Три точки... тире

Танюшка внесла в мастерскую терпкий запах бархатки, а в придачу и тарелку с яблоками, сливами, виноградом — этой осенью фруктов предостаточно. Евгений
Степанович на минуточку оторвался от своих плат, над которыми колдовал с паяльником в руке, и перевел на жену жаждущий взгляд. Она усмехнулась — стройная,
нежная, похожая на краснобокое яблоко, которое обпилось соком летним. Годы Танюшке только на пользу идут. Уже и внуки есть — а у нее все чертенята в глазах
резвятся. И к работе хваткая — все горит у нее в руках: и в поле, и дома. Четверть века вместе прожили.

В селе, понятное дело, жить можно, потому как тут кто работает, тот и имеет. В особенности теперь. В их семье все есть: и дворец двухэтажный, и авто современное. Свою телемастерскую держат. Цены у них немного выше, чем в райцентре, ведь и за патент заплатить нужно, и еще кое-кому, зато к качеству работы никто претензий не предъявлял — Евгению Степановичу когда-то не с таким «ширпотребом» приходилось дело иметь.

Армия промелькнула для него как один день, песнею пролетела. Не помешали и среднеазиатские пески, что всегда на зубах скрипели, ни жгучее солнце... На память лозу виноградную привез — прижилась, на солнцепеке красуется. Ягоды сладкие-сладкие, как и сами воспоминания...


... В эфире звуков, как звезд в чистом небе, тесно от них. Морзянки на все лады перекликаются, одни — громко, другие — чуть слышно, как сверчок: цир-цир- цир... Попробуй разберись, о чем они там насвистывают вперемешку? Точка... точка... тире... точка.
Евгений, ясное дело, понимает, моментально все ловит и обрабатывает. На бумагу ложатся ровные столбики цифр, которые передают шифровальщикам. На улице — жара. В аппаратной тихо и прохладно, окна в ней затенены и оба кондиционера холодный воздух нагнетают. Хлопцы на плацу шаги отбивают — аж сюда слышно. Локатор на пригорке
крутится и крутится...

Евгения недавно сюда из «учебки» направили, но он на привилегированном положении, несмотря на то, что «салага». На уборку его почти не направляют. В радиотехнике как рыба в воде чувствует себя. Это все поняли, как только он в подразделении появился. Схемы, платы, паяльники — его стихия. Вся техника, которая вышла из строя, за неделю под его руками заработала. А Евгений никак опомниться не мог: неужели такое богатство в мире бывает?

Приемник сильный, весь мир сразу услышать можно. Самолеты переговариваются, военные и гражданские. А локаторщики направляют: «Курс — двести, расстояние — двести сорок». Не заблудишься.И моряки тоже переговариваются между собой: те еще дальше один от другого — может, даже, в разных океанах.

Задание сегодня ответственное: зафиксировать передачи радистов с позывными «Зумр-6» и «Кумр-8». Евгений четко представлял себе, как будут звучать те «зумры-кумры» в наушниках. Быстрая атака звуков, которые он должен узнать уже с третьего пиканья. А на частоте только отчужденное молчание.

Хмелевский упросил Евгения подежурить за него — сам боялся «ворону поймать», так как уже«дед». А фасон нужно было держать.

Старший лейтенант сидит сбоку и смотрит на Евгения, как на профессора, который заканчивает больному очень важную операцию: будет жить или нет? Его волнение начали и Евгению передаваться. Хотя, зачем переживать? Автоматика работает четко, она
сигнал зафиксирует. Но и самому нужно быть наготове.

Частота возбуждена, как рой перед вылетом. Цир-цир-цир... В вечерней степи так сверчки летом свистят. Нигде так не «цвиркочат», как у них дома. Потому и село Цвиркунами назвали.

Когда же те «зумры» и «кумры» голос подадут? Старший лейтенант уже носом клюет — глаза красные. Вылакал спирт, что им на регламентационные работы выделили — ничего, что зеленкой подкрашенный. Капитаном когда- то был, но за пьянство разжаловали. Не кается.

Локатор крутится себе и крутится. И земля тоже крутится. Время идет... «Тире... точка... точка... точка...» Евгений в уме столбиками выставлял буквы и цифры, и они уже не помещались в этой большой комнате. Ребята что- то передавали на ключе и на «приеме» работали. Дежурный забирал и уносил бумаги.

Евгений по скорости передач всегда первым был. Некоторые завидовали, особенно Хмелевский — он прежде «королем эфира» считался, и не нравилось ему, что какой-то «салабон» его лавры отобрал.

Далекий-далекий сигнал, словно из Вселенной добирается — «зумр» вроде бы... Нет, это Евгению только показалось. Тот сигнал громче должен быть и на другой частоте.

О, снова «процирикало»! Не то... Старший лейтенант закинул голову и громко храпит. Шел бы в лабораторию и спал себе...

Евгению с детства радиотехника нравилась. С учителем физики детекторные приемники мастерили.
Почти в каждом селе длиннющие антенны висели — молнии летом приваживали. Потом переносные приемники пошли. А когда в село электроосвещение провели, те антенны на передачу в эфир заработали. К радиолам подключали приставки — и уже: «Всем, всем,
всем! На частоте работает радиостанция «Танюшка»!Я — «Танюшка»! Кто слышит, прошу операторов дать контроль ясности». Евгений переключал тумблер на прием, а там вперебивку: «Танюшка», слышим прекрасно! Просим «битлов» покрутить». И хрипит старый магнитофон на полную громкость. И таким счастьем тогда душа переполнялась! Хорошо, что дома никого не было: мать на работе, а отец пьяный по
селу ходил.

Старший брат в хлеву мотоцикл ремонтировал. Чинил больше, чем ездил. У Ксенихи тот «Иж» от покойного мужа остался, и Василий (брату очень ездить хотелось) все никак не мог ему ладу дать — металлолом. Другим хлопцам родители приобрели новенькие мотоциклы — «Явы». А где у Василия деньги, чтобы себе купить? Отец только из дому, а не в дом. Правда, Евгения тогда начали приглашать, чтобы телевизоры ремонтировал — иногда копейка перепадала. На учебу откладывал.

Евгений тогда мощный усилитель имел — если на частоту «сядет», то никого больше не слышно. Король эфира! «Всем, всем, всем! Работаю на дальность, на дальность! Местных операторов прошу не мешать!». А какие там они к черту операторы? Так, игрались мальчики... Они тогда «цепочкой» связывались и «перекрывали» десятки километров. Потом «репрессии» начались: наезжали вдруг военные и милиционеры, передатчики отбирали.

Заглох эфир. Евгений не сдавался: к бабусе на хутор ламповые причиндалы перенес, и снова «Танюша» просила дать контроль качества.

... На хуторе и запеленговали Евгения с тем передатчиком. Он включил музыку, а сам на пруд купаться побежал. Вот было кино! Те двое зашли во двор и грозно так:— Бабушка, вы в эфир выходили?

— На двор? — не расслышала бабка Ирина. — А как же, выходила...

Молодые военные удивились: вот тебе и бабушка! Глянь, и антенну на груши нацепила!

— Этого нельзя делать... Вы же мешаете... эфир засоряете...

Бабуся наконец-то поняла, что это внук кашу заварил. И снова до последнего конденсатора все забрали, но только через несколько дней в эфире опять: «Я — Танюшка!»

Танюшка, хотя и младше Евгения на два класса, а уже девица. Как чувствует, что хлопец бросает в ее сторону взгляды, аж воспламеняется вся. Он провожал ее домой из клуба. Танюшкина мать потом кричала соседке через огород, что никогда не отдаст дочку за Евгения, потому, дескать, что яблоко от яблони недалеко катится. Это об отце-пьянице. Они с братом зареклись не пить проклятой водки. Все нетрезвые компании обходили.

Комиссар райвоенкомата записал Евгения в ДОСААФ, в радиосекцию. Умный человек, наблюдательный, пусть земля ему будет пухом.

Станция там работала на коротких волнах, и с любой точкой планеты можно было вязаться и про погоду узнать, хотя на самом деле ни о чем больше и не позволялось расспрашивать, вот о погоде — пожалуйста. И чем больше корреспондентов находишь,
тем класснее ты радист. В подтверждение связи из-за границы открытки приходили с пестрыми марками. Евгений и сейчас почерк некоторых зарубежных радиооператоров узнает. Жаль только, что с военной радиостанции нельзя выходить на радиосвязь. Армия — дело серьезное.

Учиться ему очень хотелось. На студенческую жизнь и денег немного насобирал, так как после школы телемастером устроился. А незадолго до отъезда выяснилось, что деньги его из тайника исчезли. Отец забрал. С неделю потом, говорили, в райцентре их пропивал.

У отца редко когда светлые дни выдавались. Правда, в часы протрезвления иногда брился, рубашку чистую одевал. А вот до хозяйства руки не доходили, хотя чужим людям за водку все делал. Раньше работал в колхозе куда поставят: на ток или ночным сторожем в коровнике, а потом махнули на него рукой — что с пьяницы спросишь?

Припоминается: жарко, мужики в холодочке в карты режутся, а отец лошадьми в загороди глину месит. Ивга (тоже пьяница) солому подбрасывает, отец ногами месит — старается, там, где кони не прошли. Трехлитровая банка самогона специально для него в кустах приготовлена. Отец почему-то считал, что людям от щедрого сердца добро делает. А месил бы он глину, если бы самогона не дали? Евгению больно до слез...

Односельчане как-то прибежали и: «Отца домой забирайте, он в луже заснул!» Братья за тачку —  и привезли хозяина. Мать даже обрадовалась, что сыны уже выросли — помощниками стали.

Когда Евгения провожали в армию, отец весь день трезвым был: командовал, и все ему было не так. Вечером, когда собрались гости, он не вытерпел, где-то в укромном месте нализался водки, залез на печь и уснул. Неприятно вспоминать.

... Провожая в армию, Танюшка обещала ждать. Но письма писала какие-то такие, словно они и не целовались на проводах.

Мать жаловалась, что отец обижает. У соседей иногда ночевала. При брате отец не осмеливался на мать руку поднимать. А теперь Василий в городе таксистом работает — некому за матушку заступиться.

Хмелевский ехидно смеется: «Что, прозевал позывные? А еще король!» В эфире ясно так: «Зумр-8», «Зумр-8»... Евгений индикатор навести не может, пальцы не слушаются.

Раскрывает глаза — тишина. Но ясно же слышал те позывные!.. Как это он заснул?.. Да и не спал вроде, только задумался немного.

Хмелевский забегает со свертками под рукой.

— Не будут сегодня передатчики в эфире. Что-то там у них отменили. Давай лучше перекусим.

Однако ж Евгений ясно слышал позывные. Может, они и были?

Правильно говорил командир: на дежурстве никаких посторонних мыслей быть не должно...

Потом служба пошла легко: одну, вторую, третью лычки на погоны себе пришил. Грамоты получал, учиться направили.

Домой вернулся. А Танюшка ему одну дочку, вторую. Не до института было.

Как ярко тогда в армии вспыхнула его звезда. Мог и сверхсрочно остаться служить, и в вузе заочно  учиться, но Танюшка не согласилась оставить родительский дом, да и ему домой нужно было. Отцу живот раздуло, он лежал в больнице и как ребенок плакал,
жить хотелось, ведь как из-за водки так и не успел ничего путного сделать...

Сейчас в селе дети радиотехникой не увлекаются, хотя работать на средних волнах никому не запрещается. Евгений Степанович ребятам и радиоприемники подпаял, и к усилителям подключил, а они день покричали в эфире и больше не захотели. Зачем?!
Сейчас им родители сотовые телефоны покупают, чтобы от пруда или с улицы домой звать, компьютеры. Дочки его выросли и пошли отцовским путем —  программистами. В городе работают...

... В ночной степи так сладко сверчки свистят: «Цир-цир-цир! Цир!..»  Вроде как «точка… точка… точка… тире…»

А воспоминания тревожат и зовут, как тот позывной. Точка, точка, тире, точка. Слышите? Я «Та-нюшка, Танюшка…» Твоя молодость.