Трактор из детства

                Глава 1.
Мой сон детства, который помню и сейчас – бесконечный пляж с горячим белым  песком, я в него зарываюсь так, что только глаза выглядывают – глаза смотрят вверх и видят синее - синее небо, похожее на море…
 К воображаемому морю я должен был ехать лечиться, но мою путевку отдали другому, а меня загипсовали и завалили на целый год в захудалый детский санаторий, стоящем почти что на южном побережье Северного Ледовитого океана -  на границе с Пермским краем… Через полгода на сером гипсовом  панцире расцвел сказкой синий трактор с красными колесами, я осторожно снял его свободными от гипса руками и увидел за ним родное и заплаканное лицо мамы, приехавшей меня навестить…
С тыльной стороны клубного барака весной выгрузили машину песка, про которую строители тут же и забыли - на радость совхозной детворы - их на этом песке  никто не тревожил… Здесь, под плакатом со словами Ленина «Социализм – это учет», по возвращению из санатория  с утра до обеда я прокладывал своим трактором дороги и вытаскивал забуксовавшие машины  своих друзей. Что трактор  - это сила, мы знали и без плакатов. Плакаты обильно украшали стены и заборы поселка,  их периодически подновлял и заменял школьный завхоз - за небольшую мзду из парткома он графически призывал местное население повышать надои молока, бороться с потерями зерна или ориентироваться в ночи, глядя на указующую руку вождя революции «Верной дорогой идете, товарищи!» Эти призывы, как правило,  никто никогда не читал, иначе искаженное высказывание Маяковского  о Ленине – «Ленин и теперь жалеет всех живых»  заметили бы сразу по прибитию, а не через три месяца по указке заезжего комсомольского работника.  Неправильное «жалеет» тут же было закрашено нетрезвым завхозом и поверх наляпано через трафарет  правильное «живее».

Глава 2.
После обеда из школы шли взрослые ребята и задерживались у кучи песка  для игры в расшибалочку. Все виды игр на деньги,  а также  вся психология, мотивация и прочие прелести игры давным-давно описаны писателями – классиками, да и детскими писателями тоже, я лишь пишу о своих ощущениях той поры, когда и нас, малолеток, брали во взрослую игру лишь для увеличения банка. Играл я ржавой железной шайбой, все время проигрывал жалкие копейки, но в мечтаниях был пушкинско-мироновским  дискоболом, расшибающим своим диском стопку таланов, драхм и пиастров.
Юноша, полный красы, напряженья, усилия чуждый,
    Строен, легок и могуч, — тешится быстрой игрой!
Вот и товарищ тебе, дискобол! Он достоин, клянуся,
    Дружно обнявшись с тобой, после игры отдыхать.
Профессиональные игроки работали екатерининскими пятаками или отцовскими медалями. Мне однажды  предлагали за трактор серебряную медаль «За отвагу» - такая была и у моего отца и он ею дорожил больше, чем орденами – пахнет порохом! – говорил отец и это уважение испытывал и я, разглядывая по праздникам отцовский тяжелый от орденов и медалей китель. И даже в самых смелых мыслях никогда не мелькало использовать боевые награды для игры.  Свой выбор для битка я остановил на медали «За освоение целинных земель» - именно про эту медаль сказал  на собрании  в клубе директор совхоза: - За освоение целинных и непиханных земель награждается механизатор Виктор Андриянов! За медалью вышел  любимец девчат кучерявый  тракторист и баянист Витя. После собрания был концерт, где он со сцены под бурные аплодисменты пел частушки, среди которых была и эта, может лишь незначительно исправленная временем :
Всех непаханых девчат
Перепахивать я рад
Мне медаль вручить должны
Главный пахарь целины!
В этот вечер получили медали еще человек десять, награждали ими и раньше – даже  Гагарина сразу после полета в космос наградили такой медалью – пахарь Космоса! - но моим планам обменять трактор на медаль  помешал приезд к бабушке Вере сына – полковника из Германии – там он служил в советских войсках. Сын приехал в жаркий полдень с железнодорожной станции  не на попутном грузовике, а на роскошном такси «Победа», вслед за чемоданами из глубин автомобиля вылезла   невиданной до этого времени красоты его дочь—   прелестное голубоглазое создание с золотистыми волосами, заплетёнными в две длинные косички, в белом летнем платьице и вышитых панталончиках. Такой впервые увидел Том Сойер свою Бекки Тэчер, такой увидел и я Ангелину, только вместо  вышитых панталончиков на ней были кружевные трусики, а в остальном всё сходилось. Уже через пару часов я сидел с ней на скамеечке возле барака бабушки и слушал самые последние европейско-советские новости: Ангелина играет лишь в теннис и на виолончели; «Победа» автомобиль так себе, у папы «Волга» с оленем на радиаторе;  The grandmother =Die Grosmutter = большая мама = бабушка… к ней заехали лишь на денек, а уже завтра полетят в Сочи – там уже их ждет в санатории просто  мама … я сидел рядом, тихо млел  и решал этимологическую задачу :
Трактористка Паша АнгЕлина = Пахарь (мужск. род) АнгелИна = Пахариха (грубо) АнгелИна = ПашА (старославянск. женск. род) АнгелИна…   вечером  Ангелину позвали ужинать и она ушла  навсегда с уже бывшим  моим трактором под мышкой…
Через год бабушку Веру похоронили  - сын на похороны не успел, а красное колесо от своего трактора я увидел в седьмом классе в куче металлолома, который грузили школьники в кузов самосвала… как колесо туда  попало и где находился сам трактор я так и не узнал.

Глава 3.
До железнодорожной станции  добирались целый день. Вроде и расстояние небольшое – каких - то 30 километров, но дорог, как таковых, в те времена к моему селу не было - только проселочные, а они  после первого же дождичка становились непролазными, по ним, а чаще вдоль них по травке,  могли проехать лишь верховые да трактора. Зимой картина была еще безотраднее – тракторный след переметало и уже на следующий день приходилось прокладывать дорогу через высокие снежные переметы… Отец вез меня на очередное лечение в конце ноября, снегопады сменялись морозами, в этот день был  мороз  за 20 градусов с поземкой… гусеничный трактор тянул сани для угля и это было счастье – ведь на санях могла стоять и цистерна  для топлива,  попробуй цепляться за нее всю дорогу, а в санях для угля  можно было сидеть, что я и делал весь путь, закутавшись в отцову шубу. Сани поднимались и  падали вниз на ухабах, трактор натужно ревел и накрывал всех пассажиров густым облаком отработанной солярки, сверху сыпал мелкий снег… уже через час путешествия в моем щуплом тельце осталось теплым лишь сердце, да мечта о русской печке… очень часто трактор начинал буксовать в снегу и тогда тракторист отцеплял сани, пробивал дорогу трактором, петляя по степи  налегке, а затем возвращался, цеплял сани и снова вперед… в такие остановки пассажиры, а ехало по своим и служебным делам мужиков десять,  выскакивали из саней и топтались около них  - курили, или заходили за сани,  а куда бежать – снега кругом по пояс и выше… По темну выехали – по темну и приехали на вокзал, еще несколько часов сидели в холодном зале ожидания, печка была лишь у кассира и дежурного по вокзалу… В общем вагоне на третьей полке свернувшись калачом под той же шубой отца и согревшись, я уснул… поезд тащился всю ночь, но еще светили звезды, когда мы выскочили из вагона в снег на маленьком полустанке, где не было даже  вокзала… до детского санатория  оставалось чуть больше 10 километров.. на наше счастье через каких-то полтора часа нас подобрал УАЗик. Рядом с водителем сидела тетка из собеса – везла сироту в детский санаторий, сирота в осеннем пальто, вязаной шапке и ботинках сидел в будке и был не теплее меня, мы сели  с ним  рядом, отец закутал нас шубой… сирота сильно заикался, но немного согревшись и привыкнув к нам, перестал волноваться и сумел ответить на некоторые мои вопросы: имя Колян, мамка померла, отца забрали в тюрьму, родных нет,  его пока в санаторий - подкормиться, а потом в приют. Детский санаторий в те времена был в стороне от взрослого, но мало чем отличался – такие же постройки барачного типа, такой же резкий запах сероводорода от незамерзающей речки Усолки. В палате, куда нас с Коляном определили, уже было шесть разноразмерных пацанов, они молча встали вокруг нас.  - Меня Сашей зовут – сказал я самому рослому из них и протянул кулек с пряниками – этот закон стаи я уже знал. Круг чуть расступился, давая мне выход на свободу. Ты кто?- обратился рослый к Коляну, держа у рта пряник.  Колян, у которого ничего не было в руках и за душой, пытался произнести свое имя, но вырывалось только какое -то квохтанье Ко…Ко…Ко… Сейчас начнут смеяться, дадут позорную кличку и будут его бить – успел подумать я и ударил кулаком  рослого по   рту с пряником….

Глава 4.

В те далекие времена, когда еще не было многоканального телевидения ( в моем селе как и в санаториях телевидения вообще не было) очень популярной была художественная самодеятельность. Артистами были все: детские сады, школы, сотрудники гаражей, ферм, бухгалтерий и проч. учреждений. Сотрудники  выступали друг перед другом и на различных смотрах со стихами, постановками, песнями, плясками, инсценировками, физкультурными пирамидами. На всех представлениях  зрители  сидели на стульях, подоконниках и полу; стояли в проходах и за кулисами.  Приближался Новый год. Силами детей детского санатория наметили  большой новогодний концерт в санатории взрослом. Кто это наметил – видимо глав.врач – воспитателей и школы в санатории не было. Для этого в детский санаторий невесть откуда был приглашен музыкальный руководитель, сценарист и баянист в одном лице Борис Петрович. Он появился в столовой во время обеда, в чистой рубашке с галстуком, в темных очках на красном лице, с легкой палочкой в руке, за ним мед.сестра несла в футляре баян - я не сразу понял, что  Борис Петрович был слепым – он был танкистом на фронте, танк подбили, взорвался боекомплект, обгоревшего командира вытащили, но зрение вернуть не удалось.  Борис Петрович нам ничего не рассказывал о себе – это мы узнали от сердобольной нянечки. Музыкантом он был от Бога – заставил всех детей  в столовой – а нас было человек тридцать, петь хором песню «Подмосковные вечера»,  и сразу же отобрал несколько солистов, в число которых попали и я с Коляном… Танцы с девочками под аккомпанемент баяна разучивала старшая сестра по грязелечению, а вот за песни отвечал целиком и полностью Борис Петрович…
На концерт, который проходил в столовой взрослого санатория, пришли все отдыхающие и сотрудники санатория. Наша агитбригада  расположилась на кухне и оттуда мы по очереди выходили читать стихи, танцевать и петь. Так как в детском санатории лечили опорно-двигательную систему детей, то танцы девчат вызвали грусть зрителей - некоторые из женщин вытирали слезы.   Нас двоих  Борис Петрович выпустил в самом конце концерта. Первым пошел Колян, он пел малоизвестную песню про Колю- тракториста, которого захватили в плен немцы.  Фашисты пытались выведать ВОЕННУЮ ТАЙНУ, но Коля-тракторист молчал, тогда изверги
Абаляли Колю карасином
И от зажигалки подожгли
И сгорело тело молодое…
А в роту докУменты нашли
Слова песни пелись с искажением, видимо именно так  Борис Петрович пел эту песню по поездам и знал как никто психологию российского зрителя. После выступления Коляна слезы вытирали и мужчины.
Выждав, когда стихнут аплодисменты, вышел на костылях и я - Борис Петрович сидел с баяном на стуле  постоянно в углу  импровизированной сцены, за мной стеной встали все артисты – они повторяли две последние строчки  каждого куплета.  Ведущая девочка громким голосом объявила мою песню  «На поле танки грохотали»
 Своим звонким детским голосом я запел на всю столовую, на весь санаторий:
На поле танки грохотали,
 Солдаты шли в последний бой,
 А молодого командира
 Несли с пробитой головой.

 По танку вдарила болванка.
 Прощай родимый экипаж.
 Четыре трупа возле танка
 Дополнят утренний пейзаж.

 Машина пламенем объята,
 Вот-вот рванет боекомплект.
 А жить так хочется ребята.
 И вылезать уж мочи нет.

 Нас извлекут из-под обломков,
 Поднимут на руки каркас,
 И залпы башенных орудий
 В последний путь проводят нас.

 И полетят тут телеграммы
 Родных и близких известить,
 Что сын ваш больше не вернется.
 И не приедет погостить.

 В углу заплачет мать-старушка,
 Смахнет слезу старик-отец.
 И молодая не узнает,
 Какой у парня был конец.

 И будет карточка пылиться
 На полке пожелтевших книг.
 В военной форме, при погонах,
 И ей он больше не жених.
Песня закончилась, никто не аплодировал, все плакали и не стеснялись своих слез.
Это был тот самый катарсис, который по учению Аристотеля,  вызывал сострадание к артистам  и заставлял зрителя сопереживать, тем самым очищая его душу, возвышая и воспитывая его. Откуда это понятие древнегреческой эстетики было известно слепому музыканту – я не знаю, нас накормили и напоили, затем, надарив конфет, печений и яблок, всем санаторием посадили в автобус и долго махали вслед.
Через несколько дней Коляна забрала насовсем пожилая пара, сидевшая в первом ряду на концерте  - они сумели как-то быстро собрать нужные документы на усыновление, а может просто уговорили глав.врача – я не знаю – мы только успели обняться с Коляном на прощанье,  да поменяться шапками – моя, новенькая, с кожаным верхом, была ему чуть велика.
***
…перед Новым годом я получил удивительную посылку - в ней был тот самый трактор из моего детства... видимо когда-то я попросил деда Мороза или Бога вернуть мне подарок мамы...