Французское Конго. Обычаи и пища негров

Большое значение для негров имеет огонь. Каждая хижина сохраняет свой огонь, то есть когда уходят из хижины, то прикрывают тлеющие угли большим слоем пепла, или же уходя берут головешку и на ходу размахивают ею, таким образом поддерживая огонь в горящей головешке. Придя на работу, то есть туда, где они рыбу ловят, или ставят силки на птиц, или роют западню для диких свиней, антилоп или других такого размера животных, там разводят огонь. Идя с охоты снова берут горящую головешку. Во-первых, при наступлении сумерек дым, испускаемый головешкой, даёт знать обонянию всех животных, что идёт человек. А во-вторых, в случае чего это как оружие: ткни такой горящей головешкой в морду любого зверя, и зверь от испуга моментально убежит. И я за всё моё пребывание в Конго ни разу не слышал, что какое-либо животное напало на идущего с горящей головешкой. Если же по каким-либо причинам огня в хижине нет и приходится обращаться в другую хижину за огнём, это большой стыд: одолжить огонь – это значит одолжить твоё счастье, твоё благосостояние, на что не каждый негр охотно пойдёт. А что остаётся – так это украсть этот «огонь жизни».

И вот один негр, потерявший огонь, забрался в одну из хижин деревни. Украсть-то он украл огонь, но был захвачен на месте преступления. И хозяева огня, два брата, связали вору огня сзади руки лианой, вогнали ему острый шип дерева в шею (есть в Конго деревья с острыми и длинными шипами в 6-8 см), привязали его к дереву там, где проходили красные хищные лесные муравьи, и оставили этого бедного негра на мучительную и долгую смерть – съедение муравьями. А кто в Конго или Африке был, знает, что такое красные лесные муравьи.

Однажды приезжает Inspecteur de la Maladie de Sommeil – старший доктор. Конечно, стараешься быть любезным со старшим. Пообедавши, предложил ему поохотиться на обезьян, всё время скачущих по верхушкам деревьев у крыши моей хижины. Ружья у меня в это время не было, но у доктора было. От первого же выстрела обезьяны перепрыгнули дальше от нас по лесу. Мы крадучись идём за ними, советуемся, высматриваем, где они запрятались и в какой гуще лиан. А обезьяны эти – хитрющие животные: спрячется в гуще листьев лианы и сидит, не шелохнувшись, только изредка и незаметно лапкой откроет веточку или листик, который ей загораживает тебя видеть и знать, где ты. А увидевши, неожиданно для охотника прыгнет с ветки на ветку, ну а потом – снова преследование. Так вот увлеклись мы охотой и выслеживанием, как вдруг стало нестерпимо кусать, колоть, как ядовитой иголкой, в штанах, а потом по шее, в уши. Не успел очухаться – полезли в голову, глаза, ноздри. В общем, увлёкшись охотой, не заметили, как впёрлись в самую гущу идущих эшелоном красных лесных муравьёв. Набрали полные подштанники и рубахи. Как бы неловко ни было, отбежавши, растелешились и давай их выбирать.
 
Вечером решили, чтобы наш повар приготовил рагу из обезьян-макак, добытых нами. Доктор предупреждает, что его повар насчёт приготовления таких экзотических кушаний – непревзойдённый всеми поварами ему знакомых белых. Сказано-сделано. Съели суп из печёнок обезьян: тёртые печёнки с перчиком, лавровым листиком, pili-pili (порошок острого красного перца и горчицы), вместо картошки – сердцевина молодой пальмы, что очень вкусно. Приносит бой второе блюдо – рагу с мясом обезьяны и рисом. Повернул я ложкой – о, ужас! – малюсенькая, скрюченная, словно человеческая ручка вывалилась из-под ложки с прилипшим к ней рисом. Гм… Отвернул глаза. Дай, думаю, снова поверну ложкой, чтобы прикрыть такое гадливое зрелище. Ну и повернул, а тут тебе вывернулась обожжённая голова обезьяны-макаки, точь-в-точь – голова маленького ребёнка, да в завершение – вторая ручка, навалившаяся на череп макаки, как бы защищаясь или прося пощады. Нет! Не выдержал, извинился и сказал доктору, что не могу: уж так всё это похоже на человечину. Доктор расхохотался и сказал, что есть-то он мясо макаки ел, но что вот такой декорации пищи ему ещё не приходилось видеть, и, сплюнувши тошнотой, которая ему подвалилась под горло, крикнул своему повару: «Убери эту жратву негров!» Как его повар-негр, так и мой повар-негр вкусно, причмокивая, доедали, обсасывая пальчики обезьяны и обгладывая её голову, заедая рисом и уплетая за обе щеки. А мы долго ещё вспоминали весь вечер, играя в шахматы, как обедали макакой-обезьяной.

Я никогда не видел летящей саранчи. И поэтому, когда в деревне Роанджи (район Бамбари) мне показали, то не мог узнать саранчи в летящей туче, пока она не прилетела. Слышу, кругом негры, негритянки, их дети кричат, бьют в там-там, собаки воют, белые открыли пальбу. Выхожу я из палатки, спрашиваю у проспектора: «Отчего весь этот шум?» - «Как, - говорит, - отчего, разве вы не видите, что саранча летит?» - «Нет», - говорю. - «Как нет! Так вон же туча, которая движется на нас, это саранча и есть». Ничего не понимаю: туча как туча. Но вот, вижу, что туча как-то медленно, но ясно стала передвигаться и как бы опускаться, а с этим её окраска начала темнеть, и минуты через две весь воздух вокруг был покрыт шуршанием крыльев саранчи. Было в это время часов 15-16, так что к вечеру саранча должна где-то сесть.

Насыпалось саранчи на землю в два пальца толщины. Когда автомобиль подъезжал, то он скользил по раздавленной саранче, как по грязи. Набилась саранча в мою палатку, воздух насытился её земляно-прелым запахом. Негры бросились собирать саранчу, набивая ею все кастрюли глиняные, а один молодой негр, когда увидел, что целая гроздь саранчи повисла на ветке дерева, вскрикнул от радости и волнения: «А мама ньяма минги!» (Ой, мама, мяса много!) - и умер.

Задушивши в глиняных кастрюлях на огне саранчу, высыпали её сразу же на землю, предварительно немножко подметя, и этим делом занимались всю ночь и утро, и столько, сколько могли, так как саранча – это лакомое негритянское блюдо, как и арабское. В общем, собирали этот урожай саранчи вплоть до восхода солнца. А как солнце взошло, крылышки у неё обсохли. Так саранча стадами поднимается и летит дальше, а до этого негры набирают её, сколько могут, не только с тем, чтобы покрыть убытки от съеденных саранчой посевов, но и делая на долгие месяцы резерв.

Потом многие дни видишь, как негритянки просушивают задохнувшуюся в кастрюлях саранчу, чистят её, то есть отрывают крылья и лапки, а потом, чтобы есть, то поджаривают её на пальмовом масле и едят с маниоком или же растирают саранчу на камне и мешают ей с мукой маниока (пунду). Это их каждодневные блюда: маниок, пунду, батат сладкий, бананы, рис, земляные орехи, пальмовые черви дождливого сезона, большие сверчки и так далее.
 
Вечером после работы гуляю по деревне и присматриваюсь к местной жизни. Вот один негр развернул из травы змею длиной метра в полтора, взмахом машете отрубил змее голову и потом хвост с половыми органами, взял её руками за два конца и начал медленно водить змею над огнём, время от времени одной рукой держа за один конец, а другой рукой опуская сверху вниз, сдирая с неё шелуху. Жена его поставила глиняную кастрюлю на огонь. Он же после чистки змеи порубил её на небольшие колбаски и бросил их в нагретую кастрюлю, где они быстро зашкворчали, подбавил немножко воды, пальмового масла и красного жгучего африканского перца. Ото всего этого пошёл вкусный запах. Думаю, что блюдо было не из плохих.

В прелом пальмовом дереве разводится очень много пальмовых червей в большой палец руки толщиной и сантиметров 6-8 длиной. Эти черви очень лакомое блюдо негров. Приготовляют их так. Негритянка отрезает голову червяку и выдавливает из него его содержимое, которое похоже на тёртое сало, потом всё это мешает с тёртыми и поджаренными земляными орехами арахис и – без чего никогда не обходится – pili-pili, то есть стручком красной крепкой горчицы. Смешавши всё, она этим начиняет выдавленных червяков, а после поджаривает их на их же жиру. Мне приходилось их есть у одного негра-шефа; откровенно скажу, что блюдо очень вкусное.

Змея-удав в варёном виде тоже неплоха - вкус куры, гиппопотам довольно жилистый в жарком, а вот слона никак не мог есть, так как от него отдавало его слоновым потом, хотя мясо и было приправлено перцем, которого в Африке очень много (там он растёт в диком виде), и лавровым листом.