12. Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены
Он преградил дорогу:
– На адмиральский корабль иди. Твое место там.
– Не ты здесь решаешь.
– В мою лодку не сядешь, ясно?
– Нет вы посмотрите на этого человека, – возмутилась Мара, – я его взяла в поход, а он теперь меня в лодку не пускает. Сергей, почему молчишь?
Адмирал что-то буркнул и отвернулся.
– Надин, прыгай, отчаливаем, – скомандовал Николя.
Не глядя на подружку, Надин быстро шагнула с берега на переднее место. Байдарки выстроились одна за другой вдоль русла реки. Маша с Ирой оказались замыкающими. Они пристроились в хвост Артуру, ни на метр не отставая. Мимо то проплывали влажные луга, покрытые зеленой сочной травой, то к самой воде подступал густой лес, и длинные ветви деревьев свешивались над байдарками так низко, что приходилось нагибаться.
Внезапно из-за поворота на них с ревом выскочила моторная лодка. С надсадным ревом заложила вираж вплотную к байдаркам, подняв высокую волну, и еще один раз, пронеслась совсем близко. Моторкой рулил пьяный парень.
– Носом к волне! Станьте носом к волне! – закричал Адмирал.
Все, кроме Маши с Ирой развернулись, а те загребли вразброд. Их закачало. Меж тем моторка опять пошла на байдарки. Адмирал выхватил ракетницу, встал, направил ее в парня.
– Не стреляй, – закричал тот, быстро свалившись на дно лодки.
Оставшаяся без управления моторка вильнула, понеслась к берегу, на страшной скорости выскочила вся целиком, рубя винтом песок и корни деревьев, после чего заглохла. Вновь наступила тишина.
– Оказывается, мы вооружены, – обрадовалась Надин. – Здорово Серега его напугал! Ничего себе, пистолетик! Правда?
– Ракетница.
– Ну и что, что ракетницу. Как долбанет в лоб ракетой!
– Если в лоб, то да.
– А пусть не лезет!
Для проведения обеда причалили к правому, обрывистому берегу. На верху, на самом краю, белело одинокое разрушенное здание без крыши. Не очень большое, но высокое.
– Поднимаемся, там есть сухие доски для костра, – скомандовал Адмирал.
Они взобрались на холм. Далеко, до самого горизонта зеленым густым ковром виднелись леса на левом берегу.
– Часовня, – пояснил Артур, – кстати, балки все еще в неплохом состоянии. По всему видно недавно и крыша была.
– А сейчас маршрут туристический проходит, знакомство с историческими ценностями прошлых эпох, – хмыкнул Адмирал, – эту плаху берем и рубим для костра, ее одной хватит. Прочие не трогайте, в другой раз сгодятся.
– Прямо как в церкви, – Маша воздела глаза к небу, блиставшему наверху, напрямую из круглого свода.
Проплывавшие облака смотрелись из часовни райскими кущами.
– Наверное, и бракосочетания совершались, – принялась выдумывать Маша напропалую, расширенными глазами оглядывая стены и прикасаясь к ним пальцами, – кто-нибудь венчался, а теперь это место разорено. Жалко, наверное, тем людям смотреть…
– Давно умерли все, кто здесь венчался.
– Вот тебе бы, Мара, жалко было узнать, что тот ЗАГС, в котором вы с мужем брак зарегистрировали, к примеру, сгорел?
– Жалко, конечно. Попробуй потом копию снять в случае чего, когда потребуется.
– Вот, а здесь люди венчались по-настоящему, перед Богом. В ЗАГСЕ что? Расписались, под марш Мендельсона шампанским чокнулись, конфеты по карманам рассовали быстро-быстро, и скорее в ресторан гулять. И то жалко. А здесь царские венцы на головы одевали жениху и невесте. Когда буду замуж выходить, обязательно в церкви обвенчаюсь, что бы на всю жизнь. Собственно, если разобраться, перед Богом, Мара, вы со своим мужем еще как бы и неженаты вовсе.
– Адмирал тоже, почитай, неженатый грешник, – изумился Артур, – это дело надо срочно исправлять. А ну, встаньте-ка передо мной. Так, за руки возьмитесь, – он влез на балку возле стены, остальные располагались ниже, на земляном полу часовни.
Как ни странно, Сергей с Марой подчинились: встали рядышком.
– Согласна ли ты, Мариамна, стать женой раба божия Сергия, быть ему верной в радости и горе до самого последнего вздоха?
– Согласна.
– Согласен ли ты, раб божий Сергий, взять в жены рабу божью Мариамну?
– Согласен.
– Помолимся господу нашему и просим его благославить брак сей, и ниспослать на вступающих в него небесную благодать. Господи, Боже наш, славою и честию венчай их! С именем божьим отныне вы являетесь мужем и женой. Поцелуйтесь в знак сего … так, хорошо. Кто еще желает обвенчаться до обеда? Что, нет желающих?
Желающих больше не нашлось. Присутствующие молча сделали вид, что поп-расстрига случайно смолол чепуху в ответственный момент. Адмирал с Марой все еще стояли, взявшись за руки, опустив головы. Словно бы пораженные краткостью церемонии и желая ее дальнейшего продолжения, с троекратным обводом пары вокруг аналоя, который бы послужил знаком духовной радости и торжества. Точно так же держась за руки, с опущенными головами, вышли из часовни. Сразу за ними в полном молчании следовали свидетелями таинства Николя с Надин, Ира и Маша.
Расстрига объявил следом:
– Бутылка рома с вас к вечерней зорьке!
На последнем ужине доедали все припасы, чтобы с утра без завтрака в два счета добраться до базы. Тушенки в гречневой каше, к удовольствию Николя, оказалось даже больше, чем каши. Дождя не было. От леса исходил густой, вкусный запах грибов, как в августе месяце, река плескалась крупной рыбой. Костер горел на славу. Адмирал открыл свадебную бутылку рома.
– Горько! – сказала Ира.
– Горько-горько!
Будто бы находясь на большой свадьбе, в присутствии многочисленных гостей, Адмирал с Марой скромно поцеловались.
Артур, выпив ром, морщился:
– Маша, Ира!
– Чего? – хором ответили девушки.
– Чего-чего… нет у нас огурчика малосольного… что ли?
– Ром бананом закусывают. А бананы здесь не растут.
По причине отсутствия бананов, певец исполнял в тот вечер грустные, завершающие песни, настроив коллектив на минорный лад.
Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены.
Тих и печален ручей у янтарной сосны.
Пеплом несмелым подернулись угли костра,
Вот и окончилось все – расставаться пора.
И опять девушки Маша с Ирой смотрят на него во все глаза. Сегодня Артур поет Ирине, для восстановления равновесия. Певец вообще легкий человек, живет играючи. Ирина быстро поняла, что сегодня вечер ее, а Маша по-женски не верила, что так бывает. Кидала на подружку уничтожающие взгляды. Но Ира здесь не при чем, просто сегодня ее очередь настала, в ее честь поют, чтобы никому не было обидно за пустой поход. Чтобы спустя некоторое время: месяц, неделю, год, или даже лет через пять снова потянуло надеть рюкзак, отправиться черт знает в какую глушь, а там вечерком у заветного костра посидеть, песенки послушать, которые будут петься исключительно ей одной. А может и не ей даже, но все равно… сидеть, ощущая прежнюю, волнующую радость.
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях
Встретишься со мною?
Артур негромко, нежно перебирал струны, трогая прямо за сердца. Глаза Иры ликовали. Маша смотрела в сторону реки, а Сергей с Марой сидели обнявшись так близко, что щеками касались друг друга. Надин заморозила руки в реке, отмывая посуду, и потому сунула ладони под мышку Николя, обе сразу, отогревать. У того и в мыслях нет отбрыкиваться, напротив. Венчавшиеся ушли в свою палатку.
– Я сегодня с вами сплю, – сказал Артур Ире с Машей, – не хорошо тревожить молодоженов. Не по человечески будет, правда?
– А я? – удивилась Надин, – тоже что ли?
– Пустим, не жалко, – разрешил Николя, – в тесноте, да не в обиде.
А все кончается, кончается, кончается,
Едва качаются перронов фонари...
Глаза прощаются, надолго изучаются,
И так все ясно – слов не говори.
На щеках Маши блеснули полоски. Она встала, ушла далеко по берегу реки. Совершенно напрасные душевные метания ни к чему хорошему не привели – никто за ней не бросился уговаривать вернуться, Артур пел самые лучшие, самые притягательные песни, какие выдумало передовое, путешествующее с рюкзаками, человечество.
Трудно таскать лодки от реки по кочковатому болоту в сплошном тумане от реки к озеру в восемь часов утра, после раннего марш-броска по реке, без завтрака. Особенно, если абсолютно не выспался в холодной палатке, где как всегда оказался крайним.
Трудно, но надо. И они их перенесли. Когда снова сели в лодки и поплыли в плотном озерном тумане, отчетливо слышно было, как с весел срываются капли воды, теплой-теплой, после ледяной речной, вот тут стало хорошо и уютно. Почти дома.
На середине пути обнаружили Герасимыча в казанке с удочками. Рыбак молча замахал кулаком, охраняя утренний клев от их радостных приветствий. Человек оставил золото да алмазы, предпочтя добывать свой завтрак трудами праведными, а эти на байдарках только дурью маются. Хорошо еще, что девушки не пели. Надин замерзла в палатке, скукожилась теперь на носу.
А у Сереги в палатке тоже ведь один спальник. Неужели Адмирал захватил его в свою пользу и не пустил венчанную на постой? А что? Все может быть. Вон Маша же не пустила Артура в спальник к Ире, сама дрыхла всю ночь спокойненько на пару с подругой, в то время, как гитарист, в конце концов, устроился между Надин и Николя.
Меж тем, на берегу их ждала торжественная встреча.Команду выстроили в нестройную шеренгу, переминавшуюся с ноги на ногу, и в эту минуту они походили на бывалую разведгруппу, вернувшуюся с «языком»: мокрые, грязные, но бодрящиеся в своих боевых походных костюмах. Роль «языка» исполняла опять же Мара. Будто ее приволокли сюда без спроса – горбилась в строю, смотрела под ноги, на шутки не реагировала. Необыкновенно веселый с утра пораньше врач лагеря и маленькая женщина с большим животом, имевшая позывной «Кастрюлька», поднесли на подносе стаканы с гранатовым соком, а так же вручили маленькие значки туриста третьего разряда. Николя положил свой значок в карман.
– Не забудь потом вытащить, – буркнула Надин, – а то сдашь с одеждой награду за храбрость.
Сергей осторожно обнял беременную жену. Роста оба невысокого, почти ровня, а когда обнимал, пришлось согнуться осторожно над животом, отчего стал даже чуть ниже супруги. Все чувствовали неудобство минуты, наперегонки ринулись к столовой. Мара с Надин первые. Получалось, что здесь, на турбазе гражданский брак с беременной женой значительно перевесил венчание, хотя в походе казалось по иному. За время церемонии встречи Адмирал не посмотрел на Марочку ни разу. Он сделался моложе и ее и своей жены, совсем будто мальчик белобрысый, со вчерашнего дня нечёсаный.
Солнце висело яркое, но туман уплотнился настолько, что озера вместе с лодкой Герасимыча и лесом на противоположной стороне не было видно до десяти часов.
Свидетельство о публикации №214122101926