Слово о Лидии

ТРИ ШКОЛЬНЫХ УРОКА В НЕСУЩЕСТВУЮЩЕЙ СТРАНЕ

  1

Давным-давно, после одного из семейных торжеств, стал я временным владельцем бутылки с аистом на этикетке (позже родители отобрали, не игрушка, мол). Складывая большие золотистые буквы на этой этикетке, открыл для себя красивое и звонкое слово - «Лидия». Затем, став вскорости первоклассником, долго пытался уяснить, почему самую яркую женщину школы назвали  в честь бутылки с вином.

Лидия Антоновна была самой старой учительницей школы. Рассказывали, что юной большевичкой участвовала она в восстании рабочих завода «Арсенал». Она происходила из семьи старых русскоязычных киевских интеллигентов. С молодых лет, по семейной традиции, посвятила себя служению русской словесности. Когда высокий стиль общения, после революции и гражданской войны, уступил место добротному солдатскому мату, казалось, ей один путь — вон из страны. Так и произошло с большей частью ее окружения.

Но она была убежденной противницей социального неравенства . Идея устранения основ этого неравенства увлекла ее сразу и бесповоротно. Она преданно служила этой идее всю свою жизнь, оправдывая высокой целью все несуразности и трагедии, возникающие в ходе борьбы с социальными барьерами.

Я сразу всем детским сердцем полюбил эту давно не молодую, некрасивую, высокую и неестественно прямую женщину, не смотря на некоторую ее избыточную строгость по отношению к своим ученикам. На переменах я постоянно искал повод оказаться неподалеку от нее, и с замиранием сердца ожидал, когда она начнет говорить. Как непохожа была ее речь на монотонные нравоучения родителей, когда они решали заняться моим воспитанием! Как непохожа на трафаретные фразы многих других учителей!
Когда я слышал ее безупречно расставленные речевые интонации, точность и выразительность формулировок - при полном отсутствии сорных слов, я  очень хотел научиться говорить так же. Чтобы замолкали спорщики, и что бы ждали, когда я начну говорить снова.
Благодаря этому своему дару она умела «держать» любой класс. Самые отчаянные школьные забияки затихали на ее уроках, опасаясь стать объектом ее особого внимания. Не знаю, как самим забиякам, а мне это нравилось, и я очень хотел стать ее учеником.
Но она преподавала в старших классах, и ничего не оставалось, как ожидать своего часа, наблюдая со стороны.

Между тем, старший брат, видя мой неподдельный интерес к преподаванию языка и литературы в старших классах, не придумал ничего лучшего, как начать подавлять этот интерес в зародыше. Он рассказывал истории страшных расправ, которые учиняла Лидия Антоновна недостаточно прилежным ученикам на ее уроках. Однажды жертвой такой расправы стали друг брата Борис и сочувствующие ему лица. Я при помощи наводящих вопросов выпытал все детали события и, таким образом, как бы побывал на уроке Лидии Антоновны заочно.
Надо сказать, что брат литературному искусству явно предпочитал искусство танцевальное. А из танцев больше всего уважал те, что танцевались вечером по пятницам и воскресеньям на танцплощадке Дворца культуры. Друг его Борис был там фаворитом. В физическом развитии он явно опережал своих сверстников и давно выбросил пионерский галстук. На танцах он появлялся в настоящем, «взрослом» галстуке, на котором была изображена зеленая пальма на фоне ослепительно синего моря. От галстука веяло ветром дальних странствий и духом неоткрытых миров. Потом я с разочарованием  узнал, что  Борис купил этот галстук за четыре рубля на местной барахолке. Это разочарование в галстуке, в Борисе и в танцах еще больше укрепило мой интерес к литературе. Таким образом, вопреки усилиям брата, я оказался в этой истории на стороне Лидии Антоновны.

Урок первый. Некрасов. Рассказано старшим братом.

Мужественное очарование Бориса распространялось и за пределы танцплощадки. Одноклассницы всё чаще поворачивали свои прелестные головки в сторону Борисовой парты, обделяя вниманием остальных одноклассников. Лидия Антоновна, несомненно, считала это недопустимым проявлением социального неравенства. Почитательницы Бориса многократно получали от нее советы больше смотреть в тетрадь. А однажды она даже предложила повесить портрет Бориса над доской, между Пушкиным и Толстым. Чтоб хотя бы боковым зрением они замечали классиков, и то, что на этой доске написано.

Изучали тему народных страданий в творчестве русского поэта Н. А. Некрасова. Говорили о том, что устранение социальных причин избавляет людей от трагедий, связанных с разделением в обществе. Но остаются личные причины, и именно искусство способно помочь человеку выбрать правильный путь. Каждый из вас, говорила Лидия Антоновна, должен уметь найти своего писателя или поэта. Это значит, найти человека, который уже пережил Вашу драму, и, может быть, станет для Вас добрым другом на Вашем жизненном пути.
К этому уроку требовалось выучить стихотворение Н. А. Некрасова про бабушку Ненилу. К доске был вызван Борис.  В изучении стихов он был не так хорош, как на танцплощадке, что Лидия Антоновна считала серьезным недостатком, и не упускала случая на этот недостаток Борису указать.

-Некрасов. «Забытая деревня», - объявил Борис, и стал читать:

«У бурмистра Власа бабушка Ненила
Починить избёнку лесу попросила.
Отвечал: «нет лесу, и не жди — не будет!»
«Вот приедет барин — барин нас рассудит,
Барин сам увидит, что плоха избёнка,
И велит дать лесу», — думает...» - произнес Борис, и замер, поняв свою оплошность.

- Старёнка! - небрежно подсказала Лидия Антоновна под жизнерадостный гул в классе.
Возможно, всё бы обошлось, прими Борис этот «подарок» Лидии Антоновны.  Но гордый Борис не захотел пользоваться подачкой с намеком.
- Та неа. Старушка, - сказал он.
- «Старушка» нескладно. Не в рифму, - сказала Лидия Антоновна.
- Так там было...
- То-то ж, было, - сказала Лидия Антоновна, - Давай сначала!
Борис снова стал читать, дошел до пятой строчки, повторил: «Барин сам увидит, что плоха избёнка...», умолк, и в глубокой скорби побрел к своей парте.
Наступила тишина. Девушки больше не смотрели на Бориса, а сосредоточенно рассматривали крышки своих парт. Ребята в изумлении смотрели на девушек. Лидия Антоновна с неподдельным интересом рассматривала класс. Затем, чуть хмыкнув про себя, удивительно в тему, самую малость отступив от подлинника, продекламировала:

«Пускай нам говорит изменчивая мода,
Что тема старая "страдания народа"
И что поэзия забыть ее должна.
Не верьте, ДЕВУШКИ! не стАреет она».

2

Но вот наступил сентябрьский день, когда в прошлом остались буквари, «Родная речь», а на новеньком учебнике, лежащем на краю парты, черным лаком сияла надпись: «Русская литература».
Я давно уже сносно разбирался в синонимах, понимал что первично и что вторично в именах собственных. Но каждый раз, заходя в библиотеку, зачарованно замирал у стеллажей. Хотелось забрать с собой сразу всё. Но брать разрешалось только две книги. Выбор каждый раз был мучительным, и учебник литературы представлялся мне мне волшебной указкой, призванной облегчить мне эту трудную задачу.

Литература была заявлена первым уроком. Никогда до этого я не приходил в класс раньше других. Занял место у учительского стола. Минут двадцать сидел один. Затем появилась пара отличниц, Минаева и Венкель. Этим всё равно было, что изучать. Они так же рано приходили на географию или геометрию, и с одинаковым энтузиазмом осваивали стороны света и прямые углы. Подтянулись остальные. Часто дыша, проскочили любители подольше поспать.
Прозвенел звонок, и в класс вошла Лидия, чтобы научить меня тому, что умела сама.

Великая загадка природы — человеческие симпатии и неприязни. Лидия, конечно, не могла не заметить моего благоговейного к ней отношения. К тому же, к концу первого полугодия я прочитывал всё из программы на год. С удовольствием перечитывал особо значимые страницы и часто дословно помнил их содержание. Успевал прочитать дополнительно рекомендованные для внеклассного чтения произведения. И в конце каждой четверти имел свою заслуженную «пятерку». Но приходил срок очередной олимпиады, и без всякой внутришкольной бюрократии на районную олимпиаду ехали Минаева и Венкель. Сказать честно, обе они были премилыми девчонками, и только ревность немножко мешает мне вспоминать о них с должной теплотой. Разностороннее образование помогло им в жизни, обе они стали достойными людьми. Минаева — важный сотрудник в управлении крупного банка, а Венкель уехала на историческую родину и разговаривает на чужом языке.

То было время научно-технической революции. Вырвался за пределы земного притяжения советский спутник. Вводились в строй атомные электростанции. Появились первые ЭВМ и роботы. Казалось, и дальше реальные чудеса будут опережать самые смелые идеи, и впереди у человечества светлый путь к всё большему процветанию.

Коснулись технические новшества и школьного образования. Однажды, перед уроком литературы, дежурный по классу важно прошагал от входа к учительскому столу, неся на руках новенький электрофон.

Урок второй. Лермонтов.

Вслед за дежурным в класс вошла Лидия Антоновна, держа в руках большой конверт. Достала из конверта виниловый диск и установила его на электрофон.
- Ребята, послушаем, как читают Лермонтова наши знаменитые артисты, - объявила она. Включила аппарат и опустила тонарм на пластинку.
- Тучки небесные, вечные странники, — произнес электрофон, - степью лазурною... зурною... зурною...
Пластинка оказалась с дефектом, и её «заело». По классу прокатился смешок. Лидия Антоновна с неудовольствием посмотрела на техническое средство обучения, и щелкнула пальцем по краю пластинки.
- Ы! Зурною!  Ы! Зурною! - словно ободренный вниманием Лидии Антоновны, задорно стал декламировать электрофон. Веселье в классе стало нарастать, и даже Венкель с Минаевой захихикали тоненькими голосками. Лидия глянула на устройство почти с ненавистью, и выдернула шнур из розетки.
- Ы. Зу-ур-ноо-йуу-у — с выражением глубокой скорби и упрека произнес электрофон и умолк навсегда. Лидия дождалась, пока перестали давиться смехом самые веселые и сказала:
- Ну вот, ребята. Теперь вы видите, что наши достижения в электронике пока уступают достижениям наших писателей и поэтов. Учитывайте это при выборе будущей профессии.


3

В то время в районе, недалеко от нашей, была открыта новая школа. Государственная власть заботилась о самобытности и о сохранении культурных традиций населения. Новая школа была объявлена украинской, преподавание в ней должно было проводиться на украинском языке. Первоклашек набирали заново, а остальные классы собирались сформировать из двух других соседних школ, где обучение велось в две смены. Но скоро стало ясно, что даже первый класс набрать не удается, родители хотели, чтобы дети их учились на русском языке. А уж старшеклассники просто не хотели уходить из своих классов.

Решения государственной власти в то время было принято выполнять. В противном случае, ответственные чиновники рисковали своими должностями. По этой причине, или по какой другой, по городу поползли слухи, что новая школа имеет особые связи с местными вузами и что обучение в ней практически гарантирует поступление.

Одна из моих бабушек разговаривала на хорошем украинском, и я, как обожаемый внук, в свое время прослушал несчетное количество ее сказок и песенок. Поэтому язык ее я знал наравне с языком родителей. И практичные родители, опираясь на этот факт, с целью обеспечить мне светлое будущее (в виде высшего образования), стали оказывать на меня всё возрастающее давление. Само собой разумеется, их целью был мой переход в новую школу. Но я хотел читать Александра Беляева, а не Лесю Украинку, и держался стойко. Видимо, то же происходило и в других семьях, потому что вскоре со стороны властей последовал новый, тактически выверенный, в корне изменивший ситуацию ход.

Учителя в то время были членами партии. Вступая в ее ряды, они брали на себя обязательство верно служить интересам общества, которые партия (с ее, партии, точки зрения) ревностно охраняла. И когда партия велела группе учителей моей школы перейти на работу в новую, они все ответили: есть!
Когда я узнал, что моя любимая Лидия уходит в другую школу, я помчался к родителям, чтобы они успели оформить мой перевод до укомплектования классов в этой школе. И не зря. Когда я впервые пришел в свой новый класс, я нашел там свою старую компанию. За исключением меньшей части. Они вовремя не успели оформить документы.
Дело в том, что вместе с Лидией Антоновной, в новую школу перевели и других лучших учителей. И вслед за ними побежали и физики, и лирики, и просто практичные ученики, желающие успешно сдать экзамен в вуз. Не все эти учителя были двуязычными. Некоторые  могли преподавать только на русском. Пришлось сделать исключение, в некоторых классах отдельные предметы стали преподавать на русском языке.  Это вызвало волну протестов среди тех, кто должен был слушать эти предметы на украинском. Закончилось тем, что новая школа стала русскоязычной, с углубленным преподаванием украинского языка и литературы.

Новая школа была хороша. Огромные окна выходили на пришкольный парк и главную улицу района. Классы освещались только появившимися тогда лампами дневного света, и даже в пасмурную погоду в них было светло и уютно. Но в Донбассе сентябрь — почти всегда продолжение лета, настоящий бархатный сезон. Открыты окна в жилых домах, учреждениях и, конечно, в школьных классах.

Урок третий. Деепричастный оборот.

- Проверим домашнее задание. Вам нужно было изучить применение деепричастного оборота и привести свой пример предложения с ним. Андреев, к доске! - сказала Лидия Антоновна. - Напиши нам свой пример такого предложения.
Андреев бодро взял мел, и четко и быстро написал: «Мальчик бежал, оглядываясь».
- Игорь, ты невнимательно прочитал задание, — обратилась Лидия Антоновна к Андрееву. - В задании требовалось привести свой пример, а не переписать его из учебника. Света Быкова, а у тебя какой пример, — спросила Лидия Антоновна соседку Андреева по классному журналу.
У меня тоже «мальчик», - ответила Света.
- Ребята, откройте, пожалуйста, ваши тетради на странице с заданием и положите на край парты, — попросила Лидия Антоновна и пошла по ряду, заглядывая в тетради. Пройдя  ряд, она остановилась у последней парты, и задумчиво спросила у своей любимицы Венкель, сидевшей в соседнем ряду:
- Оленька, а у тебя какой пример?
- Мальчик. Бежал. - сообщила готовая разреветься Оленька.
- Понятно, ребята. Ваше поведение рассматриваю, как попытку дешево отделаться от меня — во-вторых, и от изучения русского языка — во-первых. Ответственно заявляю — не выйдет. Можно не знать химии, и тем не менее, быть неплохим историком. Можно, не зная истории, стать успешным математиком. Но не владея родным языком, вы не станете не тем, и не этим. Это мое твердое убеждение, и вам придется согласиться. Начнем прямо сейчас. Милухин, к доске.
Милухин был усердным учеником. Но он мечтал стать военным, и основное внимание уделял физподготовке и военно-техническим кружкам. То немногое время, которое оставалось, равномерно делил между всеми предметами. Может быть, поэтому, Лидия Антоновна выбрала его для оценки глубины нашего проникновения в таинства русской словесности.
- И так, Максим, давай мы покажем твоим школьным друзьям, что, приложив чуть больше усилий и подкрепив эти усилия желанием, можно легко справиться с этим простым заданием. За окнами нашей школы — наш город. И в его жизни есть место всему, в том числе и деепричастному обороту, нужно только взглянуть с интересом. Ну-ка, давай посмотрим!
Максим заинтересованно посмотрел в окно и чеканно произнес:
- Ворона летела, каркая.
В классе произошло движение, сидевшие у окон прильнули к ним, остальные тянули шеи, пытаясь разобраться в ситуации. И только невозмутимая Минаева наставительным тоном произнесла, делая ударение на «лучше»:
- Уж лучше «мальчик».
- Вера, я считаю, что сейчас ты не права, - ответила ей Лидия Антоновна. - «Мальчик» вовсе не лучше. Тебе кажется неудачным пример Максима? Давай разберем, почему. Синтаксически пример безупречен. Он повторяет вашего «мальчика», то есть, пример из учебника. Так что же в нем не так? Очевидно, что в данном случае страдает твое эстетическое восприятие. Видимо, ты считаешь ворону птицей, не достойной упоминания при изучении деепричастного оборота. А уж ее пенье и в самом деле не ласкает человеческий слух. Но вороне, скорее всего, нравится, как она поет. А на островах Тихого и Индийского океанов живут удивительной красоты птицы, которые зовутся райскими, и все они близкие родственники нашей вороны.
Впрочем, мы можем найти другие примеры, которые тебе могут понравиться больше. Вот, посмотри, трамвай, звеня, мчится по рельсам. Облака, меняя форму, плывут по голубому небу.
- Ветерок летит, шелестя листвой деревьев, - это уже Андреев.
- Солнце сверкает, отражаясь в реке, — Милухин.
- Малыш бежит к маме, радостно смеясь, — Минаева.
И мы долго еще смаковали деепричастный оборот, вдруг увидев, как из-за сухой строчки школьного учебника сама жизнь показывает нам свою удивительную суть.

          4

Эти записки о любимой учительнице появились в середине девяностых, когда мне довелось приехать в Донбасс после долгого отсутствия. В день памяти навещал я  могилы родных, и на одном из новых памятников вдруг увидел навсегда запечатленное в памяти лицо. Лидия умерла в почтенном возрасте, счастливо не дожив до времен, когда были разрушены обе ее ипостаси, обе мечты. В жестоких полукриминальных битвах за обогащение была похоронена мечта отцов и дедов о социальном равенстве. А в школы, в том числе и в мои родные школы, стали приходить директивы центральной власти о борьбе с «неправильным» языком, языком, который так талантливо  преподавала Лидия всю свою жизнь. Со мною был друг детства, и я поделился с ним своими ощущениями. Друг сказал, что я абсолютно верно уловил тенденцию и рассказал мне историю, случившуюся в его семье.

Как-то раз, рассказывал друг, ребенок пришел со школы в полном расстройстве чувств. После спасательных мер, утешений и расспросов удалось выяснить, что причиной расстройства была «двойка» по химии. Это было почти невероятно. Родители были химиками по образованию и по профессии. «Ребенок» (ученик выпускного класса) хоть и собирался поступать в сельскохозяйственный, химию знал и любил. Поэтому разбирательства были продолжены, и вскоре выяснилось, что «неуд», полученный на уроке химии, носил ярко выраженный лингвистический окрас. «Двойка» была поставлена за то, что «сирка» была названа серой, а идеологически правильный «кысэнь» - кислородом. Родители не поняли и не приняли позиции педагога. Они были не последними в городе людьми. Благодаря принятым энергичным мерам, ситуация с отметкой, могущей повлиять на итоговую за год, была исправлена, а об этом учителе химии в школе уже стали понемногу забывать — с гордостью и удовлетворением рассказал друг.
Попытка преподавания украинского языка на уроке химии, административная расправа над учителем-националистом  -  рутинный пример ставшего обыденным взаимного презрения людей вроде бы одной страны.
Сейчас я думаю, что так и тогда началась эта, кажущаяся сегодня непостижимой уму, война в Донбассе.

Новое время рождает новых героев. Благодаря современным средствам массовой информации, их имена и лица чередой проходят перед нашими глазами, формируя образ представляемой ими новой страны. Вот генерал,принявший присягу и ставший офицером на рязанской земле. Ну так и что же! Генералом-то стать охота, а принятие по нескольку присяг за службу - это, считай, дань времени. Вот президент, преклоняющий колена перед чужой шпагой, гнущийся в пояс перед заморским почетным караулом. И президента можно понять. Государство слабое, помощь нужна. Вот поднимемся, тогда покажем миру нашу гордость.

  А это кто? Искаженное злобной гримасой лицо. Тяжелые, полные ненависти слова. Боже праведный! Она тоже учитель словесности! Она - учит детей!

А вот и ученики. Сбившись в толпу, скачут они, выкрикивая чудной лозунг. «Хто нэ скаче, той москаль! (Кто не скачет, тот россиянин)!» - кричат они. Спустя время начинаешь понимать, что это вовсе не похвала сдержанности и рассудительности россиян. Эти прыжки составляют предмет их национальной гордости. Кажется, прекрати они кричать, будет слышно, как хлюпают разжиженные педагогическими усилиями госпожи Фарион мозги. Но не смущаются прыгуны.  Потому что уверены - скачут они в цивилизованную Европу.

А что же Европа? Почему ее не охватывает страх, когда она видит устремленные к ней оголтелые толпы?
Мудрость старых европейцев приходит им на выручку. Они видят, что скачущие приземляются в ту же точку, откуда выпрыгнули. И их движение — блеф. Только клубы пыли, поднимаясь из-под ног, заволакивают скачущих, и сквозь пыль доносится выкрик, означающий то ли старый казацкий клич, то ли символ новой Европы:

- Гей! Гей! Гей!