Рыбак Родька

                Петербург,
                1844, 8 сентября
                Ян Борщевский

       Начало:    "Несколько слов от автора" http://www.proza.ru/2014/12/09/1090
       Предыдущая часть "Полоцк" http://www.proza.ru/2014/12/16/1546   
         (Версия на белорусском языке: http://www.proza.ru/2014/12/10/778)


                В тихом болоте черти водятся
                Пословица

       Мой дядя глянул в окно на озеро и сказал мне:

       — Что это такое, что Родька до сих пор не привозит рыбы; скоро и рождественский сочельник. Возвращаясь из Полоцка, пан Мараговский, может, останется у меня на праздник, а может, и еще кто-нибудь из соседей посетит.

       — Наверное, ему не повезло, ведь помню, рыбаки жаловались, что этими днями не было улова, так и его надежды не сбылись.

       — О, нет, Янка! Ты знаешь этого рыбака, он в своем ремесле человек необычный, никогда не возвращается домой с пустыми руками, знает все подводные укрытия; кажется, что сквозь лёд видит, где прячутся лещи, щуки и другая рыба. Осенью, когда небо закрывают черные тучи и воет ветер, я с тревогой поглядываю в окно, как он забрасывает мережу на озере, буря поднимает покрытые пеной волны, а он, словно нырок, то появится на поверхности в рыбачьей лодке, то исчезает среди шумящих волн, а над ним летают только белые кряквы; и в такую бурю он не раз привозил мне рыбу и возвращался домой, хотя живет на острове, который отсель так далеко, что в ясный день чуть видно.

       — Очень смелый, а не изведал ли когда несчастья?

       — Сам никогда не испытал беды, а неопытных в этом ремесле еще и спасал, когда гибли в бурю. Про него такие чудеса рассказывают, что трудно поверить. Будто Родька, зная, что одна рыба лучше ловится в ненастье, другая — в тихий ясный день, вызывает ветер на озере, бунтует воду, а когда это не надо — ветер отсылает прочь, возвращает ясный день и по спокойной воде, наполнив лодку рыбой, с песней возвращается домой. По этой причине некоторые думают, что он волшебник.

       — А может, и служат ему злые духи? Ты же, дядя, и сам веришь, что есть волшебники.

       — Верю. Но Родька — человек хороший, так людям кажется. Волшебники же, что якшаются со злыми духами, вредят людям, а я не слышал, чтобы он кого обидел, в воскресенье ходит в костел и старательно молится; кстати, он принадлежит к иезуитам.

       Когда мы так разговаривали, затявкала собака на дворе, Завальня глянул в окно.

       — Вот, — говорит, — лёгок на помине; дождался я, наконец: везет Родька рыбу.

       Заходит Родька, в руках сделанный со старой мережи задубевший на морозе мешок (казалось, что сплетен он из проволоки); из меха просвечивалась серебряная чешуя свежей рыбы. Роста он был малого, лицо бледное и сухое, рыжие влажные волосы неопрятно падали на плечи: в моих глазах был он похож в этот момент на Тритона, который, всплыв с морского дна, трубил в раковину в компании Нептуна или Амфитриты. Рыбак поклонился и высыпал рыбу на пол.

       — Давно ждал, — сказал Завальня. — Все посматривал в окно, начал уже волноваться, думая, что и тебя вот несчастье постигло.

       — Слава богу, и сегодня еще моя работа не напрасная. Но ведь теперь время такое: везде требуют рыбы, должен и туда и сюда доставить добрым панам и соседям.

       — А зимой, — сказал я, — зовешь ли в пособники ветер, чтобы лучше ловилась?        Говорят, словно водяного, слушают тебя ветер и волны.

       Он, смотря на меня с улыбкой, говорит:

       — Мои послы — белые кряквы — наводят ветер и бурю, но теперь их нет; улетели в теплые края. Нет, панич, не верь всему, что люди говорят, иезуиты не тому нас учат, чтобы мы вызывали злых духов на помощь; кто работает, тому и Бог помогает, никаких не хочу я знать тайн, от каких душе тяжко.

       Мой дядя, прерывая речь, промолвил:

       — Янка — человек еще молодой, нынешнего света, не верит ни в какие привороты, а только шутит над тобой.

       Потом Завальня приказал собрать рыбу с пола, заплатил Родьке сколько принадлежала, посадил на скамье, принес водки и хлеба на прикуску.

       Выпив и закусив, Родька, глядя на меня, сказал:

       — Молодые люди не видели и не слышали, что делается на свете, потому и не верят. Я много рассказал бы об этом, но время позднее; солнце низко: надо ехать домой.

       Мой дядя рад — рыбак может что-то интересное рассказать — наливает гостю еще рюмку водки и говорит:

       — Расскажи нам какую-нибудь интересную историю, что изведал сам или слышал от старых людей, кстати, теперь небо ясное и ветра нет: не будешь блуждать. Но даже если и пурга дорогу замела, тебе каждая кочка лозы или тростника густого покажет путь, ведь ты с детства знаешь на этом озере каждый уголок.

       Родька уже чуть охмелел; лицо его подобрело и порозовело.

       — Хорошо. Расскажу пану, как в наших краях из-за приворотов и шкодливых людей расплодились злые духи.

       — Разве злые духи, — сказал я, — могут плодиться, как звери?

       — Могут, ведь человечная злость им — наилучшая почва. В наших околицах старики помнят более счастливую жизнь, когда было еще много учтивых, старательных и трудолюбивых людей; в то время, говорят, каждый хозяин имел в достатке земли, и родила земля всегда хорошо, хватало хлеба и корма животным. В озерах и реках было столько рыбы, что молодежь, развлекаясь у воды с первым-лучшим приспособлением, ловила столько рыбы, что еле могла забрать с собой домой. Панов было не много, да и те набожные, и жили они где-то далеко за Двиной. Теперь же каждый подпанок, имея несколько убогих лачуг, дорого платит за кареты и богатые наряды, умудряется, чтобы добыть деньги: продает животных и последний хлеб, доводит бедный люд до того, что тот должен каждую весну кормиться горьким бобовником. А чтобы иметь большую прибыль с озер, наводят ежегодно зимой осташей, говорят, что эти рыбаки якобы посылают под лед злого духа и тот загоняет рыбу в мережу; так они разорили у нас все озера, научили нашу молодежь безбожным поступкам, колдовству, бесстыжим песням; напрасно пошли предостережения ксендзов и старых людей. И у нас развелось злых духов столько, что сколько раз появлялись они перед множеством люда, чего раньше у нас никогда не бывало.

       Расскажу пану про чудо, какое видели на озере Рассоны, это не очень далеко от нашей Нещерды, как известно пану, не более тридцати верст. Так вот, рассказал мне про это один из тамошних жителей, также подданный иезуитов.

       Когда-то весной возвращались крестьяне со сгона, солнце еще не село, но перед воскресеньем эконом отпустил их домой раньше, чем обычно. Вечер был тихий, небо ясное, на высоких березах грустно куковали кукушки, в небе пели жаворонки, щелкали соловьи в кустарнике. Молодые, едя верхом, говорили о своих приключениях, а старики — о хозяйстве. И тут неожиданно услышали музыку: некто за лесом играл на волынке и пел так громко, что по всей околице неслось эхо, а песню эту все они знали.



Паціраў я дуду, іх-вох, На паповым лугу, іх-вох, А ня дудка была, іх-вох, Вісялуха была, іх-вох, Вісяліла мяне, іх-вох, На чужой старане, іх-вох.



       Миновали лес, подходят к озеру Рассоны. Вода тихая и чистая, как кристалл, такая, что все деревья видны на ней как нарисованные. Но — чудо неслыханное — на спокойной воде дьявол, черный, как уголь, руки очень длинные, голова огромная, сидит на самой середине озера, поджав ноги, играет на волынке и поет ужасным голосом; испугались все, шепча чётки, берегом поспешили домой; солнце уже спряталось, а они еще долгое время слышали за собой голос волынки и страшное пение бесов.

       И у нас по-соседски, у деревни Голубово, пан часто видит небольшенькое, окруженное со всех сторон топью, озерцо; к нему много смелых людей хотели подойти летом: идет, как по разосланному холсту, и исчезает вдруг в прорве, что прячется под мшистой оболочкой. С жалостью смотрит издали на это место охотник; слышит, как кричит утиная стая, а подойти туда невозможно. О том озерце среди людей такая ходит легенда.

       Когда-то это было огромное и рыбное озеро. Неподалёку на пригорке стояла деревня с трактиром у дороги. Каждую зиму в озере ловили рыбу осташи. Случилось так, что в один год владелец того поместья отказал им и разрешил ловить своим крестьянам; наши рыбаки, работая несколько дней, только напрасно время теряли, ведь каждый раз находили в мереже только по несколько рыбок. Посоветовались и решили: в самую полночь забросить невод, а может, переменится все к лучшему.

       Было это на Святки, когда крестьяне — жители близких околиц — собрались в трактир на игрище, ведь в наших сторонах эти забавы происходили в старину, в более счастливые времена, как я еще помню, ежевечерне вплоть до праздника Трех королей.

       Так вот, когда была уже самая полночь, небо затянуло тучами, и ветер повевал с поля, в трактире играла музыка, молодежь пела и плясала, а старики при рюмке за столом рассказывали о разных происшествиях: кому что вспоминалось. Тут заходит рыбак, весь запорошенный снегом, а полы и рукава совсем заледенели.

       — Братцы, бросайте пляски и песни, — говорит, — айда на озеро, столько лещей попало в невод, что вытянуть не можем. Всем, если поможете, отблагодарим.

       Чуть он это сказал, как кто-то на печи в темном углу застонал жутким голосом:

       — Ах! Ах! Как жаль!

       И тут страшное чудовище вылетело за двери; испугались все гости; одни, молясь, пошли кучками в одну дорогу по домам, другие же с рыбаком направились быстро на озеро. Но пришли поздно, ведь шайтан уже сделал свое; вытянули невод, как ножом порезанный, а рыбы — и коту мало.

       Стоят задумавшись: все ясно. В эту минуту кто-то говорит:

       — Не выиграет злой дух. Послушайте меня. Завтра, починим чин чином сети, попросим ксендза, чтобы освятил воду и невод, а послезавтра с Божьей помощью забросим в тоню, и дьяволу не удастся устроить такую штуку, как сегодня.

       Недалеко от этого озера, на пригорке, стояла под соломенной крышей хата рыбака; ночью, когда вся семья его спала, делал рыбак мережу и, усердствуя, думал про жуткое происшествие на озере.

       Близко от его лачуги шумел лес, за стеной выл ветер, а скоро свирепая буря намела вокруг дома высокие сугробы и окна засыпала снегом. Черный собака, что лежал у ног хозяина, ворчал, как будто видел перед собою злого духа, и рыбака охватила какая-то неясная тревога. Слышит: кто-то стучит в окно и кричит:

       — Сосед! Сосед! Сжалься! Дай мне свой возок, беда в моем доме, должен детей своих отвезти недалеко, только к хате свата.

       — В такую бурю, — сказал рыбак, — когда и собаку жаль за двери выгнать, ты хочешь куда-то с детьми ехать? Заходи в хату, погрейся, переночуй, завтра это все сделаешь.

       — Не могу я на завтра отложить, буря мне не страшна. Только ты сжалься, не отказывай. Верну твой возок к восходу солнца и отблагодарю как смогу.

       — Ну, так бери, если уж так срочно надо.

       Открыл рыбак окно, глянул на двор, но уже не увидел ни соседа, ни возка, только ветер, гудя, разносил снежную поземку. Удивился, что тот так скоро запряг лошадь и исчез с глаз.

       Сидя на скамье, какое-то время думал, какое несчастье случилось у соседа, что он в самую полночь и в такую свирепую бурю должен выехать со своими детьми, и удивлялся, что тот быстрее уехал с возком, чем он успел открыть окно. Так рассуждая, потушил огонь, лег на скамье и уснул.

       Короткий был сон у рыбака, ведь ему и во сне грезилось, что видеть богатый улов, который в один миг исчезает из порванной мережи в глубину озера. Вскочив со скамьи, разбудил жену, приказал погреть ему завтрак, чтобы скорей отправиться к своим товарищам, а вместе с ними — на озеро.

       Выходить на двор, видит свой возок, весь заледеневший, а внутри лежит огромный лещ; смотрит поражённый рыбак и не понимает: что за явление? Зовёт жену, домашних и рассказывает им, как в полночь сосед выпросил этот возок, чтобы перевезти в нем детей к свату. Удивлялись все, но никто не разгадал тайны.

       Как взошло солнце, собрались все рыбаки, приехал ксендз-настоятель, покропил святой водой мережу и озеро. Собрались любопытные из близких деревень, все ждали, что из этого будет. Заняли огромное пространство подо льдом, тянут мережу, и уже вся сеть наверху, и ни одной рыбины нет. Стоят все растерянно и молчат. И тут один рыбак из этого группы рассказал, как бес обманул его и одолжал возок, на котором, работая всю ночь, наверное, перевез всю рыбу в какое-то другое место. Так рыбаки забрали невод и разошлись по своим домам.

       С того времени ни один рыбак не забрасывал сети на этом озере. Заброшенное людьми, заросло оно все водорослями, покрылось навеки зеленым мхом, и только светится издали небольшенькое водяное оконце.

       — А слышал ли ты чего-либо, — говорит Завальня, — про Глухое озеро, окруженное со всех сторон темным лесом, оно неподалёку от той речки, что вытекает из Нещерды и вливается в Дриссу? Говорят, даже в самую добрую погоду в том озере никогда не видят ни солнца, ни облаков на небе, ни звезд, ни месяца. Там всегда вода мутная, а ночью можно повидать страшные видения. Рассказывал мне один охотник, что, охотясь на глухарей, там заночевал. Якобы видел, как сновали по берегам какие-то чудовища, бамбэльки водные превращались в длинные фигуры, вроде огромных стрелок, и на огненных крыльях летали над водой, а когда запевал петух в далекой деревне, так все чудеса стали туманом.

       — О! Хорошо знаю это озеро, — сказал Родька, — и слышал я про него чудеса, там и теперь жутко; женщины, иногда собирая группой близко у тех берегов грибы или ягоды, стараются пораньше возвращаться домой, чтобы не застал их вечер в лесу, ведь после заката солнца смеется там и стонет какое-то страшилище.

       Расскажу пану дивы неслыханные, но было это на свете.

       Недалеко отсель, на западном берегу Нещерды, на взгорке, где и теперь еще стоит поместье, жил в старину пан З., очень богатый: все эти дикие боры, вплоть до самых берегов Дриссы, были его. То Глухое озеро в темных лесах начало уже зарастать, никогда там лодка не плавала, ни один рыбак не посмел забросить там сети.

       Зимой пану З. вздумалось на том озере попробовать счастья, а потому приказал позвать старшего рыбака и говорит ему:

       — Завтра собирай людей, привозите мережу на Глухое озеро и забрасывайте там. С древних времен там никогда не ловили, так, видимо, много будет разной рыбы.

       — Нельзя, — сказал рыбак. — Хотя я никогда и не ловил там, но слышал, что во многих местах лежат на дне того озера корчи, так очень легко можно испортить всю мережу.

       — Откуда те корчи, когда там никогда леса не было? Завтра, не веря этой небылице, забросишь мережу.

       — Тогда пусть пан сначала прикажет попросить ксендза, — говорит рыбак, — чтобы освятил мережу и озеро, ведь, по крайней мере, — святая правда! — бес там уже давно поселился.

       — И разве ты его когда видел, что плетешь лишь бы что?

       — Пан, спроси у людей — каждый знает, какие там бывают чудеса ночью: страшилища снуют по берегу, слышно из-под воды стон и смех, после заката солнца оттуда самый смелый человек убегает.

       — И слушать не хочу ваши суеверия глупые. Завтра, что бы то ни было, ловите рыбу.

       — Не освятив воду? — спрашивает рыбак.

       — Нет такой нужды.

       Озабоченный рыбак почесал затылок и пошел медленно к деревне. Объявляет своим товарищам панскую волю; собравшись в группу, долго галдели про это, боясь, чтобы не случилось какого несчастья. Но надо панскую волю соблюсти. На следующий день приехали рыбаки на Глухое озеро и остановились посреди небольшой круглой прогалины. Вокруг — темный лес, густые ели и сосны гнулись под тяжестью снега, и казалось, что белые стены окружают это место. Тут летом никогда ветер не поднимал волн, а зимой — не кружил снега. День был хмурый, вокруг царила тишина, рыбаки сняли шапки, прочитали чётки, назначили место, где пробивать полынью, и начали свою работу.

       Бросили мережу и, уже потащив её, услышали шорох подо льдом, шипение и какой-то дикий писк, как будто там тысячи гадов грызлись между собой. Охватила рыбаков тревога и страх, мурашки по телу побежали. Однако, держась вместе, не выпустили из рук мережи, тянут, придавая друг другу отваги и полагая, что попалась куча вьюнов. А как вытянули из воды вся мережу — страх вспомнить! — полная сеть маленьких чёртиков. Не дай бог таких и во сне видеть! Были там бесы вроде раков с черной шерстью, другие — как пауки, каждый с кота, другие похожие на щенков, с ногами необычной длины. Нельзя описать весь этот ужас. Крысы, ящерицы, летучие мыши, решетка ползала по льду, катались по снегу с ужасающими криками, шипением и писком. Поняли рыбаки, что наткнулись на гнездо дьявола. Не имея сил смотреть на страшилищ, бросили мережу, а сами убежали.

       — А ловили осташи когда-нибудь в том озере?

       — И прадеды не помнили, чтобы кто-нибудь рыбачил там.

       — Так кто же навел туда злых духов?

       — Пан знает органиста, из Рассон, хороший и разумный человек, так он часто рассказывал про удивительные вещи со святых книжек — как некогда Бог создал этот мир. Один раз в ярмарочный день пригласил он нас к себе, сел с нами за стол. Выпили мы по рюмке водки, и в разговоре о том о сём промолвил нам эти правдивые слова, и я их до конца дней не забуду. Сказал он так: «Большой грех Адама, что послушал Еву, попробовал яблоко с запретного дерева. За это Бог проклял землю. Но еще больший грех Каина, который убил своего брата». О! Как много умножилось каинов, что убивают своих братьев. В тех диких лесах у Глухого озера было много преступников. Их туда собрал пан с разных концов света. Говорят, что были там люди и из таких сторон, где как будто ездят не на конях, а на собаках, и не имели они в сердце ни веры, ни Бога, ни любви к ближнему. Долго прятались они около этого озера, а потому и дьявол там поселился.

  — Но и пан З. был человек негодный, ошибался, чудак, через свою необразованность. Однако паны ответят перед Богом, поскольку не имеют веры; надо было попросить ксендза освятить мережу и воду в озере, так не было бы того страха, и работа не пошла бы насмарку.

       — Учат нас ксендзы и добрые люди, но их слова как горох от стены отскакивают, а потому и Бог не благословляет, и жить все хуже и хуже.

       — А в нашем озере Нещерде, — я прерываю рыбака, — живут ли злые духи, попадался ли какой-либо тебе?

       — Что ты, панич, говоришь? Пусть Бог от такого спасает. Я всегда, выходя из дома и перед тем, как мережу забросить, перекрещусь и говорю чётки. Так нас учили иезуиты. А до того же на нашем озере, хотя кое-где и ловили осташи и, связываясь со злым духом, много истребили рыбы, но дьявол везде не может господствовать, — на берегах Нещерды несколько костелов. Весной в тихую погоду чуть свет не раз приходилось забрасывать мне мережу, так видел, как костелы и кресты повсюду отражались в воде; а когда в святой день зазвонят на мессу, так голоса колоколов слышатся над всем озером, люд, что плывет в челнах, крестится и произносит чётки. У нас еще, слава богу, уважают святую веру, а дьявол от креста и молитвы убегает.

       — Это правда, — сказал дядя. — Наши крестьяне очень отличаются от других. Я не раз, едя в Полоцк, останавливал коня и слушал, как женщины и мужчины, работая в поле, поют:


О! Спасіцелю наш Пане, Едынэ сэрца кохане, Ручкі, очкі ў неба ўзносім, Одпушчэння грахоў просім.


       Искренность такая растрогает до слез человека; но ах! Долго ли это будет держаться? Зло все шире расползается, и люди, какие знают, что творится в мире, не предсказывают хорошего.

       Родька вздохнул, глянул в окно, взял шапку и мешок, в котором приносил рыбу.

       — Спешишь домой, однако еще не поздно, — сказал Завальня.

       — Поставила мережу и шнуры, должен посмотреть, может, дал что Бог, — вечер уже близко.

       — Если что поймаешь — принеси еще мне. Живу при дороге, люди, слава богу, ко мне заезжают.

       — Если только Бог благословил мою работу, так не забуду про пана.

       Сказав это, он поклонился и пошел.

       — Люблю этого рыбака, — промолвил дядя, — учтивый он человек и трудолюбивый. Побудешь на его острове — сразу видно, что живет там человек хозяйственный и усердный. Его домик (хотя не такой уже просторный да и соломой крытый) стоит на холме в красочном месте, есть при нем маленький садик: яблони и вишни. Вокруг лачуги — везде порядок и чистота. Имеет коней, коров и овец. Поле унавожено, как сад. На лугах сочная трава. А неподалёку густая березовая роща. Летом в тихую погоду — было это сколько раз — я приплывал к его острову. Он был рад, а жена его — чрезвычайно гостеприимная женщина — угощала меня, поставила на стол отличных лещей, пойманных в тот же день и чудесно приготовленных.

       — Счастливый человек. У него там еще не прошёл золотой век. Ни с кем не делит поле, волки и медведи не нападают на животных.

       — Одна только невыгода: в предназначенные дни должен отбывать панщину, посылать работника в челне и коней перевозить через озеро; более чем четверть версты.

Продолжение "Кузнецова Евгения" http://www.proza.ru/2014/12/23/1494