, каждая по-своему, о себе знать дают. Красота! После очередного захода (сексуального) на спину перевернёшься, на верхушки сосен посмотришь. Как хорошо! И она рядом, у тебя на руке лежит тихо, ждёт, пока снова сил наберёшься.
После лагерей – у обоих отпуск. В Адлер поехали. Сарайчик крохотный сняли в Южных культурах (по 70 копеек с человека), отдельный – никто не мешает. Нам большего и не надо. Главное, лежанка есть.
Отдыхаем, купаемся, загораем, на экскурсии ездим. Всё, как в таких случаях положено.
Был у Инги маленький недостаточек – завышенная самооценка во всём. Везде хочется ей первой быть, себя показать. Например, говорит она мне как-то на пляже:
- Давай, вон на тот кораблик сплаваем.
Прикинул я:
- Далековато. Метров 300. Доплывёшь? А ещё спасатели могут «спасти», когда за буйки заплывём.
- Я-то, - уверенно говорит Инга, - доплыву. А от спасателей как-нибудь отговоримся. На себя беру.
Половины расстояния не проплыв, она запросилась подержаться за меня. Устала… Отдохнула. Дальше поплыли.
- Пожалуй, не доплыть мне, - вдруг заявляет подруга. – Дай ещё за тебя подержусь, и обратно поплывём.
Всю обратную дорогу висела она у меня на плече. Измотался. Еле доплыли.
Другой случай на причале произошёл. Море штормило, и народу купалось мало. Кто-то закричал, что тонет мужчина. Несколько человек прыгнуло с причала, в том числе и я. Мужика вытащили на поверхность быстро. К причалу подплыли, а вылезти не можем – высоко. Повернули к берегу. Я утопленника под руку держу, вдруг кто-то хватается за меня и топит. Вынырнул. Смотрю, это Инга. Глаза расширены. Воды, видно, уже нахлебалась. Волнами её так и захлёстывает.
- Помоги! – просит. – Не выплыть мне. Пришлось мужчину другим передать, а Ингу вытаскивать. Её, оказывается, ещё волной о причал шибануло. Бок оцарапан, кровь идёт.
На берегу спрашиваю:
- Какого чёрта, в шторм в воду лезешь?
- Другие же прыгнули. Что я хуже?
В Сочи увидел вышку для прыжков в воду. Захотелось перед Ингой повыпендриваться. На 5 метров залез и ласточкой оттуда сиганул. Смотрю, и Инга туда лезет. Я ей кричу, что нельзя, но она разве послушается. Постояла немного, потом решилась. Вижу, как лягушка, врастопырку летит, руки, ноги расставлены. Пузом и грудью шлёпнулась. Еле вытащил…
Схватила мой фотоаппарат и давай фотографировать. Тогда, чтобы на чёрно-белую плёнку снимать, учиться нужно было. Я толстую книгу «25 уроков фотографии» проштудировал и не её одну. Это сейчас – только кнопку нажимай – аппарат сам всё за тебя рассчитает и установит, а тогда… Инга же, не меняя ни выдержки, ни диафрагмы, не наводя на резкость, щёлкает и против солнца, и в тени, и пейзажи, и портреты. Кучу кадров испортила.
Кораблик, до которого мы доплыть хотели, ближе к берегу подошёл. Инга, меня не предупредив, одна к нему поплыла. На середине из сил выбилась. Матросы её на кораблик вытащили, чаем напоили, по кораблику сверху донизу провели.
Я смотрю вокруг – Инги нет. Думаю, пошла за мороженым, переодеваться или в туалет. А она из моря появляется и уже с сопровождающим, молоденьким матросиком.
- Вот, - говорит, - познакомьтесь. Юра!.. А нас в гости на корабль приглашают. Я обещала.
Приглашают-то, конечно, не меня.
Очень оказалась она общительной, особенно с мужчинами, при этом обязательно подчёркивала, что мы не женаты. Свободна, следовательно.
На экскурсию собрались на озеро Рица. Билетов не купить, кругом дефицит. С трудом достали два билета, но в разных автобусах.
На место я первым прибыл. Смотрю, а Инга не одна идёт. Мужичок какой-то за ней тянется. Пока в автобусе ехала, познакомилась. Так и ходили втроём. Очень зол я был.
Я купаться пошёл, заплыл далеко, а они парочкой так и остались сидеть на берегу.
Правду скажу, что дома Инга всегда просила прощения за каждую свою оплошность, ошибку; обзывала себя последними словами, ласкалась. В конце концов, страсть обоих нас захватывала, и кончалось это всегда одинаково. Умела подруга пользоваться женским обаянием, ох, как умела.
Недели через две после приезда Инга доложила мне, что беременна и потребовала ускорить дело о разводе.
- Если о моей беременности станет известно, то карьера моя, как комсомольского работника, закончится. Необходимо записаться в течение полутора-двух месяцев. Не тяни. Приступай сразу после приезда.
Я не отказывался, но сообщил ей, что в Академии на это очень строго посмотрят. Я только второй курс закончил. Ребёнка маленького имею. По головке за развод не погладят. Скорей всего, отчислят. Могут из партии выгнать. И пошлют, куда Макар телят не гонял. Мест таких много, хотя бы назад на Дальний Восток. Там же прямой путь – на Острова.
- Ты поедешь со мной? И как будет развиваться там твоя карьера? Моя-то на этом кончится.
- Никуда не поедешь! Ты ещё ничего о моих знакомствах не знаешь. Останешься в Академии, и в Ленинграде потом останешься. Я тебе такую карьеру устрою! До генерала дойдёшь.
Такой оборот дела меня насторожил:
- Откуда эти знакомства? Почему ты раньше ничего о них не говорила?
На этот вопрос Инга сразу ответить не смогла, но клялась, что это правда.
Никогда не видев мою маленькую дочь, она стала говорить о ней в самых скверных выражениях и заключила:
- У нас будет мальчик, гениальный ребёнок, а не сопливая, хныкающая девчонка. Мы назовём его Максимом.
- Я хотел бы назвать мальчика именем моего отца, Петром, - сказал я, уверенный, что Инга тут же согласится.
- Нет! Только Максимом! У меня есть на это свои соображения.
С такой стороны я ещё своей подруги не знал.
Вторая половина отпуска прошла не так лучезарно, как первая. Инга стала более раздражительной, требовательной, плакала по пустякам и даже устраивала истерики.
Как-то она сказала:
- Начальник пионерлагеря делал мне предложение. Зря я не согласилась. Он далеко пойдет, у него большие связи. После отпуска я ещё посмотрю. Если ты с разводом затянешь, то я, возможно, и соглашусь.
- Как мог он сделать тебе предложение, если знал, что мы встречаемся? Чтобы сделать предложение, нужно хорошо знать человека, много с ним общаться, а вы встречались только на линейках да совещаниях.
- Несколько раз он брал меня в город, когда ездил туда по делам. Мы ехали на его машине, вдвоём. Он хороший собеседник, приятный мужчина и уж от своего слова не откажется.
- Так вы целовались? – обиженно воскликнул я.
- Что ты? Он порядочный человек и не позволит себе приставать к подчинённой.
В это я не поверил. Целовать нельзя, а делать предложение можно? Как можно предлагать руку и сердце, даже ни разу не поцеловав девушку?
Стал пытать подружку, как часто ездили они вдвоём в город.
- Часто! – назло мне ответила Инга.
- Почему же ты ни разу не дала мне знать об этом? Почему мы не встречались в городе?
- Мы же ездили по делу. Он тоже не заходил домой. Не могла я от него уйти.
- Ты говоришь, что можешь за него выйти замуж; но ведь ты любишь меня, ты от меня беременна. Если он об этом узнает…
- А он уже всё знает, - зло перебила Инга, - и готов взять меня с ребёнком.
Всё новые и новые стороны открывал я в своей подруге.
- Как мог он узнать о твоей беременности, если я об этом узнал только в отпуске?
Инга испугалась. Она, явно, наговорила лишнего. Ей нужно было время, чтобы придумать ответы.
- Он занимался медициной и увидел у меня некоторые признаки. Стал задавать вопросы, и я созналась.
- Какой же у тебя срок, если твой начальник ещё в лагере увидел у тебя признаки беременности?
Инга задумалась. Она считала.
- Третий месяц пошёл.
- Значит, ты ещё до отпуска знала, что беременна. Почему же не сказала об этом мне сразу?
- Не хотелось портить тебе отпуск.
Какая нелепость! Я не скрывал от неё ничего, а она меня обманывала.
То ли желая помучить меня ещё больше, то ли, чтобы запутать, Инга продолжила:
- Не только он. Мне делали предложения и другие мужчины.
- Кто же ещё?
- Инструктор райкома комсомола и один из пионервожатых. Да мало ли…
К ночи она плакала, каялась, что выдумала всё со зла, чтобы помучить меня. И конечно, всё кончилось, как всегда, бурным сексом (тогда это слово, если и употребляли, то только в медицине).
Да. Дома я опять потребовал у жены развода, но какие-то сомнения, ещё совсем-совсем маленькие, у меня появились.
Неожиданно при очередной встрече Инга заявила мне, что решила сделать аборт.
- Так будет лучше нам обоим. Бедный Максим!.. Только я не буду делать аборт в клинике. Не могу же я принести больничный лист с записью «аборт». Мне нашли прекрасного врача, он всё сделает на дому. Обойдётся это тебе в 300 рублей. Придётся раскошеливаться. Любишь кататься, люби и саночки возить.
Пришлось впервые пощипать неприкосновенный запас.
Аборта Инга очень боялась. Несколько дней переживала, жаловалась на свою судьбу и на меня, конечно. Всё обошлось. На второй день после операции мы встретились, и выглядела она так же хорошо, как и раньше.
- Прекрасный врач, - пояснила Инга, - Сделал очень аккуратно. Как я и ожидала, это был мальчик.
Она с укором посмотрела на меня и повторила:
- Бедный Максим!
На меня тогда это произвело большое впечатление. Инга знала, что я мечтал о сыне.
С тех пор многие женщины делали от меня аборты, но это были безымянные, как бы ещё не одушевлённые, существа, а этот мальчик имел имя и этим, как бы имел право на отнятую у него жизнь. До сих пор я вспоминаю его и высчитываю: а сколько лет было бы сейчас Максиму? Кем бы он стал? Как бы относился ко мне, а я к нему? Бедный Максим!
Я обнял Ингу, показывая сочувствие и к перенесённой ею боли, и к нашей потере, но она поняла это по-другому:
- Нельзя сейчас. Врач запретил.
Через некоторое время (20-30 минут) мы опять понемногу стали обниматься, потом целоваться и скоро возбудились так, что забыли о наказах врача… Когда опомнились, я осмотрел себя. Крови нигде не было.
Вспоминая то время через сорок с лишним лет, я задумываюсь: а был ли мальчик? Почему на четвёртом месяце беременности Инга совсем не изменилась? Ведь должны были появиться хотя какие-то признаки: тошнота, рвота, пятна на лице, животик, наконец. Мог ли в те строгие времена врач сделать аборт на дому да ещё при таком большом сроке? Почему Инга не изменилась после аборта? Почему, в конце концов, не было крови при сексе через день после аборта? Об этом знает только Инга.
Забегая несколько вперёд, скажу, что меньше, чем через год, Инга сделает ещё один аборт. Перед этим будут и рвоты, и пятна, и, конечно, животик. Сделает его она в обычной клинике, не за 300, а за 5 рублей.
Тогда, после первого аборта Инга вдруг перестала говорить о замужестве, наплевала на мнение окружающих, и мы, уже никого не стесняясь, ни от кого не скрываясь, продолжали встречаться.
К осени самым насущным вопросом стал вопрос «Где?». Иногда, если никого не было дома, мы встречались у Инги. Как правило, это происходило днём. Я сматывался с занятий, Инга находила предлог уйти с работы, и мы устраивали праздник, с вином, конфетами и музыкой. Она обожала классику, я тоже тогда её полюбил. Как хорошо после бурного, страстного соединения откинуться на спину и слушать звуки удивительной глубины, говорящие о человеческих страстях, полноте жизни, реальности существования счастья. Инга умела подобрать соответствующую пластинку.
Однако, такое происходило не часто. Иногда мы встречались и даже ночевали у её подруг, чаще всего, у Инны. Незамужняя, толстая старая дева, дирижёр оркестра (кажется, даже в Маринке) Инна жила в коммуналке на площади Декабристов. Ключа от комнаты не существовало: заходи, кто хочет. Если Инна отсутствовала, первым делом баррикадировали дверь стульями, диванными подушками и сразу залезали в постель. Надо успеть, хотя бы раз, пока не явилась хозяйка. Бывало, что Инна, забыв или не рассчитав, слишком сильно толкала дверь; баррикада, грохоча, рассыпалась; мы испуганно искали в ногах одеяло, чтобы прикрыть наготу; а Инна, отдуваясь, успокаивала нас:
- Да не смотрю я. Заканчивайте, пока я на кухне что-либо поесть приготовлю.
И мы заканчивали, потом одевались и, как пай-мальчики и девочки, садились к столу. Инна была очень хлебосольна, мы тоже кое-что с собой прихватывали. Ужин проходил под разговор на интеллектуальные темы, иногда довольно долго.
Но впереди ночь. Подвыпившая Инна спит или делает вид, что спит. Нам же не до сна. Спешим насытиться друг другом – когда ещё снова придётся встретиться?
Кроме нас, по тому же вопросу, приходили к Инне и другие её знакомые. Однажды мы тоже, как Инна, развалили баррикаду у двери. Вот было смеху. Оказалось, что Инга хорошо знакома с девушкой, находившейся в постели.
Иногда к Инне приезжали гости из Москвы, Алма-Аты, Витебска или Уссурийска и жили у неё по несколько дней.
- Влюблённым вход запрещён! – шутила тогда Инна.
Как-то я сказал дома, что иду на дежурство. Одел полевую форму. А у Инны оказались очередные гости. Куда деваться?
Инга повезла меня к другой своей подруге. Та жила с родителями. Инга и девушка долго шептались на лестнице. Я понимал только, что подруга отказывает, а Инга настаивает. Наконец нас впустили. Девушка объявила родителям, что Инга – её старая подруга, приехали с мужем в командировку. Свободных мест в гостиницах не нашли, и нас нужно принять на одну ночь. Мы с Ингой спали в девичьей комнате, девушка – у родителей.
В это время мы очень любили друг друга. По крайней мере, о себе могу сказать это точно. Оба были счастливы.
Однако часто некоторые факты, фразы, отдельные разговоры приводили меня в недоумение, заставляли задуматься.
Например. Однажды Инга рассказывала, какие оргии устраивают проститутки с Московского вокзала. Рассказывала очень красочно.
- Как ты попала туда? – поинтересовался я.
- Ребята с «Зенита» после очередного выигрыша сняли их на вокзале, а меня пригласили ублажать их тренера, - спокойно продолжила разговор Инга.
- Ублажать? Ты спала с ним?
Только теперь Инга поняла, что сказала совсем не то.
- Нет! Тренеру не нужна была проститутка… Точнее, ему не нужна была женщина… Ещё точнее, Ну, ему не нужна была женщина для постели, а только для разговора.
- Но ты сама только что рассказывала, что происходило на этой снятой квартире!
- Да. Но мы с ним находились в отдельной комнате и просто разговаривали.
- Всю ночь?
- А что тут такое? – сделала большие глаза Инга. – Всю ночь.
- Кто же тебя пригласил?
- Ребята.
Инга перечисляет нескольких игроков «Зенита», которых я видел только на поле.
- Мы давно знакомы. Хорошие друзья. Они попросили «поублажать» тренера разговорами, чтобы ему не было скучно.
- Тебе заплатили?
- Да. Немного денег дали.
Я побоялся продолжить тему, чтобы не показаться подозрительным. Как само собой разумеется, она произносила слова: «пригласили», «пошла», «дали денег», «ублажала». И тут же: «ничего не было», «просто болтали». Просто болтали, когда вокруг проходила оргия. Так бывает?
…Любила моя подруга рестораны и кафе. Они тогда были не очень дороги. Я же посещать рестораны стеснялся. Считал даже это неприличной буржуйской привычкой. Инга же чувствовала себя там в своей стихии. Она довольно фамильярно обращалась к официанткам, а те разговаривали с ней, как со старой знакомой. На меня же посматривали с некоторой ухмылкой ( по крайней мере, мне так казалось). Инга это объясняла очень просто:
- Да они со всеми так разговаривают, - говорила она в одном ресторане.
В другом:
- Ошиблась она. За другую меня приняла.
В третьем:
- Это моя соседка из другого подъезда. Вместе в песочнице играли.
Каждый раз в таких случаях она просила меня:
- Не жадничай! Чаевых дай побольше.
Если, не дай Бог, я интересовался её знакомством с официантками более конкретно, она обижалась, вспыхивала:
- Ты меня в чём-то подозреваешь? Не доверяешь моим словам?
Тема закрывалась, а сомнения оставались…
Более, чем обычно, подвыпившая Инна как-то за столом обратилась к Инге, игнорируя моё присутствие:
- Которого по счёту ты ко мне уже приводишь? А толку всё нет. И этот скоро так же смоется. Я уже вижу.
Меня это обидело:
- Как ты можешь говорить такое о своей подруге да ещё в моём присутствии?
И совершенно неожиданно на сторону подруги встала Инга:
- Вот видишь, - обратилась она ко мне, - по твоей вине даже Инна презирает меня. Второй год мы знакомы, второй год трахаешь меня у всех на виду, а как жениться, так в кусты. Да. Приходила. Приводила. Я тебе и раньше говорила, что ты не единственный. Не ты один дорожку сюда знаешь. Чего вылупился?
В эту ночь секс наш уже не был так сладок, да и в последующие ночи тоже.
Для меня важнее было не то, что я был не вторым и даже не третьим, а то, что Инга обманывала меня, лгала. Как можно любить человека, если он тебя обманывает? В наших отношениях пока ещё медленно наступало охлаждение.
Летом Инга опять поехала в лагерь, а у меня начались полевые занятия. Я снова по вечерам езжу к ней на мотоцикле, но уже не так часто и не с такой охотой.
…Выдался свободный день, и я помчался к любовнице. В лагере сказали, что её срочно вызвали в детдом. Лечу туда.
Услышав подаваемый мной условный сигнал, дети кричат:
- Она была сегодня, но уже уехала домой.
Надо ехать к ней домой, но мотоцикл почему-то не заводится. Чтобы найти причину и устранить её, отвёл своё точило в сторонку. Копаюсь. Ищу неисправность.
А около детдома раздаётся «мой» условный сигнал, и дети кричат:
- Она была сегодня, но уже домой уехала.
Парень моего возраста тряхнул головой, дал газу и на мотороллере укатил в сторону города. Я поехал за ним.
У площади Мужества он повернул во двор. Я, оставив мотоцикл на улице, зашёл туда тоже. Проследил, как он заехал в калитку частного дома.
Напротив этого дома жил мой дядя. Вот такое совпадение.
Зашёл к дяде. Попили чаю. Поговорили. О парне том спросил. И дядя ответил следующее.
Кольке 25 лет. Женился, настрочил двоих детей, развёлся. Сейчас второй раз женат. Жена в роддоме, а у Кольки опять новая любовь, чёрненькая, маленькая, в пионерском галстуке. Иногда ночует у Кольки. Дяде из окна всё видно. А недавно мать Кольки любовницу эту из дома выгнала: нечего женатых мужиков соблазнять!
Дядя не замечает, что у меня от его рассказа руки дрожат и слёзы на глаза наворачиваются. Опять обман!
Тут же полетел я к Инге. Она дома одна. Поздоровались и в постель. Инга ещё заявляет:
- Давно у нас ничего не было. Как я по тебе соскучилась!
Отдохнув после первого захода, стал я её о Кольке расспрашивать. Вначале она сказала, что и не знает такого. Потом смекнула: что-то мне известно.
- Да. Есть у нас такой вожатый. За мной ухаживать пытается, но я ведь тебя люблю. Дала ему от ворот поворот.
- Почему тогда ночуешь у него?
- Не было этого никогда! – негодует Инга. – Кто сказал?
Пришлось её на чистую воду выводить.
- Один раз, действительно, была у него, но не ночевала. Мать его пригласила меня зайти. Колька сказал ей, что жениться на мне хочет.
- Разве он не женат?
- Он же молодой совсем! Когда ему жениться? Очень влюблён в меня. Матери его я тоже понравилась. Она меня просит даже: «Выходи за Николая замуж».
Ложь! Кругом ложь! Пришлось пересказать ей дядин рассказ. Инга выслушала, и последний козырь у неё:
- Не изменяла я тебе с ним. В разных комнатах спали.
Я уже ничему не верю и цитирую:
- Жена Цезаря должна быть вне подозрений!
Инга даже рассмеялась:
- Я тебе не жена, а ты на Цезаря совсем не тянешь!
Вот ведь как обидела. Я-то думал, что я для неё важнее всех цезарей, королей, секретарей и министров. Для меня же она была самой-самой… Ошибся.
Фраза о Цезаре с тех пор стала для меня лакмусовой бумажкой, тестом, точильным камнем, на котором проверяется любовь.
Разошлись. Переживал сильно. Потерял любимую, которую сам выдумал. Убеждал себя: Инга на неё совсем не похожа, только притворялась. Одетта и Оделия. Только Одетта-то не существует.
А через пару месяцев Инга объявилась снова:
- Беременна я. Что делать? Женись на мне. Буду самой верной женой.
Не верю я уже. Может обмануть, значит, обманет опять.
Инга же грозится пойти в Академию, жене всё рассказать, друзей своих всесильных к травле подключить.
Меня это только больше отталкивает.
С паршивой овцы хоть шерсти клок.
- Шубу хочу купить, - заявляет Инга. – Денег не хватает. Дай 700 рублей в долг. Не пойду тогда в Академию. Через месяц отдам.
Откупился. Знал, что не отдаст, но торговаться не стал…
…Увидел бывшую любовь через 5 лет в Крыму на пляже. Кровь от лица отлила, голова кружится. Подошёл. Присел.
- Здравствуй! Как дела?
Рядом с ней мужская одежда лежит.
- Ошиблись Вы, - говорит Инга. – Незнакомы мы.
Тут и паренёк подошёл. Смотрит на меня вопросительно.
- Ошибся, - объясняю. – Очень похожа на одну мою знакомую.
Парень улыбнулся приветливо:
- Бывает.
Когда уже преподавателем в Академии стал, как-то случайно вечером оказался на 5й Красноармейской. Вот он – её дом. Сколько надежд с ним связано, сколько переживаний! Наверное, не живёт она уже в этом доме.
Город уснул. Я брожу одиноко,
И вот он, моей возлюбленной дом.
Её уж нет. Она далёко,
А дом стоит на месте своём.
И кто-то, как прежде, ломая руки,
Стоит и смотрит в окна его.
Я вздрогнул. В глазах, побледневших от муки,
Узнал я внезапно себя самого.
О, мой двойник! О, брат мой кровный!
О чём грустишь, не зная сна,
Измученный тоской любовной,
Как я в былые времена?
Это не я сочинил. Гёте. А очень подходит.
Последний раз совершенно неожиданно я встретил Ингу в лесу под Матоксой. Была со мной очередная любовница. Набрав грибов, шли мы к машине.
Она была с пожилой женщиной. Узнала меня, но в лице не изменилась.
- Все наши грибы собрали? – с улыбочкой спрашивает.
А у меня подкатило. Всё вспомнил. Опять голова кружится. Сейчас в обморок упаду.
Сильно её любил и обман очень переживал. «Кто на ком побывает, тот того не забывает!»
…А тогда, после расставания, поведал другу Ваське о своей беде. Фотографию показал. Васька посмотрел:
- Ножки короткие, бесформенные, жопа низкая, а рожа хитрая, злая, хотя и улыбается. Чего такую жалеть? В Доме офицеров получше есть и так не ломаются, как твоя. Найдёшь себе ещё и не одну. Завтра и отправимся.
Легко и просто с Васькой.
Действительно, в Доме офицеров девушек, желающих познакомиться, пообщаться, полно. Васька здесь завсегдатай. Со всеми здоровается, шутками перекидывается.
- Действуй смелее! – подталкивает он меня.
Нашёл кого-то и я. Дама моя стесняется:
- Провожать меня далеко. Я на Ржевке живу.
У меня мотоцикл. Что для него расстояния? Ржевка, так Ржевка.
Заехали в какой-то лесопарк. Новоиспечённая подруга, видя серьёзность моих намерений, перед этим делом вынула что-то из сумочки и вставила себе, куда надо. По окончании процесса был я напуган зелёным цветом своего отработавшего органа. Девушка успокоила: она медичка и ввела себе противозачаточное. Оно меня и покрасило.
Это было первое, после Инги, сексуальное приключение. Поэтому и запомнил. А дальше пошло…
Ушёл от Люды
Расстался с Ингой и снова стал примерным семьянином. По крайней мере, почти. Но отступничество моё не прошло дома бесследно. Почти тут же Люда, со своей стороны преподносит мне очередной сюрприз. Опять приходится ссылаться на «Друга». Там это описано подробнее. Здесь постараюсь меньше повторяться.
Люда работает в Радиокомитете на незаметной технической должности. Молодая женщина, в меру симпатичная, замужем (это не минус, а плюс). А вокруг столько знаменитостей: дикторы, известные артисты, режиссёры, дирижёры, операторы. Любителей кобелировать – хоть отбавляй. Почему бы в свободное время не ухлестнуть за молоденькой дурочкой? Она в ночь иногда работает, свою комнатушечку имеет, даже диванчик. Ночью в здании нет почти никого. Забавное приключение может получиться.
Это только домыслы. А факты в том, что стал я замечать с Людиной стороны охлаждение. Появились у неё какие-то заботы в центре города. То туда надо съездить, то сюда, то со старой подругой встретиться, то дальних родственников навестить и непременно одной. Таковы факты.
У меня же пошла полоса неудач и по службе, и с мотоциклом. Семестр почти на одни тройки закончил, а предыдущий был на все пятёрки.
На мотоцикле – серьёзное нарушение, с лишением прав на полгода. Сразу после этого упал с него, сломал руку. А тут ещё, нутром чувствую, жена загуляла. Сплошное невезение.
Поехали мы с Шуриком решать вопрос об автопроисшествии. С моей стороны материальная компенсация потребовалась. Жене говорю, чтобы не беспокоилась:
- Еду по делам и надолго, Дома поздно буду, а может, у Шурика заночую.
Зачем ей подробности знать? Да она и не интересуется.
Удачно и быстро мы с Шуриком всё обтяпали. Деньги – всегда сила!
Счастливый домой явился, да слишком рано.
Тёщу спрашиваю:
- Где Люда?
- На работу срочно вызвали.
Нам только что телефон поставили. Раньше было, что её на работу так просто не вызовешь, а теперь по телефону – в любое время.
Вечерняя смена у Люды в 12 часов ночи заканчивается. Если возможность есть, я её на мотоцикле у Дома радио встречаю, а если, как сейчас, нет такой возможности – рука сломана и прав нет – то дожидаюсь на остановке трамвая. Приезжает она около часа ночи. Одной-то опасно мимо парка бежать. А сегодня ещё такой ливень хлещет. Октябрь месяц.
После 12ти одел плащ-накидку, зонт для неё взял и отправился Люду встречать.
Стою. Жду. Что-то она сегодня задерживается…
Последний трамвай прошёл. Второй час ночи уже, а Люды нет. Промок весь. Пришлось домой идти.
Тёщу разбудил, спрашиваю:
- Так где Люда? Точно на работу пошла?
- Чего ты беспокоишься? – безразлично так тёща заявляет. – Придёт. Никуда не денется. Ложись спать.
Ничего себе мамаша! Дочь с работы не вернулась, а ей хоть бы что.
Позвонил я Люде на работу. Ответила старшая по смене. Спрашиваю:
- Люда во сколько ушла?
- Так она же сегодня выходная, - удивляется старшая. – Не было её.
- Нет. Её на работу по телефону срочно вызвали кого-то подменить.
- Рита сегодня у них дежурила, - объясняет мне старшая. - Я сама за ней дверь закрывала.
Опять я к тёще. Разбудил. Объясняю:
- Люды на работе не было. Что случилось?
Тёща спокойно на другой бок повернулась:
- Спи. Скоро придёт.
Скумекал я: что-то тут нечисто. Знает тёща, где Люда.
Явилась жена в третьем часу. Впорхнула радостная, оживлённая. Меня увидела, удивилась:
- Ты уже дома? А говорил, что ночевать не придёшь.
Сдерживаясь, спрашиваю спокойно:
- Ты где была?
- На работе. Я же маму просила тебе сказать.
- А почему так поздно пришла?
- Пешком шла. Погода сегодня больно хорошая. Проветрилась после работы.
Ничего себе – погода хорошая. А я, пока её ожидал, промок до нитки. Глянул на жену, а она сухонькая, даже туфельки умудрилась не замочить.
- Где была? Почему сухая? – уже не выдерживаю я. – Рита сегодня дежурила. Я старшей по смене звонил.
Не подготовилась жена. Явно растерялась. А тут ей на помощь тёща из другой комнаты выскакивает:
- Чего орёшь? Ребёнок спит. Жена уставшая с работы пришла, а он тут шум поднимает.
С тёщей и говорить не хочу, а к жене пристал:
- Почему сухая? Где была?
Люда ещё пробует вывернуться:
- У Толи (двоюродного брата) в гостях была. Задержалась. Домой на такси приехала.
Складно, но нутром чую, врёт.
- Дай мне Толин телефон. Я позвоню, проверю.
- Ты с ума сошёл! В третьем часу ночи людей будить?
- Дай телефон!
- Я забыла.
К тёще обращаюсь:
- Скажите номер Толиного телефона.
- Не скажу! – обрубает тёща. – Спать ложитесь!
Где живёт Анатолий, я знаю. Бывали там много раз.
- Одевайся! – к жене обращаюсь. – К Толе на такси поедем.
Она видит, что я серьёзно.
- Не была я у Толи. В кино ходила. Потом пешком прошлась.
- А почему сухая? Не скажешь правды – уйду.
Жена с тёщей мне в один голос с облегчением:
- Ну и уходи!
Покидал я в скатерть основные свои вещи, взял тревожный чемодан и пошёл к матери. Хорошо хоть, что недалеко.
Конечно, приходил потом. Вещи оставшиеся нужно было забрать…
И, что ни говори, а назад тянуло. Но я жене условие поставил:
- Не вернусь, пока всё честно не расскажешь.
Стал жить у матери. Дочку жалел, и Люду в душе жалел, но простить обмана не мог.
Друг Васька узнал о моём уходе и, как дьявол соблазняющий, за своё:
- Вперёд! В Дом офицеров!
Много девушек я тогда перебрал и хороших, и не очень хороших, и совсем дрянь. Всех не вспомнишь, да и не надо всех, не протокол пишем.
Отдельные случаи, которые больше запомнились.
Лидка
С Лидкой в Доме офицеров познакомился. Девушка скромная. Приехала из деревни. Живёт у тётки. У той – своя семья, а тут ещё племянница, и все в одной комнате. Устроили Лиду работать в охрану на «Светлане». Даже на конвейер поставить побоялись: то ли ума мало, то ли документы деревенские. Задача у неё одна – поскорее замуж выскочить. Старается она вовсю, чуть ли не сама себя предлагает. Есть у неё единственная драгоценность – всё та же девственность. Научил её кто-то: отдашь только за замужество. Вот она и старается. Каждому о своей драгоценности сообщает: Кто клюнет? Кто первый?
Поехали мы с ней как-то за город. Нашли местечко сухое, уединённое. Поели, попили.
Стал её раздевать. Она не сопротивляется, даже сама трусики сняла, рядом аккуратно положила. Только я её девственность соответствующим органом почувствовал, она из-под меня и вывернулась.
- Убедился, - спрашивает, - что девственница?
- Ну, - отвечаю, - убедился.
- Тогда дай слово, что женишься.
- Я же, - говорю, - сейчас могу слово дать, а потом отказаться.
- А так нечестно! – серьёзно объясняет мне Лидка.
Домой (к матери) её несколько раз приводил, даже ночевать оставалась, но к себе не допускала.
- А ещё раз попробовать можно? – спрашиваю. – Может, ты её уже потеряла.
- Можно, - серьёзно Лидка отвечает.
«Ну, - думаю, - сейчас ты у меня лишишься того, чем так гордишься».
Куда там. Лидка навострилась выворачиваться. Чуть нажмёшь, а её под тобой уже и нет. Грех и смех.
Очень любила Лидка показывать нашу любовь окружающим. К тётке придём – Лидка на колени ко мне сядет, за шею обнимет, каждую минуту целует и от меня того же требует… На эскалаторе в метро прижмётся вдруг:
- Целуй меня крепче!.. Ещё крепче!
Или то же самое в вагоне метро, в автобусе или в трамвае.
В кино целоваться обязательно. На то, считает, и кино. Руку мою себе на колено положит, а , если хочешь, и дальше под юбку можно, хоть ковыряй там.
Если же где-то один на один остаёмся, то ни-ни, «не трогай, не замай».
Рассказал ей, что женат, что с женой не живу.
- Ладно! – соглашается Лидка. – Жениться не обязательно. Комнату сними, меня от тётки забери, и я твоя.
Сделать такое – раз плюнуть. Но после окончания Академии уеду я, и что тогда Лидка делать будет? Да ещё без девственности. Не захотел её обманывать. Как хозяйка, хороша бы была, но интеллекта нет, а, главное, нет любви. Без любви же побаловаться можно, но серьёзно надолго – нет.
Любил стрелять я из пневматического пистолета. Тренировался. Иногда в качестве мишени, каюсь, ненужные фотографии вешал. Когда с Лидкой расстались, её фото тоже на мишень пошло.
Я курок спускаю спокойно.
В глупые на выкате глаза
Мне смотреть сквозь прорезь не больно.
Я тебе тогда не всё сказал.
Ты на мушке не за измену,
Можно ли за это наказать?
И потом, сказать откровенно,
Ты ведь не способна изменять.
Мысли в голове, как у куры:
Так бежать, чтоб он догнать успел.
Думаю, назвать тебя дурой
И не оскорбительно совсем.
Твоё фото, насквозь пробито,
Брошу я в помойное ведро,
И вопрос остался открытым:
Повезло мне иль не повезло?
Валя без родителей
Познакомился с Валей всё там же. Их в Доме офицеров целая стайка была. Отбил её от стаи и на мотоцикле домой в Купчино отвёз.
Живёт Валя одна в трехкомнатной квартире. Родители где-то в длительной командировке. 19 лет Вале. Подруги используют квартиру, как клуб, место для свиданий. Пока мы с Валюшей беседовали, подружки на городском транспорте добрались, и не домой к себе, а к Вале - догуливать.
Потискал я Валюшу, нацеловались. Всё, как обычно. Дальше не полез. Закон негласный среди них такой: нельзя с первого раза. Неприлично.
Когда Валя меня провожать на улицу вышла, совсем уже темно было. Договорились, что завтра снова приеду.
- Адрес запомни, - напутствует Валюшка. – Дом 7, квартира 14, третий этаж.
- Запомнил! – успокаиваю её. – Жди завтра.
На мотоцикл, и был таков.
На другой день приезжаю засветло. Смотрю, а дома все одинаковые – пятиэтажки. Новый район.
Ездил, ездил. Вот, кажется тот дом. На третий этаж поднялся – квартира 14, вот она. Позвонил. Какая-то баба вышла - совсем не то.
Названия улицы не знаю, а дома все на одно лицо, и нумерация квартир внутри одинаковая.
Я упорный. Мотался долго. Всё не то.
Стемнело уже. Бензин кончился. Спросил у прохожих, где колонка, и поехал заправляться…
Так вот он – тот дом! Совсем в другом микрорайоне!
Заправился. Чуть отъехал от бензоколонки, двигатель забарахлил. Пришлось покопаться.
У дверей 14й квартиры оказался я только в двенадцатом часу. За дверью шум, музыка играет, девчонки визжат.
Позвонил раз – не слышат. Второй раз на кнопку долго жал. Подружка Валина, наконец, открыла. Увидела меня, грязного, в масле всего, и дверь перед носом захлопнула. Опять звонить пришлось. Долго. Снова подруга вышла, дверь за собой прикрыла, чтобы, значит, меня из квартиры никто не видел, и я никого.
- Понимаешь, тебя к пяти ждали. Не дождались. А сейчас другой пришёл, Опоздал ты.
«Что же, - думаю, - столько времени, столько усилий потратить и ни с чем уйти?»
Зародилась тут озорная мысль. Вспомнил, как в далёкой юности обставил меня мой же ровесник, в Театре, с Тамарой, только благодаря наглости и нахальству.
- А ну, - говорю, - пусти хоть руки помыть. Видишь, в каком я виде.
И в нос ей грязные руки сую. Она чуть отстранилась. Сил-то у меня больше – отодвинул её плечом, открыл дверь и в квартиру вошёл.
Все на меня смотрят. Немая сцена. Главное, вижу, что Валюша, которую уже своей считал, на диванчике с молодым лейтенантиком сидит, и оба за ручки держатся. В квартире ещё два парня и две подружки. То есть, три пары – полный комплект. Я – четвёртый лишний.
«Главное, напор!» – подгоняю себя. Смотрю на свою вчерашнюю знакомую, на лейтенантика, и громко, но спокойно, как хозяин, говорю:
- Мотоцикл чинил, запачкался весь. Я пойду в ванную, помоюсь, а ты, Валюша, дуй на кухню, сваргань мне чего-нибудь поесть. Жрать хочу, как волк.
По дороге в ванную комнату парням грязную руку сунул, представился коротко:
- Юрий.
Потом к лейтенантику подошёл. Тот вскочил, растерялся:
- Лейтенант Пирогов!.. – и после паузы. – Павлик.
- Капитан Соловьёв! – прогремел я ему в лицо. – Юрий.
И пошёл мыться. Пустил воду и решил ещё шока добавить - вышел в трусах и майке, на кухню в таком виде продефилировал.
- Валюша! – обращаюсь. – Где у нас хозяйственное мыло?
Она что-то прощебетала, а мне и не надо знать, что. Вижу, вся компания приуныла. Кто-то уже и радиолу выключил.
Помылся, яичницу на кухне съел и к гостям вышел. С парнями о чём-то разговор завёл. Перекинулись чуть, я и спрашиваю:
- Кто кого здесь уже трахает? Чтобы не ошибиться и за чужой напрасно не ухлёстывать.
Замялись парни: познакомились недавно и, вообще, просто друзья. Мальчишкам лет по двадцать.
- А что, - спрашиваю, - спиртное всё уже выпили или не было его?
Оказалось, не было. Деньги вынул и одного из них в магазин хотел послать за бутылкой, но они заявили, что поздно уже, и магазинов в новом районе нет.
Скоро все по домам собираться стали.
- Тебе тоже уходить надо, - одна из подруг мне шепчет.
- Сам знаю, что мне делать! – сказал, как отрубил.
Потянулись гости к выходу. Я у дверей стою и с каждым прощаюсь… И с лейтенантом тоже. Подруги на меня смотрят, соображают, как бы меня выпихнуть. Чтобы не мучить их, сделал вид, что из квартиры выхожу, женщин вперёд себя пропустил, а потом и говорю:
- Один момент. Мне, Валентина, тебе кое-что наедине сказать надо. – В квартиру быстро зашёл и дверь захлопнул.
Слышу, девчонки снаружи дверь царапают, да поздно уже.
- Что ты сказать хотел? – Валя спрашивает. – Уходи! Мне перед девчонками неудобно.
- Это я тебе потом объясню, в спокойной обстановке. – А про себя добавил, - в постели.
Что-то ей наплёл, что мотоцикл сломался, надо его до ремонтной станции руками толкать, а станции сейчас закрыты, утром и покачу.
Смирилась Валя, на удивление, быстро. Хотела на диване мне постелить, но я её на руки взял, на кровать отнёс, раздел и сам разделся… А дальше уже по знакомому маршруту всё чудненько пошло.
В постели женщин почему-то тянет на откровения. Вот и Валентину вдруг понесло. С первым своим «соблазнителем» она познакомилась всё там же, в Доме офицеров. Он был майором, говорил, что учится в Академии, клялся в любви, обещал жениться. Прожил у неё почти месяц. Потом выяснилось, что он заочник, и приехал в Питер на сессию. Прощаясь, обещал писать, и, действительно, написал письмо полное любви и обещаний. Валя ответила – на конверте был обратный адрес. Затем пришло ещё одно письмо из того же города, но уже от жены любовника. Она сообщала, что нашла у него её письмо, что он женат, имеет двоих детей (мальчиков), любит свою семью и никогда не уйдёт из неё.
Как бы в подтверждение этому, следом поступило ещё одно письмо. Текст был написан его рукой, а конверт подписан его женой. В этом письме любовник признавался в том же, что уже сообщила его жена, просил его простить и забыть.
Голая Валентина соскочила с кровати, достала из шкафа несколько писем и подала мне. Из интереса ознакомился с ними. Последнее письмо было написано явно под диктовку. Представляю, как тяжело было майору писать такое. Наверное, он надеялся ещё как-нибудь его не отсылать, но хитрая жена после диктовки сама вложила писульку в конверт и отослала.
- Откуда взялся лейтенант? – поинтересовался я.
- Всё оттуда же. Познакомились на танцах. Он ленинградец, но служит на Сахалине. Сейчас в отпуске. Просит срочно выйти за него замуж. Я всё ему рассказала, показала письма. Для него это не преграда. Уверяет, что влюбился с первого взгляда. Очень хочет, чтобы я поехала на Сахалин вместе с ним.
Да. Видно, не сладко живётся лейтенанту на Сахалине, если первую девчонку, с которой познакомился на танцах, хочет забрать с собой.
- Я ещё думала: ехать – не ехать? А ты явился и всё испортил.
Уверил Валюшу, что лейтенант её простит. Туго с женщинами на Сахалине. Спускать куда-то надо. Любую с материка потащишь, кривую, хромую и даже горбатую, не то что такую красавицу, как Валюша.
- Вот только ты-то, - говорю Вале, - навряд ли долго на Острове просидишь. Это тебе не Ленинград, не разгуляешься. Ему бы кого-то попроще, из деревни, например. А впрочем, принимай решение сама.
- А как же ты? – наивно спрашивает Валюша. – Не обидишься? Мешать не будешь?
Как мог, уверил её, что не обижусь. Отдохнули. Потом, для верности, уверил её ещё раз и ещё…
Утром, когда мы были ещё в постели, раздался звонок в дверь. Зашла подруга, чтобы вместе идти на работу. Увидев меня в одних трусах, улыбнулась и заговорнически подмигнула: так и знала.
Девушки пошли на трамвай, а я на верном коне уехал, чтобы больше никогда не вернуться.
Сошлась ли она с лейтенантом? Ездила ли на Сахалин? Уверен в одном, что даже в этом случае, в Питер она непременно вернётся.
Галка с Лахты
Дом офицеров – верное место для знакомства с девушками, даже если он по каким-то причинам не функционирует. Вот и в этот раз, приехав в «Домик», я застал его закрытым. Повернулся, чтобы уйти, и столкнулся с девушкой, которая тоже остановилась в растерянности.
- Закрыто! – сказал я ей весело. – Придётся разойтись по домам.
- Почему «по домам»? Можно пойти в другое место, - охотно поддержала разговор она.
- Куда?
- Хотя бы в Мраморный.
Я больше привык к Дому офицеров. Ну что ж. Мраморный, так Мраморный. Вдвоём направляемся на трамвайную остановку.
К собственному неудовольствию, в растерянности обнаруживаю, что у меня почти нет денег – забыл переложить из военной формы в гражданский костюм.
Ничего! – спокойно реагирует на это спутница. – У меня деньги есть. Отдашь потом.
Теперь я разглядываю её внимательней: стоит ли тратить вечер на случайную встречную? Она платит. Следовательно, знакомство уже состоялось. Осмотр показывает: не хуже и не лучше других. Сойдёт…
Перед кассами в Мраморном спутница даёт мне в руки приличную сумму.
- Возьми. Распоряжайся, как хочешь.
- Но здесь много! – возражаю я и, отобрав сумму, необходимую на билеты, пытаюсь вернуть ей остальное.
- Нет! Нет! – смеётся она. – Ты можешь захотеть выпить пива или угостить меня вином, пирожными. Сегодня эти деньги твои. Чувствуй себя свободно. Отдашь, как сможешь.
Такое доверие сближает. Мне, действительно, пришлось не только покупать билеты, но и сводить её в буфет, где мы увидели молодого старлея в лётной форме с двумя девицами. На груди «летуна» блестела Звезда Героя Советского Союза. Как выяснилось позже, это был Гагарин, но ещё не летавший в Космос. Подробнее об этом в части 3, том1, стр.245.
Слегка заправившись в буфете, пообнимались в тёмных коридорах Мраморного, решили, что нам здесь больше делать нечего, и перешли к следующему этапу знакомства – провожанию.
Галка привезла меня на Большой проспект Петроградской стороны. Поднялись по лестнице на третий или четвёртый этаж. Какие широкие там подоконники! Устроившись на них, стали опять обниматься, целоваться, щупать друг друга. Всё по обычному сценарию, как было, и как делается сегодня у молодых людей, не имеющих для этого более удобного места.
Когда, добравшись до её трусиков, я попытался спустить их вниз, она, улыбаясь, остановила меня:
- Не надо. У меня там сделана специальная дыра, чтобы трахаться, не снимая трусов.
Такое заявление даже несколько охладило мой пыл. С кем же я имею дело? Но останавливаться на полпути было поздно. Отверстие в трусах сделано так удобно…
Если кто-то из её соседей проходил мимо, она опускала ноги, я запахивал пальто, и мы изображали беседующую на подоконнике парочку. Затем продолжали начатое.
Я ожидал, что после первого раза Галка отправится домой, но она смело продолжала теребить меня там, где положено, и мы повторили пройденное.
- Тебе, наверное, пора домой? – поинтересовался я после второго раза. – Соседи нас видели, Могут рассказать твоим родителям.
- Я не дура, чтобы заниматься этим в своём подъезде.
Пришлось удивляться находчивости партнёрши.
Вышли на проспект. Прошли один дом и снова вошли в подъезд. На этот раз я был уверен, что Галка живёт здесь. Хотел уже прощаться, но перед расставанием она потребовала ещё «в последний раз». Проблем с этим у меня не было. С честью вышел из положения.
Вместо того, чтобы отправиться к своим дверям, Галка снова вывела меня на проспект. Этот подъезд опять оказался не её… Галка жила в Лахте.
На ж.-д. станции «Чёрная речка» мы, наконец, расстались.
При следующей встрече я, конечно, в первую очередь, рассчитался с долгом. Поблагодарил, восхитился её доверчивостью.
- Куда пойдём? В Дом офицеров?
- Нет, - сказала Галка. – У моей подруги муж уехал в командировку. Пойдём к ней. Купи бутылку. Лучше две и чего-нибудь закусить.
- А там будет возможность? – поинтересовался я.
- Конечно. Мы останемся на ночь.
Это не входило в мои планы, но отступать было поздно.
Через полчаса, нагруженные выпивкой и закуской, мы поднимались по лестнице одного из красивейших старинных домов на Фонтанке.
Я ожидал застать подругу Галки в одиночестве, но из-за дверей, перед которыми мы стояли, доносились громкие пьяные крики и весёлая музыка. Нам открыла хозяйка, бывшая уже сильно навеселе.
- Проходите, гости дорогие! – излишне громко пригласила она и, увидев наши пакеты, радостно закончила. – А если с бутылкой пришли, то не гостями, а хозяевами будете.
Малюсенькую комнатку, с одной еле светящейся лампочкой, почти полностью занимал немалый стол, вокруг которого сидело множество народа, не понятно, как здесь помещающегося. Какое-то время нам освобождали место: кто садился боком, кого-то пересаживали, кто, вообще, отходил в угол комнатушки. Галку тут знали, а меня ждали.
Наших двух бутылок хватило на пару рюмок каждому гостю. Стоявшие по углам без обиды пили по очереди из одной и той же посуды. Закуску тоже расхватали мгновенно.
Глядя на быстро опустевший стол, хозяйка горестно запричитала:
- Муж уехал, денег мне совсем не оставил. Угостить вас нечем. Если бы у кого-то можно было занять в долг, я бы послезавтра обязательно отдала.
Все почему-то уставились на меня. Понял: денег на такую ораву давать нельзя, и хотел скромно опустить глаза, но моя подруга уже теребила меня за рукав:
- У тебя ведь есть деньги. Дай ты ей в долг. Надёжно, как в банке. Отдаст, гарантирую.
Осоловевшие гости утвердительно закивали головами. Нагнувшись к моему уху, Галка шёпотом добавила:
- Мы же ночевать останемся.
Хотелось спросить: все гости останутся? Где же их разместить?
Вытащив из кармана пачку денег, запоздало пожалел: надо было разместить их по разным карманам. Галка выхватила деньги, тщательно пересчитала, громко назвала гостям сумму и вручила всё хозяйке. Сумма оказалась немалой. 200 рублей после реформы 1961 года были большими деньгами.
Гонцы вернулись быстро, отчитались до копейки, и гулянка продолжилась.
Принесённое спиртное закончилось далеко за полночь. Гости, как-то незаметно, (по-английски) тут же слиняли.
В этой же комнатушке за занавеской оказалась ниша, в которой находилась постель хозяев. На эту ночь она принадлежала нам с Галкой. Хозяйка пристроилась на полу, почти под столом.
Задёрнув занавеску, подружка горячо бросилась мне в объятья. Впереди была целая ночь. Хозяйка ещё не погасила свет, а мы спешили, будто нам дали на всё, про всё несколько минут.
Как я и боялся, в самый ответственный момент занавеска отошла в сторону, и хозяйка, нисколько не смутившись, пожелала нам «доброй, но не спокойной ночи». Галка обещала ей постараться.
Отдав кесарево кесарю, я задремал и очнулся оттого, что кто-то теребил мой рабочий аппарат. Было темно, но я - каким уж образом? – сообразил, что рядом со мной уже не подружка, а хозяйка.
- Где Галка? – спросил её.
- Не беспокойся! – зашептала хозяйка. – Не придёт. Мы здесь все свои. Она тебя больно хвалит. Покажи и мне свои способности.
«Если это произойдёт, денег своих больше не увижу», - сразу сообразил я.
Хозяйка, со своим шёпотом и настырными, всюду лезущими, руками, вызывает только отвращение. В те времена я вообще избегал связей с замужними женщинами. Брезговал. Может быть, вчера, а то и сегодня утром, она имела своего мужа, а теперь, нечистая, хочет отдаться мне. Это было выше моего понимания. Действовала также и мужская солидарность. Одно дело, получить удовольствие самому и доставить его женщине, никого при этом не обижая, другое, вместе с ней участвовать в обмане, пусть даже незнакомого, мужчины. По замужним принципиально не ходил сам и презирал нарушающих этот принцип мужчин… Это было тогда. Со временем принципы меняются.
- Я с Галкой пришёл, мне она нравится! – отбивался я, как мог. – Не могу! Не буду!
- Подумаешь, «нравится». Я, значит, не нравлюсь. А ведь после сладких булочек иногда чёрного хлеба хочется.
Интересно, что про «чёрный хлеб» почти теми же словами, через 7 лет мне, при таких же обстоятельствах, скажет, старая и некрасивая, жена начальника штаба полка.
Не высказав большой обиды, женщина ушла. Тут же появилась моя подруга.
- Зачем ты её так обидел? Она же нам плохого не сделала. На ночь оставила. Мог бы и отблагодарить.
Объясняя Галке принципы моей морали, я, по правде говоря, больше думал о пропадающих рублях, чем об этих принципах, и спать с хозяйкой категорически отказался.
В дальнейшем и это не помогло.
Женщин всегда тянет рассказать новому любовнику свою биографию, особенно причины падения и его подробности. Галка не была исключением.
В 13 лет отдалась соседу. Он был на пару лет старше. Потом она лет до 15ти несколько раз влюблялась. После чего героически стала менять мужиков без всякой любви. Расставшись с одним кавалером, тут же заводила следующего. Для этого она выходила из своего домика на Лахте и двигалась в сторону города пешком.
- Не было ни одного случая, чтобы какой-нибудь водитель не остановил машину и не предложил подъехать до города! – хвастливо заявила Галка. – Все мужики одинаковы! А потом девчонки привели меня в Дом офицеров. Тут вообще – лафа. Парни молодые, симпатичные, с деньгами. Выбирай любого. Да и заразу подхватить вероятности меньше…
Как было договорено с хозяйкой, через день приехал за деньгами. Она не впустила меня в квартиру, а, вытолкав на лестницу, таинственно объяснила, что муж получку ещё не получил, денег не дал. К тому же, он очень ревнивый и, если сейчас засечёт нас на лестнице, то достанется и ей, и мне.
- Когда приехать? – настаивал я.
- Послезавтра. Не беспокойся ты так. Получишь свои деньги.
Пропустив, для верности, один лишний день, приехал снова.
- Я тебе когда сказала приезжать? – возмутилась хозяйка.
- Вчера ещё, - не поняв подвоха, произнёс я.
- Вот вчера надо было и приехать. А сегодня денег уже нет. Истратили.
Я стал ругаться и шуметь.
- Уходи лучше по-хорошему! – попыталась испугать меня женщина. – Сейчас муж выйдет – шею-то накостыляет.
В этот раз разговор происходил в коридоре большой коммунальной квартиры. Я не стеснялся, говорил громко и сам потребовал, чтобы вышел муж.
Моё сообщение он прослушал с интересом.
- А хахаль у моей был?
Я честно признался, что хахаля не было, а про её ночной приход ко мне, естественно, промолчал.
- Денег-то сколько дал? – уже весело спросил мужик.
- Двести рублей.
- Ого! По старому – две тысячи. Откуда я тебе такие деньги возьму? Морду могу ей набить, а денежки твои тю-тю. Думать надо было, когда всю эту свору поил.
Соседи по квартире, с интересом слушавшие наш разговор, тоже заверили меня, что денег я не получу.
- Кто у тебя деньги-то из рук брал? – вдруг нашёлся хозяин. – Машка?
- Нет, Галка, - честно вспомнил я. – Она их пересчитала, потом Маше передала.
- Вот у Галки и спрашивай! – заключил мужик.
С Галиной, конечно, я поговорил, но та, выслушав мои претензии, вдруг заявила:
- Так я же тебя предупреждала: не давай столько. Конечно, я знала, что не отдадут. Зачем же ты столько денег-то вытащил?
Дом на Фонтанке запомнился на всю оставшуюся жизнь. Проходя мимо, всегда вспоминаю нравоучительную историю. С тех пор наказал себе: денег в долг никому не давать. Но приходится постоянно нарушать этот наказ. Каждый раз оказывается, что просящему мои деньги нужны гораздо больше, чем мне, и, скрепя сердце, приходится их отдавать. Справедливости ради, заявляю, что порядочных (честных) людей гораздо больше, чем нечестных. В большинстве случаев, долги мне возвращали… хотя, конечно, не всегда.
Отпуск с приключениями
Подробно описаны в части 3 под таким же заголовком.
Лето. Каникулы. Очередной отпуск. От Люды я ушёл, Ингу бросил. Брать с собой на юг случайных подруг не хочется, да и дорого это ещё для меня.
Договариваемся с другом Васькой встретиться в Адлере. Он поедет туда через Москву. В Адлере отдыхающих девчонок много. На нас хватит.
Поздно вечером выхожу на знакомой станции. Бабушек, предлагающих жильё, уже нет. Оставляю чемодан вы камере хранения и иду на танцы. Там нужно познакомиться с местной девицей и у неё переночевать или, хотя бы провести с ней ночное время. Если повезёт, то там и дальше оставаться. Не повезёт – утро вечера мудренее.
В соответствии с планом, на танцах нахожу симпатичную местную девчонку (живёт недалеко) и начинаю её охмурять. Девочка не против, и вскоре я провожаю её по узким тёмным улочкам Адлера. Оказалось, не так уж и близко.
Долго болтаем у какого-то забора. Затем начинаем целоваться. Прижимаю к себе податливое разгорячённое тело. Вскоре мои руки ощупывают под коротенькой юбкой круглую плотную попку. Ей явно всё это нравится. Она через тонкое платье чувствует моё желание, и сама движет бёдрами, чтобы больше возбудить меня; то обнимает за шею, притягивает и целует взасос, то вдруг, смущаясь, прячет голову у меня на груди. Мне смешно, что периодически девушка подкрашивает губы, хотя в такой темноте, всё равно, ничего не видно.
Кажется, мы оба дошли до нужного возбуждения.
- Пойдём к тебе! – жарко шепчу ей в ухо.
- Подожди меня здесь, - отвечает она, продолжая прижиматься к моей груди. – Надо разведать обстановку.
Девушка скрывается в темноте. «Порядок! – думаю я. – Всё – по плану. Ночь обеспечена, а там можно и вообще зацепиться».
Проходит 10 минут… Ещё 10. Стою в полной темноте, не известно где. Что мне делать? Остаётся только ждать. Чего, чего, а времени у меня много.
Прошёл час. Потом два. Потом стало светать. Ясно, что девушка не придёт. Не смогла, что-то помешало, обдуманно зло поступила? Остаётся только гадать.
При свете вдруг вижу, что моя лучшая светло-голубая рубашка вся в губной помаде, от воротника до последней пуговицы. Так вот зачем она часто красила губы! Вот зачем прятала голову на моей груди! Теперь ясно, что ждать её бесполезно.
Васька не приехал, и мне пришлось изменить свои планы.
За месяц до отпуска я познакомился с Наташкой, девчушкой из швейного ПТУ. Она тоже собиралась ехать в отпуск на Кавказ к подруге, посёлок Санапира.
Разглядывая расписание электричек, увидел Санапиру и решил ехать туда. В Адлере мне всё напоминало бы об Инге, об её измене. В Санапире же можно встретить Наташку. Вот будет сюрприз!
Из электрички вышел я один. С одной стороны – море, с другой – чистое поле. В Санапире не было даже станционного здания. В первом же доме, куда обратился на постой, приняли с распростёртыми объятиями. Оказалось, отдыхающие сюда не приезжают. Хозяин отвёл мне весь второй этаж с отдельным входом, балконом и разрешением приводить кого угодно и когда угодно.
На берегу одиноко валялись только Наташка с подругой Людой и местный Людин ухажёр Виктор.
Оказалось, что в Санапире нет ни танцев, ни дома культуры, ни даже столовой. Питаться хозяева предложили мне вместе с ними бесплатно. В те годы такой отпуск меня не устраивал. Я сообщил компании, что уеду отсюда в ближайшие дни. Предложил, кто хочет, пристроиться. Девчонки бы с удовольствием, но у них совсем не было денег. Жили они у своей местной подруги, которая приехала домой в отпуск из Питера, где училась в том же ПТУ, что и Наташа с Людой. Проживание и питание – за счёт принимающей стороны. Взять их обеих на содержание я не мог. Не Рокфеллер.
События менялись быстро. В ту же ночь вся компания прибежала ко мне. Виктор узнал, что хозяин продал девчонок местным жителям с гор. Ночью их должны были выкрасть. Такое тогда происходило. Возможно, происходит и сейчас. Не знаю.
Нам удалось убедиться, что Виктор не врёт.
На попутке добираемся до Нового Афона и останавливаемся у дяди Виктора. Нас с Наташкой Виктор представил, как мужа и жену. Дядя понятлив:
- А для меня девицы не найдётся?
Вечером в ресторане обмываем избавление девушек и свой переезд. При этом выясняется, что мы с Виктором пьём вино, а девушки только водку и в больших количествах.
Вскоре моя новоиспечённая «жена», в хорошем подпитии, пересаживается за столик к грузинам. Домой она появляется только ночью.
- Чуть не изнасиловали! – с гордостью заявляет она.
Наташка девственница, чем очень гордится, постоянно об этом напоминает, и этим будоражит всех мужиков, особенно здесь на юге.
Тут же происходит наш первый «семейный» скандал. Наташка заявляет, что вести себя будет так, как хочет: считаться моей женой, жить на мои деньги, но расставаться с девственностью не собирается. После нескольких взаимных оскорблений, в том числе и действием, я получаю развод и покидаю Новый Афон.
Остановился в Гудаутах. Пляж, море, отдыхающие – всё прекрасно. Мешают жить местные мужчины. Такой парадокс.
С началом летнего сезона они уходят из дома, живут с приезжими красавицами, преимущественно, с блондинками, пусть даже крашеными, и возвращаются в семью только в октябре. Юноши и подростки стараются походить на взрослых. Женщина здесь – товар. Его покупают ( у неё же) и могут даже перепродать.
Меня, как северного (читай, белого) человека, всё это бесит; как поведение местных мужчин, так и приезжих женщин.
На танцах пригласил понравившуюся девушку. Мне говорят:
- Нельзя! Кто ей входной билет купил, тот и будет её… танцевать.
- Тебе такое положение нравится? – спрашиваю партнёршу.
-Один раз можно, - отвечает она, - а второй уже нельзя. Могут тогда и изнасиловать. Надо каждый раз на танцы с другим приходить. Так сказать, и товар приобрести и невинность соблюсти.
Вопреки местным законам, проводил я даму до дома, за что тут же поплатился. Обиженный сопляк напал на меня с ножом. Я был к этому готов. Простейшим приёмом боевого самбо (как учили) отбил удар и, соответственно, нанёс свой, каюсь, тоже не кулаком. После чего постарался запутать следы и срочно покинул Гудауты.
В Гаграх неожиданно встретил Ваську с женой. А говорил, что будет разводиться. Там опять произошёл скандал с местной шантрапой. Виновницами были Васькина жена и её сестра, а в драке пострадали местные парнишки. (Подробности см. часть 3.) Мне же пришлось переехать в Адлер.
У прошлогодней хозяйки так много отдыхающих, что мне приходится спать на
раскладушке посреди двора.
Красивая Галка
Среди отдыхающих есть и мои земляки, в том числе мама с дочкой. Нас интересует дочь. Красавица с длинными стройными ногами, чёрными, как смоль, длиннющими, струящимися по спине, волосами, с классическими чертами лица, как в фас, так и в профиль, студентка третьего курса ЛИТМО, девственница.
Мама в дочке души не чает, а дочь, ещё больше, чем мама, любит себя. Только о себе и говорит, постоянно только собой и любуется. Невольно Толстого вспоминаешь: то, что думаешь о себе, пиши в знаменатель.
Вот некоторые Галкины высказывания.
- Я самая красивая в институте, на улице, где живу, в данном посёлке… и вообще.
- Я самая умная, самая начитанная, грамотная, добрая, находчивая, остроумная, воспитанная и т.д. в зависимости от темы разговора и собеседников.
- И студенты, и преподаватели, даже самого преклонного возраста, не дают мне прохода. Все постоянно пристают, говорят комплименты, вздыхают, куда-то приглашают, цветы и подарки дарят.
- Такое несчастье. Занятий пропустить не могу. Если меня нет, профессор сразу спрашивает: «А где Смелова?» Или уставится на меня, будто других красивых девушек не существует и лекцию только мне читает. Спрашивает, всё ли мне понятно. Если головой не кивну, снова объясняет. Я уж и глаза на него лишний раз поднять боюсь.
- В перерывах между занятиями мальчишки нашего курса меня своим приятелям с других курсов и факультетов показывают. Бегут сзади, прямо пальцами тычут: «Вот она!». Хоть из аудитории не выходи.
По-моему, такие рассказы на слушателей очень действуют. Некоторое время я сам себе удивлялся: почему она всем нравится, а мне не очень? Что в ней такого, чего я не замечаю? Васька мне это потом доходчиво объяснил:
- Так ты сразу понял, что не даст.
Но в этот раз он неправ был. Я так не думал, и отталкивало меня другое. Не было в ней доброжелательности, ответной тяги. Красота же её была слишком классической, холодной, как у скульптуры или портрета, не вызывала такая красота ответного чувства (по крайней мере, у меня).
Каждого претендента на внимание красавицы они с мамой разбирали детально. Сначала внешность: рост, лицо, фигура. Этот сухощав, а этот полноват. Как ходит. Как сидит… Потом положение, перспективы дальнейшей карьеры. В конце – общий вывод: достоин внимания или недостоин.
Местную гопоту, особенно, кавказцев, постоянно вьющихся вокруг на пляже, в столовой, угощающих фруктами из собственного сада, дарящих мелкие сувениры, приглашающих съездить на машине на озеро Рица, Галка и мама не замечали вообще.
Меня им пришлось заметить, так как раскладушка моя стояла поперёк тропинки в туалет. Рано вставать я не любил, и поэтому все отдыхающие утром, обходя раскладушку, имели удовольствие меня видеть.
Сначала мы познакомились, как земляки. Затем мама проявила ко мне интерес, как к владельцу фотоаппарата. У них его не было, зато было огромное желание увековечить своё пребывание на Кавказском побережье. Скажу честно, плёнка у меня кончалась, и я вначале делал только вид, что щёлкаю, собираясь в Питере с ними не встречаться. В конце отпуска несколько снимков всё же сделал, на всякий случай.
К Галкиным рассказам о влиянии её красоты на окружающих относился я с лёгким цинизмом и комментировал их с юмором.
Видимо, более достойных в посёлке не нашлось, и я был приглашён сопровождать дам на пляж и обратно.
- Хоть приставать меньше будут, - объяснила своё предложение Галя.
Хозяйка сообщила им, что в прошлом году я был здесь с Ингой.
- Но штампа в паспорте нет, - заверила их она.
Меня такие сведения удивили, так как в удостоверении личности офицера были записаны жена и ребёнок, но удостоверения я хозяйке никогда не показывал. Видимо, она имела ввиду паспорт Инги.
Мама аккуратно выведала у меня биографические данные: офицер, холост(?), учится в Академии (перспектива), ленинградец и есть жильё в Ленинграде, физические данные были налицо. Всё их устроило, и штурм начался.
Я же к этому знакомству относился с юмором. Отпуск заканчивался через неделю, на пляже познакомился с хорошенькой докторшей из Москвы. Она считала и уверяла в этом меня, что секс полезен для здоровья. Я с ней соглашался. По вечерам мы уходили в кукурузное поле и с минимумом удобств, в заботе о здоровье, ублажали наши тела. Даже в этом не обошлось без маленького приключения.
Когда вдали от дороги, на небольшом коврике, совершенно голые мы занимались сексуальными упражнениями, я вдруг увидел, что за нами наблюдают двое кавказцев. Оба чуть старше меня и, пожалуй, поздоровей. Это было бы ещё ничего, с этим мне и друзьям часто приходилось сталкиваться в Удельном парке, но в руках держали они довольно солидного вида дубинки, у одного на поясе висел кинжал. Что им нужно? Спрашивать не приходилось – девчонка была блондинкой с пышными формами.
Вскочил. Схватил брюки.
- Уходи! – произнёс один нарочито грозно и показал дубинкой в сторону дороги. Но я уже вытащил из кармана свой копеечный тесак. Лучше умереть в бою, чем позорно оставить женщину насильникам. Та поспешно натягивала на себя закрытый эластичный купальник. Мозг мой отметил: надо было надевать раздельный, быстрее бы оделась.
Мужчины остановились, Я стоял перед ними абсолютно голый, в одной руке нож, в другой брюки. Мелкие камушки впиваются в босые ноги. Опять отметил: им хорошо, они в ботинках.
Мужики перебросились парой фраз… и вдруг заулыбались.
- Молодец, джигит. Так их и надо.
Кого их? Пока я соображал, они скрылись в кукурузе.
Дама в закрытом купальнике расплакалась у меня, совершенно голого, на груди. Я стоял и думал, что лучше: отстранить её, чтобы надеть брюки, или продолжать стоять в таком виде? Странные возникают мысли в неожиданных нестандартных ситуациях.
А когда до отъезда осталось всего три дня, опять попал в передрягу и опять из-за женщины.
Имея красавицу соседку для души и пышнотелую докторшу для тела, вечером мне понадобилось пойти на танцы. Познакомился с местной девушкой (русской, совершеннолетней) и увязался её провожать. А за нами увязался хвост из трёх несовершеннолетних, сопливых пацанов, старшему из которых было не больше 17ти лет. Парни девушку знали, шли позади нас и даже пытались с нами разговаривать. Я разговор поддерживал.
Мы с девушкой остановились у калитки её дома. Пока договаривались, где встретиться завтра, парнишки стояли в стороне.
Простившись с новой знакомой, пошёл обратно.
- Ты давно её знаешь? – голос раздался сзади слева. Хотел ответить, повернулся и тут же сзади справа получил чем-то тяжёлым по голове. На миг потерял сознание, но далёкой подкоркой понял: надо бежать, иначе будут бить лежачего, могут и до смерти. Заставил себя повернуться и побежать. В голове шумело, улица кружилась под ногами, уходила из-под ног. Только не упасть. Бежать, пока держусь на ногах.
После очередного поворота остановился. Преследователей не было. Но появилась злость, всепоглощающая, заставляющая идти на самые безрассудные поступки. Только бы отомстить! Во что бы то не стало! Обязательно! Это должно стать целью жизни!
Вынул нож из кармана, раскрыл его. Правую руку с ножом сунул в карман, в левую набрал горсть песка, чтобы сыпануть в глаза…
Вернулся на место происшествия. Там, конечно, уже никого. Час пробродил вокруг. Если бы встретил кого-либо из них, точно бы, убил. Думать о последствиях даже не приходило в голову.
На другой день встретил девушку на пляже. Первый же вопрос:
- Кто они? Где искать?
- Да это мальчишки с нашей улицы, - как будто не произошло ничего особенного, смеётся она. – Совсем ещё желторотые, а уже туда же. Просто, они приезжих не любят… А кто их любит? Неужели тебя, такого здорового, избили?
- Не избили! – горячусь я. – Напали сзади, втроём на одного!
Ничего серьёзного не подозревая, девушка назвала адреса всех троих.
Я бросился домой. «Сейчас возьму подводное ружьё; найду, вызову из дома и пригвоздю стрелой к двери!»
Дома достал ружьё, осмотрел тяжёлые стальные стрелы, сделанные другом Володькой на крупную рыбу… Задумался.
«Зачем же прямо сейчас? Подставить себя? А что дальше? Суд. Тюрьма. Мне это нужно? Можно отложить всё до вечера, подкараулить в темноте и выстрелить в спину. А там – ищи ветра в поле. Через два дня уезжать».
Решил отложить всё до вечера. Сходил по названным девушкой адресам, провёл рекогносцировку, выбрал место для засады, пути отхода. Так-то лучше. Зачем же подставлять себя?
Вечером опять достал ружьё со стрелами. А ведь риск очень велик. Может быть, просто взять одну стрелу, врезать по спине, сломать позвоночник? Пожалуй, это слишком жестоко. Парень ещё молодой, всю жизнь будет мучиться. Сзади бить – тоже не пристало: не будет знать: кто и за что. Достаточно ударить сверху по плечам, сломать обе ключицы. А почему, собственно, сегодня? Не лучше ли сделать это в последний день перед отъездом? Тогда вероятность попасться уменьшается.
Этот вечер провожу с Галкой и её мамой. Пьём чай, говорим о Ленинграде, о будущем Галины и моём (пока в отдельности, но намёки уже есть).
Всю ночь и следующий день мщение не выходит из головы. Однако, мысли больше заняты последствиями. А если попадусь? В Академии уже оформлены документы на присвоение очередного звания «капитан». Возможно, и в Москву уже ушли. В лучшем случае, выгонят из Академии, пошлют куда-нибудь на Дальний Восток или в Среднюю Азию.
Нет. Надо ещё подумать. Отомстить, конечно, необходимо, но и себя обезопасить тоже… Трудно сознательно, не сгоряча совершить преступление. Так и уехал неотомщенным.
После возвращения в Ленинград я не то, чтобы совсем забыл о Галке, но и большого желания видеть её не было.
Проявляя «южные» плёнки, случайно загубил ту, на которую снимал мать с дочерью. А они ждали фотографий. Оставлять их в неведении не хотелось, и я позвонил. На счастье, трубку сняла сама Галка. Мои извинения и объяснения выслушала она спокойно. Ни каких сожалений не высказала. Мне показалось, что она обрадовалась самому звонку, так как первая предложила встретиться. Учитывая присущее ей самомнение, мне это было лестно.
При встречах, в те времена, шли в кино, в кафе-мороженое или просто болтались по городу. Не помню, что делали мы, важно, что встреча была доброжелательной, я видел, что девушка была искренне рада.
Запомнилось, что в тот вечер Галке понадобилось позвонить из телефонной будки. Как часто бывает, автомат «съел» двушку. Второй монеты у нас не было, и я сильно ударил трубкой по рычажку снизу вверх. Монет в автомате оказалось много, и они все высыпались в монетоприёмник.
Она не знала этого приёма.
- Это нечаянно или специально? – обрадованно спросила она.
- Законный способ возвращать «съеденные» двушки. – удивился я её неведению.
- А ещё можешь?
Мы зашли в соседнюю будку, и я насыпал Галке ещё пригоршню двушек. Деньги эти, по тем временам, были небольшими, но уличными телефонами все пользовались часто, и поэтому ощущался дефицит двушек.
- Ещё давай! – потребовала Галя. – Мы так богачами станем.
К законам всегда надо относиться с уважением и не нарушать их без особой нужды. Не хотелось, чтобы нас задержали с полными карманами двушек. Моё объяснение Галя сразу поняла, настаивать не стала, даже застеснялась своей неожиданной жадности.
Стали встречаться, Однако, знакомство наше оставалось вялотекущим. Иногда сходим в кино, через неделю – в мороженицу. Очередное воскресение провели в Эрмитаже.
Несомненно, у нас был интерес друг к другу, но почти полностью отсутствовала половая составляющая. Поцелуи, обнимания, щупанья Галку не возбуждали, а, следовательно, и меня тоже. Если с другими девчонками я мог провести в подъезде пару часов, то с Галкой, один, два раза поцеловавшись, прощались быстро. Мне казалось, что меня сдерживает её девственность и то, как она к этому относится. А что она ещё невинна, знал весь институт, и, по её словам, борьба за этот приз велась в институте постоянно. Шёл ей тогда 24й год. Пришлось столкнуться с этой её особенностью и мне.
На октябрьские праздники (7, 8 ноября) мы поехали в Рощино кататься на лыжах. Снег в том году выпал рано. Мы – это Шурик с Зойкой и я с Галкой. Владелец зимнего дома, мой старый знакомый, Иван Иванович выделил нам отдельный домик, стоявший на участке. В нём были две широкие кровати. Столик нашли в кладовке.
Снега для катания на лыжах всё же не хватало, и основным времяпровождением стало застолье.
Дома Галке выпивать не разрешали, но запретный плод сладок. И под хитрые подначивания Зойки, ехидные шутки Шурика, с моего молчаливого одобрения, набралась она сильно.
Поздно вечером – в постель. Разделась моя подружка сама, без ломания. После того, как свет погасили, в мои объятия пришла охотно; целовалась крепко, прижималась, выгибалась, даже кричала от желания… и всё. А дальше – время ещё не пришло. Рядом на соседней кровати Шурик с Зойкой, без стеснения, любовью занимаются, а мы…
- Я на что угодно готова! – шепчет мне горячо в ухо Галка. – Кроме этого.
Три ночи в одной постели проспали… Какое «проспали»? Я за все три ночи глаз почти не сомкнул. Всё добивался. Вот-вот ещё немного, и Галка сломается, уступит. И желание у неё есть, и сил сопротивляться больше нет, и сознание, кажется, уже выключилось – одна страсть осталась… А в последнее мгновение вдруг и страсть пропадает, и алкоголь выветривается, и сознание приходит, и силы появляются.
- Нет! Нет! Не сегодня. Боюсь! Не готова ещё, - просит она совершенно трезво.
И от таких её слов все мои желания мгновенно пропадают, а возможности падают до нуля. Бороться готов, но изнасиловать женщину не могу. Стоит ей (не обязательно Галке, вообще женщине) показать своё нежелание, словом ли, действием ли, я тут же становлюсь импотентом. Дважды по этому поводу к врачам доверительно обращался. Они же улыбаются:
- Ну вот и хорошо! И слава Богу! Зачем тебе потом неприятности? Это нормально. Защитная реакция.
А вот ещё один странный медицинский факт, связанный с этим же случаем. Сразу после праздников в Академии проходил кросс на три километра. Командование такие садистские штучки любит. Обычно к финишу прихожу я в серединке, а тут, после трёх бессонных ночей, первым пришёл. Такое и врачи объяснить не могут.
Как-то рассказал я Галке, что есть у меня друг Толя, умница, спортом увлекается, внешность мужественная, а вот женщины в его жизни занимают последнее место.
Меня он не видел! – гордо поводит Галка плечами. – В меня нельзя не влюбиться. Нет такого мужчины.
Я посмеиваюсь:
- И внимания бы не обратил.
- Давай проверим, - гоношится Галка. – Познакомь.
Повёз я её к Толе в гости. У того своя комната. Стол книгами завален, а вдоль стены лежат гири, гантели, снаряды спортивные разные.
Усадил Анатолий нас на диван. О том, о сём проболтали около трёх часов. Галка ему и глазки строит, и встанет пройдётся, чтобы фигуру показать, и платьице выше коленок подтягивает, а уж как на комплименты напрашивается, прямо навязывает себя. Не замечает Толя ничего. Тем более, что привёл её я. Девушка друга – чего на неё смотреть.
- Уходить пора, - шепчу Галке. – Поздно уже. Пойдем, я тебя ещё проводить успею.
- А меня Толя проводит! – с вызовом произносит Галка.
Толя посмотрел на неё вопросительно. Не скажешь, что не услышал.
- У меня твёрдый распорядок дня. Через полчаса должен я спать ложиться.
Галка:
- Да как можно!? Девушка к тебе пришла, а ты вечером её проводить не хочешь!
Толя:
- Так я тебя не звал. С ним пришла – он пусть и провожает.
В подъезде своего дома она повернулась ко мне со слезами в голосе:
- Юрка! Вот за кого я замуж хочу. Помоги! Сделаешь – стану твоей любовницей.
Что на это ответить?
Наступающий Новый Год договорились с Галкой справлять у меня. Мать с сестрой должны были в гости уехать и комнату в наше распоряжение оставить.
К тому времени Галка созрела окончательно. По её словам, она уже в институте объявила, что в ночь на Новый Год подарит свою девственность парню, которого в институте никто не знает.
Оставшись наедине, выпили по рюмке, провожая Старый год. В 12 часов встретили Новый – ещё по рюмке. А что делать дальше, если всё заранее спланировано?
Через 15 минут, голыми, мы уже обнимались в постели. На этот раз Галка уже совсем не сдерживает свой темперамент. Уложив меня на спину, она сверху совершает чудеса бесстыдства, доводя себя и меня до экстаза. Когда мне удалось, наконец, оказаться сверху, она сама приняла удобную для обоих позу и руками старалась помочь мне. Небольшая заминка – и вот мы уже в полном контакте… Но что такое с Галкой? В глазах её вдруг появляются испуг и непонимание. Она выворачивается из-под меня, вскакивает с постели, и я вижу, как из расставленных её ног на пол льётся, не переставая, кровь. Хватаем какие-то тряпки из собственной сброшенной одежды, пытаемся остановить кровь, но тряпки намокают одна за другой, а кровотечение не останавливается.
- Вызывай «Скорую»! – испуганно кричит Галка.
Телефона у нас в квартире нет. Со всех сторон слышен праздничный шум. Не обращаться же к соседям. Укладываю её в кровать и периодически меняю быстро намокающие предметы одежды, простыни. У меня дрожат руки. Смотрю на бледное лицо Галки и думаю: «А вдруг умрёт?»
Сколько времени прошло, даже сейчас сказать не могу. Когда кровотечение немного стихло, с ужасом вижу: всё в крови: простыни, пододеяльники, подушки, наша одежда. В центре комнаты, на самом проходе – большая кровавая лужа.
Сажусь рядом с Галкой, беру её руки в свои, стараюсь успокоить её и успокоиться сам. - ---- Зачем я это сделала? – рыдает она.
Я думаю то же самое и кроме того: « Что я скажу матери, когда она вернётся и увидит горы кровавого белья?
Складываю под кровать окровавленные вещи, приношу с кухни ведро, тряпку и замываю пол.
Галка стонет в кровати. Ложусь рядом и пытаюсь как-то её разговорить. О сексе даже не думаем.
Утром отвёз её домой на такси…
Лишь через несколько дней мы ещё раз попытались соединиться. На этот раз всё прошло, на удивление, хорошо, без всяких происшествий. Только вот удовольствия ни она, ни я, не получили. Впервые тогда я почувствовал несоответствие между желанием и возможностью. Мы сделали это всего один раз, на второй меня уже не хватило. В то время, как с другими женщинами я таким числом никогда не ограничивался.
Надо сказать, что и в будущем не было у нас бурных совокуплений. Ни тело Галки, ни её поведение теперь меня совсем не возбуждали. Она вообще не проявляла желания, чаще отказывалась, уступала только моей настойчивости. Я же проявлял эту настойчивость по необходимости: во-первых, нуждался в женщине; во-вторых, чтобы не показаться ей импотентом.
Зима. Опять, как с Ингой, резко стоит вопрос «Где?» Я живу у матери. Днём нахожусь в Академии, а вечером мать и сестра дома. У Галки в двухкомнатной квартире живут родители и сестра с мужем. Сестра ждет ребёнка. Приятели почти все женаты. Жёны их на предоставление жилплощади кобелирующему другу смотрят крайне отрицательно.
Как-то раз, отправив мать с сестрой в гости, привёл Галку вечером домой. Коммуналка. Слева и справа любопытные соседи, прислушивающиеся к каждому шороху за стеной. Галка отказывается раздеваться, хнычет, что ей это совсем не нужно. Меня её поведение раздражает и, уж конечно, не добавляет желания. Возимся в темноте поперёк материной кровати…
А кровать находится, как раз, напротив двери… Неожиданно вспыхивает свет, осветив и Галку, лежащую поперёк кровати с поднятыми вверх ногами, и меня, со спущенными брюками и, соответственно, с голой задницей…
Кто посмел войти!? Кто посмел зажечь свет!?
Оборачиваюсь и вижу Люду, застывшую с рукой на выключателе, в зимнем пальто, в меховой шапке, растерявшуюся от увиденной картины не менее нас.
Пытаюсь повернуться, но запутываюсь в собственных брюках. Надо, хотя бы, их поднять и застегнуть. Справившись с этим, выталкиваю Люду в коридор, веду по длинному коридору до входной двери. Соседи наблюдают за происшествием – будет о чём поговорить.
Ошарашенная Люда вытолкнута на лестничную площадку. Теперь к Галке.
- Кто это? – задаёт она резонный вопрос.
- Бывшая жена.
- А зачем она сюда приходила?
Не будешь же ей объяснять, что мы ещё не развелись, что мать с ней в хороших отношениях, что у нас есть ребёнок, что иногда я появляюсь у неё ночью, пересплю, а утром рано ухожу, чтобы об этом не узнали её родители, хотя они, конечно, знают и только делают вид, что не замечают моих посещений.
Галка торопливо одевается и требует проводить её домой. Я слишком хорошо знаю Люду и перед выходом выглядываю на лестницу. Так и есть, она ждёт, чтобы продолжить скандал.
Хорошо жить в старой дореволюционной квартире. У неё два входа. Вывожу Галку на противоположную от Люды сторону дома. Пусть Люда подождет, успокоится.
«Виновата сама!» - считаю я.
Теперь Галка отказывается ходить ко мне в коммуналку.
Как-то раз её квартира оказалась пустой. Вот мы и одни, но страх, что кто-то может появиться, гнетёт обоих. Торопимся использовать постель по назначению,.. но сразу ничего не получается.
- Что же ты? – укоризненно спрашивает она. Кое-как отбываю свой урок. Нет, это не секс…
Наступила, наконец, весна. Открылся мотоциклетный сезон. Теперь возможностей «Где» неисчислимо больше.
Когда есть время и позволяет погода, везу Галку за город. Здесь столько подходящих мест, скрытых от общих глаз. А если кто и увидит, то не страшно. Смотри, радуйся вместе с нами.
Когда времени мало, используем городские стройки. Строители тогда чаще работали в одну смену. Охраны тоже не было. Кто и что пойдёт воровать на стройке? Дома доски и кирпичи не нужны, а при строительстве дачи с тебя потребуют бумажку не только на доски, а на каждый гвоздь. Да и дачи-то строят единицы.
Подъезжаем на мотоцикле к стройке, поднимаемся на верхние этажи. Красота. Делай, что хочешь. В качестве лежанки используем верстаки, столы. Если их нет, кладу её животом на подоконник (смотреть, чтобы мотоцикл не угнали) и приспосабливаюсь сзади.
Галке опять не нравится. Она называет такой способ извращением. Иногда даже плачет от обиды.
По-моему, мы уже оба поняли: ничего серьёзного у нас не получится. Причин этому много. Главная – нет любви. Остальные причины дополняют, углубляют основную.
Мне осталось учиться год, а Галке – два. Куда назначат меня по окончании Академии? Поедет ли она со мной? Однозначно, нет. Она не сможет жить вне Ленинграда, тем более, в условиях походной офицерской судьбы.
Ей нужен муж, безумно в неё влюблённый, охотно исполняющий любой её каприз, любое желание, имеющий для этого соответствующие средства и положение. Я точно не из таких, вижу в ней больше недостатков, чем достоинств. Наконец, наш секс не удовлетворяет ни её, ни меня. Не сумел разбудить в ней женщину. Она абсолютно холодна, если и уступает, то без всякого желания. Видя это, я тоже не хочу её. Может быть, потом, через какое-то время, всё образуется, мы притрёмся? А если нет?..
Галка первая подняла этот вопрос. Где-то в кустах на Лахте мы обговорили этот вопрос и расстались посреди лета к взаимному облегчению.
Эти стихи написаны ещё до нашего последнего объяснения и посвящены ей. Конечно, чувствуется подражание Есенину.
Ты не первая и не вторая,
Я уже десятки перебрал,
И истратил пыл свой до тебя я.
Чувства все давно я растерял.
А к таким, как ты осталась жалость,
Целями своими вы бедны.
Со второй уж встречи слово «замуж»
Слышать мы от вас осуждены.
А меня пугает это слово,
Я боюсь, чего таить греха,
Несколько свиданий – и готово,
Я уж что-то вроде жениха.
Что любовь? Один из видов спорта.
Что-то между шахматной игрой
И решительностью в мотогонках.
Иногда рискуешь головой.
Я в любовь играю по привычке.
Чувства от пожатия руки
До улыбки, подавая лифчик,
Помогая надевать чулки,
Как таблицу умножения, знаю,
Как присягу, заучил давно,
Всё неоднократно повторяя,
Как артист, играя для кино.
О любви ты говорить не можешь.
Ты не разбираешься в любви.
Так зачем же душу мне тревожишь?
Раз не любишь, лучше не зови.
И смешно, когда труху гнилую
Ты меня пытаешься зажечь.
Нет. Твои старания – вхолостую.
Если б ты сама могла гореть,
Чтобы чувством настоящим, жарким
Мне из пепла душу возродить.
Ты на это не способна. Жалко.
А иначе, есть ли смысл любить?
Люся из секретной части
В лагере сдаём экзамен по одному из секретных предметов. Экзаменационные билеты, соответственно, тоже секретные. Как достать их ещё перед экзаменом? Где взять секретные листы для шпаргалок (секретное делопроизводство надо соблюдать неукоснительно, даже при написании шпаргалок)?
Нужны надёжные связи с секретной частью. Ни у кого со всего курса таких связей нет.
- Необходимо срочно закадрить кого-нибудь из секретки, - предлагает кто-то. – Там же есть две молодухи: Маша и Люся. Кстати, у Люси фигурка – зашибись! Кто возьмётся их соблазнить в течение трёх дней?
Сразу вызвались два друга – известных на курсе бабника – джигит Джамашвили и его друг Толик.
В секретке и около проболтались они два дня. Дело не выгорело – ничего не достали. Не хотят девчонки даже знакомиться с ними.
- Невозможно их соблазнить! – уверяет Джамашвили. – Упёртые какие-то.
Васька Резаков смотрит на меня:
- Возьмись ты за это дело.
- Но остался один день, - пожимаю я плечами.
- Покажи класс! Утри нос этим хвастунам!
Теперь иду в секретку я. Обращаюсь к девушкам по какому-то незначительному делу. Незаметно затеваю разговор о мотоцикле. Хвалю его достоинства, приглашаю прокатиться. При этом смотрю на Люсю влюблёнными глазами. Она соглашается.
Покружили вокруг лагеря. Остановились у красивого озера, их на Карельском перешейке много. Здесь наплёл я Люсе, что давно уже заметил её, мечтал познакомиться, но стеснялся.
Люся довольна. Спешит получить выгоду от влюблённого слушателя:
- В Ленинград сегодня отвезти меня можешь? Надо некоторые вещи из дома забрать.
- Три поцелуя! – якобы осмелел я.
Вместо трёх получил их несколько десятков…
Живёт Люся на площади Труда.
На моё, или на наше общее, счастье, дома никого не было. После нескольких дополнительных поцелуев я Люсей овладел.
Вернувшись в лагерь, ещё погуляли по территории и пошли ночевать в летний домик, отведённый для жилья Люсе и Маше.
Маша вынуждена была отвернуться к стене, а мы с Люсей упражнялись на солдатской кровати.
К утру у нашего курса были и экзаменационные билеты, и листы с грифом «секретно».
Сразу после экзамена я уехал домой к Люде, где и переночевал.
Утром третьего дня, последнего для нас в лагере, меня разыскала Маша:
- Люся ждала тебя всю ночь. Плакала. Что случилось? Почему сразу такая перемена? Она что-нибудь не так сделала?
Не раскрывать же ей правду.
Нашёл Люсю. Извинился. Придумал какие-то причины отсутствия в лагере.
Борисов
Последний (пятый) курс начался с войсковой стажировки. Для её прохождения мы прибыли в город Борисов. Володя, Валентин и я.
Володю назначили зампотехом батальона связи.
Валентину вручили «женский батальон». Только что разрешили набирать в армию женщин на добровольной основе. В Борисове рабочих мест не очень много, вот и попёрли девчонки в армию. Медичками, связистками, работницами складов, писарями и т.д. При штабе армии для обучения военным дисциплинам объединили их в одно подразделение и командиром этого подразделения назначили Валентина. Временно.
Валентин высокий, стройный, с густой кудрявой шевелюрой, смеющимися глазами и острым языком. Девчонки со всех сторон стали брать Валентина на абордаж. Основное их оружие – оголённые ляжки, стремление оказаться наедине, недвусмысленные намёки, а то и прямые предложения. Он и рад бы, но начальник войск связи сразу его предупредил:
- Попадёшься – сразу в Ленинград, со всеми последствиями.
Валентин заявление это к сведению принял и нам заводить шашни с его подчинёнными тоже не посоветовал.
Меня назначили командиром радиороты в батальоне связи дивизии, который размещался далеко за городом.
Поселили нас всех троих в Ленинской комнате моей роты. Приходилось спать вместе с солдатами и вставать по побудке.
Но ведь мы приехали не только для того, чтобы исполнять служебные обязанности. Масла в огонь подливал вечером Валентин:
- Ну, так и лезут, курвы. На классных занятиях юбки задерут, ногу на ногу положат, улыбаются, прямо в глаза смотрят: каков эффект? А на строевых ещё хуже: задницы обтянуты, юбки повыше задерут, выгнутся и ещё спрашивают нагло:
- Я правильно стою?
Так бы схватил да прямо на плацу и разложил!
В первый же свободный вечер отправились в парк культуры искать свою любовь.
Здесь все друг друга знают. Все между собой здороваются. На нас сразу – всеобщее внимание. Чужие, да ещё в форме.
Девушек молодых и женщин много. Танцевать никто не отказывается и поговорить не прочь. При большом выборе боишься прогадать. Хочется, чтобы и красивая была, и порядочная, и в то же время, чтобы сразу, наверняка, чтобы потом осечки не вышло.
Так выбирали мы, выбирали, а к «разводу» остались с двумя девчушками – школьницами старших классов. Володя сразу домой пошёл, а мы с Валентином девушек провожать. Постояли, поболтали. Потом даже целоваться стали. Очередное свидание назначили, а по дороге домой спохватились:
- Зачем они нам? Неприятностей не хватало? Других надо искать, старше и самостоятельней.
На том и порешили. На другой день на свидание с малолетками не пошли. Чуть позже назначенного срока прибегает солдат с КПП:
- Там вас девушки какие-то спрашивают.
Вышли мы. Стоят наши девчушки. Нашли нас.
Повели их в город. Дорогой совещаемся: как поступить?
- Давай пригласим их в ресторан. Они не пойдут. Здесь это считается неприличным.
Стали приглашать девчонок в ресторан. Они, действительно, отказались. Мы тогда заявляем:
- Не ели с утра. Очень хочется. Ну, мы пошли, а вам «до свидания».
Девчонки посовещались, потом говорят:
- Идите ешьте. Мы вас здесь на скамеечке подождём.
В ресторане нам из окна девчонок видно. Сидят.
Поели мы. Выпили… Сидят. Неудобно стало. Решили:
- Пойдём, скажем им всю правду. Пусть домой идут.
Вышли. Я стесняюсь, а Валентин сразу им:
- Зря, девчонки, вы нас ждали. Мы мужики взрослые. Нам женщины нужны, чтобы… Сами понимаете.
Девчонки встали, отошли, потом обратно возвращаются:
- Нельзя же так сразу. Нужно хотя бы несколько дней так походить, поближе познакомиться. Там, может, что и получится.
Тут и другая в разговор вмешивается:
- Вы нам нравитесь, Мы же тоже не деревянные, просто, но так вот сразу неприлично.
Но у нас уже решение твёрдое принято: с малолетками нельзя, даже если сами хотят.
Уговорили девчонок и разошлись по-хорошему.
Несколько раз ещё в горпарк ходили, с половиной города познакомились. Теперь, когда мы по центральной улице идём, с нами здороваются. А подруг настоящих всё найти не можем.
В очередной поход ещё с парой девушек познакомились. Красивые, умненькие, интеллигентные, обеим уже за 20. Правда, каждый из нас Аллу приглашает, а другой танцует с оставшейся.
Валентин предлагает:
- Давай спичку тащить, кто Алку провожать пойдёт.
Счастье мне улыбнулось. Оказалось, провожать недалеко. Дом почти в центре находится. Только смутило меня, что при входе во двор караульный стоит, но пропуск не спросил ( я в форме, а её, видимо, знает).
Алла
Алле 25 лет. Институт в Минске закончила… Ох, уж целовались мы на лестнице! Алка воет от желания. Рукам моим всё разрешает. Глаза закатывает. Кажется, сейчас сознание потеряет. Сама тоже по мне шарит – прямо петтинг какой-то. Но когда уже совсем почти там, наполовину, считай, на окончательное соединение не идёт. То ли ей на лестнице неудобно, то ли в себя приходит. Так и не понял: было, не было?
Расставаясь, сказал ей, что второй раз такого не выдержу.
…Выдалось нам с Валентином свободное время днём. Не сидеть же в казарме. Пошли в город. Пылим по просёлочной белорусской дороге. По другой дороге, поперечной, девушка идёт. Обычная, не дурнушка, не красавица. Нам каждую задеть надо:
- Валентин! Идём скорее, - говорю. – А то она нам дорогу перейдёт.
Девчонка, чувствуется, ушлая:
- Спешите – не спешите, всё едино, ничего у вас сегодня в городе не выгорит.
- А если с тобой пойдём? – спрашиваю. – Выгорит?
Ей моя смелость понравилась:
- Обязательно выгорит. Не пожалеешь.
- Иди один, Валентин. Пока! - сориентировался я и взял девушку под руку.
Вот так и познакомились. Звали её Валентиной. Жила она не далеко от нашей части, в бараке на краю леса. Увидев барак, вспомнил я Хабаровск, ту Валентину, родственников её, события с этим связанные. Покосился на идущую рядом. Похожи. Ей Богу, похожи. Идти или не идти?.. Снаряд в одну воронку два раза не попадает.
Ещё не войдя в барак, уже знал, что увижу узкий коридор, двери по сторонам и кучи ненужных старых вещей у каждой двери.
Валентина пошарила рукой под табуреткой, ключ вытащила, открыла им висящий на двери замок. Я стою, как во сне: всё повторяется.
Войдя внутрь, почувствовал запах застарелой мочи. За занавеской стояло отхожее ведро.
- С кем ты живёшь? – спросил я, ожидая услышать слово «брат». Тогда тождество было бы полным.
- С отцом и матерью. Они после работы ушли в лес за грибами. Придут, когда стемнеет, - говорила девушка, одновременно спокойно, обыденно раздеваясь у односпальной солдатской кровати. – Что ты стоишь? Раздевайся! Зачем пришёл?
Опять такая же кровать. Опять я в форме. Всё повторяется. Навождение какое-то. Осторожно расстёгиваю и снимаю портупею… Сейчас должны войти отец и брат… Снимать ли сапоги?
Голая девушка прикрывается простынёй.
- Да раздевайся же ты!
Оглядываюсь на дверь.
- А что закрыться нельзя?
- Можно. Но зачем?
В коридоре слышатся шаги. На этом, конечно, совпадения должны кончиться. Шаги должны пройти мимо.
…Двери открываются. Входят мужчина и женщина с полными вёдрами белых грибов. Обыденно здороваются.
- Чего так рано? – спрашивает Валентина с кровати.
- Грибов нынче очень много, - объясняет отец. – Брать уже было некуда.
Оба заходят за занавеску, обозначающую кухню, спокойно разговаривая, начинают чистить грибы.
- Ну, раздевайся же! – шепчет Валентина. – Они, пока грибы не вычистят, не выйдут.
Сажусь рядом на табурет. Совпадения кончились. Может быть, действительно, раздеться, нырнуть под простынку? Всё так просто. Разве для меня это невозможно?
В коридоре опять слышатся шаги. На этот раз в дверь стучат. Никто не кричит разрешения, но дверь распахивается, и входит солдат из моей роты.
Немая сцена. Какой позор!
Автоматически отмечаю: а ведь он в самоволке.
- Проходи, Илюша. Поможешь грибы чистить, - это мать говорит.
Да, друг, твоё место уже занято командиром. Застёгиваю портупею.
- Он сейчас уйдёт, - довольно громко говорит мне Валентина.
- Нет! Нет! Мне надо идти! – ещё громче произношу я. – До свидания.
Вылетаю из барака. Меня никто не пытается удерживать. Иду в сторону леса. Чертовщина какая-то! Может быть, я не такой, как все? Может быть, солдат просто друг семьи, родственник? И вовсе не надо было уходить?
В лесу потемнело. Не хватало ещё заблудиться.
Возвращаясь обратно, не выдерживаю и подхожу к бараку. Вот их окна. Занавески закрыты не полностью. Что же там сейчас делается?
На кровати мой солдат трахает Валентину. Родители, по-прежнему, заняты на кухне.
На душе становится даже легче. Не разбил чужую жизнь. Не оказался в смешном положении.
А в казарме дневальный по роте докладывает:
- Товарищ капитан! Вам дважды звонила женщина. Просила позвонить, когда придёте. Вот номер.
Военная связь ещё не автоматизирована. Звоню на дивизионный узел связи:
- Кто меня спрашивал?
- Звонили с армейского узла.
На армейском узле мне сообщают, что звонили дважды из квартиры члена военного совета генерал-майора N.
Смутно начинаю догадываться. Неужели…
Прошу телефонистку соединить меня с квартирой члена военного совета, а сам надеюсь услышать женский голос.
- Слушаю, - вещает мне трубка густым басом.
- Товарищ генерал-майор. Докладывает капитан Соловьёв. Мне сообщили…
- Подожди! – перебивает меня бас. – Даю трубку.
И тут же голосок Аллы:
- Юра! Это я звонила. По наущению моих родителей. Мы приглашаем тебя, как гостя из Ленинграда, на наш семейный ужин.
- Но я в полевой форме. Мне надо хотя бы переодеться.
- После небольшой паузы в трубке снова раздаётся бас:
- Дуй, в чём есть. Все свои, - и уже совсем другим, приказным тоном, - На всё, про всё тебе 20 минут.
Он думает, что командиру роты так просто взять боевую машину для личных целей. Я больше потрачу времени, если начну сейчас оформлять выезд. Выскакиваю за КПП и бегу, вспоминая кроссы в Училище, по просёлочной дороге к городу. На полдороги догоняет грузовой автомобиль. Пожилой дядька высовывается из кабины:
- Эй, командир! Торопишься? Садись, подвезу.
До чего благожелательны белорусы.
Прибыл в назначенное место к назначенному времени.
Часовой у калитки элитного дома только вытянулся – я же в форме.
Двери открыла улыбающаяся Аллочка. Можно сказать, что она, в отличие от меня, была в парадной форме: причёска, золотые серёжки и цепочка, обтягивающее пышноватую фигуру платье, каблуки и, конечно, макияж – хоть сейчас на витрину модного магазина.
- Раздевайся, проходи, - одним дыханием выдала она
«Раздевать» было одну фуражку. Не снимать же сапоги и портупею.
Свет, исходящий от хрустальной люстры, излишне ярко освещал просторную прихожую, да ещё отражался в нескольких зеркалах. Сапоги мои, мягко говоря, не совсем чистые, утопали в ворсе цветистого ковра. Такой ковёр, будучи повешен у нас с Людой на стене, украсил бы, - да чего там «украсил» - преобразил бы всю нашу квартиру.
Невольно пришло сравнение с жильём, где я только что побывал. Вспомнились ветхая занавеска на верёвочке, отделявшая кухню-туалет от остального помещения, запах отхожего ведра, солдатская кровать Валентины.
Да. Люди даже при социализме живут по-разному.
Алла протолкнула меня в не менее освещенную комнату. В центре – большой, прекрасно сервированный стол. В торце стола – мужчина в белой рубашке, жёлтых подтяжках и ярком галстуке. Несмотря на отсутствие формы, всё в нём – вальяжная посадка, форма и габариты лица, надменно-ласковая улыбка – выдавало генерала. Рядом с ним, но сбоку стола, сидела Аллочкина мама. Дочь и мать были очень похожи. Вспомнилась поговорка: если хочешь узнать, какой будет твоя жена через 20 лет, посмотри на тёщу.
Пышные, выпуклые формы Аллочки у мамы превратились в отвислые телеса. Открытую улыбку сменил чопорный, недоверчивый взгляд. Множество навешенных золотых украшений (потом насчитал я 9 предметов) только подчёркивает возраст и положение.
На память пришёл анекдот. Жена говорит мужу в постели: «Думал ли ты, Иван, что когда-нибудь будешь спать с генеральшей?»
Меня усадили с другого торца стола, напротив генерала. Аллочка села рядом с отцом против мамы. Таким образом, размерами стола я был отделен от троицы: они с одного конца, я – с другого. Это стало походить на судилище.
Допрос начался сразу после первой рюмки. Вопросы были прямы, как палка от швабры, направлялись прямо в лоб, и увернуться от них было трудно.
Сколько лет? На каком курсе? Какой факультет? Кто начальник факультета?.. Это была только пристрелка. Дальше – больше. Женат? Пришлось врать, что нахожусь в стадии развода, живу отдельно от семьи у матери (почти всё – правда). Дети есть? А не передумаешь разводиться? В чём причина развода? Измена?! Генерал бросает строгий взгляд на супругу.
Дальше, как будто все вопросы уже решены:
- Аллочка изменять не будет. Она знает, что мужу-офицеру нужен твёрдый тыл.
Потом они в два голоса хвалили Аллочку, а заодно и её маму. Затем, перейдя ко второй бутылке коньяка, генерал стал хвастать своими связями, возможностями, посоветовал по выпуску проситься в Белорусский военный округ, где он поможет мне продвинуться.
Я больше молчал, хотя понимал, что молчание моё в данном случае означает согласие.
В перерыве, как бы невзначай, мне показали приданое Аллочки.
Потом опять переместились за стол, чтобы прикончить вторую бутылку.
Вот попал! А что делать? Не встать же и уйти, ведь блюда-то, по словам Аллочки, заказывали в местном ресторане.
Короче, удовольствия от приёма я не получил, сидел, как на еже, проклинал свою беспечность и дал слово «больше сюда не возвращаться и вообще с Алкой не встречаться».
Наконец генерал дал сигнал отбоя. Я, схватив свою фуражку, хотел бежать, но Аллочка пошла меня провожать. А на лестнице у меня произошло раздвоение разума с плотским чувством. Алла повисла у меня на шее, покрывая поцелуями моё лицо. Я ответил поцелуями не менее бурными. Руки, не подчиняясь рассудку, стали ощупывать женскую плоть, им обязательно надо было добраться до голого тела, организм восстал…против немедленного расставания. Опять корячились мы на лестнице, пытаясь соединиться, только я старался попасть туда полностью, а она позволяла чуть-чуть. Опять Алка выгибалась, стонала, чуть ли не кричала, и я с опаской смотрел на двери – вдруг кто-нибудь выйдет на такой шум.
Необходимость проститься и уйти навсегда где-то всё ещё пробивалась в мозгу, и я заявил:
- Больше не могу. Каждый раз ухожу от тебя разбитым, больным. Если ты не хочешь или не можешь отдаться, давай разойдёмся.
- А где мы можем этим заняться? Здесь на лестнице? Может мне пойти с тобой в казарму? Или снять комнату и опозорить отца?
- Вдоль Березины вон сколько народа трахается.
- Нет. Я так не могу, Меня здесь многие знают… А давай, - вдруг спохватывается Алка, - поедем куда-нибудь далеко на автобусе. Например, в Жадов. Посидим в ресторане, а когда стемнеет, пойдем в лес или заберёмся в стог сена. Романтика. И никто не помешает.
Только что я говорил себе, что с Алкой надо расстаться, а тут вдруг соглашаюсь и продолжаю обсуждать детали нового плана.
И вот мы в Жадове. На мне гражданский костюм. На руке – офицерская плащ-накидка, на всякий случай.
Заказывать в ресторане доверяю Алле. К моему удивлению, она заказывает бутылку коньяка и бутылку шампанского.
- Не многовато ли? – улыбаюсь я.
- Нам ведь придётся ночь коротать, - здраво рассуждает она, - а сейчас осень. Ночи уже холодные.
Что ж, это хорошо. Не будет заминок перед траханием. Как говорится: баба пьяная, п…. чужая.
Танцуем, прижимаясь друг к другу. Ожидание близости пьянит не меньше спиртного.
За окном уже совершенно темно. Пора искать место для ночлега. Пьяненькие бредём по дороге в сторону Борисова. По обеим сторонам чернеют стога сена. Выбирай любой.
Выбрали подальше от дороги и стали обустраивать жилище на ночь. Забрались поглубже. Умяли сено снизу, сверху, по бокам, и получилась каморка, чуть больше собачьей будки. Вниз постелили плащ-накидку.
«Холодновато, но сейчас будет жарко», - думаю я. – «Алка такая темпераментная. Наконец-то проверим».
В предвкушении главного не спешим, в обнимку катаемся по сену, плотнее уминая его. Вот уже Алла стала постанывать, укусила меня сильно за губу. Подол её юбки где-то у подбородка. Коленки – там же. Новые шёлковые трусики одеты специально для меня. Приятно.
- Сними трусы сама, – шепчу я.
Алла садится, начинает снимать трусики и уже совершенно спокойным голосом говорит:
- Хорошо! Но дай слово, если это произойдёт, ты женишься на мне.
Пытаюсь превратить всё в шутку:
- Поговорим об этом потом. И что может не получиться? Ты хочешь меня, я – тебя. У меня, действительно, может не получиться, если у женщины нет желания, если она серьёзно отказывается, ругается матом, отталкивает меня.
Это моя тайна, но сейчас я открываю её Алле, ведь у нас – полная гармония. Кажется, она совсем не поняла меня или думает о своём:
- Вот засранец! Я тебе об одном, а ты мне о другом. Не пытайся заболтать меня. Так женишься или нет? – уже сердито спрашивает Алла. – А в общем-то, куда ты денешься? Папа прикажет, и, как миленький, сделаешь всё, что потребуется. Иначе он раздавит тебя, как лягушку на асфальте. Давай, герой-любовник, работай!
Она аккуратно раскладывает трусики сбоку, ложится на спину и принимает недвусмысленную позу.
«Хорошее сравнение с лягушкой, - ещё успевает прийти мне в голову, а дальше какой-то проблеск понимания зарождается снизу, поднимается и сжимает затуманивает мой мозг. - Объяснил же, что не могу, становлюсь импотентом, если со мной обходятся грубо, а она…»
Почти не соображая, что делаю, переворачиваю ожидающую соития Алку, кладу её животом на колено и ладонью шлёпаю по белеющей жирной заднице… Раз! Второй! Третий!
Что я делаю? Зачем я так? А рука поднимается и опускается. Шлёп! Шлёп! Сталкиваю женщину с колена, и она сваливается на живот, по-прежнему, задницей вверх.
Странно, но всё это время Алла молчит. Не плачет, не кричит, не ругается.
Сознание моё постепенно проясняется. Надо как-то объяснить свои действия, ведь она ничего не поняла, и я произношу с пафосом:
- Никто не может заставить меня трахать бабу, если я этого не хочу!
Всё. Пьеса кончилась. Занавес закрылся.
- Одевайся! – говорю ей. – Поедем домой.
Женщина продолжает неподвижно лежать.
- Одевайся! Приводи себя в порядок, - повторяю. В ответ – ни звука.
Вылез из стога, Осмотрелся. Ветерок холодит разогревшееся тело, горящие щёки. После темноты стога луна кажется очень яркой. Стога под луной – как на картине.
- Приведи себя в порядок и выходи. Я подожду, - ещё раз уговариваю её, понимая, что сейчас она не выйдет.
Постояв, направляюсь к дороге. Несколько раз оглядываюсь. Нет, не идёт.
Водитель грузовика за рубль подвёз меня до самой части.
Валентин спит, а Володи нет. Он уже давно нашёл себе даму – водителя грузовой машины и ночует у неё.
- Ну как, всё в порядке? – проснувшись, спрашивает Валентин
Выкладываю ему всё, как есть.
- Ты сошёл с ума! – пугается мой приятель. Мало того, что избил дочь ЧВС, так ещё бросил её одну в лесу! А если её там кто-нибудь изнасилует или вообще убьёт? Если она не вернётся домой, что ты будешь делать? Как объясняться? Нам всем влетит из-за тебя! Пятно на Академию!
- Ты боишься?
- Мне-то что, - уверяет Валентин. – А вот ты должен бояться. Как говорится: суши сухари. Думаю, особисты придут ещё до утра.
Что ж, придут, так придут. Я не стал даже раздеваться. Какой уж сон?..
В 6 часов радио части заиграло подъём. А за мной ещё никто не пришёл.
Надо готовить роту к инспекторской проверке – из-за меня дело страдать не должно.
Постепенно втянулся в работу, но всё жду: вот сейчас…
Прошёл обед, прошли вечерние тренировки. Затеплилась надежда: вдруг не заберут, а просто вызовут, отругают, накажут, сообщат в Академию? С последнего курса выгнать может только Министр обороны.
На следующий день вся рота выехала «в поле». Там могут и не найти, не достать.
Третий день после случившегося был выходным, и мы с Валентином пошли в город. Развлечься. Идём по одной стороне центральной улицы, а по другой, навстречу, чинно плывёт всё семейство во главе с папой (в гражданском). Они тоже нас увидели. Дочь обидчиво отвернулась, а мама что-то папе сердито говорить стала, на меня показывая. Он повернулся, сделал зверскую рожу, но тут у нас сбоку переулочек оказался, мы в него и нырнули.
По их поведению стало понятно, что особисты за мной не придут…
Инспекторскую по специальной подготовке сдавали в течение трёх дней и всё в лесу. Командиры взводов у меня безграмотные (подробнее см. часть 3), и всё самому делать приходится. Замотался совсем. По окончании выяснилось, что эти три дня я почти не спал и ни разу не поел. Всё как-то времени не хватало.
Вечером пошли с Валентином ужинать в кафе. О лечебном голодании я тогда ещё ничего не слышал и заказал себе два первых и три вторых блюда. Само собой, были и бутылка Токайского и мороженое.
Когда официантка принесла вторую тарелку борща, девчонки за соседним столиком заулыбались и стали что-то обсуждать, глядя в мою сторону. А когда мне поставили сразу три тарелки второго, они воткрытую рассмеялись. Валентин это дело сразу подхватил, присел к ним объяснить, какой я бедный и усталый, а затем девушки за наш столик перекочевали, так что мороженое уже вчетвером ели.
Чёрненькую звали Галя, беленькую – Роза. Я Розу выбрал. Спорить и спичку тянуть не стали. Из кафе переместились на берег Березины, там по парам разошлись.
О чём-то надо было болтать. Роза мне всё о Галке рассказала, Галка Валентину – о Розе. По дороге домой мы с ним обменялись информацией.
Оказалось, Галка ещё девственница, принца своего ждёт. И Валентин на эту роль, по её мнению, вполне подходит.
Розу изнасиловал местный уголовник. Чтобы не позориться на весь город, её родственники заставили его жениться. Досталось Розе. Лупил он её постоянно, издевался всячески. И не пожалуешься: муж и жена – одна сатана. Хорошо хоть, что через некоторое время его посадили.
Валентин, в шутку, заявил, что не верит в Галкину девственность: докажи. Она и доказала, только не так, как он ожидал – справку ему из женской консультации принесла.
Учитывая прошлое Розы, я ни о чём таком даже не заикнулся.
До нашего отъезда оставалось несколько дней. Мы уже ничего не искали и продолжали встречаться с подругами, поддерживая полуплатонические отношения. Больше того, Роза сама предложила мне себя, но опять на определённых условиях:
- Забери меня отсюда. Поеду, куда угодно. Знаю, что офицеров могут и на север послать и в пустыню. Всё вынесу, на любую работу пойду, чего захочешь, делать буду. Только отсюда увези. И так на меня косо здесь смотрят, а муж выйдет – совсем житья не будет.
Успокаивал её, как мог:
- Мы ведь всего четыре дня знакомы. Куда я тебя повезу? Самому жить негде. От жены ушёл. У матери комната 13 кв. метров. Сестра взрослая, и матери 50ти нет. Буду я разводиться или не буду, от много зависит. А с собой возить можно только законную жену.
Жалко было очень её. Обменялись адресами. Так не хотелось её обманывать.
Покидали Борисов мы с Валентином «девственниками».
Возлюбленная Володи принесла подарки для его семьи: банки с маринадами, соленьями, вареньями, а также мяса, сала, связку лука.
- Как я всё это домой привезу? – возмущается Володя. - Что жене скажу?
- А скажи, что это подарочек от меня, - журчит пышная Валюша.
Валентин с Галкой смотрели друг на друга влюблёнными глазами и постоянно целовались. Он представился ей холостяком, и она серьёзно верила в предстоящую встречу.
Наше с Розой прощание проходило грустно. Ещё раз оба пообещали писать. Получив первое письмо, ответил, на второе отписался полулистом сухого текста, на третье не ответил.
Милка
Рассказывать о Милке мне наиболее трудно. Боюсь написать о ней не то, что чувствую. Боюсь, даже через много лет, вдруг нечаянно чем-нибудь оскорбить её, оговорить, показать не такой, какой на самом деле она была. Для меня, да и для всех, кто с ней общался. Познакомившись с ней, друзья мои говорили, что мне исключительно повезло, что это самая лучшая, самая подходящая для меня подруга. А совсем близкие утверждали, что я её даже не достоин. Не обладая выдающимися отдельными внешними данными, она была красива изнутри, и эта внутренняя красота выступала наружу в разговоре, улыбке, простоте поведения, уме, рассудительности, доброте, манере одеваться и во всём-всём остальном. Иногда я даже ревновал своих друзей к ней (именно так, а не наоборот). В её присутствии они забывали обо мне, их постоянном предводителе, с ней им было интереснее, комфортнее, даже проще, чем со мной. И они влюблялись в неё, конечно, не как в женщину, а как в человека. Так же относились к ней её подруги, а родственники вообще любили без памяти. За всё время нашего знакомства она ни о ком не сказала плохого слова, ни в глаза, ни за глаза, а если делала замечание, то с большим тактом, не обижая, а подсказывая, помогая.
Как много можно рассказать о Милкиных качествах. Отрицательных среди них я не находил и, вспоминая, не нахожу до сих пор.
Знакомство наше произошло 3 января 1964 года.
Не помню, как я встретил тот Новый год, совсем не отложился он у меня в памяти. Скорей всего, с друзьями, а, может быть, с матерью и сестрой, возможно даже, с Людой и дочкой, хотя жил я всё ещё у матери.
Главное, что в это время не было у меня подруги, не было той, самой близкой женщины, с которой хотелось бы находиться постоянно, с которой никогда не было бы скучно, к кому стремился бы всей душой.
Примерно с таким желанием пошёл я 3 января в очередной раз на танцы, надеясь в душе, но понимая разумом, что это маловероятно.
Милка была с подругами. Большого внимания на неё не обратил, но выделил среди других сразу. Я пригласил, она согласилась. Танцевала неплохо, но особо не увлекаясь самим танцем. Разговаривала свободно, не жеманничая, ничего не утаивая.
- Учусь на втором курсе Финансово-экономического института. Поступила со второго раза. Приехала из Таганрога. Живу в общежитии.
Привлекала её простота, доступная и в то же время держащая на расстоянии. Очарованный её поведением, я тоже выложил о себе всё.
Пробовал приглашать на танец её подруг. Те танцевали старательно, больше уделяя внимания себе, чем партнёру. Вели себя не совсем естественно, желая казаться, а не быть самой собой. Над вопросами задумывались и отвечали уклончиво, как бы боясь выдать тайну.
В общем, к концу вечера мы с Милой общались, как старые друзья. Рассказывали друг другу смешные, и не очень, истории, много смеялись, шутили. Она показала себя очень начитанной собеседницей (что для меня было немаловажно), о серьёзных вещах и рассуждала серьёзно, понимала шутки и искренне на них реагировала.
В период ухаживания ходили в кино и в Эрмитаж, на танцы и в Филармонию, в театр и на каток, на вечеринки к моим друзьям и к её подругам в общежитии. До сих пор помню места встреч, названия фильмов и спектаклей.
Такая мелочь. Как-то, сидя в Филармонии, указал ей на излишне открытые коленки.
- Но ведь все так носят, - с вопросом в голосе сказала Мила и кивнула головой вдоль ряда кресел, густо сверкавшего голыми коленками.
Я пожал плечами… После этого все её юбки стали длиннее.
Мила пригласила меня на вечер встречи Нового года в Институте. Краткое поздравление ректората, выступление художественной самодеятельности, конкурсы и юморные соревнования и, конечно, танцы.
Я был старше большинства студентов, поэтому больше знал и выиграл главный приз на конкурсе по знанию русской литературы – бутылку шампанского. Мила тоже (не без моей помощи) выиграла коробку конфет на конкурсе по знанию памятников города.
Это дело мы решили отметить, и, не дождавшись конца вечера, направились в общагу в комнату девчонок.
Бутылки шампанского на пятерых оказалось мало. К тому же у одной из девушек был день рождения. Я нашёлся, сбегал в магазин и принёс ещё пару бутылок вина, колбасы, чай и торт. Поскольку промтоварные магазины были уже закрыты, снял со своих ключей красивый брелок и подарил имениннице.
Если раньше подруги Милы относились ко мне холодно ( старше на целых 8 лет, не разведён, скоро окончит академию и покинет Ленинград). то теперь были в восторге. Знал старый, чем покорить сердца девчонок. Они жили, как правило, на одну стипендию, а некоторые оставались и без неё, получив тройку. Я видел, что подружки завидуют Миле, и нам было приятно.
Кроме всего, я не забыл взять фотоаппарат, много снимал на празднике и в общежитии. Девушкам очень хотелось увидеть фотографии, они умоляли сделать их поскорее, а я заявил, что печать займёт целую ночь, мне необходим помощник, и потребовал, чтобы Мила печатала карточки вместе со мной. Тогда присутствующие стали умолять Милу помочь мне, и она согласилась.
Временную фотолабораторию я оборудовал в коридоре коммунальной квартиры. Всю ночь печатали, проявляли, закрепляли, промывали, раскладывали сушить фотокарточки, а под утро пробрались в комнату, чтобы хоть немного покемарить.
Мать с сестрой спали на кровати. Я же обычно спал на узкой оттоманке, но сейчас постелил под столом одеяло, принёс свою шинель и пальто на меху, чтобы накрыться.
Между нами ещё ничего не было, и уж, конечно, я не собирался заняться этим теперь. Мы только ещё устраивались на жёстком ложе под столом, как вдруг в комнате зажёгся свет, и моя родная мать, стоя у выключателя, стала поливать гужбанным матом и Милку, и меня, и всех студенток Ленинграда, которые только для этого и приезжают в Питер, чтобы за деньги, вещи, и еду спать с богатыми(?) мужиками. Я вскочил, попытался её успокоить, но у матери началась истерика, она уже ничего не слышала и только старалась, как можно, громче и обиднее обозвать Милу. Подобные истерики были у матери и раньше, и позднее.
Нам оставалось одеться и уйти.
Январь. Ночь. На улице мороз. Общежитие на ночь закрыто. Деваться нам некуда.
Автомобильных леваков в те времена ещё не было. Мы направились к стоянке такси.
Выстояв очередь желающих переместиться, поехали на Московский вокзал. Там отсидели до открытия общежития. Утром Мила пошла к себе, а я поехал в Лахту искать съёмную комнату.
Мне повезло. В очереди у пивного ларька встретил бывшего соседа по квартире Ивана. Рассказал ему о своих неприятностях, а Иван тут же у ларька познакомил меня с другом Николаем, который летом сдавал комнату дачникам. Комнатушка находилась на втором этаже частного деревянного дома. Одинарная рама, никакого отопления и никакой мебели.
Старинную железную кровать нашли на помойке. Немного очистили от ржавчины. Напилили досок и сделали на кровати настил. Сойдёт. Лишних матраса, одеяла и подушки у Николая не было. Нашёлся лишь столик без одной ножки. Прислонённый к стене, он ещё мог послужить.
В моих карманах оказалось всего 7 рублей, а до получки осталось 8 дней. Не идти же к матери за деньгами!
Испытаниям я даже обрадовался и, наверное, чтобы усилить их, купил себе за 6 рублей шляпу. Оставшегося рубля должно было хватить на хлеб. Но ведь в Голодовку было ещё труднее. Я не хуже интеллигента Рахметова. Буду спать в холоде на голых досках, питаться хлебом и водой. Узнав о моём решении, Толя дал несколько луковиц из домашних запасов.
Теперь по утрам я вскакивал и, чтобы хоть немного согреться, делал интенсивную зарядку, потом ел хлеб с луком и запивал это холодной водой из полулитровой банки, стоявшей на трёхногом столе. Как правило, вода за ночь покрывалась льдом; бывали ночи, что она промерзала полностью.
Я одевал байковый лыжный костюм, новую, только что купленную, шляпу, заводил мотоцикл и мчался с Лахты в Академию. В общежитии у Васьки Резакова переодевался в форму.
Друзья шутили:
- Если увидишь мотоциклиста в шляпе, значит, летит Соловей.
Благодаря доброхотам о моих переодеваниях стало известно начальству. Вызвали.
- Вы стесняетесь военной формы?
Нет. Но я живу далеко от Академии, на службу езжу на мотоцикле, случаются поломки, приходится ремонтировать. Если ездить в форме, то привлекаешь к себе внимание, и форма пачкается.
Казалось бы, логично, но «маскарад» запретили. Пришлось ездить в форме.
По вечерам встречался с Милкой, посещал друзей. На Лахту приезжал только спать. Перед сном съедал кусок хлеба, запивая той же водой. Несмотря на холод, спал хорошо.
С получки купил одеяло, подушку, обогреватель. Стало совсем уютно.
В конце января поехал в Москву устраивать свою дальнейшую судьбу после Академии.
Остановился у тётки. Показалось скучно и не очень комфортно, да и генерал был не очень рад гостю. Самонадеянно веря в своё мужское обаяние, заявил тётке, что уезжаю, сдал вещи в камеру хранения и отправился на танцы. Там нашёл одинокую девушку с жилплощадью, весь вечер её охмурял, по окончании танцев пошёл провожать. На электричке до Солнцево, потом минут 20 пешком.
Перед входной дверью задержались. Она жила в коммуналке, не хотела себя компрометировать. Но и я не мог повернуть обратно, хотя бы не «попив чая». Уговорил. На цыпочках прошли в её комнату. Выпили по чашке чая.
- Тебе пора. Последняя электричка в Москву через 20 минут, - предупреждает девушка.
- Неужели ты выгонишь меня в такое время? Да я и станции не найду. Говорят, у вас тут хулиганят. Можно, я хотя бы в кресле ночь пересижу?
Она ещё в сомнениях, но я уверен: всё будет в порядке.
- Хорошо. Ты будешь спать на моём диване, а я себе постелю на полу.
Соглашаюсь. Наблюдаю, как она колдует вначале над диваном, потом направляется к шкафу и достаёт дополнительное бельё для себя.
Пора. Подхожу сзади, подхватываю её на руки, несу на диван, укладываю и, не давая ей опомниться, целую, целую…
Она сдаётся. Помогаю ей раздеться, накрываю одеялом, гашу свет и раздеваюсь сам. Всё так просто.
Утром так же тихо выходим из квартиры, вместе идём на электричку. Она на работу, а я решаю свои дела, гуляю по Москве.
Встречаю её с работы. В руках у меня пакет с продуктами и торт. Такого нахала не прогонишь.
И так семь дней. Девушка – натура интеллектуальная. Много читает, пишет стихи, часто посещает театры и концерты.
Расставаясь, договариваемся, что приеду ещё. Она не была в Ленинграде и собирается его посетить. Обещаю встретить, показать…
Выхожу из поезда в Питере. Куда податься? К Люде? Иногда я посещаю её, приходя и уходя ночью, чтобы её родители не считали, что мы помирились. На Лахту? Ну, уж, нет, только не это. Может быть, в Дом офицеров, где повторить московский финт?
У студентов начались каникулы, и Милка собиралась поехать домой в Таганрог. А вдруг ещё не уехала?..
В общежитии непривычно тихо и пустынно. Поднимаюсь на четвёртый этаж, иду коридором к заветной комнате и вдруг слышу из неё разговор на повышенных тонах, потом шум сдвигаемой мебели, крик. Это голос Милы.
Распахиваю двери. На Милкиной кровати идёт борьба. Сверху парень в сером костюме (брюки не спущены – машинально замечаю я), под ним отбивающаяся Милка. Юбка её задрана, видны голые ноги и светлые трусики. На звук открываемой двери парень оборачивается. Лицо красное, злое:
- Что надо? Катись отсюда.
Как поступить? Может быть, они «по-любви», и я, действительно, мешаю? Нет. Тут же сую руку в карман, нащупываю нож, который с юношеских лет всегда ношу с собой, и, на ходу раскрывая его, лечу на парня. Тот вскакивает, успевает схватить со стола вазочку с цветами, швыряет её в меня. Вода заливает скатерть. Вазочка летит мимо. Парень, увидев нож, обегает стол с другой стороны от меня и, крича какие-то угрозы, вылетает из комнаты.
Я взбешён больше на Милу, чем на парня. Как можно было такое допустить? И что бы произошло, если бы я не появился?!
- Ты почему не уехала?
- Ждала тебя, - одёргивая юбку, поясняет она.
- Почему не закрываешься? Зачем впустила его? Тебе мало того, что с тобой уже произошло? Или это тот самый твой любовник? – «догадываюсь» я.
Мы всё ещё не близки. Знаю, Милка не девственница. Всего за месяц до встречи со мной (5 декабря, в день Сталинской конституции) девчонки пригласили её в компанию, хорошо напоили. К ночи все стали укладываться по парам. Предлагаемого ей парня Милка не знала. Отказывалась. Но подружки уговаривали:
- Мы тоже не трахаемся со своими парнями. Просто спим рядом. Не ломай компанию Полежи. Если ты уйдешь, нам тоже придётся уйти.
Ночью парень, не смотря на сопротивление, овладел ею.
Потом встречались. Говорил, что холост. Приводил к себе домой. Как правило, днём. Там обычно никого не было. В очередное посещение при выходе из дома их встретила молодая женщина. Она набросилась на Милку, стала кричать, избивать её, всячески обзывая. Оказалось, это жена…
…Милка плачет в уголке своей кровати.
- Нет. Это не он. Это студент четвёртого курса. Попросил пришить пуговицу.
- На ширинку? – спрашиваю язвительно, увидев на полу небольшую серую пуговицу.
Шутка попала в точку. Да, на ширинку. Он хотел снять брюки, но Милка, поняв его намерения, раздеваться не разрешила. Остальное я видел.
Как я зол! Долго отчитываю Милку. Она, оправдываясь, рыдает на кровати.
Чувствую себя хозяином положения.
- Сходи вниз и, как хочешь, забери у дежурной мои права. Я сегодня ночую здесь.
При входе в общежитие посторонние оставляют документ. По ним видно, кто ещё не ушёл. В 23 часа посторонних в общаге быть не должно.
Вскоре Милка вернулась с моими правами.
Попили чая. Немного успокоились.
- Ты на какой кровати будешь спать? – спрашивает она. Отвечаю тоном, не допускающим возражений:
- С тобой!
Она ложится в постель в лифчике и трусах. Обняв её, спокойно расстёгиваю на спине лифчик и снимаю его. Берусь за трусы, но тут заминка: вместо резинки в них вставлен шнурок. Свет уже потушен. Искать узелок, развязывать его кажется мне мелочным и недостойным. Беру со стола свой нож и разрезаю трусики снизу. Теперь они не мешают…
Милка трепетно-послушна. Мне очень хорошо с ней. Месяц я стремился к этому.
После первого захода немного отдыхаем. Узкая девичья постель толкает нас друг другу и заставляет ложиться бутербродом. Обнимаемся, целуемся, гладим друг друга, и вот опять составляем единое целое…
…А всё-таки произошедший инцидент со студентом и день 5 декабря иногда напоминают о себе, как вылезающая пружина в старом матрасе.
Вечером следующего дня едем вместе на Лахту. Если написать, что с этого дня Милка стала здесь частым гостем, это будет неправда. Она стала на Лахте полноправной хозяйкой, и лишь изредка появлялась в своём общежитии. Комнатушка моя после Милкиного поселения преобразилась, стала теплее, уютнее. Конечно, свою долю в это внесло и весеннее солнышко, встающее утром за Финским заливом и почти весь день освещающее наше счастливое жильё.
Как мы были счастливы, описать трудно. Это заметил ещё Толстой: «Все семьи счастливы одинаково…»
За все 7 месяцев нашего знакомства мы ни разу не поссорились, даже не поспорили. Любое её предложение нравилось мне, а если предлагал что-то я, она с радостью соглашалась.
Как и я, любила Мила езду на мотоцикле, посещение местных достопримечательностей. Мы объездили многие окрестности города: шалаш Ленина в Разливе и берега Ладоги, побывали в Царском селе, Гатчине, Павловске, Ломоносове, несколько раз ездили в Петергоф, посетили Выборг. Подробности всех этих поездок чётко помню до сих пор.
Мы часто посещаем моих друзей, а ещё чаще они навещают нас в Лахте. Милка нравится всем. Она прямо притягивает моих знакомых. С каждым она сумеет поговорить, когда посочувствовать, когда научить.
Вот, например, что сказал мне Валентин – он готовился тогда к выпускным экзаменам за среднюю школу:
- Когда ты объясняешь мне алгебру, я понимаю только, что ты умный, а я дурак. Когда мне объясняет Мила, понимаю всё и думаю: как же это, оказывается, просто.
Васька Резаков был в восторге от её женственности, Толя Трушин – от ума.
Двое последних невольно принесли нам неприятности. Они попросили предоставить им комнату на один из выходных дней, привезли с собой девчонок. Естественно, не обошлось без спиртного. Васька, когда выпьет, становится агрессивным, вот и поставил фингал подруге.
На офицеров всегда есть куда пожаловаться. Дошло до Академии. Ваську наказали, а потом взялись за меня:
- Почему снимаешь комнату?.. Почему живёшь отдельно от семьи?.. Зачем пустил к себе друзей?..
Пришлось объясняться. Комнату снял, чтобы готовиться к выпускным экзаменам. Дома тесно: тесть, тёща, жена, маленькая дочь…Подробнее об этом см. часть 3.
Вскоре посетила нас и вторая, более значимая, неприятность. Мила забеременела. Что делать? Вопрос обсуждали серьёзно. Ребёнка хочется. Я знал, какой хорошей матерью была бы Милка. Но ей ещё три года учиться, а я уезжаю, ещё толком сам не знаю, куда. За границу Милу не возьмёшь. Оформлять развод и снова жениться не успеешь. А мне ещё жалко дочь. В таком возрасте оставлять её без отца.
Выход один: аборт. Она сделала его 30го апреля и два дня праздников потом отлёживалась на Лахте.
К месту здесь рассказать ещё об одной беременности. Злосчастный день 5 декабря закончился неблагополучно не только для Милки. Забеременела одна из её подруг. Девушка уверяла, что у них с парнем ничего не было. В женской консультации подтвердили:
- Да, девственница, но беременность есть. Нечасто, но так бывает.
Так что случай с Иисусом Христом вовсе не чудо.
Правда, у подруги завершение этого случая было более благополучным, чем у нас с Милой. Молодые поженились и в конце августа ожидали ребёнка.
Мы же с Милкой жили одним днём, боясь заглянуть в будущее.
- Ты ей не пара, - одинаково говорили не знакомые между собой Васька и Валентин. – Не дури, отпусти её. Пусть найдет другого, не испорченного, как ты.
- Ты её не достоин, - говорили другие.
Подруги, хоть и завидовали ей, но тоже предупреждали:
- Он на 8 лет(!) старше тебя. Женат. Уходи, пока не поздно.
- Я люблю его!
- Я люблю её! – отвечали мы дуэтом.
В июне Мила сдала сессию, я защитил диплом. Она поехала к родителям в Таганрог, Я же отправился в Крым, взяв с собой Люду и дочь. Девочка часто болела, и месяц на юге должен был пойти ей на пользу. Так уверял я сам себя, то же говорили мне родственники.
Двухгодичное раздельное проживание сразу дало о себе знать. Мы с Людой постоянно ссорились, часто из-за пустяков: что, где и когда есть, когда идти на пляж и когда с него уходить. Цеплялись друг к другу по пустякам, ссорились, ругались. Дочь всё это видела, радости наше поведение ей не доставляло.
Я постоянно сопоставлял: а как бы в этой обстановке повела себя Милка? Ответы были очевидны.
Если кто-то хочет меня обмануть, я это чаще всего замечаю. Не знаю, в чём правда, но вижу, что это ложь. Интуиция это или что-то проще, не знаю. Возможно, обманывающий ведет себя не совсем так, как обычно. Именно это стал я замечать за Людой. Но в чём могла она меня обманывать? В чём? Нас всего трое: она, я и дочь.
Частенько вдруг прямо с пляжа Люда уходила на почту, чтобы проверить, нет ли телеграммы от её мамы. Когда мы уезжали, тёща плохо себя чувствовала. Я этого, по правде говоря, за ней раньше не заметил. Возвращаясь, Люда почти всегда сообщала, что маме стало хуже, но телеграмм почему-то не приносила. Это тоже показалось мне странным. Однажды она заявила, что маме совсем плохо, и срочно надо ехать домой.
– Где телеграмма? – спросил я.
– Выбросила её по дороге, - ответила жена.
– Но ты не беспокойся! – продолжила она. – Мы поедем, а ты можешь остаться и побыть здесь ещё немного.
«Опять какая-то странность», - отметил я про себя.
Куплены билеты. Завтра Люда с ребёнком должна уезжать. Последний день вместе лежим на пляже.
– Пойду, посмотрю, нет ли телеграммы, - опять собирается на почту Люда.
– Ты всё равно завтра едешь. Зачем ходить? – удивляюсь я.
– Надо! – отрезает она.
Очень странно. После её ухода собираю вещи и с дочерью иду вслед за Людой. Всё это уже описано в «Друге», но для полноты картины и для тех, кто «Друга» не читал, коротко повторяюсь.
Мы застали Люду за заполнением телеграфного бланка. Я подумал, что она хочет сообщить домой о своём выезде, но, увидев нас, Люда испугалась, скомкала бланк и бросила его в мусорную корзину.
– Кому телеграмма? – поинтересовался я, доставая мятую бумажку из корзины и пытаясь её разгладить.
Люда резко выдернула бумагу у меня из рук и засунула её в рот.
- Ну, прямо Зоя Космодемьянская. Заразу какую-нибудь не проглоти, - рассмеялся я угрюмо и вышел. Не пошла семейная жизнь.
И у меня зародился свой план.
Проводив жену с дочерью, помахав им на прощанье рукой, сел в пригородный поезд и направился в Таганрог.
Я не знаю, в Таганроге ли Милка. А может быть, она уехала в другое место? А вдруг у неё в родном городе есть парень? Как тогда поступить?
Каюсь, что в дороге опять нашёл приключение.
В вагоне только сидячие места. Рядом со мной сидит симпатичная молодая девушка, блондинка. Вижу, что косится она на меня с интересом. Постепенно завязывается беседа, и , как это часто бывает, незнакомому человеку выкладываю всё, что в последнее время накопилось в душе: и про Милу, и про Люду, и про свою нерешительность, растерянность. Мне нравится, что девушка не спешит давать совет – «чужую беду руками разведу, а к своей ума не приложу». Она только уточняет подробности. Интересно ей залезть в чужую душу.
Поезд движется медленно. Наступает вечер. В вагоне света нет. Тянет на сон. Попутчица уже сопит, и голова её опускается сначала мне на плечо, а затем и совсем на грудь. Пытаясь поддержать её, обнимаю за плечи левой рукой, а правую подставляю к другому боку. Постепенно в этой правой сама по себе оказывается девичья грудь. Рука, опять же «сама по себе», начинает сжимать её, нащупывая сосок. Отмечаю, что лифчика нет. Организм мой на всё это реагирует, независимо от меня. Очередной толчок поезда, и рука девушки оказывается именно на том месте, которым реагирует организм. Это случайность? Вроде, да, ведь девушка, по-прежнему, спит. Вроде, нет – рука тихонько гладит, сжимает именно то, что необходимо сейчас гладить и сжимать.
Чуть приподнимаю её голову и целую девушку сначала в щёчку, а потом и прямо в губы. А они отвечают, и не сонно, а страстно. Она обнимает меня за шею, мои руки у неё за спиной. В вагоне уже совсем темно, и мы целуемся, обнимаемся, без зазрения совести, залезая друг другу в самые интимные места. Далеко в голове постукивает: а как же Милка?
Так длится час и больше. Нам нравится эта игра. Шёпотом разговариваем.
- Тебе хорошо? – спрашивает она, дыша мне в ухо.
- Хочется, чтобы было ещё лучше, - нагло сообщаю я.
- Тогда выходи на моей станции. Всё будет. Прекрасно будет. Сделаю так, как у тебя ещё не было. Всё для тебя сделаю.
Кажется, начинает светать.
– Мне скоро выходить. Бери свои вещи. Пошли, - зовёт Валя.
Ещё мгновение, и я пойду. А где-то далеко внутри кто-то спрашивает:
– Неужели пойдёшь? Зачеркнёшь всё, что было. А любишь ли ты Милку?
Ответ один:
– Конечно, люблю.
Я как бы просыпаюсь.
– Провожу тебя, - говорю уже совсем трезво.
В тамбуре мы ещё обнимаемся, но уже твёрдо знаем – конец.
Валентина хватается за соломинку:
– Запиши, на всякий случай, мой адрес. Если вдруг её не будет, приезжай. Обещаешь?
Записываю адрес, обещаю приехать, но дурман уже прошел. Выношу вещи Валентины из остановившегося поезда. Она тянет губы и руки, но я только быстро чмокаю её в щёчку. Некогда. Поезд уже трогается.
А ведь мог бы и выйти…
В Таганрог приезжаю утром. Легко нахожу Милкину улицу. Она у самой железной дороги.
– Железнодорожная. Широкая, и в то же время ничем не покрытая, пыльная. «Миргород» -проносится в голове.
А вот и дом. Кирпичный невысокий забор с дырами между кирпичами. Одноэтажный добротный дом. Всё в зелени.
С замиранием сердца подхожу к калитке. Не вижу никого, но разговор слышу. Милкиного голоса среди них нет. Что дальше?
Отхожу от калитки, пока меня не заметили.
Вот по улице идет мальчуган.
– Послушай, парень, сделай доброе дело. Пройди вон к той калитке, спроси Милу и передай ей…
Лезу в карман брюк, выворачиваю его наружу и отрезаю ножом. На чёрном кармане пришита цветастая заплатка. Её пришила Милка, когда карман прохудился. Она должна понять.
Паренёк направляется к калитке, а я прячусь в тень грецкого дерева.
Вот он кричит… Открывается калитка… Парень заходит…
На улицу вылетает Милка, она оглядывается по сторонам, и парень показывает ей в мою сторону…
Она бежит ко мне… Я навстречу… И вот мы уже улыбаемся, счастливо смеёмся. Милка висит у меня на шее и целует, целует…
Я вижу, что у калитки уже столпился народ, но не стоять же столбом, когда любимая целует тебя.
Мила берёт меня за руку и ведёт к калитке, к своим родственникам. Я сразу всех различаю: это отец, это брат, его жена, к ней жмутся их дети.
Пытаюсь ей объяснить, что мне неудобно вот так, что надо бы где-то снять комнату, но отец протягивает мне руку, как старому знакомому, брат радостно смеётся вместе с Милкой, даже обнимает меня, жена брата скромно улыбается, пацаны смотрят ещё недоверчиво.
Меня заводят во двор, а из дома слышен женский голос:
- Ну кто там?
- Это к нашей Милочке! – весело, открыто кричит отец.
- Ну, наконец-то приехал, - слышу голос матери. – Дайте мне на него посмотреть. Сейчас. Только передник сниму.
И она выкатывается на крыльцо.
- А мы ждем, ждём, когда же ты приедешь, - как само собой разумеющееся, говорит она. – А то Милочка совсем грустная сидит, никуда не ходит. Очень скучала. Теперь рада? – обращается она уже к Милке.
И всех этих хороших людей мне придётся обмануть?
Мне отводят лучшую комнату в доме. Ненавязчиво расспрашивают: Где был? Как доехал?
Дом построен на ссуду, которую государство дало отцу, как ветерану войны. Он построил его своими руками, очень гордится этим и сразу ведёт меня показывать своё хозяйство. В основном, это огород и посадки винограда.
- Всё отойдёт Юре и Милочке! – гордо смотрит на меня отец.
«Нет. Меня этим не купишь. У меня другие интересы», - помимо моей воли проносится у меня в голове.
Наконец мы с Милкой остаёмся в моей комнате одни, но мы не позволяем себе ничего лишнего. Знаю, вольно или невольно все прислушиваются.
- Не пойти ли нам куда-нибудь отсюда, - шепчу Милке.
- Пойдём на море купаться! – громко и весело произносит она. Слова эти предназначены явно не для меня.
Вот теперь я раскован. Мы оба говорим, говорим, спеша выложить всё, что накопилось за время нашей разлуки. Держать её руку в своей - это уже счастье. Она совсем рядом, близкая, родная, смотрит на меня счастливыми, глазами…
Тропинка к морю проходит через лесопосадочную полосу. Какая удобная полоса. Как будто, специально посажена для влюблённых. Вот и подходящее место. Милку не надо уговаривать, не надо даже намекать. Опускаемся на прохладную землю… Наконец-то!
После этого, немного отдохнув, идём дальше к морю. На пляже никого нет. Море здесь, как у нас Финский залив – идёшь, идёшь – и всё мелко. Вода малосолёная, с Чёрным морем не сравнить.
Держась за руки, заходим в воду. Идём, идём. Вода всё по колено. Потом по пояс, по грудь. Берег далеко. Одежду нашу почти не видно, пляж так же пустынен. Никого…
И опять началась любовная игра. Любуюсь ею, трогаю, ласкаю любимое тело… Наконец не выдерживаю, ныряю под Милку, снимаю с неё трусы. Она обнимает меня руками и ногами. В воде это легко, но нам не до закона Архимеда. Она снова моя!
В воде занимаемся этим в первый раз, А совсем неплохо!
Накупавшись, наигравшись, выходим на берег.
Надо бы домой, - лениво тянет Милка. – Сегодня праздничный обед по случаю твоего приезда. А правда, они у меня молодцы?
Я охотно соглашаюсь. Я готов соглашаться со всем, что бы она ни сказала. Мне очень хорошо с ней. Голова моя лежит у неё чуть выше колен, и я целую, целую эти, такие желанные, ноги.
Возвращаясь через лесополосу, понимающе смотрим друг на друга, находим наше «старое» место, и ещё, на сегодня уже в последний раз…
Просыпаюсь ночью. Как жаль, что Милки нет рядом. Эх, сейчас бы!.. Как прежде на Лахте… Ничего. Днём в лесополосе наверстаем. Умный человек придумал эти полосы.
На другой день Мила показывает мне город. Родственники не нарадуются:
- Милочка ожила!
Как много всё-таки она знает и про Петра, и про Александра 1го, старца Фёдора, Чехова. Памятники, исторические места.
В доме Чехова посетителей нет, только экскурсоводы. Они набрасываются на нас:
- Сейчас мы вас проведём, всё покажем. Вы откуда? Из Ленинграда!
- Можно, я ему сама всё покажу, - скромно спрашивает Мила.
Экскурсоводы милостиво разрешают.
– Откуда Вы всё это знаете? – спрашивают специалисты у дилетантки.
– Это он из Ленинграда, а я здесь живу, - поясняет подруга.
– Всё равно! – только и смогли произнести специалисты.
В следующие дни мы осваиваем пригороды. Сейчас уже я не помню названий, где мы ходили, лазали, пробирались тропами. Хорошо запомнилась тропинка по самому краю высокого обрыва. Милка идёт впереди, не глядя вниз. Я вообще не пошёл бы здесь, если бы не она. Иду сзади, боясь произнести слово, чтобы не напугать её. Обрыв больше 10 метров, упадёшь – костей не соберёшь.
Незаметно проходит неделя. Лесополоса, море, город, окрестности, дом. Пора и честь знать.
Накануне моего отъезда мы с Милкой решаем устроить прощальный ужин. Покупаем всё, что для этого нужно, приносим домой.
- Сегодня будем Милочку продавать! – громко сообщает Юра отцу и остальным.
Все счастливо смеются, а мне не до смеха. Я должен сделать предложение или объяснить, почему я его не делаю.
За столом все напряжены. Кто начнёт?
Начинает отец. Издалека. Милка пытается его остановить, но ведь надо всё поставить по местам. А я молчу. Всеобщее ожидание. Наконец выдавливаю из себя что-то вроде, что еду за границу и взять с собой Милу сейчас не могу.
- И не надо! – соглашается вдруг отец. – Поживёте врозь, проверите себя. Миле надо обязательно закончить институт. Вот тогда-то милости просим. Ничего против тебя иметь не будем.
Юра смотрит на отца с удивлением. Очевидно, у них были другие планы.
На другой день, когда я уже прощаюсь со всеми, Милка вдруг заявляет:
- Я тоже поеду с ним. До Ленинграда. А там пересяду и в Мурманск к Наде.
Старшая сестра Милки замужем, живёт в Мурманске.
С Милой никто не спорит…
Хотя билеты у нас в разные вагоны, проводникам представляемся молодожёнами и получаем до Ленинграда отдельное купе. Вот благодать.
В Ленинграде обзваниваю друзей. Тогда они ещё были все холостыми. У Шурика родители уехали на юг, и 4 дня мы с Милой живём у него.
Сцены соития в последние 4 дня пропускаю. Каждая – как последняя.
Я провожаю Милку в Мурманск. Всё сказано, всё обговорено. Поезд трогается. Смотрю на дорогое лицо в окне. Ещё не знаю, что вижу её в последний раз.
Через два дня уезжаю в Вюнсдорф. В этой деревушки разместился штаб Группы Советских войск в Германии (ГСВГ). Пишу Милке почти каждый день, и как ни странно, сравнительно быстро получаю ответы.
Через 20 дней попадаю в свою часть. Переписка продолжается без каких-либо недоразумений.
В одном из писем она пишет, что в свой день рождения она купила бутылку и поехала на Лахту. Там, на полянке, напротив «нашего» дома, сидела, пила из горлышка и плакала. Вышел Николай, пригласил в дом. Не пошла.
Сержант Бич едет в отпуск. Он ленинградец. Прошу его передать Милке кое-какие подарки. Она благодарит в письме: всё это ей так было нужно. Ещё бы. Я знал, что купить любимой.
Живу пока в офицерском общежитии и письма Милки храню в сейфе, которым пользуемся вдвоём с моим начальником Снежновым. Неожиданно все письма пропадают из стального сейфа. Снежнов клянётся, что ничего не брал и даже не видел никаких писем. А это уже неправда. В то же время прекращается приход корреспонденции от Милки. Пишу три письма, четыре… Ответа нет.
Неужели так быстро нашла другого? Изменила? А что может быть ещё? Если бы что-либо случилось, то мне бы сообщили по обратному адресу на конверте или переслали бы обратно письмо.
И только сейчас, больше чем через 40 лет, когда писал эти воспоминания, пришёл на ум другой вариант, пожалуй, более правдоподобный.
Снежнов, конечно, письма посмотрел. Как моему начальнику, ему вовсе не улыбалось, что подчинённый, имея семью, завёл ещё крепкую связь на стороне. Сам он воспрепятствовать этому не мог и пошел к особисту, с которым у него был тесный контакт, да и по долгу службы он должен был докладывать такие вещи. Особист же забрал письма, как вещественное доказательство, и перекрыл нашу переписку, как в одну, так и в другую сторону. Это ему ничего не стоило. Оба мы, и Милка, и я, решили, что другой больше не пишет, а причину каждый придумал свою. Эту версию через год подтвердит пропажа из того же сейфа писем от Валюшки и (уже через пять лет, в другой части, из другого сейфа) фотографии Лады с дарственной надписью. В ГСВГ «контра» не дремала.
Ровно через год после исчезновения Милкиных писем Снежнов отказывается от отпуска летом. Ему скоро ехать в Союз, а в Германии - двойной оклад плюс валюта на жену и ребёнка. У меня отпуск, по плану, в конце года, но не пропадать же летнему времени. Командир части разрешает мне уехать.
Так немного неожиданно, в августе оказываюсь в Ленинграде. В первую очередь, бегу в Милкино общежитие. Там никого. Ни узнать. Ни спросить. Решаю послать телеграмму в Таганрог…
Все мы немного суеверны. … Я забыл номер дома. Улицу помню, дом забыл. Просмотрел все свои записи. Нет. Первая мысль – лететь в Таганрог. А с каким лицом покажусь я в её доме? Вдруг она поехала не домой? Вдруг она вообще уже замужем, пусть даже в Ленинграде? Прошёл ведь целый год. Таким, как она, засидеться не дадут.
Судьба! – решаю я… И отправляюсь на танцы в Дом офицеров.
ГРУППА СОВЕТСКИХ ВОЙСК В ГЕЕРМАНИИ
1964 – 1970 ГОДЫ
В конце предыдущей главы я вынужденно забежал вперёд, чтобы покончить с темой «Милка». Теперь вернёмся немного обратно.
Поезд увёз Милку в Мурманск, а через два дня я еду к новому месту службы.
Моя часть режимная, и приходится ждать в Вюнсдорфе, пока оформят допуск.
Вюнсдорф – центр ГСВГ, маленькая Москва в Германии. Здесь живут и работают, точнее, служат, только русские (советские) люди.
На лето ко многим старшим офицерам приезжают в отпуск их великовозрастные дети. На пляже знакомлюсь со студенткой из Ленинграда. Ей скоро уезжать в Ленинград, мне – в свою новую часть. При таком дефиците времени о любви уже говорить некогда. На арендованной лодке находим на озере укромный уголок, и мне не нужно даже проявлять никакой инициативы. Сходимся сразу, как старые любовники. Плохо только, что она категорически отказывается посещать меня в гостинице – вдруг папа узнает. Да, тогда обоим не поздоровится. Я не настаиваю, поэтому приходится решать: Где?
Наверное, у некоторых возникает вопрос: а как же любовь к Миле? По этому поводу утешаюсь собственной философией. Любовь не пропадает. Я, по-прежнему, люблю свою Милку. Но ведь человеку нужно общаться. Мне особенно приятно общаться с противоположным полом. Не хочу себя ограничивать. В моём возрасте мужчине физически нужна женщина. Милка далеко. Что мне посоветуете делать? Ждать ночных поллюций? Ведь если у меня есть любимый костюм, который я оставил в Ленинграде, не буду же я в Вюнсдорфе ходить голым. То же и с женщиной. Ей хорошо, мне тоже.
Друзья в Питере потихоньку обзаводятся семьями. Вот и Валентин в августе женится. Через новую подругу передаю ему свадебный подарок из Германии.
Валентин
По задуманному плану я должен писать не только о себе. Вот подходящий момент, чтобы рассказать о Валентине.
В пору всеобщей юношеской влюблённости Валентин обожал Валентину с Чёрной речки. Девка, действительно, красавицей была: черноглаза, черноброва, щёчки румяны, зубки белы. В 18 лет какая не красива? Ради неё готов он был на всё,.. наверное, даже слизывать грязь с её ботинок. Чувств своих Валентин не скрывал, наоборот, всячески их демонстрировал, иногда излишне унижаясь, поэтому Валентина смотрела на него свысока (никуда не денется), большой взаимностью не отвечала, но и ухаживаний его не отвергала. Валентин был добродушным, послушным и мог стать для неё хорошим мужем. Она же ждала, как многие, своего принца.
И дождалась. Появился в их дворе уголовник, недавно вышедший из тюрьмы, приметил Валентину и с ходу овладел и телом её, и душой.
Мужик был много старше её, лупил Валентину страшным боем, особенно, когда ревновал. Жизни Валентины подруги не завидовали.
Года через полтора супруг Валентины опять в лагеря загремел и на длительный срок.
Валентин, когда она с уголовником сошлась, и потом, когда посадили его, очень переживал, жалел её, даже грозился (нам) убить подлеца.
- Теперь она свободна, - сказали ему друзья и подруги. – Прости её, помоги в трудную минуту.
Валентин таким предложениям возмущался:
- Я чужих объедков не ем. С помойки ничего не собираю.
Я другу советов не давал, но на его месте поступил бы так же.
Были у Валентина другие девчонки и до армии, и позже, но любил он её долго и крепко…
Собрались как-то парни у кого-то дома с девками порнофильмы посмотреть. Заодно выпить и всё остальное. Видиков тогда ещё не изобрели. Фильмы эти были страшным дефицитом. Валентина тоже пригласили. Четыре девушки – четыре парня. После такого кино предполагалось, конечно, по парам разойтись и самим продолжить. Но один из парней прихватил с собой младшего брата. Тот пошустрее Валентина оказался, да и внешне его обошёл. В результате, все по парам разошлись, а наш увалень один остался. Обижался потом и на устроителей, и на братьев…
В другой раз Новый год у кого-то из девчонок справляли. Девки схитрили. Чтобы выбор был, пригласили рабочих парней и курсантов Макаровки. На каждую по двое. Почти все девчонки курсантов выбрали, только Юля и Валентин весь вечер в уголке просидели, о чём-то всё разговаривали. Валентин очень танцевать любил, но Юля не хотела, а к другим он даже не подходил. Так и познакомились.
Она в Рыбацком жила, он – у Ланской. Метро ещё только в центре было. Добираться друг до друга тяжело. Вот так и проверяли свою любовь.
Поженились.
Валентин здоровым мужиком был во всех смыслах. Юля же оказалась не очень здоровой. То одно болит, то другое. А главное, к сексу она не только равнодушна, а прямо злом каким-то его считает. Каждое соединение – скандал. Уж мать его с Юлей беседу провела, девчонки-подружки разное советовали. Не помогает ничего. Больно Юле. И после этого ещё долго болит. И вообще это ни к чему. Скандалы почти каждый вечер. Мало того. За стенкой тоже молодые живут. Как начнут ночью любовью заниматься, стены трясутся. А вместе с ними и Юля. Вскочит, свет зажжёт и в стенку стучит:
- Прекратите безобразие!
Володька из-за стены в ответ:
- Как только кончим, так и прекратим.
Смех.
Володька с Зинкой, ещё когда в одном классе учились, в Удельный парк трахаться бегали. До женитьбы Зина успела шесть абортов сделать. Сейчас такая воля, трахайся, сколько хочешь. Так соседка дурная мешает.
Забеременела Юля с помощью врачей только в 37 лет, а Валентин ребятишек очень любил, прямо создан был для них.
После рождения сына Юля, выполнив свою задачу, вообще мужа к себе не подпускала. Жаловался он кому-походя.
Тут уж я ему совет дал:
- Разведись. Возьми другую. И детей народит, и давать будет, сколько хочешь.
- Что ты! – пугается Валентин. – Разве я могу Юлечку бросить. Она же вся больная, как же она без меня?
Зато, как вместе сойдутся, так трам-тарарам начинается. От мата до драки тяжёлыми предметами, не стесняясь посторонних. Говорю то, что сам много раз видел.
Свою долю женской ласки, тепла и секса получал Валентин от любовниц. Они у него, несмотря на его неказистый вид и маленькую зарплату, имелись постоянно. Чем он их добивался? В первую очередь, красивым, ненастойчивым ухаживанием: цветы, подарочки, приглашения в театр, на концерт, внимательное, терпеливое и сочувственное выслушивание всех женских жалоб и бед. Большую роль играл вылизанный внешний вид самого ухажёра. Мы над этим подшучивали. И сейчас, когда его уже не стало, пишу эти строки с улыбкой. Он – толстый, неуклюжий медвежонок, одетый по последней моде во всё новенькое, чистое, выглаженное, блестящее, вьётся волчком вокруг молодой симпатичной женщины… Редко он не добивался своего. Чаще всего, это были дамы замужние или разведённые, глубоко порядочные. Они хорошо знали, что он женат и не предъявляли на него никаких претензий. Иногда он знакомил их со своими друзьями и ни сколько не обижался, если друзья уводили его временных подруг. Если же эти подруги выходили замуж, он охотно и заботливо помогал новым супругам съехаться, подвозил и помогал таскать мебель, вещи, тепло поздравлял их, иногда так и оставаясь любовником новоиспечённой жены.
- Всё равно моя Юлечка лучше всех, - пояснял Валя своё поведение...
Второй десяток лет уже нет с нами Валентина, и все эти годы Юля собирает его друзей (и подруг) на годовщину его смерти. Вначале мы едем на кладбище, потом к Юле домой. Вдове это обходится в копеечку, но она твердит, что будет отмечать эту скорбную дату, пока жива сама.
Такие вот зигзаги любви. И всё-таки, такой любви можно позавидовать.
Тут же несколько слов о Володьке – соседе Валентина и Юли.
Повторю, что сошлись они ещё в школе. Поженились. Сына родили. Всё – честь честью. Выпивал, правда, Володя крепко. Да кто сейчас не пьёт?
Как-то поехал Володька к отцу на день рождения. На мотоцикле. Зина знает, что Володька мало пить не будет, значит, вечером не вернётся… Ошиблась она. Муж, хоть и крепко пьяный, домой на мотоцикле ночью прикатил… И накрыл жену с любовником-студентом прямо в постели.
Володька студента здорово избил, да и Зине досталось.
А через некоторое время какой-то доброхот сообщил Володе, что видел Зину в студенческом общежитии на Лесном проспекте.
Решил Володя жену проверить. Собрался на рыбалку, отъехал вечером от дома, мотоцикл спрятал, а сам в сторонке встал и за подъездом наблюдает.
Пришёл студент.
Парню ещё больше, чем в прошлый раз, досталось; и Зине не мало. Дело до суда дошло и, естественно, до развода. Вот так первая страстная Володькина любовь закончилась.
После развода Зина почти сразу замуж вышла. За кого, не знаю; может быть, и за того студента.
Володька, хотя и не так скоро, тоже женился. Наташка его друзьям гораздо больше, чем Зинка, нравилась. Мне особенно. Она ему и пить не запрещала, и на рыбалку вместе с ним и его друзьями ездила. Если мне, для встречи с очередной пассией, помещение требовалось, можно было даже к Володьке не обращаться, Наташа не только ключи от квартиры даст, но ещё и чистое бельё постелит.
А уж когда Володя серьёзно заболел, Наташа каждый день прямо с работы с кастрюльками к нему приезжала, с ложечки кормила, бельё меняла, постель перестилала. Ночь возле больного Володьки чуть подремлет, а утром опять на работу. И так до самой его смерти. Обречён был Володя, и мы все об этом знали.
На похоронах и поминках убивалась Наташа очень. Все глаза проплакала. Вот какая любовь может быть!
А через короткое время лучший Володин друг разводится с женой и женится на нашей Наташе. Удивительного в этом, казалось бы, мало, но выяснилось, что любовниками они стали задолго до Володиной болезни. И такие гримасы может строить любовь.
Эти факты вспоминаю в Вюнсдорфе, ожидая приказа о назначении в часть. Наконец он приходит.
Посреди леса, в 27 километрах от Франкфурта – на Одере, огороженный колючей проволокой в два ряда, находится совсем малюсенький участок земли. Это наш гарнизон. Здесь работают представители нескольких воинских частей: строители, монтажники, наладчики аппаратуры и будущая эксплуатация, к которой отношусь я. Во всём гарнизоне офицеров и сверхсрочников (потом их назовут прапорщиками) чуть больше десятка. Некоторые уже с семьями. Меня представляют непосредственному начальнику. Работа началась.
Зина
А где работа, там и выходные. Узнаю, что в пятницу, во второй половине дня идёт в город грузовая машина от строителей. В моём распоряжении весь кузов.
Из гражданской одежды у меня только брюки и рубашка с короткими рукавами, купленные ещё в Вюнсдорфе. На большее не хватило аванса. В них отправляюсь во Франкфурт на первое приключение.
Высаживают меня на окраине города, объясняют, в каком часу машина пойдёт обратно. Беззаботно машу рукой: не ждите, здесь и заночую.
Городок небольшой. Бегло ознакомившись с ним, отправляюсь куда?.. Правильно. В Дом офицеров.
Здесь своя стихия. Сначала буфет. Отсюда слышу, как по громкой связи объявляют, что в Большом зале состоится концерт художественной самодеятельности. Тоже посмотрим.
Концерт неплохой. Только во время исполнения какого-то группового танца одна девчушка явно ещё не подготовилась: то не в ту сторону повернётся, то наступит на ногу партнёру, а в конце, неловко сделав замысловатое па, вообще растянулась на полу, показав всем свои трусики и вызвав в зале незлобный смех. Им-то смешно, а представляю, каково ей.
После концерта танцы. Теперь мне необходимо найти ночлег. Зыркаю глазами по сторонам. Немногочисленных немок отвергаю сразу – не договоришься…
А вот она, несчастненькая танцовщица, сидит, нахохлившись, в уголочке. Немного понаблюдав, нет ли у неё дружка, приглашаю на танец. Почти сразу начинаю обработку:
- Как легко, как прекрасно Вы танцуете!
Она смотрит: не издеваюсь ли?
- Да, - сразу признаюсь я. – Видел Вас на сцене. Не повезло Вам с кавалером. Тупица. Он всё время Вас сбивал. Просите, чтобы дали другого.
Девушка не возражает. Кажется, она сама в это поверила.
Болтаю ненавязчиво, время от времени вставляя интересующие меня вопросы.
В Германии второй год. Работает на русской торговой базе. Своя комната недалеко от базы. Последнее самое главное!
Теперь не отпускать её от себя, ухаживать, обольщать, восхищаться, заглядывать в глаза… Как всегда.
Приглашаю в буфет. Пара рюмок ей не помешает.
К закрытию Дома офицеров я сделал женщину счастливой. Иду провожать, а сам прикидываю: «Если не оставит, до части 27 км. Марш-бросок без амуниции на три часа. Ерунда.
Она весело воркует, я во всём поддакиваю. Признался, что во Франкфурте первый раз. Хорошо бы мне гида, такого, как она.
За два квартала до её дома обнимаю за плечи:
- Пора нам перейти на «ты».
Соглашается.
Это надо закрепить поцелуем. Заталкиваю её в тёмный уголок и страстно обцеловываю лицо, шею…
У подъезда её дома признаюсь, что до части мне топать 27км.
- Может быть, найдётся для меня местечко, хотя бы на полу.
- Вообще-то, у нас нельзя, - говорит Зина в раздумье. И тут же, испугавшись, что я уйду и её счастье на этом закончится, быстро добавляет: - Но если тихонько зайти и потом так же незаметно выйти…
Утром вместе осматриваем Франкфурт. Я всё ещё «восхищаюсь» её знанием города, его истории. Сыплю комплименты…
Завтракаем в гастштедте, обедаем в ресторане, а ужинаем семейно у неё дома. И я остаюсь на вторую ночь.
В понедельник рано утром на автобусе добираюсь до Петерсхагена. Оттуда 7 км до части – мелкой трусцой.
Дежурный по КПП встречает меня так, как будто ждал всю ночь.
- Товарищ капитан! Мне приказано позвонить командиру части, как только Вы появитесь.
- Приказано – звони.
Прошёл к штабу не более 150ти метров, а мне навстречу спешат трое: командир, замполит, и мой начальник Снежнов.
Тут-то и началось.
- Где Вы были эти два дня? Почему не доложили, что покидаете гарнизон?
- Свои выходные я могу проводить, где захочу, - ещё пытаюсь защищаться, но уже вижу, что бесполезно.
Втроём, перебивая друг друга, всплёскивая руками, делая большие глаза и умное лицо (командиру последнее было совсем тяжело), они стали рассказывать мне, что мы находимся на боевом дежурстве, что кругом, за каждым кустом, прячутся шпионы, всегда готовые завербовать меня и т.д.
Да. Это не Ленинград.
Днём приехал особист, и с ним был особый разговор. Нас с Зиной уже вычислили. Значит, ей тоже нагорело. Когда в следующее воскресенье я всё-таки до неё добрался, она испуганно замахала руками и даже побоялась подойти близко:
- Нет! Нет! Не хочу уехать отсюда раньше срока.
- Давай зайдём к тебе, хотя бы на 10 минут. Всего на один раз, - пытался уломать я Зину.
Она захлопнула дверь у меня перед носом.
Зря только ехал. Тем этот роман и закончился.
Позже Снежнов, в «доверительной» беседе посоветовал мне: если очень сильно припрёт, то я могу отпроситься у него, и он никому об этом не расскажет, но в этом случае я должен сообщать ему, где и с кем я нахожусь. В том, что он никому не расскажет, я сильно сомневался.
Люда Шарикова
В помощь уже работающим наладчикам аппаратуры из Москвы приезжает новая партия. Среди них две женщины: Люда и Нелли.
Снежнов, считая себя неотразимым ловеласом, сразу прилюдно начал обхаживать Люду. Мне же нравится в таких случаях утереть нос бахвалу. К тому же, я имел перед ним громадное преимущество. Его жена, которую он, кстати, очень боялся, находилась при нём, я же был в то время свободен.
Пока Снежнов делал Люде у всех на виду слащавые комплименты, приносил на службу под кителем мятые цветочки, робко дотрагивался до её руки, я, улучив момент, предложил ей прогуляться по лесу и посетить гастштедт в соседней деревне.
Выпив в гастштедте по рюмке, целовались в лесу, а когда дело дошло до дальнейшего, Людмила Петровна призналась, что она и Нелли ещё девственницы.
Хотя мужиков в их отряде было много, никто не хотел связывать себя постоянными отношениями, а, попав в новую среду, ухаживали за чужими женщинами, чаще всего, жёнами офицеров. Вот и сейчас Толик, известный в отряде бабник, уже ухлёстывает за женой Снежнова и, кажется, успешно.
Земля в лесу была сырой, а стоя, у нас с Людой ничего не получалось. Пришлось идти в часть.
В комнатке, отведённой двум женщинам, никого не было. Мы закрылись. Чтобы не было шума, сбросили матрас с кровати на пол, и Людмила Петровна в 26 лет, наконец-то, стала женщиной.
Когда, уставшие, мы отдыхали на полу, у дверей раздались шаги. Кто-то постучал. Подождал. Постучал ещё. Потом мы услышали тихий голос Снежнова:
- Людмила Петровна! Вы дома?
Он нажал ручку двери, убедился, что она закрыта и отошёл.
Женщины подозрительны и болтливы. Скоро о наших с Людой отношениях узнали жёны офицеров, за ними – их мужья, а затем и солдаты.
Через два месяца Люда объявила мне, что беременна. И об этом тоже стало известно всем женщинам гарнизона. На этот раз виновницей разглашения стала её подруга Нелли. Та потребовала у женсовета, чтобы я женился на Шариковой. Но у меня была крепкая броня – посланный жене вызов. Они с дочерью в ближайшие дни должны были уже приехать. Супружеские узы всегда священны, особенно, для законных жён офицеров.
В отношении беременности Люды у меня были большие сомнения.
Наладчики, в том числе и Людмила Петровна, уехали на другую точку. Позже мы узнали, что тамошний начальник узла связи развёлся с женой и взял в супруги Шарикову. В этом случае начальство не возражало – узел получил хорошего специалиста.
PS. Мало у нас женских имён. Только Людмил Петровен в жизни моей было пять (а может, и больше).
Приехала жена, но отношения наши тёплыми уже не стали. Как-то соседка сказала Люде (жене):
- Если бы у меня был такой муж, я бы всё время плакала и плакала.
Люда постоянно стремилась в Ленинград. Её мать часто болела (или доставала соответствующие справки), что давало Люде возможность постоянно ездить туда-сюда.
Оставаясь один, я часто искал и находил новые приключения, новых женщин. Конечно, в Германии с этим было тяжелее, чем в Союзе, но, при достаточном опыте, терпимо.
Ещё одна Люда
Один мотоцикл купил в Германии (BMW), другой привёз из Союза (М-105, макака), и проблема перемещения решилась.
В нашу часть после окончания училища прибыло сразу 12 молодых лейтенантов. Сначала им запретили покидать расположение нашего малюсенького гарнизона, но начались романы между лейтенантами и жёнами других офицеров. Пришлось разрешить им по выходным посещать город.
В очередное отсутствие жены приехал в город и я. Лейтенант Филимонов – среди женщин просто «Ванечка» - сказал мне, что со мной хотела бы познакомиться подруга его девушки.
За чем же дело стало? Познакомились. Вера работала медсестрой в госпитале. Остался ночевать…
А соседка Веры по комнате была такой красавицей! В следующий раз я приехал к Вере специально тогда, когда она должна была идти в ночь на работу.
- Извини. Перепутал дни, - сказал Вере.
Затем проводил её до госпиталя и вернулся.
Люда (соседка Веры), открыв мне дверь, была удивлена. Пришлось объясняться:
- Я забыл где-то здесь свой берет.
Вначале я искал берет один (а он лежал в моём кармане), потом Люда стала мне помогать. Мы заглядывали под кровати и под стол (я же больше под юбку девушки, когда она нагибалась), искали в платяном шкафу и в буфете. Наши руки постоянно встречались, мы тыкались головой друг в друга… Наконец я не выдержал, обнял её, повалил на кровать и сначала стал целовать… а потом… Почему она не сопротивлялась? Не спрашивал.
Пришедшая утром Вера застала нас в одной постели. Нет, она не скандалила и не ругалась, а приняла, как факт.
С тех пор я приезжал к Люде, не стесняясь соседки, и даже оставался на ночь. Вера вскоре завела себе лейтенанта-медика.
Очередное возвращение жены стало поводом для расставания с очередной Людой.
Нахождение офицеров и их жён на небольшом пространстве постоянно вместе приводило к тому, что на этом пятачке каждый знал о другом буквально всё. Ещё при появлении моём в части Снежнов сказал, что вскоре я буду знать, как часто тот или другой офицер имеет ночью свою жену, кто с кем спит, помимо жены, у кого что болит и т.д. Из всего этого я разрешу себе немного пересказать здесь.
Соседка Тамара
Капитана Гераськина прислали к нам из Вюнсдорфа. Поскольку это не было повышением, следовательно, это было наказанием.
Вскоре дошли до гарнизона слухи – а Володя и сам не скрывал этого – что причной ссылки явились похождения жены. Володя стал моим соседом по квартире, а жена его ещё долго не желала покидать Вюнсдорф, оправдываясь тем, что не хочет бросать там работу. Работала же она в гостинице для вновь прибывающих офицеров. Вот как описывает посещение жены сам Володя.
- Приехал. Только успел сапоги снять – стук в дверь. Тамара в это время куда-то вышла. Открываю: на пороге старший лейтенант, пьяный, с бутылкой в руке.
- Тамара где? – спрашивает.
- Вышла куда-то, - говорю.
Он смеётся:
- Ну, капитан, ты сегодня меня опередил. Беспокойной тебе ночи.
Тамара пришла, я спрашиваю:
- Как же так? К тебе даже при муже хахали приходят.
А она мне:
- Я же их не зову. Нажрутся и лезут. Гнать приходится.
Только спать легли – стук в окно:
- Тамара, открой. Это я.
- Кто я? – спрашиваю, а он в ответ:
- Так у тебя уже другой сегодня?
- Муж это! – кричит Тамара с кровати. – Убирайтесь все! Спать не даёте!
А потом ещё и мне говорит:
- Вот так ведь каждый день!
Долго не давала работа Тамаре переехать к мужу, около полугода. Наконец всё же выгнали её с работы и из гостиницы за какой-то скандал.
- ****ь она у меня, - говорит Володя. – А что делать? Разводиться? Так ведь в адъюнктуру не пустят потом.
Адъюнктура в Академии связи была его светлой мечтой.
В нашей квартире проживали три семьи. С соседками Тамаре близко сойтись не удалось – уж больно вульгарна. И выпить любила.
Жёны офицеров иногда посещали лавочки в соседней немецкой деревне, а сами офицеры позволяли себе там же выпить кружку пива или что-нибудь покрепче.
Тамара стала наведываться в деревню каждый день. Туда едет на велосипеде, обратно идёт пешком, опираясь на него, чуть живая.
Замполиту об этом стало известно. Вызывает он Володю, ругает, требует прекратить. А в чём Володя виноват?
Соседка Римма как-то в женском кругу поплакалась, что муж, со своей постоянно стоячей палкой, не даёт ей покоя ни днём, ни ночью.
Тамару это заинтересовало:
- А давай ночью местами поменяемся. Интересно, узнает он или нет.
- Ты что! – возмутилась Римма. – Хочешь, чтобы я с твоим мужем переспала?
- Да не тронет он тебя! – смеётся Тамара. – Он у меня импотент.
Ничего не скрыть в нашем маленьком гарнизоне.
Муж Риммы как-то позже спросил меня:
- Ты Тамарку трахал?
- Как можно? – удивился я вопросу. – Она же соседка. И Володю я хорошо знаю.
- А я трахал, - смеётся сосед. – Что делать, если сама лезет?
Молодые офицеры-холостяки тоже вниманием сначала Тамару не обошли, но у них секретов друг от друга нет. Оказалось, что она «этому дала и этому дала»…
Новый год Володя с Тамарой в Доме офицеров встречали.
Тамара утром женщинам на кухне хвастает:
- Сегодня за ночь пять раз!
- Где же вы с мужем место-то нашли в Доме офицеров?
- Сколько угодно. То на лестнице, то на чердаке.
- А говоришь, что муж импотент, - удивляется одна из женщин.
- Сегодня постарался! – смеётся радостно Тамара.
У женщин не заржавеет.
- Владимир Иванович! Да Вы сегодня, оказывается, герой!
- А в чём дело? – удивляется герой.
- Ну, как же! Пять раз за ночь!
Поняв, в чём его обвиняют, Володя протестует:
- Врёт она всё. Я выпил, в одной из гостиных на диванчике прикорнул, там до самого утра и проспал.
Привёз я из отпуска три бутылки хорошего крымского вина. Для праздников. Подошёл праздник. Полезли мы в загашник, где бутылки стояли, а их нет.
Двери в квартире мы друг от друга не закрывали. Жена – к соседям:
- Так и так!
Тамара большие глаза делает, руки разводит:
- Солдаты, наверное, украли. Я видела, как они к вам заходили.
Римма же сразу на Тамару показала:
- Мы ещё удивляемся с Лизой: Тамара в деревню не ходит, а каждый день пьяная. Да ещё пахнет от неё так вкусно.
Володя узнал и тоже признался:
- Тамара это. Я и бутылки на помойку вынес. Не знал, что ваши.
Потом у одной женщины после Тамариного посещения большие деньги пропали. У другой – золотые вещи. Все пальцем на неё показывают. Но не пойман – не вор.
Баб не остановишь. Пошли они с жалобой к замполиту. Тому по сигналу общественности меры надо принимать. А какие? Тамара-то начисто всё отрицает.
В это же время из немецкой деревни приходит целая делегация женщин:
- Уберите от нас эту ****ь (это я вольно так на русский перевожу). Она уже с половиной мужиков из деревни переспала. За бутылку каждому даёт.
Вот теперь у замполита есть все основания. Написал он соответствующую бумагу. Тамару после этого сразу в Союз отправили, а Володе рекомендовали с женой развестись. Чего он и добивался.
До отъезда Тамара успела подложить мужу ещё одну свинью. Собираясь поступать в адъюнктуру, Володя подготовил для этого все документы. Они, вместе с удостоверением личности офицера неожиданно пропадают. Теперь Володя не сможет ни поехать в отпуск, ни развестись. Всем было ясно, что это сделала Тамара, чтобы продержаться в Германии, как можно, дольше, получая при этом пособие на ребёнка и на себя. Поступление в адъюнктуру сорвалось.
Что стало в дальнейшем с Тамарой, не знаю.
Володя после Германии в Ленинград приезжал. В Академию не попал, зато нашёл себе новую женщину, женился и увёз её к новому месту службы. Молодая жена по характеру оказалась копией старой. Они не прожили вместе и года.
Жайногина
Жена замполита роты охраны была молодой, очень симпатичной, умной, привлекательной женщиной. Конечно, вновь прибывшие холостые, молоденькие лейтенанты пытали у неё удачу неоднократно. Бесполезно. Не имели успеха и более опытные мужчины.
При вынужденной безработице возглавляла она художественную самодеятельность. Сама имела слух и очень приятный, милый голосок. Жайногина руководила хором, в который вынуждены были входить почти все солдаты роты охраны, а также пела дуэтом с «особо одарёнными», ею отобранными солдатами.
Об этом и придется поговорить подробнее. Выбранный ею для дуэта мальчик, как правило, был белобрыс, круглолиц, краснощёк, стеснителен. Брить ему, чаще всего, было нечего. Репетируя дуэтом, они имели возможность уединяться. И через какое-то время через солдат становилось известно, что милая женщина соблазнила очередного партнёра.
Мест для уединения в маленьком гарнизоне почти не было. Самым безопасным являлось собственное жилище. Скрыть от всеведущих офицерских жён посещение солдатиком квартиры замполита было невозможно. Поэтому приходил любовник открыто, играл с маленькой дочкой партнёрши, помогал по хозяйству. Естественно, муж об этом знал. А уж как жена объясняла ему такое, и что он сам думал по этому поводу, нам не известно.
Злые женские языки особенно язвили, когда Жайногина в очередной раз уезжала в госпиталь на аборт. Делала она это не менее двух раз в году.
Когда солдатик увольнялся, жена замполита провожала его до самого автобуса; смахнув выступившую слезу, долго махала вслед автобусу рукой… А затем в течение пары дней находила равноценную замену убывшему партнёру по дуэту.
Почти так же вела себя жена другого старшего лейтенанта. Она не пела, а просто выбирала из подчинённых мужа понравившегося солдатика, приглашала его «помочь» по дому, подкармливала. Соседские жёны быстро привыкали к «помощнику» и переставали его замечать.
А вот при расставании матрона вела себя более откровенно: рыдала, бросалась на шею отъезжающему с криками:
- На кого ты меня оставляешь?! Я сейчас брошусь под этот автобус!
Огорчённый не менее её, муж тянул её за руку от автобуса и уговаривал:
- Валюша! Пойдём домой. Стыдно. Люди смотрят.
Жена с криком вырывалась:
- Отстань! Я тебя не люблю! – и вновь кидалась к автобусу, бежала следом, когда автобус трогался…
Не проходило после этого и недели, как у них в доме появлялся новый «помощник».
С этой Валюшей однажды пришлось столкнуться и мне.
В части не хватает транспорта, и, если кому-то куда-то надо ехать по делам службы и даже очень срочно, возникают проблемы.
До Вюнсдорфа от нас порядка 250 км. По какому-то делу мне срочно туда нужно. Машина туда идёт, но только не нашей части и грузовая, под тентом. Приходится одеваться потеплее, брать в карауле тулуп побольше и, завернувшись в него, лезть в кузов.
Оказывается, я не одинок. Валюше, жене старлея, тоже нужно в Вюнсдорф. Она, с таким же, как у меня тулупом, размещается рядом.
Машина трогается. Пока едем по лесу, скорость не большая, мороз терпеть можно; но на автостраде мороз поддувает в каждую дырочку. Валюша подползает ко мне вместе с тулупом.
Давайте один тулуп постелим вниз, ляжем рядом, а другим накроемся. Так теплее будет.
Сомневаюсь в этом, но отказывать женщине неудобно, да и интересно.
Укладываемся рядом. Чтобы стало теплее, лучше обняться. Почувствовали, что мы живые люди и разного пола. Валюша расстёгивает свою шубу, я – шинель. Конечно, так ещё теплее… Нет. У нас ничего не было, а ещё точнее, не получилось, потому что на каждом было слишком много надето, но покувыркались мы от души, проверили друг у друга всё, что можно проверить.
Устраиваясь в машине на обратном пути, заметил, что Валюша одета уже несколько по-другому и подобраться к ней стало проще. Конечно, если бы это была совсем чужая женщина, то всё бы, в конце концов, получилось. Сдерживало меня то, что она жена моего подчинённого и товарища, что нечистоплотна в выборе партнёров, и быть очередным после нескольких солдат – победа сомнительная…
Вот ещё одна картинка из жизни нашего маленького гарнизона.
Одна подруга открывается другой:
- Муж совсем перестал меня замечать. То ли работы много, то ли любовницу завёл.
- Так и ты любовника заведи, - советует подруга.
- Где ж их взять? Все свои. Скандала не избежать, - смеётся первая.
Обеим далеко уже за тридцать.
На другой день вторая приглашает первую погулять в лесу. Лес у нас сразу за колючей проволокой. Вышли за КПП, прошли по одной тропинке, перешли на другую.
Впереди полянка светится, а на полянке два солдата в трусах, на казённых одеялах загорают.
- Вот, - говорит вторая, - знакомьтесь. Это Серёжа. Ты, Нина, ему давно нравишься. Ну, вам налево, нам направо…
Обняла вторая своего солдатика. Тот одеяло на руку взял, и пошли они своей дорогой.
- Стой! – кричит первая. – Я так не могу. Он мне в сыновья годится.
И бегом обратно в часть. Там она об этом другим бабонькам поведала, те – мужьям своим. Так вот слухи и до меня дошли, а теперь и до вас.
Другая картинка ещё более бесстыдная.
Уехал офицер в отпуск в Союз, а жена в части осталась. Какие причины? Дочь здесь в школу ходит, и деньги, если ты здесь осталась, идут.
Выпили вечером с подружкой. Мужика захотелось. Подружка-то к мужу пошла, а «вдова соломенная» решила пойти на пост и отдаться часовому. Возможно, раньше она так делала.
Часовой попался бдительный, и полуголую женщину положив лицом в землю, вызвал начальника караула.
О происшествии доложили командиру части. Тот офицера из отпуска вызвал, а жену эту в Союз отправили с последующим разводом.
Не быль это и не байка. Мой подчинённый Сигизмундович расследование по этому поводу проводил.
Сигизмундовичу по женским вопросам везло. Когда одна из жён, тоже в отсутствие мужа, задержалась в городе, а точнее, приехала на другой день, ему тоже поручили «расследовать» (можно и без кавычек) этот вопрос. Женщина объяснила своё отсутствие тем, что ночевала в городе у подруги. И Сигизмундович вынужден был съездить к этой подруге в служебное время, чтобы убедиться в правдивости слов «обвиняемой». Я посоветовал ему в город съездить, но к подруге не ходить. Он так и поступил…
Ночью в офицерском доме поднялся какой-то шум. А утром ко мне домой явилась целая делегация женщин. Они говорили все разом, и понятно было только одно: солдат не виноват.
Пришлось разбираться по порядку. Выяснилось. Офицер инженерной роты уехал в командировку. К жене его, уверенной, что ночью он не вернётся, пришёл солдатик из нашей роты.
Утро. Как всегда в таких случаях, неожиданно явился муж. Жена успела спрятать солдата в туалете. Но муж, что-то заподозрив, стал рыскать по квартире и обнаружил солдатика, наматывающего портянки. Как назло, офицер был при оружии. Выхватив пистолет, направил его на нарушителя семейного спокойствия. Такое увидев, женщина с криками повисла на руке у мужа. Солдату удалось убежать, но на шум сбежались соседи. Офицер, с пистолетом наперевес, бросился догонять солдатика. А оставшиеся с женой соседи с обвинениями накинулись на бедную:
- Сейчас он солдата убьёт, ты будешь виновата.
Странно, но больше всех ругали её женщины.
Чуть успокоившемуся, вернувшемуся мужу возмущённые матроны выложили почти всё.
Положение обязывает. Тот, снова выхватив пистолет, бежит искать любовника, а женщины направляются ко мне домой защищать солдатика.
Уяснив полоожение, спешу в казарму, даю команду старшине найти виновника и, как можно, незаметнее, привести его к школьному автобусу. Сам оформляю записку об арестовании.
Прямо у автобуса объявляю напуганному мальчишке трое суток ареста «за нарушение распорядка дня» - ночью он должен был спать в казарме, а не гулять по гарнизону.
За три дня обиженный муж остыл. Отошли и женщины. Кто-то посоветовал сказать мужу, что солдат пришёл воровать зубную пасту. Это, конечно, тоже грех, но не такой, чтобы стрелять в человека из пистолета. Выдумку передали молодому любовнику. Тому пришлось с такой версией согласиться.
Вот так, ценой гауптвахты были спасены честь женщины, здоровье, а может быть, и жизнь, солдата, карьера самого офицера и начальства гарнизона…
Думаю, что он бы не выстрелил. Хотя, кто его знает.
Это был первый арест, наложенный мной на подчиненного.
Всего за службу я арестовал двоих. Второй был ещё более необходим, чем первый. Этим солдат был спасён от военного трибунала (см. часть 3).
Лариска
У каждого свой вкус. Мне Лариска не нравится. Она с мужем появилась в части недавно. Мужа из-за неё не видно. Лариска заслоняет его целиком. Она самая знающая, самая начитанная, самая культурная, красивая и т.д. Конечно, это её собственное мнение, которое она усердно навязывает всем. Муж тихонько над ней посмеивается, но боится. Поскольку я её не боюсь, то посмеиваюсь чаще и более открыто.
Лариса – преподаватель русского языка и литературы. Работала она в Ровно и где-то в Средней Азии. Сейчас, сразу после прибытия, сумела устроиться во Франкфурте в русскую школу. Она с ошибками говорит, с ошибками пишет, но это её нисколько не смущает.
- Человек не может знать всего! – утверждает эта учительница. – Достаточно того, что я знаю больше учеников.
Говорит она штампами; и к месту, и не к месту цитирует русских классиков. В разговоре выясняется, что Лариска не только не читала Шекспира, но даже ничего не знает о нём. На моё удивление твёрдо отвечает:
- Его нет в программе.
- Но ведь в программе нет Жюль Верна, Майн Рида, Джека Лондона, Марка Твена, Дюма, Бабеля, Солоухина, Стругацких.
От такого перечисления у Лариски морщится лоб. У меня создалось впечатление, что таких имён она тоже не слышала.
- Вот видишь, как их много. Разве всех перечитаешь? По программе и то не всё успеваешь.
Нехорошо говорить плохо о внешности женщины. И в этом она не соответствует моим вкусам. Жирна не в меру, от этого постоянно потеет, и пахнет от неё омерзительно; груди – по ведру, зубы не чистит, изо рта разит мерзко. Однако, многим мужчинам она нравится.
Снежнов не падок на женщин, но с Лариской они находят общий язык. Пробираясь с ружьём по лесу, иногда я вижу их трахающимися где-нибудь под кустом. Знала бы его жена Анна!
Но Снежновы скоро уезжают в Союз, Лариска же сразу начинает охмурять Седого – нашего командира части, пьяницу и невежду. Это с её-то запросами.
Как-то на очередной общеофицерской пьянке (при Седом для этого в части теперь использовался любой повод) Лариса, приняв достаточно на выдающуюся грудь, вдруг сказала:
- В нашей части нет настоящих мужиков! – и победно осмотрев всех, добавила. - Может быть, кто-то хочет доказать обратное?
Как же такому ловеласу, как я, не принять такой вызов?!
Осторожно, чтобы не увидели другие, показал Лариске головой на дверь. Она поняла и через минуту вышла. Я за ней.
У подъезда, как обычно, стоит мой мотоцикл. Заводится с пол-оборота. Специально грубо говорю толстухе:
- Садись!.. Да побыстрее!
Взгромоздилась она на заднее сиденье. Я газанул. За пределы части выехали, на первую же боковую тропинку свернули… Далеко не поехали. Зачем? Лес кругом одинаковый. Остановились.
Слезай! – командую. – Раздевайся!
Пока она удивлялась, повалил её, юбку задрал и уже трусы стягиваю.
- Что ты! – спохватилась Лариска. – Нельзя же сразу. Ты меня даже ни разу не поцеловал.
- Зачем? – смеюсь. – Так сойдёт.
Сам же думаю: «Я сейчас от твоего запаха блевать начну!»
Обиделась Лариса, вывернулась из-под меня, вскочила:
- За кого ты меня принимаешь?!
- Ты же настоящего мужика хотела встретить!.. Так будешь раздеваться?
Замялась Лариска. Как быть? Разделась бы, но уж очень я грубо себя веду. И неуверенно так, задумчиво, произносит:
- Нет.
- Чего ж тогда болтала? Садись. Поехали обратно.
Думал я: проучу Лариску – она меня видеть больше не захочет. Ошибся. Забегала бабонька вокруг меня, хоть метлой отгоняй. По поводу и без повода на улице останавливает, домой заходит, то пирожками угощает, то шмат сала украинского притащит.
Жена из себя выходит:
- Вы с Лариской любовники. Ты скрываешь, а она даже не прячется.
Мне смешно. А муж её, Антон, уже Седому жалуется:
- Заместитель Ваш с моей женой любовь крутит.
Седой со мной на эту тему пытается разговаривать, а я ему открытым текстом:
- Нет. Мы не любовники. Вы же отлично знаете, с кем Лариска трахается.
Замолчал Седой. С Антоном же пришлось по-мужски разговаривать. Поверил он мне. Даже с той поры немного подружились.
Как-то, уже во второй половине дня, заходит Лариса ко мне в кабинет:
- В школу меня срочно вызывают, а машины туда сегодня уже не будет. Довези на мотоцикле. Буду очень обязана.
Пришлось везти.
По дороге Лариска разговаривать пытается, кричит что-то. Где там? Только ветер в ушах свистит. Знаю, сверни я с дороги, остановись, отказа от Ларисы не будет. Но не нужна она мне. Совсем не нужна. И прибавляю газу, чтобы даже мысли об этом не возникало. Так, с ветерком, до самой школы и довёз…
А через 8 лет, уже в Академии связи, на командно-штабных учениях преподавательского состава исполнял я должность заместителя начальника войск связи. Начальником моим был генерал Леонтьев. В самый ответственный момент генерал пропал. Доклад делать должен, а нет его. Пришлось мне за него отдуваться.
Появился генерал только вечером и говорит мне приватно:
- Лену встречал, дочь Ларисы. Красивая! Вся в мать.
Я в толк не возьму: какая Лена?, какая Лариса? Голова только учениями забита.
- Жена Антона, - поясняет мне генерал. – В Германии вы вместе служили.
Вспомнил я Ларису да не к месту как ляпну по-дружески:
- Лариска – красавица? Зубы чёрные, изо рта воняет, под мышками вечно мокро.
Генерал так и обалдел:
- Ты же её год обхаживал, да не уступила она тебе.
Я ещё пуще удивляюсь:
- С чего Вы взяли, что я её обхаживал? Снежнов её трахал, потом Седой, а ещё позже, когда я уже в Альтенграбов уехал, - Равиль, татарин. Он сам мне об этом рассказывал. Мне же она тоже на член вешалась, на Памир вместе ехать предлагала, но я с Антоном в хороших отношениях был. И не в моём вкусе она.
Генерал даже побелел:
- Этого быть не может! К тому времени мы уже 15 лет любовниками были. И любила она всегда только меня. Ни о Снежнове, ни о Седом я от неё не слыхал. Вот на тебя она постоянно жаловалась, что проходу не даёшь. Только фамилии твоей мне не говорила, чтобы не навредить. Если бы я знал, ты не в Академии бы служил, а где-нибудь на Севере замерзал.
Тут уж я обалдел. Как себя вести? Генерал и сейчас – сила. Съест – не подавится. Язык мой – враг мой.
Поостыл немного Леонтьев, подумал и спрашивает:
- Откуда ты про Памир узнал? Ведь это мы с ней на Памир ездили. Кроме нас двоих об этом никто не знал. Скажи: про Снежнова, Седого и этого татарина – правда?
Я тоже уже в себя пришёл, рассуждать начал.
- Конечно, нет, - говорю. – Просто появилась в части красивая женщина, все и начали за ней бегать. Может, и я немного приударил, несильно. Снежнов же с Седым серьёзно ухаживали, но она стойкой была. А татарин Равиль – просто хвастун. У него, что ни баба, то он её обязательно трахал. Языком.
Вроде так и успокоил генерала.
А ещё через несколько лет у генерала Леонтьева умерла жена. Он сразу уволился, поехал в Ровно и женился там на Лариске. Вот такая любовь.
Почему он её в Ленинград не привёз? Не знаю.
Дана
Дана, жена старшего лейтенанта, появилась в части и засверкала, как звезда самой яркой величины.
Мнения о своей красоте, своей исключительности, была она высочайшего. Убеждение это было таким сильным, что офицеры, их жёны и даже дети, тоже не сомневаясь, в это поверили. Она была проводником моды, царящей снаружи обнесённого колючей проволокой нашего маленького гарнизона; а внутри его создавала эту моду сама. Её мнение о том, как держать себя с мужчинами, как ходить, говорить, требовать и добиваться своего, наши дамы едва ли не записывали.
Своё право на первенство среди женщин она окончательно утверждала заявлением, что является полячкой.
- А полячки, - говорила Дана, - самые красивые женщины в мире.
Интересный пример. Для мытья женщин в бане было выделено специальное время. Оно собирало вместе всех женщин и даже девочек гарнизона.
Дана приходила в баню в высокой вязаной шапке. Чтобы шапка имела форму и хорошо стояла, хозяйкой подкладывались в неё чистые трусы - когда та шла туда – и ношеные - когда шла обратно. Вскоре так поступали все женщины и девочки. Но если взрослые благополучно доносили свои трусики до дома, то дети продолжали в таком виде гулять, шли на мероприятие в клубе, заходили за морковкой или кочерыжкой в солдатскую столовую, могли зайти и в казарму. Шапки снимались, кидались, оставлялись, где попало. Так было и до Даны. Только тогда это были просто шапки, а теперь они стали иметь внутреннее содержание – девчоночьи трусики. Находивших такие комплекты мужчин это приводило в недоумение, а мамаши, принимающие такие находки, вынуждены были объяснять эти особенности.
Если какой-либо мужчина не сразу понимал, кто в гарнизоне первая красавица, то Дана давала ему это понять тренированным взглядом, улыбкой, каким-либо обращением, особой вихляющей походкой.
Охотники на лакомый кусочек, конечно, находились, однако своего добивался не каждый. Причинами этого были большой выбор желающих и вкусы дамы.
Первым (а может, быть, он и не был первым) стал солдат-кладовщик продовольственного склада, где получали продукты жёны офицеров. От солдатика зависело качество получаемых продуктов и, в какой-то мере, их количество.
Однажды ко мне явился старшина роты связи с вопросом: как поступить?
Он застал на складе Дану, лежащую на мешках в определённой позе, позволяющей видеть её оголённый белый зад, и солдата-кладовщика сверху.
- Кому докладывать? – спрашивал старшина. – Командиру части, замполиту, мужу Даны или, в соответствии с Уставом, - по команде?
Мой совет ему был: никому. Ведь любовь – это личное дело каждого. Наверное, официально старшина так никому и не доложил, но по части слухи пошли.
Затем такое же счастье привалило одному из молодых лейтенантов. Он тоже не очень молчал о своей победе.
Дана оказалась капризной, требовательной, жестокой любовницей. Вскоре лейтенант получил отставку, но дорожка была уже протоптана, и его место занял другой… Он тоже продержался недолго, уж больно тяжело было угождать капризнице… и накладно для лейтенантского жалованья.
А дальше произошёл инцидент. На склонное к измене сердце красавицы претендовали сразу двое, и оба одновременно получили от неё не только согласие, но и нечто посущественнее.
Чернов был мастером спорта по боксу и своё право на даму доказал кулаком. Новосильцев (обе фамилии изменены) потребовал удовлетворения чести путём дуэли. Договорились стреляться, когда один из них пойдёт на дежурство. Тогда беспрепятственно можно будет взять пистолеты.
Один из молодых офицеров сообщил об этом мне. Пришлось с обоими серьёзно поговорить. Аргументы мои были примерно такими. Предположим, дуэль состоится. Тогда победитель не получит Дану, он попадёт в тюрьму, а пострадавший - в госпиталь или на кладбище. Если вам не жалко себя, пожалейте женщину. Муж узнает – развод. Вы по кладбищам и тюрьмам, она остаётся одна. Думаю, ненадолго. Не решайте это между собой, дайте выбрать ей. Так и тянуло рассказать им об эпизоде на мешках… Сдержался. Друзья-враги договорились, что оба будут добиваться благосклонности Даны мирным путём…
И ведь добились. Оба и одновременно. Получился секрет Полишинеля. Все трое знают о существующем треугольнике, но делают вид, что нет. Всем троим удобно. Ребята установили график. Жаль, что нельзя было согласовать этот график с мужем… и солдатом-кладовщиком.
Особо о Бабаевой
У читающих может возникнуть вопрос: все женщины в гарнизоне изменяли своим мужьям? Нет. Далеко не все. На одних просто никто не обращал внимания. Они были затуканы домашними заботами, детьми, приобретением тряпок; не следили за собой и сами не обращали внимания на мужчин – хватает и мужа. Они не давали повода для ухаживаний и были никому не нужны.
Не изменяли мужьям и другого типа женщины. Эти были красивыми, миловидными, привлекательными, но повода для ухаживания не давали. Пытающимся это сделать давался недвусмысленный отпор, и этого было вполне достаточно. Таких женщин я насчитал в части двоих: Рига и Бабаева. Немного, правда?
Жена старшего лейтенанта Рига была молода, красива и приветлива. Не буду подробно описывать её внешность. Одно слово: хороша! К тому же, работала она в буфете, то есть, была всегда на виду. Она просто любила своего мужа, и этим всё сказано. Любые ухаживания, приставания тут же тактично, даже ласково, отвергались, и у претендента сразу как-то пропадал весь интерес.
Жена майора Бабаева работала в штабе машинисткой. Тоже на виду. Она отвергла ухаживания моего друга Бориса, потом другого Бориса (Абрамовича), потом ещё одного вновь прибывшего офицера. Поток желающих, как показалось всем, иссяк.
Перед Ригой и Бабаевой я, признаться, приклонялся. Именно такими должны быть жёны офицеров, именно с них должны брать пример все остальные.
С таким мнением я и покинул эту часть, получив новое назначение. А через какое-то время в эту же часть прибыл лейтенант Ванечка, очень милый молодой человек, любимец всех женщин старой части (они любили его, как сына).
Когда, вспоминая службу в прежней части, я похвалил Ригу и Бабаеву, Ванечка удивлённо посмотрел на меня и спросил:
- Неужели Вы ничего не знаете о Бабаевой?
И Ванечка рассказал, что сорокалетняя Бабаева привечала молоденьких лейтенантов. Первым у неё был Ванечка. Она выбрала его сама и назначила своим любовником. Ванечка, не таясь, рассказал кучу забавных историй, произошедших с Бабаевой, с ним и не только с ним.
Вот одна из них. Самым сложным вопросом стоял, как всегда: «Где?» Все наземные помещения – наперечёт. В штабе, где она работала, таких мест нет. Домой к ней идти опасно: молодого лейтенанта в семейном доме сразу засекут. В офицерское общежитие тоже не приведёшь. Остаются казармы, караульное помещение, столовая…
Они выбрали склад старой мебели в подвале. Ванечка вытащил из-под мусора старый диван. Он и служил ложем для любовников. Во время одного из свиданий в подвал зашёл вездесущий старшина. Любовники едва успели спрятаться за диван. А старшина, не спеша, по-хозяйски, стал перебирать и рассматривать мебель. Подошёл он и к дивану, около которого валялись некоторые предметы туалета, которые не успели подобрать Ванечка с Бабаевой.
Что делать? Постыдно встать или продолжать сидеть? Она жена заместителя командира части. Позор!
Старшина постоял над вещичками, подумал, повернулся и пошёл к выходу.
- Мне кажется, - доверительно говорил мне Ванечка, - он нас увидел.
Характер у Ванечки лёгкий. В Доме офицеров познакомился он с молоденькой девушкой, стал с ней встречаться. Признался в этом старушке-любовнице, и та сменила его на другого лейтенантика. Другой вскоре сошёлся с молоденькой немкой, обрюхатил её, после чего сыграли комсомольско-молодёжную свадьбу. Бабаева выбрала себе ещё одного вчерашнего выпускника училища.
- Так мы почти все через неё прошли, закончил Иван свой рассказ.
Люся
Приходится повторяться, так как разные истории иногда начинаются и кончаются одинаково.
Муж Люси уехал в отпуск, она осталась с дочерью в части.
Мы с женой Люсю и её мужа почти не знали, поэтому приглашение к Люсе на день рождения было для нас неожиданным.
Посреди комнаты накрыт длинный стол, вдоль которого сидят гости. Хозяйка хлопочет, бегает туда-сюда. Бабаев – старший по должности, званию и возрасту – ведёт стол. Примечаю, он явно положил глаз на именинницу. Ну, конечно, мужа нет, и именинница совсем не против такого ухажёра.
Больше всех тостов произносит опять же Бабаев. Он хвалит деловые качества хозяйки, её красоту. Об отсутствующем муже – никто ни слова.
Вот именинница принесла очередное блюдо. Его надо поставить, и я отодвигаюсь, давая возможность ближе подойти к столу. Она нагибается над столом, подол юбки поднимается обнажая плотные ляжки… Какой чёрт несёт мою руку к этим ляжкам?! Осторожно пропускаю руку между её ног и глажу ляжки изнутри. Если Люся возмутится, извинюсь, скажу, что рука пошла не туда. Все уже выпивши, и это будет выглядеть, как шутка.
Люся замирает. Я хочу уже отдёрнуть руку, но хозяйка, как ни в чём не бывало, продолжает копаться на столе. Сжимаю ляжку крепче, поднимаю руку выше, пока она не упирается…
Люсе пора уже выпрямиться, но она продолжает оставаться всё в том же положении. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Рука моя продолжает блуждания в горячих женских телесах.
Убираю руку, и Люся с улыбкой хлебосольной хозяйки выпрямляется, садится на своё место.
Через некоторое время опять понадобилось что-то сделать на столе. На то же место встаёт хозяйка, так же нагибается, на то же место уже смело идёт моя рука, находит то, чего не нашла в прошлый раз… Хозяйка всё стоит, замерев, перебирая столовые приборы, переставляя тарелки. Пауза слишком затянулась, и я опять убираю руку.
Вижу недоумение Бабаева. Только что Люся смотрела только на него, улыбалась, шутила, а сейчас даже не замечает начальника.
Дождавшись очередного удаления хозяйки на кухню, выхожу следом. Люся бросается мне на шею. Я обнимаю её, страстно целую, руки мои шарят по всему женскому телу, не встречая отказа. Одним глазом всё-таки приходится косить на дверь – вдруг кто войдёт. Это повышает чувственность происходящего.
- Приду ночью, - обещаю я. – Двери не закрывай.
К гостям возвращаемся по отдельности. Захмелевшие гости на наш уход и возвращение не обращают внимания. Только Бабаев, кажется, понял, что ему уже ничего не светит.
Мне часто приходится по вечерам и даже ночью отлучаться по долгу службы из дома. Служба-то здесь под боком, вот и вызывают по всяким пустякам.
Гости разошлись. И я через час после этого направляюсь на очередную «проверку».
Люся уже в постели, но, конечно, не спит. Нам не о чем разговаривать. Широкая, абсолютно свежая постель, как поле боя, призывает бойца. Правда, здесь нет никакой опасности. В перерывах Люся предлагает мне выпивку и закуску. Нет. Я пришёл не за этим. Она прекрасная любовница: бесстыжая, страстная, тело её так и тянет на очередной подвиг. А отдохнуть можно дома в собственной постели.
Прихожу к Люсе каждый день; днём, вечером или ночью, зависит от обстановки. Не думаю, что этого никто не замечает, но женщины уже привыкли к мнению, что я бабник, и как-то успокоились. А секс с Люсей замечателен!
Такое происходит до возвращения мужа из отпуска. Спокойно, без сожаления, уступаю ему его законное место.
Уже во второй воинской части от Равиля узнаю новости о Люсе.
Муж опять один уехал в отпуск. Люся же стала регулярно выходить за пределы гарнизона днём и возвращаться поздно вечером. На вопросы начальства: где она была? – отвечала однозначно:
- Гуляла!
Однажды ни вечером, ни ночью Люся в гарнизон не вернулась.
Утром к самому КПП подъехала легковая машина с немецким номером. Из неё вышла Люся в красивом вечернем платье, туфлях на высоких каблуках. За рулём машины сидел гражданский мужчина.
Начались, как когда-то со мной, допрос и расследование: С кем? Где? Как долго?
Ей бы, дурочке, сказать, что переночевала у подруги, а к части подбросил случайный водитель, но Люся стала доказывать командованию и представителю органов своё право на личную жизнь.
Через день офицерам сообщили, что Людмила общалась с западно-германским гражданином, который при проверке, конечно, оказался шпионом. Женщине дали два дня на сборы и отправили в Союз к отдыхающему мужу.
Что стало с Люсей и её мужем, мне не известно. Эта история подтвердила житейское правило: НЕ БЫВАЕТ ЖЕНЩИНЫ, ИЗМЕНИВШЕЙ МУЖУ ОДИН РАЗ.
Снежнова Анна
Трудно скрыть свои сексуальные похождения в маленьком гарнизоне. Все друг у друга на виду, Все всё друг о друге знают. Женщины и мужчины, не только гулящие, а даже только чуть посматривающие налево, известны наперечёт. Казалось бы. Но не всегда так.
Одним из примеров этого, как было показано, являлась Бабаева. Оказалось, что не прочь гульнуть и Снежнова, дама, резко осуждающая за такое других, чопорная, высокомерная, манерная, разыгрывающая из себя местную аристократку.
Мы, связисты, составляли в гарнизоне отдельную воинскую часть. Снежнов исполнял обязанности командира, я был заместителем.
Положением командирши Анна очень гордилась.
Как-то Снежнов заболел и был направлен в госпиталь. Утром в выходной мне позвонила Анна:
- Вы собираетесь навещать своего командира?
Я ответил, что особой надобности в этом не вижу.
- А я вижу! – твёрдо заявила Анна. – У него могут быть какие-то новые мысли, поручения. Кроме того, я, как жена, должна повидать своего мужа. Поскольку наши порядки не позволяют даже жёнам командиров ездить на машине без старшего машины, Вам придется меня сопровождать.
Со Снежновым к тому времени у нас были почти дружеские отношения. Спорить с женщиной я не стал.
Обычно в машину, идущую в город, набивается много женщин, но Анна потребовала, чтобы кроме нас никто даже не знал о поездке:
- Разбегутся по магазинам, потом собирай их целый день.
Говорилось всё это с жеманством, какими-то недомолвками, намёками. И по этому поводу тоже спорить резона не было: одни так одни.
На командирском газике мы едем в город. Я, как старший машины, впереди, Анна – на заднем сидении. После первого поворота Анна вдруг заявляет:
- Вы не находите, что так ехать, как мы, неприлично. Мужчина должен сидеть рядом с дамой.
Объяснения об обязанностях старшего машины на Анну не подействовали. Она настоятельно потребовала, чтобы я пересел назад. Кумекаю, чего ещё захочет получить мать-командирша от заместителя мужа? Стало понятно: ожидается маленькое приключение. Пересел назад.
- Мне холодно, - поёжилась Анна и выжидающе посмотрела в мою сторону.
- Могу я чем-то помочь? – уже в боевой готовности спросил я.
- Конечно. Придвиньтесь ближе и отдайте мне свой китель.
С интересом выполняю оба требования.
Китель Анна накинула на противоположное от меня плечо, другим плечом прижалась ко мне.
- Прижмитесь плотнее. Мне всё ещё холодно. И руку уберите назад.
Водитель с интересом наблюдал за нами в зеркало заднего вида.
Я обнял Анну, одной рукой прижал её к себе. Игра мне понравилась. Свободная рука легла на её колено, потом демонстративно переместилась выше, пальцы сжали мягкую плоть, а потом стали её ласкать. Женщина повернулась ко мне, обняла за шею и положила обе ноги мне на колени. Получилось не совсем удобно, и Анна просто забралась ко мне на колени.
Мы сидели обнявшись. Она прижималась щекой к моей щеке, гладила рукой по лицу и волосам… А солдат всё видел в зеркале и улыбался себе под нос. Я понимал: скоро по гарнизону разойдётся обо мне очередная легенда.
По предложенному ею сценарию, дальше я должен был её поцеловать, но этого сделать я не мог никак. Во-первых, мы со Снежновым почти друзья. Во-вторых, Анна мне совсем не нравилась. В-третьих, приключение меня совсем не привлекало.
Анна успела расстегнуть пуговицы моей рубашки и теперь пальчиками ласкает волосы на груди. Вот стерва!
От части до госпиталя меньше 30ти километров, полчаса езды; и помимо моей воли, а точнее, из-за моего безволия, за эти полчаса столько произошло…
Наконец-то приехали.
Снежнов нас не ждал, но жене обрадовался, на меня же бросил явно ревнивый взгляд.
- Вы оставайтесь, - сказал я супругам и подмигнул Снежнову. Можете даже машину занять. Солдатика я с собой возьму.
- Нет! – вдруг твёрдо произнесла Анна. – Останьтесь. Ведь мы здесь недолго пробудем. Сейчас Борис даст Вам необходимые указания, и поедем обратно.
Глядя на наши удивленные лица, добавила:
- Часть не может долго находиться без командира.
Формально она права. Тогда какого чёрта тянула меня в госпиталь? Взяла бы старшим машины какого-нибудь лейтенанта. Но ей плевать на формальности. У неё что-то своё на уме, и мы оба это видим.
Вот это характер! Вот кому надо быть командиром части.
Пробыв у больного мужа не более четверти часа, Анна даёт команду «По машинам!», и мы отправляемся домой…
Нет, не домой. Отъехав от госпиталя, жена командира признаётся, что хотела бы прокатиться по городу. Не могу ей в этом отказать.
У одного из ресторанчиков она просит остановиться.
- Надеюсь, Вы не откажетесь угостить даму бокалом вина, - произносит эта дама, выделяя букву «о» в слове «бокал».
Боясь показаться жадным, завожу её в ресторанчик. Заказываем по бокалу вина. Солдату выношу бутылку лимонада, чтобы не скучал. Анна требует тост, и я что-то мямлю о прекрасных дамах. От второго бокала дама тоже не отказывается, опять требуя тост. Затем заявляет, что ей нравится мятный ликёр. Приняли по паре рюмок ликёра.
При возвращении к машине Анна произносит:
- Садитесь сзади.
И теперь уже сразу забирается ко мне на колени. Опять же по её команде мы едем не в часть, а в противоположную сторону.
- Куда? – пытаюсь уточнить у неё.
- Катаемся, - шепчет Анна, теребя губами мочку моего уха.
Она подставляет губы, и я не могу, не имею права отказать женщине. Целуемся долго, изобретая всё новые способы: то в верхнюю губу, то в нижнюю, то она отдаёт мне свой язык на растерзание, то я ей.
- Ты настоящий мужчина! – восклицает она, почему-то по-немецки, после очередного поцелуя, тут же переводит на русский и добавляет. – Единственный в нашем гарнизоне!
Теперь она уже совсем не стесняется: ёрзает задницей у меня на коленях и радостно смеётся, что-то почувствовав. Фуражка моя слетела и упала на пол, галстук тоже валяется где-то под ногами.
Я же её почти не трогаю, наверное, потому, что трогать не за что. Она костлява, грудей почти нет, на шее куриная кожа и сплошные складочки. Острые кости вместо ягодиц режут мне колени.
Солдат, по-прежнему, всё наблюдает.
Наконец-то мы едем домой.
Царственно выходя из машины у своего крыльца, Анна произносит:
- А теперь прошу пройти ко мне на чашку кофе.
Пытаюсь уклониться, объяснить ей, что есть дела по службе, надо сходить, проверить…
- Дела подождут. Будьте кавалером до конца. Вы не отказывали мне в женских капризах: поехали к Борису, катали по городу, угощали вином. Теперь моя очередь, по мере возможности, отблагодарить Вас.
Нагибается к моему уху и тихо, почти шёпотом, уже игриво выдыхает:
- Будет не только кофе.
Пара женщин, остановившись на расстоянии, наблюдает за нашим разговором, возможно, даже прислушивается.
Обречённо, вслед за Анной поднимаюсь на крыльцо.
Нет. Закрыв дверь, она не кидается мне на шею, чтобы продолжить начатое в машине. Она соблюдает роль хозяйки: ставит на плиту ковш для кофе, вынимает из буфета чашки, рюмки и заветную бутылку армянского коньяка.
Об этом коньяке разговор особый.
Хорошее вино в Германии очень дорогое. В России оно гораздо дешевле, но является большим дефицитом. Свой коньяк Снежновы привезли из Союза. Когда Борис Касьянович стал исполнять обязанности командира части, Анна, подражая аристократии, объявила четверг днём приёмов для офицеров части и их жён. Таких пар было не более 5-6ти.
В четверг вечером все собирались у Снежновых в квартире, обсуждали жизнь, погоду; осуждали офицеров и их жён других частей нашего гарнизона; слушали музыку, смотрели телевизор. Телевизоров в гарнизоне было всего два: у Снежновых и у меня.
Затем каждый присутствующий получает маленькую чашечку кофе, а Борис Касьянович самолично достаёт из буфета заветную бутылку и малюсенькой ложечкой, которую даже чайной не назвать, добавляет в каждую чашечку благородный напиток «для аромата». Как-то, чтобы соригинальничать, попросил я к кофе сахар, но хозяйка сказала, что в этом случае я не буду ощущать ни вкуса кофе, ни аромата коньяка.
В такие вечера все должны были обращаться друг к другу по имени, отчеству. Большинство присутствующих выросло и воспитывалось в глубинке Сибири или Украины. О таких приёмах они не слышали и даже не читали. Считали их блажью жены начальника и чувствовали себя на них некомфортно. Тем более, что говорить о работе на приёмах запрещалось, а больше разговаривать было не о чём.
Только в конце мероприятия Анна собирала женщин в уголок и говорила:
- А теперь дадим мужчинам побеседовать наедине.
Борис Касьянович, приняв деловой вид, давал каждому краткие распоряжения на следующий день, и все облегчённо расходились.
Распоряжения эти можно было сделать и завтра на общем разводе, но тогда женщины не увидели бы, кто в части начальник.
И вот теперь тот самый коньяк Анна, в отсутствие Бориса, разливает по рюмкам.
- А не будет ли Касьяныч сердиться? – спрашиваю я, показывая на рюмки.
- В этом доме я хозяйка! – твёрдо заявляет Анна.
Да уж вижу я. Вижу.
Хозяйка достаёт свечи, ставит их на стол, зажигает, выключает электричество.
Теперь я удивлён не на шутку. Что-то ожидается серьёзное. А что, я отлично понимаю. Понимаю и то, что допустить этого нельзя. Мне вовсе не нужна такая любовница. Она старше меня на два года. Как женщина, она меня не привлекает абсолютно.
А характер! От такой не отделаешься запросто. Вдруг она захочет выйти за меня замуж? Ведь я перспективней её мужа. А если Снежнов по каким-то причинам ей не нужен вообще? Тогда может запросто меня женить.
Нет. Допустить этого нельзя. Оглядываю комнату. На узком угловом диванчике трахаться неудобно. Значит, потащит в спальню. Даю себе зарок: в спальню ни ногой.
Неожиданно раздаётся стук в дверь. Не открывать нельзя. Люди видели, как мы вместе заходили.
Это жена секретаря партийной организации.
- Как у вас уютно! – восклицает она, глядя на свечи, бутылку и рюмки.
Да уж!
Анна не объясняется. Она выше этого. Я беспричинно улыбаюсь.
Задав какой-то глупый вопрос и получив такой же ответ, женщина уходит. Молодец! Здорово она мне помогла.
- Не боишься шума? – спрашиваю, переходя на «ты».
- Борис мне верит, а с этими я и объясняться не буду.
Но настрой уже сбит.
После второй рюмки перебираемся на диван. Принеся чашки с кофе, Анна усаживается ко мне на колени.
«Нет! – считаю я. – Поцелуев больше не должно быть».
Анна тоже уже не наглеет, как в машине. Она ждёт инициативы от меня. Я же начинаю расспрашивать её о Борисе. Когда и как познакомились? Как поженились?
Чуткая женщина сразу поняла перемену. Теперь она меня в спальню не потянет. Но и свой имидж мне надо как-то спасать. Набравшись духу, откровенно высказываю ей своё решение:
- Знаешь, Аня, сейчас я должен был бы потащить тебя в спальню. Если бы ты согласилась, как потом смотрел бы я в глаза Борису. А если бы не согласилась, каким подлецом ты меня могла бы выставить. Оба варианта нам не подходят.
Она, видно, и без меня это поняла:
- Ты настоящий мужчина! – сказала она на этот раз по-русски.
Анна позвонила мне через день вечером:
- Пойдём за проволоку, погуляем.
Хотел спросить, не боится ли она толков. Раз зовёт, значит, не боится.
Вышли за КПП. В лесу уже темно. Не боясь ни людей, ни зверей, ни будущего, смело пошли по тропе в темноту.
Остановившись, обнялись и стали целоваться. Не как любовники и не как брат с сестрой. Чёрт знает, как.
Мы не доводили друг друга до неистовства, не лезли между ног. Нам было хорошо, так как оба знали: это произойти не должно. Так и гуляли, обнявшись, иногда целуясь, иногда останавливаясь и крепко прижимаясь друг к другу.
Что же это было? Не любовь. Не садизм. Не мазохизм. Неважно, есть этому название или нет.
Когда мы снова подходили к КПП, Анна в последний раз поцеловала меня и в третий раз за время знакомства сказала:
- Ты настоящий мужчина!
Рассказ командира роты охраны
Офицеров нашего лесного гарнизона можно было поделить на три части: ссыльные за какие-то проступки из других частей ГСВГ, прибывшие временно на повышение и никуда не годные, дослуживающие до пенсии или до отправки в Союз.
К первой категории относился Снежнов, за неуживчивый характер и большое нескрываемое самомнение; мой друг Борис, ранее служивший в Вюнсдорфе и по пьянке разбивший унитаз в Доме офицеров; Володя, муж Тамары, тоже прибывший из Вюнсдорфа, даже с понижением, за халатное отношение к службе и с учётом поведения жены и др.
Командир роты охраны прибыл к нам из элитной мотострелковой дивизии. Типичный строевой офицер: высокий (примерно 185 см ростом), с широкой развёрнутой грудью, хорошо поставленным командирским голосом. При этом был он далеко не глуп, остроумен, находчив. К службе относился добросовестно. Выпивал, но знал меру. Главное для моего рассказа, что имел он внешность и характер, которые очень нравятся женщинам. Мне он чем-то напоминал коня породистого. Такие молодцы до глубокой старости остаются ловеласами и имеют у женского пола большой успех.
Историю свою рассказал он за столом после пятой или шестой рюмки. В элитной части был командиром роты. Служба шла хорошо. Поскольку холостым был, много времени проводил в казарме с личным составом. Знал нужды солдат, вовремя узнавал о возможных нарушениях и пресекал их. Начальство ему уже майорскую должность подыскивало.
- Сгубили меня бабы, - посетовал нам капитан. – Сам я женат не был. Зачем? В деревне, пока парнем был, по замужним бабам ходил. А в роте три командира взвода, все женатые. Женщины на меня всю жизнь виснут. Проблем в этом нет. Тянул я всех трёх жён своих подчинённых помаленьку.
- Так уж сразу трёх? – ехидно спросил кто-то.
- Ну, да. Главный вопрос стоял – найти для этого место подходящее. В казарму не приведёшь; домой к себе тоже не хотел приучать – встретиться между собой могут, скандал устроят. Хотя все трое знали об этом, но вид делали, что не догадываются. Чаще всего сам к ним приходил. Домой. Расписание занятий я составляю. Знаю, у кого стрельбы, у кого занятия ночные, кто когда начальником караула заступает. В соответствии с расписанием и приходил; сегодня к одной, завтра к другой. Жили мы в небольших одноэтажных домиках, так что через окно можно было входить и уходить.
Скоро вообще обнаглел. Муж на обед приходит, жена ему на кухне первое наливает… а я перед вторым в окно спальни лезу и палку ей успеваю поставить. Она встанет, отряхнётся и, как ни в чём не бывало, идёт мужу второе подавать.
К другой забегу вечером, пока муж самоподготовку проводит. Так иногда за день у всех троих успеешь побывать. Особо не прятался, но старался не погореть, а должен был знать, что когда-нибудь неприятность случится.
Заступил командир взвода в караул. Я ночью – к жене его. Пару палок поставил, и заснули оба. Должна была она дверь закрыть на ключ, а ключ в замке оставить. Даже если бы он домой явился, успел бы я в окно-то.
Что-то она не так сделала. Он под утро заходит, а мы спим…
С пистолетом в руке нас уже поднимал.
Она орёт, он тоже. Я пытаюсь его уговорить, чтобы не дурил, опустил оружие.
Выстрелил он. На суде сказал, что нечаянно. Руки сильно дрожали. У неё касательное ранение руки…
Его трибунал судил, а меня – суд офицерской чести и, конечно, по партийной линии.
Теперь командиром роты охраны до конца службы ходить придётся.
- А сейчас тоже по чужим бабам ходишь? – проявил нездоровый интерес Виталий Сигизмундович.
Помолчал немного командир. И так лишнего наболтал.
- Ожёгшись на молоке, на воду дуть приходится.
Понимай, как хочешь.
О немках
Друзья интересовались, была ли у меня когда-нибудь немка? Нет. Ни разу.
Однажды в лесу я познакомился с немцем. Был он отцом пяти дочек.
Старшая без мужа ребёнка заимела.
Второй исполнилось 19 лет. С ней мы симпатизировали друг другу. Как-то отвёз её на мотоцикле в лес. Началась, как в таких случаях бывает, любовная игра с догонялками, поцелуями, вначале нежными, потом страстными.
В какой-то момент Элизабет вдруг стала серьёзной и спросила (по-немецки), есть ли у меня гумми. Вначале даже не понял, чего она хочет, думал, жвачку. А когда понял, ответил:
- Нет.
- Тогда ничего не будет, - так же спокойно, рассудительно сказала девушка. – Каждый мужчина должен иметь при себе гумми.
Казалось бы, правильно. Ничего особенного не произошло, но после этого меня к Элизабет больше не тянуло.
Другой случай интересен только сам по себе. Ни о любви, ни о близости разговора не будет. Произошло это уже в Альтенграбове.
С одним из командиров батальона поехали в командировку. Вечером захотелось посмотреть городок Лукенвальде.
Вышли на улицу. В 8 вечера уже никого.
- Хоть стрельбы проводи! – засмеялся Валентин.
В гастштетте выпили пива, потом заказали бутылку русской водки. Откуда-то подсели к нам две женщины. Сначала попросили заказать им лимонад, потом пили водку вместе с нами.
Одной бутылки оказалось мало. Взяли ещё одну. Распив вторую, откровенно спросили у «девочек», можем ли мы с ними переспать. Ответ был так же откровенен:
- Можно. Только возьмите ещё две бутылки и чего-нибудь закусить.
С бутылками, пакетами, пьяными женщинами долго плутали по тёмным закоулкам. Наконец прибыли в какой-то двухэтажный деревянный покосившийся дом. В окнах дома света нет. На улице тоже.
Девушки долго стучали в двери. Никто не выходил, свет в окнах не зажигался.
Мы уже напряглись. Это нам не понравилось.
Из окна второго этажа, наконец, выглянула старуха, о чём-то переговорила с нашими спутницами, спустилась и открыла двери.
В полной темноте все вместе поднялись на второй этаж. Прошли по длинному коридору. С двух сторон коридора – двери, за которыми слышен неясный шум, иногда кашель, что-то стучит, вроде бы шевелится. И всё это в полной темноте.
Спутницы забирают нашу ношу (бутылки, пакеты), просят подождать и пропадают. Мы оба в военной форме стоим одни в темноте, окружённые глухими неясными звуками. Хочется уйти, и в то же время страшно заблудиться в многочисленных дверях.
- Бежим! – не выдерживает Валентин. Я только и ждал сигнала. Топот наших армейских сапог гулко отдаётся в коридоре. Женский голос сзади что-то кричит, но мы не остановимся. Мы чувствуем облегчение от того, что свободно можем ещё бежать. Отпираем засовы на одних дверях, вышибаем ногами другие…
Слава Богу! Вот мы и на улице. Пробежав ещё сотню метров, останавливаемся, чтобы сориентироваться. Надо искать любую русскую воинскую часть. Спросить не у кого.
Хмель мы растеряли по дороге. Ни в одном глазу! Долго плутаем по, в общем-то маленькому, городку.
Вот она часть! Здесь уже всё просто: КПП, солдатики, свободные кровати для двух майоров в казарме. Всё своё, родное.
Официально проституция в ГДР запрещена, но притоны кое-где есть. В один из них, видимо, мы и попали.
Валюшка
За границей служба занимает почти всё твоё время. То, что я здесь описал, это лишь краткие единичные эпизоды.
Другое дело отпуск. Вот где можно по-настоящему оторваться.
Снежнов отказался ехать в отпуск летом. Вместо него еду я.
К глубокому сожалению, Милку в городе не нашёл, в Таганрог ехать испугался и, покорившись судьбе, направился в Дом офицеров.
За год моего отсутствия здесь ничего не изменилось. Махнувшие рукой на так и не состоявшееся замужество дамы за 30, напомаженные, разрисованные, ищут хотя бы временного спутника жизни (от одной ночи до, хотя бы, недели). С ними знакомятся приезжие, ищущие приключений; застарелые, потрёпанные жизнью, холостяки с серыми испитыми лицами, и не удовлетворённые семейной жизнью, убежавшие из дома, чтобы встряхнуться, отцы семейств.
В свои 30 и я не смотрюсь здесь старым.
А вот в уголочке стайка молоденьких девочек, с интересом разглядывающих всё вокруг. Они здесь впервые. Они ещё не верят в свою привлекательность, им немного страшно здесь. И хочется, и колется…
Мне хотелось бы выбрать подружку именно из этой группы. Лучше всего, вот эту.
Девочка охотно соглашается потанцевать со мной. Она очень стройна, легка, возможно, даже обучалась танцам. Вести её – одно удовольствие. Не дичась, отвечает на вопросы, открыто смеётся шуткам. То, что надо.
Приглашаю её второй раз, потом третий. Вижу, что другие девчонки в углу смотрят на неё завистливо. Ещё бы, я не так и стар, одет во всё новое, самое модное, импортное, подогнанное по фигуре в универмагах Франкфурта.
Я прочно вцепился в Валюшку, в перерывах не отхожу (вдруг уведут). Стараюсь развлекать её, угощаю в буфете. Судя по её счастливой физиономии, я ей тоже нравлюсь. Стараюсь не испортить впечатления: не прижимаюсь сильнее, чем необходимо, не опускаю руку ниже талии, не нащупываю трусики, не тереблю сзади пуговицы лифчика.
Провожаемся до самого её общежития. Девчонки уехали на трамвае, а мы идём пешком. Своими рассказами о Германии покоряю девушку окончательно.
А на следующую встречу (кто бы сомневался, что она состоится) приношу в подарок какой-то сувенирчик. Валюша счастлива.
У меня в кармане лежит авиабилет в Крым. Осторожно намекаю на возможность совместной поездки. Кажется, девочка не против, но «мы же ещё совсем не знакомы… и надо оформить отпуск, с этим могут возникнуть проблемы».
У Шурика день рождения. Родители его на даче, и мы устраиваем в их квартире сабантуй, на который я привожу Валюшку. Ничто не сближает так, как выпивка.
Я уже многое знаю о Валентине. Она детдомовка. Родителей не помнит. Узнав, что я тоже был в детдоме, считает нас родственными душами.
С малых лет занималась художественной гимнастикой и в 12 лет стала мастером спорта.
После детдома – строительный техникум с общежитием, работа на стройке.
Занятия гимнастикой продолжала и достигла многого, но, нарушив на стройке технику безопасности, упала с третьего этажа. Переломы, раны, лечение. Сейчас уже подруг по спорту не догнать. Валюша мечтает о карьере тренера, а пока продолжает работать на стройке.
Строители горазды выпить, и меня не удивляет, что Валюша пьёт вместе со всеми шампанское и коньяк.., а когда перешли на водку, оказалось, что подружка совершенно отключилась, падает под стол, ничего не соображает, на ногах не держится. И только теперь выясняется, что она пьёт спиртное первый раз в жизни.
А как же общежитие, стройка? Разве можно не приобщиться там к выпивке? Оказалось, можно. Всему виной – спорт.
Отнёс подругу в маленькую комнату и оставил её там до отрезвления.
К вечеру отрезвление не наступило. Пришлось оставить её на ночь, и мне остаться вместе с ней. Нельзя сказать, что Валя ничего не соображала. Она разговаривала, очень стеснялась своего состояния, но, когда пыталась встать, удержать равновесие не могла, ноги её подгибались, и она снова плюхалась на кровать.
Я стал подругу раздевать на ночь. Она не сопротивлялась, а наоборот, старательно мне помогала. Затем разделся я и лёг рядом. Опять это её нисколько не напугало. Голая Валюша радостно рассмеялась, обняла меня за шею и прижалась всем телом. Совершенно не стесняясь, она отдавала всю себя моим поцелуям и сама с удовольствием отвечала на них… до тех пор, пока дело не доходило до самого главного. Тогда в последний момент она красиво изворачивалась, и я оставался ни с чем, она же, будто ничего не замечая, продолжала ласкаться.
- Ты не хочешь быть моей? – спросил я прямо. – Почему?
- Я же ещё девочка, - так же откровенно ответила Валюша. – Боюсь.
Я выразил сомнение её словам, тогда она, как-то протрезвев, сказала:
- Попробуй, но потом не обижайся.
Валюшка позволила мне лечь на себя, приняла позу, которую я попросил. «Теперь-то ты никуда не денешься», - подумал я и, прижав её к постели, постарался овладеть ею. Преграду почувствовал, но преодолеть не успел. Валюша уже лежала рядом и смеялась.
Договорились спать спокойно. Правда, я договора не соблюдал и в течение ночи сделал ещё несколько безуспешных попыток.
Утром, увидев себя совершенно голой, Валюшка вдруг расплакалась. Успокаивая девочку, ещё раз предложил ей поехать со мной в Крым. Она счастливо согласилась.
Достать ещё один билет на мой самолёт возможности не оказалось. Валюше пришлось вылетать на следующий день.
В Алуште снял комнату. Объяснил хозяину ситуацию с билетами. В те времена это не было редкостью.
На следующий день встречал «жену». Приедет или не приедет? Ведь может и передумать. Подружки как-нибудь напугают. Ведь это так просто – сдать билет и, получив деньги, остаться.
Автобусы из аэропорта подходят часто. Валюши пока нет.
И вот вдруг она появляется, счастливая, радостная, кидается мне на шею. Рядом стоит и пытливо смотрит на меня пожилая женщина.
- Всё в порядке! – кричит ей Валюша, называя по имени, отчеству. Спасибо! До свидания.
Идём домой. По дороге Валюшка рассказывает мне, что соседка по самолёту, выслушав её историю, стала отговаривать её встречаться со мной, пугать. Предложила поехать к ней. Обещала познакомить со своим сыном, который будет рад жениться на такой красавице.
Хозяин вытаращил глаза от удивления. Да, мою жену он представлял не такой. Я уже солидный мужчина, мне за 30, а Валюшка маленькая, худенькая, совсем девочка. Чего не увидишь на курорте.
Под предлогом того, что в комнате душно и жарко, я предложил Валюхе лечь под окном прямо на матрасы. Она мою хитрость сразу поняла (чтобы не скрипели кровати) и помогла постелить наше первое супружеское ложе.
Мы не спешили. Я даже старался оттянуть постельный момент, ведь Валюшка устала, только что с самолёта. Но кроме этого заняться было уже нечем.
Опять, как той ночью у Шурика, мы бросились в объятия друг друга, и всё произошло совсем просто, даже как-то обыденно. Когда она для чего-то свернула и стала прятать полотенце с кровавым пятном, я сказал:
- Не прячь далеко. Завтра постираем.
- Нет. Я привезу его домой и покажу подругам, а потом сохраню на память.
Мне показалось это глупым и смешным. Нашла, чем хвастать.
Хотелось спать, но Валюшка долго и подробно рассказывала, как её почти всем общежитием провожали в аэропорт, как напутствовали, чего желали. Потом о своих ощущениях от первого в жизни полёта. Затем мне пришлось отвечать на её вопросы о Крыме, об Алуште, о море…
О только что произошедшем таинстве почему-то ни слова. И когда второй раз я без ласк, без всякой подготовки положил её на спину, она приняла это спокойно, не покорно, а как-то совершенно естественно, как будто мы занимались этим уже много раз.
Утром Валюша села писать письмо подругам.
- Мне можно посмотреть? – спросил, смеясь.
- Конечно! – проворковала она. – Я пишу им, что первая ночь прошла благополучно, что ты меня любишь, и нам очень хорошо.
Перед такой наивностью мне стало даже как-то стыдно. А люблю ли я её? Она в этом даже не сомневается.
Конечно, первый день мы провели на море. А затем я водил Валюшу, куда хотел. На любое предложение соглашалась она с детской радостью, даже восторгом.
Ходили мы много: в Рабочий уголок и дальше на Кастель, поднимались на Демерджи, посетили Красные пещеры, болтались по Перевалу.
Валюшка никогда не уставала. Чувствовалась закалка спортсмена. Она безропотно навьючивала на себя мой солдатский мешок с купальными принадлежностями, едой, маской и трубкой. Я к этому быстро привык. Сумку на пляж и с пляжа тоже стала носить Валюша.
Чтобы как-то её развлечь, по вечерам ходили на танцы и даже дважды получали призы. Моей заслуги в этом не было. Валюша была пластична, красива, музыкальна.
Девушка никогда не капризничала, не предъявляла никаких претензий ни в размещении, ни в пище, ни в многочисленных походах. Самой желанной, самой большой её просьбой был пятачок на газированную воду с двойным сиропом, когда мы возвращались с пляжа или из похода.
Казалось бы, всё отлично, но вскоре общение с ней, её постоянное соглашательство стали мне надоедать. Появилась и ещё одна (интимная) проблема. Совсем недавно Валюша была девственницей, а через несколько дней мне трудно получить с ней удовлетворение. Размеры её органа так велики, что чувствуешь себя воробьём в сарае (по малоизвестному произведению Лермонтова). Она же спокойно отдаётся в любое время, но совершенно бесстрастно.
Отдых на юге всегда проходит интересно, но слишком быстро. Вот мы и дома. Валюша в общаге, я у жены. В городе мы ещё встречаемся, но редко, на что она искренне обижается.
К концу моего отпуска выясняется, что у Вали день рождения. Она к этому очень готовилась и даже достала где-то бутылку моего любимого вина «Букет Абхазии».
И вот я сижу в общежитии, один мужчина среди Валюшкиных подруг. Все поздравляют именинницу, но больше смотрят на меня. Намёки, недвусмысленные пожелания… Сижу, как на иголках. Скорей бы смыться.
Вдруг по какой-то не видимой мной команде все подружки исчезают, оставляя нас с Валюшей одних.
- Я договорилась с ними, что они эту ночь проведут в других местах! – радостно сообщает мне Валюша.
А что я скажу жене? Достаточно того, что отпуск в Крыму я провёл «один».
Пытаюсь объясниться, но натыкаюсь на такие слёзы… Пришлось остаться ночевать.
В Германии получил от Валюши пару писем. Во втором она сообщала, что инженер из Мурманска приехал в Ленинград и зовёт её замуж.
«Есть у тебя серьёзные намерения относительно меня?» – спрашивала бывшая подруга.
Это второе письмо принесло мне облегчение. В ответном я что-то наплёл ей о нелёгкой офицерской судьбе…
Пара Валюшкиных писем, как и Милкины, пропала из сейфа. Я ждал, что они объявятся у жены, но они затерялись в бумагах бдительных органов.
Альтенграбов (вторая воинская часть, в которой я служил в ГСВГ)
Неотправленное письмо.
29. 03. 09г. Милая, любимая Ладушка! Сегодня наш день. Ты помнишь, мы дали друг другу слово, поклялись, что ежегодно всю жизнь будем отмечать его вместе или врозь? Лучше вместе. Мы были уверены, что будет именно так. Сегодня (страшно подумать) исполняется сороковая годовщина этому обещанию, и за эти сорок лет мы так ни разу и не отметили его вдвоём. Каждый год, в течение уже сорока лет, в этот день я вспоминаю его каждую отдельную минуту, каждое наше слово, взгляд, движение…
Началось это в Альтенграбове, маленькой немецкой деревушке под Магдебургом. Я был назначен заместителем командира вновь формируемого полка. На месте оказалось, что нет ни полка, ни казарм, чтобы его разместить, ни даже командира полка. Лишь через несколько дней после прибытия нашей организационной группы удалось получить две бывшие конюшни и кое-как приспособить их под жильё. В одной из этих конюшен разместилось командование полка. Так мы с твоим отцом стали соседями.
Он сразу же выписал из Союза семью и очень ждал вашего прибытия.
Впервые я увидел тебя на фотографии. Тебе было там 15 лет, и, честно признаюсь, ты не произвела тогда на меня впечатления. Уже не подросток, но ещё и не девушка. Круглое, типично русское, лицо. Коса – ниже пояса, в то время многие школьницы отращивали косы. Полноватые ноги в туфлях без каблуков. Женские формы, старающиеся разорвать форму школьную.
Но когда под Новый Год ты приехала… Когда только появилась в нашей конюшне…
Это было явление Мадонны. Всё вокруг словно изменилось, словно умылось, радостно засверкало. Мне казалось, что все окружающие должны влюбиться в тебя. Косясь на соседей, я наблюдал, будут ли они проявлять свой восторг открыто или спрячут его, как я.
Находиться в своей комнате было невозможно. Меня страшно тянуло в общий коридор, на кухню, чтобы хоть мельком увидеть тебя, может быть, прикоснуться, переброситься парой фраз.
А ты сидела дома, и, в лучшем случае, можно было только услышать твой голос, когда ты играла с маленькой сестрёнкой.
У тебя были каникулы. Я знал, что скоро тебя отправят в школьный интернат, и дома ты будешь появляться только в субботу вечером и уезжать обратно в воскресенье.
Новый Год мы справляли коллективно на общей кухне. Родители видели в тебе ещё только ребёнка, поэтому сразу после первых тостов отправили тебя к детям, приглядывать за ними. Пару раз я заходил к вам, что-то спрашивал у тебя, но я очень боялся, что отношение к тебе просматривается на моём лице и это могут заметить остальные.
Как-то в воскресенье я организовал для детей поход в лес. Мы должны были найти егерскую вышку для наблюдения за животными и осмотреть с неё окрестности. Поход этот я всячески разрекламировал. И моё тайное желание исполнилось – ты попросила у меня разрешения пойти с нами. Трудно было бы сделать меня счастливее.
Небольшое стадо детей перемещалось впереди нас. Они общались между собой, бегали, играли, кричали, иногда даже дрались. Нам они совсем не мешали. Как пастух с пастушкой, мы шли сзади и изредка покрикивали на них, указывая направление движения.
Это стало началом планового обольщения молодой, наивной девицы многоопытным совратителем. Позже ты заявила мне, что тогда ещё не понимала моего плана обольщения, а просто радовалась прогулке, хорошей погоде и интересному взрослому спутнику.
Я уже тогда всячески подчёркивал разницу между детьми и тобой, относился к тебе, как к взрослой, всё понимающей девушке, обращался подчёркнуто только на «Вы».
Так, болтая, дошли до искомой вышки. На неё ведёт высокая, почти вертикальная лестница. Посылаю детей по одному наверх. Сам страхую их снизу. Наконец, нас осталось двое. Кто полезет первым? На тебе нет брюк, а юбка узкая и короткая. Если бы ты попросила меня подниматься спереди, я уступил бы без спора, но ты прошла вперед…
Снизу мне было видно всё! Как я балдел, разглядывая твои ножки, попку! Хотелось нырнуть к тебе под юбку, прижаться лицом, губами к запретному плоду и целовать, целовать, жёстко, крепко, оставляя на теле следы любви и страсти.
Ты говорила мне после, что догадалась слишком поздно, а деваться было уже некуда, и что тебя возмутило, когда я, не подождав, пока ты поднимешься, полез сразу за тобой.
После вышки мы повели детей в гастштетт. Там мне пришлось раскошеливаться , угощая всю ораву лимонадом и шоколадками. Себе взял рюмку ликёра, а тебе предложил решить: взрослый ты человек или ещё ребёнок? Ты поняла и выбрала ликёр.
Якобы пытаясь показать тебе разницу между сортами ликёра, заказал после вишнёвого мятный, а затем яичный. Видел, что после трёх рюмок ты немного захмелела, но сделал вид, что не заметил.
Когда твоя мать спросила тебя, раскрасневшуюся, улыбающуюся, понравилась ли тебе прогулка, ты искренне, с жаром воскликнула:
- Да! Очень! – чем, как мне показалось, испугала мать, а, следовательно, и меня.
Каникулы заканчивались. Остаться наедине возможности больше не представлялось, а мне так хотелось хотя бы раз обнять тебя и поцеловать. Пришлось идти на хитрость.
Выбрав момент, когда вы с мамой были на общей кухне, я пошёл и вывернул электропробки, находящиеся на улице. Дом погрузился в темноту. Народ выскочил из своих комнат, спрашивая, что случилось. Я в это время стоял посреди коридора, пытаясь по голосу перехватить тебя. Когда мы всё же столкнулись, крепко обнял, прижал к себе и попытался найти твои губы. Ты, видимо, отвернулась, а я, довольный, молча чмокнул тебя в щёчку.
После этого спокойно вышел из дома и снова ввернул пробки.
Когда я опять вошёл в дом, свет горел, а все жильцы стояли в коридоре и на кухне.
- В чём дело? – удивился я.
- Пропадало электричество, - ответил кто-то.
- Ну, что ж. Значит, мне повезло, - многозначительно сказал я, глядя в твои глаза, и тут же вынужден был пояснить, - Что меня в это время не было дома.
Ты посмотрела вопросительно, но ничего не сказала. Я думал, ты всё-таки догадаешься, кто и ради чего устроил этот переполох, но оказалось, ты решила, что это проделки Серёжи, молоденького помощника начальника штаба.
Моя жизнь протекала теперь от выходного до выходного. Считал дни, часы до твоего приезда. Думать и говорить мог только о тебе.
В одно из воскресений мне снова удалось организовать детей на прогулку. С замиранием сердца пригласил тебя. Вдруг не согласишься? Тогда вся затея впустую. А ты, как мне показалось, даже обрадовалась. Тебе одиноко было и среди взрослых, и среди детей. Сама ещё не понимая этого, ты уже стремилась ко мне.
Мы прекрасно провели время, опять посетили гастштетт. Я, по-прежнему, чтобы не спугнуть, продолжал обращаться к тебе на «Вы», вёл себя очень корректно, как бы подчёркивая: «Не бойся! Я хороший!»
На этой прогулке я рассказывал тебе о достопримечательностях Германии, как много интересного здесь можно увидеть, узнать. Сказал, что часто езжу по делам службы в другие города, что многие женщины просят, чтобы их взяли за покупками или посмотреть город, и обещал сообщить тебе, если будет достойная поездка.
На мою приманку ты клюнула. Даже сама попросила, чтобы я взял тебя с собой. А я в это время молился, как бы ты не узнала, что твой отец ездит по Германии гораздо больше меня.
Даже сейчас трудно описать, как я мучился от одного воскресенья до другого, ожидая твоего приезда из интерната. Не хотелось ничего делать, не мог ни о чём, кроме тебя, думать. А когда ты появлялась, необходимо было скрывать свои чувства, свой интерес к тому, что ты будешь делать, куда пойдешь, где можно будет перехватить тебя, встретить, как бы случайно, улыбнуться радостно и в то же время не очень. Мне казалось, что все видят мои мучения, догадываются о моей страсти.
Наконец наступили мартовские каникулы. Ты приехала, и больше недели я мог видеть тебя каждый день.
В первую очередь, мне «срочно понадобилось» поехать в Потсдам. Как ни старался я, чтобы об этой поездке узнало, как можно, меньше народа, в части скрыть такое трудно. Желающих посетить Потсдам было много, но для тебя я место забил.
Этот эпизод подробно описан мной в «Друге», но ты «Друга» не читала, да и это письмо прочтёшь навряд ли.
Коварный план сработал. В Потсдаме все пассажиры нашего УАЗика бросились в магазины, я же уговорил тебя посетить парк Сансуси и даже самолично отвёл туда. Затем, простившись с тобой, убежал, якобы по своим делам, но через короткое время вернулся, сумел найти тебя в Парке и не отходил уже до самого возвращения к машине. Как хорошо быть рядом с тобой! Твоя наивность умиляла меня, Встретившись глазами, я сразу отводил свои в сторону – мне казалось, что по глазам ты сразу всё поймёшь.
В это время я уже думал о будущем и соблазнял тебя рассказами о небольших немецких городках, где совсем не бывает русских, а в гастштеттах так уютно. Можно позволить себе немного выпить, расслабиться и вообще…
Когда пришла пора возвращаться к машине, я предложил вернуться порознь. Ты же искренне этому удивилась:
- Почему?
- На всякий случай, - произнёс я таинственно, и это сразу насторожило тебя.
Возвращаясь домой, чувствовал себя счастливым. Мне, как старшему машины, пришлось сидеть впереди рядом с водителем, а сразу за спиной сидела ты. Я чувствовал твоё дыхание, ощущал твой запах, слышал твой голос. Иногда ты задавала мне какой-либо вопрос, и я мог обернуться, лишний раз посмотреть на тебя, и тогда чувство радости и счастья заполняло меня до самых краёв.
Пару дней потом виделись мы только мельком. Я выжидал случая, и когда он появился, набравшись смелости, предложил тебе поехать на мотоцикле в Цизар, небольшой городок метрах в 15ти от нашего гарнизона.
Ты задумалась.
Вместо того, чтобы уговаривать тебя, я предупредил, что поездка должна совершиться в тайне, которую придётся хранить долго. Это и решило дело. Ты сразу согласилась.
Обсуждая эту поездку в дальнейшем, ты уверяла, что тобой руководило только любопытство и стремление к тайне. Однако, как тогда объяснить происшествие на дороге?
Ты не опоздала и пришла даже раньше намеченного времени. Уже стемнело и похолодало. Я был в кожаной куртке и свитере. Ты же надела лёгкую кофточку и очень узкую и короткую юбку.
Пришлось отдать тебе свитер. В такой юбке с посадкой на мотоцикл тоже обнаружились проблемы.
Мотоцикл затарахтел. Мы поехали.
Холодный ветер забирался под куртку, задувал в рукава и выбивал слёзы из глаз.
- Прижимайся крепче ко мне! – крикнул я, обернувшись. – Теплее будет.
Ты прижималась ко мне всем телом, но теплее не становилось. Я понимал, что свитер ветру не помеха и через несколько километров езды, почувствовав дрожь твоего тела, остановился, чтобы поменять тебе свитер на куртку.
Остановка произошла в лесу. Треск мотоцикла сменился тишиной, какую редко случается не услышать, а ощутить. Такая тишина не может продолжаться долго. Как будто что-то должно произойти.
Ты с трудом слезла с мотоцикла. Лицо и всё твоё тело свело от холода.
- Бедная моя!
Я расстегнул куртку и прижал тебя к груди. Ты покорно, податливо как бы отдала мне себя и соединила руки под курткой у меня на спине. Пытаясь согреть, я гладил твоё тело, прижимая тебя всё крепче и крепче. Положив голову мне на плечо, ты, как бы нечаянно, коснулась щекой моего лица и застыла. В ответ, мои руки сами по себе опустились ниже спины; не получив отпора, они потянули то, что было под ними, к себе, и ты должна была почувствовать моё желание потому, что и твои руки тоже задвигались по моей спине, лицо повернулось к моему, губы приоткрылись… Вот он – наш первый поцелуй, прекрасный незабываемый.
Всё произошло как бы само собой. Мы стояли, окружённые этой волшебной тишиной, забыв о холоде, и целовались, обнимались, трогали друг друга, получая огромное удовольствие от свободного проявления любви.
Как потом добрались мы до Цизара, я не помню. Может быть, помнишь ты? А вдруг ты за эти прошедшие сорок лет вообще всё забыла? Нет. Этого забыть нельзя.
В гастштетте почти никого не было. Мы забрались в самую дальнюю тёмную нишу и видели, слышали, ощущали только друг друга.
Наши ласки были и скромны и откровенны одновременно. Каждый сам чувствовал границы дозволенного, а разрешал другому всё.
Вспоминая тот день, могу сказать, что никогда не ощущал я такой радости от общения с женщиной. Уже в тот первый день мы разговаривали о будущем, как о само собой разумеющемся, и в наших планах, а точнее, мечтах, не было ни капли фальши.
Если бы они сбылись! Ведь это было так возможно.
Тогда мы поклялись, что этот день на всю жизнь будет нашим праздником. До смерти. 29 марта 1969 года.
Теперь любовь окрыляла меня. Кажется, и тебя тоже. Тайна, которую мы должны были соблюдать, обостряла, усиливала наши чувства. А показать их мы никак и никому не могли. Я был женат. Тебе же через две недели исполнялось 17 лет. Последний, выпускной класс. Разоблачение обернулось бы скандалом, неприятностями для нас обоих и не только для нас, но и для семей.
Теперь мы использовали каждую возможность, чтобы увидеться, встретиться. Были разработаны довольно сложные системы сигнализации и переписки. Если я, как бывший шифровальщик, старался создать их более сложными, то ты упрощала их в соответствии со здравым смыслом.
Это предложила ты: моя фуражка в коридоре лежит козырьком в сторону стены – есть сообщение. Ты же предложила использовать в качестве пункта обмена информацией туалет. Туалетной бумаги тогда ещё не изобрели, и в нашем общем туалете на гвоздике висели кусочки газеты. На последний из них наносилась необходимая информация с использованием специального кода, разработанного мной: когда и где встреча. Очень удобно.
Ты долго не решалась начать половую жизнь. Я не настаивал. Впервые \это произошло через полтора месяца в лесу. Мы ездили туда на мотоцикле. После соединения ты как-то странно спросила:
- Кровь есть?
Почему бы ей не быть?
После этого началось. Мы соединялись в лесу, на полянках, в сарайчиках для инструмента на сельскохозяйственных полях, у меня дома, в квартирах отпускников (если они оставляли ключи мне или твоим родителям), запирались вечером в моём служебном кабинете, использовали гараж для моих двух мотоциклов и даже в специальном помещении, где оперативник принимал доклады от завербованных им людей.
А ведь ты, по-прежнему, находилась в интернате. 37 километров, разделяющих нас, я преодолевал за полчаса. Услышав специальный сигнал, школьники и даже преподаватели с любопытством и доброжелательно выглядывали в окна. На глазах у всех ты выходила из интерната и садилась на мотоцикл позади меня. И никто нас не продал. Все понимали: это любовь. Выступать против неё подло и жестоко. Подруги завидовали тебе; парни, тем более, были на нашей стороне.
Куда ехать, всегда зависело от тебя. При достаточном времени мчались в ближайший лесок насыщать нашу, в общем-то ненасытную, страсть. Иногда, взявшись за руки, просто гуляли по городу.
Держать твою руку в своей, смотреть в твои глаза, ощущать твоё присутствие всегда было для меня громадным блаженством. Частенько при этом ты вдруг, стыдясь, шептала мне в ухо:
- Я тебя хочу!
Тогда мы бросались к мотоциклу и, уже не считаясь ни с каким временем, неслись к ближайшему укромному месту.
Как я любил тебя тогда! Как восхищался, гордился твоей готовностью, твоей страстной любовью.
Как-то раз в мой кабинет вошли два моих ближайших друга, два комбата.
- Мы видели тебя с Ладой в городе, - без обиняков начали они. – Ты знаешь, чем это тебе грозит?
Отпираться было бесполезно, а раскрыть им наш секрет тоже нельзя. Я заговорил что-то о случайной встрече, они перебили меня:
- Достаточно было увидеть ваши счастливые лица, чтобы всё понять.
Я ни о чём их не просил, им самим было ясно – нужно держать язык за зубами. И всё же какие-то слухи дошли до твоей матери, правда, только через год, когда ты уже студенткой приехала к родителям на каникулы.
Валентин не сдержался. Была в его характере подлинка, которая полностью раскрылась позднее.
Через полгода он соблазнил жену нашего общего друга, пока тот был в отпуске. Когда же я сказал ему, что это непорядочно, он ядовито выдал мне:
- Кто бы говорил о порядочности! А порядочно соблазнять несовершеннолетнюю девчонку? - и чтобы усилить сказанное, добавил, - А я ведь могу рассказать об этом нашим бабонькам. Вот будет потеха.
Этим он хотел предупредить меня, чтобы я не открыл его подлость Володьке. Вот так, почти случайно, узнал я, что не друга, а обозлённого, завидующего врага имею рядом.
К выпускным экзаменам ты готовилась дома, в гарнизоне. Серьёзно и добросовестно. Но ведь даже при самой тяжёлой работе необходим отдых. Этим оправдывали мы наши ежедневные короткие встречи. Хотя бы на полчаса, на час, но каждый день.
- Это придаёт мне заряд бодрости, - шутила ты, оправляя одежду после очередного акта подтверждения любви.
На выпускном балу ты присутствовать не захотела. Твою «зрелость» мы отмечали вдвоём.
Когда в последний раз ты вышла из дверей школы, в белом платье, белых туфлях с высокими каблуками, и направилась ко мне, сидящему на мотоцикле, я чувствовал себя самым счастливым мужчиной на свете. Девушки краше тебя даже нельзя было представить.
Ты ещё ни разу не бывала в ресторане, мечтала об этом, и вот мы осуществляем твою мечту. И официанты, и посетители постоянно обращают к тебе свои взгляды. Что-то, конечно, достаётся и мне: «Почему ему так повезло?» – читаю я на их лицах.
События того дня, как на камне, отпечатались в моём мозгу. Помню лица официантов и окружающих людей, помню заказанные блюда и бутылку «Варны», помню, как мы танцевали, тесно прижавшись друг к другу. Кто-то пригласил тебя на танец, попробовал так же прижать к себе, но ты сразу вернулась за наш столик.
По ранее составленному плану мы должны были после ресторана переночевать на поле в стоге сена. Но как тогда не замарать твоё белоснежное платье, не испортить прекрасную причёску? Ведь тебе ещё утром надо в приличном виде показаться твоим родителям.
Ресторан расположен в гостинице, и я прошу официанта обеспечить нам номер на эту ночь. Какими глазами посмотрел он на тебя! Да, было чему позавидовать.
Широкая кровать. Отглаженное бельё. Прекрасный вид из окна.
- Во что обошёлся тебе сегодняшний вечер? – вдруг деловито спрашиваешь ты. Я отмахиваюсь. Разве можно оценить деньгами наше счастье?
Незабываемая ночь! Надеюсь, ты тоже вспоминаешь её. Я впервые мог без оглядки по сторонам любоваться твоей наготой. Мы не только бесконечное количество раз соединялись телесно, но в перерывах находили время клясться в вечной любви, строить конкретные подробные планы на будущее. Лично я верил в их осуществление. А ты?
Мы не сомкнули глаз ни на минуту.
Рейс парохода, катающего по Эльбе твоих одноклассников, заканчивался в 6 часов утра. В гарнизон мы должны были вернуться соответственно этому времени.
На окраине города одиноко ждёт нас мотоцикл. Последние объятия, поцелуи, и мы уже мчимся по просёлочным дорогам домой… При подъезде к гарнизону видим у самой дороги небольшой покосившийся сарайчик для хранения инвентаря. Останавливаемся. Понимаем друг друга без слов. Здесь, среди грабель и лопат, прямо на земляном полу…
Домой всё-таки успели вовремя.
Тебя радостно встречают, о чём-то расспрашивают. Я же незаметно, по обходным дорогам, подхожу к нашему дому с другой стороны и залезаю к себе через окно.
Вот и всё. Теперь можно говорить, что я беспросыпно проспал всю ночь дома.
Так хотелось спать. Но не удалось даже прислонить головы. Сегодня с утра экскурсия в Лейпциг. Я сам её организовал, чтобы подольше побыть с тобой. Ты с мамой тоже едешь.
Сажусь рядом с водителем на место старшего машины. Глаза слипаются, но не дай Бог, чтобы хоть кто-нибудь догадался, что я не спал ночь.
Ты сумела занять место сразу позади меня. Езда убаюкивает, и вскоре твоя головка утыкается в мою спину, а затем ложится на моё плечо. Кто-то из женщин указывает на это твоей матери.
- У неё был выпускной бал. Не выспалась, - поясняет наша мама.
- Прямо невеста! – произносит другая женщина, имея ввиду твоё всё то же белое выпускное платье.
- И головку жениху на плечо положила, - ядовито замечает третья. – А посмотрите. Правда, в них есть что-то общее. Они так подходят друг другу.
Я замираю. Как прореагирует на это мать? Обойдётся?
Вне машины стараюсь держаться от тебя подальше, чтобы больше ни у кого не возникало ассоциаций. Ты этого не понимаешь. Взглядом ищешь меня. Подходишь. Воркуешь. Я же не могу предупредить тебя. Каждое наше слово слышат, и поэтому отвечаю тебе, как чужой.
Экскурсия долгая. Приезжаем домой в 8 вечера. А в 9 у нас с тобой свидание. Я всё приготовил, чтобы затащить тебя через окно к себе.
Потеха! Мы будем заниматься любовью, а твои родители будут находиться через стенку от нас.
До встречи ещё есть немного времени. Плюхаюсь на кровать и… просыпаюсь в 12 часов ночи.
Это же последний день! Утром ты с родителями уезжаешь в Куйбышев. Надолго. Очень надолго.
Я проспал последнее свидание! Мне нет прощения! Что ты думала, напрасно ожидая меня? Почему не постучала в окно? Что же теперь делать? Как объяснить, оправдаться?
Оставшееся до утра время хожу вокруг дома, рискую даже заглядывать в ваши окна. Всё спокойно. Все спят.
Рано утром у меня запланирован выезд в Веймар. Еду не один, поэтому задерживаться нельзя. Твоя семья на вокзал отправляется гораздо позже.
Удалось отшить почти всех желающих ехать со мной. Наплёл им с три короба. Осталась только одна женщина – жена секретаря комсомольской организации полка. Он переведён к нам недавно, и она едет к прежнему месту жительства, чтобы забрать оставшиеся вещи.
На перекрёстке не выдержал и дал команду водителю вместо Веймара повернуть к Магдебургу.
- У меня там дела, - пояснил попутчице…
Машину оставил в каком-то переулке, сам пешком двинул к вокзалу, выбрал место поудобнее и стал ждать.
Я видел, как вы приехали, как выгружались, перетаскивали вещи, Я видел тебя, но как подойти, что сказать? Как остаться с тобой наедине?
Вот вы с матерью пошли из зала ожидания наружу. Я не мог пойти за вами напрямую – отец и Ира увидели бы меня. Пришлось бежать в обход вокзала. Короче, я вас потерял. Стал метаться туда-сюда, пока вдруг не наткнулся на твою мамашу.
- А Вы что здесь делаете? – настороженно спросила она.
- Где Лада? – ляпнул я, не подумав.
- В парикмахерской. Зачем Вам она?
В руках у меня был номер «Иностранной литературы».
- Я обещал ей дать в дорогу этот журнал, а слово надо держать.
- Спасибо! – всё более удивляясь, произнесла она. – Давайте, я передам..
Оставаться на вокзале больше было нельзя. Я всё-таки решился заглянуть в окно парикмахерской. Ты сидела далеко, боком ко мне. Парикмахер обрезал твои косы.
Вернувшись к машине, сообщил попутчице и водителю, что все дела сделаны.
Началась первая большая и самая страшная разлука с тобой.
Переписываться напрямую было нельзя, и мы с тобой составили сложную систему пересылки писем. Ты должна была написать в Ленинград Шурику, сообщить ему адрес, по которому он мог бы пересылать тебе мои письма. Твоё письмо Шурик должен был переслать мне в ленинградском конверте.
Я стал ждать. Прошёл месяц. Ужасный месяц ожидания. От тебя никаких вестей. Мои письма в сторону Шурика шли одно за другим, но и от него ответа не поступало. Было от чего сходить с ума.
Как-то на нашем армейском стадионе я увидел одну из твоих школьных подруг. Вот она – ниточка! Девушка знала о наших отношениях. Подошёл и рассказал ей всё. Она отлично поняла меня. Договорились, что подруга подойдёт к твоему отцу и попросит дать ей твой адрес. Ей-то он не откажет. На другой же день этот адрес был у меня. Письмо тебе написал я от её имени, но по подробностям ты должна была понять, от кого оно. Там же предлагалась новая схема переписки.
Ура! Новая схема сразу заработала. Правда, первое твоё письмо удивило меня очень. Как ты могла подумать, что между нами всё кончено? Что именно поэтому я не пришёл на последнее свидание. Как можно было разувериться во всех клятвах, которые мы давали друг другу? Как можно опустить руки и не бороться за свою любовь до последней возможности?
Слава Богу! Всё разъяснилось. Оказалось, Шурик сменил квартиру, которую снимал с женой. Письма, приходящие по старому адресу, новые хозяева просто выкидывали. Когда же Шура поинтересовался, не было ли писем на его имя, сказали, что не было.
Ты поступила в институт. Ты по-прежнему любила меня и в доказательство прислала свою фотографию (без кос) со смелой дарственной надписью. Я спрятал это фото в самом надёжном месте – личном сейфе для хранения секретных документов. Лишь изредка позволял я себе вынуть его, посмотреть на тебя, мысленно поговорить с тобой…
Месяца через полтора фотография из сейфа пропала. Не трудно было догадаться, чьих рук это дело. У контриков появился ещё один компрометирующий меня документ.
Теперь я жил ожиданием встречи с тобой. Считал дни, как солдат до дембеля. Рапорт на очередной отпуск написал в двух экземплярах. Один из них отослал тебе.
Ты тоже отвечала мне регулярно. Каждое письмо дышало любовью. Ты ждала меня, стремилась ко мне.
Наша встреча произошла в аэропорту Куйбышева. Несмотря на морозную зиму и ограниченный доход от родителей, ты пришла с громадным букетом цветов. Там, в зале для прибывающих, мы не могли оторваться друг от друга.
В автобусе сели на заднее сиденье и целовались, целовались, наслаждаясь каждым мигом общения.
У тебя маленькая однокомнатная квартирка на первом этаже. Кажется, ты предлагала мне поужинать, но до того ли нам обоим было! Когда, не раздеваясь, я положил тебя поперёк кровати и начал целовать, ты, как выстрел, выкрикнула:
- Хочу тебя!..
…Ночь полная наслаждений.
Утром я ещё спал, когда раздался звонок. Мгновенно сел на кровати. Что делать дальше? Но ты меня успокоила:
- Сигнал кодовый. Это подружка. Она всё знает и пришла проведать. Ты спи. Мы поболтаем на кухне.
На всякий случай, натянул одеяло до подбородка.
С кухни раздавались восклицания, переходящие вдруг в шёпот, хихиканье и опять шёпот.
«Подруга не очень стеснительная, - подумал я тогда. – Другая бы сразу ушла, оставив нас наедине».
В это время дверь отворилась, и в щели показалось любопытное улыбающееся личико. Взглядом оно нашло меня и, не стесняясь, стало рассматривать. Я натянул одеяло выше. Раздался смех, и дверь закрылась.
Вы просидели в кухне не меньше двадцати минут, я же ждал с нетерпением её ухода.
- О чём вы так долго и с таким интересом беседовали? – спросил я, когда ты, скинув халатик, снова забралась под одеяло.
- Ей хотелось знать все подробности, - рассмеялась ты. – Она же ещё девственница. Всё никак не может найти подходящего парня… Она тебе понравилась?
- Не знаю. Я на неё не смотрел, - Для меня тогда из женщин существовала только ты.
Когда я в этом признался, ты радостно набросилась на меня…
Постель мы покинули, когда за окном было уже темно.
Опять прозвучал условный звонок.
- Я пригласила Милу поужинать с нами, - объяснила ты. – Не возражаешь?
Возражать было уже поздно.
Мила оказалась общительной весёлой девушкой. Можно было назвать её привлекательной, но для определенной категории мужчин. Она была гораздо выше среднего роста и выше средней упитанности. Некоторым это нравится, но не мне. Впрочем, для меня было главным, что ты находишься рядом, что тебе хорошо: рядом любимый и близкая подруга. Мила навещала нас часто и была в нашем доме своим человеком.
А вот шутка твоя мне тогда очень не понравилась. Как-то после её ухода ты повторно спросила:
- Мила тебе нравится?
- Конечно. Нормальная общительная девчонка, - высказал я своё мнение. – Она же твоя подруга.
- Нет. А как женщина?
- Пожалуй, и как женщина тоже, - честно признался я, не ожидая ещё от тебя подвоха.
- Понимаешь, она всё ещё девочка. Никак не может найти себе парня. Ты ей нравишься. В общем, она хотела бы, чтобы ты лишил её девственности.
- И это предлагаешь мне ты! – возмутился я.
- Ну, это же только один раз. И тогда мы все станем ещё ближе.
Сейчас мне кажется, что я уже тогда догадался: это розыгрыш или проверка.
Увидев моё недоумение и возмущение, ты рассмеялась:
- Это просто была шутка. Розыгрыш.
Признаюсь, мне тогда стало как-то не по себе. А ведь мог и согласиться. Как бы тогда выглядел в глазах любимой? Потом я много раз задумывался над этим предложением: было ли это шуткой? Уж очень всё выглядело правдиво.
Постепенно всё встало на свои места. Ты стала по вечерам ходить в институт. Я встречал тебя каждый раз с тортом или авоськой, и мы спешили в своё гнёздышко. Сокурсники завидовали:
- Какой у тебя заботливый, любящий муж!
Всё было прекрасно… Но вот как-то, позднее, чем обычно, в прихожей раздался всё тот же условный звонок. Я заметил, что ты нехорошо насторожилась. Звонок прозвучал ещё раз, потом ещё.
В комнате и в кухне горел свет. Делать вид, что в доме никого нет, бесполезно. Обречённо ты пошла открывать.
…Это был молодой парень.
- Николай! – представила ты его. – А это друг папы, - указала на меня. – Он в отпуске. Привёз мне кое-что от родителей.
Втроём напряжённо мы сидели за столом и делали вид, что болтаем.
Пошёл второй час ночи. Колька уходить не собирался.
Сигналом вызвал я тебя на кухню.
- В чём дело? Кто он? Почему не уходит?
- Он мой родственник, троюродный или четвероюродный брат. Я не знаю, как его выставить.
Посидев ещё немного, я встал.
- Ну что ж. Гостям пора и честь знать. Пойдёмте. Пусть Лада ложится спать.
- Идите, - нагло произнёс Колька, - Я останусь.
Пришлось мне уйти.
Ох! Крепок был ночной мороз. Я отходил от дома, возвращался назад… Свет, по-прежнему, горел. Колька не выходил.
После трёх ночи не выдержал и позвонил всё тем же условным сигналом. Пусть думают, что это Мила.
- Он не уходит, - виновато объяснила ты мне на лестнице. – Я не знаю, что делать.
Представляешь, что переживал я в это время.
- Давай, я его выгоню.
- Нет. Нет, - зашептала ты торопливо. – Будет скандал. Нельзя.
- Гони, как хочешь. Если он останется у тебя до утра, я уеду.
В немецких ботиночках и осеннем пальтишке я уже не чувствовал ног. Зубы стучали.
Через какое-то время вы с Колькой вышли из дома. Он нёс раскладушку.
Поневоле пришлось идти за вами. Шли долго. Где-то на окраине ты взяла у него раскладушку и вошла в подъезд. Колька повернул обратно.
Ещё час ждал я, пока ты выйдешь.
Потом бежали, не чуя ног, домой, вместе отогревались в ванне…
…Мы ещё были в постели, когда снова пришёл Колька. Хорошо ещё, что у него не было своих ключей, и мы наскоро успели одеться.
На его наглость пришлось отвечать тем же.
- Зашёл, чтобы отвести Ладу в кино, - соврал я ему. На самом деле мы собирались лететь на местном самолёте в Тольятти, где ещё только строился ВАЗ. Планировали осмотреть стройку и поездом вернуться обратно.
Когда поздно вечером (или рано утром) мы подходили к дому, увидели сидящего на скамеечке у крыльца Кольку. Слава Богу, мы увидели его первыми и смылись незамеченными.
На мои новые вопросы, почему он такой настырный, ты опять ответить не смогла.
Тогда, как и сейчас, деньги решали многое. Через полтора часа мы сняли комнатушку у какой-то бабушки, представившись мужем и женой.
Всегда со счастливой улыбкой вспоминаю эту комнатушку не более 4 кв.м. Тусклая лампочка освещает громадные нары, занимающие всё помещение. У дверей еле втиснулась солдатская тумбочка. Вот и вся мебель. Но мы счастливы. Теперь нам не страшны ни Колька, ни родственники.
Окон в комнатушке нет, поэтому мы не видим, хорошая на улице погода или плохая, день там или ночь. И зачем было это знать? Несколько дней, не глядя на часы, мы проводим в постели. Время остановилось. Мы занимаемся любовью, засыпаем, просыпаемся, чтобы опять броситься в объятия друг друга, и снова засыпаем. Подкрепляемся пищей и питьём, находящимися в тумбочке.
Иногда, когда я в очередной раз подминаю тебя под себя, ты выдыхаешь:
- Милый! Ты неутомим. У меня уже кончилась вся смазка.
Несмотря на свои 35 лет, я тогда ещё многого не понимал и думал только о себе. Мне казалось: если мне хорошо, то и тебе должно быть хорошо. А как-то, смеясь, ты сказала:
- Сюда бы сейчас Милу. Тебя хватило бы и на двоих.
И опять, увидев мой удивлённый взгляд, добавила:
- Шутка! Шутка!
Шутка опять мне не понравилась. Была в ней доля правды.
В таком угаре, абсолютно без капли алкоголя, мы провели на новом месте три дня. На четвёртый ты решила появиться в институте. Перед этим нужно зайти домой, чтобы взять необходимые тетради и учебники, переодеться.
В середине дня, в очередной раз соединившись перед самым выходом, пошли к тебе на квартиру. Там, конечно, никого не было. Мы разделись и, будто увидев друг друга после долгого воздержания, бросились в постель.
- Можно я начну собираться? – спросила ты после первого захода. Мне показалось, что собираться тебе не очень хочется. Несколько горячих поцелуев – и мы опять представляем собой одно целое.
Собираясь, ты ходишь голой по квартире, а я смотрю на тебя и не могу налюбоваться. Опять во мне всё поднимается.
Что так влияло на нас? Может быть, запах, появившийся в квартире после наших любовных упражнений?
Ты складываешь вещи в сумку, а я вскакиваю, хватаю тебя сзади за талию и несу опять в постель…
Надо, надо одеваться. Ты застёгиваешь лифчик, одеваешь пояс, натягиваешь чулки. Разве можно устоять?! Кидаю тебя поперёк кровати и опять, опять…
Я упивался тобой, упивался своими мужскими силами. Откуда и как они брались?
Вот ты уже в строгом костюме. Так будешь выглядеть в институте, так тебя увидят другие. Мы обнимаемся, прижимаемся друг к другу… Лезу к тебе под юбку… А ведь так я тебя ещё не имел…
- Мы можем опоздать! – смеёшься ты, а я вижу: тебе это нравится…
Натянули трусики, оправили смявшуюся юбку, надели, наконец, меховые шубу и шапку. А у меня уже опять появилась сила. Уже у порога валю тебя на пол, расстёгиваю шубу, юбку вверх, трусы вниз… А ведь ты охотно мне помогаешь. Ты тоже захвачена сексуальной бравадой. Вид твоего желания подстёгивает меня ещё больше, удесятеряет силы. Ты кричишь мне в ухо страстным шёпотом:
- Да! Да! Я люблю тебя! Я хочу тебя! Я вся твоя!..
Поднимаясь, смотрим друг на друга и смеёмся:
- Открывай скорее дверь, иначе не дойдём сегодня до института.
Ты учишься на вечернем отделении. Чтобы как-то скоротать время, иду в кино. Садящиеся рядом молоденькие девчонки игриво посматривают на меня. Видно, несёт от меня жеребцом. А в середине сеанса во мне опять (уже без тебя) приходит огромное желание. Ничего не могу с собой поделать – кладу руку на девичье колено. Она поворачивается ко мне…
«Сейчас встану и уйду» - проносится в голове, но девчонка, будто ничего не замечая, снова смотрит на экран. Сжимаю колено, глажу его. Рука идёт выше, и, пропуская её, ножки девичьи чуть раздвигаются, попка скользит вперёд, навстречу руке…
Да что же это такое!? Зачем я это делаю!? Ведь позови я её тогда, девчоночка бы пошла.
Что со мной тогда было? По особому выглядел? Или исходил от меня какой-то особый дух, какие-нибудь особые волны, флюиды?
После кино, отворачиваясь от ожидающего взгляда девчонки, пришлось стыдливо скрываться.
Замерзая, зашёл в ресторан, сев за отдельный столик, уставился в тарелку, чтобы даже не смотреть по сторонам; и тут же головы двух спокойно сидящих до этого молодых дам повернулись, как цветы к солнцу, в мою сторону. Вот они уже разговаривают громче, чем нужно, поворачиваются так, чтобы я мог их увидеть с лучшей стороны.
А когда встретил тебя из института, думаешь, я не видел, с каким интересом рассматривали меня твои подружки. Это не было простым любопытством. Были взгляды завистливые, были и призывающие.
Да, Ладушка, тогда я был в ударе. Просто сказать «имел успех у женщин» было бы слишком слабо. Сейчас мне кажется, что способствовала этому моя любовь к тебе.
Часто вспоминаю произошедший в тот приезд конфуз. Из своей съёмной берлоги мы выбрались в твою квартиру помыться. Залезли вдвоём в ванну. Стали заниматься любовью. За шумом воды не сразу услышали звонки, стук во входную дверь и женские крики:
- Лада! Открой!
- Это бабушка с тёткой! – сообразила ты. – Пришли меня проведать. Ключи от квартиры у них есть, но я поставила замок на предохранитель.
Надо открывать, но куда деть меня? Голый. Хоть и первый этаж, но окна заклеены, а на улице 30 градусов мороза.
Натягиваю трусы, открываю окно в комнате и в таком виде, даже босиком, выпрыгиваю наружу. Ты кидаешь мне вслед одежду, ботинки, пальто, шапку. Всё это живописно лежит под окном, а в середине стою я, от которого ещё идёт пар, но на котором уже быстро замерзает вода.
Хорошо, что окно выходит во двор. Но дети уже бросили играть и столпились сочувственно вокруг меня. Родители и бабушки наблюдают за происходящим издали, не поднимаясь со скамеек. Перед этой аудиторией мне и пришлось одеваться.
Родственникам ты объяснила, что мылась в ванне и звонков не слышала. А дома бываешь редко потому, что много занимаешься у подруг.
Конечно, я вспоминаю и многое другое: встречу Нового 1970 года в лучшем ресторане Самары, другие рестораны, походы в театр и кино, посещение Тольятти, мои проводы. Ты отказалась остаться дома, и мы поехали в аэропорт на такси, чтобы дольше побыть наедине. Хорошо помню твои горькие слёзы и наши клятвы в вечной любви.
А всё-таки самым приятным воспоминанием на всю жизнь стала наша съёмная комнатушка без окон, где мы не отличали день от ночи. Признаюсь, этот отпуск стал самым знаменательным событием всей моей жизни.
Дальше мы стали встречаться регулярно, хотя и не так часто, как хотелось бы.
… Получил командировку в Москву. Быстро обделав все свои служебные дела, сумел выкроить пару дней и прилететь к тебе.
…Затем весной взял очередной отпуск. Часть его пришлось потратить на поступление в адъюнктуру, но сначала опять же неделю провёл в Самаре, а затем ты прилетела ко мне в Питер.
С этим прилётом произошло настоящее приключение.
Я встречал тебя в аэропорту. Через четыре часа после назначенного времени прилёта объявили, что рейс отложен до следующего дня.
У меня были срочные дела в Академии. Не ждать же в аэропорту до следующего дня. И я уехал.
Оказалось, что вечером ваш самолёт всё же прилетел.
Адреса моего у тебя не было. Телефона не было у меня. Хорошо, что у тебя оказался адрес Шурика. Уже ночью он прибежал ко мне. Соврав что-то дома, Мы побежали к нему.
Зато какая радость ожидала меня у Шурика…
От него ночью на такси мы поехали на квартиру моей матери, где всё было приготовлено к твоему приезду.
Ты провела в Ленинграде две недели. Дел было много. У меня – в Академии, а тебе мы прозондировали возможность перевода из института в институт, нашли через друзей хорошую работу.
Планировали всё тщательно, всерьёз, вплоть до количества будущих детей. Я предлагал двоих, а ты заявила:
- От большой любви должно быть много детей.
Не знаю сейчас, была ли ты счастлива, но я чувствовал себя окрылённым.
Что касается физической близости, то, по-прежнему, для этого использовалась каждая подходящая (а иногда и не очень подходящая) минута.
- Ты хочешь? – спрашивал я тогда.
- Я тебя всегда хочу! – отвечала жарко ты. А дальше…
При расставании в аэропорту мы только и говорили о будущей встрече. Я после отпуска должен был возвратиться в Германию, а ты приехать туда к родителям на каникулы. До встречи оставалось чуть больше месяца.
- Выдержим! – решили оба.
Но я не выдержал. После завершения всех дел в Академии у меня остались до отъезда два дня. Посчитал, если полететь в Куйбышев, мы сможем пробыть вместе день и целых полторы ночи. Разве это мало? Решил сделать тебе такой сюрприз. И полетел.
Сюрприз получился… и для тебя, и для меня… С тех пор стараюсь не делать никому сюрпризов: себе дороже.
Такси останавливается возле твоего подъезда. Вбегаю и торопливо даю условный звонок. Заранее радуюсь твоему изумлению. Сейчас я ворвусь, схвачу тебя на руки, брошу на кровать…
Слышу внутри шум, даже различаю голоса, но открывать никто не торопится. Сердце ёкнуло: что-то здесь не то.
Даю такой же сигнал повторно. Ведь его знают только Мила и я…
Вот наконец приоткрывается дверь. Почему ты не бросаешься мне на шею? Почему нет радостного удивления на лице, а только растерянность и страх?
- Это ты?
Я сразу понял всё, но чтобы убедиться бесповоротно, отталкиваю тебя, распахиваю дверь комнаты…Ошибки нет. Из-под одеяла смотрят испуганные глаза молодого парня.
- Всё в порядке! – успокаиваю я его и, поворачиваясь назад, вижу тебя, взлохмаченную, жалкую, в одной прозрачной сорочке.
«Трусов нет», - отмечает машинально мозг.
Ты испугана и ожидаешь скандала.
- Всё в порядке! – опять повторяю я, чтобы успокоить и тебя.
- Всё в порядке! – говорю в третий раз и только тут замечаю, что стою уже за дверью на лестничной площадке.
Я не думал тогда, что мне делать. Всё происходило автоматически. Я побежал. Твои крики, визги только подстёгивали меня. Внутренний голос предупреждал:
- Нельзя останавливаться! Нельзя верить никаким объяснениям. Всё обман. Бегом и, как можно, быстрее.
Понимая, что ты постараешься меня вернуть, опять обмануть, взывая к нашим чувствам, я не поехал в аэропорт.
На железнодорожном вокзале договорился с проводницей и меньше, чем через час, всё ещё ошалевший, всё ещё не вполне верящий даже себе, уже еду в Москву.
Ты должна, должна понимать, что я пережил, о чём я думал постоянно, в каком состоянии находились и дух мой и тело.
Армейская дисциплина удерживала меня от неожиданных поступков…
А в июле ты приехала к родителям на свои студенческие каникулы. Конечно, я постоянно думал о твоём приезде, ждал его и мучил сам себя: как вести себя с тобой, что делать?
Мы уже не были соседями. Всё командование получило новые квартиры. Невольно или нарочно, но увидел тебя в первый же день приезда. Ты оставалась такой же прекрасной, притягательной; чего там говорить, такой же любимой, но я старался побороть это чувство, внушал себе, что ты не лучше, а даже хуже, других.
А в части только и разговоров, что о твоём приезде: какой стала красавицей, как похорошела. Женихов в гарнизоне полно. Молодые офицеры уже вьются вокруг вашего дома.
Меня хватило заставить себя не искать встречи, не встать, как бы случайно, у тебя на пути, не стараться заглянуть тебе в лицо. Я не хотел сдаться, потерять себя, и поэтому сидел в кабинете, занимаясь какими-то бумажками, боясь даже показаться возле твоего дома…
Короткий стук в дверь кабинета. Она тут же открывается. Входишь ты, торопливо закрывая дверь за собой. Да, с твоей стороны это был поступок. Войти в штаб, подняться на второй этаж, зайти прямо ко мне.
Ты что-то объясняешь, даже умоляешь. Голова у меня идет кругом. Каждую минуту может кто-нибудь заглянуть, увидеть тебя. Ведь слухи о нашей связи ходили и раньше.
- В два часа, за третьим КПП, - произношу я, как мне кажется, помимо собственной воли, и, ради сохранения твоей же репутации, выталкиваю тебя из кабинета. Внутри меня ещё идет борьба с самим собой, но кто выиграет, я уже знаю. Ведь уже сдался, назначив встречу.
Хорошая вещь мотоцикл! Как помогал он нам раньше! И теперь ровно в два, без разговоров, ты садишься сзади меня, обнимаешь, прижимаешься, шепчешь в ухо ласковые слова.
Останавливаемся в лесу на одной из небольших полянок, где год назад неоднократно занимались любовью. Знаком каждый бугорок, кустик. Я ещё стою, изображая холодность, а ты подходишь, обнимаешь за шею, прижимаешься щекой… Всё встало на круги своя.
- Это был Колька. Он же брат! – объясняешь ты обстоятельно. – А я тогда постелила себе на кухне. Если бы ты зашёл, то увидел бы. Я пыталась тебя догнать, но босиком, в одной сорочке… А ты убежал так быстро.
Я понимаю, что это обман. В твоём объяснении много нестыковок. Разоблачить тебя легко. Но мне хочется быть обманутым. Я боюсь вдаваться в подробности, чтобы не разоблачить и этим потерять тебя.
Жизнь опять наполнилась смыслом. Где, когда встретиться? Как обмануть всевидящее око небольшого замкнутого гарнизона, твоих родителей, поклонников, излишне разговорчивых кумушек, даже солдат, дежурящих на КПП?
Конечно, прежней веры тебе уже нет, и любовь тоже поблекла. Она перестала быть волнительной, всепоглощающей, любовью превыше всего. Чувства приземлились, сравнялись с другими заботами: службой, подготовкой к отъезду в Ленинград, рыбалкой, охотой…
Того, что произошло затем, я никак не ожидал.
- Обычный триппер, - сказал врач ракетной бригады, к которому мне вскоре пришлось обратиться. – Вылечим за 4 дня. Недельки две потом придётся воздержаться от шалостей с женским полом.
Ещё он очень просил сказать, кто же меня этим наградил, чтобы пресечь распространение болезни в гарнизоне. Пришлось оговаривать себя – сказал, что от немки.
Даже тогда, в первую очередь, я подумал о тебе: а как же здесь в Германии будешь лечиться ты?
Опять пыталась ты сначала опровергнуть мои обвинения: это я здесь ходил по бабам, нахватался всякой заразы, а ты чиста, у тебя ничего нет; затем стала оправдываться, очернив даже родную мать: это она сходила налево, а ты, второпях, только одела её трусы. И наконец, под тяжестью фактов неожиданно выдала:
- Я живой человек, темпераментная женщина! Это ты сделал меня такой. Не могу неделю заниматься любовью день и ночь, а потом несколько месяцев ждать очередного твоего приезда. О тебе тоже ходят, ах, какие слухи. Ни одной юбки не пропускаешь.
Наверное, случись такое сейчас, я бы, рассудив здраво, простил тебя, как сегодня за то же прощаю жену. Тебя-то любил я гораздо больше. Но тогда я всё ещё оставался романтиком-максималистом. Всё или ничего! Ты, со своей стороны, тоже не предприняла ничего, чтобы остаться вместе.
Через 14 лет, в 1984 году, находясь в командировке недалеко от тебя, не выдержал и послал тебе длинное письмо, в котором и обвинял, и снова признавался в любви. Ты ответила неожиданно быстро. Сообщала, что замужем, имеешь детей, успешно делаешь служебную карьеру, и что готова всё бросить и приехать, если я позову. В конце письма для этого был дан номер служебного телефона.
Пока я раздумывал, как поступить, готов ли я отнять жену у незнакомого человека и мать у детей, Люда (тогда ещё моя жена) выкрала у меня твоё письмо.
Можно сослаться на то, что пропал номер телефона, что слишком долго принимал я решение, что мне было жалко твоего мужа и детей, что это сильно бы повлияло на мою карьеру и даже будущую пенсию; но мы оба понимаем, дело не в этом. Я боялся, что по прошествии стольких лет встречу уже не ту далёкую Ладушку, а совсем другую женщину, способную на авантюры, готовую бросить собственных детей.
А ещё через несколько лет жена с издёвкой вручила мне открытку, в которой ты сообщала, что находишься в Ленинграде, гостиница «Речная», в командировке. Жаль, что открытка попала в мои руки через месяц после твоего отъезда. Возможно, это бы изменило нашу жизнь. Кто знает…
Одно скажу твёрдо. После тебя женщина перестала для меня быть загадкой, и я уже не смог полюбить никого.
Мне очень хочется, чтобы это письмо когда-нибудь дошло до адресата в Самаре. Сейчас, при наличии всемирной сети, это вполне возможно. Чужие внуки! Передайте мой привет своей бабушке, Людмиле Петровне.
Этим неотправленным письмом заканчивается романтический период моего общения с женщинами. Их, женщин, будет ещё много, гораздо больше, чем прежде, и какие-то волнения они ещё будут вызывать, я даже каким-то участочком своего подсознания буду ещё надеяться, что встречу, наконец, ту единственную, именно мне предназначенную, но здравый смысл будет душить такую надежду. Общение с женщинами превратится в хобби, в интересное времяпрепровождение, в игру, соревнование умов и опытности. Способствовать этому будут и переезд в Ленинград, и покупка автомобиля.
Комсомолка Нина
Переход от романтической фазы отношений с женщинами к прагматической происходил у меня, естественно, не сразу. И до встречи с Ладушкой отделял я любовь от секса. Конечно, очень хорошо, когда они гармонично совмещаются. Но любовь – понятие духовное, любить можно и на расстоянии; разлука может даже увеличить тягу друг к другу. Секс же нужен телу, нужен постоянно, а в молодом возрасте ежедневно и даже ежечасно…
Вернёмся же к моменту первого отъезда Ладушки из Германии.
Наше последнее свидание, по моей вине, не состоялось.
Утром она с родителями уехала на вокзал, а я должен был по делам ехать в Веймар. И хотя я тоже, вопреки здравому смыслу, прикатил на вокзал, встретиться нам не удалось.
Вместе со мной, по своим делам, в Веймар едет жена секретаря комсомольской организации полка. Его прислали в полк недавно.
Для меня такое событие вообще прошло бы незаметно, если бы как-то не ворвались ко мне в кабинет два приятеля, два командира батальона: Володя и Валентин.
- Ты вчера в баню ходил? – излишне возбуждённо задали они странный вопрос.
- Нет. А что случилось в бане? – заранее рассмеялся я.
Перебивая друг друга, они доложили:
- У нового «комсомольца» «конец» невиданно больших размеров!.. Вот такой! – стали показывать они на себе руками. – Длинный с докторскую колбасу и толщиной с руку!
- Не загибаете? – усомнился я.
- Вот в следующий раз сходи с ним в баню, Увидишь.
Какое-то время мы ещё обсуждали этот вопрос, потом перешли к другим темам.
И вот сейчас на заднем сиденье машины сидит жена этого уникума. Миловидная женщина лет 22-23. Муж уехал в отпуск в Союз, а она недавно устроилась на работу в Дом офицеров, ведёт там хореографический кружок. Поэтому осталась. Какие у неё в Веймаре дела, меня интересует мало.
Дорога длинная. Состояние души у меня ужасное. Не удалось проститься с любимой, даже увидеться, перекинуться хотя бы двумя словами. Но попутчица этого не знает и пытается сократить дорогу разговорами.
Она немало знает о Германии, обращает моё внимание то на захватывающе красивые ландшафты, то на средневековые замки, построенные на краях отвесных скал. Невольно прислушиваешься. Приходится отвечать на её вопросы. В другое время поддержал бы разговор, но сейчас я не в духе. К тому же, как только посмотрю в её сторону, сразу же вспоминается тот разговор с двумя комбатами. Интересно, как она относится к такому достоинству мужа?
В Веймаре разошлись по своим делам. В обратную дорогу тронулись, когда уже начинало темнеть.
Хотя водитель и взял с собой сухой паёк, его надо бы подкормить, да и самому подкрепиться не мешает.
- Вы обедали? – спрашиваю у попутчицы.
- Не успела, - оправдывается она. – Да Вы обо мне не беспокойтесь. До дома дотяну.
- Я тоже не ел, и водитель не откажется, - смотрю я в сторону солдата. Тот, улыбаясь, согласно кивает.
Останавливаемся у придорожного ресторана.
- Что предпочитаете из напитков? – обращаюсь к даме. – Я обычно беру себе вишнёвый или мятный ликёр.
- Я пью…- девушка, стесняясь, заикается
- Лимонад? – пытаюсь я угадать.
- Нет. Водку, - выдаёт она и тут же добавляет. – Она здесь дорогая. Можно Корн или Бренди.
Заказываю ей дуппель (двойную порцию) и смотрю вопросительно: возможно, скажет, что это для неё много.
Нет. Молчит.
После первого блюда спрашиваю, показывая на рюмки:
- Может, повторить?
Да. Она не против.
80 граммов, конечно, для русской женщины не много, и всё-таки…
После ресторана мы стали разговорчивее. Девушка много смеётся, шутит, явно пытается понравиться.
При разговоре мне постоянно приходится оборачиваться: из вежливости и шум машины мешает.
- А Вы пересядьте назад. Удобнее будет разговаривать, - призывно смеётся она.
- Вообще-то, я старший машины и должен сидеть рядом с водителем.
- На автостраде патрулей не бывает. А когда съедем, можете обратно пересесть.
Чувствуется, девушка не первый год живёт в Германии, знает все порядки.
Теперь мы сидим рядом. Не приходится ломать шею и громко говорить так, что водителю всё слышнее и понятнее, чем спутнице. Можно шепнуть на ушко и что-то фривольное, дерзкое, с намёком. Дама-то замужем, не девочка.
Похоже, ей тоже \это нравится. После таких шуток она шаловливо смотрит прямо в глаза и смеётся ещё громче.
Её волосы щекочут мои губы. Отвожу мешающую прядку в сторону и совсем чуть-чуть касаюсь губами уха. Она игриво-вопросительно смотрит на меня, хочет что-то сказать, но я прикладываю палец к губам и показываю глазами в сторону водителя. Она молчаливо согласна: нужно промолчать.
После этого уже спокойно, уверенно беру губами мочку уха и сосу её. Затем губы перемещаются к щеке – лёгкий поцелуй – и губы уже отпрянули: что Вы, что Вы, мы ничего плохого сделать не хотели. Это машину качнуло.
Видно, качнуло её здорово. Нина приникла ко мне, попробовала положить голову мне на плечо – неудобно – прижалась щекой к груди и осталась в таком положении.
Что я делаю!? Ведь только что грустил о расставании с любимой девушкой (и сейчас грущу!), только что готов был пойти ради неё на всё (и сейчас готов!), а сам тискаю почти незнакомую бабу, чужую жену, уже связан с ней какими-то, пусть непроизнесёнными, обязательствами. А ещё в голове постоянно возникает мысль о великих достоинствах её мужа. Куда я лезу? Может случиться, что буду осмеян самым презрительным образом. Может быть, она считает, что у всех такое. Вот будет облом.
Мысли сами по себе, а руки сами по себе. Они уже гуляют по женщине. Вот пригладили волосы (тут же комплимент их густоте и шелковистости), вот пошли ниже, дошли до бёдер (какие у тебя крепкие мышцы!). Кажется, девушка довольна. Чего там «довольна»? – Счастлива. Она уже поднимает лицо и подставляет губы… Назад ходу нет!
«Всё правильно! – успокаиваю сам себя. – Жена в Питере, Лада уехала. А жизнь-то продолжается. Надо же с кем-то трахаться. И ей тоже. Муж-то в отпуск надолго уехал».
И теперь уже спокойно целую женские губы, тискаю грудь, запускаю руки ещё ниже.
Километров за 30 до гарнизона, на подъезде к очередному ресторану, спрашиваю у своей дамы:
- Хочешь напоследок ещё по рюмочке?
- Можно! – радостно смеётся она. Чему смеётся? Вроде ничего смешного нет. Значит, радуется.
- Лимонада принести? – обращаюсь к водителю. Тот согласно кивает головой.
- Тогда поворачивай на стоянку.
Заказываю сразу по два дупеля Корна и вишни. Бармен, наверное, думает, что Корн для меня, а Шерри для дамы. Ошибается.
При выходе из ресторана крепко беру даму за талию и завожу её за тёмный угол.
- Куда это мы? – всё ещё смеётся она.
Крепко целую её в очередной раз и заваливаю на землю.
- Разве так можно? – щебечет молодая женщина.
Молчу и делаю своё дело. В полевой форме всё так неудобно: ремень, бриджи на подтяжках. Женщина тоже явно к этому не готовилась, но лежит молча, пока я разбираюсь в её одёжках.
- Так быстро, - произносит она на обратном пути. Я так и не понял, что «быстро». Начали? (сегодня только познакомились). Или сейчас кончили?
Проводил новую любовницу до дома.
- Сейчас переоденусь и приду, - шепчу ей.
- А зачем? – дурацкий вопрос.
- Поболтаем. Чаю попьём, - нахожусь я.
- Соседи могут увидеть, - сомневается Нина.
- Окно открой.
Живут они в таком же домике, как наш: приспособленной под жильё, одноэтажной конюшне.
Дома переодеваюсь в спортивный костюм. В таком убежать легко и меньше вероятности, что узнают. Оглядываюсь: ничего не забыл? Девушка, кажется, неравнодушна к спиртному. Вот и будет «зачем». Прихватываю из бара начатую бутылку «Столичной».
Стучу в освещённое окно – Нина открывает – влезаю – закрывает – занавешивает – я гашу свет.
- На всякий случай. А теперь доставай рюмки…
- За тебя! За твою красоту! – шепчу ей явную пошлятину. Самому противно.
После первой же рюмки заваливаю её на широкую супружескую кровать. Она в халатике на голое тело. Теперь всё так просто.
- Ещё раз!? – удивляется она. Действительно или делает вид?
Вот теперь можно не спешить. Дверь закрыта. Окно тоже. Муж в отпуске. Всё так тупо типично.
Мысль о достоинствах её мужа не выходит из головы даже во время секса. Почему она об этом молчит?
Выпили ещё. Полежали, поболтали. Когда я попытался залезть на неё в очередной раз, Нина с удивлением на лице оттолкнула меня:
- Ты что? Разве столько можно? Мы же не кролики.
Такое сравнение меня обидело.
- Что не так? Что тебе не нравится?
Вот, думаю, сейчас всё выяснится, что это у меня «как у кролика».
- Ты же все силы растеряешь, работать завтра не сможешь.
Стало что-то до меня доходить.
- С мужем-то вы как часто общаетесь?
- Каждую неделю, - сразу откликнулась она и, увидев моё вытянувшееся в недоумении лицо, добавила:
- Ну, если он не очень на работе устанет. Потом же – женские дела, просто настроения нет, неприятности всякие… Не обязательно каждую неделю.
Мне бы, конечно, мужа её пожалеть, особо с этим делом не выпендриваться, но молод был, хотелось себя показать.
- Сил, - говорю, - может, и много растеряю, но сегодня ты увидишь, на что мужчина способен. Всё ещё только начинается.
И показал. Постарался. Сам почти всю ночь не спал и ей не давал. Думал утомить её, но смотрю, и она во вкус вошла, после каждого соединения число объявляет.
Перед уходом не удержался, спрашиваю:
- Ну, что? С мужем-то, наверное, лучше? (размеры его мне всё покоя не дают).
Она сначала застеснялась, потом головку подняла:
- Нет! С тобой лучше.
Перед рассветом домой вернулся так же, как пришёл, через окно.
На следующий день – туда же, по знакомой дорожке.
А к концу комсомольского отпуска смотрю: к Нининому окошку уже мной тропинка протоптана.
Перед его приездом Нина меня спрашивает:
- Дальше-то как будем?
- Никак! – отвечаю, не задумываясь. – У тебя муж, ко мне жена скоро приедет. Нам скандал не нужен.
Скандал всё же произошел, но я в нём участия не принимал.
Нинину хореографическую студию в основном посещали девочки. Мальчиков не хватало. Она с замполитом договорилась и по ротам призыв бросила – солдат в студию пригласила. Тем – хоть куда, лишь бы от казармы подальше. Среди студийных новобранцев один, по словам Нины, особо одарённым оказался, «яркий талант». Скоро руководительница с ним отдельно заниматься стала – талант нужно растить.
Месяца через три после возвращения Нининого мужа кто-то из служащих Дома офицеров застал руководительницу хореографической студии и новорощенный талант в недвусмысленной позе на спортивных матах.
Доложили начальнику Дома офицеров. Тот счёл своим долгом проинформировать замполита, секретаря партийной организации. Дошло до начальника гарнизона.
Разве можно такое замолчать? Политработники – жёнам, жёны – подругам, подруги – мужьям. Признаться, я тоже считал себя несколько виновным в произошедшем. Ведь хватало же раньше Нине одного раза в неделю. Кто её к большему приучил?
Мужчины из этого свой вывод сделали и, улыбаясь, друг другу объясняли: размер – не главное.
Как отреагировал на всё Нинин муж, узнал ли он о случившемся вообще, я не интересовался.
Рыжая Роза.
Опять вернёмся несколько назад, ко времени проживания в бывших конюшнях.
В 35 лет тело ищет выхода энергии и не только сексуальной. У нас перед крыльцом стоит турник. Я не забываю о нём. Мысли о Ладе, о разнице в наших возрастах заставляют использовать турник, делать пробежки по лесу, крутить на талии стальной 10тикилограммовый обруч, сваренный из арматуры.
Напротив нашего крыльца – такое же крыльцо, такой же конюшни, где живут такие же офицерские семьи, но из другой части.
Замечаю (не слепой), что молодые женщины-соседки иногда задерживаются при входе (выходе) и посматривают на меня с интересом. Из них выделяется одна, лет 25ти, с длинными распущенными ярко-рыжими волосами, выдающимися формами и ещё более выдающейся наглой улыбкой. Встанет на крыльце, скрестит руки на груди и смотрит в упор, призывно улыбаясь.
Как-то, сидя на перекладине, шутку ей бросил. Она только этого и ждала. Разговорились. Оказалось, Роза-то из Питера, землячка. Мало того, я с её двоюродным братом Олегом за одной партой сидел.
Разговаривая, будто случайно за локоток её взял, а она как развернётся лицом в лицо, как прижмётся обоими, торчащими пока без дела, буферами. Глаза горят, а руки уже у меня на шее. Не поцеловать женщину в таком состоянии – преступление. Я преступления не совершил.
Сначала поцеловал, а потом уже, как у русских принято, оглянулся: не видит ли кто? Сейчас не увидели, увидят через мгновение – уж больно мы оба резвы. Оттолкнул совсем слегка, чтобы не обидеть, и шепчу:
- Вечером, когда стемнеет, за КПП.
А уже смеркается.
Через полчаса соседка вышла. Головой кивнул: иди, догоню.
Ну, всё без слов понимает. Только улыбнулась призывно и, не оглядываясь, уверенно - прямо за КПП.
Через пару минут на мотоцикле её обогнал и за периметром подсадил. Прижалась сзади, руки так по мне и гуляют. Что-то в ухо шепчет. Губами затылка касается. Я слов не слышу, но и так понятно.
Проехали всего метров 200-300. Больше не выдержал. Мотоцикл на обочину поставил, её за канаву толкнул, тут же, почти на виду и завалились. Смотрю, она уже готова и мне расстёгиваться помогает. Уж так согласованно и хорошо всё получилось, как после репетиции.
- Ты что? – смеюсь. – Так ведёшь себя, будто мужика полгода не имела.
- Не имела, - отвечает.
После какой-то болезни муж у неё стал импотентом. С горя запил и остатки способности потерял.
- Разденет меня, сам сверху ползает, во все места, куда может, целует; до белого каления возбудит, а потом сядет рядом и заплачет. Мне же, хоть на стенку лезь.
В тот вечер удовлетворил я Рыжую со всей мужской силою. На следующий день всё повторили, а потом даже мотоциклом не пользовались. Метров за 50 от наших домов помойка стояла. Сразу за ней лес начинается. Берёт Рыжая помойное ведро, идёт к помойке; я следом. За помойку зашли, своё дело справили и по домам.
Купил Розе муж какую-то особенную шубу, длинную, почти до земли, мех пушистый, мягкий. Заглядение, а не шуба. Роза её сначала даже одевать жалела. А потом – на каждую ходку с помойным ведром - в этой шубе. Мы её под себя подстилали. Даже зимой не замерзали на такой отличной шубе.
Роза мужа хвалила:
- Молодец! Хорошую шубу купил!
Секс с Розой – сплошное удовольствие. Без слов всё понимает, предвосхищает каждое желание, каждое движение. И относится к этому легко: тебе надо, мне надо, почему не поозорничать? В разговорах скромна. Ни разу от неё не то, что матерных слов, а вообще никакой грубости не слышал. Зато в деле такая!..
Не помню, как это произошло, но пришлось с обманутым мужем знакомиться. Соседи всё-таки, земляки.
Очень Борис жену ревновал. Все мысли – только об этом и разговор – соответственно.
- В понедельник на стрельбы едем. На замок тебя закрыть что ли, чтобы ни с кем не трахалась.
- А я в окно вылезу.
- А я у окна часового поставлю.
- Вот я с часовыми и потрахаюсь. Они ведь каждые два часа меняются.
Двое детей было у этой пары, но в Германию они их не привезли, бабушкам оставили.
Борис скучал по детям, доказывал Розе, что воспитывать их должны родители.
Роза отшучивается:
- Уверен, что ты родитель? Борис даже с таким положением согласен:
- Родители не биологией определяются, а своим отношением к детям. И тебе занятие было бы.
- За меня не беспокойся. Я себе найду занятие.
Пригласили они как-то меня в кино. Свет потух, фильм начался; чувствую, Роза ко мне в ширинку лезет. Сказать ничего не могу, а начнёшь отталкивать, Борис возню заметит. Вот и сижу, как истукан.
Роза рукой до кондиции меня довела, потом нагнулась и прямо в рот взяла.
- Ты что там делаешь? – подозрительно спрашивает Борис. Она игрушку рукой прикрыла и отвечает:
- Ключи уронила, найти не могу.
Я же о своём думаю: «Что если свет случайно зажгут (так ведь нередко бывает), Роза-то выпрямится, а я с торчащим другом как буду выглядеть?»
Домой к ним заходить не приходилось. К себе, пока в старой конюшне жил, тоже не приглашал. Но как только новую квартиру получил, Роза - тут как тут. Без всяких приглашений. Он тоже без приглашений зачастил. Каждому - своё. Ей – секс, ему – выпивка.
Я вернулся из отпуска. Не успел распаковать вещи – звонок в дверь. Роза!
Долго разговаривать не стали. Понятно, зачем пришла… Только начали – опять звонок. Оделись со скоростью солдата на подъеме. Открываю двери – Борис! Сразу от двери предупреждает:
- Я видел, как Роза к тебе прошла.
Она тут же из комнаты появляется. Полностью одета, волосы идеально уложены:
- Я что, не имею права друзей навестить?
Борис про своё:
- Водку привёз?
И сразу лезет к раскрытым чемоданам.
- Водки нет, - оправдываюсь я. – Только вино и коньяк.
- О, коньяк сойдёт! – радуется Борис. – Наливай.
Я пью мало, ссылаясь на то, что ещё надо появиться у начальства.
Роза закладывает наравне с мужем, но не в одном глазу. Борис же после третьей рюмки окосел и улёгся на кровать. Пока мы с Розой парой фраз перекинулись, он уже захрапел. Она меня на кухню тянет:
- Пошли! Он уже не проснётся.
Мне же поведение Бориса подозрительным кажется. Не могу так. Шепчу ей:
- Давай лучше куда-нибудь на мотоцикле отъедем.
И смылись, оставив Бориса на кровати лежать.
В лесочке сразу после первого раза я к мотоциклу тянусь, а Рыжая-бесстыжая останавливает:
- Побудем ещё. Он теперь уже не скоро проснётся.
Два ли, три ли упражнения сделали. Только к дому подъехали, когда уже темно было. А Борис наперерез уже от парадной бежит:
- Ну, что? Натрахались?
- У тебя всегда одно на уме! – пытаюсь я оправдаться. – В отпуске по мотоциклу соскучился. Решил прокатиться.
- Ну да! – уже зло смотрит обманутый муж. – Три часа почти катались-кувыркались.
- Колёса подкачивал, - мямлю я.
- Мотоцикл ремонтировал, - подсказывает Рыжая.
- Это само собой.
- А я, - вдруг рассмеялся Борис, - ту бутылку допил и другую начал.
Меня зло берёт. С таким трудом, с такой переплатой коньяк доставал в Союзе. Теперь этот пьяница-импотент одним махом завершит все мои труды. А что скажешь?.. Пошли допивать вторую бутылку.
За столом Борис совсем разошёлся. Тема была всё та же. Он знал о похождениях жены очень много, и сейчас, смакуя подробности, рассказывал об этом мне.
- Она даже с братом имела! – стучал он рюмкой по столу.
- У меня и брата-то нет! – защищалась Роза.
- С Олежкой я же вас застукал! – настаивал оскорблённый муж.
- Так он же двоюродный, - только и сумела сказать обвиняемая.
В душе я даже рассмеялся. Выходит, мы со школьным другом Олегом «молочные братья».
После этого вечера решил твёрдо: с Розой надо заканчивать. И Бориса жалко, и всякую заразу можно на Розе схватить. Борис жаловался, что его она награждала уже несколько раз. От этого и импотенция его.
От Розы ушёл я во время. В очередном отпуске заразу она подцепила и в гарнизон привезла. Но что на роду предназначено, того и на кривой кобыле не объедешь. Так вроде пословица говорит. Почти одновременно с ней в гарнизон приехала моя любовь, моя Ладушка и подарила мне то, чего я так боялся получить от Розы.
Не только о себе
Два комбата, Валентин и Володя, были неразлучными друзьями. Ещё при учёбе в Академии по бабам вместе ходили и теперь, в Германии, секретов друг от друга не имели. Дружили они и семьями.
На другой день после новогоднего праздника Валентин с сияющим лицом прибежал в мой кабинет:
- Думал, новогоднюю ночь один буду встречать. Жену-то с детьми в Союз к тёще отправил. А тут, не думал, не гадал, любовницу завёл, да какую!.. Красивая, умная, в постели ненасытная.
- Кто же она?
- О, Этого сказать тебе не могу. Большой секрет.
Я полюбопытствовал:
- Где ж в нашем гарнизоне найдёшь такую? Муж в это время в наряде стоял?
- Нет! – заливается счастливый Валентин. – Он в отпуск уехал, она же с детьми здесь осталась. Старшая школу в этом году заканчивает.
- Детей-то сколько всего?
Не подумал Валентин, что так постепенно секрет свой раскрывает:
- Трое.
- Все, небось, девчонки? – гну я свою линию.
- Нет. Два мальчика.
Таких данных мне уже достаточно, чтобы в нашем гарнизоне даму эту вычислить.
- Смотри, - говорю, - не попадись, когда по чужим подъездам проходить будешь. У нас ведь любопытные глаза и уши везде есть.
И тут Валентин, явно не подумав, выпаливает:
- Да мы на одной лестничной площадке живем.
В новом доме, куда мы недавно заселились, на каждой площадке всего две квартиры. Оба друга-комбата на одной площадке живут.
- Как же ты можешь? Он ведь твой друг!
Понял Валентин, что тайны уже нет.
- А пусть не оставляет семью. Сам, наверное, тоже сейчас в Питере по старым адресам шляется.
Неприятно иметь такого приятеля.
Через месяц или полтора вваливается ко мне другой комбат. Очень он расстроен:
- Слушай, Юра, ты моей жене ничего обо мне не рассказывал?
Пришлось признаться, что за это время не только с ней не разговаривал, но даже и не видел её.
- Понимаешь, - продолжает Володька, - домой вернулся, а жена близко к себе не подпускает. Кто-то ей про все мои похождения в Ленинграде рассказал в цветах и красках, да ещё преувеличил. И про Настю-буфетчицу, и про Светку-официантку, про Лёльку-проститутку, даже про соседку по дому. Про неё вроде вообще никому не рассказывал. У меня здесь друзей всего-то: ты да Валентин. Только с вами делился. Не по-мужски это – такую подлянку устраивать.
- Про проститутку и соседку я от тебя сейчас впервые услышал. Вспоминай, кому ещё рассказывал?
- Так к Лёльке мы с Валентином вместе ходили..,
Тут Володя запнулся:
- А про соседку я Валентинычу перед самым отъездом рассказал. Неужели он? Зачем? Позвони ему, пусть зайдёт.
Пришёл Валентин. Глаза пытливо по нам бегают: зачем позвали? Может быть, думает, что я про его предательство рассказал.
- Валентин, ты о Володьке кому-нибудь, что-нибудь рассказывал? Ну, друзьям каким или жене своей?
- Никому ничего я не рассказывал! – огрызается Валя. – С чего вы взяли?
Друг его не выдержал:
- А кто же, кроме тебя, знал все мои похождения? Кто жене моей всё с подробностями донёс? Поделиться больше не с кем было? Зачем ты так меня подставил?
«Знал бы ты «зачем», сейчас ещё больше бы разошёлся», - думаю я.
- Всё? – спрашивает негодяй и на меня смотрит: не выдал ли я его?
- Нехорошо друга предавать, - говорю я ему.
Значит, всё. Не буду же я ещё и женщину подставлять. Пострадавшему от этого только хуже бы стало.
Глаза у негодяя злые. Смотрит на Володьку и на меня:
- А вякать будете, так я про вас ещё не то могу рассказать… А про тебя особенно.
И дверью хлопнул.
- Это ведь он Ладу имеет ввиду, - поясняет мне Володя. – Вот подонок!
- Да. Подонок, - соглашаюсь я и почему-то ставлю себя на место ушедшего.
Ему ведь сейчас очень плохо. Потерял друзей. Ни поделиться с кем, ни просто поговорить по душам. Носить в себе постоянно чувство вины.
Жена начальника штаба
В полк назначен новый начальник штаба. Небольшого роста, без претензий и амбиций, к власти не рвется, в основном, занимается в кабинете бумажной работой. И это хорошо: он никому не мешает, ему тоже. Женат. Она старше его на 7 лет. В таких случаях говорят: «Взял с ребёнком». В последней фразе две неточности.
Первая. Судя по их отношениям, в данном случае больше подходит слово «взяла».
Вторая. Как-то плохо вяжется слово «ребёнок» с 15летним цветущим молодцем.
В шутку можно сказать, что качества жены являются качествами, необходимыми мужу. Она больше, чем на голову, выше его и выглядит гораздо мужественнее. Ходит, как матрос, временно сошедший с корабля. Любит шумные компании, особенно застолья. Любит беседовать с молодыми симпатичными мужчинами, а при их отсутствии, с немолодыми и несимпатичными тоже. Считает, что власть, данная её мужу, распространяется также на жену.
Это её последнее качество способствовало нашему первому знакомству.
…Служебная машина отправлялась в город по делам. Как всегда, на свободные места претендовали женщины, которым срочно что-то нужно в городе (на то они и женщины). Я сижу рядом со сверхсрочником-водителем, хотя старший машины ему не обязателен.
В сопровождении одной из женщин, которые любят виться вокруг жён начальства, к машине подходит она. Открывает дверцу салона, оглядывает начальствующим взглядом сидящих пассажирок и не допускающим возражения голосом произносит:
- Ася! Садитесь сюда.
Затем подходит к кабине с моей стороны и тем же тоном:
- Молодой человек! Освободите место.
Конечно, я её знаю, хотя мы и не знакомы, но делаю вид, что впервые её вижу:
- На каком основании?
- Я жена начальника штаба! – с сознанием собственного достоинства поясняет она.
Попутчица пытается ей что-то объяснить:
- Мария Михайловна! Это…
Но начальница её перебивает:
- Надо сразу каждому указать его место.
Да, я молодо выгляжу и этим некоторых иногда ввожу в заблуждение, но, когда надо, гонора у меня тоже хватает:
- В штатном расписании нашего полка, - поясняю я ей с ехидной улыбкой, - нет должности «жена начальника штаба», я же являюсь заместителем командира полка и еду в город по служебным делам. На свободных местах можно доехать до города и вернуться обратно. Садитесь, а то останетесь без места.
Безусловно, будь я старше, так бы не поступил, объяснил бы ей менее обидно, но я тогда Карнеги ещё не читал.
Вообще-то, женщина она не обидчивая, но как большинство из них, стерва. Это она потом сказала Ладиной матери, что мы с Ладой смотримся отличной парой. Мать тогда намёка не поняла. А стерва, выходит, что-то уже знала.
…Только что из бывшей конюшни переехал в новую квартиру. Жена – в Ленинграде, Роза – там же, Лада только что укатила в Самару.
В одних трусах занимаюсь обустройством новой квартиры. Двери, по старой привычке, на ключ не закрываю. Они открываются и входит Мария Михайловна:
- Не ждал гостей? Давай принимай, угощай.
К этому времени женщина уже успела создать себе определённый имидж.
На любом празднике (а правильнее сказать, попойке) она самая шумная, самая приставучая, пьющая наравне с мужиками, а то и больше. Напившись, выбирает себе жертву (мужика) и пристаёт к нему, не стесняясь, у всех на глазах.
Муж не пьёт вообще и постоянно вынужден следить за её поведением.
- Маша, перестань!
- Маша, не пей больше!
- Маша, не приставай к человеку!
- Маша, пойдём домой!
Только это от него и слышно.
Если жертва сматывается, а подходящего товара больше нет, Маша идёт на улицу и пристаёт к прохожим. Муж или ходит сзади неё, или, махнув рукой, идёт домой, и тогда периодически со второго этажа раздаётся горестное:
- Маша! Иди домой! Не позорь меня! Не позорь наш полк!
Иногда в части слышу намёки солдат: жена начальника штаба не брезгует солдатиками.
…А сейчас моя гостья навеселе и требует:
- Принимай! Угощай!
Брюки быстро натянул. Вдруг кто зайдёт и что тогда подумает.
Неприятная процедура предстоит. Надо её выгнать, но, по возможности, без скандала.
Поясняю ей:
- Я сейчас в столовой питаюсь. Дома пустой холодильник. Спиртного тоже не держим.
- Тогда натурой отдавай! – прямо к делу (или телу) переходит Мария Михайловна.
- Не могу, - улыбаюсь я. – Есть у меня любимая женщина. Верен ей. Изменить не могу.
Пусть, как хочет, понимает, хоть на Ладу, хоть на жену.
- Знаем. Всё Маша знает! – уверяет меня гостья. – Молоденькую, красивую любишь. Так нет её. А на безрыбье и рак - рыба. А после сладких булочек иногда чёрного хлеба хочется.
- Бывает! – выворачиваюсь я. – Только в магазин я сам хожу и хлеб себе там сам выбираю… А сейчас мне по делам службы уходить пора.
- Понятно! Брезгуешь!
Тут самоё время мне промолчать, что я и сделал.
В «Друге» по-другому я этот эпизод описал. Там 95% правды, но про жену начштаба – художественный вымысел.
…Из Германии уезжаю в Ленинград. Хочешь, не хочешь, а отвальную делать надо. Сделал. Всех, кого положено, пригласил. И начальника штаба с женой, конечно, тоже.
Как всегда, напилась она. На этот раз выбрала себе кавалером начальника автослужбы. Красавец. Высокий, стройный, чуб кудрявый, голос – заслушаешься – баритон. Ему тоже лестно. Нравится ему, когда женщины на него внимание обращают. Просто нравится. Но видимо, никто не успел донести, что красавец – импотент. Вроде уж жена его всем рассказала, всем пожаловалась, а до Машки не дошло.
Когда Маша его за рукав с застолья потащила, он с удовольствием следом пошёл, даже заулыбался. Тут-то жена его всё при всех и выложила.
- Сама мужика настоящего уже несколько лет не имела.
Сник мужчина. Куда что подевалось? И стать, и красота. Повернулся и домой пошёл.
А Машка вдруг говорит:
- Женщины! Есть бабский разговор. Давайте выйдем в другую комнату.
Вышли. А через пару минут к мужьям с вытянутыми лицами вернулись. Дома всё, конечно, мужьям донесли. Приведу её предложение прямой речью:
- Вот что, девки! Нет здесь мужиков нормальных. Все только работой озабочены. Кто смелые, айда со мной в гарнизонную кочегарку. Там смена 7-8 молодых, здоровых, изголодавшихся по женщинам, парней. Всех обслужат, как полагается.
- Грязь-то какая! – робко заявила кто-то из женщин.
- Нет там грязи! – Видимо не поняла её Машка. ****ьных мест на всех хватит: и матрасы есть, и простыни чистые.
Все жёны, конечно, отказались, но, кто знает, может быть, кто-то из них на ус намотал (или на что-нибудь другое). Женщина не перестаёт быть загадкой.
ЛЕНИНГРАД – ПЕТЕРБУРГ – ПЕНСИОНЕР – И ДО КОНЦА
Ольга
С Ольгой я познакомился ещё до переезда из Германии в Ленинград. Она работала в Академии, а я приехал из Германии сдавать экзамены в адъюнктуру.
После окончания средней школы Оля даже не пыталась поступить в ВУЗ. Семья сильно нуждалась, и Оля должна была устроиться на работу. А поскольку никакой специальности у неё не было, родители «временно» устроили девчушку на почту письмоносицей. Девочка вынуждена была вставать в 5 утра и в любую погоду разносить почту где-то на окраине города в районе Удельного парка. Сколько страху она натерпелась, блуждая в темноте среди старых, обшарпанных, одноэтажных, деревянных домиков, можно себе представить.
Удивительно, что в эту пору с ней ничего не случилось.
Поняв глупость, я бы сказал, преступность своих действий, родители, по какому-то знакомству, устроили её лаборанткой в Академию связи. Должность чуть выше уборщицы, но ниже полотёра и пожарника. Зная, что в военной академии работают и учатся одни мужчины, мама с отчимом рассчитали: Оля должна там быстро выйти замуж, и таким образом, будет хорошо пристроена и сброшена с плеч.
Родители не учли, что слушатели Академии уже окончили училища, прослужили несколько лет в войсках, и, конечно, были уже женаты; а о преподавателях, с этой точки зрения, вообще говорить не приходится.
Не учли родители и того, что несмотря на своё семейное положение, молодые (и даже не очень молодые) здоровые мужчины совсем не против завести интрижку на стороне, тем более с молоденькой симпатичной дурочкой-девчушкой. Ухажёров у Оли на службе было, хоть отбавляй, но о женитьбе никто из них, конечно, не думал.
На кафедре, где Оля трудилась, создалась тёплая компания бесшабашных молодых преподавателей и адъюнктов. Пьяницы имеются в любом коллективе и всегда сумеют узнать друг друга и объединиться. Повод для выпивки найти не трудно, и компания отмечала постоянно дни рождения, присвоения званий, даты поступления, увольнения и прочее. В этот коллектив втянули и молоденькую лаборантку.
Какая девушка в 19 лет не стремится к большой и чистой любви? Ему было 45. Женат. Ни разница в возрасте, ни семейное положение не помешали их сближению. Толик стал первым её мужчиной. По крайней мере, так в последствии рассказывала мне Ольга. Однако, как-то проговорилась она и о другой истории, произошедшей ещё во времена учёбы в школе. В этой истории, кроме неё был замешан одноклассник, он же сосед сверху, Аркашка, а так же, затем, по ходу дела, отчим – бывший прокурор, мать Оли и мать Аркашки.
Кто-то, где-то, как-то их застукал. Прокурор провел расследование. На допросы вызывались то Аркашка, то Оля, и порознь и на очную ставку.
Прокурор грозил Аркашке тюрьмой. Спрашивается: за что, если ничего не было?
Приговор был менее жёстким: молодые не должны встречаться даже случайно, иначе… Аркашка и его мать были очень напуганы (или запуганы).
Вскоре Оля узнала, что у Толика она не единственная. Кроме жены, были у него бабы и в Академии, и за её пределами. Расставаться с такой жизнью он не собирался…
А тут появился я, на 10 лет моложе Толика, ничего о нём не знающий, непьющий, одетый в Германии с иголочки (для молоденькой девчонки и это важно). Появился, сдал экзамены в адъюнктуру и уехал обратно за границу, дав этим Ольге время подумать и взвесить.
За время отсутствия посылал я Оле подарочки с отпускниками, едущими в Союз. Когда окончательно приехал в Ленинград, решение девушкой было уже принято.
Надо сказать, что всё это я узнал и домыслил гораздо позднее. Встречаться же мы стали, когда я ещё сдавал экзамены. При второй встрече уже стали любовниками. Всё это подробнее описано в «Друге».
Мы прожили с Ольгой более 20 лет. Много раз я подумывал – да чего там «подумывал» - собирался перейти к ней жить окончательно. И постоянно меня что-нибудь удерживало, казалось бы, какой-то пустяк: неискренность, обман, фальшь в отношениях, неожиданный взрыв какой-то долго и глубоко сдерживаемой ненависти, опять обман и т.д.
Всё это было позже, а сейчас, приехав в Питер, я радовался, что наконец нашел женщину, отвечающую почти всем моим желаниям. Это «почти» пройдёт через всю нашу совместную жизнь.
Первое свидание мы провели в так близком мне, Удельном парке. Оказалось, и ей он близок.
Оля много читала, и нам нравились одни и те же книги. Жила она недалеко от дома, где я родился, провёл детство и юность. А когда вспоминал я что-нибудь о том далёком времени, она внимательно меня слушала, расспрашивала, комментировала.
Второе свидание произошло через день. Взяв бутылку вина, закуску, поехали на Финский залив, нашли безлюдный район и там, на природе, впервые отдались друг другу.
На следующий день мы воспользовались Володькиной квартирой, благо Володька и его жена были на работе. И дальше пошло, поехало.
Самой главной нашей заботой стало – найти место для встреч. Эту проблему приходилось решать первых несколько лет. Иногда, ссылаясь на необходимость подготовки к экзамену, брал я у дежурного ключи от свободной аудитории и, вооружившись кучей учебников, занимал её. Через 10 минут Оля была уже со мной… По-прежнему пользовались жилплощадью Володьки, а также других друзей, приятелей, знакомых.
Жена находилась ещё в Германии, тесть днём на работе. Разве можно упустить такую возможность? Если Ольгин отчим уезжал куда-либо по делам, использовался его кабинет… Летом в нашем распоряжении были Удельный парк, Сосновка, Шуваловский парк. Мы выезжали за город на электричке, на автобусе… Если же времени не хватало, то всегда можно найти укромный уголок в районе Академии, недалеко от её или моего дома… Мы знали все злачные места в округе.
Зимой находить такие места стало тяжелее, но было бы желание…
Уже в начале следующего лета после приезда в Питер приобрёл я первую машину. Она стала нашим домом на колёсах. Правда, иногда, для разнообразия, этот дом использовал я для трахания не только с постоянной любовницей…
Чем Ольга была хороша в тот первый период нашей «совместной» жизни? Первое. О чём в те времена я даже и не думал. Она всегда была мне верна. В любой момент знал я, где она находится, мог позвонить или появиться сам, и по первому моему зову она бросала любые дела и являлась ко мне.
Она никогда ничего от меня не требовала: ни развода с женой, ни денег, ни подарков. Я сам обычно видел, что ей необходимо: будь то сапоги, юбка или просто еда. Часто сам покупал то, что считал необходимым, и, конечно, не всегда вполне удачно; но она всё принимала с радостью, благодарностью и впоследствии изнашивала до дыр или съедала до крошки, расхваливая мои вкус и щедрость. Не правда ли, какому мужику это не понравится? Она старалась выведать или даже предугадать желание мужчины, чтобы тут же броситься его выполнять. Кажется, это у них в семье наследственное. Правда, при таком старании услуга иногда оказывалась медвежьей.
Так, уже имея машину, высказал я сожаление, что нет у меня мотоцикла…
На службе меня вызывают к телефону:
- Это я, Оля! Стою в спортивном магазине в очереди за мотоциклом «Иж-Юпитер». Бери деньги. Приезжай. Очередь подходит.
- С чего ты взяла, что я хотел купить мотоцикл?
- Ты же говорил, что хотел бы иметь и, что самый лучший сейчас «Иж-Юпитер».
А ведь я его тогда всё-таки купил.
Признался вскользь, что не против завести ещё одного ребёнка. Через два месяца Оля заявила, что беременна…
Перед появлением ребёнка мы купили ей комнату в коммунальной квартире. На большее не хватило денег. Жильё находилось на Пионерской улице. Комната большая, светлая, на четвёртом этаже, но ездить мне туда было не очень удобно. Зря я об этом заикнулся. Ни с кем не посоветовавшись, Оля поменяла комнату на малюсенькую, первый этаж, зато рядом с Академией. Теперь обедать хожу во вторую семью.
Походы мои на обед, прогулки с маленькой дочерью около Академии не остались незамеченными. Пока ещё «по-дружески» меня вызывают на заседание бюро Партии кафедры. Только поделился этим с Олей, она тут же поменялась на Смолячкова. Опять даже не посоветовавшись, второпях, а главное - квартира без ванны и даже без горячей воды.
Правды ради, надо заметить, что размеры комнаты позволили выделить растущей дочери свой отдельный уголок.
Сказал, что неудобно, когда оба работаем в одном месте, и Ольга сменила работу.
Похвалил, что её всегда можно застать дома, и она вообще бросила официальную работу и стала халтурить на пишущей машинке. Правда, так оказалось удобнее и с материальной точки зрения, и ребёнок на глазах, и я могу в обеденное время прийти.
На глазах ребёнок оставался недолго. Присутствие дочери мешало нам днём заниматься любовью. И опять, даже не посоветовавшись со мной, Ольга сдаёт её в круглосуточный детский сад. По отношению к ребёнку это уже было безжалостно.
Иногда, вырываясь из тисков служебных обязанностей, приезжал я к детскому саду и наблюдал сквозь забор, как малютка, почему-то всегда одна, копалась в снегу, в песке, а то и просто в грязи. Я же не мог ни признаться ей, ни, тем более, забрать домой. Такая чёрствость матери удивляла и настораживала.
Я боялся похвалить при Ольге перчатки или ботинки, рубашку или головной убор, бритву или часы, книгу или просто настольную безделушку, так как она может на последние деньги, даже залезая в долги, вдруг преподнести тебе эту вещь.
Например, заикнувшись как-то, что настоящий философ должен иметь на столе череп, через несколько дней я получил его, завёрнутым в упаковочную бумагу, перевязанным яркой подарочной лентой, почти со всеми зубами, хорошо сохранившимся, довольно свежим.
Оля начитанна, умна, красива, умеет это показать и, если надо, подчеркнуть. Теперь, когда она не зависит от официальной работы, мы ездим вместе в отпуск; я беру её с собой даже в командировки, или она приезжает туда позже, когда я уже обоснуюсь. В этих случаях дочь, пока она была ещё маленькой, оставляли у моей матери, а с пяти лет стали брать с собой.
Были у Ольги, естественно, и другие достоинства… Казалось бы, что мне, как мужчине, надо ещё? Переходи окончательно. Живи новой семьёй. Нет! Что-то совсем маленькое, почти незаметное, мешало сделать мне окончательный шаг.
В прекрасном, показательном поведении подруги замечал я постоянно какую-то фальшь, неискренность.
Вот она разговаривает с клиентом. Сладкий, льстивый голос. Сплошное поддакивание. Уверения в самом быстром завершении работы.
- Не волнуйтесь, Татьяна Ивановна! Всё другое брошу и в три дня закончу Вашу диссертацию. Даже раньше. Если понадобится, просижу ночь или две. Я же понимаю, как это важно для Вас.
- Оля! Не сможешь ты отпечатать за два дня более 150ти страниц, - говорю я, когда она кладет трубку. – Какое «закончить»? Ведь ты её даже не начинала. Действительно, придётся сидеть ночами.
Куда делся этот сладкий голосок?
- Вот ещё! – уже зло кипятится Ольга. – Буду я ради этой старой грымзы сидеть ночами! Не дождётся!
- Но ведь она надеется. Уже назначена защита на кафедре. Не сможешь закончить – сообщи ей. Пусть отложит.
- Обойдётся!
Соискательница звонит за день до назначенного срока, интересуется, как идут дела.
- Уже заканчиваю, - елейным голоском успокаивает её Ольга. – Осталось несколько страничек. Да, завтра… Но на всякий случай, предварительно позвоните.
На следующий день в прихожей разрывается звонок телефона.
- Меня нет дома! – кричит Ольга соседям. – Уехала. Когда буду, неизвестно.
Соискательница выкладывает Ольгиной соседке все свои неприятности, которые произошли и ещё должны произойти по вине нерадивой машинистки.
- Да. Да, - сочувственно соглашается соседка. – Как появится, сразу позвоню. Обязательно. Я понимаю.
- Что ж ты так людей-то подводишь? – укоряет она Ольгу.
- А так ей и надо! Думает, что если платит по рублю за страницу, то я ей тут выкладываться буду, ночей не спать. А то возьму и вообще печатать не буду. Пусть покрутится! – заканчивает она злорадно.
Именно так сорвала она сроки не одной защиты.
Так же ведёт она себя по отношению к подругам и даже к родственникам.
Невольно в голове копошится мыслишка:
«Может быть, и со мной та же ситуация? В глаза: сюсюканье, любовь, готовность к пожертвованию. За глаза: отношение как к паршивому клиенту или упрямому мужику, которого любыми способами необходимо приручить и женить на себе.
Вторая главная отрицательная черта Ольги - паталогическая ложь.
Оля врёт самозабвенно, постоянно, не задумываясь, иногда совершенно без нужды.
- А мы вчера в театр ходили! – перебивает Ольга болтовню подружки по телефону. – Что?.. Балет «Щелкунчик». В «Малом»… Представляешь, я одела новое платье, шёлковое, тёмно-вишнёвое, до самого пола… Что?.. Муж купил позавчера… Ну, да. Вместе, конечно, покупали… Надо же было померить. Что? Да, и туфли к нему такого же цвета… А там же в Гостинном.
Мы не были вчера в театре. Мы вообще уже больше года не были в театре. Ольга не знает, какой спектакль шёл вчера в Малом оперном. Зачем она врёт?
Ольга продолжает отвечать на вопросы подруги:
- Конечно, на такси… Да, метро рядом, но не могла же я ехать в метро в таком платье!.. Не очень понравилось. Я ожидала большего.
Она заканчивает разговор и тут же набирает новый номер.
- Алло! Валя?.. А мы вчера в театр ходили…
Кажется, она и сама уже в это поверила. Рассказ обрастает новыми подробностями…
- Ольга Александровна! – обращается она к соседке по кухне. – А мы вчера в театр ходили…
- Что ты мелешь! – перебивает её соседка. – Ты вчера весь день дома просидела. Мы же вечером по рюмочке…
И замолкает, увидев меня.
«По рюмочке!» - это третий недостаток моей подруги. Развивался он постепенно, но неуклонно. Откуда он пошёл? С чего он начался? С участия в пьянках на кафедре? С выпивки «по рюмочке» с соседкой? Со знакомства с подругами-пьяницами во дворе?
Почему же тогда Ольга так быстро превзошла их всех?
Терпеть не могу выпивших женщин, особенно, если она тебе близка.
Как у большинства пьяниц, характер моей женщины меняется и далеко не в лучшую сторону.
Кто-то, напившись, засыпает; кто-то впадает в минор: плачет, жалеет себя и других; некоторые беспричинно веселятся. У Ольги большинство выпивок заканчивается психозом. Больше всего ей не нравится, когда кто-нибудь «замечает», что она сегодня уже приняла. Сначала Оля уверяет тебя, что ты ошибся. Уверяет нервозно, с надрывом, повышая голос и наступая на глотку. Если же ты упорствуешь, наступает истерика.
- Ты меня поил? Может, я пью на твои деньги? Не нравится? Тебя никто здесь не держит! Вот Бог, вот порог!
Тут она бежит к двери и демонстративно распахивает её. Затем кричит на всю коммуналку:
- Уходи! Не задерживайся! Скатертью дорога!
Иногда истерика протекает по-другому и может закончиться провоцированием драки или обещанием выброситься из окна.
Однажды, когда Ольга в очередной раз распахнула окно, я, не выдержав, сказал:
- Прыгай!
Что тут было, трудно, и даже противно, описывать.
Если Оля лезет в драку, лучше сразу уйти. Мало того, что можешь оказаться поцарапанным или получить по мордам, но, уверив себя, что ты дал ей физический отпор, она может по телефону вызывать милицию, а то и сама в ночной рубашке бросится вниз по лестнице и в таком виде появится в отделении, благо оно напротив дома.
Признаюсь, что в этом случае мне приходится иногда босиком, успев только натянуть штаны, бежать следом за ней, чтобы перехватить на полпути и притащить обратно домой. Если же она успевает добежать до дежурного, то приходится униженно объясняться с ним, демонстрируя собственную трезвость, а иногда и побои «жены».
Главное при этом – следить, чтобы Ольга не проговорилась, что я офицер, полковник. Ведь в этом случае дежурный обязательно составит протокол, и всё станет известно в Академии.
Ещё одна особенность Ольги в том, что она не любит пить в одиночку. Чем больше и шумнее компания, тем счастливее Ольга. Как правило, она становится главой стола, тамадой, царицей бала. Она даёт указания, кому налить, кому подлить, кому предоставить слово; поясняет, что и чем закусывают. В этом случае она в своей тарелке, на высоте.
Чаще всего, такая компания набирается тут же во дворе, около винного магазина. Ольга знакома со всеми забулдыгами округи.
Если пьянка проходит у кого-то, нам с дочерью приходится искать её и , если находим, тащить домой. А если не находим, ждём утра.
Иногда такое мероприятие проходит у нас дома. В этом случае я, едва приоткрыв дверь, пытаюсь смыться и, уходя, слышу вслед нелестные крики Ольги и её собутыльников.
В трезвом состоянии моя подруга клянётся, что произошедшее – чистая случайность, и она больше никогда, никогда не возьмёт в рот ни капли.
«Я больше никогда не буду пить!» - написала Ольга фламастером на обоях под висящим ковриком. Сколько раз я откидывал коврик и показывал ей эту запись!
Интересно, что Ольга может отлично обходиться без выпивки. Мы проводим отпуск в Крыму. Он проходит почти месяц. И за это время она не принимает ни капли.
- Если бы ты жил со мной, я бы не пила! – поясняет она.
Но это не так. Утром я ухожу от неё на службу, а возвращаясь, вечером нахожу дома пьяную гопу во главе с любимой женщиной.
Пьянство – отец и мать большинства пороков.
Чтобы в случае моей смерти дочь не осталась без средств, Я кладу на имя Ольги в Сбербанке приличную, по тем временам, сумму. Вклад срочный. Его можно снять со сберкнижки только целиком.
Откуда берёт Ольга деньги на пьянки? Неужели это те деньги, наш неприкосновенный запас? Такая мысль поневоле закрадывается в мою голову.
- Покажи мою сберкнижку! – прошу Ольгу после очередной шумной попойки.
- Она у мамы.
- Принеси.
- Хорошо. Завтра обязательно принесу, - отвечает Оля спокойно.
Спрашиваю о книжке ежедневно и постоянно получаю самые разные ответы.
- Забыла.
- Не нашла.
И наконец:
- Книжка где-то потерялась.
- Тогда пойдём в Сбербанк, сообщим о потере и получим новую, - рассуждаю я.
- Я дала эти деньги в долг матери, - вдруг сообщает Ольга.
Понимаю, что это ложь. Однако звоню её матери. Та, конечно, о деньгах даже ничего не знает.
- Неужели можно пропить такую большую сумму? – спрашиваю я Ольгу. – Ты думала о будущем дочери, когда пропивала её с собутыльниками?
Такой вопрос не способствует улучшению наших отношений. Спор заканчивается очередной истерикой.
Года через два мне удаётся снова накопить сколько-то денег. После долгих объяснений с моей стороны, и клятв со стороны Ольги, я снова кладу накопленное на Ольгино имя.
Сначала проверяю наличие книжки почти каждую неделю. Потом, естественно, реже.
Стоит ли говорить, что деньги снова пропали?.. Я дурак? Да, конечно. Но если не верить самому близкому человеку, то кому же? И как может мать (существо разумное) не заботиться о будущем своего ребёнка?..
Всё чаще Ольга не ночует дома.
- Сильно выпили, - объясняет она. – Нечаянно заснула и проспала до утра. Кстати, я оставила у Аньки обручальное кольцо, которое ты подарил. Сходи, пожалуйста, забери.
Иду к Аньке. Кольцо заложено за две бутылки водки. Пришлось выкупать.
В залог пошли и другие вещи: кожаное пальто, новые сапоги, хрусталь.
Теперь уже о переезде к Ольге не может быть и речи. В воздухе витает вопрос об окончательном расставании. Но ведь вместе прожито почти 20 лет. Мы так привыкли друг к другу. Ольга тоже не хочет расставаться, но поступки её заставляют задумываться.
На шее её появился большой засос.
- Луизкин парень пошутил. Не успела вывернуться, - объясняется моя подруга.
Вот, возвратившись раньше срока из командировки, я застаю её в постели с мужиком. Оба совершенно голые и пьяны вдрызг.
Ольга ещё пытается доказать свою невиновность:
- Мы были настолько пьяны, что просто заснули. Ничего не было.
С меня было достаточно. На ночь уже не оставался, но к дочери приходил.
После всего происшедшего ещё вместе съездили в отпуск…
…Посреди ночи телефонный звонок. Ольгин голос:
- Спаси меня! Луначарского, 31, квартира…
На такси посреди ночи приезжаю на Луначарского. Нашёл квартиру. За дверью громкая музыка и пьяный шум. На звонки никто не реагирует.
Достаю из кармана отмычку, сделанную в Германии солдатом-умельцем, и кастет, сделанный Степаном по моему заказу. Открываю отмычкой дверь.
Здоровенный мужик встречает меня с той стороны:
- Ты куда?
- За Ольгой! - пытаюсь оттолкнуть его я.
- Нет здесь таких! – напирает мужик на меня. – Убирайся!
- Ольга! – кричу я. – Ты здесь?
- Спасите! – слышится её визг. – Вызовите милицию.
Прорываюсь через мужика. В комнате на кровати лежит распятая Ольга. Её держат за руки две бабы. К ним на помощь спешит другой мужик с голым торсом, весь в наколках.
Выдёргиваю Ольгу с кровати:
- Беги! Вызывай милицию!
Голоторсный наваливается на меня сзади. Мужик от двери тоже здесь и пытается ударить меня ногой. Третий берёт со стола бутылку, разбивает её и «розочкой» пытается достать меня через стол. Счастье моё, что они все очень пьяны, удары их не сильны, и, уверенные в своей силе, они не спешат меня прикончить.
Вырываясь от вцепившегося сзади, переворачиваю стол. Рвусь к двери. Все трое мужиков пытаются меня удержать.
На лестницу выскакиваю почти голый. Когда с меня успели сорвать одежду? Разбираться некогда.
Кажется, Ольга побежала вверх, но я несусь вниз к ближайшей телефонной будке. Набирая «02», выясняю, что меня никто не преследует. И то слава Богу.
До приезда милиции успеваю спрятать отмычку и кастет. Хорошо, что не пришлось его использовать. Теперь перед милицией я чист.
Нас, всех семерых (три женщины, включая Ольгу, три мужика и я) привозят в отделение.
При мне документы. То, что я полковник, в корне меняет ко мне отношение. С Ольгой же не церемонятся: если не говорят вслух, то слово «****ь» витает в воздухе.
Мужики имеют справки, что недавно отпущены с лесоповала. Справляли с подругами освобождение. Ольгу в эту квартиру насильно никто не тащил.
- Пошла музыку послушать? – иронично повторяет за ней капитан. – Не знала, чем это кончается?
- Как Вы открыли дверь? – обращается он ко мне.
- Она оказалась открытой, - уверенно объясняю я.
Хор голосов пытается убедить милицию, что это не так. Прозвучало и слово «отмычка». Меня просят показать свои ключи, и я охотно выкладываю на стол связку. Ключа, похожего на хозяйский, в связке нет.
Милиция мне объясняет, что женщина (Ольга) пришла в квартиру добровольно (чему имеется 5 свидетелей). Я же нарушил право неприкосновенности жилища, ворвался в чужую квартиру, устроил дебош (этому тоже имеется 5 свидетелей).
Ещё мне, почти по-дружески, объясняют: если я не хочу, чтобы в Академию пришла бумага с описанием произошедшего, то должен со своей дамой немедленно исчезнуть, оставив всякие надежды на отмщение, а милиция постарается задержать остальных максимум на 2 часа, после чего должна будет отпустить их с извинениями.
Я с радостью согласился, поинтересовавшись только, неужели капитан будет извиняться перед зеками.
- «Должны» - не значит, что будет сделано, - улыбнулся капитан на прощанье.
Даже после этого мне ещё приходилось встречаться с Ольгой, но теперь уже я знал, что конец 20летней связи близок и неизбежен.
Оля – проводница
Успешно сданы экзамены в адъюнктуру. Я еду из Германии в Ленинград. Последняя пересадка в Москве. Поезд «Юность» мчит меня домой.
Проводнице Оле нет и двадцати. Небольшого роста. Мила. Обаятельна.
Я тоже чувствую себя на родной земле чертовски обаятельным. Мне не хочется сидеть на своём, пусть даже мягком, месте, хочется приключений; и с парой бутылок вина, коробкой конфет и обаятельной улыбкой я вваливаюсь в служебное купе.
Оля зовёт подружек, и четыре часа, до Бологого, мы прекрасно проводим время. Моя проводница усиленно пытается переключить меня на одну из подруг. Но я, как истинный рыцарь, обращаю внимание только на неё.
В Бологом Олю ждёт на перроне жених с огромным букетом цветов. Вопрос о свадьбе уже окончательно решён. Двадцать минут стоянки поезда никто не мешает жениху с невестой обниматься, целоваться и т.д.
Никакой ревности я не ощущаю, знаю твёрдо: сегодня Оля будет моей.
Поезд отъехал от Бологого, а змей-искуситель в моём лице уже снова сидит в служебном купе. За эти 20 минут успел я сбегать в буфет, подкупить ещё вина и конфет.
На следующей остановке я тоже преподнёс Оле букет цветов. Был он не хуже, а гораздо лучше букета жениха. Говорил я без умолку и всё - о внезапно возникшей любви к Оленьке. Чуть поплакался на неверность Лады, но в меру. На конечной станции (город Ленинград) выйти не захотел, и вместе с проводниками доехал до ночной стоянки поезда.
Короче, на ночь был оставлен в Олином купе, чем очень удивил её подруг. Они и головами качали, и шептали ей что-то на ухо. Не помогло.
Спали мы на полу. Почти и не спали. Чего только ни выдумывали, смело в жизнь воплощали и остались друг другом очень довольны. Оля призналась, что с женихом ей так хорошо никогда не было.
Обещал я в следующий её приезд снова прийти. Обещание выполнил. И насладились мы друг другом не хуже, чем в первый раз…
А там и день их свадьбы подошёл.
Лиля и Неля
По приезде в Ленинград вспомнилось былое: женщины тех лет, покойный Вася Резаков, и потянуло меня, по старинке, в Дом офицеров. 35 лет – это ещё не возраст, любая молодая ещё даст.
Зашёл хозяином, приглядываюсь. Всё, как раньше было. Те же старушки за тридцать пришли с мыслью: если постоянного не найду, то хотя бы командировочного на ночь увести.
Девушки за двадцать себе цену знают, кое с кем не будут знакомиться, прошло то время, теперь замуж пора, только на серьёзные отношения согласны.
Девчушки молоденькие, некоторые в первый раз пришли, по сторонам оглядываются, удивляются: Столько стариков! Ведь женаты, наверное, а туда же. Девчонки просто потанцевать пришли, а если повезёт, с молодым лейтенантиком познакомиться.
Мне здесь и неинтересно уже.
Вот группа молоденьких симпатичных девчонок. Сразу видно, что из общаги: намазаны и причёсаны одинаково, одеты бедненько, друг к дружке жмутся, постоянно со старшенькой о чём-то советуются. А та… ну и страшила! Правда, это первое впечатление. Некрасива, да: верхняя губа вперёд оттопыривается, нижняя челюсть назад ушла, не накрашена совсем и цвет лица нездоровый. В то же время чем-то хорошим привлекает она взгляд: ничего для себя не ждёт, а за девчонок искренне радуется, и сидит довольная.
Сначала-то я самую красивую из них собрался пригласить, блондиночку, куколку пухленькую. И девочки видели уже, к кому я иду, в бок её подталкивали. И тут захотелось мне доброе дело сделать, отблагодарить как бы старшую за её отношение к подружкам.
Я ей уже кланяюсь, она же всё ещё понять не может: вокруг столько красавиц молоденьких, а я против неё остановился. Не ошибся ли? Даже назад оглянулась, не там ли моя избранница? Нет там никого. Девчонки на неё шикают: вставай скорее, какое счастье привалило – тебя, уродину, приглашают.
Потанцевали, поговорили. Как я и думал, из одного общежития они, при Доме малютки.
Лиля так интересно о своей работе рассказывала, о детях маленьких, матерями брошенных, о подружках своих, за этими детьми ухаживающих, и вовсе не за зарплату копеечную и не за общагу, а большинство девчонок искренне этих детей любят, плачут даже иногда над ними от жалости.
Такое на танцульках не часто услышишь и доброту такую не часто встретишь. Пригласил я Лилю на следующий танец, а потом ещё и ещё.
После танцев красивые Лилины подружки провожающих себе не нашли. Мы же с Лилей, болтая, дошли пешком до самого общежития, и было мне с ней комфортно и интересно.
Оказалось, что здание Дома малютки хорошо мне знакомо и даже навевает приятные воспоминания. Оно находилось рядом со школой, в которой учился я в первом классе. Получив в школьной библиотеке очередную книжку (больше одной почему-то не давали), бежал я в садик около этого здания, ложился в кустиках с книжкой и запоем читал, читал, чтобы до закрытия библиотеки успеть ещё раз поменять книгу.
Как многие, Лиля приехала в Питер из далекой сельской местности искать своё счастье, а точнее, свою долю, так как существование её счастьем, даже с большой натяжкой, не назовёшь.
Общежитие размещалось в этом же здании, в том же коридоре, в одной из тех же палат в которых спали, играли, ели дети. Получалось, что девушки работали почти круглосуточно. Положительным в таком размещении было то, что, во-первых, питались они из одного котла с малютками; во-вторых, в любой момент каждая могла воспользоваться служебным телефоном. В то время это значило очень много, особенно для незамужних молодых девушек.
Зарплата низкая, условия размещения ужасные, а выхода почти нет. Лимитчиц на другую работу не возьмут, там прописка нужна.
Самое простое и самое желанное в такой ситуации – выйти замуж за питерского мужичка, но те тоже на лимиту не очень-то кидаются. Вот и ищут свою судьбу, кто как может.
Наташка, например, со «старичком» встречается. Он вдовец, дети – старше её.
- Зато хозяйственный и любить больше будет, - уверяют Наташу подруги. – Ведь ты молодая, красивая, где ему ещё такую найти?
А у Валюшки, первой среди них красавицы, которую я вначале чуть не пригласил на танец, сразу два жениха имеются. Ночует она по очереди то у одного, то у другого. Там и там с родителями знакома. Они в ней (по её словам) души не чают. Если первый жених ей звонит, когда она у другого находится, девчонки говорят ему, что Валя сегодня на дежурстве, и вызвать её оттуда никак нельзя, по крайней мере, до утра.
Не брезгует Валюша и другими парнями, если подходящий попадётся. Главное, из общаги выбраться, прописку получить.
- Кто первый предложение сделает, за того и замуж пойду, - объясняет она своё поведение.
Ещё старается девушка забеременеть, не важно, от кого. В этом случае шансы выйти замуж повышаются.
А ведь мог я с ней тогда познакомиться. Вот и водили бы друг дружку за нос.
Что я женат, Лиля поняла сразу. Отказываться, тем более, обманывать, не стал.
21 год мне, - рассуждала она. – Замуж всё равно никто не возьмёт. Вон девчонки: и моложе меня, и красивее; избегались, с кем только ни встречались, а, всё равно, из общаги выбраться не могут. Ты мне нравишься, Знаю, что уйдёшь в конце концов. Хочу с тобой женщиной стать… А если бы ещё ребёночка сделал…
На такое предложение пришлось промолчать, но про себя заметил: надо быть осторожнее, Лиля аборт делать не будет.
Стояла поздняя осень. На улице то мороз, то слякоть. Пришлось в очередной раз обращаться к Володьке за ключом от квартиры. Всё-таки в первый раз на улице этим заниматься как-то неудобно.
Перед тем, как ложиться в постель, Лиля предупредила:
- Я девственница. Кровь может быть. Надо подстелить что-нибудь, - и вынула из пакета свою чистую простыню.
Подстелили. Но и Володькино постельное бельё, всё равно, пришлось застирывать. Крови было очень много.
А потом уже, как обычно, то в парке, то за город на электричке, а то и просто в тёмном переулке за Домом малютки.
Она не обижалась, принимала, как необходимость.
А в начале лета приобрёл я свою первую машину, и вопрос «Где?» уже так остро не стоял.
От Лили узнал я о женщинах много нового: о коварстве их, жадности, похотливости, стремлении замуж любым путём выйти.
При второй встречи оказались мы опять оба в крови.
- Как же так? – удивился я.
- Второй раз кровь бывает почти всегда, - пояснила Лиля. – И третий раз может быть, особенно, если не сделать перерыв, чтобы всё зажило. Некоторые девчонки этим пользуются, чтобы вас, мужиков, обмануть. Это только тогда, когда перед этим один-два раза всего было. Но можно обмануть и будучи женщиной. Сначала надо внушить ему, что ты девственница. Сразу не отдаваться, но и окончательно не отказывать. Он будет добиваться, всё больше силу применяя. Бороться надо, как бы постепенно уступая. В этой борьбе он и не поймёт ничего. А кровь сделать всегда можно: на то есть дни определённые, да ради такого дела и поцарапаться можно.
Связь с Лилей меня не тяготила, но оба мы знали, что она должна закончиться.
Летом Лиля поехала к матери в деревню. Меня же, как всегда, потянуло в Крым. Мы договорились, что, пробыв с мамой дней 10, Лиля приедет ко мне в Алушту. Зная о её финансовых возможностях, уговорил подружку взять у меня денег на авиабилет, хотя бы в один конец. В день её отъезда в деревню на машине уехали далеко за город и протрахались там до самого вечера. Провожать её я ехал совершенно опустошённый.
- Меня должна ещё провожать подружка Нелли. Давай заедем за ней. Это по пути. И ещё она очень хотела посмотреть на тебя: «Всё Юра, Юра, когда хоть его покажешь?»
Подружка тоже жила в общежитии, где-то на улице Чапаева.
Девушки болтали между собой на заднем сидении, а я, уставший от многократного секса, мечтал только о том, чтобы поскорее расслабиться и наконец-то отдохнуть.
Вдвоём с Нелли мы посадили Лилю в вагон, помахали на прощанье рукой.
- Ты только довези её до дома! – прокричала Лиля напоследок из окна.
Подъехали к общежитию Нелли.
- Ты куда теперь? – спрашивает она.
Это «ты» почему-то режет слух. До этого мы почти не разговаривали. Только теперь, посмотрев на неё внимательнее, нахожу у неё те качества, которые отсутствуют у Лили.
А девушка – ничего. Она существенно отличается от Лили и внешностью, и поведением.
Лиля выглядит старше своих лет, эта – моложе. Лиля рассудительна, движения её замедленны, Нелли же очень подвижна и даже нервозна. При взгляде на Лилю мысли о сексе даже не приходят в голову; точёная фигурка Нелли, её формы, не могут оставить мужчину равнодушным.
Усталость моя пропала.
- Поеду заправляться в Зеленогорск. В городе нет бензина… Хочешь поехать со мной?
Согласится? Откажется? Возмутится?..
- Конечно, хочу! – радостно кричит Нелли.
По дороге в Зеленогорск я уже не молчу.
Если женщина хочет завоевать мужчину, она должна им восхищаться. Нелли восхищалась мной постоянно.
Заправившись в Зеленогорске, поехали в Тарховку, к шалашу Ленина. Там, выйдя из машины, я впервые дотронулся до Нелли – обнял её за талию. Бедром она только сильнее прижалась ко мне.
Куй железо, пока горячо. Меня смущает в этом вопросе то, что все силы я уже только что отдал Лиле. Опустошённость внизу живота полная. Может быть, не позориться, отложить на завтра или на следующую встречу? Но события уже развиваются по обычному сценарию, почти независимо от меня.
Нетерпеливо подталкиваю Нелли к машине и даже несколько грубо пихаю на сиденье. От шалаша мы едем дальше по узкой, но асфальтированной дорожке, почти тропе. Девушка не спрашивает, куда и зачем мы едем. Обоим это абсолютно ясно.
Кончается асфальт, точнее, он уходит вправо, а машина сквозь кусты пробирается дальше. Вот и подходящий «пятачок» на берегу Разлива.
Останавливаемся. Нет, я не набрасываюсь на спутницу. Хочется продлить это время, предшествующее неизбежному.
Белая ночь, плеск набегающих на берег волн. Застывшие, спрятавшие нас от дороги, кусты усиливают наше томление, нашу тягу друг к другу. По-прежнему, молча, не нарушая царящей тишины, за талию притягиваю её к себе. Глаза в глаза. Она соединяет свои руки на моём затылке. Медленно наши губы сближаются и осторожно касаются на миг, как бы проверяя: «Можно?».. Да, можно!
Всё так же, не спеша, раскладываю сидения, стелю одеяла, ещё не потерявшие запаха любви с Лилей. Это уже в далёком прошлом.
Помогаю женщине раздеться. Вот уже она, совершенно обнажённая, стоит передо мной. Невольное сравнение с Лилей неизбежно. Нелли создана для плотской любви.
Устраиваемся в машине. Прохладный воздух с Разлива через открытые окна овевает наши тела. Мы совсем не спешим. Это будет, это всё равно произойдёт, и такая уверенность делает приятным предшествующее этому время… Любуемся телами друг друга, гладим, ласкаем их, прижимаемся и замираем, ощущая желание партнёра.
Мы оказались достойными друг друга любовниками. Если с Лилей мы за весь прошедший день соединялись всего четыре раза, то теперь это происходит многократно, без счёта, и сил так много, как будто не обладал женщиной очень-очень давно.
Утренний туман окутывает озеро, берег и нас, как частичку окружающего мира.
- Хочу пить! – заявляет Нелли. Меня тоже давно мучит жажда, но нет ничего, что могло бы её утолить. Нет ни кружки, ни стакана, ни даже бутылки, чтобы набрать воду из озера.
Беру воронку, через которую заливаю бензин из канистры в бак, голым захожу в теплую, пахнущую болотом, воду, напиваюсь сам, и, заткнув слив пальцем, приношу воронку Нелли. К запаху тины прибавился ещё запах бензина. Нелли жадно поглощает всё.
- Ещё можешь принести?..
Дома у Нелли мы оказались лишь во второй половине дня. Комнатушка в рабочем общежитии не больше 6ти метров. Кровать, тумбочка, столик.
- Зато отдельная! – гордится девушка.
До моего отъезда в Крым встречаемся почти ежедневно.
Восторженность первого свидания прошла. Нелли не лучше и не хуже других. В каждой женщине есть своя изюминка.
У Нелли тоже скоро отпуск.
- А возьми меня с собой! – озорно говорит она как-то. – Будем жить втроём. Уверяю тебя: Лилька совсем не обидится. Даже обрадуется. Всем троим будет только лучше.
К такому повороту я ещё не готов. Представляю, что будет, если о таком станет известно в Академии. Одно дело – влюбился, завёл любовницу. С кем не бывает? И совсем другое – целый гарем. Я адъюнкт первого года. Тут не только с адъюнктурой распростишься. С Академией, с Питером, а то и вообще с Армией. Время выхода на пенсию увеличится на 15 лет, а сама пенсия уменьшится вдвое. Нет, на такой риск пойти нельзя.
Лечу в Крым. Ещё в аэропорту при посадке подваливают три девахи:
- Вы куда летите?
Вопрос дурацкий.
- В Крым, как и вы, смеюсь я.
- Нет. А в какое место? Мы в Крыму ещё не были. Как Вы считаете, где лучше устроиться, чтобы и хорошо было и недорого.
- Я еду в Алушту, - поясняю девушкам. – Меня это вполне устраивает. Вам там тоже будет неплохо.
Рассказываю им, как снять комнату, на какие пляжи ходить, куда съездить на экскурсии.
- Давайте поселимся вместе! – предлагает самая смелая. – Будете нашим гидом-путеводителем.
- И подругу искать не надо. Выбирай любую, - добавляет она игриво.
Представляю себе, во сколько это может обойтись. Девчонки ищут спонсора.
Отшучиваюсь:
- Провести отпуск в таком цветнике я бы не отказался, но ко мне через два дня прилетает жена.
Интерес ко мне сразу уменьшается.
…Снял комнату на двоих. В договорённое время пришёл к остановке троллейбуса встречать Лилю. Ни в договорённое время, ни в более позднее Лиля не приехала. На другой день её не было тоже.
Как договорились, на всякий случай, оставил письмо на почтамте. На третий день понял: не приедет…
Девчонок с самолёта вижу на пляже каждый день.
Старшей, Гале, 35 лет. Сразу тут же на пляже нашла себе парнишку вдвое моложе себя. Днём он дремлет на пляже рядом с ней, а по вечерам Галя берёт хозяйское одеяло, и они уединяются в месте, известном только им. Дома, по словам подруг, она появляется чуть раньше солнышка. Отсыпается на пляже рядом с любовником.
Валентине лет 28. Несмотря на то, что курит постоянно, она похожа на борца сумо, только жира в ней гораздо больше. Он висит у неё повсюду, от щёк до икр на ногах. Особенно много его на пояснице, хотя такой части тела у неё вообще не имеется. Груди безобразно постоянно вываливаются из лифчика. Она сидит, растекаясь по подстилке, как медуза. Запах терпкого женского пота, табака, пива и напитков большей крепости не позволяет мне находиться от неё ближе двух метров. Что является причиной такого уродства? Гены? Образ жизни?
Не нравится Валя не всем. Вокруг неё, как мухи вокруг говна, постоянно вращаются мужчины. Это они снабжают её сигаретами, пивом, спиртным, пирожками и подобной закусью. Она поглощает всё.
Опять же, по словам подруг, Валя совокупляется с ухажерами тут же на пляже поздно вечером. Мне этих мужиков понять не дано.
Антонине (я зову её Антон) чуть за 20. У неё симпатичная рожица и хорошая фигурка. Она отгоняет липнущих к ней пьяных мужиков и выпивает в меру. Не прочь познакомиться с нормальным парнем. Пожалуй, с ней можно было бы замутить, но сильное влияние подруг меня отпугивает.
Поняв, что Лиля не приедет, я пожалел немного, что отказал Нелли, и стал внимательнее оглядываться по сторонам.
Вот уже второй день располагается рядом со мной девчушка. Куколка, конфетка, полураспустившийся бутон. Ей скучно одной, но знакомств она боится, особенно из компании моих знакомых. С тоской и тайным интересом посматривает она по сторонам: нет ли принца?
Принца нет. Зато есть король. Перекидываюсь с ней парой ничего не значащих фраз, захожу в воду чуть раньше её, чтобы встреча оказалась как бы случайной.
Плавает она плохо, почти не умеет. С вполне серьезным видом делаю ей несколько замечаний и даю дельные советы. Они, действительно, помогают.
- Вы тренер по плаванию? – наивно спрашивает куколка.
Она сама дала мне подсказку. Пришлось согласиться. Теперь мы занимаемся на полном серьёзе.
Мои подружки сразу замечают новое увлечение.
- Не даст она тебе! – заявляет Галина. – Стыдно! У меня дочь такая.
- Совращение несовершеннолетних, - вторит Антонина.
- Приходи сюда вечером. Я дам тебе бесплатно! – смеётся Валентина.
Плевать на их брехню. С Викой мне интереснее, чем с ними. Жаль только, что приходит на пляж она утром, а уходит в обед. Что мне делать вечером?
Вика приехала из Свердловска. Здесь она не одна. Но сестра в первые же дни перегрелась и простудилась. Сейчас днём лежит одна и выходит на свет Божий, когда его уже нет, то есть вечером.
За пару дней Вика сделала в плавании немалые успехи. Когда появилась на пляже сестра, трудно было поспорить с тем, что тренер у Вики неплохой.
По отношению к обеим сёстрам веду себя корректно. Старшая мне просто не нужна, а за младшей постоянная слежка. Знакомство со старшей дало возможность по вечерам иногда прогуливаться втроём вдоль берега. Хоть какое-то развлечение.
Совсем не трудно 35летнему мужчине влюбить в себя 16летнюю девушку.
Наши руки встречаются в воде и, задерживаясь лишь на мгновение, дают понять, что им это нравится. Наши взгляды скрещиваются, и в них можно прочесть обожание, любовь и т.д. (кому что хочется). Беру её за талию (всё происходит в воде), а она спиной (и даже ниже) , смеясь, прижимается ко мне так, что приходится отталкивать – как бы кто не заметил.
На пляже мы лежим совсем рядом. Когда старшая не смотрит в нашу сторону, протягиваю свою руку, и она тут же накрывается чудесной маленькой ручкой с мягкими пальчиками. Иногда я тяну эту ручку к себе и целую-целую пальчики и дальше, на сколько можно.
Под водой обцеловываю её всю. Она тоже приседает, и мы целуемся в губы.
Неужели никто не замечает?
Постепенно наглея, лежим на пляже вплотную. Поворачиваем головы друг к другу, тянемся губами. Поцелуй наш почти невинен – губы чуть соприкоснулись – но это всё же поцелуй.
Вике осталось учиться в школе один год.
- Приеду в Ленинград поступать в ВУЗ. Подбери мне что-нибудь интересное. Я учусь хорошо. Обязательно поступлю.
Знаю, что всё это кончится очень быстро, но обещаю… И не только обещаю. Почти полгода мы будем переписываться, оба на почту «до востребования». Сначала часто, потом всё реже. Кажется, я прекратил первым.
В последний вечер перед их отъездом сестра отпустила Вику до 23 часов.
Мы гуляли; прячась по тёмным местам, целовались, обнимались. Девочке явно хотелось большего. Она тянула меня в самые дебри, намекала, что готова на всё. Я был старше и умнее, не хотел и боялся испортить ей жизнь (а может быть, и себе).
- Мы ещё встретимся. Если не приедешь ты, приеду я к тебе! – убеждал я её, а про себя продолжал, как в «Формуле любви»: «Только выглядеть буду совсем по-другому и о сегодняшнем вечере ничего помнить не буду».
Когда утром появился на пляже, налетели подруги:
- Ну, что, проводил?
- Проводил, - ответил я искренне печально.
- Трахнул?
- Ты что? Она же совсем ребёнок!
- Правильно! - похвалила Галка.
- Чего правильного? Я впервые дала в 12 лет! А уж в 16!.. Во всю! – и Валентина закатила глаза. – Всё равно, другому даст. Время её подошло. Школу целкой не кончит…
Лилю в Крым не отпустила мама. Её поступок дал мне моральный повод закончить наши отношения. И так уж затянулись.
Из автомата сообщил ей, что уезжаю в длительную командировку. Кажется, чего-то подобного она уже ждала.
А ведь из Лили получилась бы прекрасная жена, любящая, верная, преданная больше собаки…
Лет через 12-15 увидел её из машины, проезжая по набережной у площади Ленина. Гуляла с мужчиной. Явно не мужем. Шли, спокойно разговаривая, на расстоянии, не держась за руки, не заглядывая друг другу в глаза. Просто шли.
Общага на Выборгской набережной или Ирки, Ленки и другие
В поисках мест уединения мы с Ольгой (и другими) объездили на машине многие окрестности.
Нравилось мне бывать в районе Элеватор – Северный завод (кольцо автобуса №38).Там во время войны находился военный аэродром. Со временем это место заросло кустарником, ёлками, соснами. Там можно отлично потренироваться в вождении машины или укрыться от глаз нежелательных наблюдателей.
Как-то вечером, пытаясь выехать по этому бурелому на шоссе, ведущее к Каменке, догнал группу из шести девчонок. Принаряженные, шли они на танцы в воинскую часть. Попросили подвезти.
- Куда же я вас всех посажу? На капот, крышу или в багажник?
- Вы посмотрите, какие мы худенькие, лёгонькие, - причитали девчонки. – Мы поместимся.
Люблю эксперименты. Спереди посадил только одну – в соответствии с Правилами, а сзади загрузили пятерых остальных.
Дорог на аэродроме нет, только кое-где видны следы грузовых машин, незаконно сваливающих здесь мусор.
Недавно прошел дождь. Постоянно приходится переезжать лужи, одна глубже другой. А машина перегружена.
Остановились перед громадной то ли лужей, то ли ямой.
- Выходите, девчонки. Постараюсь один потихоньку её переехать.
А девушки мои кудахчут:
- У нас босоножки новенькие, платьица чистенькие. Как же мы по грязи будем эту лужу обходить? Запачкаемся. Поедем понемногу, авось не утонем.
Тронулись. Колёса всё глубже и глубже в воду уходят… Бах! Двигатель, видно, схватил воды и заглох. Не заводится.
- Всё! – сообщаю девушкам. – Приехали. Вылезайте.
И сам первым в воду выскочил. Почти по колено.
Те по сторонам смотрят. Кругом вода.
- Шутите? Как же можно в такую грязь выходить?
Одна ещё надумала:
- Может быть, Вы нас на руках по одной на сушу перенёсете?
- А сам, значит, я один здесь без помощи останусь? Нет уж. Снимайте свои красивые туфельки, подоткните подолы, и будем вместе машину из воды выталкивать.
Девчонки, правда, добросовестные попались. Спорить не стали, туфли сняли, в грязь выскочили.
Померил я глубину: куда толкать лучше? Одинаково.
- Вперёд! – советуют мои пассажирки. – Может, ещё доедем.
Я уж молчу. Если машина не заводится, то это надолго.
Упёрлись мы все вместе. Толкаем машину изо всех сил.
Не идёт.
- Попробуем, - говорю, - назад толкать. Может быть, легче пойдёт.
Сначала и назад не шла. Потом поднатужились и с большим трудом всё-таки вытолкали машину на сухое место.
Когда уже посуху толкали, обратил я внимание, что колёса не крутятся. Когда тачка заглохла, поставил я её на ручник, а снять забыл.
Мы её, родимую, значит, всемером волоком из ямы-то вытащили. Об этом я девчонкам ничего не сказал. Чего доброго, рассердились бы и ушли, а ведь ещё воду из машины вычерпывать надо.
Посмотрели они друг на дружку, ужаснулись. Всё в грязи: ноги, руки, лица, а главное, платья праздничные, специально для танцев сшитые. Одни босоножки чистыми остались.
Время уже на другие сутки перевалило.
- Как же мы теперь домой-то пойдём!? – горюют девушки. – Грязные. Да и транспорт теперь никакой не ходит.
За это трудное время мы как-то уже сблизились. Я предлагаю:
- Девочки! Помогите мне из машины воду вычерпать. Я же в это время двигателем займусь, свечи высушу. Потом вас до самого дома довезу.
Согласились мои пассажирки.
Они, как могли, воду вычерпали. А двигатель так и не завёлся.
- Давайте толкнём машину. С разгона она должна завестись, - хитрю я, чтобы не остаться одному.
Сел за руль, а они вшестером через всю бывшую взлётно-посадочную полосу, по диагонали протолкали машину. Она так и не завелась, зато девчонки согрелись.
Ох, уж эти Белые ночи!
- Смотрите, - показываю, - вот внизу озеро Долгое. Можно и помыться, и одежду постирать. Машина пока подсохнет. Она должна завестись. Столько вместе промучились. Давайте уж доведём дело до конца.
- А у нас купальников нет, - заявляет кто-то.
- Обойдёшься! – обрывает её Ирка. – Здесь все свои.
Спустились к озеру. Девушки поглядывают друг на друга: кто первый раздеваться начнёт? А уж за первой, без всякого стеснения – все остальные. Я им мыло дал. Сам в сторонку отошёл, чтобы не стеснять.
А они на меня уже и внимания не обращают; плещутся, хохочут, брызгаются. Все молодые, стройные, красивые. Нимфы да и только. Выбирай любую. Я для себя уже выбрал: Ирка. Она самая боевая, чаще других общается со мной, самая красивая из них и сидит на переднем сиденье.
После купания в «бардачке» нашлась бутылочка, заготовленная заранее для подобных случаев, и шоколадка одна на всех. Девчонки были почти счастливы. К бутылке прикладывались по очереди прямо из горла.
На асфальте машина и вправду быстро завелась.
Осмотрелись: уже утро.
Пятерых сзади сажать нельзя. Но кому же, в этом случае, отказать? Так, нарушая Правила, все всемером к их общежитию подкатили.
Когда часть девушек из машины вышла, я Ирку придержал.
- Может, ещё по городу покатаемся?
Она озорно на меня глянула:
- А можно Ленку взять?
- Конечно, хоть кого. Только не больше четырёх.
Ирка Ленку (свою соседку по комнате) задержала, остальные ушли.
Часа полтора по городу катались. Болтали. Каждый о себе что-то рассказал. Окончательно сблизились, будто не несколько часов назад, а уже давно познакомились.
Солнышко взошло.
Подруги попросили меня свозить их в Зеленогорск. Там они когда-то в пионерлагере были – светлое пятно в короткой серой жизни.
Обе не знают своих родителей. Дом малютки (опять Дом малютки!), детский дом, школа-интернат для «особо одарённых» (после окончания такой школы даже права на машину всю жизнь получить уже нельзя), ПТУ с общежитием при фабрике «Красная нить» и работа на этой же фабрике. Вот почти вся биография обеих. О небольших отличиях в этих биографиях узнал я позже. Они несущественны.
Сейчас девушки занимают на двоих одну комнату на третьем (последнем) этаже фабричного общежития на Выборгской набережной.
Впоследствии я бывал в этой общаге много раз. О впечатлении пусть судит читатель.
Никаких дежурных при входе нет. Один подъезд, одна лестница с большим квадратом пустоты посредине. Сверзишься за перила – мало не покажется.
Лестница не убирается никогда. Она заплёвана, загажена, полна окурков и другой грязи. Вечером и ночью на ней абсолютно темно. Грязь заглушает шаги, и можно столкнуться с кем-нибудь носами. А ещё можно подкараулить неугодного и сбросить его в пролёт. Правда, о таких случаях я не слышал.
В общаге живут, в основном, женщины и несколько семейных пар.
Пройти в него может каждый. Девчонки рассказывают, что иногда раздаётся стук в дверь и на вопрос «Кто там?» отвечают:
- Девочки, можно у вас бутылочку распить?
Некоторые впускают. И часто гости остаются на ночь.
Венерические болезни здесь не редкость. Девчонки перечисляют подруг, уже излечившихся от сифилиса.
- Как же так? – удивляюсь я. – Они же заразные.
- Нет. Они не заразные. Их же в больнице вылечили.
Посещают эту общагу и студенты, и курсанты, и солдатики, служащие в городе и области.
Несмотря на свободу нравов, в общаге есть свои моральные нормы. Одна из них запрещает встречаться с женатыми мужчинами – разбивать семью нельзя.
Многое из того, что здесь написано, я узнал не сразу, а гораздо позднее, став завсегдатаем злачного места.
Комнатушка под самой крышей, которую занимали Ирка и Ленка, была не больше 7 кв.м. Две кровати, маленький столик – вся обстановка. Одежда развешана по стенам на гвоздях. Набор посуды – на столике.
На следующую встречу Ирка, по моей просьбе, пришла одна.
Дальше – сценарий обычный. Поездка на машине за город, поцелуи, обнимания, сдерживание разгорающейся страсти (нельзя же «так сразу»).
Третья поездка была запланирована с ночёвкой. Приготовил заранее перину, одеяло, бутылку и закуску.
Вечером, где-то за Буграми, нашли подходящий бугор, весь в свежей зелени, на деревьях соловьи поют. Внизу пруд, лягушки которого кваканьем перебивают соловьёв.
Раздвинули сиденья, сварганили постель, выпили. Я в таких случаях только делаю вид, что пью (ведь за рулем. Права дороже). А затем…
Ирке было 19 лет. Не девственница. После близости она вдруг отвернулась и заплакала. Я не мешал. Терпеливо ждал, пока успокоится. Потом она объяснилась.
Был парень. Студент из Ирака. Встречались. Жили. Обещал жениться. Брал с собой на официальные приёмы в консульстве. Представлял, как жену. Для продолжения учёбы уехал в Нидерланды. Обещал писать, забрать. Не прислал ни одного письма. Ждала. Верила. Девчонки смеялись… И вот теперь изменила. Кончилась любовь.
После таких излияний пришлось по-своему её успокаивать. Потом ещё, ещё…
Отдохнули. Чуток даже поспали. Потом Ирка попросила ещё раз свозить её в Зеленогорск. Да, мало имела она положительных эмоций в жизни.
Мы стали любовниками.
Ирка была способной в учёбе, многое схватывала на лету. Но знания её были очень ограниченны. Мои рассказы, объяснения она впитывала, как белый сухарь тёплую воду. Ей всё было интересно. В общежитии не было ни телевизора, ни радио, ни библиотеки. Я давал Ирке свои книги, и она читала их быстро и с интересом. Часто книги расходились по общаге, и найти их потом было трудно.
Я отдал ей, собранные за несколько лет, журналы «Вокруг света». Общага читала их с интересом, использовала только по прямому назначению и, когда я стал их забирать, пропал лишь один номер (№6 за 1972 год).
Когда я приходил к Ирке в общагу, Ленка шла к кому-нибудь в гости. Если же она была с ночи, то говорила:
- Никуда не пойду. Отвернусь и буду спать. Трахайтесь, сколько хотите.
Выезжая за город, часто брали Ленку с собой. Она знала момент и оставляла нас, когда это становилось необходимым.
Как-то мы втроём находились в районе Горского шоссе. У Ирки были критические дни, и она копалась у машины, а мы с Ленкой, разговаривая, немного отошли. Ирка позвала меня:
- Трахни Ленку. Она же изнывает. У неё уже больше года никого не было. Знаешь, как женщине тяжело без мужика.
Поглядев на Ленку с этой точки зрения, я увидел вполне приемлемый вариант. Тот же возраст, такая же (даже лучше) фигурка. И Ирка непротив…
Мы с Ленкой всё дальше и дальше удалялись от машины. Я взял её за руку, и она охотно прижалась ко мне бедром. Я положил руку ей на талию. Ленка развернулась, встала передо мной. Дальше, по логике, должен был последовать поцелуй…
Она не оттолкнула меня, а ждала моих дальнейших действий. Между ними уже заранее была договорённость.
Как же так? Скажу прямо: в те времена я был к такому не готов. Как смотреть потом в глаза Ирке? А как поступать, когда Ирки не будет дома, а Ленка, раздетая, лежит в постели?
Уже прижав к себе Ленку, ощущая через тонкое платье своим телом её тело, я всё искал ответы на эти вопросы… И для себя нашёл.
Ведь Ленка в белом платье. Как, не запачкав его, повалить её на землю? Как в грязном, измызганном платье появиться перед Иркой? Руки мои ещё шарили по горячему девичьему телу: по спине, бедрам, ягодицам; губы её тянулись для поцелуя к моим, но я уже знал: этого не произойдёт. Тогда я ещё не был настолько испорчен.
Это потом я смогу спать с подругой любовницы или с её сестрой, тайно от каждой или одновременно с обеими…
Мы вернулись к Ирке. Она осмотрела нас критическим взглядом и всё поняла. Для верности Ирка пошепталась с подругой…
- Я же тебя просила! – произнесла Ирка на обратном пути.
«Просила», - подумал я. – Ведь это меняет дело. Это была просьба, а не просто разрешение».
Но ведь тогда и Ирка получала право ходить налево, трахаться с другими. К чему это может привести?
На пляжах Ленка всегда была в закрытом купальнике. Когда она переодевалась, я увидел вдруг громадный, довольно безобразный шрам от пупка вниз, почти до лобка.
- Что это у тебя? – с ужасом воскликнул я.
- Ты что, дурак? – перебила меня Ирка. – Не знаешь, от чего такие шрамы?
- Нет, - честно признался я.
- Это Кесарево сечение.
В интернате Ленку трахнул воспитатель. Она не замечала, что забеременела, пока это не стало очевидно всем. Аборт делать было поздно. Выкидыш не получился. Для ученицы дуршколы сделали исключение: аборт на шестом месяце беременности с использованием Кесарева сечения.
Как-то вечером, заехав за Иркой, не застал её дома. Ленка лежала в постели…
Нет. Вы ошиблись. Я просто вспомнил ситуацию, которую раньше прокручивал в мыслях.
Уехал поздно, не дождавшись подруги. А ревность, или что-то похожее, появилась. Заехал ещё раз уже утром. Ирка так и не приходила.
- Я встретила парня и провела у него эту ночь, - спокойно объяснила своё отсутствие Ирка.
- Но ведь ты только что заявила, что беременна от меня!
- От тебя, - так же спокойно продолжила Ирка. – Ему скажу, что от него. Не поверит, сделаю аборт.
Уехал, чтобы больше не возвращаться… к Ирке, но не в общагу.
От проходной «Красной нити» к общежитию была одна дорога. Встав на этом пути в конце рабочей смены, всегда можно выбрать симпатичную девчонку и познакомиться с ней. Наличие машины сильно увеличивает шанс знакомства, чем я не раз и пользовался.
Так познакомился с Зиной. Она не была простой работницей, а занимала пост то ли учётчицы, то ли какого-то счетовода. Очень этим гордилась.
После таких заявлений пришлось не сразу везти её в лес, а пару раз перед этим сводить в кафе.
Если девчонки-работницы искали при знакомстве любовь или развлечения, то Зине нужен был человек «солидный». Под этим понималось, что он должен быть холостым и с жилплощадью, или пусть не холостым, но достаточно богатым, чтобы «добавить» Зине на кооперативную квартиру. «Добавлять», правда, было не к чему.
Я подошёл под второй вариант.
Приехав в лес, Зина ломаться не стала. Она прихватила с собой чистую простыню и деловито подстелила её под себя.
После соития, чтобы как-то заполнить промежуток времени до второго раза, она рассказала, что была замужем… почти, то есть, некоторое время жили вместе, имея общие кастрюльки. Почему разошлись, не сказала, а я не спрашивал.
После третьего раза (всё в тот же вечер) Зина высказала свою точку зрения на причину встреч «девушки» с женатым мужчиной.
- Я не уговариваю тебя развестись, - пояснила она. – Семья – святое. Но помочь девушке в покупке кооперативной квартиры ты можешь.
Сколько стоит квартира , Зина знала хорошо. На вопрос, а сколько у неё есть, и, следовательно, сколько нужно добавлять, она ответить затруднилась.
Наши разговоры всегда сводились к покупке квартиры, стоимости мебели…
- А если у тебя сейчас большой суммы нет, то своди хотя бы в кафе.
В общаге Зина имела отдельную комнату, чем очень гордилась. Пригласить меня туда отказывалась категорически. Представить, что там было, можно по предыдущим описаниям.
Встречались мы с Зиной недолго, даже простынка запачкаться не успела.
…Прошло ещё не меньше пяти лет. Возвращаясь на машине с пляжа домой (или куда глаза глядят), увидел на обочине кучку молодых, озорных девчонок. Почему-то на ум пришла общага на Выборгской набережной. Правда, эти были гораздо моложе, чем Ирка и её подруги даже в те времена. На вид им можно было дать не больше 17ти.
- Девчонки! Садитесь, подвезу до общаги, - крикнул в открытое окно.
Кто-то из них сразу рванулся к машине. Более осторожные сказали боязливо:
- У нас нет денег.
Возмутился:
- Разве похож я на рвача-бомбилу?
Места в машине сразу были заняты
- Как Вы узнали, что мы из общежития?
Появилась завязка для беседы.
- Вы чем-то похожи на моих знакомых из общаги.
- А где она находится?
Скрывать мне было нечего:
- На Выборгской набережной.
Девочки переглянулись:
- Вы нас знаете? Тоже на «Красной нити» работаете? Где-нибудь в управлении? – посыпались вопросы.
Пришлось их разубеждать. Только начал рассказ об Ирке и Ленке, как подъехали к выезду на Выборгское шоссе (не путать с набережной).
- Налево – и продолжим разговор или направо – и вы в общаге? Самая осторожная опять спросила:
- Налево, это куда?
- А вы бывали когда-нибудь на Медном озере?..
С горячностью стал описывать красоты Медного озера и его окрестностей. Уговорить красавиц труда не составило.
Напомню, что события описываются не в хронологическом порядке. Я уже много раз бывал в этом районе, знал здесь каждую горку, каждое место для развёртывания военных машин, каждую тропку и аппарель.
Показав всё это, предложил выкупаться. Но было уже холодно, и девушки отказались. Тогда я сделал другое предложение:
- Поедем посмотрим подземное сооружение. Оно расположено недалеко. Предназначено, скорей всего, для размещения штабов в военное время.
Предложение их заинтриговало.
По дороге на Елизаветинку действительно было такое сооружение. Возможно, есть и сейчас.
Подъехали.
Шлагбаум носом клюнул в землю. Кругом всё заросло. Тропинки еле угадываются. И, конечно, никакой охраны.
Взял с собой фонарик из машины. Без него в подземелье делать нечего.
Чтобы открыть первую, уже заржавевшую, железобетонную дверь, понадобилось немало усилий. Шарниры и петли второй и последующих дверей были хорошо смазаны и открылись легко.
В подземных помещениях находились столы, стулья, приспособления для установки и подключения аппаратуры. Самой аппаратуры не было, кроме тяжёлых кислотных аккумуляторов. Скорей всего, они уже вышли из строя.
Фонарик на всех был один и находился у меня. Осторожно переходили мы из помещения в помещение. Девчонки жались к свету. Жанна, самая молоденькая и самая сексуальная, в самой коротенькой юбочке, с самыми привлекательными ляжками и попкой, девочка, которую я уже определил для себя, ёжась от страха, держала меня за руку. Остальные прижимались к ней. В одной из комнат я похлопал Жанну по плечу и показал глазами на фонарик, как бы предупреждая о неожиданности. Затем потушил фонарь.
Абсолютная темнота. Сначала все замерли. Потом раздался истошный визг. Я в это время притянул к себе Жанну и целовал её в лоб, глаза, щеку, специально, сам не знаю, почему, избегая губ и не распуская рук. Затем, немного оттолкнув её от себя, снова зажёг свет.
- Что-то случилось с фонарём, - стал оправдываться я.
- Выходим! Выходим! – кричали девушки, натыкаясь на мебель и друг на друга, в поисках двери.
Протянул Жанне руку. Возьмёт или нет? Какое-то время она колебалась, потом улыбнулась и подала мне свою.
«Значит, моя!» - отметилось в мозгу.
Выйдя наружу, подружки бросились к машине. Жанну я придержал и за несколько секунд, которые мы оставались наедине, успел назначить свидание. С точки зрения самца девушка была очень хороша.
Жанна, как не достигшая 18 лет, работала по шесть часов в день. У проходной, когда она выходит, ещё никого нет. Мы поехали в сторону Левашово. Там свернули на «Ленинскую тропу», узкую грунтовую дорогу, по которой легковушка проходит с трудом, а с «Тропы» повернули на одну из знакомых мне полянок, где ещё недавно мы с Зиной обсуждали её дела и занимались сексом.
Посреди полянки стояла ёлочка, вся обвешанная презервативами. Зина очень боялась забеременеть.
Поставили машину за кустики. Несколько раз поцеловав Жанну и не встретив никакого сопротивления, разложил сидения, опустил с аппетитной попки трусики и, как говорится, овладел девушкой. В первый момент она охнула, кажется, попыталась изобразить девственницу, но, поскольку таковой уже не была, затихла, найдя удобную позу. Лежала спокойно, не помогая, но и не мешая мне насладиться её прекрасным телом. Когда, закончив, мы стали выходить из машины, моя подружка потянулась за своими трусиками. Я мягко взял их из её рук и сунул себе в карман.
- Сиденья тоже пока устанавливать не будем, - пояснил я свои намерения. Жанночка серьёзно кивнула в знак согласия головой.
Зная, что Жанна придет на свидание прямо с работы, взял с собой кое-что из еды. Так гуляя по полянке, болтая, поедая продукты и периодически занимаясь сексом, мы и провели вечер.
На следующую встречу Жанна неожиданно прихватила подругу и попросила покатать их. Я же был настроен на совершенно другое времяпрепровождение.
Покатавшись по лесным дорогам, заехал в глушь, остановил машину и попросил подружку:
- Посиди здесь. Нам с Жанной поговорить надо. Сейчас вернёмся.
Отвёл Жанну за пределы видимости из машины и овладел ею. По-моему, это ей не очень понравилось, но мне она ничего не сказала.
В следующий раз Жанна привела с собой трёх подруг. Через Бугры я вывез девчонок на широкие зелёные лужайки. Бегайте, играйте, веселитесь. Что они и делали.
Но вот невдалеке от нас останавливается грузовая машина, полная солдат. Увидев девушек, солдаты кричат, машут руками. Те кричат и машут в ответ. Бойцы выпрыгивают из кузова и бегут к девчонкам. Те, с восторженными криками, несутся к ним навстречу.
- Жанна! – пытаюсь я удержать хотя бы свою любовницу. – Останься.
На мгновение она останавливается, смотрит на меня… а потом поворачивается и с тем же идиотским, ликующим криком спешит догнать подруг.
На моих глазах происходит братание. Крик, смех, визг, догонялки, хваталки…
Сижу в машине один. Неужели никто из девчонок не вспомнит обо мне, не пожалеет, не подойдёт? Даже солдаты обращают больше на меня внимания, чем привезённые мной девушки. Парни смотрят иногда в мою сторону, что-то говорят подружкам, показывая на меня. Те пренебрежительно машут руками.
Знали бы солдаты, что сейчас они обошли подполковника. Вот посмеялись бы. Но девчонки не знают, что я военный.
Не выдержав такого отношения, завожу машину и уезжаю. Пусть добираются до города, как могут…
Трудно отказаться от такого лакомого кусочка, как Жанна. Через неделю после описанного приезжаю в общагу. Меня здесь уже узнают.
- Она дома, - сообщают девушки, - Поднимайся.
Поднялся. Стучу в дверь. Тишина. Стучу ещё и ещё. За дверью слышны шёпот и тихие передвижения.
- Жанна! – зову я. – Мне сказали, что ты дома. Открой!
Зная, как женщины любят подарки, лукавлю:
- А я тебе в знак любви подарочек приготовил.
Шум за дверью становится сильнее, потом Жанна произносит:
- Я сейчас не могу. Оставь у дверей.
- А вдруг кто поднимет, Открой хотя бы на минуту.
- Не могу. Я не одна…
На Жанне поставлен крест. Но ведь у неё есть подруги, такие же молодые, красивые, с которыми я знаком, с которыми можно тоже закрутить любовь.
Встаю на машине недалеко от проходной. Высматриваю.
Жанна малолетка. Она должна была пройти два часа назад. Лучше выбрать кого-нибудь постарше - легче найти общий язык…
Из проходной выходит Жанна. Оглядывается, видит мою машину и бегом направляется ко мне. Садится рядом. Первый вопрос:
- А где обещанный подарочек?
- Ты знаешь, я ждал не тебя, - произношу совершенно правдиво.
- Шутишь! Шутишь! – смеётся она и лезет ко мне на колени. Короткая юбочка задирается, обнажая не только полные ляжечки, но и трусики. Интересно, делает она это нарочно или непринуждённо? Обнимает за шею, целует лицо. Не верится, та ли это девушка, что бросила меня в Буграх; не впустила к себе в комнату, принимала в это время другого? Теперь она лепечет:
- Поехали за город. Хочу тебя! Тебе ведь хорошо было!? Мне тоже.
Думаю, сейчас (почти через 40 лет) я бы, не простив, всё-таки поехал. Соблазнился бы. Но тогда, видно, не так испорчен был. Вчера со мной, завтра с другим, а послезавтра опять ко мне. Зачем такую любовницу иметь? Так ведь и схватить что-либо недолго.
Главное, чувствую, что не тянет меня к ней совсем. Запах мочи и женского пота в нос бьёт. Словам её веры нет. Ужимки только отвращение вызывают. Ляжки толстые омерзительны…
Отвёз молоденькую по****ушку домой, простился, и как гора с плеч…
И на этом связь моя с общагой не кончается. Через год, а может, через два, сижу в машине на проспекте Карла Маркса и вижу, как ко мне молодая девушка направляется, рукой машет. Думал сначала, что подвезти попросит. А она, как старая знакомая, дверцу открывает:
- Приветик! – и на сиденье плюхается.
- Привет! – отвечаю.
- Поехали! – говорит она так привычно, будто мы с ней давно знакомы.
Поехали.
Она болтает, не переставая. То что-то вспоминает, то спрашивает, а я хмыкаю да головой киваю: ясно мол.
Только у Озерков она приглядываться ко мне начала, а потом то ли удивилась, то ли напугалась:
- Не тот! – кричит. – Что же ты раньше-то молчал?
Я смеюсь:
- Тебе какая разница: тот, не тот?
- Ну, как же! У меня встреча была назначена. Поворачивай обратно.
- Нет. Обратно уже не поверну, а высадить могу.
Задумалась. Потом спрашивает:
- А едем-то куда?
- Да куда скажешь.
- Мы за город собирались. На природу.
- Значит, на природу и поедем… А то, хочешь, высажу.
Но у неё уже свой план:
- Поехали на природу. Только сигарет по дороге купи.
Когда шли в магазин за сигаретами, пропустил её вперёд, чтобы со всех сторон оглядеть. Ничего вроде.
В магазине у неё планы сразу меняются (как у кота Базилио с лисой Алисой):
- Колбаски купи, батон, шоколадку. Может, тортик возьмём?
- А бутылку? – спрашиваю.
- Конечно, конечно! Так как насчёт тортика?
Дальше уже и описывать не стоит. Всё – по наезженному плану. Остановились на Медном озере, полюбовались его красотами, выпили, закусили… а на десерт…
Опять Ленкой зовут, опять с «Красной нити», опять из общаги. Разница только в том, что общежитие в Озерках находится. Фабрика жильё для этого у частного сектора снимает.
В общем, без длинных разговоров мы друг другу подошли.
При втором свидании я, для разнообразия, Ленку (Что делать, если у родителей интеллект ограничен? Там Ленка, здесь опять Ленка) повёз на речку. Ей там не понравилось:
- А почему не опять на Медное озеро?
- Зачем же повторяться? – оправдываюсь. – На Медное потом ещё съездим.
- Слушай, а у тебя друзья есть, чтобы компанией туда съездить? На шашлыки. Я девчонкам рассказала, они очень хотят Медное озеро посмотреть и с парнями, вроде тебя, познакомиться.
Заставила она меня задуматься. На кафедре я ещё молодой преподаватель, и друзей, с которыми можно бы было по бабам ходить, ещё не завёл. Дворовые друзья тоже уже все остепенились.
Провёл я разведку среди молодых адъюнктов. Двое согласились. Только машина у нас всего одна, а народа получается 6 человек. Договорились, что «друзья» до Чёрной речки на автобусе доедут. Девчонок же я сразу на место привезу, там оставлю и за парнями подъеду.
Костёр был, шашлыки были, водка с закуской тоже. Девки молодые, ядрёные, хохотушки, далеко не недотроги, 18-20 лет. Самый сок… А что-то не складывается.
Парни молодые – по крайней мере, много моложе меня – ведут себя, как старики. О чём с девушками поговорить, общего языка не находят; от души посмеяться, обнять, прижать, в сторону утащить не могут.
Солнышко светит. Погода прямо располагает. Девчонки уже в одних купальниках остались. Красота и молодость так в глаза и бьют.
Парни мои разделись: белые, жирные, как поросята. Один вообще в трусах семейных, а у другого живот на талии или талия оказалась на животе…
Я палатку рядом с машиной поставил, так сказать, для уединения при необходимости. Стоит палатка пустой.
Не выдержал. Затащил туда Ленку, чтобы пример подать. В самый разгар наших любовных утех вдруг лезет в палатку Славик. Увидел – отвернись и уходи. Так он извиняться вздумал. Для этого меня из палатки вызвал. А потом ещё спрашивает, как мне показалось, с осуждением:
- Как вы можете, если знаете, что мы рядом?
Идиоты. Поневоле покойного Васю Резакова вспомнишь. Он бы знал, что делать.
Маша с Любой приуныли и опять же ко мне жмутся – я им ближе и понятней, чем привезённые мной кавалеры.
- Лимонад кончился, - говорю я, оглядев скатерть. – Надо в магазин съездить. Кто со мной?
- Я хочу! – радуется Машенька, самая молоденькая и красивая из девушек. Остальные смолчали.
По дороге в магазин Маша жалуется:
- Какие-то они не такие, как ты.
- Моложе? – лукавлю я.
- Нет. Ты свой, они чужие.
Мне понятна её печаль. Жаль девчонку. Потянуло как-то меня к ней. К тому же, она во всём выигрывает, по сравнению с моей Ленкой: и в возрасте, и во внешности, и во внутренней красоте.
Останавливаемся у ближайшего куста, почти не прячась. Притянул девушку к себе, губы ей в себя всосал, руками по телу прошёлся… Обмякла Машенька. Ей только этого и не хватало. На поцелуи отвечает, меня к груди прижимает…
Долго ли, коротко ли мы ласкались, сказать трудно. Завершилось всё вполне естественно. Оба довольны остались, а Маша ещё и благодарить меня вздумала.
- Что Ленке-то скажем? – советуюсь с новой любовью.
- А как хочешь. Можно промолчать – не обижусь. Можно и рассказать всё…
Маша замолчала, боясь продолжать…
- Честно скажу: ты мне сразу понравился. Это хорошо, что всё между нами так быстро произошло… Забери меня! Вытащи отсюда! Буду тебе самой верной, самой благодарной женой. Или хотя бы любовницей. Не могу я так, как все у нас. Хочу любить и чтобы меня любили. Детей рожать от любимого человека, а не аборты делать, неизвестно от кого.
Она говорила всё это с жаром, справедливо. Я понимал, чего она хочет услышать, и что я должен ей сказать. Первые же мои слова ( не важно, что и как я произнесу) покажут суть моего решения. Да и каким оно может быть, если я вижу девушку в первый раз, если дома у меня жена, ребёнок и постоянная любовница, которые подходят мне гораздо больше, чем она, и по возрасту, и по интеллекту, и по положению в жизни.
Даже если бы я поддался порыву, наплевал на всё – от любящих меня женщин до карьеры – действительно создал бы для себя новую Галатею, уверен, что через несколько лет она бы заявила, что сделала себя сама, что я ей не помог в этом, а даже мешал, и что теперь она имеет полное право оставить меня, соответственно, отобрав имущество, принадлежащее ей по закону.
Конечно, так подробно об этом я говорю сейчас, а тогда я просто промолчал, повернул ключ зажигания, и мы двинулись к оставшейся компании.
Женское сердце чувствует обстановку основательнее, чем разум. Ленка попробовала устроить скандал, но я, опытный в этих делах, сумел заставить её замолчать.
Дома у девчонок всё-таки произошёл серьёзный разговор, и мне пришлось прекратить это знакомство.
Хуже было на службе. Слухи о данном приключении сначала распространились среди адъюнктов, потом достигли ушей преподавателей, а, следовательно, и начальства. Если бы я бросился опровергать слухи или выяснять, откуда они пошли, возник бы скандал, и, скорей всего, с большими для меня последствиями. Но я молчал, а на вопросы (пока они неофициальны) отшучивался. Слухи же, если умело ими управлять, могут даже в чём-то помочь.
Слишком долго пишу я о советских общежитиях, а материала ещё довольно много. Боюсь показаться однообразным. Ведь мужчина пользуется женщинами не только из общежития. Есть и другие места, где можно их найти, есть другие способы знакомств. Поэтому часть общажных приключений придётся упустить, но одно, пусть оно будет последним, всё же расскажу. И произошло оно, как ни банально, всё там же, на Выборгской набережной, правда, примерно лет через 8-10 после предыдущего.
Она проголосовала. Я подвёз. Оказалось, опять на Выборгскую набережную, всё к тому же дому.
Судьба. Об этом я и рассказал очередной Ленке. Рассказ показался ей интересным, она задержалась в машине. Чтобы не стоять на месте, я тронулся, повёз катать её по городу, а минут через 40 почему-то оказались за городом и вторично прибыли к заколдованному дому уже любовниками.
Придётся повториться. Работала очередная Ленка всё там же, на «Красной нити», а общежитием пользовалась для удобства. Вообще-то жила она в Сосново, была замужем, ездила к мужу в пятницу вечером и возвращалась в город в понедельник. Остальные дни Ленка предоставила в моё распоряжение. Да, к тому времени я уже окончательно опустился до замужних женщин.
Напомню, что в те недалекие времена не только мобильников, но даже обычных телефонов в комнатах общежитий не было, а если бы к единственному в общаге телефону подзывали всех проживающих в общаге ****ей… Можно себе представить, что бы было.
Свидания в те времена назначались на определённое время в соответствующем месте. Сколько судеб было загублено из-за неожиданной невозможности появиться, когда и где было договорено.
Я обычно подъезжал под окна общаги, давал определённый сигнал, и Ленка выходила, или из окна высовывалась чья-то рожа и сообщала мне нужные данные.
День, о котором я расскажу, принадлежал Ленкиному мужу. Это была пятница. Но Ленка почему-то просила подъехать к семи часам.
Дав сигнал, отдыхаю, одним глазом кося на дверь.
Дверь открывается. Это ещё не Ленка, но на девушку стоит посмотреть. Бывают же такие! Это красавица из арабской сказки. Блузка и шаровары полностью просвечивают, оттеняя красоту фигуры. На ногах блестят тапочки, без пятки, с загнутыми вверх носами, обшитые то ли бисером, то ли блёстками. На шее бусы, На руках браслеты. Голову венчает багдадская башня волос с блестящим гребнем спереди. Всему этому соответствует плавная походка красавицы, которая, сразу видно, знает себе цену.
И направляется такая красота прямо ко мне.
- Пойдём! – произносит она, улыбаясь, и, не глядя, как я прореагирую, уверенно поворачивает обратно.
«Не забыть бы закрыть окна и включить сигнализацию», - думаю я, совершенно забыв о Ленке.
Догоняю девушку и по лестнице иду сзади снизу, любуясь бёдрами, ножками, талией.
На втором этаже заходим в одну из комнат.
Стол накрыт. Бутылки, тарелки, блюда – всё на месте. За столом сидят одни девушки. Их больше десятка. Все празднично разряжены и улыбаются именно мне, единственному мужчине, нарушившему этот женственный цветник.
- Ура! – кричат они. – Привела!
Боюсь подпасть под сказочное очарование. В чём же здесь подвох?
- Я Галя, - представляется восточная красавица. – А это Ира. У неё сегодня день рождения. 17 лет. Поздравь её.
Мне улыбается очаровательное юное существо, с большими голубыми глазами, пухленьким наивным личиком. Она чего-то ждёт от меня, а все хохочут, видя моё замешательство.
Ещё раз обвожу глазами сидящих. Неужели совсем нет мужчин, мужской поддержки?
Ни одного!
- Поздравляю! – глупо произношу я. – Я не знал. У меня нет для тебя подарка.
- Поцелуй! Поцелуй! – кричат из-за стола.
Да я с большим удовольствием.
Чтобы хоть как-то замаскировать свое смущение, беру девушку за локти, притягиваю к себе. Она подставляет мне пухлый ротик.
- Ура! Ура! – надрываются остальные. А я не могу и не хочу оторваться. Целую её рот, щёки, глаза, шею. Она не только не сопротивляется, но с удовольствием, счастливая, подставляет мне всё, чего я захочу. Невольно замечаю, что руки мои, пользуясь вседозволенностью, гуляют уже по груди, талии и даже ниже.
Какой прелестный запах исходит от неё: смесь чистого женского тела и еле уловимый, нежный аромат цветов. Понимаю, что это духи, но как они сейчас ей подходят!..
И тут только замечаю злобный Ленкин взгляд. Она тоже сидит за столом. Зачем она здесь? Без неё было бы гораздо интереснее.
На этом празднике всем распоряжается Галя. Она указывает мне место рядом с именинницей. Ленка почему-то молчит, хотя видно, что злится.
Оглядываю окружающих. Какой цветник! Кроме Гали, Иры и Ленки есть ещё несколько довольно красивых девушек. Вот, например, «Кармен». Лицо испанского типа, волосы чёрные, брови вразлёт, взгляд смелый, пронзающий, зовущий. Вполне можно закрутить.
А вот, якобы скромная, блондинка, бросающая быстрые взгляды из-под опущенных ресниц. Уверен, что интерес ко мне у неё есть.
Все глядят на меня, единственного здесь мужчину, все чего-то ждут и, наверное, даже надеются.
Занимаю своё место, оглядываюсь: такое впечатление, что всё это когда-то уже было… Да, в Германии, на дне рождения Люси. Почему вдруг я об этом вспомнил? Да потому, что сейчас рядом со мной снова стоит именинница, чем-то занимаясь на столе. Так же задралась юбка, чуть не оголив попку. Тогда я воспользовался этим и запустил имениннице руку между ног. А что мешает мне сделать это сейчас?
Осторожно, совсем слегка, погладил сзади голую ногу чуть выше колена. Именинница продолжает заниматься своими делами. Может быть, я сплю? Всё это уже было и сейчас только снится? Рука моя гладит упругую попку, сжимает её. Ира замирает. Попка напрягается…
А что если она сейчас повернётся и влепит мне пощёчину? Тогда - прощай очарование.
Нет. Тело замерло. Определённо, оно ждёт новую порцию ласки… И получает её.
Ирка садится рядом и лукаво улыбается мне. Теперь у нас есть своя тайна. Это хорошо.
Прежде чем снова подняться, Ира выразительно смотрит на меня. Вот она в том же положении, и я уже смело запускаю руку прямо между ног, до самого верха. Ноги тут же раздвигаются, бедро девушки упирается мне в бок и как бы подталкивает: «Смелее!»
Нащупываю влажную щель. Смешно, но что такое клитор, узнал я совсем недавно, и теперь пришло время применить знания на практике.
За столом все заняты своим делом: пьют, едят, болтают; а я, можно сказать, уже имею именинницу. Почти не меняя позы, она делает еле уловимые движения, явно помогая мне (точнее, моей руке).
Оба понимаем, что долго оставаться в таком положении нельзя. Убираю руку. Ирка садится рядом, плотно прижимается ко мне бедром, рука её под столом тянется ко мне, нащупывает то, что надо, и крепко, с благодарностью (мне так кажется) сжимает его. Хочется обернуться и спросить кого-нибудь:
- Где тут у вас отдельные кабинеты?
Я радуюсь: хорошо, что пришёл, когда все были уже поддаты; хорошо, что сам не пью (на машине), могу наблюдать за действиями других и контролировать свои.
Что ж, Ирку я уже закадрил.
С другой стороны от меня сидит Галя. Она занимает меня разговором, строит глазки, кокетничает, показывает свою значимость в этом обществе. Поздно, голубушка, место уже занято более молодым и свежим цветком.
- Мы можем где-нибудь уединиться? – шепчу Ирке с ничего не значащим выражением лица.
- Что ты!? – пугается она. – Все только на нас и смотрят.
Постепенно застолье затихает. Кто-то просто уходит в свою комнату. Кармен, убедившись, что ей не удастся даже поговорить со мной, демонстративно тут же ложится спать.
Мы с Ленкой, наконец-то, смогли перекинуться парой фраз, не очень для меня лестных.
Блондиночка болтает в углу с подружкой, уже не обращая на меня внимания.
В обществе явный спад настроения. Пора бы и закончить.
- Слушай! – обращается ко мне Галка. – Ты можешь отвезти нас куда-нибудь за город. На природу. Ленка так хвалила какое-то Медное озеро.
- Могу. Но в машине всего четыре места, моё пятое. Не делать же несколько рейсов.
- А зачем мы будем брать всех? – учредительница обводит глазами находящихся в комнате. – Возьмём именинницу, Ленку…
Мне хотелось показать ей на отвернувшуюся к стене Кармен, но она, опередив меня, уже поставила точку:
- …и хватит!
Быстро покидали в сумку оставшееся спиртное, что-то из закусок, и избранная компания ринулась к машине.
Не хотелось далеко тащить этих пьяных женщин. Их может укачать в машине. Хорошо, если просто заснут, а могут облевать всю машину. Выбираю местечко поближе…
Сразу за Старой деревней многочисленные рукава Невы и разных Больших и Малых Невок впадают в Финский залив. В описываемое время никаких строений в этом месте даже не намечалось. Но уже шло очищение и углубление фарватера и самого Залива. Между дельтой Невы и Лахтинским разливом искусственно были намыты громадные, семи- восьмиэтажные дома, горы чистейшего песка. Настоящая Сахара. Иногда я возил туда детей поиграть в этой гигантской песочнице.
Сюда и завёз я в тот раз свою пьяную компанию.
Пятница. Вечер. Землечерпалки уже не работают. Молчат гигантские трубы, по которым сюда подаются вода с песком…
Место всем понравилось.
- Где продолжим день рождения? – спросила Ленка, доставая бутылку из сумки.
По моему предложению решили осмотреться, дойти до Залива. По дороге увидели рабочий вагончик с распахнутой дверью. Вошли.
Две широкие скамьи по бокам, большой стол посредине. Шкафчики с рабочей одеждой.
- Неси сюда сумки! – обратилась ко мне Ленка. – Здесь и продолжим.
- Кому надо, тот пусть и несёт! – почему-то окрысился я. – И вообще, вагон не наш. Лучше расположиться на природе.
- Тогда мы будем здесь е…… - закричала Ленка, залезая с ногами на стол. – А посторонних прошу покинуть помещение.
Видимо, она хотела показать подругам, кто здесь имеет на меня настоящие права.
Пока я удивлялся Ленкиной наглости, «посторонних», как ветром, выдуло из вагончика. Полураздетая Ленка уже ждала меня на столе.
Не устраивать же скандал из-за пустяка. Ведь права Ленки на сегодняшний секс со мной бесспорны…
Получив своё, подруга натянула трусы, слезла со стола, поудобнее устроилась на скамейке и тут же заснула.
Ирку и Галку нашёл грустно сидящими на бревне возле машины. Как теперь себя с ними вести?
Сел со стороны Ирки, положил по- дружески руку на плечо, и опять же по-дружески чмокнул её в висок.
«Извини, мол, Так получилось».
Ирка оживилась и «по-дружески» чмокнула меня в щеку. Так и перекидывались поцелуйчиками, пока Галка не обиделась:
- Я тоже хочу так целоваться! Садись в середину (это уже мне).
Сел я посреди них, целую, обнимаю обеих и уже совсем не по-дружески, а по-мужски. То одну с бревна на землю уроню, то другую. Ирке, правда, больше внимания уделяю. Залог, вроде, ещё в общаге получил. Кофточки у них как-то расстёгнутыми оказались. Поцелуи и касания ниже опустились. Тормозов-то у пьяных баб нет.
Пора и к более важным делам переходить, А как их разделить? Как Ирку от Галки увести?
Дёрнул её за руку, посмотрел многозначительно, потом у обеих спрашиваю:
- Кто хочет со мной на песочную гору залезть?
На Ирку смотрю, а она почему-то отвернулась и молчит. Зато Галка встала. Откровенно смотрит, в глазах у неё всё написано:
- Пошли! – говорит.
Я за соломинку цепляюсь:
- Ира, пойдём вместе.
- Идите, - говорит Ирка, не глядя на меня.
Ну, что ж такое? Кого хочу – не поднять, кого не хочу – трахать приходится.
Забрались мы с Галкой на вершину песчаной горы, осмотрелись: кругом такие же горы, а внизу под нами воронка глубокая.
- Спускаемся! – командую Галке. – Там нас никто не увидит.
Внизу стал я с неё шаровары снимать. Думал, в них резинка, оказалось, шнурок слабенький. Шнурок порвался, шаровары сами вниз упали.
Галка говорит:
- Как же здесь можно? Песок во все интимные щёлки набьётся, потом не выковырять. Давай-ка снимай с себя брюки и рубашку, Подстилать будем.
Разделся я, стою. Она на песке мою одежду раскладывает. Посмотрела, рассмеялась:
- Трусы тоже снимай. Так прикольнее будет.
Легли. Песок, всё равно, отовсюду сыпется. Особенно, когда движешься. Колени мои в песок ушли, а её наполовину сразу засыпало. Только я за ноги её вверх потащил, чтобы из песка освободить, по ушам нам ударил внезапно визг-стон-вопль-вой-плач. Сразу не понять, что, но в воронке глубокой это нас, конечно, ошеломило. Посмотрели наверх. Там Ленка стоит, руки вверх подняла, как жрица древняя, и воет на небо. Потом руки опустила и матом нас, вперемежку с проклятиями, поливать стала. Представляю, как мы голые, сверху смотрелись.
- Одевайся! – говорит Галка. – Лезь, успокаивай её, как можешь.
Натянул я кое-как одёжку и полез вверх, только не к Ленке, а в другую сторону.
К воде спустился. Посидел, подумал, погулял вдоль берега.
Когда к машине вернулся, Ленка спала уже на заднем сиденье, а Ирка – на переднем.
Через некоторое время Галка подошла. Увидев обстановку, съязвила:
- Успокоил обеих?
Хмель у Галки прошёл почти совсем. Мы снова уселись на брёвнышко и стали просто болтать. Больше всего интересовали её вопросы взаимоотношения полов и, естественно, секс, что в её возрасте неудивительно.
Девушки, когда откровенничают, в первую очередь почему-то, о своей потере девственности рассказывают, о встречах и расставаниях.
Галка на танцах с курсантом Серёгой познакомилась. После очередной пьянки в общаге девчонки оставили их одних. Так любовь началась. Жениться собирались после того, как он училище закончит. Как-то в субботу сообщил Серёга, что придёт вечером. Галка готовилась: причёска там, макияж, трусики чистые, бутылка в тумбочке, естественно. А пришёл друг его и сообщил, что Серёгу в наряд внезапно назначили, 100% прийти не сможет.
Обидно как-то стало. Решили, бутылку, чтобы не прокисла, с другом распить; а как в постели вместе оказались, Галка сама не помнит, автоматом.
Девчонки-сучки Серёге каким-то образом сообщили. Тот в общагу прибежал, ногой дверь открыл, а Галка с другом, голые, в постели, как на блюдечке, и одеяло на полу.
Так и ушёл Серый. Другую завёл и с собой увёз в Забайкалье.
После него и другие были, но первый мужчина, первая любовь навсегда запоминается.
- Ленку ты бросай! – посоветовала Галка. – ****ь она. Мужа обманывает. И здесь ты не первый.
- А как та блондиночка скромная? Тоже гуляет? – поинтересовался я.
- Ещё как! Самая развратная в общаге. Сейчас, после излечения сифилиса немного поутихла. А уж гонорею чуть ли не каждую неделю хватает.
- А чёрненькая, которая ещё при нас спать легла, тоже ****ь?
- Кармен?
- Кармен? – в свою очередь пришлось повторить мне. – Я ведь её в уме тоже так назвал.
- Понятно. Она специально под Кармен одевается. Был у неё тоже парень. Такая любовь, как в романе. Каринка говорила, один мужчина должен быть у женщины на всю жизнь. А он ей изменил, тут же, с Нинкой с третьего этажа. Она чуть с ума не сошла. Думали, с собой покончит или умрёт сама. Вполне могла.
Он столько раз потом прощения просил. Нас уговаривал, чтобы помогли. Она упёрлась. Ни в какую. Другие парни к ней много раз клинья подбивали. Знать никого не хочет. Пустой номер.
- Подходящих, значит, не было, - вставляю я.
- Хочешь попробовать? На спор.
Спорить я не собираюсь. С одной стороны, именно такая мне нужна, единственная, одна на всю жизнь; а с другой – такая ответственность. А вдруг, что не так? Она ведь второй измены может и не перенести, а что уж не простит, это точно.
Когда в разговоре на секс перешли, Галка спросила вдруг:
- А ты Ленку туда целовал?
- Нет. Мы же с ней почти незнакомы.
- А меня мог бы?
- Тебя ещё меньше её знаю.
- А я тебя могу, - сказала Галка как-то совсем просто и полезла ко мне в брюки.
Для меня это стало неожиданностью, можно сказать, даже растерялся, но не возражать же. Умела Галка мужчину ублажить. Где только научилась? Однако, я к такому не привык. Желание, конечно, появилось, но хотелось естественного слияния.
Вскочил, схватил её на руки и понёс в сторону вагончика. Она не возражала, только поудобнее на руках устроилась, за шею меня обняла, к губам присосалась.
Ещё половины пути не прошёл, вижу: до вагончика не донесу, устал. Опустил её прямо на землю, шаровары стянул, а трусы она сама каким-то ловким движением сбросила. Прямо в грязи, чуть ли не в луже, я её и взял.
- Ну, ты даёшь! – восхитилась Галя, отряхиваясь. – Только как я теперь всю эту грязь с себя соскоблю? Пойду к воде, почищусь… Да. Ты завтра к трём приезжай. Только машину поставь подальше. В три я выйду. Нужно, чтобы они нас не увидели.
Девчонки, по-прежнему, спали в машине. Ленка противно храпела.
Подтолкнув Иркины ноги, присел на сиденье. Слегка похлопал её по крутой заднице. Ирка повернулась на спину, потянулась, открыла глаза:
- Юра!
Улыбаясь, она протягивала ко мне руки, будто мы не виделись много дней.
Нагнулся к ней. Она схватила меня за плечи, потом за шею, за голову; прижала её к своей груди, вывалившейся из расстёгнутой кофточки.
- Целуй меня! Ещё! Ещё!
Пришлось вырваться, поднести палец к губам и показать на храпевшую на заднем сиденье Ленку. Ирка понимающе кивнула головой и зашептала:
- Иди ко мне! Я тебя хочу! Давно! Целый день! Жду, жду, а ты всё где-то, с кем-то шляешься.
Отреагировать на такое можно только однозначно. Подтянул за ноги её тело к краю сиденья, снял трусы, сунув их в карман, и понеслась душа в рай… Сначала Ира только громко дышала, потом, подвизгивая, попыталась мне помочь (от чего вся машина заходила ходуном). Чтобы убрать резонанс, пришлось сменить темп. Я пытался успокоить её, снова прижимал палец к губам, кивал головой на заднее сиденье, но Ира уже ни на что не реагировала. Она стонала, плакала, выделывала задницей и ногами какие-то трюки. Меня это тоже сильно заводило, и на Ленку мы уже не обращали внимания…
В течение всего дня мы оба ждали этого, к этому стремились, сомневаясь, произойдёт оно или нет. Наконец мы соединились. И надолго. По крайней мере, мне так хотелось и казалось. Наконец-то мы стали любовниками. Всё другое, что сегодня было, уже не в счёт.
…Вынул из кармана её трусики, положил ей на грудь, чтобы одела сама, но она так и осталась на какое-то время в забытьи; лежала с подтянутыми к подбородку коленками, выставляя свои прелести наружу…
Подал ей руку, подтянул к себе и повёл, подальше от машины, от Ленки. После телесной близости мы должны были хоть какое-то время побыть только вдвоём, чтобы сблизиться и душевно. О чём-то говорили друг другу, что-то обещали.
- Ты приедешь ко мне завтра? – спросила моя новая любовница.
- Конечно! Когда лучше?
- Пораньше. Часов в 11.
- Хорошо. В 11.
- Только не сигналь под окном и встань подальше. Я сама выйду.
Смешно. То же самое только что говорила Галка. Всё опять повторяется.
Ладно. Завтра как-нибудь вывернусь.
Вернувшись к машине, застали там Галку, разбудили Ленку и поехали в общагу.
При выходе из машины Ленка спросила:
- Завтра приедешь?
К такому вопросу я почему-то готов не был и потому только пожал плечами.
На другой день ровно в 11 я ждал Ирку за углом общаги. Появление всех трёх подруг стало неожиданностью, и, конечно, неприятной.
Впереди всех бежала Ленка:
- Негодяй! Мерзавец! Предатель!
Всех эпитетов, пожалуй, я не запомнил.
- Оттрахал всех троих и ещё всем свидание назначил! Думал и дальше всех потягивать.
Галка с Иркой, почему-то были настроены не менее воинственно. Спорить, тем более, ругаться, не приходилось. Повернулся и пошёл к машине.
- Постой! – уже более миролюбиво остановила меня Галка. – Сгоняй хотя бы до Новой деревни, купи нам сигарет.
«Даёт шанс», - смекнул я.
- Пусть Ира со мной поедет, а то куплю не то, что надо.
Ирка вопросительно посмотрела на старших подруг. Жадность пересилила.
- Только мигом туда и обратно, - разрешила Галка. – И смотри Ирка, если задержитесь, Валентин всё будет знать.
Через несколько минут сигареты были уже куплены. После того, как мы с Иркой сели в машину, я не стал разворачиваться, а дал газу и поехал дальше.
- Куда это мы? – спросила Ира.
- Недалеко. Поговорить надо, - успокоил её я и дальше дал волю своему красноречию. Я искренне клялся, что сразу выделил её из всех девушек, присутствующих на дне рождения, что тянуло меня только к ней, а всё остальное – лишь досадное недоразумение.
- Ведь ты сама позвала меня, сказала, что ждала, что хочешь. Сама и разделась.
- Так пьяная была! – простодушно объяснила Ирка.
- Не верю. Неужели ты будешь их слушаться? Они просто завидуют тебе. А встречаться можно тайно от них. Кстати, никто не знал, что произошло между нами, Зачем ты им рассказала?
Но Ирку уже заинтересовало другое:
- А можно встречаться тайно? Они не узнают? Не догадаются?
Машина уже поворачивала на место вчерашних приключений.
- Если сама будешь молчать, кто ж узнает?
Рывком я остановил машину и заключил Ирку в объятия. Успокоенная моим доказательством, девушка отдалась ласкам. Наше второе соитие оказалось не хуже вчерашнего.
- Куда теперь? – спросил я, когда мы снова уселись каждый на своё сиденье.
- Сигареты нужно отвезти, - напомнила Ира.
В общем-то довольный результатами поездки и переговоров, на обратном пути я спросил:
- Каким Валентином пугала тебя Галка? Кто он?
Ответ меня ошеломил:
- Жених. Мы собираемся пожениться, как только мне исполнится 18 лет.
- Почему же его не было вчера? Почему не встречаешься с ним сегодня?
- А он не любит и боится наших девчонок. Сама я тоже не хочу, чтобы он с ними общался. Быстро уведут, такие ушлые, как Галка. А о времени встречи мы с ним не договариваемся. Он всегда дома, всегда меня ждёт. Когда захочу, тогда и приеду.
- Ты с ним спишь?
- Конечно. Мы же скоро поженимся.
- Какое место тогда отводишь ты мне?
- Мы же договорились, что никто не будет знать. И он тоже.
- Значит, ты собираешься обманывать его со мной, а меня с ним?
Я вспомнил Валю из Дома малютки, Ольгу-проводницу. Позднее Виталий расскажет подобный случай о себе.
…Он ехал по делам в Москву. В купе оказались трое мужчин и одна нарядная девушка. Девица ехала в Москву на собственную свадьбу. На другой день ей предстояли регистрация в ЗАГСе и банкет по этому поводу в ресторане.
Поезд тронулся. Кто-то вынул бутылку, кто-то вторую. Как обычно. Невеста пила наравне со всеми. А потом до самого утра трахалась с тремя мужиками. Утром она никак не могла найти свои трусики.
- Как же я буду выходить в Москве?
К поискам подключились мужчины. И наконец, кто-то из них двумя пальцами поднял затоптанный грязный кусочек кружев. Одеть это было невозможно, и мужчина выпустил его в открытое окно.
В Москве невесту встречала многочисленная толпа. Пестрели цветы. Каждый встречающий пытался хотя бы чмокнуть счастливую девушку…
- Я не собираюсь тебя обманывать, - простодушно посмотрела на меня Ирка. – Ведь ты всё будешь знать.
Такова женская логика. С ней трудно спорить и незачем.
- Отдашь сигареты и сразу ко мне, - скомандовал я. – Долго ждать не буду.
Они опять вышли втроём. Только на этот раз впереди была Ирка. За её спиной Галка показывала мне три пальца, а потом одним из них указывала на асфальт.
«В три часа здесь», - перевёл я.
Без всякого сопротивления с их стороны Ирка села в машину, а Ленка буркнула:
- Когда приедешь?
Я её «не расслышал».
Ирка возбуждённо затараторила:
- Приезжал Валентин. Они сказали ему, что я с мужиком уехала за сигаретами. Ждал, ждал и уехал. Слушай, подбрось меня на Петроградскую.
- К нему? – с напускной суровостью спросил я.
- Ну да. А я потом тебе, как хочешь, отплачу.
И она заговорнически улыбнулась.
Довез её до нужного дома. Терпеливо, но невнимательно, выслушал сбивчивые разъяснения, где и когда мы можем встретиться… Знал, что не приеду…
На этом рассказ о данной общаге закончу, хотя были и другие интересные случаи и в этом общежитии и в других.
Последнее, в общем-то, однодневное, приключение было особенно ярким, запоминающимся, необычным. Всё-таки три красивые женщины сразу. И я не оплошал.
Что-то подобное впереди ещё будет; может быть, столь же ощущаемое, памятное, но всё-таки не так насыщенное.
Женщины в Академии
Хотя коллектив Академии, в основном, мужской, но женщины есть, их не так уж мало. Кто же приходит сюда работать при мизерных окладах и строгой воинской дисциплине?
Во-первых, это жёны слушателей. Они, чаще всего, не имеют специальности, а иногда и прописки. К тому же, работая в Академии, вращаясь среди начальства, они быстрее получают общежитие, место в детском саду, а при удачном раскладе, могут повлиять и на последующее распределение мужей по окончании Академии.
Во-вторых, это наивные девушки и женщины, считающие, что здесь проще найти мужа. Они ошибаются. И преподаватели, и слушатели, в основном, уже женаты. С такими целями лучше устраиваться в военное училище.
В-третьих, это специалисты: библиотекари, работники типографии, преподаватели гражданских дисциплин.
Поскольку всё же женщины здесь есть, то постоянно возникают романы, скрытые, а иногда и шумные, с разводами, разборками на партийных собраниях, задержками очередного воинского звания и т.д.
При учёбе в Академии я имел краткосрочный роман с Люсей из секретной библиотеки, а поступив в адъюнктуру, - затяжной с Ольгой.
Алка
На кафедре появилась новая лаборантка. Неброской внешности, роста, скорее, маленького, полноватая, скромная поначалу. Однако мой глаз, почти специалиста, сразу отметил в ней женщину ищущую, вечную любовницу (как бы хорош ни был муж), а по- простому: ****ь.
Перекинувшись с Аллой парой фраз, голосом на пониженных тонах, убедился, что не ошибся.
Через пару дней, узнав, что детский сад, откуда она забирает ребёнка, находится далеко, предложил отвезти её туда на машине. Алла понятливо улыбнулась и кивнула головой.
Сразу в машине позволил себе несколько довольно смелых и вольных движений и натолкнулся на полное взаимопонимание.
Осенью темнеет рано. Вместе с ребёнком мы заехали в какое-то безлюдное место, посадили девочку за руль, объяснив, что можно трогать, а чего нельзя, сами же перебрались на заднее сиденье, собираясь заняться любовью.
Однако, при полном обоюдном желании сторон сблизиться нам постоянно что-то мешало. Девочка то нажимала на сигнал, то оборачивалась назад с разными вопросами, среди которых были:
- А что вы там делаете?
- Можно, я перелезу к вам?
Убедившись, что поперёк машины на сидении этого на глазах у ребёнка сделать нельзя, стали выбирать другие положения и позы. Алка перегнулась к девочке через спинку сидения, выставив свой зад в моё полное распоряжение, но мне мешал потолок. К традиционным трём вопросам секса (Где? Кого? Чем?) прибавился неожиданно четвёртый: Как?
Ннервничая, измучив себя и ребёнка, мы плюхнулись на сиденье, чтобы обсудить ещё раз: как это сделать?
Тут Алла повернулась ко мне, расстегнула мои брюки, нагнулась, взяла в рот, и через несколько минут я был удовлетворён.
- Поехали домой к папе, - сказала Алла дочке.
Так у Алки появился первый в Академии любовник.
При обоюдном желании и определённой смелости с обеих сторон найти время и место для коротких встреч было нетрудно.
«Скромной» Алла оставалась недолго. Следующим за мной её раскусил Жора, замначальника кафедры. Сам он телом её не пользовался. Жора вёл курсы старшего командного состава (генералы, полковники) и брал Алку с собой, заставляя во время занятий перевешивать схемы. Платье же просил одевать покороче. Когда невысокая девушка тянулась к крючку, выставляя все прелести, по аудитории проходил гул восхищения.
В остальное время Алла скромно сидела в уголке, подтянув повыше платье, чтобы показать полненькие коленки и кое-что за ними.
Так просил её Жора. Занятиями его начальство было всегда довольно.
В перерыве же какой-нибудь генерал, или, в крайнем случае, полковник, подлетал к девушке, шептал ей что-то на ушко; а утром Алла, к зависти всех подруг, хвастала новым колечком:
- Вот. За одну ночь. Моя годовая зарплата.
Сразу скажу, что, узнав о проделках Жоры, телесную близость с Аллой я прекратил, продолжая оставаться поверенным в дальнейших её любовных делах.
- А как же муж? Что он сказал, увидев кольцо? – спрашивали восхищённые подруги.
- Что он понимает в женских украшениях? – смеялась Алка. – Сказала, что купила в ларьке за полтора рубля.
И тут же она рассказала другую историю.
- Подарили мне французские духи за 700 рублей. Поставила на туалетный столик. Утром смотрю, а Петя мой эти дорогущие духи на руку льёт и свою морду ими полощет. Я кричу:
- Ты что делаешь!?
А он мне:
- Что такого? Нужно же мне после бритья…
Я ору:
- Ты знаешь, сколько это стоит?
- Сколько? – спрашивает.
Я сгоряча:
- Семь… - и рот сама себе закрыла. – Семь рублей! – говорю.
- Зачем же ты такие дорогие духи-то покупаешь? – спрашивает мой оболтус…
Напомню, что зарплата девочек составляла 70-80 рублей.
Прошёл слушок, что Алка с начальником курса Петиного любовь закрутила. Чему тут удивляться? У неё свой лозунг: «Не мыло, не смылится! Всем хватит!»
Рассказала она мне, с чего всё, якобы, началось:
- Беременной я была. На сохранении лежала. А он в это время с поварихой забавлялся. С тех пор я ему и мщу.
Сказочка, конечно, для генералов, на одну ночь.
Генералы часто на её удочку попадались…
Междугородний звонок от городского отличается. Лишь в лаборантской он зазвонит, Алла первая трубку хватает:
- Кафедра 3. Алла слушает.
А дальше уже разговор идёт по обстоятельствам.
- Генерал Сащенко вышел. Что ему передать?.. Что звонил генерал Петров? Вы из Москвы? Не беспокойтесь, я всё передам. Меня зовут Алла… И мне приятно. Вот приедете, и познакомимся. Что? Нет. Я слово всегда держу. Сами убедитесь.
Примерно так или что-то вроде этого.
Смотришь иногда: чужой генерал по кафедре ходит, Аллу спрашивает.
Общежитие Петя получил одним из первых. Через какое-то время Алла машину купила. «Мама из деревни деньгами помогла».
Девчонки на кафедре, глядя на неё, тоже любовников стали заводить. Да где им?! У Томки муж сразу догадался, развестись пообещал. А Галку муж из машины Вити Чистякова вытащил, морду тут же ей начистил и Вите пообещал.
А Алла всегда при деле.
- Как тебе удаётся? – девчонки спрашивают. – Неужели Петя ни о чём не догадывается?
- А хоть бы и догадался. Академию я ему пробила. Самому век бы не поступить. Сберкнижка и машина – на моё имя. К дочке, в которой он души не чает, близко не подпущу. Из Академии без меня, как пить дать, выгонят. А если и не выгонят, то в такое место распределят… Он без меня – ничто. А я себе мужика всегда найду.
И гуляет Алла напропалую.
Осечки, конечно, бывают.
- Вроде в этом месяце никому не давала, - жалуется она. – А у Пети снова потекло.
- И как ты это ему объясняешь?
- В бассейн сходила или в баню. Он у меня доверчивый.
На смех всем влюбился в Алку Вячеслав Иванович, самый старый преподаватель на кафедре. За 60 ему. Своей привязанности к Алке, в отличие от остальных, он не скрывает, по пятам ходит:
- Алла! Алла!
- Я её, как дочь, люблю, - признаётся он вполне серьёзно. – Тянет меня к ней.
Она его не отвергает. Улыбается, как увидит. Трётся об него, как кошка.
Уединялись они часто, то в классе, то в большой аудитории. И не скрывали этого.
Как-то уже вечером звонит он на кафедру:
- Я в Большой аудитории. Не могу дверь открыть.
Посмотрели: ключа от аудитории на месте нет. Пошли туда.
- Ключ у меня, - сообщает Вячеслав Иванович, - Только я дверь открыть не могу. Кто-то на улицу побежал. В.И. ключ в окошко выкинул. Двери открыли, а он там с Алкой. Будь на его месте кто помоложе – скандала не избежать. А эта любовь особая – отцовская.
В Академию заместителем начальника назначен новый генерал. Все, кто его знает, в один голос утверждают, что он туп, глуп, невоспитан, занимается только вопросами дисциплины и внешнего вида. Главная особенность – бабник. Не пропустит ни одной юбки. Повышение офицера в звании или должности происходит только после того, как жена «попросит». Чем моложе и податливее жена, тем быстрее продвигается муж.
Люди возмущаются:
- Что делать такому в науке?
А Алка радуется:
- Наконец-то я в полную силу развернусь!
И правда, развернулась, да ещё как! На генеральской машине ездила, как хозяйка. В Москву в командировку вместе с высоким любовником ездила. А что тот в секретарши взял себе другую красивую женщину в Академии (муж этой женщины даже с собой покончить пытался), Алле дела нет. Она не ревнивая.
Можно много ещё о ней рассказывать. Как грузины на «Волге» успевали с пляжа её увезти и назад вернуть, пока Петя в море купается. Как на спор она самого красивого слушателя за несколько дней соблазнила. Как за очередь на мебель и за сапоги итальянские расплачивалась.
И на старуху бывает поруха. Охладел вдруг генерал к Алле. Не то слово. Видеть её больше не хочет. На звонки трубку бросает.
Предполагаю я, что наградила она его чем-нибудь.
И всё это перед самым Петиным выпуском. Алла уже всем растрезвонила, что в Германию поедет, а направление получили в маленький городок Прибалтики. Хорошо и так. Могло быть хуже.
Через несколько лет, будучи уже уволенным, встретил я Аллу вблизи Академии.
- Здорово! – говорит. – Не узнал?
Как не узнать.
- Каким ветром занесло? – спрашиваю.
- Работаем в Академии. Петя – преподавателем, а я – как всегда.
Рассказала, что сначала пришлось перевести Петю в Ригу. Потом всё-таки за границу попали. В Сомали. А оттуда в Академию, в Питер.
- Здесь надеемся и службу закончить, - поделилась она.
- С твоей помощью в Академию попали? – поинтересовался я откровенно.
- А то! – рассмеялась Алка.
Люба
- Какая у нас новая лаборантка на кафедре появилась! Зашибись! – сказал Лёня, входя в кабинет. – Талия - как рюмочка, попка – воздушный шар, а ножки – вообще не описать.
Люба, действительно, была красавицей. Теперь в лаборантской постоянно околачивался кто-нибудь из преподавателей. Если сесть у стены, то все девушки-чертёжницы к тебе задом оказываются. Схемы перед ними большие, и лежат эти схемы горизонтально, а на них животом девушки лежат, иногда даже ножки свесив. Вот все и ходят на Любкину попку любоваться.
В отличие от Алки, Люба строгих правил. Всех ухажёров отваживает:
- Мужа люблю. Лучше него для меня никого на свете нет.
И в подтверждение на столе перед собой фотографию его держит, в рамочке.
Заходил он на кафедру. Маленький, плюгавенький, какой-то серый, сморщенный. Что там любить? Но у каждого свой вкус.
У Любы с Алкой постоянные ссоры.
- Да как ты можешь?! – возмущается Люба.
- Нашла, чем хвастаться: любовника у неё нет! - парирует Алка. – Значит, дура.
Девушки кафедры пополам разделились: кто Алку поддерживает, кто Любу.
- Трахнул бы ты её что ли, - говорит мне Алка. – Противно смотреть, как она со своим сморчком выпендривается.
Мне это лестно:
- С твоей помощью.
- Замётано! – смеётся Алка. – Помогу.
На кону мой престиж, как мужчины. Осада началась.
Особенностью советского времени были низкие цены при дефиците товаров. Об этом даже есть юмореска Аркадия Райкина. «Пока в стране есть дефицит, всегда будут уважаемые люди, через которых этот дефицит можно достать».
Постоянно кто-то кому-то сообщал:
- Там «выбросили» (имеется ввиду: появилось в продаже) швейные машинки, а там – чайные сервизы.
Покупать обувь, одежду и даже творог и сметану мы ездили в Прибалтику…
Ко мне подходят Алла с Любой:
-Говорят, на Ржевке можно купить копчёную колбасу. Ты не сможешь подкинуть нас туда после работы?
За спиной Любы Алка выразительно мне подмигивает.
На Ржевке колбасы не оказалось. Зато девчонки затарились рисом и гречкой. Там же подсказали, где можно купить колбасу.
Весь вечер ездили мы по различным магазинам, покупая здесь одно, там другое.
Люба сидела рядом со мной, а я вёл себя не хуже английского джентльмена, ничего себе не позволяя и лишь изредка изображая пылкие, влюблённые взгляды. Алка из-под тишка подталкивала меня сзади: «Действуй!», но я имел на этот счёт своё мнение.
Покупками женщины остались довольны, даже, пожалуй, счастливы.
При выгрузке Алка спросила:
- Как мы с тобой рассчитаемся? Может быть, дать денег на бензин?
Естественно, я возмутился:
- С женщинами рассчитываюсь только поцелуями.
- Это запросто! – рассмеялась Алка, всё ещё сидящая сзади. Ухватив за шею, она развернула меня к себе и смачно, со вкусом расцеловала.
Я повернулся к Любе.
- Нет! – сказала Люба. – Я не могу.
- Ты что! – засуетилась Алка. – Это нечестно. Он же тогда нас больше никуда не повезёт.
Алка нашла у подруги уязвимое место – жадность.
Боязливо, медленно Люба стала поворачиваться в мою сторону. Какой-то миг я раздумывал: продолжить изображать джентльмена и только чмокнуть её в щёчку или… Последнее пересилило. Подтянув Любу к себе, я страстно стал целовать её лицо, а добравшись до губ, затянул свой поцелуй до неприличия. Моя пассия сначала пыталась сопротивляться, но быстро отдалась на милость сильного.
Алка ликовала:
- Вот и молодцы! Давно бы так!
На работе я не только не напомнил Любе о произошедшем, но в течение нескольких дней даже не заходил в лаборантскую. Зато Алка работала вовсю, убеждая подругу сойтись со мной поближе.
- Но я никогда ещё не имела любовника! – отбивалась Люба.
- И ты ещё хвастаешь этим!? Дура! Она не имела любовника. Так вот тебе шанс, чтобы его завести. Польза будет и тебе, и мужу, и твоей подруге. Она не имела любовника! Какая же ты после этого женщина? Позор! Никому больше этого не рассказывай!
Следующую поездку за покупками мы опять совершали втроём. Лишь однажды, улучив момент, когда Алка смотрела в сторону, я слегка чмокнул Любу в щёчку. Она только улыбнулась, и это послужило поводом к дальнейшему наступлению.
На этот раз, при возвращении домой, мы сначала отвезли Алку в общежитие, чтобы не мешала, а потом поехали к Любе. Она пока снимала частную квартиру.
Далее по сценарию. Остановившись недалеко от дома, принялись целоваться. Оказалось, как многие женщины, Любаша очень темпераментно реагировала на мужскую ласку; так темпераментно, что сзади на шее у меня остались глубокие следы от её коготков. Все части тела её были не только доступны для моих рук, но предоставлялись жадно, со вздохами, всхлипываниями и глубокими гортанными звуками, которые исходили от женщины, казалось бы, независимо от неё…
Большего Люба не позволила, а я не требовал.
Можно было переходить к следующему, последнему этапу сближения…
Для побелки потолка мне нужен был мел, который на данный момент в магазинах отсутствовал. Сестра сообщила мне, что в Левашово продаётся зубной порошок, тоже дефицит. Его можно использовать для побелки.
Люба охотно согласилась сопровождать меня без Алки.
Порошок я купил. Люба же уговорила продавщицу отпустить ей целый рулон хлопковой ткани 12 метров длиной. В одни руки можно было продать то ли два, то ли три метра.
Назад в город ехали уже поздно вечером.
Зима. Снега выпало очень много. Если съехать с основной дороги в сторону, можно застрять. Останавливаться прямо на тёмной дороге тоже небезопасно. Ехали медленно. Я всё надеялся найти подходящий съезд, чтобы привести в исполнение задуманное Алкой и мной мероприятие. Люба нервничала и на мою попытку приласкать её ответила резкостью, почти оскорблением. При такой ситуации лучше было доехать спокойно до дома.
Предложил Любе в выходной поехать в Вартемяги. Там тоже что-то «выкинули».
За Буграми дорога пошла узкая, скользкая, петляющая. Сугробы по сторонам выше двух метров. Съездов нет вообще. Машин на дороге тоже почти не встречается. Кто по такой дороге поедет? Каждый своего «коня» бережёт.
А ведь я собирался именно сегодня овладеть Любкой. Опять не получится?
Прижимаюсь к возвышающейся снежной стеной обочине, останавливаю машину и набрасываюсь на свою спутницу.
11 часов дня. Посреди дороги. Без всякой подготовки.
Сколько на ней одёжки! Я думал, она догадывается об истинной цели нашей поездки, и мне будет проще до неё добраться. Женщина не только не сопротивляется, но даже помогает мне снимать с неё всё, мешающее нам.
И вот она моя. Почему-то в городе, когда мы просто ласкались, она была очень горяча, а сегодня лежит, почти безразличная, ждёт, пока я закончу.
В самый неподходящий момент слышится шум приближающегося автомобиля. Разъедемся ли? И что делать: прекратить или продолжать?
Легковушка около нас замедляет ход. Слышится сигнал. Неужели не проехать?
Поднимаю голову. Бок о бок с нами машина медленно, осторожно движется мимо. Водитель и пассажир понятливо улыбаются и приветливо машут руками, при этом стараясь заглянуть к нам поглубже. Каково?
А тут ещё Любка, собирая одежду и пытаясь одеться прямо в машине, язвит:
- Я ожидала чего-то необычного, захватывающего, а с мужем-то даже лучше.
Вот так пощёчина!
Потом пришлось исправляться.
Люба вообще относилась к сексу неоднозначно: то равнодушная дожидается конца, то вдруг совершенно теряет память, извивается, кричит, кусается, царапается. Так было однажды летом, когда мы поставили палатку прямо на пляже. Вой из палатки разносился по всему пляжу, как будто добивают раненное животное. Палатка ходила ходуном и, наконец, завалилась. Спина моя была исполосована такими глубокими кровоточащими царапинами, что я подумывал, не обратиться ли к медикам. Помешало этому лишь то, что полосы шли параллельно по четыре. Как объяснить это врачу?
Всё лето тогда мне пришлось не снимать майки, а следы просматривались ещё года два.
Подобное же происходило, когда я встретил Любу рано утром на Московском вокзале. Она проводила отпуск у мамы, и, наверное, долго не имела мужчины. Мы поехали в тихое место за крематорий. Хорошо, что я тогда был одет, и Люба расцарапала мне только поясницу и задницу.
При таком сексе она теряла всё человеческое. Это было даже не похотливое животное, а животная похоть. Прошу прощения за литературные изыски.
Как-то, не сдержавшись, я завёл с Любой об этом разговор.
- Только с тобой у меня такое бывает. С мужем ни разу не было, - явно неохотно ответила она.
Ни до, ни после Любы такой темпераментной женщины я не встречал.
То ли с подачи Алки, то ли из-за поведения самой Любы, многие на кафедре стали замечать наши с ней отношения. Теперь она обращалась ко мне на «ты», могла из-за какого-либо пустяка вызвать меня из преподавательской. С рабочего стола Любы пропала уже намозолившая всем глаза фотография мужа.
Я получил «полковника». Звезду обмывали на кафедре. За столом Любка оказалась рядом со мной.
Приближался день рождения Любы. Жора вызвал меня к себе, вручил определённую сумму и послал купить Любе подарок. При этом он ехидно улыбнулся:
- Советую тебе не делать отдельного подарка, лучше подключись к общему.
Я так и сделал.
Подарок получился дорогим, и, вручая его Любе на сборе кафедры, Жора вынужден был объяснить остальным, что «некоторые» сделали дополнительный взнос.
Оказалось, что даже дома Любовь не держала язык за зубами. Вначале она, не догадываясь о дальнейшем, хвастала мужу, что я ухаживаю за ней, рассказала о совместных поездках по магазинам. А затем, возможно, до него дошли и другие слухи.
Однажды он явился к начальнику кафедры с жалобой: один из преподавателей пытается отбить у него жену. Сащенко, не желая заниматься подобными делами, отослал рогоносца к Жоре. Тот же умело «разубедил» мужа, пообещал перевести ветреную жену на другую кафедру, что вскоре и сделал.
Интересна биография Любы.
После Войны в деревне, где жила будущая мать Любы, мужиков не было или почти не было. Две бабоньки (одна незамужняя, а другая вдова с ребёнком), с целью облегчить хозяйственные заботы, решили жить одним хозяйством.
И вдруг незамужняя забеременела.
Деревенские бабы долго ломали головы: от кого? Всё прояснилось, когда родилась Люба. Она оказалась копией отца – четырнадцатилетнего сына подруги.
Позже местные детишки иногда кричали Любе:
- Эй, Любка! Вон твой папка на заборе сидит.
Став девушкой, Любаша твёрдо решила покончить с деревенской жизнью.
В посёлке, расположенном в той же местности, стояла воинская часть. Люба сняла там комнату у старушки и устроилась работать официанткой в этой части.
У неё не было образования, не было специальности; были только девичья красота и желание выйти замуж за военного.
Ухажёров появилось много. Молодым офицерам очень понравилась скромная девушка со стройными ножками, круглой попкой и тонкой талией. У Любы появилась возможность выбора. И она выбрала. Не красивого, и даже не перспективного, а такого, чтобы не было осечки, чтобы в дальнейшем не бросил, не заглядывался бы на других баб, а держался только за неё.
Почти сразу у них родилась дочь. Мужу удалось поступить в Академию.
Люба не любила мужа, но, в отличие от Алки, всегда боялась его потерять, боялась остаться одна без средств, без жилья, без образования и специальности.
Отношения с мужем были ровными, спокойными. Сексом занимались раз в неделю, тоже спокойно, без страсти и большого желания. Тут уместно вспомнить Нину, жену комсомольского работника в Германии. Что делать? Всё в жизни повторяется.
Какое-то время после перевода Любы на другую кафедру мы ещё встречались. Был даже один случай очень авантюрный.
Люба сообщила, что муж заступает на дежурство по факультету. Договорились, что я вечером её навещу.
Вечером, конечно, в гражданской одежде, поднимаюсь на девятый этаж. Звоню в дверь.
Ещё раз напомню, что телефонов в большинстве квартир не было, и сообщить о приходе или его отмене было невозможно.
Звоню в дверь… И вдруг слышу мужской голос:
- Кого это ещё принесло?
Стрелой поднимаюсь вверх. Один этаж, второй. Дальше только чердак.
Слышу, как у Любы открывается дверь и её голос:
- Мальчишки, наверное, балуются. Так часто бывает.
- Хорошо, если мальчишки. В наряд и то спокойно нельзя сходить, - слышится недовольный голос мужа.
Тихо на лестнице.
«Если пойдёт наверх, надо вызывать лифт. Успею спуститься раньше него», - рассчитываю я.
Шаги удаляются вниз.
- Да убежали уже! – слышу голос Любы. – Иди ужинай.
Не подумал я, не рассчитал. На факультете дежурят два человека. Там одному вечером делать нечего. Вот они по очереди и ходят домой ужинать. Это не запрещено.
На другой день Люба подтвердила мои догадки.
Так постепенно, без скандалов, договоров, прощаний и расстались.
А через какое-то время мне сюрприз преподносят:
- У Любы роман с заместителем начальника кафедры.
Бедный муж.
Распределили бедолагу куда-то на Дальний Восток.
Через много лет, когда я уже уволился из Армии, Сашка сообщил мне по телефону, что Люба опять работает в Академии и хотела бы меня увидеть. Нельзя отказать женщине, особенно бывшей любовнице.
Подъехав к музыкальной школе, где было назначено свидание, увидел согбенную годами, немолодую женщину.
Поговорили. Люба рассказала о службе мужа.
- Теперь он преподаватель в Академии! – гордо сообщила она. – Ну, ты, наверное, гнёздышко для нашей встречи приготовил, стол накрыл? Собираешься меня туда увезти? Учти, у меня дочка в музыкальной школе (вторая). Через два часа я должна быть здесь.
Пришлось признаться, что ничего не готовил и везти некуда. Сообщил, что разведен и снова женат. Дочь родилась. По бабам (тем более, старым) не хожу.
Так и расстались.
Потом тот же Сашка сообщил, что Люба на работе завела любовника. Им стал на этот раз начальник кафедры. Женщина поднялась по служебной лестнице.
Ещё через несколько лет шёл я по делам через Мурино, и вдруг с противоположной стороны дороги какая-то женщина громко закричала:
- Соловьёв!
Подошёл, поздоровался, не зная с кем. Что-то знакомое проглядывалось в лице женщины.
«Наверное, это швея из кооператива, - подумал я. – Чёрт! Не помню, как зовут»
А она уже рассказывала мне о муже, которого уволили из Армии за пьянство, о старшей дочери, почему-то так похожей на меня, о младшей дочери – отличнице…
Мозг мой никак не мог переключиться в то уже далёкое время. Я стоял и думал:
«Кто же это?.. Лицо знакомое».
В женщине не было ничего, напоминающего о страстной красотке Любе.
- Запиши мой телефон, - между тем говорила она.
Вот сейчас выяснится, что я её не узнал, не помню, кто она. Записываю под диктовку номер телефона и жду: назовёт она себя или нет?
Только когда женщина произнесла фамилию, в голове что-то щёлкнуло, переключилось: так вот кто это!
Поведение моё, видимо, удивило Любу. Она ожидала восторга от встречи, хотя бы улыбки, а я простоял весь разговор в безразличной задумчивости.
Её восторг тоже иссяк.
- Позвони, когда захочешь, - произнесла она без всякой надежды.
- Да, да, - сказал я, думая: «А зачем?»
Иногда мне кажется: вот человек, которому я поломал судьбу. Жила бы она спокойно с мужем, не изменяя ему, радуясь его успехам. А может быть, не я, так другой, всё равно, сбил бы её с этого пути. Была в ней предрасположенность изменять мужу или её толкнул на это я?
Маргарита
Лаборантки на кафедре меняются быстро. Закончил муж учёбу, получил назначение, вместе с ним и семья поехала.
При Академии только самые блатные остаются. Алке не повезло, хотя могла бы, а вот жена Супони (секретарша зама по научной работе) осталась, и мужа заодно оставили. Не отсылать же его одного. Семья – святое дело.
Юра Доленко (хохол и совсем не бабник) ввалился в преподавательскую:
- Братцы! Какая лаборантка у нас появилась! Высокая! Статная! Всё, чему нужно, на своих местах находится и даже в избытке. Формы – глаз не оторвать! Так бы сзади весь день и ходил. Соловьёв, ты не ходи и даже не смотри. Хватит с тебя. Чур я на этот раз первый.
Дама оказалась и впрямь заметной, но уж очень всего много. Действительно, в избытке. Статью на Екатерину вторую похожа. Прямая, гордая, передвигается плавно. Говорит подумав. Бюсту деваться некуда, со всех сторон выпирает. И видно, что цену себе женщина знает.
Правда, мне такие мощные не нравятся. Вот Любаша по внешности в самый раз была.
Поегозил вокруг Маргариты Доленко и так, и эдак. Ничего не получается. От ворот – поворот.
Оказалось, не одному ему пышные формы нравятся. Один сунулся, потом второй. Результат тот же. Даже известнейший ловелас прошедших лет, полковник в отставке Реммер, под которого 20 лет назад бабы сами ложились, долго успокоиться не мог. В кино сниматься ей предлагал – связи у него на киностудии. Конечно, перед поездкой на студию надо с ним индивидуально немного поработать. Это не затруднительно. У него старая «Волга» есть, можно за город выехать. Там на природе, никого не стесняясь, потренироваться…
И этого отшила.
А главное, видно, что не бука она. С каждым посмеётся, пошутит, поболтает. В компании выпить не прочь. И пьёт не по малу.
Тут и у меня спортивный интерес появился. Попробовать что ли?
Только парой слов перекинулись, гляжу, а калитка-то для меня открыта. Не калитка – ворота.
Сразу предложил поехать на машине за город. Начало лета. Красиво там: зелень, озеро. Нет никого. Чем хочешь, занимайся.
Да. Совсем обнаглел. А Маргарита сразу согласилась. С радостью.
Я, действительно, подальше её завёз, в такую глушь, где человека в такое время встретить проблематично. По дороге стараюсь зубы ей заговаривать, чтобы не попросила вдруг обратно повернуть. Она же за окно даже не смотрит. Весёлая такая. Довольная. Прямо счастливая, что со мной едет.
Вышли мы из машины, красоты посмотрели. Я её легонько за талию взял, а она сама ко мне льнёт, на большее напрашивается. Я ещё более нагло себя повёл, а Маргарита говорит:
- Сыро на земле ещё, холодно. Пойдём в машину. Там удобнее будет.
В машине она спрашивает:
- Ничего, что я так с первой встречи тебе отдаюсь? Потом укорять меня этим не будешь?
А сама уже раздевается.
Общее в женщинах то, что они по природе своей женщины. Однако каждая свои индивидуальные, только ей присущие, особенности имеет.
Таких форм я ещё не видел. Она разделась и совершенно голая у машины стоит, ждёт, пока я внутри всё подготовлю. Совсем не стесняясь, а как бы даже эти формы демонстрируя: полюбуйся, всё твоё.
В машине всё произошло по высшему классу. И не один раз. Маргарита отдавалась с достоинством, ничего не просила и не требовала, только иногда спокойно предлагала:
- Может, тебе так лучше будет?..
- А вот так не хочешь попробовать?
Если я отказывался, она говорила:
- Мне тоже так не нравится.
- А чего хотела бы ты? – спросил я в очередной заход.
- Чтобы тебе было хорошо, - как-то просто, по-бабьи ответила новая любовница.
На этот раз о нашей тайне не знал никто.
Встречались мы часто, сексом занимались помногу. Настораживало меня при этом одно. Обычно любовницы забеременеть не желают и принимают разные меры предосторожности. Маргарита же, наоборот, презервативов не признавала, а в конце старалась меня удержать, как можно, дольше.
- Не бойся. Ничего не будет.
Я верил ей, считая, что она сама знает, когда можно, а когда нельзя…
Родилась Маргарита в Хабаровске, когда я уже там служил.
В первый раз вышла замуж по любви за хулигана со своей улицы. Ещё до женитьбы будущий муж пил, играл в карты, по вечерам выходил на улицу «пощупать» прохожих. То есть ничем не отличался от большинства уличных парней.
Маргарита ожидала, что после свадьбы муж изменится, начнёт прилично зарабатывать, будет приносить деньги в дом. Но она ошиблась. За пьяную драку муж попал под суд, отделался условным сроком, а после этого ещё больше заматерел в своих негативных привычках. Мог пропить или проиграть всю зарплату; если же супруга пеняла ему за это, избивал её, даже беременную.
Появление дочери в семье ничего не изменило.
Родственники Маргариты советовали ей уйти от мужа.
- Во-первых, я боялась его, - объясняла мне Марго. – Во-вторых, продолжала его любить. Не представляла себе жизни без него. В-третьих, он тоже по-своему любил меня. Нас постоянно тянуло друг к другу, сексом могли заниматься по нескольку раз в день, и во время беременности, и сразу после родов. Это он научил меня разным позам и приёмам.
Когда муж избивал меня особенно сильно, я уходила с дочкой к маме. Он прибегал следом, божился, что никогда этого больше не случится. Так происходило несколько раз...
На свадьбе у подруги познакомилась с будущим вторым мужем. В первый же день рассказала ему всё.
Когда встретились второй раз, он предложил перейти к нему. Снял квартиру на другом конце города. Муж всё же нашёл нас там, устроил драку и был так избит Станиславом, что попал в больницу.
Дальше – срочный развод, перемена квартиры, второе замужество, перевод нового мужа в другой гарнизон.
- У нас нет страстной любви, просто привыкли друг к другу. Ребёнка он удочерил, но хотел бы второго, своего. Да что-то не получается. Думаю, что виноват он. У меня же есть ребёнок, а абортов я не делала.
Сексом с новым мужем занимаемся один раз в неделю, чаще всего в субботу, и то не всегда. (Вот опять «один раз в неделю». Я не виноват. Это не выдумка. Такую периодичность мне приходилось встречать часто, а вот «два раза в неделю» не встречал).
- К такому дню готовимся заранее. Станислав уберётся в квартире, сам накроет стол, купит цветы и вино. Водку он не употребляет вовсе.
Правда, случается, что все его труды напрасны. Тогда ждём следующей субботы.
Секса же хочется. Первый муж приучил.
Ну, я тут среди девчонок осторожно поспрашивала: кто из здешних мужиков самый охочий до баб, самый смелый, чтобы не побоялся любовницу завести? На тебя все показали. Вот сидела и ждала, пока ты внимание обратишь. Первой не хотела напрашиваться.
…Так что же получается? Выходит, не я её выбрал и соблазнил, а она меня. Ребёнок им в семью нужен, так она меня решила донором взять.
При наших встречах Маргарита выжимала меня полностью, без остатка.
- Поехали домой, - предлагал я после очередного соединения.
- Давай подождём ещё, - обычно парировала она. – Разве тебе со мной плохо? Разве я не удовлетворяю все твои желания? Скажи, что ещё должна я сделать, чтобы угодить тебе?
Она угождала. И уставшее, почти умершее тело возрождалось вновь. И опять оно принадлежало Маргарите.
А ведь у меня были ещё две постоянные женщины: жена и Ольга, их тоже надо было обслуживать.
Так потихоньку, под разными предлогами стал я отказываться от встреч с Маргаритой, и это её огорчало.
При очередной встрече она сообщила, что ей предлагают работу в Политехническом институте. Оклад больше, работы меньше.
- И люди лучше, - добавила в конце Марго. – Соглашаться?
Это означало, что встречаться мы будем ещё реже. Она поглядывала на мою реакцию, ожидая ответа.
- Конечно, соглашайся! – не скрывая облегчения, посоветовал я.
После этого разговора мы встречались ещё пару раз уже через ещё большие промежутки времени. Отношения закончились сами собой.
Предполагаю, что Маргарита нашла в Политехе достойного любовника, конечно, моложе меня, и он, получая удовольствие, одновременно помог ей забеременеть.
Танька
Чаще всего я хожу в Академию пешком. Стараюсь разнообразить маршруты, если есть время. Правда, как правило, по утрам его не хватает, и приходится выбирать тогда самый короткий путь.
С некоторого времени на этом пути мне встречается молодая симпатичная женщина. Она тоже работает в Академии.
Сначала мы обмениваемся взглядами. Потом при встрече киваем друг другу головами. Через какое-то время здороваемся.
Когда её нет, я начинаю оглядываться; увидев её запоздавшей, поджидаю.
Стали перекидываться ничего не значащими фразами: о времени, о погоде, о программах телевидения… Обоюдная симпатия была налицо. Не хватало только повода для более близкого знакомства.
Дожди в Питере не редкость. Спеша вместе на работу, мы столкнулись с непредвиденным препятствием – широкой лужей, обойти которую было невозможно.
Таня посмотрела на свои туфельки и в нерешительности остановилась. Не дав ей опомниться, я подхватил её на руки и зашагал по луже. Женщина благодарно прижалась ко мне лицом.
Веса в ней было чуть больше 40 кг, так что надрываться не пришлось. Дойдя до середины лужи, вспомнил фильм о Чкалове, кажется, это уже со мной где-то было, но ведь можно и повториться.
Остановился. Кругом на несколько метров вода.
- Целуй! – строго приказал я Татьяне. – Иначе отпущу.
Девушка не раздумывала. Удобно устроившись на руках, обняв меня за шею, она прижалась губами к моим губам. Это продолжалось неприлично долго. Мы целовались ещё и ещё. Обоим это очень понравилось.
Мимо спешили люди. Большинство из них работало в Академии. Женщины (думаю, завидуя) хихикали. Кто-то смеялся. Кто-то делал вид, что не замечает нас.
Впоследствии Таня восхищалась:
- Своим поступком ты покорил меня сразу. Не отдаться тебе после этого стало невозможным.
Чтобы закрепить успех, тут же объяснился, что произошедшее не случайность – Таня давно мне нравилась – и пригласил её в ресторан. Приглашение с удовольствием дама приняла.
Охмурять, так охмурять! До ресторана в Новой деревне доехали на такси. Пили, танцевали. Наперебой убеждали друг друга, как симпатичен ему (ей) партнёр.
Изрядно захмелев, Таня призналась, что она замужем за однолеткой. Дочери три года. Муж тоже работает в Академии, но не военный. Папа его – полковник, преподаватель на кафедре, где она работает. Кафедра находится над нашей, выше этажом.
Мужа Татьяна не любит:
- Кто его полюбит с окладом в 80 руб?
Таня собирается с ним развестись, но он пока ещё об этом не знает.
- Мне нужен зрелый мужчина, состоятельный, чтобы мог оценить мою молодость и красоту, а не пялиться за каждой юбкой.
- Он изменяет тебе? – поинтересовался я.
- Попробовал бы! Я и без того скандалы по каждому пустяку устраиваю, а если бы что узнала, сразу выгнала. Он и без этого каждый день на коленях передо мной прощения просит.
- За что?
Не найдя слов, Таня только махнула рукой.
Возвращались из ресторана опять на такси.
- Завтра куда поедем? – как само собой разумеющееся, спросила Таня.
Скорей всего, она снова имела в виду ресторан или что-нибудь в этом роде. Надо было во время поставить её на место, пока не обижая.
- Далеко. За город, - твёрдо отчеканил я. – На моей машине.
На следующий день повёз Татьяну в хорошо знакомые мне места. На дороге между Гарболово и Матоксой знал я к тому времени каждый съезд, каждый холм, каждое озерцо или даже пруд. Приезжал сюда неоднократно и с Алкой, и с Любой, и со многими другими женщинами, как до встречи с Татьяной, так и после. Для спокойного полового соития лучше места найти трудно.
Таня понимала, зачем мы едем. Это разумелось само собой.
Свернули на почти незаметный съезд, проехали густую группу деревьев и оказались на большой зелёной поляне. Посреди – большой открытый бугор. Заехали на него и остановились.
Июнь. Всё зеленеет или цветёт. С холма вид – на много километров. Кругом лес, лес и лес. Правда, и нас на этой пупочке видно отовсюду. Тишина кругом. Ни машин, ни людей.
Вышли из машины. Прошлись. Осмотрелись. Красота!
Обнял я Танюшку, на землю повалил, подмял под себя… а она мне вдруг:
- Постой! Я так не могу!.. (Чёрт побери! Зачем тогда ехали столько километров?)
- Чего же ты ещё хочешь?
- Я так не могу, - повторяет Татьяна. – Раздеться должна. Я только голой трахаюсь.
Задирает подол платья, снимает его через голову; трусики элегантно так скидывает и остаётся в одних босоножках на высоких каблуках. Руки кверху подняла, в замок сцепила, вытянулась, прогнулась слегка. Картинка да и только!
- Я тебе нравлюсь такой? – спросила. Рассмеялась, босоножки скинула и побежала по холму, радуясь своей красоте, солнцу, за лес заходящему, воздуху чистому, освежающему, зелени мягкой под ногами, самцу, её жаждущему, сексу предстоящему. Прямо сцена из античных мифов: нимфа обнажённая, или пастушка молоденькая, или вакханка хмельная. Поспешил и я в эту сцену влиться. Таньке можно, а мне нельзя? Скинул с себя всё и за нимфой, вакханкой, пастушкой погнался старым сатиром, пьяным жрецом, пастухом, женского тела жаждущим.
Она и не убегала вовсе. Бежала медленно, зазывающее… Догнал, на мягкую травку повалил. Сплелись два тела для обладания друг другом. Так в старые добрые времена предки наши сходились, потомков своих выковывая.
Хороша Танюшка в сексе: раскрепощённая, желающая и желаемая. Для неё это проще, чем в два пальца свистнуть. Естественно, значит, не безобразно. Значит, и скрывать этого нечего.
Так голышом и ходили. Закончив первый раз, одеваться не стали. Зачем? Всё равно, никто не видит. А увидит, так не обидит, а позавидует.
В общем, в этот вечер мы друг другу понравились.
Она рядом с Академией живёт. Для половых сношений нет никаких проблем. Когда после работы на полчаса заскочим, а когда и в обед не поленимся.
Если в это время подруга позвонит, Таня в трубку говорит прямо:
- Перезвони позже. Трахаюсь я.
- Зачем ты так? – спрашиваю.
- А что такого? Я удовольствие получаю и скрывать это не хочу. Пусть знает и завидует.
Несколько раз в моё присутствие к Татьяне муж приходил. Танька с ним через дверь разговаривала.
- Уходи! Мужик у меня. Трахаться мешаешь.
А он, вместо того, чтобы обидеться, канючит жалобно:
- Ну, Таня! За что ты так меня? Я ж тебя люблю. Ни разу пальцем не тронул. Грубого слова никогда не сказал.
В наших с Татьяной отношениях не всё было гладко. Почти каждый день она прибегала на кафедру, заглядывала в нашу преподавательскую с каким-нибудь пустяковым (а иногда и не очень) вопросом.
- Посмотри, мне идёт эта кофточка? Принесли по случаю. Деньги надо отдать сразу сейчас.
- Слушай, какой прекрасный кожаный плащ нам принесли. Прямо на меня. И сравнительно недорого. Ты дашь денег?
Приходилось доставать заначку из сейфа. Остальные, сидящие в комнате, преподаватели посмеивались:
- Любишь кататься – люби и саночки возить.
А Тане постоянно что-то надо: то сходить в театр или ресторан, то купить подруге подарок на день рождения, то сгонять на машине по её делам чуть ли не в другой город. Чаще всего за всё это приходилось платить мне.
- Ты же не откажешь мне в таком пустяке? – спрашивала она капризно.
В отпуск мы с Танюшкой вместе поехали. В Крым. С палаткой.
Сначала она таким отдыхом тяготилась. Ей рестораны подавай, кафе, дискотеку, компанию. А мы постоянно вдвоем. Ходить по окрестностям, пещеры осматривать, грязевые вулканы, раскопки всякие ей не нравится. Купаться по пять раз в день надоело. Только секс и остался общим звеном.
Потом я во-время спохватился:
- Не нравится? Будет тебе компания.
И повёз её в Юркино, на Дикий пляж. В это время туда Сашка приехал с целым выводком друзей и подруг.
Шум, визг, шутки плоские, пьянство постоянное, вечером танцы под приёмник «Спидола». Мне это всё - поперёк горла, а Таньке нравится, совсем преобразилась.
Палатки рядом стоят. Кто в них чем занимается, всё слышно, а ночью особенно. Таня же, трахаясь, себя не ограничивает: стонет, охает, ахает, иногда хохочет, кричит как-то очень даже эротично, ни с чем другим не спутаешь. А народу забава. Утром кто-нибудь спрашивает:
- Таня, у тебя ночью опять голова болела?
Танька за словом в карман не лезет:
- Как хочу, так и е….! - парирует она беззлобно. По крайней мере, мой своё дело знает, в карман палатки от меня не прячется, как некоторые. И спим мы не в джинсах, а голышом.
Это она на Вадима и Иру намекала.
Кто-то из нашей группы приехал парами, а кто-то в одиночку. Некоторые, глядя на общительный Танькин характер, попытались клинья к ней подбить.
Не ожидал даже. Таня претендента при всех так отчитала. Любо – дорого. И про мужское товарищество вспомнила и про возможный разлад в такой приличной компании.
Правда, претендент (киевлянин) не успокоился, а на Иру переключился. Удачно. Стал Вадим рогатым. Вадим, конечно, сам виноват. Подругу надо выбирать в соответствии со своими мужскими способностями. Ира и со мной не прочь была потрахаться. Жаловалась на недостаток мужской ласки, когда мы с ней вдвоём за продуктами в деревню ходили. Себя предлагала. Но я тогда Вадима пожалел, и Таньки мне вполне хватало…
Отпуск у меня большой, а у Татьяны меньше. Собрали мы свои вещички, с друзьями простились и в Керчь на вокзал отправились.
Там посадил подругу в поезд, а потом, погуляв по городу до ночи, на том же вокзале Ольгу с дочкой встретил.
В Юркино семью не повёз, во избежание возможных неприятностей. В Маму русскую поехали. Там у нас свои знакомые, и компания для дочери более подходящая.
Возвратившись в Питер, к Татьяне домой явился. Там в постели поакробатничали, бельё на сторону сбили, а под простынёй презерватив использованный, совершенно свежий лежит. Таня без меня, оказывается, тоже не скучала.
Промолчал. Не устраивать же скандал. А вот когда Таня спросила, собираюсь ли я с женой разводиться, вспомнил.
Теперь уж она мне скандал закатила:
- Не было такого и быть не могло!
Оказывается, это я нарочно придумал, чтобы с Татьяной расстаться. Слёзы. Истерика. Прямо театр.
- Я беременна! – заявляет она на другой день. – Не женишься – в Академию пойду. Мало не будет.
По тону понимаю: блеф. Подождём. Вопрос разрешится в течение месяца.
Вслед за этим появились и другие признаки Татьяниной любвеобильности. Дома её не застать стало.
- У подруги! – отвечает мама по телефону.
- Спит! – в другой раз.
- Разбудите, срочно нужно, - прошу я, заранее зная, что это невозможно.
Мать колеблется, не знает, что сказать.
- Не могу. Будить не велела.
Звоню подруге:
- Не знаешь, где Таня? Дома её нет.
Женская дружба – не мужская. Почему бы подружке гадость не сделать? Сначала намёки идут. Делаю вид, что не понимаю. Уточняющие вопросы задаю. Подруга сердится: ну и дурак! Более ясно объясняет, потом ещё яснее и наконец не выдерживает:
- Ёбарь новый у неё. Заочник. Прозевал ты. На задний план отошёл.
Спасибо. Я и сам уже догадался, но лишняя информация не помешала.
На следующее лето Сашка с той же компанией отдыхал в том же месте. Таня подкатила на «Москвиче» с новым мужем. Машину всей оравой опустили из Осовин по обрывам с большим трудом на Дикий пляж.
А перед отъездом прошёл дождь. Глинистая почва размякла. Как автомобиль на такую верхотуру поднять? Целый день всей деревней вытаскивали.
Года через два встретил Таню на остановке трамвая в новой богатой шубе.
- Откуда такая красота?
- Да уж не с моей зарплаты такое покупать.
- Так с чьей же? Неужели заочник раскошелился? Или муж новый?
Не терпится девушке похвастать:
- Какой заочник!? Выше бери. Тебе до него далеко.
Красота требует жертв. И жертвы для неё всегда находятся.
Людмила Петровна
Это будет уже третья Людмила Петровна в моей жизни. Первая была в Хабаровске, вторая – Лада (Людмила Петровна её настоящее имя).
Игорь – один из моих самых толковых адъюнктов. У нас сложились не только служебные, но и доверительные отношения. В частности, я знаю все подробности измены его жены и её дальнейшего ухода. Бедный парень.
Игорь приходит из секретной библиотеки для иностранцев и говорит восхищённо:
- Вы видели библиотекаршу Людмилу Петровну? Вот это женщина!
- Да, - замечаю я. – Безусловно. Особенно коса ниже пояса.
- А какие глаза! А как себя ведет! Я видел, как к ней клеились заочники,
- Ну, они клеятся ко всем женщинам. Особенно дипломники. Шесть месяцев без жены.
- Но как она их отшила! С какой гордостью, надменностью!
- Конечно. Зачем ей дипломники, эта гопота с окраин Союза? Они пропивают или, пардон, проёбы…. все свои привезённые деньги в течение одного, двух месяцев, а потом ждут-не дождутся перевода. Ей хватает иностранцев. Среди них есть очень богатые. Ливийцы, например.
- Нет, Юрий Петрович! Такая женщина не может продаваться. Она божественна. Вы плохо её рассмотрели.
Пришлось рассказать ему старый анекдот про английскую королеву и её премьер-министра.
На утверждение, что все женщины продажны, королева спросила:
- И я тоже?
- И Вы тоже, Ваше Величество.
- Сколько же я, по-Вашему, стою?
- 300 фунтов.
- Что!? Так мало?
- Вот видите. Вы уже торгуетесь.
Игорь настаивает на своём:
- И всё-таки, в данном конкретном случае Вы неправы.
Не люблю спорить голословно. Замечание ученика меня задело. Чем же так очаровала его эта женщина?
Захожу в библиотеку, здороваюсь, что-то спрашиваю, шучу, улыбаюсь, глядя ей в глаза и т.п., предлагаю после работы отвезти её домой.
Так для кого же неприступна эта крепость?
Напротив её дома находится продуктовый магазин.
- Вам не нужно туда зайти? – спрашиваю свою даму.
Она отказывается.
- А мне нужно. Кстати, что Вы предпочитаете из напитков: вино, водку, коньяк?
- Безразлично, - отвечает она. – Всё. От пива до коньяка.
Не скуплюсь на коньяк. На сдачу – минералку. В кондитерском отделе – коробку хороших конфет. При выходе покупаю у старушки букет белых роз.
Всё за 7-8 минут. Джентльменский набор. Самому противно.
- Ах! – произносит дама восхищённо.
Наверное, она уже не раз так ахала, не раз получала конфеты, букеты… А всё-таки мне приятно её нарочитое восхищение.
Дома у неё никого нет. Идеальный порядок. Много книг, но уж больно ровно они расставлены – читаются редко. Некоторые стоят раскрытыми. В них что-то подчёркнуто по линейке одинаковыми красными чернилами. Ба! Здесь Байрон и Шекспир на английском языке! Даже кто не знает, поймёт: у хозяйки высшее образование.
На видном месте – открытка книжкой. На развороте что-то написано латинскими буквами. Не по-немецки, наверное, по-английски. Внизу широкий росчерк, на всю оставшуюся часть открытки. По росчерку видно: мужчина представительный, с самомнением.
Устраиваемся на журнальном столике: букет в хрустальной вазе, конфеты, коньяк, сверкающие хрустальные рюмочки.
Наливаю хозяйке коньяк, нагибаюсь в кресле и достаю с пола минералку.
- А себе? – удивляется моя дама.
- Я же на машине, но не беспокойтесь: я буду пьянеть быстрее Вас от одного Вашего вида.
Опять банальщина. На её месте я бы себя выгнал.
- За Вас! Всю такую воздушную, к поцелуям зовущую! (см. «12 стульев»).
И это прошло. А ведь, наверное, читала.
Дальше – опять по схеме. Между первой и второй перерывчик небольшой и т.д.
Смотрю восхищёнными глазами, наговорил большую кучу комплиментов.
Только успеваю подливать. Иногда вытягиваю из себя тосты, а иногда дама в задумчивости опрокидывает в себя рюмку без них.
Всё ещё на «Вы» и ведем светскую беседу.
Пошла вторая половина бутылки, а у неё, кажется, ни в одном глазу. Нет. Достижение всё же есть. Я её разговорил.
Была замужем. Развелась. Причина – он подлец. А как же иначе? Сыну три года.
В эту квартиру пускают не всех. Кто приходит с пивом, тот больше не приходит. Оригинальное выражение! А говорила: «От пива до…» Следовательно, математически – пиво – исключительно.
Иностранцы появляются здесь чаще (Я же Игорю говорил!).
К концу бутылки действие алкоголя уже очень заметно: оговорки, излишняя жестикуляция, смех.
- Ах! Я, кажется, совсем окосела, Со мной это так редко бывает.
Ещё бы! Полную бутылку коньяка! А для меня в этом ничего нового. Всё предсказуемо.
Поднимаюсь из-за стола, подхожу к милой даме (то же, что «к пьяной бабе»), вынимаю её из кресла (да, под 80 кг) и несу на постель. Не уронить бы!
- Нет! – говорит она заплетающимся языком, сидя на кровати. – Всё должно быть красиво. Я сейчас приду.
У дверей комнаты она оборачивается ко мне:
- А Вы пока готовьтесь тоже. Можете раздеваться.
Журчание воды в ванной. Что-то звенит, падает.
Раздеваться или подождать? Не оказаться бы в смешном положении.
Л.П. снова появляется. На ней только чёрная сорочка. С Маргаритой они одного роста и комплекции. На этом сходство кончается. У Маргариты всё накачено, стоит, оттопыривается. Здесь висит грудь, висит под комбинашкой талия. То же с животом и даже с задницей. Всё висит и колышется при ходьбе. Но волосы прекрасны. Они распущены и покрывают, обволакивают всю фигуру. Теперь они ещё ниже, чем раньше была коса. Подхватываю это колебающееся (не колеблющееся) тело, эту массу, помогаю ей улечься.
- Может, снять это? – показываю на комбинацию и уже берусь за подол.
- Ни в коем случае! – почему-то мужским голосом произносит моя пассия, хватаясь за подол. – Не трогайте комбинацию! Не прикасайтесь к ней!.. Иначе… Иначе…
И задумалась.
Первый акт мы отыграли замечательно. Желания у Л.П. было много, желания помочь мне тоже. Выполнив свою миссию, откинулся на спину отдохнуть.
Обычно женщины удивляются моей способности быстрого восстановления, но Людмила Петровна не захотела ждать. Она отползла вниз и начала стимулировать мой орган ртом очень умело, тщательно, настойчиво.
- Не надо, - попросил я. – Подождите немного. Сам…
- Молчи! – прорычала дама. – Лежи и молчи. Я всё буду делать сама. Не мешай мне… Не зли меня!
Волосы её разметались по кровати, глаза были широко раскрыты, но не видели меня. Она была похожа на колдунью, священнодействующую над фаллосом, что-то бормотала, причитала, спрашивала.
Наконец я расслышал:
- Петух-то мал. Маловат петух. Ничего. Что делать?
И опять:
- Маловат петух. Ох, маловат.
Такое слышал я впервые. Всегда считал, что у меня всё в норме и , конечно, обиделся.
Добившись моего восстановления, женщина села верхом на мои ноги и медленно стала продвигаться вперёд. Достигнув, чего нужно, она приподнялась на коленках, удачно села на что нужно и, увидев мои попытки приподняться, закричала:
- Лежи смирно! Не шевелись! Я всё сделаю сама.
Лицо её сосредоточилось. Раскачиваясь, она как будто делала важную работу. И опять я услышал:
- А маловат всё-таки петух! Ох, маловат!
Перерыв между вторым разом и третьим был таким же коротким. Опять она сумела возбудить меня орально, опять сидела сверху и что-то колдовала. Напрашивался вопрос: кто же кого трахает?
Наконец Л.П. слезла с меня, широко раскинулась на кровати и почти сразу захрапела.
Рядом со мной лежала жирная пьяная баба, только что, как школьника, оттрахавшая меня, оставшаяся недовольной моими физическими размерами.
Что я здесь забыл? Если она проснётся, то вполне может использовать меня ещё раз, а то и несколько.
Тихо слез с постели и постыдно бежал…
Если мной не довольны, то зачем продолжать общение? Два дня не звонил в библиотеку и не появлялся там.
Мы сидим с Игорем в преподавательской, обсуждаем какой-то вопрос его диссертации. Раскрывается дверь, и в кабинет входит Людмила Петровна.
Библиотека находится на первом этаже, кафедра – на четвёртом. Никакого служебного общения, требующего личных встреч, между нами не происходит и происходить не должно.
- Юрий Петрович, можно Вас на минутку.
В коридоре она начинает выяснять отношения: почему я сбежал, что мне не понравилось? Не мог же я объяснить ей, что мне не понравилось её отношение к размерам моего члена.
Проходящие мимо наши преподаватели только ехидно хмыкали:
- Опять завёл в Академии очередную любовницу.
Игорь был в восторге:
- Она пришла к Вам сама! Вы это сделали!
Пришлось частично ему признаться ( только не в причинах её недовольства).
Думаю, что он похвастал способностями своего руководителя другим адъюнктам. Так слава Казановы закрепилась за мной ещё более.
Самые интересные случаи о служебных романах я уже рассказал. Кроме этого, были ещё встречи с пожарницей и двумя охранницами. Всё – жёны слушателей. Об этом коротко.
Дежурным по Академии ходишь один раз в год. Одной из обязанностей дежурного является проверка всех помещений на предмет пожарной безопасности совместно с дежурным пожарником.
Сижу за пультами связи и управления. Входит молодая женщина. Это пожарница. Она предлагает мне проконтролировать, то есть обойти, вместе с ней объекты, согласно Перечню.
Можно послать на это помощника, но женщина хороша. Лучше пройтись по этажам, чем сидеть в темноте. Обычно такой обход занимает более часа.
Мы спокойно движемся по многочисленным коридорам, заглядываем в аудитории, кабинеты, туалеты, курилки.
Девушка оказалась интересной собеседницей. Она любит поэзию, знает много стихов Цветаевой, Ахматовой, Шекспира (сонаты в переводе Маршака), Северянина. Оказывается, у неё высшее гуманитарное образование.
А почему же пожарница? Удобно. Стаж идёт. Сутки дежуришь, трое дома.
Я тоже удивляю её знанием Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Маяковского (обычная школьная программа). Шутки ради, прочёл парочку своих. Она тоже иногда сочиняет. У неё, как у большинства женщин, любовная лирика. Чего-то хочется, «то, чего не может быть», - как сказал известный артист.
Кто ищет, тот всегда найдёт. Нужно только ему подыграть. Обход закончен, но не закончена беседа. Продолжая её, заходим в помещение дежурного пожарника. Отмечаю: там есть топчан с одеялом, подушкой, простынями.
- С Вами очень интересно, - провожу я свою линию, - и просто хорошо. Уходить не хочется, а к сожалению, надо… Я мог бы выбрать время и зайти к Вам ещё, - бросаю пробный камень.
- Заходите! – говорит она с улыбкой. – Одной так скучно.
Дежурному по Академии положено отдыхать (спать) с 1.00 до 5.00. Это время я провёл в помещении дежурного пожарника, и, конечно, не впустую.
Стихов мы больше не читали. Не знаю, ждала ли она меня, но была искренне рада моему приходу. Не дав ей опомниться, прижал к себе и расцеловал. Потом стал объясняться; утверждал, что не смог сдержаться, описывал ей, какая она необычная, красивая, сексуальная, притягательная… Редкая женщина устоит против такой лести, тем более, если оба сидят на топчане с матрасом, подушкой и простынями.
Женщина выразила желание посмотреть, как живёт семья полковника – преподавателя Академии, и я пригласил её в гости (когда никого не будет дома).
Пришла, посмотрела, удивилась, что всё так просто. Как у всех. А чего же ты, голубушка, хотела увидеть?
Супружескую постель использовали по назначению. Понравилась постель, подошла.
Как-то, всего один раз, она заглянула в преподавательскую и вызвала меня в коридор. Пришлось попросить её больше так не делать.
А обеих охранниц я свозил на дачу, которую на общественных началах снял Сашка в Лавриках.
Желающие побаловаться на стороне, правда, вдали от города, внесли определённую сумму и получили право брать у Сашки ключи, когда это понадобится. Кто входил в общество по пользованию дачей, я не интересовался, мне же она пригодилась не один раз.
Идея с дачей так понравилась, что через какое-то время, ближе к зиме, Сашка снял квартиру на проспекте Просвещения всё для тех же целей. Об использовании её ещё будет сказано несколько слов.
После полутора лет пользования квартирой, во время посещения её Сашкой, естественно, с дамой, в дверь постучала милиция. А в милицию настучали соседи. Сашка не дурак, он объяснил, что ключи ему оставил друг-офицер, уехавший в длительную командировку. Саша регулярно приходит сюда проверить, всё ли в порядке, проветрить квартиру, протереть пыль и т.д.
Его объяснения и документы подполковника сыграли свою роль. Однако от квартиры решили отказаться.
Бассейны
Где легче всего знакомиться с женщинами? 1.На работе; 2.Катаясь на машине по городу и за городом; 3.На пляжах; 4.В общественном транспорте; 5.В командировках. Там большая степень свободы и нечего делать во внеслужебное время; 6.В театрах и кино; 7.На экскурсиях и в музеях и т.д.
Хорошо также знакомиться в спортзалах и бассейнах. Вроде бы пришёл по делу, и в то же время есть возможность присмотреться к внешности, прислушаться к разговору или самому его завести. Что-то не понравилось, не получилось – а я и не собирался, разговор был случаен. Захотел поближе познакомиться – после занятий дождался:
- А нам, оказывается, по пути…
Я люблю поплавать, а в Питере лето короткое. На открытой воде много не покупаешься. Вот бассейном и пользуюсь.
Ближе всего к моему дому был бассейн Телевизионного института. Пропуск туда доставал через друзей, работающих в институте.
Вот на соседней дорожке девушка плавает. Фигурка – загляденье, лицо – тоже ничего. Сопровождающих нет, одна приходит и уходит. Нам ещё и по дороге.
Один раз вместе прошлись, поболтали. Если бы знакомиться ближе не захотела, нашла бы повод пораньше или попозже из бассейна смотаться, а тут, смотрю, дожидается.
Не молчать же по дороге. В разговорах узнал: работает в Телеинституте, живёт одна (своя квартира), была замужем, сейчас разведена. То, что надо. Можно и на чаёк напроситься. В квартире небогато, но всё аккуратненько. А ведь не думала, наверное, что гостя принимать придётся.
Попили чая, посидели, друг на друга посмотрели… Я на кровать кошусь. А зачем ещё мужик к одинокой женщине приходит? Не кран же ремонтировать.
Поняли друг друга без слов. Разделись.
Я фигуркой любуюсь. Точёная. Ножки, талия – всё стандарт. А как до дела дошло, чувствую, запах нехороший появился. Оттуда. А ведь только что из бассейна, и там после плавания ещё душ принимала.
Я на запахи очень реагирую, и теперь уже не удовольствие получаю, а думаю, как бы быстрее это дело закончить и в ванну залезть. В ванной мыл-мыл с мылом все части тела, а всё кажется, что от меня тоже пахнет.
Продолжения не было. Оправдался необходимостью, что-то про жену наплёл, чтобы не обольщалась.
Вместе из бассейна уже больше не ходили…
Плохой запах от женщины убивает меня сразу. Примером тому может послужить и другой подобный случай.
В гости собрался, на остановку автобуса вышел, а его всё нет и нет. Народу много собралось, Холодно. Все стоят ругаются. Надо, думаю, пешком идти, но одному скучно. Присмотрел дамочку посимпатичней, рядом встал.
- Пешком, - ворчу, - быстрее дойдёшь.
Она поддакнула.
- Так пошли! – говорю.
И потопали.
- Холодно, - жалуется попутчица минут через двадцать.
- Так сейчас согреемся, - смеюсь и в ближайший подъезд её заталкиваю.
Света нет. Прижал её к стенке. Сам расстегнулся, на ней пальто расстегнул. Прижались друг к другу. Греемся. Тут руки, профессионально уже по женскому телу пошли гулять, губы в темноте встретились. Совсем хорошо стало. Тепло.
Дальше этого не пошло. Надо же хоть немного узнать друг друга. Оставшуюся часть пути этому посвятили.
Мать – одиночка. Живёт в коммуналке. Работает на «Светлане». Телефон в коммуналке есть.
- Звони, когда время будет.
Время было – позвонил.
- Приходи в гости, - приглашает. - Только не ко мне, а рядом, к подруге. У неё квартира отдельная. Слышу, в трубке другая женщина смеётся:
- А у тебя выбор будет.
Первая добавляет:
- Бутылочку какую-нибудь прихвати. Только учти, мы водку не пьём.
Всё яснее ясного.
Машиной решил не пользоваться. Сидеть впервые за столом и рюмку не поднять? Разве так можно?
Литровую бутылку вермута импортного купил. Трое всё-таки.
Ещё из-за дверей слышу - музыка в квартире. Весело будет.
Дамочки обе приодеты. В меру накрашены. И кажется, уже навеселе. Что ж, общаться проще будет, и выбор, в случае чего, есть.
Закуски на столе – очень бедно, почти ничего. Бутылку я на стол поставил. Моя знакомая посмотрела:
- О, вермут! И бутылка литровая. Гуляем!
Вторая рожу скорчила:
- Бормотуха! Поприличнее ничего не было? Или денег не густо?
Вот так. Не постеснялась. Баба наглая.
«Выбора не будет», - отметил я для себя.
Бутылку втроём прикончили быстро. Хозяйка подняла пустую посудину горлышком вниз:
- Ну что? Может, ещё сбегаете? Магазин рядом.
Дама моя на меня смотрит:
- Пойдём?
Она всё-таки скромнее хозяйки. В магазине сама вино выбирала, я только платил.
Вышли. Женщина улыбается:
- Давай, сразу ко мне пойдём. Третий – лишний. Мы и вдвоём этот пузырь осилим.
Комната в коммуналке победнее будет, чем у подруги. И аккуратности нет: вещи разбросаны, кровать не застелена, на столе бардак.
На закуску - только отварная картошка. Два раза по полстакана приняли, дальше я пить отказался.
- Потом допьём, а сейчас и отдохнуть пора, - махнула собутыльница в сторону кровати.
Чувствую, что нехорошо всё как-то, по-скотски. Но не отказываться же, сам напросился.
Ох уж, этот запах! Я почувствовал его сразу, как только легли. Смесь немытого женского тела, подогретого тухлого, перепрелого мяса, бомжиного поноса и чего-то там ещё. Других эмоций, кроме отвращения, женщина у меня не вызывала, но процесс, по выработанной годами привычке, уже пошёл…
Дверь открылась неожиданно. Я откатился к стенке, натягивая на себя край одеяла.
Вошёл мальчишка лет 14ти.
- Это сын, - то ли успокоила меня, то ли объяснила она.
- Опять мужика привела!
В этом восклицании было столько горечи, презрения к матери и ко мне, незнакомому мужику, залезшему с ней в постель. Захотелось встать, одеться, попросить у него прощения и убежать, но я лежал молча, мысленно перебирая варианты: как же смыться?
- Поешь, - не поднимаясь, позаботилась о сыне мать. – Там в бутылке осталось ещё, можешь допить.
Мальчишка сел за стол, стал есть картошку. К вину не притронулся. А ведь, если мать разрешила, значит, уже выпивает.
Через несколько минут он поднялся и вышел, как бы разрешая нам продолжить.
И пришлось… А запах отбивал любое желание.
Потом, лёжа на спине, я думал, как бы быстрее помыться, но в коммунальной квартире для этого нужно одеться, выйти в общий коридор, найти ванную комнату, если она существует.
Начал одеваться.
- Ты разве не останешься на ночь? – как бы удивляясь, спросила женщина.
Этого только мне и не хватало! Стесняясь, обманул её:
- Я в туалет.
Она что-то объясняла, но я, не слушая, рванулся к двери, в коридоре нашёл выход на лестницу, хватаясь за все цепочки, задвижки, замки, гремя ими, отворил дверь и выскочил, наконец, на свежий воздух.
И тут чёртик, который заменил на время моего ангела-хранителя, подкинул мне ещё одну авантюрную мысль:
- Подруга! Хозяйка квартиры. Она поприличнее и ждёт нас с вином.
Купив ещё одну бутылку, звоню в дверь, за которой, по-прежнему, звучит музыка.
Женщина удивлена, но пропускает меня в квартиру…
За столом сидит мужик. Им и без меня хорошо.
- А где Надя? – спрашивает хозяйка.
- Ей плохо стало, прилегла. Меня послала предупредить тебя, - проявляю я находчивость.
- Могли бы просто позвонить, - удивляется хозяйка и подходит к телефону.
- Я пошёл, - заявляю, поворачиваясь к двери. – Некогда.
После этого приключения долго ещё обходил я этот дом стороной…
Мы отвлеклись, рассуждая о женских запахах. Продолжим рассказ о бассейнах.
Аня
В бассейне познакомился я с Аней, десятиклассницей, высокого роста и пышными формами.
Одним природа дает тонкую талию, худенькие, как у цапли, ножки, попку с кулачёк, бледное личико и рост, которому не позавидует даже мужичок с ноготок; других одаряет пышной грудью, необъятной задницей, гренадёрскими плечами и круглыми румяными щёчками до этих плеч. Казалось, что одёжка на Анечке сейчас лопнет сразу в нескольких местах. При таком телосложении грех долго задерживаться в девственницах. К моменту нашего знакомства Анечка ею не была.
В первый раз я просто довёз её до дома. Целовались.
Во второй заход поехали в другую сторону.
Стояла склизкая, дождливая осень. Темнело рано. Народ по улицам без дела не гулял, а стремился домой, в тепло, к телевизору. Поэтому далеко ехать не пришлось.
По дороге девушка молчала, понимая, зачем мы едем, и желая этого. Об этом она сказала потом сама.
На обратном пути Аня пожелала посетить кафе-мороженое.
В бассейне вода сильно хлорирована – глаза разъедает. Заметив, что у любовницы нет очков для плавания, проявил заботу и к следующему разу купил для неё очки.
- Уж больно скромные подарки ты даришь, - недовольно произнесла девушка, принимая их. Почувствовал себя неловко, то ли из-за себя, то ли из-за неё.
Пойти в кино отказалась:
- Только время терять. Лучше в кафе.
Аппетит у Анюты был отличный.
Учтя её заявление о подарках, сказал, что не придумаю что бы пооригинальнее ей подарить.
- Лучше дай денег. Я сама куплю, а то ты купишь дрянь какую-нибудь.
В галантерейном магазине она набрала себе какой-то недорогой бижутерии, а когда при оплате увидела в моих руках деньги, загорелась:
- Дай мне в долг!
Получив желанную сумму, кокетливо улыбнулась:
- Только отдам нескоро.
Общение наше ограничивалось только траханием и посещением кафе.
Общего языка при разговоре найти не могли. Школьной программы Аня не знала, интересовалась только вечеринками, дискотеками, мальчиками.
Кончился абонемент в бассейн – закончились сами по себе наши встречи.
Позвонив примерно через полгода, поинтересовался.
- Как закончила школу? Поступила – куда-нибудь? Чем занимаешься?
- Школу закончила и вспоминать про неё не хочу. Пока никуда не поступила. Думаю. А занятие наше – тусовки.
Это слово тогда только входило в обиход.
- Так что же вы делаете?
- Собираемся кучей, выпиваем, гуляем, ходим на дискотеки.
Я передумал назначать Анютке встречу.
Большая Лена
Лена плавала не хуже профессионала. У неё к этому были все данные. Прыгнет с тумбочки и пошла работать до свистка об окончании времени. По сторонам не смотрела. Никому не улыбалась. В разговоры не вступала даже с женщинами.
Из всей смены она наиболее подходила для знакомства. Меня смущали её нелюдимость и рост. Была она выше меня, хотя и заявляла, что рост её 178 см.
При возвращении из бассейна пару раз прошёл сзади. Потом пристроился рядом. Что-то сказал – она ответила коротко, ясно, без желания продолжить разговор.
Я навязчивым не был. Куда торопиться?
Разговором всё-таки её как-то зацепил. Эта, в отличие от таких девушек, как Анечка, могла говорить только о работе и о Политехе, который она закончила год назад с красным дипломом. Жила с отцом и старшим братом.
- Кобели ещё те!
По её словам, мужчины не интересовали её совершенно.
- А как же будущая семья, дети? – интересовался я.
- Они двое – моя семья и дети. Накормить их надо, обстирать, дома убраться.
- Развлечения какие-то должны быть.
- Конечно. С подругами в кино, в театр хожу. В бассейн вот тоже.
- Вы же такая красивая (лесть никогда не помешает)! В институте, на работе мужчины, поди, прохода не дают?
- Смеётесь! Какая я красавица? Дылда! Никто на меня и не смотрит даже.
Закомплексованная. Но выводить из комплексов такую легко. Только покажи, что она тебе нравится, и растает.
А ведь я не такой уж бабник. Просто ищу ту, единственную. Ошибиться боюсь. Может быть, это она и есть? Скромная. Образованная. Трудолюбивая. Весь дом на ней. Раскрутить её, заставить в себя поверить. Расцветёт.
Разница в возрасте у нас великовата, но ведь с Анечкой ещё больше была. С Ольгой мы вообще этой разницы не ощущаем. И с другими тоже.
Это даже не мечты, а расчёты. Пока только два раза в неделю вместе из бассейна возвращаемся.
Так до весны проходили, до открытия автомобильного сезона.
Несколько раз за город съездили. Купались, загорали. Когда об этом с ней заговорил, предупредила:
- Я девственница. Потерять девственность не стремлюсь. Мне и так хорошо. Насмотрелась я, наслушалась, как отец с братом с женщинами обращаются. Мне такое не нужно.
Хорошо ещё, что не сказала: «Только после ЗАГСа». Девке 24 года, а её до сих пор ни к чему не тянет. Патология какая-то.
Вот это я и обыграл. Предложил поехать на Медное озеро с ночёвкой.
- Сама не захочешь – ничего не будет. Ты девица крепкая, мне с тобой не справиться. Да и насиловать я не могу. При любом сопротивлении потенцию теряю.
Поехала.
На берегу озера – не приткнуться, кругом занято. Машин в городе больше стало, и погода подходящая – тепло, светло – ночь белая. Пришлось рядом с другими встать.
Хорошо иметь машину. Кроме палатки захватил с собой матрасы, одеяла, подушки. Комфорт!
Сначала для порядка порыбачили. Когда все вокруг успокоились, и мы в палатку полезли.
Лена долго не сопротивлялась. Видно, самой хотелось попробовать… А вот когда это произошло, закричала громко, на всё озеро, будто её режут. Прямо труба пароходная. Я же ничего особенного при вхождении даже не заметил. Больших усилий вроде прикладывать не пришлось. Показалось мне, что как-то наигранно это получилось. Через чур!
У палатки люди появились:
- Кто кричал? Почему?
Пришлось выходить, объясняться:
- Палец девушке прищемило.
- Не надо ли чего: бинты, перекись водорода?
Я специально громко спрашиваю:
- Лена! Тебе ничего не надо?
- Нет. Спасибо, - раздаётся голос из палатки.
Демонстрируем: жива, здорова, помощи не требуется.
Вот, наверное, они бы посмеялись, если бы узнали, в чём причина.
Продолжили аккуратно, уже без криков. Постарался я в эту ночь. Утром спрашиваю:
- Понравилось? Почувствовала что-нибудь?
Она плечами пожимает:
- Нет, вроде.
Но в следующий раз ехать не отказалась.
В качестве поздравления по случаю дефлорации купил подружке золотые серёжки. Удивилась:
- Зачем?
Объяснил.
Традицию дарить девственницам золотые украшения ввёл для себя, начиная с Галки Смеловой. Ладушке тоже серёжки преподнёс.
А остальным, побывавшим уже в употреблении, делал подарки на память попроще: приёмничек, ремешок, купальник, туфли.
Вроде бы всё идёт нормально: половой жизнью живём, не ссоримся, много интересов общих; девушка умная, с другими мужчинами не кокетничает, когда ни позвонишь – всегда дома. А вот нет к ней той тяги, что к другим женщинам была, чтобы думал о ней постоянно, чтобы времечко выискивал, когда встретиться, чтобы при сексе заходился, голову терял, всё готов бы отдать.
Летом сначала в Крым с Ольгой поехал, потом полевые занятия пошли. С Ленкой всё как-то встречаться некогда. И не тянет. Так, больше по обязанности, вспомнишь: давно уже не виделись, надо позвонить, встретиться. И она тоже ко мне совсем не тянется. Позвонил – поехали – потрахались – разошлись до следующего раза. И трахаться-то негде. У неё нельзя. У меня тоже. Зимой машину ради этого брать не хочется, и ехать некуда. На дачу в Лаврики иногда из-за заносов не добраться.
В то же время вижу, что встречаясь со мной, похорошела девушка, женственней стала, сексуальней.
Встречаемся не часто, а мужики её домашние, вместо того, чтобы радоваться, ругаются:
- Брось его. Не дай бог, замуж выйдешь, уйдёшь. Кто будет за нами тогда ухаживать?
Если кто из них первым трубку снимет, то тут же и положит, а то ещё и выругается.
Так зима почти прошла. На 8 марта подарок ей купил, большой белый шерстяной шарф. Мода такая была, и она тогда о таком именно мечтала.
Перед этим особенно долго не встречались – командно-штабные учения в Академии проходили.
Повёз я её к Медному озеру.
Снег ещё таять не начал. Дорога скользкая. У озера с дороги съехать некуда.
Местечко нашёл. Остановились. Подарок я Ленке отдал и лезу, куда следует, своё получить. Она же вдруг юбку на колени натянула и говорит:
- Давно уже сказать тебе собираюсь, да духу не хватает. Не получается что-то у нас. Вечно ты занят. Дома из-за тебя неприятности. Встречаемся только ради этого, а мне мужчина вообще не нужен.
Не разбудил, значит, в ней женщину, не сумел.
Я её словам даже обрадовался. На сексе настаивать не стал. Развернул машину – поехали домой!
Она спрашивает:
- Может, подарок обратно возьмёшь?
Я не обиделся. Характер у неё такой – деньгам цену знает, чужого не надо. Уговорил взять.
- Это же, - объясняю, - прощальный подарок…
Летом случайно встретил её на Гражданском проспекте. Не одну, а с парнем. Ей – 1,8м, а он на полголовы выше. Оба радостные такие.
Увидела меня, не испугалась, глаз отводить не стала. Сама подошла.
- Это Серёжа, - так сказала, что сразу всё стало ясно. Нашла своё счастье.
А ведь без меня, возможно, так бы и осталась старой девой.
Юля
С Юлей я не в бассейне познакомился, а в магазине. Дело в том, что в моих встречах с Большой Леной и Юлей было много общего. Если бы написал о Юле отдельно, получилось бы, что я повторяюсь, а так можно рассказать только особенности.
Глаз у меня намётан, вижу, когда молодая женщина ищет, чтобы её зацепили, а когда отчитает и пошлёт далеко.
Идёт девушка по магазину и больше по сторонам смотрит, чем на прилавки. В одном отделе постояла, потом в другом, в третьем.
Это сейчас женщины шопингом болеют, могут днями по магазинам шляться, а тогда только по делу шли. Эта же девушка явно без дела пришла. Заняться ей больше нечем. Хоть в каком-нибудь маленьком приключении нуждается.
Прошёл за ней по двум-трём отделам, у прилавка толкнул, вроде нечаянно, извинился, смотря прямо в глаза. Точно! Приключение ищет.
В кармане нитку белую нашёл. Вот тебе повод, чтобы познакомиться.
При выходе из магазина до её спины дотронулся. Она обернулась. Я нитку показываю:
- На спине у Вас была. Не хотите проверить, кто в Вас влюбился?
Она продолжает удивлённо смотреть то на меня, то на нитку:
- Как это?
Неужели не знает? Или умно притворяется?
Объясняю ей:
- Нужно нитку на палец наматывать и алфавит вспоминать. На какой букве нитка кончится, на ту букву и будет начинаться имя влюблённого в Вас. Жаль, что нитки до буквы «Ю» не хватит.
- Почему?
Тупая что ли? Или опять притворяется? Анекдотов про блондинку тогда ещё не было.
- Меня Юрий зовут.
Смотрю: надо ей и дальше объяснять или сама догадается.
- А меня – Юля, - обрадовалась блондинка. – Как похоже!
Таким образом познакомились.
Юля только что тоже Политех закончила. Тоже с отличием. Направление на работу получила; и работа эта, действительно, случайным образом, находится рядом с нашей Академией. Кроме того, оказалось, что мы с Юлей живём тоже рядом, но, на всякий случай, я ей этого не сообщил.
В период учёбы в институте времени, чтобы заняться личными делами, у Юли не было. Нравился один мальчик с курса, но он на Юлю внимания не обращал.
Почему? Девушка – что надо! Блондинка. Волосы вьются (сами). Щёчки пухленькие, ножки стройные (правда, чуть полноватые, но от этого ещё более сексуальные), и всё остальное – в норме или даже чуть выше. Всё вместе вызывает громадный прилив чувственности (по крайней мере, у меня).
- На «красный диплом» шла, - поясняет Юля. – Своего добилась. Теперь можно отдохнуть и личной жизни больше внимания уделить.
Юля тоже девственница, но, в отличие от Лены, боится прогадать при изменении этого статуса. У неё имеется своё понятие о будущем молодом человеке, а в последующем – муже. По-моему, на это место, по Юлиной мерке, я почти подхожу.
Это был короткий период безмашинья, когда я, продав очередную машину, другую ещё купить не успел. Очень неудобно без тачки.
В военной форме я встречаю Юлю с работы. Приходится везде ходить пешком или использовать общественный транспорт.
Живёт Юля с матерью в однокомнатной квартире и мечтает расстаться с той и другой. Как? Подразумевается, выйдя замуж.
Расстаться с девственностью? Почему бы нет? Лишь бы мужчина был подходящий.
Встречаемся мы часто. К Юле, в отличие от Большой Лены, меня притягивает её внешняя сексуальность. Когда мы обнимаемся, целуемся, когда я трогаю её за пухлую попку, выдающуюся грудь, то возбуждаюсь очень. Прижимаясь определённым местом, стараюсь показать ей моё желание. Она замечает и смеётся. «Всему своё время» - означает этот смех.
Возможно, я поимел бы Юлю раньше, будь у меня машина.
Лето проходит. Именно в это время Сашка снимает квартиру на Просвещения. Я пытаюсь уговорить Юлю туда поехать. Она понимает, зачем, и отказывается, объясняя, что ещё не готова.
- Ну, подожди ещё чуть-чуть. Я скоро созрею.
Мама Юли расспросила её обо мне всё, что та сама знает. Мама опытнее дочери и поэтому против наших встреч. Но Юле уже 22 года (она на три года моложе моей дочери). В таком возрасте маму не слушаются даже отличницы, а тут всё же «Красный диплом».
Наступает осень. Мы встречаемся реже, и Юле это не нравится. Она боится потерять первого мужчину, обратившего на неё внимание, добивающегося её полной благосклонности.
При очередной встрече Юля вдруг соглашается поехать на съёмную квартиру.
- Только без этого! – предупреждает она, но я вижу, что девушка сама себе не верит.
Срочно нужен ключ от квартиры. Из автомата звоню Сашке. Он дома, но ключа у него нет. Сашка сообщает мне адрес и телефон ещё одного пользователя квартирой. Тот тоже с нашей кафедры. Виталику квартира сегодня вечером нужна самому. Я клянусь, что к 18.00 квартира будет свободна.
Ловим такси, едем к Виталику, берём заветный ключ, затем, опять на такси, пока Юля не передумала, на Просвещения.
Я там ни разу не был. Мы ищем дом, потом подъезд, квартиру.
В единственной комнате открыта форточка. Ещё не топят, и в помещении уличная температура. Короче, очень холодно.
Девушка даже пальто снимать не хочет, а для первого раза ей нужно раздеться совсем.
Никаких нагревательных приборов, кроме одеяла, в доме нет. Горячительного тоже не взяли – оба не пьём.
Сам разделся. Её уговариваю хотя бы пальто снять. Усадил на кровать, плечи одеялом накрыл. Обувь с неё снял и ножки на кровать занёс, массирую, то есть, грею. Потом уговорил свитер снять, брюки, чтобы не помялись.
А затем уж под одеяло оба нырнули, я её под себя подмял – вроде грею. Возбудиться в те годы – хотя мне уже под 50 – проблем не было. Главное, чтобы она своего нежелания не показывала и не сопротивлялась, иначе всё упадёт.
Раздеть Юля себя дала. Тело молодое, налитое, зовущее, абсолютно белое. Развита правильно: мышцы есть и жирка чуть-чуть.
Я уже нацелился, а девушка вдруг закапризничала:
- Не могу я так! Холодно! Под одеяло во все щели задувает. А сейчас вот я вообще не накрыта. Давай, в следующий раз.
Я её уговариваю, как могу. Хотел даже в любви объясниться…
Но тут небольшое отступление. Никому после Лады я в любви не объяснялся и жениться не обещал. Считал это запретным приёмом. Хотя таким образом подобрать к женщине ключик проще всего.
Я её умоляю:
- Потерпи хотя бы минутку.
А она уцепилась за слово:
- Минутку, говоришь. Снимай часы. Дай сюда. Вот тебе одна минута. Время пошло.
Справился я. За одну минуту девушку дефлорировал! А потом уж, ясно, когда вошел, не ушёл, да и она после этого о времени уже позабыла.
То ли мы разгорячились, то ли воздух теплее стал. Нам уже не холодно. Лежим в кровати, милуемся.
Не даром у Юли Красный диплом. До всего она сама дойти хочет. Каким способом ещё можно? Как удобнее мне и ей? А как приятнее? Когда она оргазма достигнет? И что это такое?.. Пытливый у девушки ум.
Квартирой этой мы ещё много раз пользовались, пока её не закрыли.
Но ещё лучше было заниматься этим прямо у неё дома.
Поясню. На работе у неё на всех какого-то оборудования не хватало, поэтому предложили им в две смены работать. Одни - до двух, другие – после двух. Юля себе последнее выбрала.
Теперь я из дома выхожу якобы к 9.00, якобы на работу. И прямо к тёпленькой Юле под одеяло. В 13.00 выходим. Она на работу, я в Академию. А мама её на работе до 18.00.
Как я на службе отмазывался? Очень просто. Считался я на кафедре теоретиком, и поручили мне разработать новую теорию расчёта… не важно, чего. Зачастил я в «Публичную библиотеку», то есть к Юле.
А теорию разработал в свободное от секса время.
Одним нам с Юлей в квартире вольготно. Голышом шляемся, иногда в эротические игры играем (ничего, что тафтология?). Есть себе готовим.
Девушка разошлась, расцвела, пытливым своим умом всё охватить хочет.
Однажды инцидент интересный был. Забавляемся мы так. Юля вдруг спохватывается:
- Давай скорее! Уже 12 часов, а тебе ещё два раза…
- Почему два? – не понял я.
- Ну, ты же всегда пять раз меня имеешь, а сегодня ещё только три.
Пришлось ей объяснять, что 5 раз – норма не обязательная.
- А почему?..
А как-то раз прямо при совокуплении Юля закричала:
- Ура! У меня оргазм!
И стала объяснять мне, что она при этом чувствует.
Теперь и для меня удовлетворить её стало удовольствием.
К лету я машину купил. Палатка есть. Можно и на природе счастливо время проводить.
Я уже подумывал: не это ли та, единственная, которая мне нужна?
Осень наступила. Фирма Юлина в другое место переехала. Теперь все в одну смену работают. Юля ходит на работу к 8.00, а мне к 9.00, поэтому выхожу раньше и провожаю её до работы.
Секса стало меньше, но вроде девушка не ропщет.
Вот только во время прогулок Юля стала часто к одной теме обращаться. Одна подруга замуж вышла, вторая. Третья ко второй на свадьбу сходила, там с парнем познакомилась, по дороге со свадьбы секс имели и сейчас тоже к свадьбе готовятся. Вопрос сам по себе напрашивался: а мы когда?..
У меня с сентября по декабрь сплошные полевые занятия. Кафедра такая. И видимся мы теперь с Юлей совсем редко. А девушку постоянно подпитывать любовью надо. Тем более, что расцвела она ещё краше – секс на пользу пошёл.
После полевых занятий – сессия. За ней сразу – штабные учения для преподавателей. Круглосуточные. Дома по три дня не бываешь. На стороне трахнуться – никакой возможности. С Юлей только по телефону иногда общаемся.
Сразу после штабных учений машину в гараже взял, Юлю вызвал. За город поехали. Смотрю, с девушкой моей что-то не то.
После секса Юля вдруг заявляет:
- Это последний раз… Ты знаешь… На работе… Мы с Серёжей…
Опять Серёжа! Опять я разрабатывай, а потом другому отдавай. Прямо судьба моя донором у перезрелых девушек быть.
Через пару дней ещё позвонил. Услышал:
- Я замуж выхожу. Не звони мне больше.
Снова вернёмся к нашим ба… ссейнам.
Вера
Молодая женщина сидит на контроле. При проходе в бассейн забирает абонемент, при выходе возвращает. Вот и вся работа.
Людей много мимо неё проходит, а словом переброситься не с кем.
У меня абонемент кончался, а продлить его сложно. Желающих посещать бассейн слишком много – кругом дефицит. Надо знакомства иметь в самом бассейне или в обществе, которому он принадлежит, или где-то наверху, где всё могут.
Решил я к Вере на контроле подмазаться. В разговорах она нуждается, во внимании? Что ж, можно и поговорить. Зацепился языком раз, второй, поулыбался, в глаза пристально посмотрел. Главное, не самому говорить, а выслушать уметь, заставить разговориться, показать, что интересуешься, вопросы периодически задавать, поддакивать. Можно даже в спор вступать, но аргументы противницы выслушав, согласиться.
Наверное, так и Карнеги учит. Не помню. Но мы и сами с усами.
Вере уже 28. Замужем. Детей двое. По моей статистике, самые гулящие женщины те, у кого двое детей. За ними идут те, у кого вообще детей нет. Почему такое? Рассуждать не будем. Может быть, моя статистика и неверна.
Так несколько раз при выходе из бассейна посидел рядышком, поболтал. Потом за талию к себе притянул… Не оттолкнула, а даже губы подставила. Назвался груздем – полезай в кузов – целуй. Всё это делается, когда никого рядом нет: одни уже зашли, другие ушли.
Женщина моим ухаживаниям не противится, скорее всего, от скуки.
Оказывается, рядом каморка есть. В ней топчан, столик. Можно отдохнуть, поесть в свободное время. Всё можно, нужно только в это свободное время уложиться.
Затолкал однажды я Веру в каморку, задвижку закрыл. Так ближе и познакомились. Абсолютно безопасный секс, если задвижка есть. Если даже опоздавший кто вдруг постучит, Вера задвижку открывает, из каморки выходит, а я остаюсь, меня не видно.
Узнав, что машина есть, попросила покатать, свозить куда-нибудь. Тут уж не откажешь.
В бассейне этом в определённое время олимпийцы тренировались. Ох, и многое же узнал я от Веры о их времяпровождении в той части, что секса касается. Ещё с такими подробностями. Такое впечатление, что Вера сама в этих оргиях участвовала. Но это чужие секреты.
Абонемент я продлил, что и требовалось.
Галка – 3
Было это в другое время и в другом бассейне.
По соседней дорожке девушка плавала. Фигурка – как у статуэтки или скульптуры мраморной. Плавает – будто в школу плавания много лет ходила. На мужчин – ноль внимания. А когда одетой её увидел, ещё больше восхитился. Юбочка коротенькая. Из-под неё – чулочки белые. Туфельки маленькие, тоже белые, без каблука. Совсем юная девочка, и такая привлекательная или, как сейчас говорят, такая сексуальная.
Умеют же стервы! Как выяснилось потом, 28 лет ей тогда было.
Без всякой надежды после бассейна попробовал подкатиться. Думаю: таких желающих у неё - хоть пруд пруди. Скорей всего, уже замужем.
В последнем не ошибся. Мужем её был начальник большого строительного треста.
Несмотря на замужество, приняла она мои попытки познакомиться благосклонно, я бы сказал, по-товарищески.
Забыв, куда мне идти надо, проводил Галю до самой её работы и внутрь был приглашён.
Подвал на Лиговке поделён был фанерными листами на соты. В каждом соте – офис. Что в соседних офисах делается, в других прослушивается. Галя принимает по телефону рекламные объявления в газету. В её пятиметровом закутке находятся стул, столик маленький и топчан.
Уже по дороге спутница рассказала мне, что относится к сексуальному меньшинству, хотя и замужем. Одно – само по себе, другое – само по себе. В общем-то, мужчины её не волнуют, хотя, если для дела нужно, может уступить.
- Мне бы девочку найти лет 17ти, я бы многому её научила.
Такое заявление любого должно оттолкнуть, но уж больно была она красива, притягательна в своих белых чулочках на стройных ножках и коротенькой юбочке на круглой, аппетитной попке.
И я не сдержался. Полез под юбку, ляжки над чулочками потрогал, трусики тяну и всё жду, что она сейчас на меня накричит, выгонит, люди из-за стенок услышат, прибегут… А у неё уже глазки закатились, и поза определённая принята. Так, без единого слова, я её на топчане и оприходовал.
Села девица. Вид делает, что в себя пришла или притворяется:
- Что это со мной? Никогда ещё так мужчину не хотела! Ориентация что ли меняется?
Стали мы регулярно после бассейна её рабочее место навещать. Со мной трахается, а говорит больше о молоденьких девочках.
- Как же ты, - спрашиваю, - с мужем живёшь?
- Муж, когда женился, знал уже. Он это изменой не считает. Когда мне девочки по телефону звонят, он смеётся:
- Тебе оно звонит.
Поначалу пытался третьим пристроиться, но я его быстро отучила. Ему секс не часто нужен. Ну, я тогда уступаю, но перед этим оральный секс обязательно. Потом уже, что хочешь, делай. А с тобой почему-то мне нравится… Но с женщиной всё же лучше.
Абонемент окончился, свидания автоматически прекратились.
Как-то захотел навестить Галку по старой памяти. Пришёл, а её там уже нет. Другие люди сидят.
Люпа
Об этой женщине можно бы было и не рассказывать – она моей любовницей не была. Но мы тоже познакомились в бассейне. Вспоминая Галку-3, почему-то вспоминаю всегда и Люпу. Чем-то они для меня похожи. Не внешне, не характерами, не возрастом; может быть, своим отношением к мужчинам?..
В бассейне случайно столкнулись прямо на дорожке, голова в голову. Потом, когда я отдыхал возле стенки, она остановилась и сказала (просто так, без всяких улыбок, ужимок и желания познакомиться):
- А Вы для своих лет неплохо выглядите.
И отвернулась, не ожидая ответа.
Я присмотрелся. Женщине далеко за 30. В сторону мужчин взглядами не стреляет. Одевается просто и в то же время дорого, очень тщательно. С полотенцем на голове в раздевалку не выскочит, а выходит всегда намакияжена, причёсана.
Скорей всего, жена какой-нибудь «шишки», но не кичится этим. Лицо безразличное к окружающим пустякам и в то же время жизни повидавшее.
Оценил с точки зрения дальнейшего знакомства. Нет, не подходит. Добиться своего, конечно, от любой женщины можно, но игра не стоит затрат.
А всё-таки автоматика сработала – раз женщина сама реплику бросила, надо ответить.
- Откуда Вы знаете, сколько мне лет? Я Вам документы не показывал.
- Профессия такая. Вот Вы вместо «паспорт» сказали «документы». Значит, военный или милиционер… - Немного подумала. – Нет. Не мент. Военный… Выговор – питерский, местный, значит. Правильно?
Спорить не стал, но заинтересовался. Своеобразная женщина.
Оказалось, живём рядом. Можно иногда пешком пройтись, интересного человека послушать, себя умным показать. Нельзя же смотреть на женщину, только как на пепельницу для спермы.
То, что сейчас напишу, не за один вечер от неё услышал.
Учёба в школе девочке давалась легко. По основным предметам, таким, как математика, литература, физика, иностранный, всегда пятёрки были. По другим могли и двойки и тройки быть – не старалась.
Музыкальную школу по классу фортепиано закончила. Фигурным катанием занималась. Стихи писала. Способная.
После школы в институт не пошла. Мальчики, любовь, дискотеки, тусовки.
Специальность секретарь-машинистка в ПТУ за два года получила и была направлена на работу в какое-то крупное объединение секретаршей сразу к Генеральному директору. Правда, сначала постажировалась у предыдущей секретарши, которая на другую, более высокую, должность переходила.
«Генерал» способную девчонку оценил, доверял ей. Работы было не очень много. Справлялась свободно.
Объединение имело дело с иностранными фирмами. Иностранцы часто приезжали. Днём – работа, а вечером совместно то театр, то ресторан. Значительных клиентов Генеральный сам сопровождал и Люпу с собой брал, не жену почему-то. А почему, ясно. Люпа и красива, и умна, и по-английски шпрехает, и этикет знает. Шефу за неё краснеть не приходится.
После одного такого посещения ресторана отвёз её директор на какую-то квартиру, где они уже совсем сблизились.
Вот после этого он и стал её Люпой звать. Вообще-то она Людмила.
Как все обманутые девчонки, надеялась Люпа, что Генеральный свою старуху бросит, а Люпу на освободившееся место…
После сближения шеф зарплату ей повысил и от себя то подарочек, то просто пачку денег в ящик стола бросит:
- На мелкие расходы.
У Генерального дел много, не всегда может он по театрам да ресторанам иностранцев водить, а ещё надо с ними и в Эрмитаж сходить и в Петропавловскую крепость. Всё чаще он такие дела на Люпу перекладывает. Но предупреждает:
- После театра, а особенно, после ресторана, до гостиницы их проводи, но в номер – ни под каким видом! Зазывать будут, уговаривать, деньги большие предлагать, такие, что тебе и не снились. Узнаю, сразу с работы выгоню, с «волчьим билетом».
Люпа держалась, сколько могла. На деньги не позарилась, но уговорил её молодой, красивый иностранец…
Очень боялась, что шеф узнает. Обошлось.
Потом на деньги клюнула. Ну, очень большие. Не смогла отказаться. Начальник опять ничего не узнал.
Такое очень редко было. В основном-то, в театре или ресторане она своё отсидит, в гостиницу иностранца доставит, а он ей за потерянное время – гешефт, чаще всего, деньгами, в валюте.
Конец у верёвочки всё же, конечно, нашёлся. Переспала она с одним клиентом Объединения, Генеральному откуда-то известно стало, дал он ей месяц срока, чтобы другую работу найти… и адью.
Только работу новую искать она не стала. За прошедшее время связи у неё появились, знакомства, в отелях дорогих, ресторанах. Звонят, просят: надо с кем-нибудь в театр сходить или в Эрмитаж, в ресторане посидеть (без всяких потом обязательств). Иностранцы, видите ли, одни не могут в ресторане находиться, не сподручно им, стыдно.
Платят за это хорошо. Там у них даже такая специальность есть – женщина по вызову для театра или ресторана. А дальше, как уж между собой договорятся. Бывает и согласишься, особенно если деньги нужны.
Люпа замужем. Детей нет – муж не хочет – презервативами пользуется, на всякий случай. Боится. А она сейчас по номерам и не ходит (почти). Не проститутка же. За всё время такой работы всего-то раз 25 на секс соглашалась.
Ручьи
Это район Питера. Самая окраина. Совхоз «Ручьи»…
Вечером подхожу к своей машине, чтобы перегнать её от дома в гараж. Открываю дверцу… В это время к машине подскакивают две девицы:
- Вы не могли бы провезти нас всего метров 500? Очень нужно, чтобы нас не заметили вон те двое мужчин.
Интрижка?
- Садитесь.
Проезжаем мимо мужчин. Те идут по тротуару, мирно беседуют. Оба катят перед собой по детской коляске. Женщины в машине пригнулись, чтобы их не было видно.
Проехали.
Оказывается, это их мужья. Женщины хотели бы от них отделаться на какое-то время.
Я о чём-то пошутил. Они ответили. Завязался ничего не значащий разговор о мужьях, неверных жёнах. Всё в пределах приличия.
- А Вы не могли бы подбросить нас до Ручьёв?
- Да хоть куда!
Покатались по городу. Познакомились. Они двоюродные сёстры, и обеих зовут Ленами. Обе не прочь продлить знакомство. Для высадки пассажирок останавливаюсь в Ручьях на небольшой асфальтированной площадке перед небольшими двухэтажными домами.
- Вот сюда приезжай в любое время. Эти два окна Ленкины, а эти два – мои, - показывает одна Лена. – Посигналишь – мы выйдем.
- Я работаю в универсаме на Энергетиков, - спешит сообщить другая Лена. – Приезжай.
Какую же из них выбрать: ту, которая помоложе и поглупее, или постарше и поумнее?
Через несколько дней делаю пробу. Ставлю машину на площадку и даю сигнал.
Жду. Смотрю на указанные мне окна. Никого нет.
Из подъезда выходит непричёсанная женщина в халате и тапочках. Подходит к машине.
- Открой! – показывает она на дверь.
Открываю. Она плюхается на сиденье:
- Ты не мог бы познакомить меня с каким-нибудь мужиком? У меня сейчас никого нет. Ну, хоть с каким-нибудь, пусть самым завалящим.
- Приехал к своим знакомым. Мужиками не торгую, - смеюсь я.
- Знаю. Ты к Ленкам приехал. Это мои сёстры. Одна, что помоложе, - родная, вторая – двоюродная. Так у тебя есть знакомые мужики, желательно, неженатые?
Женщина, в общем-то, молодая. Одеть, причесать – трахать можно.
- Найдём! – обнадёживаю я страдалицу.
- Найди! Меня Светой зовут. А девчонки на работе. Они водкой торгуют. В универсаме через задние двери покупают и на трамвайном кольце продают. Вечером приезжай.
Водка, как и многое другое, действительно, дефицит. Вот, оказывается, какая профессия у моих новых знакомых.
Перепродажей водки (и не только водки) в ходе «Перестройки» занимались многие. Например, подруги Ольги. Дефицитные продукты они доставали через мясника магазина Юру. Цена (в деньгах) у Юры была божеская, свой процент с женщин он брал натурой. Нужны водка, мясо, колбаса, консервы мясные? Пожалуйста. Сначала посетим кладовку, а потом бери (за деньги, естественно), сколько унесёшь. Принимал Юра только женщин молодых и в меру симпатичных. Иногда заявлял:
- Сегодня вечером сауну снимаю. Приходите обязательно. Иначе дружба навеки врозь.
Подруги Ольги были все женщинами замужними (и не по первому разу), но в сауну шли охотно. Почему бы не сходить? Не убудет. Там выпивка, закуска – в широком ассортименте и бесплатно.
Самцом Юра был изрядным. Одну – на бильярдном столе, вторую – стоя, в душе, третью – прямо в бассейне.
- А ты уходи! Зачем с менструацией припёрлась? Не люблю я этого.
По кругу несколько раз девчонок поимеет в разных позах.
- Я мяса много ем, - объяснял Юра свои сексуальные способности…
Вечером по моему сигналу обе Лены вышли.
На природу отъехали, поговорили. И договорились поехать на дачу в Лаврики, с ночёвкой и, конечно, выпивкой.
- Только ты друга возьми, - смеются сестрёнки, - а то с нами один не справишься.
Я Степана пригласил на эту пьянку, мужа сестры. Мы с ним такие вещи вместе уже проворачивали. Сестре договорились сказать, что на рыбалку едем.
Все покупки я сделал и в багажник сложил заблаговременно. В Ручьях на условленном месте девушек жду. Смотрю, Света идёт, с ней ещё женщина, незнакомая и с ребёнком. Девочке лет 9. К машине подошли. Света говорит:
- Сестрёнки сегодня не могут. Вот меня прислали и Иру, вместо себя. Как? Поедем?
«Степану уже пообещал, - думаю, - Водки закуплено море. Он же, всё едино, тех не видел. Не отменять же мероприятие».
Посадил всю троицу в машину, и к Степану поехали.
Захожу к сестре, а Степан вместе с женой за столом сидит, и оба лыка не вяжут.
- Как же так!? – сержусь, - Степан! Мы ведь с тобой на рыбалку собрались! Я и червей уже накопал.
Степан же пьян настолько, что не понимает, какую чушь несёт:
- Мы же с тобой не на рыбалку, а к ****ям собирались.
Сестра на меня зверем смотрит, пьяная тоже в дымину:
- Зачем же, братец, ты мужа моего совращаешь?
Что делать? Сестру обидел. Напарника нет. Вернулся, девкам всё это объясняю, а они уже настроились.
- Поехали на дачу! Там разберёмся.
По дороге у Светы спрашиваю:
- Мне с кем сегодня спать?
- А с кем захочешь! – смеётся та. – Я, например, не откажусь.
Перед самыми Лавриками происшествие произошло – в грязи застряли.
- Девочки! Подтолкните! Иначе не доедем.
Девочки толкают сзади. Колёса буксуют. Грязь из-под них летит и вся на девчонок. А у Иры плащ белый. Был.
В избушке стол накрыли. Началась пьянка. Что я почти не пью, девчонок не волнует. Водка для них – халявная. Значит, нужно выпить, как можно, больше. Пьют и пьют.
Я устал на них смотреть. Пошёл с девочкой Юлей по деревне прогуляться.
Вернулись. Бабы всё ещё пьют. Так до трёх часов ночи, пока замертво не свалились.
Я Светку выбрал. На кровать к себе свалил. Ира с дочкой на диване устроились.
Света женщина бывалая. Не посмотрела, что рядом подруга с дочкой проснуться могут. За выпивку и закуску сполна расплатилась, как могла. А могла многое.
Утром, едва проснувшись, девчонки спрашивают:
- А водка ещё осталась?
И опять квасить начали.
Плюнул я на них (фигурально) и пошел на второй этаж отдохнуть от этих пьянчужек. Через некоторое время Ира ко мне поднимается:
- Светку всю ночь ублажал, а меня кто будет?
В самый разгар соития не услышали мы, что девочка к нам поднимается. Открыла дверь и спокойно так констатирует:
- Любовью, значит, занимаетесь.
- А почему бы с хорошим человеком не заняться? – вопрошает мать. – Он ведь нас второй день кормит и поит.
Пошла Ира вниз помогать Свете винную посуду освобождать.
- Играть со мной будешь? – спрашивает Юля.
- Во что здесь играть? – оглядываюсь я.
- Давай, ты будешь солдат, а я твоя жена. Ты с войны домой вернулся. Что будешь делать?
- Здравствуй, жена, - говорю. – Я с войны пришёл, есть хочу.
- Сейчас я тебя накормлю, - говорит Юля. – Но сначала обними меня, поцелуй, спроси, не изменяла ли я тебе.
Стал я изображать обнимание, а малявка сама за шею меня обхватила и губы в губы тянется. Пришлось сделать вид, что я этого не заметил. Покормила меня Юля воображаемым обедом и спрашивает:
- А дальше что?
Я смутно уже соображаю, к чему ребёнок клонит, но уточняю:
- А что дальше?
- Чем солдат с женой занимается, если долго её не видел? – спрашивает Юля и тут же сама отвечает для непонятливых:
- Любовью.
Интересные детские игры.
- А ты хоть знаешь, что это такое? – интересуюсь, хотя ответ, конечно, знаю.
- А чем ты ночью со Светкой занимался и с мамой сейчас, когда меня не было?
- Понарошке? - даю я задний ход.
- Конечно, отвечает девочка рассудительно. Потом хитро посмотрела на меня и без всякого стеснения спрашивает:
- А ты как хотел?
Уж больно девочка не по возрасту грамотной оказалась. Я возьми и спроси:
- Ты сама, случаем, уже не пробовала?
Посмотрела девица на меня вопросительно и спрашивает:
- Никому не расскажешь?
- Я похож на болтуна?
- Нет, - мнётся девочка. – Всё равно, не расскажу.
Вижу, что хочется ей поделиться, а боится.
- Неужели с мальчиками в эту игру тоже играла? – стараюсь я ей помочь.
- Нет. К маме дядя Коля пришёл, когда мамы дома не было. Мы играть стали. Не так. По другому немножко… Вот он меня на кровати и разложил. Он же сильнее.
- И мама ничего не знает?
- Да она б меня убила!
- А потом у тебя с ним ещё было?
- Нет. Только с Борькой, соседом. Он уже в четвёртом классе учится.
Ни хрена себе - детское воспитание! Надо, думаю, от такой девочки подальше держаться, а то ещё припишут что-нибудь.
Стал я вниз спускаться, а девчонка испугалась и в спину кричит:
- Вы обещали никому не рассказывать!
Ишь ты, на «Вы» перешла, а то вначале «тыкала».
- Обещал, значит, слово сдержу. Могила! – успокоил я девочку. – Только ты сама об этом больше никому не болтай…
К вечеру водка кончилась, и девушки мои заторопились домой. Я попросил их убраться в помещении. Благодарные девчонки оказались аккуратистками. Посуду помыли и по местам разложили, постели застелили, пол подмели. Даже пыль везде протёрли.
Юля бедная потом долго у меня из головы не выходила. Что-то с нею станет?.. А теперь уже стало.
После этой оргии решил я с ручьёвскими девчонками больше не встречаться. Подвела меня одна оплошность – служебный телефон маленькой Лене дал.
А позвонила большая.
- Светка рассказала, как вы за городом славно погуляли. Мы тоже так хотим.
- Кто «мы»?
- Я и Лена маленькая.
Эти-то, вроде, поинтеллигентнее будут… Короче, согласился.
Теперь к назначенному сроку пришли Лена большая, опять Света и трое деток от 4 до 6 лет: двое – Лениных, одна Светина дочь. А Лена маленькая опять не явилась.
Пришлось по дороге в магазин заезжать, чтобы было чем детей накормить. Геркулес взял, сгущёнки пару банок, яиц, по шоколадке каждому ребёнку. Пусть запомнят доброго дядю.
Детям стол отдельно накрыли.
Пока я этим занимался, женщины стол для взрослых сами оборудовали и, даже не позвав меня, квасить начали.
Через какое-то время к детям зашли и… очень они меня удивили.
- Сгущёнка! – кричат женщины. – Ещё чего! Мы сами хотим сгущёнки… Шоколад? Нельзя. Диатез у них. Мы шоколад сами любим.
Пришлось рассердиться:
- Я для детей всё это покупал! У вас же хватает и водки, и закуски.
- Не надо их шоколадом портить. Им и каши достаточно.
Унесли мамы шоколад и сгущёнку. Обобрали собственных детей. Как их по человеческой шкале оценивать?
Спать с Леной лёг.
- Тебе что в прошлый раз не понравилось? – шутит Света.
У Лены и фантазии больше и такта. Правда, очень она авторитарной оказалась. Загоняла меня до «смертельной» усталости, совсем почти спать не дала, а под утро заявляет:
- Может, Светку хочешь, так сходи.
- Нет, - говорю. – С тобой уже устал.
- Ничего. Постарайся. Что же она обратно нетраханная поедет?
Тут уж я упёрся:
- Сам решать буду, кого и сколько…
Через два дня Лена маленькая звонит:
- Мы с Мариной тоже хотим на дачу съездить.
Из всех сестёр эта Лена самая молодая и красивая.
- Ты меня уже два раза обманула! – сержусь я. – А кто такая Марина?
- Это моя двоюродная сестра. Очень красивая.
- Сколько лет?
- 19.
Есть над чем задуматься. Правда?
- А просто вдвоём слабо? Ты и я. Больше никого. Без детей, сестёр и подруг. Пожалуйста. Если что будет не так, опять целый табор явится, развернусь и уеду.
Согласилась Лена на все мои условия. На этот раз не обманула. Одна пришла… Вот только дача на этот раз занята была.
- Ничего! – не расстраивается Ленка. – Сейчас тепло. Погода хорошая. Можно и на свежем воздухе достойно отдохнуть.
Повёз девушку подальше в лес, в район Матоксы.
На полянке одеяло расстелили. Я к ней обниматься, а она:
- Нет. Давай, как у людей, нормально чтобы. Сначала выпьем, закусим…
Выпили (она – водки, я – лимонад), закусили. Я опять своё получить хочу.
- Не торопись, - успокаивает меня девушка, - сама разденусь. Чего тебе в моём белье копаться.
В отличие от сестёр, Лена маленькая очень темпераментной оказалась, отдавалась с криками и энергичными телодвижениями. Было в этом что-то искусственное.
- Понравилось? – гордо так спросила по окончании. - А ты мне подарок какой-нибудь приготовил?
Не ожидал такой прыти от молоденькой девушки. Лежало у меня в багажнике, на всякий случай, две пары женских колготок. Пришлось их подарить. Лена новые колготки сразу одела, а свои старые демонстративно в кусты выкинула.
- Ты следи, когда у меня стакан опустеет. Я сама себе наливать не буду. Не пьяница какая-нибудь.
После каждого приёма ею спиртного укладываю девушку на спину и получаю своё, заслуженное.
Захмелев, Лена рассказала мне свою нехитрую биографию и взгляды на жизнь.
Девственности лишилась в 15 лет. Светкин кавалер уделал. Затем от парня, с которым встречалась, забеременела, вышла замуж, родила. Всё честь по чести. Но молодая ещё была, гулять хотелось. Муж застукал, морду набил. Лена ушла от него опять к маме. Потом от Сашки забеременела. Он её с чужим ребёнком к своим родителям привёл. Они её не очень хорошо приняли. Скоро она им собственного внука родила.
Сашка сейчас временно не работает. Подрабатывает тем, что чужие автомобили по ночам раздевает. У кого колеса, у кого аккумулятор, фонари или стекло лобовое. Разве это заработок? Родители у него – пенсионеры и денег не дают. Приходится Лене водкой приторговывать.
- Я молодая, красивая и жить хочу красиво, - поясняет мне Лена. – Вот и ищу мужчину состоятельного. Пусть будет старше меня, лишь бы материально поддерживал.
В дальнейшем разговоре выяснилось, что такой мужчина у неё уже был. Цыган. Красивый и денег много.
- Только поматросил и бросил, - жалуется девушка. – Последнее время с Сашкой живём плохо. Родители его, стервецы, жить нормально не дают. Не выпей, домой поздно не приди. А я жить хочу, на дискотеки ходить, с людьми общаться. Вот и болтаюсь между небом и землёй. То к маме уйду, то обратно Сашка меня заберёт. Надоело.
Раза три мы с Леной так вот встречались. Очень она была неточная, забывчивая. Пообещает и не придёт. То «на работе» была, то спала. Подозревал я, что не только со мной она встречается (кроме того, с мужем спит). Чтобы заразы не схватить, прекратил.
Когда в моей машине разбилось лобовое стекло, я через Лену воспользовался Сашкиной помощью. Чужую машину Сашка раздевал вместе с женой. Кроме заказанного стекла супруги притащили аккумулятор. Пришлось взять бесплатно в качестве бонуса…
На какое-то время забыл о жительницах Ручьёв. Случайно в трамвае встретил Свету с молоденькой и довольно симпатичной девушкой.
- Это Марина, моя двоюродная сестра, - представила её Светка.
Думаю, что Марине обо мне рассказывали потому, что взглянула она на меня с явным интересом и с улыбкой, какую дарят лишь старому знакомому.
Бесцеремонно отодвинул Светку в сторону и сразу начал довольно откровенный разговор с Мариной. До выхода из трамвая уже хорошими знакомыми стали.
Марина жила несколько в стороне от своих двоюродных сестёр, в частном деревянном одноэтажном доме, к которому я подъехал уже на следующий день.
С первой встречи Марина не отдалась.
- На дачу отвези. Там и устроим торжественный вечер по случаю знакомства… и ночь. Только продукты заранее не покупай, я девушка разборчивая, вместе выбирать будем.
Разборчивая девушка, кроме всего прочего, купила на мои деньги баночку красной икры, большой торт и пятизвёздный коньяк.
За столом она требовала от меня тосты, восхваляющие её молодость и красоту, отдельно – фигуру, идеальные ножки и т.д. Пришлось терпеть ради торжественного вечера и ночи.
Марина пожаловалась, что в 14 лет её изнасиловал местный хулиган. О случившемся велел молчать, иначе грозился поджечь их дом, а её прирезать… Очередная плаксивая сказка для последующих кавалеров, которых потом было немало.
Интересно, почему-то по второму разу никто из сестёр на дачу не просился. Скорее всего, они считали, что вторично меня уже не развести.
Подходило время очередного отпуска, и я пригласил Марину поехать в Крым.
- С палаткой. Без удобств, - предупредил её заранее, чтобы потом это не стало для неё обидным сюрпризом.
- Конечно, согласна! – обрадовалась девушка, - Я никогда ещё не была в Крыму. С палаткой! Это так романтично! Только в чём ехать? Придётся тебе раскошелиться хотя бы на купальник, босоножки, сарафанчик…
Билеты на поезд куплены. Маринин билет я вручил ей, чтобы жена «случайно» не обнаружила его в моих карманах. Проверяла она их регулярно.
В назначенное время жду Марину на платформе… Что такое? Вместо Марины за 20 минут до отхода поезда я вижу Свету, приближающуюся к нашему вагону.
- Приветик! – улыбается Светка. – Маринка просила передать, что дико извиняется. У неё изменились обстоятельства. Поехать с тобой она не может. Вот и отдала билет мне.
В те времена билеты не выписывались на определённое лицо. Их можно было перепродавать, передавать друг другу и т.д., как сейчас в электричке.
Такого хода конём я от сестёр не ожидал. Послать Светку подальше и ехать одному?.. А потом на берегу искать себе случайную женщину?.. Кто будет охранять палатку, когда пойдешь в магазин, поедешь в город?.. Чёрт с ними! Пусть уж лучше едет она.
Когда в Курортном Светка тоже стала канючить, что ей нужно одно, другое, я заявил твёрдо:
- Я тебя не звал. Будешь ныть, выпрашивать что-либо, уйду и оставлю одну или отправлю обратно. Вот тебе море! Вот тебе солнце! Пользуйся и молчи.
Стоит ли говорить, что денег у неё не было совершенно. Кроме того, что было на ней, она ничего не привезла. Купальник и зубную щётку пришлось ей всё-таки купить.
Ни море, ни солнце Светку не интересовали. Только еда. Я постоянно слышал от неё:
- Я есть хочу!
- Когда мы есть будем?
- А что у нас на ужин?
При этом в приготовлении пищи Света не участвовала совершенно. Она не умела ни чистить картошку, ни сварить макароны или кашу. Принести воды, собрать хворост для костра, помыть посуду её было не заставить. И это мать двоих детей!
По ночам Света отдавалась покорно, с какой-то рабской усмешкой:
- Получай. Говна не жалко.
Через три дня стоянки на берегу ночью разразился шторм. Мою старую, видавшую виды палатку, порвало на клочки без всякой возможности восстановления.
Надо было снимать жильё. Для этого поехали в Юркино.
Там эта канитель продолжалась. Света почти не ходила на море, целыми днями лежала на диване, не читая книжек, не слушая даже радио.
- Я приехала отдыхать, - заявляла она на мои упрёки.
В магазины и на рынок ездил я, готовил тоже я, поддерживал отношения с хозяйкой опять же я. Света могла только канючить еду, есть и лежать на спине, когда мне потребуется. Разговаривать с ней было не о чем. Она могла рассказать, как торговала водкой и сникерсами. Как-то Света умудрилась рассказать мне даже анекдот:
- Сникерс спросил у Марса: - Ты Баунти трахал? – Да, - ответил Марс. - Райское наслаждение.
После рассказа она долго смеялась, повторяя анекдот целиком и по частям.
Об оставленных дома детях Света не вспомнила ни разу, а ведь младший был калекой и требовал особого ухода.
От неё я узнал, что их семья живёт в однокомнатной квартире хрущёвского дома. Состоит семья из матери, трёх дочерей (Света, Лена и маленькая Наташа) и четверых детей (по двое у Светы и Лены). Кроме этого, в доме ночуют: очередной мужик матери и часто меняющиеся «мужья» старших дочек. Всего до 11 человек. В большинстве все спят на полу.
- Так тесно, - смеётся Света, - что иногда Ленкин парень, сходив в туалет, возвращается и ложится со мной, или наоборот, мой мужик лезет на Ленку.
Почти все дети писаются. В этом я сам убедился, когда привозил их на дачу.
Мой отпуск был испорчен. Несколько раз предлагал Свете поехать домой, к детям.
- Здесь всё равно благами юга не пользуешься.
- Как же не пользуюсь? Отдыхаю. Загорела вот. Фрукты кушаю. Питаюсь хорошо. И мужик под боком.
Пришлось из-за неё свернуть отпуск раньше намеченного срока.
А вот как при встрече объяснила Марина свою невозможность поехать со мной:
- Давно это было. Мать с мужиком встречалась. А он, когда к нам пришёл, меня увидел и сразу влюбился. Представляешь! С матерью в одну постель лечь отказался. Всю ночь у меня в ногах просидел, ножки мои гладил и целовал. Пытался рядом лечь, но я его прогнала.
Долго он так ходил за мной. Мать-то вроде даже не обиделась. Рукой на него махнула. Он ей объяснил: влюбился с первого взгляда, жить без неё не могу. Цветы, конфеты, вино постоянно приносил.
Я тоже не железная. Сначала упиралась, потом сошлись всё-таки.
Он работал проводником на железной дороге. Чаще всего во Владивосток ездил. Неделя – туда, неделя – обратно. Две недели его нет, потом появляется. По дороге проводники водкой торгуют, сигаретами, подсадят там кого без билета. Большие деньги мужик имел. Как приедет – гуляем, пока ему опять в рейс ни ехать. Подарки дорогие делал.
Позвал он меня с собой, прокатиться, страну посмотреть, развеяться.
Я поехала.
Поначалу всё было хорошо. Квасили с утра до вечера и ночью тоже. Водки! Пей! Не хочу! Не в одиночку, конечно. То у одного проводника в купе соберёмся, то у другого. Заметила я, что бригадир на меня сразу глаз положил. А от бригадира зависит в поезде многое. Он разрешение даёт пассажира без билета посадить, он же продажей водки и сигарет заведует. Знает всегда, где купить чего, где потом продать с наваром.
Я тоже на него поглядывать стала. Он мне шепнул: приходи. Я и пришла. А мой-то заметил. Или подсказал кто. Люди – сволочи! Чужому счастью завидуют.
К своему обратно возвращаюсь, а он, пьяный-то, давай меня материть по-всякому, а потом разошёлся и лупить начал. Здорово мне тогда досталось: морда в крови, тело в синяках. Вырвалась я кое-как из его купе, к бригадиру прибежала. Тот меня у себя оставил. Бригадир-то в годах. Семья у него. Двое детей. А тоже влюбился. Развестись обещает, на мне жениться. Теперь, как из рейса приходит, не домой идёт, а ко мне. Гуляем почище, чем с тем, молодым. У бригадира дохода больше…
Разговор происходил в машине. Марина выскочила ко мне в тапочках и в халате.
- Вот и сейчас он у меня. Спит. Потому и вышла к тебе. Скоро уже в рейс уедет. Тогда и приезжай. Две недели свободна буду.
Читающий думает, что я, рассердившись, выгнал Марину из машины и уехал навсегда. Почти, но не совсем. Отъехали подальше. Я Маринку на сиденье разложил, попользовался и назад отвёз. Назло бригадиру. Больше, конечно, не приезжал.
Ещё о двух эпизодах расскажу, с Ручьями связанных и сексом.
Была у этих девчонок ещё одна сестра. Маша. Про неё сестрички говорили, что Маша, в отличие от них, женщина честная, мужа своего, татарина, любит и не изменяет ему никогда. Как-то, когда мы с Мариной ещё в нормальных отношениях были, Марина попросила меня:
- Свози, пожалуйста, Машу в Бугры. Надо ей там у родственников что-то взять. Это недолго.
Посадил я Машу, везу в Бугры, на неё поглядываю. Симпатичная женщина, молодая, не больше 24 лет. Полновата чуть, но ей это к лицу, сексуальности добавляет. Так и тянет меня к ней, но помню: Маша строгих правил, если мужу никогда не изменяла, то с первого раза, зная о моих похождениях с сёстрами, не даст. Она тоже на меня поглядывает, улыбается. Дырочки на щёчках такие аппетитные!
- Много о тебе слышала, - говорит Маша, - Кобель ты. Всех наших девок перепробовал.
- Нет, отвечаю, - не всех (и смотрю на неё жадно). – Тебя ещё не пробовал.
Руку ей выше колена положил и ногу сжал.
- А хочешь? – спрашивает Маша, и вижу я, что сама она уже завелась и ждёт только, чтобы я взял её.
Руль направо повернул. Съехали чуть в сторону с дороги. Обнял я Машу, целую, тело её упругое руками ощупываю. У неё уже глаза закатились. Готова. Даже раздевая её, получаю удовольствие от предвкушения. А когда овладел… Райское наслаждение!!! Она тоже так и светится. Оба счастливы.
Получили удовольствие и дальше поехали, к родственникам.
- Только смотри, никому ни слова! – наставляет меня Маша. – Я женщина строгих правил. Первый раз так получилось. Сама не знаю, что на меня нашло.
Верить – не верить?
Никому! – смеюсь. – Конечно. Только мне одного раза мало. На обратном пути продолжим.
- Может, не надо?
Промолчал.
На обратном пути там же остановились. Маша молчит. Сиденья начал раздвигать. Молчит. Раздел. Молчит. А вот во время процесса совсем не молчала. И когда кончили, призналась:
- Так хорошо ещё никогда не было. Но молю, больше не приезжай. Забудь.
Ни слова тогда никому об этом не сказал. Сейчас впервые признаюсь.
Второй эпизод опять с машиной связан. На Кондратьевском проспекте девушка мне проголосовала. Остановился.
- Подвезёте? Только денег у меня нет.
- Подвезу! – смеюсь. – А куда?
- В Ручьи, - заявляет девушка. – Знаете, где это? Можно в посёлок не заезжать, на кольце трамвая высадить.
- Знаю я Ручьи. Знакомых у меня там много.
Стал я девчонок перечислять, а пассажирка моя смотрит на меня удивлённо:
- Так это всё сёстры мои двоюродные! Откуда Вы их знаете?
Стал я ей кое-что про девчонок рассказывать. Не о сексе, конечно, а просто характеризовать каждую, подтверждая рассказы смешными историями. Она слушает, смеётся. Не заметила, как Ручьи проехали. А возможно, заметила и сознательно промолчала. Довёз я её до самого Медного озера. Там, на старых задолбанных местах мы с ней поближе познакомились.
У кого спросить, остались ли ещё двоюродные сёстры в Ручьях, мною не обслуженные.
О морковках
Так мой приятель Лёня совсем молодых девчонок называл. В литературе их нимфетками зовут…
Поздно вечером на машине возвращаюсь в гараж на проспекте Руставели. Начало марта. Поздняя зима или ранняя весна. Сильный ветер кидает в лобовое стекло мокрый снег. Мостовая не расчищена, но есть колея, а тротуара нет вообще – по обеим сторонам дороги пустыри. Фонарей нет, и я вижу только то, что освещается светом фар. Погода такая, что хозяин поленится собаку из дома выпустить; пусть лучше на лестнице нагадит.
Вижу, впереди справа замаячило тёмное движущееся пятно. Сбросил газ… Это человек. Занесённый снегом, он съёжился и обернулся назад. Боится, как бы я на него не наехал. Рука чуть приподнята. То ли голосует, то ли нет. Жалко бедолагу. Остановился, открыл окно.
- Садитесь, подвезу.
Оно двинулось к дверце, неумело залезло в машину. Похоже, женщина и даже девушка.
- Куда Вас подвезти?
Ответ неожиданный:
- А всё равно. Мне идти некуда. С мамкой поругалась. Она меня из дома выгнала.
Вот те на!
- Я в гараж еду. Это недалеко. Где же Вас высадить? Есть родственники или друзья?
- Друзья есть, но как я к ним пойду? Что скажу? Поздно уже. Ночевать всё равно никто не оставит. А у Вас в гараже нельзя? Мне бы только до утра.
Перебираю в уме варианты.
А) Оставить в гараже у охраны.
Они вечером, как правило, пьют, ночью спят. Могут быть неприятности.
Б) Отвезти домой.
Да жена голову мне оторвёт – подобрал на улице кого попало и привёз в дом.
В) К знакомым.
Ещё хуже. Посреди ночи вломился. Возьмите на постой, сам не знаю, кого.
Г)Переночевать вдвоём в машине.
Холодно. Замёрзнем.
Д) Может, на дачу?
- А сколько тебе лет?
Отвечает не сразу. Решает, что лучше сказать…
- Семнадцать.
Интересно, скинула или прибавила?
- Могу только предложить поехать на дачу. Не мою, чужую. Там переночевать. Но это далеко.
По-моему, намёк довольно прозрачный.
- Поехали, - даже не задумываясь, говорит она.
- Ещё раз повторяю: ехать далеко, и кровать там только одна.
Теперь перерыв побольше, но ответ тот же, хотя не так уверенно:
- Поехали… Но у меня менструации.
Значит, поняла и согласна.
Заезжаем к Сашке. Пока я хожу за ключами, может, она выйдет из машины и уйдёт? Хорошо бы. Не нравится мне это приключение…
Девица сидит на месте. Даже с надеждой спрашивает:
- Ну, дали ключи?
Сама не уйдёт, а выгнать куда?
- Нет. Ключи у другого.
Едем к другому пользователю дачей. Сашка ему уже позвонил. Благополучно забираем ключи и едем за город.
В машине комфортно: тепло, по радио идёт передача о Лермонтове.
Пытаюсь завести разговор на эту тему. Она слышала, что это такой писатель.
- Поэт, - поправляю я.
- Ну, да. Поэт, - соглашается она.
Постепенно разговорил.
Зовут Марина. Есть и друзья, и подруги. Даже много. А вот переночевать не у кого.
Интересуют её больше всего вопросы пола. Боится, что передумаю и выгоню? Видимо, да. Я, в течение поездки, уже несколько раз предлагал ей вернуться домой. Ни в какую!
- Моя подружка Наташка с 12ти лет трахается с парнем. А сейчас залетела. Не знает, что делать.
- Замуж выходить за того парня, - свободно решаю я этот вопрос. – Не делать же аборт.
- Наташка считает, что у неё самая большая грудь… А у меня больше.
Что отвечать на такие реплики, не знаю. Стараюсь лучше рассмотреть нечаянную подругу. Иногда мне кажется, что она старше сказанного возраста, а как откроет рот, моложе.
Марина взапой спешит рассказать мне, как и по сколько они в компаниях выпивают, чем занимаются пьяными.
- И куришь? – интересуюсь я.
Мнётся:
- Иногда. Мать, если унюхает, ругается. А у тебя есть сигаретка?
- Не курю и другим не советую, - парирую я. – С курящей девушкой целоваться, что пепельницу грязную облизывать… Парни у тебя были? – решаюсь я задать основной вопрос.
- Были, конечно! – как-то излишне быстро, будто стараясь уверить меня в этом, отвечает она. Обычно таких вещей стесняются и отвечают не сразу.
Привычный шум мотора вдруг изменяется, а потом машина останавливается.
Выхожу, открываю капот, ищу неисправность. Кстати, есть возможность рассмотреть Марину целиком.
- Ну-ка выходи, Поможешь.
- Я ничего не умею.
- Выходи, выходи. От тебя уметь не требуется.
Вышла. Девица – как девица. Высокая. Ноги в брюках. На плечах пальто. Особо ничего не увидишь. Грудь большая, говорит. Не разглядел.
Остановились мы в посёлке. Навстречу идёт автобус. Он направляется в город.
- Может, пересядешь? Я денег дам, - использую я последний шанс. – Машина может не завестись.
- Нет! Нет! Я с тобой!
Вот уже на «ты» перешла. Впрочем, я это первым сделал.
Ушёл автобус. Нашлась неисправность. Поехали дальше.
На даче холодно. Надо затопить печь, принести воды из колодца, дров с улицы.
- Есть хочешь?
- Очень.
В шкафу находится только банка баклажанной икры, сахар, соль. Но у меня в багажнике всегда небольшой запас. Достаю шоколад, хлеб, бутылку дешёвого вина…
От вина Марина отказывается. Не принуждаю. А говорила, что может много выпить. На еду набрасывается с жадностью.
Трещит огонь в печи. Готов чай. В помещении становится теплее, уютнее.
- Снимай пальто и обувь, - говорю беспрекословно. – Есть закончишь - стели постель. Поздно уже. Спать пора.
Сам я занимаюсь печкой, чтобы всю ночь было тепло.
Сняты пальто и обувь. Разобрана постель. Девушка с ногами сидит на кровати.
- Раздевайся дальше. Снимай всё. Посмотрим твои большие титьки, - смеюсь я.
Она просительно смотрит на меня:
- Может, не надо? А?
- Что ж, в брюках спать?
Девушка, не споря, снимает брюки. У неё, действительно, эти дни. На белых трусах – кровяное пятно. Она начинает снимать трусы. Появляются волосяной хохолок и прокладка.
Захотелось сказать: «Сняла бы сначала свитер». Но я молчу, не хочу прерывать процесс раздевания.
Оставшись в одной майке, она начинает хныкать:
- Я тебе наврала. Я девушка, девственница. Парни только пытались меня трахнуть, но я не дала.
- А про подруг тоже наврала?
- Нет. Любка уже не девочка и Ленка. У Зойки уже второй парень, про Наташку я правду сказала: она беременна. А у Верки взрослый мужик. Он ей денег всегда даёт. Нинка с родным братцем еб….. Целок – только я да Светка. И то у Светки Колька всё время просит, и она ему дать собирается.
- Трусы-то надень. А то всю простынь перепачкаешь. Ложись. Там видно будет, - ещё пытаюсь убедить я скорее сам себя, хотя уже понимаю: здесь мы пролетели. Я не хочу и, по правде сказать, не могу насиловать женщин.
Мы ложимся в одну постель. Марина сначала отворачивается, затем доверчиво поворачивается ко мне:
- А титьки ты хотел посмотреть.
Свевт уже потушен. Рукой нащупываю её груди, одну, вторую. Они, действительно, не маленькие. Обнимаю девушку, целую, и она отвечает мне. Уж ни о чём не думая, подминаю её под себя…
- Пожалуйста, туда не надо, - пищит она из-под меня.
Всё пропало мгновенно. Что я делаю? В тюрьму захотел? На чёрта мне сдалась малолетка!
- Спи! – почти кричу я. – Отвернись!
Она пытается сказать мне что-то хорошее, утешить, но у меня уже не то настроение.
Странно, но заснул я быстро и проснулся только утром. Глянул на часы – опаздываю!
Разбудил девчонку:
- Скорей! Скорей!
Обратной дорогой мы разговаривали, как хорошие, добрые знакомые.
- Ты можешь покатать меня по городу, памятники показать, церкви всякие? – попросила она.
- Могу.
- А можно, я своих подружек приведу. Пусть тоже посмотрят памятники… и на тебя. Какой ты у меня хороший.
- Почему это у тебя?
- Мы же теперь любовники. В одной постели целую ночь провели.
- Я ведь тебя не трогал.
- Ну и что? Всё равно, теперь ты мой любовник. Вот девчонки позавидуют!
Согласился. Договорились встретиться вечером, после моей работы.
- Ищи себе ночлег. В следующий раз я тебя на дачу просто так не повезу, любовница.
Дал девчонке денег, рассказал, где лучше провести время, где дешевле поесть.
А вечером…
Как договаривались, подъехал на машине к метро «Академическая». Иду, ищу глазами… Вот чёрт! Куда бы спрятаться?
Навстречу идёт Маринка. Она выглядит совсем по-другому, это девчушка-подросток в коротенькой, чуть прикрывающей попку, юбчонке, на стройненьких, вполне приличных ножках лакированные (совсем не по сезону) туфельки… А рядом… две девчонки из детского сада. С кем я связался?! Мне даже стыдно к ним подойти, но Маринка ведёт их на меня, счастливо улыбается:
- Вот познакомьтесь, мой Юра. А это мои подружки: Наташа и Света.
Наташе не дашь больше 12ти, а Света выглядит лет на 8-9: тощие ножки, тонкая шейка, ручки, как у куколки; видно, что девочка систематически недоедает.
Скорей, скорей в машину! Чтобы, не дай Бог, меня никто не увидел с этим детским садом. Сейчас покатаемся, но о следующем разе не может быть и речи!
Показал детям Петропавловскую крепость. У Артиллерийского музея лазали по пушкам. Осмотрели Медный всадник и Исаакиевский собор. Везу их домой.
- А теперь за город! - заявляют они. – Расслабиться!
Не стал отказываться. Экскурсия продолжается. Доехали до Лахты. К Гром-камню на машине не проехать – нет дороги. Снег – почти по колено.
- Пойдём пешком, - зову я девчонок.
Соглашается одна Светочка. У Маринки – летние туфли, ей по снегу не пройти, а Наташка ссылается на беременность.
- Ты беременна? – удивляюсь я. – Ты же совсем дитя.
- Уже два месяца! – гордится Наташка. – Осуждаете?
Что ей ответить? Осуждаю? – Дружба врозь. А приятно, когда тебе доверяют.
- Если у вас такая любовь… - рассуждаю я туманно.
Метров 150 мы со Светочкой пробираемся по снегу, чтобы посмотреть Гром-камень, от которого откололи кусок для Медного всадника.
Девочка внимательно меня слушает, но она совсем замёрзла. На ней куцое, с короткими рукавами, пальтишко, шарфа на тонкой, как у гуся, шейке нет, а раздолбанные сапожки просят каши. Ребёнок совсем запущен.
На обратном пути беру Светочку на руки. Она обнимает меня за шею, прижимается щекой к щеке. Девочка, видимо, не знает родительской ласки.
Ещё через несколько шагов она целует меня в щеку и пытается достать губами до моих губ.
- Я тебя люблю! – шепчет ребёнок.
- Светочка! Ты же ещё совсем маленькая. Тебе рано ещё думать об этом.
- Мне, как и им, уже 13 лет, - заявляет Светочка. – Колька уже давно просит, чтобы я ему дала, а я ждала тебя, - шепчет мне в ухо Светочка. – Хочешь, отдамся прямо сейчас, в машине, при них? Я ничего не боюсь… Хочу тебя! – снова ласково и страстно шепчет она. - Ну, целуй же меня! Целуй! Ещё сильнее. По настоящему!
И целовал. Страстно. Чтобы не обидеть человека, стремящегося к любви и ласке.
- А как же Маринка? Она сказала, что ей 17 лет, пытаюсь я добиться правды.
- Врёт! – сердится Светочка. – Она всегда врёт. Она обманула тебя и будет обманывать. Ты ей денег дал, а они с Наташкой бутылку купили и остались для того, чтобы сейчас её выпить.
Действительно, когда мы со Светой добрались до машины, девчонки были уже навеселе.
- Замёрзла? – смеялись они над Светой. – На, выпей! Согреешься…
- Я сяду на переднее сиденье! - заявляет вдруг Света. – Ты, Маринка, его не любишь и обманывать будешь, деньги выманивать. А я буду так любить!.. Потому что он человек хороший, добрый. Мне никаких денег не надо.
Что тут началось! Настоящая перепалка, как у взрослых баб.
Маринка кричит:
- Я всё твоему Кольке расскажу. Он тебе морду набьёт. Ты же ему уже обещала. А этого я нашла. Он мой. Я могла ему сегодня ночью отдаться, если бы захотела.
Я не вмешивался. Маринка на переднее сиденье села.
Высадил девчонок около их дома. Даже следующую встречу назначили, но я, про себя, твёрдо решил: знакомство прекратить. Так что следующего раза не было…
Около дома, где живут эти девчонки, находится хороший магазин. Мне часто приходится заезжать туда. Иногда кто-либо из них узнаёт меня, подходит, здоровается, даже просит ещё раз прокатить их. Иногда отказываю, если есть настроение, могу и немного прокатить.
Девочки делятся своими новостями. Наташка сделала аборт и рассталась со своим парнем, зато напропалую даёт другим. Светочка уступила Кольке, теперь они почти законная пара. Маринка ходит на рискованные свидания с «хачиками», несколько раз её чуть не изнасиловали, но «чуть» не считается, она всё ещё девственница, единственная во дворе.
Встречи такие бывают нечасто. Так проходит несколько лет.
В очередной приезд к машине подошла стайка девчонок-подростков во главе с Наташкой.
- Прокатите!
- Отвезите нас куда-нибудь!
Вдруг кто-то произнёс:
- Любка!
Девчонки сразу затихли и все повернулись в одну сторону. К машине подходила их ровесница. Но она не была похожа ни на порхающую бабочку, ни на щебечущую птичку, как другие девочки. Её лицо, фигура, походка излучали собственное достоинство, даже величие, и пренебрежение к мелюзге, толкающейся на пути. Выглядела она гораздо старше своих лет. Такие выдающиеся формы бывают не у каждой женщины. Для мужчин такое тело очень притягательно, особенно в обтягивающих кофточке и лосинах.
- Освободи место! – сказала она девчушке, успевшей занять переднее место в машине. Тон не допускал отказа.
- Привет! – кивнула она мне, усевшись рядом. Слышала о тебе, но никогда тебя не видела…
Повернулась и дала команду девчонкам:
- Трое на заднее сиденье, остальные – во двор.
Тем же тоном мне:
- Поехали! Куда ты направился?
Хотелось осадить её, показать разницу между мной и ею. В то же время было интересно, как поведёт она себя дальше? Почему она обладает такой властью над сверстницами?
Я уже понял, что это та самая Любка, которая родила в 15летнем возрасте. Девчонки рассказывали о ней не как о пострадавшей, обманутой, обиженной судьбой, не как обозлённой на всех и вся, а как о предводительнице во всех каверзах, пройдохе во всех мошенничествах, безжалостной бандитке в драках, обманщице парней и взрослых мужиков, которых она выбирала себе сама.
Минут 30 мы где-то ездили, а когда вернулись, Любка спросила:
- Ты не мог бы поучить меня водить машину? Я уже пробовала, и получалось неплохо. В долгу не останусь! – многозначительно произнесла она последнюю фразу.
На другой день я ждал её в назначенном месте у магазина. Любка не опоздала.
Когда она уже садилась в машину, один из трёх мужчин, стоящих у магазина, крикнул ей: - Любка! Ты куда?
- Пошёл ты… - ответила ему Любка, хлопнув дверцей.
- Это кто, отец? – спросил я.
- Муж! – сердито произнесла моя несовершеннолетняя спутница. – Я его от тюрьмы спасла… Договорились: он не будет вмешиваться в мою жизнь, я – в его. Так нет. Лезет постоянно: - Дай сыночка показать!.. Где была?.. Куда пошла?..
По дороге Любка попросила:
- Кока-колу купи, пожалуйста,
Когда у магазина я вышел из машины, она крикнула вслед:
- Большую бутылку… и пачку Мальборо.
Тренировались в вождении мы на заброшенном стадионе воинской части. Она была хорошей ученицей.
После часа вождения Любка объявила перерыв. Выпила Колы, покурлила, оценивающе посмотрела на меня:
- Что ж, пора расплачиваться, - произнесла спокойно и стала снимать лосины.
Останавливать её я, естественно, не собирался, хотя мысли кое-какие приходили: с одной стороны, она малолетка и, трахнув её, я переступлю Закон; с другой, она замужняя женщина, следовательно, имеет право трахаться.
Прямо во время процесса совокупления Любка попробовала закурить. Я воспротивился. Тогда она стала рассказывать анекдот. Это сбивало с ритма и раздражало. Пришлось попросить:
- Прекрати издеваться.
Любка рассмеялась:
- Я всегда рассказываю анекдоты в неподходящий момент. Даже медикам во время аборта. Они обалдели. Орать на меня стали. А я попросила закурить…
После этого случая мы с Любкой больше не виделись…
Подкатив как-то к магазину глубокой осенью, опять оказался в плену девчонок. Дежурят они там что ли?
Изрядно повзрослевшая Наташка села рядом.
- Слушай! Отвези нас на дачу, как тогда Маринку. Выпьем. Потрахаемся. Мы уже не маленькие. Ты же с Любкой не испугался.
- У тебя ведь парень есть. Аборт уже от него делала! Какого хрена тебе ещё надо?
- Так потусить! Не хочешь меня, выбирай любую. Вон они стоят.
- И любая поедет? Даже Ленка?
= Конечно. Она совсем недавно начала. Симпатичная, правда?
Я не удержался:
- Если Ленка согласится, поедем.
- Согласится. Ещё сосать будет, - уверяет меня Наташка и направляется к девчоночьей группе.
После недолгих переговоров Наташка с Ленкой садятся в машину.
- И я согласна! – кричат другие девочки, пытаясь открыть дверцу машины.
На даче мы растопили печь, хотя было уже тепло. Наташка с Ленкой сварганили отличный ужин.
Находясь в сенях, услышал разговор девушек между собой:
- Наташка! Я с ним трахаться не буду. Он старый.
- Ты же согласна была. Зачем тогда, дура, ехала? Мы бы другую взяли.
От горячей печи в помещении становится жарко.
Спать ложимся в одну постель. Ленка, в лифчике и трусиках, - у стенки, я – в середине, Наташка, абсолютно голая, - с краю.
Свет выключили, но огонь от печки освещает комнату. Интим.
Мы с Наташкой поворачиваемся друг к другу, обнимаемся, возбуждаемся, и вот процесс уже пошёл. Нравится это Наташке, или она старается мне угодить, но поленом она не лежит, старается, как может.
Ленка лежит лицом к стене, но, услышав создаваемый нами шум, поворачивается и наблюдает, кажется, с интересом. Что ж, пусть посмотрит. Предлагаю Наташке сменить позу… Потом ещё… и ещё.
Удовлетворенные, отваливаемся друг от друга.
Я отдыхаю на спине. Ленка опять отвернулась к стенке. До чего же она привлекательна! А сзади особенно.
Осторожно глажу её по спине. Не встречая отпора, обнимаю, через лифчик нащупываю небольшую грудь, расстёгиваю крючки на спине. Теперь живая, тёплая грудь помещается в моей ладони. Я играю ею, то сожму, то отпущу, то легонько тереблю пальцами сосок.
Ленка молчит и тяжело дышит. Тело её начинает вибрировать. Попка оттопыривается м прижимается ко мне в самом интересном месте. Ощутив мою готовность, она прижимается ещё сильнее, и теперь я слышу то ли урчание, то ли стон.
Она всё ещё лежит ко мне спиной. Пропустив руку у неё между ног, прижимаю попку ещё сильнее к себе.
- У – у – у! – раздаётся всё громче.
Сзади меня смеётся Наташка:
- Да начинайте скорее, олухи! Видишь, девка уже терпеть не может.
Опускаю Ленкины трусики вниз к коленям, наши органы встречаются, Небольшое усилие – и мы уже любовники.
Утолив первый голод, поворачиваю Ленку на спину, снимаю с неё трусики и сую их под подушку (утром мы будем долго их искать). Совокупление продолжается классическим способом. Девочка всё так же то ли рычит, то ли визжит от удовольствия.
Всё! Отдых…
- Я ещё хочу! – теребит меня Наташка. – Так, как в первый раз.
Теперь Ленка, не стесняясь, смотрит на нас. Наташка командует:
- А ещё вот так!..
Скатившись с Наташки, поворачиваюсь и вижу прекрасное, зовущее Ленкино тело…
Сколько мужчина может?!
Мы с Ленкой повторяем упражнения, только что проделанные с Наташкой.
Если Наташка отдаётся, как ученица, пытающаяся угодить учителю, то Ленка делает это, по-моему, с животной страстью, вообще ни о чём не думая.
Кажется, я задремал. Но что такое? Ленка сама трогает меня за потаённое место алыми влажными губками, пытаясь возбудить ещё раз.
До чего она хороша!
Теперь я встаю на пол, кладу её поперёк постели, за ноги подтягиваю к краю. Мне видны все её интимные места, все подробности полового акта.
Наташка тоже просыпается.
- Смотри, Наташа, как Ленка хороша! Какое тельце! Талия! Грудки!
Нравится? – смеётся Наташка. – Я же говорила: хорошо будет. Я тоже так хочу. Можешь?
Конечно, Наташкино тело не сравнить с Ленкиным. Оно полновато, дрябловато. Ощущение красоты при работе с ним проходит, но я сегодня ночью на взводе. Возможности мои сегодня безграничны. Просьбу Наташки добросовестно выполняю.
Каждый раз, посмотрев на Ленку, я восхищаюсь и возбуждаюсь. Целую её тело, а когда дохожу до того самого места, раздаётся крик высшего женского удовлетворения.
- Я тоже так хочу! – кричит опять Наташка. – Почему опять только Ленку?
Рассвет застаёт нас обессилевшими. Надо вставать. Сегодня рабочий день. У каждого из нас свои дела.
- Где мои трусы? – хнычет Ленка.
Не могу видеть её голой.
- Подожди! – прошу я. – Не одевайся.
И обладаю ею ещё раз. Последний.
- Я тоже ещё хочу! – по-прежнему тянет Наташка.
- Потом, - говорю я ей. – Опаздываем…
…При прощании хотел назначить Ленке свидание, но она выскочила у своего дома из машины и убежала…
- Мне так хорошо ещё никогда не было! – заверяет меня Наташка. – Я впервые испытала оргазм. Даже три раза. Когда приедешь к нам ещё? Ты сказал «потом», а когда это?
Что со мной? Я опять готов к бою.
- Сейчас! – обещаю Наташке, - и мы едем в гараж, закрываемся изнутри, девчонка получает своё. Слово надо держать…
Примерно через месяц в центре города встречаю Ленку в Гостином дворе. Она с подружками.
- Лена! – успеваю позвать я, но она, смеясь, пробегает мимо. То ли не узнала меня, то ли не захотела вспоминать ту бурную ночь…
Сейчас, как и раньше, на государственном уровне стараются бороться с ранней половой жизнью подростков. В первую очередь, имеются ввиду девочки. Опять ужесточаются законы. И это правильно. Жаль только, что положения это не изменит. Девочки этого хотят. Сами хотят. Особенно на это влияют два фактора: раннее физическое (по сравнению с мальчиками) и социальное развитие. Способность рожать у большинства девочек появляется в 12 лет. В Африке они не только могут, но и активно рожают в этом возрасте.
А раньше? Заглянем к классику: «…а было мне 13 лет» - говорит няня Татьяне. От того же классика в 15 лет родила сына Павлика Ольга Калашникова. У Маркеса в «Сто лет одиночества» замуж выдают 10летнюю девочку.
Под социальным фактором я подразумеваю влияние окружения. Особенно подталкивают к этому телевидение, литература и разговоры о сексе во дворе, в школе и дома. Секс показывается на экране, он воспевается, к нему открыто призывают, хотя бы в той же передаче «Дом-2».
Чаще всего не девчонок соблазняют развратные мальчики и мужчины, а девочки сами соблазняют вторую половину человечества.
Несколько наблюдений и фактов из собственной жизни.
В Хабаровске моей соседке по коммунальной квартире было 12 лет. Я видел, какими глазами она смотрела на меня 22-23летнего мужчину. Она постоянно заходила в мою комнату, затевала игры, в которых нужно было хватать друг друга, бороться, залезала на меня верхом, садилась мне на шею или на колени, тёрлась щекой о щеку и подставляла губы для поцелуя. Если после ночной смены я днем ложился спать, она забиралась ко мне под одеяло, изображая непонятливого ребёнка. Намёки «попробовать» я получал регулярно.
В те времена мне нетрудно было удержать себя. Влечения к Ляле я не испытывал.
С возрастом такое влечение появилось и развивалось. Приходилось в определённых ситуациях сдерживать себя, вспоминая возможные неприятности и Уголовный кодекс…
…Купаюсь и загораю в Озерках. Народу много. Рядом две девочки копаются в песке.
- Ещё нашла, - сообщает младшая. – Ещё 10 копеек.
Старшая начинает копать более интенсивно, но безрезультатно.
- Осталось найти ещё 15 копеек, - громко вещает младшая, глядя в мою сторону.
- На что вы собираете? – вынужден поинтересоваться я.
- На мороженое, - говорят они, переглянувшись.
- Где его продают? – удивляюсь, глядя вокруг.
- Мы знаем где. Вон там, за холмом.
Достаю рубль.
- Купите себе по мороженому и мне тоже.
Девчонки убегают, оставив свои несложные вещички. Возвратившись, они отдают мне мороженое, добросовестно отсчитывают сдачу.
- А где же ваше мороженое? – спрашиваю я с удивлением. – Неужели так быстро съели?
- Да, съели, - подтверждают они.
Через какое-то время девочки отходят, и я вижу, как они курят, спрятавшись между корнями сосны.
- Так вот на что вы потратили деньги, которые я вам дал! Неужели дым сигареты приятнее мороженого?
- Мы давно курим. Остановиться уже не можем, - доверительно объясняются девочки.
- Давно? Сколько же вам лет?
- Мне 14, а курю я с семи лет, - говорит Марина.
= А мне 7, и я уже год курю, - с вызовом произносит Женя.
Марина выглядит хорошо развитой девушкой. Под закрытым купальником довольно высокие груди, широкий зад, полные ноги, круглое цветущее лицо. Но Женя – сморчок. Она маленькая, худенькая, рёбра торчат, а кожа серо-синюшного цвета. Курить ей явно нельзя.
- Где же вы денег на сигареты берёте? И как вам их продают?
- Сигареты у родителей таскаем, а если деньги есть, то Женя покупает, Говорит, что отцу. Ей верят.
Когда я, собираясь уезжать, подхожу к машине, девчонки бросаются следом.
- У Вас машина? Подвезите нас до Новосёлок. Там Маринкина тётя живёт.
В машине я продолжаю разговор о вреде курения.
- Нет. Мы уже не можем бросить, - по-взрослому вздыхает Марина.
- Может быть, вы ещё и пьёте? – прямо ставлю я вопрос.
- В компании, - отвечает Марина, - и дома в праздники.
- Дома тебе разрешают пить?
- С 12ти лет дают, а раньше не разрешали.
- Она уже большая, - вмешивается в разговор Женя. Потом хитро смотрит на подругу и сообщает мне конфиденциально, - и с мальчиками трахается.
- Неправда! – перебивает её Марина.
- А у Борьки дома!.. И ещё вы с ним за город специально для этого ездили! – разоблачает подругу Женя.
Теперь Марина обращается ко мне:
- Дома у нас ничего не получилось. Не умеет он. А когда за город поехали, он сказал, что нужно в разных вагонах ехать, чтобы никто не догадался, куда и зачем мы едем. На станции вышли, он впереди пошёл, а я за ним. В лесу нашли место, так он бегал, бегал вокруг, всё смотрел, нет ли кого поблизости. А потом опять не смог.
- Но тыкал же, - добавляет Женя.
- Так не туда совсем. И вообще, чего ты лезешь?
Подружки шушукаются на заднем сиденье.
- Хотите, Маринка Вам даст? – спрашивает вдруг Женя. – Она согласна.
Марина молчит. Значит, действительно, согласна.
Думаю. Надо так ответить, чтобы не обидеть и не отпугнуть своей взрослой моралью.
- Мне сейчас некогда. Потом как-нибудь, если Марина не передумает.
- Так мы будем Вас ждать на том же месте в Озерках, с надеждой говорит Женька. Видно, ей очень интересно, маленькой сводне. Наверное, надеялась даже посмотреть.
В то лето я больше в Озерках не купался.
Таких примеров можно было бы привести гораздо больше. Думаю, что со многими мужчинами происходило что-нибудь подобное. Девочки-подростки (нимфетки) предпочитают не сверстников, а именно взрослых мужчин. В литературе таких примеров тоже очень много.
Вера
В первоначальном варианте 4й части этот эпизод (если его можно так назвать) был мной умышленно пропущен. Не хотелось выставлять себя в совсем уж чёрно-сером свете. Однако, жизнь разнообразна, в ней встречаются факты и покруче. Для себя и тогда, и позже я оправдание нашёл.
У меня три дочери. Разница в их возрасте значительна. У каждой в своё время были подруги: по школе, по двору, по интересам, близкие и не очень. Они появлялись в доме, некоторые часто, надолго оставаясь близкими подругами, а кто-то, наоборот, мелькнув, исчезал. В этом отношении Вера была где-то в первой половине. Для дочери она не стала задушевной подругой, но дом наш не был для неё чужим.
Впервые я увидел Веру, когда им с дочерью было 8-9 лет. От других девчонок она отличалась, во-первых, внешней неухоженностью. Нельзя сказать, что одежда её выглядела беднее, чем у других, но что-то было уже изношено и мало, новые куртка и обувь всегда покупались «навырост». Рукава куртки свисали с плеч и полностью закрывали пальцы рук, сапоги же, спадая, волочились вслед за ногами. Воротник и обшлага кофточки часто занашивались до чёрных полосок… Во-вторых, она постоянно держалась настороженно, как бы опасаясь подвоха, насмешки, замечания. Взгляд её перескакивал с одного присутствующего на другого: ты не доставишь мне неприятность?
Мать-одиночка мало внимания уделяла дочери, больше занимаясь собственными делами, считая себя ещё молодой и обойдённой судьбой, домой приходила, как правило, поздно, не всегда трезвой и не всегда одна. Ухажёры у неё периодически появлялись, иногда задерживались на месяц-второй, но не дольше. Что было тому виной? Высокие требования к партнёру, излишняя суровость, резкость, наличие ребёнка, другие черты характера?
Вера не любила мать и боялась её. Любая детская неприятность (двойка, замечание в дневнике, испорченная или испачканная одежда, задержка вечером у подруги и др.) вызывали у девочки слёзы, боязнь наказания, нежелание появляться дома.
Как-то летом я увёл компанию девчонок на купание далеко от дома. На обратном пути Вера вдруг заплакала:
- Уже поздно. Мне от мамы попадёт.
- Пустяки! – успокаивал я её. – Если что, вали всё на меня.
На другой день, встретив Веру, спросил её:
- Ну, что? Обошлось?
- Вот! Это Вы виноваты! – сказала девчушка, задрав платье. Поперёк её спины проходили чёткие тёмно-фиолетовые полосы. Ремень.
- Ты объяснила, что была со мной? – ужаснувшись, спросил я.
- Да. За это попало ещё больше. Теперь она запретила вообще ходить к вам.
Запрет не подействовал, но теперь, приходя к нам, Вера просила:
- Если позвонит Она, не говорите, что я у вас.
Для блага девочки мы вынуждены были обманывать её мать.
Разговаривая с подругами, Вера никогда не называла мать «мамой», всегда говорила «Она» или обзывала мать обидным, хлёстким прозвищем.
Полосы на спине и попе девочки напомнили мне моё детство, мою мать, такую же жестокую по отношению к ребёнку. Но тогда были Война, нехватка еды, двенадцатичасовой труд грузчика, вдвойне тяжёлый для женщины.
Так у меня появилось первое чувство к девочке – чувство жалости…
Истина: деньги нужны всем и всегда. Собираясь в кино, за мороженым, в пирожковую, девчонки подсчитывают свои запасы. Если дочери денег не хватает, она просит их у меня. Как правило, у Веры денег нет. Мама придёт только поздно вечером, брать в долг она категорически не разрешает и вообще на такие вещи денег не даёт. Поэтому чаще всего Вере приходится отказываться от таких маленьких радостей. Все девчонки – в одну сторону, она – в другую.
Как-то при очередных сборах на такое мероприятие, узнав, что у Веры денег нет, я вызвал её на кухню, вручил нужную сумму и попросил:
- Им не говори.
В награду получил благодарный детский взгляд. Это стало нашей первой тайной.
В следующий раз, при сборах на такое мероприятие, Вера сама шепнула мне:
- Дядя Юра, дайте мне в долг.
Понимал, что делаю доброе дело, что девчонке, действительно, нужны эти деньги, но в то же время, зная, что отдавать ей нечем, слово «в долг» меня как-то царапнуло. Не понравилось. Попрошайничает.
Так и пошло. Сначала изредка, при необходимости, а со временем всё чаще, девочка обращалась с просьбой дать «в долг». Выпрашиваемые суммы большими не были и, конечно, меня не тяготили, но всё-таки…
Дети имеют свойство со временем расти. Тонконогие, безгрудые девчонки становились подростками и почти сразу девушками. С некоторыми из них не только у дочерей, но и у меня, устанавливались довольно близкие, дружеские отношения. Кто-то уже обращался ко мне на «ты». Кто-то прибегал с просьбой помочь написать сочинение, а то и реферат, кто-то плохо разбирался в математике, физике. Решить для них несложную школьную задачку труда для меня не составляло, а авторитет зарабатывал.
В 13-14 лет некоторые подружки не стеснялись спросить совета, как вести себя с мальчишками в той или иной ситуации; как ближе познакомиться или, наоборот, отвязаться от назойливого кавалера.
С вопросами о взаимоотношении полов, а иногда и прямо о сексе, Вера обращалась ко мне чаще других и более откровенно. То ли ей больше не с кем было посоветоваться, то ли считала, что я «по дружбе» не смогу отказать в ответе и не буду юлить, как большинство взрослых.
Несмотря на свой достаточно «солидный» возраст, Вера частенько, как в былые времена, могла забраться ко мне на колени; выслушивая, обнять за шею, потереться щекой, а то и поелозить попкой, явно нащупывая, возбудился ли я; а не поняв, уже нагло проверить рукой. Я же невинно делал вид, что не замечаю её попыток испытать на мне её чары. Да что скрывать: мне эта игра тоже нравилась. Ведь если бы я оттолкнул её, сделал «взрослое» замечание, то потерял бы и доверие, и дружбу. Не матери, а мне, Вера рассказала, что парень из старшего класса, Гусев, пристаёт к ней, без её согласия идёт за ней до самого дома, а на лестнице лезет целоваться и даже под юбку, пытается вместе с ней зайти в пустую квартиру.
- Наверное, он в тебя влюбился, - предположил я.
- Ну да, влюбился! – возразила Вера. – Вот Пашка из нашего класса, тот влюбился. Он даже подойти ко мне лишний раз боится. Только по парку предлагает прогуляться да в кино сходить. А этому Гусю лишь одно нужно. Он уже нескольких девчонок в школе трахнул. На спор. И потом ещё этим хвастал. Теперь ко мне подбивается. Вчера сказал: - Никуда от меня не денешься. Всё равно оттрахаю.
- Может, к директору школы сходить, пожаловаться, - предложил я.
- Ты что! Знаешь, сколько у него дружков? Все вместе поймают и изнасилуют где-нибудь. Можно, я после школы не домой, а к вам заходить буду?
Гуся с дружками я сам несколько раз видел в окно. Они, действительно, шли сзади девчонки до самого нашего подъезда. Поболтавшись во дворе какое-то время и не дождавшись Веры, уходили. Я мог бы поговорить с ними, прогнать, но Вера просила этого не делать. Ссоры с шайкой хулиганов она боялась.
Став со временем в нашем доме своей, Вера могла прийти и в отсутствие дочки. Её почти постоянное нахождение у нас после школы или в выходные было обычным явлением.
Не мог не заметить, что когда мы оставались наедине, вопросы секса интересовали мою «подружку» больше, чем другие. С каждым разом они становились более откровенными, и мне всё труднее было маневрировать словами, чтобы отвечать, не заходя за «запретный», всё дальше удаляющийся, барьер.
За разговорами последовали дела. Девчонка явно решила на мне проверить своё женское обаяние. Она знала, что я никому не расскажу о её невинных происках и в то же время сам никогда не проявлю в этом вопросе никакой инициативы. Действия её, по-прежнему, были наивными. Она могла забраться ко мне на колени или, разбирая какой-то вопрос, плотнее прижаться бедром; могла, как бы нечаянно, приподнять юбку выше обычного, искоса поглядывая на мою реакцию; а то даже прямо спросить:
- У меня красивые ножки?.. А попка?..
И увидев моё смущение или недовольство, счастливо рассмеяться.
Появились такие вопросы:
- Какую походку нужно иметь, чтобы соблазнить мужчину?.. А если вот так?..
- Как ты думаешь, с моей фигурой можно пойти в стриптизёрши?.. А хочешь посмотреть?..
- Научи отбиваться, если вдруг кто-нибудь захочет меня изнасиловать… Нет. Ты веди себя, как настоящий насильник. Не останавливайся. Я сама скажу, когда хватит.
Как-то раз после таких контактных игр она спросила:
- Почему ты никогда не пытаешься меня поцеловать, потрогать за грудь? Всё считаешь меня ещё маленькой?..
И немного погодя, со смешком:
- А ты хотел бы меня… поиметь?
Одно дело – какие-то намёки, недомолвки, другое - прямой вопрос. Уходить от него было нельзя, распускать сопли (вроде: тебе ещё рано даже о таком говорить), значило, потерять близкого друга.
- Во-первых, ты ещё не достигла совершеннолетия, и мне в этом случае грозило бы уголовное наказание. Во-вторых, у нас с тобой большая разница в возрасте, прямо громадная, и связь такая была бы неестественной. В-третьих, заниматься этим можно только по любви. У тебя же сейчас лишь любопытство да гормоны играют. Вот полюбишь кого-нибудь по-настоящему… Да и тогда ещё подумать надо. Кроме удовольствия секс может много неприятностей принести: беременность, болезни венерические… А если известно станет – позор!..
Конечно, разговор, возникший тогда между нами, привожу здесь не дословно. Был он не единственным. Может быть, не настолько прямым. Вера тоже разоткровенничалась, свои доводы приводит:
- Сейчас в старших классах уже почти все между собой перетрахались. Большинство девчонок с 12-13ти лет начинает, как девушками становятся, а то и раньше. А правду говорят, что если менструации пришли, то обязательно надо половой жизнью жить, иначе некрасивой станешь и можешь даже с ума сойти?.. Что Катька с Глебом живёт, все в школе знают. Зинка с другом брата-студента трахается. А Ирка с азером познакомилась, прямо домой его водит. Мать всё знает, а молчит. То ли боится, то ли ей всё равно… Моя, наверное, меня убила бы.
Так вот постепенно, не за один день, дошли мы с Верой до таких разговоров.
Наверное, для подтверждения своих слов или с какой-то другой целью привела она однажды в наш дом подружку Ирму. Та начала чуть ли не с порога:
- А Вы знаете, что Вера в Вас влюблена? К ней в школе столько мальчишек клеится, а она только о Вас и говорит…
- Что? Со всеми обо мне болтает да ещё в таком духе?
- Не со всеми, конечно, - поправляется Ирма. – А со мной, как с близкой подругой.
И пошло дальше прямым текстом, не стесняясь в выражениях, а точнее, матом, с переходом на «ты»:
- Я своему первому парню ещё в восьмом классе дала. Обещал никому не рассказывать, а сам всем дружкам похвастал. Те – своим девчонкам… Я его быстро отшила, чтобы не болтал. Сейчас со взрослым парнем е…. 22 года ему. С матерью живёт. Своя комната у него. Я матери нравлюсь. Угощает меня, когда прихожу. Он не болтун и е….. лучше, чем мальчишки…
Пришлось перебить её на полуслове:
- Ты пришла, чтобы мне всё это рассказывать? Мне это не нужно и не интересно. Перестань матом крыть. Ты же не пьяный мужик. Можно о чём-нибудь другом поговорить?
- Так у всех наших девчонок уже парни есть. Надька даже с отчимом трахается, по утрам, когда мать на работу уходит. Тебя Верка любовником своим считает. А что это за любовник, если даже трахнуть боится? Или у тебя не стоит?
Не выдержал. Взял сводницу за ухо, другой рукой пальтишко её прихватил, вывел на лестничную площадку:
- Забудь сюда дорогу.
Вера следом за ней вышла. Недели две не появлялась. А потом пришла, когда дочь дома была. Я на кухню от них удалился, чтобы не общаться с Верой.
Перед уходом она на кухню забежала, шепчет:
- Обижаешься? Я же, как лучше, хотела. Можно я опять приходить буду?
Плечами пожал:
- Ты же не ко мне приходишь, а к дочке.
На другой день она, как ни в чём не бывало, появилась. Дома, кроме меня и кошки, никого. Как она так время выбирала, до сих пор не знаю.
- Забудь всё, что Ирма говорила. Она сама к тебе напросилась… Можно я к тебе на колени сяду?
Мне смешно:
- Раньше ты не спрашивала.
Приняла это как приглашение. Уселась. Чтобы удобнее сидеть, за шею обняла. Болтать что-то стала про Ирму, про подруг.
Опять на какое-то время отношения установились доверительно-дружеские. Вот только денег просить Вера стала чаще, и суммы увеличились. Чтобы это снежным комом не вырастало, иногда отказывать стал или спрашивать, на что просит. Мыслишка пришла: может быть, она ради этих денег и дружбу со мной завела? А если между нами близость возникнет, то и просить можно чаще (даже требовать), и отказов будет меньше.
Прямых разговоров о сексе вроде больше не было, но вопрос этот Вера из головы так и не выкинула. Регулярно мне докладывалось, кто из подружек и с кем трахаться начал. Вопросы задавались иногда совсем интимного типа: «Сколько у тебя всего женщин было? С кем тебе было лучше всего? Есть ли сейчас кто-то, кроме жены?» и т.п.
С такими разговорами ещё года полтора прошло. Верка за это время не то что в девушку, а в солидную тёлку вымахала, всех подруг обогнав.
Вечером как-то оказались мы дома вдвоём. Вера передо мной статью своей покрасовалась, в очередной раз спросила о своей привлекательности, сообщила, что от парней и даже мужиков отбоя нет, но всем от неё только одно нужно, а потом пригорюнилась, серьёзно так на меня посмотрела и произнесла то, чего мы всегда так ждём, так хотим услышать:
- А я, по-прежнему, только тебя люблю… Помнится, ты говорил, что с любимым человеком всё можно. Или ты совсем не любишь меня? Я тебе ни капельки не нравлюсь?
Пока раздумывал, что ей ответить, лицо у Веры вдруг жёстким стало, злым:
- Или ты вправду импотент? Ирма об этом мне все уши прожужжала: «Если бы мог, давно бы уже сам попросил».
От её слов и особенно от выражения лица, у меня даже в голове помутилось. С колен её сбросил, отступил на шаг, чтобы лучше видеть это злющее лицо, и скомандовал:
- Раздевайся!
Сейчас, думаю, обидится и уйдёт. Так жалко стало мне этого момента и самого себя. Мне бы, может, обнять её ласково, расцеловать, помочь раздеться, раз уж решился. Зачем я так?
Вера же к кровати подошла, расстегнула брюки, сняла их… потом колготки… потом трусики белые… и легла, почему-то поперёк постели, свесив ноги и закрыв глаза.
Она так лежит, а у меня мысли глупые: ведь мне раздеваться долго! Что снимать, а что оставить можно? Долго ли она так лежать будет? Вдруг, не дождавшись меня, встанет и уйдет?
Скинул кое-какую одёжку, лёг на девушку, подмял… и чувствую, что нет ничего у меня, не готов. Всё в предыдущие эмоции ушло. Я и так, и эдак… Не получается.
Она лежит, а мне каждая секунда десятком минут кажется. Руки, ноги дрожат. Вижу: всё! Ничего не получится!
Откинулся, выпрямился, на неё смотреть стыдно. Права Ирма.
Верка села, смотрит на меня со спущенными брюками и… весело так, даже радостно, смеётся:
- Это ничего! Это у мужиков бывает, когда в первый раз. В следующий получится.
Тоже мне, специалист-сексолог.
Вера свои белые трусики натягивает, а я смотрю и хочется остановить её, закричать: «Не одевайся! Подожди! Сейчас всё наладится!». Хорошо, что это в голове, а не вслух говорю. Прибор не налаживается. Как отрезали.
- Ладно! – одевается Верка, - Побегу, пока никто не пришёл. – Смотрит на меня ехидно: - Получится! Я же раньше видела.
О следующей встрече не договаривались. За это время столько мыслей разных в башке перевернулось. Придёт, не придёт? Получится или уже никогда не получится? А надо ли мне это? Судьба недаром отсрочку дала. Прекратить, пока не поздно? А может быть, это то, чего ждал всю жизнь? Разница в годах? Ну и что? Сколько случаев описывается литературе, в прессе, рассказывается по телевидению! Где-то на Кавказе разница в возрасте составляла 57 лет. Детей имели и умерли в один год. Ему было 157, а ей – 100. Других случаев полно, особенно у артистов. И, наверняка, не только у них, но артисты больше светятся.
Она же любит меня, не то, что жена; не то, что те – у артистов. Там за деньги, за знаменитость. А здесь истинная любовь. За какие вторичные признаки меня любить? Здорово получится! Все вокруг говорить будут. Вот настоящая, ничем не запачканная любовь!
А возможно, и не придёт больше. Я же, как дурак, воздушные замки строю…
Пришла! Как будто заранее договорились, прошла к кровати и стала раздеваться. Полностью. Я старался не спешить, чтобы не опозориться, как в тот раз.
Вот мы уже лежим. Обнимаемся.
- Научи меня целоваться, - просит она.
- Ты ни с кем ещё не целовалась? – рано радуюсь я.
- Пробовала! Но получалось плохо.
Мы «учимся» целоваться. Сначала – в губы. Потом я расхожусь и целую её в щёки, глаза, шею… ниже, ниже.
- Там не надо! – просит Вера. – Я стесняюсь.
У меня всё в порядке. Главное, не спешить.
Пытаюсь взять её… Не получается. Теперь по другой причине – не идёт, никак не входит. Делаю ещё попытку. Чувствую: если не получится, то будет то же, что и в прошлый раз…
Вера делает там какое-то движение рукой, произносит «А-а!..», и мы уже пара.
- Тебе больно? – спрашиваю участливо.
- Думала, больнее будет, - отвечает она. – Давай! Потерплю. Дождалась наконец-то…
У меня новая, молодая, красивая, любящая меня любовница. Медовый месяц проходит замечательно. Каждому соитию Вера восторгается, как нашедшейся любимой игрушке. Она хочет познать в этой области всё и сразу. Иногда приходится её отговаривать от новых экспериментов:
- Если тебе уже хорошо, то зачем искать лучшего?
Теперь, появляясь у меня, она спрашивает:
- Дома есть кто?
И тут же начинает разоблачаться… Получив своё, сразу собирается уходить.
- Постой! – теперь прошу уже я. – Не спеши! Не уходи! Давай побудем вместе, поговорим.
Но ей всегда куда-то срочно надо.
- Зачем? Ты хочешь ещё? Тогда давай скорей.
Похоже, в нашей паре лидером является Вера. Она определяет, когда, где, а главное, как мы будем заниматься любовью. Мои «сегодня не могу», «занят», «не хочу» для неё ничего не значат. Важно, чтобы могла и хотела она.
Вера требует, чтобы к каждому её приходу я покупал «что-нибудь вкусненькое». Вкусы её меняются день ото дня. Сегодня она заказывает Кока-колу и чипсы, завтра – креветок, послезавтра – сок и шоколад. Чуть позже – вино. Не соскучишься.
В медовый месяц мы ещё вместе где-то гуляем, ездим по её любимым аттракционам, я сопровождаю её на каток, однажды мы даже съездили за город на электричке, но в разных вагонах. Садиться в машину отказывается категорически:
- Вдруг кто увидит нас вместе.
А через месяц – полтора все встречи вне помещения по той же причине Вера отменила вообще:
- Если у тебя нельзя (дома кто-то есть), приходи ко мне. Мама до семи всегда на работе. На улице вместе лучше не появляться. Увидят.
К ней домой ходить я не хочу. Одно дело, если нас засечёт кто-то из моих, другое – её мамаша. Иногда Вера на этом настаивает. Тогда мы оба торопим друг друга:
- Скорей! Скорей!
Мама может появиться и в рабочее время.
Веру эти быстрые встречи устраивают больше всего: сошлись – получили удовольствие – разошлись.
- Пойдём куда-нибудь хоть немного погуляем. Можно сходить в парк или в кино, - уговариваю я любовницу, одеваясь после постельных упражнений.
- Зачем? – удивляется она. – Других дел нет?
- Почему ты боишься показываться вдвоём? Ведь ты уже достаточно взрослая. Совершеннолетняя студентка. Всё равно мы скоро поженимся, будем жить вместе, - стал убеждать я Веру при очередном отказе выйти из дома.
Она посмотрела на меня удивлённо:
- С чего ты взял, что я выйду за тебя? Не собираюсь я замуж за старика.
- Ты же утверждала, что любишь меня. Может, уже разлюбила?
- Если бы разлюбила, то не продолжала бы трахаться, - привела она свой аргумент. – Но это вовсе не значит, что мы поженимся. Какого рожна ты так решил? Меня устраивает сегодняшнее положение дел. Дальше видно будет.
По правде сказать, с учётом всех препонов, страхов разоблачения, встречались мы не очень часто. Любовь наша стала вялотекущей.
Как-то я пожаловался, что устал бегать по магазинам, выполняя её заказы на угощение, а после этого, уничтожая следы пиршества, убирать объедки.
- Хорошо! – согласилась Вера. – Можно деньгами.
Теперь, после каждого её посещения, если я забывал сам, Вера делала соответствующий знак пальцами, что означало: давай деньги. Этот знак она делала и при случайной встрече на улице, и навещая мою дочь.
Докатились. Чтобы это не было похоже на плату, я пытался разнообразить выдаваемые суммы, но, получив меньше, чем прежде, Вера обижалась:
- Жадюга! В прошлый раз больше давал.
Поздравления с Днём рождения, Новым годом, Женским днём, Днём всех влюблённых и др. моя подруга тоже предпочитала получать наличными.
- Как я принесу домой этот букет? Что я скажу маме? От кого? – объясняла она свои пожелания.
Подруги Веры ходили на дискотеки, встречались с ровесниками, ездили за город или к кому-то на дачу. В целях конспирации Вера от них не отставала. Я не мог и не хотел ей этого запретить, только предупредил:
- Если у тебя что-то с кем-то произойдёт, обязательно сообщи мне. Молодёжь сейчас распущена. Не хотелось бы в моём возрасте бегать по КВД или, ещё пуще, получить через тебя СПИД.
Девушка тут же искренне поклялась, что этого никогда не случится. Однако по своим каналам очень скоро я узнал, что подружка мне изменила.
- Просил же тебя: если что случится, сообщи, - попенял я Вере.
Она отрицать не стала. Объяснила до наивности просто:
- Так я же пьяная была.
- Презервативом он воспользовался?
- Да. Только, пока одевал, порвал. Тут уж не остановиться было.
- Наши трахи прекращаются, - заявил я. – Жить можно только с одним партнёром. Иначе образуется цепочка, по которой и передаются все болезни.
- А ты тоже с женой живёшь. Денег-то, хоть иногда давать будешь?
Это интересовало её больше всего.
Привычка – большое дело. Без Вериных звонков, без её секретных посещений, траханий, в серой повседневности образовалась брешь. Потом стали приходить мысли: «Какое право имею я требовать от неё верности? У неё своя жизнь. Она не собирается навсегда связывать её с моей. Нам обоим хорошо и удобно. Где и как найду я ещё такую любовницу?»
Через какое-то время позвонила Вера:
- Прости… Ну, так получилось. Больше не буду. Я только тебя люблю. Мне с тобой хорошо. А с ним и не помню: то ли было, то ли нет. Ты сейчас один?.. Тогда бегу.
Прибежала. Трахнулись. Уходя, попросила денег.
- А то совсем без копейки сижу.
Вялотекущая любовь продолжилась.
…С этим мальчишкой Вера, действительно, рассталась. Но вскоре появился другой. На этот раз моя подруга отстаивала право иметь постоянного парня, «как у всех». Пришлось смириться и с этим. Теперь мы с Верой вдвоём обманываем его.
По-прежнему, встречаемся только дома (у меня или у неё). О встрече договариваемся по телефону. Чтобы снизу не звонить в домофон, каждый имеет ключ от парадной другого.
…Так было и в этот раз. Как обычно, я позвонил в её квартиру, она, открыв дверь, сразу направилась в ванную – прошёл в спальню матери (у Веры узкая кровать, совсем не удобная для занятий сексом) – разделся (полностью) – сижу на кровати, жду её прихода. Всё – как всегда…
Не сразу даже понял, когда вошла не она, а её мать. Вставать перед ней голым было глупо, поэтому я остался сидеть и, только некстати улыбнувшись, вежливо произнёс:
- Здравствуйте!
Оказалось, она была ошарашена даже больше меня.
- Кто Вы такой?.. Как сюда попали?..
Вопросы показались мне никчемными – до этого мы встречались много раз. Неужели не узнала?
Почему-то она отворачивается от меня, копается в своей сумочке. Точно! Не узнала!
Начинаю торопливо одеваться. Трусы… Футболка…Брюки… Как много у меня одёжек!
А она всё задаёт и задаёт вопросы, один глупее другого, повторяя их по несколько раз:
- Как Вы сюда вошли?.. Я – хозяйка этой квартиры. Почему я Вас не знаю?..
И, увидев мою седину:
- Сколько Вам лет?
Я всё жду, когда она для выяснения позовёт дочь. Ситуация же ясная. Но женщина вместо этого вдруг достаёт свои документы и суёт их мне в нос:
- Я здесь прописана!
Будто мне это необходимо знать. Она, более, чем я, не знает, как вести себя. Моя же цель – быстрее одеться и смыться.
Спасибо, что не помешала одеться.
- Я сейчас милицию вызову!
Тогда дело хуже. Устремляюсь к двери. Мама ещё пытается остановить меня, всё так же осыпая вопросами и угрозами. Мягко, но сильно отстраняю её, выскакиваю на лестничную площадку и…у самого куча вопросов:
- Не узнала или притворяется?
- Почему не появилась Вера и что они теперь там делают?
- Могу ли я ей чем-то помочь?
- И вообще, что же дальше делать?
Дома у меня никого нет. Только вошёл – телефонный звонок. Брать трубку? Вдруг до матери всё дошло только сейчас, и она будет теперь выяснять отношения? А если это Вера?
Беру трубку и молчу.
- Скажи, что тебе стало плохо, - раздаётся приглушённый голос любовницы… и сразу гудки.
Кому сказать? Как? Когда? Что значит «плохо»?
Ситуация.
Осознавая необходимость что-то делать, чтобы выручить Веру из такого положения, звоню другу, рассказываю ситуацию, прошу совета.
- Сколько ей лет? Почти двадцать? Так чего же ты беспокоишься? Главное, что совершеннолетняя. Большая разница в возрасте? Кому какое дело до этого! Любовь зла – полюбишь и (прости меня) козла. Вот если бы малолетка была, тогда другое дело… К жене придёт? Отрицай всё. Не ты был. Мало ли похожих.
Немного успокоившись, обратился за советом к другому товарищу. Тот, выслушав, смеётся:
- Ты ещё можешь? В нашем возрасте не бояться надо, а гордиться.
Вечером из института позвонила Вера. Чтобы обсудить дальнейшие действия, встретились на улице.
- Я сказала матери, что ты дедушка моей подруги. Позвонил в дверь. Пожаловался, что тебе плохо. Я впустила тебя, предложила полежать на кровати, и сама пошла одеваться. Как ты, дедушка, разделся, не видела. Зачем разделся? Не знаю.
Моя мать с этой подругой и её родителями хорошо знакомы, и телефон их у неё есть. Собирается звонить. Считает, что ты маньяк и хотел меня изнасиловать. Я спорить не стала. Согласилась.
А ещё мать тебя несколько раз сфотографировала. Получилось довольно чётко, особенно там, где ты без штанов. Хочет теперь отнести твои фотографии в милицию, чтобы развесили везде. «Их ищет милиция».
Мне кажется, что тебе лучше самому к нам прийти, сказать, что тебе плохо стало, я тебя впустила. А что разделся, так по привычке, всегда так раздеваешься, перед тем, как в постель лечь… Иначе она позвонит Киркиным родителям, и раскроется, что я всё соврала.
Вот такой новый поворот.
- Ты совсем рехнулась! – защищаюсь я. – Ещё раз к тебе приходить – она меня точно узнает. Скажи лучше, что дед пришёл домой и пожаловался: вы с матерью его в гости пригласили, а потом шантажировать пытались (дед так решил) и что он еле от вас убежал. У деда и раньше не всё в порядке с головой было. Сегодня его собирались на дачу отвезти, а теперь боятся, вдруг у него там опять какие-нибудь завихрения произойдут. Потом скажешь, что всё-таки отвезли.
Верка гнёт своё, я – своё: к вам больше не пойду.
Время – отец чудес и лучший лекарь. Потихоньку историю эту на тормозах спустили…
Встречаться стали реже, теперь уж только у меня. Я всё ждал, когда она первая предложит расстаться окончательно. Был готов к этому. Иногда даже сам хотел предложить… А зачем, если всех устраивает?..
Всё так же иногда Вера посещает меня, не стесняясь требовать за это деньги. И я, без большого желания и восторга, пользуюсь молодым женским телом за умеренную плату……………
ОДЕССА
Преподаватель Академии каждые 5 лет должен проходить стажировку в войсках, на должности, соответствующей его воинскому званию и преподаваемой дисциплине. Я, например, должен был покомандовать узловой бригадой связи. Такая бригада в те времена была в каждом военном округе. Чаще всего, наши преподаватели выбирали Ленинградский военный округ: ехать никуда не надо, боевую бригаду тебе никто не доверит, а дом рядом. Получается, второй отпуск.
Меня же потянуло куда-нибудь съездить. Решил заказать Львов или Одессу.
У меня больные почки. Недалеко от Львова находится знаменитый курорт Трусковец. Можно заодно попить Навтуси, которую в Питере днём с огнём не найти. К тому же Львов красивый старинный город. Я в нём ещё не бывал.
Не был я и в Одессе, городе ещё более известном, знаменитом, да ещё и столице юмора.
Еду в Одессу. На два месяца. Хорошо бы сразу позаботиться о будущей женщине, а поиск начать лучше всего тут же, в поезде.
В моём купе едет старушка лет 70ти и молодая женщина, похожая на высохшую селёдку: длинная, худая, совершенно плоская спереди и сзади, с серым, невыразительным лицом египетской мумии.
А через два купе от нашего едет симпатичная женщина с мальчиком лет 10ти. Заметил, что, заходя в вагон, дама отметила молодого полковника долгим, оценивающим взглядом. По одежде, выражению лица и другим факторам вижу: это не ленинградцы… Остальное можно узнать за двухдневную совместную поездку.
Разложив вещи – свои и попутчиц – выхожу в коридор. Цель – превратить незнакомку в хорошую знакомую.
А вот и она. Вышла – только взглянула – сразу определил по взгляду – контакт более чем возможен.
Знакомство надо забить сразу, пока не перехватили другие.
Кидаю ей первую, ничего не значащую, фразу. Не важно, о чём, важна её реакция.
Женщина улыбается, охотно поддерживает разговор. И вот мы уже болтаем вовсю, выдавая друг другу маленькие секреты, в надежде получить большую информацию.
Она одесситка. В Ленинград ездила с целью посмотреть замечательный город. Конечно, приедет ещё.
- Вот тогда у Вас появится гид, знающий все закоулки города и пригородов, их историю, а также желающий рассказать кому-нибудь истории, связанные с ним самим. До 19ти лет я жил в Питере безвыездно, обошёл всего его пешком…
Если меня не остановить, я долго могу пудрить мозги женщине. Она уже согласна показать мне Одессу… Дверь купе открывается, и выходит сын, казалось бы, совсем ещё глупый мальчик…
- Опять ты с посторонними мужиками шашни заводишь. Мало тебе Ленинграда. Вот домой приедем, я папе всё расскажу. Он тебя проучит. Иди в купе!
Такой маленький и такой злой мальчик.
Дама меняется в лице. Не оправдываясь, забыв совершенно про меня, она ныряет в купе. До самой Одессы я её так больше и не увидел. Возможно, это к лучшему. Я вообще не люблю гулящих замужних женщин. Обманывает мужа – обманет и тебя. А эта, по словам сына, уже в Питере успела запятнать свою репутацию.
Больше в вагоне ничего, достойного внимания, нет. Возвращаюсь в свое купе. Мои соседки оживлённо беседуют. Молодая на спицах вяжет кофточку. Старая готовится к ужину. Старушка – коренная одесситка. Молодая (страшная) едет в командировку через Одессу в Николаев.
Свет приглушён, и в купе царит доброжелательно-доверительная обстановка.
Сажусь на своё место, рядом с вяжущей селёдкой. Можно расслабиться. Ничего интересного до утра не светит.
Доброжелательная одесситка достаёт маленькую бутылочку с жидкостью и три совсем маленькие стопочки, тонко режет колбаску… Подхватив почин, тоже достаю свою снедь. Что-то кладёт на стол командированная.
- За знакомство! – поднимает стопку инициативная старушка.
В посудинке нет и глотка, но после этого глоточка люди стали ближе друг другу, доверчивее.
- Берите огурчик!
- А у меня курицу сегодня надо доесть, иначе до завтра может стухнуть.
Остатка в бутылочке хватило ещё каждому на полглотка. Дело не в количестве, а с кем и в каких условиях пьёшь.
Старушка разговорилась – не остановить, всё хвалит свою Одессу. Молодая немного порозовела и уже кажется не очень страшной. Вот у неё упал клубок. Я, как мужчина, нагнулся, чтобы его достать, и, вроде бы нечаянно, опёрся рукой ей немного выше колена. Разгибаясь, естественно, пальцы сжал. А когда разогнулся, увидел вдруг вопросительно-заговорническую улыбку женщины. Теперь она подвинулась ко мне и, как бы случайно, положила руку мне на колено.
Старушка трюк заметила, но вида не подала. Старая сводня.
В конце концов, в чём вина молодой женщины? Да, страшна. Но и ей хочется мужского внимания, мужской ласки. Другой-то, лучше, всё едино, рядом нет.
Мы собираемся спать. Раскладываем постельное бельё. Дамы на нижних полках, я наверху.
- Не люблю нижних полок! – вдруг заявляет Рина, глядя мне в лицо. – Я тоже лягу наверху.
Старушка понимающе соглашается.
- Приходи! – невольно вдруг прошептали мои губы в ухо Рины.
Зашторивается окно. Гасится свет. В купе абсолютная темнота.
Мы с Риной держимся за руки. Я дёргаю. Она принимает команду и уже лежит рядом.
Руки мои привычно ощупывают лежащее рядом тело. Женским его не назовёшь. На титьки нет даже намёка. Кругом торчат мослы. Даже на заднице мышц нет, только кости. В темноте я представляю себе не женщину, а ещё не нажившего мышц солдата-новобранца.
Она уже совершенно голая. Ждёт. Не отказывать же женщине…
Что-то у меня не получается, то ли мысли о солдатике мешают, то ли ещё что.
- Я девственница, - шепотом поясняет Рина.
Час от часу нелегче. Ну, с этой преградой мы справимся.
- Сколько же тебе лет? – шепчу в ухо Рине.
- 28, - отвечает она.
Отдохнув после первого раза, ещё раз утверждаю свои права на женщину.
В купе становится жарко, душно. Наше одеяло упало и валяется где-то внизу.
Рина послушна. Без слов, только руками, заставляю её принять нужную позицию…
В самый неподходящий момент вдруг открывается дверь купе. Яркий свет врывается из коридора. Почти одновременно кто-то зажигает свет в купе.
Машинально откатываюсь к стенке.
- Погасите немедленно свет! Дайте женщине одеться! – кричит Рина.
Хорошо хоть, нашлась, что сказать. Она одевается на моём месте, а я перебираюсь на её сторону и залезаю под одеяло.
Проводник привёл нового пассажира. Его укладывают внизу на свободное место.
Днём все беседуют чинно и благородно. О прошедшей ночи – ни слова. А ведь бабуся видела и голую Рину, и меня, перебирающегося с полки на полку.
Днём молодая женщина постоянно жмётся ко мне, глупо улыбается, встречаясь взглядами. Секрет Полишинеля. Бабка тоже радостно смотрит то на Рину, то на нас обоих.
Следующей ночью посещаю Рину один раз и сразу возвращаюсь обратно.
В шесть утра поезд приходит в Одессу.
Прощаемся с бабусей. Она суёт каждому из нас свой адрес:
- Обязательно заходите!
И растворяется в толпе. Мне же теперь необходимо посадить подругу в автобус, идущий в Николаев.
Обреченно иду сзади Рины. Со спины она ещё больше похожа на солдата. Серое пальто, перетянутое ремнём. Сапоги на низком каблуке. Идёт – как аршин проглотила.
Зачем я это сделал? Не мог потерпеть? Ведь перед самой посадкой в поезд у меня была связь с женщиной. А с этим солдатом-первогодком стыдно идти рядом.
Рина не отходит от меня, держит под руку.
Слава Богу, что уезжает в Николаев, иначе что бы я делал с этим крокодилом в Одессе?
Она шепчет мне на прощанье:
- Жди! Я обязательно буду приезжать! Каждую неделю! – и горячо, страстно меня целует…
Утром представился генералу – начальнику войск связи округа. Днём познакомился с сослуживцами и своими обязанностями, вечером вселился в гостиницу. Одноместный номер. Основные удобства: телевизор, санузел. Для меня вполне достаточно.
Время 20.00, но мне не терпится познакомиться с Одессой, особенно, с морем. Переодеваюсь в гражданское, рассовываю по карманам деньги, документы – не оставлять же их в номере. На всякий случай, сую в карман нож – юношеская привычка.
- В какой стороне море, и как до него дойти? – спрашиваю у дежурной по этажу.
Она несколько удивлена:
- Море отсюда далеко. Нужно ехать на трамвае до парка. Потом через парк. А сейчас уже темно, фонари в парке разбиты, и вообще… лучше посмотреть море днём.
У меня свои суждения. Не сидеть же в номере с 8ми часов вечера. Зачем мне трамвай? Я могу много пройти пешком, заодно и совершится первое знакомство с городом. А по тёмным паркам ходить – мне не привыкать. Не женщина. Кто пристанет к мужику в полном расцвете сил?
Путь до парка оказался, действительно, долгим, больше, чем я ожидал. Под его тёмные своды удалось вступить только в одиннадцатом часу. Дорожек уйма. Которая ведёт к морю?
Проблуждал минут 40 и вышел к обрыву. Под ногами внизу шумит море, но я его не вижу. Спуска вниз найти не могу. Да и что там внизу? Пожалуй, женщина была права: лучше прийти завтра.
Теперь надо искать выход из парка. Это легче. Выход там, где светло и слышится шум трамвая. Спешу к признакам цивилизации. Впереди меня движется ещё один посетитель парка в ночное время. Идёт он гораздо медленнее меня. То ли пьян, то ли стар, то ли болен. Почти у самого выхода он падает на скамью и хватается за грудь. Тут же откуда-то появляется женщина. Она склоняется к нему, что-то спрашивает, потом беспомощно оглядывается по сторонам… Прямо, как в кино. Настораживаюсь. Не для меня ли разыгрывается спектакль?
«Увидев» меня, женщина машет рукой. Подхожу.
- Человеку плохо. Давайте, доведём его до трамвая. Мне одной с ним не справиться, - произносит она очень правдиво.
Что ж, остановка рядом, деньги мои спрятаны далеко и надёжно, идти не в парк, а на свет, нож в кармане… Чего я испугался? Мы берём мужика под руки и тянем к трамвайной остановке. Да, женщина одна бы не справилась.
Подходит трамвай. Вдвоём запихиваем в него больного. Вот и всё. Я же ожидал какого-нибудь приключения.
Женщине за 30. Ничего. Даже симпатичная. Можно попробовать приударить.
- Вам на какой номер? – спрашивает она. Я пожимаю плечами и … рассказываю ей всё: что только что приехал в командировку, пошёл искать море, нашёл, но не увидел и т.д.
А я, - говорит она, - хотела заплатить деньги за занятия фитнесом. Вот провозилась с мужчиной, теперь боюсь идти одна через парк… Вы такой смелый, надёжный! Не проводите одинокую женщину?
Как-то опять всё через чур нереально, но ведь ошибся же я с больным. Ничего не случилось. Слишком уж стал мнительным. И я соглашаюсь.
Снова, теперь уже вдвоём, идём через тёмный парк в сторону моря. Дошли. Есть и спуск – деревянная лестница. Спустились. Вот оно море!
- Подождите меня здесь, - произносит спутница и пропадает в темноте.
Оглядываюсь. С одной стороны – море, с другой – высокая стена обрыва. Между ними – узкая полоска гальки, где я и стою.
Проходит 10 минут… 15. Её нет. Сверху у спуска слышатся голоса… Мужские. Торопливо, стараясь не шуметь, ухожу, как можно, дальше от спуска, прячась в складках обрыва, и затихаю.
Мужики спустились. Зажглись фонарики. Они что-то или кого-то ищут. Скорей всего, меня.
Сжимаю нож в одной руке, в другую беру подходящий булыжник. Не на того напали! А ведь всё же страшно… Луч фонаря направился в мою сторону. Идут…
Хорошо, что я ушёл далеко от спуска. Пройдя метров 40, мужики повернули назад, поднялись по лестнице и скрылись.
Попробовал найти другой подъем. Как выяснилось потом, он был, но тогда я его не нашёл. Пришлось возвращаться всё к той же лестнице.
Когда был уже наверху, женщина вдруг появилась и даже окликнула меня. Она стала рассказывать мне что-то о тренере, который её задержал, о том, что долго не было бухгалтера… Какой тренер, какой бухгалтер в 12 часов ночи? Я, конечно, в данном случае оказался лохом, но не до такой же степени.
Без новых приключений добрались мы до трамвайной остановки. Люба долго извинялась и даже предложила поехать к ней – это ближе, чем моя гостиница, - но мне на первый день хватило. Форма-то, всё равно, в гостинице, а на службу – к 9.00.
На трамвае добрался до гостиницы и успокоился в постели.
Конечно, мы снова встретились. После этой (второй) встречи я поехал уже не в гостиницу, а к Любе, где и заночевал.
Люба работала на каком-то судостроительном или судоремонтном предприятии, где-то около большого начальства. Четырежды была замужем, но в момент нашей встречи оказалась холостой. А две кровати, стоящие рядом и занимающие большую часть однокомнатной квартиры, объяснила просто:
- Не люблю спать вдвоём на одной кровати.
С Любой мы прожили вместе 3 или 4 дня. Казалось бы, всё было хорошо. Почти каждый день я приходил домой с букетом цветов, тортиком, через день с бутылкой шампанского. В постели оба старались удовлетворить друг друга.
Люба неплохо разбиралась в литературе и музыке. Уже на второй день моего к ней заселения мы посетили знаменитый Одесский театр оперы и балета. Тут же проявились и минусы совместной жизни. Билеты в театр Любе дали на производстве. Она должна была сопровождать туда очередную группу командировочных. Такую «общественную нагрузку» ей приходилось выполнять постоянно. Не посылать же порядочных замужних женщин. А Любу это не очень тяготило, а, прямо надо сказать, ей это нравилось. Сопровождение, как правило, не ограничивалось театром. Посылали Любу с нужными объединению людьми и в ресторан… А дальше уже, как договорятся.
В этот раз многие из сопровождаемых уже знали Любу и особо не церемонились. Цветастые комплименты, прозрачные намёки, пошлые предложения поступали то от одного, то от другого. Любу это не возмущало и даже не обижало. А как было мне вести себя в данной ситуации?
Каждый вечер в дверь раздавался звонок, а то и несколько. Являлся очередной «друг» с бутылкой вина, коробкой конфет или букетом цветов.
- Уйди. Я вышла замуж! – слышал я разговор в дверях.
В постели тоже не всё оказалось в порядке. Ей хотелось длинных прелюдий, любовных игр, с поцелуями, поглаживаниями, ковыряниями. Мне для такого нужно, чтобы я любил партнёршу или, по крайней мере, чтобы она мне нравилась. А этого не было. Я знал, что я не первый и не последний в этой широкой постели, представлял себе, что здесь происходило до меня; тем более, что Люба сама часто об этом напоминала:
- А мой второй муж любил целовать меня в пупок, вот сюда.
- Третий муж был не так вынослив, как ты. По три раза за ночь не мог. Зато, как он меня ласкал! Язычком доставал до самых интимных мест. Мне после этого уже и член был не нужен.
Кому такие разговоры понравятся? Не нравились мне и постоянные команды (сделай так, теперь давай так) и тон, которым она их отдавала. Но главным был запах; опять чужой, неприятный запах, особенно после совокупления.
Умная женщина быстро поняла причины нашего несоответствия и первая подняла вопрос о расставании. Мы расстались друзьями.
Вопрос о месте и времени нашего знакомства так и остался для меня не ясен. Я осмотрел в дневное время район, где она оставила меня в первый вечер. Никаких фитнесклубов там не было. Когда я поинтересовался, заплатила ли она, в конце концов, за занятия фитнесом и будет ли ходить на них, Люба только отмахнулась.
- Так куда и зачем ты ходила в тот вечер?
Когда я разоблачил вариант с тренером и бухгалтером, Люба заявила, что это не её тайна, и связана она с последним мужем. Если я не хочу скандала, лучше на эту тему разговор не заводить…
При возвращении со службы в гостиницу дежурная сообщает мне:
- А Вас тут ждут.
Это Рина-солдат приехала из Николаева. Отказаться от встречи? Спрятаться куда-нибудь? Но у меня уже два или три дня не было женщины, и так не хочется кого-то обижать. В том, что она мне не нравится, вины её нет.
А вот и она! Бежит, раскрыв объятия, навстречу. О, Боже! За какие грехи? Как сумела она найти меня, ведь кроме номера места в вагоне и имени она ничего обо мне не знала?
- Это было совсем не трудно, - сообщает она, улыбаясь. – Я позвонила в гостиницу штаба округа, спросила, в каком номере поселился полковник, приехавший из Ленинграда 2го ноября…
Действительно, просто.
Первую ночь Рина ночевала у меня в номере, хотя это строжайше запрещено, а затем потащила меня к соседке по купе поезда.
- Я уже созвонилась с ней, и она очень приглашала меня и тебя тоже.
От Рины, всё равно, было не отделаться, и, купив соответствующие посещению вино и торт, поехали в гости, где мило провели вечер. Засиделись допоздна. Когда же я заявил, что пора собираться, старая сводня сказала ласково:
- Куда вы пойдете, на ночь глядя. Вот у меня сколько места. Будете ночевать здесь в отдельной комнате, - и добавила шаловливо: - Никто мешать не будет.
Пришлось покориться обстоятельствам.
Чтобы в дальнейшем такого не случилось, через некоторое время после отъезда Рины в Николаев я позвонил ей сам и соврал, что из Одессы меня переводят в Кишинёв, откуда и позвоню, как устроюсь.
Была опасность, что любящая женщина найдёт меня и в Ленинграде, но, к счастью, этого не произошло…
Опять я в свободном поиске. Гуляю по одесским бульварам, закоулкам, набережным, паркам, знакомлюсь с географией и историей города, хожу по магазинам и, конечно, ищу достойную подругу на оставшееся в Одессе время, а если повезёт, то надолго, может быть, навсегда.
Чаще всего тянет меня к морю. И недаром. Спускаясь с крутого берега к воде, увидел чудную девушку, стоящую на камнях в зоне прибоя. Холодные декабрьские волны разбивались о камни, образуя пелену брызг, а над ними, как Бегущая по волнам, парила она, смотрящая поверх волн куда-то вдаль, и то ли пела, то ли читала стихи. Шум моря заглушал её голос.
«Она! Вся кровь во мне остановилась!» – сказал бы А.С. Пушкин. Те же чувства охватили и меня.
Не таясь, бегом, спустился я к воде и направился прямо к ней, ещё не зная, что скажу или сделаю.
- Здравствуйте! Как хорошо, что я именно здесь Вас встретил! – это были первые, произнесённые мной слова. Лучше, наверное, не поступил бы даже коренной одессит. Девушка не отвергла меня, не посмотрела строго на нахала, а мягко улыбнулась и спросила:
- Разве мы с Вами знакомы?
И опять, как истинный одессит, я ушел от вопроса:
- Вы читали стихи?
- Да, - застеснялась она. – Байрона. В переводе. А разве было слышно?
- Нет. Зато видно, - рассмеялся я, счастливый, что меня не прогнали.
Теперь можно было рассмотреть её хорошенько. Я дал ей тогда 22 года. Внешне напоминала она известную артистку прошлых лет Целиковскую. Такие же пышные светлые волосы, большие голубые глаза, круглое славянское лицо, среднего роста, слегка упитанная фигурка. Только девушка была проще знаменитости, её поведение было искренним, простым, добрым. Она не кривлялась, не ломалась, как сделало бы большинство девушек на её месте, а приняла меня сразу, целиком, таким, какой я есть.
Мы ходили вдоль берега, болтали, перебивая друг друга, и смеялись от счастья быть вместе. Ассоль встретила своего принца.
Оля приехала в Одессу из небольшого городка Кролевец. Здесь закончила Университет, факультет украинской мовы. Удалось остаться в городе. Работа не по специальности – воспитатель детского сада. Живёт пока вместе с младшей сестрой в общежитии на Пересыпи. Сейчас у неё отпуск, первую половину которого она проведёт в санатории, потом на две недели съездит домой к родителям.
- Где находится санаторий? – спросил я, боясь, что это где-то далеко за городом.
- А вот там, наверху. Прямо над нами.
- Разве бывают санатории в центре города? – глупо удивился я.
- Конечно. Санаторий очень хороший. Прилично кормят, и в палате всего 7 человек.
- Сколько? Это что, больница? – опять пришлось удивляться. – И находясь в палате, где ещё рядом спят 6 человек, Вы прекрасно себя чувствуете?
- Конечно. В палате все очень порядочные люди. Правда, порядки у нас жёсткие. Подъём и заправка постелей для всех обязательны. А вечером в 11 часов двери санатория закрываются до утра. Опоздавших сразу отчисляют.
Гуляли до вечера. Оля попыталась уйти на ужин, но мне удалось уговорить её пойти в ресторан. Немного захмелев от вина, она стала ещё милее, желаннее и доступнее.
Расстались перед самым закрытием проходной санатория. Постояли по разные стороны чугунной решётки, а потом я преодолел разделяющую нас преграду, потребовал за это поцелуй, получил отказ; нисколько не обидевшись, перелез через забор обратно и счастливый отправился в гостиницу.
Назавтра мы должны были встретиться в 6 часов вечера и пойти ко мне в номер справлять мой день рождения (который прошёл больше двух недель назад).
К встрече готовился тщательно. Цветы, шампанское, шоколад, конфеты, торт – всё, чем можно прельстить молодую, неизбалованную, малозарабатывающую девицу.
За 15 минут прибыл в обусловленное место, сел на скамеечку и мечтательно стал ждать.
6 часов… Девушки всегда опаздывают. Ничего. Скоро придёт.
6.30. Ничего себе опоздание! Не случилось ли чего? Может быть, отговорили соседи по палате, или сама одумалась и решила не ходить?
7 часов. Ждать уже бесполезно. На столько не опаздывают. Глупо получилось. А у меня в номере стол накрыт… Вот и сиди один, лопай всё сам… Что делать? Идти к санаторию? Если не пришла, то и в санатории не сидит. Ушла куда-нибудь. И не найдёшь. Я не знаю ни фамилии, ни номера палаты. Кого спрашивать? Олю из Кролевца? Кто даст такую информацию?
Делать нечего. Идти некуда. Второй час в расстроенных чувствах сижу на злосчастной скамейке. Не потому, что ещё жду, а потому, что не знаю, что теперь делать, чем заняться.
На часах скоро 8 вечера. До 8.00 посижу т пойду в гостиницу. Если дежурная по этажу будет ничего, приглашу её на «день рождения».
Ровно 8.00. Встал, чтобы уходить… Из-за угла появляется она с большим букетом цветов. Спрашивает, мило улыбаясь:
- Я не опоздала?
- Ровно на два часа, - отвечаю я, стараясь преодолеть вырывающуюся наружу суровость.
- Так ещё только две минуты девятого, - смотрит она на башенные часы.
Оля перепутала, считала, что я назначил встречу на восемь. Приди она на пять минут позже, меня бы не было…
В 11 часов из нашей гостиницы выгоняют гостей, а в Олином санатории закрывают двери. Надо торопиться.
После принятия по паре чайных чашек шампанского, заваливаю гостью на кровать, снимаю с неё всю одежду и, не слушая возражений и объяснений, как потеряна невинность, стараюсь наверстать упущенные по её вине два часа.
Это было именно то, что надо! Свежая, красивая, скромная и обаятельная молодая женщина вызывала настоящее, здоровое сексуальное желание. Уступив моему напору, она отдаётся с интересом, я бы сказал даже, с любопытством. Играет или, действительно, ещё не совсем созрела?
- Я правильно это делаю?
- А ты не устал? Уже четвёртый раз.
Мне нравится эта (пусть даже наигранная) наивность.
11 часов мы пропустили. Никто нас ночью не побеспокоил.
Мне было хорошо с ней не только в постели. Хотя пробелы в её образовании были налицо, она не стеснялась их, признавая моё превосходство, и часто задавала вопросы, иногда наивные, стараясь эти пробелы заполнить. Не правда ли, мужчинам такое поведение нравится.
Мы встречались каждый день, стараясь быть вместе, как можно, больше времени. И это нам удавалось: она была в отпуске, а я, не имея в штабе постоянной должности, тоже был достаточно свободен.
Меня удивляли и радовали её мизерные, на мой взгляд, запросы. Так Оля была очень довольна своей санаторной путёвкой. Я побывал в палате. Одни пенсионерки. Кто ещё пойдёт в городской санаторий в декабре? Олина койка стоит даже не у окна, а в центре палаты. Кормёжка – как в солдатской столовой…
Вполне устраивала её должность воспитателя в детсаде.
- Дети все такие милые! В этом году они впервые увидели снег. Пытались его есть. Жаль, что он растаял после обеда.
Подаренные мной дешёвые часики вызвали у Оли искренний восторг.
- Теперь у меня будут свои часы!
Побывал я и в общежитии на Пересыпи. Тёмная комнатка метров 7, на двоих.
- Правда, миленькая? И нас только двое: сестра и я. Что? Выгоняют мужчин после 11ти? Так это хорошо.
Устраивали её и поношенное пальто, и единственные старые туфли на все случаи жизни.
Оказалось, что в день нашего знакомства она посетила ресторан впервые. Правда, уже во второй раз она быстро там освоилась и, не интересуясь, во сколько мне это обойдётся, по вечерам стала намекать, что хотела бы посетить такое заведение ещё.
Я против такого времяпрепровождения по двум причинам: материальной и сексуальной – после ресторана остаётся мало времени на посещение гостиницы. Оставлять же Олю на ночь рискованно, можно нарваться на неприятности. Самое приятное и дешёвое – после небольшой прогулки, с посещением продуктового магазина, поужинать в номере, а оставшееся до 11 часов время провести в постели.
Любознательная Оля и здесь не стесняется учиться. Успехи её велики, что заставляет меня задуматься: так ли она наивна, как мне кажется.
Узнав, что в номере у меня есть ванна, Оля радостно ахнула:
- Я буду принимать ванну каждый раз, приходя к тебе: до постели и после.
- Это займёт много времени, - пытаюсь утихомирить её я. – Достаточно одного раза: до или после.
- Нет! Нет! Обязательно два. А ты старайся получить удовольствие быстрее.
Сказать, что я был счастлив, ещё рано, но «доволен» - безусловно.
Мольбы мои не ездить к родителям Оля проигнорировала.
- Они же там сойдут с ума!
Срок пребывания в санатории закончился, а вместе с ним и наше короткое счастье. Конечно, я её провожал, и, конечно, Оля при расставании всплакнула. Просила чаще писать и сама обещала то же.
После её отъезда опять пустота. Пишу ей письма почти каждый день. Как-то в давке переполненного трамвая сочинил оригинальное стихотворение. Строфа состояла из пяти строк. В последних двух строках рифма повторялась, что усиливало значимость сказанного. Стихотворение сложилось удивительно быстро, но записать его в трамвае я не смог, а вечером в номере поленился. Думал, завтра. Наутро же всё начисто забыл, даже размер и рифмы. Помнил только содержание.
Сел за стол и в том же духе написал заново. Отослал в Кролевец. А через несколько дней, опять в трамвае на Молдаванку, как-то сразу вспомнил старый вариант. Занёс в записную книжку оба, чтобы снова не забыть. Получилось, как перевод с русского на русский. Мне самому оба варианта понравились. Это были лучшие мои стихи. К сожалению, записная книжка пропала и память тоже подвела. Иначе я бы эти стихи здесь привёл.
Книжку, скорей всего, нашла и с удовольствием уничтожила Люда. Она продолжала лазать по моим карманам, проверять содержание записных книжек, вырывать из них листы или, если там было много непонятного для неё, уничтожать их полностью.
В Кролевец были посланы и другие стихи, более низкого качества, а также пара стихотворений, украденных у Смелякова (Оля, всё равно, с ним не знакома). Оказалось, что родители Оли перлюстрируют её переписку. Ознакомившись с моей писаниной , мама сказала:
- Это сумасшедший какой-то. Не связывайся ты с таким. Найди себе мужика простого, работящего…
Любовь – это одно, а секс – другое. Хорошо, когда они вместе, но могут существовать и по отдельности. Для последнего пришлось снова искать партнёршу.
Всё получилось спонтанно. Пошёл по пути наименьшего сопротивления. Проходя по коридору гостиницы, увидел выходящую из номера молодую женщину. В открытую дверь успел заметить внутри вторую. План созрел быстро и выполнен был успешно.
Стучусь в данный номер. Получаю разрешение. Вхожу. Несколько мгновений оцениваю потенциальную партнёршу. Смиренно прошу иголку с чёрной ниткой. Пока девушка ищет, жалуюсь:
- День рождения сегодня. Дата круглая, а справлять не с кем.
- Поздравляю! – говорит девушка и подаёт мне иголку с ниткой.
- Может быть, Вы сами пришьёте мне пуговицу? Это и было бы Вашим поздравлением. Я один живу. Напротив.
Называю номер комнаты.
- Хорошо! – соглашается девушка, - Сейчас зайду.
Быстро несусь в свой номер. От чего оторвать пуговицу? От ширинки? Пожалуй, для начала знакомства это неприлично. От пиджака… Пуговица не отрывается, «пришита насмерть», - как сказал бы Райкин. Приходится её отрезать.
Выставляю на стол резервную бутылку шампанского, конфеты, какие-то консервы, заготовленные себе на ужин, засохшие пряники, зачерствевший хлеб.
Стук в дверь. Это она. Уже не в халате, а во вполне приличном прикиде. Отмечаю: хочет понравиться.
- Вот, - показываю пиджак, - всего делов-то. Только иголки с нитками куда-то запропастились. Помню, что брал.
Пока гостья пришивает пуговицу, открываю шампанское и разливаю его по чайным чашкам.
- Спасибо, что зашли, что пуговицу пришили. Давайте выпьем за Ваши золотые руки и красоту, - несу я пошлятину.
- Может, за именинника? – спрашивает она.
- За именинника потом. За первую девушку, с которой я разговариваю с момента моего приезда в Одессу!
Тут же снова наполняю чашки.
- Теперь можете меня поздравлять.
Гостья произносит незамысловатый тост.
Мы выпиваем по второй, и она говорит:
- Так неожиданно попала на день рождения. Жаль, что никакого подарка нет…
Я тут же её перебиваю:
- Как сказал Волк Зайцу: - Лучший мой подарочек – это ты!
Сколько времени я уже без секса? Два дня или три? Вот она женщина. Сидит рядом со мной. Терпение моё лопается, поворачиваю её к себе, целую щёки, глаза, губы, одновременно раскладывая её на кровати. Она дышит с каким-то всхлипыванием и помогает мне снимать с неё одежду.
- Вот это настоящее поздравление! – восклицаю я, входя в неё…
- Хочешь ещё шампанского? – спрашиваю новую любовницу.
- Лучше бы чего-то покрепче, - признаётся она. – И хотя бы колбаски. Давай, сходим в магазин и потом продолжим.
На улице смотрю на часы. С момента моего посещения женского номера прошло всего 40 минут. Ничего себе! Это мой новый рекорд.
- Как тебя зовут? – смеюсь я.
- Вера. А тебя?
Называю себя. Вот и познакомились.
Вера заочница. Приехала в Одессу на сессию. Замужем. Дочери 4 года.
Делаем необходимые покупки в магазине. Возвращаемся ко мне в номер и продолжаем праздновать день моего рождения (в третий раз… Люба, Оля, теперь Вера).
Удобно мы оба устроились. По вечерам вместе ужинаем у меня. Затем секс. И по своим местам. Продукты закупаем, чаще всего, вместе. У нас разные вкусы. Она любит водку и пиво, я – вино и лимонад, она – мясо в любом виде (колбаса, сосиски), я стараюсь оставаться вегетарианцем. Это нас ничуть не разобщает, а наоборот, дает повод позубоскалить.
Все это хорошо. Но скоро из Кролевца вернётся Оля. Что тогда? Считаю, что с Ольгой у меня серьёзно, а Вера – очередная ****ь.
Всё разрешилось само собой. Однажды Вера на ужин не пришла. Когда постучал в дверь их номера, вышла подруга.
- В Одессу приехал Верин друг. Любовник, - пояснила подруга. – Они уже давно вместе. Так что ужины отменяются… Можешь меня пригласить, - закончила она, смеясь.
- Не сегодня. Мне ещё нужно это пережить.
Конечно, можно закрутить и с подругой Веры. Время есть. Но потом невозможно будет приводить Ольгу в гостиницу…
Видел я эту парочку. Он, по сравнению с Верой, совсем мальчик. Зачем молодому пареньку замужняя женщина, да ещё и с ребёнком, да ещё и ****ь? Любовь или какой-то комплекс?..
В небольшом городке под Одессой сделал доклад в линейной бригаде связи о перспективах развития техники связи. Туда и обратно - на машине по ухабам. Устал. Мне бы сейчас отдохнуть, но только зашёл в комнату, звонит телефон. Неужели опять нашли мне какую-то срочную работу?
Женский голос спрашивает:
- Юрий Петрович?
Если так официально, значит, есть работа.
- Вы любите ходить в театр?
К таким вопросам я не подготовлен.
- А что случилось?
Я так испуганно спрашиваю, что на том конце рассмеялись:
- Ничего страшного. Сегодня в Филармонии творческий концерт Андрея Миронова. Мы приглашаем Вас на этот концерт. Начало через 15 минут. Берите такси и приезжайте в Филармонию. Мы будем Вас ждать у входа.
- Кто «мы»?
- Потом всё объясним. Сейчас некогда. Мы ждём.
Я в полевой форме: гимнастёрка, портупея, сапоги. Переодеваться нет времени. Где находится Филармония? Наверное, далеко. Ведь она сказала: «берите такси». Накидываю шинель и выскакиваю из гостиницы.
- Такси! В Филармонию.
Проезжаем два квартала и останавливаемся. Я смотрю удивлённо на водителя, он – на меня.
- Чего стоим?
- Филармония.
Вышел. Смотрю по сторонам. Кто сейчас ко мне бросится? Что за делегация?
Никто на меня не обращает внимания.
А-а. Вот направляется ко мне симпатичная блондинка. С такой можно завести интрижку…
- У Вас нет лишнего билетика? – спрашивает она.
Вот спешит ещё одна… и опять спрашивает о лишнем билетике.
За дверью уже слышен звонок. Меня разыграли?
Ещё раз оглядываюсь. Кроме спешащих куда-то женщины с ребёнком никого нет. Неожиданно они останавливаются около меня.
- Здравствуйте! Это мы!
Женщина длинно и путано начинает рассказывать о своей поездке в Ленинград, как её там хорошо принимали…
- Понятно! – перебиваю я. – Билеты у Вас?
Она достаёт билеты, и мы бежим на контроль.
Билетов два, а нас трое. Девочке 7 лет. Она какое-то время сидит на руках у мамы, Миронов ей не интересен, и она начинает вертеться по сторонам.
- Катя! Перестань! – достаточно строго обращается к ней мать.
Катя слезает с маминых рук и забирается ко мне на колени. В зал не смотрит. Её больше интересуют мои разноцветные наградные колодки и академический значок.
- А как его открутить? – спрашивает громко она.
- Катя! Перестань! – теперь уже это сердито произношу я.
Катя начинает откручивать звёзды на моих погонах. Зрителям позади нас это мешает.
- Ты почему папу не слушаешься? – шипит позади мужчина.
Девочка рада, что на неё, наконец, обратили внимание:
- А это и не папа вовсе! – раздается на весь зал её звонкий голосок.
Одесситы народ любопытный.
- А кто же это? – хором спрашивает сразу несколько человек.
И Катя охотно объясняет:
- Этот дядя маме понравился, и мы решили пригласить его в театр. Бабушка на Миронова билеты достала… Вот и всё.
На сцене хохмит Миронов, но зрителей вокруг нас больше интересуют детали нашего знакомства:
- Где же вы познакомились?
- Да вот сейчас при входе. А до этого мама ему позвонила в гостиницу и пригласила. Вот он и пришёл.
- А где вы его впервые увидели?
- В военной гостинице. Мама туда к подруге приходила. Он мимо прошёл. Мама сказала: «Какой симпатичный!» А тётя Тоня сказала: «Он здесь один и надолго приехал»…
Уже никто на нас не шикает. Головы всё большего количества зрителей поворачиваются в нашу сторону. Всем интересно. На Катю сыплются вопросы. Она же серьёзно и толково на них отвечает. Мать берёт её к себе, пытаясь закрыть ей рот. Я, застыв, смотрю только на сцену. Соседи, совсем без стеснения, рассматривают нас и высказывают каждый своё мнение. Кто – за, кто – против. Возникает дискуссия. В нашу сторону направляется администратор. Мы мешаем Миронову…
После концерта Лиина ведёт меня на Греческую площадь (площадь Мартыновского).
- Здесь Вы можете сесть на трамвай и доехать до гостиницы.
- Как? – удивляюсь я. – А Катя пригласила меня в гости.
- Да, - говорит Катя. – Бабушка же сказала, что напечёт пирогов и будет нас ждать.
Тут опять вмешиваюсь я:
- Если бабушка нас ждёт, надо тогда и ей что-нибудь купить. Торт подойдёт?
- Подойдёт! – чистосердечно радуется Катя.
Покупаю торт и бутылку вина.
Бабушка, действительно, нас ждёт. На столе настоящий самовар и пироги. Торт и вино тоже лишними не оказались.
У бабушки ко мне куча вопросов. Она хочет выведать у меня военную тайну? Но, оказывается, она знает больше меня. Перечисляет управления и отделы штаба, называет фамилии и имена генералов. С ней надо держать ухо востро…
Катя, её мама и бабушка живут в совсем небольшой комнатушке. Квартира коммунальная. Ещё при входе я обратил внимание на количество звонковых кнопок. Их было 18. Когда появилась необходимость посетить туалет, Лиина долго вела меня по изломам квартирного коридора. При входе в туалет выстроился ряд выключателей, внутри каждому выключателю соответствовала своя лампочка.
И ещё о девочках на примере Кати.
Я ей понравился. Именно, как мужчина женщине. Она не слезала с моих рук, то тёрлась щека о щеку, то лезла ручонками куда-то за пазуху, залезала и садилась на шею, и я чувствовал, как, широко расставляя ножки, она трётся своим органом о мою шею, возится так, чтобы рука моя оказалась у неё между ножек. Мне это не показалось.
- Вот что значит, в доме нет мужчины. Ребёнок тянется к мужской ласке, - вздыхает бабушка.
Да. Но как тянется.
Уверен, если бы я разделся и лёг в кровать, Катя полезла бы следом и облапала бы меня за все самые интимные места.
Примерно тоже было с 8летней дочерью Марины. Инстинкт?..
Подошло время Кате ложиться спать. Она потребовала, чтобы я сел рядом.
- А завтра заберёшь меня из садика?! – то ли просит, то ли требует она.
Свет потушен. На одной кровати «спит» бабушка, на другой – Катя. Мама, проводив меня, тоже ляжет с Катей. А пока мы с Лииной сидим рядышком. За одну мою руку держится Катя, вторая блуждает по телу Лиины. Мы оба возбуждены, хотим друг друга, но секс в таких условиях никак не возможен.
- Приходи завтра ко мне в гостиницу, - шепчу Лиине.
Оказывается, и это невозможно. Работники гостиницы хорошо знают её, и засветиться со мной она не хочет…
Через два дня, вернувшись со службы, вижу Лиину на месте дежурной по этажу.
- Ты что здесь делаешь?
- Дежурю. Я устроилась сюда на работу. Ради тебя! Доволен?
Конечно, нет. Приедет Ольга. Куда я её поведу?
Ночью, закрыв на ключ вход на этаж, Лиина приходит ко мне. У неё хорошее тело, и она достаточно темпераментна. Считает, что приносит себя в жертву и требует соответствующего отношения.
Дежурит Лиина один раз в четыре дня. В промежуточные три дня она приходить ко мне не может, не компрометируя себя, а я в эти дни другую женщину тоже не могу привести. Передадут ей. Вот незадача!
Справляем с Лииной «праздник секса» каждые 4 дня.
Перед приездом Ольги я сходил на окружной узел связи, сказал, что ко мне приезжает жена, и снял комнату у одной из работающих на узле женщин.
Оставил Лиине записку, что уезжаю в срочную командировку, и покинул гостиницу, где прожил почти два месяца.
Ольгин поезд приходил ночью. Выскочив из вагона, она бросилась мне на шею.
- Я ждала этого момента весь отпуск! Там, в Кролевце поняла, как сильно люблю тебя.
Слышать такое признание от женщины, в которую влюблён, всегда приятно.
Спешу рассказать ей, что у нас теперь есть своя комната, что мы можем быть вместе почти всё нерабочее время.
- А там есть ванна? – спрашивает Оля.
- Не знаю. Сам ещё толком не рассмотрел квартиру. Какая разница? Важно, что мы будем вместе.
- Большая! – капризно заявляет Оля. – Я должна с поезда принять ванну. Зачем ты ушёл из гостиницы? Я так мечтала посидеть в тёплой водичке. И сегодня я с тобой в эту дурацкую квартиру не поеду. Мне надо в общежитие.
Пришлось уговаривать её, объяснять, что хозяйка квартиры ждёт нас, я сказал ей, что пошёл встречать жену.
- Будешь настаивать, вообще останусь в общежитии. Не могу я жить с тобой. Ты уедешь, а мне здесь оставаться… В гостинице было так хорошо!
Я тоже умею настаивать на своём. Поведение любовницы меня злит.
- Если ты сейчас не поедешь со мной, я скажу хозяйке, что жена не приехала. Жить останусь там. В гостиницу переходить не буду. За квартиру заплачено до конца моей командировки. Тебе в этой квартире появляться будет нельзя: «жена» же не приехала, и встречаться нам будет негде.
Уговорил.
Первый Олин вопрос к хозяйке:
- А ванна у Вас есть?
- Есть, - отвечает та, - но обычно мы держим в ней воду. Перебои с водой бывают часто.
И всё-таки Ольга посреди ночи потребовала у хозяйки предоставить ей ванну. Оказалось, что она не так проста и наивна.
В постели моё неприятное восприятие Олиного поведения развеялось. По-прежнему, она была наивно-развратна.
- Дай мне его потрогать. Я соскучилась… Какой он упрямый! Можно, я сделаю это сама?
Кувыркались всю ночь. Боюсь, что хозяйке за тонкой перегородкой тоже спать не пришлось.
На следующую ночь Ольга заявила, что впервые испытала оргазм.
- Это так здорово! Ни с чем не сравнимо! – восхищалась она.
Было всё это как-то театрально, не совсем правдиво.
Ольге необходимо съездить в общежитие, и мы отправляемся туда вместе. Оля вся в делах: бегает, с кем-то встречается, рассказывает, договаривается… Мы с её сестрой сидим в комнатушке и ждём, когда она переделает все свои дела.
- Оля! Поехали! Поздно уже, - прошу я.
- Поезжай! Я сегодня ночую здесь.
- Что я скажу хозяйке? Где моя жена?
- Придумай что-нибудь, - беспечно щебечет Оля.
И не поехала. Обидно. Хозяйка и без моих объяснений поняла, что Оля местная.
На следующий день встречаю подругу после работы.
- Не хочется ехать в твою халупу, - заявляет Оля. – Хозяйки стесняюсь.
Опять уговоры.
- Хорошо. Поедем, но с условием: завтра идём в ресторан. Сестру мою берём тоже.
До конца моего пребывания в Одессе остаётся несколько дней. Ольга об этом знает. Знает, наверное, и то, что к концу командировки деньги обычно кончаются. Чем тратить их на ресторан, лучше купить ей что-нибудь необходимое.
Но Ольга упряма:
- Иначе в квартиру не поеду.
Не вяжутся как-то её уверения в любви до гроба с мелочными требованиями, условиями. А мне приходится с ними соглашаться.
Накануне дня расставания Ольга плачет, не переставая.
- Как я буду здесь без тебя? Забери меня. Когда ты сможешь это сделать?
Мы уже договорились, что летом поедем в Крым. Проведём вместе целый месяц. А пока я буду готовить условия для её переезда в Питер. Какие могут быть ещё вопросы?
В день моего отъезда Ольга должна работать, но она обещает отпроситься, чтобы посадить мня на поезд.
- Если не отпустят, вместе с детьми выйду к железной дороге, и, когда твой поезд будет проезжать мимо, помашем тебе руками.
До последнего момента высматривал подругу на перроне… Не отпустили? Ни машущих детей, ни Оли в обозначенном месте я не увидел. Правда, всё это Оля объяснила в письме.
Переписывались регулярно. «Люблю! Жду встречи! Скучаю!!!» - было в каждом письме.
А я готовил её к нашему совместному отпуску: купил и отослал ей надувной матрас, маску с трубкой, кеды, для лазания по горам, одеяло лёгкое и в то же время тёплое…
В начале июня Степан сообщил, что у них на производстве имеются в избытке профсоюзные путёвки - экскурсия в Одессу на три дня. Стоимость, вместе с перелётом и кормёжкой, 10 рублей. Это же здорово! На три дня я могу слетать в Одессу!
Даю радостную телеграмму Ольге, чтобы готовилась, встречала. Одесский аэропорт находится почти в центре города…
Наш самолёт по каким-то причинам садится не в Одессе, а в Симферополе. Это, в какой-то мере, хорошо: прилетим не ночью, а утром; Ольге встречать будет удобнее.
Меня никто не встретил. Конечно. Самолет опоздал больше, чем на 8 часов.
Такси доставляет меня на Пересыпь. Вот оно общежитие. Сейчас состоится встреча…
Охранник просит мои документы. Раньше охраны в общежитии не было.
- А Вы кем ей приходитесь? – спрашивает он.
- Дядей, - быстро ориентируюсь я. – Родным дядей. Родители просили её навестить.
- Так вот, дорогой дядя! – начинает вещать мне бородатый охранник. – Ваша племянница вчера привела к себе молодого человека, а вышел он только сегодня. Это непорядок. За такое поведение можно и из общежития вылететь. Я ей выговор уже сделал, а Вы там родителям передайте…
- Мне нужно её увидеть! – настаиваю я.
- Так ушла она. Вместе с хахалем. На пляж пошли. С одеялом… Моим одеялом, которое я прислал ей в подарок!
Пляж находится тут же, и я шагаю меж лежащих пар, выискивая свой подарок – лёгкое и тёплое одеяло.
Нашёл. Одеяло и её. Лежит в подаренном мной купальнике на подаренном мной одеяле, и рядом сохнет подаренный мной матрас. Молодой парень (мне не чета) лежит рядом, положив руку на Олю чуть ниже спины.
Устроились!
- Здравствуй, Оля! – произношу громко. – Ты получила телеграмму о моём прилёте? Что ж ты, родного дядю встречать не хочешь. Еле нашёл тебя. Хорошо, охранник подсказал.
Она поднимает голову и… не может встать.
- Телеграмм не было, - произносит изменница. – Я бы встретила.
Наконец она догадывается вскочить, и отводит меня в сторону.
- Как ты сюда попал? Не было телеграммы. Я бы…
- Не трахалась сегодня ночью с хахалем, - перебиваю её. – Удачно всё получилось. А у меня в кармане лежат твои письма. Там ты пишешь, что скучаешь, любишь… Могу тебе их отдать.
Она всё ещё ошарашена.
- Ничего такого не было! Я встретилась с ним только сейчас, утром. Мы почти незнакомы.
- Охранник всё рассказал, - перебиваю опять я, поворачиваюсь и стараюсь уйти, как можно, быстрее.
- На сколько ты приехал? Где остановился?
Она бежит рядом, надеясь, что я замедлю шаг, выслушаю её, поверю. Поняла – напрасно.
- Я верну тебе все твои подарки! – кричит она уже вдогонку. – Куда мне вечером прийти?
Я уже на асфальтовом тротуаре. Почти бегу и вспоминаю Ладу. Всё повторяется. Первый раз – трагедия. Второй – фарс.
Я не расстроен и даже рад: нет проблем с переездами, устройством её на работу, жильём.
Как вести себя, если она найдёт гостиницу, номер?.. Нет проблем. Решение должно быть однозначным и твёрдым…
Тамара
По выданному мне распорядку экскурсии нахожу свою группу и рассказываю Степану окончание любовной истории.
- Плюнь! – говорит он равнодушно. – Я здесь других нашёл. Как раз – две. Вон стоят. Высокая, постарше – это моя, я уже забил. А с маленькой, если хочешь, могу сейчас познакомить. Знаю, ты молоденьких любишь. Сегодня вечером в гостинице можно совместный ужин устроить.
Предлагаемая Степаном женщина молоденькой не выглядела. 33-35 – определил я на глаз. Небольшого роста, миниатюрненькая. Вот только в глазах то ли строгость, то ли печаль. Не проявляют глаза интереса ни к экскурсии, ни к окружающим, тем более, к мужчинам. Глубоко в них какая-то серьёзная думка прячется, и этим она всем несерьёзным ухажёрам как бы показывает: «Уйди, без тебя тошно».
При моём сейчас настроении мне ещё с бедолагой какой-то не хватало знакомиться. Вдвоём плакать веселей?
Вечером Степан с новой любовью ужин варганят, а мы с Тамарой каждый в своей комнате сидим, свою думу думаем, ждём, пока нас к столу позовут.
Позвали, наконец.
Одна пара, радостная, довольная, тосты произносят, шутки шутят, друг другом любуются, и не только любуются, лапаются уже. Другие двое понурыми сидят, каждый в тарелку свою безразлично смотрит, криво на шутки улыбаются, друг другом вообще не интересуются.
Выпили. Закусили. Потом счастливцы говорят нам с Тамарой:
- Не хотите ли вы прогуляться? Если нет, то в другой комнате пока посидеть. В общем, просим временно освободить помещение, лучше - до утра.
Вышли мы с Тамарой вдвоём, по коридорам гостиницы походили, парой слов перекинулись, гулять не пошли, осталось только свободный номер занять, что я даме и предложил.
- Хорошо! – говорит Тамара. – Зайдём. Может быть, даже спать нам в одной комнате придётся. Я со своей начальницей ссориться не хочу. Но заранее предупреждаю: никаких поползновений не потерплю. Женщина я замужняя, и мужу изменять не собираюсь… хоть и подлец он у меня.
Сказала такое звенящим голосом и только что не заплакала.
- Не бойтесь, отвечаю. – Домогаться Вас никто не будет. Вижу, женщина Вы серьёзная. А у меня сегодня совсем не то настроение.
Надо же кому-то в жилетку высморкаться. Так, слово за слово, всё ей об Ольге рассказал. Вроде как и полегчало.
Откровенность за откровенность. Тут и Тамару понесло. Мы ведь перед этим на торжественном ужине ещё и выпили.
Вышла она замуж рано. В 19 лет уже родила. Сыну сейчас 14. Муж и до свадьбы выпить любил, а с годами совсем пьяницей стал. Только в этом году она его из вытрезвителей 6 раз забирала. А полгода ещё не прошло.
Хотела развестись. Как? Квартирный вопрос мешает. Раньше в одной комнате жили. Недавно по очереди новую площадь получили: две проходных комнаты в трехкомнатной квартире. В третьей комнате – подселенец. Мужик. И тоже, как Томин муж, пьяница. Расходиться – площадь делить. Кто две отдельных комнаты отдаст за две смежных? Никто.
За пьянство мужа с работы выгнали. Целый день дома сидит или у магазина отирается.
Сначала всё Томкино золотишко пропил, потом и до вещей дошёл. Сейчас дома – ни тарелок, ни кастрюль. Скажи что не так – в драку лезет. Сколько раз уже на работу с синяками приходила.
Незаметно почти всю ночь и проболтали.
Послушал я женщину. Да! Мои неприятности против её ничего не стоят. Жаль бедолагу чисто по-человечески.
На другой день – опять по экскурсиям. Степан с Галиной вместе, а мы с Томой тоже рядышком ходим – спали всё-таки в одной комнате.
В Питер прилетели – разошлись. Через пару дней Степан звонит:
- Тебе Тамара через Галю привет передаёт.
- Ей тоже от меня передай.
- Ты сам ей позвони. Запиши рабочий телефончик.
Позвонил. С работы на машине встретил. Ездили. Болтали. Всё чисто по-дружески. Впервые почему-то мысли о сексе даже не возникало.
Когда второй раз встретились, предложил ей вместе в Крым поехать (вместо ранее запланированной Оли). С палатками. Палатка - на двоих одна.
- Можно, я завтра отвечу? – спросила Тома.
- Не тороплю. Время есть.
На другой день она согласилась, но от секса в лесу отказалась. Пока.
Билеты на поезд брал я через знакомую кассиршу. Дала она мне двухместное купе. Проводница сначала пускать нас не хотела.
- Ошибка! – говорит. Купе занято.
Пришлось бегать, выяснять, доказывать.
Доказал.
Только когда поезд от вокзала отъехал, я впервые Тому поцеловал. Медлить не стал. Сразу после поцелуя на нижнем сиденье её и взял. Проводница без стука заходит – выяснить что-то хотела – а я уже между Томкиных ног голой задницей ей семафорю.
- Извините, - говорит, - не ожидала. Только ведь отъехали. – И дверь закрыла.
В Курортном меня Серёга с Сашкой ждали. Вчетвером и отдыхали. Сначала – в Курортном, потом в Крымское Приморье переехали. Оттуда пешком в Судак пришли.
Томка молодцом себя держала. Не хныкала, не жаловалась. Компанейской оказалась. На дело – быстрая. И палатку поставить поможет, и хворост для костра соберёт, и еду приготовит. Угрюмость пропала. Улыбается, смеётся, шутит, над ребятами подтрунивает. Но когда Сашка попробовал на что-то ей намекнуть, отчитала его и меня ещё упрекнула:
- Вот какие у тебя друзья!
Я это качество за Сашкой и раньше знал. Когда мы ещё в первый поход ходили, он тоже к Ольге приставал.
В Судаке мы с ребятами расстались. Они в Питер поехали, а мы с Томой сначала на Казантип, потом – в Песчаное (на северо-западном берегу).
Подробнее расскажу один, в общем-то, незначительный, произошедший там, эпизод.
Под утро, во сне почувствовал я приятную истому. Ещё не открывая глаз, понял: Томка колдует над моим членом; трогает, гладит, берет в рот, посасывает, слегка кусая.
- Ты пытаешься разбудить меня таким способом? – смеюсь я. – Сказала бы. Я бы проснулся и вставил тебе.
- Нет. Вставлять сразу не надо. Мне нравится ласкать его. Он такой трудяга. Спи. Я получаю от этого удовольствие, может быть, даже больше, чем ты.
Желание моё всё нарастало. Терпел, сколько мог. Наконец, не выдержав, набросился на подругу.
Сначала удовлетворяли друг друга классическим способом. Разойдясь, стали опробывать другие. В низкой палатке особо не разойдёшься. Однако оба показали тогда всю свою страстность, стремление обладать друг другом. Что это? Любовь? Страсть? Инстинкт?
За время отпуска Тамара очень мне понравилась, как женщина, как подруга, как любовница. Ни разу за весь отпуск не поссорились, не обиделись. Жили, как говорится, душа в душу.
Вернувшись домой, Тамара сразу рассказала всё мужу, потребовала развода и переехала к тётке. Там мы с ней и продолжали встречаться.
Сложился своеобразный ритуал.
При моём появлении накрывался обильный стол. Томе это было не в тягость – она работала заместителем заведующего столовой. Каждый тащил с работы, что мог. Готовила она замечательно. Блюда, как правило, не повторялись, были оригинальными и, главное, очень вкусными.
У Томки в руках всё горело. Она одновременно подавала на стол, присаживалась и ела сама, тут же, как само собой, мыла посуду, убирала её в буфет, и к концу обеда стол уже был абсолютно чист. Хотя так же было всегда и на юге, я к этому привыкнуть никак не мог. Для всех близких мне женщин готовка была тяжёлой работой, сравнимой с каторжной, а уж уборка со стола и мытьё посуды были для них тяжелее каторги.
- После хорошего обеда необходимо отдохнуть, - говорила тётка и отсылала нас в спальню, где мы и «отдыхали» каждый раз на абсолютно чистом постельном белье.
Тамара была идеальной женщиной и стала бы, безусловно, идеальной женой, несмотря на недостаточное образование, которое с лихвой компенсировалось сообразительностью, энергией и женским чутьём.
Конечно, не всё было безоблачным.
Первое. Необходимо было избавиться от пьяницы-мужа. Даже после развода он оставался бы в злосчастной квартире, которую невозможно поделить. Я свою квартиру разменивать тоже не собирался. В ней, кроме нас с женой, жили дочь, зять и внук. Снимать? Но как долго? Всю жизнь? Это был 1980 год. Ни купить, ни получить площадь возможности тогда не имелось.
Второе. У Томки – 14летний сын. Когда семья распадается, дочь, как правило, остаётся на стороне матери. Она вместе с матерью влюбляется в мужчину во вновь созданной семье (иногда может случиться и перебор). Сын же обычно принимает сторону отца. Если он даже остаётся с матерью, то начинает ревновать её к новому мужчине, та как внимания ему (сыну) теперь уделяется меньше. Оставлять сына с пьяницей-отцом или брать его в новую семью?
Вопросы эти, в принципе решаемые, всё же заставляют задуматься.
А тут ещё новая неожиданная напасть, чисто физиологическая. Уже в начале полового акта у меня всё жжёт, будто настёганное крапивой, а в конце краснеет, опухает и, если сразу не помыться, появляются язвочки и даже сходит кожа. Такое у меня бывало раньше, если спал с беременной женщиной.
Мы оба обращаемся к врачам, каждый к своему.
- Это не венерическая болезнь, - говорят мне. – Просто у женщины очень кислая среда.
Томку в КВД уверяют, что она абсолютно здорова.
Пользуясь разными мазями, довожу себя до нормы. Новое соитие – и всё повторяется.
Я считаю, что это от её мужа, Наверное, Томка скрывает от меня, что живёт с ним. Не исключаю, возможно, он её насилует. Ведь на юге в течение месяца этого не было. И почему от меня другим женщинам ничего не передаётся?
Чтобы узнать правду и вылечиться, Томка ложится в больницу. Выписывается с диагнозом – здорова. А у меня – всё так же.
Мы не встречаемся более полугода. Я переспал со многими женщинами. Всё нормально. Томка же за это время сумела лечь в Военно-медицинскую академию; правда, в психиатрическое отделение, прошла все возможные проверки. Здорова – уверяют её врачи. Встречаемся летом в июне. И опять то же…
Несовместимость. Пришлось расстаться навсегда.
Чужие невесты
На эту тему раньше уже было несколько рассказов: проводница поезда Оля, Ира из общаги «Красной нити». Поскольку я веду повествование не в хронологическом порядке, а по общим признакам, направлениям событий, такая глава может иметь место.
Вера
В летний сезон удобно знакомиться с женщинами на пляже. Проверено практикой: хуже всего, когда они пришли парой. Моё правило: двое хуже, чем ни одной.
Вера в этот день была одна. Молоденькая девушка одиноко лежала на горке между двух озёр (в Озерках), постоянно приподнимая голову и оглядываясь по сторонам. Видно было, что ей очень хотелось познакомиться.
У меня в таких случаях имеется несколько подходов к намеченной жертве.
1. Лечь недалеко и попросить приглядеть за одеждой, пока я купаюсь.
2. Подождать, когда она пойдёт купаться, и познакомиться в воде. Например, «нечаянно» столкнуться или сделать замечание, что вода сегодня тёплая (холодная), грязная (чистая)…
3. Если приехал на машине, отдать ключи на хранение. Выкупаться и вернуться, как старый знакомый.
Вера лежала в густой траве. Я «не заметил» её, чуть не наступил, сказал, что она выбрала удобное место: на травке, высоко, можно наблюдать за отдыхающими: кто-то играет в волейбол, а кто-то целуется за кустом.
По тому, как объект реагирует на ваши слова, можно решить, стоит ли тратить время и силы или нет.
Верина улыбка сказала мне: стоит.
Попросил разрешения лечь рядом. Пояснил: вдвоём веселее, и купаться можно ходить по очереди. В общем, проблем со знакомством не было.
Моя новая знакомая – студентка техникума в провинциальном городке. Приехала в Питер практиканткой на завод «Комсомольская правда». Пробудет здесь долго. В общежитии места не нашлось, и начальство устроило её прямо в цеху, в подсобном помещении. Вера не в обиде, но цех работает в две смены, и ей, с одной стороны, приходится проводить всё свободное время на улице; с другой стороны, после вечерней смены проходная закрывается, и Вере до её закрытия необходимо быть в цеху.
- Всё равно, я довольна, - радуется девушка. – Есть возможность посмотреть Ленинград, побывать в музеях, сходить в театр. Девчонки очень мне завидовали, когда стало известно, кто куда едет на практику.
На ловца и зверь бежит. Кто из нас двоих ловец, а кто зверь, понимать можно двояко.
Спрашиваю:
- Что же Вы уже успели посмотреть? Где побывали?
- Да я ещё недавно приехала, - мнётся собеседница, - Невский видела, метро.
Предложил приезжей девушке свои услуги в качестве гида.
- Сейчас вот выкупаемся и поедем знакомиться с городом. На машине, - показываю ей ключи.
Кто же в таком случае может отказаться?
Мне нравится показывать приезжим свой город. Есть, чем гордиться. Знаю, что показать.
Из Озерков по Ланскому шоссе выезжаем на Кировский проспект, а там Петропавловская крепость, Артиллерийский музей с пушками на улице и во дворе. За Троицким мостом Летний сад, Марсово поле. Тут уж и Дворцовая площадь недалеко, Эрмитаж, Исаакиевский собор, Медный всадник…
На машине всё это объехать нетрудно.
Потом горячие пирожки в «Минутке», мороженое в «Лягушатнике». Соблазнять, так соблазнять!
Мы проводим вместе целый день. В первом часу ночи машина останавливается у проходной «Комсомольской правды».
Какая девушка устоит против такого натиска?!
За всё это время я к Вере даже не прикоснулся. Не позволил себе ни обнять, ни поцеловать. Должна привыкнуть.
В то же время в таких случаях передышки давать нельзя. Назавтра после работы мы встречаемся снова.
Сделав небольшую петлю по городу, везу Веру в Разлив, к шалашу Ленина. Маршрут для меня накатанный. Кого только я туда не возил? Лиля, Нелли, Ирка и другие, о которых здесь речь, скорей всего, вообще не пойдёт.
На берегу Разлива, среди ухоженных деревьев и кустов, глядя на садящееся за горизонт солнце, я впервые осторожно беру Веру за талию. Платьице совсем лёгкое, и рука ощущает тепло, упругость, молодого, зовущего девичьего тела. Вера не отстраняется, не снимает моей руки, а, будто замёрзнув, слегка прижимается ко мне.
Она первая переходит на «ты».
- Знаешь, а у меня дома парень есть, Борис.
- Ты живёшь с ним? – грубо ставлю вопрос ребром.
- Нет! – пугается она. – Встречаемся, гуляем, на дискотеки вместе ходим…
- И не целовались? – продолжаю допрос.
Она опять мнётся. Отвечает не сразу:
- Целовались, конечно. Даже планы совместной жизни строили.
- Ты уже замуж собираешься? – грустно спрашиваю её, одновременно прижимая к себе всё сильнее и сильнее.
Вера поворачивается ко мне и кладёт свою ладошку на мои губы:
- Замолчи!
Потом обнимает меня за шею и протягивает губы. Ох уж, этот первый поцелуй. Он вызывает эмоций больше, чем дальнейшее совокупление.
Теперь мы целуемся каждую минуту. Я уже не трепещу, когда обнимаю Веру, а делаю это уверенно, как хозяин доверенного мне тела.
Договариваемся, что на следующий день едем на ночь с палаткой на Медное озеро.
Как-то слишком быстро, гладко всё получается. У девушки есть ещё время, чтобы опомниться. Она может просто не прийти завтра. Моего телефона у неё нет, у меня тоже нет на неё никаких выходов. Ниточка может порваться очень легко.
На следующий день Вера ждёт меня в договорённом месте. Пришла. Даже не опоздала. Она одета в соответствии с моим советом: шаровары, куртка. В багажнике у меня одеяла, палатка, какая-то еда.
На берегу Медного озера разводим костёр. Жарим на веточках сосиски, хлеб. Есть бутылка вина.
Мы серьёзны. Не смеёмся и не шутим. Каждый из нас знает, зачем приехали, и думает своё. Я: получится или сорвётся? О чём думает женщина, мужчине знать не дано.
Темнеет. Тушим костёр, садимся в машину, отъезжаем подальше от воды, в место поглуше, чтобы никто не помешал. Ставим палатку.
Внутри ещё прохладно. Не раздеваясь, залезаем под одеяло. Греемся, обнимаясь, целуясь, перекатываясь один через другого.
Я начинаю раздеваться первым. Вера медлит, и приходится ей помогать. Не стягивать, не срывать одежду, а именно помогать.
- Я девственница! – вдруг сообщает она, то ли предупреждающе, то ли вопросительно: что будем делать?
Нужных слов сразу не нахожу. Молчу. Но одежду с неё потихоньку продолжаю стягивать. Не знаю, что чувствует она, но меня это возбуждает.
Мы уже оба голые. Она безвольно раскинулась на спине, я колдую над ней. Рассматриваю. Глажу. Хороша! Спешить некуда. Уже никуда не денется. Целую, целую, одновременно пробираясь рукой снизу всё ближе и ближе к цели…
- Согни ножки в коленях… Подними их… Выше… Ещё выше…
Она послушна. Напор… и мы уже любовники…
Отдыхаем, ласкаемся, сходимся опять… Затем третий раз…
Ненадолго выключаемся. Засыпаем. Но сон неглубокий… Просыпаемся, чтобы снова любить друг друга…
Через день вечером опять едем за город. «Поляны». Озеро Комсомольское. Опять ставим палатку.
Теперь Вера раздевается первой.
- Я тебе нравлюсь? – принимает она различные позы. Я целую её грудь, живот, потом затаскиваю в палатку…
На этот раз она, уже совсем не стесняясь, проявляет инициативу. Мне это нравится.
После секса сладко засыпаю.
Просыпаюсь от того, что Вера меня тормошит. С трудом открываю глаза. Снаружи темно, в палатке ещё темнее.
- Ты что же спишь? Мы зачем сюда приехали? Я ожидала огня, бури страсти, сильнее, чем в прошлый раз. А он храпит!.. Давай работай!
Вот это мне совсем не нравится. Можно оставить и на утро, и на ночь, она ещё не кончилась. А так получается уже насилие со стороны женщины, вчерашней девственницы.
Своё она, конечно, получила, но потом пришлось объяснять, что мужчина не может молотить подряд. Нужен отдых для накопления сил.
Днём, пересиливая себя, старался показать партнёрше, на что способен мужчина. Она же принимает это, как само собой разумеющееся. Всегда готова!
Хотел продолжить показ Вере города, но она об этом слышать не хочет. Только секс!.. За город, и трахаться, трахаться. Впервые встречаю такую девчонку.
Кроме этого у нас нет ничего общего. Через пару недель я уже сыт по горло. Надоело ездить за город, искать укромное место, спать на земле или в машине, не высыпаться.
В Веру я и вначале влюблён не был. Теперь же этот монстр секса вызывает у меня отвращение. Скоро ли она уедет домой?
- Помоги мне остаться в Ленинграде! – просит меня любовница.
- А как же Борька? Он ведь тебя ждёт.
- Зачем он мне теперь? У меня есть ты.
Не могу и не хочу встречаться с ней каждый день. А девушку это злит. Мы начинаем укорять друг друга, потом ругаться. И наконец, купив Вере дорогой подарок, я объясняюсь ей в своей нелюбви. Подарок смягчает удар. Вера говорит, что она заметила это уже давно и сама хотела предложить мне расстаться…
Надюшка
На выходе из Удельного парка зацепил словом стайку молоденьких девчонок. В куче они всегда смелые – кто-то остроумно ответил, и завязалась беседа, а скорее, ничего не значащий трёп.
Предложил подвезти. Машина рядом. Всё – как обычно.
Ехать оказалось недалеко – общежитие на проспекте Пархоменко. Даже толком познакомиться не успели. Когда девушки покидали машину, на всякий случай, бросил фразу:
- Сейчас еду в центр по делам. Если у кого есть время, чтобы прокатиться по городу, одно место свободно.
Одна клюнула: - Можно я?
- Смотри, Надюшка! Завезёт он тебя куда-нибудь, и не убережёшь ты свою целку. Что тогда Кольке скажешь? – грубо пошутили подружки.
Девушку это не смутило:
- Уберегу! Вы меня знаете.
- Кто такой Колька и почему надо для него себя беречь? – тоже шутливо продолжаю я затронутую тему.
- Колька – парень мой. Он в армии сейчас.
- Не очень, видно, Колька настырный. Обычно парень перед армией своего добивается, если, конечно, любовь есть.
- Он-то добивался, и даже очень. Только я сказала твёрдо: - Когда вернёшься, тогда и посмотрим. Ведь многие, пока служат, заводят себе там новых подруг. Вот и останешься у разбитого корыта. Он-то меня очень любит. Письма получаю почти каждый день. А я его – не знаю.
Сравнение про корыто мне понравилось. Удачная острота или случайно сорвалось у девушки с языка? За словом, правда, она в карман не лезет. Разговаривает даже на щекотливую тему свободно. Перешла сразу на «ты».
- Долго ему ещё служить? – интересуюсь я.
- Осенью уже вернётся.
Прикидываю про себя: сейчас лето, осенью вернётся – три года девушка девственность хранила – ничего у меня не получится. Зря бензин и время расходую.
Можно, конечно, развернуться и отвезти спутницу назад в общежитие, объяснив какой-нибудь причиной. Но ведь и само общение интересно, и девушка симпатичная, и лишний раз город показать приятно.
Едем по уже много раз накатанному маршруту. В отличие от Веры, Надюшка проявляет ко всему неподдельный интерес.
- Надо же, как ты много знаешь! А мы с девчонками только на работу да на танцульки. Я их теперь тоже сюда привезу. Как сюда лучше доехать? На трамвае или на метро?
При очередной остановке дарю девчонке карту города и объясняю, как ею пользоваться.
При прощании Надюшка вдруг посерьёзнела и наивно, почти по-детски, спросила:
- А ты не мог бы ещё прокатить меня куда-нибудь? С тобой так интересно.
«Пустой номер! - говорит мой рассудок. – Надо отказать».
А какой-то чёртик подбивает: «Сделай доброе дело. Ведь самому хочется».
И мы договариваемся о новой встрече.
Надюшке уже 19 лет. Она – единственная девственница на целом этаже общежития. У остальных, в лучшем случае, есть постоянный парень, а большинство встречается уже далеко не с первым.
Родом из Чудова. Городок, в котором, кроме спичечной фабрики, ничего нет. Вот и рвётся молодёжь в большой город искать счастья в жизни… Кто что находит?
Каждый раз, собираясь на встречу с Надюшкой, говорю себе: «Сегодня в последний раз. Не надо забивать голову наивной девчонке и себе тоже». И каждый раз при расставании она смиренно, просительно произносит:
- Приезжай ещё… Не знаешь, когда?.. Посигналь. Буду ждать.
Через день или два еду к общаге, сигналю. Увидев счастливую физиономию девчонки, несущейся к тебе по лесенке, перескакивая через три ступеньки, радуюсь сам.
Мы знакомы уже месяц.
По-прежнему, мы ездим только по людным местам; осматриваем памятники, здания, исторические места. Мы даже ни разу не поцеловались. Нам и так хорошо. Это не дружба, и, тем более, не любовь. А что же?
«Скоро, скоро вернётся Колька, и всё кончится», - уверяю я себя.
Надюшка умна и наивна одновременно, хорошо разбирается в одних сторонах жизни и совершенно не знает другие. С ней интересно и, как сейчас говорят, комфортно.
В этот день мы поехали в Петродворец. Твёрдо уверил себя: в последний раз. И обязательно сказать это ей заранее.
- Почему? – выслушав меня, спросила наивно Надюшка.
- У тебя есть парень, которого ты ждёшь. Мы своими встречами обманываем его. Я взрослый мужчина, и если встречаюсь с женщиной, то с определённой целью. Зачем мне тратить на тебя своё время? – объясняю я жёстко.
По Петродворцу девушка ходила молча, вопросов не задавала, пояснения мои слушала невнимательно. Явно расстроилась. Видимо, тоже привыкла ко мне.
На балюстраде, глядя мимо меня в сторону Самсона, она вдруг спросила:
- Так тебе нужна женщина?
Я растерялся. Сказать «Нет» - импотент, «Да» прозвучит как требование.
Всё равно, расставаться, и я произношу:
- Да.
- Хорошо. Я согласна. Сама хотела ещё раньше тебе предложить. Боялась, что не так поймёшь. Хочу, чтобы ты был моим первым мужчиной.
- А как же Колька? – глупо спрашиваю я.
- Он меня любит и любую возьмёт… если я ещё этого захочу…
Сев в машину, притягиваю Надюшку к себе. Она с готовностью подставляет губы.
Района Петродворец – Стрельна – Ломоносов я почти не знаю. Несколько раз сворачиваю с основного шоссе на другие дороги, но найти уединённое место для такого дела трудно: нет ни леса, ни кустарника, ни большого пустыря. Мы останавливаемся, обнимаемся, успеваем обменяться поцелуями, и не больше. Тут же появляются люди, машины… То ли дело Карельский перешеек!
Я нервничаю, Надюшка же смеётся:
- Вот решилась сама тебе предложить, и сразу стало легче. Не спеши. Не получится сегодня – сделаем завтра. Главное, что оба этого хотим.
Не хочу завтра, хочу сегодня. И мы мчимся, нарушая правила, через весь город с юга на север. В Шувалово сворачиваем к озеру Долгое.
Бывший военный аэродром зарос сосенками. Крепкий грунт. Десятки дорог во всех направлениях. Своеобразный лабиринт, позволяющий спрятаться от чужих глаз. Когда-то мы приезжали сюда с Ольгой для тех же целей, потом с другими… Их было много. Надюшке об этом знать не нужно.
Устроились, используя все возможности машины. Пока я возился с раскладкой сидений, она, не спеша и без стеснения, разделась. Белое, почему-то совсем не загорелое, тело контрастно выделялось на фоне чёрного кожзаменителя. Поспешил к ней, скидывая с себя всё.
- Не торопись. Я твоя, - просто сказала Надюша.
Всё произошло гармонично, само собой, при обоюдном желании.
- Я боялась, будет больнее, - по окончании улыбнулась вновь испечённая женщина. – А получилось даже хорошо, приятно.
Абсолютно голые мы лежали лицом вверх и наслаждались присутствием друг друга…
Неожиданно в машине стало темнее. Повернув голову, увидел две, сплющенные о стекло, мужские рожи. Один из них уже дёргал ручку дверцы со стороны Надюшки. Хорошо, что она оказалась закрытой. Другой запустил пальцы в узкую щель, образованную приспущенным для вентиляции стеклом, и пытался отжать стекло вниз.
- Ой! – сказала Надя, села и прикрыла руками груди.
Из моей груди вырвался неповторимый впоследствии звериный рык. Схватив всегда лежащую слева монтажную лопатку, я рывком раскрыл свою дверь, выскочил наружу и бросился мимо капота к нарушителям нашего спокойствия. Сначала они оба двинулись мне навстречу… Не знаю, что их больше напугало – моё гневное лицо, со звериным оскалом, очевидная готовность ринуться в бой с неминуемым для кого-то из нас смертельным исходом или занесённая рука с монтажкой в кулаке ( уж, конечно, не мой голый вид), но они, не сговариваясь, одновременно повернулись и побежали.
Это были здоровые молодые парни лет по 25-28. В обычное время мне было бы с ними не справиться, но в этом несостоявшемся бою, уверен, я бы уложил обоих.
Наверное, смешно было бы посмотреть эту сценку со стороны: два здоровенных мужика убегают от обнажённого, рычащего от злобы, в общем-то, хилого, автомобилиста.
Как был, сел в машину и поехал, куда глаза глядят.
- Постой! Давай хоть оденемся, - попросила Надя.
- Ты сказала, что тебе было хорошо. Так продолжим в другом месте.
- А ты сможешь?
- Почему бы нет?
- Ну, эти… И потом: только что было. Девчонки говорили, что мужчина должен отдохнуть.
- Отдохнём, пока едем, - попытался улыбнуться я.
Отъехав от первоначального места с километр, остановились. Сиденья разложены. Сами голые. Проверив, закрыты ли двери, вновь опустился на подружку…
Поднявшись, выдохнул:
- Теперь можно и одеться.
- Сколько сегодня впечатлений! – щебечет Надюшка. – Петродворец, серьёзный разговор с тобой, сломали целку (я поморщился от такого выражения, хотя сам только что крыл матом), эти мужики! А чего они хотели?
- Посмотреть.
- Зачем же пытались открыть двери?
- Чтобы трахнуть тебя. Их же двое, а я один, да ещё голый. Вокруг никого.
- Здорово ты их. Я такого от тебя не ожидала.
- Испугалась?
- Нет. Я знала, что ты меня защитишь.
«Дурочка!» - подумал я, но вслух этого не сказал.
- Будет что девчонкам рассказать! – продолжает Надюша.
- Всё расскажешь? И про целку тоже?
- Конечно. Они же постоянно надо мной издевались. Ты сам слышал, когда познакомились. Даже уборщица и та смеялась: - Смотри, Надюшка! Закостенеет там всё, мохом зарастёт. Никто сломать не сможет.
- Они могут твоему Кольке донести.
- Конечно, донесут. Ну и пусть.
Теперь мы с Надюшкой встречаемся не от случая к случаю, а регулярно, точнее,
почти каждый день. Так же, как раньше с Верой и другими, мы ездим за город. Соединяемся в машине, в палатке или просто на земле. Надюшка быстро вошла во вкус, но, в отличие от Веры, она имеет такт и не требует секса, не насилует спящего мужчину, а лишь всегда готова уступить, отдаться, понимая, что доставляет удовольствие и получает его сама.
Как-то на Медном озере мы сильно разбаловались в палатке, и женщина, лежащая неподалёку, села поближе и стала рассказывать (кому-то, но не нам),что много у неё было мужиков, но она никогда не позволяла им трахать себя вне дома, и никто никогда не видел её голой. А теперь почти у всех на виду…
Меня её болтовня раздражала, а Надюшка только весело смеялась.
- И много потеряла! – выкликнула она на последнюю реплику.
Удивляло меня в Надюшке «единство противоположностей». С одной стороны, тактичность, скромность, непосредственность, девичье обаяние. Она никогда ничего не просила у меня купить, сделать, куда-то съездить; отказывалась от подарков, не капризничала, не грубила и не спорила, тем более, не ругалась. Была всегда весела, довольна, можно сказать, счастлива. С другой стороны, при сексе она называла всё непосредственно исконно русскими именами: и части тела, и сам процесс. Сама никогда не ругаясь матом, она, рассказывая о жизни в общаге, кто и что сказал, повторяла самые грязные выражения, объясняя, что это говорила не она, а Манька, Валька и т.д. Если по какому-то поводу у неё было собственное мнение, то, высказав, она никогда его не меняла, даже выслушав самые неопровержимые аргументы. При этом не спорила, а просто молчала.
Как-то Надюшка заявила, что ей надо съездить в Чудово навестить родителей.
- Хочешь, отвезу тебя на машине? – предложил я.
Надюшка обрадовалась.
- Дорога дальняя, - продолжил я шутя. – Будем делать остановки и на каждой трахаться.
- Так это же здорово! А не обманешь?
Первый раз мы остановились почти сразу после выезда на Московское шоссе. Потом использовали каждый лесок, каждую грунтовую дорогу, ответвляющуюся от шоссе, кустарник, перепаханное поле или просто вставали за кучей мусора.
Она не была ненасытна. Каждый раз она удивлялась:
- Ещё?
И безропотно, безотказно, даже с удовольствием отдавалась.
На последнем повороте (на Чудово) насчитали 7 раз.
- Какие мы молодцы! – веселилась Надюшка, разделяя пополам моё (как я считал) достижение…
Так продолжалось до глубокой осени. При очередной встрече она сообщила, что Колька приезжает через три дня.
- Что ты на это скажешь? – прямо спросила она.
К тому времени у меня всё было продумано и решено.
Девушка мне нравилась. По многим параметрам она подходила, как близкий человек, как жена, подруга, любовница, но…
Первой, и как я считал, основной причиной расставания была большая разница в возрасте. Ей было 19, мне – больше 40ка. Тогда это казалось мне пропастью. Второй причиной было существование Кольки. Первая любовь не забывается. Через какое-то время Надюшка потянулась бы к нему и, скорей всего, я оказался бы рогат или одинок.
К тому времени я ещё даже не защитил диссертацию. Уход из семьи (низкий моральный уровень) мог сыграть со мной злую шутку. Прощай учёная степень, прощай Питер, карьера, друзья. Привет Средняя Азия или Север.
Разница в воспитании, в интеллектуальном развитии быстро сказалась бы на совместной жизни.
Последней и немаловажной причиной было уже наличие двух семей. Бросить их я никогда бы не смог, а завести третью, да ещё с учётом вышеприведённых причин, становилось почти безумием.
Наиболее важные из этих соображений я раскрыл Надюше.
- Колька любит тебя. Это наилучший вариант, - был мой вывод. – Обмани его. Притвориться девственницей не трудно. Вспомни наш первый раз. Веди себя так же.
В этот вечер Надюшка не смеялась и не шутила, как обычно.
- Подари мне свою фотографию, - попросила она.
Дома я не нашёл ничего подходящего и при последней встрече отдал ей фото, сделанное для личного дела, по случаю получения воинского звания «подполковник». С серьёзным лицом, в фас, при всех медалях и значках.
До этого я никогда не показывался в форме и не говорил, что служу в армии.
- Ты военный? – удивилась Надюшка, - Никогда бы не поверила.
Она спрятала фотографию куда-то на грудь, вышла из машины, захлопнула дверь. Потом, просунув голову в открытое окошко, произнесла:
- Прощай! Я тебя никогда не забуду… Я тебя люблю!
Всхлипнув, отвернулась и направилась к дверям общежития. Так хотелось остановить её, успокоить, обрадовать, обнадёжить…
Сидел и смотрел ей вслед… Не обернулась.
Лера
Леру знал я с самого её рождения. Мы были хорошо знакомы семьями. Почти родственники.
Девочка на моих глазах росла, росла, закончила школу, поступила в институт. Тут-то, почти вдруг, мы и обратили внимание друг на друга. Как это происходит? Какие флюиды, каким образом передаются от одной особи к другой и заставляют самца выделить из всех самок именно эту? Идут ли какие-либо сигналы от этой самки именно к данному самцу?
В один из обычных дней я увидел, что Лера стала женщиной. Она уже смотрит на меня не так, как раньше, и я вижу, ощущаю: она ждёт, когда я наберусь смелости и окажу ей особое внимание. Обменявшись несколькими фразами на виду у знакомых и родственников, договорились встретиться без этих помех.
Когда Лера впервые села в мою машину, не церемонясь, тут же поцеловал её в губы.
- Поехали отсюда скорей! – сказала девушка после поцелуя, показав этим, что она не против и большего. Всё было обоим настолько ясно, что я поленился тянуться куда-то за город, искать там уединённое место, а остановился во дворе уже знакомой читателю общаги на Выборгской набережной. Скамейка в кустах, предназначенная именно для этих целей, на которой когда-то мы баловались с Иркой, а потом с Ленкой, по-прежнему стояла на своём месте.
Почти не разговаривая – и без слов всё ясно – уложил Леру на знакомую скамейку, и оба получили то, чего так хотели. После этого, удовлетворённые, успокоенные, отправились гулять (на машине) и отмечать свершившийся факт. В этот вечер, уже за городом, к обоюдному удовольствию, факт повторился, потом потроился (знаю, что такого слова нет, а ввести бы надо).
В перерывах, поддерживая беседу, Лера попыталась обмануть меня, заявив, что до этого дня была девственницей. Однако, мы оба знали друг о друге слишком много, и я сказал, что мне известно о случившемся в деревне, на сеновале, а потом повторявшемся неоднократно в лесу, на берегу озера и т.д. Лера не стала отрицать известное многим.
- Да! – согласилась она. – Мы с Колькой жених и невеста. Я хотела сказать, что кроме него у меня никого не было.
Да. Опять Колька. Имён женихов я не меняю. Месяц назад он был призван в армию, и теперь Лера собирается его ждать оставшиеся три года вместе со мной.
Лера умна, начитанна, образованна, почти независима – любящие родители у неё под пятой.
Общаться с ней интересно и приятно. Секс любит. Занимаясь им, думает не только о себе, но и о партнёре. В апогее она кричит:
- Юра! Сделай мне ребёночка!
- Ты это серьёзно? – спрашиваю.
- Я понимаю, что это нельзя, но в тот самый момент мне очень хочется забеременеть и именно от тебя.
Осенью и в начале зимы у меня учения со слушателями. Первый этап – на стационаре, в академическом лагере. Две ночи спим в гостинице. Некоторые преподаватели на это время привозят своих жён.
Набравшись нахальства, я привёз Леру, представив её дочерью.
- Красавица! – облизываются старики.
В гостинице хорошая слышимость, Поэтому трахаться приходится на полу. Теплопроводность тоже отличная – на полу долго не пролежишь. Вот и таскаем матрас туда-сюда, по несколько раз за ночь. Некомфортно, но лучше, чем спать одному.
Лера уже клянётся в любви и требует от меня развестись с женой. Однако, до меня доходят слухи, что она встречается с однокурсником, уже познакомила его с родителями, и сама часто бывает у него дома. По другой (мужской) линии я точно знаю, что она с Борькой ездила в деревню на зимнюю рыбалку. Когда спросил её об этом, возмутилась:
- Ты ревнуешь? Да Борька – импотент.
Откуда это ей известно?
На летние каникулы я, как всегда, еду в Крым, а Лера проводит лето у родственников в деревне. В той же деревне кучкуются питерские рабочие – шефы, приехавшие помогать колхозникам по сельскому хозяйству. Лера трахается сначала с одним работягой, потом с другим…
Деревенские уже показывают на неё пальцами. Соответствующее письмо получает в армии Колька.
Мне становится всё это известно от общих знакомых, которые о нашей связи даже не подозревают.
Осенью, приехав в город, Лера сообщает по телефону, что страшно соскучилась и назначает встречу.
На этот раз я никуда её не повёз. Около её дома, обменявшись несколькими фразами, мы расстались.
Подробностей, что с ней происходило дальше, не знаю. А вот финал любовных отношений интересен.
Прямо из армии, не заезжая домой (в деревню), Колька прибывает к своей невесте и живёт у неё несколько дней. Идут приготовления к свадьбе. Молодым уже купили кровать. Готовят подарки. Разосланы приглашения.
И вдруг Колька, неожиданно для всех, уезжает в свою деревню. А там ничего не скрыть, все всё друг о друге знают. Лечить венерическую болезнь Колька ездит в районный центр.
Опять мне повезло.
Через полгода Лера вышла замуж за однокурсника.
На свадьбе напившийся двоюродный брат прокричал старинную русскую шутку:
- Кто невесту не ****, лезь под стол.
Так я узнал ещё об одном «молочном брате».
После рождения второго ребёнка муж, узнав, что Лера ему изменяет, ушёл от неё.
Знающие люди шепчут по углам, что второй ребёнок (девочка) совсем на мужа не похожа и даже называют настоящего отца.
Бывший муж Леры любит девочку гораздо больше, чем первенца-сына.
Люда, которая собирала календарики
Эта история по содержанию будет на бумаге похожа на предыдущую, хотя на самом деле они совсем разные.
Обнаружив любовную пустоту в очередной раз, с целью её заполнить, приезжаю в жаркую летнюю погоду на пляж Бассейки. С тротуара рассматриваю валяющийся на песке женский контингент и оцениваю обстановку.
Вот совсем молоденькая пухленькая блондиночка лежит одна и периодически поглядывает на резвящихся рядом пареньков, которые совсем не обращают на неё внимания.
Подойдёт.
Медленно приближаюсь к цели, якобы в поисках свободного места на песке, останавливаюсь, в раздумье оглядываюсь по сторонам и, наконец, «решаюсь». Ложусь не совсем рядом, но так, чтобы между нами уже никто не лёг.
На соседку пока – ноль внимания. Иду купаться… Возвращаясь, якобы впервые замечаю её. Вот теперь можно проявить интерес, показать, что она тебе понравилась.
- Очень грязная вода, - говорю ей доверительно. – Конечно. Людей много, за город ехать не хотят: далеко и ехать долго.
Теперь девица оценивает меня. Да, я не похож на тех кричащих и бегающих парней. Они ей подходят больше. Но я открыто к ней клеюсь, а больше ничего подходящего вокруг нет.
Если смолчит и отвернётся, можно менять место. Если ответит, или хотя бы улыбнётся, можно продолжить…
Ответила. Не важно, что сказала, важно – как.
Теперь можно завести разговор, а чтобы было удобнее, подвинуться поближе.
Продолжаю ругать здешний пляж, воду в Бассейке, скопление людей…
- А ведь совсем рядом, за Озерками, у элеватора – чистейшее озеро, и никого народа нет, - заключаю я своё неудовольствие.
- Да. Но как туда попасть? – задумчиво произносит девица.
- А Вы были там когда-нибудь? – спрашиваю, заранее зная ответ.
Она задумывается не о том, была или нет, а что ответить, чтобы не выглядеть дурой. Решает: можно сказать правду:
- Нет.
Теперь надо наступать, но аккуратно, не перегибая палки.
- Сколько у Вас свободного времени? Я собираюсь с этой помойки поехать туда. У меня здесь машина. Это займёт всего 10 минут.
Клюнуло. Девушка смотрит на меня по-новому.
- Можно я не буду одеваться и поеду только в купальнике?
Ура! Считай, она уже моя.
- Конечно. Мне так будет даже приятней, - произношу я уже игриво и беззастенчиво рассматриваю вставшую красавицу с головы до ног. Хороша! Красива, сексуальна, не стеснительна.
У элеватора, действительно, народа меньше, но он там, к моему сожалению, всё же есть. Мы положили наши подстилки не на песок у воды, а подальше, в траве, между кустиками.
- Как Вы хороши! – произношу я избитую фразу. Девушка ещё молода, Ей это должно понравиться. Рукой уже глажу плечи, спинку. Не встречая сопротивления, постепенно опускаю руку ниже… пока не остановит. Но она молчит. Довольна.
Через некоторое время дотрагиваюсь губами до руки, плечика. Ей такой напор явно нравится.
- Перевернись на спинку, - перехожу я на «ты».
Едва она повернулась, впечатываю поцелуй прямо в губы. Потом ещё один, одновременно ощупывая грудь.
- Какой ты быстрый! – то ли утверждает, то ли удивляется она и сама тянется ко мне губами.
Нам уже не хватает поцелуев и обниманий.
- Не поехать ли куда-нибудь подальше? – спрашиваю я, запуская руку ей между ног.
- Куда? – глупо спрашивает она.
- Поедем по Выборгскому шоссе, а там будет видно.
- С ветерком!? – делает Люда радостное лицо.
Мы едем на 41й км, где когда-то мы впервые трахались с Наташкой ( о ней речь ещё пойдёт).
Сворачиваем с шоссе и едем по грунтовке. По обеим сторонам вспаханное поле, Дальше лес, в котором много заросших дорожек, по ним уже давно никто не ездил.
Девушка отдалась, не ломаясь, с желанием, и чуть ли не благодарила меня за это.
- Хорошо, что всё произошло так быстро, - трещала она на обратном пути. – Не люблю ухаживаний, заискиваний, намёков, просьб.
Тут же выложила свою нехитрую сексуальную биографию.
У маминой подруги есть сын на три года старше её. Их часто оставляют одних. В первый раз это произошло, когда ей было 14. Сейчас ей уже 16. Серёга учится в Военно-пожарном училище. В увольнение пускают только в выходные и то не всегда.
Родители считают их женихом и невестой. Когда Серёга окончит училище, они поженятся.
Затем Люда признаётся, что уже дважды изменила своему жениху.
- А предложений было гораздо больше! – хвастает девушка. – Даже сосед сверху уговаривал зайти. Таксист отказывался от денег, если я ему уступлю.
Люда учится в каком-то ПТУ, коллекционирует карманные календарики. Каждое воскресенье она куда-то ездит, где календариками обмениваются, покупают их и продают.
- На этом можно сделать большие деньги, - наивно считает она.
Теперь и я собираю календарики, чтобы рассчитываться ими с любовницей. Надо ли говорить, что встречаемся мы только для секса? Люда способная ученица. Она входит во вкус очень быстро, растёт от одной встречи до другой. Через месяц она уже кричит от удовольствия, просит менять позы. Особенно балдеет, когда даёт сзади.
В конце каждой встречи Люда заявляет:
- Было очень хорошо! Замечательно! Мне с тобой всегда хорошо и просто. С Серёгой так не бывает.
Общаться нам неудобно. Я не даю ей номер своего телефона, она мне тоже. Боится. Свидания назначаем через её подругу Зину. По телефону сообщаю Зине, где и когда. Затем Зина уточняет у Люды, устраивает ли её место и время.
Через какое-то время мы с Зиной становимся приятелями, ещё не видев друг друга. Подолгу болтаем. Точек соприкосновения у нас больше, чем с Людой. Зина не решается первой предложить встречу. Я тоже боюсь остаться в дураках. От Люды знаю, что Зине 17 лет. Она ещё девица, но не прочь расстаться с этим качеством.
О встрече мы всё-таки договорились, но свидание не состоялось – Зине что-то помешало.
За это время я рассудил, что встречаться нам - смысла нет. Люда прекрасная сексуальная партнёрша. Таких встретишь редко. И без претензий: есть жених. В любое время можно всё прекратить. С Зиной же надо начинать сначала и серьёзно. А зачем?
Встречи с Людой прекратились как-то сами собой.
Валюша с улицы Братства
На самом деле Валюша жила на улице Есенина, на Братства она работала. Там мы и познакомились, там я встречал её, опять же на машине, после работы.
Мы ехали за город, занимались сексом, после чего я отвозил её домой на Есенина.
У Валюши парень служил в армии. Так она его дожидалась.
При очередной встрече Валя села в машину и сказала:
- Сейчас едем прямо домой. Мать позвонила на работу и сообщила, что вернулся из армии Валентин и ждёт меня у нас дома.
Обидно было доставлять девушку другому, и я, изменив маршрут, остановился в тёмном глухом месте.
- Зачем? – спросила Валюша. – Поехали домой.
Она знала «Зачем», и поскольку торопилась, без дальнейших разговоров разделась и отдалась. После этого я отвёз невесту к жениху.
- Ты в ближайшую неделю, а то и две, не звони, - попросила Валентина. – Потом, когда всё образуется, будем встречаться снова.
Представив себе, что будет происходить в эти одну-две недели, я больше Валюше не звонил.
Люда с косой
С этой девушкой познакомился в Доме офицеров, куда ещё изредка заходил. Полненькая, небольшого роста, очень привлекательная девчонка. Основное её достоинство – это толстая, почти с руку, длинная, ниже пояса, льняного цвета коса.
После танцев проводил её до дома. Жила на Загородном проспекте, первый, довольно низкий этаж. Маленькая комнатушка, с окном на проспект, в коммунальной квартире.
Договорились встретиться завтра утром, не уточняя время. Уж я постарался прийти пораньше и не ошибся. Когда постучал в окно, Люда ещё спала.
Открыв мне двери, полусонная, она прошла впереди меня в комнату.
Когда дверь за нами закрылась, я сзади обнял её и обнаружил, что под халатом больше ничего нет. Сдёрнув халат, уложил голую девушку в постель и лёг рядом. Дальше всё произошло само собой.
Занимались любовью полдня. Вышли на проспект, поели в пирожковой, погуляли, пришли домой… А чем ещё можно заняться в крошечной комнатушке, где больше половины площади занимает кровать?
С Людой не было необходимости ездить на машине за город. Дома уютнее, теплее и комфортнее.
Конечно, занятиям любовью уделялось много времени, но кроме этого, мы ходили в кино и в театр, я показал ей лучшие музеи Ленинграда, ездили в Петродворец, Стрельну, Ломоносов.
Девушка приехала в Питер из какого-то захолустья поступать в институт.
Не поступила. Домой возвращаться не захотела и устроилась работать маляром на стройку. Дома остались мама с папой и жених Димка.
На работе многое зависело от бригадира, человека пожилого, женатого, имеющего троих детей. В частности, нужна была прописка, да и зарплата во многом зависела от него.
Бригадир потребовал сожительства. Пришлось согласиться. Трахались прямо на стройке, на мешках с сухой краской и мелом, на козлах и прямо на полу. Бригадир сам выбирал место и способ.
Он сумел пробить для неё эту комнату, давал ей лучшую, самую денежную работу.
Затем об этом узнала его жена, устроила скандал, и их связь прекратилась.
Я был у неё вторым. С женихом она ничего не имела.
Как-то зимой я приехал поздно вечером к ней на ночь. Стоял сильный мороз. Машину оставил на мостовой напротив окна.
После занятия любовью заснули.
Проснулись посреди ночи от настойчивого звонка в квартиру.
- Это не ко мне, - сказала Люда. – Пусть открывает кто-нибудь другой.
Другой дверь открыл.
Послышались разговоры, и вдруг Люда вскрикнула:
- Это мои родители!
В дверь уже стучали.
- Сильнее стучите! – учили соседи. - Наверное, крепко заснула.
Среди других был слышен голос молодого мужчины.
- Это жених! – сказала Люда. – Что делать?
Впускать их в комнату было нельзя. Медлить тоже.
- Открывай окно! – скомандовал я.
- Но это долго…
Окно было заклеено. Между рам лежали какие-то тряпки.
Нож всегда был при мне. Быстро разрезал склеивающую рамы бумагу. Раскрыл окно.
Мороз ворвался в комнату.
Голый, босиком, выскочил я из окна на тротуар. Люда уже выкидывала мои одежду и обувь… Собрав их в кучу, я разогнулся и столкнулся носом к носу с милицейским патрулём. Молодые ребята стояли передо мной, разинув рты. Мне кажется, больше всего их удивили полковничьи погоны на шинели и кителе.
- Что произошло? – спросил один из них у Люды. В ответ захлопнулось окно.
Дрожа от холода, долго не мог вспомнить, где ключи от машины. Наконец нашёл, открыл дверцу, затолкал всё в машину и залез сам.
А милиционеры всё стояли, не зная, что предпринять.
Если бы это случилось летом, я, пусть даже голый, завёл бы машину и уехал, но в мороз её надо было сначала завести, а она заводиться никак не хотела… Потом пришлось её ещё прогревать…
К знакомому окну я приехал только через месяц. Постучал. Выглянула пожилая женщина. Открыв дверь, объяснила, что Люда здесь больше не живёт. Недавно они с мужем (!) переехали на другую квартиру.
Вот, казалось бы, и всё.
Года через два после этого ко мне пришли друзья.
- Помнишь, у тебя была девка с косой. Ты говорил, что ей сделали фиктивную прописку. Где и как можно это сделать?
- Что вы, ребята! – удивился я. – Столько времени прошло. Да и не интересовался я, как это делается.
- Дай нам её адрес.
- Она там уже не живёт. Где живёт сейчас, не знаю.
- Скажи хоть старый.
Чтобы отвязаться от них, я назвал дом и сказал:
- Третье окно слева от подъезда.
Оказалось, что они поехали туда, узнали новый адрес Люды, приехали по этому адресу и вызвали её. Вопрос был всё тот же:
- Как сделать фиктивную прописку в паспорт?
- Откуда вы? Я вас не знаю! – заявила Люда. Рядом стояли муж и свекровь.
- А помните, Вы с Юрой приезжали к нам в гараж смотреть порнофильмы?..
Адрес она им не назвала.
Как я ругал этих олухов, узнав об этом, трудно представить.
Что произошло между Людой, мужем и свекровью, вообще представить не могу.
Анюта с Чёрной речки
Еду на машине по Каменноостровскому проспекту. По лобовому стеклу бьёт крупными каплями летний дождь. «Дворники» еле справляются с потоками воды. Тротуары пусты. Люди кто-куда попрятались от дождя. На остановке автобуса одиноко мокнет девушка, прикрыв голову мокрой газетой.
Торможу и кричу в окно:
- Садитесь в машину.
Дождь заглушает мой голос. Она подбегает, переспрашивает. В глазах надежда и радость.
Повторяю:
- Садитесь в машину!
- У меня нет денег! – жалобно и просительно произносит промокшая девчонка.
Открываю дверцу и сердито говорю:
- Садитесь быстрее! Никто денег с Вас не спрашивает.
Ещё раз звать не пришлось. Девица радостно падает на сиденье.
- Спасибо! Мне хотя бы до Черной речки.
- Да хоть до Старой деревни! – смеюсь я.
Она удивлённо смотрит на меня:
- Откуда Вы знаете?
- Что знаю?
- Что я живу в Старой деревне.
- Я этого не знал. Просто к слову пришлось.
- На мне всё мокрое. Замочу Вам всё сиденье.
Молчу. А девушке то ли хочется расплатиться с водителем хотя бы разговором, то ли просто поболтать.
- Представляете, приехала к подруге, а её нет дома. В деревню укатила.
- Бывает, - соглашаюсь я.
- Да не одна…
Пассажирка некоторое время молчит, видимо, ожидая от меня вопросов, потом, не дождавшись, продолжает:
- У меня парень есть… или уже был. Ну, у нас всё было по-настоящему. Понимаете?
- Понимаю, - киваю я.
- Он поехал к бабке в деревню. Звал меня. Родители мне не разрешили… И вот эта подружка, Юлька. У неё парня не было. Страшненькая она… Мы с Эдькой иногда её с собой брали. Жалко её. Всё одна и одна. А сейчас оказалось: он её взял с собой в деревню. И она поехала! Как это называется!?
- Трагедия, - поддерживаю я разговор.
- Я им покажу трагедию! Пусть только приедут!.. Остановитесь, пожалуйста. Вот мой дом.
Останавливаемся. Дождь уже прошёл, Можно и выходить. Девушка сидит.
- Как Вы считаете, что я должна сделать? Как отомстить?
Делаю вид, что задумываюсь:
- Так сразу не решить. Надо пораскинуть мозгами. Узнать о каждом из них побольше. Давайте, ещё куда-нибудь прокатимся. Поговорим. Подумаем. Тогда и решим: что и как.
- Хорошо! – соглашается попутчица. – Только можно, я сбегаю домой, переоденусь. Мокрая вся. Это займёт не больше 15ти минут.
Девушка убегает.
Конечно, кроме вышеописанных были по дороге и другие разговоры:
- Ваша ли машина?
- Сколько стоит?
- Где денег столько взял?
- Часто ли ездите?
- Случалось ли с Вами что-то подобное, как сейчас со мной?
На все вопросы отвечал я подробно. Рассказал несколько случаев из собственного опыта.
Сижу. Жду. Такие ситуации возникают часто. Придёт? Не придёт?
Может быть, доехала бесплатно, сейчас сидит дома и смеётся.
А девчонка молодая, симпатичная и наивная.
Посижу ещё. Что я теряю?
Ждать пришлось недолго. Вот она. Выскочила из-за дома. С тревогой смотрит в сторону машины: не уехал ли? Увидела, и выражение лица сразу меняется. Отмечаю: знакомство ценит.
- Ну, так как можно им отомстить? Вы уже придумали?
Надо увезти её подальше, чтобы больше пробыть с ней времени,
расположить к себе.
- Понимаешь, - перехожу я на дружеский тон, - ты Юльку недооценила. Не всегда мужчинам нравятся девушки красивые, умные, смелые, воспитанные. При таких подругах парень может чувствовать себя неполноценным, приниженным. А с глупой дурнушкой он герой. Вот, например, я знаю такую историю.
О Свете, Нине и Володе.
Это было давно. Володя был курсантом военной академии. Высокий, сильный, красивый, умный и перспективный – папа у него какой-то шишкой числился. Любил Володя Свету, а Света любила его. Отлично пара смотрелась. Выглядела Света шикарно: высокая, стройная, как говорят, ноги от ушей, блондинка ( не крашеная); в общем, очень сексуально выглядела. А уж умница: в любом обществе себя показать сумеет.
Сразу после окончания Володей академии собирались они пожениться.
Дружила Света с Ниной. Часто их вместе можно было увидеть. Присутствие Нины Светины красоту и ум ещё больше подчёркивало. Роста Нина была маленького, но сама полненькая – колобок. Глазки узкие. Половину букв русского алфавита не выговаривает, шепелявит. Глупа. Школу кое-как на тройки закончила и на заводском конвейере работала. Там ума не надо. Кроме этого, ещё трусихой была, и этим качеством очень гордилась (а больше и нечем). Лягушку увидит – в голос кричит, мышь увидит – на стол залезет. В лодку никогда не сядет:
- Я плавать не умею.
Никто из школьных и дворовых мальчишек даже знакомиться с ней не хотел.
Света Нину жалела, и, когда они с Володькой куда-нибудь шли, Нину иногда с собой брали. Из жалости и для смеха.
Закончил Володя академию и, неожиданно для всех, к Нине свататься прибежал. Родители её такому счастью не нарадуются.
Света же об этом узнала только накануне свадьбы.
Скандал, конечно, был, но родители Нины с помощью родственников Свету с лестницы столкнули, обозвали всячески, а потом ещё и посмеялись.
И стали Володя с Ниной жить замечательно.
Нина книг почти не читала, со школьной программой справиться бы. Володя перед ней – кладезь мудрости. Он говорит – она внимательно слушает.
- Какой ты у меня умный!
Володе приятно.
Автомобиль купили. Нина только на заднее сиденье садится, и чтобы скорость не больше 40 км была.
Двоих детей нажили. «А что б детей иметь, кому ума не доставало?»
Володя дальше учится, растёт по службе. Нина обеды готовит, бельё стирает и гладит, мужем восхищается. К концу службы перевели Володю в Москву, в Генеральный Штаб.
В Москве соблазнов много. Володя – мужчина видный и материально не бедный. Бабы на него заглядываются. Нина рядом с ними, естественно, проигрывает.
Завёл Володя зазнобу себе, а через какое-то время бросил Нину и к зазнобе жить перешёл. Подруги Нину очень жалели… но недолго. Не смог Володя с зазнобой жить. Возражает она иногда, своё мнение по каждому вопросу имеет.
Вернулся к Нине и больше уже никуда не рыпался…
Рассказал я эту историю Анюте, как притчу. Не знакомь парня (и даже мужа) со своими подругами.
- Это понятно, - теребит меня Анютка, - Только что мне теперь-то делать?
- Мстить! – как можно, твёрже произношу я.
- Как?
- Так же, как они тебе. Сейчас, небось, где-нибудь на природе, в ромашках валяются. И ты ему так же отомсти. Только ты про него будешь знать, а он о тебе - нет.
Пока я рассказывал, пока вопрос её решали, мы уже до Лисьего носа доехали. Там в это время парашютисты тренировались. Мы сбоку площадки встали, любуемся.
- А зачем мы сюда приехали? – спрашивает Анютка.
- Мстить! – отвечаю я. – Сейчас и начнём.
Сразу, конечно, я не стал наглеть. По головке её погладил. Обнял. Грудь нашёл. Правда, на грудь молодые девчонки мало реагируют. Вот женщины, особенно рожавшие, - другое дело.
Главное для меня, что не отталкивает. Вроде уже поняла, даже почти согласна, но ещё в раздумье, сомневается.
Забрался рукой пониже. Вижу, нравится. Но молчит.
- Неудобно так, - говорю. – Дай-ка я сиденья раздвину.
Когда она на спину кувыркнулась, сомнения сразу прошли. А в процессе соединения уже совсем не стеснялась. Видно, он её уже хорошо подготовил.
Когда первый раз закончили, девчонка, садясь, произнесла:
- Так ему и надо!
Машина стояла замаскированной в кустах. С поля её было совсем не видно. Но неожиданно откуда-то с шоссе появился народ: молодые женщины, мужчины и несколько детей. Они направлялись к полю, а тропа проходила мимо нас.
Мы ещё не успели одеться, и спинки сидений были опущены. Дети с интересом на нас уставились. Мужики, хмыкнув, отвернулись, но бабы есть бабы. Они подошли вплотную, почти прижались носами к стеклу, и каждая что-либо ляпнула:
- Нашли место!
- Детей бы постеснялись!
- Трахаются, где попало. Никакого стыда.
- Какое им до нас дело? – обратилась ко мне Анютка. – Мы же спрятались. Они могли нас обойти, а не стали. Сами-то вон сколько детей наделали.
Переехав в другое место, мы отомстили Эдику ещё раз и, погуляв возле машины, ещё.
С сознанием, что справедливость восторжествовала, поехали домой.
Встречаться с Анютой было неудобно. Жила она то у бабушки, то у родителей. Дать номера телефонов категорически испугалась. Приходилось каждый раз договариваться о следующем свидании. А если кто-либо из нас не сможет?
- Тогда в среду в 5 часов возле бабушки, - предложил я. – Не получится – опять в следующую среду…
Анютка любила кататься на машине, но заниматься этим предпочитала в домашних условиях. Тогда она чувствовала себя более раскрепощенно. Мерзавке хотелось удобств и чистых простыней. Приходилось каждый раз искать квартиру то у друзей, то у меня дома, под вечным страхом, что кто-нибудь заявится.
- Ну и что? – говорила девочка. – Что естественно, то не безобразно. Думаешь, жена тебе не изменяет? Вот моя мама…
Как-то Анюта заявила:
- Юльке тоже надо отомстить. Я придумала, как это сделать. Я вас познакомлю, а когда ты её потрахаешь, расскажу Эдьке. Обещай, что сделаешь. Только ты ей про нас не проговорись… Как ты думаешь, мы с ним помиримся?
- А ты хочешь? – удивился я.
- Конечно.
Вот и пойми женщин…
Однажды Анюта на назначенное свидание не пришла… Не было её и в следующую среду и после следующей…
Рита из Риги
В любой поездке (командировка, отпуск) можно, если есть желание, завести интрижку… При отдыхе в евпаторийском санатории у меня их было две. Об одной из них подробно рассказано в 3ей части. Немного повторюсь.
На второй день после прибытия в санаторий меня остановили в коридоре две дамы и предложили выбрать одну из них в «подруги». Сёстры – учительницы из Винницы приезжали в Евпаторию каждый отпуск, снимали комнату у служащей военного санатория, через неё получали пропуск в санаторий, где и заводили интрижку с «одинокими» офицерами.
Со мной они были так настырны, что на время пришлось сдаться одной из них. Дома, в Виннице, обе сестры вели себя во всех отношениях примерными матронами, позволяя себе расслабиться один раз в году вдалеке от родного города.
Совокуплялись мы с «подругой» в комнате санатория. Для меня это было только удовлетворение плоти, для неё – запланированное на отпуск мероприятие.
Вторая интрижка была более интересной, хотя и менее результативной.
На автобусной экскурсии в Большой каньон Крыма сижу позади молодой пары. Ей, на мой взгляд, лет 19, ему – 14-15. Скорей всего, это брат и сестра.
Она обворожительна. Лицо греческой богини. Густые, длинные тёмно-русые волосы распущены по плечам. От сквозняка в автобусе эти волосы летят назад, ко мне. Я подставляю им лицо и балдею, балдею.
Решил: к девушке пока не обращаться, чтобы не показаться навязчивым, а сначала познакомиться с подростком. Это гораздо легче.
У них нет фотоаппарата, у меня есть. Это даёт мне шанс.
Экскурсовод молчит, или его нет вообще, а я только что прочёл популярную брошюрку о Каньоне. И вообще, Крым знаю лучше, чем Питер. Обходил, облазал почти весь полуостров. Сейчас осыпаю паренька интересными и смешными историями. Меньше, чем через час, мы с ним становимся лучшими друзьями. Постепенно втягивается в разговор и его спутница.
Есть же такие женщины, от которых сразу голова идёт кругом, ради которых готов на любую глупость и на подвиг!
Из автобуса мы выходим вместе. Я веду себя, как Шурик, в исполнении Демьяненко, когда он только что познакомился с девушкой. Забегаю вперёд, что-то объясняю, с риском разбиться прыгаю с камня на камень, фотографирую братца и, конечно, её, её…
Почти не скрываю своих чувств, и ей это нравится. Она тоже взвинчена: бегает, визжит, брызжется на нас водой.
Братец (двоюродный) оказался понятливым, и через какое-то время мы с ней оказываемся вдвоём. Помогая ей в преодолении препятствий в виде камней, ручья, жму ей руки, притягиваю к себе, обнимаю за талию…
А вот появилась возможность показать свой коронный, не раз отработанный номер. Там, где ручей разлился шире, подхватываю её на руки, шагаю прямо по воде, а достигнув сухого места, не отпускаю, жадно смотрю ей в глаза, и она понимает… Первый поцелуй всегда сладок, даже если он для тебя (и для неё тоже) далеко не первый.
Сейчас бы уединиться, но кругом народ. Одни идут туда, другие – обратно. Я предлагаю ей вернуться к автобусной остановке. Все идут в одну сторону, в Каньон, а противоположная сторона должна быть не так многолюдна.
Взявшись за руки, бежим, будто опаздывая на автобус…
Выгадали целых 25 минут. Теперь надо с умом их потратить.
Продираемся сквозь почти непроходимые кусты. Выходим на маленькую полянку… а там уже люди. Поцеловавшись у них на глазах, устремляемся к берегу ручья. Здесь нет никого. Но не положишь же её на обкатанные булыжники.
Прижимаю свою милую к дереву. Сумасшедше целуемся. Мои руки уже проверили у неё почти всё. Погладили, пощупали, раздразнили. Она не скрывает, что хочет меня. У этого дерева, на катающихся под ногами камнях мы пытаемся соединиться. На камни не лечь, в полный рост не встать (люди рядом). Её трусики у меня в руках. Обхватив упругие ягодицы, целую её в живот, в пупок… Вскакиваю. Пытаюсь что-то сделать. Она старательно помогает… Вроде что-то уже получилось, вошло… Едва почувствовав это, организм сработал. Взрыв!.. И можно идти к автобусу.
На обратном пути сидим рядом. Братец занял моё место.
Мы говорим, говорим. Собираемся. Обещаем.
Рита живёт и работает в Риге. В Крым приехала к родственникам. Она наполовину татарка, наполовину латышка. Ей не 19, а 23. Замужем. Есть ребёнок. Работает в милиции.
У родственников дом в посёлке, от моря далековато. Поэтому в Евпаторию, к морю, ездят не каждый день. К ней в посёлок приехать никак нельзя.
- Ты что? Там все друг друга знают. На постороннего - глаза проглядят.
Евпаторию она и я знаем плохо.
- Где Музей находится, знаешь? – спрашивает Рита.
- Найду! – заверяю я. – Язык до Риги доведёт.
- Нет! В Риге тоже нельзя, - смеётся она. – Встречаемся послезавтра в 11 часов утра у Музея. Понял?
- Так точно! – рапортую я. – В 11 часов у Музея.
Договариваюсь с соседом по санаторной палате, чтобы ушёл куда-нибудь на целый день. Приготавливаю вино, фрукты, конфеты.
Оказалось, Музей находится совсем близко от санатория. В нетерпении пришёл на полчаса раньше.
11.15. Риты нет. Наверное, автобус задерживается.
Нет Риты и в 11.30, и в 12 часов…
Простоял у Музея до трёх часов. Ясно. Рита не придёт.
Вспоминаю название пляжа, на котором обычно они купаются. Это не близко. Еду туда.
Народу! Народу!
Брожу вдоль берега… Разглядываю каждую похожую… Шансов нет.
Не верю! Не могла она обмануть. Не ехать же в посёлок.
Уже в Питере, разглядывая карту Евпатории, обнаруживаю, что в городе два музея. Вот в чём собака зарыта! Другой музей находится недалеко от автобусной станции и их пляжа.
У меня есть адрес её двоюродного братца. Делаю фотографии, отсылаю ему и прошу:
- Когда будешь писать Рите, напиши ей, что в Евпатории два музея.
Получил из Риги письмо. Рита писала, что ждала до трёх часов. Расстроилась и уехала в посёлок. Сообщила свой рабочий телефон.
Несколько раз поговорили, повспоминали, поахали. Шансов увидеться – почти никаких.
И вдруг – чудо! В Риге, в течение двух недель проводятся испытания новой техники. От Академии нужны люди. Я вызвался добровольцем.
Сообщил Рите радостную весть. Зная, что в каждом городе ощущается дефицит чего-нибудь, расспросил, чего привезти. В Риге не было сливочного масла…
У военных – всё по-военному. С поезда – прямо на полигон. Там работаем до ночи, как на учениях. Только ночью привозят нас в ведомственную гостиницу, организовывают ужин и предупреждают:
- Автобус на полигон подаётся в 8 утра.
И так каждый день: с 8 утра до 12 ночи. Если кому необходимо, разрешается остаться при технике на ночь.
А я привёз гражданскую одежду.
Выбраться даже на час – проблема. В гостинице портится сливочное масло.
Конечно, я вырвался. Прямо с маслом, в сапогах, в папахе, перетянутый ремнём, ворвался в кабинет следователей отделения милиции. За одним из столов сидела Рита в форме младшего лейтенанта. При моём появлении все встали.
Встреча состоялась.
Как всё это глупо выглядело. Там, в Крыму я чувствовал себя почти мальчишкой. Здесь я - солидный представитель Министерства обороны.
При таком распорядке дня я не мог даже назначить Рите встречу. А она и не согласилась бы. Мы сразу стали чужими… Куй железо – пока горячо!
Звенья одной цепи
В начале лета 1984 года прибыл в Ульяновское училище связи заместителем Председателя Государственной экзаменационной комиссии.
Естественно, что командование училища всячески ублажало комиссию, а особенно Председателя – генерала из Москвы, любителя горячительного и женщин. То и другое поставлялось ему прямо в гостиницу. Коньяк – в качестве подарка, и молоденькая официантка Света – в качестве дополнительной горничной.
В номер генерала Света приходила для общего дела, а в номер молодого подполковника Пети – для собственного удовольствия.
Как-то раз, встретив Свету в гостинице, я пошутил таким образом.
- Я могу посетить и Вас, - улыбнулась Света.
Пользоваться объёбками старого генерала не хотелось.
Когда через два года я снова приехал в Ульяновск, Света была уже замужем за молодым лейтенантом, выпускником училища. Это не мешало командованию училища подкладывать её под председателя ГЭК, а заместителю начальника училища регулярно пользоваться Светиными прелестями. Зато муж Светы стоял уже на капитанской должности. Как высоко он поднялся в дальнейшем с помощью Светы, мне не известно.
Для остальных членов комиссии командование училища устроило ночную сауну с «девочками». Всем «девочкам» было за сорок. Большинство – замужем. Оргии не получилось. Лишь один местный преподаватель, из сопровождающих нас, пару раз уединился с одной из дам. Думаю, на этом их знакомство не закончилось.
К 100летию со дня рождения Ленина в Ульяновске на двух берегах Волги разбили по парку. Парк Дружбы народов состоял из 15 участков, по числу союзных республик. Представители всех республик участвовали в работах по благоустройству парка…
После празднования юбилея о парке забыли. Я застал его через 14 лет запущенным, заросшим, пустым и грязным. В нём можно было собирать грибы, ягоды, плоды деревьев, чем я как-то на досуге и занялся. Набрав полную фуражку вишен, пробился через заросли кустов на светлую полянку, чтобы спокойно одному полакомиться. Не удалось. Единственная скамейка была уже занята. На ней сидели и курили две девушки.
Товар мне понравился.
- Курить вредно! – бросил я им пробный шар. – Портится цвет лица. Появляются преждевременные морщины. Давайте лучше вместе есть витамины.
И протянул девушкам фуражку с вишнями. Они быстро, но цепко, осмотрели меня и оценили положительно. Вскоре сидел я между ними с фуражкой на коленях. Мы вместе уплетали бесплатные вишни и весело обменивались интересовавшей друг друга информацией.
Мне больше нравилась Ира. Высокая, не жирная, но мясистая, с русой косой и голубыми глазами. Лена имела значительную часть башкирской крови. Небольшого роста, коренастая, тёмная.
Жили они в общежитии на левом берегу Волги, работали на заводе.
Поскольку я на левом берегу ещё не бывал, то был приглашён завтра на пляж вблизи моста. Мне было обещано, что после купания покажут особенности левого берега.
На другой день, едва появился я на указанном пляже, ко мне кинулась немалая группа девушек. Сразу заметил: Иры среди них нет.
- Почему один пришли? Смотрите, нас как много. Выбирай любую! – подкатилась самая смелая.
- Незачем ему выбирать. Знакомая у него уже есть, - отрезала ей Лена.
Как говорится: без меня меня женили.
Во время купания Лена тщательно оберегала своего знакомого от внимания подруг (а попытки были), после купания сразу отвела в сторону, заявив, что девушки у них в общаге наглые и приставучие.
Вдвоём пошли мы вдоль берега вниз по течению.
У меня есть правило: сразу после купания переодевать плавки. Лена же надела платье на купальник, и вскоре оно намокло спереди и сзади в соответствующих местах.
- Неудобно-то как! – сказала Лена, осматриваясь.
- Так ты сними всё мокрое и иди в одном платье. Оно быстрее высохнет, - предложил я.
Мне на время пришлось отвернуться, а когда повернулся снова, Лена уже держала в руках трусики и лифчик.
Теперь мокрое платье, плотно прилегая к телу, почти не скрывало девичьих прелестей. Надо ли говорить, что это подействовало на меня возбуждающе; и, помня о том, что на девушке, кроме платья, больше ничего нет, я уже оглядывался по сторонам, в надежде найти подходящее скрытное место.
Кто ищет, тот найдёт. «Отдохнуть» мы сели на самом обрыве. Спереди – Волга, сзади – густой кустарник.
Терпеть уже было невозможно. Обняв её за плечи, повалил на мягкую травку и одновременно с первым поцелуем взял её целиком. Девушка не стала строить из себя недотрогу, а отдалась пылко, горячо, с большим старанием. Когда снова сели, Лена сказала:
- Машка, как только тебя увидела, сразу заявила: «Такой мужик церемониться не будет, быстро засунет по самые яйца».
Свершилось. На время пребывания в Ульяновске любовницу я себе нашёл. Конечно, Ира была бы лучше. Как выяснилось, она заметила моё внимание и хотела пойти на пляж, но Лена упросила подругу остаться дома.
Проблем с местом встречи у нас с Леной не было. В номере гостиницы я жил один. Если появлялся в женском общежитии, то девчонки, по общему соглашению, тут же улетучивались. На природе тоже хватало места.
Лена была в меру умна, весела, довольствовалась тем, что имела, не требовала от меня ни подарков, ни ресторанов, вполне удовлетворяла как в постели, так и вне неё. Одним словом, с ней было удобно, интересно, весело… И я пригласил её поехать во время отпуска в Крым с палатками.
Из Питера нас выехало четверо. Я взял с собой Андрея – 12летнего сына друга. Его сопровождала родная тётя с дочерью, которых, соответственно, звали Лариса и Наташа (Ларисе – 35, Наташе – 15).
Лена из Ульяновска приехала в Симферополь раньше нас и присоединилась к нашей группе прямо на вокзале.
Несколько дней рассматривали мы Красные пещеры на Перевале. Следующая стоянка была в Судаке. Затем загорали на Казантипе и, наконец, остановились в Курортном (Мама русская). Отсюда Лена должна была уехать в Ульяновск, а я в этот же день встретить Ольгу с подругами.
Приключения наши во время этого путешествия были довольно интересны, но описание их увело бы нас от темы данной части.
За это время Лена и Наташа подружились, а Лариса сделала попытку совратить меня, что пришлось пресечь в корне. В этом не было ничего необычного, так как в группе я был единственным мужчиной. Мало того, Наташа тоже уделяла мне повышенное внимание, что даже привело к конфликту между ею и матерью. Больше всего в этом удивляло меня то, что мама с дочкой видели: я сплю с Леной, знали о скором приезде Ольги и что я ещё женат.
Срок пребывания Лены в Крыму вышел. Провожать её и одновременно встречать Ольгу с дочерью я поехал в Керчь. Наташка увязалась за нами, чтобы проститься с новой подругой и посмотреть Керчь ночью.
Ленка уезжала утром, а поезд из Питера приходил ночью. У нас с Наташей оставалась уйма времени.
В первую очередь, ей захотелось посетить универмаг. Для женщины это естественно. Потом осматривали город, катались на экскурсионном пароходе, обедали и ужинали в кафе, посетили аттракционы. Наташка вела себя, как состоявшаяся женщина. Требовала, чтобы я подавал ей руку при проходе на катер, сходе с колеса обозрения. По городу мы ходили под руку. На пароходике она, как дама сердца, положила головку мне на плечо и шутливо стала кусать моё ухо. Не скажу, чтобы мне это не нравилось. Заигрывание молоденькой девицы всегда приятно.
Погуляв вечером по ярко освещённой набережной с играющими оркестрами, зазывалами ресторанов, с шумной нарядной публикой, отправились пешком на вокзал.
Сначала девчонка висела на моей руке, потом, когда улицы пошли темнее, переложила эту руку к себе на талию (а может быть, я сделал это сам под влиянием обстановки: темнота, тёплый приятный воздух, отсутствие прохожих).
На вокзале, выбрав скамейку в месте потемнее, устроились отдыхать от дневных дел. Наташка легла, положив голову на мои колени.
- Мне холодно! – сказала она требовательно через некоторое время.
Пришлось снять свою куртку и накрыть ею Наташу. Продолжая вертеться, она несколько раз, как бы нечаянно, дотронулась до моего члена, а затем, нащупав, сжала его и уже почти не отпускала.
- Холодно! – опять закапризничала девчонка. – Обними меня.
Положил руку поверх куртки. Грубый материал не давал возможности ощутить поверхность девичьего тела, и я сунул руку под куртку.
Груди её были небольшими, но упругими. Помяв одну и вторую, рука пошла ниже. В ожидании её Наташа приподняла ногу, находящуюся сверху. Отступать было уже нельзя.
Что такое клитор, сам узнал совсем недавно. Нашёл, нащупал и отпустил. Её тело требовательно потянулось за рукой… Во время ласки Наташка прерывисто дышала, выгибалась, помогала мне бёдрами. Работа под курткой кипела во всю. Рука её то крепко сжимала мой член, то ненадолго отпускала его…
Не знаю, что произошло бы дальше, но вдали показался наряд милиции.
- Всё! Я так больше не могу! Вставай! Пойдём прогуляемся, - шепнул я девушке.
Тёмных мест вокруг было много. Думаю, сопротивляться она бы не стала, но страх ответственности заставил меня потащить её на освещённую эстакаду. Поднявшись на неё, уже не в силах сдерживаться, мы бросились в объятия друг друга. Целовались истово, всасывая, иногда даже прикусывая, губы друг друга, щёки, кожу на шее, плечах.
- Пойдём! – девушка взглядом показывала на темноту внизу.
- Наташа! Нельзя! Не могу! Не имею права! – шептал, продолжая ласкать её.
- Не бойся! Я хочу!
Но передо мной вставало лицо её матери, ожидающей нас на берегу, друга – дяди Наташки. Если они узнают…
Глянул на часы. До приезда питерского поезда оставалось меньше двух часов. Нельзя. Сейчас поддашься чувству, а потом можешь долго жалеть.
Разум, а точнее, страх оказался всё же сильнее инстинкта.
Стал объяснять это девушке. Она не слышала слов. Главное поняла: ничего не будет… И тут же успокоилась.
Теперь у нас появилась тайна. Мы хранили её бережно, с оглядкой, только иногда обмениваясь понимающими взглядами.
- Покатай меня как-нибудь на машине, - попросила Наташа, когда мы ехали в поезде домой.
- Как-нибудь, - эхом отозвался я…
Выполняя обещание, позвонил, назначил встречу. Наташка пришла на каблуках, при макияже. Прямо взрослая девица.
- Куда едем? – спросил её, заранее загадав: если за город – стать любовниками, если кататься по городу – только остаться друзьями. Иногда я становлюсь суеверным и отдаюсь воле судьбы.
- За город! – как давно продуманное, с готовностью произнесла Наташа.
Чему быть, тому не миновать. Поехали за город.
Через 500 метров спустило колесо. Прокол. Поставил запаску. Ещё через километр полетел распределитель зажигания. Здесь работы побольше, чем с колесом.
Судьба чётко говорила «Нет!»
Посадил Наташу на трамвай и отправил домой, а сам занялся ремонтом автомобиля.
В переписке Лена очень просила снова взять её в Крым на следующий год. Схема проведения отдыха прежняя. Я приезжаю в Крым с набранной компанией, Ольга едет вслед за мной через две недели.
Всё, как в предыдущем году. Только компания у меня подобралась другая. На этот раз поехали Шурик с дочерью и любовницей. Последняя тоже взяла с собой 15летнюю дочь.
Сценарий тоже почти повторился. На симферопольском вокзале встретились с Ленкой и поехали в Маму.
С Ленкой всё было как-то обыденно, будто с женой или с Ольгой. И провожая её в Ульяновск, на этот раз я вздохнул с облегчением…
Ольга, кроме дочери, привезла двух своих подруг. Наташа, толстая, обрюзгшая женщина, постоянно курила. Запах табака усиливал чувство отвращения, вызываемое внешностью. Марина была моложе остальных и гораздо симпатичнее. Она приехала с 9летней дочерью.
Ольга и её подруги почему-то невзлюбили любовницу Шурика. Та, вместе с дочерью и дочкой Шурика отвечала им тем же. Обе группировки целыми днями планировали, как насолить противнику. Видеть необоснованную вражду женщин очень неприятно.
Буля, дочь любовницы Шурика, была особой избалованной и привыкла любыми путями добиваться своего. Она положила глаз на меня и не стеснялась это показывать: ложилась рядом загорать, клала свою голову мне на грудь. Если я ехал в город по делам, заявляла, что ей тоже нужно в город. В переполненном автобусе прижималась ко мне всем телом, смотрела преданными глазами и даже читала стихи собственного сочинения.
Я боялся, что всё это может повлиять на наши с Шуриком отношения, и сам пришёл оправдываться.
- Не беспокойся. Мы всё видим и понимаем, - успокоила меня мать Були. – Приедем домой - разойдётесь в разные стороны, этим всё и закончится.
Симпатичная Марина – Ольгина подруга, видимо, не привыкла долго находиться без мужского внимания. Из двоих мужиков (Шурик да я) выбрала меня. Признаться, здесь я против не был. Объединяла Марину и меня фотография. Аппараты имелись только у нас. Вместе мы уходили вечером снимать заход солнца в море, а рано утром я втихаря залезал к ней в палатку (якобы, чтобы разбудить на съёмку восхода), целовал и щупал её. На большее мы не осмеливались, так как рядом лежала её дочь, да и Ольга могла проснуться и проверить, зачем нахожусь я в чужой палатке.
Буля (и другие тоже) видела наши с Мариной отношения и всячески показывала свою ненависть к ней, что ещё больше разжигало войну двух кланов (Ольгиного и любовницы Шурика).
Одна Ольга не замечала или делала вид, что не замечает, флирт между мной и Маринкой.
В Ленинград вся наша группа должна была ехать в купейном вагоне, но вместо одного такого вагона дали два мягких. Купе в них оказались двухместными. Между двумя соседними купе размещался туалет. Таким образом, соседи могли через туалет проходить друг к другу, минуя коридор.
Места распределяла Ольга. Два соседних купе заняли Шурик, его любовница и две их дочери. Я с дочерью и Марина тоже с дочерью оказались в соседних купе. Ольга ехала с Наташей.
Ночью, убедившись, что дочь уснула, я пробрался к соседям. Там, на верхней полке, произошло наше первое (а затем второе, третье…) соитие с Мариной.
Изголодавшись по мужчине, Маринка не скрывала свою страсть, отдавалась яростно, жарко, взахлёб. И плевать ей было на лучшую подругу (Ольгу), на то, как посмотрят на это другие члены нашей экспедиции.
Днём в коридоре меня перехватила Буля, сунула в руки письмо на нескольких страницах, а на словах сказала:
- Здесь не вскрывай. Прочтёшь дома.
Содержание письма было навеяно письмом Татьяны Онегину и почти повторяло его. Кроме любовной части там были указаны адрес, телефон, назначены время и место встречи.
Из двух представившихся возможностей (Марина и Буля) я, конечно, выбрал Марину, но к Буле на свидание явился.
Здесь также повторилась сцена из «Евгения Онегина». Разъяснил Буле, что она ещё мала для любви (по крайней мере, со мной). Что я женат и имею вторую семью, она знала сама.
При расставании девочка всплакнула. Я был уверен, что чувство её ко мне быстро пройдёт. Как потом выяснилось, ошибся…
Итак, у меня появилась новая долгосрочная любовница, отлично знающая и об Ольге, и о жене, и о моей любви к женщинам вообще (от Ольги).
Как приходилось мне изворачиваться, обманывая жену, Ольгу, начальство, описывать не буду. Для одних я «ехал в командировку», для других «заступал в наряд», «болел», всю ночь возился со сломавшейся машиной и т.д. Изобретательности и хитрости едва хватало.
Марина сразу «взяла быка за рога», потребовав, чтобы я бросил жену, Ольгу и перешёл жить к ней. Она хотела, настаивала, чтобы я приходил каждый день. С точки зрения секса старалась вымотать меня полностью, чтобы другим не досталось ничего.
То же самое происходило с деньгами. Решив, что я денежный мешок, Марина постоянно требовала купить ей то сапоги, то зимнее пальто, то дать денег на одежду для дочери, то вернуть родственникам её долги.
Если я не появлялся у неё день-два, она приезжала вечером ко мне домой и требовала отчёта. А потом я должен был объяснять жене, что это была секретарша с работы и мне срочно надо ехать в командировку.
Дочь Марины вдруг стала называть меня «папой».
- Зачем ты заставляешь её так обращаться ко мне? – спросил я.
- Она всегда называла «папой» всех моих мужиков, - отпарировала Марина.
Здесь она допустила ошибку. Слова «всех моих мужиков» отвратили, как отрезали, меня от новой любовницы. Представить себя в конце многочисленной очереди я не мог.
А тут ещё сама Марина вдруг изменила обращение ко мне на «папочка», «папуся» и заявила, что хочет ребёнка.
…В тот вечер я пришёл к ней, чтобы сообщить, что мы расходимся. Едва поняв, о чём я хочу сказать, она первая закричала, что жить со мной не сможет и ребёнка будет воспитывать одна.
О каком ребёнке идёт речь, я не понял: о её дочери или о новом?
Скоро Ольга сообщила, что Марина беременна. Отец будущего ребёнка живёт в Москве и, приезжая в Ленинград, всегда останавливается у Марины. Знакомы они давно.
Через 10 месяцев и 7 дней после нашего последнего секса Марина родила девочку. Назвали её Ксенией. Москвич официально признал отцовство. ???
Лена из Ульяновска (продолжение)
Этой же осенью Лена выпросила у начальства командировку в Питер, обещая им золотые горы от продажи продукции во второй столице. Пришлось принять неожиданно появившуюся любовницу. Поселил её у матери в Весёлом посёлке. Наташка жила рядом, и подруги встретились. По городу мы, чаще всего, шастали втроём. Так Наташка снова появилась на моем горизонте.
При расставании уже на вокзале Ленка вдруг выдала:
- Чего бы тебе не сойтись с Наташей. Я с ней разговаривала – она не против. Говорит, что ты боишься. На тебя не похоже…
А весной я опять получил командировку в Ульяновск. Сообщил об этом Лене. Обрадуется?
Едва разместился в гостинице, Лена уже здесь. Прибежала сама. У неё ко мне просьба: не появляться в общежитии. Есть жених, выходит замуж.
Я не очень расстроился. По телефону назначил свидание Ирке. Та согласилась.
Неожиданно вместо Иры на свидание явилась Ленка, назвала меня изменником и сказала, что если мне так необходима женщина, она сама ещё не замужем, а следовательно, может меня удовлетворять.
- Но ведь ты уже живёшь с другим! – пытался урезонить я бывшую. – Только что штамп в паспорте не поставлен.
- Ты тоже имел жену, любовницу и трахался со мной.
Мои попытки образумить Лену привели к тому, что она предложила:
- Мы будем приходить к тебе по очереди: день – я, день – Ира.
- А Ирина согласна?
- Договоримся.
На следующий день подруги пришли вдвоём.
Мы выпили в номере. Поболтали. Надо было как-то начинать. И я начал издалека:
- Ира! Хочешь ли ты вместо Лены этим летом поехать со мной в Крым?
- Да! – быстро согласилась Ирина.
- Тогда, может быть, прямо сейчас и начнём?
Ира пожала плечами.
- Лена рассказала тебе об условиях?
- Да.
Что делать дальше? Мы втроём сидим на кровати. Я обнял Ирину, положил её и стал раздевать.
- Нет! Я первая! – вдруг вскочила Лена.
- Иди трахайся со своим заморышем! – отпарировала Ирка.
Ещё немного, и разразилась бы драка.
- Убирайся отсюда! Ничего не получишь! Он ещё мой! – кричала Ленка.
Ира вскочила и ушла.
После этого поругались мы с Ленкой.
- Как можешь ты изменять человеку, за которого собираешься замуж?
- Я не люблю его, - призналась Лена, - но замуж-то пора. Площадь быстрей дадут. Он начальник цеха.
В тот день секса мне уже не хотелось.
Я опять назначил свидание Ирине, но, когда мы встретились, снова появилась Ленка.
- Так будет всегда! – сказала она твёрдо. Они жили в одной комнате общежития, и Ленке легко было преследовать Ирину.
Я пошёл на хитрость и по телефону в общаге назначил свидание Любе – третьей подруге. И опять вместо неё пришла Ленка.
Смирился и стал трахать её… Секс был нерегулярным. Приходилось обманывать Сашку, которого я никогда не видел.
В последний раз Лена пришла ко мне в гостиницу в белом подвенечном платье. Так и совокуплялись, не снимая его. Затем я сделал Ленке свадебный подарок, и мы расстались. На другой день состоялась её свадьба.
Наташа (продолжение)
Время меняет людей, особенно быстро – девушек. В гостях встретил Наташу. Повзрослела, стала ещё красивее, притягательнее, сексуальнее. Растёт молодёжь.
Перемигнулись. Пошептались в коридоре…
На этот раз с машиной не случилось ничего. Отъехав от города километров 40, свернули в знакомый мне по предыдущим девушкам лес, выбрали местечко поглуше; признались друг другу, что ждали этого момента давно, обнялись…
Когда стал стаскивать с Наташи одежду ниже пояса (брюки, колготки), она отстранила меня:
- Сама.
И разделась полностью. Надо ли описывать, как выглядит нормальная, 17летняя, совершенно голая девушка?
- Догони! – вдруг озорно закричала она и побежала по лесу. Догнать было несложно: девушка бежала босиком, а я в обуви, да и убегать она не собиралась.
Догнал. Обнял. Прижал к себе. Загуляли руки по заветным местам девичьего тела. Наташка счастливо смеялась, подставляя себя для поцелуев. Насладившись ими, захмелев от запахов подруги, её внешности, податливости, схватил её на руки, донёс до машины, бросил на заднее сиденье и опять стал целовать всё-всё, снизу вверх, пока не оказался полностью на ней…
После первого раза я тоже разделся, и мы опять, уже оба голые, бегали по лесу, убегали, догоняли… Каждый раз финиш оказывался на заднем сиденье, и победителями становились оба. Заветный приз удовлетворял обоих.
Зная, как девушки любят подарки, заготовил для неё кое-какие побрякушки и вручил их в один из перерывов в сексе.
Женщиной Наташа стала недавно.
- Ты же тогда прогнал меня, - оправдывалась она. – А паренёк был настойчивым и симпатичным…
- Ты ещё встречаешься с ним?
- Нет. Он – пустоцвет. Не учится, не работает. Сидит на шее родителей. А они не богаты тоже. Мне надо думать о замужестве. Муж должен быть толковым, состоявшимся. Чтобы дети не в нищете воспитывались.
Молодец - девушка. Обо всём заранее думает.
- А я тебе подхожу?
Наташка задумалась.
- И да, и нет. Женат. И Ольга у тебя. Ты их не бросишь. А пока нет ничего подходящего, можно и с тобой. Я девушка свободная.
Откровенно и правдиво.
Я живу на Гражданке, Наташка – в Весёлом посёлке. Не будь у меня машины, навряд ли встречались бы мы часто. В зависимости от обстоятельств, используем для встреч то квартиру Наташки, то жилплощадь моей матери, ездим и на Гражданку; для разнообразия посетили и дачу Сашкину и снимаемой квартирой попользовались. Иногда, опять же используем машину, особенно, если торопимся. Сколько эта бедная машина всего повидала!
Секс Наташке почти не нужен, она может обойтись и без него. Ей больше нравится таинственность наших встреч, романтика обмана матери, родственников, моих близких.
«Может обойтись» не значит «не нравится». Секс для неё – приятная увлекательная игра. Ей нравится в нём всё новое, необычное. Чтобы такое испытать, готова забраться даже на люстру.
Она может во время секса разговаривать с подругой по телефону. При этом не отвлекаться от главного, активно участвовать в процессе, получая удовольствие. Захлёбываясь от счастья, она сообщает на тот конец провода, чем занимается и как это здорово.
- О – о – о – о! – выдыхает она в трубку в такт движениям.
Вот Наташке позвонила мать. Разговаривая, девушка лукаво смотрит на меня, поднимает подол, опускает трусики и подставляет мне свои прелести. Дивясь такой наглости, поддерживаю игру и натягиваю Наташку на себя.
- Ух ты! – произносит дочь в трубку матери…- Да так. Ничего. Чуть не упала. Мама! Не мешай! Я занята важным делом!
На локтях и коленках ползёт она к телефону, кладёт на место трубку и заливисто хохочет.
Как-то во время моего пребывания у Наташи мы услышали звук поворачивающегося в замке ключа.
- Мама или бабушка? – спросила сама себя Наташка.
Оба мы в это время были совершенно голыми. Я схватил своё шмотьё и бросился к ванной. Наташа успела надеть халатик. Бабушка, как ни в чём не бывало, вошла в квартиру.
- Наташа! Ты почему не в училище?
- Занятия сегодня уже закончились, - отрапортовала внучка. – Ты зачем пришла?
- Может, помочь чего?
- Помоги. Пойдём на кухню, покажу, что надо сделать.
Я уже оделся и в щёлочку слежу за ситуацией.
Через некоторое время Наташка заглядывает в ванную. Увидев мою готовность. Она открывает входную дверь и выталкивает меня на лестницу, одновременно приговаривая:
- Ты что же, бабушка, дверь плохо закрыла!
Находчивая…
Родственники привели Наташе жениха. Он заканчивает «Макаровку». У него состоятельные родители, большая трёхкомнатная квартира. И сам парень видный.
Хорошая партия.
- Пока прекратим встречаться, - сообщает мне любовница. Хочешь, я познакомлю тебя со своей подругой. Она только что развелась с мужем. Я рассказала ей о тебе. Она не против. Ей сейчас нужна поддержка, хотя бы моральная.
Не люблю, когда меня сватают. В состоянии сам найти, что мне нужно.
Ещё через некоторое время Наташкины родители обращаются ко мне с просьбой поучаствовать в свадебном процессе. Я должен буду украсить свою машину ленточками и пупсиками, отвезти группу родственников во Дворец бракосочетаний, потом подвезти к ресторану, а по окончании свадьбы развести по домам. Предложена была определённая сумма.
Конечно, я отказался.
Молодые жили у его родителей.
Скоро Наташа родила.
Муж, закончив Макаровское училище, во Владивосток ехать отказался. «Свободный диплом» ему не дали, а следовательно, устроиться по специальности в Питере он не мог. Такие были законы.
Какое-то время муж, Наташка и ребёнок сидели на шее у родителей. Отсутствие собственных денег плохо сказывалось на отношениях в молодой семье. Начались раздоры, ссоры. Масла в огонь подлили родственники с той и другой стороны.
Наташка с ребёнком ушла от мужа «к маме».
Возможно, что назло супругу, Наташа опять обращается ко мне. Я становлюсь утешителем ( по-русски, ёбарем) соломенной вдовы. Правда, встречаемся мы не регулярно, как раньше, а от случая к случаю…
Наташа поехала на свадьбу к двоюродной сестре куда-то в Сибирь. Там за короткий срок схлестнулась с сибиряком, искренне влюбилась в него и вернулась в Питер только для того, чтобы оформить развод.
Несмотря на такую любовь, мы даже в это время продолжали трахаться.
- Я ведь ещё не стала его женой, - оправдывала себя Наташка. Я же просто временно пользовался молодым, здоровым женским телом.
Родственники уговаривали Наташу не ехать в Сибирь. Морозы, глухомань, собственная корова, которую нужно доить каждый день, русская печь, дрова, до ближайшего городка больше 50 км.
- Любовь всё выдержит! – уверяла их Наташа.
Уехала, оставив сына на бабушку. Почти два года продержалась в глухой сибирской деревне. А потом всё-таки вместе с мужем вернулась в Ленинград.
Он устроился водителем автобуса, она – кассиршей в универсам.
Жили, вроде бы, хорошо. По крайней мере, от моих дальнейших услуг Наташа отказалась (да, предлагал), а потом вдруг узнал: разошлись.
- Сейчас живёт с другим «гражданским браком», - сказала мне её мать.
Буля (продолжение)
К этому времени подросла Буля. Она сама напомнила мне об этом телефонным звонком.
- Я уже взрослый человек. Студентка. Мне гораздо больше 18ти.
Она и раньше не была пушинкой. При встрече я увидел крепкую, плотную деваху, которой мужик совсем бы не помешал.
Первые две встречи я не наглел. Передо мной всё ещё стоял образ девочки, с которой мы расстались несколько лет назад. Но реальность брала своё. Как-то вечером я позвонил ей:
- Чем занимаешься?
- Сижу дома одна. Мать и бабушка уехали, будут дома только через несколько дней.
Я голодал в это время пятый день и, естественно, находился не в лучшей сексуальной форме, но язык уже работал сам по себе:
- Хочешь, я сейчас приеду? Только приготовь тогда хоть что-нибудь поесть.
- А что ты любишь?
- Сегодня только чай, хлеб и овощи, желательно, сырые, - прокричал я в трубку и помчался на ж.-д. станцию. Буля жила в Сестрорецке.
В первую очередь, поел. Сначала щи, потом хлеб с чаем. Старался не отравиться, как когда-то в Ульяновске.
Перед тем, как лечь в постель, несколько раз предупреждал, извинялся, объяснял, что может произойти осечка по причине пятидневного голодания.
- Не бери в голову! – шутила Буля. – Ждала тебя столько лет. Если сегодня не получится, подожду ещё.
В 21 год она всё ещё оставалась девственницей. Конечно, меня интересовала причина этого, но задать вопрос напрямую стеснялся и осторожно подходил к этому издалека.
- Парни ухаживали, - просто объяснила Буля. – Один даже провёл вот здесь, на диване, возле меня всю ночь. Добивался, пытался соблазнить… Мама тоже подбивала: «Для здоровья полезно. В таком возрасте пора иметь мужчину. Какого принца ты ждёшь?» Вот видишь, сегодня дождалась.
То ли от голода, то ли от нервов, но сначала у нас ничего не получалось… И она меня, а не я её, стала утешать:
- Ничего. Полежи. Успокойся. Бывает. Это называется «жениховский эффект» (откуда она такое знает?). Хочешь, я почитаю тебе стихи?
Наизусть Буля читала мне Ахматову, Цветаеву…
- Постой! – остановил я её. – А ведь это стихотворение твоё.
Она призналась:
- Да. Пишу иногда.
- Я тоже писал когда-то. Прочти свои.
Стихи её были наивными: о жизни, о любви. Ни того, ни другого она толком не знала. Слушал её, а думал о другом:
- Неужели не получится?
Она продолжала читать стихи, а я тихонько гладил её ноги, попку, живот, мял и целовал грудь. Она допускала это, как само собой разумеющееся, и всё читала, читала…
Почти уснул. И тут почувствовал: вот оно, пришло! Вмиг подмял её под себя, впился губами куда-то в шею, руками приподнял её ноги, придав им нужное положение… Сердце замерло: сорвётся?.. Нет! Получилось!
Лицо Були выглядело умиротворённо-счастливым, будто она долго ждала чего-то очень хорошего, не сомневаясь, что это произойдёт, и оно, наконец, наступило.
Когда, усталый и счастливый, я откинулся на спину, она продолжила читать стихи.
Мне хотелось как-то отблагодарить её за это спокойствие, содействие; за всё, что произошло сегодня. Не придумав, как выразить это словами, стал целовать, ласкать её тело, быстро возбудился снова (щи переварились и придали новые силы, или нервы успокоились?) и ещё раз с большим удовольствием овладел ею. После этого окончательно успокоился и в течение ночи мы любились ещё несколько раз.
Ночь прошла. Мы так и не сомкнули глаз. В семь утра я уже ехал в электричке в город. Служба и дела призывали.
Мать Були сразу почувствовала перемену в дочери. Та почти ничего и не скрывала.
- Да. Появился мужчина.
Но назвать меня Буля не могла – слишком плохая репутация. Теперь именем моим стало «Вася».
Вызывая Булю к телефону, старался изменить голос и после каждого разговора с матерью удивлялся: «Неужели она меня не узнала? Или знает, но притворяется?». Последнее больше походило на правду.
Появлялся я у любимой поздно вечером через окно (первый этаж), уходил рано утром тем же путём.
Чтобы ненароком я не столкнулся с мамой или бабушкой, Буля попросила Шурика поставить на дверь её комнаты задвижку. Было смешно: знал бы он, для кого старался.
Связь наша началась ранней весной, а летом мы поехали в Крым, взяв с собой дочь Лену и внука Мишку.
Дополню, что в это время с Людой я уже не жил, а отношения с Ольгой становились всё более невыносимыми.
Лене Буля понравилась, и потом в течение какого-то времени Лена через меня слала ей приветы. Мишка тоже назвал её «хорошей». И как можно не понравиться с таким характером: доброжелательным, спокойным, уступчивым. Начитанности Були могла позавидовать учительница литературы с большим стажем. С учётом одинаковой направленности в любви к литературе, Лена с Булей нашли общий язык.
Занимая на отдыхе вчетвером одну комнату, мы почти не мешали друг другу. Днём Лена с Мишкой уходили на море, и у нас с Булей было достаточно времени порезвиться, а вечером в нашем распоряжении была целая степь за деревней (ночи-то здесь тёмные, не то, что в Питере).
Вернувшись с юга, мы уже не встречались так часто. У меня начинались полевые занятия, и Буле надо было устраиваться на работу после института. Да и любовь чуток поостыла.
В сентябре любовница сообщила, что беременна. Одновременно звучал вопрос: что я собираюсь предпринять?
Пришлось призадуматься. Как жена, Буля – женщина почти идеальная, но у кого нет недостатков? С детства Буля хромает на одну ногу, из-за этого не может бегать и быстро ходить. От физкультуры у неё в школе и в институте – вечное освобождение. От малой подвижности – лишний вес, даже жирок. Пока молода - ещё ничего, даже аппетитна. А какой будет позже? Я же люблю передвижение, на одном месте долго не сижу: походы, в том числе, в горы, рыбалка, сбор грибов, поездки по стране. Опять же квартирный вопрос. Придётся снимать жильё или жить в Сестрорецке в двухкомнатной хрущёвке вместе с мамой и бабушкой. А ведь ещё будет ребёнок.
Мать Були на десять лет моложе меня. Она хорошо знает меня и не с лучшей стороны. Я также знаю её. Молчать она не сможет. Постоянно станет указывать Буле на мои промахи, недостатки. Ужиться вместе будет очень трудно, почти невозможно.
Пока мы неженаты, Буля ведёт себя замечательно: внимательна, послушна; но это только со мной. С бабушкой и матерью она становится деспотом: постоянно ругает их, капризничает, чего-то требует и добивается своего. Что если в будущем она со мной поведёт себя так же? Действительно, любит меня или я ей просто подхожу?
Двадцать лет нлазад я, не задумываясь, сошёлся бы с Булей. Сейчас подхожу к такому вопросу более обдуманно со всех сторон.
Что если устроить ей проверку: промолчать, встречаться реже, ссылаясь на занятость? Нужно предоставить ей самой принять решение. Если она по-настоящему любит меня, то захочет родить, независимо от наших дальнейших отношений. В этом случае придётся бросить всех и уйти к ней. Если же любовь не так уж крепка, то будет звонить, укорять, требовать гарантий.
И я отдался на решение судьбы.
Мы не виделись почти месяц. Я только звонил иногда, жалуясь на нехватку времени. За это время не услышал от Були ни слова о её беременности, ни просьб, ни советов, как поступить.
Позвонив 12 октября, услышал её укоризненный голос:
- Я только что пришла с аборта. Не звони мне больше…
Её мать присутствовала на нашей с Лекой свадьбе. Улучив момент, шепнула:
- А Буля до сих пор любила тебя и ждала…
Значит, знала мать, кто такой «Вася»…
После этого прошло больше десяти лет. Жизнь с Лекой стала невыносимой, и я вынужден был уйти от неё (каюсь, временно). Жить один, без любящей женщины, не собирался. Перебирая возможные варианты, вспомнил и о Буле. Что если она, действительно, одинока, и до сих пор одна?
Набрал номер телефона, услышал знакомый голос, но заговорить испугался.
Страхуясь, позвонил Шурику (другу её мамы). В разговоре, как бы между прочим, спросил:
- Как там Галка?., а Буля?..
И получил ответ:
- Буля замужем. Живут хорошо. Оба работают. У него трёхкомнатная квартира. Сыну 4 года.
Чувство вины, давившее всё это время, прошло. Слава Богу! Со мной ей, навряд ли, было бы хорошо.
Потом возник, в общем-то пустяковый, вопрос: живут у него, а она ответила из дома. Почему? Что если проверить? Позвонить ещё раз?.. Позвонил.
Трубку опять взяла она.
- Приветик! Извини, что побеспокоил. Узнал, что у тебя всё хорошо, и решил дружески поздравить (пусть даже поздно). Как дела? Похвастать не хочешь, мужем, сыном?
Ответ оказался неожиданным:
- У меня всё прекрасно. С мужем развелась. Сын растёт и радует.
- Слушай! Я тоже от жены ушёл. Не вспомнить ли нам старое? Может быть, встретимся?
- Через столько лет? – засомневалась Буля. – Учти, я теперь не такая, как раньше. Умнее, осторожнее, злее… Настоящая стерва.
Встретиться всё-таки договорились. В 7 часов у Техноложки.
Собираясь на это свидание, чувствовал себя негодяем: бросил беременную, не поддержал после аборта, женился…
Не рассчитал. Опоздал на три минуты. Були на месте не нашёл. Хорошо, что теперь у всех есть мобильники. Позвонил. Хотел извиниться.
- Ты где?
Последовал ответ с интонацией курвы:
- Знаешь, я не дошла до Техноложки. Захотелось есть. Зашла в кафе выпить чашечку кофе, съесть булочку или пирожное. Хочешь, жди на Техноложке, как договорились; хочешь, приходи в кафе.
Странное поведение через 15 лет разлуки.
В кафе Буля стояла у стойки спиной к входной двери. Узнал сразу. В отличие от меня, почти не изменилась. Только заматерела. Стала полнее, мощнее. Но для женщины за тридцать, имеющей ребёнка, побывавшей замужем, это допустимо. Не ожидал же я встретить прежнюю девушку.
Подошёл сзади, крепко сжал плечи. Возможно, это новый, поворотный пункт в жизни. Она обернулась и, как будто не было этой пропасти в 15 лет, просто спросила:
- Тебе что заказать?
Милостиво разрешила заплатить.
Разговор начался с моего покаяния. Она перебила:
- Не расстраивайся! Всё хорошо. Я познала жизнь. Побывала в разных переплётах. Меня обманывали, и я научилась обманывать, хамить, даже мошенничать, если понадобится.
- Учительствуешь в школе?
- Что ты! Зарабатываю деньги, как могу. Сейчас провожу экскурсии на теплоходах, зимой перейду на автобусы. У меня сын. Не хочу, чтобы он в чём-нибудь нуждался. Он должен быть везде и всегда лучшим, первым. А для этого нужны деньги. На фигурное катание, на бассейн, каратэ, шахматы, дополнительные занятия по английскому языку. Хочешь, покажу его фотографии?
Не дожидаясь моего согласия, достала пачку и сунула её мне под нос, с гордым видом ожидая восхищения.
Ребёнок – как ребёнок. Пришлось сделать ожидаемый комплимент.
- Он уже пишет стихи. Совсем не детские. Посмотри.
Она снова сунула мне несколько листов бумаги. Стихи, действительно, были взрослыми. О жизни, о любви. Их никак не мог написать шестилетний мальчик. Слог явно Булин. Даже почерк её. Когда-то она читала мне много подобных стихов. Забыла. Меня-то зачем дурить?
Интересуюсь:
- А как относится к нему твоя мама? Она ведь не перестала считать себя молодой и очень красивой? Как она чувствует себя в роли бабушки?
- Бабушка от него без ума. Для неё он самый красивый, самый умный, самый-самый… Она водит его на фигурное катание, танцы, в бассейн, учит фотографии.
«Не сотвори себе кумира! – подумал я. – Совсем испортят мальчишку».
- А какие отношения у него с отцом? – вслух поинтересовался я.
- Мы живём без отца! – отрезала Буля. – Без его вредного влияния. Я, вообще-то, не хотела, чтобы они встречались, но он пригрозил судом. Сейчас отпускаем сына к нему 1-2 раза в неделю. Плохо, что живёт рядом. Потом ещё, сын прописан у отца. Я пыталась при разводе отсудить у него часть площади. Не получилось. Он ведь на суде даже не присутствовал. Когда, уже после суда, узнал, что разведён, умолял меня отказаться. Маму тоже просил, только поздно уже было.
И далее Буля рассказала, как она тайком от мужа готовила развод. За деньги достала справки, что муж психически ненормален, наркоман и алкоголик. Как сама за него подписывала повестки в суд, сделала справку, что он находится в длительной командировке.
- Денег на всё ушла уйма. И адвокату, и судье, - закончила Буля.
- Он, в самом деле, алкоголик и наркоман? Куда же ты смотрела, когда выходила замуж?
- Достаточно того, что выпивает. Зачем Иннокентию такой пример?
- Сильно пьёт?
Буля пожала плечами:
- Как все.
- Так в чём же его вина? Может быть, женщину завёл?.. Или у тебя кто-либо завёлся? – вдруг догадался я.
- Ничто человеческое мне не чуждо. Я обычная живая женщина. Стерва. Был роман с капитаном дальнего плавания.
Думаю, насчёт «капитана» она загнула. Уж очень часто приходится слышать такой термин от женщин. Капитанов столько нет. Есть на судне и другие должности. А впрочем на берегу каждый может капитаном представиться.
- Ну, и что было дальше?
- Все мужчины одинаковы. Сказал, что не может бросить семью. Не готов, видите ли, расстаться со старой грымзой и великовозрастными сыновьями.
Вот так. Наивная девочка, и вправду, превратилась в стерву. Сама нашла себе точное определение… И в этом опять я виноват.
Проводил Булю до электрички. Спросил:
- Мне садиться с тобой?
- Как хочешь. Но домой тебя не приглашу. Иннокентий ждёт. Он теперь моя единственная отрада.
Я понял, что теперь в её сердце нет свободного места, по крайней мере, для меня. Посадил её в электричку и помахал рукой в окошко на прощанье.
Через несколько дней явился к ней на работу.
- Хочешь прокатиться, послушать, как я веду экскурсию? – предложила Буля.
- За этим и пришёл.
Материал она знала отлично. Рассказывала с ленцой.
«Ещё бы, - подумал я. – Каждый день – одно и то же, минимум 4 раза в день.
После работы опять отправились в кафе. Погуляли по городу. Проводил до электрички.
Сам не знаю, зачем я это делал. Прежней Були не стало. Была обычная, озабоченная работой и домашними делами, женщина.
Буля рассказала, что строит квартиру на проспекте Луначарского. Дом готов. Осталась только отделка. Сама она в этом не разбирается. Шабашники просят 250 тысяч.
Подумалось: самое время, чтобы сойтись. Предложить свои услуги, деньги. После отделки самому купить мебель. Она почувствует себя обязанной. И начнём жить вместе.
Пока всё это проносилось в голове, Буля произнесла:
- Мама говорит: «Будь осторожна. Мужики узнают, что у тебя отдельная квартира, отбоя от них не будет. Только выбирай!»
- И уже есть кандидаты? – поинтересовался я.
- Да как сказать. Конечно, есть. Достойных пока не вижу.
Что же мне вставать в очередь?
С другом подсчитали, во сколько может обойтись отделка новой квартиры.
- Половины запрошенной шабашниками суммы хватит, - решили мы. – А если самим немного помочь, то ещё дешевле. Надо конкретно посмотреть.
- Когда можешь посмотреть? – спросил я друга.
Он открыл свой ежедневник:
- Во вторник. В 4 часа.
«Что же, помогу одинокой женщине, - подумал я. – Потом, если что, и пристроиться можно.
Позвонил Буле, сообщил о разговоре со специалистом, о назначенном времени осмотра квартиры.
- Мама правду сказала, - рассмеялась Буля. – Нет, ребята, во вторник я не могу. В среду тоже. Позвоните на следующей неделе.
Она нас за барыг приняла, а меня за проходимца, клюнувшего на квартиру?!
- Нет! – произнёс я жёстко. – Мы больше не позвоним.
Хотел нажать «отбой», но услышал её удивлённый голос:
- Совсем?
- Совсем! - и дал «отбой».
Ожидал, если позвонит, объяснить ей всё подробно: что хотел помочь, думал о её выгоде. Не позвонила. Я тоже не стал. Зачем мне ещё одна стерва?
Оля Смелая
Вернёмся обратно в начало 80х годов. С Людой не живу. С Ольгой отношения плохие, уже видно, что это, всё равно, когда-нибудь кончится.
Недавно я приехал из Одессы и через полгода убедился в непорядочности тамошней Оли. Расстался с Томкой. Вакансия подруги свободна. Поиск продолжается.
А пока моя ближайшая подруга – машина. В ней я болтаюсь по городу, езжу за город, с её помощью происходят случайные знакомства, соития.
Выходя из машины на Сиреневом бульваре, обратил внимание на девушку: ленивый, отрешённый взгляд, идёт нога за ногу, останавливаясь и поглядывая по сторонам. Ей явно скучно, нечем заняться дома и нечего делать на улице. Летние каникулы, а она в городе.
Я не вспомнил бы о ней больше, если бы после посещения магазина снова не увидел её, отрешённо бредущей по улочке в сторону проспекта Просвещения.
Остановился, на всякий случай, чтобы лучше рассмотреть. Среднего роста, среднего телосложения, сказать, что красавица, тоже нельзя. Но от всей фигуры веяло свежестью молодости, наивности, неиспорченности, привлекательности. Захотелось выскочить из машины и поздравить её с тем, что она есть на свете, что она радует глаза окружающим.
Однако, очень молода. Не старше 17ти. А мне идёт 48й. Хотя, с другой стороны, именно с девушками такого возраста я нахожу общий язык и часто общие интересы.
Пока рассматривал её, девушка вышла на проспект Просвещения и встала на трамвайной остановке.
Вот и всё. Распустил губу. Сейчас она сядет в трамвай, и ты её больше не увидишь. Но я сижу и смотрю. Можно сказать, жду чуда.
Подошёл трамвай и заслонил её. Можно уезжать. Чего же я сижу?
Трамвай отошёл, а девушка осталась на остановке. Ждёт другой номер? Нет. Повернулась и безразлично пошла обратно, опять той же дорогой. Прямо на меня!
Стремительно выбираю варианты подхода. Выйти из машины и пойти навстречу, посмотреть в глаза, показать своё желание познакомиться, сказать что-то такое, что остановит её, заставит понять, поверить? Остаться сидеть в машине, открыть окно, задать какой-нибудь вопрос? А может, просто осклабиться и развязным весёлым тоном предложить прокатиться, ведь ей явно нечего делать, и любое приключение она воспримет, хотя бы, чтобы развеять скуку?
Разрываясь в вариантах, выскочил из машины, раскрыл капот, запустил руки в автомобильные кишки… Этот вариант знакомства появился в моей голове спонтанно, затем я пользовался им много раз.
Девушка приближалась. Я выпрямился и с горестным видом посмотрел вокруг, как бы ища помощи.
Она остановилась и уставилась не на меня, а на машину. На лице её обозначился интерес. Она заговорила первая!
- Что, сломалась?
- Да. Повреждение пустяковое, но обязательно нужен помощник. У Вас не найдётся нескольких минут?
Ответ последовал тривиальный:
- Я совсем не разбираюсь ни в какой технике, тем более, в автомобилях.
- Вам не надо ничего знать. Просто сядете за руль и сделаете то, что я скажу. Я в это время буду исправлять неисправность в двигателе.
Она нерешительно подошла к водительскому месту и остановилась.
- Садитесь быстрее! – завопил я. – А то проезжающие машины могут Вас задеть.
Она села за руль, я – на место пассажира.
- Когда дам команду, левой ногой нажмёте на педаль сцепления… - и я показал ей педаль. Поскольку она медлила, не удержался, протянул руку, взял её ногу выше колена (какой восторг вызывает первое прикосновение, тем более, к такому месту!), приподнял эту ногу, поставил её на педаль и крепко нажал рукой на ляжку.
Сейчас обидится и уйдёт.
Она приняла всё, как должное.
- Выжмите педаль, возьмитесь за эту пипочку, - показал я на регулятор заслонки, - и медленно, медленно тяните на себя. Когда я крикну «Стоп!», сразу остановитесь. Педаль должна оставаться отжатой. Понятно?
Она что-то переспросила. Снова взяв её за коленку, объяснил ещё раз и полез под капот.
- Жми!.. Тяни!..
Недовольно поднимаюсь:
- Слишком быстро тянете, Я же сказал «медленно».
А в мыслях: чем больше мы провозимся, тем станем ближе. Надо тянуть время, но не очень.
И я, теперь затягивая это время, несколько раз заставляю её повторять одно и то же, потом лезу за инструментом, якобы что-то делаю под капотом, специально пачкаю руки…
Наконец говорю:
- Всё!
Затем попросил её пересесть на соседнее сиденье, сам сел рядом…
- Только не уходите! – попросил её. – Вдруг что не так. Сейчас проверим.
Двигатель почихал и завёлся.
- Спасибо! Вы так мне помогли. Давайте, отвезу Вас, куда захотите.
Она пожала плечами:
- Мне никуда не нужно.
- Тогда просто прокатимся по городу.
- Поехали! – согласилась «помощница».
- Сколько у нас времени? – поинтересовался я, - Когда Вам надо быть дома? – и пояснил: - Надо правильно рассчитать поездку.
- Сколько угодно. Хоть всю ночь. Вообще могу домой не приходить.
«А показалась такой наивной, - подумал я. – Неужели ошибся?
И попытался развить этот вопрос:
- У Вас нет родителей? Из общежития?
- Родители есть и очень строгие. Но ведь я уже не маленькая. Пора выходить из-под их контроля.
- Были случаи, что Вы не ночевали дома? Как они на это реагировали?
- Были. Ругали, конечно. Главное, не обращать на это внимания.
Когда мы подъезжали к проспекту Энгельса, переходящему в Выборгское шоссе, девушка спросила:
- Мы едем к Вам на дачу?
Ничего себе «наивная»! На дачу с незнакомым мужиком сама напрашивается.
- Нет, милая девушка. У меня и дачи-то нет. Я же сказал: по городу прокатимся.
Может, высадить её или отвезти домой? Напорешься на несовершеннолетнюю ****ь, заразу схватишь. Проверим ещё:
- Водку пьёшь?
Не заметила, что сменил тон и перешёл на «ты».
- Иногда. Когда с друзьями собираемся.
- С парнями?
- И с ними, конечно.
Всё ясно. Надо заканчивать. Теперь погрубее:
- И давно начала?
- Что? Пить?
- Нет. С парнями трахаться.
Лицо спутницы исказилось. Посмотрела на меня с ужасом:
- Я не трахалась. Вообще ещё… девственница.
Пришлось опять менять тон:
- Что ж ты на себя-то наговариваешь!? На дачу согласилась ехать. «Дома не ночую».
- Хотелось взрослее выглядеть. Вы же не мальчик. Сколько Вам лет?
Простой вопрос поставил меня в тупик. Что сказать? Вспомнил Воробьянинова:
- 38. Что много?
Она замялась:
- Я думала, меньше.
Ничего себе! И так больше десятка сбросил, а она считает, ещё меньше.
Долго ездили по городу. Всё показал, рассказал. Не впервой. При выходе из машины подавал ей руку, как взрослой. Водил под руку. Только к вечеру подъехали к её дому. За такое время сблизились. Почти друзьями стали.
Я: Будем прощаться?
Она: А можно ещё?
Я: Теперь если только за город.
Она: Поехали!
Не отказываться же. Белая ночь впереди. Приятная спутница. Природа только пробуждается. Машина работает прекрасно.
Опять по накатанному сценарию. Медное озеро. Забираемся на гору. Смотрим панораму. Красота: озеро, остров, а вокруг на многие километры – лес, лес.
Потом бежим вниз. Кажется, всё это уже когда-то было. Когда? С кем? Не помню. Не всё ли равно?
Внизу успеваю поймать бегущую навстречу девушку, на пару секунд прижимаю её к себе. Поцеловать?.. Нет. Пожалуй, рано.
Спускаемся к озеру. Время позднее, и на берегу никого нет. Обнимаю Олю за талию. Она охотно жмётся ко мне. Пора!
- Так хочется тебя поцеловать! Обидишься?
- Целуй! – поворачивается она лицом ко мне.
И опять первый поцелуй! В который раз! А переживаешь, всё равно, как юноша.
После поцелуя отрываю её от земли, кручу так, что ноги её по инерции стремятся в сторону.
Оба смеёмся. Оба счастливы. Предлагаю:
- Поедем куда-нибудь в более укромное место.
Оля согласна.
Вот место, оборудованное для развёртывания пункта управления. Глубокие аппарели с двух сторон. Над ними нависли деревья. Уже стемнело. И когда загоняю машину в одну из аппарелей, нас не видно даже вблизи. Да и кто сюда придёт в такое время?
Опять целуемся долго, со смаком. Оле это нравится. Раззадорилась. Сама обнимает меня. Пытается забраться на колени, но мешает руль.
- Погоди! – смеюсь я. - Сейчас будет удобнее.
Нажимаю рычажок раскладывания сиденья, и она, не ожидая этого, падает на спину. Нависаю над ней, и опять ласкаем друг друга, только я чувствую своё превосходство, силу, так как нахожусь сверху, так как я мужчина.
Быстро раскладываю и своё сиденье. Теперь ещё удобнее: как в двуспальной кровати. Оля без всякой опаски лежит на спине, платьице задралось, ножки обнажены полностью. Красивые ножки, призывающие! А треугольничек белых трусиков усиливает призыв ещё больше.
Ложусь на неё. Ножки сами, без всякого сопротивления раздвигаются, приподнимаются. Прижимаюсь, как можно, сильнее к заветному месту, запускаю туда руку, нахожу клитор, ласкаю его… Вижу, что она готова. Чтобы её взять, необходимо только стянуть эти трусики и раздеться самому.
Нужно ли это делать в первый день знакомства? Не будет ли это похоже на насилие? Я даже не знаю, сколько ей лет. Не сейчас же спрашивать. А если, когда я буду всё это готовить, она спохватится и, чего доброго, убежит? Здесь, в незнакомой местности!
Тогда «Прощай навеки!» Останутся только воспоминания и сожаление, что не сдержался, поспешил и всё испортил… А ведь и так всё хорошо. Просто замечательно!.. Не буду. Ещё рано.
И мы опять ласкаемся, крутимся на сиденьях, полусумасшедшие, забывшие обо всём. Как прекрасно её тело! Трогаю, мну его, целую всюду. Приподнимаю ножки и прижимаюсь губами к белому мягкому лоскутку материи между ними. Тело её вздрагивает, подаётся вперёд… Оно такое желанное и податливое, безвольное…Но я уже всё решил.
Подъехали к её дому очень поздно.
- Что делать? Что сказать? Ну и попадёт же мне!
- Ты же сказала, что родители привыкли к поздним приходам, что иногда не ночуешь дома.
- Мало ли чего могла наболтать! Мне хотелось показать себя взрослой, бывалой. Боялась, что ты меня посчитаешь девчонкой и не захочешь водиться.
- Ты и есть девчонка.
- Не надо подъезжать к самому дому. Вдруг они бегают вокруг. Вдруг увидят.
- Поздно уже. Давай, я тебя провожу.
- Нет! Нет! Вдруг увидят! Приедешь ещё?
- А как же! У тебя телефон есть?
- Есть! Есть! – обрадовалась она. – Недавно поставили.
- Номер.
- Не помню. Сейчас сбегаю домой, узнаю, запишу и принесу тебе.
Долго прощаемся, глядя влюблёнными глазами друг на друга.
Когда Оля пошла домой, я вышел из машины и, на всякий случай, пошёл сзади. Убедился, что она вошла в подъезд, и вернулся к машине.
Сижу, жду. Тут же приходят на ум осторожные мысли. «Ушла и больше не вернётся. Дома вспомнит всё, одумается, испугается. Могут родители не отпустить. А мы даже встречи не назначили… Может быть, она в лесу такой податливой была, что боялась одна ночью в лесу остаться? Сейчас дома радуется: наконец-то избавилась!»
Пока так думал, пришла Оля, сунула мне в руку бумажку:
- Вот телефон!
- Постой! Заранее надо об очередной встрече договориться.
Договорились на четверг и, чмокнувшись ещё раз, расстались.
Дома при свете рассмотрел бумажку. Чёрт возьми! На бумажке вместо семи цифр только шесть. Хорошо, что о встрече договорились. Надо будет пожурить.
Еле дождался четверга. Приехал на 20 минут раньше, встал на условленном месте. Жду. Мечтаю. Даже загадал: «Если придёт раньше, значит, понравился. Всё будет хорошо».
Минутная стрелка подходит уже к 12ти. Загаданное не сбылось. Ничего. Гадание – глупости. Девушки всегда опаздывают. Лера говорила, что специально стоит в стороне и наблюдает: насколько парень терпелив, и, только когда он собирается уходить, выбегает «запыхавшись».
Проходит 15 минут, 20…
Предыдущая Ольга (из Одессы) опоздала на 2 часа. Надо ждать.
Через час вышел из машины, подошёл к подъезду. Она говорила о втором этаже. Поднялся. Три квартиры. Которая из них? Не звонить же в каждую! И кого спрашивать? Олю? Мужик под 50 ищет девочку-школьницу.
Через 2часа 15 минут уехал.
Что же, будем колдовать над 6значным телефонным номером. Я же шифровальщик…
Пропущена одна цифра. Это пустяк. Первые три цифры определены местом жительства. Проверил. Сошлось. Теперь в каждый промежуток между цифрами и в конце необходимо вставить по очереди 10 цифр. Всего 50 звонков. Не так и много.
На третьем десятке она сама сняла трубку:
- Я думала, что тебе не понравилась и ты больше никогда не позвонишь. Почему вчера не приехал? Я, как дура, ждала тебя целый час, а потом весь вечер сидела у телефона. Ты так и не позвонил.
- Мы же назначили на четверг. А вчера была среда. Я тоже больше двух часов ждал тебя сегодня. А как позвонить? На твоей бумажке только шесть цифр вместо семи.
Чувствовалось, что она искренне рада и хочет продолжения знакомства.
Через час после разговора был уже у неё.
Не помню, что делали, Выдумывать не буду. Помню только: было очень хорошо. Такое громадное, искреннее притяжение с первой встречи, по-моему, я от женщины ещё не встречал.
В ней не было ничего исключительного, но всё как-то гармонично сочеталось: простота до наивности и практичность женщины, восторженность и осторожность, неброскость в одежде и чистота тела, искреннее желание угодить мне, как мужчине, и скромность.
В субботу и воскресенье мы полностью использовали ресурсы машины: ездили по городу и музейным пригородам. Где только ни побывали, но, возвращаясь, находили уединённое место где-нибудь на Выборгском шоссе и часа полтора занимались самыми изощрёнными ласками, разрешали друг другу всё, за исключением полового акта.
Я ничего не просил и, тем более, не требовал от подруги, но после таких ласк чувствовал себя разбитым, измочаленным, между ног у меня горел огонь паяльной лампы, доходящий до пупка… Вечером в воскресенье, уже прощаясь, признался в этом подружке.
- Что надо делать, чтобы такого не было? – уже догадываясь, спросила она.
- Такие ласки должны заканчиваться половым актом, иначе это очень вредно для взрослого мужчины. Болезни, возникшие таким образом, лечить очень трудно.
- Так в чём же дело? Я согласна, - спокойно, с улыбкой произнесла Оля.
Чтобы потом не было на меня нареканий, упрёков, стал объяснять ей, что такое девственность и её потеря не только в физическом, но и в моральном плане. Она тихо, ласково, но твёрдо перебила:
- Я люблю тебя и сама хочу этого. В следующий раз мы это сделаем.
- До следующего раза подумай. Это серьёзный шаг. Не хочу, чтобы ты потом укоряла меня или плохо вспоминала, - пришлось сказать ей на прощанье.
Очередное свидание должно было произойти через день. Перед приездом я позвонил:
- Ты не передумала?
- Жду. Приезжай скорее.
Когда девушка села в машину, спросил её ещё раз:
- Куда едем? Ты хочешь по-прежнему.
- Мы же всё уже решили, - мягко, с укором произнесла Оля.
Куда ехать, я предусмотрел заранее. Сначала остановились у Токсовского озера. Было прохладно. Обнявшись, погуляли вдоль берега. Я начал старую песню:
- Оля! Ещё не поздно вернуться. Я не обижусь. Я стар для тебя. Потом встретишь молодого и будешь проклинать меня.
Ольга отрицательно помотала головой. Так же отреагировала она, узнав, что я женат.
На мои повторные предупреждения Оля даже рассердилась:
- Ты испугался? Так знай, если мы сейчас вернёмся, я отдамся первому мальчишке, который меня захочет. Мы же позавчера всё решили.
Она посмотрела мне в глаза и заключила:
- Поехали дальше. Я хочу стать женщиной… с тобой.
Поднимать этот вопрос дальше было бы трусостью, почти предательством.
За Матоксой повернули налево, поравнялся с выбранным съездом в лес… и проехал дальше. Нет, я уже не боялся, но хотелось оттянуть момент, такой ответственный в жизни женщины, хотелось сделать для неё что-то хорошее, значительное.
Доехав до Змеиного озера, остановились. Внизу, под крутыми берегами, отсвечивало зеркало воды.
- Давай, спустимся. Здесь такая красота.
Подал ей руку при спуске, сжал её и крепко держал до самого низа.
Как она ещё доверчива! Так же, как сейчас руку, доверяет мне всю себя. Ей так хочется любви. Обмануть её нельзя.
Потеряв на осмотре озера минут 20, снова поднимаемся к шоссе. Тропа очень крута. Но я хватаю девушку на руки и несу.
- Как невесту! – восторженно радуется она.
- Как невесту! – повторяю я. – А совсем скоро, прямо сейчас, станешь мне женой.
Поднялся наверх одним духом, даже не запыхавшись. А ведь килограммов 50 в ней было.
Больше не раздумывая, сворачиваю на готовую стать исторической грунтовку, доезжаю до её конца (Лес что ли отсюда вывозили?), разворачиваюсь и останавливаюсь.
Поздний вечер. Тишина, какая может быть только в удалённом от всего лесу.
- Выйдем!
Пока она стоит и слушает эту тишину, готовлю сиденья, стелю ватное одеяло.
- Готова стать женой? – спрашиваю шутливо, а в глубине души прошу: «Повтори ещё раз! Повтори!»
Оля сбрасывает туфельки, забирается на одеяло:
- Иди ко мне!
Остаюсь в одних трусах, ныряю к ней. И как 2-3 дня назад мы опять ласкаемся, доводим друг друга до исступления. Я расстёгиваю лифчик и отбрасываю его. Её формы – само совершенство. Таких нет ни на одной картине классических мастеров. Как хороша! Готов съесть её (хотя бы глазами), проглотить всю целиком, вобрать в себя. Стягиваю последнюю, находящуюся на ней деталь. Вот она, женщина! Моя женщина! Самая красивая! Самая желанная! Моя!..
Приятно, когда девушка сама этого хочет. Все преграды мы прошли без особых усилий.
- Ты моя! Моя! – повторяю я совершенно искренне. – Именно о тебе я мечтал все эти годы.
Она тоже мне что-то говорит, вроде даже успокаивает, поддакивает, соглашается.
Одним заходом, конечно, не ограничились, а в промежутках, чуть отдохнув, глажу её тело, целую его, стараясь не упустить ни одного квадратного сантиметра, обсасываю пальчики, ушки, губки, носик.
А как счастлива она!
Правда, в голове у меня постоянно насильно появляются мысли о Ладе. Почему они такие разные и в то же время такие одинаковые? Так же прекрасны (каждая по-своему), так же притягательны, податливы, так же влюблены в меня? Я тоже, как тогда, готов сейчас сделать ради неё всё, отдать себя ей, её благополучию, её счастью.
Тогда не повезло. Ошибся я сразу или повлияло стечение обстоятельств? Но сейчас она сама спрашивает:
- Теперь мы всегда будем вместе? Ты же любишь меня?!
- Конечно! Конечно! – отвечаю я искренне.
Встречаемся почти ежедневно. Несколько раз в день разговариваем по телефону. Естественно, что при общении секс стоит на первом месте; ведь мы любим друг друга. И совсем не обязательно каждый раз говорить об этом. Говорят взгляды, прикосновения, поцелуи. По-прежнему, мне нравится целовать все части её тела; долго, тщательно выбирая место, чтобы не пропустить главного, сверху донизу или снизу доверху. Она же совсем не стесняется ласкать меня; трогать его руками, рассматривать, щекотать, тереться щекой, целовать, брать в рот.
- Я испорченная девчонка? – вдруг застеснявшись, спрашивает она.
- Тебе нравится это делать?
- Да.
- Значит, любишь меня. А между любимыми всё можно…
…В тот день мы договорились поехать к Медному озеру с ночёвкой. Как обычно, жду её в машине у магазина. Приехал прямо с работы, в военной форме. Переодеться не успел.
Вот и она. Подходит, улыбается, садится. Всё, как всегда.
Вдруг я вижу мужика, несущегося к машине. Лицо его искажено, он что-то кричит, машет руками. Вне себя. Похож на сумасшедшего.
- Смотри-ка, мужик какой-то к нам бежит, - сообщаю Оле. Она поворачивает голову…
- Гони! – кричит Оля. – Это отец!
Я зачем-то поворачиваю ключ зажигания, хотя двигатель уже работает. Раздаётся страшный скрежет… Не хватает ещё испортить в такой момент машину.
Отец уже совсем рядом, он отчётливо видит меня и, конечно, военную форму, но тут мы срываемся с места, без соблюдения правил проезжаем перекрёсток, и я прихожу в себя, только подъезжая к Выборгскому шоссе.
Догадался ли он запомнить номер? Если да, то нас могут остановить в любом месте, а уж на КПП в Осиновой роще точно.
- Может быть, лучше вернуться обратно? – предлагаю подружке. – Как бы чего не случилось.
- Вот ещё! – возмущается она. – Мы же столько к этому готовились. Я купальник новый одела, туфли на каблуке. Ты обещал фотографировать меня во всех видах. Завтра приедем, и я им всё объясню.
Мы ставим палатку, разжигаем костёр, я фотографирую её в платье, на каблуках, в купальнике и без… А происшествие не выходит из головы.
Ей 16 лет. В таком возрасте на Украине и в республиках Средней Азии девушки могут выходить замуж. У нас в Питере Женя и Слава женились на 15летних близнецах, представив фальшивые справки об их беременности. Их никто не привлек к ответственности. Я профан в юриспруденции и не знаю закона. В каком возрасте девушки могут свободно трахаться, и это не считается совращением несовершеннолетних? В любом случае, даже просто общественный шум мне ни к чему. Через два года я могу уже выйти на пенсию. А после партийных и служебных разборок (кто? Кого? Как? соблазнил) можно попасть на Север, Дальний Восток или в пески Средне-Азиатского военного округа, а то и вообще остаться без пенсии.
Нельзя ждать до утра. Нужно ехать домой.
Мне удалось уговорить Олю, и во втором часу ночи мы отправляемся обратно.
Вокруг её дома никто не бегал. Всё было спокойно.
Что произошло дальше, рассказала Оля.
Дома она застала не только родителей, но и двух милиционеров. Все набросились на неё с вопросами:
- С кем, куда ты ездила? Чем занимались? Давно ли знакомы? Кто он? Как зовут? Где работает или служит?
Сначала она пыталась что-то объяснить, но вопросы задавались провокационные, типа: Как он тебя обидел? Чем он тебя соблазнил? Пытался ли изнасиловать?
Не добившись желаемых ответов, милиционер пообещал:
- Мы и без тебя его найдём, но тогда придётся обо всём сообщить в школу, в комсомольскую организацию. А может быть, ты занимаешься проституцией?
Оля не выдержала. У неё произошла истерика. Она заявила, что если со мной что-либо случится, она повесится.
Странно, но такое её заявление вполне удовлетворило милиционеров. Они что-то сказали родителям и сразу ушли.
На всякий случай, опасаясь прослушки, мы не общаемся по телефону напрямую, а используем для передачи сообщений её 18летнюю двоюродную сестру, которая полностью была на нашей стороне.
Вскоре родители тоже успокоились, и теперь я не бросал трубку, если на мой звонок отвечал кто-то из них, а чинно здоровался и, не представляясь, просил позвать Олю.
Как-то при езде за городом мы с подружкой увидели на обочине затерявшегося козлёночка. Остановились, погладили его, покормили булочкой. Я рассказал ей, как после Войны наши ребята встретили такого же козлёнка, затащили в лес, убили, поджарили на костре и съели. К моему удивлению, Оля не ужаснулась сделанному, не пожалела козленочка, а с интересом воскликнула:
- Давай и мы наделаем из него шашлыков!
- Оля! Он же маленький! И мяса из него после разделки получится мало. А хозяева, наверное, уже ищут. Получится скандал – это же воровство.
Девушка настаивала:
- Никто же не видит. Запихаем в машину, отъедем подальше, где уже искать не будут. Там и зажарим.
Не ожидал от подружки такой кровожадности. И козлёночка забивать не стал.
При следующей встрече Оля сообщила, что об этом случае рассказала родителям. Оба с ней согласились: козлёнка надо было забить, а мясо съесть или привезти домой. Меня это, мягко говоря, удивило.
Однажды за городом, после того, как мы, утомлённые, откинулись друг от друга в третий или четвёртый раз, Оля сказала:
- Мы каждый день делаем это по несколько раз… Наташка говорит, что это много.
- Ты рассказываешь ей даже о таком?
- Она мне не только сестра, но и самая близкая подруга… А знаешь, Наташка просится, чтобы мы её взяли как-нибудь с собой покататься. Как ты на это смотришь?
- Я не против. Но тогда нам придётся обойтись без секса.
- Почему же? Во-первых, она всё понимает. А во-вторых, она всё ещё девушка, а ей уже 18… В общем, Наташка не против, чтобы ты её… Мы могли бы тогда и дальше ездить втроём. Она симпатичная. Полненькая. Тебе нравятся полненькие? Только смотри, не брось меня.
Всё повторяется. Вспоминаю: это уже было с Ладой 12 лет назад. Она тоже предлагала мне подругу. Неужели женщины так неразборчивы?
- Я люблю только тебя. Больше мне никто не нужен. Можно, если ты так хочешь, взять её с собой один раз… При необходимости пусть погуляет в стороне.
Больше этот вопрос Оля не поднимала.
…Сослуживец Витя с таинственным видом отвёл меня на лестничную площадку:
- Я тут как-то ехал по дороге в Девяткино. Увидел твою машину. Захотел догнать. Смотрю, ты не один, а с девочкой молоденькой. Сначала думал, что с дочкой, а потом вижу: она тебя, прямо на ходу, за шею обнимает, целует; галстук с тебя сняла, на заднее сиденье бросила. Хорошо, что это только я видел. А если бы кто-то из «стариков» или, того хуже, из начальства. Ты уж поосторожней.
Потом, естественно, Витя стал выпытывать из меня подробности: Кто это? Как познакомились? И т.д.
Я же придерживаюсь правила: никогда, никому…
Сам Витя жене изменяет тоже, но выбирает всегда любовниц старше себя и поближе. Одно время он встречался с кафедральной машинисткой, Анной Ивановной, женщиной пенсионного возраста.
До Вити у Анны Ивановны жил слушатель Академии, подполковник ГДР. Жена подполковника оставалась в Германии, о связи мужа с русской женщиной знала, была ей за это благодарна, постоянно присылала приветы и посылки.
После увольнения Анны Ивановны на пенсию Витю пригрела новая машинистка, женщина тоже немолодая, к тому же, любящая выпить и пофлиртовать.
Когда в праздники (День Победы, День Советской Армии) на кафедре устраивалось «мероприятие», Валя, хорошо поддав, выбирала себе мужичка (из присутствующих) и, не взирая на Витю, всячески пыталась утащить его в пустую аудиторию. Сопротивлялись не все. Витя ревновал и обзывал при всех Валю ****ью.
О связи этой парочки знали все, но молчали.
Однажды Валя заявилась к секретарю партийной организации кафедры с жалобой на Витю. Он стал редко её посещать. Один раз в неделю для Вали было мало. Разъяснения, что Витя ей не муж, что у мужчин со временем может убывать потенция, Валю не успокоили. Она требовала, чтобы секретарь обязал Витю навещать её чаще.
Анна Ивановна тоже, по старой памяти, звонила на кафедру и просила передать Вите, чтобы он её не забывал.
Валя вскоре завела молодого любовника из Политеха…
А мы с Олей блаженствовали. В счастливых встречах, поездках на природу прошло пол-лета. Затем родители отправили мою подружку в деревню, я же, как обычно, поехал отдыхать в Крым, взяв с собой Ольгу и нашу дочь.
Всё это время с Олей мы не переписывались и не перезванивались. Возможности такой, можно сказать, не было.
Лишь в конце августа раздался долгожданный звонок:
- Я приехала! – кричала Оля в трубку. – Я по тебе соскучилась! Люблю тебя больше всех на свете! Приезжай, как сможешь. Я жду.
Через полчаса, бросив все дела, был у неё.
Раскрыв дверцу машины, девочка бросилась мне на шею и расплакалась:
- Я так ждала этого момента. Именно там, в деревне, поняла, как сильно люблю тебя. Думала только о тебе. Говорила с подружками только о тебе. Не бросай меня, пожалуйста, иначе я умру.
Разве не приятно это слышать от 16летней, расцвётшей от любви красавицы?
Увёз её в уединённое место, где мы опять, с новой силой, отдавались друг другу, клялись в любви и опять отдавались этому много-много раз.
Осенью у меня учения с выездом на местность. У Оли выпускной класс. Хотя я стараюсь использовать для встреч любые свободные полчаса, мы видимся реже.
«От этого любовь только крепнет!» – думаю я…
Октябрь. Мне удалось выгадать свободный вечер. Лечу к любимой.
Оля садится в машину и произносит что-то для меня непонятное:
- Вот и всё… Кончилось… Последний раз…
Не поняв сказанного, чутьём улавливаю суть: расстаёмся. Может быть, всё-таки я ошибся?
- Оля! Что ты хочешь сказать?
- Мы должны расстаться. Любовь прошла.
- У кого прошла? Я люблю тебя по-прежнему. Сильнее уже невозможно.
- У меня прошла. Ты что же думал, что я всю жизнь буду жить только с тобой, до твоей старости? Ни с кем не буду встречаться? Никуда не ходить? На дискотеки, вечеринки, свидания с мальчиками? Всё это я должна пропустить? Буду сидеть дома, готовить, убираться, рожать детей? Всё это мне ещё рано!
Спасибо тебе за всё. Ты показал мне, что я могу нравиться, что в меня можно влюбиться. Так сказать, вывел в люди…
Мои уговоры, мольбы, доказательства впечатления на Олю не произвели.
- Тебе со мной было плохо?
- Хорошо. Даже очень. Но надо попробовать и с другими. Жизнь моя только начинается… В общем сегодня, что хочешь, со мной делай, но это будет последний раз.
Увёз её далеко-далеко. Трахал, получал удовольствие, а в голове свербило: последний раз!
Сколько их было в этот последний вечер последних разов? Не считали. В промежутках спрашивал:
- Тебе хорошо?
- Да!
- Передумала?
- Нет!
Опустошённый физически и морально, остановился возле её дома. Без слов выскочила и растворилась.
Сначала звонил ей каждый день. Потом через день. Каждую неделю… Оля разговаривать со мной отказывалась.
Примерно через месяц позвонил Наташке – её сестре и подруге.
- Может быть, ты объяснишь, в чём дело?
- Понимаешь, до тебя никто на неё не обращал внимания. Она комплексовала. А когда осенью пришла снова в школу, за ней стали вдруг ухаживать самые лучшие парни. Отбоя сейчас нет. По секрету тебе скажу: она уже с несколькими попробовала. То ли с пятью, то ли с шестью…
Ты на машине? Если хочешь, подъезжай к моему дому. Поговорим более обстоятельно.
Я понял это так, что девушка предложила заменить мою подругу собой… Но тогда всё станет известно Оле, и пути примирения будут уничтожены. Я не хотел терять последнюю, пусть хлипкую, надежду. Сообщению о пяти или шести парнях не поверил. Решил, что это наговор.
В конце ноября Оля вдруг позвонила мне сама:
- Ты не мог бы приехать, посмотреть? Что-то у мня не то…
Приехал.
- Ну, что ты хотела показать?
- Давай отъедем куда-нибудь подальше.
В лесу девушка без стеснения сняла трусики и показала мне своё хозяйство. Всё было в жёлто-зелёном гное.
- Давно подмывалась?
- Перед твоим приездом. Полчаса назад.
- Лечиться надо. Иди в КВД к врачу.
- Не пойду. Лучше умру. Ты же говорил, что всё можешь. Помоги!
Когда-то аспирант Первого медицинского института дал мне общий рецепт «от всех венерических болезней». Так лечил Главный уролог города своих друзей.
У меня появилась возможность проверить эту методику на бывшей подруге.
Через пять дней наступило улучшение, через десять всё прошло окончательно.
Не удержался и потребовал расчёта натурой. Оля не спорила. Три дня приезжал к ней по утрам… с презервативом. Не мог иначе. Брезговал. Тогда же договорились, что приеду ещё один раз, последний, в зимние каникулы. До этого, чтобы ни с кем! Ни-ни!
3 января 1982 года видел её в последний раз. Встреча происходила у неё дома. Не стесняясь меня, она полностью разделась и в таком виде ходила по квартире. Мы отдавались друг другу много раз. Уставшую, безразличную, несколько раз сфотографировал её в постели.
Стыдно признаться, но тогда я готов был простить ей всё, только бы она оставалась моей. А она отказалась.
Теперь я звонил ей совсем редко, только из больших городов: Ульяновска, Риги, Севастополя, Одессы…
Это была последняя женщина, которую я любил действительно страстно, надрывно, с готовностью отдать всё и желанием получить столько же. После неё прошло сквозь мою жизнь ещё много женщин. Лена, Буля, Лера, Юля, Татьяна, упомянутые ранее, на самом деле по времени были после неё. Одни мне нравились, другие – не очень, к кому-то привязывался и даже сильно, кого-то пропускал сквозь время, одних уважал, других – нет. Выбраковывал по определённым критериям и делал вывод: 1. Пожалуй, с этой можно сойтись надолго и даже жениться. 2. С этой можно встречаться, съездить в Крым. 3. С этой пару раз переспать. 4. Эту трахнуть сегодня вечером. 5. А эта уж совсем ни для чего не подходит.
Когда впервые понял, что с Лекой придётся расстаться, перебирая «бывших», позвонил и Оле. Трубку сняла мать. Обрадовалась, что звонит мужчина, старый знакомый. Сразу выдала, что Оля живёт одна, работает: два через два, торгует овощами. Просила позвонить вечером.
Вечером сняла трубку сама Оля. Странно, но через 24 года она сразу узнала меня по голосу.
Замужем не была, хотя мужиков имела много. Детей нет. Жизнью довольна.
Предложил ей встретиться, посмотреть друг на друга.
- Зачем? Я всё такая же, почти не изменилась. А тебе уже за 60 (на самом деле, за 70). Я ещё у молодёжи пользуюсь спросом. Иногда так зажигаем…
Что ж. Пусть пользуется дальше.
«Мелкие брызги» или женщины временного и одноразового пользования
Ещё повторюсь: машина очень облегчает знакомство с женщинами и всё, что за этим следует.
Проще всего знакомиться вечером, когда городской транспорт почти не ходит или уже совсем не ходит.
Вот после корпоративной вечеринки 2-4 подвыпивших дамы ловят машину. Заняв в ней место и чувствуя себя кучей в полной безопасности, начинают или продолжают фривольные разговоры, втягивая в них и водителя. Некоторые тут же пытаются его «клеить»; кто, чтобы просто меньше заплатить, а кто и с «серьёзными» намерениями. Так как живут они в различных частях города, необходимо самому определить маршрут, чтобы намеченная жертва осталась в машине последней. Это может быть самая молодая, самая красивая или наиболее развязная пассажирка. Как правило, такая сама занимает сиденье рядом с водителем.
Когда остаёшься с выбранной женщиной наедине, действуешь по обстановке: предлагаешь прокатиться ( а то и выпить – для этого в «бардачке» должен быть НЗ), едешь окружным путём или прямо направляешься в безлюдное безопасное место.
Иногда спросишь:
- Муж-то, небось, дома ждёт?
Чаще всего получаешь залихватски пьяный ответ, вроде:
- Ничего. Пусть подождёт.
Здесь, как везде, нельзя перегибать палку: торопиться с сексом, применять силу. Нужно больше болтать и, главное, заставить говорить её, задавая соответствующие вопросы, постепенно располагая её к себе.
Не сброшенная с колена рука является явным признаком начала победы.
Слишком затягивать время тоже нельзя. Женщина протрезвеет, испугается, начнёт проситься домой… Тут уж принимай проигрыш, как должное. Лучше, не споря и не уговаривая, сразу отвезти её, куда попросит, может быть, назначив при этом свидание. Но чаще всего, сдаётся, а правильнее сказать «отдаётся», она. «Баба пьяная – п…а чужая» - говорит русская пословица. Думаю, нечто подобное есть в фольклоре и других народов. В таких случаях алкоголь подавляет чувства стыда, скромности; женщина становится отчаянной, смелой, сексуальной. То, что вы незнакомы, только подливает масла в огонь.
Дальше – как получится. Случайная связь может перерасти в длительную и даже очень длительную. Так это случилось с моим первым зятем. Она может стать очередной (это бывает чаще всего), а может закончиться этим же вечером.
- Какой телефон?! Муж, не дай Бог, узнает, голову оторвёт и мне, и тебе. - Это просто метафора. Не узнает. А если узнает – не оторвёт.
Встреч подобных у меня было много, и, конечно, каждая имела свои особенности. Расскажу некоторые, не обозначив ни времени, ни истинных имён. Сам их сейчас не помню, да и знал не всегда.
Из бани
Проезжая на мотоцикле мимо Шуваловской бани, увидел только что вышедшую раскрасневшуюся молодую и очень красивую женщину, скорее, девушку. Лихо тормознул перед ней:
- Тебе куда? Садись подвезу.
Какие-то пару секунд она раздумывает, потом произносит неуверенно:
- Мне далеко.
- На мотоцикле «далеко» быть не может! – смеюсь я. – Куда тебе?
- В Новосёлки! – ожидает она моей реакции.
- «Далеко», если по шоссе, а через лес близко, - говорю я, дерзко глядя ей в глаза.
- Я через лес одна боюсь, - поясняет она.
Уже вижу, что согласна, но ещё можно спугнуть:
- Так мы вдвоём будем. Садись.
Она долго устраивается на заднем сиденье, одёргивает юбку, которая не прикрывает призывные коленки, пристраивает свой узелок.
- Первый раз садишься на мотоцикл?
- Да. Раньше не пробовала.
Перед ней находится ручка, чтобы держаться, но я говорю строго:
- Обними меня за талию и прижмись крепко. Поехали!
Мотоцикл срывается с места.
Девушка добросовестно выполнила мои указания. Её губы рядом с моим ухом. Разговаривать при езде не очень удобно, но, стремясь познакомиться поближе, стараюсь, как могу, вести беседу:
- Живёшь в Новосёлках?
- Да.
- А в баню как добиралась?
- На двух автобусах, - признаётся она.
Проезжая мимо озера «Долгое», спрашиваю:
- Бывала в здешних местах?
- Нет. Сюда не доходила, но в лесу грибы собирали.
Останавливаюсь около озера.
- Посмотри. Красиво? Давай пройдёмся.
Она послушна.
Спускаемся к воде. Подаю ей руку. У самой кромки воды тяну её за руку и, прижав к себе, целую в губы. Не сопротивляется, но и не отвечает на поцелуй. Обцеловываю свежее, налитое, словно яблоко, раскрасневшееся после бани и езды на мотоцикле лицо. Ещё, потом ещё.
Не отталкивая меня, то ли с сожалением, то ли желая просто предупредить, она произносит:
- Я замужем.
- Такая молодая?! – глупо вырывается у меня.
Девушка, как бы виновато, что-то объясняет. Вообще-то, я не люблю иметь дело с замужними. Как поступить?
Для такой проверки целую её ещё. Теперь она подставляет щёки и губы более охотно.
Насытившись лицом, опускаюсь ниже, целую коленки, вижу чистое, только что одетое в бане, бельё. Задрав ей юбку, целую ещё выше и завожусь. Но мы находимся у самой дороги. Здесь ходят машины, могут появиться прохожие.
Выпрямляясь, целую снова щёки и губы, веду её к мотоциклу, садимся на него и едем через бывший военный аэродром к стоящему стеной лесу.
Останавливаемся. Здесь никого нет и быть не может. После очередных поцелуев, садясь на корточки, стягиваю с неё трусы.
- Но я же замужем, - бормочет она как бы вопросительно, одновременно с этим поднимая сначала одну ногу, потом другую, и освобождаясь от трусов.
По-прежнему сидя на корточках, руками беру её за твёрдую голую попку и прижимаюсь лицом к мягким, пахнущим свежестью волоскам. Не знаю, как ей, а мне уже не остановиться…
Она, словно во сне, словно под гипнозом, подчиняется моим желаниям… Мне очень хорошо. Я наверху блаженства и говорю ей об этом.
- А ты? – спрашиваю.
Она молчит, но после моего вопроса отдаётся мне ещё желаннее, ещё сильнее, со стонами и бормотаньями.
Отвалившись друг от друга, какое-то время отдыхаем, глядя в небо. Я встаю и поднимаю с земли её чистые белые трусы. Она не спешит их одевать, и тогда я засовываю их себе в карман. Взглядом она спрашивает:
- Зачем?
- Ты очень хороша. Я хочу тебя ещё.
- Но он ждёт, - произносит она, как бы ожидая от меня каких-то разъяснений.
Чтобы приблизить и усилить новое желание, расстегиваю на ней кофту, мну груди. Из лифчика их не достать, но зато это возбуждает опять, и мы отдаёмся друг другу ещё раз…
- Всё! Поехали! – говорит она, вставая и приводя себя в порядок.
Я не спорю.
Не доезжая Новосёлок, останавливаемся.
- Как тебя зовут? Как найти тебя? – спохватываюсь я.
- Ира! – произносит она и тут же продолжает. - Никак! Не ищи меня. Прошу. Не губи!.. Сама не знаю, как это произошло. Никогда ему не изменяла. Поверь!
Она пошла в сторону посёлка, а я сидел на мотоцикле, смотрел ей вслед и не верил ни в то, что произошло, ни в то, что мы больше не увидимся… Ведь всё это было так необычно, так неожиданно и так прекрасно.
Обманывая сам себя («Я просто катаюсь»), несколько раз в то лето проехался через Новосёлки, но Иру так ни разу и не увидел…
Нечто подобное произошло лет через 10-15.
В голубом платье, белом плаще и белых босоножках шла она, будто плыла, по Кондратьевскому, улыбающаяся откуда-то изнутри, довольная сегодняшним днём, а, может быть, и жизнью вообще. Наверное, не красавица, но всё как-то выделяло её из других женщин. Улыбка, стройная фигурка, которую не могли скрыть ни плащ, ни, тем более, платье.
Я выходил из магазина. Увидев такое, даже не попытался сдержать восхищение:
- Давайте, я подвезу Вас, куда Вы захотите!
- А я уже дома, - добро улыбнулась она.
Я не отставал:
- Тогда просто прокачу!
- На чём? – совсем не жеманясь, спросила молодая женщина.
- Вот стоит машина, - показал я рукой и добавил: - Пожалуйста!
И она села, свободно, без сомнений и условий.
Не спрашивая, куда ехать, повёл машину через проспект Мечникова на Пискарёвский, свернул к «Ручьям», там долго крутил по разным просёлочным дорогам, одновременно стараясь поддерживать беседу. Она отвечала уверенно, слегка шутливо. Положение ей явно нравилось.
А я, управляя машиной, косился на её лукавое лицо, небольшую, но отчётливо выделяющуюся, грудь, открытые коленки, выглядывающие из-под шёлкового платья, хорошо облегающего ноги и выше колен. Она казалась такой близкой, давно знакомой. Так хотелось остановить машину, прижать женщину к себе…
Дорога проходила мимо вспаханного поля, за которым – я это знал – текла река Охта. Сообщил ей об этом.
- Посмотрим! – предложила спутница и, выйдя из остановившейся машины, легко зашагала по пахоте.
Закрывая машину на все замки, я потерял время. Издалека стройная подвижная фигурка казалась ещё желаннее. Бросился следом.
- Постойте!
Когда она обернулась, я был уже рядом. Ветер распахнул расстёгнутый плащ и облепил шёлком, показал все линии тела. Оно было совершенно. Обняв её за талию, прижал к себе, впился губами в губы. Потом, не имея возможности сдержаться, присел и запустил руки под платье. Трусики тоже были шёлковыми.
Можно дойти до берега реки, спуститься вниз, спрятаться от нежелательных взглядов, но поступить так разумно я уже не мог. Трусы пошли вниз. Она помогла мне освободить её от них… Тут же, на пахоте, в нескольких метрах от дороги уложил её прямо на белый плащ… Она отдавалась горячо, страстно, постанывая, работая и тазом, и ногами. И всё это от выхода из машины до возвращения к ней происходило без единого разборчивого слова, без всяких объяснений. Да и зачем они были нужны?..
При прощании на Кондратьевском женщина продиктовала мне номер телефона, назвала адрес. Встретиться договорились на следующий день на месте, где простились…
Даже не позвонив, я был на месте раньше назначенного времени. Поставив машину, вошёл во двор поинтересоваться, где и в каких условиях она живёт.
Старые дохрущёвские дома; покосившиеся дверные проёмы; табличек с номерами квартир у входа нет. Пришлось спрашивать бегающих во дворе мальчишек:
- Где квартира 19?
- Вот Колька из девятнадцатой, - показали они на пацана лет 7-8.
В это время из подъезда появилась она.
- Дяденька спрашивает 19ую квартиру! – зашумели ребята.
Женщина растерялась, боязливо оглянулась по сторонам и на окна:
- Зачем Вы вошли во двор? Мы же договорились встретиться на улице!
По дороге к машине, лишь только я начал объясняться, меня перебил мальчишеский голос:
- Зачем ты садишься к нему в машину? Вот я всё папе расскажу!
Мою знакомую сразу будто подменили. Постарела. Сникла. Опустились плечи. Замедлился шаг. Куда пропала аура окрылённости?
- Извините. Лучше я пойду.
- Зачем же Вы сказали мне Ваш адрес? Почему не сказали о замужестве?
- Тогда сразу не подумала. Ночью всё продумала и решила всё рассказать Вам сегодня… Не успела. Не надо было заходить во двор.
Она повернулась и пошла к своему дому. Больше я её не видел.
Приходилось получать удовольствие и от других женщин, имеющих детей младшего школьного возраста. Встречи были настолько одинаковы, что особенности каждой можно описать несколькими фразами.
Там же на Кондратьевском Татьяна ловила машину. Надо было срочно съездить домой и вернуться обратно на работу.
Время у меня было, такую услугу оказал, денег не взял. Так и познакомились.
Тоже одна воспитывает сына 9 лет. Денег не хватает. Не на что даже отправить сына в лагерь.
Только что стали открываться первые кооперативы, и я предложил ей халтуру в одном из них. Там работали мои друзья.
Со мной она рассчиталась натурой. Встречались мы несколько раз. У каждого (и каждой) свои «задвижки», свои «муравьи в голове». Татьяна больше всего любила совокупляться в воде, во время купания. Именно тогда получала она полный оргазм с выгибаниями и криками на всё озеро.
Знакомство можно было бы и продлить, женщина она, в общем-то, неплохая. Но на работе получила она участок под огород, и ей срочно нужна была грубая мужская сила для освоения участка.
Пришлось отказать…
С другой познакомились, купаясь в небольшом грязном пруду недалеко от дома. Я пришёл туда с внуком, она – с дочерью 7 лет. Мать – одиночка. Работает где-то в районном архиве. Домашняя работа и низкая зарплата не дают возможности найти подходящего мужчину. Узнав, что у меня есть машина, вцепилась клещом. Пару раз трахнулись за городом. Было скучно и неинтересно слушать о её неприятностях и заботах…
Каким-то образом попала в машину молодая симпатичная женщина лет 23х с хорошо развитыми формами. Предложил прокатиться за город и там выкупаться.
Оказалось, что у неё нет купальника. Пообещал, что не буду смотреть в её сторону и предложил купаться голышом (вокруг никого).
Обещания не выполнил. Больше того: воспользовался положением, чтобы с удовольствием поиграть всеми запретными плодами на её теле.
Вода наш пыл не охладила. Скорее, наоборот.
На берегу, вытирая полотенцем голую женщину (да ещё с такими формами), возбудился ещё больше. Постарался возбудить и её. Всё закончилось поперёк заднего сиденья.
После этого познакомились поближе. Света была учительницей младших классов.
- Почему всех мужчин возбуждает голая женская грудь? – спросила вдруг Света.
Пришлось сделать ей комплимент:
- Далеко не каждая грудь. Но в тебе возбуждает всё.
На мою просьбу оставить свои координаты молодая учительница объяснила, что уже имеет постоянного любовника – папу одной из учениц. О случившейся шалости лучше забыть…
…Стандартная ситуация. Подвёз даму домой – был приглашён на чашку кофе – закончилось постелью.
Сама юрист. Официально была замужем три раза. Сейчас разведена. От первого брака – девочка 7 лет. Твёрдо убеждена: все мужики сволочи. Ищет состоятельного мужчину, чтобы достойно содержал её и дочь… Не на того напала.
Без зонта, под дождём, на остановке женщина ждала автобус. Проезжая мимо, обратил внимание на её стройные, длинные, одним словом, красивые ноги. После чего остановился и предложил подвезти.
Оказалось, мы живём рядом. Был приглашён на кофе. Не отказался.
Дела пошли так хорошо, что можно было остаться на ночь. Это-то и напугало. Решил не спешить.
На другой день встретил её с работы… и без кофе сразу легли в постель.
У неё тоже был несовершеннолетний сын, но почему-то мне ни разу не пришлось с ним пересекаться.
В сексе Люба Саквояжная (правда, смешная фамилия?) была мастером спорта. Заслуженным! Международного класса!! Она выматывала меня так, что после неё на других женщин уже не оставалось ничего.
- На жену экономишь? – спрашивала Люба, если я делал попытку уйти. – Нет уж! Оставь всё здесь.
И начинался очередной раунд… Потом ещё… и до самого, самого конца.
Узнав, что я клюнул на её ноги, Люба заставила меня появиться у неё на работе и объявить об этом всенародно, в разных кабинетах.
Новая знакомая не жаловалась ни на жизнь, ни на зарплату. И там, и там получала она достаточно и была всем довольна.
- Отвези меня в Лугу, - попросила она, - Я заплачу тебе за это 50 рублей.
В те времена это были большие деньги.
Мадам Саквояжная купила где-то оптом французскую парфюмерию и, не сумев всё втюхать сотрудницам, решила, что получит гораздо больше, продав остатки на периферии. О воскресных барахолках в Луге она знала не понаслышке.
Мы должны были выехать вечером, переночевать на заводской базе отдыха, где у Любы всё было схвачено, с утра появиться на лужковской барахолке и к ночи быть дома.
Глубокой дождливой осенью на базе мы застали только заведующую (подругу Любы) и её… как бы это назвать?.. Нет, не мужа, не любовника, а бомжа-приживальщика, мужчину, совершенно опустившегося, безропотно выполняющего на базе любую, самую грязную работу, в том числе и по сексуальному обслуживанию заведующей.
Естественно, сначала мы выпили, потом несколько раз добавляли, пока все, кроме меня, замертво не свалились под стол. Ссылаясь на то, что нахожусь за рулём, я отказывался пить разбавленный технический спирт… Какая гадость!..
Люба уже не могла встать и временно осталась в столовой. Приживальщик получил какое-то приказание и вынужден был отправиться его выполнять. Какими собачьими глазами, выражающими и любовь, и преданность, и ревность, и ненависть, смотрел он на заведующую, предложившую показать мне место, где будем спать мы с Любой, а также выдать бельё и т.д.
По бросаемым на нас взглядам мужчины я понимал, что значит «т.д.», но беспокоился он напрасно: на его начальницу-сожительницу позариться я не мог… А она очень старалась, ей так хотелось лечь под настоящего мужчину.
Люба, зная характер подруги, вскоре постаралась приползти.
- Она успела тебя соблазнить? – были первые Любины слова.
Под влиянием спиртных паров ночью и на обратном пути в Питер мадам Саквояжная достаточно подробно ознакомила меня с основными элементами своей биографии. Секс в этой биографии имел основную роль. Я узнал, что муж ушел от неё, не выдержав многочисленных измен, что «на картошке» в Луге она сознательно наградила триппером около 50ти мужиков.
- А почему только я должна страдать?
Тут же мне, как очередному любовнику, были предложены два дня в неделю (понедельник или вторник, плюс четверг).
В пятницу Люба выезжала с коммерческим директором на базу отдыха в Ольгино (пятница, суббота, воскресенье)
В среду она занималась благотворительностью, а точнее, сексом, с мальчиком-импотентом.
- Представляешь! Он не может ни с кем, кроме меня. Если я ему откажу, он совсем потеряет потенцию, а так ещё есть надежда, что постепенно сможет перейти на других женщин. С некоторыми подругами я уже договорилась.
- Есть у меня ещё один (очень нужный!) мужчина. Мы встречаемся с ним один-два раза в неделю. Ты можешь взять себе понедельник или вторник, а также четверг, когда он будет свободен.
Ещё Люба сообщила, что иногда её вызывает к себе Генеральный.
- Тут уж, сам понимаешь, всех других пускаешь побоку.
- Как ты можешь? - удивился я. – И с генеральным и с коммерческим?
- Что ж, по-твоему, с работы уходить? Все довольны. Так ты какой день выбираешь?
Выслушав, что я в этой карусели участвовать не собираюсь, не удивилась и не возмутилась:
- Как знаешь. Свято место пусто не бывает…
…Сыну Анны 15 лет. Она замужем. У неё прекрасные волосы; длинные, ниже задницы, густые, тёмные и совершенно без проседи. Когда она сворачивает косу в корону, та тюрбаном возвышается над головой. Сама она тоже достаточно симпатична.
Так же, как Саквояжную, я снял её на автобусной остановке.
Когда впервые увидел её квартиру на Искровском проспекте, то был прямо восхищён. Не квартира, а музей! Кругом высоко художественные поделки из дерева, металла, тканей; на кухне, в коридоре, ванной, туалете и, конечно, в комнатах.
- Это всё муж! – гордо показывает она.
- Сколько времени, сил, изобретательности потрачено! – восхитился я искренне. – Он у тебя импотент?
- Нет. Нормальный мужик.
- Изменяет тебе? – догадался я.
- Ты что!? Он же любит меня! – говорила она, разбирая для нас постель.
- Так почему же ты ему изменяешь?
- Так сложилось, - пожимает она плечами. – Сначала был у меня любимый человек. Представляешь, 6 лет встречались. Никто даже не заподозрил. А потом он, такая сволочь!, вдруг ушёл. Образовалась пустота. Надо было её как-то заполнить. Я уж привыкла прятаться, встречаться тайком… Пошли мужики один за одним… А муж меня очень любит. Если узнает… не убьёт, но с собой покончить может.
Теперь, трахая Анну, я не переставал думать о её муже, хорошем человеке, любящем «такую сволочь».
Встречаться с Анной прекратил и одно время даже подумывал: не позвонить ли ему, не раскрыть на жену глаза?.. А вдруг, и правда, с собой покончит?..
Еду на машине по проспекту Карла Маркса (теперь Большой Сампсониевский). По тротуару навстречу идёт девушка.
Бывают в жизни такие случаи, когда тяга к представителю противоположного пола возникает сразу, мгновенно. В таких случаях обычно говорят: «Влюбился с первого взгляда». Пожалуй, слово «влюбился» здесь не совсем подходит, но сущность отображает.
Увидев её, понял: это то, что я ищу. Всё, что успел разглядеть, соответствовало моим идеалам: фигура, походка, рост… Разве можно сказать отдельно, почему тебя потянуло именно к этой женщине?.. Флюиды?
Проехал дальше. Развернулся. Только бы не упустить, догнать!.. Догнал – перегнал – остановился – выскочил из машины:
- Извините! Давайте, я подвезу Вас, куда Вам нужно.
Наверное, выглядел я странно; по крайне й мере, не был похож на ловеласа, ищущего приключения. Она это поняла. Доброжелательно, виновато улыбнулась, рукой показала в сторону станции метро «Лесная»:
- Я уже почти дошла…
Увидела моё изменившееся лицо и добавила:
- Я могу сесть в машину и посидеть с Вами или немного проехать, хотя бы до «Выборгской».
Доехали до «Выборгской» и, конечно, миновали её. Оказалось, она живёт в Весёлом поселке. Меня это обрадовало: можно дольше побыть вместе, познакомиться, узнать что-то о девушке, постараться ей понравиться.
Всю дорогу говорили, перебивая друг друга. Столько общего! Главное, собеседник понимает тебя с полуслова.
Жанне 19 лет. До приезда в Питер она жила в Челябинске. Рано вышла замуж. В браке была счастлива. Родила девочку.
Всё разрушилось мгновенно. Возвращаясь из гостей на машине, попали в аварию. Муж и дочь – насмерть. Жанну врачи вытащили.
Оставаться в Челябинске, где всё напоминало о былом, не захотела. Приехала в Питер, устроилась на работу. С подругой снимает комнату подешевле. Дом старый, деревянный. Хозяйка добрая. Телефона нет.
Позже друзья убеждали меня, что всё, сказанное ею, было красивой выдумкой; но я поверил тогда и верю сейчас.
Приехав на место, долго ещё сидели в машине, болтали, не в силах расстаться.
Прощаясь, поцеловались и после этого, тем более, не могли оторваться друг от друга.
На следующем свидании пригласил её поехать на всё ту же Сашкину дачу. Всё было так просто, свободно и легко. Мы созданы друг для друга. Зачем тратить дорогое время? Чем быстрее сблизимся, тем лучше.
Ночь была упоительной.
Днём прогулялись в лес. Потом опять забрались в постель.
Мои сексуальные возможности Жанну радовали и удивляли.
- А сколько же тебе лет? – между прочим спросила она.
Ответил правдиво.
- Не может быть! – даже почему-то испугалась Жанна. – Ты шутишь?
- Нет. Вот посмотри.
Я показал ей права.
Что-то изменилось в поведении подружки. Она старалась это спрятать, замять… Не получилось.
Перед отъездом с дачи Жанна вдруг как бы решилась:
- Хочу сделать тебе подарок.
- Давай! – с интересом согласился я. – Валяй!
- Лежи спокойно.
Девушка стала целовать меня. Сначала лицо, шею, грудь… Опустилась ниже…
Я уже понял, что это за подарок. Не ожидал такого от молодой девчонки в первый день соединения. К этому времени я был уже порядочно измочален, и довести меня до победного конца было трудно, но девушка старалась истово, даже как-то зло, делала всё, чтобы мне было хорошо, чтобы я надолго запомнил эту нашу, как потом выяснилось, единственную и последнюю сексуальную встречу…
На следующее свидание она не пришла.
Ждал долго. Мы договаривались: не сможет прийти сама – пришлёт подругу. Та тоже не появилась.
На всякий случай Жанна оставила мне телефон другой подруги, замужней. Сказала:
- Звонить только в крайнем случае.
Позвонил.
Ответил мужчина с кавказским акцентом. Я попросил Наташу. Объяснил, почему звоню.
- Дорогой! По голосу слышу: ты не молод. Поэтому должен знать: все женщины ****и… Жанна не исключение. Не звони сюда больше…
Несколько раз приезжал я в Весёлый посёлок к деревянному двухэтажному дому, спрашивал у жильцов о двух девушках, снимающих комнату в этом доме. Помочь никто не смог…
…Ольга и её соседка по коммунальной квартире Людка Писемская – подруги, водой не разольёшь. Людка симпатична, умна. Основное её качество – умение нравиться мужчинам. Она работает в гараже. Пропустила через себя уже всех (или почти всех) рабочих и служащих мужского пола этого гаража, но ни на одном так и не задержалась. Считает, что не приспособлена к семейной жизни и к долгосрочной связи вообще.
Больше всего в отношениях с мужчинами ей нравится конфетно-букетный период, период ухаживания. Она старается растянуть его, как можно, дольше. Отношения после первого секса являются началом конца и длятся не более двух месяцев.
Наступившее одиночество продолжается полдня, максимум – день. Как она заявляет, на новое знакомство ей хватает двадцати минут. Для этого Людка соответственно одевается, макияжется, выходя на «охоту», использует соответствующую цели походку, взгляд с поволокой и другие уловки, привлекающие внимание мужчин.
Мой друг Валентин, увидев Людку, обомлел, влюбился и, не слушая моих увещеваний, заявил, что сумеет добиться её благосклонности.
Надо честно сказать, что принимая ухаживания (и подарки) от многих, Людка отдавалась далеко не каждому. Секс она не любила, «скотские отношения» презирала и вступала в них только в случаях крайней необходимости.
Валентин приступил к классической осаде. Цветы, конфеты, вино, культпоходы в театры и на концерты, поездки на машине за город, дежурство у подъезда, если она отсутствует дома. Не спешил, но в успехе был уверен. Не мальчик, не впервой.
Как правило, Людке приходилось сдаваться через месяц-полтора. Мы с Ольгой ждали этого момента и сочувствовали Валентину. Несколько раз было «вот-вот», но каждый раз Валя оставался ни с чем.
Выбрав момент, я поговорил с Людкой начистоту:
- У тебя же много мужиков было. За что его-то мучишь? Извёлся мужик.
У неё свой резон:
- Умом я всё понимаю. Ухаживает он красиво. Не наглеет. Ничего не требует. Ждёт. Одет всегда с иголочки. Аккуратен… Но представить себя с ним в постели не могу. Подумать страшно, как он живот свой большой на меня положит, как губами толстыми, мокрыми к лицу прикасаться будет. Противен он мне физически. Пока он только раздеваться будет, я в обморок упаду или вообще умру. А трахаться!.. Представить даже не могу… И не проси за него…
Посмотрела Людка мне в глаза и тут такое произнесла:
- Вот если бы ты за себя попросил, тут же разделась бы. С удовольствием. Давно тебе это сказать хотела, да случая не было. А раз уж сейчас разговор на эту тему зашёл…
Превратил тогда я всё это в шутку.
А в отношении Валентина Людку понял и уговаривать перестал. Тот, действительно, роста был небольшого, но весил много. Живот, как говорится, в три обхвата. Задница широкая, низкая, как у бабы пожилой, и т.д. Нехорошо друга обговаривать, тем более, что любовницы у него всегда были. Даже моложе Людки и симпатичнее. Меня это несколько удивляло. Старался разобраться: чем же он их привлекает? Получалось: обхождением, лаской, дружественным расположением, женским (я не оговорился) сочувствием.
Посмотришь на его очередную любовницу… Сама молодая, статная, красивая. Мужа её увидишь – ещё больше удивишься – где Вале с ним равняться!.. А всё-таки он, толстяк неповоротливый, её, жену этого красавца, трахает. Потихонечку, по-дружески, жалея и успокаивая.
На день рождения к Валентину любовницы вместе с мужьями являлись. Тем и в голову не приходило, что жена вот такому колобку, такой куче жира отдаться может. Нет, не променять его, мужа, а параллельно, за доброе отношение отблагодарить.
А вот с женой у Валентина особые отношения были. С начала замужества из-за какой-то болезни была она не только фригидна, но даже боялась секса; доставлял он ей только неприятные ощущения и даже боль. Разговоры на эту тему приводили её в ярость. Супружеский долг выполняла, скрепя зубами.
Если у соседей по коммуналке кровать скрепит, она тут же вскакивает, кулаками в стенку стучит, кричит:
- Прекратите это безобразие!
Те смеются:
- Как кончим, так сразу и прекратим.
До 37 лет родить не могла. Куда только не обращалась. Как родила, вообще половую жизнь посчитала законченной.
Валентин же, мужчина нормальный, так всю жизнь и ходил по чужим бабам. Они его жалели.
Из-за всего этого ругались постоянно и наедине, и принародно. Как-то, став свидетелем этого в очередной раз, я сказал ему:
- Развёлся бы ты с ней да нашёл себе нормальную бабу.
- Ты что! – возмутился Валентин. – Я свою Юлечку люблю и ни на кого не сменяю.
Нет друга уже второй десяток лет, а вдова каждый год в день его смерти поминки справляет, друзей и родственников на них собирает, только добрыми словами его вспоминает…
Как-то на очередных поминках я очень осторожно спросил вдову:
- Как ты считаешь, Валентин изменял тебе?
- Ты что!? Нет, конечно. Он всю жизнь любил только меня!..
Как-то, когда Ольга уже из прежней квартиры в другую переехала, Людка Писемская, как подруга, явилась к ней свой день рождения отметить.
Я тоже в этот день там был, но поскольку на машине, спиртного не употреблял. Ольга же с Людкой так наклюкались, что уж и с кровати подняться без посторонней помощи не могли.
- Ну, вы оставайтесь, а мне ехать надо, - сказал я, глядя на это.
Людка голову подняла:
- Мне тоже дома надо быть. Подвези меня. Тебе по дороге.
Ольга тоже вступилась:
- Подвези, конечно.
Только за Людкой дверь машины захлопнулась, бросилась она ко мне на шею:
- Давно тебя хочу! Очень хочу! Сделай мне на день рождения такой подарок! Поехали ко мне.
Как в таком женщине отказать?
- К тебе, - говорю, - не поедем. Соседи увидят, Ольге передадут. А в лесок куда-нибудь заехать можно.
Всю дорогу она мне не в любви объяснялась, а о своём желании со мной потрахаться рассказывала:
- Хочу тебя! Так хочу, что сейчас прямо в машине кончить могу.
Почему-то она в слове «хочу» букву «ч» не выговаривала, а произносила её как-то то ли «тш», то ли «тс». И надо сказать, что меня это почему-то очень возбуждало.
Получилось всё у нас шикарно, партнёрша показала высший класс, да ещё сама и отблагодарила меня:
- Наконец-то мечты сбылись.
При прощании Людка уговорила меня ещё раз встретиться, клялась, что в следующий раз, на трезвую голову нам ещё лучше будет.
И не обманула.
Другие попытки с её стороны встретиться пришлось пресечь…
Об остальной мелочи можно и не писать.
Две женщины, кроме жены, оставили неизгладимый след в моей жизни, совершенно разные и в то же время во многом одинаковые. Одна из них Ольга, с которой провёл я больше двадцати лет, вторая -
Лека
И не уйдёшь ты от суда людского…
Так названа она в «Друге», пусть под этим именем и останется. Там же в «Друге» наши отношения с ней довольно подробно уже описаны, поэтому и здесь не исключены некоторые повторы…
…Мне уже за 50, подан рапорт об увольнении из Армии, а женщину своей мечты так и не встретил. Ночую то у Люды, то у Ольги, понимая, что это совсем не то, что это временно.
Люда мелочно ревнива, лазит по карманам, постоянно проверяет записную книжку; найдя любую, подозрительную, на её взгляд, запись, тут же уничтожает, иногда причиняя этим большие неприятности. Особенно страдают телефонные записи. «Мишу» она переводит как «Машу», Олега» - «Олей», «Юру» - «Юлей». Если вместо имени стоят просто буквы, тогда, тем более, это её личный враг. Рвёт целиком страницу, выкидывает все бумажки с записями. Хотя мы уже не спим вместе, постоянно спрашивает: «Куда пошёл?», «Когда будешь дома?». Скандалы устраивает по любому поводу.
Иду от Люды к Ольге, но и там не лучше. Эта пьёт всё чаще, а, главное, с кем попало. Напившись, попадает в ненормальные, экстремальные ситуации. То синяк под глазом появляется, то засос на шее. А в последние годы сожительства можно было и мужика постороннего в постели застать. Чтобы как-то оправдаться передо мной, провоцирует скандал. Оправдываясь перед другими, поносит меня всячески. Поверив ей, люди спрашивают:
- Как ты с таким чудовищем живёшь?
И ведь в то же время верит сама себе, что я никуда не денусь. То по колдуньям ходит, то вдруг в монастырь засобирается…
Сколько женщин уже перебрал, всё не то. А ведь есть же такие, как мой сложившийся идеал, должны быть.
Что нужно мне? Какой должна быть моя избранница?
Доброй, обходительной, любящей меня, а не моё, доверчивой, милой, интеллект иметь, верить мне безоговорочно, в меру симпатичной, умеющей разрядить обстановку, уходить от скандалов, в материальном плане не требовательной, довольствующейся тем, что есть; чтобы интересы мои учитывала, а я бы учитывал её, чтобы кроме меня о других мужчинах даже думать себе не позволяла. Чистоплотная, конечно, чтобы можно было в любой момент обнять, прижать, расцеловать куда угодно, не почувствовав при этом её отчуждения или неприятного запаха. Самое главное, любить меня должна, тянуться ко мне, радоваться совместной нашей жизни, искренне скорбеть, когда умру.
Да, много требований я перечислил, а ещё не все. Трудно такую женщину найти, но возможно. Есть подобные даже в ближайшем окружении. В конце концов, могу в чём-то и отступить. Надо искать.
При очередном большом скандале с Ольгой заявил:
- Всё! Ухожу окончательно! Найду другую. Лучше тебя, лучше Людки. Прощай!
Ольге это – по-барабану:
- Куда ты денешься? Придёшь! Приползёшь! Ты любишь только меня. Приворожён!
Но я решение принял. Переночевав на Верности (у Люды), утром выхожу на улицу с твёрдым желанием – найти наконец «свою» женщину, свою судьбу.
Тёплый солнечный сентябрьский день. Куда идти? Лучше всего такую задачу выполнять на машине - можно объехать много мест, больше шансов найти её.
Направляясь в гараж, по пути всматриваюсь в каждую встречную женщину…
- Это не то… Это опять не то… Совсем не то!..
И вдруг… Прямо навстречу идёт, нет, летит прекраснейшее создание. О такой можно только мечтать. Молодая, красивая, с идеальной фигурой, длинными, стройными ногами, прекрасным, безмятежным, одухотворённым (так мне показалось) лицом.
Лёгким, быстрым шагом это создание движется на меня и (опять, наверное, показалось) лукаво, чуть заметно улыбается то ли мне, то ли своим мыслям.
Раздумывать некогда. Пошёл следом и в кассе кинотеатра занял очередь через одного за ней. Услышал, на какой сеанс она взяла билеты, и купил себе такой же.
Выйдя из кассы, огляделся, но девушки уже не увидел. Ничего, увижу вечером. А пока – на автобус и в гараж за машиной. Ещё далеко не вечер, и с избранницей я даже не разговаривал. Не факт, что встретимся. Вдруг придёт с парнем, а то и с мужем. Сегодня день поисков, время надо использовать результативно…
…Она ждёт автобус на моей остановке! Это судьба! Не упусти свой шанс!..
А теперь… (не могу сдержаться, не могу «всё по порядку»!) пойдёт лирическое отступление, которое, вообще-то, должно быть в самом конце.
Судьба играет с человеком. Заезженная фраза, но как она верна в моём случае. Лека рассчиталась со мной за всё плохое, что причинил я предыдущим своим женщинам. За внешней красотой, за умными рассуждениями, идеально правильным поведением я был не в состоянии разглядеть расчёт, способность к подлости, предательству, умной, хорошо скрываемой лжи, постоянному обману; не мог разглядеть алчности, жестокости, безразличия к судьбам близких людей, громадный эгоизм, умение использовать человека (не только меня), а потом безжалостно переступить через него.
Очень многое скрыто от мужчин за красивым личиком, стройной фигуркой, длинными ровненькими ножками, едва скрытыми короткой юбочкой, умными разговорами, фальшивым сочувствием…
Теперь вернёмся к нашему барану, то есть, ко мне, вновь увидевшему понравившуюся девушку на остановке…
На ходу вырабатываю линию поведения. Нагло подхожу, как к хорошей знакомой, и, глядя в глаза, несу какую-то пошлятину. Более подробно и романтично, опять же, это описано в «Друге». Ей льстит моё внимание. Она охотно поддерживает разговор. Нам обоим не важно, что мы говорим. Она понимает, что нравится, что я хочу познакомиться, и охотно идёт навстречу.
В автобусе мы болтаем, как хорошие знакомые, а когда подъезжаем к моей остановке, я за руку вытаскиваю её наружу, прошу подождать у выезда из гаража, быстро выгоняю машину (Новенькая! Она должна произвести на девушку впечатление); и к своему дому барышня подкатывает уже на авто.
Многим девушкам такое поведение мужчин, такой напор нравится. А вдруг наоборот? Вдруг сейчас она обидится, устроит истерику и уйдёт, исчезнет навсегда?
Знать бы всё наперёд! Обо всех неприятностях, переживаниях, о поломанной судьбе. Тогда бы сам убежал, открестился, как от страшной болезни… Никому не дано предвидеть будущее.
А тогда, влюблённо глядя на красавицу, я предлагаю ей и дальше воспользоваться моей тачкой. Готов везти её, куда угодно. Кажется, мы уже оба поняли, что это наша судьба.
Лека согласна:
- Только мне надо зайти домой. Подождёшь? Это займёт не больше 15ти минут.
Она первая перешла на «ты». И это хорошо.
Оставшись один, вдруг испугался: ведь может больше не вернуться. Кроме имени я ничего не знаю: ни адреса, ни телефона. Сидит, возможно, сейчас дома и смеётся. А я распустил губу: судьба!
Лека вернулась раньше назначенного срока да ещё извинилась: быстрее не могла.
В кино она собиралась пойти с отцом. Подъехав к его дому, посовещались, плюнули на купленные билеты и помчались дальше.
- Куда?
- Всё равно!
Погуляли вдоль Залива по стадиону им. Кирова, катались по городу.
Хотя подъехали к дому Леки затемно, я, не желая расставаться, предложил теперь поехать за город. И она не отказалась. Так почти весь день знакомства мы провели вместе.
Вела себя Лека очень строго: лапать себя совсем не позволяла, а поцеловать разрешила только уже ночью, когда бегали по холмам, окружающим Медное озеро. Здесь так и хочется написать «когда счастливые бегали по холмам…», но это не так, счастливым чувствовал себя только я, а Лека держалась с замедлением, словно обдумывая каждый поступок, каждое действие, движение. Поневоле замечая это, приписывал такое поведение скромности, застенчивости, неиспорченности девушки.
Расстались ночью под её окнами. Встретиться договорились вечером наступающего дня. Учитывая прежний опыт, я полностью записал телефон, адрес, проводил до подъезда и дождался, пока девушка помашет из окна мне рукой. Произойти осечки не должно. Я был уже влюблён…
В назначенное время в назначенном месте с нетерпением жду появления новой возлюбленной…
Что-то опаздывает…
Через полчаса понял, что не придёт. Но, ожидая чуда, помня случай с Ольгой в Одессе, остаюсь на месте.
В чём дело? Ведь вчера, по-моему, было всё хорошо. Я не дал повода обидеться, даже усомниться в моём отношении к ней. Правда, выложил о себе всё: про Люду и про Ольгу; но Лека восприняла это спокойно: естественно, что у мужчины в таком возрасте были женщины (а может, и есть).
О себе же сообщила, что сердце её свободно. Только знакомый водолаз, с которым летом дважды поцеловалась, шлёт письма с Волги, да родители через друзей нашли ей подходящего, по их мнению, жениха. Но всё это несерьёзно. Прежде тоже никого не было, и до 19 лет, то есть, до сего времени, она остаётся девственницей (ещё одно подтверждение правильности моего выбора)…
Но пока девушка не пришла.
Решил сидеть в машине и ждать… до ночи… до утра…
Можно было бы позвонить по телефону к ней домой, но телефонной будки рядом нет. Напоминаю, что до появления мобильников ещё далеко. Отъехать куда-нибудь нельзя, вдруг она всё-таки появится, увидит, что меня нет, решит, что не дождался и уйдёт. Тогда я просижу напрасно всю ночь…
Моя настойчивость не пропала даром. Лека всё-таки появилась около 12ти ночи. Удивилась:
- Зачем было столько ждать? У тебя же есть мой телефон. Позвонил бы в другой день, и договорились бы о встрече… У папы была. Объяснялась, почему пропустила его любимый фильм «Зеркало». Потом зашла к подруге. Поболтали. Увидев, что опоздала, решила перенести встречу.
Объяснение мне не понравилось, но не устраивать же сцену в самом начале знакомства, не читать же нотации, не учить жить молоденькую девушку. Таким поведением можно её вообще отпугнуть. Пришлось смириться. Хорошо то, что хорошо кончается.
О чём они с подругой болтали, я узнал через несколько лет. Подруга-милиционерша по номеру машины пробила все мои данные: ФИО, год и место рождения, адрес, количество детей, место службы, род деятельности и тд.
Потом они долго решали, стоит ли продолжать знакомство со мной. Подруга советовала не связываться. Лека же сомневалась, обосновывая тем, что расстаться можно в любой момент. Не последнее значение в этом решении имело моё приглашение поехать в Крым, которое я сделал в первый же день знакомства.
Чтобы завоевать девчонку, нужно было постоянно держать её около себя, и я пригласил Леку на следующий день пойти в театр…
А дома не переставал звонить телефон. Ольга. Дозвонилась среди ночи:
- Где шляешься? Куда пропал? Немедленно приезжай!
Вместо того, чтобы промолчать или отфутболить, идиот выложил ей сразу всё:
- Обещал тебе, что найду другую, и нашёл. Она лучше тебя, честнее, порядочнее, не пьёт, не курит, не обманывает…
Ольга не верит:
- Врёшь! Куда ты денешься? Навсегда ко мне привязан.
В пылу разговора, для подтверждения своих слов рассказал, что завтра в театр идём, спектакль назвал. А ведь знал, что Ольга способна на любую подлость…
После театра Лека пригласила к себе домой:
- Только тише, чтобы не разбудить никого.
У неё своя комната. Обстановка скромная, зато кругом идеальный порядок (через несколько лет уже в своем доме будет всё совершенно по-другому).
Целовались на диване, но как-то без души, без страсти и даже без любопытства. Мне разрешалось только «от и до». Дальше – твёрдая граница, которую не переступить ни лаской, ни обманом…
Ночной звонок в квартиру удивил, видимо, всех. Лека открывать не пошла. Звонили долго, почти беспрерывно. Наконец к двери подошла мать Леки. На вопрос «Кто там?» зашумели пьяные голоса. Среди них выделялся визг Ольги:
- Ваша дочь привела домой мужчину, почти старика! У него две семьи! У него есть дети и даже внуки! Проверьте! Выгоните его! Они сейчас трахаются в вашей квартире нам назло! Спасайте свою дочь от этого развратника!
Не открывая двери в Лекину комнату, мать спросила:
- Лека, ты не одна?
- Одна, мама. Я давно сплю. Здесь никого нет. Гони эту пьянь к чёртовой матери.
- Мы найдём его! – закричало сразу несколько человек. – Только пустите нас!
Но мать не поддалась. Компания продолжала стучать, звонить, настаивать. К моему удивлению, мать спокойно произнесла:
- Она взрослый человек и сама решает, с кем ей встречаться. Не скандальте у чужих дверей, иначе я вызову милицию.
Кампания с милицией встречаться не хотела. Голоса стали глуше, а потом совсем пропали.
- Придётся тебе сегодня ночевать у меня, - здраво рассудила Лека. – Они ведь не успокоятся. Скорей всего, будут ждать тебя во дворе.
Она разложила диван, постелила бельё. Я хотел её благодарно обнять, но Лека отстранилась:
- Не вздумай приставать ко мне. Тебе же будет хуже.
Поначалу, лёжа рядом с любимой девушкой, я попытался какими-то, пусть лёгкими, ласками раззадорить её, вызвать ответную страсть, но всё было напрасно. Она безразлично допускала ласки до определенного уровня, а при моей излишней назойливости сердито и даже зло ругалась, обещая переложить меня на пол или лечь туда сама.
Так и пролежали мы на узком диванчике, тесно прижавшись друг к другу. Я обнимал её, гладил желанное тело, целовал то в щёчку, то в затылок, а в ответ слышал только:
- Ты мешаешь мне спать. Больше никогда тебя здесь не оставлю.
Рано утром Лека вытолкала меня из квартиры. На всякий случай выглянул из парадной во двор. Ольги и её компании, конечно, уже не было.
Потом Оля рассказала, что они «вели» меня от дома до театра, дождались конца спектакля и проводили нас до её дома. Вот такие сыщики.
Ольга ещё несколько раз одна и даже с дочерью приезжала к Лекиной матери, угрожала и умоляла, вставала на колени и обещала страшную месть, но мать оставалась твёрдой:
- Лека – взрослый человек. Она сама планирует свою жизнь и отвечает за свои поступки. Я в её жизнь не вмешиваюсь. Вас знать не хочу.
Обращалась Ольга и к Люде. Та делала вид, что сочувствует ей, а потом говорила злорадно:
- Что посеешь, то и пожнёшь.
На десятый день знакомства мы полетели в Крым. Самолёт доставил нас в Симферополь. Автобусом добрались до Судака.
Осенней южной ночью в салоне автобуса было совершенно темно. Мы сидим, прижавшись друг к другу, и я обнимаю свою добычу, целую её лицо, шею, руки, предвкушая дальнейшие события, когда мы останемся совершенно одни в снятой курортной комнате.
Даже ночью местные жители всё ещё ждали «отдыхающих» на автостанции. Мы представились хозяйке мужем и женой, договорились о цене, а дальше… Проводили молодых и оставили одних…
Маленькая комнатушка в домике на краю посёлка. Две железных солдатских кровати и тумбочка. А что ещё нужно влюблённым?
Опытным взглядом оценив обстановку, предложил поставить кровати рядом. Лека воспротивилась.
- Тогда ещё лучше. Скинем матрасы на пол, и хозяйка не будет слышать скрипа железных кроватей, - нахожусь я.
Лека воспротивилась и этому:
- Зачем обязательно спать рядом? Оставим всё, как есть. Я займу эту кровать, ты – ту.
Мне её предложение не нравится, но надежда на близость ещё остаётся. Эта надежда умерла, когда я попытался забраться в Лекину постель.
- Трахаться мы не договаривались, - серьёзно и излишне холодно произносит Лека.
- Но это подразумевалось само собой. Зачем же тогда мы сюда ехали?
- Отдыхать.
Не стал спорить, доказывать, убеждать. Понимал, этим только накалишь обстановку.
Утром встал, не разговаривая, пошёл один на зарядку. Она догнала:
- Почему меня не позвал?
Пожал плечами:
- Я думал, мы здесь сблизимся совсем, а выходит: останемся чужими, даже больше, чем в Ленинграде.
- А что, без этого нельзя?
- Ты же видишь – можно.
Весь день я выдерживал дистанцию, не глядел жадными влюбленными глазами в её сторону, говорил только о деле при крайней необходимости, старался даже не подходить близко. Вечером первым лёг в свою постель и демонстративно повернулся к стенке.
Второй день прошёл так же: холодно-вежливо, без намёка на какие-либо эмоции. Спать опять легли порознь. Не умолять же её, тем более, не требовать: я тебя привёз, за всё плачу, давай и ты расплачивайся.
Лёжа лицом к стене, вдруг услышал:
- Ладно уж, иди сюда.
Хотя хотел и ждал этого, сразу как-то переключиться оказалось трудно – вдруг опять какой-нибудь подвох? Повернулся, посмотрел вопросительно.
Накрывшись простынёй, она лежала на спине и, повернув голову в мою сторону, дружески улыбалась. Именно дружески, будто уступая в давнем, в общем-то неважном, споре.
Всё произошло как-то обыденно, слишком практично. Положили полотенце, чтобы не запачкать простыни, излишне долго искали удобную позу – старая сетка кровати под тяжестью двух тел провисла, мешала нормальному соединению, сильно и противно скрипела. После этого сразу пошли мыться, и Лека настояла, чтобы мы опять разошлись по своим постелям.
Ни утром, ни даже вечером новая любовница больше мне не уступила.
- Там теперь рана, - деловито пояснила она. – Пусть затянется. Иначе могут возникнуть последствия.
До этого у меня было много девственниц. Никогда никаких последствий мы с ними после дефлорации не ожидали и никогда их не было.
Позже, через много лет, уже хорошо зная практичность Леки, её коварство, продуманность каждого действия, я стал задумываться: а действительно была ли она девственницей, не было ли это всё хорошо инсценированным обманом с использованием менструального цикла и моей доверчивости?.. Впрочем, не хочу вешать на неё лишнюю подлость, их впоследствии и без этого было достаточно.
Безусловно, после той ночи мы стали ближе. Мне с Лекой было очень удобно, как с другом. Утром вместе делали мы зарядку посреди виноградника – стояла осень, большинство отдыхающих уже разъехалось, и охрана, если она была, не ощущалась. Перед пробежкой от виноградника до дома оба затаривались гроздьями винограда. Хватало почти на целый день.
В пище Лека, как и я, была неприхотлива. В основном сидели на подножном корме: где сорвём яблоко, где персик, помидор. В столовую и то ходили редко, а о кафе и ресторанах и говорить нечего. Лека блюла фигуру.
Очень много путешествовали по всему Крыму. Пешком проходили расстояния огромные, в горы выше облаков поднимались. Нигде она не отстала, не пикнула. Плавала подруга даже лучше меня; ныряла тоже неплохо.
Однажды, например, отправились на морскую прогулку к Ласточкиному гнезду. Там команда высадила экскурсантов на берег, после чего пароход отошел далеко в море, и все стали купаться. Мы остались с командой. Кто-то из матросов прыгнул в воду с мачты. Лека тут же повторила этот финт, вызвав восторг матросов. Конечно, попробовал и я. Кто из нас нехвастлив?.. Стараясь всех удивить, не стал выныривать сразу, а прошёл под днищем парохода и вынырнул с другой стороны. Лека тут же повторила и этот номер…
…В Никитском ботаническом саду мы забрались в питомник, нарвали не известных нам, выращенных опытным путём, плодов, были замечены охраной, окружены… Кольцо сжималось. Оставалось только сдаться.
Мы стояли спиной к гранитному обрыву метра в 4, но и там внизу ухмылялись охранники.
- Давай, перепрыгнем их с разбегу, - предложил я. И Лека тут же помчалась к обрыву, перелетела через головы охранников, приземлилась, не упав, и бросилась бежать. Я немного отстал от неё и прыгнул не так далеко – чуть ли не на голову охраннику – да ещё приземлился на четвереньки. Убегать было как-то не по-мужски, но Лека стояла, ждала, и я, смеясь над охраной, побежал к ней… Да. На такое не способны были ни Ольга, ни, тем более, Люда. Лека стала достойной подругой.
Правда, и другие, менее привлекательные особенности Леки проявились почти сразу.
1. К сексу была она равнодушна, прямо скажем, относилась к нему почти отрицательно, как к необходимости, доставляющей удовольствие только мне.
- Сегодня не хочу.
- Не та обстановка.
- Что ты постоянно с этим лезешь?
- Устала. Хочу спать.
Собственной инициативы вообще никогда не проявляла, за исключением нескольких случаев типа:
- Не могу заснуть. Давай-ка поработай. Может быть, потом спаться лучше будет.
Но подобные редкие случаи произойдут позже.
2.Лека полностью никогда мне не доверяла. Она не доверяла никому. Там в Крыму я как-то спросил, есть ли у неё свои деньги.
- Откуда? – очень искренне удивилась она. – Я же студентка…
...Меняя плёнку в фотоаппарате, я обнаружил в одной из её коробок с фотоматериалами немалую сумму.
С Людой у нас деньги всегда были общими, а Ольга, имея собственную трёшку или даже рубль, всегда настырно предлагала мне их использовать.
Как-то ночью, когда мы спали уже в одной постели, Лека вдруг с криком вскочила с кровати.
- Что случилось? – участливо спросил я. - Нехороший сон?
- Нет. Мне показалось, что ты собираешься меня задушить.
Пришлось уточнить:
- Приснилось или показалось?
- Показалось! – честно призналась она. - Ты так повернулся, навалился. Я подумала: мне уже конец пришёл.
- Как ты могла? Ты же видишь, я люблю тебя.
- Кто вас, мужиков, разберёт.
Ни тогда, ни позже она не выделяла меня из других мужчин, что опять же не свойственно было ни Ольге, ни Милке, ни, тем более, Люде.
3. В глубокие человеческие чувства, такие, как любовь, доброта, жалость, совесть, даже справедливость она не верила (и не верит сегодня).
Согласна с теми, кто уверяет, что любовь придумали мужики, чтобы не платить деньги за секс. Даже простая человеческая привязанность ей чужда:
- В дружбе и общении с другими каждый ищет свою выгоду.
- Жалость, доброта, ревность, жажда мести – всё это люди выдумали специально. Так им жить удобнее.
Она честно признавалась, что не любит ни меня, ни отца, ни мать. Отчима ненавидела. В школе у неё не было ни подруг, ни любимых учителей:
- Учителями становятся только неудачники и садисты. В школе никто не защищает бедных детей. Можно всласть над ними издеваться.
Подростком Лека большей частью проводила время в подворотнях и подъездах, материлась, выпивала, пробовала курить, в школьной раздевалке лазала по карманам.
- Сейчас поумнела. Невыгодно это. Авторитет дороже.
Была уверена, что каждая девчонка мечтает стать проституткой, но стесняется об этом сказать.
- Женщина отдаётся в сексе, мечтая получить материальную выгоду: выйти замуж, повышение по службе, иногда просто пожрать нахаляву.
Считала, что замуж выходят только по расчёту, и приводила себя в пример.
Даже когда мы были уже женаты, она была не против, чтобы я навещал Ольгу, ночевал у неё, ездил с ней в командировки или проводил отпуск на юге.
Однако, утверждая отсутствие у себя и у других человеческих чувств, каждый раз плакала навзрыд, рассказывая, как в 7 лет опоздала на выступление детского хора. Специально для этого случая мама сшила ей новое платье, купила новые колготки. Произошла какая-то задержка транспорта, и, когда они приехали, хор уже заканчивал петь.
Услышав такой рассказ и увидев натуральные Лекины слезы в первый раз, я не поверил искренности жены и рассмеялся, но тогда она заплакала ещё горше.
Историю эту я слышал раз 20. Повторяя её, каждый раз жена заливалась горькими слезами.
Наш первый отпуск в Крыму прошёл отлично, но как-то уж незаметно быстро.
Ещё до выезда, в Ленинграде, по её инициативе, мы договорились, что совместное пребывание в Крыму обоих ни к чему не обязывает, и по возвращении мы расстанемся. Я считал этот договор чудачеством, но по прибытии в Пулково Лека напомнила мне о нём, заявила, что продолжать знакомство не собирается, просила больше ей не звонить и предложила расстаться прямо в аэропорту.
Я был ошарашен. Такого со мной, несмотря на большой опыт общения с женщинами, ещё не происходило. В метро мы садились уже отдельно. Успел сказать на прощание:
- Передумаешь – звони.
Но ни на завтра, ни в следующие дни звонков не было. Как можно прожить с человеком почти месяц, быть всё время рядом, спать, наконец, в одной постели и, без всяких на то причин, потом спокойно расстаться?! Выходило, можно.
И всё же хотелось, пусть в последний раз, встретиться, увидеться, поговорить, выяснить «Почему?».
Ждал в машине под её окном допоздна, но свет так и не зажёгся. На другой день позвонил ей домой. Мне ответили, что сейчас она временно живёт у бабушки.
Звоню туда. Бабушка, задав несколько вопросов, сообщила, что сейчас Лека в институте.
Не успокоившись, поехал к институту. Надеясь на случай, ходил по коридору, заглядывал в буфет и гардероб… Не встретил.
Сел в машину и оттуда стал наблюдать за выходящими из института.
Терпение вознаграждается. Выйдя из дверей, Лека сразу увидела машину, заулыбалась, как ни в чём не бывало, подошла:
- Приветик! Ты меня ждёшь?
Села в машину.
- Куда поедем?
Поехали, конечно, за город, где, особо не разговаривая, сгорая от нетерпения (какой шаблон!), я накинулся на неё, овладел…
Она, как и на юге, отдавалась равнодушно, нисколько не проявляя собственного желания. Больше того, по окончании вдруг всплакнула и задала вопрос:
- Ты меня так и не оставишь?
Мои рассуждения о нашей близости, общих интересах, любви, наконец, она прервала:
- Перестань. Я понимаю, что нужна тебе для секса. Вон как набросился. Но в таких антисанитарных условиях я больше трахаться не буду.
- А где же ещё? – наивно спросил мужчина, разменявший шестой десяток лет.
- Твоё дело. Ищи.
Встречаться мы продолжали. Сексом же занимались, где придётся: то у друзей, то у меня, когда никого не было дома, у её бабушки, если та уходила к врачу или в магазин, иногда всё же приходилось использовать гараж, однако чаще всего это происходило в доме у неё. Поздно вечером она заходила в квартиру, я же дежурил под окном, ожидая визуального сигнала. Рука - в сторону означала «Жди!». Две руки – в стороны – «Не получится. Иди домой!». Одна или обе сразу – вверх – «Давай скорее!». Тогда я бежал на лестницу, поднимался, на цыпочках проходил в её комнату.
Естественно, что дверь комнаты теперь имела задвижку. Если же кто-то, предварительно постучав и представившись, всё же заходил, я вставал за занавеску или, скорчившись, прятался за диван. Иногда же, обленившись, продолжал лежать в постели. Лека в этом случае фигурно прикрывала меня с головой одеялом. Думаю, родственники о моём присутствии знали, но делали вид, что не замечают.
Направляясь в командировки по делам кооператива, я, как правило, брал Леку с собой в качестве «помощника», так что мы не только оставались вместе, но ещё материально что-то с этого имели. Отпуска тоже, чаще всего, проводили вдвоём, а затем стали брать с собой я – Полю и внука Мишку, а она – сестру.
Несмотря на это, Лека продолжала соблюдать между нами определённую дистанцию; периодически уверяла, что считает себя свободной, замуж за меня не собирается и, если встретится вдруг кто-либо более подходящий, мы расстанемся. Я над этим посмеивался и старался «обрюхатить» (выражение Пушкина) её, чтобы положить таким разговорам конец.
То ли с возрастом, то ли секс пошёл ей на пользу, Лека ещё более похорошела, так что встречные парни и мужики теперь на неё заглядывались; а мои знакомые, особенно бывшие сослуживцы, откровенно завидовали, кто белой завистью, а кто и чёрной. Так Евгений Иванович, увидев её, оторопел и, остановив меня, проговорил:
- За такую женщину можно пожертвовать и службой, и семьёй, и даже полковничьей пенсией.
Почти так же высказался и Олег Баженов, а Супоня, муж Канонючки, сообщал каждому на кафедре:
- Совсем мужик спятил – с внучкой связался.
«Каждому – своё», - думал я гордо, считая, что старинная русская поговорка обойдёт меня стороной. «Умный хвалится золотой казной, а неумный – молодой женой».
Кстати, с «казной» в то время тоже всё было в порядке: доход в кооперативе в несколько раз превосходил полковничью пенсию и даже жалование полковника.
Близость с Лекой меня устраивала, а её иногда довольно странные высказывания, особенно после заключения законного брака, я относил к желанию выглядеть оригинальной или быть излишне осторожной.
- В любовь не верю. Мужа не люблю.
- Всем мужикам (без всяких исключений) нужно только одно.
Таньке прямо при мне она сказала:
- Это мой первый муж.
Я посчитал тогда такое высказывание неудачной шуткой, а Танька восприняла её серьёзно.
Однажды рассказал ей историю, как хулиганы в парке напали на парочку. Парень, получив по зубам, убежал, а девчонку изнасиловали. Я возмущался недостойным поведением парня, Лека же спросила:
- А что ещё ему оставалось делать?
- Не знаю. Я бы умер, но не убежал.
- Ну и дурак! Что бы со мной стало?.. Встала и пошла. Если вдруг что-нибудь подобное произойдёт с нами, беги, а я уж как-нибудь нескольких мужиков выдержу.
Предложение пожениться сделала она мне, а не я ей:
- Ты знаешь, я решила всё-таки выйти замуж.
- За кого? – испугался я. Неужели за моей спиной она ещё с кем-то встречалась?
- За тебя! – рассмеялась она.
Поселились мы у Лекиной бабушки. Это был прекраснейший человек. Я и она нашли общий язык сразу. Меня это даже как-то задевало: с бабушкой больше общего, чем с женой.
Здесь речь идёт не о бабушке. Расскажу только один факт.
Старушка часто болела. Ухаживали за ней и Лека, и я, кто когда свободен.
Незадолго до смерти она вдруг, ни с того, ни с сего (как мне показалось), сказала мне:
- Я убеждена, что ты хороший человек и Леку любишь. Очень прошу тебя: никогда не бросай её, что бы ни случилось… - помолчала и ещё раз произнесла: - Никогда. Что бы она ни сделала, как бы себя ни повела…
В то время у нас с Лекой было полное согласие, только родилась дочь. Просьба бабушки меня шокировала:
- Что Вы, Ольга Константиновна! Мы же с Лекой любим друг друга.
- Ты её ещё не знаешь, - произнесла та как-то очень серьёзно. – Обещай мне: что бы она ни натворила, ты простишь её и останешься рядом с ней.
Тогда я подумал, что у старушки уже не всё в порядке с мозгами, и спорить не стал.
В досвадебный период, а это целых три года, Лека не беременела, хотя я прикладывал к этому все силы, проверялся даже в поликлинике на возможность стать отцом. Всё-таки 56 лет. После свадьбы дочь появилась быстро.
Желание создать хорошую семью, сделать жену счастливой вдохновляло меня на работу и в кооперативе, и дома. С удовольствием стирал я не только пелёнки, но и Лекино бельё, ухаживал за ребёнком, вскакивая по ночам. Ведь жена была ещё молодой, неопытной. Во многом помогала и бабушка. Мы оба наперегонки старались облегчить жизнь молодой матери и фактически делали за неё почти всё. Сравнительное материальное благополучие и наличие свободного времени давали ей возможность ходить по магазинам, делая покупки для себя и для обстановки квартиры. Тяга к шопингу – так сейчас это называется – появилась у неё уже тогда, а со временем превратилась в довольно вредную страсть.
Сидеть дома с ребёнком Лека не хотела и, когда дочери исполнилось три года, посовещавшись, мы отдали её в детский сад. Там и общение с детьми, и развитие под руководством опытных воспитателей.
По специальности, полученной в институте, Лека работать не собиралась и поступила на курсы «Катюша», готовившие секретарей – референтов, а попросту – секретарш.
Я был против такой работы, пытался убедить жену в её бесперспективности, рассказал ей несколько анекдотов с участием секретарш.
- На этих курсах стажировку проводят за границей, - привела весомый аргумент жена.
Перед поездкой Леки в Швецию мы вместе обменяли в банке рубли на кроны. Возвратившись из поездки, Лека привезла домой сумму, во много раз превосходящую полученную нами в обменнике. На вопрос:
- Откуда такие деньги?
Только пожала плечами:
- У некоторых женщин было ещё больше.
Лека охотно, с юмором, но без всякого осуждения, рассказывала о любовных похождениях соседки по гостиничному номеру:
- Рестораны, дорогие подарки. В номере почти не ночевала. Денег домой повезла больше, чем привезла туда.
- Она замужем? – поинтересовался я.
- Конечно. Туда незамужних не направляли.
В те времена постеснялся я спросить: а как вела там моя жена?
После курсов Лека ищет работу. Её мечта – устроиться секретаршей к крупному боссу.
Мои мнения в расчёт не принимаются. А однажды она удивила меня ещё больше:
- Какой-то писатель предложил работать у него секретарём. Сказал, что будем ездить по всей России, а, может быть, даже за границу. Оклад хороший предлагает.
- Ты что, совсем не понимаешь, зачем он тебя приглашает?!
Лека делает удивлённые глаза:
- А что такого? Страну посмотрю. За границу съезжу.
Отношение к сексу, как видим, у неё было своеобразное. Вот ещё несколько примеров.
Устроилась на работу секретарём. Летом жена начальника уехала то ли на дачу, то ли ещё дальше. Работы было мало, и начальник предложил ей не ездить в офис, а заниматься бумагами у него дома.
Я воспротивился:
- Ты понимаешь, чего он от тебя хочет?
- Ты какой-то несовременный. Что же мне от работы отказываться?.. Да я и заходить буду к нему минут на 20.
Как-то я взялся её проводить. Не сообщив, что буду ждать, остался, наблюдая за подъездом. Оправдывал сам себя: подожду жену, что в этом плохого?
Ни через 20 минут, ни через час, ни даже через два моя жена так и не появилась.
Когда я сообщил ей, что ждал, она, на несколько секунд задумавшись, стала утверждать, что вышла через 15 – 20 минут.
- Ты меня прозевал.
Убедившись в её лжи, вспомнил, как ещё раньше обнаружил, что изнанка её юбки вся была вымазана чем-то похожим на сперму или сопли.
- Что это?
Увидел, как изменилось её лицо. Она знала ответ, но искала другой, более для меня подходящий.
- У меня вдруг появились какие-то выделения, «бели».
И тут же нашлась:
- Это всё от твоих бывших баб.
Улики эти были вещественными, но всё же, ещё можно сказать, что косвенными.
Другой пример. Другая работа. Жена обращается ко мне:
- Начальник производства уже полгода бьёт под меня клинья. Как ты считаешь, можно уже ему дать?
Я в шоке. Это жена спрашивает у мужа!
- Ты серьёзно? Ты понимаешь, о чём меня спрашиваешь?
- Не думала, что ты такой старомодный. От него зависит моя зарплата.
- Лека! Ведь ты таким образом можешь подхватить и принести в семью какую-нибудь заразу!
Лека терпеть не может несогласий с ней, тем более, возражений. Злость переполняет её:
- Ты один у нас чистенький?! Почему ты считаешь других хуже себя?..
Она не выделяет меня, как мужа, ничем из других мужчин. Как правило, говорит обо мне во множественном числе:
- Все мужики – сволочи.
- Вы, мужики, всегда так поступаете.
- Тебе, как и всем мужикам, нужно только одно.
Жена стала частенько приносить домой пышные (видно, дорогие) букеты. На вопрос, откуда, отвечает:
- А это у нас бухгалтерия закупает и потом раздаёт их сотрудникам.
Верить?..
…8 марта ждём с дочерью маму. Подготовили поздравления… Звонок в дверь. Наверное, она.
На пороге стоит парнишка с громадным букетом роз.
- Здесь проживает (называет ФИО жены)?
Я уже понимаю, в чём дело, но не нахожусь, как поступить.
- Да.
- Распишитесь вот здесь.
И я расписываюсь. Наконец спрашиваю:
- От кого?
- Не знаю. Наша фирма специализируется по доставке цветов на дом.
Он суёт мне букет и отворачивается.
Понимаю: надо отказаться, бросить цветы в рожу… Кому? Парнишке?
Что на этот раз ответит жена? Выслушав меня, она улыбнулась:
- Да. Есть у нас один молоденький менеджер. Давно за мной ухаживает… В ресторан приглашал. А что? Можно же сходить «нахаляву».
Получался такой парадокс. С одной стороны, полная фригидность в постели, с другой – стремление к чужому вниманию, ухаживанию, даже приставанию. Для этого нужно хорошо выглядеть. И Лека тщательно, даже гипертрофированно, следит за своей внешностью. Дом заполняют различные кремы, мази, втирания, гримы, помады, туши, краски для волос. Шкафы ломятся от платьев, сарафанов, костюмов (женских) выходных и повседневных, пальто, дублёнок, шуб, туфель, босоножек, сапог. Лекиного заработка на это не хватает, и она требует дотаций от мужа. Приходится изымать часть денег, вращающихся в бизнесе, чтобы удовлетворить её запросы. А ей всё мало и мало.
Самолюбование, стремление эффектно выглядеть становятся навязчивой идеей, отнимают не только деньги из семейного бюджета, но и время. Магазины, салоны красоты, втирания, маникюр, эпиляция, студия загара.
Лека желает купить новую дублёнку. Денег своей зарплаты на это явно не достаёт. Она тянет мужа в магазин, чтобы показать, как хорош товар, и выбить на это какую-то сумму. Пришлось раскошеливаться. Но, уже получив от меня деньги, Лека ещё хочет сэкономить и начинает торговаться с продавщицей. Та удивлённо смотрит на Леку, потом переводит взгляд на меня и зло произносит:
- Вы же вчера, будучи с другим мужчиной, уже поднимали этот вопрос. Хозяин разрешил сделать для вас скидку. Я её сейчас учла. Чего ещё хотите? Дешевле уже нельзя!
Лека растеряна, а продавщица уходит в кладовку, и уже оттуда слышен её возмущённый монолог:
- Вчера с одного содрала, сегодня другого привела, и ещё скидки просит.
- Я беру! – стараясь заглушить голос продавщицы, кричит Лека в пространство.
- С кем это ты вчера здесь была? – интересуюсь я по дороге домой.
- Это один мужчина с работы подвёз меня к магазину.
- Зашёл с тобой в магазин, торговался с хозяином и дал денег?
- Я попросила у него в долг. Придётся отдать с зарплаты…
Какому мужу это приятно? Даже сейчас, когда пишу, и то противно становится. А сколько подобного можно ещё рассказать…
Всё, что по этому поводу написано в «Друге», правда. Повторяться не хочется.
Рождение дочери ничего в наших отношениях не изменило.
- Сегодня я заберу дочь из Музыкальной школы, - заявляет Лека.
Соглашаюсь:
- Хорошо. Мне меньше забот.
Школа работает до 20 часов. Ни в 21, ни позже жены и дочери дома нет. Появляются после 10 вечера.
- Почему так поздно? Где же вы были?
- Заходили в кафе, - парирует Лека.
Восьмилетняя дочь ещё не научилась врать. Позже она расскажет, что, ожидая маму, осталась в школе единственной. Сидела с охранником. Мама появилась после 9ти. Извинилась. Быстренько заскочили в кафе, съели по пирожку.
- Папе не говори, что я поздно за тобой пришла…
…Случай, когда я не выдержал и ушёл из семьи в первый раз, был вопиющим.
В пятницу собрались на дачу. Лека вдруг «вспомнила», что ей сегодня сдавать последний экзамен на очередных курсах.
- Поезжайте без меня. Я приеду завтра утром.
Новенькое свидетельство об окончании курсов уже лежало в столе, но я промолчал: мало ли какие бюрократические бумаги надо оформить.
В субботу ни утренним, ни дневным поездом мама на дачу не приехала. Остался только вечерний – последний.
- Пойдём маму встречать, - сказал я дочери, в общем-то, уже уверенный, что она не появится и вечерним.
Не приехала.
Через 40 минут проходил последний обратный поезд, в город. На нём мы и вернулись домой.
Дома Леки не оказалось. Прождали до позднего вечера, а ночью я стал обзванивать её родственников и подруг.
- Не у вас ли Лека?
Молодой незамужней подруги Даши тоже дома не оказалось.
- Они с Толиком уехали к нему на дачу. Что-нибудь случилось? – обеспокоились родители.
Всю ночь мы с дочерью не спали. А вдруг, действительно, что-нибудь случилось?
Не вернулась наша мама домой и утром в воскресенье.
Только во второй половине дня услышали мы шум поворачивающегося в замке ключа.
- Скажи, что мы приехали только что, - попросил я дочь. Теперь и я учил её лгать.
Лека впорхнула на кухню:
- Давно приехали? – настороженно спросила она.
- Только что, - буркнул я.
- Ах, какой у вас бардак, - затараторила Лека. – Дымно! Грязно! Что это вы готовите? Какую гадость?
Выдержать больше я уже не в состоянии:
- Где ты была?
- В магазин бегала. Думала, успею что-нибудь приготовить к вашему возвращению.
- Неправда. Мы приехали вчера. Где ты провела ночь?
- У мамы… Зашла к ним, заболталась, осталась ночевать.
- Мы звонили. Тебя там не было.
- У Татьяны я была. Ты её не любишь, поэтому не хотела тебе об этом говорить.
- Татьяне мы тоже звонили.
Лека задумалась.
- Сказать правду, я ночевала у папы.
Отцу её раньше я никогда не звонил. У Леки была надежда, что телефона его я не знаю. Пришлось признаться, что я проштудировал все телефонные книжки в доме.
- Отец тоже не в курсе.
Глаза жены бегают. Она в растерянности. Что бы ещё соврать? Наконец решается:
- Мы с Дашей ходили на дискотеку. Потом заночевала у неё.
У меня уже всё кипит. Врёт, как Ольга, как настоящая распутная жена.
- Я разговаривал с Дашиными родителями. Она была на даче у жениха. Так где же всё-таки ты была?
- А вот этого ты не узнаешь никогда!
Моя жена вдруг сильно толкнула меня (от неожиданности я чуть не упал), потом повернулась и бросилась к двери. Пока она возилась с замком, я её настиг… Да. Пару раз врезал. Сильно. И пошёл собирать свои вещи.
Бледная дочь села рядом с сумкой, куда я дрожащими руками запихивал самое необходимое.
- Папа, а как же я?
Она понимала, что семья рушится, и страшилась этого. Как жаль было этого маленького беззащитного человечка! Я что-то объяснял ей, оправдывал себя, старался не чернить мать, с которой дочери ещё жить. Ей же важно было одно: отец уходит, покидает её.
Вещи отнёс к Поле. Сам ночевать поехал в старую квартиру, к Люде. Знал, что там все на даче. Ох, уж этот квартирный вопрос! Куда деться?
Хорошо, что стоит лето. Можно ночевать на даче. Ездить, правда, в город далеко. Я ведь ещё работаю…
В выходные Лека с Аней, как ни в чём не бывало, появляются на даче. Они имеют на это право. А где жить мне? Куда идти?.. Пришлось мириться.
Один раз прошло, значит, можно так и продолжать. Теперь всё стало периодически повторяться. Не стесняясь, Лека заводит знакомство с мужчинами через Интернет. Бегает на свидания. Часто ходит в ночные клубы или на вечера «Кому за 30».
Зачем она это делает, если к сексу равнодушна? Да, равнодушна. Но его можно использовать в определённых целях. Букеты, подарки, рестораны, кафе, интересное времяпрепровождение и тд. А рассчитываться за всё можно тем же сексом. Для неё это ничего не значащий акт – не тяжелее, чем в канаву помочиться.
- Я любому мужику могу отсосать, - заявила она как-то между прочим.
Для неё все мужики одинаковы. Если хранить супружескую верность выгодно, она будет её хранить. Если можно получить больше от неверности, то зачем терять выгоду?
Теперь я уже сам не понимаю, живу я с женой или не живу (иногда трахаемся). Доступ к телу свободен, но не только для меня. Ночую то у Люды (есть у меня там спальное место), то на даче, и в семье, конечно, тоже.
В отпуск в Крым поехал с дочерью. Вдруг к нам является Лека с подругой. Аня с Галей поселились в одной комнате, мы с Лекой – в другой. Потом серьёзно решали: спать вместе или отдельно.
Вечером Аня прибежала к нам и устроилась на одной из постелей. Мы с женой оказались вместе на другой. Оказалось, жарко и тесно. Бросили матрасы на пол. Дождались, пока заснёт дочь… Всё-таки я мужчина и ещё живой. Проявил инициативу.
В разговоре Лека не отрицала, что виной разлада стала связь с мужчиной. Когда же я потребовал обещания, что впредь этого не повторится, честно призналась, что такого обещания дать не может, что меня никогда не любила и, естественно, не любит сейчас; что считает такое понятие, как «супружеская верность», одной из выдумок слабых людей, чтобы как-то удержать при себе более инициативного и сильного партнёра.
Там в Крыму проявилась ещё одна сторона характера Леки.
Неожиданно приехал её отец. Пришлось уплотняться. Он стал третьим жильцом в нашей комнате. Оказалось, что у него очень болят ноги, особенно по ночам. Первую ночь он не спал вовсе и, конечно, не дал спать нам.
Во вторую ночь всё повторилось. Не выдержав, мы с женой часа в три оделись и вышли на свежий воздух. Сначала гуляли вдоль моря. Потом Лека потащила меня на территорию пустующего санатория.
Темнота. Деревья, кусты, пустые скамейки. И тут мою жену словно подменили. Прижавшись ко мне в неистовой страсти, она извивалась, стонала, закидывала на меня ногу, требуя немедленного совокупления тут же, на скамейке, в кустах, прямо на дорожке – всё равно, лишь бы быстрее… Мы проделали это под кустом. Поднявшись, пошли искать новое место, такое же неудобное, опасное с точки зрения разоблачения. Соединились второй раз, а потом, опять поменяв место, в третий…
Оказалось, ей необходимы были необычность, опасность, новизна. Партнёр же – это уже дело второстепенное...
Сколько ещё подобных случаев можно было бы здесь привести. Некоторые из них уже описаны в «Друге», но это только малая доля всего произошедшего.
…После очередного телефонного звонка Лека срочно собирается куда-то ехать:
- Я – в физкультклуб.
Мне тоже нужно в магазин. Выходим вместе. Чуть отойдя в сторону, Лека направляется к метро. Но клуб не там.
Мне так хочется её проверить, ещё раз уличить во лжи, и я иду за ней в метро. Из соседнего вагона наблюдаю, где она выйдет.
Автово. Поднявшись наверх, Лека оглядывается, затем выходит в зал, внимательно оглядывая уголки и тёмные места. Я в это время стою за колонной.
Не увидев того или чего хотела, она выходит из метро, зачем-то заходит в цветочный магазин и долго стоит там… Опять заходит в фойе метро… Напрасно.
Мобильников ещё нет. Лека звонит по телефону-автомату и опять направляется в цветочный магазин. Понимаю, место встречи там.
Мужчин в магазин входит немного. Неужели этот?.. Молодой. Небольшого роста (ниже её). Кавказец, в непомерно больших, ярко блестящих ботинках… Да, это он.
Они выходят вместе. Он впереди. Очень недоволен. Она в чём-то оправдывается. Опять заходят в метро и долго о чём-то спорят. Наконец договорились, выходят на проспект и уже уверенно куда-то направляются.
Плохой из меня сыщик. Народу на Московском проспекте много. Парочка идёт быстро. В общем, я их потерял.
Домой вернулась поздно вечером:
- Была в физкультклубе.
- А мне уже позвонили, - вру я, - что видели тебя в Автово то ли с кавказцем, то ли с татарином. Маленького роста. Моложе тебя.
- Кто видел?
- Зачем же я буду их выдавать?
- Конечно. Кому-то ты веришь больше, чем жене. Вот и живи с ними…
…Поехали на дачу. Собираем в лесу грибы… У неё звонит мобильник. Чуть отойдя от меня, она объясняет какому-то мужику, почему не может с ним встретиться. Назначает день и время нового свидания…
…Вместе приглашены в гости на день рождения. Она идти не хочет, но я настаиваю на соблюдении приличий.
Идём пешком через Сосновку. Звонок. О чём она разговаривает, я не слышу – отошёл вперёд.
Жду, жду, а Леки нет. Вернулся. Её уже нет вообще. Пришлось идти в гости одному. Пенять ей бесполезно. Ответ один:
- Не нравится – не живи. Тебя здесь никто не держит.
Иногда она пытается соблюсти приличия:
- Вечером я буду у мамы.
Проверять бесполезно, хотя, признаюсь, пробовал. На звонки отвечает чаще всего отчим:
- Нет. Не была. Не заходила…
Пришлось признаваться самому себе, что, выбрав в жёны эту женщину, я проиграл. Лека уже в открытую заявляет, что я мешаю ей жить так, как она хочет; что она, действительно, рассчитывала на мою смерть через 5-7 лет («А ты, чего доброго, меня переживёшь!»); что теперь я ей уже не нужен (стала самодостаточной, приличная должность, неплохой заработок); пришла пора сменить меня на более молодого, денежного, перспективного.
- Уйди! – просит она. – Я ещё могу заново устроить свою жизнь.
А я сопротивляюсь. Не потому, что люблю её (скорее даже, ненавижу), а потому, что уйти некуда, и, по правде говоря, уходить невыгодно.
У Люды (в то время) живут старшая дочь с мужем и внук Мишка. Что же создавать коммунальную квартиру? Поля с семьёй сама ютится в однокомнатной.
Уйти к другой женщине? Подходящие молодые, симпатичные женщины на улицах не валяются, а к старым душа не лежит и тело не стремится, всё-таки я ещё мужчина.
Лека требует именно развода. Он нужен ей для дележа имущества. Что же отдавать ей всё, совместно нажитое? А ведь собственные, заработанные ею, деньги она тратила только на себя. Жалко дачу, машину, два гаража и тд.
Мне на старости лет снимать жилплощадь? Жить в коммуналке или добиваться законной доли, судиться с собственной семьёй?
Обидно. Виноват кругом только сам.
Я хотел перевоспитать молодую, легко поддающуюся, как мне казалось, девушку; сделать её такой, какая мне нужна. Ошибся. Просчитался.
Она и тогда ещё открыто признавалась, что замуж идёт по расчёту, на время. Я не верил. Заявляла, что любви и других человеческих чувств (жалость, сочувствие, желание помочь, оказать помощь) не признаёт.
Любовь? Мужчины выдумали, чтобы не платить за секс.
Дружба? Это притворство для того, чтобы использовать человека, его имущество, время, деньги, силы в собственных целях.
Сочувствие? Жалость? К кому? К слабым? Так зачем они такие в этой жизни нужны? Чего их жалеть? Быстрее сдохнут – туда им и дорога.
Общаться нужно с сильными, успешными. И самой такой быть.
Помочь кому-то можно тогда, когда этот человек тебе нужен или будет нужен в дальнейшем.
Простая и чёткая жизненная философия. Если я хочу оставаться членом её семьи, то должен стать нужным, даже необходимым.
- Ты хочешь прекратить коммерческую деятельность? Устал? Зачем тогда ты здесь нужен?..
Я выписываюсь из госпиталя. Жена навестила меня там один только раз, чтобы предупредить:
- Не вздумай приезжать ко мне. Дуй туда, где прописан. И учти: горшки за тобой убирать никто никогда не будет. Ты здесь больше не нужен.
Не нужна была старая, больная бабушка, переписавшая свою квартиру на Леку.
Как не хотела она ложиться в больницу!
- А кто дома будет за тобой ухаживать? – спрашивает Лека.
Не нужна была после смерти бабушки её любимая кошка. Не стало кошки.
Больной отец Леки, возможно, прожил бы дольше, если бы переехал к нам. Но он был здесь не нужен, поэтому умер в коммуналке, и труп обнаружили соседи лишь через несколько дней после его смерти.
Кошка, которую сама Лека принесла маленьким котёнком с работы, прожила у нас почти 10 лет. Мы с дочерью любили её, как члена семьи. Лека не любила никого, а кошку особенно. После ремонта квартиры хозяйка заявила, что в новой квартире кошка не нужна.
Как только дочь уехала в Москву, хозяйка вызвала команду из ветеринарного центра. Мои мольбы не помогли.
- Забирай и убирайся вместе с ней. А если скажешь правду дочери, сразу вылетишь отсюда.
Во время спора наша Леся стояла между нами, смотрела обоим в глаза, словно понимая, что речь идёт о её жизни… Я вышел из квартиры… Предал живое существо, которое мяуканием встречала нас у входных дверей, которое ночью спало у меня на груди, которое так любила дочь… Через 20 минут после моего ухода кошки у нас не стало.
Теперь не нужен я. Так чего же я жду? Зачем упираюсь, оттягивая свой уход? Надеюсь, что Лека изменится? Только если вдруг стану нужен.
Чтобы показать свою нужность, превращаюсь в домохозяйку. Хожу на рынок, готовлю, убираю за женой, за дочерью, а прежде и за кошкой. Капризов же становится только больше:
- Не так сделал!
- Сидишь дома целыми днями, а пользы от тебя никакой.
Я теперь тоже стал расчётливым – лучше промолчать и бесплатно иметь женщину, место в квартире, возможность дописать эти записки.
Жена и дочь дома-то бывают редко. Можно и любовницу привести. А ещё есть возможность использовать Леку, как переводчицу при поездках за границу, как специалиста по Интернету при выборе мест отдыха. Такой симбиоз. Договорились, что при поездках половину её расходов я беру на себя. То есть траты – ;. И на это согласился. Уйти я всегда успею, хоть сегодня. Вернуться же будет сложно. Да и было бы куда уйти. Вот такие расчёты.
Иногда перебираю в памяти своих бывших женщин: не заменить ли Леку на одну из них?
Люда уже еле ходит.
Лада замужем, есть взрослые дети. И ей уже больше 60ти. Ужас!
Милка ещё старше. Та, скорей всего, и без меня хорошо устроилась.
Ольга окончательно спилась. Даже чудак – новый муж не выдержал, сбежал. А недавно моя бывшая любовница, мать моей дочери, умерла в 62 года. Алкогольный цирроз печени.
Оля-2. Как-то позвонил: не замужем, пятый десяток, но ждёт своего принца. Я ей на эту роль не подхожу – стар. Она считает, что мне за 60 (обманул в своё время), знала бы, что мне реально уже под 80.
Вера слишком молода. Натерпишься, похуже, чем с Лекой.
Вот так сижу и ничего уже не жду. Жизнь своим чередом несёт меня по течению, как щепку в канаве. Я же себя успокаиваю: в данный момент, при так сложившихся обстоятельствах, меня это наиболее устраивает. Жизнь-то наша непредсказуема. Всё может измениться внезапно. Как в анекдоте: или осёл сдохнет, или шах умрёт, или… У Бога есть варианты.
Наверное, от всего этого стало побаливать сердце. Нервы – ни к чёрту. Боюсь сам себя: вдруг не выдержу, сорвусь и прибью её совсем. На восьмом десятке попасть в тюрьму? Что меня здесь держит, какой расчёт? Сам себе отвечаю: боюсь одиночества – раз (это главное). Два: ещё пока нужна постоянная женщина, а на старух уже не стоит. Получается по идиотской поговорке: «Лучше есть пирог с друзьями, чем чёрный хлеб одному». Есть ещё и три и даже, если хорошо поискать, четыре… Лека хорошо знает английский, испанский, в Интернете – как рыба в воде. Несколько раз в год мы ездим за границу, недорого и с относительным комфортом. Только на Канарах побывали уже 11 раз. Деньги, в основном, мои, зато все хлопоты, переговоры, поиск авиарейсов, гостиниц – всё она. А кто ещё полезет со мной в горы? На Тейде, к Роке Нубло? К моей любимой «дырке», в которой я тайно мечтаю справить своё 80летие?
Да. Фактов явной измены было много. Всё описывать противно, но последний (да и последний ли?) всё-таки должен привести, чтобы окончательно показать меру своего падения, до чего может морально упасть, докатиться старый муж.
Казалось бы, хуже уже не может быть. Оказалось – может.
В то лето Лека вроде бы изменилась в лучшую сторону. Она стала чаще во-время возвращаться с работы, звонить домой, сообщая, где находится, чем занимается. Иногда даже спрашивает разрешения сходить на дискотеку или съездить на дачу к подруге по работе. Я тоже стараюсь не ограничивать её. Если хочет чувствовать себя молодой, свободной, пусть ещё немного побесится. Может быть, поймёт, наконец, цену спокойной семейной жизни. Ведь когда-то всё-таки должна она успокоиться. Во всём этом я чувствую какой-то подвох, но стараюсь останавливать, успокаивать себя: нельзя же постоянно подозревать её. Так можно совсем свихнуться.
- Вера пригласила меня к себе на дачу, - сообщает жена. – Можно, я съезжу в эти выходные, посмотрю, как обустроились другие? У неё баня есть. На машине туда и обратно.
- У нас на даче своих дел много, - рассуждаю я. – Ну ладно, съезди, посмотри. Когда вернёшься?
- В пятницу вечером – туда, в субботу вечером буду дома.
- А почему твоя Вера не приглашает меня? Она же знает, что ты замужем.
- Вера недавно развелась. Мужика у неё сейчас нет. Так что мы будем на даче с ней вдвоём. Ты, вроде бы, будешь лишним.
- Ладно. Не забудь взять мобильник. Позванивай.
В пятницу после работы от Леки был последний звонок:
- Так мы с Верой поехали.
…В субботу она домой не вернулась. На мои звонки оператор отвечал:
- Абонент выключен или недоступен.
Надежда ещё оставалась. Возможно, Вера не захотела ехать домой в субботу, и женщины решили провести на даче ещё одну ночь. Но почему тогда Лека не звонит? Знает же, что я беспокоюсь, да и дочь тоже.
Прошло и воскресенье. 12 часов ночи. Леки нет. На звонки не отвечает… Только ночью раздаётся её звонок:
- Я сегодня домой не приду.
Мои нервы не выдерживают. Сколько можно терпеть её выходки?
- У тебя опять новый мужчина? – пытаюсь я уличить жену и неожиданно получаю ответ:
- Да.
Ещё надеюсь, что она говорит это мне назло. Так прямо ещё она о таких вещах не сообщала.
- Ты врешь? Он рядом с тобой? Тогда передай ему трубку.
После небольшой заминки в трубке раздаётся молодой мужской голос:
- Да. Лека сейчас рядом со мной.
Что же ему сказать? О чём ещё спросить? Прошу опять отдать телефон жене. Мои вопросы глупы и наивны:
- Он любит тебя?
- Ты меня любишь? – слышу её смеющийся голос.
- Конечно! – беззаботно сообщает он. – Скажи, что завтра мы приедем, чтобы забрать твои вещи.
О чём ещё можно говорить? Что спрашивать?
Ладно. Брошен я. А как же дочь? Она, хоть и не маленькая уже, но ещё подросток.
Как провёл я ночь, какие картины представлял себе, о чём думал… Представить, если сам такое не пережил, трудно.
Кроме сердечных всплыли и вполне житейские вопросы: Куда уходить? Что станет с дочерью? Как дочь поведёт себя с матерью?
Днём не выдержал и позвонил жене на работу. Она почти все вопросы уже продумала:
- Жить буду у него. Чтобы дочь не оставалась одна, можешь пока пожить на этой квартире. Платить за неё будешь сам.
Вечером они явились за вещами. Лека собрала несколько сумок, отнесла их в ожидающую её машину.
- Я не могу дома долго оставаться, но, если хочешь поговорить, решить какие-то вопросы, можно погулять во дворе у него на глазах, - предложила она.
Вышли. Сделали несколько кругов по двору. О чём-то говорили, что-то решали… Ничего не помню.
- Иди. Он тебя ждёт, - первым сказал я.
Конечно, и вторую ночь я не спал… В 7.30 раздался звонок:
- Если хочешь, я могу сейчас приехать.
Что ответить на такое предложение?
- Приезжай! – само вырвалось у меня.
Приехала. Разделась. Легла в постель… До ухода её на работу оставалось больше часа… С таким наслаждением я давно уже не трахал теперь уже чужую женщину.
На другой день произошло то же. Оказалось, что он уезжает на работу очень рано, а она не хочет оставаться один на один с его матерью. Вот и приходится идти домой.
На третий день она, видимо, поленилась рано вставать и прислала СМС: «Если хочешь меня увидеть, жди в 9 часов у переезда».
Пошёл. Проводил до работы.
А вечером, спрятавшись, дождался её выхода с работы, не подошёл, а проследовал сзади до самой его машины. На всякий случай записал номер. Они, так и не заметив меня, уехали к себе домой, а я одиноко пошёл к себе.
Утром она опять была у меня. Так и повелось. Кто кого обманывает? Непонятно. Как-то я всё же спросил:
- Он знает, что ты трахаешься со мной?
- Догадывается.
- И его это устраивает?
- Не очень. А что он может сделать?
- Сама-то когда определишься?..
- А меня всё устраивает. Там я, как царица, сижу на диване, ничего не делаю. Конфету съем – бумажку на пол брошу – он подберёт. На горных лыжах кататься в Токсово не маршруткой еду, а на машине. На дачу тоже не в переполненной электричке жмусь. К тому же, там и баня есть и туалет тёплый. Секс с ним меня больше устраивает, чем с тобой – всё-таки он почти на тридцать лет тебя моложе. На еду не трачусь. У плиты не стою. Подарки – опять же.
Вот, оказывается, какую рациональную жену я себе выбрал…
…Ещё не прошло и недели, как Лека ушла к любовнику. Неожиданно для меня вечером является домой.
- Я заболела.
- Болеть собираешься дома?
- Что же я целыми днями буду один на один там с его матерью находиться?
Логично.
Постель у нас одна, общая. Спим вместе со всеми последствиями. Иногда он звонит, справляется о её здоровье. Это дало мне возможность узнать номер его домашнего телефона и мобильника.
Не сдержавшись, попробовал ему позвонить, но он разговаривать отказался.
Болезнь затянулась. Ухаживать за больной приходится мне. Может быть, она теперь всё-таки останется дома?
Не тут-то было. Как только полегчало, Леке срочно понадобилось выйти из дома. Я понял, для чего и, каюсь, скрытно пошёл следом.
На выходе из метро Просвещения он её встретил.
Иду сзади. Они даже не догадываются оглянуться. У меня теперь есть возможность его рассмотреть. Чем больше смотрю, тем больше удивляюсь. Обычный рабочий паренёк, много моложе её. А ведь она мне говорила, что ему больше 50ти, и он достаточно солиден. Совсем нет. Куцая курточка, потёртые джинсы. Ведёт себя, как мальчишка-подросток. На ходу обнимает её, пытается целовать. Она тоже преображается, почувствовала себя молодой, хохочет неестественно, заглядывает ему в глаза, тоже обнимает за талию.
Ба! Его так качнуло! Оказывается, он ещё и выпивши. Она же не переносит пьяных!? Да. Всё может измениться.
Заходят в несколько магазинов, затовариваются продуктами…
А вот около дома его машина – узнаю по номеру.
Зашли в подъезд. Я следом, но замок кодовый. Цифирки вытерты, и я легко открываю дверь. Несусь за ними – хотелось бы узнать и номер квартиры… Чуть не столкнулись. Они почему-то не заходят в квартиру, а стоят на площадке третьего этажа. Чего-то ждут. Он, прижав её к стене, задрал уже ей юбку. Оба беззаботно смеются.
Не стал показываться им на глаза. Номер квартиры запомнил.
На ночь, конечно, Лека домой не вернулась. Выздоровела.
Моя ночь была кошмарной. Тяжело даже вспоминать.
Утром, совсем разбитый, не смог даже подняться с постели. Сердце сжало словно тисками. Так ведь и сдохнуть недалеко. И всё из-за какой-то ****и! Я что, люблю её? Скорее, ненавижу… А ведь если бы она сейчас оказалась рядом, мне, пожалуй, стало бы легче.
Так в чём же дело? Если она не жалеет меня, не представляет моего состояния, почему я должен жалеть её?
Набираю номер их телефона. Он берёт трубку.
- Позовите Леку. Это срочно.
Он передаёт ей трубку. Я:
- Приезжай немедленно. Мне очень плохо.
И я не рисуюсь, нисколько не притворяюсь. Мне, действительно, плохо. Пусть она знает об этом. Пусть, если произойдёт что-то совсем дрянное, почувствует свою вину. Неужели она совсем не может переживать?
Приехала быстро. Может быть, и не сочувствовала, но обстановку поняла. Видать, я совсем хреново выглядел.
Пытаюсь шутить:
- Я за тобой ухаживал, пока ты болела. Теперь твоя очередь.
Ночь она провела со мной, а на другой день позвонила с работы:
- Сегодня ночую у него. Приду завтра.
Так и пошло. День – здесь, день – там.
Я уже не ревную. Наоборот, представляю её чужой женщиной и радуюсь, что обманываю его. Стараюсь выцыганить лишний день, а лучше – ночь. Дошло до того, что иногда она после работы бежит ко мне, ничего не спрашивая и не объясняя, раздевается:
- Давай скорее, а то он догадается, что я у тебя была.
- Так завтра же ты, всё равно, у меня ночуешь.
- Ну и что? Узнает про сегодня – ругаться будет.
- Ты разве боишься?
- Не в этом дело. А как-то нечестно это.
Вот такое у нас понятие о чести.
Однажды утром, поднимаясь с постели, я обратил внимание на её соски. Они выглядели увеличившимися, набухшими, ярко красными. Вспомнил сразу и о своём члене. Он у меня особым образом реагирует на беременность партнёрши.
- Беременна?! – то ли спросил, то ли уже констатировал я.
- Ты тоже заметил? Наверное, да.
- Будешь рожать?
- Посмотрим ещё. Скорее всего, да.
- Ведь ты же не знаешь, кто отец.
- Конечно, он. Мы с тобой последние несколько лет вообще не предохранялись, и ничего не было.
Он хотел ребёнка. Я, естественно, был за аборт. Моё мнение никого не интересовало. Она же считала, что роды омолодят её, сделают более красивой, придадут здоровья, следовательно, продлят жизнь…
Природа решила по-своему – произошел выкидыш.
Я надеялся, что после этого они расстанутся – зачем молодому парню старуха, которая даже не может родить, которая живёт на две семьи, спит с двумя мужиками одновременно… Нет. Он, по-прежнему, согласен на всё, лишь бы она оставалась с ним.
Так и тянем: я – в свою сторону, он – в свою.
Узнаю, что у него есть слабые места.
Первое. Он живёт с матерью. И он и Лека очень боятся, чтобы мать не узнала подробностей о новой любовнице: что она замужем, имеет взрослую дочь, живёт на два дома, жадна, имеет вздорный характер и тд. Я уж не говорю о целом букете Лекиных болезней, о которых знаем только она и я…
Дизбактериоз. Постоянные боли в кишечнике. Иногда они буквально складывают её пополам. Чего бы ни съела, почти всё рвотой выходит обратно. Особенно, жирное (например, мороженое), острое, кислое, просто не совсем свежее. Это приводит к постоянным отрыжке и выделению газов, последнее – особенно по ночам. Меня она не стесняется – иногда в комнате, а то и во всей квартире не продохнуть. А как же там?
Хроническое воспаление влагалища. Постоянные выделения, бели и боли. Сегодня чешется, завтра воспаляется так, что не только засунуть туда член, дотронуться больно. Она называет это молочницей.
- Это всё от твоих бывших баб, - утверждает она. Баб этих давно у меня нет. Я же считаю, что это от её безалаберной половой жизни. Секс, как удовольствие, ей не нужен. Она к нему равнодушна, но он является для неё дешевым инструментом для привлечения мужчин, для получения от них желаемого (повышение по службе, подарки, рестораны и кафе). Секс является для неё тестом привлекательности: трахают – значит, я ещё хороша. Утверждению, что мужчина ищет не красоту, а доступность, она не верит.
Геморрой. Обычный, вульгарный. Иногда он доводит её до слёз. Когда она просит меня посмотреть (Как он там?), я, видя эти надувшиеся чёрной кровью пузыри, пугаюсь.
Облысение. Утверждает, что выпадение волос началось в подростковом возрасте, когда их пионерлагерь под Краснодаром использовали на колхозном поле, как бесплатную рабочую силу. Этот недостаток жена скрывает париками и шиньонами. Они разбросаны у нас по всей квартире. На ночь, естественно, снимает. А как же там?
Ещё у неё что-то с суставами. В плече – привычный вывих, щёлкает и выскакивает колено…
Спросите: как же я женился, зная всё это?.. Что-то она скрывала, на что-то я закрывал глаза – оно компенсировалось её молодостью и, как я считал, любовью ко мне. Почему так держусь за неё, воюю, страдаю, выношу оскорбления, постоянную ругань, недовольство? Не хочу объяснять, хотя, наверное, смог бы. Как можно отдать без боя то, что принадлежит тебе? Пусть это даже говно, но оно моё. Мы вместе уже 26 лет… Иногда (и очень часто) мне хочется её уничтожить, одним разом положить конец не возможной для нормального человека жизни, своему унижению и постоянным переживаниям. Но представить себя в одиночестве или, того хуже, в тюрьме, тоже не могу.
Вернёмся, наконец, к его слабым местам. Раз было первое, должно быть и второе. Лека любит путешествовать. В этом мы соответствуем друг другу. А он, по каким-то причинам (возможно, мать, работа, дача…) не может покинуть город. Последнее я использовал в нашей с ним борьбе.
Предложил ей провести отпуск в Таиланде. Все расходы беру на себя. Условие одно: взять с собой дочь. Последним я пытаюсь показать Леке, что у неё есть полноценная семья; что, уходя от меня, она потеряет и дочь. А с чем останется?
Прокатиться нахаляву в Таиланд – такого Лека пропустить не смогла.
Там дочь быстро нашла себе компанию, и мы с женой вынуждены были постоянно оставаться вместе, особенно по вечерам, да и ночью тоже. Должно же было это оттолкнуть его от неё. Неужели за это время он не найдёт себе новую бабу, любящую, моложе, свободней, скромней? Пока я вижу, что связь между ними не прекратилась. По-прежнему переписываются смсками, перезваниваются.
А если всё-таки он не откажется от Леки? Ну что ж, тогда никому…
По вечерам мы с Лекой усиленно занимаемся сексом. Тому способствует моё сознание, что это жена не моя, что это чужая женщина, собирающаяся уйти от меня, как только мы вернёмся. В войне средств не выбирают, и я тайком снимаю всё на видеокамеру. Ух! снимать есть что! Во всех видах… Многократно… Она не только участница, но во многих сценах инициатор. А уж если это увидит его мама!..
Мы снова в родном городе. Надежды мои не сбылись. В первый же вечер она побежала к нему. Пробыв там два дня, вернулась на некоторое время домой. Хорошо устроилась. Объявила:
- Три дня в неделю буду там, включая один выходной, четыре дома.
Я не возмутился. Я стал торговаться и добился того, что моя жена пообещала проводить там не три, а две ночи в неделю.
- А как же он? Согласится? – с надеждой, что «нет», спросил я.
- Что ему остаётся делать?!
Видать, он тряпка ещё хуже меня.
Дома у неё тоже куча дел. Периодически надо ездить на Васильевский, убирать там мусор, скопившийся в комнате, оставшейся ей по наследству от умершего отца. Я езжу вместе с ней. Надышавшись там пыли, потом ночами мучаюсь от приступов астмы. Зато после работ не отпускаю её туда, а тащу домой. Затем надо провести в этой комнате ремонт. А ещё оформить целую кучу документов. Всё это могу сделать только я, ведь она работает, да и он, если бы даже захотел помочь, тоже всегда занят работой.
После Васильевского острова мы делаем ремонт в своей (её) квартире. Без меня опять же не обойтись. Я нужен. Зато приступы астмы стали постоянными. Смешно сказать, но спасают меня только поездки за границу, куда-нибудь на юг (Турция, Греция, Египет, но лучше всего Канары). Всё как рукой снимает.
Так постепенно довёл я её посещения того дома до одного раза в неделю. В конце концов, произошло то, чего я добивался, она перестала туда ходить вообще.
Твёрдой уверенности в этом у меня нет до сих пор. Возможно, как это было вначале, они снова перешли на систему «я – муж, он – любовник». Она приходит домой, когда захочет. Правда, объясняется, если спрошу:
- Была на фитнесе (в Апрашке, в гостях у новой подруги, у мамы, ходила по магазинам).
Вижу, что по-прежнему она размещает свои «резюме» в Интернете. Внешне она здорово сдала, но сама, как большинство женщин её возраста, этого не замечает. Сейчас ей уже 46. Сколько ещё нужно времени, чтобы самой убедиться в приближении собственной старости? Или при мне это не произойдёт никогда?
Подведём итог этому разделу. С последней женщиной, официальной женой мне явно не повезло. Живя вместе уже 26 лет, мы всё больше ненавидим друг друга. Она согласна расстаться, даже просит об этом. А я боюсь одиночества в старости, не хочу делиться нажитым имуществом, как могу, цепляюсь за сложившуюся, пусть нестойкую, обстановку. Надеюсь, что будет лучше, хотя знаю: будет только хуже.
Моя жена ****ь. Я знаю это и с этим мирюсь.
Прожив почти 80 лет, мечтая о настоящей, большой, огромной любви, так и не встретил её. А существует ли она? Не выдумки ли это отдельных, больных на голову поэтов, писателей, философов, моралистов?
© Copyright: Юрий Соловьев 2, 2014
Свидетельство о публикации №214122101886
Свидетельство о публикации №214122101886
Рецензии
"Мои ручонки беспрепятственно блуждали по её животу, лобку, ляжкам."
они без трусов что ли были все?
Абрам Честникофф 03.02.2019 14:21 • Заявить о нарушении
они без трусов что ли были все?
Абрам Честникофф 03.02.2019 14:21 • Заявить о нарушении