Монстр

Ю. Костин   Монстр


Бессердечное создание – это создание, лишённое способности любить, а следовательно, ты ничем не отличаешься от зверя. Быть зверем – такое возможно, вполне возможно, но обычно человек, ставший зверем, должен, в конце концов, стать чудовищем. Положим, тебе нужно добиться своей цели. Но будет ли толк, если ты с таким бессердечием возьмёшь приступом Тёмную Башню и покоришь её?  Если в твоём сердце властвует одна темнота, что ты способен сделать кроме того, опуститься от состояния зверя до состояния чудовища? Добиться своей цели, будучи зверем, -- это до горечи смешно; это всё равно, чтобы дать слону увеличительное стекло. Однако добиться своей цели, будучи чудовищем…
Заплатить за ад – это одна сторона дела. Захочешь ли ты владеть им?
Стивен Кинг. Тёмная башня.


Михаил вскинулся с постели, опустив ноги на прохладный пол и насторожённо оглядываясь по сторонам. Где он находился?  И тут же в памяти проявилось: Киров-на –Вятке, гостиница «Спортивная». Здесь он проживает со вчерашнего дня.
Михаил огляделся. Номер у него был одноместный, но довольно скромный, что называется – эконом- класса, то есть по финансовым возможностям. Обстановка соответствовала определению. Полутораспальная кровать с провисшей сеткой расположилась возле окна, немного не доставая краем спинки до поцарапанной трубы парового отопления. Обшарпанный письменный стол с мутной стеклянной пепельницей да скрипучий шкаф с покоробленными временем дверцами. Вот и вся меблировка временного пристанища Михаила Казакова, хорунжего пластунской сотни 1-го батальона Войска Донского.
Вчера он вошёл в эту комнату, разделся и провалился в сон. Один он пришёл, или кто-то провожал его? Михаил этого не помнил категорически. Остались в памяти лишь слова полковника об офицерской чести, взаимовыручке и будущем России. И ещё он помнил глаза собеседника – пронзительные ледышки. Дальше всё расплывалось в каком-то кисельном тумане, от которого по душе пробегали мурашки. Такого с Михаилом ещё не бывало.
Сидеть в трусах на разворошённой постели дальше было глупо, и Михаил поднялся, взял со стула джинсы «Вранглер», быстро сунул ноги в узкие штанины, застегнул фирменный ремешок и отправился в закуток, где висела исцарапанная раковина умывальника, повидавшая всякого на своём гостиничном житье- бытье. Казаков не спеша умылся и насухо вытерся гостиничным вафельным полотенцем, а затем вернулся в комнату, натянул висевшую на спинке кровати чёрную футболку, и вышел из номера. Сидеть в душной комнате больше не хотелось ни минуты.
В семнадцать часов он должен встретиться  с одним человеком, который и передаст дальнейшие инструкции  полковника. А пока что Михаил мог располагать своим временем как угодно. Прогулка на свежем воздухе – не худший вариант времяпровождения.
Михаил запер дверь номера и направился по тёмному коридору к выходу. Где-то неподалёку яростно скрипела кровать, перекрывая сдерживаемые стоны и всхлипы. Кто-то не терял времени даром, презрев, что день идёт полным ходом, а ночь, время утех, прячется где-то за горизонтом.
Навстречу Казакову прошли два жгучих брюнета с полотенцами в руках. Обнажённые торсы белели в полумраке. Под кожей перекатывались выпуклые мышцы. Оба о чём-то увлечённо спорили о чём-то своём. Михаил, проживающий на традиционно многонациональном юге России, уловил несколько знакомых слов. Судя по всему, это были не совсем спортсмены, а скорей даже коммерсанты. Такое сочетание должно насторожить компетентные органы. Речь шла о поставках товаров, но каких именно, Михаил не понял, потому как атлеты были уже далеко, да они его и не интересовали. У него было своё дело, важное и это было единственное, что он знал.
Как деловой человек, он спустился по лестнице, прошёл мимо чрезмерно накрашенной дежурной, которая немедленно оторвалась от любовного  романа в непременной мягкой обложке и окинула его оценивающим женским взглядом. Михаил не обратил на неё внимания, вышел на улицу и огляделся. За рядом разросшихся тополей виднелся краешек большого строения с часами на фронтоне. Скорей всего это был железнодорожный вокзал. Там всегда толпились группы околовокзальной публики – разные там торговцы, бродяжки, замызганные особы условно женского пола, а также простые граждане, пользующиеся набором услуг российской железной дороги.
Для отдыха окрестности вокзала подходили мало, и Михаил повернул в противоположную сторону. Прочитал на ходу табличку – «улица Чапаева». Самое то – тихое, заросшее непременными городскими тополями место. Сквозь заросли светлели панельные пятиэтажки, мелькнула вывеска парикмахерской («Ратибор»), затем, после перекрёстка, снова потянулся серый панельный ряд. И – новая вывеска – «Русская Тройка» с изображением лошадей, повернувших головы, каждая в свою сторону. Ресторан. Михаил остановился. Где-то он уже слышал это название, и с ним было что-то связано. Ах да, именно здесь и назначена встреча с доверенным лицом полковника. Только встреча та должна состояться ближе к вечеру, а пока… пока что можно просто посидеть за столиком и подумать, кое-что вспомнить.
Поднявшись по цементным ступенькам, Михаил вошёл в фойе ресторана. Рядом с дверями монументом стоял внушительного роста и комплекции детина в белом кителе с малиновыми аксельбантами. Он проводил Михаила пристальным взглядом сквозь дымчатые стёкла очков.
На втором этаже, в баре, почти никого не было. Для постоянных посетителей время ещё не настало, равно как и для желающих пообедать. Лишь двое парней у стойки разговаривали в полголоса , попивая коктейли из высоких стаканов, да присутствовал ещё бармен в белой накрахмаленной рубашке, который протирал небольшим полотенцем пустые фужеры, висевшие у него над головой донышком к потолку. Кажется, это основное занятие всех барменов в свободное от клиентов время.
Михаил заказал двойной кофе и пару бутербродов с голландским сыром, а затем удалился с заказом к угловому столику в глубине зала. Присел, отхлебнул обжигающего напитка и углубился в воспоминания, которые почему-то не желали подчиняться ему, были какими-то скользкими и увёртливыми. Надо было сосредоточиться.
Итак, совсем недавно он нёс службу в казармах пятигорского военного лагеря  Войска Донского. Совсем недавно, это когда? И что было между тем, как он отправился в патруль, и той беседой с полковником… как его там? С Москаленкой?
Казаков отпивал временами мелкими глотками «капуччино» и вспоминал.

Глава 1.
Патруль, под командой хорунжего Михаила Казакова, на военном открытом «УАЗике» двигался по дороге Пятигорск – Кисловодск. Кроме самого Михаила в экипаж патруля входили ещё два пластуна – Юрий Гордиенко, горячий парубок с шикарным казацким чубом и шалым блеском в карих глазах, и Сергей Королёв, видный степенный черноусый мужчина, спокойный и в себе очень даже уверенный. Напарники хорошо дополняли друг друга. В задачу патруля входило наблюдение за движением на дороге, а также остановка подозрительного транспорта и, в случае необходимости, досмотр.
Накануне командир батальона особого назначения войсковой старшина Подьячий довёл до сведения личного состава батальона, что группа полевого командира «непримиримых» Расула Басмаева готова к переходу границы с территории Кабардино-Балкарии в направлении Минеральных Вод. Группа довольно большая по численности, до двухсот стволов. Сведения поступили с разных источников получения информации. По официальным  каналам предупреждение  пришло от представительства российского ФСБ, а не по официальному источнику, от некоторых приграничных жителей, сочувствующих казачеству, несущему миссию примирения народам Северного Кавказа, пришло подтверждение сводке ФСБ.
Согласно пунктам тактического плана защиты прилегающих к приграничной зоне территорий, 1-й батальон занял соответствующий участок границы, и было послано несколько мобильных групп. Кроме казачьих сил, в операции участвовали войсковые подразделения российской армии и оперативные группы сил безопасности.
Михаилу достался для патрулирования участок дороги протяжённостью в тридцать километров, и они уже проехали его из конца в конец не менее пяти раз. Ещё пару раз и придётся ехать на заправочную станцию концерна «ЛУКОЙЛ». А это немного в стороне от маршрута, но, если поспешить, то можно обернуться минут за двадцать.
Область Войска Донского, эта своеобразная буферная зона между Россией и Северным Кавказом, временами больше напоминала прифронтовую полосу, чем место компактного проживания мирного населения, но, не смотря, ни на что, машины продолжали регулярно сновать по бетонированному федеральному шоссе с шестирядным движением довольно активно. В основном это были легковушки – «Лады», «Волги», импортные «Фольксвагены» и «Форды», а также другие представитель славного семейства карбюраторных. Как признак деловой жизни, шумно фуры и рефрижераторы – «КАМАЗы», «Вольво», «Мерседесы». На юг везли станки, бумажную продукцию, продукты питания, сигареты. Оттуда – спиртное, продукты питания, разные там фрукты- овощи и… наркотики.
Нефть и наркотики стали основным продуктом развития Северо-кавказской Горской Конфедерации. К этому списку можно смело добавить терроризм, киднепинг и торговлю оружием. Этот поток и пыталось остановить Войско Донское. И одна из мер борьбы – досмотр подозрительного транспорта.
«Уазик» гнал вдоль разделительной полосы, чуть-чуть форсируя положенные по уставу 80 километров в час. За рулём сидел друг Михаила – Сергей Королёв. Он надвинул на лоб камуфляжную кепи, защищая глаза от ярких лучей солнца, и внимательно глядел перед собой, удерживая руль одной рукой. Вторая покоилась на рычаге коробки передач.
Вот вдали показалась кормовая часть расписанного англоязычной рекламой германского дизельного фургона со знаками турецкой текстильной кампании. Это значит, что местные оптовики разжились крупной партией курток, костюмов и бижутерии. Сейчас этого добра навалом – половина приграничных жителей носит турецкий ширпотреб. Но всё же машину придётся тормознуть, порядок есть порядок.
Поравнявшись с водительской кабиной, Михаил взмахнул полосатым жезлом, показывая на обочину. Фура послушно свернула и, выпустив облачко дизельного дыма, заглохла. Щёлкнула дверца и на бетон спрыгнул чернявый парень в зеркальных очках и джинсовом костюме «Леви-с». С другой стороны фуры, не спеша солидно опустился с подножки серьёзный человек в сером костюме в мелкую полоску и тоже в очках, но в дорогой оправе. Оба они, улыбаясь белоснежными зубами, направились навстречу казачьему патрулю.
Казаков и Гордиенко покинули «УАЗ», придерживая автоматы АКСУ, по уставу висевшие на ремне с правой стороны, потребовали у обоих незнакомцев документы, личные, на машину и на груз.
Сергей остался у своей машины, локтем придерживая сумку с запасными автоматными магазинами. Рядом с зеркалом заднего подсмотра, покачивался от ветра суставчатый ус армейской рации полевого образца для связи со штабом батальона. Для связи же друг с другом у каждого из пластунов имелось портативное радиопереговорное устройство небольшого радиуса действия, что крепилось к воротнику мундира.
Хотя прямой опасности не наблюдалось, казаки держались насторожённо, поглядывая по сторонам и не упуская из виду также гостей – турок. Впрочем, один из них, водитель, оказался грузином, работающим на турецкую компанию. Хочидзе Шота Георгиевич, 1975 года рождения, совершал челночные рейсы из России в Турцию, через Грузию и Горскую Конфедерацию. Турок же, Салзар Месхи, в качестве представителя компании, экспедитора и коммерческого агента путешествовал вместе с ним и, судя по документам, уже не впервые.
Казаков листал документы на машину и грузовые накладные. Салзар Месхи закупил несколько компрессоров и образцы электрооборудования. Гордиенко помог распахнуть Хочидзе створки дверей и влез внутрь фургона. Вдоль одной из стен стоял ряд больших ящиков. Всё остальное место, за исключением узкого прохода, занимали картонные и фанерные коробки. Юрий посветил узким лучом переносного прожекторного фонаря по коробкам и ящикам, выискивая возможный тайник с террористами. Но груз был плотно уложен, не оставляя свободного для укрытия места. Казак пнул по большому ящику. Оттуда послышался стук.
-- Компрессор, -- пояснил Хочидзе.
-- В порядке, -- коротко доложил Гордиенко Михаилу и, миную подножку, соскочил на горячий бетон.
-- Следуйте своей дорогой, господа, -- козырнул Казаков и вернул документы турку. Тот снисходительно улыбнулся, сверкнув на солнце золотой коронкой.
-- В добрый путь.
Гости уселись в кабину и «Мерседес», быстро набирая скорость, с шорохом унёсся вдаль.
Михаил и Юрий неспешно вернулись к «Уазику» и заняли свои места.
-- Сегодня вечером можно сходить на вечер в санаторий. Должно быть весело, -- предложил Сергей.
-- А я вот прямо сейчас желал бы очутиться в Турции. В Анталье. Представляете? Пальмы. Солнечный берег. Тёплый мягкий песок. Белый мрамор. Смуглые девушки. И пена кругом…
Гордиенко мечтательно закатил глаза и откинулся на спинку кресла. Друзья не успели ему ответить. Мимо прокатил армейский «КрАЗ» с закрытым брезентовым верхом. Вход был расшнурован, и одна пола вилась на ветру. По борту бился металлический наконечник тросика. В прореху выглядывал белобрысый парень в лихо надвинутом на левое ухо голубом берете.
-- Десантники проехали, -- отметил Сергей, провожая глазами шлейф пыли, тянувшийся за машиной. – Будем проверять?
-- Запрошу по рации, -- ответил Михаил и, щёлкнув переключателем, поднёс микрофон ко рту.
-- Первый, первый, я восьмой!.. Первый, первый…
В динамиках шумели атмосферные помехи, но, вот, крякнув, донёсся ответ:
-- Вас слушаю, восьмой… Доложите обстановку.
-- За время несения патрульной службы никаких нарушений на вверенном мне участке не обнаружено. Докладывает хорунжий пластунской сотни Михаил Казаков… Только что мимо нас прошёл транспорт российских десантников. Вы меня не предупреждали о них, господин войсковой старшина.
-- Слушай, хорунжий, они не всегда оповещают нас обо всех своих перемещениях. Вот и сейчас я только от тебя услышал, что к Пятигорску идёт машина с ВДВ. Сколько их там?
-- Кузов закрыт брезентом. Я видел только одного.
-- В сорока километрах приблизительно, от места вашего патрулирования, расположен опорный лагерь российских служб. Видимо, ваш транспорт направляется именно туда. Проводите их.  До границ подконтрольной вам территории. А там их встретит другая группа. Так, по цепочке, мы их проведём до конца. Сейчас я свяжусь с другими патрульными машинами. Всё? Конец связи.
Шумнув на прощание помехами, динамик отключился. Что-то прокричал высоким клокочущим голосом купавшийся в небесной синеве степной орёл, сложил широкие крылья и камнем упал в траву неподалёку от бетонной ленты шоссе. Через мгновение он появился вновь, тяжело взмахнул крыльями и начал медленно набирать высоту. В сжатых когтях его беспомощно повисла тушка какого-то зверька, то ли суслика, то ли зайца. Казаков проводил орла взглядом и набрал в грудь воздух.
-- Едем! – скомандовал Михаил. Друзья и напарники его слышали весь короткий разговор. Двигатель завёлся с полуоборота. Дождь песка рванул из-под новых рубчатых шин, и машина прыгнула с места.         
-- Полегче, -- попросил Михаил Сергея. Скорость чуть сбавилась и они помчались вдогонку за укатившим «КрАЗом». Ветер перебирал волосы у казаков. Несколько бабочек, танцевавших в потоках воздуха, поднимавшегося над раскалённого солнцем бетона,  не успели свернуть в сторону от дороги, и разъехались по армированному лобовому стеклу «УАЗа».
Кругом расстилалась безбрежная ковыльная степь. По такой вот высокой траве скакали когда-то лучшие в мире наездники – скифы, не признававшие стремян и даже сёдел, непременных атрибутов верховой езды цивилизованных греков. Наездников, тесно слившихся со стремительными конями, чужеземцы принимали за мифические создания – кентавров, полулюдей- полулошадей. Их сменили готы, вытеснившие скифов со степных просторов. Проходили здесь дикие гунны, которыми командовал ужасный вождь Аттила, прозванный Бичом Божьим за кровавый необузданный нрав, завоеватель дальних западных пределов. Воющие лавы ордынцев на низких мохнатых лошадках проносились по здешним ковылям, сжигая селения и уводя в полон детей и женщин, потомков генуэзцев, пытавшихся колонизировать здешние земли, напоенные солнцем и солёным потом земледельцев. Вставали одна за другой, рать за ратью, волны завоевателей с Востока и Запада, с Юга и Севера, но проходило время, и память о них оставалась лишь в исторических летописях, а ветер продолжал гнать волны по траве, как и тогда, сотни и тысячи лет назад.
Казалось, что вместе с теми «волнами» скачут призрачные всадники, соревнуясь в скорости с открытой машиной, в которой сидят трое молодых серьёзных человека в камуфляжной форме Войска Донского. У каждого из них на левом рукаве, на предплечье, пришит шеврон пластунской сотни – элитной части подразделения специального назначения Войска Донского. Это были опытные бойцы, разведчики и снайперы, мастера рукопашного боя, альтернатива российским десантникам, пренебрежительно относившимся к казачьим воинским формированиям.
«Уазик», на высокой скорости, прочесал весь свой участок, но «КрАЗ» они так и не догнали. Он исчез за те несколько минут, что ушли на переговоры с вышестоящим начальством. Дальше уже начинался участок подхорунжего Глеба Успенского, мирового парня, общего товарища и записного участника всех гулянок 1-го батальона. Впрочем, его машины тоже не было видно.
Сергей остановил «УАЗ». Мимо, навстречу, промчались несколько «Нив» с весёлыми молодыми парнями и девушками. Они ехали на пикник или уже возвращались с пикника. В открытые окна машин вырывались звуки музыки. На задних сидениях валялись надувные матрасы, полосатые шезлонги и по несколько упаковок колы и финского пива «Хейнекен». Пустая банка покатилась по обочине и застряла в траве, спугнув полевую мышь.
Юрий проводил машины завистливым глазами, чему-то вздохнул и посмотрел на командира. Михаил снова потянулся к рации.
-- Первый, первый, я восьмой… Вызываю первого!
Тишина. Эфирные помехи, прерываемые скачущей морзянкой.
-- Первый, первый, я восьмой…
-- Первый на связи.
-- Первый! Машину ВДВ не догнал. Нахожусь на территории седьмого. Его не вижу. Как быть?
-- Оставайтесь на месте! Ждите команды!
Щёлкнув, динамик отключился. Михаилу показалось, что в голосе Подьячего слышались нотки тревоги. Вообще-то наличие взвода российских десантников не должно вызывать моментальную тревогу. Не надо забывать, что они являлись основными боевыми союзниками при возникающих, время от времени, военных конфликтах с подразделениями Национальной гвардии Горской Конфедерации.
В конце 1997 года, когда военные операции перешли с территории Чечни на территорию  сначала Ингушетии, а затем Северной Осетии и Дагестана, политики этих государств собрались во Владикавказе, вспомнили родственные связи, исторические корни, всевозможные традиции и решили провести общий референдум своих народностей, что и обернулось, в конечном результате их объединением. Российские политики, зная особенности восточной политики и неумение чем-то поступаться, а значит – и договариваться, не ожидали такого результата. Они закинули свой десант из комиссии по межправительственным связям при Государственной Думе России, чтобы взорвать изнутри намечающийся союз, но у них ничего не получилось. Мало того, вскоре к вновь испечённому союзу присоединилась Кабардино-Балкария. Новая Кавказская война грозила вспыхнуть во всю свою страшную силу. И это на фоне развивающегося политико- экономического кризиса, поразившего Россию. Международные комиссии ОБСЕ, демонстрации и митинги по всей территории России, бряцанье оружием натовскими и российскими «ястребами» и привело к созданию российского доминиона – Области Войска Донского, включившего в свой состав Краснодарский и Ставропольский края. Дипломаты обеих воюющих сторон зимой 1997 года  подписали мирный договор и принялись  договариваться о компенсациях и репарациях. Обид за время войны друг другу было нанесено немало и переговоры проходили туго. Процесс затянулся, но итогом его был неоспоримый плюс – прекращение массированных военных действий, во время которых так страдало мирное население. Параллельно были остановлены процессы, ведущие к тому, что весь регион мог скатиться на положение большой горной «палестины» на долгие годы. Правда, всё равно время от времени вспыхивали локальные конфликты, в урегулировании которых участвовали силы как российских войск и казаков, так и шариатские службы безопасности. Наконец-то перестала литься рекой кровь человеческая в Северокавказском регионе.
Куда же подевалась машина Успенского? Михаил отстегнул от воротника переговорное радиоустройство.
-- Восьмой на связи. Восьмой вызывает седьмого. 
Эфир дышал треском статических разрядов. Немного выждав, Михаил повторил вызов. По правилам устава это устройство должно быть постоянно включено. Но, как и все правила, это распоряжение обходилось. Звук приглушался, так как частые атмосферные помехи, напоминающие хруст фольги от шоколадных плиток, действовали неприятным образом на нервы, и без того находившимися в напряжении из-за постоянного взвешенного состояния полувойны – полумира.
Служебный «УАЗ», покрытый краской цвета хаки, с эмблемой Войска Донского – Георгием Победоносцем, поражающем копьём змия- супостата, на правой дверце, стоял на обочине скоростного шоссе среди ковыльной степи. То и дело мимо проносились машины. Каждый раз при этом порывом ветра поднималось облачко пыли, которое на несколько мгновений зависало в воздухе и медленно затем опускалось на бетон, или относилось следующим порывом на запылённые кусты полыни. По кювету сновали осторожные суслики. Кусты подрагивали, когда они, когда они с писком продирались сквозь колючие травяные заросли.
Михаил ждал вызова от Подьячего или сообщения от седьмого. Гордиенко с Королёвым тем временем вышли из машины, закинув автоматы за спину. Королёв снял свою кепи и большим клетчатым платком промокнул вспотевшие шею и лоб, посмотрел на серые пятна, оставшиеся на платке, и спрятал его в боковой карман кителя.
Наконец рация затрещала, и послышался голос «первого».
 -- Восьмой, восьмой… Говорит первый. Приём!
-- Первый, восьмой на связи.
-- Седьмой на вызов не отвечает. Срочно пройдите весь их маршрут. К вам выдвигаются вспомогательные силы. Также на подходе девятый. Докладывать через каждые пятнадцать минут, а также сразу после обнаружения седьмого. Как понял? Приём.
-- Вас понял, первый. Двигаюсь маршрутом седьмого. Докладываю через пятнадцать минут или когда замечу седьмого. На подходе девятый. Конец связи?
-- Конец связи. И… будьте осторожны, хлопцы, -- голос Подьячего потонул в шорохе помех.
-- По коням! – крикнул Михаил, но друзья уже заскакивали в машину. В ту же минуту рявкнул стартёр, и дождь мелких камешков чесанул из-под задних колёс.
Маршрут седьмого мало чем отличался от того, с какого они только что съехали. Те же пыльные кусты вдоль трассы, те же волны степи, пробегающие под порывами ветра, те же суслики, осторожно выглядывающие из травы, опасливо посматривая на машины. В обе стороны шоссе  проскакивали разные автомобили. Не было лишь «Уазика» с символикой пластунской сотни. Итогом поездки стало лишь то, что казаки обнаружили два съезда с трассы, ведущие в аулы черкесов, находившиеся неподалёку.
Михаил с Юрием проверили оба съезда. Судя по количеству следов, точнее, по отсутствию оных, по первой дороге в недавнее время никто не проезжал. А у второго съезда пришлось задержаться. Здесь не так давно прошли несколько машин. Следы их накладывались друг на друга и напоминали беспорядочную мешанину. Но вот Гордиенко, склонившийся над трактом в три погибели, разогнул спину и замахал рукой товарищам. Судя по торжествующему выражению лица, он таки нашёл кусочек следа «УАЗа». Но это был достаточно отчётливый кусочек, чтобы не сомневаться.
Казаков вызвал Подьячего и доложил о находке. Тем временем Юрий нашёл также след армейского «КрАЗа», частично перекрытого следом патрульной машины. Быть может там, впереди, ребята нуждаются в срочной помощи. Не даром ведь их рация не отвечает на вызовы командования.
И Казаков принял решение. «УАЗ» свернул на просёлочную дорогу и, набирая скорость, помчался вперёд. Дожидаться подмоги не оставалось времени.
Вот на этой самой дороге, через десять с половиной километров, они и нашли машину Глеба Успенского. Вернее, остов машины. Всё в машине и вокруг выгорело, и трава в радиусе пяти метров ещё дымилась. На руль вывалился обгоревший до неузнаваемости труп.
Казаки одновременно выпрыгнули из машины, на ходу снимая затворы автоматов с предохранителей. Насторожённо оглядываясь, они отступили в сторону, прикрываясь от возможного врага бортами машины.
-- Мишка, смотри! – Юрий Гордиенко указал в траву. Там, навзничь, лежал ещё один труп. – Это же Глеб…
В мундире убитого был испещрён таким количеством пулевых пробоин, что клочья его едва прикрывали месиво тела. На траве, вокруг трупа, блестели пятна, лужи и капли крови. По всему получалось, что Успенского расстреляли в упор, сразу с нескольких стволов одновременно, не оставив ему ни малейшего шанса выкарабкаться.
И в эту трагическую минуту где-то неподалёку застрекотал автомат Калашникова. В ответ ему застучали другие автоматные очереди. Казаки беспромедлительно бросились по направлению пальбы, разбегаясь друг от друга, пригибаясь и перескакивая через кусты ковыля. Втроём, они начали окружать неизвестного противника, не дожидаясь подхода сил поддержки.
Приближаясь к небольшой, плотной купе акаций, Михаил услышал вопль и, сразу после этого, автомат Калашникова прекратил беглый огонь короткими, экономными очередями. Кого-то явно подстрелили. Но кого?
Вперёд вырвался Гордиенко и исчез в зарослях шелковицы. Казаков и Королёв, разделившись в свою очередь, справа и слева вломились в торчащие острыми иглами стены акаций. Несколько минут боли, треска и вот они уже на поляне. Автоматы подняты и готовы в любой миг к стрельбе. Но пальцы застыли на спусковых крючках. Никого на пятачке, заросшем высокой травой, уже не было. Только Гордиенко, склонившийся над телом упавшего за несколько минут до подхода подмоги их боевого товарища. Это был Иван Семёнов. Он погиб в бою, смертью героя. Всё вокруг было залито его кровью. Помощь опоздала всего лишь на пять, максимум – десять минут. Но кто их убийцы? «Непримиримые», Волки Ислама, или бежавшие с места преступления бандиты?
Окинув полянку одним быстрым взглядом и не обнаружив никого живого, друзья сорвались с места и кинулись вдогонку за преступниками. Уйти те могли лишь в одном направлении. У каждого из пластунов в груди ныло сердце. Только что их друзья, боевые товарищи были убиты подло, из засады. В этом можно было не сомневаться. Иначе вся поляна была бы усеяна поверженными врагами. Ведь пластуны, это не просто военные, бойцы, а сиречь элитное подразделение профессиональных воинов, упорно и каждодневно оттачивающих искусство поединка, тактику и стратегию ближнего боя.
Кажется, впереди, неподалёку, заурчал двигатель машины. Продравшись, наконец, сквозь заросли, казаки успели заметить исчезающий за пригорком… искомый «КрАЗ», про который они успели забыть, нацелившись на преследование неизвестных террористов. Пластуны в первые мгновения даже не поверили своим глазам и, от неожиданности, остановились, переглядываясь друг с дружкой. Полученную информацию требовалось для начала осмыслить. Как же так? Российские войска, союзники? Не может такого быть?!
Необходимо срочно связаться с командованием и доложить обстоятельства чрезвычайного происшествия. Уже пора было выходить на связь с Подьячим, а тут ещё и такие подробности. Сергей Королёв бросился назад, к патрульной машине, а остальные, оба два, побежали по широкому следу, проложенному в высокой траве. Наращивая темп бега и вслушиваясь сквозь потяжелевшее дыхание в треск сминаемом тяжёлыми «берцами» травы, Михаил обдумывал ситуацию. Правильно ли он сделал, кинувшись на выстрелы, на выручку товарищам, или нужны была по первости вызвать командира, доложить ситуацию и лишь затем действовать согласно полученным инструкциям. Но команды командами, а когда рядом погибает друг, выполнение циркуляров и параграфов откладывается.
Тем временем Казаков, бок о бок с Гордиенко, очутились на верху пригорка. И сразу, одновременно, опустились в траву. Отсюда открывался вид на черкесский аул. Подпрыгивая на ухабах, «КрАЗ» почти уже добрался до крайних его домов. Друзья оглядывались, осматривая подступы к селению и особенности местности, которыми можно будет воспользоваться. Через минуту поблизости остановился их «Уазик», фыркнув мотором. Это подкатил Королёв. Он успел доложиться о расстрелянном патруле «седьмого».
Казаков вновь связался со штабом и дополнил предыдущее сообщение новыми сведениями. В ответ ему передали, что к ним направляются две патрульные машины, а федеральная воздушная служба высылает армейский вертолёт с огневой поддержкой. В довершение командир попросил ребят не рисковать зря, вести наблюдение и дожидаться подхода дополнительных сил.
Оставив Сергея возле машины, оба наблюдателя, Михаил и Юрий, поползли сквозь высокую траву, оправдывая название своего подразделения. Они бесшумно раздвигали стебли травы, проскальзывали как змеи, двигаясь по направлению к дому на окраине селения, обнесённому высокой стеной из сцементированных круглых камней.
По аулу передвигались люди, гортанно переговариваясь на своём наречии, коих у северокавказских горских народов превеликое множество. Что их связывало с российскими десантниками? Некоторые слова можно было уловить, но общий смысл разговоров никак не ухватывался. Вот если бы подобраться ещё хотя бы чуток поближе. Быть может, добытые таким образом сведения будут очень важны. По радио, прицепленному к воротнику, Сергей передал, что на крыше соседнего дома появился человек с биноклем. В данный момент он тщательно осматривал окрестности аула. Михаил порадовался, что патрульный «УАЗ» остался в кустарнике, где слился с листвой. Придётся им действовать со всей возможной осторожностью.
Михаил прижался спиной к бугристой стене. Рядом приник Гордиенко. Не разговаривая, знаками, они дали понять друг другу, как будут действовать дальше. И разошлись- разбежались. Гордиенко скользнул вдоль стены, стараясь слиться с неровностями. Камуфляжный цвет его формы хорошо способствовал маскировке. На верху, на вершине стены, на мгновение появился посторонний «предмет» и тут же исчез. Это хорунжий ловко перескочил каменный забор и попал во двор. Там квохтали куры, озабоченно роясь в пыли, рассерженно курлыкал индюк, ругая всех и вся, а где-то в сарае бренчала цепью собака. Михаил, прислушиваясь к палитре дворового шума, тенью скользнул к воротам, ведущим наружу, в скопление глинобитных и кирпичных домов, в зависимости от состояния владельцев. У самых ворот росло тутовое дерево. Михаил подтянулся и замер на большом узловатом суку. Отсюда было видно всё, как на ладони.
По аулу сновали кавказцы, частично в военной, камуфляжной форме, частью в гражданских костюмах. Вокруг «КрАЗа» кипела работа. Из кузова вытаскивали длинные заколоченные ящики, бегом их относили в сторону, а к погрузке был уже приготовлен целый штабель коробок и мешков. Работа спорилась, конвейер был налажен на славу.
-- Командир, подмога подошла! – из динамика послышался голос Сергея. Это ожило радиопереговорное устройство. – Две патрульные машины. Скоро подъедет БТР. Ещё где-то «вертушка» на подходе.
Можно было отходить. Дислокацию противника они уже выяснили, включая и наблюдателя, затаившегося на крыше. Михаил прислушался и в последний раз выглянул сквозь листья, прежде чем спуститься со своего наблюдательного пункта. Спешка вокруг грузовика усилилась. Кавказцы понимали, что времени у них в обрез. Уничтоженный патруль им никто не простит.
Внезапно в соседнем дворе что-то шумно обрушилось, послышались крики, шум.
«Там же Гордиенко. Он собирался подобраться с той стороны», -- сообразил Михаил, спрыгнул ловко с дерева и моментально очутился возле каменной стены, разделяющей соседствующие дворы. Последнее, что он увидел с дерева, что несколько черноголовых селян, в папахах, кепи или простоголовых, бежали к дому, неся в руках кто ружьё, а кто и автомат.
С соседского двора шум усилился. Теперь там отчаянно лаяли собаки, невесть откуда примчавшиеся, истошно орал ишак и к тому же заплакал маленький ребёнок . Какая-то женщина кричала, умудрившись перекрыть общий шум суматохи: -- Шайтан, сын шакала! Гяур!
-- Юра! Ты меня слышишь? Срочно уходи оттуда, помощь уже здесь! Скорее!
Михаил отдал через переговорное устройство приказ товарищу, желая спасти его. Тот его, похоже, услышал и, одним мощным прыжком, одолел высокую стену. Через мгновение он уже затерялся в высокой траве. Казалось бы, они ловко выпутались из опасного положения, но тут с крыши дома, где устроился наблюдатель с биноклем, ударила длинная пулемётная очередь. Пули, плотной дорожкой, прошили пыльные заросли, разбрызгивая скошенные стебли. С близлежащего склона засверкали ответные вспышки. Пластунские патрули открыли плотный автоматный огонь по пулемётному гнезду и по стенам домов. Законы военного времени суровы. Открывший огнь на поражение сам должен быть уничтожен. Какое-то время пулемётчик огрызался длинными очередями, но вскоре умолк. То ли его подстрелили снайперы, то ли попросту закончились патроны в магазине.
Нужны было каким-то образом пробиваться к своим. Гордиенко должен был уже выйти из опасного сектора. Сейчас дело было за Михаилом. Но тут важно было не нарваться на пулю. Не надо забывать про селян, бежавших к злополучному дому с ружьями и автоматами. Кстати, они должны уже здесь появиться.
С максимумом предосторожностей Казаков выглянул из-за края стены, в ложбинку, где выкрошилось несколько камней. Возле грузовой машины в тот момент воцарился хаос. Кто-то заорал, кто-то бросил ящик и пустился наутёк. Вот в этот-то миг Михаил и увидел десантника, выглянувшего на шум из крытого кузова. Он отогнул брезентовую полу и высунулся наружу в попытке оценить опасность и разглядеть, кто это там так шустро палит. Хотя форменного берета на голове его не было, белёсая короткая чёлка характерно упала на правый глаз. Десантник что-то крикнул бросившему ящик, тот вернулся, подхватил коробку и потащил в сторону, где громоздилась целая штабелированная куча таких же ящиков. И всё это произошло за несколько нескончаемо длинных секунд.
Всё большее количество людей включалось в перестрелку. Что это не жители аула, Михаил начал догадываться по тому, что одеты они были в полевую военную форму конфедерации и вооружены были не только советским, но и оружием других стран, используемым гвардией Чечни и Дагестана. Обратил он внимание и на то, что местные жители, кое-где выглядывавшие из окон домов, при звуках стрельбы держались отчуждённо, помощь боевикам не оказывали и не предлагали. На основании увиденного, можно было предполагать, что село заняло одно из подразделений горцев, быть может, даже самого Басмаева, «Басмача», как его прозвали казаки. Наверное, бандиты планировали организовать здесь опорный пункт для своих операций, пользуясь родственными, кровными связями, или надеясь просто запугать местных жителей, сделать из них своих пособников.
Кто-то посыпал дорожку, ведущую к дому, щебёнкой и крошкой от красных кирпичей. Именно она и затрещала под сапогами приближающихся к дому людей. Михаил отпрянул в кусты ткемали. Треск сомкнувшихся за ним ветвей перекрыл скрип открывающихся ворот. Несколько бородатых гвардейцев заглянули во двор. Двое вошли внутрь, а остальные отправились дальше, к соседним домам. Гвардейцы огляделись по сторонам и, удовлетворившись визуальным осмотром, приступили к действию. Крайний дом мог стать хорошим плацдармом для защиты аула от казачьей  атаки. И гвардейцы попытались использовать этот шанс. Один из них снял с плеча длинную трубу портативной ракетной установки и быстро привёл её в предбоевое положение. Сейчас было достаточно навести базуку на готовившихся к штурму села казаков и несколько человек погибнет, разорванные горячим металлом. Второй гвардеец, прикрывающий гранатомётчика, придвинул к стене тележку- арбу и наблюдал оттуда за действиями казаков. Вот он что-то коротко крикнул напарнику и тот вскарабкался на арбу, начал пристраивать на камни свой зловещий боевой механизм. Похоже, что они уже определились для себя с целью.
Оставаться дальше сторонним наблюдателем Михаил уже не мог. Он послал короткую очередь из АКСУ по парочке стрелков, благо оба стояли рядом. Гранатомётчик так и не успел навести РПГ и повалился с ним на землю, но второй оказался на диво вёртким. Только автомат Казакова затрещал, как он уже среагировал – прыгнул назад и вбок. Делая сальто, ещё в воздухе, гвардеец выстрелил из короткого чеченского автомата «волк». Стрелял он на лету и на слух. Но пули, как сердитые шершни, пропели совсем рядом и на голову Михаилу посыпались срезанные ветки алычи. Он имел дело совсем не с новобранцем. Таким штукам гвардейцев обучали в специальных тренировочных лагерях и, конечно, далеко не всех. Тем временем напарник убитого гранатомётчика упал на колени и сразу перекатился в сторону, выпустив ещё одну очередь. Но Михаил не стал дожидаться более верного  прицела противника, а вскочил на ноги, как чёртик из коробки, и бросился вдоль  стены, вытянув руку с автоматом. Ствол его подёргивался от длинной очереди. Струя пуль ударила кавказца в грудь, сбила с ног и кинула на землю. Он ещё, сгоряча, попытался подняться, вскинуть автомат, но движения те были лишь предсмертными конвульсиями. Не помог и американский укороченный, чтобы не сковывать движения,  бронежилет. На губах пузырилась кровь, алые струйки стекали по истерзанной пулями камуфляжной форме.
В общей суматохе, когда все вокруг палили из многочисленного автоматического оружия, никто не обратил внимания на эту короткую дуэль в тылу. Впрочем, ошибаемся, один всё-таки нашёлся. Из кузова снова выглянул белёсый десантник, внимательно всмотрелся в тот самый дом, где затаился Михаил, а затем крикнул что-то одному из грузчиков, что ещё оставались рядом с машиной. Тот ответил ему, подозвал двух гвардейцев. Пробегавших рядом, и все трое бросились к дому, во дворе которого затаился хорунжий.
На село наступали казаки. Они продвигались вперёд короткими перебежками, ныряя и вновь появляясь среди высоких зарослей нескошенной травы. С флангов строчили два крупнокалиберных пулемёта ПКМБ, установленных на патрульных «УАЗах». Они не давали партизанской группе вести прицельный огонь. Вдалеке послышался гул вертолётных винтов.
Михаил перекатился через двор и нырнул в распахнутую дверь маленькой сараюшки, откуда с гамом вылетела пара забившихся туда после начала стрельбы кур. Куры метались по двору, размахивая крыльями и роняя в пыль пёстрые перья. В это мгновение во двор ворвались здоровяки в камуфлированных мундирах. У всех троих на груди висели эмблемы со скалящимся волком. Точно, это были боевики из бывшего «волчьего» полка Джохара Дудаева. Они водили стволами коротких автоматов из стороны в сторону, отслеживая малейший шум. Мимо них, громко кудахча, прошмыгнула одна из куриц. Хлопнул выстрел. Курица высоко подпрыгнула и, махая лапами, шлёпнулась в пыль, разбрызгивая кругом капли крови. И снова установилась тишина. Хотя кругом стреляли, кричали, всё ближе гудел вертолёт, для этой четвёрки время остановилось.
На тележке, что приткнулась вплотную к стене, лежал РПГ-16 со снятым предохранителем. Внизу, под стеной, валялся убитый гранатомётчик. Неподалёку лежал его напарник в луже крови, уже покрывшейся плёнкой багрового цвета. Пострелянные кусты ткемали ещё шевелились. Перебитые пулями ветки частью упали на землю, а частью свисали на обрывках коры. Дверь в дом была приоткрыта, как бы приглашая внутрь, как и дверь маленького сарая. Двое гвардейцев направились к дому, насторожённо оглядываясь по сторонам, а один остался во двор, держа наготове АК-47.
Как только боевики исчезли в доме, из тёмной глубины сарая вылетел длинный нож и вонзился в горло бородача. Тот вылупил чёрные сливы глаз, ухватился одной рукой за рукоять ножа, а второй нажал спусковой крючок. Загрохотала очередь. Пули с рёвом полетели вдоль каменного забора. Несколько из них взвизгнули, отскочив от гранатомёта.
Из сарая выскочил Михаил. Автомат его заливался коротким точным огнём, посылая пулю за пулей в двигающиеся силуэты за открытыми дверями внутри дома. Когда магазин опустел, Казаков быстрым движением выбросил опустошённый «рожок», вставил новый и передёрнул затвор. И тут, ответом на выстрелы, из дома выкатился шар осколочной гранаты. Пришлось, с места кульбитом, падать обратно в глиняный сарай, прятаться там за какие-то корзины и мешки. Грянул взрыв. На спину упала вырванная с петель дверь, с потолка посыпалась щебёнка, по всему сараю клубилась пыль, а во дворе уже слышался топот и яростный рёв бегущего человека. Это последний оставшийся в живых боевик- «волк» спешил разделаться с противником. Он орал и стрелял сразу с двух рук из коротких чеченских автоматов. Снова, уже в который раз, двор наполнился звуком выстрелов, рёвом пуль, пробивающих саманные глинобитные стены сарая. Боевик стрелял, пока в обеих автоматах не закончились патроны.
Установилась тишина. Горец появился в разбитом проёме, пытаясь что-нибудь разглядеть в клубах пыли и пороховой гари. Вдруг что-то шевельнулось, и с потолка на него обрушился живой человек. Михаил во время стрельбы цеплялся руками и ногами за брёвна стропил, поэтому свинцовый ливень прошёлся ниже его. И теперь живой таран ног сбил гвардейца на землю. Он попытался подняться, но удар тяжёлого кулака заставил его потерять сознание.
Пошатываясь, Михаил выглянул на улочку. Там, в центре аула, боевики раскрыли ящики и быстро собирали сдвоенный 120-мм миномёт. Сейчас жарко будет не только партизанам. Михаил вернулся во двор, снял с тележки базуку и вышел с ней на улицу. Не отходя от ворот своего убежища, Казаков взгромоздил реактивную установку на плечо и тщательно прицелился. Его заметили, заорали, указывая руками, но было уже поздно. Огненная стрела протянулась от воронёного раструба до штабеля с раскрытыми ящиками. Михаила толкнуло отдачей назад. Он выронил пустую коробку использованного гранатомёта и, не отрываясь, смотрел на вспухший огненный шар на месте штабеля. Земля встала стеной, соседние дома начали складываться внутрь себя, крыши проваливались. Грузовой «КрАЗ», стоявший на площади посередине села, перевернуло, а Михаила подхватило ударной волной, и он въехал головой в каменную стену, за которой он только что скрывался. От удара того перед глазами полыхнул сноп искр и хорунжий потерял сознание.

Глава 2.
Выписка из досье специального агента ФСБ.
Баранников Пётр Афанасьевич, русский, 1972 года , среднее и среднетехническое образование (радиомастер). Параллельно учёбе в ПТУ активные занятия спортом. Лёгкая атлетика, бодибилдинг, каратэ (стиль Дзёсинмон- Сёринрю). Достигнув третьего дана, занялся кикбоксингом, участвовал в подпольных боях. Дисквалифицирован из-за смерти партнёра по спаррингу. По отзывам инструкторов, склонен к садистским действиям. Служба в армии. Рязанское десантное училище. Закончил его с отличием. Хорошие отзывы товарищей. Участие в боевых действиях в Чечне, Дагестане, Абхазии. Спецзадания в Азербайджане, Таджикистане, а также в странах дальнего зарубежья – Афганистане и Германии, в период прохождения службы в Западной группе войск, где Баранников прошёл спецподготовку по линии ФСБ, включая управлением БМД, танком и вертолётом. Работа по контракту с органами Федеральной службы безопасности. Кодовый номер сотрудника ФСБ – В-305. Активное участие в делах в делах Офицерского Фронта – организации среднего офицерского состава патриотической направленности.

Старший лейтенант ВДВ по кличке «Магнум» сидел за рычагами вертолёта и уходил на бреющем полёте от разбитого и догорающего аула. Молодой атлетического сложения мужчина в форме рядового десантника управлял винтокрылой машиной. Холодные, стального цвета глаза следили за показаниями датчиков. Тонкие длинные пальцы музыканта сжимали рычаги управления. Мощные жгуты тренированных мускулов натягивали хлопчатобумажную ткань гимнастёрки.
Позади него, на металлическом проклёпанном полу, лежал в бессознательном состоянии казак, подобранный им возле стены крайнего дома селения Эрзекен-Кушкуль. Лейтенант захватил его в качестве заложника, если положение их ухудшится до такой степени.
Что это там, на горизонте? Баранников снизил вертолёт ещё ниже и прибавил скорость. Во что бы то ни стало необходимо скрыться в обширных Ногайских степях. Там легко затеряться. К примеру, остались ещё старые тренировочные лагеря Советской Армии, где отрабатывались военные действия в условиях Закавказья и Средней Азии для войск Северокавказского военного округа. Это на крайний случай, если его вдруг выследят через спутник и попытаются «сесть на хвост». А пока что Баранников следовал в определённом направлении. Нужно отдать деньги, которые он всё же умудрился сохранить в такой переделке. И ещё составить отчёт. А если быть до конца точным, то два отчёта.
Просматривая курс, и не забывая следить за показаниями приборов, Пётр начал про себя составлять слова для докладной записки по начальству. Итак, вчера…
Вчера его вызвал зампотеху полка 2-й десантной дивизии, ранее размещавшейся в Германии, а сейчас, после многочисленных смен места дислокации, базировавшейся на границе с мятежным кавказским регионом.
-- Беседа наша будет конфиденциальной, не для посторонних ушей значит, -- объяснил подполковник Бойко. Он вывел Петра из приёмной своего кабинета, где за компьютерной клавиатурой сидел молодой прапорщик в очках с тонкой позолоченной оправой. Прапорщик бросил внимательный взгляд на Петра и снова углубился в символы, непрерывной чередой пробегающие по экрану монитора.
Офицеры вышли из кабинета, прошли по коридору, устланному красной ковровой дорожкой, протянувшейся от угла и до угла. Они шли, поблёскивая хорошо начищенными сапогами, кивая или козыряя встречным офицерам, что деловито пробегали по коридорам штаба полка. Оба собеседника вели на ходу разговор на тему военной техники, прибывшей с военных заводов Урала.
Таким образом они покинули здание штаба, прошли через размеченный плац, где проходили строевую подготовку новобранцы в ещё необмятой форме. Здесь, возле бочки из-под дизельного топлива, вкопанной почти целиком в землю, была оборудована солдатская курилка. Подполковник присел на отполированную солдатскими задницами узкую скамейку и зыркнул насторожённым взглядом по сторонам. Несколько сержантов, направившихся было перекурить на своё обычное место, тут же передумали и свернули к кустам, шпалерами окружавшими площадку плаца. Бойко повернулся к Баранникову и, прищурив глаза, оглядел его с головы до ног. Тот  ответил ему тем же.
Подполковник Бойко, невысокий коренастый здоровячёк, всегда с короткой стрижкой (раньше это называлось «бобрик», а сейчас –«ёжик»), тщательно пробритый, наутюженный, по виду так чистый уставник, невольно подобрался под взглядом спутника. Они много чего знали друг про друга. Вместе начинали заниматься коммерческой деятельностью в Германии, не чурались и впоследствии этого вида трудовой деятельности. Сначала скромно, малыми партиями, сбывали на сторону устаревшую технику, как металлолом, если судить по накладным. Потом, войдя во вкус торговых сделок и «чёрного нала», продали партию стрелкового оружия какой-то западногерманской группе сильно правой политической ориентации, но зато хорошо заплатившей «коммерсантам» в погонах. А потом, во время спешного вывода наших войск с территории новой Германии, они прокручивали такие смелые торговые операции, что это позволило Бойко вложить вырученную валюту в кой-какую недвижимость. У него появился свой пивной заводик в Баварии, а также туристическое бюро с двумя мотелями в окрестностях Гамбурга. Это ещё кругленькой суммы на одном счёте в Берлинском Дойчебанке. Всё, разумеется, на подставных лиц, либо на предъявителя. А вот куда Баранников дел свою долю, Бойко не знал. И это обстоятельство ему очень не нравилось. Уж больно тот был крут, но, вместе с тем, дела вёл с математической точностью и ювелирной ловкостью. Собственно говоря, именно Баранников и был основным автором всех их махинаций. Бойко же его прикрывал и обеспечивал «зелёную дорогу» начинаниям.
После выхода из Германии, Бойко замыслил провести ловкую «рокировочку», что позволило бы ему с почётом уйти на покой, исчезнуть вскорости из России и начать новую светлую жизнь бюргером на Западе, в той же Германии, им уже обжитой. Но, по странному стечению обстоятельств, пивной заводик сгорел ясным пламенем вместе с подставным лицом, туристическую фирму поймали на подтасовывании налоговых деклараций и обложили дополнительным налогом (предусмотренным как раз на «хитрую задницу»), после чего она сразу перестала быть такой прибыльной. При таком раскладе начинать жизнь рантье было не столь уж замечательной идеей. Подумал Бойко, взвесил все «за и против» и решил повременить с исчезновением, а пока что подзаработать ещё.
Вот и сейчас намечалась весьма прибыльная сделка. Поступил заказ от очередного клиента на партию портативной ракетной системы «Игла-1», а также на несколько армейских миномётов. Кругленькая сумма наличными. Выгодное, весьма выгодное дельце.
Подполковник и старлей сидели в солдатской курилке и обсуждали все детали «торговой» операции, а тем временем солдаты под жарким июньским солнцем печатали шаг по асфальтированному плацу. За ними бдительно следили сержанты, которые всегда были недовольны новобранцами, как бы те не старались. Солдаты всё шагали и шагали, щёлкая подошвами по мягкому от жары асфальту. По спинам их струился пот и проступал расплывающимися пятнами но новой защитного цвета форме.
Наконец все детали были обговорены и разговор на этом закончился. Офицеры ушли, и солдаты наперегонки бросились к курилке, с разрешения, понятное дело, сержантов, которые тоже устали стоять под прямыми лучами жаркого субтропического солнца. Самые резвые из маршировавших получили, в качестве приза за расторопность, два шикарных офицерских «бычка» («Мальборо»!)
На следующее утро, едва первые лучи солнца пока ещё робкими прикосновениями будили спящую растительность и всякую прочую живность, Баранников подкатил на армейском «КрАЗе» к одному неприметному складу на окраине Минеральных Вод. Рядом с ним в кабине грузовика сидел Кузьма Сапрыкин, его верный подручный во всех делах и делишках. Сапрыкин, парень весьма недалёкий, но зато физически сильный и готовый всегда прикрыть спину «Магнума», как он называл старлея.
Пётр посигналил, и на улице появились два сосредоточенных молодых парня в адидасовских костюмах. Они внимательно проверили документы, выслушали кодовые слова и лишь после этого откатили железные ворота на роликах. Машина въехала внутрь склада, ворота со скрипом вернулись на место, и началась погрузка.
Скоро всё было готово. Груз уложили, завязали страховочные концы, а тем временем Баранников проинструктировал Сапрыкина. Сам он, в форме рядового, уселся в кузов, рядом с ящиками, для надёжности и сохранности груза., Кузьма же сел за руль. По намеченному маршруту тронулись в путь. Документы на груз были в полном порядке. По накладным следовало, что машина загружена картошкой, сухими овощами и разными консервами. Чтобы соответствовать легенде, в кузов загрузили несколько мешков картошки, пару ящиков сухофруктов и коробка консервных банок. Один мешок, как бы случайно, разорвался, и под ногами крутились картофелины.
Маршрут был подробно начерчен на карте. Минеральные Воды- Пятигорск, затем, на определённом километре, будет условный знак, после которого – съезд и далее до аула, где получатели груза всё выгрузят, расплатятся частью деньгами, а частью гашишем, который нужно будет завести на этот же склад. Далее гашиш уйдёт по цепочке до потребителей.
Сначала всё обстояло совершенно нормально. До условленного места оставалось всего ничего. Они миновали несколько проверок, автопатруль Войска Донского, к которым десантники относились как к марионеточно- опереточным фиглярам. По этому поводу частенько возникали потасовки между рядовым составом с обеих сторон.
А вот и условленный знак – чёртик, намалёванный на километровом столбе. После него будет съезд на грунтовую дорогу, ведущую в село. Считай, половина задания уже выполнена. По этому поводу Кузьма, оставленный без командирского присмотра, на радостях отхлебнул прямо из горлышка армейской фляжки. Ах, хороша, зараза, ну до чего же забориста хохлацкая горилка! И на душе, соответственно, сразу же соловьи запели многоголосо. Сидящий в кузове Пётр рядом с грузом, откинул брезентовый полог и выглянул наружу, высматривая условленный знак. Мало ли Кузьма недосмотрит. Сапрыкин, через автозеркальце, заметил болтающуюся на ветру полу и догадался о мыслях шефа. Он усмехнулся. Нет, шалишь, и у нас глаза имеются. Ведь с этого дела Кузьме тоже причитаются бабки. Весьма приличные. Ух, и гульнёт он тогда. И по бабам, по бабам! А напоследок наведается к казакам, и по мордасам их, по мордасам. Ох, и начистит он им морды. Прошлый раз нарвался Кузьма на пластунов, есть там и такие. Обломили они ему тогда рога. Так он завтра за оба раза им воздаст. За тот, прошлый, и за завтрашний. От подобных мыслей да воспоминаний у старшины взыграла кровь, и он ещё раз приложился к горлышку, вспоминая недавний конфуз. Узнал он всё же тогда, как зовут обидчика – Успенский Глеб, подхорунжий 2-го батальона Войска Донского. Ну… попадись он ему!
Бывают же такие совпадения – только подумал, перед самым съездом на грунтовку, ну, буквально за несколько метров, навстречу «КрАЗу» вылетел патрульный «УАЗ», камуфляжными пятнами размалёванный, и с Георгием- Победоносцем на двери. И как раз над Георгием – его обидчик. Ну, тут уж Кузьма ничего не успел сообразить, как рука сама оторвалась от руля и сделала такой оскорбительный жест, что никакой нормальный мужик не простит никогда. Ясное дело, после этого глаза Успенского недобро сузились, а губы сурово сжались.
Кузьма похолодел. Что он наделал! Если пластуны сейчас проведут серьёзный досмотр груза, то вся их маскировка не будет стоит и гроша. А что казаки непременно будут искать малейшего повода придраться, Сапрыкин не сомневался. Нужно было что-то срочно делать. И он рванул руль в сторону, переключил на четвёртое положение коробку передач, и машина запрыгала по буграм просёлочной дороги. В зеркальце заднего обзора было видно, как «Уазик» свернул за ними. Кузьма прибавил газу. В кузове громко матерился Баранников. Наконец он перебрался через ящики и яростно застучал тяжёлой рукояткой своего пистолета по кабине. Машина завернула в колючие заросли акации и остановилась. В воздухе медленно растворился последний дизельный выхлоп.
-- Идиот, ты у меня ответишь, -- заорал Баранников, вытаскивая очумевшего Сапрыкина из кабины.
-- «Магнум», ты что, я… не понимаю, как у меня получилось, -- выдохнул ему водочным духом в лицо Кузьма.
-- Некогда разбираться, их придётся уничтожить, поздно что-либо исправлять. Слишком мы близко от намеченного места. Они поймут, куда мы направляемся. Раскроется всё. Из-за тебя, козла пьяного…
И Пётр нырнул в кустарник. Уже слышался шум подъезжающего «Уазика». Кузьма выхватил из держателей над водительским сиденьем АКС-74 и соскочил с подножки. Вся хмель мигом вылетела из головы, и он бросился в заросли акации, следом за Петром. Порывом ветра захлопнуло дверцу «КрАЗа». Сапрыкин даже не обернулся, продираясь сквозь колючие дебри.
Тем временем «Уазик» выскочил к зарослям и остановился. Трое казаков вертели головами и прислушивались. Тогда и хлопнула закрывшаяся от ветра дверь. Все сразу насторожились, а водитель завёл, заглушенный было, мотор. И, в это мгновение, из травы рядом с машиной мелькнула рука. В открытый «УАЗ», не имевший защитного тента по случаю жаркой погоды, влетела граната и тут же лопнула, извергнув из своего нутра сноп магниевой смеси. Внутри машины всё мгновенно вспыхнуло. Два казака- пластуна среагировали на бросок гранаты в тот же момент и, головой вперёд, ещё говорят – рыбкой, выпрыгнули из машины. Водитель тоже дёрнулся вперёд, но рулевая баранка кинула его обратно на сиденье, а в следующую долю секунды уже было поздно – его обдало зажигательной смесью. Несколько бесконечно долгих секунд живой факел вопил и дёргался, разбрасывая снопы искр, но яростное пламя быстро пожрало плоть и обгорелый труп замер.
Баранников поднялся из травы. Он находился чуть дальше того места, откуда он бросил гранату. Обоими руками он сжимал свой пистолет, готовый в любую секунду открыть огонь. Осторожно он переместился поближе к догорающей машине, медленно поворачивая голову в поисках казаков. Они успели выскочить из машины и как бы растворились в воздухе. Неподалёку бесшумно раздвинулись ветви, и, в обрамлении акаций, показалось испуганное лицо Кузьмы, виновника всей этой кутерьмы. Баранников показал ему два пальца и махнул рукой по сторонам. Сапрыкин понял сигнал, весь как-то подобрался, присел и снова исчез в кустах. Установилась тишина.
Трещал догорающий «Уазик». Это горел и коробился кожзаменитель на сидениях. Внезапно рванула граната, хранившаяся в ящике под сиденьем. Пётр, от неожиданности, прыгнул вперёд, перевернулся ловким отработанным кувырком, собирался выстрелить в сторону взрыва, но, усилием воли, сдержал палец, уже готовый спустить курок. Раздвигая руками траву, он пополз вдоль машины, из которой валил дым. Вдруг рукой он нащупал ствол автомата.
«Ага. АК-74У. Автомат, находившийся на вооружении спецназа казачьих войск. Таким образом, один из тех, кто успел выпрыгнуть из машины, потерял своё табельное оружие. Не погладят его по головке, если он всё-таки вернётся сегодня в часть».
Баранников усмехнулся и передвинул большим пальцем флажок пистолета на стрельбу очередями. Прислушался, приподнявшись над травой, и пополз дальше. Где-то в кустах едва слышно перемещался Кузьма, выслеживая противника. Пётр вспомнил, как накануне старшину на славу отделали эти самые пластуны, и усмехнулся. Когда они вернутся в часть, он отделает Сапрыкина ещё лучше.      
Вдруг впереди что-то мелькнуло. Лейтенант замер, напряжённо вглядываясь в то место сквозь прорезь прицела. Но не было больше никаких признаков, что там кто-либо скрывался. Куда же все они подевались? Похоже, с таким предметом тактической дисциплины, как маскировка и скрытное перемещение, у них полный порядок. Так быстро сориентироваться после взрыва и использовать все особенности местности. Для этого нужна солидная специальная подготовка. Уж кто-кто, а он это может сказать с полной уверенностью. Старший лейтенант двинулся дальше, опираясь на локти и колени, раздвигая стволом пистолета травяные стебли. Снова затрещали кусты, и оттуда выглянул Сапрыкин. В глазах его читалось естественное недоумение. Противник никак не хотел появляться.
«Баран», -- подумал Пётр и вдруг, уголком тренированного глаза, уловил движение. Баранников опустился на самую землю Наконец-то он заметил пластуна. На том были нашивки подхорунжего, а в руке был приготовленный для броска длинный нож. С той стороны, где ветрел головой Кузьма, пластуна видно не было. Старшина потерял из виду не только казаков, но и своего командира. Он уже собирался покинуть своё укрытие, решив, что казаки успели убраться куда подальше, и не подозревал, что сам стал объектом чужой охоты. Но, в свою очередь, и пластун, отведя назад для броска ножа руку, не знал, что второй десантник уже прицелился в него из автоматического пистолета.
Как только рука пошла вперёд, чтобы метнуть нож в ничего не подозревающего  Сапрыкина, заработал пистолет. Очередь прошила подхорунжего, и он мешком повалился наземь. Рядом с изумлённым Кузьмой пролетел тяжёлый клинок и затерялся в высокой траве. Старшина бросился вперёд, перекатился, как обучали, и мигом очутился рядом со своим командиром. Упавший пластун собрался с последними силами и вдруг снова вскочил на ноги. Его кулаки были сжаты до белизны. Глаза метали молнии. Мундир на груди пропитался кровью, а форменная кепи больше не покрывала курчавого чуба, так как осталась лежать в траве. Парень покачнулся, а потом настолько стремительно кинулся на своих убийц, что оба десантника открыли одновременно огонь. Пистолет и автомат исполняли в их руках пляску смерти. Свинцовый ливень хлестал по корпусу казака. От беспрерывных свинцовых ударов он отшатнулся назад, потерял равновесие и упал, как падает срубленное дерево, смяв обагрённую его кровью траву.
В стороне затрещали кусты. Десантнику кинулись туда, на ходу споро меняя магазины. В кустарнике поднялся в полный рост ещё один из казачьего патруля. Лицо и руки его были обожжены. В глазах стояли слёзы, мешая видеть. Казалось, они даже кипели от злости, которая сотрясала казака. Оттуда, из гущи акаций, он наблюдал за происходящим и не верил, отказывался верить своим глазам. Сначала всё казалось ему каким-то чудовищным недоразумением. Но, после того, как его командира убили, убили подло, из засады, безоружного, он не выдержал. Надо было мстить за неправедно погибших товарищей! Пускай его не слушаются покалеченные руки, пускай глаза почти не видят. Он поднялся. С горечью ещё подумалось: Почему? Зачем? А может быть это переодетые террористы? Диверсанты? «Волки»?
Обожжённой рукой казак смахнул слёзы с лица, чтобы лучше видеть. На щеках осталась кровавая дорожка. Затем он автоматом отодвинул ветви в сторону и открыл огонь. Он стрелял и стрелял, почти ничего не видя от крови, заливавшей лицо из разорванного в падении лба, стрелял веером, до тех пор, пока в магазине не кончились патроны. Авось поможет Бог и он свалит обоих бандитов, которые как крысы метнулись при виде его в разные стороны. Боёк клацнул – патроны кончились. Надо быстро отстегнуть опустевший магазин. Рука шарит по поясу. Где же новый «рожок»? Ага, вот он. Магазин тюкнулся в приёмное гнездо автомата, но было уже поздно. Крысы снова появились. И принялись стрелять. Словно кто кузнечным молотом ударил в голову казака. Он дёрнулся, отступил назад, автомат выскользнул из вмиг ослабевших рук, и пластун повалился на колючий куст, не замечаю уже вонзающихся в тело шипов.
Кинулись, было, десантники к последнему телу, чтобы убедиться, что подстрелили наповал пластуна, но тут до ушей их донёсся шум приближающейся машины. Кто-то ещё ехал сюда, явно на звуки перестрелки. И вряд ли это посторонние, отдыхающие праздные граждане. Волком глянул Баранников на сообщника и они, не сговариваясь, кинулись к оставшемуся позади грузовику.
Сесть в него было делом минуты и вот, покачиваясь на ухабах, они въехали на пригорок, с которого уже был виден тот самый аул, Эрзекен-Кушкуль, кажется. Грузовик прибавил скорости и уже через десять минут они остановились на пятачке сельской площади.
Там их встретили вооружённые люди. Это были боевики из отряда Расула Басмаева, приближённого покойного генерала Дудаева, его духовного наследника, одного из самых активных полевых командиров, для которого война никак не могла закончиться. Оружие у Бойко они покупали не в первый раз и расплачивались всегда очень щедро, не торгуясь. Но такая вот неувязка получалась впервые.
-- Что случилось? – обратился к Баранникову  старший из боевиков, носивший на лбу широкую зелёную повязку из изречением из Корана относительно священной войны- газавата.
-- Казачий патруль, -- не дожидаясь шефа, пояснил Кузьма. – Они ждали нас в засаде, но мы дали им бой и ни один из них не ушёл живым. Все там остались.
Сапрыкин вылез из кабины и, с самым независимым видом. Длинно сплюнул под колесо. Хмурый Баранников спрыгнул из кузова. Закинув чёлку набок небрежным поворотом головы, он пожал руку старшего, и они отошли в сторону. Обменявшись со старшим лейтенантом несколькими фразами, вожак что-то крикнул одному из боевиков в расстёгнутом чёрном кителе. На широкой волосатой груди у того висел мощный бошевский бинокль. Наблюдатель подобрал с земли длинноствольный пулемёт Калашникова РПК-74Н2 с коробчатым магазином и массивной трубой снайперского прицела с инфракрасной накладкой, вскинул его на плечо и отправился в сторону дома с самой высокой крышей и террасой. Увитой виноградной лозой. Остальные боевики составили автоматы в козлы и принялись выгружать ящики с «Иглами» на землю. Заботливо прикрытые брезентом, здесь же лежали мешки с гашишем, как часть платы за доставленный груз.
Из домов выглядывали местные жители. Они были испуганы происходящими событиями и переговаривались, перекликались друг с другом, обсуждая, что же теперь будет с ними. Помощь вызывать никто не решился. Слишком уж жёстко российская армия расправлялась с теми, кого считала пособниками. Особо не разбирались, кто из местных жителей воевал вместе с конфедератами,  а кто в это время просто дома отсиживался да тянул каждодневную лямку земледельца. Открывали вояки огонь по любому поводу, а то и просто так. Мол, показалось. А уж потом начинали докапываться, но мёртвым-то было уже всё равно Конечно, ко всем этим делам казаки относились по-другому, но и среди них встречались горячие головы. Да и боевики появились, как всегда, неожиданно. Никто и опомниться не успел, как они заняли аул, выгнали жителей из крайних домов и оборвали телефонные провода.
Ящики спешно выгружали из машины, как вдруг в одном из домов раздался истошный женский вопль.   
-- А-а-а! Шайтан! Сын шакала! Гяур!
Не успел вопль затихнуть, как к тому дому уже бежали селяне, повыскакивавшие из своих домов с охотничьими ружьями и даже с видавшими виды АК. Вероятно, они решили, что на их односельчанку накинулись бандиты, воспользовавшись тем, что всю мужскую часть аула согнали вместе, в несколько центральных особняков. Здесь же, рядом с ними, на центральной площади аула, обосновались партизаны, чтобы присматривать за селянами и не дать тем совершить необдуманные поступки. За вырвавшимися из домов местными мужчинами тут же вдогонку бросились несколько боевиков, на ходу похватавших свои автоматы. Остальные гвардейцы тоже разобрали оружие и загомонили, оглядываясь. По всему их виду можно было понять, что всё происходящее здесь им очень не нравится и сквозило желание поскорее убраться отсюда прочь.
В доме, где поднялся переполох, царил кавардак. Неизвестно откуда примчались вездесущие собаки и принялись остервенело на кого-то лаять. Орал в сарае ишак, исполняя особую арию в общей симфонии хаоса. И в довершении ко всему с крыши, где устроился наблюдатель, ударила длинная пулемётная очередь.
-- Началось! Нас окружили, -- сделал заключение старший отряда и, решительно махая руками, принялся распределять людей, посылая их занимать намеченные точки обороны. Затем он достал полосатого мешка ручной гранатомёт РПГ-16 и послал двоих боевиков в соседний от источника шума дом. Видимо, в этом месте казаки планируют штурм аула. Вот наблюдатель и засёк разведчика. Гранатомётчики удалились, и не прошло и минуты, как со всех сторон поднялась стрельба. Казаки обстреливали аул из пулемётов и автоматов.
Бандиты, подчиняясь приказам главаря, всё же закончили разгрузку, закинули в кузов мешки с гашишем и принялись распаковывать ящики с переносным 120-мм миномётом.
Внезапно, среди трескотни чеченских автоматов, Баранников уловил «голос» АКС-74 У, какими были вооружены пластуны. Он вдруг заработал совсем рядом, как раз в том дворе, куда вошли минутой раньше гранатомётчики.
-- Казаки! Прорвались! Вон в том доме, -- закричал он старшему, который в этот момент закидывал в кузов последний мешок с гашишем.
-- Сейчас. Я сам с ним разберусь.
Главарь взял наизготовку чеченский автомат «Волк», «слизанный» с американского «Ингрэма», подозвал двух помощников и они, тесной кучкой, побежали к злополучному дому. Выждав необходимый момент, старший лейтенант тоже подбежал к воротам, держа пистолет наготове, стволом кверху. Ему вслед недоумённо посмотрел Кузьма, не дождавшись от шефа команды действовать. Надо бы догнать «Магнума», читалось по его лицу, но, вместе с тем, он не решался отойти от загруженной машины. Он и так напортачил за сегодняшний день со своей не нужной никому инициативой.
Не успел Баранников добраться до открытых ворот, как там поднялась совершенно дикая стрельба. Грохнула граната и снова продолжилась стрельба, которую перекрывали дикие вопли командира партизанской группы. Пётр заглянул во двор, прижавшись спиной к стойке, и успел увидеть, как из сарая, живой торпедой, вылетел пластун. Он двигался быстро и подвижно, как ртуть, переливаясь как вода, стремительно и естественно. От сдвоенного удара обеими ногами главарь полетел на землю. Любой другой человек остался бы лежать там без сознания, но гвардеец тут же  вскочил снова. Для такого амбала удар рукой или ногой напоминал щелчок, не более того. Только что сбитый с ног, он уже был снова готов к рукопашному бою. Казак не растерялся, а крутанулся на месте и кулак его с учетверённой силой инерции врезался в висок гиганта- горца. Тот, как кукла, повернулся и растянулся на утоптанной земле двора. Казак же встряхнулся, расправил плечи и спокойно направился к стене, под которой валялся гранатомёт.
Баранников заинтересованно наблюдал за ним. Подумать только – этот человек за две минуты расправился с пятью профессионалами, обученными убивать самыми разными способами. Казалось бы, вот он, противник, совсем рядом, стреляй в него, но Баранников не спешил. Почему?  Скрывался ли за этим интерес профессионала, наблюдавшего за человеком, равным ему по силам, или у него появился какой-то план в отношении этого пластуна с нашивками хорунжего. Пётр этого ещё и не осознавал, но он отступил в тень и незаметно опустился в арык, прорытый под стеной, рядом с открытыми воротами. Но пистолет он продолжать держать на боевом взводе.
Казак вышел из ворот с гранатомётом в руках и спокойно прицелился. Руки у него не дрожали от перенесённых только что стрессов, движения были уверенные. Пётр увидал из канавы, как засуетились боевики, разбегаясь от почти что собранного миномёта, но, как они не были быстры, всё же не успели. Выстрел. Шорох летящей ракеты и вспышка взрыва. Затем сдетонировали мины, приготовленные для боя. Взрывной волной казака швырнуло на стену, он ударился головой и покатился по земле. Баранников почувствовал, как земля его мягко толкнула. Он выскочил из арыка, сунул за ремень на спине АКС, подхватил с земли  и поднял на плечо обмякшее тело пластуна.
Вокруг грохотали очереди пулемётов и автоматов, рвались гранаты. Похоже, казаки действительно пошли в атаку.
Придерживая на плече бесчувственное тело, Баранников побежал к машине. Взрыв боеприпасов опрокинул «КрАЗ» на бок. Колёса, очутившиеся в воздухе, медленно крутились. Из рифленых протекторов сыпался в траву песок. Рядом с кабиной, на спине, лежал Сапрыкин. Но не успел Пётр подойти к нему, как он шевельнулся и сел. Вымазанная землёй гимнастёрка «украсилась» большой прорехой на плече и пропиталась кровью. По всему было видно, что Кузьма пострадал при взрыве. Он щурился и махал головой. При виде командира, он вскочил на ноги и собирался шагнуть ему навстречу, но ноги его предательски подогнулись, старшина опрокинулся, снова быстро поднялся и почти что закричал: 
-- «Магнум», что делать-то будем?! Похоже, хана нам настала!
Баранников ничего не ответил напарнику. Он прислушивался к приближающемуся вою винтов вертолёта. Тот уже перебивал шум перестрелки. Кузьме показалось, что у его приятеля зародился какой-то план. Не иначе, как план их спасения. Только за каким лядом он притащил с собой этого казака? Непонятно, живой тот или подстреленный. Над аулом закружил лёгкий многоцелевой МИ-54. Он сразу же прошёлся длинной пулемётной очередью по позициям гвардейцев. Площадку, где несколько минут назад кипела работа вокруг «КрАЗа», затянуло дымом от горевших ящиков, размётанных взрывом.
Завидев вертолёт, Сапрыкин забился под машину и поднял автомат, пытаясь навести прицел на воздушную цель, не стоявшую, понятно, на месте. Он уже затаил дыхание и собирался мягко надавить на спусковой крючок, но тут увидел такое, что оружие чуть не выпало у него из рук. Его командир, Магнум, выскочил на открытое место и размахивал там руками, привлекая внимание пилота. Там, на вертолёте, заметили его, и МИ опустился ниже. Баранникова сейчас явно разглядывали сквозь клубы дыма. Боковое окошко открылось, и оттуда выглянул пилот в круглом шлеме и больших очках. Тут Кузьме пришла в голову здравая мысль, что Пётр заметил его манёвры и теперь специально подманивает вертолётчиков под прицел Кузьмы. Но, как бы то ни было, старшина не стал проявлять чрезмерной инициативы, а снова навёл прицел автомата и принялся ждать команды. Он ещё не забыл гнева старлея и понимал, сколько всего напортачил за этот короткий день. Если Магнум ему прикажет, то он в тот же миг пробьёт брюхо крылатой машины, где самая тонкая броня. А пока что будет держать их под прицелом., пользуясь дымовой завесой, делавшей его невидимым для вертолётчиков.
Пилот вертолёта напряжённо всматривался в центр аула, где находилась сельская площадь для общих сходов. Зависать неподвижно здесь было нельзя. Кругом продолжали стрелять. Возле большой воронки, откуда шёл дым, лежал на боку армейский грузовик. Как он попал сюда? Порывы ветра сносили дым в сторону, и тогда можно было разглядеть, как возле грузовика машет руками российский парень в форме десантника. Вот ведь попал парень в переплёт, в самое что ни на есть осиное гнездо. Неужели казаки, не дождавшись обещанной воздушной поддержки, пошли в атаку и это, внизу, те, кто туда прорвался. В таком случае, спасти их может только чудо. К примеру, стремительная воздушная эвакуация. Но это очень тонкий и деликатный момент, требующий адекватной оценки ситуации.
Пилот опустил ещё ниже лёгкую винтокрылую машину. Теперь он отчётливо видел, как ветер играет прядями выбеленных солнцем волос и что рядом лежал ещё один человек, но только в форме казака Донского Войска. Ага, вот ещё один, третий. Тоже российский десантник. Кажется, этот ранен и еле передвигается, но автомата из рук не выпускает. К тому же под мышкой удерживает что-то, похожее на плоский чемоданчик- кейс, что удаётся ему с большим трудом.
Надо как-то вытаскивать оттуда ребят. Офицер, сидевший рядом с пилотом, наконец принял решение и приказал пилоту опуститься на площадь. Вертолёт прошёл ещё раз на бреющем полёте над позициями гвардейцев, поливая их из пулемётов, и, резко развернувшись, пошёл вниз.
Винты рубили дымный воздух, разгоняя клубы с площади. Офицер, выполнявший обязанности стрелка, распахнул дверь и… замер. Призывный крик умер у него на губах. В лицо ему смотрел ствол крупнокалиберного пистолета. Пистолет держал в руках белобрысый десантник. Лицо его было совершенно спокойно. Таким его и запомнил стрелок – спокойным и белокурым. Своего убийцу.
Ствол чуть дёрнулся от  вспышки и во лбу у вертолётчика расцвёл, распустился  кровавый цветок- фонтан. Стрелок запрокинулся назад и тело свесилось с сиденья, удерживаемое ремнями фиксации. Всё это произошло в течении секунды- двух. Ошеломлённый пилот лишь успел повернуть на выстрел голову и следующая пуля пронзила его глаз. Выстрелы следовали один за другим, охотники говорят – дуплетом.
Так же быстро, как достал, Баранников сунул «Стечкина» за пояс и бесцеремонно выдернул труп пилота из кабины. Затем поднял казака и швырнул его на рубчатый металлический пол. Уселся на кресло пилота и, одним быстрым движением вытолкнул наружу тело стрелка. Со времени посадки МИ прошло самое большое секунд пятнадцать- двадцать. В проёме показалось лицо Сапрыкина. Он ещё не совсем очухался после контузии и еле влез в кабину, закинув сначала туда «дипломат» с деньгами. Ведь там хранилась и его доля.
Пётр отодвинул чемоданчик подальше от двери и застегнул на очумевшем Кузьме ремни. Всё это время лопасти крутились на холостых оборотах. Баранников повернул рычаг, двигатель загудел и подъёмный винт начал набирать обороты. Сначала приподнялся нос, а затем вертолёт, как-то боком, сорвался с места и умчался в сторону. С разных сторон к злополучному аулу подъезжали бронетранспортёры и БМП. Стрельба удалялась и скоро её уже не было слышно вовсе.
-- Борт 43, борт 43, отвечайте… -- вдруг ожила рация. – В ауле не должно быть никаких…
Баранников потянулся и щёлкнул тумблером. Динамик поперхнулся словами на полуфразе.
-- Магнум, куда мы сейчас? – заныл из соседнего кресла Сапрыкин. – В часть нам сейчас никак нельзя.
Тут старшина прав на все сто. В часть им соваться пока что не следует. Необходимо где-то затаиться и пересидеть определённое время. А тем временем Бойко отмажет их. Придумает вразумительное алиби, кого надо подмажет. Он ведь тоже лицо заинтересованное. Тем более, что свою задачу они выполнили – груз доставили вовремя и передали с рук на руки. А что на засаду нарвались, так это ещё разобраться надо, по чьим следам казаки там появились. Главное сейчас, это отсидеться в укромном месте, а такое местечко у него имеется. И заложник пригодится. Не иначе как сам Бог послал им его для проекта «Терминатор». Или то была работа дьявола. Им-то без разницы.
На вопросы Кузьмы Пётр не отвечал, полностью сосредоточившись на полёте. Глаза его были прищурены, губы сурово сжаты. Белёсая чёлка опять упала на глаз, частично прикрыв его. Он мотнул головой, отбрасывая волосы на бок.

Уже несколько часов вертолёт шёл над территорией Дагестана. Баранников тщательно обходил все населённые пункты, включая и самые маленькие из них, состоящие из двух- трёх строений. Обходил он и дороги, тянувшиеся, как правило рядом с линиями электропередач, и даже отары, большие или малочисленные, но подразумевающие наличие чабана, то есть невольного свидетеля своего перемещения. В тех местах, где население было более плотным, он держался самой низкой высоты, умудряясь каким-то необъяснимым чутьём не привлекать внимания.
Конечно же, вертолёт уже объявлен в розыск. Трупы пилота и стрелка, без всякого сомнения, нашли, но поиск угонщиков будет безрезультатен, если, конечно, не разговорят людей Басмаева, что, если вдуматься, маловероятно, учитывая их фанатичную приверженность к своим традициям, исламским догмам и преданности своим командирам, а также ненависти к русскоязычной России, которая нашла в себе силы уйти из этого региона, сделавшегося с некоторых пор «горячей точкой».
Скорей всего, в Области Войска Донского, включающейся в себя территории Екатеринодарского и Ставропольского краев, уже ввели строгий контроль перемещений, аналог чрезвычайного положения. Прорыв группы из подразделения одиозного полевого командира Басмаева, уничтожение казачьего патруля и экипажа вертолёта наблюдения и огневой поддержки, угон этого вертолёта и разгромленный, сгоревший аул – всё это должно послужить причиной ввода ЧП.
Уже в который раз упоминается термин – Область Войска Донского. У Читателя невольно возникают вопросы, и мы вынуждены, хотя бы весьма кратко, сделать небольшое отступление от сюжета. Когда, в далёкие времена крепостного права, на Дон направлялись те беглые крестьяне, которые не желали и не могли мириться со своим положением, по тем или иным причинам. Привлечённые рассказами странников о казачьей вольнице, беглые разными путями добирались до низовий Дона и вливались в казацкие общины, или создавая свои, новые. Позднее сюда же устремились раскольники со своими семьями. Постепенно число таких казацких селений и даже городов превысило сотню. Из самых значительных можно вспомнить Раздоры, Монастырский Городок, Азов, Махин Остров и, конечно же, Черкасск (черкасами раньше называли запорожских казаков), соединившей в себе аж одиннадцать станиц. Получилось так, что казаки и беглое их пополнение защищали южные рубежи государства российского от набегов турок и крымских татар. Российские власти, в конце концов, оценили это обстоятельство, и казачьи территории именовали землями Войска Донского в 1786 году указом императрицы Екатерины Второй, как южный рубеж Российской империи. Казацкая вольница была принята на царскую службу и теперь даже получала государственную поддержку оружием и огневым припасом, и ещё более активно противостояла набегам диких горцев, традиционно живущих грабежом северного соседа.
Через полстолетия, после начала Кавказской войны, начатой для усмирения приграничья и присоединения новых земель, территория уже именовалась Областью Войска Донского с настоящей столицей, коей сделался Новочеркасск, основанный войсковым атаманом Михаилом Платовым в 1805 году. Свою основную задачу Область старательно выполняла вплоть до последних дней империи и даже была преобразована в Донскую Советскую Республику в период гражданской войны. Около двух месяцев успела просуществовать молодая республика, и была захвачена германскими войсками. Позднее такого государственного образования уже не возникало. Новые большевистские власти пересмотрели своё отношение ко многим вещам внутренней политики в сторону ужесточения. Недаром те времена именовались временем «красного террора». Привилегии казачьей вольницы, попахивающие сепаратизмом, не были признаны  властью Советов, и казачество с годами захирело. Позднее, в предвоенные годы под некие гарантии Семёна Будённого пытались возродить кавалерийские дивизии на базе донского казачества, но наступали времена бронетехники, перед которой самые лихие конские атаки рассыпались вдребезги.
Снова о казаках вспомнили в конце века. После разрастания конфликта в северокавказском регионе и попытки втянуть в конфликт всё новых и новых участников, была собрана внеочередная международная комиссия ООН по мирному урегулированию конфликтов с представителями враждующих сторон. Но все переговоры вязли во взаимных претензиях и обвинениях. К делу подключилась подкомиссия по правам человека. Вопрос встал о праве жителей на мирную жизнь. Результатом тех многословных переговоров и стало создание буферной зоны под протекторатом России – собственно Область Войска Донского, только если в старые времена она занимала место Ростовской области и даже части Воронежской, то сейчас откатилась на юг и ограничилась Екатеринодаским и Ставропольским краями, которые, наконец, начали значить то, чем давно уже именовались, то есть – край, окраина. Лишь после этой рокировки военный конфликт начал утихать, но вспышки национальной розни, как последствия прошедшей очередной кавказской войны, временами ставили мирный нейтралитет на грань военных действий. Тогда начинали свою работу наиболее авторитетные представители Казачьего Круга Области Войска Донского, Совета Старейшин Северокавказской конфедерации, группы наблюдателей со стороны ООН, России, а также Татарско- Башкирского Мусульманского Союза.
В Екатеринодар прибыла комиссия. Работа закипела. Во все стороны полетели факсы, телеграммы, кодированные сообщения с привлечением региональной компьютерной сети. Заключением комиссии стал вывод о новых контактах мафиозных структур России и Чечни.
А вертолёт, который продолжали разыскивать авиационные и мобильные группы поиска, включая и спутники системы безопасности России, спокойно стоял себе  в огромном, начинающем ржаветь ангаре на территории бывшего армейского комплекса. Такие большие сооружения и настолько далеко от государственных инфраструктур содержать было государству невыгодно, они были брошены и теперь доживали свой век. Редко-редко развалины посещали местные жители, несколько раз преступные группы пытались создать там свои базы, но, каждый раз, необъяснимым образом сталкивались друг с другом. Встречи те заканчивались кровавыми стычками и обе стороны уползали зализывать раны. Таким вот образом когда-то окультуренные казармы одичали и начали обваливаться. Стрельбище заросло, складки и подсобки затянуло сорняками.
Баранников наказал Кузьме не спускать с казака глаз. После этого достал пленника из кабины вертолёта и приковал наручниками к системе парового отопления, а сам удалился из гулких недр ангара. Оценив уверенность его передвижений, Кузьма сделал вполне логичный вывод, что приятель его здесь не в первый, а может даже и не во второй раз. Он явно знал куда идёт.
Пока Баранников, которого мы, хоть и вкратце, но представили Читателю, отсутствует, давайте воспользуемся моментом и познакомимся с его напарником и приятелем. Итак, Кузьма Сапрыкин, бывший детдомовец, будучи долговязым подростком с вечно нечёсаными лохмами, постоянно находился под бдительным оком работников внутренних дел. С самых первых лет юности он был шумным задирой и хулиганом. Только каким-то чудом он миновал цепкие лапы закона, может быть из-за несовершеннолетнего возраста. Но он имел ум сделать для себя кой-какие выводы, решил притихнуть и даже записался в спортивную секцию. Тренер, видимо считавший себя в душе Макаренкой, взялся лично опекать «трудного» подростка и, достигнув определённого возраста, Сапрыкин пошёл служить в армию срочную. С детства, насколько он помнил, он придерживался культа сильного человека и мечтал служить только в ВДВ. Военком лично рассмотрел ходатайство тренера и удовлетворил просьбу призывника. Через месяц Сапрыкин уже щеголял в форме десантника. В армии, надо признать, он быстро освоился, много раньше большинства сверстников, новобранцев «родительских». Но удивляться здесь особо нечему, ибо здесь были те же законы, что и в суровой детдомовской жизни. Главенствовали сильные. Кузьма, со своими накачанными мускулами, быстро влился в компанию, где все думали, как бы поменьше работать, а больше балдеть. Балдёж заключался главным образом в выпивке и, немного, в анаше. Добычу, и того и другого, взял на себя молодой воин Кузьма Сапрыкин.
Потом, незаметно, он начал выполнять разовые поручения молодого Петра Баранникова, летёхи с повадками Рэмбо, переведённого к ним в часть из Германии. Самому Кузьме там, ясен перец, служить не довелось, так как в армию он попал уже после вывода наших войск из Европы. Скоро Баранников стал для Кузьмы личным примером для подражания. И тот принял над ним патронаж, даже тренировал его в спаррингах по каратэ. Хотя особых успехов ученик тут так и не достиг, но кирпичи разбивать руками он наловчился. Выучил он также несколько простых, но довольно эффектных приёма, и в роте пользовался непререкаемым авторитетом, особенно со стороны молодого пополнения.
Примерно в это время и вовлёк в свои тёмные дела Кузьму Пётр («Магнум», как его называли в мире мафиозных структур, за пристрастие ко крупнокалиберному мощному пистолету Стечкина). Дела эти, и без того склонного к авантюризму Кузьме, пришлись по нраву, так как приносили стабильный доход, который он теперь регулярно тратил на гулянки. Частый участник ротных потасовок, Сапрыкин быстро привык к своему имиджу «гориллы».
Уже на подлёте к заброшенному армейскому комплексу Сапрыкин начал отходить от контузии, полученной во время взрыва боеприпасов, сложенных рядом с «КрАЗом». Тогда ударная волна выбросила старшину из кабины. Грузовик опрокинулся, а Сапрыкин, при падении, повредил руку. Плечо до сих пор ещё саднило, и он достал аптечку из кабины вертолёта. Во время полёта, чтобы остановить кровотечение, Баранников затянул Кузьме плечо резиновым жгутом. И вот сейчас старшина, не спеша, наложил повязку самым добросовестным образом. Он затянул зубами узел на предплечье и, как логическое завершение медицинской манипуляции, глотнул из пузырька спирту.
Разве так он планировал закончить сегодняшний день? Вот сейчас какая-нибудь красотка сидела бы у него на коленях, и он целовал бы её приоткрытые губы, вместо того, чтобы присматривать за этим дерьмом. Сапрыкин подошёл к казаку, что до сих пор лежал, вытянувшись вдоль стены из гнутого гофрированного металла. Его рука, прикованная наручниками из легированной стали, была приподнята и оттого создавалось комическое ощущение. Что лежавший человек хочет задать вопрос и потому тянет вверх руку.
Плечо сильно ныло и вообще, Сапрыкина переполняло раздражение. Хотелось срочно на ком-то его выместить. Вот если бы он находился сей момент в части, то давно бы уже прикопался к какому-нибудь «молодому» и, как следствии многочисленных претензий по службе, накостылял бы ему. Повод ведь всегда можно подтянуть. А ещё лучше, если вломить хорошенько казаку где-нибудь на танцах или в тёмном переулке. Или хотя бы вот этому уроду, что нахально развалился здесь на полу, как у себя дома. А Баранникову можно потом сказать, что пленник пытался освободиться и даже сбежать. Вот прямо сейчас он к нему подойдёт и, от души, врежет по сопатке. На душей той, последними событиями опоганенной, должно сразу полегчать. Способ многократно проверенный.
Не привыкший долго раздумывать над своими тайными желаниями, Сапрыкин подошёл к прикованному, примерился и с силой ударил его в бок тяжёлым ботинком. Точнее, попытался ударить, но не попал. Лежавший без всяких признаков жизни казак внезапно, в последний момент перед неминуемым ударом, извернулся, на лету подцепил ногу десантника и рванул её в сторону. Не ожидавший подобного оборота Кузьма не удержался  и всем своим немалым тренированным телом грянулся о бетонный пол, подняв облако пыли. Да ещё и на больное плечо приземлиться умудрился. Старшина взвыл благим матом, и моментально вскочил на ноги. Как бы стремительно он не двигался, но противник его уже стоял, вот только рука его была оттянута цепочкой наручников, теперь уже – вниз.
-- Да куда ты денешься с подводной лодки, ощерился Кузьма, сжимая едва ли не пудовые кулаки, и добавил: -- Козёл!
Казак ничего не ответил, но внезапно схватился обеими руками за цепочку и, одним крепким рывком, освободился. Кузьма выкатил глаза на лопнувшую проржавевшую насквозь трубу, со скрипом провисшую на кронштейнах- держателях.
Старшина тут же отскочил назад, поближе к вертолёту со всей его огневой оснасткой, а также автоматом, оставшемся на кожаном сидении. Собирался уже открыть дверцу и нашарить там «Калашникова», но переборол себя. Что это он так быстро запаниковал. Ведь у него на боку висит нож, добрый десантный тесак в 25 сантиметров длиной, которым можно резать даже стальную проволоку. Рукоятка удобная, сама лежит на руке, клинком прекрасно сбалансированная. Выставив перед собой длинный блестящий клинок, Кузьма несколько приободрился. Но противник его, казачишка, не выказывал никакого страха, ни малейшего признака. А ведь десять дюймов сверкающей стали кого угодно введут в смущение. У Сапрыкина появился повод для размышлений.
Тишину в этой паузе разбили шаги нескольких человек. В гулкое помещение старого ангара вошёл Пётр Баранников и ещё двое в военной форме без знаков различия.
Старший лейтенант мгновенно оценил ситуацию и, повинуясь его коротким командам, все трое разбежались в разные стороны, отрезая казаку возможные пути для бегства.
-- Мы не желаем тебе зла, -- приговаривал, улыбаясь, Баранников, покосившись на искореженную трубу отопления. – Мы спасли тебя от расправы гвардейцев. Я сам вынес тебя на собственных плечах. Вот и старшина может подтвердить. Успокойся.
Пожалуй, ссылаться на Сапрыкина было лишним. Тот всё ещё сжимал в руке тесак. Но, впрочем, было видно, что казак не страдает излишней доверчивостью. Он отступил к стене и огляделся.
Тогда Баранников резко поменял тактику. Теперь он напустился на своего напарника и яростно заорал на него.
-- Пошёл вон, пьяная сволочь! Давно пора с тобой разобраться. Где твоя тупая башка? Неужели ты не можешь спокойно посидеть пару минут и не влезть в какую-нибудь историю?
Он подошёл к старшине вплотную и вдруг быстро рубанул его ребром ладони сбоку по шее. Тот, как подкошенный сноп. Повалился на цементный пол, куда его недавно сбил казак. Может Баранникову и показалось, но пластун немного расслабился. Старший лейтенант решил продолжить переговоры.
-- Давай спокойно поговорим, не волнуйся. Здесь все свои люди. Никто не сможет нам помешать.    
Казак покосился на Баранникова, перевёл взгляд на его спутников в форме, что продолжали обходить его с разных сторон и уже начинали сближаться. Вот-вот они кинутся на него, пока десантник заговаривает зубы. Поэтому он весь подобрался и внезапно, одним рывком, выломил кусок проржавевшей водопроводной трубы. Теперь он чувствовал себя уверенней, ощущая в руках тяжесть металлической трубы, оставляющей на ладонях пласты и чешуйки ржавчины. Он описал трубой круг над головой и увёл её за спину, выставив одновременно левую руку ладонью вперёд. До сих пор он не произнёс ни одного слова. Все его действия и движения совершались молча. Лишь пристальный взгляд карих глаз ни на минуту не сходил с противника.
-- Мы тебе всё сейчас объясним. Ты только поверь и не совершай необдуманных поступков. Ты, наверное, невесть что вообразил, не зная действительного разворота событий. Ты и твои люди вмешались в ход операции, проходящей под ведомством и контролем Федеральной службы безопасности. Мы пытались обнаружить и ликвидировать канал поступления оружия для подразделений национальной гвардии конфедерации. Всё проходило по плану, пока не вмешались сторонние силы. Ты, конечно, понимаешь, о ком я говорю. Операцию пришлось сворачивать. Одновременно произошёл огневой контакт с противником, в котором пострадали не только они. Нам пришлось прорываться с боем. Заметь, что тебя мы не оставили врагам в столь беспомощном состоянии. Они, вне всякого сомнения, порвали бы тебя на части. Сейчас ты находишься на нашей базе. Где она находится? В тылу. Скоро сюда доставят представителя Войскового круга казачества. Мы вместе разберёмся во всех нюансах этой неприятной истории. А пока что позволь проводить тебя в нормальную комнату. Там можно будет отдохнуть, подкрепиться или принять душ.
Баранников говорил и говорил, заполняя своим монологом затянувшуюся паузу в разговоре. Он видел, что казак ему не верит и, всеми силами, пытался разубедить его сомнения. Но тщетно. Похоже, тот даже не вслушивался в смысл сказанного, а лихорадочно обдумывал, что же ему можно предпринять разумного столь непростой патовой ситуации.
Кузьма, про которого все успели позабыть, вдруг со стоном поднял голову и оперся на руки, пытаясь подняться. Качаясь, со второй попытки, он всё таки утвердился на ногах и повернулся к Баранникову. Все невольно перевели внимание на него и этим мгновением казак тут же воспользовался. Он прыгнул к стене и, воспользовавшись трубой как шестом подскока, взвился в воздух и, всем телом, выбил запылившееся стекло окошка, находившегося в двух метрах над цементным полом ангара. Только тут все опомнились и кинулись к выходу. Позади остальных, покачиваясь и ничего не понимая, бежал Кузьма. Выскочив наружу, преследователи успели заметить спину казака, поворачивающего за угол обширного ангарного строения. На ходу казак придерживал руку.
-- Брать только живым, -- крикнул Баранников, знаками посылая преследователей по разным направлениям. В стоявшей тишине хорошо было слышно, как шуршит песок под сапогами бежавших загонщиков. Из разбитого окна торчал ржавый загнутый конец трубы, давшей казаку шанс на свободу. Вот только реализует ли он его?
Один из преследователей осторожно двигался, прижимаясь к горячей от солнечных лучей металлической стене ангара, выкрашенной под цвет песка. Собственно говоря, весь этот армейский комплекс располагался в пустыне, которая заявила свои права на территорию, которую забросили, и теперь барханы песка покрывали плацы и площадки перед казармами. Помощник Баранникова только собрался переступить через такой вот песчаный холм, как тот вдруг «взорвался».
Песок брызнул в разные стороны и перед потрясённым воякой поднялся казак. Впрочем, стоял он не более мгновения и, в тот же миг неожиданности, сбил преследователя с ног ударом сцепленных в «замок» рук. От удара в голову военный потерял равновесие и рухнул носом в песок. Казак тут же прыгнул на него сверху и вцепился в горло, мешая подозвать к себе помощь. Они какое-то время возились в песке, пока преследователь не вывернулся из-под казака ловким финтом и ушёл от подсечки. Он успел подобрать длинную резиновую дубинку, которую выронил при падении, и приготовился отразить новую атаку пластуна. Он уже опомнился от неожиданности и теперь злорадно осклабился в предвкушении крика боли, когда казачишка покатится по земле от упреждающего удара дубиной. Улыбка так и застыла на его лице. Казак поднырнул под взмах руки и тут же перед глазами военного мелькнул чуть скошенный каблук. Страшный удар откинул голову назад. Хрустнул носовой хрящ, смятый сильным ударом, из ноздрей брызнули струйки крови, и агент уже лежал на спине, с улыбкой глядя в бездонное синее небо равнодушными мёртвыми глазами.
Казак прислушался. Схватка, длившаяся не более минуты, пока что не привлекла ничьего внимания. Песок скрыл весь шум от прыжков и ударов, а сейчас жадно впитывал в себя кровь. Казак вывернул дубинку из начинающих костенеть пальцев и направился к бетонному капониру, что возвышался неподалёку среди барханов и колючих кустов саксаула.
Сначала он намеривался спрятаться за бетонным кубом, а потом, когда погоня устремится дальше, обшаривать весь комплекс, уйти в степи. Не лучшее намерение и, как человек разумный, он быстро отказался от этой мысли. В голой степи он будет виден, как на ладони. Найти его с помощью то же вертолёта будет делом простым. Но всё сложится по другому, если он вздумает прятаться здесь, на территории военного городка. Здесь всё будет зависеть от его умения маскироваться и ловкости и глазастости преследователей. Интересно, сколько их здесь? Два, три или всё же гораздо больше? Если «десантник» его не обманывает и здесь действительно находится секретная база российских спецслужб, то игра затянется от силы на несколько часов, пока они не прочешут территорию. А если нет… Что ж, поиграем пока что в прятки.
Отъехала, с сердитым скрежетом, тяжёлая металлическая дверь с высохшими резиновыми прокладками. Казак влез в пыльный сумрак и тут же задвинул за собой створку. Так и есть – вниз уходят сбитые ступени. Он устремился в тоннель.
Громкий скрип давно несмазанных петель привлёк внимание Баранникова и он появился из-за ангара. И, первое что увидел, было тело лежавшего курьера. Он валялся на спине и остекленевшие глаза его были открыты. В них читалось лёгкое недоумение от превратностей судьбы. В сочетании с улыбкой на обескровленных губах и кровавой блямбой на месте носа, лицо можно было назвать маской смерти. Казак оставлял за собой широкий след из трупов. Поистине, этот человек самой судьбой предназначен на роль Терминатора. Мокаленко будет чрезвычайно доволен. Вот только как уберечь своих людей от этого ищущего человека. Уберечь и как-то удержать их от применение оружия. Поимка казака грозила обернуться серьёзной проблемой. Будь их поболе числом, охота эта не доставила бы им ничего, кроме спортивного азарта. А так, каждый человек был на счету и выполнял на базе несколько полезных функций. К примеру, убитый был инструктором по стрельбе, механиком по обслуживанию силовой установки и, кроме этого, был курьером. Именно через него Пётр должен был передать в Центр донесение об исходе операции по передаче оружия Басмаеву. Сейчас сделать это будет проблематично. Впрочем, результат им скорее всего уже известен, а подробности можно будет передать и позже.
Не останавливаясь возле остывающего тела, Пётр нырнул в капонир, но казака там уже не было. Следы, пересекавшие пыльный пол, исчезали на лестнице, что вела в мрачный коридор с серыми бетонными стенами, по которым тянулись тяжёлые трубы и связки кабелей, притянутых скобками с потрескавшемуся бетону. Следы исчезали в темноте. Баранников мысленно представил себе план базы. Итак, ход, по которому сбежал казак, тянется до подземных складов. Там имеются несколько выходов на поверхность. Но их так сразу и не найти, как и проход на электростанцию и в те помещения, которые собственно и являются пунктом переброски агентуры ФСБ по здешнему региону конфедерации. А ещё здесь разместилась школа, точнее – тренировочный лагерь Офицерского Фронта. Сейчас на базе минимум народа – два курьера, вернее уже один, несколько инструкторов по разным видам подготовки курсантов, парочка сторожей- охранников, исполняющих ещё и ряд обязанностей по уходу за технической частью полигона, и зам. Начальника центра подготовки, перед которым Пётр Баранников уже отчитался, как активный функционер Офицерского Фронта. Остальные преподаватели и инструктора прибывали вместе с очередным набором курсантов. Начальник центра где-то в Москве сейчас обсуждает некоторые моменты перепрофилирования своего центра под филиал проекта «Терминатор». Этот проект был самой секретной частью наработок Фронта. Поэтому лишние неприятности им здесь совсем ни к чему. А тут ещё и сбежавший казак. Его нужно изловить и, как можно скорее. В том, что его скоро выловят, Баранников не сомневался. Но неприятностей он им уже доставил немало и, похоже, на этом дело ещё не остановлено. Вон, одного из курьеров уже уделал. А ведь здесь вовсе не маменькины сыночки собрались. Любой из них годится для штурмовой группы войск спецназа. Но, тем не менее, казачок умудряется демонстрировать класс своей  подготовки в самой, казалось бы, безнадёжной ситуации. Недаром ведь Магнум на него глаз положил. Весь вопрос в том, чтобы сей фрукт им в руки всё же дался и, хорошо бы, живым.
За спиной послышался торопливый топот, гулким эхом перекатывающийся от стены до стены. Баранников оглянулся. Коридор осветился тусклым рядом лампочек, забранных в решётчатые колпаки. Они освещали тоннель участками, оставляя островки тени. Из очередного такого островка появился Кузьма. Он подбежал к Петру и остановился. Гимнастёрка его была расстёгнута. За ремень он заткнул пистолет Макарова. В руке сжимал десантный кинжал. Тельняшка, как литая, обтягивала мощный торс. Не даром Сапрыкин уже два года занимался в части атлетизмом, по примеру своего патрона.
-- Магнум! Я готов!! Я всё исправлю. Куда он спрятался? Куда мне идти?
-- Где остальные?
-- Брэк лежит у ангара готовенький, а Гвоздь побежал к инструкторам. Они его хотят загнать к бассейну. Просили помочь им с этой стороны. Полковник тоже примет участие в гоне.
-- Хорошо. Тогда вперёд.
Они направились дальше по бетонному коридору. Навстречу задувал ветерок вентиляции, сдувавший пыль. Ответвлений из этого коридора не наблюдалось, и света было достаточно. Сначала работало лишь дежурное освещение, то есть светила каждая десятая лампочка. Потом замерцали почти все. Кто-то специально включил на электростанции рубильник полного освещения, чтобы облегчить поиск.
Сама база, её обитаемая часть, почти полностью располагалась под землёй и по этой существенной причине с воздуха не просматривались признаки обитания. Перемещались здесь в основном по тоннелям и поддерживались они в приличном состоянии. Надземная же часть комплекса  медленно, но верно разрушалась влиянием времени и погоды.
Сбежавший пластун не мог знать расположения тоннелей, а вот преследователи здесь ориентировались великолепно. Они специально шумели, всячески афишируя своё здесь присутствие.. Спрятаться, затаиться в этих пустых коридорах было негде, и казаку приходилось отступать всё дальше, а загонщики неуклонно наступали, вооружённые и прикрывающие друг друга.
Наконец казак открыл дверь в конце коридора и очутился в большом тёмном помещении. О том, что этот зал действительно большой, подсказывало раскатистое эхо. Куда же он попал и не сюда ли его загоняли? Пластун остановился и всматривался в темноту, но ничего не смог разглядеть. Перед глазами только плыли теперь разноцветные пятна. И в это время вспыхнул свет. Яркий свет. На миг перед глазами стало темно, и казак присел на корточки, закрывая лицо руками. Где-то хлопнула дверь и пластун сразу оторвал ладони от глаз. Он находился в большом сводчатом зале. Рядом с его ногами зиял трёхметровый провал самого бассейна, свободного на данный момент от воды. С дальней стороны помещения к нему приближались трое. Все были в белых кимоно и чёрных поясах. Один из них, наголо стриженный, в руках держал круглый шест- посох, а двое с короткими причёсками лениво вращали нунчаками, крепкими палками, соединёнными попарно короткой цепочкой, любимым оружием наёмных убийц Таиланда.
Снова хлопнула дверь. Казак оглянулся. Через ту дверь, где он недавно был, вошли Пётр Баранников и Кузьма со своим тесаком в руке. Он зловеще улыбался, поигрывая сверкающим клинком. И это не всё – ещё один находился на помосте для прыжков в воду, с карабином в руках. Обнажённый по пояс, весь в перекатывающихся шарах мышц, в солнечных очках, защищающих глаза от яркого света дуговых ламп, он улыбался сквозь усы, подковой облегающие его рот. Он явно хотел получить наслаждение от разыгрывавшегося у его ног зрелища. Положив карабин на плечо, он махнул рукой и трое в белых кимоно двинулись на казака. Тот отступил на шаг, оглянулся. Баранников и Сапрыкин оставались у дверей. Они наблюдали за происходящим и, пока что, не спешили принять участие в игре. А троица в кимоно всё приближалась. Лысый, точнее – бритый, взял наперевес року-сяку (так называется посох для борьбы из арсенала кэмпо). Он шагал прямо на пластуна, а мастера с нунчаками решили обойти бассейн и напасть на казака с другой стороны. Они действовали наверняка и потому не спешили.
Внезапно бритый, одним длинным прыжком, преодолел последние разделяющие их метры и, с яростным рыком, ткнул концом посоха казаку в пояс. По крайней мере, он попытался это сделать, но противник его увернулся, перекатился ловко по кафельному полу, ещё и успев ударить по коленной чашечке бритого резиновой дубинкой. Тот пошатнулся, взмахнул руками, но тут же от неожиданного удара оправился и снова кинулся в атаку, проведя удар по ногам, но снова не попал. Пластун ловко перескочил через стремительный шест, прошёлся колесом и снова встал на ноги. Бритый остался позади, но сейчас к нему, со всех ног, неслись двое с нунчаками. Набежали, окружили и нунчаки их запели- загудели как рассерженные шмели, описывая круги и петли  вкруг разгоряченных тел бойцов. Как пропеллеры, палочки сливались в круг или в восьмёрку, каким-то чудом не сталкиваясь друг с другом. Но казак, опять же непостижимым образом каждый раз уходил от неминуемой встречи с ними, успевая уворачиваться, а один раз даже умудрился ударить противника по затылку дубинкой. Тот свалился в бассейн на холодный кафельный пол и остался лежать там, как упал, на боку. Человек с карабином осклабился и поднял вверх большой палец свободной от карабина руки.
Тем временем к месту схватки подтянулся тот боец, что имел на вооружении шест. Теперь они объединились с пользователем нунчаками, и оба, одновременно, накинулись на казака. Но тот уже оставил тактику выжидания и сам прыгнул им навстречу. Высоко в воздухе, он успел нанести каждому не менее двух мощных ударов руками и ногами, после чего все трое полетели на дно бассейна, продолжая, в падении, обмениваться ударами.
 Описывать такие поединки довольно сложное и неблагодарное занятие, так как описание или чтение сильно отстаёт от действительных событий. Лучше это видеть собственными глазами. Сапрыкин подошёл ко краю бассейна. Такого он не видел даже в кино. На ноги поднялись лишь двое – бритый и … казак. На голубом кафеле лежали две фигуры в белых борцовских кимоно. Они не двигались и не подавали никаких признаков жизни. Но зато оба оставшихся на ногах были переполнены энергией.
Теперь бритый двигался с осторожностью. Противник, которого он надеялся с лёгкостью поразить шестом, выбил у него оружие из рук, да ещё и его товарищей вывел из строя. А ведь не надо забывать, что все они были опытными специалистами по рукопашному бою в самых разных его стилях. Приходилось удвоить внимательность и сконцентрироваться для победной атаки. Вдруг он закричал и кинулся на казака. Удары наносились с быстротой молнии, столь же стремительно блокировались или проходили сквозь блокировки, противники сходились и откатывались, чтобы с следующий миг снова кинуться один на другого. Бритый пытался подсечками и вертушками, то есть высокими ударами с разворотом по вертикали, сбить с ног пластуна. Но тот, подвижный аки ртуть, всё время уворачивался, делал прыжки и даже сальто. Всё выглядело красиво и эффектно, но только долго в подобном темпе двигаться не сможет самый подготовленный супермен. И бритому показалось, что он таки подловил ловкача и сейчас вот его остановит.
 С торжествующим воплем он выбросил вперёд ногу, целясь в затылок загнанного в угол врага. Но тот стремительно прыгнул на кафельную стену, в каком-то сумасшедшем темпе сделал по отвесной, вертикальной стене два коротких шага, сильно оттолкнулся и перевернулся в воздухе над бритой головой. Тот ошарашено повернулся, провожая глазами полёт и получил сильный толчок, от которого спиной налетел на кафельную стену и беспомощной куклой сполз вниз. Любой другой остался там же лежать, но только Бритый не был тем обычным посредственным «качком» и не желал признавать поражения (тем более, что сверху за всем наблюдал босс). Бритый, как гуттаперчевый шар, взвился с полу, увернулся от упреждающего удара ногой и поймал ту, поднятую ногу, в надёжный зацеп.
Наконец-то! Он уже торжествовал победу, сжимая литой кулак для последнего, финального удара, но тут пластун оттолкнулся свободной ногой от пола и нанёс сильнейший удар этой же, толчковой, ногой под подбородок и, силой инерции, перекувырнулся через себя. А Бритый, не видя белого света, от последнего удара взлетел в воздух и врезался затылком в кафель стены. Послышался отчётливый треск и боец сполз на пол. На стене осталась кровавая полоса. Не иначе как лысый разбил себе голову. Казак оглянулся. Вокруг него, в разных позах, лежали трое бойцов в белых кимоно. Даже чёрные пояса сэнсеев им не помогли.
Казак глянул на десантников. Неужели теперь подошла их очередь вступать в схватку? Примут ли они брошенный взглядом вызов? Но оба десантника смотрели куда-то вверх, над головой казака. Ах да, там же был тот, с карабином. Пластун хотел повернуться к тому лицом, но не успел. Послышался негромкий хлопок, и в спину пластуна вонзилась игла. Он быстро вывернул руку за спину и ухватился за оперение  короткого металлического дротика. Потянул, но приступ внезапной слабости бросил его на колени. Уже лёжа на боку, он всё же вырвал из своего тела иглу. Но злое дело было уже сделано. Усыпляющее снадобье попало в кровь. Начало рассасываться  и сознание покинуло неукротимое тело.
Он уже не видел, как человек наверху опустил карабин и знаками послал десантников дно сухого бассейна. 

Глава 3.
Киров-на-Вятке (до 1781 года – Хлынов, до 1934 года – Вятка, до 1997 года – Киров), город, центр Вятской губернии, порт на реке Вятке. Железнодорожный узел. Население – 560 тысяч человек. Машиностроение, цветная металлургия, химическая, деревообрабатывающая, лёгкая, пищевая промышленность. Сельхозакадемия, три государственных университета, три театра, два музея. Производство глиняной дымковской игрушки. Известен с 1374 года. В 19-м веке место политической ссылки (А. И. Герцен, М. Е. Салтыков-Щедрин и другие). В послевоенные годы в Кирове разместились многочисленные предприятия ВПК.
(Выписка из Российского Энциклопедического словаря 1999 года).

Но чего не написано было в словаре, так это того, что именно Киров-на-Вятке был избран для уникального, дерзкого по своей сути, эксперимента, носившего кодовое обозначение «Проект «Возрождение»».
Стойкая и неотвратимая потеря Советским Союзом (читай – Россией) места во главе почти что половины мирового сообщества, беспомощное бултыханье в попытках всплыть и вновь занять достойное место на геополитической карте мира, показали, что к старому положению обычными методами приблизиться уже невозможно. Всяческие попытки экономического, целевые федеральные  программы, разработанные для броска вперёд, тухли и гасли, погружаясь в болото, трясину бумажной волокиты, разгильдяйства, чиновничьего произвола, парламентской болтовни и даже коррупции, а то и явного саботажа. Все потуги уходили впустую, средства из государственной казны медленно овеществлялись в виде роскошных особняков, коммерческих форм и счетов в надёжных заграничных банках. Простой народ потерял всяческую надежду на дальнейшее улучшение жизни, как их постоянно уверяли политические демагоги.
А скоро народ узнал, что правительство кулуарно договорилось с рядом развитых государств Востока и Запада о предоставлении наших территорий под захоронение отходов ядерных электростанций и химических производств, разумеется, в счёт долга за ранее полученные кредиты, разворованные высокопоставленными чинушами. Прослышав про «сделку века», народ, наконец, возмутился и всколыхнулся. С помощью газет и телевидения чиновники принялись доказывать, что вреда-то здесь ну почти что и никакого, зато как пользы – не перечесть. Говорили про инвестиции, новые производства и, знамо дело, про новые рабочие места. Уже пошли первые транспорты со смертью, с «бомбой» замедленного генетического действия. И обнаружилось, что обещанные хранилища с «тройной защитой» не имеют никакой защиты вовсе. Скоро в районах тех захоронений начались болезни. Громогласные обещания устранить недоделки так и остались всего лишь обещаниями. Переговоры групп экологов и оппозиционеров заканчивались ничем. Население пострадавших регионов начало роптать. К ним присоединились и другие области, когда в независимую прессу просочились слухи о новой очереди «эшелонов смерти». И поднялась волна народного гнева, которая вылилась в пикеты на границах, стачки и митинги по всей стране, и даже кое-где разгромили администрации, где больше воровали, чем обслуживали население.
Положение на тот момент в стране было ужасающее и даже более того – катастрофическое. Доведённая малокомпетентными «специалистами» до нищеты и отчаяния страна балансировала на грани гражданской войны. Политические группировки, одна за другой, пытались привлечь армия и других «силовиков» на свою сторону. Генералитет колебался, не решаясь принять чью-либо конкретную сторону. К тому же на границах началась концентрация войск стран блока НАТО, а также соседствующих государств. Все говорили о защите собственных границ и о недопущении прорыва сил хаоса через российские границы. Но истинной причиной той концентрации  войск было желание перекроить геополитическую карту региона, то есть желание урвать часть территорий, которые можно будет аннексировать под предлогом сначала наведения там порядка и защиты диаспор своих сограждан, а потом доказать в Страсбурге о своих законных претензиях на владения.
И, в такой сложный ответственный момент Совет Федерации, собрание губернаторов объявили о создании Конфедерации Российских Государств на примере Северокавказской Горской Конфедерации, возникшей чуть раньше и уже доказавшей свою дееспособность. Инициатива губернаторов была с воодушевлением поддержана населением, к полной неожиданности московских, да и международных политиков. Наконец-то россиянам надоело положение сырьевого придатка- колонии своей собственной столицы. В эти дни  Москва бурлили как никогда. Происходило историческое событие, тот мучительный перелом, который давно уже назревал. На улицах стояли танки и БТРы. Солдаты патрулировали улицы в полном неведении о завтрашнем дне. Никто не знал, чья сила возьмёт верх. «Новые русские» в массовом порядке готовились к эмиграции. Рэкетиры, застигнутые на месте преступления, расстреливались там же военными патрулями.
Собрания и заседания в Кремле и Белом Доме проходили практически без перерыва, круглосуточно. Все чувствовали себя неуютно, вдыхая запахи солярки от работающих танковых двигателей, что заносил ветер в открытые фрамуги окон, которые не решались затворять, а может растворялись кем-то специально. К концу недели ситуация несколько прояснилась и репортёры, наводнившие столицу, кинулись к телетайпам, телефонам и бесконтактным линиям Интернета. Новости были, как все и ожидали, сенсационны.
Политическая, административная и географическая карта слегка перекрасились. Появились фактически новые государства, номинально и юридически подотчётные объединённому координационному российскому правительству. Отдельной строкой проходила Область Войска Донского, включающая в себя Екатеринодарский и Ставропольский края. Область была образована несколько раньше всей этой заварухи, а сейчас все её права были подтверждены. Территория её служила надёжной буферной зоной между вечно неспокойным Северным Кавказом и сильной, но коварной Россией. От Ростовской области и до Костромской шла Центральная Российская республика. Выше, до Баренцева моря была уже Северная Русь со столицей в Санкт-Петербурге. В центральном Поволжье образовался мусульманский республиканский союз, куда на равных правах вошли (как в своё время Австро-Венгрия) Татарстан и Башкирия. На правах наблюдателя и ассоциативного члена к союзу присоединилась и буддистская Калмыкия. Также самостоятельность получили Уральская российская республика с административным центром в Екатеринбурге, Сибирская  Российская республика со столицей в Новосибирске, Республика Саха с центом в Якутске и Дальневосточная республика со столицей в Хабаровске. Магаданский край, а также Камчатка были объявлены свободными экономическими саморазвивающимися областями, куда скоро устремилась масса народа со всяческими идеями и свободными средствами. Это дало экономический толчок и остановило скатывание в пропасть. Края, области и республики получили право заключать торговые контракты и экономические союзы с теми партнёрами, которые действительно могли помочь в развитии, минуя бюрократическую коррумпированную донельзя машину Москвы, гдя вязли и сходили на «нет» самые выгодные предложения.
Для Москвы была оставлена роль генерального координатора. Там остались исследовательские центры по поискам выхода из кризиса. Создавались программы, проигрывались на мощнейших компьютерах «Волга-Супер» и «Енисей-3000» и, в качестве рекомендательных директив, рассылались на места, где, после обсуждения в местном парламенте, принимались к исполнению, или отсылались обратно на доработку, с компетентными замечаниями и требованиями.
На этом развивающемся экономико- политическом фоне и была задумана акция «Проект «Возрождение». Строго секретно и конфедициально был создан научный центр  в неприметном губернском городе Киров-на-Вятке. Вернее, там такой центр уже давно существовал, под названием Институт Советской Армии, или, как он стал называться позднее, НИИ микробиологии. В советские времена там занималась исследованиями и разработками компонентов биологического оружия.
Ещё позднее, поэтапно, было выделено ещё одно направление работы – разработка и методы борьбы с компьютерными вирусами. Что общего, кроме разве что названия, между штаммами микроорганизмов и компьютерными рукотворными наводками, не знает никто, но ход чиновничьего мышления не всегда улавливается, и вот такая лаборатория появилась в НИИ микробиологии. Лаборатория довольно быстро развивалась, щедро финансируемая внешними источниками и вскоре переросла  в маленький научный центр, разместившийся глубоко под землёй и, частично, в старых корпусах НИИ, от которого действовал автономно, насколько это было возможно. Люди в белых халатах, работающие там, были необыкновенно молчаливы, работали самозабвенно и на расспросы коллег о характере работ отшучивались либо отмалчивались. Теоретически, так как их никто ни о чём и не расспрашивал. Обстановка полной секретности, которая царила в НИИ с давних пор, весьма этому способствовала. Оборудование было самое современное, возможности работы на нём открывались весьма широкие, к тому же платили, по сравнению с другими, очень даже прилично и люди работали, работали, работали.

Пётр Фомич Сазонтов, с лёгкой руки которого и произошли все дальнейшие трагические события нашего повествования, достоин того, чтобы его описать подробнее. Роста он был среднего и внешность имел тоже среднюю, так что не выбивался из толпы озабоченных покупателей  какого-нибудь крупного супермаркета. Теоретически, так как сам по магазинам давно уже не бегал, предоставляя эту обязанность (или досуг) своей супруге, имевшей статус домохозяйки. Сам он любил посидеть в домашней обстановке, обрядившись в любимый халат, разрисованный флегматичными драконами, а также вельветовые шлёпанцы на босу ногу. Лицо его было скорей кругло, чем продолговато, и, чтобы иметь интеллигентный вид, Пётр Фомич надевал импортные плюсовые очки в тонкой позолоченной оправе. Несколько портили благообразную картину уши, оттопыривавшиеся чуть больше обычного, но и здесь Пётр Фомич нашёл выход: он отпустил причёску, благо, что волосы его немного вились и удачно закрывали подкачавшие уши. Хороший костюм позволял скрывать также животик и лёгкую кривизну нижних  конечностей. А во всём остальном Сазонтов ничем не проигрывал перед другими сверстниками и даже представителями молодёжи, к которым себя он уже перестал причислять, по причине достижения сорока пятилетнего возраста. Но молодёжи Пётр Фомич отнюдь не чурался, продолжал вести активный образ жизни и любил даже попинать мячик или встряхнуться на теннисном корте.
Особых причин быть недовольным жизнью у Сазонтова не было. Жить он привык на широкую ногу. В старые, советские времена, работа в Институте Советской Армии очень к этому располагала. Стоило лишь намекнуть кое-кому о широких возможностях и причастности к одному из самых мощных ведомств, и многие проблемы решались как бы сами собой. У него была большая трёхкомнатная квартира в «дворянском гнезде», чёрная «Волга» и большая дача в два этажа в охраняемом секторе дач, принадлежащих партийным чинам.
 А ещё у Петра Фомича была любовница, капризная, но очень красивая женщина, которая выглядела не старше двадцати, имея в активе где-то лет 28-30. Но всё её капризы компенсировались, когда Пётр Фомич выезжал со своей пассией в какой-нибудь ресторан. Тогда он чувствовал себя этаким павлином, картинно вышагивая в дорогом блестящем импортном костюме, с дорогой лялькой под ручку. Мужики провожали их глазами до хруста в шейных позвонках, вгоняя в гнев своих спутниц, которые блёкли вблизи со спутницей Сазонтова. Пётр Фомич заказывал в ресторане только самые дорогие ликёры, балычок, бутербродики- канапе с чёрной паюсной икрой и стерляжью уху, под которую так хорошо шла «Смирновская» водочка, известная знатокам как «белое столовое № 21».
Но те времена тихо и незаметно с одной стороны, в бурных дебатах и шумных митингах с другой, но стали неуклонно меняться. Доходы, такие прибыльные и нескончаемые, стали с каждым годом таять и скукоживаться. Государство постепенно разворачивалось к науке задом, отдавая предпочтение торговле и коммерческим предприятиям. Если раньше девизом было «экономика должна быть экономной», то теперь  наверх вышел лозунг, что главное, это получение прибылей, словно государство уравнивало себя с акционерным обществом.
Поменялась политика в государстве, изменилась домашняя атмосфера. Жена, раньше закрывавшая глаза на некоторые грешки мужа, принялась теперь раздражённым голосом читать нотации, «учить жить». Любовница, привыкшая к бриллиантовым кольцам, требовала продолжить практику дорогих подарков. Но больше всего задевало Сазонтова то, что Лариса начала засматриваться, как ему показалось, на «новых русских», молодых купцов, вынырнувших не иначе как из мафиозных структур, увешанных массивными золотыми перстнями, с руками в перстнях- печатках, которые те снисходительно именовали «гайками», в прикидах от Версачи и Кельвина Кляйна, раскатывавших на «Вольво» и «Мерседесах». Тягаться с ними Петру Фомичу было трудно и бесперспективно, и оттого он нервничал.
Сазонтов вспоминал, как его, ещё молодого, но уже поработавшего в аспирантуре, микробиолога пригласили в кабинет ректора, где, вместо представительной фигуры шефа, он увидел незнакомца в зеркальных очках. Незнакомец показал ему красную кожаную книжицу с аббревиатурой «КГБ» и провёл с ним беседу, в ходе которой продемонстрировал детальное знание биографии аспиранта. Итогом беседы стало предложение поработать в одном очень интересном и перспективном месте. Беседа была столь искусно завуалирована, что Пётр Фомич никак не мог понять, что это за место и при чём здесь КГБ. Ведь не предлагают же ему работать именно в этом секретном ведомстве? И только когда капитан госбезопасности, как бы случайно, обмолвился о кандидатской диссертации, в которой рассматривалась роль бубонной чумы на геополитическую ситуацию в Западной Европе 14-го века., Пётр Фомич начал прозревать.
Через несколько дней его пригласили работать в Институт Советской Армии, где определили в лабораторию по изучению той самой pastaurela pestis, что была его темой в аспирантуре. Принимая во внимание уже наработанный научный опыт, его продвигали вперёд, и скоро Пётр Фомич сам проводил опыты над морскими свинками, заражая их смертельными штаммами и вирусами. Исследования проводились в специально оборудованных помещениях, напоминающих барокамеру, где были такие же толстые, герметически закрывающиеся двери с каучуковыми прокладками, такие же непробиваемые звуконепроницаемые стёкла, отделяющие лабораторию от остальных помещений. И серьёзнейший контроль, перед которым тюремный или там таможенный – ничто. Отсюда даже слухи не выходили, не говоря уже о вирусах, палочках, штаммах и других возбудителях.
Но, несмотря на все ухищрения техники контроля и безопасности, казалось бы гарантирующую стопроцентную эффективность в лабораторных условиях, учёных подстерегали роковые случайности. Как-то раз, когда Пётр Фомич, облачённый в специальный прорезиненный комбинезон, в маске с кислородным респиратором, взял большую подопытную крысу и, неловко манипулируя руками в толстых резиновых перчатках, наглухо соединённых с рукавами комбинезона, неудачно вонзил иглу шприца в бок крысе, уже заражённой палочками чумы. Крыса, только что вяло висевшая в руке, вдруг дёрнулась и, изогнувшись, вонзила острые зубы в локоть учёного. Конечно же, ей не удалось прокусить толстый слой сверхпрочной ткани, усиленной нитями тонкой сталистой проволоки, но Пётр Фомич позднее не раз видел во сне чёрные бусинки глаз, смотревшие на него из зарослей серой шерсти, и вновь чувствовал, как, раз за разом, сжимаются челюсти в попытках всё же прокусить ткань и добраться до тела своего обидчика. Пётр Фомич в тот раз оторвал крысу от себя и кинул её в дальний угол лаборатории, где она издохла, сломав шею об ножку стола. Учёный смотрел на скорчившийся серый трупик и чувствовал, как сердце пытается выскочить из груди, что воздуха ему не хватает и как холодный пот струится между лопатками.
Ещё в институте Пётр Фомич опорожнил бутылку водки, но хмель его не брала и он, ничего не объясняя жене, вечером отправился в ресторан. Там он ещё добавил, весьма солидно добавил, до поросячьего, что называется, визга. Он смутно помнил, что кому-то рассказывает о эпидемии чумы в Европе в 1347- 1353 годах. После страшного мора европейская часть континента чуть вообще не осталась без населения. По заброшенным городам и деревням ветер носил кучи сухих листьев. В центре города бродили стаи одичавших собак, где не так ещё давно гуляли толпы праздного народа и шумели торговые ряды. Пилигримы из мест, обойдённых заразой, неделями не видели ни одного человеческого лица. Города превратились в огромные кладбища. И неудивительно, ведь тогда погибло 24 миллиона человек. Цифра по тем временам настолько чудовищная, что её вполне оправданно сравнивали с концом света.
Проснулся Пётр Фомич в чужой постели, и на плече его лежала женская головка. Он вспомнил, как его куда-то вели, как он пытался петь модный на то время шлягер и обнимал стройный стан. А что дальше было, убей Бог… Так он познакомился с Ларочкой Кудрявцевой, ставшей для него любовницей и подругой, предметом зависти других мужиков и гордости, а с другой стороны и тревоги для самого Сазонтова. Появилась проблема, как всё устроить разместить таким образом, чтобы и волки были сыты, и овцы оставались целыми. Волком он считал свою супругу, которая не упускала ни одного случая «попилить» муженька. Почему он не тащит домой, как все, как он это делал раньше, и почему это он стал так часто по командировкам мотаться. Видимо, что-то почувствовала.
Крутился, словом, Сазонтов, как мог. И когда в их микробиологическом царстве появилась новая самостоятельная «волость», очень перспективная и хорошо оплачиваемая, Пётр Фомич решил, что попадёт туда всенепременно. И приложил для этого все силы. Но всё было напрасно. Как будто каменная стена отделяла его от нового дела. У другого учёного опустились бы руки, и он вернулся б к своему прежнему месту. Но не такой был Сазонтов. Он не привык отступать перед трудностями. К тому же у него в загашнике имелась некая запасная, так сказать, «козырная карта». Он позвонил своему покровителю и, отчасти, даже шефу, майору ФСБ, в прошлом капитану госбезопасности Москаленке. Именно он и вёл в своё время с начинающим учёным Петром Сазонтовым беседу перед тем, как «выдать визу» для поступления в Институт Советской Армии. Тогда же они договорились о некоторых взаимовыгодных услугах, которые впоследствии не раз оказывали друг другу. Вот и в этот раз Николай Данилович пообещал своему подопечному постараться помочь в этом щекотливом и довольно сложном деле. Оказалось, что и для представителя спецслужб в закрытом учреждении выполнение обещанного было нелёгким делом. А несколько месяцев Москаленко исчез для Сазонтова и тот уже мысленно  махнул рукой на новое место и уже прикидывал свои возможности для применения их старом поприще. И тут ворота в новую зону распахнулись для Петра Фомича, как для консультанта. Влияние Москаленки принесло свои плоды. Среди прочего здесь была существенная прибавка к жалованью, что позволило успокоить разволновавшуюся было в последнее время Ларочку. Её расположение он купил великолепным серебряным чеканным браслетом с вкраплениями бриллиантов, вещью очень дорогой, привезённой из Индии. Жене же он купил телевизор «Грюндиг» с большим экраном.
Вот так Пётр Фомич вошёл в грандиозный проект «Возрождение». Расскажем теперь, в нескольких словах, о предшествующих нашему рассказу событиях. На кафедре компьютеризации МГУ в должности доцента работал молодой учёный Александр Филин. Человек вполне обычный, разве что чуть более сухощавый, чем остальная учёная братия, чуть более увлекающаяся натура. Внешне он походил на Шурика, героя комедий Леонида Гайдая. В то время, как другие коллеги Александра устраивали очередной междусобойчик, он торчал в лаборатории и находил в таком времяпровождении массу удовольствий. Товарищи считали его хоть и чудаковатым, но в общем-то своим парнем. И когда он явился в ректорский совет с весьма сумасшедшей идеей, то первой мыслью профессуры  было то, что молодой человек несколько переусердствовал. Его внимательно выслушали и, без лишних слов, отпустили, а потом даже предоставили дополнительный отпуск. Для восстановления пошатнувшегося здоровья. Но видимо кто-то, весьма компетентный, всё же поверил доценту, так как того скоро пригласили в кабинет очень высокопоставленного лица, которое не любило афишировать  поля своей деятельности. Разговор у них шёл об эксперименте. Суть его заключалась в том, что Александр намеривался провести опыт. Над собой. Он разработал особую компьютерную программу…
Глядя в прищуренные глаза крупной руки чиновника, Филин понял, что рассказывать необходимо с самого начала. Он разъяснил, что когда ещё разрабатывались первые электронно- вычислительные машины, то за образец взяли работу головного мозга. Все эти нейронные связи, скорость чтения информации, запоминания и т. д. И чем ближе сходились, по мере разработок, мозг и компьютер, тем работа считалась удачнее. Последние образцы компьютерных технологий американских учёных, а также их основных конкурентов из региона Юго-Восточной Азии, сделали мощный рывок именно в этом направлении. Так вот он, Александр Филин, разработал особую программу, которая, пропущенная через аналоговый компьютер, соединённый через мозг учёного, толкнёт этот самый мозг в мир невозможных, казалось бы, возможностей. Этот каламбур рассмешил Филина, но чиновник даже не улыбнулся. Он сосредоточенно смотрел в лицо молодого физика и ждал продолжения.
Филин вздохнул и продолжил объяснения. Он рассказал, что мозг человека использует свои возможности всего на несколько процентов. Это из ста возможных. Остальные девяносто процентов остаются в запасе. У гениев этот запас чуть приоткрывается. Так вот, разработанная Филиным программа должна сорвать занавес с этих закрытых «резервных» процентов. Тогда перед человечеством распахнётся такое… Филин умолк, пытаясь представить себе, что же откроется тогда перед человечеством.
-- Представьте себе, что современные знания и технологии попали бы в руки Архимеда, Леонардо да Винчи, Исааку Ньютону, Михаилу Ломоносову. Тогда наше поколение путешествовало бы по центру Галактики. А моя программа гарантирует ещё более высокую отдачу. Я смею надеяться, что наступает время сверхлюдей, сверхгениев. Человечество богов, -- закончил сумбурную речь учёный.
-- Вы хотите сказать – государство гениев? – добавил чиновник, не спуская буравчики глаз с Филина.
-- Да, для начала. А потом, когда для людей откроется Истина, стерутся все границы, исчезнут разногласия…  Но право первооткрытия останется за нами, -- добавил Александр на всякий случай.
Высокопоставленный чиновник, своего рода «серый кардинал» нашего времени, всё внимательно выслушал и, неожиданно для Филина, предложил ему целый научный центр для более глубоких и тщательных изучений этого весьма интересного проекта. Выходит, Филину удалось заинтересовать своими прожектами самых влиятельных людей России. Это день стал Первым днём «Возрождения».
Не стоит удивляться, что физик- кибернетик влез в чуждую для него область – нейромедицину, точнее даже – нейрохирургию. В настоящее время часть открытий совершается на грани совершенно разных наук. После вживления в мозг человека универсального ключа- микрочипа на свет, условно говоря, появляется новая особь – сверхчеловек, для которого уже нет тех ограничений, что заложила в нас во всех матушка- Природа. Что это даст? Появится новый вид людей, способных справиться с любой поставленной задачей. Новые источники энергии, экологически чистые виды транспорта, выход в Большой космос и новый толчок хиреющей России, выход её на достойное место в мировой истории.
Такая непростая задача стояла перед учёными из центра Филина. Самому ему покамест не позволили производить над собой задуманные им эксперименты. Необходимо было проверить все побочные последствия проекта. В центре появилась группа генной инженерии, которая и занялась такими проверками.
Материальным носителем полной информации о строении клетки и всего организма в целом, то есть «планов», по которым клетка строит свои белки, являются гены в ядре клетки. Химическая структура гена – дезоксирибонуклеиновая кислота (ДНК). Эта ДНК является матрицей, по которой, с огромной точностью, строится  специфическая для данного гена рибонуклеиновая кислота (РНК), по матрицам которых, в свою очередь, строятся специфические белки. Строение белка определяется строением РНК, а строение РНК определяется специфической структурой соответствующего участка ДНК. Чтобы клетка начала синтезировать новый белок, есть только один путь – изменить структуру ДНК На молекулярном уровне в ДНК записана и хранится любая информация об организме в целом. В том числе и о тех ограничениях, что предусмотрены Природой. Для того, чтобы считать всю информацию с молекул нуклеиновых кислот, не хватит всей жизни для сотрудников научного центра, да это и не нужно по большому счёту. Генетический код для каждого организма строго индивидуален. 
Пока работали заочно, теоретически, прогоняя на компьютерах различные варианты изменения кодов ДНК. Им давали команду на развитие, чуть-чуть меняя природную программу. Для подобных эволюционных экспериментов Природе требовались десятки, а то и сотни тысячелетий. Генным инженерам компьютер позволял наблюдать результат опытов почти сразу. Каких только монстров учёные не повидали на экранах мониторов, пока не научились оставлять параметры внешнего физического развития без изменений. Тогда они принялись за изучение мозговой деятельности. На экранах разворачивалась диаграмма развития клеток головного мозга. Эти параметры тут же прогонялись по схеме эволюционного развития.
Среди научных сотрудников, в экспертной группе, работал теперь и Пётр Фомич. В группе генной инженерии он изучал влияние вирусов на изменяемые клетки организма. Деятельность центра для Сазонтова была столь неожиданна, что на первых порах он даже растерялся. На горизонте маячили такие перспективы, что просто захватывало дух. В нём снова проснулся дух экспериментатора, который и вывел его из рядового состава экспертной группы. Опыты, как таковые, ещё не начинались. Пока что на компьютерных стендах прорабатывались подходы, но уже становилось ясно, что их ожидает впереди.
Как-то раз Пётр Фомич проснулся среди ночи, оттолкнув прикорнувшую на плече жену, и кинулся записывать одну мысль, которая его только что осенила во сне. Как всякий талантливый человек, доктор наук Сазонтов работал не только днём, за столом, но и ночью, когда полушария продолжали в силу инерции «обмозговывать» проблему, над которой весь день пришлось поломать голову. Направление, которое он увидел, отрешившись от действительности, предстало перед ним очень даже отчётливо и ясно, во всей своей страшной красе. И сейчас он спешил зафиксировать всё на бумаге, пока солнечные лучи рассвета не стёрли из сознания то, новое направление работы, как стирает нерадивый ученик ластиком карандашные наброски с тетрадного листка, не разбирая, что это есть решение знаменитой теоремы Ферма.
Когда утром, на свежую голову, Сазонтов разобрал свои ночные каракули, то заново испытал чувство потрясения. Работа никак не лезла в голову, бумаги сыпались из рук. Нам вопросы коллег Сазонтов отвечал невпопад.
Так продолжалось несколько дней, пока Пётр Фомич, наконец, не решился. Произошло это после очередного посещения капризной Ларочки. В последнее время она мечтала о вишнёвого цвета «Вольво». Эти просьбы и сыграли решающую или даже роковую роль в этом деле. Пётр Фомич сделал свой выбор. Только вместо Филина, нового шефа, он направился к своему куратору подполковнику Москаленке. К тому времени тот уже ведал всей охраной проекта «Возрождение». Вот перед ним и развернул Сазонтов всю увиденную знаменательной ночью картину, но уже с последовавшими доработками. Практически это было действительно новое направление, которое Москаленко, кое в чём начавший разбираться, поименовал про себя проектом «Терминатор».
Суть проекта состояла в регенерации поражённых тканей. Можно было даже восстановить отсутствующую часть тела. Вся информация, о всех органах, содержится в крошечных цепочках ДНК. Если расшифровать эту цепочку, а потом подать команду на сверку образца с оригиналом, то должна произойти некая корректировка. То есть, к примеру, если у человека ампутирована рука, то память о ней в генетических клетках всё равно сохраняется, о каждом «кирпичике», из которых составлено тело, как совокупность органов. Затем генетические клетки активируются и, по закодированной команде, спешно «выстраивают» отсутствующую часть. В природе эта операция именуется регенерацией. Некоторые простейшие и даже более сложные организмы сохраняют такую способность. Схваченная за хвост ящерка оставляет свой хвост в руках незадачливого охотника и, в скором времени, щеголяет новой конечностью. Нечто подобное можно будет попытаться совершить в лабораторных условиях, по словам Сазонтова.
А в перспективе, не такой уж далёкой, это открывает дорогу к бессмертию. Известно, что человеческий организм полностью обновляется за четыре года. Каждая клеточка отмирает и вновь возрождается. Совершается сия операция в строго закономерной последовательности уже на протяжении миллионов и миллионов лет. Вся задача состоит лишь в том, чтобы «стереть из памяти» клеток заложенную в них Мирозданием программу на старение, когда концы генных цепочек начинают «разлохмачиваться» и в организме происходит один сбой за другим. Необходимо же заставить их, клетки то есть, лишь старательно копировать сами себя, скажем, в возрасте 20- 25 лет. И такой человек останется молодым практически бесконечно, совершая иногда некие профилактические процедуры по поддержанию процессов в стабильной последовательности. А если включить в это дело и регенерацию…
Многие вещи тогда станут легко разрешаемыми. Можно послать экипаж космического корабля до самой дальней звезды и иметь возможность дождаться результата. А процесс обучения? Сейчас он занимает практически полжизни, оставляя на исследования и на научную работу ничтожную толику. Решив эту проблему, можно будет реализовывать научный потенциал  какого-нибудь гения до бесконечности.
Конечно, бессмертие – вещь не для каждого. Иначе, в скором времени, население планеты начнёт катастрофически расти, после чего Природа подсунет человечеству какую-нибудь бяку в виде новой пандемии или серии страшных генетических необратимых заболеваний. С неё, Природы, станется…
Москаленко всё выслушал, ни разу не прервав объяснений Сазонтова. Он уже мысленно видел практическое применение проекта. Перед его глазами стоял тренировочный лагерь, в котором проходят обучение профессиональные солдаты – мастера своего дела. Вот прозвучал выстрел, один из солдат падает, но, по истечении какого-то необходимого времени, поднимается и уже снова готов заниматься своим делом – идти в атаку или держать оборону. Произошло заурядное дело – та самая регенерация повреждённой ткани. Так же можно заново вырастить отрубленную руку, ногу, да что угодно, ведь информация о всём организме в целом содержится в любой клетке этого самого организма. А впереди… впереди бессмертие.
И Москаленко решил отметить рождение нового дела. Очень хорошо, что Сазонтов открылся именно ему. Николай неожиданно, против своих правил, предложил Петру Фомичу посетить ресторан «Норд», неприметное заведение на краю города, без всяких таблиц и обозначений, но шикарный внутри, на европейском уровне потребления. Сазонтов согласился.
Вечером они встретились возле парка, куда подкатил Мокаленко на своём джипе «Чероки». Здесь его дожидался Пётр Фомич в блестящем итальянском костюме, со сносгшибительной дамой в вечернем платье, подчёркивающем белые точёные ручки, шейку и головку с пышной причёской, мастерски уложенной короной над прелестным личиком. В волосы были вплетены нити жемчуга, переливающиеся и оттеняющие смуглое личико с капризными губками, щедро намазанными яркой французской помадой. Среди сочной краски той помады  жемчугом блестели ровные белоснежные зубки. На подполковника ФСБ глянули очи, всё внутри его перевернувшие и поставившие высокого крепкого мужика на колени перед этой леди. Москаленко не подал вида, что сражён, что называется, наповал. Он чарующе улыбнулся и распахнул дверцу машины перед подругой своего учёного приятеля. В том, что это подруга, а не жена, он не сомневался. На жён так не смотрят, как взирал на эту женщину Пётр Фомич.
Рядом с Москаленкой в салоне джипа сидела его подруга, под стать ему – высокая, скандинавского типа женщина с густой длинной гривой роскошных белокурых волос. Они лежали красивой волной на платье игристого китайского шёлка. Красотки обменялись друг с другом прицеливающимся взглядом подведённых тушью глаз, и отвернулись. До официального знакомства разговоры заводить не полагалось.
Этот вечер всем им запомнился надолго. Москаленко выкупил весь зал, и музыканты в белых пиджаках играли лишь для них одних. Поддерживая в танце руку Ларочки и обнимая другой стройную талию, Николай нашёптывал на ухо партнёрше комплименты, и вёл её в танце быстро и ровно. Ларочка Кудрявцева была в полном восторге от нового кавалера, ощущая временами грудью пистолет под пиджаком, когда партнёр к ней прижимался чуть сильнее. Рядом с ней двигался настоящий супермен, рыцарь без страха и упрёка. Вроде Игоря. Или Мэна.
Конечно, и Пётр Фомич много стоил. Недаром Лара прожила  с ним столь долго, ведь лестные предложения сыпались к ней с разных сторон. Но этот офицер нёс в себе героя, воплощение её мечты о мужчине – покровителе и защитнике, соединяющем в себе ум и силу. Лариса вспомнила Игоря и образ его наложился, а затем и слился с образом приятеля Пети, под влиянием шампанского «Бьянка» и чарующей слух музыки. От всего этого кружилась голова и хотелось смеяться и плакать. При чём – одновременно.
Оставим пока что Ларочку её переживаниями и муками нового выбора между старым и новым поклонниками. Ей не хотелось уходить от Сазонтова и что-то мешало кинуться в объятия супермена. А оба невольных соперника не помышляли о нравственных страданиях женщины. Оба были ужасно заняты. Дело в том, что идеи Сазонтова нашли довольно быстрое воплощение, с помощью связей его покровителя. Теперь, оставаясь работать в группе экспертов «Возрождения», Пётр Фомич тайно руководил новой лабораторией. Он не сидел там постоянно, а наведывался время от времени. Лабораторию устроили там же, в институте, использовав резервный этаж, где размещались склады и убежища. Сазонтов там, глубоко под землёй, чувствовал себя белой вороной (или белой лабораторной крысой – по настроению). И неудивительно, так как все прочие сотрудники, осмысленно нажимавшие клавиши компьютеров, все как на подбор имели те или иные воинские звания, тогда как над «Возрождением» трудились в основном гражданские, набранные по контракту по московским университетам, специалисты. Сам Филин, к примеру, был родом из Пушкина, и привёз с собой многих коллег оттуда, из Зеленограда, Дубны и других окрестных мест.
Военные в своей подземной лаборатории вовсю пользовались наработками своих гражданских коллег. Поэтому работа в секторе «Терминатора» быстро перешла в практическую фазу. Армейцы в белых халатах отрезали лапы у морских свинок, затем подключали провода компьютера к вживлённым в мозг свинки электродам и, после сложной программы, что поступала непосредственно в мозжечок животного, начиналось то. Что любой здравомыслящий человек посчитал бы чудом. Медики же, биологи, называли этот процесс регенерацией. Образовывалась новая ткань, вместо уже отсутствующей. Отрубленная кость удлинялась, обрастала плотью. Появлялись разделения, из которой образовывались пальцы. Наконец выползали коготки, и скоро уже морская свинка бежала, привычно переваливаясь на всех четырёх конечностях.
Это дело отметили ещё одним походом в ресторан. «Норда» уже не было, посидели в другом месте. Снова Ларочка кружилась в танце с Москаленкой, заглядывая ему прямо в сердце, а Сазонтов в это время что-то чертил на бумажных салфетках. В последнее время он много чего не замечал. Должно быть, работа захватила его полностью, сделала одержимым, как это свойственно настоящим учёным и людям, чем-то по-настоящему увлечённым.
На следующий день эксперимент повторили, потом ещё раз, третий, десятый, двадцатый. С каждым разом опыт немного усложнялся. Иногда появлялись отклонения. Вместо одной отрезанной лапы вдруг вырастало две. Или начинало расти другое животное, по ту сторону ампутированной конечности. Всё это следовало тщательно изучить, выяснить причины отклонений, исследовать новые возможности. Словом, работа кипела.
Пётр Фомич сутками пропадал в институте. Он активно работал в обоих направлениях, успевая продвигаться как у Филина, так и у Москаленки. И тот не протестовал. С помощью личных агентов он выяснил местонахождение Ларочки и, не в силах совладать с навязчивым желанием, в один прекрасный момент. Предстал перед Ларисой. Перед собой он держал огромный букет  белых и алых роз. Порой в нашей жизни случаются удивительные совпадения. Вот и на этот раз – Ларочка как раз мечтала об этом самом офицере, позволяя тому, в тех своих видениях совершать разные вольности. Во сне она уже не раз бросалась в его чувственные объятия, и вот этот момент наступил на яву. Визит Москаленки пришёлся очень даже к месту. Как-то без лишних слов они оказались в объятиях друг друга.
Бутылка недопитого шампанского, букет роз в широкой вазе, слабый свет ночника были свидетелями самых неуёмных фантазий этой сладострастной парочки. Два здоровых обнажённых тела переплетались, томно вздыхали, замирали на миг («остановись мгновение – ты прекрасно») и продолжали снова движения. То Ларочка, вспомнив какой-то из эпизодов Тинто Брасса, держала напряжённый пенис партнёра и взмахами ресниц поглаживала самый кончик, то Москаленко, легко поднимая её мускулистыми руками, усаживал себе на колени, и она, постанывая от волн захватывающего наслаждения, что пронизывали её насквозь, поднималась и опускалась, ощущая в себе его естество, то вдруг видела себя в большое зеркало стоящей на коленях у мягкого дивана, а подполковник стоял сзади и придерживал её за кругленькие упругие бёдра. Всем телом он толкал её вперёд, а Ларочка уже ничего не замечала. Глаза её были закрыты. Всё внимание, все чувства сейчас были сконцентрированы на движениях, на наслаждении, что она испытывала. Вскрики и стоны, заканчивавшиеся оргазмом, пронзали сумрак спальни. Ларочка получила полный заряд удовольствий, какого у неё не было с той далёкой ночи, когда она отправилась в ресторан отпраздновать… Уже и забыла, что она тогда праздновала. Но в тот вечер она и познакомилась с Сазонтовым. Но, странное дело, теперь он уже не казался ей тем единственным мужчиной, с кем надо быть непременно рядом. Должно быть потому, что в сердце её поселился Николай.
С того вечера Москаленко всё чаще стал посещать Ларочку. Встречи те заканчивались одинаково, и в то же время так разнообразно  для Лары, совсем потерявшей голову. А Сазонтов в это время  работал и ещё раз работал, до такой степени его увлекали получаемые результаты.
Удовлетворённый успехами, Москаленко уже выбрал даже место для тренировочного лагеря. Неподалёку от границы с Дагестаном, в степях Калмыкии, находился заброшенный лагерь для тренировки и обучения войск бывшего Закавказского военного округа. Лагерь занимал обширную территорию, содержать которую оказалось не по силам новым властям. Лагерь располагался слишком далеко от дорог и жилья, и его забросили. Впрочем, и как многое другое. Воспользовавшись этим, ФСБ устроило там свою тайную базу для поддержки операций в закавказском регионе. Сама база располагалась под землёй и занимала ничтожное место, в сравнении со всем лагерем. Практически, к нему база практически не имела отношения.
Тем временем Москаленко получил очередное звание полковника, с помощью своих покровителей и друзей из Москвы. Под его охраной проводился самый грандиозный проект века и многие были заинтересованы в успешном завершении этого важного дела. И очень немногие знали, что под крылом «Возрождения» прячется крошка- «Терминатор». И те, кто владел этой информацией, очень рассчитывал на Москаленку, который вплотную занимался этим щекотливым делом.

Глава 4.
Начальник охраны одного НИИ отправился в командировку, перепоручив все дела своему заместителю. Ничего особенного? А если добавить, что в командировку отправился начальник охраны Института Советской Армии, и выехали они не на самолёте, не на поезде, а в разбитой чадящей машине, известной как «автозак», или «чёрный ворон». Тут есть о чём призадуматься. А если ещё добавить, что в поездку Николай Москаленко взял лишь двоих человек из своей секретной команды, то искушённый Читатель сделал бы вывод, что дело здесь не совсем чисто, то есть совсем нечисто. И оказался бы прав. Лаборатория «Терминатора» готовилась к завершающим, самым важным испытаниям – испытаниям на человеческом материале.
Английский аббат Раймонд Моуди, доктор медицины, исследователь- экспериментатор, имел интересное хобби. Он записывал рассказы тех, кто пережил клиническую смерть. Каждый из побывавших по ту сторону жизни рассказывал о светлом тоннеле, о необъяснимом чувстве блаженства, о родственниках, ранее умерших, которые встречали новопреставленную душу. Правда, в последний миг кто-то (не будем упоминать лишний раз имя Всевышнего) возвращает душу в наш грешный мир, и коллекция аббата пополняется новым рассказом. Интересующихся мы отправим к первоисточнику (Раймонд Моуди «Жизнь после жизни»), добавим лишь от себя, что пережившие подобные чудесные деяния, уже не испытывали чувства ужаса перед неизбежным концом. Как свойственно сие всем прочим смертным.
Но чего не знал любопытный аббат, что его коллекция была далеко не полной. Вне поля зрения осталась группа людей, также побывавших по ту сторону. Мы хотим сказать о том, что после официальной отметки о смерти и даже проведении похорон, отдельные граждане продолжали пребывать в этом мире. Мы не имеем в виду военных преступников и крупных мафиози, пытающихся таким образом обмануть следственные органы. Мы говорит о тех несчастных, что называют «мешками» или «подопытными кроликами». Несчастных, не имеющих родственников, которые бы поинтересовались судьбой своих непутёвых отпрысков. Тех, кто ожидает своей судьбы в камере смертников, или неизлечимо болен и доживает последние дни в мрачной юдоли скорби, о душевнобольных, потерявших связь с действительностью. Их объявляют умершими, но они ещё какое-то время остаются жить, чтобы положить это единственное, чем они ещё владеют – жизнь, на алтарь науки.
Да-да, мы говорим об опытах над людьми, которых уже юридически как бы и нет. В средние века, врачующие, по ночам, под покровом темноты, выкапывали свежепохороненные трупы, чтобы, препарировав их, заглянуть внутрь. Они составляли, таким образом, анатомические атласы, чтобы лучше уметь помочь живым пациентам. Но их осудили бы, застигнув на месте «преступления», на кладбище. Бывало и такое. Подобных целителей объявляли колдунами, приписывали им изготовление некрофильских снадобий и сжигали, при большом скоплении любопытствующего народа. Цивилизация с тех пор ушла далеко вперёд, но отношение к усопшим осталась на прежнем уровне (или поменялось, но крайне незначительно). Учёные вынуждены проводить опыты на крысах, морских свинках, собаках, в лучшем случае – на обезьянах. Но организмы животных имеют массу отличий  от человеческого, и проходит слишком много, недопустимо много, времени, пока процесс изучения какого-нибудь новейшего лекарства пройдёт свой долгий путь до конца. В полуподпольных условиях учёные медики договариваются с неизлечимо больными людьми, чтобы проверить на них лекарство, которое, возможно, в ближайшем будущем станет панацеей. Но врачи действуют очень осторожно, потому что своими действиями переступают грань закона и попадают под соответствующие статьи законодательства. С одной стороны они делают доброе дело, пытаясь бороться с болезнью, ну а с другой – проводят опыты над человеческой жизнью. Легко было римским и греческим богам мерить вину с завязанными глазами. Человеческая жизнь богам противна.
Иное дело, когда всё происходит под завесой секретности. Упаси бог, попасть простому человеку в подобную историю. Он может исчезнуть без всякого следа. Пропал без вести. Дело положено в архив.
Автозак пересёк границу Вятской губернии и въехал на территорию Нижегородчины. Держал он путь к фортификационному сооружению городской тюрьмы. От тюрьмы, да от сумы не зарекайся, гласит российская народная мудрость. Она оказалась действительной на все времена. Во всяком случае, на территории нашего государства. Может, поэтому прилегающие к острогу районы так малолюдны. Жители предпочитают для променадов другие места. Автозак въехал и, через какое-то время выехал обратно никем незамеченный. Лишь закрывающий ворота прапорщик сонно зевнул  и равнодушно проводил глазами машину с иногородними номерами. Привезли ли кого «новенького», забрали, ему всё едино.
Внутри автозака появились два пассажира. Они сидели в отдельных узких кабинках, подпрыгивали на лавках, когда машина натыкалась на неудобицу. И тому и другому перевозка по этапу стала давно уже вещью заурядной и повседневной. Оба являлись «смертниками», то есть им вынесли смертный приговор постановлением государственного суда. Прошение о помилование обоим также отклонили, чему они не удивлялись.
Люди ведут себя по разному, получив известие о неминуемой смерти. Некоторые впадают в депрессию, рыдают и готовы кататься по полу в ногах у кого угодно, чтобы получить вожделенное помилование. Другие уходят в религию и ищут забвения в божественном дурмане религиозных текстов различного толка. Некоторые исходят злобой и ненавистью ко всем остальным, кто остаётся жить. Ну, а оставшаяся часть, самая, к слову незначительная, пребывает в апатии.
К последней категории, судя по всему, относились и наши новые знакомые. Всю дорогу, начиная с посадки в зекавоз, они проспали, устроившись со всем возможным комфортом на узких жёстких сидениях «купе». Обычно, когда в таких машинах отправляют группу заключённых по этапу, в такие клетушки набивается до двух десятков, а то и того более, человек. Они сидят там, как сельди в банке, не в силах расправить затекшие члены. В данном же случае, перевозка не причиняла заключённым никаких неудобств. Они могли сидеть или лежать, как им вздумается, чем они не преминули воспользоваться. Казалось, их ничто не волнует. Оба закрыли глаза и сложили руки на груди по какому-то интернациональному зековскому обычаю.
Один из спутников Москаленки, молодой парнишка с пронзительными глазами, всю дорогу следил за смертниками, а вот они ничем не выказывали своего любопытства, если оно ещё тлело где-то глубоко внутри. Их везут, и ладно, а уж куда и зачем, это без особой разницы. После вынесения приговора им оставалось одно – ждать смерти. Занятие это, как вы, наверное, понимаете, не из лучших. Бывает, что ожидание растягивается не на один месяц, а то и на полгода. Ждать каждый день, что вот стукнет дверь и равнодушный голос вертухая бросит: «Выходи». Обычно заключённые с обострённым чувством ожидания догадываются сразу, за чем за ними пришли. Случаются срывы, порой даже – сумасшествия. Но, в данном случае, ничего подобного не наблюдалось.
Москаленко тщательно подобрал кандидатов. Из самых что ни на есть самых. На ходу он достал из кожаной папки сопроводительные конверты с «делами» новых подопечных Фактически он являлся теперь хозяином их жизни и смерти. Он волен был сделать с ними что угодно.. Единственное, что он не мог – это выпустить их на волю. Но полковник и не думал заниматься подобными глупостями. Да и любой на его месте, ознакомившись с содержанием картонных папок, не сомневался бы в справедливости приговора.
На ходу читать было трудно. Буквы прыгали и путались. Казалось, что содержание бумаг пыталось сбить полковника с толку, оставить его в дураках. Итак, первый из подопечных – Андрей Иосифович Булич, по кличке «Мочило», мокрых дел мастер, если судить по кличке. А по фотографии не разберёшь, мужик и мужик, каких в России миллионы. Лишь при первой встрече, заглянув в холодные глаза, можно было понять, что не так уж прост этот коренастый мужичок с небольшими руками и аккуратным овалом лица. К тому же, вот тут в «деле», было описано, как Булич с дружками своими гулял в ресторане «Гавана», что считался чуть ли не штаб- квартирой солнцевской преступной группировки. Чувствовал он там себя, как рыба в воде. Но получилось так, что дружки его отправились в казино, раскинуть «пульку», а Булич что-то там замешкался. И подвалили к нему трое. Азиаты в цивильных костюмах. Что-то там между ними произошло. В «деле» так и написано. «Что-то произошло». Имевшиеся свидетели не очень-то обратили вначале на эту компанию внимания. Кто бывал в «Гаване» частенько, то знал, что в сторону Булича лучше не смотреть вовсе, а кто там был случайным человеком, тот просто не догадывался о существовании такого киллера, а если бы каким-то случаем узнал, то сделал сей же час оттуда ноги. Но всё было вначале чики-чики, а потом началась заварушка. И в этой кутерьме вышеозначенный Булич порешил всех троих. Свидетели, которых успели переписать омоновцы, потом показали, что коренастый мужчина (Булич), набросился на азиатов и, голыми руками, всех троих убил. Сотрудники ОБОП давно собирали досье на Булича, большая часть которого вошла в ту папку, которую на ходу перечитывал Москаленко.
Одному азиату Мочило раздавил голову ножкой стола, а других, буквально, измолотил стулом. Действовали все они голыми руками. Оружия, во всяком случае огнестрельного, ни у кого не оказалось. А когда впоследствии выяснилось, что убитые азиаты были работниками консульства КНДР, то следователям стало ясно, что песенка Булича на этот раз спета и тюремной камеры ему уже не миновать, если не предположить чего-то ещё круче. Так и оказалось на деле. Солнцевская братва наняла дорого адвоката, но только тот не смог вытащить киллера. Пожалуй, при таком раскладе никто бы не смог. Последнего из корейцев Булич добивал на глазах милицейской бригады. Они появились столь быстро, как будто знали о происшествии заранее. Такая мысль появилась у полковника при внимательном прочтении «дела». В камеру неудачливого убийцу доставили прямо с больничной койки. Северокорейские товарищи успели попинать Андрея очень даже изрядно, и лишь необычайно крепкое здоровье помогло ему подняться на ноги. Так, стоя, он и выслушал смертный приговор. Получалось, что он «перешёл дорогу» кому-то очень влиятельному.
Наскоро просмотрев первую папку, полковник открыл вторую. С фотографии на него глянул ярко выраженный тип преступника, если судить по теории Чезаре Ломброзо. Обритая наголо голова, глубоко запавшие глаза- буравчики, узкая щель рта. Впрочем, если присмотреться внимательней в мягкий овал лица, принять во внимание тонкий, «аристократический» нос, представить аккуратную причёску, то преступник растворялся в в портрете миловидного молодого человека. Но все эти мимолётные впечатления моментально рассеивались, стоило только вчитаться в материалы личного дела Хайновского Юрия Владимировича. Справки, характеристики, ходатайства. Сначала представлены были годы отрочества, когда садизм, пробуждавшийся в молодом человеке, называли детской шалостью. Выколол глаза котёнку, жестоко поколотил соседнего мальчишку, спалил ворону. Это, по всем параметрам, нехорошо и надо бы наказать сорванца, но наказания оставались всего лишь словами и не нашли соответствующего отклика  в душе подростка и – как результат – из армии он попал в дисциплинарный батальон, а уже оттуда загремел в зону, в колонию усиленного режима, где быстро прославился своими на редкость жестокими выходками. Чему здесь удивляться, он всего лишь перенёс армейские нравы в мир по ту сторону воли. Блатные попытались взять в оборот дюже шустрого солдатика, но тот показал зубы и воры отступили, зализывая раны. Новичок оказался из категории беспредельщиков. Он не ставил ни в копейку жизнь. Ни свою, ни чужую. Ещё два раза к нему подкатывались урки и, каждый раз, отступали с потерями. Он успел прослыть в своём бараке «крутым» и уже никто не осмеливался оспаривать его права сильнейшего. Блатные сделали вид, что признали его, хотя «прописку» он не проходил и рекомендациями авторитетов не заручался. Так бы и прошёл его срок, если бы в колонию не завезли «вора в законе». И на этом авторитет «Лома» закончился. Блатные объединились вокруг пахана и объявили войну оборзевшему беспредельщику. А тот брошенный вызов принял. Он сумел забаррикадироваться в комнате бригадира, оставив в бараке трёх раненных и одного убитого из числа воров. Барак окружили солдаты внутренних войск и Хайновского выкурили из укрытия с помощью дымовой шашки.
Суд рассмотрел поведение заключённого Хайновского и, сосчитав убитых и покалеченных им за период «исправительного» срока, приговорил убийцу к смертной казни. Осужденного перевезли в тюрьму Нижнего Новгорода, хотя можно было просто оставить приговорённого на прежнем месте и блатные, рано или поздно, нашли бы способ расправиться с сумасшедшим убийцей. Но власти ИТК решили отправить смутьяна в руки закона и пусть уж те руки и вершат приговор.
Машину качнуло, и листы посыпались из папки. Москаленко недовольно оглянулся. Так и есть. Автозак только что переехал условную границу Вятской губернии. Вот ведь, конец второго тысячелетия, а беды у России остались прежними – дороги, дураки и жулики самых разных мастей. И чем дальше от центра, тем беды эти расцветают пышным махровым цветом. И ничего тут, похоже, не переделаешь. Как говорится, ни Бог, ни царь и не герой. Если уж даже Сталин не сумел с дураками да жуликами совладать, то нынешним властям даже и думать об этом не стоит. Впрочем, они не очень-то и стараются. Возможно, после воплощения грандиозного прожекта «Возрождение» поголовье дураков несколько сократится, но зато страшно представить – во что выльется привычная когорта воров и жуликов. Гениальный Остап Бендер, да ему Сергей Мавроди и в подмётки не сгодится. А что было бы, если бессмертие получил больной паранойей самодержец – Нерон там или Иоанн Грозный. Что осталось бы от России, если бы тот да за несколько веков выбил бы всех мало- мальски стоящих думающих людей. А ещё ближе Иосиф Виссарионович, отправивший в лучший мир ВСЕХ своих бывших товарищей, кто начинал с ним, был рядом или впереди. Никого ведь не оставил, кто мог бы сказать ему без боязни, прямо в лицо: «А ведь ты, Коба, не прав».
Покачивание на ухабах и рытвинах усыпили Николая, и он задремал, придерживая папки на коленях. Проснулся он лишь тогда, когда миновали город Котельнич, знаменитый тем, что не раз сгорал почти что полностью и, каждый раз, жители Котельнича, где «имеются три мельничи», отстраивали свой город полностью.
Прямо на ходу перекусили бутербродами с копчёной колбасой. По паре сэндвичей перепало и этапникам. Те равнодушно сжевали хлеб с колбасой, запили минералкой и снова устроились спать.          
      Полковник спрятал сопроводительные бумаги в свою сумку и сейчас глазел в окно. Только вот так, на ходу, из окна машины или поезда, можно ощутить всё величие такой страны, как Россия. Житель какой-нибудь там Бельгии или Дании, что пересекает своё государство без особого напряжения на велосипеде, искренне считает свою Родину большой страной. В какой-то мере он прав. Есть ведь государства ещё меньше – Монако, Андорра или Ватикан. Но попади такой патриот своей страны в Россию, да попади он на поезд «Москва- Владивосток», то на другой день пути он удивится, на пятый – поразится, на второй неделе заскучает, а концу пути приучится пить горькую. И больше уже никогда не будет хвалиться просторами своей Дании. Тем более, что у него и так есть чем похвалиться, кроме расстояний.
Мелькали заросшие кустарниками пригорки. Лес то подбегал к самой дороге, зажимая её в тесные зелёные объятия, то, чего-то словно испугавшись, отскакивал и маячил где-то на горизонте щетиной ёлок, сосен да осин. Вдоль дороги проносились вереницей покосившиеся домишки какой-нибудь всеми забытой деревушки и исчезали бесследно за поворотом. Почти во всех окна были, крест на крест, заколочены потемневшими досками. Крестьяне продолжали разбегаться, тянуться ближе к городу, или в другую губернию – побогаче да разворотистей. Многие уехали в Нижегородчину, либо Чувашию, писали оттуда родне о новой земле, урожайности, о соседях. Правда, некоторые потом возвращались обратно, пряча глаза, отколачивали доски от окон и вновь налаживали жизнь, худо- бедно вновь обзаводились скотинкой. Но всё равно массой своей те заколоченные дома напоминали погост, без конца и края, с покосившимися от времени крестами.
Машина объехала огромную рытвину, заполненную водой, и двигатель загудел. Автозак поднялся на большой холм и перед глазами находившихся в машине раскинулась великолепная панорама. Пшеничное поле с набирающими силу колосьями раскинулось на несколько километров. Ровный край сосняка мягкой дугой огибал ниву, как бы заботливой рукой обнимая её. Несколько куп берёз весёлыми компаниями окружали другую сторону поля. А вдали синел лес. По кронам деревьев пробегали порывы ветра, от которого ветви раскачивались. Казалось, что они приветствуют всех, кому посчастливилось наблюдать это чудо.
Всего лишь несколько коротких мгновений пребывала машина на верхушке холма, нет, правильней – увала, а потом на солнце набежала тучка, и многоцветное чудо поблёкло, сделалось обыденностью. Грохочущая колёсами машина покатилась вниз по склону. Москаленко равнодушно отвернулся, глянул на часы. Ещё пара часов и они будут дома. Всё ли там готово к прибытию? Он достал из сумки мобильный телефон и быстро набрал номер заместителя.
Уже начало смеркаться, спала дневная жара, когда пропылившаяся машина подкатила к серым воротам со стороны улицы Горького. В этом месте улица напоминала тоннель. В своё время бульдозерами сняли часть грунта, чтобы сделать въезд в подземный транспортный тоннель, ведущий непосредственно в Институт советской Армии, пряма в «святая святых». Но потом от этой затеи отказались, грунт снова насыпали, но он дал значительную усадку и дорога опустилась более чем на метр.. стенки укрепили бетоном и получился этакий забранный в бетон отрезок дороги. Поверх стен выросли тополя, свесившие ветви на бугристые бетонные откосы, делая путь похожим на грот.
Туда и завернул зекавоз с запылившимися номерами. Его уже дожидались и ворота распахнулись, едва машина подкатила к шлагбауму. Если бы кто праздно прогуливался там в ту минуту, то был бы сильно удивлён конечным маршрутом «чёрного ворона». Но никого там не оказалось, так что и вопросов не возникло. Через несколько минут свернули свои работы и двое рабочих, что осматривали поблизости бетонную стену. Готовились ли они к ремонту – неизвестно, но скрылись они на территории НИИ микробиологии.
Обоих «гостей» опустили на лифте на самый нижний этаж, о котором знали далеко не все сотрудники института. Здесь располагались лаборатории «Терминатора». По всей видимости, и тут всё было готово к приезду Москаленко.
Одного из заключённых, Хайновского, двое охранников бесцеремонно толкнули в кресло, похожее на американский «электрический стул». Руки и ноги зафиксировали специальные захваты. Его окружила группа людей, похожих на врачей своими белыми халатами. Они проворно стащили с него гимнастёрку, обнажая покрытое наколками тело, и быстро приспособили на руки и грудь провода с присосками. Голову обхватил специальный жёсткий зажим, мешающий повернуться и посмотреть, что там делают эти лабораторные крысы в белых халатах. Они возятся там, за спиной, чем-то жужжат, мажут голову. Жаль, что он не может дотянуться до них, достать руками, сжать пальцами жалкие цыплячьи шеи. Завизжала электрическая дрель и в мозг Хая вошла раскалённая игла. Он дёрнулся, хрипло матюгнулся. С прокушенной губы потянулась ниточка крови. Не останавливаясь, кто-то из тех, шуровавших сзади, ваткой убрал ту кровь. Боль ушла, осталось ощущение тепла. Игла (или две), которую ему впихнули в мозг, согревала. Может, это какой-то хитрый способ обогрева для полярников? Запаяют полярному фраерку в мозги иголку, он и не мёрзнет. А что?
Хайновский крутил зрачками в разных направлениях. В том, что на нём прямо сейчас собираются опробовать какую-то научную дурь, это он уже понял без сопливых. Осталось уяснить, как образом это отразится на его дальнейшем существовании. А не стул ли это, в самом деле, они из Америки они к нам перетащили? Чтобы на нём братве мозги поджаривать. И ему «повезло» стать первым в той веренице счастливчиков. Надо хоть показать, что не боится он их игрушки, не на таковского напали. Он осклабился. Напротив него какой-то мудак установил видеокамеру на треноге. Стеклянный глаз объектива выехал из корпуса. На кино, значит, снимают этот исторический момент.
-- Пользуясь случаем, хочу передать братский привет дьяволу, -- сипло пробасил заключённый и, шумно набрав слюны пополам с кровью, харкнул в камеру, но не попал. Узкие губы его вновь разъехались в усмешке. Он подмигнул учёной крысе, разглядывавшей его через очки.
Пётр Фомич отодвинулся в сторону. Он чувствовал себя крайне неуютно. Одно дело, это смотреть на экран монитора, наблюдая за компьютерной графикой пространственной развёрстки опыта, но совсем другое находиться рядом с человеком, которого вот сейчас, на его глазах, должны прошить пулями, чтобы на практике убедиться во всей действенности программы, над которой трудился весь коллектив секретной лаборатории.
Когда Москаленко пригласил Сазонтова опуститься к нему для деловой встречи, учёный не сразу понял, в чём же дело. Хотя именно он накануне объявил, что теоретически группа готова подтвердить все разработки на практике. Но что полковник будет таким быстрым, он никак не ожидал. Не убежишь ведь из лаборатории, как истеричная медсестра, делающая первый раз укол в зад больному. Да и хотелось, если честно, своими глазами увидеть результат многомесячной работы.
Наконец всё к опыту было подготовлено. Подопытный «кролик» сидел в кресле, вцепившись пальцами в подлокотники кресла. Он храбрится и улыбается, но видно, как по побелевшему лицу струится пот. Электронная машинка гудела всё сильнее, видимо, подпитываясь от невидимых флюидов напряжения, витающих в камере подземного бункера. Полковник подошёл вплотную ко креслу и, не спеша, вынул из кармана пистолет Макарова модернизированный. Заключённый увидел оружие и судорожно перевёл взгляд на остальных людей, сидящих за приборами ЭВМ. Те невозмутимо следили за происходящим, не отвлекаясь от своей работы. Внезапно тишину расколол выстрел, и сразу за ним ещё и ещё. Заключённый дёргался в кресле при каждом попадании и вопил. Вот она – смерть в своём натуральном виде! Она вылетает из дула пистолета и пронизывает его, и каждая пуля является молотком, вколачивающим новый гвоздь в его гроб…
Последние пули пробили уже безмолвное тело, которое лишь дёргалось от попаданий. Но то были лишь физиологические рефлекторные движения. Наконец патроны в обойме закончились, щёлкнул вхолостую боёк и полковник опустил пистолет. В замкнутом пространстве бункера заметно пахло пороховым дымком. Пётр Фомич пребывал на грани обморока. Только что на его глазах произошло убийство. Один человек убил другого. И ничего не случилось – жизнь продолжалась. Коллеги Сазонтова по лаборатории склонились над клавишами компьютеров и быстро вводили программу регенерации, которую разрабатывал сам Пётр Фомич. Но учёный уже не интересовался работой, от которой, при других обстоятельствах, его оттащили разве что силой. Он поднялся на вмиг ослабевшие ноги и открыл дверь, выбираясь наружу.
На секунду Москаленко повернулся на шум скрипнувшей двери, но тут же перевёл взгляд обратно, на заключённого, точнее, на мёртвое тело. Да, по всем правилам медицины, да и по физическим законам, заключённый Хайновский уже мёртв. Всё это беспристрастно записано на видеоплёнку камерой. Запись будет отправлена в то учреждение, откуда Москаленко не так давно прибыл. Это послужит доказательством, что приговор не миновал своего адресата. Но, между тем, камера продолжала свою работу. Из огнестрельных ран, покрывавших едва ли не всё тело «кролика», продолжала капать кровь. Живот, грудь, ноги, руки – всё зияло кровоточащими ранами. Пули миновали разве что голову. Неизвестно, что будет, если повредить мозг, в который сейчас поступают команды на восстановление повреждённых органов. Ферменты на генном уровне начали поточное производство «кирпичиков», из которых и состоит наша плоть. Тикают часы на руке полковника, мерцают электронные цифры на дисплее. Минуты потихоньку складываются в час. Да, прошёл уже час со времени расстрела Хайновского в этом подземном бункере, а видимых изменений всё ещё не наблюдалось.
Неужели все теоретические разработки окажутся раздавленными практическими выводами? Москаленко взглянул на своих помощников и в этот момент что-то случилось. В тишине зала, среди гула и писка электронных внутренностей дорогой аппаратуры послышался посторонний шум. Полковник с его обострённым слухом (и чутьём) сотрудника спецслужб характеризовал его как падение небольшого металлического предмета на бетонный пол. Вот ещё такой же звук. Но в этот раз Николай заметил причину того шума. На пол упал чуть сплющенный кусочек металла, что был совсем недавно пулей высокоимпульсного патрона 9-го калибра. Такие патроны (57-Н-181-СМ) созданы специально тульскими оружейниками для модернизированного пистолета макарова. Организм вытолкнул инородное тело, мешающее восстановлению органов в своей первоначальной целостности. Теперь уже все в комнате видели, что пальцы «трупа» шевелятся, а кровь уже из ран не сочится. Ещё через несколько минут расстрелянный захрипел и попытался изменить позу. Голова, только что свесившаяся бессильно на грудь, чуть дёрнулась. А ещё через полчаса «кролик» уже изумлённо оглядывался по сторонам, пытаясь понять, что же случилось с ним на самом деле. Ведь не может же быть, что не так давно тело его рвали пули. В это невозможно поверить, ведь он себя раненным не ощущал. Но откуда же тогда все эти кровавые пятна?
Пока Хайновский задавал себе эти вопросы, на которые у него, как не силился, не находилось ответов, окружавшие его люди поздравляли себя с победой. Научный эксперимент удался на сто процентов. Было чему радоваться.
Москаленко вышел в коридор и прикрыл за собой тяжёлую бронированную дверь. Опыт прошёл удачно, но это был лишь первый шаг. За ним последует ещё ряд других, более сложных и изощрённых. Процесс регенерации необходимо изучить с самых разных сторон. Придётся бедному заключённому, смертнику в разных смыслах этого слова, ещё несколько раз заглянуть во владения Аида. Да и второму, как его там, Буличу, придётся умереть во имя науки, во славу «Терминатора». А что там будет дальше, это мы ещё посмотрим.
Полковник двигался по коридору с бетонированными стенами. Лаборатория «Терминатора» размещалась в капитальном бомбоубежище, расположенном глубоко под землёй, под подвальными помещениями института микробиологии. Размещение лаборатории прошло в режиме секретности не только от всего персонала, но и от большей части охраны института, не связанной с действиями Офицерского Фронта. Такое дело было бы невозможно, если бы во главе затеи не стоял руководитель службы безопасности всего засекреченного учреждения. Поэтому в коридоре никого не было, и шаги гулко перекатывались на всём протяжении широкого тоннеля с толстыми резиновыми трубами под потолком, в которых тянулись провода, стянутые вместе жгутами. Только лишь они связывали оборудование лаборатории со всей системой компьютерного комплекса института.
-- Разрешите поздравить вас, уважаемый Пётр Фомич. Дело, которое мы с вами затеяли, принесло свои первые и очень ощутимые результаты.
Сазонтов поднял мутные глаза и громко икнул. Даже воздух в баре уже успел пропитаться алкоголем. Всё это время учёный глотал водку «Айсберг», изготовленную из чистейшей ледниковой воды, и не знал ещё результатов эксперимента.
«Цивильная крыса, -- внезапно с неприязнью подумал полковник, -- он не выдержал зрелища работы над человеческим материалом. Чистоплюй! Не хватало ещё, чтобы он побежал да рассказал кому-нибудь обо всём … Но нет, -- столь же быстро Москаленко успокоился, -- кишка тонка. Он в этих наших делах сам увяз настолько крепко, что трепыхаться навряд ли станет – себе дороже.
-- Что же вы, дорогой ты мой учёный друг?
Как можно более участливо полковник наклонился к Сазонтову. Тот не уловил в голосе своего «приятеля» ноток слегка замаскированного сарказма и попытался гордо выпрямиться, но локоть его соскользнул с края стола, и он чуть было не упал, чудом сохранив равновесие.
-- Убийцы! – прохрипел учёный, сглотнул неприятный комок в горле и продолжил. – Я отказываюсь … Я не желаю участвовать в такого рода делах.
Эксперт поднял палец и помахал им перед носом руководителя службы безопасности НИИ. Тот чуть отодвинулся.
-- Помилуйте, Пётр Фомич, это вы о чём?
-- Я о том трупе, что остался лежать там, обагрённый кровью, -- Сазонтов указал на бетонную стену, за которой, по его разумению, располагалась злосчастная лаборатория. В сердцах он перепутал стороны и указал на ту стенку, за которой сейчас отдыхал второй заключённый, чья очередь ещё не наступила.
-- Я учёный. Меня знают в научных кругах, и не только России. Мои работы печатались за рубежом, -- запальчиво кричал микробиолог. Волосы его растрепались и прилипли редкими прядями на потный лоб. Полковник смотрел ему в глаза и улыбался, от чего Сазонтов распалялся ещё сильнее. Он даже взмахнул кулаком, но сделал это очень отстранённо, чтобы Николай не подумал, что это адресовано именно ему.
… и я не палач, -- закончил свою сумбурную речь учёный и бессильно откинулся на спинку стула.
-- Ну что, продолжать будем? – выждав ещё немного, поинтересовался полковник. – Или будем истерично визжать и разбрасывать по сторонам беспочвенные обвинения.
Сазонтов выпучил глаза, открыл рот, и вскинулся было с мягкого сиденья, но Москаленко не дал ему раскрыть рта.
-- Для таких утверждений должны быть твёрдые основания. Мы с вами находимся не в лагере, не в тюрьме, а в научном учреждении серьёзного республиканского значения. Мы ведём работу, результатов которой ждут десятки и сотни тысяч россиян, наших братьев и сестёр. И для того, чтобы эта работа поскорее подошла к своему логическому завершению, мы перешли к стадии практических опытов. И запомни на будущее – мы здесь не палачи, а учёные.
-- Но как же тогда быть с тем, в кресле?..
-- Да всё в порядке с вашим «кроликом», -- Москаленко улыбнулся во все тридцать два зуба «голливудской» улыбкой. – Жив, здоров, трескает сейчас колбасу с пивом и благодарит учёных крыс за всё хорошее.
Сазонтов недоверчиво таращился на полковника и туго соображал. Ведь действительно, так и должно было быть. Это и есть тот результат, ради которого здесь и развёрнута лаборатория. Он как-то растерянно улыбнулся и потёр лоб, от чего волосы вновь стали дыбом. Значит, получилось, радоваться надо, но отчего-то радоваться Петру Фомичу совсем не хотелось.
-- Отдохните пока, уважаемый Пётр Фомич, а вечером мы проведём ещё один опыт. И запомните, прошу вас – мы не палачи, а учёные.
День прошёл для Николая Москаленки совершенно незаметно. Истекал час за часом, а полковник мысленно был уже в подземелье, в лаборатории «Терминатора». Наскоро перекусив бутербродами с ветчиной, он опустился в лифте на последний уровень, куда его пропустил человек в камуфляжной форме. Ещё один прогуливался по короткому коридору, загибавшемуся подобно прямой кашке.
Полковник отомкнул дверь и потянул на себя рукоятку. Дверь, неожиданно легко, выплыла ему навстречу, вытолкнутая гидравлическим управлением. Иначе дверь, толщиной в шестьдесят сантиметров из толстого металла со свинцовыми и резиновыми прокладками, не смогли бы сдвинуть и несколько человек. И неудивительно – ведь весила она без малого полтонны.
В отсеке сидел второй смертник. На столике, привинченном к бетонной стене, стояла пустая банка из-под тушёнки, под столом лежали хлебные крошки и оболочка варёной колбасы. Видимо, Булич только что отобедал. Он вытряхнул из бутылки последние капли пива и сыто рыгнул. Москаленко опустился на табурет.
-- Ты, «Мочило», смертник и сам это прекрасно знаешь. За все твои дела имеешь соответствующий приговор. Но наше гуманное государство решило предоставить тебе ещё один шанс. Последний, необходимо отметить. И только от тебя сейчас зависит твоя дальнейшая судьба.
-- Давай, начальник, колись, не тяни кота за яйца. Чего это вы меня сюда привезли и чего вам от меня надобно будет?
-- Ничего особенного. Мы предлагаем тебе сотрудничество …
-- Катись-ка ты со своим предложением. Мочило ни на кого не работает. Ошиблись вы со своими предложениями. Так что сам понимаешь, начальничек.
Обычно после таких слов лагерные и милицейские психологи показывали своё гнилое нутро, срывались на крик, угрожали и доказывали с пеной у рта, что он, Булич, мразь, родимое пятно на теле общества и что будут его выжигать калёным железом, на что Булич лишь усмехался и ржал над ужимками следаков. Но этот  не стал кричать и доказывать, что Мочило – верблюд. Он медленно, не спеша, достал из кармана пачку «Мальборо» и вытащил губами сигарету, не спуская глаз с собеседника. Столь же неторопливо прикурил и выпустил облачко сладковатого дыма. Затем протянул пачку сигарет Буличу. И тот купился. Он уже приготовился цепкими пальцами вытянуть сигаретину и наметил её, самую крайнюю, как внезапно всё перед глазами поплыло, рассыпался сноп блескучих искр и Булич откинулся к стене, а затем упал грудью на стол.
Москаленко потёр костяшки кулака. Врезал он в полную силу, что называется - от души, улучив ту секунду, когда зэк отвлёкся на запах сигареты, потянулся в предвкушении затяжечки. Пусть знает, что не в бирюльки с ним, смертником, здесь играют и подачек от него ждать не станут.
-- В лабораторию, -- приготовить к эксперименту, -- бросил он через плечо охраннику из своей личной команды «А».
Не хотел Пётр Фомич присутствовать на следующем этапе, помня запах пороха и тот страшный чмокающий звук, с каким пули входили в тело того, сидящего в кресле, но, после череды терзаний, душа экспериментатора не выдержала и он, через силу, но всё же заставил себя войти в кабину лифта и набрал шифр пароля на крошечном компьютерном дисплее, после чего лифт доставил его на самое дно.
В лаборатории всё было уже готово. Точно так же суетились ассистенты в белых халатах, но с армейской выправкой, так же гудела электронная машина, из недр которой вились тонкие металлические кабеля, что соединяли начинку компьютера с человеком- «кроликом». В отличие от предыдущего «клиента», он не сидел в громоздком кресле, аналоге вершины американского правосудия, а лежал на жёстком топчане, притянутый к нему тремя широкими кожаными захватами. Человек этот был явного уголовного происхождения, за что «говорили» многочисленные наколки, покрывавшие всё тело подопытного. Сазонтов с любопытством пригляделся. На груди был выколот собор с многочисленными куполами, а на правом плече синело изображение рыцаря в шлеме с закрытым забралом. В руке рыцарь сжимал длинный меч. Другое плечо покрывала паутина, тоже выколотая. Что там было ещё, Сазонтов просто не успел разглядеть. От электронной машины отошёл Москаленко. Он внимательно оглядел тело скованного Булича. Тот не обращал на полковника никакого внимания, лежал неподвижно, вперив взгляд холодных голубых глаз на трубку люминесцентного светильника.
Руководитель экспертной группы «Возрождения», фактический отец «Терминатора», уселся скромно в уголке, чуть в стороне от электронной машины. Он старался скрыть дрожь рук и мял носовой платок судорожными движениями. Вот Москаленко кивнул одному из своих людей и тот достал из кожаного кофра большие хромированные кусачки- ножницы. Это особый хирургический инструмент для перекусывания костей во время операции. Разведя ручки механизма в стороны, ассистент подошёл к заключённому. Только сейчас тот показал хоть какое-то волнение. Он быстро облизнул кончиком языка вмиг пересохшие губы и прищурился. Если бы взгляд человека мог убивать, то парень с кусачками лежал бы сейчас на полу, раскинув руки. Но он не обратил на реакцию подопытного никакого внимания и завёл ножницы таким образом, что рука очутилась между сияющих лезвий.
Зажужжал сервомотор видеокамеры. Объектив взял руку крупным планом. Булич повернул голову к Москаленко и открыл рот, собираясь что-то сказать. Но в это время ассистент сдвинул фиксатор, щёлкнула мощная пружина, частично перекрывшая зловещий хруст и на пол упала кисть руки с обрубком торчавшей белой кости. Уголовник дёрнулся и замычал. Тело его забилось в конвульсиях, из прокушенной губы побежала, заструилась ниточка крови. Этих подробностей Сазонтов не видел. Он смотрел, не отрываясь, на руку, что шлёпнулась на пол. Ему казалось, что пальцы ещё подёргиваются, царапают ногтями бетон, пытаясь сжаться в кулак. Ему сделалось дурно, частично от зрелища, а частью от большой дозы спиртного, что он употребил незадолго от операции.
Загудела электронная машина, как установка некоего безумного дантиста, посылаясь сквозь провода, что тянулись и вились из её нутра, невидимые командные импульсы, дающие сигнал генетическим клеткам ДНК о необходимости срочного восстановления отсутствующей части тела. Работа мельчайших кирпичиков- клеточек по команде ЭВМ тут же и началась. Мелкая дрожь пронизывала тело человека, от болевого шока потерявшего сознание. Вот уже перестала сочиться из обнажённых артерий кровь. Кость уже не резала глаз своей белизной. Она начала обрастать плотью. Видимо, процесс этот был довольно мучительный, так как, время от времени, тело подёргивалось в конвульсиях.
Всеми силами Сазонтов пытался себя убедить, что на прозекторском столе лежит обычная крыса, какую он сам не раз разделывал ланцетом, изучая состояние внутренностей. Но организм не поддавался на провокации и не желал обманываться. Нет, не крыса там, на топчане, а человек, пусть изгой и отщепенец общества, но и у него есть, были, свои мечты, свои желания, были у него и мать, и отец. Что сказали бы они, застань здесь, в секретной лаборатории, своё детище? А что сказала бы мать самого Сазонтова? Он спрятал лицо в руках. Этот жест не скрылся от внимательных глаз Москаленки.
Сам полковник тем временем поднялся со своего места и с интересом подошёл поближе, осматривая руку и стараясь не перекрывать объектив камеры. Потом, позднее, можно будет просмотреть замедленный, покадровый процесс заживления и регенерации. Компьютер покажет все нюансы этого чуда, а пока что полковник зрел всё воочию. Одно дело наблюдать явление регенерации на экране компьютера, совсем же иное – видеть всё своими глазами. В случае с Хайновским весь процесс проходил внутри тела и таким образом был скрыт для наблюдателей. Сейчас же – иное дело.
Тем временем кисть уголовника покраснела и едва заметно вибрировала. Может от таинственного и чудесного действия, а может быть это была лишь такая реакция организма на болевой шок от внезапного хирургического вмешательства? Тем не менее ему показалось, что обрубок кости чуть удлиняется и, мало того – начинает расщепляться. Москаленко нагнулся над телом, прищурился и тут за его спиной что-то грохнуло. Полковник стремительно обернулся и увидел лежавшего на полу Сазонтова. Учёный, судя по всему, упал в обморок. Видимо этот теоретик не годился для дел сугубо практических.
Все ассистенты были заняты всяк своим конкретным делом. Отрывать от своих прямых обязанностей никого не стоило и Николай самолично вытащил слабака из лаборатории. Последнее, что он увидел, это было лицо Булича с закатившимися зрачками и промокший ёжик светлых волос.
Тащить далеко Сазонтова начальник безопасности не стал. С помощью подбежавшего охранника он завёл сомлевшего учёного в комнату отдыха, где оба были не так давно. Комната была разбита на несколько крошечных отсеков. В самом большом из них располагался бар. Открытый шкаф, наполненный разномастными бутылками с разноцветными этикетками, пара столиков и полдесятка стульев с резными спинками составляли всю его обстановку. За ширмой китайского шёлка разместился уголок своеобразной психологической разгрузки. Три кожаных глубоких кресла, роскошная стереоустановка и большой аквариум с ленивыми рыбками призваны были снимать душевный стресс участникам «Терминатора». А ещё дальше, в закуточке, имелся даже солярий. Над кушеткой висели кварцевые лампы.
Именно сюда и выгрузил разомлевшего Сазонтова Николай. Сам же он вернулся в бар и налил в высокий стакан щедрую порцию «Арманьяка». Под столом всё ещё стояла бутылка из-под «Айсберга». Полковник поднял её и бросил в урну за стойкой. Всяк посетитель этого специального бара обслуживал себя сам.
К тому времени, как «Арманьяк» подошёл к концу, у Москаленко родился коварный план в отношении Сазонтова, по исполнении которого пассия Николая – Лариса Кудрявцева навсегда уйдёт из-под протекции микробиолога и перейдёт прямо в объятия настоящего мужика, то есть самого Москаленки. И для осуществления задуманного опытный интриган решил привлечь свою давнюю подругу и былую любовницу Бригитту Аансмяэ.
Позади его послышалось какое-то движение. Москаленко оглянулся. Пётр Фомич выбрался из закутка и оглядывался по сторонам. Галстук его сбился на сторону. Помявшийся халат расстегнулся и перекрутился так, что одна пола и вовсе застряла где-то за спиной. И, в довершении ко всему, у бедняги сильно болела голова, так как он тёр виски.
Полковник встал со своего места, подошёл к своему учёному приятелю и, поддерживая его под локоток, помог добраться до своего столика.
-- Что же это я? – бормотал микробиолог, стараясь не встречаться взглядом с собеседником.
-- А что такое? – искренне удивился полковник.
-- Да вот … Упал в обморок, -- честно признался Сазонтов. – Голова теперь вот болит ужасно. Видимо, ударился при падении.
-- Это от усталости, дорогой ты мой Пётр Фомич. И в этом есть частичка моей вины. Ну, и вашей тоже. Уж очень мы в последние дни спешили. Я понимаю – энтузиазм учёного, близость конечного итога работы, желание насладиться зрелищем воплотившейся в жизнь идеи. Вы просто ужасно перетрудились. И вот вам – результат.
-- Вы так думаете?
-- Да я просто уверен в этом. Нам обоим необходимо отдохнуть. Да и нашим людям тоже. Знаете что? Возьмём маленький отпуск. На день. Сходим в ресторан. Как в прошлый раз. Помните? С дамами. Как зовут вашу подружку? Кажется, Марина. Нет, Лариса. Точно. Лариса.
-- Лариса.
-- Вот и прекрасно. А я приглашу свою Гиту. Помните её?
-- Роскошная блондинка с гривой льняных волос?
-- Она самая. Что, запомнилась? Может быть, вы уже на неё и глаз успели положить?
-- Да что вы, Николай Гаврилович. Как можно? Мне моей Ларисы хватает.
-- Да знаю я вас, ловеласа. Вы ещё тогда пытались вскружить Гите голову. Да что вы, Пётр Фомич, -- Москаленко даже руки поднял, защищаясь от собеседника, хотя тот лишь открыл рот. – Что вы, шуток что ли не понимаете. Хотя вы тогда Гите очень даже понравились. А знаете что, -- Москаленко сделал вид, что ему в голову пришла новая мысль. – А давайте-ка мы в ресторан не поедем. Ну их всех, этих жирующих молодчиков, недоносков- нуворишей. Они нам весь отдых испортят. Лучше все мы посидим у меня. Хоть посмотрите моё скромное обиталище. И не надо будет на часы посматривать. Если вечеринка затянется, у меня и заночуем. Места всем хватит. Ну, как вам моя идея?
-- Очень хорошо.
Сазонтову польстило, что полковник как-то даже заискивает перед ним. Да и понятно. Ведь все расчёты микробиолога полностью воплотились в лаборатории «Терминатора» за последние недели. Отсюда и почтительный тон начальника охраны всего учреждения. Вероятно, у Сазонтова в ближайшее время начнётся новый взлёт карьеры. Может, большие московские люди прознали про вятского самородка и имеют на него свои виды. От мыслей таких Пётр Фомич расправил плечи и чуть свысока глянул на полковника. Кто знает, может быть, в самом скором времени, перед ним точно так же будут заискивать генералы и крупные чиновника. А Москаленко про себя улыбался. Всё в порядке – делу дан ход. Результатом задуманной операции должна стать Лариса. Сладкий приз победителю.
Из кабинета Пётр Фомич позвонил домой, дождавшись, когда сослуживцы дружно выйдут на перекур. Он сухо сообщил жене, что по делам службы срочно вылетает в Нижний Новгород и вернётся не ранее следующего дня. Сообщив, что говорит из аэропорта, он тут же повесил трубку, не вслушиваясь в ворчливый голос супруги.
Выждав несколько минут и стерев с лица брюзгливую мину, с которой он общался с женой в последнее время, он быстро набрал хорошо знакомый телефонный номер. Интонации в голосе сейчас были совершенно другие.
-- Ларочка, как дела, крошка?
-- Да ничего себе, друг милый. Что-то ты в последнее время стал забывать меня.
-- Что ты, радость моя. Совсем иначе. Проклятая работа отнимает столько времени, оставляет так мало минут на общение с тобой. Как хочется мне взять отпуск и отправиться с тобой в Сочи, Гагры, или куда ещё дальше – в Турцию там, в Египет…
Закрыв глаза, Сазонтов ворковал по телефону, а Лара слушала его вполуха, полируя ногти мягкой замшевой тряпочкой. Пётр Фомич удивился и оскорбился бы, если сейчас каким образом сумел видеть лицо своей пассии. Она слушала любовника совершенно безразлично и лишь вставляла в его горячую речь короткие междометия, которые должны были выглядеть знаком её внимательного вслушивания в слова кавалера.
-- … И. как доказательство этому, я приглашаю тебя на вечер. Мы проведём его у моего приятеля, знакомого. Может, ты его даже помнишь. Это Москаленко, Николай Гаврилович. Мы с ним как-то вместе встречались, в ресторане «Норд». Ну как ты, вспомнила?
Вспомнила ли Лара тот вечер? Да она его и не забывала ни на минуту. Она помнит всё, словно это случилось вчера. Как она кружилась в танце в объятиях Николая, и как кружилась у неё от счастья голова и слабели ноги, как крепко держал её тогда Коля, Николя. Помнит ли она?
-- Да-да. Как это мило. А я уже заскучала в этих душных стенах. Когда же мы отправляемся?
-- Я загляну вечерком.
В кабинет начали входить коллеги, поглядывая искоса на шефа. Тот положил трубку и вновь углубился в расчёты, но какое-то время на губах его оставалась лёгкая мечтательная улыбка.

К половине восьмого Пётр Фомич прибыл с принарядившейся Ларочкой по указанному адресу. Такси высадило их рядом с будочкой охраны. Москаленко проживал в престижном районе, где имелась даже своя служба охраны порядка. Посторонние машины проехать по этим улицам не могли, да и пешеходы бродяжной или просто подозрительной наружности заворачивались мордастыми молодчиками. Один такой лениво выбрался из будочки, завидев остановившееся такси. Пётр Фомич объяснил ему цель и направление визита. Молодчик без лишних слов оглядел их внимательно, причём Ларису более пристально, и, указав на симпатичный двухэтажный особнячок, удалился обратно в свою нору. Что-то отметив на ходу в записной книжке, он спрятал её в карман.
Особнячок окружал невысокий заборчик из ажурной решётки. В другое время Лариса  залюбовалась бы завитушками и переплетениями, которые фантазия мастера- кузнеца распределила между штырями- пиками ограды. От решётки дорожка, выложенная из коричневых и розовых плиток, вела ко крыльцу. По обе стороны дорожки были разбиты газоны с цветами. Кто за ними ухаживает? Трудно представить себе полковника государственной безопасности, вымазанного землёй, ползающего на коленях среди клубней и пакетов с гумусом и удобрениями. Вероятней всего, этим занимается профессиональный садовник.
Рядом с дверью, на стене, приглашающе торчала бронзовая кнопка звонка. Пётр Фомич нажал её, и почти сразу дверь отворилась, повинуясь какому-то хитрому механизму. Из крошечного тамбура они шагнули в коридор, а затем прямо в обширный холл.
И сразу же оба увидели на лестнице Бригитту. Она им приветливо улыбалась, опускаясь неспешно по ступенькам. Одной рукой она придерживала края длинного вечернего платья, чтобы не наступить невзначай на подол. Платье было шикарное, из тёмного крепдешина, с большим декольте, открывающим пышную грудь. Бригитта выполняла роль хозяйки, пожала руку Сазонтову, обняла Ларису. Наверху показался и Москаленко. Он извинился за опоздание и столь же доброжелательно, как и его подруга, поздоровался с гостями.
Москаленко хорошо продумал программу увеселения. Для разных видов отдыха были предназначены разные помещения. В гостиной стоял большой стол, забитый продуктами, от фаршированных индюшатиной рябчиков до связок бананов и ананасов. Вперемешку с ликёрами стояли графинчики с водкой и джином. Судя по количеству угощений, Москаленко ждал прихода не менее десяти человек, или же он планировал затянуть вечер на неделю.
Танцевали в другом зале. В простое время, когда в доме не бывает гостей, полковник занимался здесь спортом. Ряд силовых тренажёров, временно сдвинутых к стенам, казалось, укоризненно посматривали на Сазонтова. Это из-за него их потревожили, сняли тросы и противовесы, заставили бездействовать. Пётр Фомич, чтобы расположить их к себе, попробовал поднять штангу, но не рассчитал сил и едва не уронил её себе на ноги. Металлические «блины» ехидно стукнули, когда он опустил инструмент на пол. Огромная стереоустановка беспрерывно извергала из своего нутра танцевальные мелодии. Николай загрузил в неё целую пачку лазерных дисков и они автоматически сменяли друг друга, выполняя работу ди-джея. Вальсы, хип-хопы и рок-энд-роллы сменяли друг друга. Мужчины то и дело менялись партнёршами, и всем было весело.
Для разнообразия все даже сходили в сауну, что тоже была в распоряжении Москаленки. А после опять уселись за стол. Видимо тогда Гита и подсыпала в кофе Сазонтова опия, а затем и йохамбе. Пётр Фомич как-то быстро опьянел, в голове у него зашумело, перед глазами начали двоиться и менять привычную форму все предметы. Две Ларисы беседовали о чём-то с двумя полковниками. О чём-то ворковала Гита, привалившись к микробиологу тёплым плечом. «Нашего полку прибыло», -- сказал Сазонтов и чуть не выпал из кресла. Гита засмеялась, откидывая голову, увенчанную белокурой гривой сложной причёски, назад. Сейчас она казалась Петру Фомичу обольстительной нимфой. Он захотел поцеловать её, потянулся и опять промахнулся, чем вызвал новый поток смеха.
-- Ого, -- заметил полковник, -- похоже, наш гость уже сильно нагрузился. Когда же он успел? Программа развлечений ещё далеко не исчерпана. Лариса, вы не торопитесь?
-- Что вы, я хочу веселиться всё больше и больше.
-- Я предлагаю дать нашему общему другу возможность чуть отдохнуть, а пока мы немного потанцуем.
-- А я отведу вашего кавалера в спальную комнату, пусть он там полежит, -- предложила Гита и полковник с этим согласился. Он не спускал глаз с Ларисы. Она отвечала ему тем же.
Пётр Фомич пробовал твёрдо держаться на ногах, но они слушались его мало. Это казалось ему ужасно смешным. Гита тоже хихикала, поддерживая его под руку. Он обнял её и почувствовал упругую грудь. Казалось, она сама скакнула ему под ладонь. Гита прижалась к нему всем телом и горячо поцеловала в губы. Сазонтов задохнулся. Перед глазами его очутилось прекрасное женское личико. Кто это – Гита или Лариса? Он не мог понять, не мог сосредоточиться, но тело его, в отличии от разума, имело ещё немало сил. Оно моментально откликнулось на ласки и объятия красотки.
Учёный уткнулся в облако волос и вдохнул пьянящую сладость. Руки его скользили по обнажённому телу. Вечернее платье лежало на полу. Он не помнил, сама ли его Гита скинула, или он помог ей в этом. К тому же он не воспринимал её как Бригитту, даже как обычную женщину. Сейчас она была для него сказочным существом – русалкой, нимфой, сиреною. Она выполняла все его скрытые желания и фантазии, до каких они ещё не доходили ни с Ларисой, ни с какой другой женщиной. Сейчас, в сказке, можно было всё. Можно было ласкать её, целовать всю, без исключения. И она, нимфа, ласкала его соответственно. Пётр Фомич почувствовал, как красотка опустилась перед ним на колени и приникла губами к фаллосу. Он запустил ей в локоны обе руки и застонал, чувствую глубину рта и медленные завораживающие движения.
И вдруг Сазонтов услышал приглушённый вскрик. Он медленно, чтобы комната опять не опрокинулась, повернул голову. У входа в спальню стояла она – Лариса. Сказка чудесным образом продолжалась. Она одновременно сладостно трудилась у него внизу и стояла в дверях, а с нею рядом – Москаленко. Сазонтов помахал им рукой. Ларочка схватилась обеими руками за щёки и отступила назад, а Николай взял её за плечи и увёл из спальни. Пётр Фомич засобирался было пойти за ними, но Гита поднялась, повалила его в постель и запрыгнула, уселась сверху, чтобы понестись в упоительной скачке куда-то, где блаженство переполняет душу, где нет проблем и счастье достаётся каждому, запросто так и надолго.

Утром Пётр Фомич проснулся с тяжёлой головой и гадостным чувством на душе. Он попытался подняться, но попытка не удалась. Рядом с ним на широкой двуспальной тахте раскинулось, поверх одеяла, белое женское тело. Одной рукой Бригитта обнимала Сазонтова, другая же свешивалась на пол. Весьма осторожно Пётр Фомич выскользнул из-под руки, поднялся с постели и принялся собирать части раскиданного костюма. Так значит, это не было сном, в котором сгорающая от страсти Ларочка внезапно перевоплотилась в красотку Гиту. Он хотел оттолкнуть её, но тело не слушалось его и – страшное дело – разум не повиновался тоже. Он занимался яростной  любовью с подругой Москаленки и не хотел ничего другого. Что-то скажет сейчас полковник, когда Сазонтову придётся спуститься вниз.
Медленно, часто останавливаясь, учёный собирал рубашку, брюки, пиджак. Они валялись в разных местах – на полу, на стульях и даже на баре- холодильнике. Это разгорячившаяся не в меру Бригитта раскидывала их, сдирая с почти бесчувственного партнёра.
Одевшись, учёный спустился вниз, в гостиную, где в большом кресле уже сидел Москаленко, облачённый в красный халат, перепоясанный кушаком с большими кистями. Москаленко прихлёбывал кофе из маленькой чашечки и в упор разглядывал спускавшегося по лестнице Сазонтова. Что тут сделаешь? Пётр Фомич подошёл и уселся в соседнее кресло. По его растрёпанной шевелюре и помятому лицу можно было догадаться о бурно проведённой ночи.
-- Ну, как настроение? – спросил Москаленко, выдержав необходимую паузу.
Пётр Фомич ничего не ответил, а попытался причесать пятернёй разлохмаченную причёску. Москаленко продолжал его в упор рассматривать с самым насмешливым видом.
-- Насколько я понял, вчера ты у меня отбил подружку. Мало того, сделал это не выходя из дома. Моего дома.
Пётр Фомич молчал и только поёживался под пристальным взглядом полковника ФСБ. Да и что он мог сказать в своё оправдание. Всё произошло так неожиданно. Ему казалось, что в его объятиях – Лариса, а не … что на него вчера накатило? Глупейшая ситуация. Он чувствовал себя нашкодившим школяром. Что же ответить Москаленке? Мысли путались. Голова трещала.
-- Обрати внимание, что я ничего не предпринимаю. Пока. А мог бы уже по простому набить тебе морду и выкинуть на улицу. И это было бы справедливо. Но не надо забывать, что мы с тобой – коллеги и выполняем важнейшие задачи. И мешать государственное дело с личными страстями – дело последнее. Но и прощать такое – не в моих правилах. Словом, я решил поступить следующим образом. Так как я – сторона потерпевшая, то и условия буду диктовать именно я. Ты отбил у меня Бригитту. Я вынужден это признать и согласиться. Можешь оставить её себе. Но, в качестве условной сатисфакции, я забираю у тебя Ларису. Зачем тебе две горячие бабы? Даже три, если вспомнить твою жену. Да и вряд ли сама Лариса вернётся к тебе, после того, как она увидела твои импровизации в духе Кама Сутры.
-- Она у тебя не останется, -- хрипло ответил Сазонтов, не поднимая глаз.
-- А это уж предоставь решать мне, -- внезапно осерчал полковник. Он даже вскочил из кресла одним гибким движением. По ворсистому паласу покатилась кофейная чашка и застряла где-то под столиком. Полы халата разошлись, обнажая мускулистую грудь, поросшую курчавым волосом. Но, столь же быстро успокоившись, Москаленко вновь опустился в кресло. Он даже улыбнулся. – Не забывай, друг сердешный, с кем ты ведёшь дело. Ведь я – твой шеф. И от моего расположения зависит твоя работа, карьера и даже, я не шучу – жизнь. Мы ведь не в бирюльки играем, а выполняем важную государственную работу. Короче. Сейчас тебе нужно уйти отсюда одному. Или с Бригиттой. Не советую долго думать. – она девочка гордая.
-- Лариса у тебя всё равно не останется. Сейчас мы с ней удалимся. А за ночь … -- Пётр Фомич замолчал. Здесь ему крыть было нечем.
-- Я не кукла, не вещь, и могу сама распоряжаться собой.
Только сейчас учёный заметил свою пассию. Она уютно устроилась прямо на полу, так, что разлапистые листья пальмы скрывали её почти полностью. Специально она там затаилась или просто нашла это место достаточно удобным для сиюминутного отдыха перед появлением бывшего кавалера, всё это останется тайной. Но она всё же не выдержала и вмешалась в мужской разговор и вмешалась самым энергичным образом.
-- Повторяю. Уж лучше я останусь здесь, чем смотреть на тебя и каждый раз вспоминать о той ночи.
-- Ларочка … -- начал было объясняться учёный дрожащим голосом, но Кудрявцева поднялась, прошла мимо него с самым независимым видом и уселась рядом с полковником. Широкое кресло сразу сделалось тесным, но Лариса обняла Николая и устроилась у него под рукой. Москаленко разглядывал Петра Фомича с самым насмешливым видом. Тот был готов рвать и метать, но чувствовал, что ситуация для скандала складывается не в его пользу.
Внезапно наверху послышался сухой треск. Все подняли головы. Там, на галерее, качались бамбуковые занавески, сталкиваясь и разлетаясь от энергичного толчка. А по лестнице спускалась Бригитта, затянутая в тесно облегающее тело платье, с сумочкой на длинном ремешке. Она улыбалась, пощёлкивая каблучками- шпильками, как испанская танцовщица кастаньетами, о ступеньки. Помахав рукой, Бригитта картинно прошла перед всей компанией, покачивая бёдрами, и уселась рядом с Петром Фомичом.
Москаленко перевёл взгляд с неё на своего подчинённого. А тот смотрел на Ларису. Она же опустила глаза и рассматривала сейчас маникюр на своих длинных белых пальцах. Искоркой сверкнул на перстне бриллиант. Вчера ещё его не было. Сазонтов вздохнул и взял Гиту за руку. Та звонко засмеялась, выдернула руку, быстро пригладила волосы учёного и упорхнула, уронив сумочку на пол. Через пару минут она появилась в гостиной снова, но сейчас у неё в руках был большой лакированный поднос семёновской росписи. На подносе стояло несколько фужеров, блюдо с фруктами и большая литровая бутылка французского шампанского «Вдова Клико».
Как хозяин, Москаленко раскупорил бутылку, звучно хлопнувшую тугой пробкой, и разлил искристое вино, брызжущее светлой пеной по бокалам.
-- Выпьем за молодых, -- предложил полковник, поднимая свой фужер и глядя в упор на учёного, -- за их новые отношения. Я верю, что они сложатся счастливо.
Бригитта подхватила свой бокал, хохотнула и двумя- тремя большими глотками осушила его, затем достала из горы фруктов спелый персик и вонзила белоснежные зубки в покрытый нежным ворсом бок фрукта. Пётр Фомич помочил в вине губы и теперь покачивал фужер, едва не расплёскивая содержимое. Он пытался поймать взгляд былой подружки, но та упорно не обращала на него внимания, прижимаясь к литому плечу нового ухажёра. Видно, крепко он её обидел. Учёный тяжело вздохнул и опрокинул шампанское в рот.

Глава 5.
Утром Пётр Фомич «вернулся из командировки». Вечно недовольная супруга почти не заметила прихода супруга. Холодно поприветствовав его, она подхватила пакетик чипсов и уселась перед своим любимым «Грюндигом» просматривать бесконечную «Санта- Барбару». Сегодня был выходной и Пётр Фомич решил никуда не выходить, а посвятить день размышлениям.
Как получилось, что его, человека учёного, в полном смысле этого слова, доктора наук, по всем статьям обошёл человек военный, можно сказать даже – солдафон, работающий больше руками («коли, руби»), а не головой. Конечно, за годы работы в НИИ он кое-чего нахватался, но, по большому счёту, всё это не более, чем мишура. Москаленко лишь делает многозначительный вид, а всем остальным занимаются подставные лица, вроде Сазонтова. Москаленке же остаётся собирать плоды чужого труда. И тут он не деликатничает, а гребёт в полной мере. Пётр Фомич вспоминал Ларису и заскрежетал зубами. В памяти проявились глаза полковника, как он в упор смотрел на него, на Сазонтова, и в них было такое пренебрежение, словно он видел перед собой мерзкое насекомое, которое только и можно, что раздавить ногой да забыть. Здесь трудно ошибиться. Глаза – зеркало души. Это ещё Лев Николаевич Толстой отметил, титан русской культуры.
Только теперь Пётр Фомич понял, что он для Москаленки что-то вроде амёбы. Он, учёный, стал мусором, отработанным материалом, продуктом отброса. И все его речи, этого охранника, были лишь ширмой, прикрытием, приманкой, на которые он так легко купился. Как же, ведь речь шла о работе таких масштабов, были задействованы интересы огромного государства. И Пётр Фомич выложился весь, положил все способности, весь свой талант экспериментатора на алтарь науки. А что же он получил взамен?
От этих мыслей можно было сойти с ума. Сазонтов бегал по коридору, тёр виски, хватал какие-то бумаги, пытался читать их и, ничего не поняв, бросал их на пол. Что же делать? На данном этапе проекта его голова уже не требовалась. Сейчас были нужны лишь руки тех военспецов в белых халатах поверх мундиров, что сидели там же, в лаборатории «Терминатора». Все его разработки, все мысли, всё было у них, в компьютерных файлах. Они в любой момент готовы сменить своего шефа, не имеющего погонов, а лишь голову, на одну треть покрытую жиденькими волосами, убогую четырёхкомнатную квартиру, злую жену да молодую любовницу, которая выдоила его до последнего за валящегося рублика, и бросила, лишь только узрела более перспективного покровителя, с её, понятное дело, точки зрения. Покровителя, оседлавшего один из самых мощных карательных аппаратов, способного пожрать любого, кто подвернётся под руку, и не подавиться.
Но не в этот раз. Доктор биологических наук, бывший доцент, автор нескольких научных трактатов, Пётр Фомич Сазонтов не позволит себя переварить какому-то там полковнику государственной службы, пусть даже и с такой манией величия. Ведь это он, наверняка он, и подстроил всё с Бригиттой. Тут микробиолог вспомнил некоторые моменты той, ночной встречи с Гитой и кривенько усмехнулся. Ничего не скажешь, темпераментная женщина, может быть он когда-нибудь и заглянет к ней «на огонёк». Но сперва необходимо осуществить некий план, наметки к которому ему уже виделись.
Для успешного лечения болезни необходим точный диагноз. Это правило- аксиома распространяется не только на медицинские дела. Сазонтов снова уселся к столу и открыл блокнот. Итак, что он имел на день сегодняшний? Разбитое корыто, которое символизировало отношение с Ларисой, а также дела с «Терминатором». Точнее, как раз в лаборатории-то всё обстояло не так уж и плохо, если не утверждать, что замечательно. Исследования перешли в свою завершающую фазу – практическую. Ещё несколько опытов на уголовных «кроликах» и можно приступать к окончательной нивелировке. А это может сделать любой программист, имеющий опыт работы генного инженера. Конечно, такой спец не на каждом углу ошивается, но, при желании, найти можно. Сазонтов сжал кулак и карандаш «Кох-и-нур» в его руке хрустнул. Он отбросил обломки и взял новый.
Нужно держать себя в руках. Известно, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Вот и нужно составить такой план, чтобы перевернуть ситуацию в свою пользу. Вся их работа зафиксирована в цифровых файлах. Отлично! Будем отталкиваться от этого факта. Если информация исчезнет, или хотя бы исказится так, что не будет носить в себе первоначального смысла, то Москаленко останется ни с чем. А он уже наверняка сообщил куда следует, что проект уже близок к концу. Не даром ведь там такие деньжищи задействованы. Взять только одно оборудование, какое завезли в эту подпольную лабораторию. Ничем не хуже той, что работала на Филина. Стой, нельзя забывать и про руководителя проекта «Возрождение». Может быть придётся намекнуть и ему, что у его проекта существует пасынок. Но это на самый крайний случай.
Сазонтов нарисовал на листке компьютер. Каким же образом проникнуть в оперативную память? Для этого нужен или свой человек среди программистов Москаленки, или помощь специалиста экстра-класса, хакера выдающегося уровня. Среди окружения Николая друзей у Сазонтова не было, а вот что касается хакера … Тут кой-какие наметки имелись. Но для этого нужно было восстановить старые связи.
В студенческие годы был у Пети Сазонтова приятель – лауреат всех физико- математических конкурсов, программист- компьютерщик Божьей милостью Валерик Конкин. Таких способностей, как у него, надо было ещё поискать. Но больно уж беспорядочную жизнь вёл Валерик. Сегодня сам декан приходил к нему поговорить по душам, с желанием дать лучшие рекомендации куда угодно, а назавтра Валерик запускает в вузовскую компьютерную сеть вирус собственного изготовления, когда на любой запрос экран монитора предлагает заняться любовью и демонстрирует роскошные формы из «Плейбоя» и «Пентхауса». Помнится, дело закончилось тогда большим скандалом и крупным выговором.
Взвесив все «за» и «против», Сазонтов решил обратиться за помощью к своему старому приятелю. Когда Пётр Фомич в последний раз слышал о Конкине, тот работал в информационно- вычислительном центре. Появлялась даже у Сазонтова мыслишка перетащить приятеля в свою лабораторию, когда завязался у них дочерний проект филинского детища, но, зная своевольный Валеркин нрав, он отказался от этой мысли и больше к ней не возвращался. А вот для складывающегося плана возмездия помощь Конкина будет в самый раз, так как Валера не боялся никого и ничего. Конечно, придётся приятелю кое-что рассказать о своих делах, но Сазонтов модернизировал историю таким искусным образом, что выглядел там совсем уж пострадавшим безвинно.
Покончив с теорией, Пётр Фомич вышел из дома и уселся в свой «Жигуль». По выезде со двора Сазонтов заметил, что за его машиной увязалась вишнёвая «девятка» с затемнёнными стёклами. Заметил он это совершенно случайно. Поворачивая со двора, он по ошибке включил левый поворотный сигнал, а сам повернул направо. Случайность, с кем не бывает, но следовавшая за ним «девятка» поступила точно так же. Неужели Москаленко привесил ему «хвост»? Пётр Фомич даже развеселился от злости.
Сначала развеселился, а потом призадумался. Имеет ли он право являться к Валере, имея за плечами пару мордоворотов из госбезопасности? Да после завершения всех задуманных дел эти громилы его в порошок сотрут. Учёный призадумался, колеся по городу. Но скоро снова повеселел.
Дело в том, что когда Москаленко взял у него подписку о работе на органы безопасности, его послали на какие-то курсы. Что-то вроде школы полевых агентов. Может быть это так полагалось у новичков, что выразили желание сотрудничать с КГБ. Проходив несколько недель, Пётр Фомич заявился к Москаленке и умолил его лишить такого времяпрепровождения. Может кому и было интересно, как уходить из-под наблюдения, как входить в доверие, приёмам самообороны и тайнописи, но молодому микробиологу на всё это было глубоко наплевать. Он хотел работать в институте, а не ползать на коленях на стрельбище. Николай его тогда от дальнейшего усовершенствования, как агента спецслужбы, спас, но вот сейчас те усвоенные знания ему пригодились. Может быть он зря тогда отказался от спецподготовки, но всё это осталось в прошлом, из которого он сейчас старательно выуживал те крохи специфических знаний, что сохранились в памяти.
Помнится, тогда инструктор учил их держаться людных мест, где удобнее всего уходить из-под наблюдения. Желательно, чтобы там было несколько выходов. Это делает работу филеров ещё более сложной. Инструктор тогда твердил им, что не надо показывать, что почувствовали слежку, тогда и преследователи могут допустить ту промашку, которой надо обязательно воспользоваться.
В полном соответствии с уроком, Пётр Фомич отправился на Центральный рынок, поставил машину на охраняемую стоянку и, размахивая яркой пластикой сумкой, затесался в толпу перед павильоном с сельхозпродуктами. В отражении стекла киоска аудиозаписи он заметил, как из «девятки» выскочили и устремились за ним трое почти одинаковых спортивного вида парней в костюмах и тёмных очках.
На минуту учёный почувствовал неуверенность. Ему ли равняться с профессионалами погонь и слежки, но, вспомнив презрительный взгляд полковника, собрался и действовал дальше быстро и чётко. Почти на ходу он купил бейсболку и узкие тёмные очки. Надев всё это, он быстро скрылся в человеческом водовороте, что беспрерывно вращался между торговых рядов. Глянув через чьё-то плечо, он увидел одного из преследователей. Тот беспомощно озирался по сторонам. «Вот вам», -- злорадно подумал Пётр Фомич и начал проталкиваться к выходу с другой стороны рынка. И едва не попал впросак. Там, снаружи, стоял один из филеров и внимательно вглядывался во всех выходящих. У другого входа было то же самое. Сазонтов приуныл. Через час, два, ему всё равно придётся выйти отсюда и, не солоно хлебавши, отправляться домой. А ведь эти потом обязательно доложат шефу о его неуклюжих попытках тягаться с гебистами. В порыве отчаяния Сазонтов влез в кузов обшарпанного пикапа, из которого только что выгружали говяжьи туши. Он присел там на корточки.
-- Чего тебе тут надо? – почти закричал на него мужик в засаленном свитере и грязных нитяных перчатках. – А ну, убирайся отсюда.
-- Послушайте, -- Пётр Фомич просительно заглянул в глаза мужчины. – Помогите мне. Я заплачу. Я повздорил с какими-то парнями. Знаете, такие, почти без волос, то есть с короткой стрижкой. Пристали с какой-то чепухой, а я на беду огрызнулся. А они потом налетели на меня. Я еле от них вырвался. Так они меня сейчас по всему рынку разыскивают. Я видел их только что у входа. Они там, не уходят. А я вам заплачу, только вывезите меня отсюда.
Сазонтов достал из кармана несколько смятых десяток и хотел отделить от них пару, но мужик нахально выхватил из потной руки весь пучок и закрыл дверь пикапа. Скоро двигатель заворчал, и машина тронулась с места. Ноги учёного разъезжались на оцинкованном полу машины. Сквозь грязное стекло почти ничего не было видно. Сазонтов балансировал, прижав руки к потолку, чтобы не упасть на выпачканный кровью пол. Сквозь грязные разводья увидел ворота и одного из тех, в тёмных очках. Тот стоял у самых ворот. На машину он не обратил внимания и учёный облегчённо вздохнул. Одну часть дела он выполнил.
Высадив пассажира на соседней улице, водитель пикапа укатил. Дальше Сазонтов добирался самостоятельно. Машина его осталась на стоянке, но можно было воспользоваться услугами общественного транспорта. Автобусы и троллейбусы Пётр Фомич не любил по определению. Если ему приходилось пользоваться иным транспортом, он предпочитал такси, но в данной ситуации решил поступиться принципами и уселся в старенький автобус. Ехать в информцентр не имело смысла, по причине выходного дня, и наш герой принялся вспоминать адрес Конкина. Помнится, они не раз гудели где-то за площадью Лепсе.
За последние годы город сильно изменился, но, видимо, в экстремальных ситуациях наш организм включает какие-то внутренние резервы. Дом и квартиру Валеры Сазонтов нашёл. Ещё большим чудом было то, что он там проживал до сего дня. Мало того, он оказался дома.
Сначала Конкин не узнал давнего институтского знакомца и долго вглядывался в него, что-то пережёвывая. Видимо, не мог признать. А Пётр Фомич узнал былого дружка сразу. Конечно, время и на него наложило свой разящий отпечаток, но дух Конкина остался, по виду, тот же. Он пребывал всё таким же худым и высоким, с тонкими руками и ногами, обтянутыми потёртой джинсой. Волосы вот только поредели, но так же воинственно торчат во все стороны, лезут в глаза и закрывают уши. Поэтому Валерик, нет, сейчас Валерий Павлович Конкин перетягивал их резинкой. Пётр Фомич улыбнулся, вспомнив старинные проделки и тогда лицо приятеля, в сеточке ранних морщинок – в уголках глаз и у рта, тоже расплылось в улыбке. Узнал всё ж, чертяка! И понятно, он и был всегда компанейским, рубахой- парнем, тогда – в счастливом прошлом молодости.
Раскинул Валерик руки в стороны, закричал:
-- Петруха! Ты ли это?
-- Да вроде бы я, Валерк.
-- Какими судьбами? Да что же это я, ты заходи, заходи, нечего в коридоре-то стоять.
-- Почему дверь за собой не запираешь? – после приветствия спросил приятеля Сазонтов.
-- Привычка. Каким ветром тебя ко мне занесло? Вот не ожидал совсем. Ты же в гору круто прёшь, не догонишь.
Сазонтов почувствовал за собой вину. Ведь действительно, мог бы заглянуть к товарищу, поболтать, да хотя бы и просто пивка совместно дёрнуть.
-- Вот, решил навестить тебя. Как живёшь-то, не кашляешь?
-- Кашляю, -- сразу ответил Валерик. – Не дают развернуться, как душе надобно.
-- Всё там же, в центре своём штаны протираешь?
-- Если бы, попёрли меня оттуда, по этому делу. Загулял я, брат, на две недели, да ещё в самый горячий момент. Я сейчас в автосервисе калмычу.
-- Что ты говоришь, -- удивился Сазонтов. В его голове не укладывался образ Конкина в промасленной спецовке под какой-нибудь авторазвалиной. – Шёл бы ко мне. Без дела тебя не оставили бы.
-- Так ведь не приглашал, -- просто ответил Конкин. Что тут ему скажешь, если действительно до сего дня Сазонтов позабыл про существование своего товарища.
-- Что ты, Валер, -- как бы оправдывался Пётр Фомич, -- вот он я, пришёл ведь. Да что там говорить. Я к тебе, Валер, за помощью пришёл. Без тебя мне никак не справиться. Попал в такую яму – дна не видно. А ведь сам её копать помогал, на дно просился.
-- Давай рассказывай, -- предложил Конкин, сделавшись сразу серьёзным. Кожа обтянула скулы, а в глазах зажглись лихорадочные огоньки.
И Пётр Фомич поведал своему приятелю про «Возрождение», чем привёл его чуть ли не в экстаз, до того мысли Филина понравились Валерику. Но, когда речь зашла о проекте «Терминатор», улыбка постепенно увяла на лице Конкина, нервно закурившего «Мальборо». По рассказу Сазонтова выходило, что военные подхватили его разработки и организовали дело на свой, военный, лад. Сначала Сазонтов не понимал разницы, но постепенно выяснилось, что разработки очень важны и всё засекретилось до такой степени, что учёный даже начал опасаться за свою жизнь. Ему уже не так доверяли, а недавно Пётр Фомич заметил за собой слежку. Дело приняло угрожающие масштабы. Так-то вот. Единственное, про что не поведал приятелю микробиолог, это было то, что он сам предложил всё разрабатывать Москаленке, да про Ларочку Кудрявцеву. Незачем Валерику знать такие интимные подробности. Это глубоко личное дело.
-- Да-а-а. Дела, -- Конкин давно выплюнул окурок и внимательно слушал рассказ. – С ФСБ шутки плохи. Они долго разговаривать не будут. А в чём моя-то помощь будет заключаться?
-- Помнишь, Валер, ты в институте компьютерными вирусами баловался?
-- Было дело. Не спорю. Занятная вещь, кстати, для креативного творчества.
-- Вот мне и нужно нечто подобное. Подправить малость мои разработки. Внести, то есть, некоторые дополнения. Ты меня понимаешь?
-- Думаешь, меня заинтересует твоё предложение? Померяться силами бедному автослесарю с самой сильной конторой России? Ты так думаешь?
Конкин внимательно посмотрел в глаза Сазонтову. Тот опустил голову и вытер пот. Всё оказалось напрасным. Ему не переиграть полковника в одиночку. Задуманный план казался теперь ему глупой затеей.
-- Эй, Петро, ты чего это нос повесил? Я ведь ещё не сказал своего окончательного «нет». Я лишь спросил, как ты себе всё это представляешь?
Весь оставшийся день Пётр Фомич рассказывал Конкину подробности проекта. Валера делал наметки и выспрашивал детали, про которые Сазонтов просто не задумывался. Лишь теперь, рассказывая про «Терминатор» приятелю, учёный понял, сколько зла могло принести людям его детище. Словно какие-то шоры упали с его глаз. А что сказал бы сам Филин, узнай он о разработках Сазонтова- Москоленко?
Наконец Конкин решил, что полученной информации ему хватит для того, чтобы поставить жирный крест на этом дьявольском проекте. Он обещал составить особую вирусную программу, которая взорвёт изнутри все разработки. Только нужно будет ввести диск с вирусом в систему локальной сети НИИ. Эту задачу взял на себя Сазонтов. Диск Конкин обещал завезти сестре Сазонтова, которая проживала на окраине города, в посёлке, ставшем микрорайоном Филейка. Такой ход предложил сам Пётр Фомич. Засвечивать приятеля ему не хотелось. Кстати, с этим Валера охотно согласился.
«Ну что же, Москаленко, игра началась. Теперь посмотрим, чья сторона возьмёт верх – силы или разума». С этими мыслями, в самом воинственном настроении, Пётр Фомич подкатил на автобусе к охраняемой стоянке, где он ещё утром оставил свою машину. Автомобилей там заметно поубавилось. Укатили, кто приезжал поторговать, или наоборот – что-нибудь купить. Оставили свой транспорт те, у кого не было гаражей или кто привёз товар свой издалека.
Отдав жетончик и насвистывая какой-то привязавшийся популярный мотивчик, Пётр Фомич подошёл к своему «Жигулёнку» и испуганно замер. Все колёса были проколоты, а местами даже искромсаны. Машина стояла ободьями на разлинованном асфальте, уныло накренившись на бок. Сазонтов заглянул внутрь салона. Там тоже побывали неизвестные вандалы. Сидения были изрезаны, датчики разбиты, на полу разлито что-то вонючее. Настроение сразу упало.
Видимо, у него был такой вид, что подбежал охранник, паренёк кавказской национальности, увидел машину и сразу засуетился. Он то утверждал, что так и было оставлено, то просил не поднимать шум и предлагал незначительную сумму денег. Видно было, что он не видел, ни кто это всё устроил, ни когда это произошло. Наконец на торопливый гортанный говор подошёл другой кавказец, постарше, гораздо крупнее, обширный живот его был обтянут тёмно- синим тренировочным костюмом «Пума», во рту сверкали золотые коронки.
-- Большого человека обидел, да? – спросил он, осмотрев повреждения, причинённые машине. – Слушай, помириться нада. Магарыч ставить. Иначе совсем плохо будет. Сегодня – машина, завтра – дом, да? – и поинтересовался, наклонив крупную седую голову. – Жаловаться будешь?
-- Что тут жаловаться, домой бы доехать, -- Сазонтов уже сообразил, чья это работа. Наверняка тут постарались те парни в тёмных очках. Их вывело из себя внезапное исчезновение поднадзорного и всю свою злость они выместили на его машине. Жаловаться тут не имело никакого смысла.
-- Правильно, -- по своему истолковал ответ седой, -- жаловаться не надо, слабый жалуется. Сильный делает дело. Мужское дело. Кацо, принеси колёса, менять будем.
Парень- охранник обрадованно кивнул и мигом умчался к вагончику, возле которого уже стояли ещё два брюнета. Парень им что-то быстро объяснил, и они все скрылись внутри помещения. Седой тем временем разговаривал с учёным. – Плахой человек здесь был. Очень плахой. Вах. Обиду имеешь – пагавари, не дагаварился – голову оторви. Зачем хороший машину курочить? Слушай, дарагой, может, продашь её? Хороший цена дам.
Тем временем охранник уже шустро прикатил колесо и начал откручивать гайки крепежа. Сазонтов достал из багажника домкрат, к ним подключился седой и, втроём, они быстро сменили одно колесо, затем второе, третье, четвёртое. Работа спорилась.
-- Ну, спасибо большое. Выручили, -- сказал наконец Пётр Фомич, вытирая руки ветошью.
-- Зачем спасибо, деньги давай, -- махнул пятернёй седой. – Колёса хорошие, хороших денег стоят.
Как по команде, рядом очутился ещё один кавказец, с большими усами. Подошёл ещё один. В руке он держал монтажку. Сазонтов беспомощно оглянулся. Господи, что же за день сегодня. Все беды, какие только можно придумать, свалились ему на голову.
-- Какие деньги, товарищи? Я оставлял вам машину в нормальном состоянии, заплатил за стоянку.
 Краем глаза он увидел, как перед воротами остановился пропылённый «Опель». Может оттуда ему придёт помощь?
-- Заплатил? – крикнул возмущённо седой. – Правильно – заплатил. (Машина у ворот загудела. Никто из кавказцев не обратил на неё внимания). За час. Утром оставил – вечером забирать пришёл. Своих врагов на нашу территорию привёл. Нам это надо? Нет, нам этого совсем не надо. И теперь он говорит – спасибо, генацвале. Дамой паеду. Я к тебе по-человечески, колёса новый, совсем новый. Сам принёс, сам поставил. А ты – спасибо. Деньги давай. Нет денег – иди дамой, принесу. Машина здесь постоит. Мы за хранение отвечаем. Больше с ней ничего плохого не случится. Мамой клянусь, да! Будут деньги, садись машина, езжай на все четыре сторона. Нет денег, не мужик, не нужна тебе машина, езжай автобус.
-- Как же так, -- возмутился учёный. – Вы не имеете права.
-- Права. Имеем права. Тут наша территория, наш закон, наше право, -- гордо заявил седой. Остальные кавказцы тоже загомонили. Им понравилось, как их старший взял в оборот интеллигентишку.
-- А ну, урюки, отпустите человека, -- послышался голос со стороны «Опеля». Там стояли четверо крепких парней в спортивных костюмах и огромных белых кроссовках. Они не выдержали, вылезли из машины и услышали последние фразы седого кавказца. Настроены они были весьма решительно. Один пролез вперёд, нажал на кнопку и полосатый шлагбаум взлетел вверх. Все они вошли на территорию стоянки. Звякнула цепочка. Закачались маятником нунчаки. Запахло жаренным. Кавказцы явно не ожидали подкрепления очкастому недотёпе и теперь гомонили о чём-то своём. Пётр Фомич воспользовался моментом, сел в машину и завёл её. На удивление, покалеченная, она завелась сразу и, пользуясь случаем, Пётр Фомич убрался со стоянки подобру- поздорову.
Странно, но москаленковские филеры оставили управление в целости. Может быть, они были где-то рядом, продолжали следить за машиной, но в переделку с кавказцами встревать не стали. Вряд ли ребята на «Опеле» имели отношение к наружке полковника. Никого подозрительного Пётр Фомич больше не встретил и, поставив машину в гараж, он кое-как выбрался из драного кресла. Покачиваясь от усталости, он отправился домой. Сегодняшних событий ему хватило с лихвой. Дома никого не было. Жена оставила записку, что уехала к родственникам в Нижний. Ну и слава Богу, хоть здесь без скандалов обойдётся. Можно расслабиться. В холодильнике как раз для такого случая припрятана была у Сазонтова заветная бутылочка виски «Джонни Уокер».
Но на кухне его ожидал сюрприз. И этим сюрпризом был полковник ФСБ Николай Москаленко, в недавнем прошлом – союзник и покровитель, а теперь, когда Сазонтов вышел на тропу войны – страшный противник.
Москоленко сидел за столом, перед ним стояла раскрытая та самая бутылка «Джонни Уокера», которую Пётр Фомич уже мысленно распечатал. Содержимого в ней убавилось на добрую четверть. Рядом с бутылкой на скатерти лежала раскрытая банка шпрот. Значит, полковник сидит тут не менее часа, а скорей всего и больше. Сазонтова покоробило, как по-хозяйски тут устроился полковник.
-- Что-то ты запаздываешь, друг сердечный, -- произнёс Москаленко, придвигая остолбеневшему учёному стакан с виски.
-- С возвращеньицем, -- предложил полковник тост и, не дожидаясь Сазонтова, опрокинул содержимое своего стакана в рот.
-- Что это означает? И где моя жена? – спросил микробиолог, отхлебнув виски.
-- Судя по записке, ваша дрожащая половина отбыла к родственникам. Сем-то вы её сильно допекли, -- внезапно перешёл на «вы» полковник. – Очень надеюсь, что вы не стали навязывать ей свои сексуальные предпочтения. Но не это стало причиной моего неурочного посещения вашего семейного гнезда. У меня складывается впечатление, что вы, Пётр Фомич, решили поиграть с нами в наши же игры. Так вот – не советую. Мы же профессионалы. Один раз вам повезло, поздравляю, а вот второй раз такое получится вряд ли. Ведь дело обстоит так – или вы продолжаете добросовестно работать, и тогда у нас к вам не будет никаких претензий или вы ведёте свою игру. В таком случае возможны любые варианты, вплоть до летального исхода. Поймите же, вы рискуете вообще исчезнуть из списка живых. Не забывайте, уважаемый Пётр Фомич, что это вы пришли тогда ко мне, а не я к вам. В нашем, повторяю, в нашем проекте заинтересованы очень серьёзные люди и не вам переходить им дорогу. Если вы что-то задумали, то советую воздержаться. Осталось ведь провести последние испытания. Завтра мы продолжим наши опыты. Потом можете убираться на все четыре стороны. Получите деньги за работу и мы расстанемся. Навсегда.
Москаленко вылил остатки виски в свой стакан и одним глотком осушил его, после чего энергично поднялся. Пётр Фомич проводил его глазами и остался сидеть за столом. Громко хлопнула входная дверь.

-- Подполковник Бойко просил передать, что первая штурмовая группа Второй десантной дивизии ожидает команды, чтобы отбыть в тренировочный лагерь для начала обучения по усиленному курсу подготовки, -- доложил полковнику Пётр Баранников. Он стоял навытяжку перед старшим командиром Офицерского Фронта.
Баранников только что прибыл армейским транспортным самолётом в военный городок возле посёлка Юрья и сразу же двинулся в губернский центр. Кузьма Сапрыкин остался в офицерской гостинице, вместе с Михаилом Казаковым. Тот всё ещё пребывал в наркотическом забытье, ещё со времени своих единоборств в тренировочном лагере десантников. Человек по прозвищу «Полковник» провёл с ним операцию спецдопроса с использованием «сыворотки правды». В сочетании с наркоснадобьями этот метод отлично себя оправдывал, отодвинув далеко в туманное прошлое подвалы Лубянки с заплечных дел мастерами. К тому же пациент, по окончании допроса, иногда даже не подозревал, что подвергался этой неприятной процедуре. Для него всё оставалось пусть неприятным, зачастую кошмарным, но всё же сном со своим набором условностей.
Проинструктированный подробнейшим образом, Кузьма, как заправский фельдшер, сидел возле кровати со спящим хорунжим, имея в тумбочке шприц и набор ампул с морфием, а также ещё и другой набор – с глюкозой, для поддержки организма спящего.
А старший лейтенант Пётр Баранников тем временем дозвонился до Москаленки и, условленными фразами, дал понять о необходимости личной встречи. И вот сейчас они сидели в двухэтажном особняке полковника и вели беседу. На галерее второго этажа временами появлялась Ларочка Кудрявцева и бросала заинтересованные взгляды на беседующих мужчин. Ларочке понравился этот молодой человек с белёсой чёлкой, которую он закидывал вбок резким движением головы. Одет он был в прекрасно подогнанный серый костюм в еле заметную узкую полоску и итальянскую фирменную сорочку с монограммой на воротничке. Композицию довершал узкий галстук в тон костюму, с офицерской заколкой. Точно такая же заколка имелась сейчас и на галстуке полковника, как знак принадлежности к некоей общей касте. Ларочке смертельно хотелось спуститься вниз, посидеть с мужчинами. Она жаждала внимания и даже восхищения своей примечательной внешностью. Хотелось показаться им в своём новом французском костюме, который подарил ей накануне Николай. Но полковник категорически не позволил ей спускаться и Ларочка откровенно скучала.
-- Я привёз с собой человека из буферной зоны, сопредельного «государства». Это хорунжий пластунского батальона Михаил Казаков. В бою показал себя сильным и умелым противником. Мне кажется, он идеально подходит для спецпереподготовки по варианту «Зомби». Провести психическую блокаду и переправить обратно с хорошей легендой. У нас появится законсервированный агент в элитной части казачьих войск. Сейчас таких агентов у нас большой дефицит. Со временем каждый из них будет на счету.
Баранников сидел в кресле рядом с полковником, расслабившись, удобно закинув ногу за ногу. Перед ними стояла бутылка «Кремлёвской» и несколько хот-догов. Текла беседа равноправных людей. Дело в том, что оба являлись членами Офицерского Фронта, организации, созданной средним звеном офицерства российской армии. Офицеры решили спасти Россию своими руками, разуверившись в своём армейском руководстве и правительстве государства, погрязших в махинациях и коррупции. Более чем за полтора столетия до них то же самое пытались совершить «декабристы», но им не хватило политической воли, да и слишком крепкими оказались монархические традиции для того времени, но это совершенно другая история.
Офицерский путч дело не новое для стран Латинской Америки и Африки. Даже некоторые европейские страны не обошлись без этого. Можно вспомнить путч «чёрных полковников» 1967-го года в Греции или франкистский мятеж 1936-го года в Испании. Офицерство России решило взять на себя ответственность за будущее государства. Вновь созданную организацию именовали Офицерским Фронтом. Слова эти ласкали слух кадровых военных, наводили на размышления о грядущем порядке и дисциплине. В народе дела Фронта, по большому счёту, поддерживались. Ведь это именно офицеры не дали разогреться пожару гражданской войны, к которому призывали некоторые политиканы, когда устои государства зашатались, и на смену единой России пришлось появиться содружеству, конгломерату самостоятельных экономических союзов и республик. Все понимали, что это есть временное явление, что скоро закончится политический и экономический беспредел, появится вразумительная национальная идея и Россия вновь станет единой и неделимой. Но для этого нужно всем вместе россиянам дружно сказать грозное «нет» и «стоп» ползучей гидре пьянства, воровства и разгильдяйства, пронизавшие всю страну метастазами нравственного разложения.
Под это дело и собирался подвести свой проект «Терминатор» полковник Москаленко, финансирование которого иначе не получилось бы. Точнее, деньги бы появились, но разработка ушла бы из-под его контроля точно. А так собрание офицеров уполномочило его, как одного из старших офицеров Фронта, открыть фиктивный счёт в одном из банков Калмыкии, ставшей офшорной зоной, и оттуда потёк денежный ручей, брызги которого оседали и у самого полковника, перевоплощаясь в двухэтажный миленький особнячок в престижном районе, в «Мерседес», «Чероки» и ещё кое-что, не менее значимое.
Баранников подробно рассказывал о наработанных связях среди влиятельных тейпов Горской конфедерации, о восстановленном военном городке, затерянном в степях Дагестана, куда уже сегодня можно отправлять первую партию курсантов, о размещении тайных складов оружия и огневого припаса, проведёнными их с Бойко стараниями. Во время последней операции и был захвачен хорунжий- пластун Михаил Казаков, как один из первых потенциальных «зомби» в тылу вероятного врага.
Первым направлением для восстановления целостности России были выбраны Область Войска Донского и Татарско- Башкирский Мусульманский Союз. Для того, чтобы не пролилось чрезмерно много крови и не встревожилась мировая общественность, большая ставка будет делаться на таких вот кодированных сторонников, каким, в скором времени, предстояло стать хорунжему. Но всё это были планы, направленные, пусть и в ближайшее, но будущее.
Полковник, обсуждая детали стратегического плана со старшим лейтенантом десантных войск, одновременно прикидывал в уме и свой план, параллельный с основным, большую роль в котором должны были сыграть те два уголовника, которых он увёл из-под расстрела. Сейчас они были чисты, так как официально их уже как бы не существовало. Документы об их смерти уже были отправлены. И эта козырная карта из двух на всё готовых людей жгла карман Москаленки. Она могла понадобиться в любой момент.
Одна из важнейших проблем – это Сазонтов, который знал слишком много, чтобы его не воспринимать всерьёз. В последнее время он сильно изменился, стать предпринимать самостоятельные шаги. Неужели он не желает примириться с потерей Ларисы? Ревнивый соперник может предпринять самые неожиданные действия. Во время последнего визита полковник лично установил кое-какую аппаратуру контроля за поведением своего «поднадзорного», но этого было мало. Рядом с его домом теперь постоянно дежурили два человека из команды «А», личного подразделения Москаленки.
Затем мысли полковника повернулись в другом направлении – необходимо перевезти обоих уголовников в тренировочный лагерь в Ногайских степях. Сделать это лучше тайно – в контейнере, среди других коробок и ящиков с техникой. А там, в лагере, они будут незаметны среди курсантов с разных мест. К этому времени уже будет видно, ставить ли им психоблокаду для гарантии преданности. Их можно будет использовать для самых деликатных операций. Андрей Булич («Мочило») подойдёт в делах, пограничных с делами мафии. Он имеет обширные связи в криминальном мире России. Через своих людей в Москве Москаленко получил досье на Булича, собранное отделом ФСБ по профессиональной преступности. В мире организованного криминала Булич имеет репутацию киллера очень высокого класса. Только нужно ещё разобраться в причинах конфликта между Буличем и северокорейским консульством. Какие связи могут быть у него на Дальнем Востоке, если Булич входил в Солнцевскую преступную группировку, контролирующую южные районы Москвы и занимающуюся там транспортными предприятиями и игорным бизнесом? Не связано ли это каким образом с намерениями некоторых преступных групп контролировать и некоторые закордонные территории? Польша, Чехия, Германия, даже Испания, это ещё понятно, но Северная Корея … Гм-м-м, тут есть о чём задуматься. Впрочем, может быть, сам Булич приоткроет завесу тайны над этим весьма туманным делом.
Хайновский же – идеальный ликвидатор, без малейшего намёка на жалость и сострадание. По всем признакам поведения его можно считать маньяком, учитывая его активность в дни полнолуния, а такие люди, имеющие подобные психические отклонения, редко притворяются. В отношении Хайновского у полковника появилась идея – столкнуть их с Сазонтовым. Пусть он ему пощекочет нервы. Это настроит зарвавшегося микробиолога на минорный лад, укажет ему его действительное место во всей этой истории.
Старший лейтенант, после того как на его вопросы Москаленко ответил невпопад, понял, что ему пора уходить. Они договорились встретиться на следующий день для передачи хорунжего в ведение полковника. Держать его в военном городке было опасно. В любой момент могло обнаружиться, что на территории части стратегического значения находится сотрудник спецназа сопредельного государства, да ещё нелегально ввезённый сюда. Скандал, да и только. Баранников удалился немного прогуляться по городу, подышать воздухом провинции. Нечасто у него выпадали такие дни, когда можно было просто прогуляться, полюбоваться на красивых девушек, выпить на открытой террасе кафе кружечку пива. Гораздо чаще ему приходилось контролировать зону обстрела и просчитывать варианты направлений наступления, либо отхода, в зависимости от обстоятельств. И поэтому он особенно бережно относился к таким минуткам.
Проводив гостя, Москаленко вернулся в свой кабинет. Он ввёл досье Булича и Хайновского в свою картотеку, которая велась на особом жёстком диске, имела пароль и команду на самоуничтожение, в том случае, если посторонний человек попробует влезть в систему компьютера. Здесь же хранились сведения на всех сотрудников команды «А», были данные на Петра Фомича, ещё на несколько человек, что работали на начальника спецслужбы Института Советской Армии. Сведения, что содержались в картотеке, позволяли держать всех людей на коротком поводке, могли использоваться как для шантажа, так и для компромата. Кое-кто отдал бы полжизни, чтобы заполучить этот жёсткий диск, но Москаленко был не так прост, чтобы легко расстаться с ниточками, которыми он манипулировал десятками людей.
Ему нравилось сидеть вот так, откинувшись в уютном кресле и мысленно перебирать человеческие проступки, решая, на кого можно надавить сейчас, а кому подбросить ещё кусочек, чтобы позднее утопить окончательно. Сейчас самостоятельно он выходил на оперативную работу очень редко (для этого у него имелся целый ряд отлично подготовленных специалистов), но когда-то капитан Москаленко сам работал в отделе внешней разведки КГБ СССР и участвовал в самых активных операциях. Любил он вспоминать те времена, когда был ещё совсем молодой и по миру покатался немало.
Любимым воспоминанием его была операция по ликвидации самозванца – сына чудом спасшейся от смерти принцессы Анастасии Романовой. Гуляла в двадцатые- тридцатые годы в эмигрантских кругах легенда о Анастасии. Мол, верные люди вывезли любимую дочь Николая Второго из охваченной пламенем революции и гражданской войны страны. Слухи тщательно проверялись органами ЧК, а затем НКВД, но, каждый раз, оказывались ложными. Газеты молодого пролетарского государства называли измышления старых монархистов «утками», поющими с подачи буржуазных кругов. Со временем об Анастасии забыли, но в семидесятые годы появился некий Пётр, называющий себя Романовым. Он сделал несколько публичных заявлений о своей принадлежности к роду Романовых, рассказывал журналистам о своей матери – Анастасии Николаевне, что тихо почила в Сиднее, вдали от шумных сборищ тех, что называли себя наследниками первой волны эмиграции.
За эти годы в монархо- эмигрантских кругах установилось некоторое равновесие. Побочные ветви царственного рода оспаривали друг у друга пальму первенства, но делали это спокойно и цивилизованно, как это и должно происходить в просвещённой Европе, и появление нового, неизвестного никому претендента на российский престол было встречено довольно холодно. Но новый Романов не успокаивался, кочевал из города в город, по всему австралийскому континенту, и всюду давал пресс- конференции, на которых поведал миру о некоторых подробностях жизни и кончины Анастасии. Он утверждал, что мать его всю жизнь опасалась преследования чекистов. Она так и не смогла забыть той трагической смерти, которая отняла у ней всю семью. Одно время даже появились сомнения, а не помешалась ли бедная женщина после всех этих испытаний, что выпали на её долю, но сомнения, к счастью, оказались беспочвенными. Анастасия так всю жизнь и страда от перманентной мигрени и депрессий, в которые периодически впадала от известий о России – какие беды на неё свалились после того, как к власти там пришли красные авантюристы. Муж её, Алексей, небогатый эмигрант, происходил из княжеского рода Голицыных. Он всю жизнь защищал бедняжку и окружение подбирал из самых преданных людей. Все придерживались строжайшего запрета, своеобразного табу, на любые сведения об Анастасии  Николаевне. Лишь однажды слухи всё же просочились из поместья, но всё тогда обошлось и долгие годы ещё Анастасия из своего далека наблюдала за жизнью своей отдалённой Отчизны, что столь жестока отринула её от своего лона.
По рассказам журналистам Петра Алексеевича следовало, что в их доме очень много говорили о судьбе России и сейчас, после смерти родителей, новоявленный мессия решился внести свою лепту в политическую жизнь российской эмиграции. Он пожелал сплотить под своим именем все ветви монархического рода, как ближайший из уцелевших наследников последнего русского императора. Он ждал прибытия представителей монархических организаций в Сидней, где он организовал что-то вроде своего генерального штаба, но монархисты из Европы не очень-то спешили, зато проявили инициативу некоторые специфические органы государственной безопасности. Проверять верительные грамоты «наследника» русского престола не было основной задачей компетентных органов. Их больше волновало то, что некоторые зарубежные организации начали проявлять симптомы любопытства.
Итогом последних событий стала заграничная командировка нескольких специалистов по улаживанию проблем такого рода. Не последнюю роль в этой группе играл тогда Николай Москаленко. Именно он устроился официантом в фешенебельный отель «Хилтон», что находился в Сиднее.
Пётр Алексеевич Романов был большим гурманом. Любил он хаживать в ресторан, посидеть там со своими друзьями, за обедом предпочитал кухню из морепродуктов, а из напитков – кьянти и «Чинзано». Иногда Романов делал заказ прямо в номер.
Ничего, казалось бы, необычного в тот день не происходило. Пётр Алексеевич побывал, вместе со своим секретарём, на приёме у президента  коммерческой фирмы «Технотроникс», который поддерживал материально русскую колонию. Многие молодые выпускники университета работали в его компании и работали весьма неплохо. После содержательной встречи Пётр Романов решил отобедать.
Жара в тот день стояла изнуряющая и обоим персонам показалось скучным сидеть в зале ресторана в непременных смокингах. Это было в такой день одним из вариантов изощрённой пытки и оба решили трапезничать прямо в номере. Секретарь сделал по телефону обговорённый заказ и оба русских вышли на балкон понаблюдать за девушками, отдыхавших в соблазнительных бикини на площадке рядом с бассейном, наполненным бирюзового оттенка морской водой. Их номер был весьма удобной площадкой для таких вот увеселительных наблюдений. Ещё отсюда был виден грандиозный оперный театр, новострой, продукт творчества известного архитектора Йорна Утсона, в стиле модерн и хай-тек. А если занятие любованием архитектурных шедевров или девичьих силуэтов соединить с выкуриванием сигар ароматнейшего вирджинского табака, всякий, право слово, пожелал бы поменяться местами с любым из них.
Звонок в дверь вернул блаженствующих на грешную землю. Секретарь пересёк анфиладу комнат и открыл дверь. Импозантный служащий в фирменном кителе отеля вкатил в номер тележку на бесшумных резиновых колёсах. Обед был прикрыт никелированными колпаками и накрахмаленными до устойчивой твёрдости салфетками. Официант с холодными серыми глазами получил положенную купюру чаевых, аккуратно сложил банкноту, поклонился и вышел, тихо притворив дверь за собой. Никто не обратил внимания, что автоматический замок не щёлкнул, войдя в паз.
Привлечённые ароматами, что сочились из-под колпаков, Романов со своим помощником занялись дегустацией доставленных угощений. Черепаховый суп, филе тунца под белым соусом, с побегами молодого бамбука, ломтики ананаса в сочетании с разломленным гранатом. Эти и другие блюда были оформлены с редким вкусом. Дизайн и качество продуктов привлекали Петра Алексеевича именно в этот ресторан. В довершение ко всему стол украсила бутылка «Пиаспортер голдтронхейм» урожая пятьдесят третьего года.
Любовь к гастрономическому великолепию и погубила гражданина Австралии Петра Романова.  Он как раз сунул в рот мидию и потянулся к бокалу с «Пиаспортером», как вдруг обнаружил, что они с секретарём в комнате не одни. Давешний официант вновь стоял возле дверей. Как он появился в номере, не заметил ни он, ни секретарь Михаил, что держал сейчас вилку с кусочком закопчённой осетрины и, с самым глупым видом, разглядывал пришельца. В иной ситуации Пётр расхохотался бы, потешаясь над дурацким видом приятеля. Но сейчас веселиться ему не хотелось.
В руке «официанта» вдруг появился странного вида пистолет с длинным дулом. Ствол дёрнулся и Пётр Алексеевич сполз на пол, загребая беспомощно воздух руками. Михаил вскочил на ноги, но «официант» уже повернулся в его сторону. Движения его были быстрыми и отрывистыми. Помощник будущего российского императора собирался швырнуть в убийцу металлический поднос, но тот легко опередил его. Послышался хлопок, и секретарь опрокинулся на диван.
Москаленко спрятал ампульный пистолет во внутренний карман кителя и склонился над трупами. Руками в тонких шёлковых перчатках он усадил их на диван. Со стороны казалось, что он гладит их лица, словно бы умоляя о прощении. Но на самом деле  Николай «убирал» с мышц следы удивления и испуга. Те, кто в скором времени обнаружит трупы, не должны заподозрить убийства. После его манипуляций лица людей, что только что весело общались, приняли обычный вид, как у отдыхающих, уверенных в себе типов. Им ничто не угрожало. Так, пара пустяков … К тому времени, как горничная завизжала, прижав ко рту сжатые кулачки, официант Томкинс уже исчез в неизвестном направлении.
Позднее врач- патологоанатом констатировал смерть от сакситоксина, вызвавшего паралич сердечной мышцы. Врач, делавший вскрытие, среди содержимого желудка обнаружил и несколько мидий. Было вынесено заключение : паралитическое отравление моллюсками. Никто не стал разбираться, что содержание сакситоксина было недостаточно для такого молниеносного спазма, сковавшего сердце. Оба несчастных умерли одновременно, не успев вызвать помощь, или хотя бы поднять шум. Это несоответствие объяснили несколькими бутылками из-под виски, что предусмотрительно оставил Москаленко. Просто несчастные солидно нагрузились, вот и не смогли ничего поделать, решили коронеры. То, что один из официантов в тот день взял расчёт и исчез из Сиднея, тоже прошло мимо внимания полицейского расследования. Было оно проведено кое-как, потому что никто не сомневался в версии пищевого отравления.
Пострадал и шеф-повар ресторана. Он был уволен, хотя и громко протестовал, отстаивая свою честь кулинара. Через неделю он уже работал в одном из ресторанов Мельбурна. Никто так и не заподозрил в смерти русских эмигрантов тайную операцию КГБ. Тема смерти прошла в нескольких русскоязычных газетах Франции, Испании и Швейцарии. А через месяц никто уже и не вспоминал несостоявшегося наследника русского престола.
Полковник вздохнул. Времена сейчас пошли другие. Лихие операции ныне проводятся больше в странах так называемого «ближнего зарубежья», а дальнее оставлено на потом, когда восстановится былой Союз, или как он там будет называться, укреплённый проектом «Возрождение».
Постепенно от «Возрождения» мысли полковника перекинулись к Филину, официальному руководителю федерального проекта. Каких усилий пришлось затратить влиятельным работникам ФСБ, связанным с ОФ, чтобы убедить московских чиновников разместить службы проекта в Кирове-на-Вятке, на базе Института Советской Армии. Здесь, в Кирове, размещался один из опорных пунктов Офицерского Фронта, взявший на себя заботу «опеки» НИИ. Не прерывая связи с Москвой, Москаленко работал и на себя. Кроме небольшой, но крепко сколоченной группы, работающей непосредственно на него, ещё несколько капитанов и майоров, связанных с Офицерским Фронтом и работавших в местных управлениях ФСБ и МВД, не гнушались выполнять некоторые специфические просьбы руководителя охраны НИИ микробиологии.
Имел к ним отношение и заместитель начальника управления Рысьев, старающийся успеть и там и тут, нигде не прогадать и при этом выйти сухим из воды. Поэтому в ОФ ему доверяли не до конца, а Москаленко занёс его в свою картотеку, имея на Рысьева кое-какой материал, не слишком приятного содержания.

Ночные кошмары! Как часто они преследуют нас. Что они несут в себе? Какие сигналы посредством тех снов подаёт нам головной мозг, наш «персональный компьютер». Учёным ещё предстоит разобраться в этих вопросах, а пока что нам приходится вертеться во сне и вскакивать с криком.
Ворочался во сне и Пётр Фомич. Ему снился его родной институт. Но в каком виде?  Коридоры его затягивала пелена дыма. Окна зияли свежими проломами. Обломки стекла и пластика усеивали пол. Разбитая аппаратура, поломанная мебель и трупы в белых, испачканных кровью халатах. На полу, в различных позах, застыли его сослуживцы, товарищи по работе. И он осторожно крался, переходя из кабинета в кабинет. Что здесь произошло? Кто учинил весь этот погром? Куда смотрела охрана?
Но, какой-то частью сознания, Сазонтов ощущал, что это всего лишь сон, где ему необходимо что-то узнать, что-то выяснить; и Пётр Фомич направился к спецотсекам, где не так давно ещё он работал над секретами болезнетворных микробов. Там выращивались, для изучения, культуры сибирской язвы, чёрной оспы, чумы, холеры, газовой гангрены, всех бед человеческих, что уносили в тартарары в прошлом миллионы жизней.
И здесь тоже побывали неизвестные вандалы. И тут лежали трупы, стены были забрызганы кровью, а на полу дымились лужи питательных растворов. Сазонтов прижал к лицу носовой платок и закричал, что нужно немедленно закрыть помещения, иначе на улицы города вырвутся ужасающие бедствия. Один из «трупов» при звуках голоса зашевелился, приподнялся на локте, попытался что-то сказать. Узнать его было невозможно – всё лицо его было вымазано кровью, лишь блестели лихорадочно глаза.
Пётр Фомич бросился к нему, не думая, что человек этот уже обречён в окружении такого количества опаснейших штаммов, да и сам он был без защитного комбинезона. Но в то мгновение он думал не о последствиях, а желал лишь помочь сотоварищу, вытащить его из ловушки отсека. Но не успел он сделать и двух шагов, как загрохотал автомат и голова взывающего о помощи лопнула от нескольких попаданий разрывными пулями. В разные стороны полетели ошмётки мозгового вещества и сгустки крови. Часть из них попали и на халат Сазонтова. Убитый вновь рухнул на загаженный пол, а в комнату, из клубов дыма, вышли люди с автоматами в руках. Некоторые из них были обнажены по пояс, другие закрывали лица масками противогазов, но двоих Пётр Фомич узнал сразу.
Это были те самые уголовные преступники, которых полковник привёз для контрольных опытов. Оба были в грязных, оборванных мундирах и оба узнали учёного. Они направились к нему, гадливо улыбаясь. Сазонтов испугался, но с места сдвинуться не мог. Ноги отказались ему повиноваться. А эти твари, покрытые пятнами наколок, подступали всё ближе. Пётр Фомич беспомощно оглянулся, выискивая возможные пути для спасения, и тут он увидел полковника. Москаленко стоял за стеной из бронированного стекла, какими отгораживали спецотсеки от остальных помещений института. Поза его была полна спокойствия и даже равнодушия. Неужели он не видит, что здесь происходит?!
Сазонтов закричал и замахал руками. Клубы дыма то закрывали фигуру полковника, то сносились прочь сквозняком из разбитых стёкол. Внезапно Сазонтов понял, что Москаленко смотрит прямо ему в глаза. И при этом презрительно улыбается. Тем временем уголовники подошли к учёному вплотную и оглянулись на полковника.
Суть помедлив, рука того поднялась вперёд, большой палец отогнулся кверху, а затем кулак повернулся таким образом, что палец уже указывал на пол. Таким жестом древние римляне приговаривали проигравшего гладиатора к смерти на арене. Учёный невольно посмотрел по сторонам, а потом понял – это он, Сазонтов и есть проигравшая сторона. Поняли всё и уголовники, и тот, что стоял ближе, с запавшими глазами, стриженный наголо, ощерил в зловещей улыбке рот. Ствол автомата поднялся и остановился напротив переносицы. Ещё мгновение и …
Сазонтов полетел с кровати на пол, так сильно он рванулся в сторону. Ноги его запутались в одеяле, а грудь тяжело вздымалась от лихорадочного дыхания. Сердце пыталось выпрыгнуть из груди. Это лишь сон, пусть кошмарный, но сон. Так пытался себя успокоить Сазонтов, но организм не хотел слушать его убеждений. Пришлось принять успокоительное. Выждав несколько минут, Пётр Фомич зажёг лампу и уселся за стол. Он решил написать обо всём непосредственному руководителю проекта Филину. Учёный защитит учёного. Наверняка у него есть в Москве высокие покровители, что сумеют его защитить от гнева какого-то там полковника, пусть он и занимает должность начальника спецслужбы секретного института.

Уже глубоко за полночь Валерик Конкин закончил составление компьютерного файла, призванного покончить с проектом «Терминатор». Он закурил «Мальборо» и открыл форточку. Над городом висела луна, похожая на головку сыра, от которой кто-то откромсал часть с края. Там, здесь, всюду сияли звёзды. Их холодное мерцание походило на торжественную ораторию. Когда-нибудь один из достаточно сумасшедших композиторов разгадает их звучание и напишет невообразимую по своей красоте и законченности музыку звёзд, в которой будет торжествовать глубина и одиночество бесконечности. Когда-нибудь, если только оно наступит, это «когда-то» … Конкин выбросил окурок в окно и закрыл форточку.
Когда он увидел в дверях Петьку, то очень обрадовался. Когда-то их связывали тёплые приятельские отношения. Но затем вдруг оказалось, что Петька этот связан с ФСБ, и он испугался. Неужели они его вычислили? Дальнейший их разговор проходил довольно натянуто. Правда, взъерошенный Сазонтов  никак не ощущал этого. Уж больно расстроен он был. А когда Конкин услышал про «Возрождение», у него внезапно захватило дух. Специалист по компьютерам и программированию, он сразу «въехал» в мысли Филина. Действительно, это то, что могло спасти от будущих неминуемых катаклизмов не только консервативную по своей сути Россию, но и весь мир.
Вот только военные. Они могли всё испортить. «Терминатор». Это надо же придумать такое! Да они опять всё подомнут под себя. И судьбе было угодно, чтобы Петька пришёл не куда-нибудь, а именно к нему. За все эти годы Конкин убедился, что ничего в нашей жизни не происходит просто так. Всё взаимосвязано и имеет свои причины и свои последствия. И Конкин решил взять, взвалить на себя обязанность по разрушению кровавых, дьявольских планов военных, и спасти через это  проект Филина.
Программа с вирусом была составлена таким образом, что сначала будут разрушены охранные коды и оперативная информация перепишется на внешние носители, то есть условно войдёт в память сервера Конкина, и лишь после этого вирус начнёт свою разрушительную работу. Таким образом он не позволит провалиться «Возрождению», спасёт его и вернёт позднее, когда ситуация очистится от некоторых печальных моментов.

Москаленко в последний раз обнял Ларису и откинулся на спину. Отдыхать. Завтра предстоит трудный, насыщенный событиями день. Лариса прижалась к его плечу и утомлённо прикрыла глаза. Рука в последний раз прошлась, погладила рельефную мускулатуру торса.

Андрей Булич лежал на койке, прикованный к ней наручниками за руки и за ноги. Он глядел на яркую стоваттную лампочку под сетчатым колпаком. Она заливала светом всю маленькую комнатушку с бугристыми бетонными стенами и толстой дверью, не оставляя кусочка тени больше размера ладони. Булич привык к яркому свету. В тюремных камерах его никогда не выключают и волей- неволей организму приходится привыкать. Тем более, что этот организм стал новым. Булич языком ощупывал новые, живые зубы, без ставших привычными мостов и коронок. Зубы теперь были непривычно ровными, как, впрочем, и весь организм в целом. Создавалось впечатление, что Андрея полностью разобрали, отремонтировали, почистили, перенастроили и собрали наново. Такое чувство у него появилось после опытов, что провели над ним эти военные в белых халатах.   
Время от времени он шевелил пальцами руки, что была отрублена, но выросла вновь. Всё это было непонятно и граничило с библейским чудом. Если бы «Мочило» посещал церковь, то наверняка сейчас возносил бы хвалу Всевышнему. Но только о Боге хладнокровный убийца никогда не помышлял. Он просто лежал и наслаждался необычайной эластичностью мышц. Он напрягал их и прочная сталь наручников начинала скрипеть и позвякивать.
А в соседней камере лежал точно так же прикрученный ко кровати «Хай» (Хайновский). Он спал тяжёлым беспробудным сном. Приближалось полнолуние и скоро на него опять навалится тревожное, не дающее усидеть на месте чувство неуверенности и раздражительности, которое будет всё нарастать, а, с появлением полной луны, он будет неудержимо бросаться на всё и на всех, и горе тому, кто вздумает встать ему поперёк дороги. В колонии, где он отбывал свой первоначальный срок, его хорошо запомнили. Он выдернул из суставов три руки и одну ногу, пока остальные не уяснили, что за человек живёт рядом с ними. Они будут помнить его до самой смерти. Там его и прозвали «Хай», «Волк» и «Лом». Он гордился своими кличками. В них содержалось уважение к его силе и исключительности.
 Сейчас Хай отдыхал и набирался сил. Кто знает, что будет с ним завтра?

В юрьянском военном городке, в офицерской гостинице, в трёхместном номере, спал хорунжий Войска Донского Михаил Казаков. Перед его глазами проплывали странные картины, опутанные сверкающим наркотическим туманом. Не так давно Кузьма Сапрыкин ввёл ему очередную дозу морфина. Практически, после взятия в плен и неудачного побега в тренировочном лагере, казака держали в непрерывном забытье, не задумываясь особо, как это отразится на его дальнейшем здоровье.
На соседней кровати храпел Сапрыкин. Его старший напарник запретил ему куда-либо выходить из номера и спускать глаз с пленного. Помня о своей прошлой промашке, Кузьма неукоснительно следовал  строгому приказу старлея. Но это не означало, как вы понимаете, что он лишал себя прочих маленьких радостей серой армейской службы. Об этом говорила бутылка из-под «Русской», которую он продолжал сжимать и во сне, хотя она была уже давно пуста, как карман бродяги. Видимо Сапрыкин пытался вытряхнуть в стакан пригрезившиеся ему последние капли, да так и захрапел, откинувшись на спину. На подушке темнела дыра от выпавшей изо рта сигареты. Старшина уснул, так и не успев раздеться. Он как бы ожидал прихода своего шефа.
А Пётр, в компании таких же лейтенантов, после продолжительной прогулки по Кирову-на-Вятке и промежуточного отдыха в баре на высоком берегу рядом с дебаркадером, играл в покер. Офицеры распечатали новенькую хрустящую колоду их пятидесяти двух карт и хорошенько их перемешали. Играли они уже давно. Везло то одному, то другому. Удача всё ещё не определилась со своим безусловным фаворитом, и от этого всем было весело и интересно.
Одному из игроков выпал валет червей, он и стал сдатчиком. В «банке» к тому времени накопилось довольно внушительная сумма, что-то около пятисот долларов. Игра закипела. Двое бросили карты и вышли таким образом из «банка», остальные четверо держали карты в обеих руках и пытались по лицам друг друга определить, что у кого на руках.
Баранников не очень волновался. Ему, что называется, «подфартило» - на руках у него собрался «стрит флешь». Туз пик, король пик, дама пик, валет пик и все одной масти – «флешь-рояль» или «королевский цвет». Его карты теперь могли побить только «пять одинаковых». Это если бы кому попались, к примеру, четыре девятки и джокер. Тут уж его «королевский цвет» увянет и банк перейдёт на руки тому счастливцу. Печальная перспектива, но, если судить по тому, как тянут его партнёры время, как переглядываются, утирая со лба капли пота, этого быть не должно и он первым решился бросить карты на стол, открыв их. Остальные тоже были вынуждены вскрыть карты. У одного из ракетчиков на руках было «четыре одинаковых» и он едва удержал стон разочарования, ещё у одного – «полный сбор» из трёх валетов и двух семёрок, у остальных же – «фор-флешь» и они даже не расстроились уплывшим из бумажника деньгам.
Только под утро Баранников вернулся в номер, в котором продолжал храпеть его приятель. В мундире и сапогах он лежал на неразобранной постели, смяв аккуратно уложенное одеяло. Рядом валялось несколько пустых водочных бутылок.
За окном уже розовели облака от бьющих из-за горизонта лучей восходящего солнца Когда старший лейтенант разделся, красные отблески рассвета легли на стены кровавыми пятнами того пугающего оттенка, под которым прожила  почти целый век многострадальная Россия, страна загадок и парадоксов, вечно бедная от собственного богатства, где не ворует только ленивый да блаженный, и не пьют «горькую» разве что дети малые.
Словом, наступал новый день суровой российской действительности. Баранников задёрнул поплотней портьеры и с удовлетворением зарылся в постель.

Глава 6.
Когда солнце уже по-хозяйски смело бросало лучи в его комнату, Сазонтов дописывал последние строчки. Выспался он плохо, потому что после кошмарного сновидения уже больше не ложился и теперь, расправив тонкое верблюжачье одеяло на кровати, ушёл на кухню, где заварил себе утреннее кофе из пакетика с «Арабикой». Пустая бутылка из-под «Джонни Уокера» всё ещё стояла на столе, напоминая о вчерашних событиях.
 Пётр Фомич бросил бутылку в мусорное ведро и уселся с кружкой за стол. Он любил пить кофе из большой посудины. С одной стороны больше аромата, а с другой – хорошо взбадривает. Это, получается, вместо утренней физзарядки. К тому же хотелось всё ещё раз взвесить, на свежую голову принимаются самые разумные решения, это – к цыганке не ходи.
К тому времени как кружка опустела, он уже знал, что поступает правильно. Теперь всяческие сомнения, буде такие останутся, надо смело отметать в сторону. Дело было уже не в самолюбии, а сохранении собственной жизни. Кажется, Пётр Фомич посчитал свой сон пророческим.
Было ещё довольно рано. Электронные часы высвечивали только шесть утра, но за окном уже кипела жизнь. Сквозь открытую форточку слышались шаги, то глухие, спокойные, то торопливая дробь женских «шпилек». И непонятно было, то ли это запоздавшие гуляки возвращаются домой, то ли уже поднялись те «ранние пташки», которым «больше корма». Лениво шуршала метла дворничихи, царапая по выбоинам асфальта. В ближайшем сквере вовсю старался птичий хор, воздавая хвалу всяческому жизненному начинанию.
Сазонтов посмотрел в большое зеркало у двери, подивился на «мешки» под глазами, поправил шляпу и вышел на лестничную площадку, спеша покинуть квартиру, которой уже не доверял после неурочного посещения Москаленки. Сейчас он желал избавиться от этого покровителя всеми порами своего организма.
«Жигуль» теперь требовал хорошего ремонта, и Пётр Фомич решил пройтись пешком. Он вдыхал свежий утренний воздух, ещё не отравленный бензиновыми выхлопами машин, и размышлял об ответственности всех учёных за свои открытия и изобретения. «Необходимо, -- прикидывал он, пересекая двор, -- разработать новый кодекс моральных обязательств перед обществом, которого придерживались бы все корифеи науки и техники, от которых зависит развитие этого самого общества. Не навреди! Почему сей постулат должен касаться только эскулапов? Этот девиз должен стать паролем для каждого, кто желает войти в большую Науку. И ещё должна быть придумана специальная клятва для выпускников всех ВУЗов, аналог клятвы Гиппократа. Преступивших же клятву – сурово преследовать, отлучая не только от научной стези. Но даже от средств коммуникации. Может, хоть это сделает наше общество менее варварским. Ведь цивилизованность – это не сколько широкий набор последних технологий, а скорей внутренняя культура и этика человеческих, в хорошем смысле этого слова, отношений».
Сии философские разглагольствования  не дали ему заметить двух молодчиков с опухшими рожами. Оба провели ночь на улице, в парке, хорошенько накушавшись спиртосодержащими жидкостями, по причине чего настроение у них с утра было «хуже не бывает». Хотелось отомстить всему миру, а в особенности тем, у кого «котелок» не трещит и «буксы не горят». Сазонтова они заметили слишком поздно, но всё равно вскочили с лавочки и собрались, было, кинуться за ним вдогонку. По причине раннего утра других прохожих рядом не оказалось. Шаромыги же решили потрясти интеллигента на опохмелку, а если тот вздумает артачиться, то набить ему дополнительно физию. Но, в это время, из кустов появился ещё один, и тоже в шляпе. Сперва он не заметил прощелыг, или не обратил внимания, а потом вознамерился проскользнуть мимо них тихо и незаметно.
-- Слышь, кореш, не уважает нас интеллигенция, -- заявил один пьянчуга другому, внезапно схватил худощавого торопыгу за шкирку и рванул того на себя. От толчка, которого он никак не ожидал, прохожий не удержался и опрокинулся через скамейку, на которой сидели те два балбеса. Падая, он каким-то непостижимым образом умудрился вдарить тому, что его так ловко осадил. И вдарил так, что у того брызнула кровь из разбитой губы. Ну уж такое вообще прощать западло и оба молодчика кинулись на упавшего.
До удара они хотели просто сбить с него шляпу, чуток покуражиться «для порядку» и отпустить бедолагу восвояси, содрав с него на опохмелку «чирик», но сейчас кара для него будет пострашней нескольких жалких плюх. Тот, у кого с губы капала кровь, , размахнулся, чтобы ногой вдарить в лицо щупленькому, худощавому человечку, каких обычно прозывают «мозгляками», но тот вдруг перехватил его ногу и вздёрнул её вверх. Нападавший опрокинулся на спину. Дальше «мозгляк» извернулся и, ударом под колени, свалил с ног второго. Сам быстрым движением поднялся, и хотел было бежать дальше. Это придало храбрости было оробевшим хулиганам. Они вмиг вскочили и снова, с руганью, налетели на него. Оба обозлились до чёртиков. Как же так, «мозгляк» в шляпе намял им бока да ещё собирается дать дёру. Пьянчуги взвыли и замахали руками. Оба пытались ударить обидчика побольнее, куда-нибудь в лицо, и поневоле мешали друг другу. Их противник легко увернулся от бестолковых ударов и внезапно сильнейшим апперкотом свалил одного, быстро повернулся и, ударом ноги под подбородок, отправил в нокдаун второго, ошеломлённого такой прытью «мозгляка». Пьяница взлетел в воздух и шлёпнулся в середину большой лужи. Ловкий прохожий уже не обращал внимания, а лихорадочно озирался по сторонам.
Наверное, искушённый Читатель уже понял, что незадачливые хулиганы на свою беду накинулись на филера из команды «А», который следил за перемещениями учёного. Но неожиданное нападение позволило Сазонтову опять скрыться, хотя, углубившись в размышления, он так ничего и не заметил.
Учёный направлялся к своей сестре. Машины у него не было и воспользоваться он мог только общественным транспортом. Попутными машинами он решил не добираться, так как не было никакой гарантии, что это не «услуга», предоставленная Москаленкой. Поплутав по проходным дворам, Пётр Фомич успокоился. Его никто не преследовал. Был, правда, какой-то шум позади в самом начале прогулки, но, возможно, он просто ослышался.
Для гарантии Пётр Фомич прошёл пешком ещё немного, вслушиваясь в утренние песни птиц.  Далеко позади него суетливо шарил по близлежащим дворам невзрачный преследователь. По карманной рации с выдвижной антенной он вызвал напарника, что дежурил на улице. Тот подтвердил, что учёный там не проходил и они, уже вместе, бросились по дворам, но к тому времени  Сазонтова простыл и след.
 Только тогда из лужи выбрались пьянчуги. Лица их были в крови, а костюмы вымазаны в грязи самым отвратным образом. В таком пугающем виде прогуливаться по улице не имело никакого смысла и оба потащились домой, проклиная судьбу- злодейку и всех интеллигентов, особенно в шляпах. Задираться больше никому из них не хотелось.

К девяти утра Пётр Фомич подкатил на такси к институту, в стенах которого он сделал довольно удачную научную карьеру, написал несколько научных трудов, защитил докторскую диссертацию, провёл важнейшие работы российского и даже мирового значения. В этих же стенах его поджидала смерть, вынесенная приговором его же куратора, чина ФСБ, толкнувшего учёного на эту дорогу. Сазонтов твёрдо шагал навстречу своей судьбе, чувствую во внутреннем кармане пиджака искупление – лазерный диск с программой, созданной специально для уничтожения своего детища. Ему, как создателю и разработчику программы регенерации человеческого организма, с одной стороны было жалко уничтожать плоды столь долгих усилий, но, с другой стороны – дитя явно вышло из-под родительского контроля, было готово выскочить из колыбели и начать собирать кровавую жатву, величайшее жертвоприношение, а, в довершении ко всему – нарушить зыбкой равновесие в многополюсном политическом раскладе и вызвать тем новую мировую войну. В конце концов, говорил про себя Сазонтов, все эти разработки он может повторить в обозримом будущем, но уже не под контролем военных или ФСБ, а под сенью Академии наук РФ. Может быть даже ему выделят целый специализированный научный центр, как Филину.
Полностью успокоившись, с мыслями о будущем успехе, Пётр Фомич шагал по коридору, отделанному панелями под мрамор, по красивому импортному линолеуму, поверх которого положена была «кремлёвская» дорожка красного цвета. Почему-то такие дорожки обожают все чиновники. Навстречу ему попадали сослуживцы, потихоньку прибывающие на работу, одёргивающие и оглаживающие белые халаты перед началом очередного рабочего дня.
Нынешний день для большинства из них ничем не отличался от вчерашнего и позавчерашнего и уж тем более никто из них не догадывался о тех опытах, что проходили несколькими десятками метров ниже их рабочих кабинетов, под мощными бетонными перекрытиями, где в этот момент ещё безмятежно спали два смертника, о кончине которых уже уведомили тюремное начальство.
Филин, как руководитель проекта, не только сидел в большом светлом кабинете, отделанном панелями из карельской берёзы, но и носился по всему институту, забегая то в один отдел, то в другой. Надо заметить, что он недолюбливал административную работу и пытался сам контролировать работу всех институтских отделов. Но если в МГУ это у него ещё получалось, где в его подчинении была одна кафедра, то здесь это было проблематично. Мало того, что это было трудно чисто физиологически – охватить необъятное, так и руководители отделов не всегда были довольны, что их контролируют столь плотно, буквально отслеживая каждый шаг. Если сначала это помогало в работе, то позднее сделалось тормозящим фактором. Руководители отделов постепенно перестали предпринимать самостоятельные шаги до тех пор, пока их не утвердит Филин. Делалось это не для саботажа, избави Господи, а лишь для того, чтобы руководитель понял свою стратегическую ошибку и относился в дальнейшем к подчинённым с большим доверием. Но до того всё это никак не доходило, а сообщить очевидное впрямую никто не решался. Вот и приходилось Филину работать по двадцать часов в сутки. В последнее время он держался из последних сил, гнал во всю прыть. Тем более, что в делах коллектива намечался серьёзный рывок вперёд. Первоклассная американская компьютерная техника, в соединении с российскими умами выдавала нетривиальные решения. 
Филин довольно потирал руки, читая бумаги, отпечатанные для него принтером, запрограммированным на увеличение шрифта. В последнее время у него стало портиться зрение, но учёный по этому поводу не очень унывал. Вскоре, после завершения стадии теоретических разработок, проблема близорукости, равно как и дальнозоркости. Должна разрешиться сама собой. Этот опыт Филин, уже давно, решил провести над собой одним из первых.
Известно, что болезнь глаз происходит из-за того, что хрусталик, который проецирует изображение на сетчатке с помощью цилиарной мышцы, со временем перестаёт справляться с аккомодацией, то есть теряет подвижность и возможность менять свою форму. Из-за этого параллельные световые лучи, идущие от объекта, пересекаются за сетчаткой (дальнозоркость) или перед ней (близорукость), а для нормального зрения необходимо чтобы рефракция была соразмерной, то есть преломление приходилось как раз на саму сетчатку. Вот и приходится окулистам выравнивать погрешности преломления света в хрусталике глаза с помощью соответствующих линз, то есть очков.
После опыта же, предложенного Филиным, мозг, с помощью нервных окончаний, будет сам контролировать положение хрусталика, корректируя его состояние по мере необходимости. Можно будет разглядывать, без специальных приспособлений, макро- и микропредметы. Тогда отпадёт надобность не только в очках, но даже в биноклях. Ведь видят же орлы мышь с высоты в километр и более. Отпадёт со временем надобность и в слуховых аппаратах, а также записных книжках и всяческого рода блокнотах, потому что в скором времени все и каждый смогут всё видеть, всё слышать, всё запоминать, изучать какие угодно языки за самые непродолжительные сроки. Это сблизит все нации, научит их понимать друг друга, сделает всех терпимее.
Вот эти перспективы и помогали поддерживать себя Александру в постоянно работоспособном состоянии. Быстрее, быстрее бы появилась такая возможность, когда каждому была бы по плечу любая задача.
И вот, когда Александр Филин пробегал по коридору, его внезапно остановил руководитель группы экспертов Сазонтов. К Петру Фомичу у Филина никаких вопросов не было. Эксперты работали хорошо, и руководитель их показал себя высококомпетентным специалистом. Но в это раз он вёл себя не себя не совсем естественно.
-- Послушайте, -- обратился к Филину Пётр Фомич, а сам оглядывался по сторонам, не слушает ли их кто посторонний. – Я хотел бы поговорить с вами, уважаемый Александр Васильевич. Уделите мне немного времени.
Филин посмотрел на часы. Сейчас он должен быть у руководителя отдела анализа, проверить результаты вчерашней работы.
-- Ну, несколько минут я вам могу уделить, но не более того. Какая-то проблема с работой в отделе?
-- Нет, с работой-то как раз всё в порядке.
-- Ну и хорошо, -- успокоился Филин и снова посмотрел на часы. Значит, по этому делу у вас ко мне больше вопросов нет? – и засобирался идти дальше. У него не было лишней минуты. Филин даже не успел позавтракать, о чём желудок его уже не раз напомнил.
-- Нет, я совсем о другом хотел поговорить, -- испугался Сазонтов, ведь от расположения Филина зависело сейчас очень многое, в том числе и жизнь учёного. А тот явно не был расположен поговорить по душам. Что тут делать? Не держать же его силой. И в это время Пётр Фомич услышал голос Москаленки. Он был где-то рядом и вот-вот мог здесь появиться. А Сазонтов не хотел, чтобы полковник раньше времени узнал, что он ищет контактов с руководителем «Возрождения». Поэтому он знаком показал Филину, чтобы тот молчал и стремительно сунул ему в карман свой блокнот. После этого он ещё раз приложил пальцы к губам и быстро отошёл в сторону. Из-за угла появился Москаленко. Филин пожал плечами и удалился в сторону отдела анализа.
Насупив брови, Москаленко приблизился к Сазонтову. По лицу его было видно, что он сильно раздражён.
-- Мне кажется, что вы, Пётр Фомич, не до конца уяснили всего, о чём мы вчера беседовали с вами.
-- Я не понимаю вас, -- ответил учёный, сделав шаг назад от полковника.
-- Очень хорошо понимаете. Не надо строить из себя дурачка. Я ведь предупреждал самым серьёзным образом. Но, если вы желаете вести себя столь самостоятельно, то пеняйте на себя.
-- Да что случилось-то? – нашёл в себе силы удивиться Сазонтов.
-- Где вы были сегодня утром? – Москаленко подошёл почти вплотную и в упор смотрел на учёного. Тому вдруг показалось, что вместо глаз на него смотрят два дула пистолетов. – Пройдёмте к вам в кабинет, поговорим там.
Они прошли по коридору дальше и казалось, что полковник конвоирует учёного к месту расправы. По дороге Сазонтов усиленно думал, в чём его опять обвиняют и как строить линию свой защиты. В кабинете он рухнул в своё кресло и вытер лицо носовым платком. Потом взглянул на стоявшего полковника воспалёнными глазами.
-- Да гулял я просто. Сидел в сквере. Спал ночью плохо – кошмары всякие замучили, вот и решил с утра свежим воздухом подышать и погулять перед работой, чтобы голова немного успокоилась.
-- Голова болит, примите таблетку, а самодеятельностью заниматься я не позволю. У нас не детский сад и в песочек играть будете только после моей на то команды.
-- Послушайте, -- решил обидеться Пётр Фомич, -- уж для прогулок-то я могу не спрашивать вашего дозволения.
-- Вы будете просить у меня разрешения, даже если соберётесь посетить сортир, -- отрезал полковник. – О чём вы говорили сейчас с Филиным?
-- Ни о чём. Он лишь спросил, как дела у меня в отделе. Я ему ответил, что хорошо, работа двигается.
-- А я было решил, что разговаривали вы совсем о другом, -- процедил сквозь зубы полковник. – И я узнаю всё, вы не сомневайтесь. А узнав, оторву голову. «Терминатор» сейчас держится на мне. Я отвечаю, чтобы он вступил в действенную силу. И я не намерен терпеть, что кто-то собирается встать у меня на пути. Сотру в порошок и пепел в унитаз смою … Готовьтесь, сегодня будет заключительный опыт.
Москаленко вышел из кабинета Сазонтова и тот попытался встать, но попытка не удалась. Ноги не желали держать его. Неужели всё пропало? Неужели из его попыток ничего не получится? Похоже, что Филину нет дела до какого-то там Сазонтова. У него и без того забот выше головы. Он просто не замечает некоторых вещей, рассеянный, как и многие из настоящих учёных, зацикленных на чём-то конкретном. Надо срочно что-то делать. Что-то для своего спасения. Как он сказал? Заключительный опыт, то есть – последний. Последний для кого?  Неужели он всё же решил списать его? Не может такого быть.
Тут Пётр Фомич вспомнил про диск. И схватился за него, как хватается утопающий за последнюю соломинку. Надо его срочно запускать в компьютерную сеть института. Но, в таком случае, может пострадать и вся работа проекта Филин. Как же он, после этого, возьмёт под защиту человека, который свёл на «нет» все его труды и чаяния? Но что же тогда делать? Пытаться всунуть диск непосредственно в компьютер «Терминатора»? Но это на сегодняшний день нереально. Там всё время сидят люди Москаленки. Да и сам он уже совершенно перестал доверять Сазонтову.
Нет, в подвалах тайной лаборатории ему с этим диском соваться нельзя. Ни в коем случае. А вдруг Москаленко, что-то заподозрив, захочет его обыскать? Странно, что он до сих пор не сделал этого. А если его вот сейчас обыщут и диск Конкина попадёт в руки Москаленки, то Сазонтова тут же обвинят во вредительстве и диверсии, в срыве важнейшей российской программы. И доказывай потом про «Терминатор», про дела начальника особого отдела. Да ему просто никто не поверит. А уж Москаленко постарается замести все следы.
В кабинет между тем входили сотрудники Сазонтова, что-то у него спрашивали, показывали диаграммы и распечатки, но Пётр Фомич на вопросы не отвечал или отвечал совершенно «не в тему». Вид у него был бледный, руки дрожали. Кто-то принёс успокоительное. И в это время загорелся сигнал «Химическая тревога» и помещение наполнилось прерывистыми свистками звукового сигнала. Казалось, по комнате порхает проколотый воздушный шарик. Персонал лаборатории засуетился, все повскакивали, выключили электронную технику и, гуськом, друг за другом, как это и предписывается тревожным расписанием, потянулись к выходу, кто молча и сосредоточенно, а кто и ехидно посмеиваясь. Такие учебные тревоги устраивались в институте время от времени.
Вот он – нужный момент. Теперь никто не видит, что он собирается делать. Сазонтов задержался, якобы замешкался у стола, а когда все вышли, подбежал к электронной машине, сунул в дисковод диск и запустил в сеть. Сразу на душе полегчало. Как бы то ни было, но дело сделано и процесс пошёл. Вирус отправился в своё разрушительное путешествие по системе, которая соединена, среди остального прочего, с «Терминатором», и скоро начнёт, а может уже начал грызть его изнутри, подобно жукам- древоточцам или маленьким трудягам- термитам, незаметно съедающим нечто монументальное, большое.
Теперь всё зависит от старательности старого товарища по студенческим пирушкам Валерки Конкина, от его сообразительности, мастерства. Пётр Фомич сидел в удобном итальянском офисном кресле, созданном для удобства, снятия усталости, сидел, как выжатый лимон, как грузчик, в одиночку разгрузивший вагон мешков с подмоченной солью, чувствуя, как по спине струится холодный пот.
Гудок перестал завывать и Сазонтов поднялся с места. Надо присоединяться ко всем остальным. Дождаться первых сбоев в компьютерах и идти к Филину. Может, он уже успел прочитать записки Сазонтова. В таком случае объясняться будет легче.
В коридоре никого не было. Все спустились в специальные защитные помещения, ниже которых и располагались укрытия Москаленки. По пустынному коридору раскатывалось эхо от поступи учёного, но скоро он догадался идти по ковровой дорожке и эхо пропало. Теперь на перепонки давила тишина. И вдруг навстречу ему вышел человек. У Сазонтова ёкнуло сердце. Это был один из тех, кто преследовал его на Центральном рынке.
-- Пойдём, тебя ждёт Москаленко.
Сазонтов отправился за провожатым. Тот достал из кармана магнитную карточку и сунул её в сканирующее устройство. Открылась дверь в лабораторию, где работали с самыми опасными болезнетворными культурами. Они вошли внутрь. С чмоканьем сошлись герметические створки дверей.
В помещении уже находился полковник Москаленко. Он стоял, сцепив руки за спиной, и в упор разглядывал Сазонтова. Что он задумал? У Петра Фомича захолонуло сердце. Неужели всё в пустую и его сейчас … Захотелось крикнуть, что он уже запустил в систему вирус и вот-вот весь их проект бесследно канет в Лету, но он сдержал этот свой порыв. Сказать он ещё успеет, а вирусу, должно быть, надо дать время, чтобы он успел пробраться глубже. Итак, подождём.
-- Я уже поминал про сегодняшний эксперимент, -- сообщил полковник, обращаясь к учёному. – Он будет отличаться от предыдущих опытов. Там организм испытывался на механические повреждения. Сегодня мы испытаем его на биологическую крепость. Вашей задачей будет привить подопытному опасную болезнь. Для этого мы и устроили учебную тревогу. Времени для инъекции вполне хватит. Но, поторопитесь, пожалуйста. Время не ждёт.
-- Позвольте в таком случае один вопрос. Предусмотрена ли у вас защита от вирусов? Они, знаете ли, очень опасны. Нельзя вступать в контакт с заражённым. Моменто мори.
-- Мы всё предусмотрели. Во время операции пациент будет находиться в скафандре. К тому же комната будет изолирована и, по окончании опыта, тщательно продезинфицирована при вашей деятельном участии. Ещё вопросы есть?
Сазонтов покачал головой. В это время створки дверей опять разъехались и в комнату вошли два крепких охранника. Между ними находился заключённый, прикованный ко своим конвоирам двумя парами наручников. Это был тот самый, из сна, что целился в Сазонтова из автомата. Смертник заглянул, казалось, учёному в самую душу царапающим взглядом своих глубоко запавших глаз и … улыбнулся. Улыбка та была никак не добрым приветствием друга, скорей это было похоже на оскал зверя и Сазонтову снова стало жутко. Снова вспомнились фрагменты давешнего сна, от которого он, помнится, с криком проснулся. Руки у него заметно дрожали. Самому, лично ему, ещё не приходилось делать опыты над людьми, хотя и ходили слухи, что такое в этих вот стенах уже бывало. Сердце бухало молотом в груди, желая вырваться наружу. 
Москаленко указал охранникам на большую закруглённую дверь в конце коридорчика. Там находилось помещение, похожее на барокамеру, где и размещались болезнетворные культуры. Зачем они привели смертника сюда, ведь ровно с таким же успехом можно было сделать инъекцию и там, в бункере? Но Сазонтову не с кем было поделиться своими сомнениями. Пришлось двигаться вперёд. За ним потянулись и остальные. «Хай» сверлил учёного прищуренными глазами и дышал сквозь зубы, сжатые до скрежета.
Бесшумно отъехала дверь на выносных шарнирах, открывая проход в своеобразный «предбанник», отделённый от самой «бани» толстой прозрачной стеной. За ней работали только в специальных герметических комбинезонах, похожих на космические скафандры, разве что менее массивные. В один из таких скафандров Пётр Фомич медленно влез, а на голову натянул колпак шлема с большим обзорным окном впереди. Один из охранников напялил на себя второй гермокостюм, под мышку подхватил второй и встал рядом с учёным. Сазонтов покосился на него. Зачем ему понадобился второй комбинезон? Ах да, это для заключённого. Вот он стоит и разглядывает биолога, всё так же загадочно улыбаясь.
И снова Сазонтов оробел. Он уже собирался всё бросить и выскочить из «предбанника» с криками о помощи, но удержался. Глупо это будет всё и нерезультативно. Никого же нет в институтских коридорах, все в специальном убежище слушают пространственную лекцию о гражданской обороне. Да и полковник его просто не выпустит отсюда. Вон он – встал так, что закрыл широкой спиной единственный выход. А в коридоре к тому же дежурит «топтун» Москаленки, стоит, что называется, «на шухере». Нет, так легко отсюда не вырваться.
Пришлось махнуть на всё рукой и протиснуться сквозь маленький тамбур- дезактиватор, где, химической средой, убиваются болезнетворные микроорганизмы. Дальше была сама дьявольская кухня, где кипели страшные болезни, собранные со всех частей света. Охранник втолкнул за ним уголовника, облачённого в военную форму без погон, сидевшую мешком на сухощавой фигуре. После того, как последний их троицы неуклюже вылез из тамбура, они подошли к столу, на котором стоял микроскоп, центрифуга для обработки растворов и закрытые контейнеры с различными штаммами болезнетворных микроорганизмов.
Охранник рывком поднял наручники, сковавшие за спиной руки уголовника. Тому невольно пришлось наклониться перед учёным и предстать перед ним в просящей позе подхалима, как это любят изображать карикатуристы. Хайновский поднял голову и оскалил зубы. Сейчас разглядеть в его гримасе улыбку мог только разве что ярый импрессионист. На Сазонтова смотрел зверь, приговорённый к смерти, но желающий отстаивать свою жизнь любыми способами, бороться, что называется – до конца. Охранник стоял за спиной смертника и не видел его лица. Сквозь прозрачную стену всю картину полностью мог видеть один лишь Москаленко. Он стоял, напряжённо наклонившись вперёд, но руки его были спрятаны в карманы, чтобы ни к чему здесь не прикасаться.
Пётр Фомич взял со стола шприц для подкожных инъекций. Обычно этим шприцем делали уколы подопытным морским свинкам и крысам, прививая им разные болезни. Теперь дошла очередь и до человека. Биолог набрал в резервуар шприца раствор из ёмкости с крупной надписью JERSINIA PESTIS, а затем повернулся к заключённому, держа шприц на отлёте. Оставалась самая мелочь – привить подопытному болезнь и проверить, как будет бороться организм с биологической опасностью. Конечно, с помощью электронной программы «Терминатора».
И тут случилось неожиданное. Когда Сазонтов шагнул к заключённому, тот тоже сделал шаг назад и пнул, не глядя, ногой охранника. Промазать было никак нельзя – охранник стоял как раз за его спиной, придерживая цепочку наручников. Он подпрыгнул, может быть даже не сколько от удара (не надо забывать крайне неудобную позу Хайновского), сколько от неожиданности. Пусть Читатель на минуту представит себя в той барокамере, где на полках хранятся контейнеры с чумой, проказой, чёрной оспой и другими опаснейшими болезнями, и его нервы, наверняка, тоже уподобятся струнам Гварнери.
Вот и охранник чувствовал себя человеком, гуляющим с факелом между бочек с порохом на оружейном складе. Поэтому он выпустил цепь наручников из рук, а уже в следующее мгновение полетел на пол от сильнейшего удара головой в живот. Пётр Фомич вытаращил глаза и замер, а заключённый тем временем как-то вытянулся в струнку и вдруг переступил, сначала одной ногой, через цепь, сковывавшую руки, а затем и второй. Теперь он был почти что свободен. Сазонтов в панике отступил за стол и выставил перед собой руку, вооружённую шприцем. Он сам при этом понимал, что шприц, несмотря на своё воистину дьявольское содержимое, был жалким оружием в его руках. Учёный закричал от беспомощности.
Лишь теперь за прочной стеной начали двигаться. Второй охранник, засуетившись, кинулся к тамбуру, сжимая в потном кулаке резиновую дубинку. «Куда», -- взревел полковник, схватив его буквально на ходу за воротник, и дёрнул к себе, как котёнка, а затем толкнул того к открытому шкафу, в котором висели комбинезоны. Без них вход в «барокамеру» был смертельно опасен. Дрожащими руками охранник принялся натягивать на себя эластичную ткань, а полковник помогал ему, застёгивая «молнии». В последнюю очередь н водрузил ему на голову колпак шлема и охранник втиснулся в тамбур- переходник.
Пока они спешили, цедя ругательства и разбираясь с порядком надевания гермокостюма, Хайновский не ждал. Он начал действовать, наступая на бедного учёного, следя за малейшими его движениями. И, как только Сазонтов взмахнул рукой, чтобы вонзить иглу шприца уголовнику в плечо, тот ловко выдернул шприц из слабой руки. Пётр Фомич отскочил назад и схватил со стола первое, что попалось ему под руки. Это был небольшой открытый контейнер, из которого он только что набирал шприцем питательную жидкость. Там ещё оставалось немало палочек чумы, содержавшихся в других пробирках. Сазонтов метнул контейнер в уголовника, но тот увернулся и контейнер угодил в шлем поднявшегося-таки охранника. По обзорному окошку шлема потекла густая жидкость и запаниковавший охранник завопил, дёрнулся в сторону и, вместе со столом, опять полетел на пол. Покатился разбитый микроскоп. Попутно охранник столь сильно «приложился» головой к столу, что сейчас беспомощно возился на полу, пытаясь безуспешно подняться.
Всё пропало! Сазонтов отскочил в сторону и попытался взять себя в руки. Сейчас откроется дверь тамбура и подоспеет помощь. Но, вместо охранника с дубинкой, к нему прыгнул Хайновский и взмахнул вооружённой стилетом рукой. Стилет? Откуда он здесь взялся? Но, вместо ножа, у заключённого оказался шприц. Тот самый шприц, которым учёный собирался сделать укол, но только сейчас шприц обернулся против него самого.
Пётр Фомич вытянул перед собой руки, защищаясь, но разве мог он соперничать ловкостью, облачённый в мешковатый комбинезон. Длинная хромированная игла сверкнула перед глазами и, хищным жалом, вонзилась ему под подбородок.
Когда в камеру наконец влетел второй охранник, он увидал учёного, вытянувшего перед собой руки, а перед ним стоял ухмыляющийся Хайновский. Что-то в фигуре биолога охраннику показалось странным и неестественным. Да, это какое-то непонятное приспособление к шлему, в форме цилиндра. На шлеме охранника такого приспособления не было. Он в нерешительности замешкался, пока не сообразил, что этот «прибор» есть контейнер с мутноватой жидкостью внутри. Из-под него просочилось несколько капель крови. Внутри же скафандра кровь струилась вовсю. Сазонтов беспомощно взмахнул рукой, держась на ногах каким-то чудом. Уголовник протянул руку и, усмехаясь, нажал поршень. Прокладка поехала вперёд, вталкивая содержимое внутрь головы учёного. Длинная сверкающая игла пронзила нёбо и вошла в мозговую ткань. Ещё, какое-то мгновение, Пётр Фомич балансировал на слабеющих ногах, но вот колени его подогнулись и он рухнул на пол, покрытый обломками приборов и осколками реторт и пробирок.
Второй охранник кинулся на Хайновского, размахивая дубинкой. Первый, тем временем, всё-таки поднялся на ноги и тоже навалился на заключённого. Тот поднял скованные руки, защищая ими лицо. Охранник ловко всунул дубинку между рук и заломил их, используя дубинку как рычаг. Больше Хайновский не вырывался. Казалось, он выполнил свою задачу. Ударив его несколько раз кулаком по корпусу, охранники кое-как натянули на уголовника герметический комбинезон. Скованные руки тот вытянул вдоль тела и комбинезон сел на него, как смирительная рубашка. Болтавшиеся рукава стянули за спиной и вытолкали уголовника из «барокамеры». После дезинфекции полковник отослал их вниз, в бункер, к электронной машине. Сам же он остался пока в лаборатории.
Утром он имел разговор с Хайновским. Ему показалось, что он нашёл с уголовником общий язык, но то, почти сразу, отошёл от намеченного плана и сделал всё не так. Или смертник не до конца понял затею полковника, или был «натурой увлекающейся». А может, скорей всего, плевал он на его советы и действовал сам, на своё усмотрение. Но, как бы то ни было, дело сделано. Сазонтов, который начал мешать Москаленке, мёртв. Осталось лишь дополнить сцену последними штрихами. Полковник уничтожил следы присутствия в камере посторонних и вышел, оставив в щели замка- идентификатора магнитный пропуск Сазонтова.
Через час с небольшим Москаленко сам возглавил комиссию по расследованию чрезвычайного происшествия, в связи с погромом в одной из самых опасных лабораторий института и ужасного самоубийства талантливого учёного, доктора наук Петра Фомича Сазонтова. Коллеги его по отделу поведали членам комиссии, в каком нервном и подавленном настроении они застали его за клавиатурой компьютера утром. Он был явно болен. И последние дни он постоянно пребывал в угнетённом состоянии. 
Это подтвердил даже руководитель проекта Филин, которому тоже бросились в глаза некоторые странности в поведении несчастного, буквально за несколько часов до трагической гибели. Видимо, постоянное соседство и работа с культурами таких видов, как чума, проказа, туберкулёз, оспа, сифилис, повлияли на рассудок и, несмотря на постоянные проверки персонала психоаналитиками, нервный нарыв прорвался и вылился в припадок, закончившийся погромом, а затем – жестоким самоубийством.
Пока комиссия заседала и опрашивала свидетелей, коллеги обсуждали всё в коридоре. Случай был из ряда вон выходящий. Рабочий день окончательно был испорчен, и учёные устроили собрание или даже своеобразный митинг. Все гомонили и, наперебой, дискутировали сначала о бедняге Сазонтове, а затем, постепенно, темой обсуждений стала наука в целом, а также бедственное положение научных сотрудников и института в целом. К чему это может привести, убеждать никого не было нужды. Факт являл себя сам. Никто только не вспомнил, что сам-то Сазонтов не очень-то бедствовал.
В то время, как в конференц-зале и коридорах института бурлили эмоции персонала, глубоко под землёй, в секретном бункере готовились к специфическому эксперименту. Необычность его была не только в том, что отсутствовали оба руководителя лаборатории – отвечающий за научную часть Сазонтов, и за военную – Москаленко. Сложность заключалась в крайне неудобном положении. Объект опыта был облачён в герметический костюм, изолировавший его от персонала лаборатории. А им было нужно подключить провода компьютера к электродам, что были вживлены в голову.
Наконец, посовещавшись, лаборанты нашли выход. Они надели респираторы, облачились в резиновые доспехи – перчатки с бахилами и, только после этого, решились приподнять гермоколпак. Заключённый тяжело дышал, лоб его покрывала испарина, а щёки – лихорадочный румянец. Стараясь почти к нему не прикасаться, один из лаборантов осторожно подключил провода к усикам электродов и поспешно опустил шлем обратно. Хайновский бессильно откинулся на спинку кресла. Лаборант, уже почти смело, наложил на освобождённые руки металлические захваты. Ту же операцию он совершил с ногами.
Ко всем этим манипуляциям заключённый отнёсся безучастно. То ли он помнил благополучный исход предыдущего эксперимента, то ли просто вконец обессилел. Сквозь окошко шлема было плохо видно его реакцию – прозрачный пластик изнутри запотел – видимо у Хайновского резко повысилась температура. Видеокамеру передвинули к нему поближе и опыт начался.
Коренастый программист, в звании капитана государственной безопасности, включил компьютер в рабочий режим и начал извлечение из оперативной памяти программы, используемой в прошлый раз, после расстрела, проведённого лично Москаленкой, и дал команду на выполнение. Едва слышное гудение машин заметно усилилось. По проводам, серебристыми полосками высвёркивающимися на сером бетоне пола, пошёл невидимый сигнал мозговым рецепторам, которые, в свою очередь, задействовали генетические клетки, пришедшие в действие сразу по всему поражённому болезнью организму.
Камера бесстрастно фиксировала тело подопытного, прикованное ко креслу. Сначала всё протекало как обычно, то есть как в прошлый раз. Пациент мотал головой, пытался двигаться и произносил какие-то звуки, но в этот раз вести наблюдение было затруднительно. Эластичная ткань комбинезона не позволяла разглядеть подробности воздействия внутренних преображений организма. То есть некоторые видимые признаки происходящих процессов присутствовали, но только они не совсем устраивали исследователей.
Хайновский качнул головой вперёд и ударился лбом о жёсткий колпак шлема. Он застонал, но не от боли ушибленной головы, а от чего-то нутреннего. Казалось, все внутренние органы ожили, переплелись и извиваются там, в животе. Всё тело неимоверно чесалось, покалывало, ныло. Первыми, как и в прошлый раз, полезли из крошечных пор на голове волосы. Только вместо прошлой щекотки Хай чувствовал от этого процесса боль, как если бы волосы стали кратно грубее и жёстче, и царапали кожу. Разболелись и опухли дёсны. Заключённый пошатал языком передние зубы. К его ужасу, этого лёгкого касания оказалось достаточно, чтобы они … выпали. Чтобы не подавиться, заключённый выплюнул собственные зубы, сделавшиеся вдруг лишними. С внутренней сторон обзорного окошка появилась кровавая клякса и, зловещим подтёком, скатилась вниз.
Те, что до сих пор безмолвно сидели у электронных датчиков, засуетились. Всё проходило совсем не так, как в прошлый раз, но совсем по-другому. Тело сотрясалось в конвульсиях, ремни, что удерживали его, скрипели от напряжения. Провода мотались и подпрыгивали над полом. Программист- капитан бросился к телефону, искать Сазонтова или, хотя бы, Москаленку.
Тем временем полковника уже вызвали из кабинета, где заседали члены комиссии. Он с радостью удалился оттуда. Ему не терпелось узнать результат очередного опыта. Скорей всего он ещё не окончен, но хотелось бы уже знать подробности. Ведь на этот раз научный консультант у них отсутствует по уважительной причине и всё сейчас зависит от них самих, от военных программистов. Они уверяли полковника, что вполне могут в дальнейшем справиться и сами, без микробиолога. Вот и посмотрим, как они сработают. Сам Москаленко вниз не пошёл, оправдываясь перед собой комиссией по расследованию обстоятельств смерти Сазонтова. Тут нужно держать бразды расследования в обеих руках. Но, в глубине души, полковник опасался столкнуться с чумой. Ну, мало ли, какой-то пустячок, а болезнь эта такая, что лучше держаться от неё подальше, сами понимаете.
Оказалось, что вызвали его с заседания по просьбе Баранникова. Он привёз груз, среди которого был и Казаков. Хорунжего надо было как-то пронести на территорию НИИ. Он все ещё находился в прострации, накачанный морфием Дальше уже держать его под непрерывным наркозом было опасно для его здоровья.
Тело пластуна Войска Донского было доставлено в ящике, набитом опилками, с иностранными надписями на упаковке. В сопровождающих документах говорилось, что в ящике содержится технический инвентарь, на которое имелось соответственное требование. Конечно, кроме этого ящика были и другие, где на самом деле лежали электронные приборы, кабеля, запчасти и разные хозяйственные мелочи, какие необходимы для такого крупного подразделения, каким был Институт Советской Армии.
Как обычно, солдаты, охранявшие территорию, начали разгрузку, покрикивая друг на дружку и громко топая подкованными сапогами. Из фургона выставляли коробки и ящики, ставили их друг на друга, а потом подхватывали и тащили на склад, откуда их уже разберут по институтским отделам, согласно требований. Всё было как обычно. Только в этот раз к солдатам подошли несколько офицеров, шутили, угощали сигаретами, а затем скинули мундиры и тоже приняли участие в разгрузке. Солдаты отнеслись к этому, что «баре с жиру бесятся». Так что никто не обратил внимания, что один из длинных ящиков, ничем от других не отличающийся, миновал склад, через внутреннюю дверь попал в институтский корпус и поплыл по коридору в сторону лифта. Мелькнула магнитная карточка- пропуск в щели дешифратора- сканера и лифт поехал вниз, затем был ещё коридор и новый лифт.
Теперь ящик тащил сам Москаленко с одним из своих помощников. Остальные офицеры из охраны, сделав своё дело, вернулись к себе. Москаленко же двигался по коридору подземного бункера с серыми бетонными стенами и проводами, подвешенными на стальных крюках под потолком. Он двигался, роняя на пол капли пота, согнувшись под тяжестью громоздкого ящика. Кое-как дотащились они до складского помещения, когда к ним внезапно выскочил капитан, поправляя на ходу очки в тонкой золотой оправе. Руки его дрожали.
-- Как хорошо, что я вас встретил, господин полковник, начал суетливо капитан. – Там творится что-то непонятное. Как и в прошлый раз, мы запустили компьютер с соответствующей программой. Но реакция подопытного совершенно другая. Мы пытались найти Сазонтова, но телефон его не отвечает и в лаборатории, судя по всему, никого нет.
Полковник хотел выругаться, но с трудом сдержался. Его сотрудники с утра готовились к эксперименты и потому не могли знать о происшествии там, наверху. Они ещё не прослышали про смерть Петра Фомича.
-- Нет Сазонтова. Вы же обещали действовать самостоятельно.
-- Да, -- оправдывался программист, -- сначала всё было нормально, но потом стало происходить что-то невообразимое. Мне кажется, что в программе случился какой-то досадный сбой. Вот я и хотел посоветоваться с Сазонтовым. Он лучше меня знает эту программу. Я же работаю с компьютером и отвечаю за его работу.
Полковник плюнул. Они кое-как затащили ящик в склад и поставили его к стене. Затворив тщательно дверь, полковник двинулся за капитаном, отпустив помощника.
-- Какой может быть сбой в программе, которую мы уже не раз проверили в работе? – Спросил Москаленко с заметным раздражением.
-- Трудно сказать вот так сразу, -- попытался оправдаться капитан. – Нужно всё проанализировать, повторно прогнать через компьютер и сравнить результаты. Но это нужно всё сделать потом. Сейчас же мы пытаемся вновь взять под контроль течение нынешнего эксперимента, но …
-- Что же ты замолчал?
-- Я боюсь, что у нас ничего не получается. Или компьютер даёт сбой за сбоем, или в дело вмешались какие-то внешние источники.
-- Какие могут быть внешние источники? Вы все там с ума посходили?  Единственный источник, с которым связан наш компьютер – это главный сервер института, имеющий многоуровневую степень защиты.
-- Посмотрите сами, -- они как раз добрались до лаборатории и капитан указал рукой на корчившееся тело, прикованное ко креслу испытательного стенда.
Пока помощник торопливо запирал толстую гидравлическую дверь, Москаленко с удивлением разглядывал Хайновского. Тот, как дикий зверь, рвался из захватов, что удерживали его в сидячем положении. Комбинезон порвался и висел на заключённом лохмотьями. В воздухе мотались обрывки проводов, что совсем ещё недавно соединяли тело с электронной командной машиной. Сейчас она беспомощно гудела, потеряв всякий контакт с объектом опыта. Программисты в халатах беспомощно суетились вокруг неё, тщетно нажимая какие-то кнопки. Они пытались вернуть её в штатное, рабочее состояние, но все попытки, похоже, заканчивались ничем. Машина отвечала набором хаотических символов, сама включалась и совершала различные операции без всякого видимого смысла.
Москаленко не обратил внимания на суету вокруг компьютерного терминала. Всё внимание его было сосредоточено сейчас на Хайновском. Сначала он вообще не узнал уголовника. Недавно ещё бритая наголо голова заросла сейчас копной густых волос с рыжинкой. Он мог поклясться, что и форма головы подверглась какой-то дьявольской деформации. Выдвинулись вперёд надбровные дуги, которые стали ещё более массивными. Маленькие, налитые кровью глазки, бешено вращались во впадинах. Борода, вылезшая клочьями, скрывала не только мощную нижнюю челюсть со скошенным подбородком, но и толстую шею, что ворочалась в продранном воротничке. Внезапно открылся рот и все в камере содрогнулись от громкого рыка- вопля. К тому же Москаленко заметил зубы, да что там зубы, то были самые настоящие клыки. Полковник попятился к двери, но вовремя себя остановил. Перед ним находился «подопытный кролик», жизнь которого была в руках учёных института, а точнее – в руках его, Николая Москаленко, руководителя лаборатории «Терминатор».
Новый вопль покатился по замкнутой коробке лаборатории, слившийся со зловещим скрипом, и потрясённый полковник увидел, как высокопрочный металлический зажим, охватывавший кольцом запястье заключённого, сорвался с подлокотника и покатился по бетону пола. Москаленко не сразу и сообразил, что Хайновский сумел вырвать его из кресла и выдернул из захвата руку.
Дальнейшие события произошли молниеносно, не давая участникам их ни секунды на осознание происходящего. Хайновский ухватился освобождённой рукой за второе кольцо и также вырвал его из креплений «с мясом». Лопнули эластичные ремни, стягивающие тело. Как молния, взвился с места уголовник, ещё прикованный за ноги. Но и этих оков он почти что и не заметил. Уже в следующее мгновение он был свободен и от этих пут. Тяжёлое кресло от толчка накренилось и завалилось набок. Хайновский поднял голову к потолку и снова завопил. Только если по первости он кричал от боли и страха, то теперь он завопил от гнева  и даже куража. Это был даже не вопль, а скорей боевой клич, от которого у всех присутствующих заложило в ушах.
Двое охранников, которые присутствовали в лаборатории, наконец вспомнили о своих обязанностях и бросились с дубинками на освободившегося Хайновского. И тут полковник сделал попытку протереть глаза, так как Хайновский показал себя в действии. С непостижимой скоростью метнулась рука его к первому нападавшему и голова того от мощного удара … слетела с плеч, как мяч, и ударилась о стену. Москаленко глянул на ошмётки беловато- розовой массы, что стекали со стены в том месте, где голова лопнула от удара о стену, подобно гнилой тыкве. Всё это, повторимся, произошло столь быстро, что тело ещё двигалось вперёд, а человек уже был мертвее некуда. Второго охранника Хайновский смахнул в сторону, как муху, и тот покатился по полу.
Рядом с полковником кто-то тоненько завизжал. Он оглянулся. Капитан- программист, в тонких золотых очках, достал из кармана электрошоковый разрядник и бестолково размахивал им перед собой. Москаленко запретил вносить в лабораторию огнестрельное оружие. Вся охрана носила резиновые дубинки. Большего, подразумевалось, в бункерах НИИ не понадобится, но расчёты оказались ошибочными.
Обслуга электронной машины заметалась, но выскочить из лаборатории никто не мог, так как дверь была на запоре, а обезумевший Хайновский стоял к выходу ближе всех остальных. Он обернулся на шум и увидел компьютер, который недавно ещё управлял жизненными процессами его организма. В раздражении Хай подхватил с пола кресло, из которого торчали толстые погнутые болты, и запустил им в машину. Кресло угадало в самый центр аппарата. Послышался грохот. Внутри машины что-то затрещало, посыпались искры от многочисленных коротких замыканий, из недр пульта повалил дым. Свет мигнул и погас.
-- Свет! Кто-нибудь, скорее дайте свет!
Рядом пронзительно вопили, а сам Москаленко отступил к стене, вытаскивая на ходу ПММ из наплечной кобуры. Он его снял с предохранителя, но стрелять сразу поостерегся, опасаясь поранить кого-нибудь из своих. Сейчас вот, через несколько мгновений, должно включиться аварийное освещение и тогда он свалит разбушевавшегося уголовника. Несколько удачных выстрелов обездвижат его, а позднее можно будет разобраться, что это с ним сделалось в результате эксперимента. В том, что на Хайновского так подействовал файл Сазонтова, Москаленко не сомневался. Они во всём разберутся. Лишь только успокоят преступника. Он ждал и прислушивался. Рядом кто-то двигался. Что-то упало, грохнуло, послышался густой скрежет и тут загорелся свет.
Красный аварийный плафон давал света мало, но и его вполне хватало, чтобы убедиться, что помещение лаборатории опустело. Вернее, весь персонал выстроился вдоль стены, опасливо прижавшись к бетону, а самого Хайновского не было. И не было ни малейшего сомнения в способе, каким он покинул лабораторию. Впрочем, об это мог догадаться даже ребёнок. Толстенная дверь болталась на одном кронштейне и казалась в тусклом свете погнутой. Москаленко не поверил бы собственным глазам, если бы не мог дверь потрогать руками. Она действительно была выбита одним человеком – тяжеленая дверь весом в полтонны была проложена слоем свинца для защиты от радиационного излучения. Такое не может быть под силу одному человеку. Но, тем не менее, Хайновского в бункере не было. Он исчез.
Работники государственной безопасности самого низкого ранга, которых используют для функций охраны и слежки, частенько отличаются низким интеллектуальным уровнем, но зато имеют высокую степень физической подготовки. Это помогает им легко выполнять приказы, не задумываясь об их содержании. Охранник, которого свалил с ног Хайновский, поднялся с пола и выбежал в коридор. Остальные работники лаборатории остались в бункере, не решаясь переступить порога, чтобы не встретиться, не дай Бог, с этим дьявольским созданием. Им пришлось выслушать всю ту ругань, что буквально извергал из себя, как в античные времена Везувий – лаву, взбешенный полковник.
Его положение можно было понять. Ещё вчера всё было в полном порядке. За его спиной стояла мощная карательная машина, а в кармане лежал проект, который должен был помочь ему проникнуть на самый верх той лестницы, по которой всю жизнь карабкаются все люди, всё человечество. Поднявшиеся же на самый верх получали всё, что только мечтает получить человек, исполнялись любые человеческие желания, как в сказке. Там, на самом верху лестницы – власть и всемогущество, богатство и известность, страх и почитание толпы. Всё это уже практически лежало в кармане и вдруг, одним судорожным взмахом, карман надорвался и – держи- не держи его обеими руками – гнилые нитки случайности теперь расползаются на глазах.
Сазонтов умер, его уже не достать, а только он бы мог исправить положение, человек, подконтрольный Москаленке. Полковник решил, что сумел сломить его волю, но ошибся, судя по всему. Учёный проявил недюжинную волю, отстаивая себя, своё место в жизни, а также свою женщину. При других обстоятельствах Москаленко испытал бы к своему помощнику чувство уважения, но сейчас его раздирало лишь раздражение. Неужели он проиграет сейчас, когда «Терминатор» заканчивал последнюю стадию испытаний? Кто же мог бы помочь в этой ситуации без долгой научной подготовки, без многомесячной разборки в сути проблемы?
Конечно, был в НИИ человек, выше Сазонтова по уму, знаниям и даже опыту, несмотря на более молодой возраст. Это – Александр Филин. Только не надо думать, что в институте был дефицит людей компетентных и знающих. Это не так. Коллектив института был как никогда силён людьми научной мысли. Многие из них могли бы разобраться как в вопросах «Возрождения», так и «Терминатора», но Москаленко уповал именно на время. На время и секретность акции. И лишь в Филине соединялся тот драгоценный синтез теоретика и практика, что мог помочь делу полковника. Но вот вопрос – как подступиться к Филину. Ведь официальная миссия Москаленки в том и заключалась, что именно он занимался безопасностью научно- исследовательского корпуса и, в первую очередь, отвечал он за жизнь и благополучие Филина, как руководителя самого перспективного отдела государственного предприятия особой важности. Проект же "Терминатор» принадлежал же лично Москаленке и , лишь отчасти, Офицерскому Фронту, как главному финансовому спонсору.
Есть одно мудрое армейское высказывание, что сапёр ошибается лишь один раз. Это утверждение распространяется не только на минное дело, и ситуация, в которой очутился полковник, тому подтверждение. Требовалось проявить максимум осторожности и осмотрительности. Пример с несмирившимся Сазонтовым был так свеж.
Чрезвычайное происшествие с руководителем группы экспертов ещё можно было отвести от себя, но если что-либо случится с руководителем сверхсекретного проекта … В этом вопиющем случае голова Москаленки слетит с плеч в буквальном смысле слова, не помогут и друзья – офицеры  из ОФ, какие бы влиятельные посты они не занимали. Николай вспомнил ошмётки мозговой ткани, прилипшие к стене, и содрогнулся. Нельзя забывать ту увиденную им картину. Она сделает его более осмотрительным в действиях. В противном случае – побег и уход в глубокое подполье. Конечно, и так можно жить, живут же тысячи и тысячи отщепенцев, но что это будет за жизнь по сравнению с той, к какой он себя готовил ещё вчера?
Нет-нет, нужно собраться и что-нибудь придумать. Безвыходных положений не бывает, лишь чувство отчаяния и опускающиеся перед опасностью руки губят слабые личности. Сильные не сгибаются и шагают дальше со стиснутыми зубами. Для начала необходимо оценить, что он имеет на день сегодняшний. Это разбитая вдребезги электронная аппаратура и сбежавший Хайновский. И неизвестно, что из этого более важно. Нельзя забывать, что уголовник тот был настоящим маньяком. К тому же у него обнаружилась сверхъестественная сила. Откуда она у него взялась? Если это побочный эффект эксперимента, то это дело нужно основательно изучить. Но электронная машина, контролировавшая весь процесс, безвозвратно уничтожена.
Что же делать?
Вот что, необходимо любой ценой изловить беглеца и, самым внимательнейшим образом, всё изучить. Снять заново все характеристики внутренних органов и, самое главное, мозга. Затем сравнить полученные данные с уже имеющимися. А от получившейся разницы можно будет уже отталкиваться в дальнейшей работе. Как здесь не будет хватать Сазонтова с его неординарным опытом и знаниями, но ничего не попишешь, в следующий раз торопиться не следует с этой непредсказуемой научной братией.
В том, что следующий раз будет, Москоленко не сомневался ни одной минуты. Его больше волновало использование институтского сервера. Теперь, после уничтожения компьютера «Терминатора», надо было каким-то образом использовать институтскую аппаратуру, при этом таким образом, чтобы результату потаённой работы не сделались достоянием посторонних глаз. Кстати, ни в коем случае не должна всплыть информация о двух смертниках, находившихся на территории научного городка. К тому же один из них сбежал и бродит сейчас где-то по коридорам подземного бункера. Если он, каким-то образом, прорвётся на верхний уровень, то его придётся уничтожить. Этого нельзя допустить. Два ЧП одновременно вызовут комиссию по расследованию, со стороны. Они начнут всё вынюхивать и вполне могут дознаться про существование дочерней лаборатории. А это скандал и – как следствие – конец карьеры полковника.
Москаленке стало жаль своего проекта, так неожиданно пошатнувшегося. Про Сазонтова, идеями и стараниями которого этот проект и был задействован, Николай уже и не вспоминал. Да и что можно было вспомнить про человека, который в эту минуту находился в морозильной камере при институте микробиологии, где над ним работали патологоанатомы в таких же герметических костюмах, в каком, ещё совсем недавно, сам Пётр Фомич проводил свои опасные опыты, закончившиеся столь печально.
Чтобы прочитать эти пространственные разглагольствования полковника, терпеливому Читателю пришлось затратить несколько мучительно долгих минут. Для Москаленки же эти мысли пронеслись за пару мгновений, на ходу, пока он выскакивал в коридор, где подозвал своего помощника, что совсем недавно помогал ему грузить ящик с бесчувственным телом хорунжего. Да он и сам уже спешил ему навстречу, привлечённый шумом, редким для этих бетонных катакомб. За Москаленкой, подчиняясь команде, побежал охранник, сжимая в руке резиновую дубинку, жалкое оружие против силы, сметающей полутонные двери со своего пути. Впрочем, похоже дверь ту охранник почти и не заметил. Пример сорванной головы приятеля был для него гораздо более показателен, чем бронированная плита, но укоренившаяся привычка подчиняться приказам гнала его вперёд, навстречу любой опасности, и только потёки пота и бегающие глаза на побелевшем лице выдавали его действительное состояние.
Не в пример охраннику, размахивающему резиновой палкой, Москаленко и Громов, его помощник, держали в руках табельные «Макаровы». Охранник теперь уже и не вспоминал про строжайший запрет на ношение огнестрельного оружия на всей территории охраняемого объекта. Наоборот, он вздохнул гораздо спокойней. Ударная сила девятимиллиметровой пули в свинцовой «рубашке» в несколько раз превышает силу удара резиновой дубинкой. Дело пошло ходчее. Ещё несколько человек из лаборатории справились со страхом и присоединились к Москаленке со товарищи.
Численность группы не имела большого принципиального значения, и Москаленко оставил осмелевших лаборантов разбирать разгром, учинённый Хайновским, и охранять ту каморку, или точнее – камеру, где содержался Булич. Он решил немного подстраховаться, чтобы не потерять и второго подопытного. Правда, ничто не говорило о том, чтобы тот мог совершить что-то подобное поступку Хайновского. Тем не менее Москаленко усилил караул бункера и удалился по коридору вместе с Громовым и оставшимся охранником.
В прошлом, когда возможности Института Советской Армии планировалось сильно увеличить, была создана целая сеть подземных бункеров и укрытий. Генеральным планом реконструкции объекта уровня «А» предусматривалась работа даже после того, как авиация вероятного противника полностью разрушит наземную часть военно- научного комплекса. Тогда персоналу предписывалось перейти на подземный полностью автономный уровень. Но, по благополучному завершению периода «холодной войны» со странами Северо-Атлантического блока, отпала надобность во многих подобных излишествах. Большую часть уже готовых подземных помещений законсервировали, а остальные вошли в систему Гражданской Обороны, как противорадиационные укрытия и бомбоубежища. Их и использовал предприимчивый полковник, те бункера и коридоры, который не использовались в данный момент. Он умудрился соединить их лифтом, снабжённым специальным блокатором, который не дозволял «посторонним» опуститься на запретный уровень.
Сейчас вся группа обшаривала сеть галерей с редкими дверями запечатанных комнат. Преследователи проверяли целостность печатей и следовали дальше. Рано или поздно беглец должен быть изловлен, как бы хитро он не затаился. А дальше порция нервно- паралитического газа должна была пресечь его самые агрессивные намерения.
Поиски закончились в маленькой бетонированной комнатке, в центре которой  зиял открытый люк. В плане коммуникаций он значился, как проход в городскую дренажную систему. Москаленко чуть не провалился в тот люк, когда стремительно шагнул в комнату.
Каким-то необъяснимым способом заключённый нашёл единственный верный путь и ушёл дренажным тоннелем в городской коллектор.

Глава 7.
Амос положил глаз на очередную шмару – крашеную шатенку в узких лосинах. Завидев Амоса, она прошла перед ним, виляя задом. Амос и усох. Договорились ведь после «коктейля» пойти, перекинуться в «Блэк Джек». Благо что казино, равно как и весь ресторан под экзотическим названием «Гавана» контролировался солнцевской братвой, среди которой Булич пребывал далеко не на последних ролях.
Вслед за Амосом куда-то слинял и Конь. Оба они числились в закадычных корешах у Мочилы, были его постоянными напарниками в самых крутых разборках и «стрелках». Когда они в «Гаване» гуляли, остальные клиенты, если таковые имелись в наличии, голов не поднимали, вели себя чики-чики. Вот ещё стаканчик «коктейля» дерябнет и можно идти в зал. «Коктейлем» они называли сногсшибательную смесь из рома, джина и водки в интересных пропорциях. Придумал сей живительный напиток Конь. Любой другой после принятия дозы грамм этак в двести падал и уже не вставал. На крепкий же организм «коктейль» действовал умиротворяюще.
Только Андрей собрался вставать из-за столика, чтобы отправиться следом за приятелями, как к нему подошли трое. Видно было, что они здесь за новичков, если держали себя настолько свободно. Булич сфокусировал зрение. Точно, так и есть, это были чужие и, мало того, узкоглазые, или монголы, или китайцы.. Что им здесь надо? Такие чаще всего гуляли в "Пекине». Кой чёрт их сюда принёс?
Свару затевать не хотелось, и Булич поднялся на ноги. Пусть живут, китаёзы, да помнят такого добродушного человека. Но «китаёзы» не желали быть облагодельственными хорошим настроением Андрея и встали так, чтобы он не смог пройти, не задев кого-либо из них. Ну, это уже можно было счесть вызовом. Придётся, хочешь- не хочешь, пересмотреть планы на сегодняшний вечер. Спервоначалу потасовок там не было запланировано. Интересно только, знают ли они, с кем собираются свару устраивать?
На удивление, они его знали. Один так к нему и обратился, по имени- отчеству, но должного почтения в голосе у него Булич не уловил и поэтому речь не воспринял. Что-то про разговор, мол, перетереть бы где. Но уже было поздно. Булича переполняло чувство гнева и даже обиды. Что же это получается? Человек распланировал свой вечер, вознамерился отдохнуть вместе с приятелями, а тут к нему подкатывают, да ещё и предлагают выйти, да поговорить где удобнее. Не верх ли это наглости? Да ещё и в его хазе, норе. Тут бы любой возмутился, даже более терпеливый, чем главный киллер солнцевской братвы. Волна ярости, в сочетании с алкогольными парами, почти лишила его контроля, хотя с виду он оставался лениво- расслабленным. Кое-кто из посетителей ресторана мог бы рассказать пришельцам о некоторых особенностях поведения Булича, но, конечно же, никто из них не сделал и малейшей попытки поучаствовать в намечающемся диалоге.
Потом Андрей не раз задумывался, каким же образом получилось так, что в зале не оказалось не только ни одного «быка», но не было даже самой последней «шестёрки», что постоянно крутятся рядом с авторитетом, каким Мочило, вполне справедливо, считал себя. Вывод напрашивался сам собой – личное участие в этом деле Креста. Но в те минуты Булич ещё ничего не подозревал. Всё внимание его было сосредоточено на узкоглазых.
Ему вспомнились рассказы Чёрта о китайских «триадах», что появлялись следом за китайскими торговцами и эмигрантами. Сначала они рэкетировали своих соплеменников, но, постепенно, сфера влияния их распространялась за пределы Чайна-таунов, китайских кварталов. В России они пока что являлись экзотикой, но в среднеазиатских республиках они уже сделались ощутимой силой. Пожалуй, с китайцами Буличу сталкиваться ещё не приходилось, разве что с вьетнамцами. Юркие и очень наглые ребятишки. Признают лишь силу и очень дружны между собой. Некую манеру поведения Андрей перенял именно у них. Кажущаяся безучастность внезапно сменяется взрывом энергии. Для противника это происходит неожиданно и даёт порой некоторую долю преимущества. Приём этот не раз выручал Булича.
«Китайцев» успокоила кажущаяся невозмутимость собеседника и один из них (старший?) опустился на стул рядом с Буличем. Он достал из кармана длинную чёрную сигару и сунул её в рот, а его товарищ, как бы ненароком, выронил из руки металлический шарик и тот закачался на длинной цепочке, подобно удивительному маятнику. С этим оружием Булич познакомился при стычках с вьетнамскими рэкетирами.
Это было уже прямым вызовом, и Мочило его принял. Старший из троицы уже открыл было рот, но Андрей не собирался выслушивать речей «китаёзы» и выбил из-под него стул. Мысли в голове Булича ворочались неуклюжими жерновами, перемалывая факты, движения, не в пример разуму, были легки и стремительны. Только что перед «китайцами» сидел усталый человек с мутными от алкогольных возлияний глазами, а сейчас на ноги поднялся грозный воин, готовый бить и калечить без тени сомнений, одурманивающих всякого цивилизованного человека.
Одним движением Мочило поднял столик над упавшим и, с силой, опустил его на лежавшего врага. Ни упавший, ни оба его сопроводителя не успели должным образом отреагировать на столь неожиданный поступок, и в тишине послышался отчётливый треск носовых хрящей, вминаемых внутрь черепа стальной ножкой стола. «Китаец» ещё бился в судорогах агонии, как над столом взвился его товарищ. Он перемахнул столик легко, как птица, чтобы слёту, ударом локтя, сломать спину Булича. Но Булич-то был уже знаком с такими приёмами. Чёрт любил показывать то, что происходило в костоломных боевиках. Как-то раз щупленький Чёрт свалил Булича с ног, прыгнув на него и захватив в воздухе обеими ногами за шею. При этом он перекручивался на лету и Андрей не успел двинуться, как уже лежал, зажатый в тисках ног. Чёрт называл этот приём «сонг пхи кык». Булич тогда понял, что лучшая защита – нападение, особенно когда масса его тела заметно превышает массу тела противника.
«Китаец» с визгом летел на него, яростно вращая глазами. Видно, что он стремится устрашить противника и надеется на свою ловкость. Это мы ещё посмотрим – кто- кого. И Булич бросил своё тело навстречу тщедушному бойцу в широком европейском костюме. Тело их столкнулись и, более лёгкий азиат покатился по полу. Андрей уже поворачивался к третьему из «китайцев», как рядом с ним что-то мелькнуло, с шорохом или жужжанием, какое издаёт летящий по своим делам трудяга- шмель. А ещё звук походил на полёт пули. Выстрел? Из бесшумного пистолета? В последнее время кое-кто из киллеров перенял этот способ расправы из арсенала спецслужб.
Булич едва успел отклонить голову в сторону, как «пуля» скользнула рядом с ухом. Сейчас он уже понял, что это было. Просто третий применил свой способ нападения. Булич вспомнил даже его название. Суручин. Так его называл Чёрт, который сам активно применял многое из арсенала восточных единоборств и обучал своих приятелей. Суручин – это верёвка, или, как в данном случае. Цепочка с грузилами по обеим сторонам. Ею можно наносить удары, а можно и опутывать руки- ноги противника с расстояния недоступного удару кулака. Такое оружие очень эффективно в умелых руках.
А противник Мочилы и был таким человеком. Он вращал цепочку над головой, примериваясь для нового удара, и шарик свистел и жужжал, превратившись в пропеллер, маленький таран, в кистень дорожного налётчика. Наконец азиат улучил момент, и страшный удар в плечо кинул Булича на пол. Вообще-то «китаец» метился в грудь и, попади он туда, Булич уже крутился бы по полу в муках боли от сломанных рёбер. Но он сумел уйти с линии атаки, но, пожалуй, впервые его хвалёная реакция дала сбой. Противник его оказался асом боя самого высокого класса. Справиться с таким в одиночку будет делом архисложным А ведь он ещё и не один. Второй уже приходит в себя и вот-вот присоединится к товарищу. Тогда у Мочилы не останется ни одного крошечного шанса уйти домой на своих ногах.
После смерти своего старшего оба узкоглазых настроены были самым серьёзным образом. Болело раздробленное грузилом плечо. Сверху скалилось узкоглазое лицо. Рука противника вновь поднялась. Сейчас будет нанесён удар в голову, от которого череп брызнет осколками, и Андрей рванулся в сторону. Шарик оставил в паркетном полу длинную выщерблину. Булич взмахнул ногами, стараясь свалить врага с ног. Но тот ловко подпрыгнул и от удара увернулся. Андрей закрыл голову рукой и его локоть ударился о ножку стула. Свистнула цепочка и суручин едва не выбил из рук Булича стул, которым он успел прикрыться. Машинально он отметил силу удара, от которого треснуло крепкое дерево.
До сих пор всё действие происходило в полной тишине. Посетители не сразу осознали всю опасность происходившего. Потасовки здесь случались частенько. Подгулявшие клиенты были не против обменяться парой- тройкой зуботычин, чтобы потешить своё мужское самолюбие. Бывало, что после скоротечной драки недавние противники пили за здоровье друг друга и из зала выходили если и не друзьями, то уж приятелями точно, чтобы в следующий раз, при встрече, со смехом «обмыть встречу».
В этот раз всё было намного серьёзней. Мало того, что в потасовку был вовлечён солнцевский авторитет, на полу уже разлилась лужица крови. Один из восточных «гостей» лежал, с ножкой стола, застрявшей в размозжённой голове, а остальные были готовы продолжить кровавую битву. Вдруг, не выдержав напряжённого момента, завизжала одна женщина, крик тут же подхватила другая и уже целый «хор» заголосил вразнобой. При этом в сопрано и контральто женщин органично вплетались тенора и баритоны мужчин. Но именно это обстоятельство и помогло Буличу. Его противник от неожиданности вздрогнул, и шарик опять миновал голову Мочилы. Ему удалось воспользоваться моментом и вскочить на ноги.
Сколько прошло времени с минуты нападения? Вот-вот Конь с Амосом появятся здесь и придут на выручку своему патрону. Надо продержаться ещё чуть-чуть. Но азиаты чувствовали, что время играет на стороне их противника и сами бросились в атаку. Теперь их было уже двое, и шансы Булича рухнули к нулю.
«Китаец» с места взвился в воздух и, в мгновение ока, очутился рядом с киллером. Он с лёгкостью перемахнул через стол, показывая, что полностью пришёл в себя и готов расправиться с любым противником. Прыжки его были профессиональны, подобны цирковым, только проходили без помощи подкидных досок, а благодаря лишь собственной ловкости и силе ног. Что ему мог противопоставить Булич, с его-то разбитым плечом? Разве что треснутый стул. И азиат снова покатился по проходу между столиками, сбитый прямо во время очередного кульбита, когда он поворачивался, чтобы достать Булича искусным моаши-гири.
В ту же секунду страшно завизжал второй и кинулся на Мочилу с «пропеллером» суручина над головой. Снова удар, и две ножки стула разлетелись в стороны, но и азиат зашатался. Его бледное лицо. Если желтоватый оттенок можно считать белым, окрасилось кровью. Это Булич, изловчившись, всё-таки достал его одной из ножек злосчастного сломанного стула, что угодила прямо в голову. Цепочка суручина запуталась в ножках стула и «китаец» выпустил её из ослабевшей руки. Глаза его закатились. Но победу провозглашать было ещё рано. Любитель боевой акробатики был уже снова на ногах и имел самые серьёзные намерения. Он показал «класс», который оценил бы любой адепт восточных додзё. Он прыгнул вперёд, сделал красивое сальто и так трахнул Булича в грудь ногами, что того отбросило на колонну, отделанную плитками мрамора.
Колонна поддерживала свод зала и не была бутафорией, какими сейчас грешат многие кабаки, чтобы подчеркнуть готический стиль архитектурных замыслов учредителей. Колонна, конечно же, устояла, а у Андрея конкретно ослабели ноги. Он едва сумел вдохнуть воздух в отбитые лёгкие. Как заметил несущегося на него, живой торпедой, ловкача- «китайца». От такой мощи удара ему уже не оправиться, после того, как бритая макушка азиата пробьёт его брюшной пресс. От такого поражения жизненно важного центра сердце его просто не выдержит и лопнет, выплеснув в нутро всю кровь.
Здоровяк Булич с раннего детства участвовал в десятках и десятках уличных побоищ, и в юности, и в более зрелые годы. Не раз, и не два, те драки заканчивались смертью противников, не выдержавших навыков рукопашного боя Мочилы, но, пожалуй, ещё ни разу схватка не протекала столь стремительно и с такой потерей внутренней энергии организма. Досталось и противнику, но сам Булич еле стоял на ногах от усталости и боли. Но он, вновь и вновь, находил в своём железном организме какие-то скрытые резервы силы и продолжал этот затянувшийся поединок.
Неуловимым движением, в самый последний миг, когда уже казалось, что это невозможно, он отклонился от колонны и азиат врезался макушкой в мрамор. Глухой звук удара дополнился треском. Это Булич опустил остатки стула на затылок бедолаги и тот беспомощной куклой  свалился на пол. Вряд ли он уже когда-нибудь поднимется на ноги. Это отметил про себя Мочило, списывая со счетов ещё одного врага.
Казалось, что он ведёт этот бой на протяжении нескольких часов, хотя, в действительности, на циферблате минутная стрелка успела преодолеть лишь несколько делений. На шум в зал заглянул метрдотель. За его спиной нарисовалась жующая физиономия одного из «быков». Как его звать, Булич не помнил. Догадается ли тот позвать на помощь его «корешей»? Глаза «быка» расширились и он куда-то мигом исчез.
Богатеи- посетители, почуяв финал кампании, начали подтягиваться ближе. До этого они жались по углам или вообще покинули зал. Сейчас их смелости заметно прибавилось. Отчего-то люди любят смотреть на катастрофы и пожары, не оказывая при этом почти никакого полезного участия. Они просто свидетели. Их бил мандраж, но они подступали всё ближе. Краем глаза Булич заметил среди богатеев знакомого карманника. Как он тут оказался?  Каким нюхом почуял добычу? Андрей усмехнулся – многие из посетителей сегодня не досчитаются своих бумажников. А богатеи растолковали усмешку Булича за какую-то браваду. Мол, знай наших, и уже едва ли не аплодировали победителю.
Но радоваться было ещё рано.
Что побоище не закончилось, Булич понял по тому, как толпа ресторанных завсегдатаев волной отшатнулась, и из груди их вылетел общий нестройный вопль. Мочило оглянулся. Один из «китайцев», что вращал недавно суручином, снова поднялся на ноги. Вид его был страшен. Обломком стула всё лицо его было исковеркано. Щепой часть кожи с лица было просто содрано, и кровь капала на белый пластрон рубашки. Тёмно-серый галстук в мелкую крапинку сбился набок. Рукав пиджака был надорван и торчал обрывками ниток. Азиат нашёл его заплывшими кровью глазами и что-то по-своему завопил. Булич и сам еле держался на ногах, но не их-за хмели – алкоголь уже давно был изгнан из организма мощным приливом адреналина. Все силы Мочило вложил в прыжки и удары. Осталась их самая ничтожная толика, это чтобы на ногах стоять более- менее твёрдо.
 Но, делать нечего, пока «китаёза» окончательно очухается для того, чтобы расправиться с киллером, отомстить ему за смерть товарищей, было ни к чему. Нужно было спасать себя т притом так быстро, как это может сделать только Мочило, гроза всех противников солнцевской братвы. 
И Булич прыгнул к азиату, чтобы свалить его, на ходу, крепким боксёрским ударом. Но – чудо! Только что то место, где стоял, пошатываясь, «китаец», оказалось пустым. И в то же мгновение тело Булича ожгло. Он пробежал по инерции ещё несколько метров, переставляя ватные ноги. Враг каким-то чудом ушёл с линии атаки и сам так вдарил Андрея по почке, что тот устоял на ногах лишь в силу своей природной крепости. Он неуклюже повернул голову и увидел ковылявшего за ним азиата. Видимо и тот держался из последних сил. Руководствуясь  интуицией, мочило решил сыграть.
Он почти присел, ухватившись обеими руками за ближайший столик. Тот пошатнулся. Стоявшая там вычурная бутылка водки опрокинулась и залила скатерть, уставленную закуской. Был там и балычок, и осетринка, и кучки икры красной да чёрной, намазанной на ломтики хлеба. В центре каждого бутербродика- канапе торчала тоненькая палочка зубочистки. А посередине столика стоял графин, в котором отражался враг Булича. Он приближался и, с каждым шагом, движения его становились уверенней. Он видел перед собой спину обессилевшего вконец человека. Который держится на ногах только за счёт столика, навалившись на него всем весом.
А Булич играл «ва-банк». Или пан, или пропал. Он заметил, как рука этого злого восточного демона исчезла в кармане и, когда появилась оттуда, на пальцах матово блеснула странная полоса, как если бы тот успел в кармане надеть на пальцы широкие перстни. Да это же кастет, с выступающими короткими шипами. Один удар такими «перстнями» отправит его следом за приятелями азиата, то есть прямо на тот свет.
Булич дождался. Когда противник его подойдёт поближе и вмиг преобразился. Куда исчез тот измождённый банкрот, что уныло склонился над плахой. Сейчас в бой вступил боец, полноценный воин, но … лишь на несколько мгновений. И эти секунды он использовал сполна. То ли кровь со лба залила «китайцу» глаза, то ли он не ожидал от противника такой прыти. Но он не успел прикрыться и нога Булича угодила ему между галстуком и подбородком. Он отлетел в сторону и повалился на пол, взмахнув окровавленным кулаком, на который был нанизан кастет.
И только сейчас Булич ощутил новый источник боли. Всё же он достал его, гад узкоглазый. Не успел он блокировать удар ногой и кастет угадал по руке. Рука вмиг онемела. А по рукаву уже расплывалось кровавое пятно. Привалился Мочило к столбу с матовым блеском бра и смотрел,   чтобы войти в зал ресторана, где произошло что-то интересное. Булич ждал, что вот-вот Конь пробьётся к нему и поможет перебраться в другое место, где можно будет обработать раны и подсчитать все увечья. В том, что их на теле немало, Мочило не сомневался. Ему пришлось встретиться с настоящими профи и вот, все они в разных позах лежат в зале, а он, Булич, стоит на своих ногах и плюёт на врагов, и будет плевать и впредь, какие бы каверзы они ему не устраивали.
Андрей ждал, прижавшись лопатками к колонне, но Конь внезапно пропал. Теперь сквозь толпу зрителей пробивался наряд ОМОНа в камуфляжной форме. Кто же их вызвал сюда? Но крепкие парни знали, зачем они здесь, и сразу направились именно к Андрею. Один, на ходу, пнул его ногой в колено, прямо по чашечке, и когда Булич наклонился от вспышки боли, заломил ему привычно руку за спину. Ту самую руку, по которой «китаёза» прошёлся кастетом. Булич зашипел от боли, а сквозь заляпанный кровью материал выглянул белый обломок кости. От шока, вызванного переломом кости, открытым переломом, Мочило потерял сознание и его вот так, бесчувственным кулем, бросили в милицейский «уазик».
              Тело дремавшего Булича, обновлённое, без всяких следов былого перелома, дёрнулось, как от электрического удара. Сколько времени прошло с тех пор, а организм не забыл той встряски и уже наверное в десятый раз Булич видел тот сон, заново переживал те события.
А за бетонной стеной, пронизанной толстыми прутьями металлической арматуры, проснулся Михаил Казаков. Он открыл глаза и несколько раз моргнул, не понимая, продолжается ли сон, или он окончательно проснулся. Пусть не возмущается нетерпеливый Читатель тому, что наш герой не может отличить сна от яви. Не надо забывать, что последние несколько дней прошли для него в дымке наркотического тумана, где самые фантастические видения кажутся явью, и, наоборот, реальные события видятся кошмарной марью.
Темнота, которая открылась перед его глазами, сначала показалась продолжением видений, но движения руками и ногами показали, что находится он в сильно ограниченном пространстве. Сначала мелькнула мысль, что его погребли заживо. Надо отдать ему честь – хорунжий тут же выдавил из сознания порыв паники. Если бы его и в самом деле замуровали в гробу, то тяжёлый запах сырой земли давно бы дал знать о себе. К тому же, прислушавшись, Михаил уловил капанье воды, что пробивалось откуда-то извне. Немного повозившись, он выбил заднюю стенку ящика и вылез из него наружу.
Над дверью висел красный плафон с запылившимся колпаком. Пробивающийся сквозь пласты пыли свет едва освещал помещение отблесками условного заката. Так уж показалось хорунжему, пока он не огляделся. Если судить по нескольким штабелям ящиков и коробок, то он находился на каком-то складе. Зачем его привезли сюда, кто и когда, он не знал. Последнее, что он помнил, был поединок в бассейне, закончившийся не в его пользу.
Впрочем, сейчас он не мог дать гарантии, что это не было навеяно наркотическими инъекциями. Уж слишком невероятная история приключилась с ним, чтобы быть правдой. Чем она лучше тех видений, что он насмотрелся за последние дни? Все эти полёты в звёздном небе, когда лицо тонет в облаках, а руки отгоняют молнии. Или когда ноги его пускают корни в песочных барханах, и он не может их вырвать из плена земли, из рук тянутся зелёные плети, а в волосах свиты птичьи гнёзда. Порой у него мелькала, где-то глубоко, мысль, что он сошёл с ума и находится в психдиспансере, но мысли тут же разбегались и он снова погружался в пучину забытья. Сейчас-то он понимал, что это был такой сон, но сон, пугающий своей реальностью, за которым последовало пробуждение в тесном ящике.
Постепенно сознание прояснилось, по мере того, как пары морфия улетучивались из организма. Михаил огляделся по сторонам. Склад был небольшой, напоминающий больше тюремную камеру. В одном углу сложены были десятка полтора разнокалиберных ящиков, а остальная площадь пустовала. Унылыми серыми глыбами нависали бетонные стены. Вперёд выдавалась коробка двери, над которой краснел тускловатый плафон. Больше ничего разобрать было нельзя. Да, ещё в сумраке дальнего угла угадывалась решётка вентиляционной системы. Она была совсем небольшая. Через неё камеру могла покинуть разве что средних размеров крыса.
Вдруг Казакову подумалось, что и в других ящиках находятся одурманенные люди. Не результат ли его похищения акция киднеппинга, каким частенько грешили банды Горской конфедерации? Не похитили ли неизвестные преступники, вместе с ним, и его товарищей? Он вскочил с места и направился к ближайшему штабелю, как плафон вдруг несколько раз мигнул и погас вовсе. Чернильно- чёрная темнота вмиг навалилась на хорунжего невидимой глыбой. Он по памяти двинулся вперёд, вытянув перед собой руки. Когда кончики пальцев коснулись первого ящика, он принялся обстукивать и ощупывать коробку за коробкой.
Оставим же бедолагу- хорунжего за этим бесполезным занятием и поднимемся наверх, тем более, что это же сделал наш старый знакомец – полковник Москаленко. И здесь его ждал один очень неприятный сюрприз.
Москаленку вызвали наверх по сотовому телефону. Он оставил все свои дела, что связывали его с тайной лабораторией, и поднялся на верхний уровень. Там-то его и огорошили сообщением, что все институтские вычислительные системы сошли с ума. По экранам мониторов шагали нарисованные солдаты. Из динамиков попискивала  компьютерная версия известной битловской песни – «Революция № 1». На любой запрос, вводимый в компьютер, на дисплее высвечивалась пацифистская символика – куриная нога в круге. А на экранах продолжали маршировать солдаты с винтовками, украшенными охапками цветов. Какое-то седьмое чувство заставило Москаленку отправиться в кабинет экспертов Сазонтова, где он извлёк из дисковода лазерный диск, оставленный там.
Вскоре перед комиссией, изучавшей обстоятельства смерти известного учёного, предстал ещё один факт, плохо вписывающийся в общую картину происшествия. Потрясённые программисты просматривали файл с записью самого удивительного вируса, какой только им доводилось видеть до той поры. Программа вируса была столь искусно составлена, что поражала именно ту систему, которая призвана была именно для охраны компьютерной сети. Вирусная программа модернизировала противовирусные системы таким образом, что они сами начинали разрушать то поле, которое им было поручено. Поэтому и получилось так, что вся система сразу вышла из подчинения и, когда её попытались выключить, то было уже поздно. Вся информация была безвозвратно испорчена, а вместо неё учёные получили простенькую графическую картинку и столь же простую мелодию. Оставалось узнать, какой специалист сумел совершить такой успешный набег в компьютерную сеть объекта особой государственной важности.      
Узнав о выводах группы, Москаленко в ярости заскрежетал зубами. Что это был за человек, что всунул проклятый диск в цепь, он не сомневался. Опять этот треклятый Сазонтов. Он снова сумел досадить, прямо с того света. Когда Хай всадил в него иглу шприца, вирусная зараза начала разъедать институтскую информационную сеть. Зачем он это сделал? Неужели этот жалкий неудачник что-то заподозрил? Полковник готов был кусать себе локти от ярости, но, вместо этого, был вынужден кивать на предположения кого-то из членов комиссии.
Москаленко представил себе. Как у трупа, лежавшего в морозильной камере, раздвигаются заиндевевшие губы, покрытые слоем инея, и, в ужасной улыбке, открываются белые зубы. Это мертвец потешается над его гневом. Всего-то два раза Сазонтов ушёл из-под наблюдения, и этого оказалось достаточно, чтобы поставить на грань провала не только лабораторию «Терминатора», что ещё мог пережить как-то Москаленко, но и весь проект «Возрождение», итогами которого всё более интересовались самые влиятельные люди нового российского содружества наций.
Необходимо срочно пройтись по всем связям покойного, начиная с первых классов школы и кончая, буквально, вчерашним днём. Полковник будет землю рыть носом, но найдёт  неизвестного сазонтовского союзника, этого компьютерного террориста. Только это теперь может спасти Николая. А после того, как он его разыщет, можно будет сделать вывод - сдать ли его властям, или оставить себе, для  работы над «Терминатором». Только компьютерный гений может поправить то, что натворил злосчастный Пётр Фомич. В том, что хакер будет на него работать, Москаленко не сомневался. Есть столько способов сделать человека сговорчивым. Жаль, что исчез Хайновский. Этот маньяк мог бы развязать рот любого.
Николай удалился в свой кабинет. К полученным выводам уже добавить было нечего. Похоже, что всё зависит сейчас от его самообладания, от того, как он сумеет выпутаться из столь сложной ситуации. А это не просто, ох, как не просто.
Полковник удобно устроился в низком глубоком кресле из чёрной натуральной кожи. Глаза его закрылись. Он полностью расслабился, чтобы устраниться от мирской суеты. Дыхание его сделалось мерным и глубоким. Воздух самопроизвольно входил и выходил из лёгких. Он представил себе жасминовый куст и скоро действительно ощутил запах жасмина. Казалось, что он перенёсся куда-то в сад, где, справа и слева, его окружали цветы. Он чувствовал, как лепестки щекочут ему затылок, касаются щеки. Затем Москаленко весь собрался, сконцентрировал на вдохе своё внимание на макушке головы, и представил, что Прана – жизненная энергия, входит в его тело из бесконечного пространства космоса, пронизанного лучами звёзд, несущих Прану из ниоткуда в никуда. От чувства вливающейся силы голова чуть потяжелела, а та точка, что находилась на макушке, ощущала тепло. Но это было лишь начало. Затем Николай на выдохе представил, как эмоции власти, самоуверенности, окрашенные в фиолетовый цвет, выходят из центра груди, от сердца, и, с каждым выдохом, волнами, распространяются на весь институт, находившийся под его властью, затем это невидимое фиолетовое облако расширилось до границ города, но не остановилось на этом, а продолжало раздвигаться по всей стране, что называлась в прошлом – Союз Советских Социалистических Республик. А в центре этого гигантского облака сидел Москаленко. Прана, рекой, втекала через «третий глаз», а из сердца, из грудины, хлестал невидимый чужому взгляду фиолетовый фонтан властолюбия.
Если бы кто в эту минуту вошёл сквозь запертую дверь кабинета, то он с удивлением увидал бы полковника, который сидел, откинувшись на мягкую гладкую спинку кресла с кожаными нашлёпками, и улыбался с закрытыми глазами. Нет, Москаленко не спал. Он находился в некоем трансе, нирване, и видел себя парящим в воздухе, подобным особой летающей статуе, объектом массового поклонения. Где-то, далеко внизу, слышен был рокочущий, как шум прибоя, гул, складывающий, на грани восприятия, в слова почитания перед повелителем и этим повелителем был ОН, и он приветствовал в ответ свой народ, народ своей страны.
Постепенно он поднимался всё выше, оставаясь при этом сидящим. Уже государство и народ, его населяющий, скрылись внизу, за кисеёй облаков, и слова восхвалений не доносились до повелителя, казались не более, чем  порывы ветра, что шевелил его волосы, мягко, как рука матери. Земля, весь земной шар, как ученический глобус, где-то далеко внизу, под ногами, медленно вращался, частично скрывающий острова и материки под полупрозрачной дымкой облаков, как прячет стыдливая юная дева своё наливающееся соками тело в кружевах пеньюара от чужих любопытствующих глаз.
И вот уже Николай Москаленко повис в аспидно- чёрной темноте, в самом что ни есть центре необозримого пространства Вселенной, где кипит лишь чистая энергия Ки, куда попадают души пророков во время тайной экскурсии медитации. Со всех сторон хрустальными искрами сияли звёзды, и Николай не чувствовал себя одиноким. Казалось, именно в нём сливаются чувства и эмоции со всех сторон Вселенной, переполняя её, изливаясь через край, заставляя светиться …
Николай открыл глаза и поднялся из скрипнувшего кресла, потянулся. Десять минут дыхательной медитации и он чувствовал такой подъём, какой у него бывал после отпуска, проведённого в Бакуриани, где он пристрастился к горнолыжному спорту- слалому, с лёгкой руки Бригитты Аансмяэ. Кстати, там он с ней и познакомился, почувствовал в ней родственную душу, с жилкой авантюриста- романтика.
Начальник службы безопасности НИИ двигался по коридору и встречные работники сами уступали ему дорогу, до того на них действовало чувство сосредоточенной уверенности, что выливалось из полковника. А он двигался в направлении лифта, соединявшего научный корпус с его секретной подземной частью. План дальнейшей работы он уже для себя наметил и не хотел отступать от задуманного.
Для спасения «Терминатора» необходимо изловить сбежавшего Хайновского. Именно он сейчас скрывал в себе тайны регенерации и изменения тела. Только поймав его, можно было надеяться частично исправить положение, и поимка уголовника должна стать центральной частью плана спасения. Следующим пунктом спасения является компьютерный террорист. Именно с его помощью была испорчена локальная сеть института. Ответственность за акт саботажа висела на самоубийце, каким считали коллеги Сазонтова. Необъяснимое помутнение сознания толкнуло его на многие необычные вещи, как сам способ расквитаться с жизнью, так и место, где он всё это совершил. А вот его неизвестный сообщник крайне заинтересовал полковника. Поимкой его он окончательно снимет свою вину руководителя охранной службы. А там можно подумать и об использовании этого, без сомнения, очень талантливого человека. Так вот, это вторая ступень миссии спасения. А есть ещё третья – это Филин. Как он ещё посмотрит на все последние события? А нельзя ли каким хитрым образом заставить его поспособствовать возрождению «Терминатора»? Конечно, для этого надо обладать хитростью Игнатия Лайоллы и опытом Никколо Макиавелли.   
Для выполнения первой ступени намеченного плана придётся задействовать как Булича, так и Казакова. Обоих придётся подвергнуть обработке психоиндуктором, то есть зомбировать их, сделать полностью послушными воле хозяина, в данном случае – Москаленко. А в помощь им он даст своих людей, из группы «А», особого подразделения настоящих профессионалов. Вторую стадию возьмут на себя те офицеры Фронта, что несут службу в органах МВД и ФСБ. Сложнее будет с третьей частью. Придётся самому поработать с Филиным. Ну, и не стоит забывать про Баранникова, вместе с его напарником. Их тоже не стоит упускать из виду. Уж больно самостоятельно держит себя десантник. Но это пока второстепенно.
Москаленко мысленно отмотал назад последние институтские дела, которые были завязаны с «Терминатором». Снова Хайновский, облачённый в гермокостюм, разрывал стальные захваты из легированной стали, вот тяжеленое кресло, с визгом и скрипом оторвалось от пола, оставляя скрученные дюймовые болты с аккуратной линией разрыва металла, затем полёт кресла над головами остолбеневших людей и, в заключение – вырванная полутонная дверь и другая, выбитая, что вела в городскую коллекторную сеть. Это похоже на показательное выступление сверхсилача, демонстрировавшего свои возможности. Лаборатория превратилась в арену цирка, только вместо актёра в сияющем блёстками трико перед зрителями предстал преступник- маньяк, превратившийся в процессе представления в монстра. Сочетание самых зловещих факторов, творение Сатаны, созданный стараниями Москаленки и Сазонтова. Не дай Бог, эта история станет достоянием гласности.
Итак, если захват Хайновского будет невозможен в силу ряда обстоятельств, то, в этом случае, уголовника придётся уничтожить. Сложность заключается в том, что беглец скрылся в таком месте, где изловить его будет делом большой сложности, поэтому поиск придётся вести сразу с нескольких сторон.
Сегодня, прямо сейчас, группа «А» опустится под землю, чтобы хорошенько пошарить в трубах. Срочно нужно раздобыть план городского коллектора. Если необходимого результата не получится, придётся на сцену появиться Буличу. Он выйдет на связь с криминальным миром Вятки. Он это сможет. Дать ему пару наводок. Хотя тут его никто не знает, но авторитет Мочилы виден невооружённым глазом. Пусть местные бандиты тоже пошарят в самых глухих закоулках города. Наверняка им известны такие места, где мог затаиться беглец. А уж схватить его там будет делом техники. Одновременно с этим Казаков. Вместе с Бригиттой … Москаленко вспомнил, что планировал сделать Бригитту своим оком при Сазонтове. Затея не удалась. Что ж, с Петром Фомичом ничего не получилось, теперь на очереди новый объект – Михаил Казаков. В нынешней ситуации ему пора появиться на арене событий. Задурить ему голову, в таких делах Николай считал себя докой. А потом, заручившись его поддержкой (с помощью гипноиндуктора), помочь ему вернуться домой. С помощью Гиты. Она не раз ему оказывала подобные услуги. Скоро Область Войска Донского наводнят агенты ФБР и Офицерского Фронта, не подозревающие о своём предназначении.
После поимки Хайновского Баранников со своим компаньоном вернутся в Ногайские степи, район полупустынь и степных оазисов, где оборудован тренировочный лагерь Офицерского Фронта. Там, под видом переподготовки, будут проходить обучение и тренировки офицеры, поддерживающие деятельность Фронта. Именно там должен был реализоваться заключительный этап «Терминатора». Пока об этом не стоит думать. Если всё закончится удачно, то лагерь никуда не денется, а пока что личному составу офицерских бригад необходимо приступить к занятиям. Когда офицеры пройдут полный курс переподготовки, в действие вступит весь офицерский корпус, чтобы взять власть в свои руки и навести должный порядок в стране.
Сначала это будет пробный акт, в пограничном секторе Войска Донского. Несколько акций со стороны конфедерации и можно действовать свободно – вводить ограниченный контингент российских войск, результатом действий которого будет присоединение пограничного края к метрополии, чтобы не дать локальным конфликтам перерасти в нечто более серьёзное. Вот тут-то законспирированные агенты и будут нужны. Они будут выполнять самые деликатные операции, чтобы, впоследствии, никто не обвинил российские спецслужбы в развязывании конфликта.
Москаленко ввёл электронную пластиковую карточку в сканирующее устройство лифта. Электронное устройство считало информацию с магнитной полоски, проверило отпечатки пальцев, оставленные на карточке, и подало сигнал замку. Со щелчком на несколько секунд стальной брусок отъехал из замочного паза, и дверь скользнула в сторону, пропуская начальника охраны НИИ в кабину лифта. Скоростная кабина доставила полковника на самый нижний этаж, глубоко под землю, куда заказан вход постороннему человеку.
Дверца лифта открылась, как только он остановился. Москаленко шагнул вперёд и сразу остановился. Прямо в лицо ему смотрел необычайно толстый ствол пистолета- пулемёта и, одновременно, сбоку в поясницу упёрся второй. Это продолжалось всего лишь мгновение, затем оружие отодвинулось в сторону. Его узнали. Перед ним стояли два человека в пятнистой камуфляжной форме, в натянутых на лицо чёрных шерстяных масках с прорезями для глаз и рта. Это были бойцы его личного спецподразделения, группы «А-10», названной так по числу участников, или просто – команда «А». Они патрулировали секретный этаж. Прямо сейчас они отправятся в поход по городским тоннелям, вслед за Хайновским. Старые охранники, не оправдавшие одежд, были отосланы на усиление патрулирования наземной территории НИИ.
Москаленко ответил на приветствие и прошёл к камере, где находился пленный казак. Ему доложили, что после происшествия в камере наблюдалось движение, которое вскоре прекратилось. Полковник выслушал доклад, отпирая дверь. Когда она распахнулась, в камере вспыхнул свет. Штабеля ящиков зияли открытыми крышками, обнажая свои внутренности. Блестели хромированные части приборов, переложенных бумагой и пластиковой крошкой. С одного из ящиков поднялся и прикрыл рукой глаза, защищая их от яркого света, молодой человек в военной форме без погон. Воспользуемся же случаем и, вместе с Москаленкой, рассмотрим казака Казакова, хорунжего пластунской сотни.
Перед Николаем стоял человек крепкого сложения. Что он активно занимается спортом, угадать можно было не только по обтягивающей мускулатуру военной форме, но и по прямой посадке торса, по широким плечам, по уверенному виду. Роста новичок был не ниже самого полковника, то есть чуть выше ста восьмидесяти сантиметров. Прищуренные глаза, насторожённо всматривающиеся в полковника, были карего цвета и не знали линз, корректирующих зрение. Волосы были чуть больше установленной уставом длины и красиво вились над глазами, где расположился казацкий чуб. Нос с горбинкой возвышался над «гвардейскими» усами, прикрывавшими небольшой рот. За время, что казак находился у десантников, лицо его покрыла щетина, немного прибавив ему лет. В целом же это было лицо типичного офицера, не хватало ь привычной подогнанной формы.
Москаленко разглядывал своего пленника, оценивая, как опытный покупатель разглядывает новый товар. Он заметил некоторые характерные особенности движений. Тело перемещалось плавно, перетекая из одного движения в другое. Чувствовалось, что этот человек много работал над собой, имел специальную подготовку. Николай на всё обращал внимание, всё брал на заметку. Как встал казак с места, как повернулся, подняв руку. Опытный взгляд бывалого разведчика подмечал любую, самую незначительную мелочь. На минуту Москаленке захотелось ударить казака, чтобы посмотреть, как тот отреагирует на это, но, вместо спонтанного проступка, он улыбнулся пластуну и попросил того следовать за собой.
Михаил покосился на камуфлированных за спиной полковника, насторожённо разглядывающих его сквозь прорези масок, и шагнул через каммингс, покидая камеру- склад. Москаленко повёл пластуна в бар, отправив одного из спутников накормить Булича, который должен был проснуться с минуты на минуту.
-- Садись, друже, -- полковник, как рачительный хозяин, предложил новичку лучшее место в бункерном «баре» и гостеприимно улыбаясь, скинул с себя пиджак и набросил его на спинку мягкого стула. Под мышкой, в кожаной плечевой кобуре, уютно устроился «Макаров», демонстрируя рубчатую рукоятку из оранжевого пластика. Москаленко достал из открытого барного ящика красивую литровую бутылку, на которой распластал свои хищные крылья орёл, по прежнему улыбаясь скрутил винтовую пробку и набулькал в высокие бокалы щедрые порции «горячительного». – Давай, казак, за знакомство. – Не дожидаясь его, отхлебнул добрый глоток и поставил бокал на стол. – А я ведь тебя, Михаил, давно уже знаю.
-- Целый день? – Хорунжий чуть пригубил свой фужер. Виски обожгло гортань и провалилось в желудок. И сразу захотелось есть. Он протянул руку и взял бутерброд с блюда, которое Москаленко поставил рядом с бутылкой.
-- Что ты, гораздо раньше. Мы, русские офицеры, присматриваемся к настоящим профессионалам дружественных нам армий. – Он удобно откинулся на стуле и ещё раз отхлебнул из бокала, демонстрируя свои самые лучшие намерения. – Поверь мне, первого встречного мы бы сюда не доставили. Кстати, ты знаешь, где мы находимся?
-- На военной базе.
-- Да. Допустим. И ты здесь – среди друзей.
-- Хороши друзья. Захватили, можно сказать, в плен.
-- А что бы ты хотел, Михаил, ведь ты попал в самый центр секретной операции. – Москаленко горячо объяснял всё пластуну, демонстрируя открытость и полное доверие. – Мы никак не ожидали, что ваш патруль окажется там. Всё произошло так неожиданно. Менять планы уже не было времени, ты же сам помнишь, как всё происходило. Стрельба, взрывы. Делать что-либо было уже поздно. Мы и так тебя достали прямо из-под огня гвардейцев. Неужели ты не помнишь? – Москаленко испытующе заглянул Казакову в глаза. – К прорвавшимся партизанам подоспела помощь. Мы были вынуждены прервать операцию и отойти.
-- Так это была ваша операция?
-- Точно так.
-- Но почему же она проводилась на нашей территории без согласования с нашим командованием? В противном случае войсковые старшины довели бы до нас новые изменения в оперативной обстановке. Не было бы лишних жертв.
- Жертвы бы всё равно были. Не в этом месте, так в следующем. Необходимо на эту проблему смотреть со стороны. Вот как мы, как наша организация. Мы видим, что некоторые фундаменталистские мусульманские организации занимаются экспортом исламской революции. Уже весь Северный Кавказ полностью в их руках. Они готовятся аннексировать часть Области Войска Донского. Завязаны крепкие связи с аналогичными движениями в Саудовской Аравии, Иране, Афганистане. Вся Средняя Азия может быть списана со счетов влияния России. Русскоязычное население выдавливается с тех территорий, а на освободившееся место приходят люди с Турции, Пакистана, Иордании.
-- Каким же образом сюда вписывается смерть моих товарищей?
-- Пойми же, всё это часть мирового заговора, по предупреждению которого мы и работаем. И вот в этих делах мы можем договориться о сотрудничестве. Нет, ты послушай сначала, -- махнул рукой полковник, когда хорунжий открыл рот, решительно отодвинув стакан в сторону.
-- Наше российское государств медленно, но упорно скатывается вниз. Процесс этот начался уже давно, более века назад. История доказала, что великие империи редко бывают долгожителями. Такова реальность. Империя Александра Македонского рассыпалась, как карточный домик, после смерти великого завоевателя. Ровно то же случилось с империей Карла Великого. А империя Бонапарта Наполеона просуществовала ещё меньший период истории. Дело в том, что все они создавались на крови, держались на штыках и имели протяжённые тылы с недовольным коренным населением. Наше государство создавалось методом кнута и пряника, то есть, где необходимо, применялись штыки, но чаще даже дело решал мирный договор, как это было с Украиной и Туркестаном. А вот в отношении Кавказа всё было не так просто. В период Кавказских войн герой наполеоновской войны генерал-от-инфантерии Алексей Петрович Ермолов, главнокомандующий и наместник русского императора на Кавказе, нашёл остроумный способ покончить с бесконечными кровопролитными войнами в вечно неспокойном регионе. Он захватывал в заложники наследников местных князей и царьков, и вывез их в глубины России. Они учились в Санкт-Петербурге и Москве в Пажеском корпусе, в различных военных училищах, то есть проживали в золотой клетке, а когда период обучения закончился и процесс русификации и «промывания мозгов» завершился, детей вернули родителям и получили обученные кадры колониальной администрации, во всём послушной центру. Вот вам удачный пример долговременной национальной политики. Но это, к сожалению, нетипично для России. Тот же самый Ермолов вскорости пострадал, за то, что поддерживал прогрессивную часть офицерства, вылившуюся в организацию декабристов. Демократические, по сути, реформы Александра Второго Николаевича должны были вывести Россию в число наиболее развитых промышленных государств, всё это было очень даже реально. Великий русский учёный Менделеев, известный, главным образом, как создатель периодической системы химических элементов, делал долгосрочный прогноз на основании реформ, развёртывающихся в России. Так вот, на основании выводов Менделеева, население России к концу двадцатого века должно было составить минимум восемьсот миллионов человек, плюсом к этому добавлялся колоссальный научно- технический потенциал. А что мы имеем на данный момент? Совершенно обратную картину. Жалкое образование кучки государств, беспомощные потуги политиков, неработающую экономику и население, не достигающее и полутора сотен миллионов человек. Ошибся уважаемый Дмитрий Иванович? Свернули реформы после убийства проклятыми нигилистами Александра Третьего? Или тайные интриги Германии, Франции, Великобритании, коим не было выгодно возвеличивание могучего северо- восточного соседа? Всё это покрыто пыльным налётом времени и непременно станет предметом исследований архивных геополитиков. Тем не менее, законы демократии, рано или поздно, всё равно бы разрушили обширную империю. Сначала заявила бы о своей независимости Польша, затем – Финляндское княжество, за ними – Курляндская и Лифляндская губернии, Литовское княжество, поднялись бы восстания на Кавказе. Турция вот спит и видит, как бы вернуть свою монополию на Чёрное море, а Япония – на Дальнем Востоке, Китай претендует, ни много ни  мало, на всю Сибирь. Что же останется от России? А я ведь не вспомнил ещё про татарскую Казань, про другие нацменьшинства, которые также захотят отправиться в вольное плавание. И всё это в совокупности называется демократией. Была страна и нет её. Проспали, промитинговали, пропили страну.
-- Всё это сильно преувеличено, -- ответил неуверенно хорунжий, уж больно на него подействовал тон убеждения, сдобренный многочисленными примерами из истории государства российского.
-- Не сказал бы, Михаил, не сказал бы. Политическая карта мира меняется часто. Приведу пример из новой истории. До первой мировой войны существовало крупное европейское государство – Австро- Венгерская дуалистическая монархия. Входила, наряду с Россией, в тройку самых мощных европейских государств. Самые пышные балы и приёмы приходились на Вену. Одно время австрийская столица даже считалась центром Европы. И всё это рассыпалось после убийства последнего эрц-герцога Фердинанда македонским террористом Гаврилой Принципом. Вот пример настоящего политического убийства. Выстрел, поразивший империю, ставший причиной мировой войны и изменивший, после долгих пертурбаций, карту Европы. Что осталось на месте обширной монархии? Австрия, Венгрия, Чехия, Словакия, Словения, Хорватия, Герцеговина и Босния, Македония и Черногория, Силезия и Трансильвания. Каждое из них, само по себе, играет вторую, а зачастую – и третью роль в европейском театре событий. Это было после первой мировой войны, а после второй снова Европа меняется. Великая Германия раскалывается на две части, если вспомнить про Кёнигсберг, то даже на три, а часть балканских государств объединяются под флагом Югославии и скоро становятся второй по силе, после СССР, в Варшавском договоре. Это личная заслуга тогдашнего президента СФРЮ маршала Иосипа Броз Тито. Он сумел соединить в одно государство православных и католиков, христиан и мусульман. Правда, и этот союз канул в Лету, но, как бы на смену ему, воссоединилась Германия, что вновь нарушило равновесие политических весов. Германия быстро набирала вес и скоро заняла лидирующее положение в европейском сообществе, а вот наше государство упало и рассыпалось. Разрушился сначала военный союз, подписанный в 1955 году в Варшаве, затем, после подписания акта о независимости своих государств Ельциным, Шушкевичем и Кравчуком, приказал долго жить и Советский Союз, до того – самая обширная империя века двадцатого. На её обломках появились шестнадцать самостоятельных республик, со своими амбициями, со своим взглядом на будущее. Но процесс распада на этом не остановился и, как в Европе развалилась Югославия на составные части, потерявшие всякую возможность договориться между собой, та и на территории постсоветского пространства начались неуправляемые центробежные процессы.
Вспомни, Михаил, Библию. Там говорится, что после всемирного потопа на земле осталось одно племя людей, потомков сынов пророка Ноя. Имели они один язык. Кочуя, нашли они одно место  на равнине Сеннаар, в нижнем течении Евфрата и Тигра, на территории нынешнего Ирака. И поселились они там, и пошли дела у них на лад. Тогда порешил этот народ построить башню, которая достала бы своей верхушкой до неба. Город этот назывался Вавилоном, что означает «Врата богов». И люди порешили сравняться с богами. Закипела работа и начала подниматься гигантская многоступенчатая конструкция башни. «И сказал Яхве: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать. Сойдём же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал другого речи». После этой действенной акции народ перестал понимать слова друг друга и, постепенно, они разошлись по разным землям и дали жизнь разным племенам и народностям. Это по Библии, книге мудрых.
Обрати внимание, Михаил, на некоторые совпадения. Там, в библейском Вавилоне, люди возгордились и собирались сравняться по могуществу с богами, таким образом, взгромоздив на себя слишком большую ношу, то есть жизненную цель. Так же и коммунисты возжелали, по наущению Маркса- Ленина, построить царство труда и равноправия, не принимая в расчёт слабости и бренности человеческого существа перед мирскими соблазнами – леностью, воровством, скаредностью и другими пороками, что расцветают махровым цветом в нашей отнюдь неправедной жизни. Лишь Сталин понимал, что не труд и солидарность, а штык и колючая проволока могут приблизить великую цель, которую оправдывают любые применяемые средства. Скажешь – не так, но, посуди сам – исчезли оковы и здание «вавилонской башни» коммунизма немедленно дало трещину, а в обществе возникли многочисленные разногласия. От СССР отвернулись СФРЮ, А\Китай и Албания, позднее распался блок Варшавского договора, а сейчас и сама Россия трещит по всем швам. Политики не желают понимать друг друга, общая экономика растаскивается касками по вотчинам.
Посмотри, Михаил, так ли уж хорошо живут наши бывшие союзники. Я не стану тебя утомлять путешествием по европейским весям. Возьмём более близкие места. Те самые шестнадцать союзных республик, что составляли недавно могучий Союз Советских Республик. Грузия всё глубже опускается в пучину гражданской войны. Требую самостоятельности Абхазия, Аджария, Южная Осетия, на очереди – Мингрелия, Гурия и Кахетия. Армения и Азербайджан начинают войну за право иметь Нагорный Карабах в своём составе. Ты можешь сказать, что Кавказ никогда не славился своим миролюбием и добрососедством. В таком случае обратим внимание на европейскую часть бывшего союза. Молдавия. Там, не так уж давно, начали просматриваться все признаки полновесной гражданской войны. Взрывы, убийства, танки и бронетранспортёры. Причина – возникновение пророссийской Приднестровской республики. Сама же Молдавия вроде как потянулась к своему давнему родственнику – Румынии, и остановило «воссоединение» лишь то обстоятельство, что Румыния, самая бедная из европейских государств, если не учитывать Албанию, не очень-то заинтересована увеличивать свой состав на ещё более нищую административную единицу. А Украина, которая была частью России, её пограничная межа, буферная зона между нами и алчущей Турцией, католической Польшей и германскими рыцарскими орденами? Она потому и носит такое название – Украина, то есть находящийся с краю, на краю России. А сейчас хохлы не желают замиряться с москалями и усиленно укрепляют флот черноморский, но не против иноземных варягов, а точат сабли на своих же братьев- православных. Причина – Крым, где сосредоточены все главные курорты бывшего Союза. Про Кавказ уже никто не вспоминает – они надолго завязли в войне. Кстати, на крымский полуостров претендует ещё одна этническая сила – крымские татары, местные аборигены, так сказать. Но на них мало обращают внимание, в деле замешаны гораздо более сильные партнёры. Ты, наверное, догадываешься, о ком я говорю. Средняя Азия уже для нас потеряна. Её просто оттолкнули, и она отшатнулась к исламу, а он-то уж с готовностью подобрал такую кость. Кто ответит за Таджикистан, куда война просочилась из Афганистана? А в Туркмении наступило новое средневековье и там правит падишах Туркменбаши, бывший первый секретарь КП Туркменской ССР. Не слабые коллизии?
Про Россию я уже не вспоминаю. Все и так знают последние события. Притом, заметь, распад этот совершается как бы сам собой. Люди вроде бы хотят жить в мире и дружбе с соседями, но результат-то прямо противоположный. Значит, кто-то помогает этому. Но, вместе с тем, находятся силы, готовые встать на пути государственного распада. Эти силы и координирует наша организация – Офицерский Фронт России.
Москаленко поднял свой бокал вверх и осушил его до дна. Заинтригованный страстным монологом собеседника, Михаил тоже отпил из своего фужера, повертел его в руках и осторожно поставил на стол. Признаться, речи полковника сил безопасности увлекли его. В словах Москаленки было много правды, хотя и пафоса было тоже преизрядно.
-- Наш Фронт готовит свои силы для воссоединения России, как единого могучего государства. Мы готовы даже совершить такой радикальный шаг, как продажа части территории. Подобный прецедент уже был в нашей истории. В 1867 году правительство России продало США Аляску, за что позднее патриоты не раз поминали недобрым словом русского императора Александра Второго. Тогда этот шаг был вынужденным. Поражение в Крымском войне 1853- 56 годах, подавление мятежа в Польше и глухое недовольство сограждан. До далёкой провинции не доходили руки, а тут ещё происки Северо-западной пушной компании, которая активно «мутила воду», настраивая алеутов и эскимосов, что населяли тогда Аляску, против русских с их немного заторможенным взаимодействием. Итогом всему и стала продажа полуострова предприимчивым американцам. К слову сказать, они за это дело даже сумели выцыганить взятку с нашей стороны.
-- Пусть про это судят потомки, а вот вы что  планируете продать Америке?
-- Америке – однозначно ничего. Они и так на себя столько взвалили, что вряд ли донесут всё до финала. Мы же хотим предложить часть Хабаровского края Японии. Сейчас, во время изменения климата в самых глобальных масштабах, жизнь на японских островах чревата реальной опасностью, и они будут рады получить добрый кусок земли в спокойной сейсмологической зоне вблизи от своей метрополии, и выложат за неё такую сумму, какой нам хватит на восстановление порушенной экономики.
-- А что же скажут патриотические партии? – спросил пластун. – Вряд ли они обрадуются от продажи чужакам родной земли.
-- Им придётся смириться с этим. Численность россиян с каждым годом катастрофически уменьшается. Ещё несколько лет и восточные соседи начнут ассимиляцию. Они не будут воевать с нами, нет. Они просто придут, и будут там жить, как албанцы в Косово. А затем начнётся нарастающее выдавливание остатков русскоязычного населения. И тогда с этим ничего уже нельзя будет поделать. Вот тогда-то и пострадает, уже по настоящему, Россия. В нашем же случае мы теряем ничтожную площадь, зато получаем богатого адекватного соседа, заинтересованного в добром соседстве. Он будет тесно связан с нами общей дальневосточной промышленной инфраструктурой. И это ещё не всё. Кроме финансовых и экономических выгод, мы получим партнёра, который сдержит демографические претензии других соседей  - Кореи и, в первую очередь, Китая, который в последнее время стремительно набирает силу. Китай – государство, в своих стремлениях и действиях, очень своеобразное и соседство дружественной нам Японии будет для России очень даже на руку.
-- Но эта же самая ваша Япония не так давно сама шла на нас войной.
-- Тогда были другие времена. Сейчас всё изменилось. Другие законы экономики. То, что раньше завоёвывалось, сейчас получают мирным путём. Наше государство давно уже является чем-то вроде колонии Запада и Востока, являясь их сырьевым придатком, а также потребителем услуг и товаров. Но наш план должен несколько выправить ситуацию. Мы возьмём всё лучшее из опыта зарубежных соседей. Переймём и опыт Китая. Для России их путь очень близок. Сильное высокоразвитое тоталитарное государство с элементами как социализма, так и капитализма …
Речь Москаленки наливалась силой, голос его гремел и слова перекатывались по небольшому помещению бара. Казаков слушал его, иронично усмехаясь сквозь усы и отпивая, время от времени, из своего бокала. Москаленко не забывал его угощать. Не прерывая беседы, он принёс целый поднос разнообразных закусок, уминать которые Михаил принялся с завидным аппетитом. Организм требовал усиленного питания, набираясь сил после незапланированного поста и питания глюкозными инъекциями.
Плотно закусив и одолев грамм четыреста пшеничного виски, хорунжий осоловел, и уже не так не воспринимал речи полковника. Аргументы казались довольно убедительными, вот только чрезмерная уверенность полковника в своей абсолютной правоте казалась немного наигранной. Казаков хотел спросить, как это армия, проигравшая войну крошечной Чечне, сумеет навести порядок в государстве, уже разобщённой своей самостоятельностью, пронизанной криминальными структурами, на вооружении у которых были даже БМП и боевые вертолёты, не говоря уже о десятках тысяч боевиков, пришедших а мафию из спорта, армии и спецслужб. Хорунжий хотел задать вопрос, но у него не получилось. Голос полковника действовал на него как-то размягчающе. Мысли путались, сплетались друг с другом и рассыпались. В голове установился этакий «гуляющий» туман, в котором тонули всяческие соображения. Поэтому думать не хотелось, глаза упорно закрывались и все силы теперь уходили на то, чтобы держать их просто открытыми, и вставлять междометия в те редкие паузы, когда Москаленко отхлёбывал из своего бокала. Удивительное дело – уровень виски в его фужере оставался почти на одном уровне.
Нестерпимо хотелось спать, закрыть глаза и отдаться в сладкие объятия Морфея, но Казаков стойко сопротивлялся, как и подобает человеку военному. Он попытался поменять позу на стуле, приняв более неудобную, чтобы стеснённое положение обязало организм собрать силы, но эффект получился прямо противоположным. Высокий стакан с остатками «Уайт игл» соскользнул на пол, смахнутый со стола неосторожным, судорожным движением руки, и раскололся о ножку стола. Михаил попытался извиниться, но язык его уже не слушался, голова упала на грудь и вьющиеся пряди волос закрыли глаза казака.
Москоленко хищно склонился к нему, уперев обе руки в столешницу и прислушиваясь к мерному дыханию спавшего человека. Что ж, снотворное сработало должным образом, сейчас его собеседник погрузился в глубокий сон человека, принявшего солидную порцию барбамила, гарантировавшего восьмичасовую «отключку». Теперь начинался следующий этап операции.
Из коробки, стоявшей в нижнем отсеке винного ящика, появился странный плексигласовый шлем, похожий в большей мере на мотоциклетный, или на шлемофон танкиста с большими накладными наушниками по бокам. Вся эта громоздкая конструкция была установкой «мозговой атаки» и официально именовался психоиндуктором. Сей прибор был военным производным мирного процесса гипнопедии – обучения во сне, только, в данном случае, информация вкладывалась в сознание, минуя защитные системы разума, такие, как убеждения, совесть, настрой и т. п. моральные нормы. Позади шлема имелся кассетоприёмник, куда Москаленко вставил блестящую кассету самой «мозговой атаки». При обычном, бытовом прослушивании этой кассеты, никто ничего бы не понял. Заурядный шум, похожий на атмосферные радиопомехи, шорох динамиков, различные электронаводки, но, если прослушивать запись в этом самом шлеме- дешифраторе, то эти «помехи» уже воспринимались совсем по другому.
Человек, запрограммированный таким психоиндуктором, живёт обычной жизнью, но, услышав кодовую фразу, сознание его извлекает из глубин мозга записанную программу «альтер эго», и вот уже скромный художник монтирует в домашних условиях самодельное взрывное устройство, или банкир начинает переводить деньги своего банка на другие счета, а милиционер, вместо сохранения правопорядка, перевоплощается в неуловимого террориста. Затем они всё забывают и как бы просыпаются. Но такие операции являются , своего рода, одноразовыми. Люди, задействованные в них вопреки своим убеждениям, забыв все свои противоправные действия, начинают мучиться, чувствовать себя «не в своей тарелке», их гнетут муки совести, чувство неопределённой вины, раздвоенности. Постоянный дискомфорт расшатывает нервную систему  и оборачивается перманентной депрессией. Обычный конец этих «подневольных» агентов – сумасшествие и суицид, а в «лучшем» случае – алкоголизм или наркомания. Впрочем, программа Москаленки была несколько модернизирована и сознанием «усваивалась» лучше.
Полковник смотрел на Казакова, полулежавшего на мягком стуле с «мотоциклетным» шлемом на голове, и потягивал из бокала виски. Рука пластуна свешивалась и почти касалась пола, а указательный палец едва заметно подёргивался. Москаленко взглянул на часы. Электронная «девятка» перевоплотилась в «ноль». Ещё пять минут и шлем можно снимать.

Глава 8.
«Терминатор». Так вот что задумали сделать с его детищем милитаристские выродки рода человеческого. «Терминатор». И название-то какое выдумали. Не даром терминатором  называют ту грань, что разделяет светлую и тёмную часть поверхности планеты. И, если Филин назвал свой проект «Возрождением», то они взяли в своё ведение всю тёмную, теневую часть этого спасения для заблудшего человечества. И на свет выглянуло мурло «Терминатора». От всего этого можно было сойти с ума.
Если вспомнить непредвзято, то Филин сразу позабыл про странный поступок Сазонтова, когда тот, с видом заговорщика, сунул ему в карман пачечку бумаг и сразу куда-то исчез. В то время Филин замотался до такой степени, что достань тот же Сазонтов у него из кармана кожаный бумажник «Гуччи», он и тогда не стал бы вспоминать. Но, после ужасной, трагичной смерти, в памяти стали всплывать кое-какие странности в поведении Петра Фомича, но даже тогда он не вспомнил о блокноте. Лишь на следующий день, доставая носовой платок из кармана, Александр вытряхнул на пол блокнотик, который распался от удара о пол. Он собрал листочки и начал читать их на ходу, почти не вникая в смысл записей.
Какие наработки, побочно связанные с их проектом. Откуда это у него? Ах да, Сазонтов, и Филин собирался отложить блокнотик в сторону, пока не осознал, что Сазонтов уже мёртв, а перед смертью он пытался поговорить с ним, но ограничился этими вот листочками.
Каким бы ни был Филин рассеянным учёным, но, сопоставив сложившиеся факты, всё же решил удалить толику своего драгоценного времени на разбор сей необычной корреспонденции «с того света». Да-да, умерший Пётр Фомич общался со своим учёным шефом с помощью этих записок. Написаны они были довольно сумбурно, чувствовалось, что во время написания Сазонтовым владели нешуточные страсти. Буквы прыгали, грамматически путались, но общий смысл от этого не терялся. И, постепенно, перед учёным нарисовалась зловещая картина заговора военных над его проектом.
В записках ясно указывались цели и возможности, назывались конкретные фамилии и должности, были и ссылки на номера инструкций и приказов, засекретивших новое начинание.
Это было ушатом холодной воды для пребывающего в эйфории своей работы учёного. Сазонтов показал, как собираются использовать его открытия эти чинуши и бюрократы. Конечно, они не откажутся от переделки мозга «по Филину», они ведь все хотят стать сверхчеловеками, но сперва они создадут армию убийц, не знающих поражений, и снова заработает молох войны, снова они попытаются возродить кровавую империю смерти и ужаса для всего человечества.
Читая листки, списанные ужасным почерком, Филин покрывался холодным потом. Неужели это конец, конец всему, всей работе, ведь у них всё так и кипело в руках, у него и у тщательно подобранного коллектива учёных, сработавшихся и чувствовавших дружеский локоть товарища. И в такой радостный момент обнаружить обман, лишь красивую вывеску, за которой пряталось нечто постыдное, чуждое ему и всем его товарищам.
Филин вскочил с места и оттолкнул от себя стопочку бумаг. Они соскользнули со стола и рассыпались по полу. Александр сидел за столом и, сверху вниз, смотрел на белые пятна бумаг, что, словно проросшие бледные поганки, усеяли его офисный ковёр. Что же происходит? Почему ему никто не сообщил про дочерний проект? Да и может ли быть в действительности, весь этот кошмар и ужас, что он узнал из блокнота Петра Фомича? Кстати, что он вообще знает про этого человека, и почему должен верить на слово? В отчёте комиссии, расследовавшей факты чрезвычайного происшествия, было написано, что суицид стал результатом тяжёлого психического расстройства. А что, если эти наброски тоже плод больного воображения свихнувшегося эксперта? Говорили, что он долгое время работал над созданием опаснейших болезнетворных штаммов. Не стало ли это причиной столь сильной формы психоза? Филин слышал где-то, что работники ядерных центров и шахт со стратегическими ядерными ракетами частенько заканчивают свою карьеру психическими инвалидами, страдающими депрессией или ипохондрией. А что, если и у Сазонтова прорвался подобный нарыв?
Целый час заняли эти мучительные раздумья у автора «Возрождения». Он понимал, что пытается убедить сам себя, что эти записки не более, чем плод больного воображения, но внутренний голос твердил ему, что уверенность его зиждется на нежелании так неожиданно свернуть работу, не завершив её до конца, когда уже победный итог не за горами. Что безнравственно отбросить этот сигнал с того света от человека, который отдал жизнь, чтобы предупредить его, руководителя всего предприятия. Но ведь …
Дальше продолжалось по новой, заворачивая на новый круг терзаний и сомнений. И тогда Филин решил разрубить узел, то есть послать сообщение в Центр, а потом вызвать к себе Москаленку, фамилия которого наиболее часто встречалась в бумагах Сазонтова, но роль которого в тех делах Александр так до конца и не понял. Что там говорилось, про смертников, про опыты, отрубленные руки и простреленные тела? Это выглядело слишком невероятно, чтобы быть правдой.
Он вызовет к себе Москаленку и сам спросит про всё. Если хоть малая толика того, что написал Сазонтов, окажется правдой, Москаленко будет вынужден признаться, а когда комиссия доберётся  НИИ, он попросит выкинуть этого полковника из стен института, как шелудивую собаку.
Быстро составив текст для факса, Филин вызвал секретаршу.
-- Срочно передайте в Москву и затем разыщите начальника особого отдела, Москаленко, пусть он зайдёт ко мне.
Секретарша взяла бумагу и вышла из кабинета.

Бывший смертник, уголовник, чудом вырвавшийся из бетонного блока одиночки, Юрий Владимирович Хайновский сидел в трубе городского коллектора, в куче дерьма. Да, по колено в фекальных водах сидело чудовище в обрывках военной формы, в абсолютной темноте. Хайновский поднимал голову и выл, чувствуя грызущий его изнутри голод и тоску, сосавшую его почище звериного голода. Лучше уж сидеть в камере, чем слоняться по вонючим трубам по пояс в сточных водах. Он весь, буквально весь, с головы до ног, покрылся слоем дерьма. Лом сплюнул в мутную воду и увидел, как по ней расходятся круги. Что-что. А видеть он стал будь здоров, но от этого делалось жутко и он снова закрыл глаза.
Чёртов полковник, что он с ним сделал?! Хайновский посмотрел на свою руку и медленно сжал пальцы в кулак. Это только называется, что смотрел, в такой темноте, что мерещилось мерцание звёзд.
Лом вспомнил, как Москаленко входил в его камеру, где он лежал, прикованный кандалами к стальным кольцам, намертво вмурованным в нештукатуреные стены. Он давно уже отвык от стен, покрытых цветастыми обоями, с понавешанными коврами. Крошево бетона, «шуба», давно уже стали для него привычным антуражем. Кровать, тумбочка и «параша» в углу – его привычный мебельный гарнитур. А больше и не надо ничего. Хай ни в чём не нуждается, ему никто не нужен, его все боятся, а он же – никого. И в камеру к нему посетители входили лишь после того, как полдесятка мордастых надзирателей заковывали его в наручники.
А вот в глазах этого полковника никакого страха не было. Он сидел и разговаривал с Ломом, как равный с равным. Предложил ченч – ты мне, а я тебе. А что тут думать – так смерть и так. А тут хоть какое-то развлечение. Посидишь вот полгода в одиночке – опупеешь с тоски, найдёшь паука, стянешь с паутины и в «очко» его играть научишь, в карты, сделанные из единственного газетного листа.
Ха-ха. Люди с воли даже не подозревают, что могут придумать тюремные сидельцы. Посади иного в одиночку, так он там «Перпертуум мобиле» из табуретки сварганит. И на нём на волю улетит. Хохмачи в камере рассказывали, как один шнырь вертолёт склепал из бензопилы «Дружба». Говорят, уржаться можно было, когда мимо вышки с вертухаем такой Карлсон пролетел. Жаль бензина не хватило – пока над бараком поднялся, пока нужный порыв ветра поймал, топливо уже и вышло. Едва-едва хватило его, чтобы колючку перелететь, да КСП. Мотор за зоной «сдох», да солдатёшки не в пример резвые оказались, догнали шныря, чуть собаками не затравили, да обратно его в кутузку сунули, бедолагу. Зато сколько рассказов потом про то дело сложилось. Мол, на ночь улетал он на том карманном вертолёте по бабам. Пока мужики их, контролёры зоновские, на территории службу тянули, он ихних баб вдоль и поперёк перепробовал. А те только удивлялись, чегой-то ихние жинки все разом забрюхатели. Ржачка, да и только.
Согласился всё же Хай с полковником по-майданничать. Но, когда Москаленко достал «пушку» и начал садить в него пулю за пулей, Хай заорал, как орал бы всякий на его месте. Девятимиллиметровые пули входили в тело, пронизывали его, плющились о внутренности и эти свинцовые лепёшки проникали всё глубже, разрывая ткани, нервы. Хрустнул позвоночник. Хай захлебнулся в своём смертном вопле и поник головой. Но свершилось чудо. Жизнь, которую он проклял и с которой давно расплевался, вернулась в его холодеющие члены. Он пережил неповторимое чувство раздвоения, когда ощущал себя сидящим в кресле и одновременно имел способность видеть себя со стороны, как если бы отошёл немного в сторону. Но ведь он был привязан ко креслу и поэтому не мог отойти. А не было ли там большого зеркала, отражением которого он и воспользовался? Но не успел Хай удивиться, как внезапная скручивающая боль вернула его «на место». И сквозь эту обволакивающую сознание боль он ощутил, как начинают шевелиться внутренние органы, выталкивая- выдавливая инородные тела – расплющенные пули.
Когда он снова открыл глаза, ему показалось, что комната, которая раньше расплывалась от портившегося зрения, стала какой-то более объёмной, все предметы виделись отчётливо, бесследно ушла зубная боль, что частенько донимала его постоянными ноющими приступами, с которыми он уже и свыкся. Да что там говорить, он впервые за долгое время почувствовал себя полностью здоровым. Организм как будто сошёл с заводского конвейера и весь «блистал» новизной. Наверное, такое чувство было у Адама, когда Создатель вдохнул в него жизнь. Хай стал ещё здоровее и сильнее, чем был до смерти. До своей собственной смерти. Будто вместо свинцовых пуль его яблоками молодильными накормили.
И, когда второй раз с ним экспериментировали, в камере с микробами, он уже ничего не боялся. Точнее, он и раньше не трусил, а сейчас вообще был кум королю. Учёного хмыря, пытавшегося вколоть ему шприц с какой-то дрянью, замочил с удовольствием бывалого «правильщика». Это дело для него стало привычным и давало даже немало минут удовольствия. Всё внутри холодело, когда он вонзал, раз за разом, какую-нибудь заточку в тело обречённого. Он держал в руках дёргавшееся тело и чувствовал блаженную истому, как если бы в его объятиях томилась не жертва, а живая баба. Такие минуты Хай не променял бы ни за что.
Здесь же всё было не так, как в зоне. Петух этот даже и не подумал защищаться, а смотрел на Хая, лупая беспомощно глазами. Только в самый последний момент чудик ринулся в сторону, руками замахал, но было уже поздно. Это было так легко, что Лом решился даже на некоторый театральный эффект. Мол, кто с мечом придёт, тот от меча неприятность в полной мере поимеет. Вырвал он тогда у крысы учёной шприц и всадил ему всю порцию прямо в его шибко грамотную башку для лучшей усвояемости.
Но конечный этап эксперимента пошёл не так, как ожидал этого Хай. Его капитально скрутило и провернуло через мясорубку заживо. Всё внутри перекручивалось и хрустело, тело само рвало комбинезон на части. Казалось, от внутреннего давления лопнут глаза. Зубы вылезали, как выползает ста из тюбика, если его с силой сжать.
От неожиданности и боли Хай ополоумел. Он рванулся, и крепления не выдержали. Кресло весом в центнер Хай выдернул из пола, как дедка репку, и запустил им в кучу экспериментаторов. Почти на ходу он с лёгкостью смёл с пути двух охранников и даже не заметил этого.  Хай постарался выскочить из камеры, но налетел на дверь и опрокинулся. В комнате погас свет, после того, как кресло разломало их проклятую машину. На него разом накатила новая волна гнева, от страха и боли. Лом закричал и, с заметным усилием, вырвал из стены тяжеленую толстую дверь, после чего выскочил в коридор. Бросился в одну сторону, в другую. Пока в коридоре никого не было. Мигала лампочка, но вот-вот они вывалятся всей толпой в коридор и начнут буравить его свинцовыми пулями.
Вот тут-то, в полутёмном коридоре, Лом и ощутил в себе новые, непознанные возможности. Серый бугристый бетон начал вдруг таять, растворяться и он увидел земляные глыбы, распёртые стенами бункера, и, где-то в стороне, струящийся ручей, зажатый в трубе. Он услышал бульканье и шелест воды, и двинулся в том направлении, где была труба, где было спасение. Для того, чтобы попасть туда, пришлось выломать ещё одну дверь. Лому понравилось чувство, как вздуваются упругие шары мускулов, каких раньше у него не было, и как толстущая стальная плита на шарнирах начала поддаваться усилиям, и осела с треском и скрипом, а затем и вовсе вывалилась на пол. Хай, с лёгкостью, поднял крышку люка и швырнул её в коридор. А затем решительно нырнул вниз, в холодную воду.
Стоя в той холодной воде, Хай поднял вверх волосатую руку и погрозил кулаком в проём люка, за которым оставались эти изверги в белых халатах, и двинулся по трубе в глубь городского коллектора. Внутри его всё пело. Хай снова на свободе! И пусть попробуют схватить его снова! Никакой полковник ему теперь не страшен. Пусть он спустится сюда, если, конечно, осмелится. Тогда Хай заставит его слопать свой сраный пистолет. Пусть полковник загнётся от заворота кишок.
Хайновский двинулся вперёд. Вода плескалась, поднявшись выше колен. От водной поверхности, равно как и от склизких наростах на стенах, шёл сильный дух. Стены над головой загибались куполом. В кромешной тьме ничего не было видно, но новые ощущения подсказывали про круглое сечение того коридора, по которому держал путь смертник Хайновский Ю. В. Он шёл вперёд с закрытыми глазами, так как не было никакой нужды всматриваться в абсолютную темноту.
Хай знал, что там, впереди, труба раздваивается, справа вливает свой поток ещё одна труба, гораздо меньшего диаметра. Судя по вони, оттуда вытекают фекальные стоки. Отвратительные миазмы вплетаются в букет ароматов, плывущих над грязной поверхностью. Хай почувствовал, как в колени его что-то мягко толкнулось. Он, не нагибаясь, нащупал длинной рукой тельце плывшей по течению дохлой крысы, ощупал её руками и, почувствовав сильнейший спазм от голода, разорвал тушку. Хрустнуло, и в каждой ладони оказался кусок разорванного надвое животного. Хай почувствовал, как по запястью что-то потекло. Кровь. Он слизнул капли языком и выдрал крепкими зубами кусок мяса, вместе со шкурой. Прямо на ходу он принялся жевать, медленно переставляя ноги и ощупывая ими дно. Один раз он едва не оступился в провал и обошёл его по краю, стараясь двигаться осторожно. Кое-как насытившись, он бросил недоеденные остатки под ноги. Крыса попалась худая и старая. Мясо было жёстким и начало гнить.
Пока что беглец двигался без цели, стараясь лишь удалиться от цитадели Москаленки, который обязательно вышлет погоню, чтобы иметь возможность и дальше кромсать тело уголовника. Но только мы посмотрим, как это у него получится.
Хайновский улыбнулся во тьме. Он вспомнил, что его уже нет в списках живых. В один из ЗАГСов Луганска- Ворошиловграда ушло уже сообщение, что гражданин Хайновский Юрий Владимирович, 1962 года рождения, умер 12 июля этого года при обстоятельствах, которые лишь с самой большой натяжкой можно признать естественными. И вот сейчас, глубоко под поверхностью земли, в бетонной трубе кировского коллектора двигалось существо, имеющее с этим миром очень мало общего. Скоро он, выходец с того света, отодвинет чугунный диск, прикрывающий канализационный колодец, и выберется на свет белый. Тогда-то окружающие и познакомятся с миром мёртвых.
Эмоции переполняли Хайновского и он на секунду, на мгновение остановился, чтобы закричать, завопить во всю силу лёгких. «Вот он я! Я иду искать, кто не спрятался – я не виноват!». Сказал и захохотал. От крика где-то рядом что-то с шумом упало в воду. Насколько это было близко, Хай не понял. Он ещё не до конца разобрался со своими возможностями. К примеру, его обострённые чувства улавливали лёгкую вибрацию от проехавшего далеко наверху автомобиля. Там кипела жизнь, ходили обычные люди, и шли они на работу, на свидание, в ресторан или просто домой, поваляться на скрипучем диване или посмотреть в телеящик. И никто не подозревал о появлении чудовища, копошившегося во тьме, с торжествующей улыбкой на уродливо широких губах.
«Пускай, -- думал Хай, -- они бродят там, уверенные в себе, в своей силе. Любой из них с радостью выдал бы Хайновского, если бы ему представилась такая возможность. Они смотрели бы, как менты с собаками травят его. И рассказывали бы друг другу и  своим бабам, все подробности этой охоты, всячески выпячивая свою роль в этом загоне. Но попади этот или эти смельчаки сюда, они моментом бы растеряли весь свой лоск и уверенность. Они визжали бы и вопили от ужаса, пока он, Хай, не спеша приближался к ним на расстояние удара. Здесь он – король, и эти трубы – его владения, и он заставит любого, здесь появившегося, платить дань. Своей никчемной жизнью».
Тут его разобрало любопытство. Кто же это там упал в воду после его крика. Если это была какая-то невообразимая крыса, то она давно должна скрыться в своём тайном логове, но шума того отступления Хай не слышал. Тот, кто там был, или затаился там, впереди, или … Это он сейчас выяснит. Преступник двинулся в ту сторону, касаясь, время от времени, руками стен, покрытых слизистыми наростами. От прикосновения эти осклизлые образования отклеивались от стен и шлёпались в воду. В этой мгле только и слышно было, что шорох и бульканье, да тяжёлое дыханье уголовника несколько разнообразило шумовой фон подземелья.
Где же источник заинтересовавшего его шума? Хай «огляделся». Для этого он закрыл глаза, чтобы они не мешали,  и напряг деятельность отдельного участка мозга. Во лбу, между и выше глаз, открылась точка, играющая роль сонара, как у глубоководных рыб, или инфракрасный прожектор. Информация с сетчатки поступает в мозг через нервные синоптические цепочки, а у Хая неведомый орган обходился без помощи глаз.
Серебристый туман, что сверкал и переливался перед уголовником, начал сгущаться и уплотняться. И он увидел. Впереди что-то было. Инородное тело, чуждое для этой  зловонной норы в той мере, в какой здесь был чуждым и сам Хайновский. То есть впереди был человек. Силуэт человека, лежавшего в луже. В силу своего опыта Хай умел отличить позу человека спавшего, пьяного или убитого. Так вот, этот точно уже никогда не проснётся.
Размытое пятно принимало, с каждым следующим шагом, всё более отчётливые черты человека. Так и есть. Наполовину погрузившись в грязь, перед ним лежало тело убитого человека, облачённого в длинный плащ. На глаза натянута широкополая шляпа, а на груди лежал необычно короткий широкий галстук. Кто этот модник, и как он попал сюда? Но Хая эти вопросы абсолютно не интересовали. Пусть всем этим занимаются сыщики- легавые.
Хайновский, почти не нагибаясь, уцепился длинными руками за лацканы плаща и поднял тело. Голова запрокинулась назад неестественно далеко. Хай разглядел «инфраоком» широкую щель ниже подбородка. Стало понятно, что за «галстук» болтался на груди трупа. Этот способ расправы пришёл к нам откуда-то с Запада и назывался «колумбийским галстуком». Жертве перерезали горло и, сквозь разрез, вытаскивали собственный, жертвы, язык. Именно его-то Хай и принял за предмет галантереи.
Не повезло парню. Похоже, он перешёл дорогу крутому человеку, который обошёл его по всем статьям. Ну, и поделом ему. Не замахивайся на кусок, если он тебе не по рту. А если не можешь сам за себя постоять достойным образом, то значит, целиком и полностью, заслуживаешь ту участь, которую тебе предлагают.
Всё это вполне укладывалось в ту шкалу ценностей, какой Хай придерживался в разных жизненных ситуациях. А коли так, то особо церемониться не стоило, и Хай содрал с трупа плащ. Парень оказался солидного размера. Придётся ему со своей одежонкой окончательно распрощаться. Ха-ха! Она теперь ему вряд ли понадобится.
Самым бесцеремонным образом Хай оттолкнул труп и натянул на себя «обнову». Не беда, что запястья торчали из рукавов. Зато не видно изодранной гимнастёрки, лопнувшей по всем швам. Водрузив на голову шляпу, уголовник перешагнул через труп и направился дальше, загребая воду полами плаща. Чувствовалось несильное течение навстречу. Это значило, что он поднимается.

Москаленко заглянул в глаза Баранникова. Были они серого, можно сказать даже – стального оттенка. Твёрдый взгляд, небольшой шрам на подбородке, перекатывающиеся желваки на скулах – с таким человеком шутить не рекомендуется.
-- Старлей, твоё возвращение в часть откладывается, предположительно на … на несколько дней.
Баранников на слова полковника никак не отреагировал. Не мигая, он смотрел в глаза собеседнику и ждал продолжения.
-- Проект «Терминатор» неожиданно осложнился … осложняется … тьфу! – в сердцах плюнул Николай. Получалось, что он оправдывается перед нижестоящим офицером, можно сказать – подчинённым. Он повернулся к десантнику спиной. – Я уже сообщил Бойко, что ты остаёшься. Примерно, так, на неделю, если что за это время не поменяется.
-- А лагерь?
-- Лагерь подождёт. Что – лагерь? Сейчас главное – здесь. Без «Терминатора» и лагерь может не понадобится. Из-за идиотских штучек одного мудака всё может лопнуть в одночасье.
-- Все мы под Богом ходим.
Москаленко, не поворачиваясь, поиграл желваками. Он смотрел сквозь ажурную решётку на территорию института, где сотрудники службы безопасности, одетые в солдатские гимнастёрки, красили забор, убирали мусор, подстригали кустарник, то есть выполняли каждодневную хозяйственную работу, чтобы оправдать своё неотлучное присутствие на охраняемой ими территории. Москаленко не хотел, чтобы посторонний глаз уловил признаки утроившейся охраны. Прямо под ним, под окном, трое из ГБ сидели на узкой скамейке, установленной возле бочки, которую вкопали в землю и использовали вместо пепельницы. Люди полковника лениво стряхивали пепел и обшаривали двор внимательными глазами. Николай повернулся к старшему лейтенанту.
-- Я бы сказал – под дьяволом. Это я про того монстра, что сбёг в городской коллектор.
-- Тогда это он под нами ходит.
-- Что?
Баранников указал пальцем на пол и показал, как там ходит беглец. Москаленко в сердцах плюнул.   
-- Шутки шутишь? А если это чудовище вылезет где-нибудь на Октябрьском проспекте да замочит кого-нибудь? После этого наша милиция будет искать убийцу, ситуацию проанализирует, данные соберёт и начнёт «копать». А следы-то приведут их сюда.
-- Неужели у вас нет «крыши» среди эмведешников?
-- Имеется. Но сейчас нельзя допускать никакого шума и всеми возможными способами избегать хоть чьего-то внимания. Что может быть хуже, чем стрельба перед атакой? Ладно, разговоры травить лишнего времени нет. Я дам тебе несколько своих людей, из собственного резерва, профессионалы высочайшего класса. Ты с ними  пройдёшь тем же путём, что и Хайновский. Ищите там малейшие его следы. Беглец слишком спешил, чтобы успеть замести их. Мои ребята в этом доки. Они всё сделаю, что нужно, сами.
-- Какова же моя роль в этом деле?
-- Если в ваши руки попадёт Хай, то за него ты будешь нести полную ответственность. Задача моих парней будет заключатся в том, чтобы разыскать его, и схватить, а ты приведёшь беглеца сюда. Ты также заинтересован в этом деле. Я бы и сам туда полез, но обстоятельства заставляют находиться именно здесь, в этом кабинете.
-- А я, значит, должен быть там, по пояс в дерьме?
-- Ничего, потерпишь, -- губы полковника разъехались в усмешке. – Интересное дело, у этого уголовника в зоне была такая же кличка, как у тебя. Там его прозвали «Ломом». Интересно – за что? Встретишь его, спроси!
Полковник опустился в кресло и откинулся на спинку. Баранников выждал несколько секунд, вскинул руку в армейском приветствии и покинул кабинет. Москаленко бросил ему вслед пристальный взгляд снайпера и закурил сигарету. Баранников – человек опытный, в оперативных делах продвинулся далеко, как в ФСБ, так и Офицерского Фронта. По рекомендациям Бойко Москаленко раскрыл ему кое-какие свои секреты, о чём иногда жалел, глядя в эти холодные серые глаза. Бойко был как-никак дружок и земляк, а Баранников этот в большей мере человек Бойко. Вдруг Андрюха замыслил его обойти? Москаленко отогнал от себя эту вредную мысль и нервно раздавил окурок в пепельнице тёмного богемского стекла.
Баранникова мало прельщало удовольствие ползать под землёй в погоне за бежавшим «подопытным кроликом». Тем более, с таким прошлым. Это вам не стрельба из бронетранспортёра по таджикским партизанам и не охота за чеченскими сепаратистами с борта военного вертолёта. Конечно же, Баранников не испытывал ужаса перед институтским беглецом, будь тот даже самым крутым киллером из московских криминальных группировок. Ведь и Пётр далеко не мальчик.
Спесь его немного сбил вид скрученных болтов, со следами свежего излома. Такое мог сотворить робот из фантастического видеофильма, или какой-нибудь оборотень- вурдалак из мира потустороннего. Но приказ есть приказ и, после осмотра и подгонки экипировки, старший лейтенант Пётр Баранников спустился по ржавеющим ступеням в темноту. На голове его был закреплён прибор ночного видения для лучшей ориентации в темноте.
За ним двинулись шестеро молчаливых бойцов из спецгруппы А-10, облачённые в чёрные прорезиненные комбинезоны. С усиками раций и «ночными глазами», они напоминали группу инопланетян, изучающих изнанку жизни земных обитателей. Двое охранников приладили крышку люка на место и остались патрулировать секретный этаж этого важного научного подразделения. Несмотря на ЧП, работа продолжалась. Офицеры в белых халатах перебегали из отсека в отсек, с рулонами компьютерных распечаток, тихо посвистывали принтеры, жужжали вентиляторы охлаждения. Сотрудники «Терминатора» делали вид, что всё в порядке.

Талантливый французский романист Виктор Гюго называл катакомбы очистных систем – «клоакой города». Именно там, по его мнению, и находилось то самое пресловутое «дно города», куда оседают все нечистоты мегаполиса. И это не только фекальные стоки, но и шайки бандитов, прячущихся под землёй от городской стражи, банды всяческих мятежников и дезертиров, действовавших преимущественно ночной порой, и разного рода секты – от сатанистов и до самых ярых фундаменталистов, что жгут кресты с грешниками и поют ужасные псалмы на языках давно сгинувших народов.
Со времён «Отверженных» прошло почти полтора века, и грабители уже не прячутся в коллекторе при виде патрулей ПДС, а нищие чинно шествуют домой после дневных бдений с протянутой рукой. По трубам шныряют лишь крысы, да те несчастные бедолаги, что получили по иронии судьбы статус «без определённого места жительства», БОМЖи по аббревиатуре. Сами же себя они именовали бичами, а кое-кто это толковал как «бывший интеллигентный человек», или босяками, и, порой, держались даже гордо и независимо, бравируя своей отчуждённостью от благ цивилизации и вытекающей отсюда полной независимостью и свободой. Они и обитали в этих тоннелях, да и то лишь зимой, уезжая летом куда-нибудь на юг, или в деревню, к земле, где легче прокормиться.
Пётр двигался по тому тоннелю, где не так давно проходил и Хайновский. Они это наверняка установили по некоторым признакам, видимым лишь для искушённого глаза. Подземная улица, если так можно назвать проржавевшую тесную трубу с вонючим ручейком, не знала такого частого посещения людей уже давно. Неясные тени бесшумно передвигались, давая знать о своём присутствии лишь хлюпающим звуком шагов. Друг друга они ясно видели в необычном инфракрасном спектре. Они казались друг другу красными и жёлтыми силуэтами на фоне сиреневого тумана фекальных испарений. Даже сквозь маску респиратора просачивались миазмы подземной клоаки, а каково же обычному беглецу, шлёпавшему по лужам с отчаянием преследуемого зверя. Впрочем, вряд ли этот «зверь» так уж сильно боялся, если судить по тем следам, что он оставил в каземате института. Поистине, дьявольская сила.
Баранников вспомнил уточнение полковника – «под дьяволом ходим». Наверное, надо было сначала узнать поподробнее о личности беглеца, но Москаленко не любил делиться сведениями. Сказал лишь - доставить живого, и лишь в самом крайнем случае – мёртвого. А вот кого? Увидите, сказал, не ошибётесь. Видно, тот ещё зверь, коли он уверен, что при виде его оперативники сразу признают объект охоты.
Но это будет в перспективе, а пока что они двигались по трубе, дно которой залито продуктами жизнедеятельности губернского центра средней руки. Хорошо ещё, что дождя проливного нет. В противном же случае они теперь двигались бы по горло в дерьме, отдувая от себя … Хм, скажем, экскременты, тьфу, какая гадость.
Спутников лейтенанта Москаленко представил по нумерации – Второй, Третий и так далее. Сам же он стал Первым. Временно. Первым был командир группы. Полковник оставил его при себе и старлей увидал его лишь мельком, но это не задело его ни в малейшей степени. Сейчас эти ребята подчинялись лично ему и пошли бы за ним куда угодно, судя по тому месту, по которому они уже шагали. Радиосвязь позволяла им расходиться в кромешной тьме на расстояние, превышающее прямую видимость или силу крика. Искать, так искать.
Хрипнула рация, укреплённая на плече комбинезона.
-- Первый, говорит Четвёртый. Обнаружен труп неизвестного.
-- Это беглец? (как бы это было просто).
-- Вряд ли. Похоже, он валяется здесь не первые сутки. Разлагаться уже вовсю начал. Если бы не стоки, то запашина стояла бы – не продохнуть.
-- А наши следы?
-- Да, кое-что имеется. Третий держит в руках обрывок рукава. Похож на рукав от гимнастёрки, какая была на объекте.
-- Понятно … Вызывая Пятого и Шестого.
-- На связи.
-- Всё слышали?
-- Так точно.
-- Двигайтесь в том же направлении, что Третий с Четвёртым.
-- Понятно.
-- Отбой связи.
Снова возобновилось движение в сиреневых всполохах инфрареальности. Преследователи шли, загребая ногами накипь, плывущую по поверхности. Сквозь респираторы проникала едкая аммиачная вонь отходов. Неужели сюда сваливают какую-нибудь химическую дрянь? С наших хозяйственников станется. Если никто не накажет, то они на пустырях радиоактивные свалки устраивать начнут. Хоть трава не расти! Достойные ученики французского императора Людовика Пятнадцатого, удостоенного прозвищем «Возлюбленный», за роскошь, при которой он привык жить. Это его фаворитка Жанна Антуанетта, маркиза де Помпадур, была автором высказывания: «После нас – хоть потоп», которое вошло в историю. Похоже, цитата циничной прелестницы стала девизом для многих политических и административных деятелей как России, так и мира.
Семь силуэтов, теней, работников службы безопасности государства российского, скользили по тоннелям канализационной системы города, пытаясь захватить в кольцо возможного противника. Как можно бесшумней они расходились в разные стороны, ориентируясь, по памяти, картой катакомб, чтобы сойтись в кубических камерах развилок, где можно было перейти с одного уровня на другой, и где приходилось задерживаться, чтобы обнаружить порой крайне незаметный след, оставленный Хаем.
Баранников слушал сдавленные проклятия и матерный шёпот из затянутого мелкой сеткой динамика миниатюрной японской рации. Наши, отечественные средства связи, едва работали на поверхности, а здесь, в царстве металлических труб и переплетениях арматурных прутьев, они были бы мёртвым фонящим грузом.
От этого удручающего однообразия и частых остановок можно было прийти в отчаяние, если бы, время от времени, им не попадались следы, которые оставил за собой тот, кто не так давно прошёл уже этими подземными лабиринтами. И этот «кто-то», без всякого сомнения, был Хайновским. То здесь, то там, он оставлял то чёткий отпечаток рубчатой подошвы на проржавевшем изгибе трубы, то сбитые слизистые наросты в тех местах, где их стряхнула торопливая рука, чтобы уцепиться за прутья арматуры. Гебисты не обращали внимания на трупы кошек и собак, сброшенные в стоки и принесённые подземным течением сюда, глубоко под город.
Нашли ещё один труп, сильно отличающийся от первого. Сморщенный мужичонка неопределённого возраста сидел, скрючившись, на трубах, обмотанных жёстким пластиком. Он обхватил руками колени и прижал к ним голову. Нашедший его оперативник толкнул, осторожно, тело концом глушителя, накрученного на короткий ствол мини- «узи». Мужичонка не шевельнулся – он уже закостенел, зафиксированный смертью. Баранников так и оставил его сидеть в этом склепе, где он уже настолько пропитался химическими соединениями, что даже крысы побрезговали мертвечиной. Старлей, на ходу, попытался прикинуть, кем он мог быть – бродягой, скрывшимся с украденным кошельком из-под носа милицейского патруля и угоревший в своём здешнем убежище. Или это ночевавший здесь бич, умерший от сердечного приступа после выпитого очередного стеклоочистителя. Это же человеческий отброс, продукт переработки вчерашних ЛТП…
Так ни до чего и не додумавший, Баранников махнул рукой и взглянул на светящийся фосфорными пометками циферблат «Командирских» часов с изображением Владимира Жириновского. Стрелки пульсировали на четырёх часах пополудни. Ого! Скоро выйдет срок фильтров респираторов Пора возвращаться, или подниматься на поверхность.
Рядом с Баранниковым двигался Второй. Вот он поднял руку и нажал пальцем, обтянутым кожей перчатки, маленькую кнопочку часов. Высветилось табло – четыре часа, восемь минут. Вот и он уже заметил, что запас времени на исходе. Пискнула рация.
-- Первый, Первый, я – Третий. Приём.
-- Первый на связи.
-- У нас выходит время. Требуется сменить дыхательные фильтры.
-- Минуту.
Он переключился на другую волну и вызвал полковника.
-- Первый вызывает Босса. – После паузы. – Первый вызывает Босса.
Невероятное дело – рация молчала. Босс, то есть Москаленко, должен был ответить в ту же минуту, как только прозвучал сигнал вызова радиостанции. Но динамик, настроенный на приём, молчал. Что ж, в таком оговорённом случае, Баранников обязан взять на себя всю ответственность за действия группы, вверенной под его команду. Он проверил показания компаса, стрелка которого лениво покачивалась из стороны в сторону. Несмотря на обилие металла, громоздившегося со всех сторон, красный конец стрелки указывал нужное направление. Пётр, на память, повторил все их перемещения. Получалось, что они находятся в районе локомотивного депо. Преследовать ли беглеца и дальше в экстремальных условиях, или вернуться назад? Ни одна из этих альтернатив не устраивала десантника. И он принял соломоново решение – предоставить выбор самому полковнику. А для этого необходимо было подняться на поверхность и связаться с Москаленкой, с помощью обычного мобильного телефона.
 
Хайновский поднял голову. Рыжеватые волосы повисали непривычными космами, почти доставая до мощных раздавшихся плеч, обтянутых плащом. Над головой темнел диск, закрывавший от Юрия выход на волю, где свежий воздух и пища, много пищи, только стоит поискать. Он почувствовал сильнейший спазм в кишечнике. Что это? Организм всё ещё перестраивался, метаморфируясь в новое существо, нового человека? Или процесс уже закончился и теперь требуется лишь пища для восполнения затраченной на перестройку тела энергии? Неважно. Важно то, что Хайновского грыз изнутри голод, толкая туда, наверх, где белки, жиры и углеводы, в различных комбинациях, ожидают его, чтобы насытить. Те несколько крыс только раздразнили аппетит, но насыщения не дали.
Хайновский вцепился руками в металлическую лесенку, скользкую от просочившейся влаги. Он поднимался, вымазанный с ног до головы ржавчиной и всем тем, что плавало там, в канализационных трубах, протянутых под всем городом. Вместе с Хаем наверх поднималось облако отвратительнейших запахов.
Эти запахи и остановили Серёгу Сотникова, двадцатилетнего паренька, обладающего большими прозрачными ушами и пригоршней веснушек, что скатились с остренького носа на щёки. Серёга немного стеснялся своей несолидной внешности и старался компенсировать этот существенный, в его глазах, недостаток модной и дорогой одеждой. А такое увлечение предполагало существенный доход, или хотя бы соответствующий побочный заработок. Поэтому Сотников и не отказывался никогда от сверхурочной работы. Почти всю ночь он провозился в депо, и сейчас, когда утро закончилось, и начинался день, направлялся к бытовым помещениям, чтобы переодеться т малость сполоснуть лицо. Глаза, прямо на ходу, слипались, всё таки четырнадцать часов человек на ногах, понимать надо.
Замедлив шаг, Серёга втянул носом воздух и брезгливо поморщился. Пахло так, как у соседей с первого этажа, когда недавно в их доме капитально засорилась канализация и всё «добро»  поплыло через края унитазов. Серёга шагнул было дальше, но звук от падения чего-то тяжёлого привлёк его внимание. Что это там? Сотников поставил на землю металлический раздвижной ящик с инструментом, который он прятал у себя в шкафу, в раздевалке, достал массивный разводной ключ и направился в запечатанному вагону. Именно оттуда и доносился шум. Там хранились тяжёлые бухты медного кабеля, предмет постоянной охоты бичей. Территорию патрулировали сотрудники агентства охраны, но не поставишь ведь к каждому вагону по человеку, а тио и по два. Видимо, патрулирующие охранники вот-вот подойдут, а тут он, Серёга, стоит на страже государственной собственности. Глядишь, премию какую дадут за инициативу да бдительность.
Подбодрив себя этими мыслями, ощущая в руке тяжесть внушительной железяки, Сотников осторожно прошёл вдоль окрашенного зелёной краской вагонного бока и перешагнул через рельсы. День давно уже сменил утро, которое, в свою очередь, опрокинуло на лопатки извечного соперника – ночь. Солнечные лучи заливали окрестности депо ярким дневным светом, порою даже слепящим глаза. Поэтому, когда Сотников заглянул за вагон, он ничего не увидел. Промежуток между вагоном и кирпичной складской стеной заливала тень, густая, как мазутная лужа. И там кто-то был. Этот кто-то шумно дышал. Неужели здесь орудует целая шайка?
Серёга вдруг пожалел, что опрометчиво сунул свой остренький веснушчатый нос в это подозрительное место. Если бы он прибежал и привёл с собой охранников, то всё равно получил бы свою премию, а так … Он стоял, сжимая холодную рукоятку гаечного ключа, и от поспешного бегства его удерживало чувство достоинства и мысль, что кто-нибудь увидит его бегущим со всех ног, и, не дай Бог, вопящего от страха. Сей свидетель будет насмешливо глядеть ему вслед и принюхиваться. Точно. Его потом засмеют. Все будут говорить, что его сразил внезапный приступ «медвежьей болезни». Что стая бродячих собак довела слесаря- ремонтника Сергея Сотникова до «жидкого стула». Это которого Сотникова? Да что пришёл недавно с армии, ну тот, с конопушками на носу.
Серёга сжал зубы и решительно шагнул вперёд. Шагнул и сразу остановился. Нога его попала в лужу. Неужто и вправду здесь кто-то оправился? То-то смеху будет, если он его с «насиженного» места спугнул. От сердца сразу отлегло, но лишь на мгновение. Потому что  в следующий миг Серёга всё разглядел и похолодел. Он всё-таки попал в переделку. У ног его лежал охранник. И как это он его сразу не углядел? Только потому, что лежал он совсем неподвижно, в тени от вагона. Фуражка только откатилась чуть в сторону и выглядывала из лопухов краем околыша. А может это всё шутки? Глупые дурацкие шутки его старших товарищей. Засели где-нибудь за вагоном т трясутся там от смеха, наблюдая за своим сослуживцем. Вон и охранник лежит как-то странно. Словно бы и на животе, вон и руки видны, в траву вцепившиеся, и в то же время голова повёрнута так, что охранник смотрел прямо на Серёгу. Не может человек так лежать. Но тяжёлый запах крови и отсутствие смеющихся коллег показали, что всё здесь самое настоящее. Что не шутки это и не игра, а у охранника просто свёрнута шея. Кто-то только что убил его, свернув голову на сто восемьдесят градусов. Что же это творится? Из-за нескольких метров медной проволоки человека жизни лишают!
Снова шумнуло. Теперь стало ясно, что шумели внутри вагона. Серёга заметил открытое оконце, под самой крышей. Нужно обладать большой ловкостью, чтобы забраться туда. Бандит или бандиты шуровали в вагоне и не замечали невольного свидетеля. Не надо ждать, пока они выберутся наружу, а потихоньку отступать и звать на помощь. Позвать побольше народу, милицию, омоновцев, с собаками и автоматами. Тогда он, Серёга, будет в безопасности. Он им всё расскажет и покажет, но что сделает сейчас здесь один, против целой шайки, убившей охранника. Слесарь Сотников сделал осторожный шаг назад, стараясь не смотреть на труп. Ещё шаг. Он уже вышел из тени. Сейчас он скроется за торцом вагона и побежит, помчится со скоростью ветра. Чёрт с ним, с инструментом! Он вернётся за ним после. Сергей бросил последний взгляд назад, на вагон. И остолбенел.
От колёс поднимался человек. Он был одет в чёрный комбинезон. Лицо закрывала маска. На лбу возвышалось странное сооружение, напоминающее отдалённо маску для подводного плавания. Человек озирался по сторонам, придерживая у плеча огромный пистолет с длинным толстым стволом и длинной рукояткой. Он пока ещё не заметил слесаря, так как тот прижался к вагону и тень его пока ещё скрывала. Серёга даже дыхание затаил, чтобы оно его не выдало. У ног первого появилась голова второго. «Маска» была надвинута на глаза. Он тоже огляделся и «маска» его осталась повёрнутой в серёгину сторону. «Это они из канализации вылезли», -- наконец понял Сотников. – Для простых бичей у этих слишком уж «крутое» снаряжение. Неужели мафия добралась уже и до нашего депо?». Пока он обдумывал ситуацию, второй незнакомец поднял такой же огромный пистолет, как и у первого, и навёл его на Сотникова.
Внезапно ствол дёрнулся, хлопнуло, и в стене вагона появилась дырка. Серёга взглянул на пулевое отверстие, глаза у него закатились и он хлопнулся в обморок от всех этих злоключений, что свалились на него за последние пять минут. Из канализационного колодца вылезли ещё двое. Один из них осмотрел труп охранника со сломанной шеей, второй – щупал пульс на шее отключившегося слесаря.
В эту минуту, так как всё происходило достаточно быстро, из окошка выскользнул человек. Двигался он на удивление проворно и, в мгновении ока, очутился на крыше этого вагона. Преследователи среагировали  молниеносно. Захлопали несколько пистолетов- пулемётов «Узи», снабжённых глушителями, но беглец уже спрыгнул с крыши вагона на другую, противоположную от преследователей, сторону, и бросился бежать, перепрыгивая через рельсы. Путь свой он держал в сторону корпуса, возле которого рядами выстроились локомотивы электропоездов, с вагонами и без. Вслед беглецу кинулись и преследователи, поливая воздух из автоматического оружия. Впрочем, погоня эта длилась не дольше нескольких секунд, и они отступили обратно, так как от депо уже бежали им навстречу рабочие дневной ремонтной смены, привлечённые суматохой. Москаленко распорядился провести операцию захвата на строго секретном уровне, который не дозволял открываться посторонним.
Когда ремонтники подбежали к злополучному вагону, они обнаружили лишь Серёгу Сотникова, который всё ещё пребывал в бессознательном состоянии. А неподалёку от него обнаружился труп сотрудника охранного агентства «Аргус», со сломанными шейными позвонками. Выстрелов никто из рабочих не слышал, а те несколько человеческих силуэтов, что мелькнули в районе вагона, растворились без всяких следов.
Вызвали милицию.
Когда слесарь пришёл в себя, он начал вести себя самым странным образом и нести полную ахинею. Испуганно озираясь по сторонам, он плёл дрожащим голосом небылицы о мафиози в подводных скафандрах, грабивших вагон с оборудованием для строительства ЛЭП. Они, мол, даже покушались на жизнь единственного свидетеля их преступления и обстреливали его из огромных бесшумных пистолетов. Рабочие только переглядывались между собой. Выстрелов они не слышали и объявили бы молодого слесаря фантазёром, если бы рядом не присутствовал труп. А сам факт смерти сотрудника «Аргуса», Блинова С. Ю., никак не объяснялся.
На вопросы Сотников реагировал всё более нервенно и скоро совсем сник, но сотрудники органов внутренних дел внимательно осмотрели все подходы к месту убийства гражданина Блинова и, действительно, обнаружили следы нескольких человек в ближайшем канализационном тоннеле, а также на поверхности, рядом с вагоном. По рассказам единственного свидетеля и, руководствуясь несколькими следами, в материалах предварительного следствия появились записки, что неизвестные вылезли из-под земли, свернули Блинову шею, перешерстили вагон с бухтами провода и, затем, вспугнутые ремонтниками, снова вернулись в подземелье, где следы их быстро затерялись и уже больше не прослеживались. Попробовали задействовать служебную собаку, но проверенный многократно метод не сработал – собака не смогла выдержать канализационных запахов, что так сурово действовали на её тонкое обоняние. Ищейка беспомощно крутилась на месте, скулила и рвалась вернуться обратно, на свежий воздух.
Завели дело о проникновении неизвестных на охраняемую территорию. Сотников Сергей Геннадьевич допрашивался несколько раз следователями прокуратуры, которые занимались этим делом. Но, из-за отсутствия вразумительных мотивов, дело буксовало и топталось на месте.
Когда Хайновский отвалил крышку колодца в сторону, первое, что попалось ему на глаза, был вагон, стоявший в некотором отдалении от других вагонов. Почему-то ему подумалось, что в вагоне должна храниться жратва, и Хай шагнул к нему. Когда он поднялся в полный рост рядом с опечатанной дверью, откуда-то из-за вагона на него вдруг прыгнул охранник. Бросился и тут же покатился по траве со свёрнутой шеей. Это Юрий отшвырнул его в сторону, не заметив, что сломал ему ненароком шейные позвонки. Хай спокойно переступил через тело и проник в вагон. Он не стал срывать пломб, а влез через маленькое окошечко, одним движением выбив хлипенькую решётку.
Пока он шмонал в вагоне, кто-то снаружи выстрелил в стену. Пуля пробила дощатую стену и вжикнула рядом с Хаем. В последнее время ощущение летящей в него пули сильно действовало Хайновскому на нервы. Уголовник отбросил свёрток меди и, одним ловким движением, выбрался в оконный проём. Одним взглядом он окинул окрестности, чтобы оценить ситуацию.
Из-под земли выбирались люди, несущие с собой запах тоннелей и каземата, где Москаленко планомерно убивал Хая. Юрий оценил всё это в доли секунды, оттолкнулся ногами от плоской вагонной крыши и уже в следующее мгновение бежал к неподвижным зелёным поездам, спавшим на рельсах, несмотря на яркий земной свет. Позади он слышал крики рабочих, спешивших к месту происшествия. Хай прыгнул под локомотив и затаился там на несколько секунд. Рядом протопали сапоги ремонтников и Хай выглянул наружу, выждав ещё чуток. Преследователи исчезли, то есть погоня закончилась в тот момент, когда Хай очутился между вооружёнными автоматами людьми Москаленко с одной стороны и группой работяг с ломами и палками – с другой. Они загнали его в угол всего лишь пару минут назад.
И вот всё закончилось. Преследователи улетучились, а работяги толпились возле вагона, собравшись возле охранника. По сторонам они уже почти не смотрели и Хай незаметно перебрался дальше, где его уже не было видно, где можно было подняться в полный рост. Хайновский поднял воротник длинного плаща и направился между бесконечными составами, в ту сторону, где по верху стены змеилась колючая проволока, такая ему знакомая и привычная. Что там особо говорить, все последние годы прошли вокруг да около проволочных колючек. При ближайшем рассмотрении стена оказалась совсем не высокой, да и проволока – не чета той, что вилась по зоновским заграждениям. Там, вперемежку с колючками, сверкали лезвия бритв. А здесь была натянута чепуха на постном масле.
Хай перескочил стену и даже толком не заметил её.
Интересно! Когда появились посторонние, люди полковника растворились, как по мановению волшебной палочки. И фамилия этого чародея – Хайновский. Ему лишнее внимание посторонних зрителей ни к чему. Он собирается оставаться в тени. Ну что ж! Тогда хлопать ему будет один Хай, но аплодисменты те вряд ли кому понравятся.

Глава 9.
Спокойствие. Только спокойствие могло сейчас помочь Москаленке. И уверенность в себе, и свои высокие возможности.
Когда его вызвал к себе Филин и задал вопрос о «Терминаторе», Николай сделал изумлённый вид и так талантливо сыграл роль удивления, что Филин купился на это и с облегчением рассказал про записки Сазонтова. Николай посетовал про вопиющий случай с психическим срывом ведущего специалиста, вылившийся в такую ужасную смерть.
-- А ведь сколько он ещё мог принести пользы, -- соловьём разливался полковник, не забывай делать печальный вид, хотя его при этом распирали приступы злобы на этого человека.
-- Да, я бы тоже отметил некоторые его работы. Но, тем не менее, как руководитель этого научного предприятия я не мог оставить его записки без ответа, -- снова вернулся к неприятной теме Филин. – Я был вынужден дать знать в Москву о всех последних событиях, в том числе и о «Терминаторе». Мы с вами выяснили, что всё это явилось последствием странного синдрома. Теперь это установит официальная комиссия, и мы снова приступим к работе. Очень жаль, что Сазонтов успел уничтожить программное обеспечение, но работу, конечно же, на этом останавливаться нельзя. Мы будем работать по двадцать пять часов в сутки и всё восстановим. Жалко времени, но ничего теперь не попишешь. Всё-таки идти будем уже по проторённому пути…
Филин продолжал что-то рассказывать, жаловаться на разные мелочи, а мозг полковника прожигал один факт. Сюда едет комиссия. Из центра. Там, наверняка, люди серьёзные, не чета учёному прожектёру, которому мозги запудрить проще, чем отнять у ребёнка конфетку. Они могут и докопаться до подземной лаборатории, и тогда – прости- прощай все мечты. Надо срочно что-то делать. Что-то делать.
-- Минуточку, уважаемый Александр Васильевич, -- улыбаясь, попросил Москаленко, и вышел из кабинета.
-- Ниночка, -- обратился он к секретарше, -- принеси нам, пожалуйста, чайку. Похоже, шеф снова себя плохо чувствует, хотя и старается не давать виду. Досталось же ему в последнее время.
Почти сразу же за ним в кабинете появилась секретарша. Она сочувственно посматривала на шефа и поставила перед ним чашечку с чаем и блюдечко с нарезанным бисквитом. Вторая чашка предназначалась начальнику охраны.
-- Давайте попьём чайку, уважаемый Александр Васильевич, и сами сходим в эти «секретные лаборатории». Вы убедитесь, что там нет ничего, кроме складов и убежищ. Не знаю, что взбрело в голову бедняге Сазонтову.
Филин взглянул на часы. Комиссия вот-вот должна была приземлиться в аэропорту. Зря он так с Москаленкой, чуть человека не обидел. А впрочем, хорошо, что он ему всё рассказал. Сейчас они вместе всё посмотрят, и окажется, что всё написанное Петром Фомичом лишь плод его больного воображения. Филин уже не вспоминал, насколько обстоятельно учёный расписал всё в своей посмертной записке.
Попив чайку, оба собеседника двинулись по коридору. Москаленко придерживал доктора наук под локоток, самым деликатным образом. Секретарша с сочувствием проводила их глазами. Видимо, и в самом деле шеф себя плохо чувствует, коли его приходится поддерживать на ходу.
В коридоре к ним присоединился человек в камуфлированном комбинезоне, частично прикрытом белым халатом. На голову он низко надвинул белый колпак. Кто бы узнал в нём Василия Громова, Первого, руководителя агентства «Норд», командира группы «А» и правой руки самого Москаленки. Он выполнял роль охранника и тащил под мышкой кожаную папку с бумагами. Увидев помощника, полковник подмигнул ему и Громов незаметно удалился. А Москаленко и Филин отправились в поход по убежищам.
Они побывали в противохимической секции убежищ, в противорадиационной, затем перешли на самый нижний участок. Там их уже поджидал Громов. С собой он принёс кожаный баул.
-- Ну, что скажете, Александр Васильевич, -- обратился к шефу Москаленко, сунув одну руку в карман. – Где же эти лаборатории?
-- Да что вы, Николай Гаврилович, -- ответил Филин, прищуривая близорукие глаза. – Теперь я и сам вижу, что это всё бредовая идея. Я уже жалею, что вызвал из Москвы компетентных товарищей. Жаль, что мы у себя и у них оторвали столько времени. А ведь оно у нас на вес золота.
-- Знали бы вы, насколько я с вами согласен, -- полковник достал из кармана баллончик. – И насчёт комиссии и про драгоценное время.
Струя усыпляющего газа ударила в лицо Филина и тот пошатнулся. Упасть ему не дал Громов. Он подхватил ослабевшего учёного и почти уложил его на полумягкий топчан в помещении «бара», рядом с которым они расчётливо остановились. Громов извлёк из недр баула плексигласовый шлем психоиндуктора и приладил его на голову отключившегося Филина.
-- Насколько бы проще всем нам было, если бы учёная братия с кем-нибудь советовалась, прежде чем предпринять конкретные ходы и решения. – С сожалением сообщил Громову Николай, доставая из кармана приготовленную загодя магнитофонную кассету.
Громов ему ничего не ответил.
Через полчаса Филин поднялся из бункера. Москаленко так же аккуратно поддерживал его под локоть. Только в этот раз Филин опирался на его руку всем телом. Оба они прошествовали по коридору и свернули в сторону медицинского пункта. Через несколько минут медик решил вызвать врачебную бригаду. Названивая по телефону, он слушал сбивчивую речь полковника о том, как шефу внезапно в подвале сделалось плохо, он попросился на свежий воздух, после чего зашатался и упал. Москаленко с трудом привёл его в себя и вот, доставил сюда, к медику. Тот уже кричал в трубку, почти не глядя ни на шефа, который смотрел неподвижно перед собой, ни на полковника, вытиравшего обильный пот с лица. В это время его безуспешно вызывал Баранников.
И в это же время на территорию института вкатилось несколько машин. Это прибыла та самая контролирующая комиссия, которую вызвал Филин, но не успел дождаться. Они все посмотрели на молодого доктора наук, руководителя правительственной федеральной программы. В состоянии глубочайшей депрессии, он являл собой жалкое зрелище.
Москаленко проявил чудеса дипломатии, достойные языка Макиавелли, оборачивая ситуацию в институте так, чтобы показать себя в наилучшем виде. Нашлось место здесь м самоубийству руководителя экспертного сектора Сазонтова, и неуклонно ухудшающемуся самочувствию Филина, вылившееся вот сейчас в депрессию, временами сменяемой откровенным бредом. Учёному- физику приходилось работать, по собственному почину, по двадцать часов в сутки и даже того более. В конце концов от физического переутомления и психического  прессинга произошедшего в стенах института ЧП, с ним случился припадок, после которого он пребывает в постоянно подавленном настроении, из которого его, в настоящий момент, пытаются вывести медики. 
Члены комиссии переглядывались и качали головами. Выходило, что вызвал их Филин в состоянии психического аффекта. Теперь, после вразумительных объяснений, найден, наконец, ответ тем странным бредням, что в институте готовится античеловеческий заговор. Учёный просто переработал, как и многие другие из коллектива злополучного НИИ.  А на долю Филина пришлась львиная доля всех случившихся неприятностей. Вот переутомлённый мозг и толкнул физика на необдуманные поступки. Что ж, дело известное. Гениальные люди всегда несли в своём творчестве элементы сумасбродства. Неделька отдыха в классном профилактории поставит на ноги беднягу. Тем более, что Николай Москаленко, столь старательно курировавший безопасность всего проекта, взялся и здесь уладить все дела. Атмосфера секретности не будет нарушена ни на йоту. Никто ни о чём не должен догадаться. Про вторую жизнь института известно крайне узкому кругу посвящённых.

Группа Баранникова снова пробиралась по коллектору, но двигались они теперь уже в обратном направлении. Время от времени все останавливались и тщательно уничтожали следы своего присутствия в этом мире подземных призрачных теней. Вряд ли самая сверхчувствительная собака- ищейка сможет ориентироваться в этом букете смрадных ароматов, а визуальных следов просто не отыскать среди километров труб и ржавой арматуры. Никто не свяжет происшествие в локомотивном депо с малозаметной постороннему глазу работой учреждения, расположенной между Октябрьским проспектом и улицей Горького под вывеской «институт микробиологии». Официально здесь занимались выведением новых штаммов микроорганизмов, питающихся бензольными соединениями. В обозримом будущем они должны снять проблему нефтяных загрязнений в местах нефтеразработок или аварий танкеров, либо прорыва трубопроводов.
-- Первый вызывает Босса. Первый вызывает Босса.
Москаленко оглянулся. Ряд кабинок был пуст. Он повернулся и запер дверь туалета. Не хватало ещё, чтобы сейчас кто-нибудь из комиссии заглянул в сортир и обнаружил полковника, разговаривавшего по рации рядом с писсуаром. Это тут же станет предметом обсуждений, а это не в интересах Николая. Он нажал кнопку передатчика и поднёс портативную радиостанцию фирмы «Панасоник» к лицу.
-- Слушаю, -- обстоятельства вынуждали быть предельно лаконичным.
Сквозь фон помех слышен был усталый голос Баранникова.
-- Мы едва не схватили его.
«Господи, что он делает? Говорит прямым тестом. Конечно, в фирменных радиостанциях применяется блок кодировки, но, тем не менее. Спокойно, Николай, спокойно. Это уже нервы. У нас всё под контролем».
-- Короче.
-- Мы вышли за ним на поверхность и зажали беглеца в угол, но появились посторонние. Пришлось возвращаться. Пытались стрелять на поражение, но не получилось.
-- Свидетели вас хорошо разглядели? – нахмурился полковник.
-- Нет. Ребята – действительно профессионалы.
-- Хорошо.
-- Вот только …
-- Что ещё? – в голосе Москаленки послышались нотки тревоги.
-- Беглец оставил за собой труп. Похоже, на него напал охранник депо.
-- Ладно, позднее всё расскажете подробнее. Следуйте обратно. Ребята знают куда. Конец связи.
В дверь клозета кто-то царапался. Нужно было выходить. Это надо же! Опять труп. Этот Хайновский прямо-таки сеятель смерти. Не даром его ожидала пуля в тюремном подвале. Но пора выходить. Руки полковника сжались так, что отделанный под металл пластик рации обиженно заскрипел. Николай опустил руку и спрятал радиопереговорное устройство во внутренний карман модельного пиджака. Неприятности следовали одна за другой.
Дверь туалета резко распахнулась, задев подгулявшего гостя. Тот проводил удивлённым взором полковника и торопливо вошёл в туалетную комнату. Москаленко отправился обратно в банкетный зал ресторана «Оазис». Здесь он ублажал взыскательных чиновников из администрации самого президента. Обильные возлияния с помощью стокгольмского «Абсолюта» и слободской «Гильдии VIP» сделали своё дело.
 Наконец, комиссия убралась обратно, забрав с собой все бумаги, касающихся последних событий. Они будут ещё изучены в Москве самым внимательным образом, но Москаленку это не очень-то волновало. Главное для него было получить фору во времени именно сейчас. Он проводил глазами правительственный ТУ, который взял направление на Шереметьево, и сразу же помчался на конспиративную квартиру, где его должен был дожидаться Баранников.
Старший лейтенант всё рассказал полковнику как можно подробней. Разве что умолчал о неудавшейся попытке убрать свидетеля. Не получилось, так что тут лишний раз говорить. После выстрела тот всё равно упал, а что не от его пули, а от испуга, так на ходу тут разве разберёшь. Хорошо, что сами-то ушли без неприятных последствий.
Пришлось Николаю подводить баланс первого дня поисков Хайновского. К рассказу Баранникова он приложил отчёт следователя, который он раздобыл в УВД. Итак, первый поиск закончился ничем, почти ничем. После короткого огневого контакта Хайновский исчез, затерявшись где-то на территории локомотивной рабочей площадки. В том, что его там уже нет, можно было не сомневаться. Преступник показал себя хитрым и ловким. Покинуть депо для него не станет затруднительным делом.
Надо отметить, что к действиям Баранникова у Москаленки претензий не было. Будь на месте его сам Николай, он и то приказал бы отступить в той ситуации, в какой оказались преследователи. Но, в глубине души, полковник считал, что он бы действовал расторопней. Но ничего уже не попишешь. Оставался свидетель – некстати подвернувшийся слесарь, а также убитый Хайновским охранник «Аргуса» Блинов. Если бы не труп, от бредней перепуганного Сотникова просто отмахнулись бы. Виданное ли дело – мафиози в подводных масках взламывают вагон с медной обмоткой. После возлияния некачественной водкой и не то может привидеться.
Но вот труп уже не вписывался в галлюцинации нетрезвого слесаря. И свалить на незадачливого слесарюгу умышленное убийство тоже не получится. Хилый Сотников вряд ли справился бы со старшим сержантом внутренних войск, отличником строевой и физической подготовки Семёном Блиновым, после сверхсрочной службы в милицейском батальоне устроившимся в ЧОП. А тут не просто с ним справились, а почти что оторвали голову. Притом сделали это явно голыми руками. Чтобы понять несуразицу такого предположения, достаточно поставить этих двух людей рядом. Да Блинов больше Сотникова раза в два, да и в десять раз сильней его. Однако же лежит в холодильной камере городского морга, а Сотников отсыпается дома после истерики в райотделе городской милиции.
Москаленко почувствовал, что контроль над ситуацией вновь уплывает из рук. Удержать его сейчас приравнивалось к тому, как пытаться задержать в ладони сухой песок, струившийся между пальцев. Со дня на день надо ждать появления в каком-нибудь «Вятском наблюдателе» статьи о проделках местного Чикатило. И тогда ушлые репортёры начнут копать. Порой это у них получается лучше, чем у закостеневшей милиции, которая всё больше сетует о недостатках то того, то этого, вместо того, чтобы всячески усиливать раскрываемость преступлений.
Для того, чтобы не рухнуло в одночасье то, чего он успел добиться за последние годы, надо сделать всё возможное. Да, Баранников вернулся ни с чем. Точнее, он почти настиг Хайновского, но тому удалось скрыться. Жалко! Тогда все проблемы, или почти все, были бы решены. Но не стоит отчаиваться. Наверняка каким-то образом беглец даст о себе знать. Надо только быть в курсе всех событий, какими бы незначительными те не казались. Надо научиться читать между строк городских сводок и уловить ниточку, которая и приведёт их к Хайновскому. И вот тут-то надо будет действовать наверняка. Команда «А» снова вступит в дело, но Баранников уже не будет командовать этими ребятами. С самого начала надо было пустить Громова, который отлично знает возможности каждого из своих парней. Может быть, он-то не упустил бы Хайновского, окажись там вместо Баранникова.
Итак, решено – сейчас Громов будет этим усиленно заниматься. Они вызубрят наизусть планы подземных коммуникаций, чтобы ориентироваться под землёй с закрытыми глазами. А Баранников? И ему найдётся место в этой игре, что затеял Москаленко. Ему достанется роль телохранителя Филина. Ему и его старшине. Пусть они, день и ночь, стерегут учёного. Посмотрим, что он вспомнит, когда придёт в себя. Тогда Москаленко не стал его кодировать. Времени не было, да и, если по правде, духу не хватило. Филина лишь ввели в состояние депрессии, от которой он, рано или поздно, оклемается. А тут уж Николай не упустит момента, чтобы вложить в него именно те воспоминания, которые ему наиболее удобны.

Наконец-то Хайновский пребывал в состоянии эйфории. После побега с территории локомотивного депо, где его обстреляли из бесшумного автоматического оружия, он до темноты скрывался по кустам, перебегая от дерева к дереву, пока не наткнулся на железную коробку коммерческого киоска. Расположился тот почему-то в окружении кустов. С дороги нго было не очень-то и видно. Может, по этой причине он и был уже закрыт.
Вырвать хитрый замок было делом одной минуты. И вот Юрка Хай перетащил несколько коробок хавки в канализационный колодец. Прихватил также ящик «Столичной» и полдюжины упаковок баварского пива в зелёных жестяных банках. И вот уже целый час Хай уписывал за щёки заморские консервы из ярких банок. После тюремной баланды и сухого институтского пайка всё это казалось райским угощением. Особенно если принять во внимание литр «Столичной» в обрамлении почти десятка опустошённых пивных жестянок, что валялись сейчас сплющенными комками. Наконец-то постоянное чувство голода оставило Хая в покое.
Утомлённый часовым жеванием, а больше того – беспрерывной пробежкой по кустам, Хай прилёг на обтянутые пластиком трубы и, незаметно для себя, задремал. Одна рука его сжимала рукоять внушительного тесака, подвешенного с внутренней стороны плаща на ремешках. Бывший владелец клёвого клифта тоже был не лыком шит, однако ж это ему не помогло. Ещё у Хая появился небольшой газовый револьвер, который он прихватил из киоска. Чтобы не потерять во сне «пушку», Хай придумал фокус. Он затянул на ноге ремешок и заткнул туда револьвер. Сейчас не надо спросонок шарить в широком кармане, тратить драгоценное время. В случае нужды он выхватит пушку и вдарит газовую пулю тому, кто, неосмотрительно, посмеет нарушить его сон. Теперь можно было чуток и расслабиться, потому он и задремал, придерживая, по сложившейся привычке нож одной рукой, другая же рука обнимала трубу, чтобы не скатиться в вонючую лужу. К запаху он уже начал привыкать, как к делу давно знакомому.
А наверху, над ним, кипела обычная жизнь. Возвращались с работы те, у кого она была, остальные же просто шатались по городу в поисках возможности «сшибить монету», или просто кучковались между питейными заведениями и различными конторками по временному трудоустройству, в надежде получить наводку на завтрашний день. Многие из тех праздных гуляк не гнушались тем, что плохо лежит, а также и тем, что лежит не так уж и плохо.. Чтобы это не вошло в нехорошую привычку, всюду сновали многочисленные милицейские и военизированные патрули. Это помогало, но, к сожалению, не всегда.
Вот ещё один распотрошённый киоск только что обнаружен. Кражу занесли в учётный реестр, где регистрировались все случаи преступных посягательств на чужую собственность. Следователь допросил заплаканную продавщицу, которая явилась тотчас же, как ей позвонили на дом. Проживала она в соседнем доме и киоск закрыла, чтобы поужинать в домашних условиях. Обычно продавщицы таких вот ларьков предпочитали питаться на месте, но, в данном случае, потерпевшая удалилась домой, чтобы проведать больную дочку. Ясное дело, женщина ничего о взломе не знала и сейчас всхлипывала, пытаясь прикинуть величину ущерба. Следователь понимал, что часть своей выручки она потратила на закупку мелкооптовой партии водки и продуктов. Потому и лились слёзы ручьём, что она лишилась части своего товара, за который расчитывала получить хороший приварок к обычной выручке.
Следователь ещё раз взглянул на свежий разлом металлических петель, где торчала изогнутая втулка массивного замка. Излом поблёскивал мелкими звёздочками структуры металла. Создавалось впечатление, что замок зацепили лебёдкой и вырвали «с мясом». Сотрудник прокуратуры оглянулся на кусты, захламлённые иностранными яркими коробками. Возможно где-то здесь устанавливали предполагаемую лебёдку. Но глаз никак не находил удобного для сей операции места. Да и смешно это, если разобраться. Ради чего тащить довольно громоздкое приспособление, привлекая чужое внимание? Пропало-то, собственно, так, тьфу, даже для мелкооптового предпринимателя. Да за несколько дней он с лихвой наверстает упущенное.
Но кто мог совершить ограбление? Бомжи? Прокурорский работник задумался, представил себе заросших грязных мужиков, с дрожащими руками, ощупывающих тяжёлую металлическую дверь. Лебёдку, даже если бы таковая у них нашлась, они бы, без промедления, пропили – бомжи ведь, то есть, среди прочего, и лишённые габаритного имущества. То есть версия слабенькая, но проверить придётся.
-- Господин хороший, -- тараторила продавщица, оглядевшись внутри киоска. – Что же мне теперь делать? Ведь дверь-то поломата? Так и сидеть здесь, пока хозяин не придёт? Я уж тогда начну торговлю, чтобы вечер даром не пропадал? Я и так уже на сегодня достаточно потерпевшая. Ваши люди уже всё осмотрели, сфотографировали. Даже линейкой железной всё промерили, в каждую дырочку заглянули. А у меня клиенты, то есть покупатели. Выручку совсем потеряю. Или как?
Следователь дальнейшей торговли не разрешил. Дверь снова закрыли, покореженный замок увезли на экспертизу, а палатку закрыли на другой замок и наложили печать прокуратуры. До выяснения обстоятельств. Следователь направился в отделение милиции, придерживая локтем папочку красной кожи, а оставленная в одиночестве продавщица опять пригорюнилась.

Полковник Москаленко разговаривал по телефону со своей новой пассией –Ларочкой Кудрявцевой. Девушке скучно было сидеть в двухэтажном кирпичном особняке. Что скажешь, здесь гораздо комфортнее, чем в двухкомнатной квартире, что снимал для неё Пётр Фомич. Но целый день валяться на кушетке и листать заграничные журнально надоело смертельно. Ну, посмотрела пару в меру сексуальных триллеров по видику, ну, заглянула в огромный холодильный шкаф, уставленный деликатесами. Это всё хорошо, но Лара привыкла ко всеобщему вниманию, когда мужчины оглядываются, «раздевают» глазами, а молодящиеся дамочки, их сопровождающие, смотрят ненавидящими глазами. Ха-ха. Как хочется показать им всем язычок.
Такие минуты Лариса очень любила. Когда все ею восхищаются, любуются её красотой, пусть даже ненавидят. Для этого надо быть на виду. Естественно, в соответствующем прикиде. А так, валяться в шёлковом пеньюаре. В этой золотой клетке. Удовольствие из категории быстро приедающихся. Поэтому она и позвонила своему новому кавалеру, «настоящему полковнику», к тому же из таких крутых служб, как ФСБ.
-- Николай! – капризно тянула Лара, разглядывая себя в большом зеркале. Она изящно изогнула ручку, в которой держала трубку телефона и отставила мизинчик в сторону. – Николай! Ты мне обещал!
-- Что же, радость моя? – Москаленко пытался спокойно разговаривать с любовницей и одновременно раздумывал о поисках Хайновского. Спецгруппа должна ещё раз прочесать подземные переходы вблизи депо. Вряд ли Хай далеко скрылся. Он где-то рядом. Забился в какую-то щель. И выжидает. Хочет поиграть с ним в кошки- мышки.
-- Ну, как же, Николай?! Мы же договорились ночью отправиться на шоу в «Запретной зоне». Они сейчас перебрались на новое место. Представляешь, прямо в одном из цехов завода металлоконструкций. Правда, колоссально?
-- Конечно же, если это тебе так нравится.
-- Очень! Итак, сегодня же мы отправляемся туда. Вдвоём.
-- Ну, золотце, я сейчас очень занят. (В трубке послышался недовольный стон). Но, скорей всего, ночью мы туда отправимся. Говоришь, прямо в цехе?
-- Да! Полная потряска. – Ларочка обрадованно запела. – Так я готовлюсь?
-- Конечно, моя радость.
Москаленко нажал на кнопку «Отбой». Придётся сегодня ночью появиться на этом хвалёном шоу. Пусть девочка немного расслабится. Да и ему тоже не вредно оторваться от своих дел, хотя бы на час, два. Интересное дело – дискотека в заводском цеху. Слыханное ли дело.

-- Слушаюсь, господин полковник.
-- Повтори приказ.
-- Проверить возможные места, где преступник может скрываться. Далее, негласно проследить за старшим лейтенантом. Наладить прослушивание его разговоров. Шестой прикроет его, включая и день сегодняшний.
-- Минутку, оставь Шестого у себя. Для слежки в профилактории я найду другого человека. Ваша задача будет заключаться лишь в том, чтобы обеспечить материально- техническую сторону  этого дела. И постарайтесь, чтобы старлей ничего не заметил. Он у нас парень- хват. Может невзначай и бока намять. В органах не первый год подвизается, и в десанте, знаете ли, не из последних. А нам спокойней будет, если мы всегда его на привязи держать будем. Мало ли что.
-- Понятно, господин полковник.
Первый, командир секретного подразделения, подчинявшийся исключительно Москаленке, осмыслил распоряжение шефа. Видимо, не так уж и доверяет этому десантнику из спецназа, если хочет установить за ним тайное наблюдение. Первый, мужчина среднего возраста, с тонкими чертами интеллигентного лица, с ямочкой на подбородке и голубыми глазами, обычно сокрытыми под тёмными очками, улыбнулся.
В последнее время список людей, которым шеф доверял целиком и полностью, сильно сократился. Всё чаще он использовал своё подразделение для наблюдения за своими информаторами, друзьями и коллегами. Они, агенты команды «А», уже собрали солидное досье на окружение полковника. Вот и непосредственно перед смертью одного из сотрудников института микробиологии Сазонтова, за ним присматривал Восьмой. На него и пришёлся досадный прокол, когда объект ушёл из-под слежки, по независящим от них обстоятельствам.
Москаленко здорово тогда разорялся по этому поводу, но всё же и он признавал, что люди из команды «А» достаточно высокой квалификации. Все, кроме Десятого, прошли подготовку в школе КГБ, расположенной в Московской области, на окраине города Пушкин. Затем все они, различными путями, вошли в команду Москаленки, который их, после тщательной проверки и отбора, вывел из списков сотрудников госбезопасности и оформил как работников частного охранного агентства «Норд Хаус».
Контора агентства располагалась за городом, в неказистом, плохо оштукатуренном здании, где ранее находилась бухгалтерия колхоза «Красногорский», а также сидели разные агрономы и ветеринары. Позднее все они перебрались поближе к центральной усадьбе, где построено было для них новое здание конторы, а на старом месте какое-то время держался ресторанчик «Норд», где любили гульнуть вятские мафиози. Весёлая жизнь в тогдашнем «Норде» продолжалась недолго, до одной вечеринки, закончившейся большой стрельбой. Ресторанчик пришлось прикрыть, после того, как в двух микроавтобусах «Скорой помощи» вывезли восемь окровавленных трупов, нашпигованных пулями, как фаршированная утка яблоками. Тогда и обосновалось в пустующем помещении скромное охранное агентство, использовавшее название ресторанчика. Частенько работники его выезжали на задания и никто не догадывался, что действовали они на благо одного фээсбешного полковника. Высокий профессионализм группы являлся гарантом их неприступности.
Василий Громов, шеф «Норд Хауса», он же Первый, спрятал в карман аппарат сотовой связи. Ребятам придётся повторить вчерашний поход. Перспектива не очень радостная ползать по вонючим трубам в то время, когда остальные отдыхают, гуляют с любимыми или едут за город на пикничок. Но дело себя обязывало. Придётся в очередной раз поступиться собственными желаниями.

Лариса Кудрявцева занималась самым упоительным делом – выбирала наряд для ночной дискотеки. Шоу в «Запретной зоне» были самыми модными уже несколько лет. Дискотека, время от времени, меняла место базировки. Это был то огромный дворец культуры с псевдомраморными колоннами и гулкими фойе, то цирк, мигающий призывными огнями иллюминаций и распространяющий ничем неистребимый запах конюшни, а теперь вот – завод металлоконструкций, где современные техноритмы гуляют между решётчатыми сводами, где беспомощно замерли трудолюбивые кран-балки, а переходы под высоким потолком усеяны световой аппаратурой «Им Лайт». Всё круто, по последнему писку техно- рейв- развлечений.
Лариса приложила к волнительно вздымающейся груди футболку с большими чёрными буквами «YES». Нет, это уже устарело. Отбросила в сторону малиновый пиджачок с выпирающими плечами и большими перламутровыми пуговицами. А вот «резиновые» джинсы тигровой расцветки можно оставить. Они хорошо облегают ноги, не стесняют движений и выгодно подчёркивают фигуру.
Ларочка лениво подняла высокий стакан с коктейлем «Жозефина», сделала маленький глоточек и окинула шершавым взглядом комнату, где, на широком мягком диване и в креслах, валялись кучи уже отвергнутых нарядов. Да, когда есть в чём порыться, появляются новые проблемы. Она тянула холодный сладковатый напиток и разглядывала себя в высоком зеркале. На неё смотрело отражение «гарной дивчины», как её частенько называли дома, в Ворошиловграде.
Стройный стан, завёрнутый в шелка, белокурая волна блестящих волос, лебединая шея и большие голубые глаза в обрамлении длинных ресниц, чуть тронутых тушью. Настоящая косметическая атака отложена на потом, перед самым походом. Скоро, уже совсем скоро она закружится в танце. Как ей не терпится. Ларочка  залюбовалась собой, подняла руки, скрестила из над головой и сделала несколько танцевальных па под музыку, что грохотала из плоских колонок. Мужики так и падают, глядя на неё, так и падают.
Лариса с новыми силами бросилась выбирать прикид дальше.

Часы показывали девять часов вечера. Ещё десять- пятнадцать минут и отряд спустится в подземелья города. Для начала решили обшарить окрестности депо, а там будет видно, в каком направлении действовать дальше. Пока что каждый занимался своим делом. Баканов прихлёбывал из бутылки «Туборг», Скляр и Девяткин проверяли снаряжение, остальные зубоскалили перед опасным, но привычным делом. Громов снова взглянул на часы. Девять часов восемь минут.      
Громов осмотрел снаряжённую группу, готовую для подземного путешествия. Прочные чёрные комбинезоны делали их невидимыми в темноте, мягкая непроницаемая обувь позволяла двигаться совершенно бесшумно, приборы ночного видения обеспечивали ориентирование в абсолютной темноте, портативные радиоустройства – связь на расстоянии в несколько сот метров, а снабжённые длинными глушителями короткоствольные израильские автоматы позволяли обстреливать неприятеля таким образом, что гуляющие пешеходы и не догадаются, что прямо под их ногами, в нескольких метрах, идёт самый настоящий бой. Первый почувствовал гордость за своих людей. Почти всё свободное время они проводили в тренировках и работе над совершенствованием технических навыков.
Девять часов пятнадцать минут. Пора!
По сигналу командира все поднялись и направились по крутой лесенке в подвал, где уже жадно зиял открытый зев спуска в систему канализации. Один за другим, агенты накидывали на голову капюшон, прилаживали приборы инфразрения и исчезали в люке. Скоро помещение опустело.
В тесной распределительной камере всей группе было не разместиться. Да такой задачи и не стояло. Сотрудники группы быстро разобрались попарно и направились по трубе, залитой на треть сточными водами. Каждая двойка направлялась по заранее намеченному маршруту.
Они методично обшаривали эти Богом забытые подземные территории. Постоянно в темноте посверкивали крошечные бусинки. Это любопытные крысы наблюдали за странными пришельцами, вторгнувшимися в их владения. Протестуя против такой бесцеремонности, крысы недовольно попискивали и шевелили усами, принюхиваясь к незнакомцам. Запах, доносившийся до них, не походил на те запахи, что приносили с собой бродяги, которые иногда ночевали здесь, когда наверху им не находилось места. Да и намерения непонятных чужаков разительно отличались от бродяжьих. Они не устраивались спать, не гремели стеклянной тарой, не зажигали огарков свечей, которые крысы потом доедали, если бродяги не забирали их с собой. Чужаки молча обходили тоннели, заглядывали в каждое отверстие, ощупывали некоторые места руками и молча двигались дальше.
В утомительно длинной трубе Громов двигался, загребая ногами мусор, что плавал здесь годами. Рядом шагал Четвёртый, Олег Баканов, высокий широкоплечий увалень, любимец женского пола. Пепельную шевелюру скрывал чёрный капюшон, серые глаза внимательно всматривались в окуляры «ночного бинокля». Оба они медленно двигались вперёд.
Внезапно Громов поднял руку. Внимание! В руках у обоих, как по мановению волшебной палочки, появились ребристые хищные мини- «узи». Стволы смотрели вверх, чтобы не мешать движению, но мышцы рук готовы в любое мгновение опустить ствол и короткой очередью подрубить ноги жертве преследования, после чего останется только заковать беглеца в наручники. Для этой цели у каждого из них имелось по несколько пар «браслетов». Затем, конечно же, укол транквилизатора. И остаётся опутать заснувшего беглеца прочной сетью, после чего объявить общий сбор. Хотелось бы поскорее покончить с этим грязным делом, а что они с ним справятся, Громов не сомневался. «Альфа» не «Альфа», но с каким-нибудь «Гранитом» или «Алмазом» они могли бы посоревноваться на равных.
Василий осторожно выглянул в каморку переходной камеры. Сверху просачивались отблески вечерних сумерек, пробивающихся сквозь неплотно закрытую крышку люка. Прямо под ней, на нескольких пластиковых ящиках, сдвинутых рядком вместе, устроился спать бродяга.
 Сколько их появилось за последние десять лет, когда в стране началась большая ломка. Сколько людей потеряли работу, семью, жильё, цель и смысл в жизни из-за того, что кто-то начал бездумно раскручивать маховик преобразований. Начали без предварительных расчётов, что же из этого всего получится, как к этому отнесутся люди, отученные годами тоталитаризма от предпринимательства и самостоятельности действий. Тысячи, десятки, сотни тысяч граждан вчерашнего сверхгосударства бродили с потухшими глазами и серыми лицами по вокзалам, рынкам и ночлежкам всех российских городов. Многие завербовались за границу в поисках лучшей доли или сделались теми, кого позднее прозвали гастербайтерами. Часть из них очутилась на бескрайних хлопковых плантациях Средней Азии, где скоро и сгинули от неимоверных нагрузок и плохой водки, которой с ними рассчитывались вместо денег. Привередливый Читатель может подумать, что это не более чем вымысел и приплетён здесь для красного словца, но мы возьмём на себя смелость уверить Его в этой печальной действительности. Но не будем более искушать нашего нетерпеливого Читателя и вернёмся к канве повествования, в котором события вскорости наберут обороты и помчатся с неукротимостью локомотива, лишённого тормозов.   
Бродяга поставил ящики из-под молочных брикетов, и накрыл их газетами, а сам взгромоздился сверху на эту шаткую конструкцию, прикрыв лицо и верхнюю часть тела грязным чёрным пальто. Василий напряжённо вглядывался в лежавшую фигуру. Тот ли это человек, которого они разыскивают? Ошибиться было нежелательно, так как посторонний свидетель не должен был узнать их намерений. Второго раза появиться перед посторонними нельзя было допустить ни в коем случае. А отсюда следовал логический вывод о нежелательности самого существования такого свидетеля. Именно это и сдерживало Громова от решительных действий. Да и куда может деться спящий человек, особенно если его держат на прицеле пара пулемётов?
Бич почесал ногу носком истоптанного ботинка и шумно испортил воздух, если его можно было ещё испортить. А затем он повернулся на другой бок так, что конструкция лежака разом пришла в движение, зашаталась, но всё же, каким-то чудом, удержалась. Заляпанная пола сползла с лица и шлёпнулась в зловонную лужу, бродяга пожевал губами, но не проснулся. Сейчас последний лучик уходящего вечера упал ему в лицо и стало ясно, что этот старый человек совсем не похож на Хайновского, молодого, крепкого громилу. Лицо бича покрывала многодневная щетина, переходя на макушке в точно такую же щетину, но уже с паутинными вкраплениями седины. Видно было, что этот человек не так уж давно побывал в распределителе, где его подстригли и побрили. Это входило в непременные услуги санитарной спецобработки на предмет борьбы со вшами.
Оба агента неслышными тенями пересекли импровизированную ночлежку и исчезли в зеве трубы напротив, чтобы продолжить свои поиски. Не успели они там скрыться, как бродяга открыл глаза. Секундой позже он приподнялся на локтях и захлопал припухшими веками. Что это было? Рядом с ним прошли два Фантомаса. Или это были инопланетяне? Он затряс головой. Откуда из нутра поднялась боль и помещение начало медленно вращаться, всё быстрее набирая обороты. Бродяга опять опустился на ящики и вытянул из лужи полу пальто. С неё закапала вода. Бич рыгнул перегаром и закрыл глаза.
Опять началось это. Он припомнил. Как в прошлый раз его свезли в психушку, когда он забегал по улицам, спасаясь от страшных красных чертей. От них пахло серой и смолой. Они старались зацепить его вилами, а он с визгом уворачивался. Тогда санитары его от тех чертей увезли, доктора же закололи болезнь уколами, и вот – снова. Только на этот раз черти были уже чёрными. Зачем он ополовинил эту бутыль? Но так хотелось выпить и, хоть на миг, забыться от всего этого. Каждый смотрит на него с презрением. Все знают, что он был когда-то классным мастером. Мог починить любой телевизор, даже импортный. И, за хорошо сделанную работу, каждый подносил ему стопочку. Как же не уважить благодарного клиента? Жизнь казалась понятной, лёгкой и благодатной. Как получилось так, что он оказался на дне жизни? Куда всё подевалось? Он не мог ответить на эти  и другие вопросы.
Бродяга нащупал в кармане пальто бутыль, достал, зажал редкими, стёршимися зубами пробку, скатанную из газеты, выдернул её и приник к горлышку. Политура обожгла привыкшую ко всему гортань. Тёмный туман заклубился и поднялся откуда-то из желудка и ударил в голову, в мозг, привычной тупой волной. Опустевшая бутыль покатилась в лужу. Пускай теперь черти возвращаются и продырявят его своими вилами. Неважно, какие они – красные или чёрные. Больше он от них бегать не будет!
А Гомов и Баканов, ни о чём не подозревая, продолжали свой путь. По плану, всей группой, двигаясь параллельными тоннелями, они окружали вероятное местонахождение беглеца, чтобы отсечь сразу все пути отхода.
-- Первый, Первый, вызывает Босс.
-- На связи, -- Громов ответил в ту же секунду, так напряжены были его нервы после встречи с бродягой.
-- Новая информация. Продвигайтесь в квадрат 43 Ц. Возможно, именно в этом районе находится наш объект.
В голосе полковника слышны были нотки торжества. Он прочитал сводку происшествий и наткнулся там на запись о раскуроченном киоске. Кто иной мог вырвать замок без всяких дополнительных приспособлений, играючи. Пока следователи разгадывали эту загадку, он дал своим людям наводку. Теперь оставалось лишь ждать результатов. Группа сразу же двинулась в указанном направлении, раздвигаясь так, чтобы охватить квадрат полукольцом.
Что же делает беглец, когда на него надвигается лава загонщиков?

А Хайновский продолжал спать. Уставший организм твёрдо потребовал своего времени на отдых. Теперь рядом с ним валялись ещё несколько пустых бутылок и опорожненных консервных банок. Живот урчал от непривычной хавки, но Хай спал, не боясь потревожить свой сон.
Вот он совсем молодой. Ещё и не думает об армии, что перевернула и перечеркнула всю его жизнь. Отец с матерью частенько баловали его и Хай, Красавчик, так его называли приятели и многочисленные подружки, пользовался этим вовсю. Он сам, своими руками, переделал свою комнату. Над дверью повесил большие блестящие буквы «КАЗИНО». Никто не поверил бы, что вырезаны они из больших банок из-под солёной селёдки. Получилось очень красиво. Он ещё хотел сделать двери, как в американских салунах, но отец не позволил. Но зато Хай мог запирать дверь, когда приводил очередную подружку. Как-то раз он забыл запереться, и отец остолбенел, войдя в комнату сына. Юра раздел там донага свою одноклассницу и пытался изладить её стоя. Он толкнул дверь, и та захлопнулась перед носом отца. Тот ничего не сказал сыну, как будто инцидента и не было. Поэтому Хай никогда скандалов дома не закатывал, как другие подростки, его приятели и подружки.
Зато во дворе Красавчик чувствовал себя хозяином. Он отработал свой коронный приём – прыжок в воздух и толчок обеими ногами в живот противника. Обычно после этого враг оставался лежать, постанывая от боли, но, если тот всё-таки пытался подняться, то Хай пинал его в голову и дальнейший «разговор» на этом, как правило, заканчивался с преимуществом Хайновского. Но такие жестокие «разборки» случались крайне редко. Хорошие отметки в школе и репутация «парня-не-промах» предоставляли ему вольную жизнь, как в школьных стенах, так и в своём районе Ворошиловграда. «Разборки» проходили только с редкими агрессивными чужаками с других районов города, или когда Красавчик хотел выпендриться перед очередной подружкой.
Запомнился вечер, когда они отправились в парк с новой одноклассницей – Лариской Березовской. Вот это была дивчина. Сразу, как он увидел её, решил для себя, что она будет её, и вот, пожалуйста, они уже гуляли вместе, сходили в кафе, выпили там бутылку сухого вина и съели по мороженому. Потом были танцы. Пошли они на площадку не в их районе, а там, где Ларка проживала раньше. На этом настояла Березовская. Сам Хай бы туда не пошёл, уж слишком много врагов скопилось у него в этом районе, но с Ларкой он пошёл бы на дискотеку в гестапо, где ди-джей Мюллер крутит новые диски, а на лбу Красавчика сияет красная звезда. Он рассказал этот анекдот Лариске, и та смеялась, окатывая Юрку Хайновского обжигающими глазами.
Танцы закончились именно тем, чего он и опасался. Скоро его отозвали в сторону, где терпеливо дожидались трое. Всех троих он когда-то сильно отделал. Поодиночке. И вот сейчас они дождались своего часа.       
Все трое кинулись одновременно. Хай подпрыгнул и ловко ударил обеими ногами. На одного противника стало меньше. Зато двое оставшихся не давали ему подняться на ноги. Они пинали и всячески били его. От злости и лихорадочного возбуждения ни тот, ни другой пока что ничего ему сильно не отбили, ни по какому болезненному органу не попали, но долго так продолжаться не могло. Да и третий вот-вот очухается. Тогда и вовсе ему наступит хана. Несколько пинков и в лицо и – прощай «Красавчик». Будут звать «Мурло». Печальная перспектива, но гордость не дозволяла ему взмолиться о пощаде или заорать во всё горло о помощи. Да и кто услышит? Кто придёт? Кругом грохотала музыка из динамиков.
«Чин- Чин- Чингисхан», -- надрывался хриплый фрицевский голос и противники пытались наносить удары в такт музыке. Они наслаждались беспомощным состоянием Хая и исполняли какой-то зловещий танец жертвоприношения своим обидам. Развлекаетесь?! Ну, сейчас я вам!
Изловчившись, Хай сунул руку в узкий карман «Монтаны» и нащупал там складной нож. Прикрываясь телом, он отковырнул самое длинное лезвие и рванулся вглубь кустов. Оба врага взревели и бросились за ним, но Хай уже поднимался на колени. Кулак с узким клинком метнулся вперёд, к первому из подбегавших, и тот завопил, схватился за живот и весь скрючился, уткнувшись головой в траву. Последний из противников посмотрел расширившимися от ужаса зрачками на окровавленное лезвие, которое тянулось к нему, заметно побледнел, кулаки его, сами собой, разжались и он вдруг ломанулся в кусты и вот уже исчез там, унося с собой запах страха. Снова Хай переиграл их, но только какой ценой … Он, не торопясь, вытер нож о рубашку завывающего от боли драчуна и спрятал складень в карман. Не забыть бы выбросить его где подальше отсюда.
Повернувшись, он увидел Ларку. Она стояла поодаль и не кричала, не рвала на себе волосы, а с интересом наблюдала за происходящим на полянке. Хай ухватил её за руку и они молча побежали прочь. Когда они очутились в самой глухой и заброшенной части парка, он остановился и обнял Ларису. Она не протестовала, даже когда он задрал ей юбку, и тогда он повалил её на землю.
И сейчас, во сне, Хай вновь переживал тот сладостный момент. Он опять держал обеими ладонями крепкую попку и старался, с каждым движением, проникнуть всё глубже. Ларка прижимала его голову к себе, целовала лицо и шею, и помогала круговыми движениями бёдер. Хай задыхался и всё увеличивал темп толчков. Внезапно Лариса вскрикнула, подалась вперёд всем телом, а затем вдруг укусила его в плечо. Хай захрипел и выплеснул из себя всё, что уже не мог в себе сдерживать …
Хай открыл глаза. Он всё ещё находился под землёй, в канализации. Брюки спереди холодили мокрым пятном. Сколько раз он вспоминал этот эпизод в армии, и позднее – в зоне. Почти всегда это заканчивалось так же – выбросом спермы. Ларка во сне была такой же реальной и жаркой, как и тогда, наяву. Жаль, что это была их последняя встреча.
Милиция искала того, кто убил в парке культуры и отдыха человека, и неважно было, что тот оказался дебоширом и хулиганом. Как-то удачно не связали убийство и то обстоятельство, что выпускник школы Юрий Владимирович Хайновский, которому все прочили дорогу в престижный институт, не захотел продолжать учёбу, а пошёл в армию. Настало время человеку выполнять почётную обязанность всякого мужчины, он и выполняет, свой долг, а милиция пусть ищет. На то и милиция.
Дело так и заглохло. Никто ничего не видел. Напарники убитого так и не объявились. Видимо, и за ними имелись самые разные тёмные делишки. Драки на танцах – дело обычное и даже заурядное. Частенько доходило и до крови. Не часто, конечно, но случаются и убийства. Тогда не обессудь. Нашли – посадили. За дело. А не нашли – считай, что родился в рубашке и появился  веский повод пересмотреть свои нынешние жизненные ориентиры. Умный одумается.
А Хай попытался перенести свои законы в армейскую среду. Впрочем, там такие законы уже были задолго до него. Судьба закинула его в Среднюю Азию, в самую что ни на есть Бухарскую область, где каких-то полсотни лет назад Красной Армии противодействовали басмачи. Примерно то же самое творилось в армии и сейчас. В интернациональной, по определению, армии враждовали все. Азербайджанцы дрались с армянами, грузины с абхазами, узбеки с таджиками. И все дружно ненавидели русских. Так что на естественные армейские трудности накладывалась межнациональная вражда и неуставные, что называется, отношения. Кто сильнее – тот и прав. Офицеры за дисциплиной не очень-то и следили, занимаясь своими делами. Следить за порядком приходилось по большей части сержантам. И те, вместе со старослужащими- «дедами», во всю ивановскую гоняли молодняк.
Первые полгода Хаю здорово доставалось, но впоследствии он полностью отыгрался. Отдал все долги. Да с лихвой! Короче, от побоев один «салага» умер в госпитале. У него отказалась работать печень и были полностью отбиты почки. Одновременно с этим ещё двое сбежали из части. Весь батальон прочёсывал пустыню, пока не обнаружил дрожащих зарёвленных пацанов в старой плетёной кошаре, где в непогоду находили убежище отары. Беглецы вернулись в часть, а Хайновский загремел, с дружками – Захаровым и Хижняком, на гауптвахту, откуда они проследовали в самую настоящую камеру, где провели целый месяц, пока армейская прокуратура разгребала весь армейский бардак. От собранного материала даже видавший виды следователь пришёл в ужас.
В конце концов бедолаг, что пытались спастись от систематических побоев в пустыне, перевели в другую часть, то есть в полуроту, расположенную возле города Уч-Кудук. Это про него поёт известная узбекская группа «Ялла». В самом деле, Уч-Кудук, это всего лишь «Три Колодца», большая достопримечательность в пустыне Кызыл-Кум. А Хайновский, Захаров и Хижняк направились в дисциплинарный батальон, где с них сорвали сержантские лычки и заставили работать так, как вкалывали египетские рабы в тамошних мега проектах. Хайновский таскал носилки, нагруженные землёй, сравнимой с камнями, в паре с Захаровым. Пальцы уже не держали рукоятки носилок, отполированных до блеска. Пришлось к ним примотать проволоку и перекинуть её через плечи. Носить стало легче, но проволока оставляла багровую полосу синяка даже сквозь толстый бушлат. После той опустошающей работы занимались строевыми учениями на дрожащих от усталости ногах. Некоторые теряли сознание и падали на плацу. Тогда остальных заставляли отжиматься от земли, пока упавшие не встанут в строй.
Лучшими минутами считались политзанятия. Тогда можно сидеть в «ленинской комнате», ничего не делать, и смотреть в открытый устав. Многие научились спать с открытыми глазами и просыпались от звука выпавшей из рук книги или от прицельного тычка дубинки надзирателя в лицо.
Это был самый настоящий ад, отличающийся от библейского лишь тем, что , рано или поздно, назначенный судом срок подходил к концу и отбывшие этот ад возвращались дослуживать обратно в часть, а то и сразу домой, по состоянию здоровья. Почти все ломались в этом дисбате и покидали его забитым полуразумным существом, боявшимся каждого резкого движения. На памяти Хайновского несколько человек предпочли смерть от автоматной очереди при безнадёжной попытке к побегу тем мучениям, что им предстояли в течении года или даже двух. Тот, кто побывал там, поймут эти строки.
Хижняк и Захаров получили по полгода каждый и, через шесть бесконечных месяцев издевательств и унижений, покинули территорию части. Хаю же дали на полную катушку – два года. Он смотрел на спины уходивших товарищей, и его переполняла злоба. Как же так?! Их выпустили. Всё! Для них служба практически закончилась. Обычная часть, после дисбата – это гражданка.
А ему ещё целых полтора года терпеть побои и грубость охраны. Хай как-то не думал о том, что почти такую же жизнь он сам практиковал для тех молодых «салаг», что, прямо со школьной скамьи, попадали в армейские казармы. Он заставлял их по ночам ползать под койками, «чтобы служба мёдом не казалась». Это развлечение именовалось «полосой препятствий». Как он хохотал он тогда, глядя на беспомощную возню салаг, вымотанных за день. А сейчас вот и сам …
-- Почему стоим?.. – раздался позади деланно ласковый голос.
Хай оглянулся. Перед ним стоял его главный мучитель – сержант Эргашев. Он вечно ходил с длинной резиновой дубинкой, к вечеру её приходилось отмывать от крови. Солдаты звали его за глаза Мамаем. Он и походил внешне на татарского завоевателя – коренастый, маленький, с кривыми, колесом, ногами и узкими глазами на широком лице, покрытом оспинами.
-- Упал- отжался.
Эргашев ощерил в улыбке редкие прокуренные зубы и поднял дубинку. Ещё одна разновидность наказания из обширного арсенала изобретательного мучителя. Ты отжимаешься и, когда отталкиваешься от земли руками, тебя встречает удар дубинки. По почке. Эргашев каждый раз говорил, что хороший удар по почкам заменяет стакан сметаны.
И тогда Хай прыгнул. И ударил обеими ногами Эргашева в живот. Что было потом, он помнил как в бреду. Кажется, он выкрутил руку и завладел ненавистной дубинкой. Потом, после короткого провала в памяти, он видел, как заломил Эргашеву голову и запихнул конец дубинки в рот. И запихивал, и заталкивал эту дубинку, ставшую кляпом, всё глубже, чтобы заглушить крики и хрип, которые сменились потоком крови. К нему уже бежали. И тогда он навалился всем телом. Дубинка вошла ещё глубже. Сержант дёргал ногами, когда Хая схватили, отпихнули в сторону, стали бить подкованными сапогами в голову, грудь, живот, спину.
Хай рычал и защищался руками, как мог. На минуту ему почудилось. Что он снова в парке, на танцах, и те, враги, опять его избивают. Только стало их, спустя год, гораздо больше. Вон и Ларка лежит. Неужели и её?! Нет! Сквозь багровый туман Хай разглядел, что это сержант Эргашев лежит на спине, а изо рта его торчит дубинка, словно большая кубинская сигара. И тут Хай захохотал. И охранники отступились, думая, что он сошёл с ума. А Хай загремел в зону. Самую настоящую, строгого режима. Знали бы зэки, где по-настоящему строгий режим.
Хай достал из коробки банку, взмахом ножа взрезал крышку и ножом принялся выгребать мидии, пропитанные острым томатным соусом. Он цеплял их кончиком ножа и отправлял в рот. Захотелось пить. Он открыл банку пива и отхлебнул. Красота! Но на душе сделалось тревожно. Хай прислушался. Ничего подозрительного он не услышал, но знакомое чувство интуиции подняло его на ноги. Они приближаются. Одним глотком Хай осушил банку и сплющил её в комок. Пару жестянок пива бросил в карман, консерву – в другую, и беглец исчез в трубе.
Минуло несколько скоротечных минут и в бетонной камере появились новые гости – Громов и Баканов – Первый и Четвёртый, готовые к любой неожиданности. По опрокинутым ящикам и куче опорожненной посуды они поняли, что здесь кто-то был и провёл тут достаточно продолжительное время.
«Бульк». В стоячую воду сорвалась капля из пивной банки. Громов подошёл ближе. «Бульк». Новая капля. Он поднёс к отверстию руку и затем слизнул с ладони каплю баварского пива. Тот, кто отсиживался здесь, скрылся за несколько мгновений до них. Баканов пошарил в коробке и достал несколько банок консервированного тунца. Да, помещение оставили в сильнейшей спешке. Как иначе объяснить, что вкуснейшие деликатесы оставлены запросто так, а из небрежно брошенной банки  всё ещё капает ячменный напиток, продукт баварских пивоваров, слегка попорченный консервантами.
Громов через переговорное устройство сообщил своим товарищам кодовую фразу, означающую, что беглец обнаружен, и обозначил направление движения. Они удвоили осторожность и вошли под своды тоннеля, в котором скрылся объект преследования. Что это тот, кого они разыскивают, командир группы «А» не сомневался. Кто же другой мог услышать приближение профессионалов слежки, обученных двигаться совершенно бесшумно и в абсолютной темноте. Наконец-то он снова в пределах досягаемости, после того, как ушёл из-под носа в локомотивном депо. Петля погони начала затягиваться. Группа «А» по дренажным тоннелям к той точке, где жертва их преследования будет изловлена.

Николай Москаленко выслушал от Василия Громова короткий доклад, что группа взяла след и начала преследование зверя. Он даже почувствовал некоторое возбуждение и желание опуститься под землю, чтобы принять участие в охоте на Хайновского, но, связанный обещанием Ларе, он подавил в себе это желание. Надо дать подружке отдохнуть. Посещение нового диско-шоу вполне подходило. К тому же это было что-то вроде алиби.
С выбором одежды Николай долго не тянул, не в пример Ларисе. Он влез в фирменные американские джинсы из «чёртовой кожи» и кожаную курточку, облегающую рельефную мускулатуру атлета. Он искоса взглянул на себя в зеркало, поправил волосы и остался довольным собой в целом. Всё то время, что он затратил на тренировки в хорошо оборудованном спортзала, оправдывало себя. Хорошее самочувствие, осознание своих высоких физических возможностей, а также внимание особей противоположного пола окупало время, проведённое среди силовых тренажёров.   
Николай подошёл к бару, открыл стеклянную дверцу. Внутри зажглась матово- голубая люминесцентная лампа, освещая со вкусом расставленные импортные и отечественные спиртные напитки. Пробежавшись взглядом по цветастым этикеткам, украшенным изображениями медалей с винодельческих выставок, Николай остановил свой выбор на большой бутылке водки для особо важных персон «Гильдия». Стопочка хорошо прошла, вкусом водка была нисколько не хуже «Абсолюта». Или «Финляндии». Николай достал из банки маленький хрустящий огурчик и отправил его в рот. Затем плеснул в стакан молочно- белый крем- ликёр. Для Ларисы Кудрявцевой. И уселся в скрипучее кожаное кресло из итальянского гостиного гарнитура. Ох, уж эти женщины. Сколько же она будет собираться на это ночное увеселение?

Глава 10.
Ларочка Кудрявцева наносила последние штрихи перед зеркалом. Капризно вытянула колечком губки, накрашенные парижской помадой экзотично сиреневого света. Покачивались локоны великолепных волос, длинные загнутые ресницы хорошо оттеняли правильный овал лица, чуть тронутый загаром. Ларочка подняла руки и закружилась перед зеркальной стеной под музыку, лившуюся из больших решетчатых стоек с динамическими стереоголовками «Сони». Великолепно! Вся сегодняшняя ночь пройдёт под девизом: «Отдыхай и развлекайся!» Кажется, она готова к тому, чтобы появиться перед Николаем. Ого, он уже целый час дожидается её внизу, в гостиной. Ну что ж, он не пожалеет, что она потратила лишнее время на макияж и косметику.
Лариса открыла дверь своей комнаты, которая преобразилась в нечто, вроде филиала парфюмерного магазина. Отсюда, с площадки- галереи, виден был весь холл- гостиная. Возле большого японского телевизора, именуемого домашним кинотеатром, в большом уютном кресле вальяжно восседал её новый господин, «настоящий полковник», как поётся в одной известной эстрадной песенке. Лара залюбовалась мужественной фигурой, хорошо смотревшейся на фоне белого ворсистого пола во весь пол. Николай держал в руке стопку. Рядом с ним, на журнальном столике, стоял высокий стакан с крем- ликёром.
Стремительно спустившись по лесенке, Ларочка прыгнула прямо на колени поднимавшегося Москаленки. Оба упали в кожаные объятия кресла и несколько упоительных секунд барахтались там. Наконец, хохоча, Лариса выбралась из диванного плена и подхватила бокал с ликёром.
-- За тебя, за нас с тобой. Прозит.
Она подняла хрустальный фужер и проглотила обжигающий ликёр с мятным оттенком, а затем взглянула сквозь бокал на Николая. Гранёные хрусталики исказили его – лицо разъехалось, глаз очутился где-то на лбу, а волосы поднялись дыбом. Николай превратился в монстра из фильма ужасов. Остатки мутноватого ликёра сделали лицо мертвенно- бледным. Лариса поставила фужер на стол и приникла к своему дружку, стараясь скрыть охватившее её чувство, даже не страха, а настоящего ужаса, которое поднялось в ней при виде горгульи, отразившейся в бокале. Это же он, её Николай, её мужчина. Насколько он не похож на Сазонтова, наскучившего ей до оскомины в последнее время. Все эти скучные научные рассуждения о человеке и его месте в жизни.
Конечно, сама Лариса вовсе не была легкомысленной дурочкой, интересующейся лишь тряпками да косметикой. Она даже закончила филологический факультет Киевского университета. Но эти научные выкладки всегда её занимали очень мало. Что такое филологический факультет университета для столь приятного вида девиц, как не место выгодного приобретения достойного мужчины? Жаль, что пока она обучалась, в государстве всё перевернулось и в цене оказались не будущие академики и дипломаты, а накачанные «быки» и новоявленные нувориши- бизнесмены, швыряющие пачки зелёной валюты направо и налево. Пришлось Ларке повертеться, но всё оказалось намного сложнее, пришлось «рвать когти» из самостийной Хохляндии и прятаться в глубинах необъятной России, авторитетного старшего брата Украины.
Но всё хорошо, что хорошо кончается. Они вышли из гостиной, и пошли по коридорчику в гараж, который размещался в цокольном этаже. Там стоял «Джип Чероки», чёрный, с матовым отливом, с целым рядом фар поверх кабины, а рядом – вишнёвый «Мерседес-600», предел мечтаний, на котором Ларка уже пару раз совершала вояж по улицам Кирова, не шедшего ни в какое сравнение ни с Ворошиловградом- Луганском, ни, тем более, с великолепным белокаменным Киевом. Но в тихих зелёных улочках Кирова-на- Вятке была своя неповторимая прелесть, которую душа Ларисы уже поняла и к которой тянулась. Тем более, если рядом с ней присутствует полковник российской безопасности, влюблённый в неё по уши.
Обычно в доме или возне него постоянно находились несколько людей из агентства «Норд Хаус». Но сегодня, в виду чрезвычайных обстоятельств, охранники отсутствовали, частично находившиеся в спецзоне института микробиологии, а основной частью – в городском коллекторе. Правда, Кудрявцева об этом не знала, да и знать этого ей было совсем не обязательно.
Тяжёлая металлическая дверь поднялась с помощью гидравлического подъёмника, управляемого дистанционно. Джип выехал из гаража, и дверь так же бесшумно опустилась на место. Свет автоматически переключился в дежурный режим, так же автоматически включилась охранная система особняка.
Москаленко небрежно, одной рукой, управлял чудом американского автомобилестроения. Вторая рука лежала на опущенном стекле. Сам он искоса наблюдал за спутницей, которая смотрела прямо перед собой, не упуская из виду и зеркало заднего обзора, в котором она могла видеть своё сосредоточенное на дороге лицо.
Под колёсами джипа громыхнула неплотно прикрытая крышка канализационного колодца.

Наверху громыхнуло. Восьмой поднял голову кверху, откуда только что проникал довольно широкий луч от уличного фонаря. Восьмой хотел воспользоваться освещением ртутной лампы и потому сдвинул очки прибора ночного видения на лоб. Инфракрасный регистр не позволял уловить каждую мелочь, но какой-то придурок на сраной машине проехал по крышке люка и сдвинул её.
Со вздохом Восьмой надвинул инфракрасные очки обратно на глаза и закричал от неожиданности. Прямо перед ним вырос монстр, чудовище в длинном чёрном плаще. Длинные волосы прикрывали низкий покатый лоб и глубокие провалы глаз. Раздувались широкие ноздри приплюснутой нашлёпки носа, и обнажились крепкие зубы, больше напоминающие звериные клыки, чем обычные человеческие резцы.
Каким образом чудовище появилось перед ним, за ту пару секунд, что он оставался слепым? Хрупкого, или скорей – миниатюрного, сложения агент «А-8» ещё обдумывал, а тело уже реагировало на ситуацию. Ноги приседали, руки поднимали автомат, снятый с предохранителя.
Но сколь бы ни быстро двигался Восьмой, противник его действовал проворней. Перед глазами замешкавшегося агента мелькнул всплеск – отблеск на лезвии ножа. Острая боль пронзила до позвоночника, до которого достал заточенный как бритва клинок. Стукнул выпавший из рук автомат, а Восьмой схватился обеими руками за горло. Сквозь перчатки хлынули кровавые струи. Восьмой хрипел и шатался. Он пытался что-то крикнуть, но, вместо слов, на губах вспухали и лопались кровавые пузыри, как от какой-то дьявольской жевательной резинки. Струйки крови побежали из уголков губ.
Как в тумане появился перед ним лик Москаленки. Это было тогда, когда он упустил Сазонтова. «Следующая промашка будет для тебя последней, -- кричал тогда шеф и брызгал от ярости слюной. Знал бы он, как его слова попадут в точку спустя всего лишь несколько дней. Промашка Восьмого была действительно последней.
Восьмой пошатнулся. Больше ноги не могли держать своё потяжелевшее тело. В это миг рядом с ним появился напарник – Шестой, отставший на пару минут, чтобы справить, извините за такую подробность, малую нужду. Зачем только он выдул перед походом бутылку «Спрайда»? Почему Восьмой не дождал его, пока тот орудовал возле ширинки пальцами, затянутыми в кожу плотных перчаток? Кто ответит на эти вопросы? А ведь ещё на начальных курсах подготовки спецназа им твердят, что во время выполнения специальных задач мелочей не бывает.
Шестой бросился к своему приятелю и тот упал ему навстречу, хватаясь за него слабыми руками, заливая его своей кровью. Шестой закричал в отчаянии и выпустил в темноту тоннеля бесконечно длинную очередь. «Узи» трещал, пули звенели, пели и кувыркались, отскакивая от металлической облицовки стен тоннеля. Скоро уже боёк сухо ударил по возвратной пружине и очередь захлебнулась. Шестой опустил затихшее тело Восьмого с перерубленным горлом, бережно прислонил его к стенке, отщёлкнул пустой магазин, выдернул из нагрудного кармана новый и быстренько вставил его в рукоять «узи». Передёргивая затвор, он кожей лица ощутил перед собой движение и вскинул руку с автоматом навстречу.
Перед ним стояло нечто в длинном пальто. Разглядеть его толком Шестой не успел. Чудовище ухватило его за вытянутую руку, пока движение ещё не закончилось, и рвануло. Остановившимися глазами Шестой смотрел на собственную руку и слышал хруст, с каким рука вышла из тела. Белой закорючкой торчал сустав.
Всё произошло настолько быстро, что боли он просто не успел почувствовать. Но боль обязательно придёт. Намного позже. Через секунду или даже две. А пока Шестой смотрел, как неизвестный, нечто, чудовище уносило его правую руку с намертво зажатым автоматом. «А-6» упал на колени, из рваной дыры брызнул фонтан чёрной крови, и Шестой упал лицом на колени сидевшего у стенки Восьмого, из разрубленного горла которого всё ещё сочилась кровь. Восьмой ещё попытался подняться на ноги, вскочить, оперся на руку, точнее попытался сделать это, но руки-то уже не было, лишь вспышка боли электроразрядом пронзила его до самых печёнок. Он открыл рот, чтобы кричать от оглушающей боли, но туда полилась кровь Восьмого.
Господи, как её много. Крик захлебнулся, так и не родившись толком. Шестой закашлялся, а возле уха настырно пищало:
-- Шестой, что у вас происходит? Отвечайте, Шестой, вас вызывает Первый. Как слышите, Ше …

Громов ещё несколько раз окликнул обоих агентов, но отвечал ему только Пятый, Рома Баландин. Он вместе с седьмым, Владиком Голубевым, находился ближе остальных к сектору Шестого. Они поспешили на помощь к товарищам. Но опоздали. Перед ними предстало страшное зрелище. Оба агента не подавали признаков жизни, а серые бетонные стены переходной камеры были обильно забрызганы кровью. На коленях щупловатого  Восьмого лежал Шестой. Слабый «нитевидный» пульс показывал, что жизнь пока ещё теплится в этом обескровленном теле. Восьмой упирался подбородком в свою грудь и его остекленевшие глаза смотрели сквозь разбитые окуляры на своего живого ещё товарища.
Баландин попытался остановить кровотечение, но жгут не желал правильно ложиться, соскальзывал с огрызка плеча, и кровь продолжала сочиться из порванных артерий.
По памяти Громов прикинул возможно- вероятное движение беглеца. Если немедленно увеличить темп движения, то его можно быстро догнать. Карту подземных переходов они вызубрили назубок. Но, надо признать, что опасность возросла на порядок. Беглец оказался твёрдым орешком, умудрившимся в течении нескольких секунд расправиться с двумя его людьми. Лоб Громова покрылся бусинками пота. Он вспомнил выдернутую герметическую дверь в подземном бункере. Нужно обладать силой танка, чтобы сотворить подобное. К тому же … к тому же у него сейчас появился автомат с полным магазином. Он почувствовал раздражение.
-- Пятый, как он?
-- Кажись, всё. Пульс не прослушивается, сердце не функционирует. Не удивительно. Пока мы появились, у него вся кровь выбежала … Как и у Восьмого. Такие раны …
-- Достаточно. Оставьте их там, где лежат. Заберём позже. Всем внимание! Продолжаем операцию. Удвоить внимание. При малейшем движении – стрельба по цели на поражение. Пошёл!
Снова развернулась погоня за сбежавшим заключённым. Через несколько десятков метров Баландин обнаружил оторванную руку. Пальцы были переломаны. «Узи» отсутствовал. Пятый сглотнул скопившуюся во рту слюну.
Дело пахло керосином.

Хай бежал вперёд по сточным водам, делая большие скачки. «Что, съели, падлы! Попробуйте, возьмите меня!» Он ощупал скользкий от крови гебешника ствол автомата. Быть может, именно из этого в него стреляли у локомотивного депо. Ого, дырчатый глушитель делал выстрелы не громче хлопка от шампанского. С этой игрушкой он ещё повеселится. Что называется – от души. Вот только путешествие по вонючим подземным ручьям начинало надоедать. Пора подниматься наверх. Там уже, наверное, наступили сумерки. В темноте, да ещё с такой «пушкой», можно легко затеряться. Остановить какого лоха да и дёрнуть на его тачке.
Интересно, поднял полковник большой шухер или опасается этого делать. Ему ведь, если разобраться, лишний шум совсем ни к чему. Их ведомство предпочитает творить свои делишки подальше от людских глаз и ушей. Это ему очень даже на руку. Сейчас главное – найти удобное место, откуда можно легко уйти. Вроде вчерашнего депо.
Хай прыгнул через провал в кирпичном русле, оступился и, всем телом, опрокинулся назад. Он погрузился с головой в мерзкую жижу, рванулся, вытянул руку и уцепился за костыль, торчавший из стены. Потихоньку он вытянул себя, но тут проржавевший насквозь металл лопнул, и он снова полетел в топкую трясину. Ненароком Хая хлебнул из того ручья и задохнулся.
Что это, подумалось – неужели всё, кранты, но тут его колено нащупало в провалившемся дне выбоину. Хай воткнул нож между кирпичами м, наконец, выполз из топкой западни. Чёрт! Автомат остался там, в этой жиже, его затянуло куда-то в провал. Жалко, конечно «пушку», но хоть то хорошо, что сам цел остался. Захотелось лечь тут же, пусть даже в грязь, и хоть пару минут переждать, перевести дух, но нельзя. Вот-вот из трубы полезут эти, с автоматами, и начнут его дырявить.
Нет, пора вылезать отсюда, где даже чудесное инфразрение может подвести, когда сгнившие кирпичи проваливаются под ногами. Вся надежда на то, что погибшие товарищи заставят преследователей остановиться, или хотя бы замедлить погоню. Тогда у него появится крохотный шанс уйти от них.
Внезапно тоннель вывел его в большое помещение. Вверх вела решетчатая лестница. А дальше, по длинной подвесной галерее, он отправился вперёд. Внизу тянулись огромные трубы, выходившие из кирпичной кладки и уходившие куда-то за стену. Галерея заканчивалась короткой лесенкой, что вела к металлической дверце. Быть может, это – выход. И тогда ищи ветра в поле.
Хай побежал по громыхающим штырям, со скрипом прогибающихся под тяжестью его нового мощного тела. Ткань плаща с шорохом цеплялась за короткое заграждение, отделявшее беглеца от провала с огромными трубами. Вот уже и выход в нескольких шагах. Он определённо попал на территорию какого-то промышленного объекта. Довольно внушительного. Хай провёл рукой по стене. С ладони закапала ржавая слизь. Что бы это ни было, здесь уже давно никто не бывает. Впрочем, понятно, большинство гигантских советских заводов простаивает, и не только в Кирове-на-Вятке, но и по всей России.
Но если этот завод заброшен, откуда тогда такой непонятный ритмичный шум, что уже отчётливо был слышен, когда он приблизился к двери? Стоявшие снаружи прессы и штампы какого-то производства? Нет, этот шум разительно отличается  от грохота гнущегося металла. Хай, не раздумывая долго, толкнул дверь руками.

Москаленко с Ларисой прошли мимо мускулистых парней в камуфляжных штанах и чёрных водолазках. На груди у каждого висел бейджик с надписью «Служба охраны». Вот так, просто, без имени. Эти парни следили за порядком на дискотеке и не нуждались в фамильярном обращении. Николай окинул критическим взглядом выправку парней. Что ж. Если погонять их в тренировочном лагере Офицерского Фронта пару месячишек, пройти подготовку у тамошнего Полковника, то из этих ребят определённо получился бы толк.
Николай помахал перед контролёром билетами, и они вошли в широко распахнутые ворота. К ним направился секьюрити с портативным металлоискателем. Они проверяли каждого из входящих на дискотеку на предмет поиска оружия. Все запрещённые предметы изымались. Получить их назад можно было только при окончательном выходе с шоу. От полковника охранник отступился, после того, как ему показали удостоверение сотрудника ФСБ.
Когда-то сюда въезжали огромные грузовые машины, которые наполнялись щитами и арматурой. «Завод заводов» назывались раньше эти цеха, а сейчас на кран-балках укрепили динамики, стены опутала световая арматура, а группы «золотой молодёжи» заменили рабочие бригады. Что сказали бы ветераны, отдавшие лучшие свои годы труду на этом заводе, если бы попали сейчас под эти своды?  Плюнули в сердцах и ушли домой, проклиная власти, допустившие такой беспредел.
Николай миновал охранников и, придерживая под локоток Ларису, направился по широкому бетонному проходу, украшенному рекламой Слободского ликёро- водочного завода, к цеху, то бишь к современной танцплощадке. Звуковым прибоем навстречу накатывались гитарные риффы и синтезаторный ритмичный драйв. Впереди уже началось веселье, что закончится с пением утренних петухов. Если этому ничего не помешает.
Кое-где в проходе стояли парочки и группы подростков. Выделялись кучки накачанных юнцов, обтянутых чёрными футболками или проклёпанными кожаными курточками. Они посматривали вокруг со снисходительной самоуверенностью. Ещё бы, накачанные бицепсы выпирали из-под курток, а карманы были набиты денежными купюрами. Мир был создан для них. По крайней мере, это было написано на их лицах. Москаленко прошёл дальше. Они проводили Ларису заинтересованными взглядами.
Полковник, со своей подружкой, миновали проход и вошли под своды самого цеха, то бишь новомодной площадки «ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА». Стилисты шоу постарались максимально достоверно изобразить имярек местодействия.
У дальней стены громоздился высокий помост, с передней части задрапированный горбылём и зелёными маскировочными сетями. Сейчас на этом помосте, над головами танцующих, изгибались в такт музыке три длинноногие терпсихоры в разноцветных купальниках. Чуть в стороне, но там же, худосочный парень с нечёсаными патлами терзал струны огромной багровой гитары, рождая целую волну отрывистых звуков, что накладывались на электронный ритм синтезаторов. Неподалёку от помоста несколько пар кружились или топтались в танце, причём большинство из задействованных играло только в свои ворота.
Всё помещение делилось на несколько секторов рядами колонн, что поддерживали застеклённый свод. Самый большой сектор был тот, где установили дощатую эстакаду. А в других секторах на стенах висели большие экраны, на которых проецировалось действие заглавной части шоу.
Вдоль стен неизвестные дизайнеры соорудили стилистические композиции из горбыльных досок и неструганных столбов. Эти конструкции должны были изображать из себя вышки лагерных охранников, но в самой карикатурной форме. Там даже разместили чучела людей, облачённых в шинели и ватники. В руках их были укреплены  огромные винтовки ППШ из палок и фанеры. А под самым сводом, на цепях, организаторы этого исторического паноптикума повесили биплан из ящиков и фанеры. Летательный агрегат украшали звёзды и буквы «СССР». Но это ещё было не всё. Стены, на уровне трёх- пяти метров от пола, украшали ряды колючей проволоки, той самой, что когда-то опутывала каждый лагерь ГУЛАГа. Всё остальное пространство занимали камуфляжные сети и многочисленные рекламные плакаты. Где-то под потолком болтали взахлёб ди-джеи, тамады этого  техноада.
Всё зрелище переливалось и сверкало обилием световых прожекторов и люминесцентных гирлянд с переливающимися и перекатывающимися огоньками. Из огромных динамиков, какими обычно украшают стадионы известные рок- группы, гремела ритмичная музыка, в такт которой включался и выключался, как бы сам собой, разноцветный свет. Светильники поднимались и опускались, крутились вокруг себя и на хитроумных приспособлениях, и всё это в такт музыке, почти что в темноте. А сквозь порывы звукового шторма пробивался гул т одобрительные вскрики веселившейся молодёжи.
В отличии от многих цивилизованных государств, где на дискотеках, рядом с подростками, активно приплясывают и те, кому за сорок, у нас дискотеки прочно оккупировали подростки по двенадцать- шестнадцать лет. И на людей, выбывших из этой возрастной категории, они поглядывают, как на мамонтов. Ситуация несколько поменялась с появлением ночных клубов, куда подростков не допускали. «Запретная зона» и была чем-то вроде соединённого варианта дискоклуба, где подростков потеснили люди солидные. Вот и сейчас в темноте выделялись довольно внушительные силуэты. В «Зоне» веселились не только подростки.
-- Дамы и господа! – звук родился под сводами и закувыркался между колонн. – Мы вас приветствуем в нашей зоне, которая, хоть и «Запретная», но не для всех и не для каждого. Отдых в «Зоне» - лучший в сезоне!
-- У-у-у! – завыли «крутые» пацаны и их стильные подружки, подняв руки вверх.
-- А сейчас вспомним ревущие восьмидесятые и сбацаем данс под музыку группы из Германии «Чингисхан»!
Последние слова ди-джея утонули в грянувшем музыкальном шквале. Вспышки стробоскопа делали стоп- кадры танцующей молодящейся публики. Одна из вспышек высветила мертвенно- бледное поднятое вверх лицо Лары. Волна волос струилась вдоль стройного тела, вытянувшегося в порыве танца. Николай был рядом.

Обеими руками Хайновский распахнул скрипучую от застывшей в петлях смазки дверь, и в лицо ему рванулось: «Чин- Чин- Чингисхан». От неожиданности он отшатнулся назад и чуть не сорвался с лестницы.
Казалось, что он в один миг перелетел на десять лет назад, когда они с Лариской Березовской пошли на танцы, закончившиеся столь трагично. Это как падение в прошлое. Может, ему показалось? Может, всё это лишь бредовое воспоминание мозга, подвернутого метаморфозе? Хай вслушался. Нет, никаких сомнений быть не может. Это действительно та самая песня, даже доносятся крики танцующих. Куда же он попал?
Позади заскрипела решётка. Хайновский обернулся. Через жерло тоннеля, из которого он минутой раньше выбрался сюда, выскакивали люди в чёрных комбинезонах, точно такие же, как те двое, что остались позади. Они сорвали с лиц маски приборов ночного зрения, которые здесь были лишними. Из открытой Хайновским двери в подвальное помещение падал свет ламп из коридора. Хай прижался лицом к стене. Тело его как бы слилось с кирпичами. Рядом сверкал световой квадрат, поэтому его и не заметили сразу. Но это было делом всего лишь нескольких минут. Стоит преследователям привыкнуть к свету после долгого путешествия по тёмным катакомбам, и Хаю придёт конец.
В подвале уже было четверо преследователей. Вот появились ещё двое. Сколько их всего? Они шли по следу Хайновского почти вплотную. Это называется у оперативников – «сели на плечи».
Хай ощерил в усмешке крупные зубы. Ну ладно! Поиграем теперь в прятки в этом месте. Здесь ничем не хуже, чем в локомотивном депо. Тем более, что охотников стало на два человека меньше.
Кто-то из преследователей увидел его силуэт рядом с открытой створкой и быстро вытянул руку. Хай прыгнул в коридор. Затрещало разрываемое полотно, и по двери застучал свинцовый горох. Несколько пуль влетело в двойной проём, остальные рикошетом полетели обратно.
Хай поднялся с грязного бетонного пола, усеянного окурками и сплющенными пивными банками. Позади грохотали по железной лестнице шаги бегущих людей. Хай захлопнул дверь. Хорошо бы её заклинить, но нечем, а искать подходящий предмет не было времени. Он поднял воротник плаща и побежал по коридору навстречу накатывающемуся музыкальному валу.
«Чин- Чин- Чингисхан!» Снова появилось чувство, что он провалился сквозь дьявольскую щель назад в прошлое. Сейчас его повалят и начнётся расправа. Нет! Дудки! Теперь он сумеет за себя постоять! Хай запрокинул голову и закричал. Вопль слился с завершением музыкальной фразы. Беглец толкнул огромную металлическую дверь и очутился в большом помещении.
Темнота. И перекрещивающиеся «туннельные» разноцветные лучи. Внезапно сзади, сбоку, сверху вспыхнули бенгальские свечи, покатилось огненное колесо, разбрызгивая тающие искры. Откуда-то снизу, из-под стены, поползло и заклубилось плотное дымовое облако. Танцующие завизжали.
«Ту ту ту, ту тут ту ту», -- началось гитарное вступление, перекатившееся от стены к стене.
-- «Дип Пёрпл», «Дым над водой», -- услыхал за спиной Хай и оглянулся. Вдоль стены прошли два подростка в кожаных безрукавках, с сигаретами в зубах. Лица их были покрыты какими-то узорами – крестами и звёздами, которые в темноте светились. Подростки бросили на пол окурки и скрылись в дымовых извивах. Танцы нового поколения, язви их в печёнку.
Хай огляделся. Весь центр «площадки» клубился и переливался, просвёркиваемый вспышками стробоскопа. Над головами темнела решетчатая галерея, протянувшееся вдоль кирпичной стены. Ага, вот и лестница, по которой туда можно подняться. Хай тенью скользнул неподалёку от танцующих и начал осторожно подниматься. Несмотря на грохот хард-рока, он услышал скрип открываемой двери. Не удержался, чтобы не обернуться.
Так и есть. Преследователи его появились в зале. Пока что их никто не заметил. Да и трудно в темноте разглядеть группу людей, облачённых в чёрные комбы. Они тут же переместились в тень и теперь оглядывались по сторонам в поисках беглеца. А тот потихоньку поднимался всё выше и выше. Не стоит себя обольщать напрасными надеждами. Они неминуемо поднимутся и сюда, хотя бы для того, чтобы сверху контролировать ситуацию.
Быстрой тенью Хай взлетел на самый верх лестницы и сразу постарался уйти от лестничного провала. Внизу уже поскрипывали ступени. Так и есть. Преследователи словно читали его мысли. Кто-то из них осторожно карабкался по ступеням. Хайновский огляделся. Вспышки дискотечных эффектов на мгновение хорошо высветил площадку и он понял, что сам себя загнал в тупик. Галерея протянулась вдоль всей стены и не имела никаких укрытий, кроме ящика распределительного щита. Больше затаиться здесь было негде. А бежать по галерее под автоматным огнём будет одним из вариантом непременного суицида, не более того. Сейчас здесь появится стрелок и Хай станет отличной мишенью для него и его товарищей. Аттракцион «Бегущий олень». В главной роли – Юрий Хайновский. Только один раз. Не упустите видеть. Что? Он уже две недели, как мёртв? Ну, извините, мы не подозревали о его смерти и ещё раз, бедного покойничка, того, подстрелили. Ну, ничего, с него теперь не убудет, очень уж резвый покойничек-то пошёл нынче.
Над лестницей появилась макушка охотника и Хай шагнул за ящик электрощита. Будь что будет. Хоть какое-то, но это убежище. Пусть итог погони отодвинется хоть на пару- тройку минут. Он выглянул. На площадке копошились двое. Оба сжимали в руках кургузые автоматы с удлинёнными глушителями стволами. Один из них остался на месте, а второй двинулся в ту сторону, где затаился Хай.

-- Ник, -- Лара выскользнула из объятий Москаленки, -- я отлучусь на пару минут. Не скучай здесь. И не шали.
Лариса шутливо погрозила наманикюренным пальчиком, подражая строгой учительнице, и отправилась по коридору, где вспыхивал и гас квадрат, на котором были изображены два треугольника – один вершиной вверх, а другой – вниз, «инь и янь».
Одна из дверей распахнулась и оттуда выпорхнула быстрая стайка девиц в высоких шнурованных ботинках. Лариса вошла в туалетную комнату, не позволив двери хлопнуть.
Возле большого зеркала стояли три девушки. Одна, в полупрозрачном переливчатом комбинезоне, держала в руках зеркальце в положении, параллельном плоскости пола. Вторая, в узком пиджачке, с причёской ёжиком, сыпанула на зеркальце горстку серого порошка из пластмассовой коробочки. Он лёг маленьким холмиком на зеркальной поверхности и казался и казался неправильной формы шаром. Третья, самая высокая из них, в чёрных сетчатых колготках, кожаной мини-юбке и чёрной блузке с кучей разных прибамбасов и фенек, достала из сумочки прозрачную шариковую ручку и разобрала её. Полой трубкой, где раньше лежал стерженёк, она разравняла холмик и всунула в центр его узкий конец трубочки. Затем она хищно нагнулась над зеркальцем и вставила второй конец трубки в ноздрю. Девушка сильно вдохнула в себя, а затем сделала то же самое, но уже через другую ноздрю.
Ларисе было неудобно, что она вошла в такой неподходящий момент. Получалось так, что она подглядывает, и она кашлянула. Та, что стояла с зеркальцем в руках, вздрогнула от неожиданности и оглянулась. Они не заметили, как Кудрявцева появилась рядом. От толчка порошок чуть не рассыпался. Вторая, с короткой причёской, рассерженно зашипела на ту, что держала зеркало. Потом повернулась к Ларисе.
-- Ну, что, мочалка, выставилась? Давай вали, или туда, или отсюда. Дёргай, пока тебе хайры не повыдёргивали.
Лариса молча прошла в следующую комнату, с рядами кабинок. Раньше бы она кинулась на грубиянку, но теперь …
Это надо же! Они же нюхали кокаин. Лариса, в своё время, тоже попробовала наркотик. Анашу. Когда училась в Киевском университете. Анашу им предложил товарищ из их группы – Вася Вакуленко. Он тогда достал пачку «Беломора». Девчонки замахали на Васю руками, но он, не обращая внимания, выпотрошил одну папиросину, перемешал табак с зеленоватой крошкой, которую он держал в спичечном коробке, и снова набил в папиросину полученную смесь. Затем предложил девчонкам попробовать. Папироса пошла по кругу. От нескольких затяжек в голове сделалось как-то пусто и гулко. А другие девушки смеялись. А в следующий раз ощущения были уже другие – в ушах чуть-чуть звенело, внутри сделалось легко и весело, и каждое слово, каждая мысль, казалось, имели какое-то глубокое содержание и были откровением.
Мы не пойдём вслед за Ларисой на запретную территорию дамской комнаты, а, воспользовавшись паузой, на несколько минут погрузимся в воспоминания о той части её жизни, о которой сама она предпочитала молчать и даже не вспоминать. Это даст нам повод не скучать и раскроет кое-что в её жизни, что, в противном случае, могло бы остаться за рамками нашего повествования, а значит сделало мотивацию последующих поступков не совсем понятной.

Лариса так и не втянулась тогда в это дело. Как, например, две девушки – подружки с их курса. Они постоянно дожидались после занятий Васю, но он скоро перестал угощать их «косяками». Анаша оказалась довольно дорогим продуктом. На неё они скидывались все втроём, точнее – собирали деньги подружки, а Вася где-то доставал «дурь». К концу семестра подружек в группе уже не было, а Вася здесь редко,  но появлялся. Он пробовал было приударить за Ларой, но она его решительно отшила. Из-за невзрачной внешности и довольно хамских манер. Зато у Васи имелись карбованцы. Причём, в достаточном для содержательной жизни количестве.
Деньги водились не только у Васи. Лариса как-то познакомилась в ресторане с компанией молодых людей. Они доставали из карманов пачки запечатанных банковскими ленточками купюр и расплачивались, не считая их. Ресторанная обслуга была с ними особо предупредительна. Не бывало так, что свободных мест для них не оказывалось. Всегда один или даже несколько столиков держались «на всякий, на пожарный …»
Впрочем, надо добавить, что Лариса столь часто по ресторанам тогда не ходила. Главным для неё было то, что надо закончить университет и, желательно, не среди последних. Обладая замечательной внешностью, студентка Березовская обладала также и довольно целенаправленным характером, чего не скажешь, глядя на её полные яркие губы, свёрнутые капризным бантиком, а также на лениво- скучающее выражение точёного личика. Такие красотки, как Березовская, чаще всего плывут по течению реки жизни на золочёном плоту довольства, лениво перебирая ногами в прохладных струях удовольствий.
Так вот, Лариса пока ещё строила этот золотой плот. И требовалось особое внимание, чтобы его не растащили по кусочкам. Попытки такие были, и неоднократные. Взять того же Васю с его анашой. Где теперь две дурочки, что предпочли сладостный туман забвения граниту наук? А те ночные стуки в дверь её комнаты? А что такое компании в ресторане, как не способ покинуть шумные, в отсутствии преподавателей, аудитории? Нет, Березовская любила отдыхать, а ежели это было оформлено красиво, то даже и очень, но, в то же время, он твёрдо и неуклонно следовала намеченной цели.
Но, следует добавить, что даже твердокаменная Лариса на последнем курсе как-то расслабилась. Как и многие другие, к слову говоря. Ведь если ты столько проучилась, то закончишь свой ВУЗ в любом случае. Иное дело – год, два, три назад. И снова пошли рестораны, пикники и дансинг клубы. И свадьбы! Однокурсницы Березовской выскакивали замуж одна за другой. С одной стороны, скоро покидать стены альма матер. Куда ещё забросит жизнь? А тут хороший шанс остаться жить в столичном городе! Не даром факультет филологии называли факультетом невест. Будущие руководящие кадры Украины выбирали себе спутниц жизни. Выбирали не сколько за ум, сколько за гладкий вид, за манеры, за ту зависть, что прочтут в глазах других. Мол, какую кралю себе оторвал.
Вот тут важно и не продешевить, и не прогадать. Диплом, вот он, уже светится в трёх- четырёх шагах, сейчас же нужно хватать удачу за … Хм, скажем – за хвост. Вокруг Березовской, к тому времени, увивалось несколько «петушков», желающих очаровать «курочку» своей вальяжной значимостью, прикидом и внушительными перспективами. Лариса же просчитывала шансы.
Итак, кандидатами в женихи были – будущий журналист, хозяйственник и телевизионщик, а также то ли спортсмен, то ли офицер Игорь Кудрявцев. Последний был, надо отметить, самым видным из кандидатов, с женской точки зрения. Плечистый, уверенный в себе, с красивой волнистой причёской. Даже шрам, от левой брови до уха, не портил его. Он смело смотрел на Ларису карими глазами и улыбался так, что у Лары кружилась голова от радостного предвкушения. Предвкушения чего? Если бы Березовскую кто спросил об этом, то вряд ли она сумела объяснить этого.
Впрочем, и остальных тоже не следовало оставлять без толики должного внимания. Имелись также ещё двое, с кем она завязала знакомство в ресторане. Сначала это произошло с художником Романом, обладателем роскошной шевелюры и носа, достойного такой пышной причёски. Он напоминал Ларисе молодого Гоголя. И, наконец, Иван, из той самой компании, что бездумно сорила деньгами. Иван, широкоплечий парень, всегда в безукоризненном костюме, с гвоздикой (чёрт побери!) в петлице, и сногсшибательном галстуке с бриллиантовой заколкой. Немного выбивались из стиля наколотые на пальцы перстни, но Иван, Мэн, как его называли друзья- приятели, частенько носил перчатки и снимал их редко. Сочетание ума и силы тоже привлекало Ларису.
Одна из встреч с Иваном- Мэном закончилась постелью и сильно запомнилась Ларке. Но было это на втором курсе, и Березовская заставила себя забыть Ивана. На время. А там видно будет.
Такие вот жизненные перспективы волновали выпускницу Киевского университета Ларису батьковну Березовскую. Определиться надо было за несколько месяцев, оставшихся до выпускных экзаменов. Она и спешила. То ходила на выставку с хозяйственником, то посещала концерт поп-звезды с журналистом, то играла в казино с телеоператором. У каждого из них было что-то хорошее, но, пожалуй, лучше всего, увереннее, она чувствовала себя с Игорем. Но сможет ли он обеспечить ей ту жизнь, «на золочёном плоту», к которой она так стремилась? По сравнению с хозяйственником Севой, честно говоря, шансы его заметно съёживались.
Вот и мучилась бедная Березовская, не в силах сделать окончательного выбора. Сегодня она направилась в ресторан с очередным кандидатом в женихи, журналистом Стёпой Долгих. Стёпа был парень высокий, стройный, если не сказать, что худой, голландский костюм сидел на нём, как на манекене. Он элегантно придерживал Лару под локоть и, поблёскивая тонкой хромированной оправой круглых очков, рассказывал хохлацкие и еврейские анекдоты. Лариса от души смеялась. Стёпа умело подчёркивал особенности речи евреев и глуповатых, жадных до продовольствия хохлов- селян.
Они прошли за метрдотелем к заказанному Стёпой столику. Стол их располагался у колонны, и рассчитан был на двоих. С колонны матово- интимным глазом светил фонарик- бра. В зале царил сумрак. Играл небольшой оркестр, скорей даже ансамбль, из трёх человек в белых, с блёстками, пиджаках. Может их столько и должно быть, а может остальные подойдут позднее. Впрочем, японский синтезатор «Ямаха» мог заменить десяток музыкантов. Мелодия тихо плыла над залом, как дым ароматной кубинской сигары, не мешая разговорам.
Степан рассказывал об интервью с интересным человеком, но его прервал подошедший официант. Заказали салат из крабовых палочек и кукурузных зёрен, ещё один, под интригующим названием «Загадка», а также фирменное блюдо – котлету по-киевски. Из напитков Лариса остановила свой выбор на сухой «Анапе», а для себя Степан попросил принести водки «Хмельницкий» и три бутылочки «Будвайзера». К вину подали блюдо с шашлыком по-карски, к водке – розетку с солёными груздочками, а к пиву – солёные миндальные орешки.
Степан поднял рюмку с налитой до половины водкой. Лариса чокнулась с ним фужером с «Анапой», красиво переливающейся в лучах направленного светильника. Отдельный световой луч бил в большой зеркальный шар, отбрасывавший звёздочки отражений во все стороны. Шар медленно вращался, и блики бежали по стенам, по гравюрам, по лицам посетителей.
Очередной зеркальный «зайчик» пронизал фужер, содержимое вспыхнуло чудесным рубином и тут же снова обратилось в выдержанное виноградное вино. Другой «зайчик» пробежал по соседнему столику, за которым расположилась компания не то грузин, не то армян. Они шумно веселились, хохотали во всё горло. Вместе с ними гуляли несколько ярко накрашенных девиц. Ларисе показалось, что она узнаёт одну из них. Но тут же отогнала эту мысль. Вряд ли кто из её знакомых стал бы проводить свободное время в компании кавказских полукупцов- полубандитов, где грань между этими профессиями частенько сливается, когда это касается южных джигитов.
Один из заметил пристальный взгляд Ларисы, блеснул ровным рядом зубов в широкой улыбке, защёлкал громко пальцами. К нему угодливо подскочил официант. Горец зашептал ему в ухо, не сводя глаз с Березовской, что-то черкнул на бумажке, передал вместе с бутылкой, что стояла с ним рядом в серебряном ведёрке, полном колотого льда. Официант спрятал в карман смятую купюру и подплыл улыбчивым манекеном к столику, где обедала наша пара.
-- Генацвале дарят вашей даме шампанское со своего стола. Они празднуют день рождения своего товарища. Ваша девушка очень красива.
Официант ворковал, откупоривая бутылку. Пробка хлопнула и в высокие бокалы заструилась «Вдова Клико». Вспухла холмиком пены, но тут же опала, брызнув ароматом винограда, пропитавшегося воздухом и солнцем юга Франции. Букет сладковатого запаха слился с тонким цветочным ароматом Лариных духов.
Степан был явно недоволен, но попытался скрыть подкатывающее раздражение. Они с Ларой подняли бокалы, поздравили именинника, отпили по несколько маленьких глотков и поставили бокалы на кружевную хрустящую скатерть. За соседним столиком зааплодировали. Степан нахмурился. Частенько окружающие интересовались красавицей Ларисой. С одной стороны, это было приятно, ведь внимание к даме невольно переносилось и на спутника, но, с другой стороны, сегодняшний вечер Степан планировал завершить предложением руки и сердца, доказательством чему являлась аккуратная коробочка, заключавшая в себе перстенёк в строгой тонкой оправе гранёного золота. Поэтому какие-либо спутники и почитатели в программу вечера не вписывались никоим образом. Да что им – своих баб не хватает?
Вдруг Лариса обратила внимание, что под её бокал подложен листок бумаги, на котором быстрым росчерком был поставлен адрес «именинника». Ну, это уж слишком! За кого он её принимает? Лариса поджала ярко накрашенные губы, скатала бумажку в шарик и, щелчком, послала её куда-то во тьму зала. Джигит за соседним столиком перестал улыбаться.
Перед помостом, где скучающие музыканты делали музыку, несколько пар плыло в неге танца. Женской интуицией Лариса угадала, что левый «ухажёр» сейчас созреет на приглашение к танцу. Определить это было просто по тому, как он посмотрел на танцующих, а затем перевёл огненный взгляд на неё. Чтобы не втягивать в конфликт Степана и увильнуть от неприятного ей предложения, она извинилась перед спутником и упорхнула «на пару минут».
Почти сразу вслед за ней в туалетную комнату влетела разукрашенная косметикой девица из компании кавказцев.
-- Березовская?! Ты ли это?
-- Оксана? Как ты?.. Кем ты?.. Я тебя не узнала – богатой будешь!
Точно. Недаром Ларисе показалось, что одна из … кого-то ей напоминает. Оксана и Марина – это были те две девушки, студентки, что ушли, пропали со второго курса, не в силах отказаться от сомнительных удовольствий, или как-то совместить их с учёбой.
-- Оксана. Я тебя так рада видеть. А где Маринка?
Оксана сразу сделалась серьёзней, достала из кармана пачку «Данхилла», закурила. Ларе показалось, что она как-то разом постарела, лет так на десять. Сумрак зала и обильная косметика скрывали это, но сейчас, стоя перед зеркалом, где от трубок дневного света было светло, как днём, Лара разглядела многочисленные морщинки у глаз, губ и обострившегося носа. Сквозь парфюмерию проступал лихорадочный румянец. Оксана судорожно вдохнула ментоловый дым и пустила его длинной струёй. Сигарета в её пальцах мелко дрожала.
-- Умерла Маринка. Нет её больше.
-- Как … умерла?! – Лариса сцепила пальцы, заглядывая в глаза былой подружке по первому курсу, самому сложному. Оксана отвернулась.
-- Вот так и умерла, -- и после минутной паузы добавила, -- от сверхдозы …
-- Что?
-- Помнишь, мы ушли обе со второго курса?
-- Ну, да. Я ещё несколько раз спрашивала про вас у этого … как его … у Васи Вакуленко.
-- Чёрт бы его побрал, этого пушера.
--  Ну, пушера, толкача, торговца наркотой.
-- Наркотиками?
-- Ну да. Он специально таких дурачков и дурочек выискивает. Приучает е дозе, к «косячку», к игле, а затем толкает дальше, на панель или в Контору.
-- В какую контору?
-- В Контору, в Систему. Это так называется. За удовольствия, Березовская, надо платить, хорошо платить. А мы с Маринкой оказались полными дурами. А к тому времени, как поумнели, было уже поздно – висели на крючке у Дуба, точнее – на игле.
-- У какого дуба?
-- У этого Вакуленко долбаного. Кликуха у него такая – Дуб. То есть бесчувственный. Даёт втянуться. На первых порах бесплатно и – всегда пожалуйста. Но до первой ломки. А потом все старые долги вспоминает. Каждую дозу заставляет отрабатывать. Нас с Маринкой на панель определил, проститутками сделал.
С накрашенной ресницы сползла безобразная чёрная слеза, оставившая за собой неровную дорожку.
-- Надо было в милицию идти.
-- Да ты что, Березовская, с луны свалилась? Да мы же первые и загремели бы в зону. За употребление наркотических веществ, за бродяжничество, тунеядство. Да там таких статей нам «полный комплект» повесили бы. А Дуб … Он откупится. Эх, Березовская, в этом деле обратная дорога видна лишь теоретически. Кто я? Недоучившаяся студентка, вся вымазанная жизнью. Сейчас у меня хоть что-то есть. Поверь, я пыталась выбраться отсюда. Уже купила себе квартирку в Полтаве. Если получится ещё подзаработать – махну в Польшу или Венгрию, чтобы пройти курс реабилитации. Но, только говорят, это не всем помогает. Маринку вот жалко. Мы с ней вместе из нашего села учиться в Киев приезжали. Кто же знал, что так всё получится …
Из уголков глаз Оксаны, по сеточке тонких паутинок- морщинок побежали слёзы, размывая тона, наложенные старательной рукой. Лариса достала из сумки носовой платок и протянула подруге. Та уголком его промокнула глаза, чтобы не разрушить окончательно косметическую композицию лица.
В это время в зале зашумели, кто-то закричал. Лариса подошла к двери и выглянула. Возле её кавалера столпились кавказцы. Один из них, презентовавший бутылку шампанского, держал Стёпу за лацканы дорогого пиджака и что-то цедил гортанным неразборчивым голосом. Вроде бы даже не по-русски. Степан попытался оттолкнуть его, но соперник оказался сильнее. Он сам бросил Степана  от себя обеими руками, да так, что тот перелетел через свой столик, сшибая тарелки и бокалы.
Лариса дёрнулась было вперёд, чтобы бежать к нему, но не тут-то было. Сзади ей в плечи кошкой вцепилась Оксана.
-- Березовская! – Зашипела она ей прямо в ухо. – Ты с ума сошла? Мужики дерутся, держись в стороне. Ты разве не поняла? «Кацо тэбя захатэл», -- Оксана столь удачно подчеркнула кавказский акцент, что Лариса даже улыбнулась. – Если ты сейчас появишься в зале, то сделаешь только хуже, и не только своему приятелю, но и себе. Сейчас тебе надо взять ноги в руки и тихо-тихо топать отсюда. Если тебе кавалер твой дорог, дождись его на улице.
К зашумевшей компании уже спешили два здоровяка в белых шёлковых рубашках, узких тёмных галстуках и жилетках, расписанных камуфляжными пятнами, с многочисленными кармашками и застёжками- «молниями». Степан пытался подняться с пола, до слёз расстроенный неудачей. Мало того, что он не успел начать разговор с Ларисой, так ещё и эта глупая потасовка, всё перевернувшая с ног на голову. Как ему теперь делать предложение своей избраннице? Так вот, облитым соусами и кетчупом?
Лариса не стала дожидаться конца сцены и, тихой мышкой, выскользнула из полутёмного зала, стараясь не цокать каблучками. Оксана вернулась к своей шумной компании. Сначала Лариса хотела дождаться незадачливого журналиста. Но потом передумала. Вряд ли ему захочется сейчас предстать перед глазами своей подружки побитым. Пусть он сам найдёт её, когда захочет.
И она направилась к автобусной остановке. 
Лариса чувствовала, что её буквально переполняет злость, в сочетании с гневом. Дело в том, что Лариса вспомнила масляные улыбочки Васи, когда он предлагал папиросы, начинённые марихуаной. Ей казалось тогда, что Вася- Василёк с невзрачной прыщеватой физиономией таким вот экзотическим образом оказывает ей знаки внимания и благорасположения. А он, мерзавец, просто пытался взять её на крючок наркозависимости, чтобы потом толкнуть на панель, попользовавшись, сделав рабыней иглы и затяжки.
С каждым шагом, с каждой последующей мыслью, Лариса себя лишь распаляла. Волна гнева, как стакан крепкого алкоголя, ударила ей в голову. Этого гадёныша необходимо примерно наказать. За всё. За то, что он сделал, равно как и за то, что хотел и пытался сделать. Если бы Лариска не обладала столь твёрдым и целеустремлённым характером, то что бы теперь с ней было? Могло бы быть. Шлюха панельная? Или от неё осталась бы только фамилия на покосившемся деревянном кресте, приткнувшемся на кладбищенском задворке.
Подгулявший паренёк захотел познакомиться с шедшей навстречу красивой девушкой, но от одного взгляда её отшатнулся и заспешил скорее домой, придерживая спадывавшую с головы кепку. Действительно, Лариса Березовская чересчур уж распалилась. Она уже мысленно представляла себя этакой эриннией, Алектой или даже Мегерой. Месть переполняла её и выливалась наружу в виде свирепых взглядов, от одного из которых встречный забулдыжка в мятой донельзя рубашке, шатнулся в сторону, на миг протрезвел до такой степени, что почти бегом удалился прочь.
Лариса между тем мысленно перебирала своих друзей, приятелей и кавалеров, на предмет помощи в задуманной акции возмездия. Себя она уже представляла в компании молодых людей, врывающейся в квартиру этого Дуба- недомерка. Она уже видела его испуганный вид, затравленные глаза. Может, там даже окажется его очередная жертва. Какая-нибудь недотёпа, в первый раз затянувшаяся сладостной «дурью». Тогда Лариса с размаху залепит Вакуленко пощёчину, а приятели завершат дело. Потом они уйдут, предупредив пушера, чтобы он сворачивал свои манатки и покинул берега чистого Днепра. И если он ещё посмеет сунуть свой нос в белокаменный Киев, то …
На дальнейшее Ларисина фантазия не распространялась. Конечно же, трусливый Вакуленко, затягивающий бедных девушек в свои сети, устрашится и исчезнет отсюда навсегда. Если только её угрозы будут достаточно убедительны. А это прямо зависит от того, кого же она пригласит себе в союзники? В самом деле, кого просить о помощи?
Почти все приятели Лары были сильны в интеллектуальном споре, ну ещё, пожалуй, в пивном поединке, но когда дело касается работы кулаками … Как бы дело не закончилось тем, во что вылился её сегодняшний поход в ресторан. Наверняка ведь у Вакуленко есть друзья- покровители среди уголовников, наводнивших почти все крупные города бывшего Советского Союза. И где, интересно, они раньше прятались?
После долгих раздумий, уже в комнате студенческого общежития, Лариса, одну за другой, решительно отмела все кандидатуры, кроме Игоря Кудрявцева и ресторанного завсегдатая Ивана. Кто же из них? Ларе почему-то не хотелось показывать Игорю своё знакомство, пусть и шапочное, с тёмной стороной жизни. Оставался Иван.
Он, как нарочно, словно бы сам просился поучаствовать в этой истории. Лучше человека, для данной ситуации, и не придумаешь. Внушительного вида, крепкий, уверенный в себе, излучающий силу, в окружении приятелей, под стать ему – вот кто нужен Ларисе Березовской, чтобы поставить на место зарвавшегося Дуба.
Теперь оставалось найти Ивана и посвятить его в подробности этого дела. Что он может отказать ей, такого у Ларисы даже и в мыслях не появилось. Истина должна восторжествовать. Ведь недаром Лариса именно сегодня встретила свою давнюю знакомую, а та ей вдруг рассказала свою трагичную историю. Всеми нами распоряжаются некие Высшие Силы, направляющие людишек туда, куда им следует идти и делать то, что им следует делать. Вот и свели они её с Оксаной.
Лариса перерыла свою косметичку и всё-таки нашла визитку Ивана. На ней был обозначен телефон совместного предприятия «Импульс». Фамилия – Каменский. Это и есть – Иван.
Лариса спустилась по широкой выщербленной лестнице в большое фойе, откуда она смогла дозвониться по указанному номеру.
Наконец в трубке перестала попискивать электронная начинка АТС.
-- Алло, фирма «Импульс», -- откликнулся приятный мелодичный женский голос.
-- Здравствуйте, мне хотелось бы поговорить с Иваном, то есть с Каменским, -- поправилась Лариса.
-- Минуточку, -- в трубке опять что-то пищало и переливалось.
-- слушаю, -- голос чуть глуховатый, словно трубку держали в отдалении от лица.
-- Иван?
-- Да. Кто это?
-- Это … Лариса. Мы вместе отдыхали …
-- А-а, Ларик, привет, как я мог сразу не узнать твой голос? Как жизнь студенческая? Возникли проблемы?
-- Да, можно сказать и так. Иван, можно нам с тобой встретиться? Я хочу тебе что-то рассказать …
-- … И хочешь сделать это не по телефону?
-- Вот именно.
-- Тогда давай так. Я скоро освобожусь от своих дел и подъеду к кампусу.
-- А я буду ждать у фонтана.
-- Замётано.
В трубке покатились короткие гудки, догоняющие друг дружку, как гладкие цирковые лошади, скачущие по арене. Лариса осторожно опустила трубку и поднялась обратно в свою комнату. На душе было тягостно. Может, она зря поднимает бучу? Может, стоило всё честно рассказать Игорю? Но, как бы то ни было, дело уже сдвинулось с изначальной мёртвой точки и надо, хочешь- не хочешь, доводить его до конца.
Через час Лариса уже заканчивала рассказ, сидя рядом с Иваном в салоне бежевого «БМВ». Ладони Ивана, обтянутые перчатками, поглаживали пластик руля. Он внимательно выслушал всё и задумался.
-- Дуб … Вакуленко, -- он бормотал задумчиво, словно пробуя факты на вкус. – Лариса, давай сделаем так. Я, через своих людей, всё разузнаю, въеду в подробности, а потом найду тебя.
Березовская обрадованно согласилась и убежала к себе в комнату. Ей сразу стало спокойней. Иван принял её сумбурные объяснения всерьёз и включился в её дело.
Действительно, через несколько дней он позвонил и сообщил ей, что их совместная операция подготовлена, остаётся лишь завершить её действием. Сегодня вечером, если у неё нет других планов.
Дальнейшее Лариса предпочитала не вспоминать. Начало полностью совпало с её фантазиями. Она действительно ворвалась в квартиру во главе компании молодых людей, облачённых в чёрные кожаные куртки. От её пощёчины Вася зашатался. Но дальше действительность разошлась с теорией.
От удара одного из молодчиков Вакуленко полетел в угол. Затем в его руке , неизвестно откуда, появился большой чёрный пистолет. Послышался слабый вскрик. Лариса повернула голову и увидела Оксану. Откуда она здесь взялась? Девушка была наполовину одета. Одна рука перетянута повыше локтя коричневым резиновым жгутом. Вакуленко тоже обернулся на крик и уже в следующее мгновение на него прыгнул Иван.
Один из его приятелей обнаружил в ванной комнате целый набор. На столике лежало льняное полотенце. На нём расположились в ряд несколько ампул и собранный шприц, сияющий никелем. Всё было готово для инъекции. Лариса и её приятели  нагрянули к Вакуленко в тот момент, когда Оксана собиралась сделать себе укол забвения.
После обыска, весьма профессионально проведённого в квартире, был обнаружен целый склад наркотических веществ – от маковой соломки и до ампул с морфием, которым «баловалась» не только Оксана. Это выяснилось по той радости, с которой выгребались из тайников коробки с ампулами. Это дело решили отметить здесь же.
Вакуленко лежал связанный на кровати, а команда «мстителей» устроилась в гостиной. Включили японскую стереосистему, притушили свет и … началось веселье. Оксана сидела здесь же. Она уже кольнулась и радовалась теперь любому пустяку.
Лариса чувствовала себя очень неуверенно. Вечеринка сильно отличалась от студенческих междусобойчиков.. Бывало, что и студенты позволяли себе многое, но присутствие связанного хозяина, куча «стекла» на столе и сама атмосфера разительно отличалась от привычных «капустников». Лариса выпила с Иваном на брудершафт и «уплыла». В бокал ей подсыпали порошка из приготовленного пакетика.
А утром, когда она проснулась в постели Ивана, тот выдал ей целый комплект свежих фотоснимков. На некоторых из них она была снята обнажённой, на других – она занималась любовью с Иваном, а затем – с Оксаной. Вот она бьёт сковородой по голове связанного Вакуленко, вот Оксана делает укол Ларисе, а на следующей фотографии шприц был уже в руках Ларисы, и она тянулась к подставленной руке Оксаны. Фотографий было много и все отличного качества. Изготовил их мастер своего дела.
Когда же они всё это успели?
-- А ты, Лар, та ещё, оказывается, штучка. Ты ведь той сковородой Дуба укокошила. Дуб дал дуба, -- Иван затрясся от смеха. – Не завидую я твоему будущему мужу.   
-- Что это? – наконец спросила Лариса, перебирая снимки и отказываясь видеть то, что на них было запечатлено.
-- А это тебе на память. О совместно пережитом приключении. Ну, про Вакуленко я не спрашиваю, он тебе, похоже, изрядно насолил в своё время, но подругу-то свою ты зачем угробила?
-- Что-о-о?! – Лариса вылетела из постели в чём мать родила и остановилась посреди комнаты.
-- Ты ей вколола столько морфия, что хватило бы целой компании наркоманов. Ей было легко умирать. Даже, можно сказать, приятно, в кайф.
-- Оксана … умерла?
-- С твоей лёгкой руки, между прочим.
Лариса схватилась за голову и упала в кресло. Мир обрушился, придавив её всей тяжестью проклятой реальности. Что это? За что?
-- Не волнуйся, подружка. Мы там всё убрали. Сегодня найдут этого Дуба, с разбитой головой. Рядом с ним – твоя Оксана с пустым шприцем в руке. Обычная житейская история. Убийство в состоянии аффекта. И смерть от сверхдозы морфия. Это случилось бы с ними, рано или поздно. Наркоманам и смерть предназначена от наркотиков. Тебя никто в это дело не впутает. Если ты, конечно, сама не полезешь. Есть у тебя такие заскоки интересные. Но с набором таких фоток … 
Иван замолчал и начал неторопливо одеваться и напевая: «Я люблю тебя, жизнь, и считаю что это взаимно …». Лариса продолжала сидеть в кресле, куда она неосознанно опустилась, потрясённая свалившимися на ней глыбами новостей. Ещё вчера она была просто студенткой университета. Готовилась к выпускным экзаменам. А сегодня она уже убийца двух человек. Но она же ничегошеньки не помнит.
-- Милочка моя, я вижу – ты переживаешь. – Иван успел полностью одеться и сейчас завязывал перед большим зеркалом галстук. – Ты побывала в шкуре мстителя. Как в кино, или в авантюрном романе. Бац! И чугунная сковородка разбивает голову ужасного злодея.
Иван повернулся к ней. Лариса продолжала сидеть в кресле в полном неглиже.
-- Дорогуша, пора приходить в себя. За дверью не стоит милиционер с наручниками наготове. Успокойся. Все мы смертные, все там будем. – Иван подал Ларисе кипу её одежды. – Собирайся, забаве пришёл конец. Девочке пора листать учебники …
Лариса вылетела из кожаных объятий кресла, будто её вытолкнула оттуда мощная пружина. Она львицей набросилась на мужчину. Полетела выбитая из его рук кипа, Лара размахнулась и влепила пятернёй по бритой щеке. Иван даже не поморщился.
-- Я правильно угадал твой характер. Ты слишком импульсивна. Эмоции управляют тобой, а не наоборот. Нужно быть спокойней, вот как я.
Внезапно Березовская очутилась на полу. Она заворочалась на мохнатом зелёном паласе и села. Иван возвышался над ней статуей командора. Что с ней произошло? Почему она лежит здесь, и совершенно голая?
Лариса потрогала ноющую челюсть. Её ударили. И тут она всё вспомнила.
-- Да, Лара. Ты привыкла всё совершать с наскока. Решила отомстить обидчику. Отомстить чужими руками. А когда твои нежные ручки обагрились кровью, ты снова бросаешься. На кого? На человека, которого сама выбрала в помощники. Сейчас ты жалеешь, что сковорода осталась у Васи, а не в твоих руках. Или что вообще затеяла это дело …
-- Мерзавец, -- Лариса наконец поднялась с пола и принялась одеваться. Глупо валяться голой перед человеком, который придумал и осуществил эту ужасную затею. Как это она вообще пришла к нему…
-- Уважаемая Лариса, я не зря упомянул сейчас ту злополучную сковороду. Признаюсь, она вовсе не осталась у бедного Васи. К чему ей там оставаться, с твоими пальчиками на рукоятке? И с клочьями Васиных волос. Я решил помочь тебе и хорошенько запрятал это излюбленное женское орудие. Когда мужики хватаются за нож или топор, женские ручки тянутся к сковороде или утюгу.
Лариса с ненавистью смотрела в спокойные прозрачные глаза Ивана. Как легко он обошёл её по всем статьям. Так же легко, как Вася- Дуб обошёлся с мариной и Оксаной. А ведь совсем недавно сама Лариса посчитала их дурочками, сами запрыгнувшими в берлогу медведя. И вот она сама сейчас в такой берлоге. И сил вылезти из неё нет. И оставаться – тоже. Что же – как Анна Каренина – под поезд? Но Анна-то хоть от любовных страданий, а она, от страха перед тюремной камерой.
-- Повторяю в последний раз – успокойся. Всё нормально, все смеются. – Иван бдительно следил за ней. Угадывая её мысли и реакцию. – Никто здесь не хочет, чтобы тебя арестовали. Да никто и не будет копаться в этом деле. Подумаешь, наркоманка в трансе прибила своего поставщика и на радостях перебрала со следующей дозой. Милиции это даже на руку. Чем меньше останется для них криминала, тем им жить веселей. Дело закроют, а ты к тому времени, с дипломом за пазухой, уже будешь за тысячи вёрст от горячего места.
-- с чего это ты вдруг проявляешь такую заботливость? – наконец вступила в разговор Лариса, уже полностью одетая. – Тебе-то какая с того выгода?
-- Просто всегда приятно помочь хорошему человеку, -- осклабился в неприятной усмешке Иван. – На том и стоим. Не советую идти в милицию. И они не будут знать о твоём существовании.
Иван её припугнул, но лишнее напоминание о её зависимости от расположения нынешнего покровителя лишь подстегнуло начинающийся завод. Из огня да в полымя. Будь что будет. Или погибать, так с музыкой. Короче, Лариса решила явиться с повинной. Она подошла к большому серому зданию, где размещалось УВД Киева, и даже прошлась несколько раз у центрального подъезда, набираясь смелости. Когда она уже совсем решилась и поднялась даже на несколько ступенек к высоким двустворчатым дверям, оттуда выскочила плотная группа в милицейской форме. И один из них, молодой, с румянцем во всю щёку, с пустыми нахальными глазами, плечом врезался в неё.
Конечно, Лариса видела, что стоит на пути спешивших мужчин, но не успела отскочить, да и в глубине души не сомневалась, что молодые люди непременно обойдут красивую девушку, и сильный толчок, едва не сбросивший её со ступеней на асфальтовую площадку, был неожиданным и очень обидным. Ведь видел же он её, этот молодой оперативник, но не посчитал нужным свернуть или хотя бы извиниться. Жёлтый микроавтобус включил сирену и резко рванул с места, унося обидчика с глаз Лары.
Она постояла там, на тяжёлых монолитных ступенях, развернулась и отправилась обратно под взглядом постового сержанта. Тот упорно смотрел на неё, но не подходил. Может, он любовался красотой незнакомки, а может ему было просто лень выходить из тени. Скорей всего, и то и другое.
Если бы мы знали, что от самых незначительных пустяков зависят такие важные стороны нашей жизни, как судьба или даже жизнь, как своя, так и чужая. Пошла ли бы Лариса в ресторан со Степаном, если бы знала, что результатом той прогулки станут две человеческие жизни? Конечно же, нет. Но ясновидящих среди нас, Ванг и Нострадамусов, очень мало, и неизвестно ещё, не была ли бы попытка как-то исправить содеянное причиной ещё больших злодеяний. Останься Лариса, не толкни её грубоватый оперативник, то как сложилась бы судьба самой Ларисы, Игоря Кудрявцева, Петра Сазонтова, Николая Москаленко и других? Мы этого никогда не узнаем, так как дальше всё пошло так, как пошло.
Лариса вернулась обратно в свою комнату с чувством некоторого облегчения. Рядом с ней словно бы пролетела тень Оксаны: «Там статей бы навешали, полный комплект, а … от всего откупится». Словно это про неё Оксанка тогда говорила, как в воду глядела. Нет, к делу надо подобраться с другой стороны.
Но выход из тупиковой ситуации никак не желал находиться. Получалось, что задача не имеет положительного решения. Положительного для неё – Ларисы Березовской. Оставалось или смириться со всей несправедливостью, или шагнуть в открытое окно. Дёрнуло же её обратиться за помощью к этому Каменскому. Камень он бесчувственный, а не человек. Забыла бы всё, что услышала от Оксанки, или рассказала всё Игорю.
-- Лариса, можно войти?
Березовская вздрогнула, даже, кажется, вскрикнула от неожиданности. Нервы, за последние дни, стали сдавать. В открытом проёме двери стоял он. Игорь Кудрявцев. С букетом белых роз. И тут Лариса не выдержала. И хлынул поток слёз. Ниагара. Мировой потоп.
Где-то рядом суетился Игорь. Подавал стакан с водой, носовой платок, усаживал её в казённое продавленное кресло. Лариса ничего не слышала, все эмоции и чувства струились у неё вместе со слезами.
Как-то само собой вырвалось несколько фраз, потом ещё, и скоро Березовская всё рассказала. Она сидела в кресле, бессильно откинувшись на спинку, и выталкивала, выдавливала из себя всё, что с ней случилось, не скрывая ничего, как на исповеди. Только вместо серьёзного батюшки с чётками в руках, рядом с ней сидел незнакомый человек. Да, незнакомый, так как ничем не походил на весёлого добродушного Игоря. Сейчас в комнате, перед ней, находился сосредоточенный охотник, намечавший для себя цель.
Сначала он внимательно выслушал девушку, не перебивая её, а затем начал задавать короткие направленные вопросы, чтобы получить дополнительную информацию. Когда она встретила Ивана? При каких обстоятельствах? Кто поддерживал беседу? Кто был инициатором встреч?
Затем посыпались вопросы об «Импульсе», о приятелях Каминского, о Вакуленке, о марине- Оксане.
Лариса скоро устала от бесконечной череды вопросов и ответов, снова навалилась апатия, и даже появилось растущее раздражение в адрес Игоря. Он сейчас ходил взад- вперёд по комнате, переваривая всё услышанное.
-- Никуда не выходи, ни с кем не встречайся, я появлюсь в ближайшее время.
Дверь хлопнула и Игорь исчез. Лариса взглянула на охапку поблёкших роз, лежавших на столе, и слёзы снова заструились из глаз.
Следующие дни представляли собой пародию на подготовку к экзаменам. Лариса держала учебник перед собой , через полчаса попыток вникнуть в текст, замечала, что держит книгу вверх ногами. Или конспекты казались ей набором тех фотоснимков, что вручил ей в то утро Иван. То есть учёба в голову не шла абсолютно. Другие студенты пытались растормошить Березовскую, но у них это плохо получалось. И Кудрявцев не давал ничего знать о себе.
Только через пять дней он появился. Мало похожий на себя обычного. Усталость буквально пёрла изо всех пор его лица и тела. Стал он как бы старше и даже чуть подурнел. Он присел на кровать рядом с притихшей Березовской.
-- В нехорошее дело мы влезли, похоже, Лариска.
-- Я это понимаю, Игорь.
-- Вряд ли ты это осознаёшь полностью.
-- Они убийцы.
-- Да, Лара, но … Это трудно объяснить. Дело в том, Лариса, что я сам работаю в системе КГБ Украины. Аналитический отдел. То есть обилие всяческой информации. Легальной и нелегальной. Политика и криминал. Жизнь на Украине и за её пределами. В этом мире всяческих сведений утонула информация о российско- украинском предприятии «Импульс», коммерческом придатке Объединённого центра ветеранов- афганцев. То есть получается, что этой фирмы как будто вообще нет. Есть крошечный отдел из трёх человек, распределяющий деньги фонда, созданного при Центре, на благотворительные акции, помощь пострадавшим, подарки к праздникам и т. п. По своим каналам я всё же вышел на предприятие «Импульс». И всё. Дальше – стена. Знаю лишь то, что в этой конторе собрался весь цвет спецназа украинской национальности. Все они прошли реабилитацию в Объединённом Центре, кто от наркомании, кто от депрессии. Многие лечились от психозов, алкоголизма, от других недугов, которые проявляются в качестве постафганского синдрома. И почти все из них как сквозь землю провалились. А ведь это десятки профессионалов внушительной квалификации – минёры, снайперы, штурмовики. Куда они все подевались?
-- А Иван Каменский?
-- Есть там и Иван Каменский. То есть появился он совсем недавно, после смерти Григория Стецюры, старшего лейтенанта из секретного подразделения «Феникс», умершего от обширного кровоизлияния в мозг после операции на подкорке. Похоронен с большой помпой. Были речи, залп из автоматов, скупые слёзы товарищей. Можно сходить, посмотреть на памятник из чёрного полированного мрамора. А через неделю после похорон на работу в Центр устроился Каменский. Интересное совпадение, не правда ли?
-- Игорь, я ничего из твоих слов не понимаю.
-- Я тоже много ещё не осмыслил. Мне кажется, что здесь каким-то образом замешаны спецслужбы. Или мафия. Одно из двух. В обеих случаях мы будем бессильны что-либо сделать. Честно признаюсь, я не понимаю его действий и побуждений, этого Каменского- Стецюры. Что побудило его замешать тебя в это дело? И зачем тебя нужно было «мазать»?
Лариса вспомнила фотографии, веером рассыпанные по столу. На верхнем снимке была запечатлена Лариса, сидевшая верхом на лежавшем Иване. Голова её закинута назад, волосы почти касаются тела мужчины. Он придерживает её за бёдра. И снова Лариса закипела. Положительно, её характер начал кардинально меняться за этот месяц. Она уже не слушала Игоря. Снова в ней проснулась этакая Морта, парка, богиня судьбы в пантеоне римских богов. Пальцы сжимались в кулаки и речь Игоря уже не воспринималась.
-- … Лариса, может это звучит и не своевременно, но, чтобы помочь тебе, я прошу твоей руки. Став моей женой, ты получишь гарантированную защиту.
-- … А не став, отправлюсь на все четыре стороны?
-- Что ты, Лариса, я попытаюсь сделать, что смогу. Другой вопрос, что тогда мои возможности будут сильно ограничены.
-- Интересное дело получается, -- Лариса встала в позу рассерженной женщины – руки в бока, из голубых глаз вылетают молнии, несколько морщинок перечеркнули небольшой лоб. – Разве так делают предложение? Я всё это представляла несколько иначе.
Игорь взглянул на охапку увядших роз, оставшихся с прошлого раза, и попытался объяснить:
-- Я работаю на госбезопасность Украины. Это серьёзное дело и требует строжайшей дисциплины. Для того, чтобы от этого правила отступиться, нужно иметь весьма веский повод. К примеру, если опасность нависла над членами семьи сотрудника.
-- А если может пострадать знакомая девушка?
-- Боюсь, что для моего начальства это не будет достаточно серьёзным доводом, -- в глубине души Игорь подозревал, что доводом может не стать и то, что Лариса стала бы его законной супругой, но он старался об этом не думать. – А так я мог бы взять дополнительный отпуск, спрятать тебя и провести специальное индивидуальное расследование …
Ларису прямо-таки распирали приступы злости.
-- Теперь послушай меня, Игорь! Я согласна выйти за тебя замуж, но только по окончании этого «индивидуального расследования». Я хочу встать под венец в белом платье и с чистой совестью. Я думаю, что меня оболгали и подставили по-чёрному. Ты должен вывести всё это дело на чистую воду. Иначе, свадьбы не будет! – В сердцах Лариса так топнула ногой, что босоножка соскочила и залетела под кровать. – Вы можете идти, товарищ Кудрявцев.
Фраза была произнесена с настолько ярко выраженной командной интонацией, что Игорь покинул помещение студенческой комнаты едва ли не строевым шагом. Только тогда Ларису чуть отпустило, и она присела прямо на кровать, где ещё минуту назад сидел Игорь. Затем поднялась и поменяла старый букет роз на новый, оставленный Кудрявцевым.
Две недели  о «женихе» не было никаких известий. Лариса, с грехом пополам, но всё же как-то готовилась к выпускным экзаменам, то втягиваясь в занятия, то расслабляясь в тревоге. Чем дальше, тем тяжелее становилось на душе. Что там с Игорем? Почему он не появляется?
Незаметно подошло время экзаменов. Она сдавала их практически в трансе, частенько отвечая невпопад. Девушку знали, как старательную студентку, серьёзно относившейся к учебному процессу. Видимо, у неё  случилось что-то серьёзное, решили преподаватели и деликатно ставили хорошие отметки, после чего отпускали.
В один из вечеров, когда выпускники отмечали завершение учебного периода, а Лариса уединилась от шумной компании, в комнату к ней постучали. Вошли два молодых человека спортивной наружности, в красивых костюмах и при галстуках, подобранных в тон. Один из них, с ямочкой на подбородке, представился:
-- Мы друзья Игоря Кудрявцева. Он рассказал нам всё о вас и просил помочь вам, если с ним что-то случится.
-- С ним случилось?
У Ларисы защемило сердце и она присела в кресло, из которого было поднялась.
-- Он пропал. Уже несколько дней от него нет никаких сообщений.
-- А Иван … Каменский?
-- Предприятие «Импульс» закрылось. Все рам работавшие тоже пропали.
-- Что же сейчас делать?
Из глаз у Ларисы снова потекли слёзы. В последнее время она стала излишне плаксива, как это заметили все, её окружающие.
-- В случае необходимости, Игорь попросил нас помочь вам покинуть Украину. Мы принесли необходимые документы. Завтра подъедет машина и доставит вас в аэропорт. Полетите в Москву, а там вас встретит человек, тоже друг Игоря. Он вам всё объясним и поможет устроиться.
-- Но я не хочу уезжать отсюда.
-- Придётся. – В разговор включился второй человек, с узкой полоской губ и колючими глазами. – Игорь заварил кашу. Он не захотел впутывать нас в свои личные дела, решив действовать в одиночку, но держал в курсе. Похоже, Кудрявцев, с вашей подачи, разворошил осиное гнездо.
-- Что с ним, вы знаете?
-- Мы его всё ещё, но … Этим делом начали интересоваться слишком влиятельные персоны. Они заинтересованы, чтобы дело свернуть и не дать скандалу вырваться из-под контроля. Лишние свидетели в этом деле им ни к чему. Игорь и попросил нас вывезти вас, Лариса, за пределы Украины. Если проявятся какие о Игоре, вам их обязательно передадут. А пока вот возьмите это.
Лариса взяла протянутый паспорт и открыла его. С фотографии на неё смотрела другая Лариса, весёлая и явно счастливая. Взгляд остановился на фамилии «Кудрявцева». И тогда Лариса зарыдала. В полный голос.
Скоро она очутилась в Москве, затем – в Ленинграде, в Калинине. Иногда работала преподавателем, порой – экскурсоводом. Теперь вот – попала в провинциальный Киров-на-Вятке.

За каких-то несколько минут перед нами пробежало почти полжизни Ларисы – иногда лёгкой, вольготной, а порой и такой, что – в омут головой. Но жизнь, тем не менее, течёт и продолжается. Вернёмся же обратно и догоним Лару, которая вот уже поправляет линию губ у зеркала.
Наркоманши, вдыхавшие сладостную ядовитую пыль, исчезли. Их место заняли две длинные худые герлы, затянутые в кожаные облегающие лосины и короткие куртки. Они самозабвенно целовались, тесно прижавшись друг к дружке, и не замечая вокруг ничего и никого. Лариса убрала помаду, чуть припудрила носик и подправила тушь на ресницах. Зеркало сбоку покрывали отпечатки губной помады. Кто-то из посетительниц шоу любовался собой и не удержался от лобызаний собственного отражения. Этакий современный Нарцисс!
Лара оглядела себя, повернулась и вновь взглянула на себя через плечо. Ничего не скажешь – хороша! Лариса смотрелась моложе своего возраста чуть ли не на десяток лет. На пять-то точно. Нахмурила брови – бегут года- годочки, но уже через секунду выскочила из комнаты, хлопнув дверью. Обнимавшиеся девицы не обратили на шум никакого внимания.

Глава 11.
Хайновский всё сильнее вжимался спиной в стену из гофрированного металла с пятнами проступившей ржавчины. Один из охотников приближался к его убежищу за железным распределительным шкафчиком. Он до сих пор не заметил объект поиска только потому, что всё внимание сосредоточил на «танцевальном зале», где в разноцветном тумане веселились парни и девушки. Частая смена цветовых фильтров т общая полутьма тоже помогали Хайновскому оставаться в тени. Но, ещё несколько шагов, и он непременно будет обнаружен.
Тем временем в зале что-то происходило. Закончилась песня и включилась нежная тягучая мелодия, под которую только замереть да приникнуть к партнёрше в экстазе парного танца. Но никто не спешил вальсировать. Все чего-то ждали. И дождались.
От помоста заклубились всполохи красноватого дыма. И оттуда, изнутри, проявилась, выступила танцовщица. Она изображала из себя летучую мышь. Для этого она поднимала руки, на которых повис широкий перепончатый плащ из розового шёлка. Девушка под музыку изгибалась всем телом, демонстрируя хорошую гимнастическую, если даже не акробатическую, подготовку. Она передвигалась по сцене быстрыми балетными прыжками, широко раскидывая руки. Создавалось ощущение полёта. Лицо танцовщицы скрывала полумаска с остренькими ушками. Коротенькая юбочка не сковывала движений. Вся она была затянута в розовый шёлк.
Постепенно музыка становилась всё более жёсткой.. Девушка всё чаще останавливалась и изображала судорогу страсти. Вдруг полетел в сторону плащ. Он опускался на пол прозрачным облачком тончайшей ткани. По телу танцовщицы пробежала волна. Она отбежала на противоположный край помоста. Её поймали в перекрестье два сильных цветных луча. Казалось, руки девушки превратились в змей, они переплетались друг с другом, на мгновение замирая и снова начиная жить своей жизнью.
Вот они прошлись по стройному телу, и кусок розовой ткани полетел голубем с помоста, а девушка осталась без юбчонки. Она продолжала извиваться, то стыдливо обнимая себя, то протягивая к зрителям обе руки. Как-то незаметно полетели ленточками чулки, и скоро на танцовщице не осталось ничего, кроме узенького пояска стыдливости, атласного лифа да той полумаски, которая только и осталась от костюма «летучей мыши».
Стриптизёрша, а это был самый настоящий стриптиз, приступила к самому ответственному моменту своего танца. Музыка почти прекратилась, только лишь флейта солировала в электронном ударном ритме. Каким-то чудом в квакающем синтетическом грохоте можно было отчётливо слышать чистый ручеёк мелодии. Девушка отвернулась от зрителей, вся съёжилась, присела на корточки, чтобы через мгновение взвиться в воздух.
Она действительно взлетела в воздух. Такое впечатление сложилось у зрителей. Кто-то даже вытянул вверх руки, чтобы подхватить на лету это лёгкое стройное тело, но, каким-то непостижимым чудом, девушка задержалась на самом краю сцены- помоста.  Затем она закружилась в диком быстром танце, и вот уже она не стыдливая юная дева, а женщина- вамп. Ярко блестят накрашенные ногти на руках и ногах, появился огромный веер. Закружился в пробивающих клубы дыма лучах кусочек атласа. Это стриптизёрша  рассталась ещё с одним предметом своего до крайности скудного костюма. Теперь она обмахивалась веером, прикрывая то одну грудь, то другую, то обнажая их, но лишь на самый малый миг, чтобы следующим быстрым движением прикрыться широким веером. Но вот она развела руки в стороны и застыла, как струна, как статуя Фидия, как совершенство Природы. И на этом прекратилась музыкальная дробь синтезаторов, лишь ручеёк флейты продолжал пробиваться сквозь внезапно обрушившуюся тишину.
Да, на какое-то мгновение в зале установилась тишина. Все глаза в этот миг смотрели на девичью фигурку, что замерла безмолвной Галатеей. Смотрели все, даже охотники на несколько мгновений забыли о своей роли суровых преследователей. И никакой полковник не был над ними властен в их восхищённом созерцании Красоты.
Но был в зале один человек, лишь один человек, которого не прельстил танец юной девы, не заставил забыться. Каждый из вас, наверное, догадался, что этим человеком был Хай. Он оглядывался в поисках хоть какой-то возможности спасения, чего-нибудь, что помогло бы ему выбраться из западни. Противники его были настороже, и трюк с ножом мог закончиться лишь одним. Смертью дичи. Но, в то мгновение, когда глаза зрителей нашли цель, внимание его привлёк толстый резиновый кабель, уходящий в недра ящика. По этому кабелю должен протекать электрический ток, который заставлял вращаться всю эту машину веселья и шоу.
Он вцепился обеими руками в толстую резиновую «змею» и напряг мышцы. Третий сделал ещё шаг, силясь оторвать взор от восхитительного тела девушки, которая ожила и упорхнула с помоста. Взорвался шквалом аплодисментов, сквозь который уже пробивались ритмы следующего номера программы. Третий замер. В дальнем углу мелькнула чья-то тень и уже ствол автомата замер, нацелившись пустить порцию свинца, но, уже в следующее мгновение, глушитель опустился. Третий узнал кого-то из своих, крадущегося вдоль стены, прикрываясь рекламным щитом. Вот он взлетел на какой-то объёмный куб, этот бэтмен в чёрном комбинезоне. Никто не заметил чёрного росчерка тени. Вот ещё один пример полёта «летучей мыши».
Третий сделал ещё один шаг вперёд и тут железный ящик, рядом с которым он остановился, весь содрогнулся. Третий повернулся в ту сторону, одновременно вскидывая перед собой «узи», чтобы поймать в прицел … Кого? Но видно ничего не было, лишь ослепляющий сноп искр и, в следующее мгновение, в лицо Третьего впился ощетинившийся десятками стальных обрывков, конец электрокабеля. Охотник получил в голову удар электрического тока силой в 10000 вольт.
Глаза лопнули и маленькими кометами вылетели из глазниц, мозги мгновенно вскипели внутри черепа и тело с обгоревшим лицом, от мускульного усилия агонии, перевалилось через поручни и куклой полетело вниз.
Хайновский повернул голову. Руки его всё ещё сжимали «змею» самопального электрошокера. Ещё один из охотников находился на той же галерее, но несколькими метрами дальше. Решетчатый переход опоясывал всё помещение цеха на высоте около восьми метров. Преследователи поднялись по лестнице и разошлись в разные стороны, чтобы контролировать весь периметр зала.
Но второй загонщик не успел далеко удалиться и теперь он выцеливал свою жертву. Очередь, пули затрещали, выбивая крошку из кирпичной стены. Хай ощерил зубы в улыбке и ткнул оборванным концом в решетчатый пол перехода. Резиновая труба задёргалась в руках. Электроны отправились в новый поход по металлической решётке, опоясывавшей зал. По стене снова затрещало.
В зале уже поняли, что творится что-то не то. Внезапно умолкли на полуслове динамики, резко запахло кисловатым дымком горелой изоляции, глухо шлёпнулось на пол бесформенной кучей что-то, похожее на манекен, или на сгоревший муляж человека. Но это не было муляжом, потому что от него пахло сгоревшим мясом. Одна из девиц, только что весело обнимавшая своего дружка, вгляделась в «манекен» и зашлась в истерике, повиснув на своём кавалере.
Кто-то указал на сноп искр, вспыхнувшем над головами, и тут же с противоположного конца галереи пронзительно закричали. Все повернули головы. Там, на переходе, почти под самыми сводами, бился человек, облачённый в чёрную форму. Он держался руками за поручень, и его сотрясала крупная дрожь.
Москаленко похолодел. Ведь это же его команда. Как они здесь очутились? Что они здесь делают? Вот ещё один, ползёт по штырям, вбитым в стену. Видимо, на помощь товарищу. Но только он прикоснулся к переборке галереи, как сам полетел с криком вниз.
Внезапно кабель перестал трещать. Хайновский отбросил своё импровизированное оружие и сошёл с резинового коврика, который лежал перед распределительным щитом.  Ещё с двумя покончено, а может даже и с тремя. Кажется, он слышал ещё чей-то отчаянный крик.
Тем временем народ в зале очнулся  от минутного столбняка и, сгустившаяся было тишина, была прорезана, как по команде, криками и визгами. Причём «сильный» пол ничем не уступал «слабому». Только что бравировавшие своей крутизной юные накачанные атлеты озирались в панике, завывая от страха и выискивая безопасные пути для беспромедлительного личного спасения.
Откуда-то вынырнули охранники. До этого они не демонстрировали своего здесь присутствия, наблюдая за порядком с помощью видеокамер, как это принято во всём цивилизованном мире. Они примчались в зал, ещё не уяснив причины начинавшейся паники. Драки и другие конфликты, что порой возникали здесь, не вызывали у посетителей такой выраженной реакции. На всякий случай, охранники держали в руках дубинки и оглядывались в поисках причины беспорядка, но … её не было видно. Танцевавшие разбегались, увеличивая неразбериху. Центр зала быстро опустел. Теперь там оставались лишь группа охраны в чёрных водолазках и Москаленко, который держал в объятиях напрягшуюся Ларису. Он тоже пытался понять причину происшествия. В отличии от секьюрити, он догадывался, что здесь происходит, но не хотел в это верить. Такое совпадение  встречается необычайно редко.
Теперь зал не сиял разноцветными огнями. Они погасли и, вместо прожекторов, заработали пыльные плафоны аварийного освещения. Николай шагнул к смердящей горелым мясом куче и перевернул её. Лариса закричала и попыталась спрятать лицо на груди у Москаленки. Тот, почти грубо, отодвинул её в сторону. На него глянул закопчённый череп с пустыми глазницами. Куски сгоревшей плоти отваливались, обнажая костяное нутро. Глаз у мертвеца не было. Они лопнули в ту же секунду, когда высоковольтный разряд пришёлся в лицо злополучного охотника. Сомнения, если они ещё были, полностью улетучились. Перед полковником лежал один из бойцов его специального подразделения. А это значило лишь одно – что и беглец находился где-то рядом. Быть может, в ближайшем же тёмном углу. Теперь, когда мощные лампы потухли, таких тёмных мест стало гораздо больше.
Лариса кричала всё больше, не в силах оторвать глаз от сгоревшего человека. Она так вцепилась в куртку своего дружка, так сжала пальцы, что несколько покрытых фиолетовым лаком ногтей сломалось. Николай попытался оторвать её руки от куртки, которые сковывали его движения не хуже каторжного чугунного ядра. Но Лариса не желала отпускать друга и завопила с новой силой. Несколько хлёстких пощёчин привели Лару в чувство. Она пришла в себя, но тут же рекой полились слёзы. Полковник встряхнул её и закричал в заплаканное лицо:
-- Быстро беги к джипу! Садись в него и жди меня там. Ты всё поняла?
Лариса быстро закивала головой. Скорее покинуть это страшное место, где убивают и, мало того, люди сгорают заживо. Волосы её разлетелись в разные стороны и прядями липли на залитое слезами и потёками туши лицо, но ей было всё равно.
-- Беги к машине! Пошёл!
Полковник несильно толкнул подружку в спину и повернулся к залу спиной. Его хорошо было видно в тускловатом дежурном освещении. Нужно было, чтобы его люди увидели своего шефа. Сейчас он поговорит с Первым. Что же привело их сюда? Каким образом они очутились в «Запретной зоне»? Где беглец?
А тот в это время наблюдал за ними, перегнувшись через перила ограждения. Он немного переместился в сторону, но вид парочки, не поддавшейся общему настроению паники, остановил его. Хай узнал своего недруга. Понял он и то, что полковник развлекался со своей девицей на неудавшемся шоу. И в этот миг зародилась у Хая поистине дьявольская затея. Появилась возможность закончить день красивым, по его мнению, ходом. Что, если перехватить эту девку у входа и сделать её своей заложницей? Вот потеха будет. Необходимо утереть полковнику нос. Мол, знай наших.
Поручень дёрнулся в руках. Щёлкнуло, ещё раз, и тут же обожгло руку. Хай прижался к закопчённой стене. Его снова обнаружили. Стоило лишь на минуту ослабить бдительность. По стене затрещало. Да они его превосходно видят, не взирая на тьму. Хайновский кинулся по галерее, прикрывая одной рукой голову. Увидал свисающую цепь кран-балки, на которой висел фанерный аэроплан, и, не раздумывая, прыгнул через заграждения.
Словно огромная летучая мышь слетела почти из-под крыши цеха. Изумлённые охранники «Запретной зоны» увидали, как тень повисла на аэроплане, тот качнулся, опасно накренился и «летучая мышь» очутилась на полу. Снова затрещало, как если бы кто рвал на себе крепкую полотном рубашку. И только после того, как завизжали рикошетом пули, охранники поняли, что не рубашку здесь рвут, а стреляют из бесшумного автоматического оружия.
Уяснив ситуацию, эти ребята мигом разбежались по углам и укрытиям, спасаясь от пуль неизвестных террористов. Кто стрелял? В кого? Зачем? Вопросов возникало масса и все они ожидали ответа, но это можно отложить на потом, а пока что лучше затаиться, спрятаться среди колонн. Функции свои они, по большому счёту, выполнили. Отдыхающие разбежались, охранять больше некого. А соваться с резиновыми дубинками против неизвестных с автоматами было бы поступком столь глупым, что его даже обсуждать не следует. Для этого существуют компетентные органы, вот пусть они и действуют.
Примерно так рассуждал каждый из секьюрити, что сейчас прятались, не решаясь показаться на открытом месте. Да их и можно было понять. Ведь это были просто молодые ребята, занимавшиеся на тренажёрах, качки, и меряться силами с вооружёнными профессионалами явно было бы глупостью.
Один из охранников нырнул за рекламный щит, на котором огромный бородатый капитан держал в руке сотовый телефон. Там, за рекламой сотовой связи, он столкнулся, нос к носу, с неизвестным, облачённым в форму цвета ночи. От неожиданности он поднял руку с дубинкой и, в т от же миг, полетел на пол от точного удара по «адамову яблоку».
Человек из команды «А» перепрыгнул через потерявшего сознание охранника и огляделся. Беглец снова исчез в сумраке неудавшейся дискотеки. Отдых в «Запретной зоне» на проверку явно не получился. Из клубов искусственного дыма вышел Николай Москаленко с небольшим пистолетом в руке.
-- Номер?..
Он не узнавал своего человека, в грязном комбинезоне и с закопчённым лицом, да ещё в полумраке и в клубах стелящегося дыма.
-- Седьмой.
Боевик в чёрном на секунду вытянулся в струнку.
-- Что происходит?
-- Мы ворвались сюда буквально на его плечах. Нескольких минут и метров не хватило, чтобы его схватить. Стреляли. Но он прорвался под пулями и скрылся в этом зале. А здесь вон, сами видите, сколько народу. Мы пытались действовать скрытно. Вы видели, чем это закончилось. Двое наших мертвы. Да ещё двое остались в тоннелях. Тоже мёртвые. Господин полковник, это дьявол, а не человек. Монстр, одно слово.
Москаленко мысленно поёжился. Знал бы Седьмой, насколько точный вывод он сделал. Не за человеком охотились они, а за чудовищем. За терминатором, продуктом тайной лаборатории. Каковы же настоящие возможности этого существа?
-- … Четвёртый и Девятый контролируют дальние стороны зала. Пятый ещё не пришёл в себя. Он здесь, рядом. Я перенёс его к стене.
-- А где остальные? – Желваки полковника шатунами двигались под кожей. – Кто убит?
-- Шестой и Восьмой в коллекторе. А здесь … Я не видел ни Третьего, ни Десятого … У меня связь барахлит – рикошетом попало в динамик.
Седьмой провёл рукой по грязной шее и показал полковнику окровавленную ладонь. Москаленко вынул из внутреннего кармана  «уоки-токи» и поднёс его ко рту.
-- Первый. Говорит Босс. Отвечай.   
-- Первый на связи, -- ответил динамик так чисто, будто Громов стоял рядом.
-- Ты где находишься?
-- Возле выхода. Я просматривал эту часть здания, чтобы беглец не сумел выбраться отсюда среди отдыхающих. Я его хорошо разглядел. На нём длинный чёрный плащ или пальто. Он от нас не уйдёт.
-- От нас? Ты там не один?
-- Нет. Со мной здесь Десятый.
-- А остальные?
-- Не отвечают Второй, Третий, Пятый и Седьмой. Двое из них поражены электротоком. Может, и трое.
-- Пятый и Седьмой здесь, со мной. Необходимо срочно прочесать зал и уходить. С минуты на минуту здесь появятся ОМОН, СОБР, оперативники УВД и ещё чёрт знает сколько народу. Лишние глаза нам ни к чему.
-- Понял. Посылаю Десятого и начинаю осмотр зала с этой стороны.
Сам Москаленко тоже двинулся вперёд, вглядываясь, до рези в глазах, в сумрак зала. Хайновский, где же ты затаился? Кто знает, какие здесь имеются укромные места? Наверняка, есть и лазейки, через которые беглец может спокойно отсюда удалиться. Он уже не раз доказывал свои способности выходить из самых безвыходных ситуаций. Помнится, в веке шестнадцатом был уже один такой. Посадили его за какую-то незначительную провинность – неуплату налога или охоту в королевском заповеднике на кроликов, не суть важно, законы королевского дома Великобритании всегда были очень суровы. Так этот Шепард, вроде бы его так звали, проломил стену тюремной камеры и попытался «сделать ноги», но его изловили, заковали в кандалы и сунули в подземелье. Но тот ловкач и там надолго не задержался. Каким-то образом он перепилил цепи и протиснулся сквозь камин. С тех пор между ним и шерифом тех мест установилось что-то вроде соревнования. Беглеца раз за разом ловили и сажали во всё более суровые условия содержания, уже как особо опасного государственного преступника, а тот проявлял чудеса находчивости и сбегал из самых хитроумных ловушек. Этакий Гарри Гудини шестнадцатого века. И делал он так шестнадцать раз, пока этот спорт не надоел королевским властям окончательно. Они его просто обезглавили, когда изловили в очередной раз. Этот рекорд побегов не побит и поныне. Григорий Котовский, человек- легенда, был подобием того беглеца Шепарда и его личная тюремная эпопея закончилась после победы революции. Может, и Хайновский метит в подобные рекордсмены? Так мы не допустим таковых рекордов.
Один за другим проявлялись в полутьмы его люди из сильно поредевшей команды «А». Постепенно установилась полная тишина, в которой тонули лёгкие шаги агентов. Только скрип массивных кроссовок полковника чуть нарушал общую атмосферу.
И вдруг тишину разорвал грохот, шум падения и крик, который перешёл в вопль, и тут же смолк. Москаленко, вместе с остальными, кинулся в ту сторону, с оружием наизготовку.
Перед ними предстало ужасное зрелище. Команда «А» уменьшила свои ряды ещё на одного человека. Труп висел на кирпичной стене, поникнув головой. Из груди его торчал конец толстого железного штыря, с которого сочилась и капала в пыль кровь, собираясь там грязновато- бурыми шариками. Кто это был? Лица убитого разглядеть было невозможно. На нём, мёртвыми бельмами, смотрели окуляры прибора ночного видения.
Москаленко встал на цыпочки и рванул маску с головы трупа. Появилось лицо командира группы Василия Громова, Первого, с которым полковник беседовал несколько минут назад. Кто-то, конечно же беглец, схватил его и, не обращая внимания на сопротивление, нанизал на торчавший из стены костыль столь же легко, как натуралист пришпиливает бабочку в свой ящик с коллекцией мотыльков.
Только сейчас спецагенты по-настоящему осознали, что за чудовище они преследовали. Почему так легко распрощались с жизнью Восьмой и Шестой, как сгорел в пламени свободных электронов Третий, был убит в конвульсиях электротока Второй, а теперь настала очередь и командира, мастера кэмпо и савата. Но эти искусства спасовали перед Хайновским.
Николай попробовал мысленно представить себе ход событий. Похоже было, что Громов всё же приметил Хая, но, по каким-то причинам, не стал стрелять. Посчитал ли он себя достаточно сильным, чтобы скрутить уголовника голыми руками, или там была какая иная причина, останется неизвестным. Фактом остаётся то, что Первый  понадеялся на собственную силу, ловкость и усиленную тренировку каратэки. Но метаморфированный преступник, сворачивающий без затруднений многопудовые двери, одолел его. Вопль Громова и был его последним криком, который привлёк внимание Москаленки и его людей. Где сейчас Хайновский? Москаленко понимал, что если Громов не смог остановить его у выхода, то беглеца здесь уже точно нет. Поэтому и оставаться здесь было необязательным и даже лишним. Надо ещё уничтожить все следы.
-- Срочно всем оставшимся уходить на базу. Трупы спрятать в коллекторе. Позже мы их уберём, -- распорядился он на ходу и добавил про себя, -- «если останется толика времени». – старшим назначается Четвёртый.
За несколько минут до прибытия оперативных машин УВД Москаленко покинул завод металлоконструкций. Джипа с испуганной Ларисой во дворе не оказалось. Видимо, у неё не хватило нервов дождаться Николая, и она решила сама вернуться домой. Что ж, её можно понять. Не у каждого человека выдержат нервы после того зрелища, что увидела эта слабая женщина.
Жалко только джипа. Лишиться транспорта именно сейчас было неудобным делом. Да ладно бы только транспорта. Москаленко сжал кулаки и заехал кроссовкой в стену, рядом с которой он стоял. Он мог бы сейчас связаться с домом и вызвать машину сюда. Обычно в доме всегда дежурил один из сотрудников «Норд Хауса», но именно сегодня все они участвовали в операции. Половина! Половина из них не вернётся обратно. Хорошо ещё, что никто из них не был обременён семейством. Это был один из обязательных критериев подбора команды – чтобы никто не стал наводить справок, интересоваться, если они исчезнут.
И вот – сразу пять человек. Необходимо искать причину, почему исчезли сразу пять человек. Возможно, завтра найдут пять трупов в сгоревшей машине. Если милиция не раскрутит всего дела сегодня. Но работники наших внутренних дел не очень-то славились своей особой разворотливостью. И это вселяло надежду успеть спрятать концы. И пора, наконец, задействовать казачка, вместе со вторым уголовником. Пусть теперь они «повоюют» с Хаем, пока команда «А» зализывает свои раны. Впрочем, про второго уголовника надо ещё подумать.
А ведь есть ещё одна существенная проблема -  с Филиным. Он ведь явно пытался выйти из-под контроля. Его бдительно охраняют, но мало ли что может прийти в голову «яйцеголовому». Полковник хмыкнул и ещё раз повторил про себя получившийся каламбур. А Баранников? Командировка его чрезмерно затянулась, и Бойко вполне может послать сюда своих людей, чтобы разобраться на месте. Дружба- дружбой, а служба- службой. Если Офицерский Фронт пронюхает, что проект «Терминатор» Москаленко примеряет под себя, то дела его здесь же и закончатся. В лучшем случае придётся скрываться.

Глава 12.   
Гостиница, номер одноместный, прогулка по улицам города. Всё происходило как бы в полусне, как в детстве, когда соскакиваешь с кровати, спехом одеваешься и бегом в школу, ранец на одно плечо закинув. Ещё толком не проснулся, а уже в дверь классную царапаешься. И загадочно, то ли сон такой необычный видится, то ли в самом деле уже за партой, тобою же разрисованной в процессе познания мира.
Вот и тут Михаил не сразу понял, что сидит в ресторанном зале не первый час уже, в яви ли, в полусне каком, непонятное дело. Но уже стали на него посетители ресторанные поглядывать да разные предположения строить.
-- … Заснул, чувачок?
Михаила бесцеремонно толкнули в бок. Он поднял голову. Перед ним стояло три дебила. Только так нормальный человек может охарактеризовать здоровенных «лбов», обритых наголо, в узких чёрных очках, в ярких спортивных костюмах.
-- «А если я усну, шмонать меня не надо», -- пропел один из них прокуренных царапающим голосом. – Ты чё, сюда спать пришёл?
Ребята явно заглянули сюда поразвлечься и, похоже, драка входила в их список непременных удовольствий. Бармен, почуявший назревающий скандальчик, убрал с барной стойки бокалы и стаканы, а потом придвинулся поближе, чтобы не пропустить ничего интересного.
-- что пить будем? Мартини, виски, коньячок-с?
Должно быть, он старался отвлечь агрессивных парней от засидевшегося посетителя доступным ему способом.
-- Ты чё, халдей, не узнал нас, что ли? Короче, водочки графинчик, «Столичной», как всегда, в натуре, чтоб всё путём было. Мы всегда с кентами за этим столиком балакаем, а тут этот фраер расселся. Он тут ещё у тебя спать развалится, храпеть, бля буду, начнёт, народ распугивать хамским образом. Но мы ту, не боись, порядок наведём. Пришёл выпить – пей, намерен спать завалиться – до хаты топай, пока ноги из жопы не повыдергали.
Детина начал себя распалять, чтобы кровь быстрее по жилам побежала. По раскрасневшемуся лицу его было видно, что ещё пара фраз и он схватит и выкинет молчаливого «обидчика» с лестницы. Само собой, , не отвертеться тому и от пары крепких затрещин, «для науки». Дружки его, зная горячий и заводной нрав своего приятеля, ухмылялись, ожидая приятного зрелища, когда «чужой» кубарем покатится по каменным ступенькам.
Казаков вгляделся в их лица, не отягощённые признаками интеллекта. Таким что-либо доказывать не имело  ни малейшего смысла. Всякое объяснение они воспримут только как просьбу не бить больно, и не скрывают своего удовольствия примерно «наказать» чужака.
А говорливый тем временем перешёл к следующему этапу экзекуции. Он попытался схватить Михаила за воротник, но тот неожиданно перехватил его руку, и, выкрутив, вздёрнул её вверх таким образом, что нападавший от неожиданности ткнулся лицом в пластиковую скатерть. Очки соскользнули с короткого носа. Так и есть – глаза совершенно пустые, только чуть осоловелые от неожиданности. Но он тут же с силой рванулся, чтобы снова встать на ноги. Попытка не удалась. Михаил по-прежнему крепко держал его руку, поднятую над головой. От сильного рывка рука его пошла на излом и, охнув, верзила снова врезался лицом в стол. Дружки его опомнились и, разом, кинулись на помощь. Но Казаков поднял руку, ту самую, которой он удерживал в захвате напавшего на него амбала. Тот взвыл от боли.
-- Что вам от меня понадобилось? – спросил он ближайшего, рука которого дёрнулась было к карману.   
-- Что вам от меня понадобилось? – спросил он ближайшего, рука которого дёрнулась было к карману.
-- Ну-ка, отпусти Котла, -- потребовал тот.
-- Отпущу, пусть только из него весь лишний пар выйдет.
-- Ты себе слишком многое позволяешь, незнакомец. Это наша земля, наша территория. Мы здесь всегда отдыхаем и никто наши права не оспаривает, -- вмешался третий. Он держался спокойней остальных, очки свои снял и теперь поигрывал ими, пуская по стенам блики солнечных зайчиков. В его узких, явно татарских глазах, мыслей было больше, чем у обоих спутников, вместе взятых. Но мысли те были колючие, как два кактуса или как два буравчика. – Котёл тебя вежливо попросил убраться поздорову, а ты бучу замыслил затеять. Кто тебя тут знает и в твою пользу словечко замолвить согласится? А нас любая здешняя собака весёлым лаем встречает. Пятки от радости, веришь, лижет. Может, тоже хочешь радость такую познать?
Михаил ухмыльнулся и усилил нажим. Котёл заверещал и затарабанил свободной рукой по столу, поражение своё, по борцовским правилам, признавая. По лестнице на шум поднялся вышибала. Тот самый, с малиновым аксельбантом. Должно быть, он услышал вопли Котла и пришёл, чтобы разобраться досконально в обстановке. Оценив одним взглядом ситуацию, он снял дымчатые очки и, не торопясь, сунул их во внутренний карман кителя.
-- Какие-то проблемы возникли, Аттила? – Обратился он к узкоглазому, не обращая внимания ни на Михаила, ни на стонавшего Котла.
-- Никаких проблем, Витёк. Молодой человек вот желает покинуть помещение. Наше общество его почему-то не устраивает.
-- Вы поужинали? – спросил Казакова вышибала с зачёсанными назад, набриолиненными до лакового блеска волосами.   
-- Поужинал.
Хорунжий отпустил руку. Котёл со стоном распрямился и принялся массировать запястье, которое ему не сломали только благодаря счастливой случайности. Вышибала повернулся к бармену.
-- Расплатился, как только заказ получил, -- торопливо ответил бармен и даже показал денежную купюру.
-- Прошу.
Вышибала показал Михаилу рукой, обтянутой белой нитяной перчаткой, дорогу к выходу. И правда, это было наилучшим выходом из положения. Троица не протестовала. Не в их интересах было заводить свару и с вышибалой. Им ещё здесь гулять и гулять. Только пострадавший Котёл не утерпел.
-- Ты мне ещё попадёшься, зараза, -- стонал он, потирая ушибленную руку.
-- Засохни, -- сквозь зубы осадил его Аттила, усаживаясь за столик. Начало вечера складывалось не самым удачным образом, но впереди было ещё достаточно времени, чтобы поправить настроение. Чем они и занялись беспромедлительно.
Витёк спустился следом за Казаковым, молча распахнул перед ним стеклянную входную дверь с цветными вставками. Хорунжий вышел. Матерь Божья, начинало уже темнеть. А ведь он в ресторан заходил ещё утром, как с постели гостиничной  подняться изволил. Неудивительно, что его за спящего приняли.
Михаил огляделся по сторонам. Подумать только, всего лишь несколько дней назад он со своими парнями патрулировал дорогу Ставрополь- Минеральные Воды. И вот, очутился вдруг за тысячи вёрст оттуда, в глубине России, в провинциальном городе, в самой гуще событий, которые могут всколыхнуть не только Киров-на-Вятке. Этот полковник, как его там, Москаленко, обещал помочь ему вернуться обратно, домой. Взамен же попросил оказать ряд услуг. Мол, всё это так, пустяки незначительные. Лишь помочь им изловить одного человека, преступника и убийцу. Москаленко рассказывал Михаилу, что преступник сей был задействован в очень секретном эксперименте. И вот сбежал. Ему открылись очень важные факты. И поэтому его необходимо вернуть в институт любыми методами, включая и силовые.
Михаил, как лицо нейтральное, гражданин дружественного, самостоятельного государства, попал в крайне щекотливое положение. С одной стороны его приглашали участвовать в делах секретной организации, посвящали в самые тайные дела, а с другой стороны, он уже попал в самый эпицентр и приходится с этим фактом мириться. Попробуй – откажи, в его-то зависимом положении. Остаётся только уповать на честное слово полковника. «Как офицер – офицеру», -- говорил тот, обращаясь к хорунжему. Задумываясь обо всём этом, Казаков замечал, что мысли его начинали плавать, замедляться и растворяться, не давая сосредоточиться на частностях. Одно он помнил твёрдо – необходимо помочь. В помощь ему Москаленко придал ему, в напарники, красивую молодую женщину – Бригитту Аансмяэ.
Подумав о Бригитте, Михаил вдруг вспомнил, что должен встретиться с ней рядом с этим самым рестораном. Потому он и явился сюда загодя – чтобы оглядеться. Но, почему-то так и не сподобился. Вспомнив это, Михаил осмотрелся, стараясь делать это непринуждённо. Поблизости никого похожего на Аансмяэ не было. А он бы уж не ошибся. Платиновая блондинка с изумительной фигурой очень даже пришлась по вкусу Михаилу. Немного портили её излишне полные губы и немного порочная усмешка. Это привлекало к ней внимание всех мужиков. Они непременно оглядывались, чтобы бросить ещё один взгляд на сексуальную блондинку, призывно раскачивающую на ходу бёдрами. Даже такая вот походка играла свою особую роль в сексуальном образе этой скандинавской девушки. Впрочем, несмотря на молодой вид, по некоторым неуловимым признакам было видно, что это уже взрослая женщина, немало повидавшая на своём жизненном пути.
Эти детали только успели всплыть в голове Михаила, как рядом с ним тормознула чёрная «Ауди». Дверца распахнулась и Бригитта опустила чёрные очки, затенявшие её голубые глаза.
-- Садись! – предложила она, улыбаясь ему и покусывая ослепительно белыми зубами дужку очков.
Михаил опустился на мягкое сиденье и «Ауди» свернула с ресторанской стоянки в сторону.
-- Куда мы сейчас поедем? – спросила Бригитта, искоса посматривая на своего «кавалера».   
Михаил пожал плечами. Что он мог предложить девушке в этом городе, в котором он был, можно сказать, всего несколько часов. То время, что он провёл в подземном бункере института, можно сбросить со счетов. Это – другое. Полковник уже извинился за все доставленные неудобства. Он объяснил, что произошло досаднейшее недоразумение. В ходе операции по захвату международного террориста полномочия спецгруппы были несколько превышены. Они хотели, планировали схватить одного человека, связанного с чеченскими «непримиримыми». Этот человек, оборотень, негодяй, провёл несколько терактов на территории Российской Федерации и, пользуясь нынешней разобщённостью регионов, до сих пор ловко уходил от преследования. И вот, ускользнул в очередной раз. А, вместо него, пострадали как казацкий патруль, так и группа захвата российских спецслужб …
-- Может, заедем в какой-нибудь кабак, то есть ресторанчик? – прервала Бригитта затянувшееся молчание.
-- Нет, я и так провёл весь день в подобном заведении, -- Михаил невольно оглянулся и посмотрел назад, но ресторан «Русская тройка» остался далеко позади. – можно посидеть где-нибудь на природе.
-- Великолепная мысль! – Обрадовалась его симпатичная спутница. – Так будет даже лучше. Нам никто не помешает. Выедем за город. Устроим пикник! И там, между прочим, обговорим все детали нашего общего дела. Николя, то есть полковник Москаленко, попросил нас помочь ему с одной весьма щекотливой проблемой. А с таким мужчиной, -- она окинула его взглядом и вновь широко, чарующе улыбнулась, -- мне любая задача по плечу.
Михаил ей тоже улыбнулся. Мимо машины проплывали серые пятиэтажки. Кое-где их сменяли особняки со спутниковыми антеннами и ажурными решётками на больших зеркальных окнах. Частные коммерческие киоски предлагали обширный спектр алкогольных напитков и кондитерских деликатесов. Пару раз Бригитта тормозила, выскакивала возле одного из магазинчиков и скоро возвращалась с набитыми яркими пластиковыми пакетами. Поездка обещала быть интересной.

В то время, как Аансмяэ совершала торопливые покупки в предвкушении ночного пикника, Москаленко подъезжал к институту. Сначала он планировал отправиться домой, но, в последний момент, передумал. Не время сейчас предаваться неге отдыха. Он уже достаточно расслабился в проклятой «Запретной зоне». Кто мог знать, чем закончится этот отдых. «Лучший в сезоне», -- блеял с подмостков патлатый ди-джей. Что он скажет в следующий раз?
Москаленко уже выпустил «заряженного» Казакова и отправил его в скромную «Спортивную» гостиницу. За ним присмотрит Бригитта. Сейчас же необходимо задействовать другую крупную фигуру – «подопытного кролика» Булича. Булич отправится ловить второго «кролика», превратившегося в монстра Хайновского. Пусть два чудовища сойдутся в схватке. Если они уничтожат друг друга, чёрт с ними, джинн останется в своей бутылке до следующего раза. А если «Мочило» совладает с «Ломом» и притащит его, живого или даже мёртвого, в подвалы института, то можно будет ещё выправить свои делишки и сыграть с судьбой в «орлянку».
Полковник старался не думать, что Хай сможет одолеть Булича или, того хуже, вчерашние смертники найдут общий язык. Невероятное дело, но … чем чёрт не шутит. На всякий случай он закодирует уголовника и прицепит к нему «жучка». В случае чего, «жучок» этот даст кодовую команду и мозг Булича выполнит приговор. Но это на самый крайний случай, чтобы проблема Хайновского не удвоилась.
Попутно Москаленко вытащил из бара бутылку «Айсберга» и вошёл в камеру Булича. Тот поднялся на шум открывающейся со всхлипом тяжёлой герметической двери. Его беспокоила тишина. Казалось, что про него все забыли. Решили так и оставить в этой бетонной темнице. Монолитная плита двери не поддавалась никаким ударам. Единственным движением в камере был ток воздуха из вентиляции. Воздуховоды продолжали исправно работать и гнали воздух глубоко под землю.
И когда Булич уже серьёзно обеспокоился, дверь отъехала в сторону, и в камеру вошёл его злой гений, носивший звание полковника российских войск. Булич демонстративно зевнул, показывая спокойное равнодушие,, и вновь опустился на длинный ящик, исполнявший роль кушетки.
Москаленко подошёл вплотную к заключённому, молча опустился на ящик, скрутил с бутылки пробку, плеснул из неё в пластмассовую стопку, которую достал из кармана, и подал Буличу. Тот взял её, понюхал содержимое и опрокинул в рот. Николай налил ещё и выпил сам. Оба молчали. Наконец полковник начал свою речь.
-- Андрей! Я вернул тебя к жизни. Ты можешь начать её «с чистого листа». Считай меня своим отцом. И матерью. Прошлый Андрей Булич мёртв. Совершенно официально. Приговор приведён в исполнение.
-- Благодарствую! – Скептически ответствовал Булич. – Теперь я знаю, что чувствует человек, когда его отправляют в последний путь.
-- И что же? – с острым любопытством спросил полковник.
-- Это вам ещё предстоит узнать. И никуда вы от этого не спрячетесь, -- ответил заключённый, привалившись спиной к бугристому бетону стены. Затем, без стеснений, взял литровую бутыль, налил стопку до краёв и отправил её в рот. Внутри сразу потеплело.
-- Жизнь продолжается, Андрей. Впрочем, я уже говорил, что прошлого Андрея уже больше нет. Можешь сам подобрать себе самому новое имя. И фамилию. И отчество. Когда ещё новорожденный мог себе сам подбирать имя? А вот тебе представляется такая возможность. Не упусти свой шанс.
-- Что-то ты, дядя, сегодня добрый очень. Не иначе как к моей душе прицениваешься? – спросил вдруг заключённый. Если бы он знал, как был близок к истине.
-- Эх, Андрей, Андрюха. Не слышу я в твоём голосе радости. Ведь перед тобой скоро распахнутся все двери. Иди, куда хочешь, хоть за кордон. Путь свободен.
Булич покосился на массивную дверь, не закрытую до конца.
-- Да-да, ты правильно понял. Сейчас уже поздно, а завтра утром ты покинешь это место и выйдешь на свет белый. И не в наручниках и без охраны.
Булич сглотнул и сжал зубы.
-- Что я должен для этого делать? Убить кого-нибудь?
-- Ты решительный человек, Андрей. Пока мы не подобрали тебе нового имени, я тебя буду называть старым. Ты верно ставишь вопрос. Я выпущу тебя на волю, дам документы, денег. Не очень, конечно, много, но на первое время хватит. А ты поможешь мне …
-- Что я – сука легавая, чтобы ментам помогать? – ощерился заключённый.
--  Я не мент и ты уже другой человек. Не забывай, что уголовник, «вор в законе» Мочило уже лежит в земле, чему есть официальное подтверждение. А ты – другой человек. Вот этот, другой, и поможет мне. Подумай сам, ведь я предлагаю тебе целый мир, куда войдёшь ты не голым и кричащим, аки младенец новорожденный, а с вполне солидным материальным обеспечением. Впрочем, заметь, я тебя неволить не стану. Откажешься, твоя воля. Я уйду, закрою за собой дверь, и вернусь, ну, скажем, через месяц. Будешь ли ты тогда в живых, чтобы пересмотреть свои принципы, я сильно сомневаюсь. Считай, что я говорю с призраком. Согласен ли ты, о дух, вернуться в наш грешный мир?
Булич видел, что полковник затеял с ним какую-то свою игру. Он вновь налил себе водки и залпом выпил. Если беседа и закончится ничем, то хоть чувство опьянения останется с ним.
Полковник не спускал с него глаз.
-- Что за услуга?
-- Услуга совсем незначительная, если сравнивать её со всем тем, что ты получаешь взамен.
-- А всё же?
-- Тебя доставили сюда вдвоём с ещё одним человеком.
-- Как же. Помню. С «Ломом».
-- Вот-вот. С ним-то я и хочу вновь встретиться.
-- Так значит, Лом сумел сбежать отсюда, -- с удовлетворением заметил Булич и пропустил за кореша ещё стопку.
-- Не без этого. Сбежал, собака, к нашему глубочайшему сожалению. И не дал довести до конца один очень важный опыт …
-- … И вы теперь желаете провести этот ваш опыт на мне, -- докончил фразу уголовник, вытирая со лба внезапно выступивший пот.
-- Нет. Для этого дела нам хватило Хайновского, который, в данный момент, отсутствует по причине, о которой ты уже знаешь.
Булич с недоверием покосился на полутонную дверь, затем на бетонные стены и хмыкнул.
-- Вот и мы не рассчитывали на такое окончание важного дела, -- пожаловался ему полковник. – А дело особой, повторяю, важности. Необходимо, любой ценой,  вернуть Хайновского …
-- И вот тут-то я и понадобился вам, -- опять прервал полковника Булич.
-- Да, -- терпеливо ответил тот. – Вот тут-то ты нам и понадобился.
-- А как же милиция, ОМОНы там разные? Хватать и догонять, ведь это их основная работа. Наша же – убегать, «рвать когти».
-- Ты хорошо знаешь своё дело. Хорошо представляешь, что будет делать Хайновский, или «Лом», как тебе будет угодно называть его. Поставь себя на его место и приведи ко мне. Я назначаю тебя в эксперты по побегам, а также в оперативники специального назначения. А по окончании дела можешь быть окончательно свободным.
«Свобода». Значение этого слова понимает в полной мере лишь те, кто находился в заключении. Поэтому и отнёсся Булич к подобному предложению со всей серьёзностью. Цена довольно высокая, тем более в дополнении с материальными благами, предлагаемыми полковником.
Булич закурил сигарету, пачку которых полковник выложил рядом с бутылкой.
-- А если я вздумаю сбежать от вас? Или с «Ломом» столкуюсь? Что тогда будет, а?
-- Столковаться с Хайновским у тебя вряд ли получится. Он и раньше-то был волком- одиночкой, лишь сам с собой все дела вёл и доверял лишь полностью одному себе. Это раньше, напомню, было, а сейчас он в положении особом, очень даже щекотливом, если не сказать более. А вот сбежать? Сбежать ты действительно можешь. Но я думаю, надеюсь, что ты окажешься благоразумным человеком, разложишь всё по полочкам по законам логики, и мы с тобой придём к общему компромиссу, консенсусу. Подумай сам. Ты – человек, жизнь повидавший. Ну, скроешься ты от меня, от нас, залезешь в какую-нибудь нору, отлежишься там, появишься в другом городе. Что ты там делать будешь? Старого-то «Мочилы» уже нет, весь кончился. Приговор приведён в исполнение. Твои старые кореша тебя помянули да и забыли, новые дела теперь крутят, в каких твоего интереса уже и нет. Да и зачем бучу поднимать вокруг твоего «воскрешения»? А ну ка братки твои заинтересуются, каким это образом авторитетный вор сумел вывернуться из петли смертной, да ещё и с полным уведомлением властей об исполнении приговора смертного. Уж не купили ли киллера спецслужбы для дел тайных, с убийствами связанных. А это означает для тебя, что из закона воровского тебя снимут да ещё за связи с властями порешить могут, чтобы другим наука была.
«с Креста станется», -- подумалось Буличу и, в отместку, он «кольнул» полковника: -- В этом деле и ваш интерес замешивается.
-- Есть интерес, не скрываю, -- согласился тот. – Я и хотел об этом помянуть, да ты меня перебил. Так вот, не советовал бы тебе появляться там, где тебя знают и помнят. Ты можешь лишиться своего главного плюса – сейчас-то тебя никто не разыскивает, не выслеживает, делай, что хочешь. А там, повторяюсь, неизвестно как ещё твои дружки на появление «покойничка» прореагируют. Захотят ли делиться деньгами ли, влиянием.
Москаленко замолчал, давая время переварить информацию. Андрей тоже ничего не ответил. Действительно, как бы его встретили? После того ареста в «Гаване» ему помогали с воли, слали «кабанчиков», то есть продуктовые передачи, передавали бодрящие записки- «малявы», мол, всё путём, скоро вытащим. Действительно, наняли дорогого, а значит и опытного адвоката, то есть сделали всё, что обычно делают в подобных делах. А чем закончилось, он уже знает. Ну, не смогли выручить братана, что уж тут сделаешь? Все мы смертны. Зато какие поминки закатили, какой эскорт чёрных иномарок прокатил по городу, следуя за машиной, везущей пустой гроб с фотографией молодого фасонистого Булича. Всё честь по чести. И если он «оживёт» и явится к братве, то реакция с их стороны может быть совершенно неожиданной. Могут и вернуть обратно, в сыру землю.
Полковник читал как по книге, все сомнения в глазах рецидивиста и слегка улыбался. Любил он людей особой любовью Как любит кукольник свои куклы- марионетки. Перед началом концерта он протирает тряпочкой пыль с застывших лиц, проверяет на прочность шёлковые нити, за которые он дёргает на представлении, заставляя кукол плясать, ходить и жить своей, «кукольной» жизнью.
-- Теперь ты сам видишь, что у беглеца в твоём положении перспективы самые неутешительные. Вновь начинать с нуля тяжело и хлопотно. Молодые ребята тебя могут просто задавить.
Булич распрямился и глянул полковнику в глаза. Москаленко почувствовал, что на него взглянула сама смерть. Он подавил в себе зародыш страха и спокойно продолжал:
-- Я говорю про «беспредельщиков». Ты можешь просто не успеть показать свою силу и расторопность. Одна пуля в голову и – бах! – мир раскололся.
Булич скривил тонкие губы в усмешке.
-- Понимаю тебя. Ты у нас сверхчеловек, супермен, как говорят в Голливуде. Но не будем играть в киношных супергероев. Ни к чему это. Давай рассмотрим другой вариант. Тот, где ты оказываешь мне помощь. Заметь, Андрей, я говорю – мне. А не правоохранительным органам. Не ментам. Не прокурорам. Мои дела ходят по другой колее. Ты умный человек, ты это чувствуешь. Я не предлагаю тебе стать шпионом или филером, получать деньги по секретной ведомости. Ты получишь наличными за частную работу на человека по фамилии Москаленко. Всё! Ты общаешься только со мной. Получаешь информацию, «пушку» и «крышу». На два дня. Или дело будет сделано, и ты исчезнешь с новыми документами и чемоданом, денежными знаками. Или дело провалится. Даже в таком случае я не буду тебя держать и тащить на дно. В таком случае – живи своим умом. Мне будет не до тебя.
-- Это как? – удивился Булич.
Николай пожалел, что сболтнул лишнее.
-- Проблемы мои и я сам их улажу. С твоей ли помощью или без тебя. Ну, решай, -- сухо ответил полковник и прикурил от ронсоновской зажигалки.
-- Давай, начальник, -- после паузы ответил Мочило, -- тащи свой мундир, я записываюсь в твою команду.
Москаленко всмотрелся сквозь дымное облако в лицо собеседника и кивнул. В том, что Булич ответит согласием, он не сомневался. Или почти не сомневался. Но сейчас все сомнения можно отставить. Пора налаживать гипноиндуктор. Николай наблюдал, как Булич пытается бороться со сном.
-- Расслабься, Андрюха. Спи.
Николай взял бутылку и вылил на пол остатки шведской водки с солидной дозой наркотического препарата.
-- Чем ты меня опоил?
 Губы Булича едва двигались и слова от этого деформировались.
-- А как ты хочешь выйти отсюда? Эх, Андрюха, ты опять позабыл, что сейчас ты у нас на положении новорожденного, а младенцы, как известно, сами ещё ходить не могут. Вот тебя и перенесут в одно удобное место, откуда ты и сделаешь первый шаг в мир большой и опасный.
Москаленко вновь не упустил случая пошутить и успокоить тем своего нового сотрудника. Про гипномашину ему знать ни к чему.
Николай выглянул в коридор, поднял стоявший у двери кожаный саквояж и вернулся в камеру. Булич уже отключился от действительности. Собственно говоря, на этом его заключение уже завершилось. Проснётся он уже на конспиративной квартире. Оставалось лишь «зарядить» его.
Москаленко достал из недр сумки жёсткий фиброгласовый шлем, похожий на мотоциклетный, но с небольшими техническими доработками, плодом усилий специальных научных институтов, работавших под крылом самой мощной госслужбы – КГБ Советской империи. Одной из многочисленных разработок засекреченных учёных гениев и был этот «шлем». Было-то их выпущено всего несколько экземпляров, ещё опытных образцов. Предполагалось, что, после серии испытаний, они будут доработаны и модифицированы. Это было как раз в то время, когда зашаталась, казалось бы, нерушимая советская система, посыпались первые «кирпичики». Знали бы, к чему это приведёт, вывели бы танки и всех дерьмократов покрошили бы с пулемётов. Как это сделали в Новочеркасске в 1967 году. Не побоялись ведь пекинские товарищи вывести своих диссидентов на площадь Тяньаньмэнь и всех их там скопом положить. А у нас нюни распустили. «Ах, Европа, ах, права человека». Вот и попали, в самый что ни на есть европейский зад.
Но сейчас рассуждать об этом поздно. Как там в песне поётся: «Знал бы прикуп – жил бы в Сочи …». Вот он, его прикуп, лежит, в солдатской мешковатой униформе. Ну что ж, Мочило, хватит, отдохнул, пора и тебе появиться на авансцене. С помощью моего суфлёра ты заучишь свою роль и, пожалуйста, под гром зрительских аплодисментов. Вильям Шекспир говорил: «Весь мир – театр, а люди в нём – актёры». Во многом был прав гениальный английский авантюрист, перемежавший с историческими драмами и лирическими сонетами героические деяния во славу английской секретной службы.
Москаленко добавил бы к известной фразе про режиссёров, теми актёрами управляющих. Одним из таких режиссёров он, небезосновательно, считал и себя, манипулировавшего делами многих людей. Это было очень даже непростое дело и вся сложность в такого рода делах заключается в том, что, чем больше действующих лиц, тем сложнее ими управлять. «Нити» могут запутаться и «куклы» будут беспомощно подёргиваться, вместо того, чтобы эффективно действовать на благо своего господина. Ха-ха! Этот господин – он, Николай Гаврилович Москаленко, Москаль, как его прозвали хохлы в учебке, под Владимиром. Утёр он им тогда носы. Утёрлись они все.
Да, есть о чём вспомнить, есть. Полковник улыбался, глядя, как лежавший на ящиках Булич впитывает в своё сознание все желания и указания своего господина. Вдруг накатило желание бросить всё, отправиться домой, к Ларе, кинуть её в постель, прыгнуть туда же самому и не слезать с неё до самого утра. С неё, с Лары, с постели, ха-ха, каламбур, тавтология. Николай закрыл глаза, представил себе томный изгиб Лариного тела, влажные губы, между которыми мелькает шаловливый язычок, глаза, томно полуприкрытые длинными ресницами, сильные руки, что страстно его обнимали и царапали ногтями спину в момент, о-о-о, оргазма.
Москаленко с трудом подавил в себе вскипающее желание и открыл глаза. Едва слышно взвизгнул тонкий механизм в шлемной коробке, давай знать, что процесс закончился. Клиент, что называется, готов. Оставалось доставить его на место и дождаться пробуждения. Направляться домой сейчас никак нельзя. Пускай Кудрявцева несколько часов проведёт в одиночестве. Да, надо бы позвонить ей, как всё-таки добралась домой с этой проклятой дискотеки, извиниться за такое окончание вечера. Девочка хотела отдохнуть, расслабиться, а вишь что вышло. Но жаль будить её. Наверняка ведь она уже спит. Так что пусть уж лучше отдыхает. Поздно уже. И джип уже в гараже и девочка в постельке.
Обычно в доме дежурили один, а порой даже – несколько сотрудников охранно- сыскного агентства «Норд Хаус», то есть личные специалисты полковника, но он накануне сам отозвал их оттуда, чтобы направить на преследование дичи. Но дичь показывала зубы и перекусала добрую половину охотников. Да что там, разгрызла в клочья. Сейчас охотники набираются сил для следующего этапа. Им не до охраны подружки шефа. Сейчас их главной задачей станет обязанность проследить за новыми охотниками – казачком, Мишей Казаковым, и Мочилой- Буличем. В случае необходимости они придут на помощь охотникам. Или …
Главная задача – чтобы вся операция прошла под грифом «Совершенно секретно». Команда «А» будет неслышно и невидимо следовать за охотниками. Будем надеяться на этих ребят.   
Остаётся ещё Пётр Баранников со своим корешем. Что делать с ними? Баранников почувствовал, что попахивает жареным. Интересно, связался ли он с Бойко или сам пытается что-то нашарить? Сначала он рвался вернуться обратно, к себе, но в последние дни что-то перестал торопиться. Необходимо и его включить в общую игру, пока он не начал действовать самостоятельно. Офицерский Фронт – организация слишком серьёзная, чтобы на данном этапе не учитывать их интересов. Они вложили слишком много усилий и средств в дело, которым Москаленко занимался – в проект «Терминатор».
Сейчас Баранников – глаза и уши Фронта, ревизор из Петербурга. Необходимо заставить его играть в свои ворота. Нельзя забывать и про свою службу в институте. Запросы из центра становятся всё более и более настойчивыми. Интересуются, как здесь дела у Филина. Долго глаза им замазывать не получится. В столице сидят такие спецы, что, при малейшей оплошности, мигом зацепят его и выволокут на чистую воду. Что они получили такую редкую самостоятельность – в этом заслуга не только Москаленки, Сазонтова и других местных служащих института, но и ходатайства ряда лиц, заинтересованных в деятельности Офицерского Фронта. А это могли быть любые политические силы – начиная от коммунистов- функционеров Зюганова до либералов Жириновского, от демократов Гайдара до патриотов из лагеря генерала Лебедя. Политические игрища очень запутаны и трудночитаемы. Недаром ведь любой режим прячет дела своей кухни в самый дальний и секретный архив. Самые чистые политики предпочитают не обнародовать некоторые факты своей биографии. И на службу для этого привлекают профессионалов, профи своего дела. Были и будут Сталины, Гитлеры, Мао Цзедуны, Ким Ир Сены и Саддамы Хуссейны. И ничего тут не поделаешь.
Москаленко снял с головы Булича шлем и осторожно уложил на дно футляра- саквояжа. Он обращался с этим прибором бережно, как вещью очень дорогой. Действовал он весьма осторожно, так как голова кружилась, несмотря на действия препарата, нейтрализующего наркотик, который только что усыпил здоровяка Булича. Тот уже начал похрапывать, разметавшись на длинном ящике.
Полковник ещё раз глянул на своего нового помощника и вышел из бетонной коробки в коридор. Тяжёлую бронированную дверь он не стал прикрывать. Всё равно сейчас люди из подразделения охраны запихнут размякшее тело рецидивиста в тот ящик, на котором он столь безмятежно похрапывал, и скоро деревянный контейнер покинет территорию НИИ. А далее сей путешественник проснётся в неприметной однокомнатной квартирке, пусть даже с лёгкой головной болью. Можно будет поздравить его с новосельем. Но это будет лишь утром. А пока что у Николая целая куча неотложных дел и все они одно другого важнее. Надо ли добавлять, что от их выполнения зависела жизнь не одного только Москаленки, но и целой плеяды людей.
Пришлось ещё раз пожалеть, что не было под рукой у полковника его джипа «Чероки». Вот самая удобная и универсальная машина. Она с одинаковой уверенностью едет и по асфальтированной улице, и по болотистому бездорожью. При этом с довольно приличной скоростью. А комфорт, а удобства? Может, послать кого-нибудь из команды «А» за джипом? Заодно и Лару проведают. Всё ли к неё в порядке? А может отложит всё до утра? Да, необходимо ещё утрясти дел с убитыми, что появились после безумной ночной подземной погони и заварухи в «Запретной зоне», чёрт бы её побрал.
По сотовому телефону Москаленко связался с Бакановым, числившимся в команде «А» под номером Четвёртым. Он выполнял теперь, после смерти Громова, роль старшего в их изрядно поредевшей группе.
-- Олег, как там у вас? – спросил полковник, сам же понимая глупость вопроса, но, тем не менее, поинтересоваться настроением посчитал необходимым.
-- Как на кладбище, -- сумрачно ответил Баканов. – Кругом трупы.
-- Всех вынесли?
-- Конечно. Доставили. Положили. Все отдыхают, если это можно назвать отдыхом.
В голосе Баканова металл скрежетал о металл.
-- Понимаю. Надолго зачистку откладывать нельзя. Посади трупы в машину. Устройте автокатастрофу, да пожарче, с огоньком. Пусть ребята обгорят. Все мы под Богом ходим.
-- Будет сделано, -- голос у Баканова не срывался, не дрожал, как это было бы у любого простого человека, попавшего в такую стрессовую ситуацию.
-- Да, вот ещё что, пошли-ка ко мне Десятого. Пусть там всё проверит. А на обратном пути, распорядись, чтобы он перегнал ко мне джип.
 -- Случилось что?
-- Да. Подружка моя, Лара, запропастилась. Мы с ней вместе на это шоу отправились, в «Запретную зону», будь она неладна. Когда неразбериха началась, я её к машине отослал, чтобы меня там дожидалась, подальше от всей кутерьмы. А когда я наружу выбрался, на стоянке никого уже не было, то есть ни Ларисы, ни джипа. Вот я и беспокоюсь, что с ней. Да и без машины, как без рук, то есть ног, сам понимаешь. Задачу понял?
-- Точно так. Десятого за джипом и на проверку дома, остальные – на зачистку, -- отчеканил Баканов, как искусственный киборг, лишённый человеческих чувств.
-- Да. Как до дома он доберётся, пусть оттуда со мной свяжется. Отбой.
-- Всё понял. Отбой.
Полковник сложил аппарат и спрятал его во внутренний карман куртки. Бросить бы сейчас всё и отправиться куда-нибудь отдохнуть, во Флориду или на Багамы. Можно и куда ближе – на Балатон, а то и просто в Бакуриани. Николай вспомнил, как он повстречал там в первый раз Бригитту Аансмяэ, балтийскую деву- валькирию с роскошной гривой льняных волос. Тогда они пережили вместе несколько дивных деньков. И ночей. Бригитта оказалась сродни ему. С авантюрной жилкой и кипящей кровью. Она кидалась в очередное приключение с головой, и отдавалась ему вся, без остатка. Жизнь на гребне волны была для неё единственно настоящей. Её кумирами были Клеопатра и Мата Хари. Вот она точно сумела бы ускользнуть от любого маньяка.
Москаленко вышел из корпуса института и приблизился к стоявшей возле голубых «кремлёвских» ёлочек «шестёрке». Бесчувственного Булича уже посадили на заднее сиденье. Работники безопасности привыкли не задавать лишних вопросов. Шеф приказал, а они тот приказ исполнили, даже не уяснив того до конца. Кто этот человек? Что он делал на территории секретного учреждения, куда попасть можно было только по специальным пропускам и после детального выяснения личности? Но именно шеф и ведал ответами на эти вопросы.
«Жигуль» подкатил к воротам, покрашенным зелёной краской, с большими красными жестяными звёздами. Это осталось на память от второго, старого названия НИИ – Институт советской Армии. Это говорило, что разрабатываемые штаммы находятся на вооружении «самой миролюбивой армии». Но на это давно уже никто не обращал внимания.
Из будки выглянул офицер, заметил шефа, коротко отдал честь и включил механизм открывания ворот, а также блокировку охранной системы, состоявшей из огнемётов, способных сжечь всё, от захваченных террористами контейнеров с заражёнными бациллами, до слабой человеческой плоти.
Ворота, заскрипев, поехали в сторону, открывая зев тамбура, который заканчивался другими воротами. Зашумел второй электромотор и скоро машина Москаленки выкатила на Октябрьский проспект, в сталинском прошлом – Ленинградский, в послереволюционные годы где находилась окраина Вятки. Сейчас город разросся в несколько раз, но и его коснулось тлетворное время общего упадка российских городов. Конечно, центр блистал, пышные особняки, шикарные супермаркеты, неоновая реклама на улицах, зазывающая воспользоваться щедрыми дарами западной демократии. Но … большая часть горожан лишь облизывалась, да злобно поглядывала на нуворишей, снующих по улицам города на дорогих иномарках. Почти все они, городская голь, проживала в «хрущобах», перед которыми бледнели западные «гарлемы». Полуразрушенные пятиэтажки с фанерными вставышами вместо разбитых стёкол, подъезды с отсутствующими дверями, захламлённые донельзя дворы соседствовали с бело- и краснокаменными дворцами с разноцветными витражами  на окнах, забранных ажурными решётками фирм «Форт».
Большинство городских заводов, занятых в «оборонке», так и не заработали. Военно- промышленный комплекс предпочёл забыть про мощности с устаревшим оборудованием и переключился на новые технологии. Новая «оборонка» сосредоточилась возле крупнейших промышленных и финансовых центров – Москвы, Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода, Екатеринбурга и ряда других.
Вчерашние рабочие занимались мелкой спекуляцией, различными ремёслами или просто бичевали. Предприимчивые ушли в бизнес, который принимал в себя далеко не каждого, а те, кто были покрепче, да поухватистей, влились в преступный мир или в органы правопорядка. Жизнь не останавливалась.
Коричневый «Жигуль»- шестёрка въехал в район ОЦМ, завода по обработке цветных металлов, и запетлял по извилистым улочкам, застроенным панельными и кирпичными пятиэтажками. Утро отсвечивало кровавыми бликами на щербатых некрашеных стенах. Кое-где уже зажигался свет в окнах – люд поднимался и готовился к предстоящему рабочему дню – к рабочему месту на мини-рынке, к вагончику- мастерской или просто в поход по мусорным контейнерам богатых городских районов. Порой старьёвщикам перепадали совершенно неожиданные вещи, которые они потом продавали сами на рынке или сбывали ремесленникам.
Наконец «Жигуль» остановился у крайнего подъезда блочного дома. Накренившаяся опора фонаря была покрыта сетью глубоких трещин. Сам фонарь давно уже не работал, а убрать его у городской власти не доходили руки. Забот у них было и без того выше головы. Одни последствия затянувшейся забастовки работников спецавтохозяйства, или попросту говоря, водителей мусоровозных машин, едва не привели город к эпидемии. Расплодились полчища огромных крыс, пожирающих кучи отбросов моментально заполнивших проржавевшие мусорные контейнеры.
Полковник распахнул заднюю дверцу и вытащил оттуда Булича. Тот повис на руках, его обхвативших. Голова его безжизненно свесилась. Москаленко закинул одну руку Булича себе за голову и обхватил крепко запястье, а второй рукой, правой, обнял того за талию. И двинулся к подъезду, захлопнув дверцу машины ногой. Со стороны казалось, что он тащит подгулявшего товарища домой, где того уже дожидается разъярённая супруга. Ноги Булича чертили неровные линии на запылившемся потрескавшемся асфальте. Полковник шагал легко, не ощущая тяжести тела своего подопечного.
Из-под ноги с мявом рванулась худая чёрная кошка, сунувшаяся сдуру из-за столбика, остатков скамейки. На окошке, ближайшем от подъезда, колыхнулась белая занавеска. Появилось и вновь исчезло бледное старушечье лицо, морщинистое, с пронзительными ввалившимися глазами. Когда-то бабки сидели на скамеечке у входа в подъезд и провожали глазами входящих- выходящих, чтобы потом сообща посудачить обо всём увиденном за день. Теперь они сидели у окошек, а потом ходили друг ко другу и рассказывали новости. Но что могла заметить старая карга? Лишь то, что затащил пьянчугу в подъезд.
Придерживаясь правой рукой за перила, где они ещё оставались, Николай втащил Булича на третий этаж, на ходу достал из заднего кармана кожаный футлярчик с набором ключей, выбрал из связки один и вставил его в замок сложной конфигурации. Замок был с секретом. При неправильном наборе он запускал особую систему охраны, в которую входил не только радиопередатчик, посылающий сигнал Москаленке, но и одно хитроумное устройство. Стоило воришке, вскрывшему эту квартиру, прикрыть за собой дверь, как специальный дозатор впрыскивал в прихожую добрую порцию усыпляющего газа. Операция эта повторялась через некоторое время, чтобы злоумышленник не пришёл в себя и не «сделал ноги» до прихода хозяина, который сам решит его судьбу – сдаст ли милиции или намылит шею да отпустит.
Таким вот образом он заполучил Десятого, молодого рискового парнишку, не служившего в армии, но уже побывавшего в колонии, откуда он умудрился сбежать, был пойман и вновь осужден. После отсидки он покрутился, поогляделся и решил жить по фарту и, для начала, взять пару- тройку квартир для обзаведения начальным жизненным капиталом. Прошка даже план для себя разработал: обчистить жильё и тут же рвануть в другой город. Ищи ветра в поле. Прошёл Пермь, Ижевск и вот споткнулся на Кирове. Он обходил стороной особняки, где за решетчатыми оградами хищно прогуливались мордастые охранники или лохматые собаки. Конечно, там есть чем поживиться шустрому парню, но своя шкура дороже чужого добра. И он выбирал квартирку попроще, где хозяева отлучились в командировку или в отпуска. Пас намеченный дом сутки и лишь под утро вскрывал запоры.
Вот и был Прошка разбужен Николаем в тот злополучный день, когда он решился на взлом квартирки со столь хитрым замочком. Полковник тогда собственноручно воришку допросил, а потом … взял к себе на службу, под номером «10». Звали Десятого Прохором, Прошкою Девяткиным, что стало причиной многих шуток и подначек со стороны новых товарищей. 
По первости коллеги Девяткина по команде «А» приняли воришку с осторожностью. Остальные все поголовно прошли службу в войсках госбезопасности или во внутренних спецподразделениях. Новичок постарался не отставать от товарищей и, действительно, делал всё очень старательно.
Его и послал к себе в особняк Москаленко, на разведку и за машиной «Гранд Чероки». Сам же Николай уложил в постель Булича, то есть бросил его бесцеремонно на кровать, поверх одеяла, и вышел из квартиры. Времени у него было мало, а дел – невпроворот.
Рядом с кроватью, на письменном столе, осталась записка с инструкциями и красивый ящичек, в котором, в обитом красным ворсистым бархатом гнезде, лежал прекрасный австрийский пистолет «Глок» восемнадцатой модели с удлинённым магазином на 33 патрона, с лазерным прицелом и складным трубчатым прикладом. Такими моделями вооружались специальные агенты различных секретных служб.
Хлопнула дверца машины. Николай откинулся в кресле и достал из внутреннего кармана куртки мобильный телефон. Быстро запищали кнопки набираемого номера.
-- Хэллоу, старлей, это ты?
 Николай прижал трубку к плечу и достал из кармана сигареты. На секунду лицо осветило пламя зажигалки, и он выдохнул в открытую фрамугу длинную струю табачного дыма.
-- Баранников слушает, -- голос старлея из трубки даванул на барабанную перепонку. Николай перехватил телефон рукой и отодвинул его от уха подальше.
-- Это Москаленко.
-- Я уже понял. Как там у вас?
-- Потихоньку. А чем там, в Митино, дышит наша наука?
-- Воздухом. Похоже, он что-то задумал. Целый день молчал, соображал, а не так давно поднялся, на прогулку просился.
-- Пускай проветрится. Но глаз с него не спускай. От этих яйцеголовых всего можно ожидать, -- с неожиданной злостью буркнул Москаленко, вспомнив Сазонтова.
-- Всё будет о,кэй. За Филиным вашим Сапрыкин приглядывает. Он с него глаз не спускает, пылинки только не сдувает. С тех пор, как я объявил для него «сухой закон», он пребывает в постоянном раздражении, поэтому вряд ли Филин сумеет с ним столковаться. А тем более сбежать от него.
-- Ну, давай, скоро я перезвоню, -- сказал полковник.
-- Что там с Хай …
Но Москаленко оборвал Баранникова, отключив телефон. Болтать со старлеем о неуловимом чудовище было выше его сил. Пусть думает, что полковник не расслышал вопроса.
Снова запищал телефон. Москаленко набирал номер «Норд Хауса». Пискнул сигнал вызова, второй, третий. Николай отключился, через несколько мгновений повторил вызов. После двух гудков снова отключился. Ещё раз набрал. Это был такой условный сигнал. Теперь, кто бы из сотрудников не находился в штаб-квартире «Норда», он знал, что на связи шеф. Загудел динамик. Кто-то поднял трубку.
-- Алло.
-- Кто это? – спросил полковник.
-- Десятый. То есть Девяткин.
-- Это шеф говорит.
-- Так точно. Слушаю вас.
Полковник подумал, что человек на том конце трубки встал «во фрунт».
-- Вот что, Десятый. Кто сейчас, кроме тебя, в «Норде»?
-- Никого. Все отправились хоронить пацанов. Вы сами ведь распорядились не так давно. Я и сам уже выходил из конторы, когда звонок услышал.
-- Давай, отправляйся туда и, по известному тебе номеру, сообщишь, когда на месте будешь. Я тебе скажу, куда машину пригнать надо будет …
Возникла пауза. Вдруг мозг пронзила безумная мысль, что Хайновский скрывается не где-нибудь, а в его особняке. Но предположение сие было столь неожиданно и нежеланно, что Москаленко не пожелал его принять во внимание. Уж больно всё это смахивало на шизофрению со всеми её маниями и фобиями. О чём подумает его агент, если с ним поделиться этими опасениями? Что у шефа с головой не всё в порядке.
В трубке осторожно закашляли.
-- Давай, Десятый, действуй. И … и будь там осторожней.
Москаленко спрятал телефон и завёл двигатель. «Жигуль» выкатил с асфальтового пятачка- стоянки позади дома и направился к центру города. Полковник ФСБ решил приступить к осуществлению задуманного плана. Сейчас он заглянет к своим друзьям по Офицерскому Фронту, работающими в губернском УВД. За разговорами он попытается прощупать их, нет ли у милиции каких-либо сведений о Хайновском. Пусть даже скрытых, какие помогли бы выйти на беглеца, и подробности событий, случившихся в «Запретной зоне», имевшие столь печальное завершение. Это он про погоню. Нельзя упускать ни малейшего шанса догнать сбежавшее чудовище. 
Как только обнаружится след логова, берлоги монстра, на охоту выйдет новый спец, супер своего дела, Булич, недаром известный в уголовном мире под кличкой «Мочило». Своих людей Москаленко решил приберечь, их и так уже осталась половина. Команду «А» Николай собирал тщательно, после долгих проверок, люди там были «штучного отбора», профи, и новых людей такой подготовки найти будет очень сложно. Кроме специальной выучки он ценил их за преданность. В последнее время большой процент оперативных работников различных спецслужб занялись делами криминальными, и подготовить человека, не отравленного великой американской мечтой, который будет целеустремлённо заниматься порученным ему делом, становится делом огромной трудности.
Итак, пускай с монстром сразится посторонний. Его, в свою очередь, будет пасти этот казак, как его там, Казаков. Он же, потом, пригодится, если понадобится свести счёты с Баранниковым. Что-то тот перестал в последнее время нравиться Москаленке, уж больно он шустрый в раскапывании нужной информации и свой любопытный нос сунул на этот раз чрезмерно глубоко в дела, уточним – личные дела Николая. Поправить всё это можно будет через Казакова. Кто он, гражданин сопредельного государства, специалист элитного подразделения? Смерть Баранникова можно будет списать на войну спецслужб. А чтобы не всплыло имя полковника и его участие в этих событиях, Казакову тоже придётся отдать свою жизнь и эту задачу он возложит на Бригитту. Сам же Москаленко постарается быть в это время на виду. Стопроцентное алиби. Всё вернётся на круги своя. Как говорил в своё время незабвенной памяти человек, Лаврентий Павлович Берия, «нет человека – нет проблем». Скоро проблем Николая уменьшится на несколько непозволительно активных единиц.
Коричневый «Жигуль» въехал во двор, где слился в единое объятие комплекс из двух разительно противоположных зданий. С правой стороны красовался старинный особняк- палаццо красного кирпича с башенками в готическом стиле, построенный богатым вятским купцом- меценатом Булычёвым, владельцем фабрик и пароходов, человеком широкой души. После Октябрьской революции, перевернувшей жизнь огромного государства, после всяческих потрясений, на красивый, если не сказать – шикарный, Дом Инвалидов, героев первой мировой войны, нацелились многие организации и компании зарождающейся пролетарской бюрократии, но все попытки въехать в шикарные апартаменты были сурово пресечены. Здесь разместилась Контора, тогда именовавшаяся Чрезвычайной Комиссией по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Особой контрреволюции в закостеневшей консервативной Вятке не было, но сотрудники Вят ЧК бдительно следили за вятчанами. По скрипучим паркетам топали тяжёлые сапоги, подбитые гвоздями, люди в грубых кожаных тужурках по-хозяйски открывали высокие двери из морёного дерева. В кабинетах пулемётными очередями строчили печатные «Ремингтоны», заполняя на серой газетного качества бумаге первые дела на нежелавших вливаться в новый, коммунистический образ жизни. Казалось, что эхо от тех лет всё ещё перекатывается по коридорам булычёвского дома.
С левой стороны над двухэтажным готическим домом, который мы весьма вкратце описали, нависает тяжёлый монументальный куб здания губернского УВД. Типичный официозный лик обиталища служителей закона, с бесконечными пронумерованными дверями в коридорах, обшитых панелями красного дерева, не позволяет усомниться в его предназначении вершить правосудие, а точнее – вести расследование уголовных дел. Дежурная часть, отдел экспертиз, уголовный розыск, кабинеты начальников служб и отделов составляют ту невидимую паутину, в которой должен запутаться самый изощрённый преступный ум. Сюда-то и держал путь Николай Москаленко. Он отметился возле входа у дежурного, без чего в помещение вход заказан, разделся в гардеробной комнате, прошёл мимо стендов с именами погибших на посту работников внутренней службы и углубился в недра здания.
Почти сразу же ему повезло. По отделанному деревянными панелями коридору навстречу ему спешил капитан Валов из оперативной бригады быстрого реагирования, один из активистов Офицерского Фронта, высокий плечистый мужик с кривоватой усмешкой на румяном лице. Фуражку он носил лихо заломленной на затылок. При виде полковника губы его разъехались в приветливой улыбке.
-- Здравия желая, господин полковник. Очень рад встрече.
-- Я тоже рад, -- ответил Николай, отвечая на крепкое рукопожатие товарища. – Как жизнь-то идёт, друг Валя?
-- Всё путём, Николай. Давай заглянем ко мне, примем по рюмочке кофе. В кои веки ещё увидимся.
-- Идёт, -- задуманное осуществлялось как по нотам.
Офицеры двинулись по коридору, повернули направо и поднялись на следующий этаж. Там, за рядом пронумерованных дверей, и скрывалась бригада Валова. Кабинет Вали Валова был обставлен стандартно. Два стола с настольными лампами, большой несгораемый сейф, деревянный двухстворчатый шкаф, на стене – картина с пейзажем на реку, а над дверью – круглые часы с красной секундной стрелкой. Да, ещё была плоская пишущая машинка на тумбочке, а на подоконнике, полускрытый жалюзи, находился белый чайник «Мулинекс». Капитан тут же включил его в сеть и уже через минуту из носика потянулся шлейф пара. Капитан достал из тумбочки банку кофе «Маккона» и плоскую бутылку с тёмной этикеткой.
-- Настоящий армянский коньяк. Рекомендую.
Валов плеснул и гостю и себе по щедрой порции коньяка в кофе.
-- Ну, рассказывай, какие у вас тут новости случились, -- Николай отхлебнул из своей чашки.
-- Да работаем помаленьку. Домой вот даже сбегать не всегда выходит.
-- Чего так? Городок у нас, можно сказать, что небольшой. Вон в Нижнем, там ребятам действительно крутиться приходится. Вокруг «ГАЗа» одного там таких структур понакручено, что и десяти лет не хватит разобраться.
-- И у нас проблем по горло, Коля. Ты из своего института на свет редко выходишь. Что там у вас? Следи себе, чтобы крысы учёные халаты друг у друга не потаскали, да чтобы бациллы с места не сдвинулись. А так, не служба, а полная лафа. Вся проблема, чтобы бока не отлежать, -- голос у капитана был усталый и отчасти даже сердитый.
-- Случилось что? – полюбопытствовал Москаленко, глянув на товарища поверх чашки.
-- Случилось … -- Валов покачал своей посудиной. Кофе отталкивалось от одной стенки и накатывалось на другую. – Случилось …
-- Давай колись, друже. Я действительно не знаю ничего. Вот и заглянул, с товарищами поболтать, новостишками разжиться.
-- Да, проблем в последнее время у нас значительно прибавилось. – Валов одним глотком осушил содержимое чашки и поставил её на край стола.. – Знаешь ведь, чем мы занимаемся – грабежи, убийства. Есть и заказные, потенциальные «глухари». А тут ещё подфартило – повесили на нашу бригаду весёленькое дельце – танцульки.
-- Танцульки? – Брови Москаленки взлетели вверх. – Ты шутишь?
-- Нашутишься тут. Вся бригада на карачках по цехам заводским ползает. Вместе с ребятами из техотдела. Землю и песок через ситечко просеивают, как Шлиман, когда он Трою свою от вековых отложений очищал.
-- Зачем? – Удивился полковник. – Не тяни резину. Что за цех? Какие танцы?
-- «Запретная зона».
-- Зона? Какая зона?
-- Дискотека такая. Супер. И прозывается она «Запретной зоной». В зону, понимаешь, им захотелось, -- сделал со злостью вывод Валов.
-- Кому это – им? – Москаленко разыгрывал из себя непонимающего, чтобы вытянуть из капитана всё, что тому известно. И тот на эту удочку попался.
-- На заводе металлоконструкций недавно дискотеку открыли. Раньше они по дворцам культуры да по спорткомплексам размещались. Но ведь ты знаешь нашу молодёжь. Разгорячатся, да давай хулиганить, отношения между собой выяснять или девок своих крашеных поделить не могут. Там что побьют, здесь что под шумок стянут. Директора терпят- терпят, выручка ведь идёт, а это живые деньги, нал, но всякому терпежу свой предел имеется. И вот, пока помещение не спалили окончательно, это увеселительное заведение спихивают от себя куда подальше. Ну, эти дискотеки и едут далее, в другое место перебираются. Выгодное ведь дело, успехом пользуется. Разные группы популярные приглашают и так далее. А тут они задумали на завод перебраться и сразу глаз положили на это предприятие. Опять же стоит, не работает, места свободного – навалом. Сунули кому следует на лапу и перебрались в промышленный район. Им никто не мешает, и они – никому. Конечно, порядок какой- никакой поддерживают. Там у них даже служба своя безопасности имеется, «секьюрити», ха-ха.
-- Что за команда?
-- Да ничего особенного, качки обычные. Днём в атлет- клубе занимаются, а вечером – дискотеку охраняют.
-- А-а-а. Понимаю. Не уберегли ребятишки порядок? Драка была? Прибили кого?
-- Если бы. Это ещё полбеды, да и понятное дело, бытовое. А тут вообще катавасия необычная. Эти охранники уверяют нас, что на дискотеке появились ниндзя.
-- Ниндзя?!
-- Глаза полковника чуть не вылезли из орбит, а рот приоткрылся.
-- Они так уверяют. Люди в чёрных костюмах, в масках с прорезями для глаз. К тому же вооружённые автоматами.
-- Насколько я помню гонконговские боевики, ниндзя предпочитали мечи и звёздочки для метания особые, кажется, их сюрикенами называли, -- хмыкнул недоверчиво Николай.
-- У нас тоже была примерно такая же реакция. Но охранники настаивали на своём. Послали тогда им в помощь две патрульные машины с полным экипажем, на месте чтобы разобраться, что там за шутки у них такие дурацкие. Закатили они на заводскую территорию и сразу поняли, что здесь всё же что-то произошло. Уж больно шустро все танцоры разбегались, как тараканы на кухне, когда ночью неожиданно свет включишь. Никто ничего не знал, и понятно было пока одно, что на заводе со светом какая-то проблема вышла. Сгорело там что-то внутри.
-- Вот, а у страха глаза велики. Короткое замыкание, вспышка, облако искр. Много ли надо нашей обкуренной молодёжи, чтобы навалить полные штаны?
-- Я там был, Коля. Недавно только вернулся. Что ты скажешь об этом?
Валов достал из кармана целлофановый пакет. Внутри него лежали несколько искореженных, деформированных кусочков металла. Но намётанный глаз трудно обмануть.
-- Пули? – спросил полковник. Валов кивнул. Железки в пакете звякнули.
-- А может, это ребят из охраны? Помнилось что со страху, пулять по сторонам начали.
-- Нет у них боевого оружия. Бицепсы, кулаки пудовые, у нескольких – резиновые дубинки, для самых агрессивных танцоров. Говорят, что до сих пор им этого арсенала за глаза хватало.
-- Не врут?
-- Я как раз от эксперта возвращался, когда тебя в коридоре встретил. Так он резолюцию мне дал, что пули эти выпущены из пистолета- пулемёта «Узи» израильского производства. Причём пули выпущены из разных экземпляров автоматов.
-- Постой, но ведь «Узи» - это оружие террористов, -- удивился полковник.
-- И спецвойск, -- добавил Валов.
-- У нас всё же не Чикаго, и не Бангкок. Какие могут быть у нас террористы, и зачем спецвойскам делать налёт на дискотеку, пусть даже она супер. Это не укладывается в моей голове.
-- Вот и мы мучаемся. Что там произошло? Я не имею права разглашать некоторые подробности, но тебе, друже, поведаю. Там, в цехе, на галерее, что охватывает по периметру почти весь цех, мы со стены соскребли остатки мозгового вещества, -- глаза Валова горели от волнения.
-- То есть должен быть труп, -- сделал вывод Николай.
-- Должен. И не один. Там кровищи, в этом цеху. Один арматурный крюк взять – весь покрыт слоем свернувшейся крови. Что там, на нём подвешивали тушу, или что? – капитан достал из кармана пачку сигарет и нервно закурил.
-- А свидетели что говорят? Раз пули имеются, то значит и стрельба была, выстрелы. Кто, по кому, может хоть что-то есть?
-- Никто не слышал. Так, одни предположения. Там же музыка была громкая, спецэффекты, дымы разные, а потом короткое замыкание и – паника. Крики, вопли, в суете этой охранники и заметили этих «ниндзя».
-- Да, повезло вам с делом. – посочувствовал Николай. – Экзотики хоть отбавляй. «Узи», ниндзя, мозги на стене.
-- Эх, -- пожаловался Валов, -- был бы там хоть один компетентный человек, который видит больше остальных. Знал бы я заранее, пошёл бы на эту долбанную «зону». Или вот ты, Николай.    
-- Да разве узнаешь, что ждёт нас впереди? Не нострадамусы мы и не калиостры, чтобы в ясновидении с Природой соперничать. Знали бы, где споткнёмся, так непременно охапку соломы бы там подстелили.
«Интересно, успеют ли ребята избавиться от трупов так, чтобы их никто не связал с этими событиями. И алиби. Чёрт бы побрал мои намерения. Не надо было размахивать удостоверением перед носом этих накачанных олухов. Впрочем, может они уже позабыли в суматохе этой об офицере ФСБ, что пришёл на площадку без проверки на металлоискателе».

Глава 13.
За рулём вишнёвой «девятки» сидел Седьмой, Владик Голубев. Рядом с ним, проваливаясь и подпрыгивая на ухабах в мягком кресле, устроился Четвёртый – Олег Баканов, новый командир группы, заменивший погибшего Первого. Сам Первый, Громов Василий, был здесь же, в салоне «Жигулей». На голову ему натянули бейсболку с американским орлом. Широкий изогнутый козырёк закрывал восковое белое лицо и провалившиеся закрытые глаза. На плечо ему навалился его друг и товарищ, Вовик Свечинский, чьё сердце лопнуло, разорванное мускульным ударом, последствием тех десяти тысяч вольт, что пронизали тренированное тело атлета и стрелка- «македонца».
Ещё один труп, с рукой, вставленной в рукав красного цвета ветровки, привалился «здоровым» плечом к дверце, стекло которой Олег предусмотрительно забрызгал грязью. Пассажиры заднего ряда казались усталыми, задремавшими парнями спортивной наружности. Но они уже никогда не проснутся.
Водитель «девятки», Владик, перебросил во рту, с одной стороны на другую, ароматный чуингвам приторно- мятного вкуса. Пальцы его, которыми он обхватил руль в цветной оплётке, побелели от напряжения. Мёртвые ребята, друзья, сидели за спиной, и от начавших коченеть тел исходил какой-то тягостный миазм, заставляющий деревенеть мышцы и вызывающий пот, что стекал сейчас со лба крупными мутными каплями. Это не был страх от присутствия мертвецов, что могут сомкнуть холодные костистые пальцы на трепещущем кадыкастом горле, и не напряжение и боль за погибших товарищей, а все вместе, а также боль за то, что нельзя ребят похоронить по-людски, как всех, после панихиды и прочувственных речей, на кладбище, установить на могилах каждому - памятник чёрного мрамора с соответствующей эпитафией. Вместо всего этого вспыхнут они в чужой, угнанной машине, чтобы погибнуть ещё раз, уже после настоящей смерти. Шеф приказал имитировать ДТП, чтобы спрятать таким образом нескольких своих людей.
Владик достал из бардачка банку «Фанты», рванул язычок, и по руке его побежала пенистая оранжевая струя. Чёрт, банка нагрелась и внутри её начался процесс газовыделения. Он отхлебнул одним жадным глотком едва не половину содержимого жестяного вместилища и закашлялся. Олег недовольно взглянул на него и снова повернулся в направлении дороги, где она исчезала впереди за линией горизонта, в том месте, где земля и небо сливаются в едином страстном объятий.
Оба ждали.
В это время оставшиеся члены поредевшей команды «А», числившиеся под номерами 5 и 9, мчались на мощной «Яве» по междугороднему тракту. Они выполняли распоряжение Четвёртого – найти машину, достаточно вместительную, чтобы принять в себя страшный груз для последнего путешествия. Желательно, чтобы на машине были иногородние номера. Зачем так пожелал Четвёртый, не знали ни Пятый, ни Девятый. Они привыкли к беспрекословному подчинению и воспринимали приказы, как нечто, сошедшее свыше, как инструкцию с грифом «Абсолютно верно».
Оба парня были облачены в кожаные «рокерские» куртки. Лица закрывали массивные противопылевые мотоочки. Чёрно- белые шлемы были разрисованы черепами и пауками, сидящими в крупноячеистой паутине. Если бы неизвестный свидетель, отдыхающий в этот ранний час на обочине, обратил бы на них внимание, то решил бы, что ребята эти из клуба рокеров «Пауки». Вереница «Пауков» частенько проносилась здесь на мощных ревущих «Явах» и пропадала вдали. Порою кто-нибудь из рокеров, переполненный энергией движения, считал замечательной шуткой и даже долгом запустить  репой в бедолагу- пешехода. На полной скорости попасть в одиночку чрезвычайно сложно и, как правило, акция устрашения заканчивалась ничем, но к тому времени «Пауки» уже скрывались за горизонтом и считали себя очень крутыми и агрессивными парнями. Где-то за городом, возле одного из бесчисленных съездов с главной дороги, они устраивали свой загородный, летний мотодром, где с дикими воплями прыгали на своих мотомонстрах через осыпающийся ров, виражировали между куч обгорелых шин. Словом, искренне веселились на свой лад, запивая веселье чудовищным количеством пива.
На этот раз у «рокеров» была иная задача. Они внимательно разглядывали стоявшие на обочинах и парковочных площадках автомобили. Было ранее утро. И встречались им разве что «малолитражки» азартных грибников или огромные фуры дальнобойщиков, отдыхавших здесь же, в кабине, перед бесконечной дальней дорогой.
Внимание их привлёк «опель- рекорд», съехавший с трассы. На первый взгляд он показался им пустым, но, когда они подкатили ближе, то заметили, что он ритмично раскачивается. А подъехав ещё ближе, увидели парочку, что находилась внутри. Правда, те были так заняты, что даже не заметили двух мотоциклистов, что остановились неподалёку, а затем укатили своей дорогой.
На ходу Пятый поднял руку вверх, чтобы манжета куртки немного сползла, и взглянул на дисплей «Касио». Ого! Следовало поторопиться. Он повернул ручку газа. «Ява» заревела и скакнула вперёд. На обочину поползло- поплыло облачко бензиновой гари. Сидевшая в кустарнике стайка воробьёв снялась и полетела в сторону кучки садовых домиков. Там гораздо спокойнее и всегда чем поживиться найдётся.
Чёрную сотую «Ауди» Пятый заприметил сразу, как только они появились возле дорожного мотеля «Максимум». На огороженной площадке стояли, кроме «Ауди», ещё «Москвич-комби» и запылившаяся донельзя «Нива». Но Пятый уже положил глаз на германскую машину. Во-первых, у неё были иностранные, польские знаки. Похоже, «тачку» гнали из Германии, по налаженным международным преступным синдикатом путям, через Польшу и Кёнигсберг шёл непрекращающийся поток угнанных со всей Европы автомобилей. Может, и на этой чёрной красавице ещё недавно катался краснорожий мюнхенский бюргер, самодовольный детина.
Но это всё суть не важно. Так даже лучше. Органы посчитают будущее дорожное происшествие разборками автомобильной мафии. Расследование таких дел следователи спускают на тормозах. Когда криминальный мир отстреливает своих же, полиция спокойно наблюдает со стороны. Пускай гангстеры выполняют за них условно их работу – очищение общества от криминальной метастазы. И дело вроде бы движется в надлежащем направлении и руки при этом относительно чистые. Важно не упустить нужный момент и схватить новых «хозяев» за шкирку, пока они ещё не утвердились на кровью отвоёванной территории. Это и было «во-вторых» - расчёт свалить аварию на криминальную разборку. Если от трупов хоть что-то останется после падения в пылающей машине с моста на рельсы железной дороги.
Пятый затормозил. Переднее колесо поднялось, выбросив вперёд струю гравия, покатившегося по заплатанному полотну бетонки. Девятый ловко соскочил с заднего сиденья, скинул шлем и водрузил его на багажник. Мотоочки остались на шлеме, поднятые над козырьком. Из нагрудного кармана парень достал чёрные узкие очки и водрузил их на нос. Волосы его были зачёсаны назад и связаны в короткий хвост с помощью мохнатой чёрной резинки.
Пятый ногой выбил из-под двигателя подножку- упор и поставил на неё свою машину. Огляделись по сторонам.
Мотель «Максимум» представлял собой этакий памятник старины – древнерусский детинец – покрытую тёсом башенку- терем с мезонином, окна которого прикрывали белые жалюзи. На крыше «терема» инородным телом торчала «тарелка» спутниковой антенны «Сателлит», нарушая собой композицию русской старины. Впрочем, жалюзи тоже выбивались из образа.
С обратной стороны «терем» продолжала кирпичная пристройка, но уже в два этажа. К правой стороне пристроя примыкала площадка с зарешёченной будкой трансформатора. А слева и была устроена автостоянка с размеченными белой краской квадратами. Стоянку ограждали несколько ниток колючей проволоки с бритвенными лезвиями между шипов. «Колючка» окружала площадку с трёх сторон. Четвёртой была стена мотеля. Что здесь было раньше – ДРСУ или какая иная контора?
Пятый подошёл поближе. Рядом с воротами, опутанными толстой цепью, и с двумя блямбами сложных замков, стояла кирпичная будочка с маленькими оконцами- амбразурами в два кирпича. На крыше будочки стоял кронштейн с рефлектором прожектора. Ночью вся площадка была залита светом. Заднюю часть стоянки освещал другой прожектор, укреплённый на крыше пристроя. Дверь будочки была плотно затворена. Кто же охраняет стоянку?
Пятый сделал ещё один шаг и остановился. Глухое гортанное рычанье было подобно шуму работающего мотоциклетного двигателя. Рокот всё нарастал, грозя вот-вот перейти в оглушительный лай. Откуда-то из-за будочки выглянул огромный лохматый пёс. Кавказская овчарка, пожалуй, больше всех других собак подходит на роль охранника как овечьих отар, так и спящих автостад. Такую псину не подкупишь куском жирного мяса или «мозговой» костью. Она не станет заниматься пустой «брехнёй» на проезжающий мимо транспорт, но кинется на конкретного злоумышленника и тот пожалеет не только о том, что вышел сегодня на дело, а вообще проклянёт тот час, когда порешил заниматься делами лихими. Когда его вырвут из пасти обезумевшего «сторожа», бедолага уже гарантированно никогда не полезет с отмычками через забор, а будет вести жалкую жизнь инвалида, прикованного к лекарствам и костылям.
Глядя в пустые жёлтые глаза, Пятый отступил назад и поднял руки в стороны, демонстрируя псу пустые ладони. Где-то позади машин загремела цепь. Видимо и там была собака. Понятно теперь, почему стоянку не охраняли плечистые здоровяки. Просто в этом не было нужды. Их задачу успешно выполняли мохнатые четвероногие «заместители».
Мимо Пятого прошёл его напарник и скрылся за кустарником топинамбура, прикрывавшим заднюю часть  стоянки. Часть кустарника, наиболее подобравшегося к заграждению, была аккуратно вырублена.
Пёс покосился на второго незнакомца, проводил его взглядом и снова повернул кудлатую голову к Пятому. Верхняя губа приподнялась, обнажая длинные блестящие от слюны клыки. Снова поплыл низкий рокот рычания.
Медленно опустилась рукав автомобильной перчатке с дырками, чтобы «дышала» кожа руки. Пальцы влезли в узкий карман, нашитый на джинсы. Злобные глаза следили за малейшим движением, ожидая подвоха. Тихо- тихо из кармана вылез серого цвета металлический брусок. Пёс продолжал рычать мерно, не останавливаясь. Вот-вот он забьётся в конвульсиях перенасыщенного яростью лая. Из пасти свесилась нить слюны.
Внезапно Пятый быстро выбросил вперёд руку с зажатым бруском и одновременно пёс прыгнул на него, точнее - на заграждение. Ошейник его был соединён с тросом, опоясывающим всю площадку. Овчарка могла в несколько секунд оббежать всю стоянку и вновь вернуться обратно.
Больше уже не придётся псу прыгать на угонщиков. Прыжок закончился падением. Лезвие десантного ножа, выкидывающего клинки мощной пружиной, перебило гортань и застряло в позвоночнике. Собака опрокинулась, разбрызгивая капли крови по траве, и осталась там лежать. Несколько раз дёрнулись задние лапы от судорог агонии и тело вытянулось в сторону выездных ворот.
Позади послышался булькающий кашель и из топинамбура появился Девятый, прятавший нож в потайной карман высоких сапог на шнуровке. На ходу он соединил большой и указательный пальцы в кольцо. Мол, всё «о, кэй», удачно получилось.
Через несколько секунд возни с замками петли ворот заскрипели и оба угонщика проникли на уже не охраняемую территорию. Похоже, что звуки, что успели выдавить из себя убитые собаки, не привлекли ничьего внимания.
Стоянка была расчерчена на квадраты под номерами с первого по двенадцатый. Четыре больших квадрата указывали места для грузового транспорта. Остальные предназначались для легковых автомобилей. Угонщики прошли мимо «Нивы», занимавшей место под номером четвёртым, и приблизились к «Ауди» цвета ночи. Казалось, что машина наблюдает за ними большими глазами – фарами, готовая распахнуть рот – капот и закричать, завопить во всё автомобильное горло клаксона.
Девятый присел на корточки, скрывшись целиком за «Нивой», чтобы его не заметили со стороны. Пятый склонился к капоту, почти что обнюхивая машину. В том, что машина оборудована сигналом антиугонной системы, никто из них не сомневался. Требовалось действовать быстро и наверняка. Малейшее промедление или неловкое движение и двор наполнится завываниями сирены, из дверей выскочат заспанные сторожа, включится вызов патрульных машин ДПС. Шеф за это по головке не погладит.
Стараясь не касаться обшивки и не приближаться так близко, чтобы не нарушить стабильное электромагнитное поле, Пятый заглянул в окошко внутрь кабины. Ага, рулевая колонка не заблокирована. Это упрощает дело. Остаётся вырубить охранную систему и дело в шляпе. Дело это не совсем простое, но у них имелась одна прекрасная электронная штучка, продукт разработок секретных лабораторий шпионского оборудования. Сейчас многие конторы пользуются такими устройствами, и не только спецслужбы, ног и криминальные группировки. Серьёзные люди находят уловки и против этих разработок, но, будем надеяться, что эта машина не была столь серьёзно упакована.
Пятый достал из-за пазухи электронный блок компьютерного сканера, который должен был вывезти из строя охранную систему. Сканер посылал микроволны, которые сбивали с толку устройство, созданное поднять тревогу, если машину попытаться открыть. Замигал светодиод, блок заурчал в руке.
Рядом поднялся Девятый, сунул узкую проволоку между прокладывающей резинкой и стеклом фрамуги. Щёлкнул замок и дверца приоткрылась. Прибор продолжал работать. Девятый скользнул внутрь, лёг на сиденье и заглянул под панель. Ага, так и есть. Там размещался разъём с коробочкой серебристого цвета. Через несколько секунд антиугонный механизм прекратил своё существование. Оставалась сущая мелочь – завести машину и гнать её к «девятке» с ребятами.

Михаил мгновенно проснулся и открыл глаза. Вот только что крепко спал, раскинувшись в смятой постели. На плече его уютно устроилась Бригитта, опутав его прядями льняных волос. И вот он уже моментально всплыл из реки сновидений, поднялся на поверхность из глубин забвения Гипноса. Так просыпаются военные. Или находящиеся в розыске. Любой шум вызывает реакцию особых центров в коре головного мозга, что невидимой аурой слуховых рецепторов окружают такого спящего. Одни это явление называют интуицией, другие находят иные объяснения, но толком понять этого чувства пока ещё не дано никому.
Когда Казаков открыл глаза, то уже знал – что-то случилось. Где-то скрипнуло ли, пискнуло, шумнуло в коридоре. Но проснулся он от безошибочного ощущения неведомой опасности. Легонько опустил с плеча на подушку голову женщины, змеёй выскользнул из постели и быстро, по-военному, оделся. Одновременно он оглядывался по сторонам, оценивая обстановку и пытаясь осознать, в чём же выражается опасность.
Вчера вечером они с Бригиттой вошли в это заведение, именуемое «Максимумом». Насколько понял Михаил, мотель использовался скорее как дом свиданий, чем как гостиница. Обособленное от города расположение, природа и общая обстановка настраивали на игривый, романтический лад. Да и женщина, что навалилась ему на плечо крупной грудью, прожигала его взглядом льдисто- голубых глаз.
Они посидели немного в баре, освещённом несколькими цветными фонарями, стилизованными под старые керосиновые лампы. Не совсем вписывался в стиль и зеркальный шар – непременный атрибут всех увеселительных заведений, от баров и до дискотек. Цветные пятна= блики отражались от его многочисленных граней и пробегали, оглаживали лица и фигуры, его и Бригитты.
Кроме них, в дальнем углу, отгороженным своеобразным «кабинетом», больше похожем на открытую террасу в садовом домике, сидели ещё трое, двое мужчин и женщина, то и дело заливавшаяся  хрипловатым прокуренным смехом. Бригитта несколько секунд присматривалась- прислушивалась к компании, но затем успокоилась и повернулась к своему спутнику, улыбнувшись ослепительной «голливудской» улыбкой.
Чего-чего, а шарма прибалтийке было не занимать. Михаил смутно помнил коктейли, медленный танец, в котором он обнимал партнёршу за талию, а та туманила его рассудок васильковыми зрачками.
А дальше были поцелуи, объятия и долгая, жаркая ночь, напоминавшая больше иллюстрации «Кама Сутры», чем первое уединение влюблённой парочки. Что именно было, Казаков вспомнить был сейчас не в состоянии, столь сложные комбинации предлагала ему партнёрша. Перед глазами то колыхались крупные груди с вишенками сосков, то извивалась от страсти узкая, смуглая от загара спина с полосками незагоревшей от бюстгальтера кожи, то вновь появлялось лицо с полузакрытыми тонированными веками и приоткрытым ртом. Стоны и страстный шёпот накладывались на скрип пружин объёмистого матраса.
Но все эти звуки вспоминались как-то отвлечённо. Хорунжий пластунской сотни отдался внезапной страсти весь, без остатка. Бригитта так его завела, что остановился он, весь обессиленный, только … Сколько именно времени продолжался их бурный постельный «тандем», Михаил вспомнить не мог, да и не это сейчас занимало его больше всего. Номер у них был не большой, ни маленький, а состоящий из двух секций – гостиной и спальной. Почти всю комнатушку, где он теперь одевался, занимала двуспальная кровать на низеньких ножках. С обеих сторон кровати стояли небольшие тумбочки с настольными лампочками- ночниками. Встроенный шкаф с открытыми дверцами показывал полупустое нутро.
Михаил вдруг заметил движение сверху и присел, одновременно сдвинувшись в сторону, чтобы уйти с векторной линии атаки, а затем лишь взглянул наверх. Во весь потолок над кроватью мерцало зеркало. Видимо, всё здесь было сделано специально для любовных свиданий. В зеркале над ним другой Михаил полуприсел в позе нелепой и даже глупо- смешной. Довершали картину встрёпанные после бурной ноченьки волосы.
Нога его в чём-то запуталась. Михаил опустил глаза и поднял чёрное узкое платье- чулок. Скрипнули пружины. Это проснулась Бригитта.
-- Что случилось? – со сна голос её, довольно низкий, пронизывался хрипотцой.
-- Не знаю, -- честно ответил ей Михаил, -- но что-то не так …
Он продолжал озираться. За его спиной женщина выбралась из постели и, не смущаясь своей наготы, схватилась за маленькую сумочку- косметичку, что лежала с ней рядом на тумбочке. Достала из неё небольшой воронёный пистолет с костяными нашлёпками на рукоятке. Снова полезла в сумочку и внезапно грубо выругалась.
В то же мгновение где-то снаружи заурчал мотор автомашины. Михаил шагнул к окну и пальцами раздвинул молочно- белые пластины жалюзи.
Прямо под ними проезжал тот самый «Ауди», на котором они прикатили сюда вчера вечером.
Пластины ударили по пальцам. Это Бригитта дёрнула управляющий шнур, все пластинки сложились и взлетели вверх. Михаил едва успел отдёрнуть руки. Бригитта, ругаясь, дёргала и крутила шпингалет оконный задвижки. Наконец створки распахнулись и обнажённая женщина наполовину высунулась в окно, сжимая обеими руками рукоятку пистолета. Но «Ауди» уже скрывался за углом. Вот мелькнул бампер и растаяло облачко бензинового выхлопа.
В сердцах Бригитта ударила пистолетной рукояткой по подоконнику. Видимо, задела стволом по створке, так как вниз тут же обрадованно зазвенели и посыпались осколки стекла. Михаил подобрал выпавшую из сумочки коробочку охранной системы, которая должна была подать сигнал, если с машиной случится какой-либо казус. И вот неприятность произошла, а этот кусок холодного железа с электронной начинкой лежал тут бесполезным грузом. А может, он всё же успел что-то передать, пискнуть там, или что он там должен делать. А от этого шума, призрака шума, и проснулся казак.
Бригитта бесновалась и ругалась грязными словами, самым невинным из которых было «козлы». По коридору уже грохотали шаги и в дверь уже стучали. Михаил набросил на плечи Бригитты сорванную с кровати простыню и распахнул дверь.

Наконец Николай Москаленко покинул здание УВД и направился в УФСБ, которое находилось в нескольких метрах дальше. А точнее, их разделяли ворота, перекрывавшие въезд в общий двор. 
Необходимо нанести ещё пару визитов. Здесь тоже можно найти информацию, без которой ему теперь как рыбе без воды.
Войдя в высокую парадную дверь, Николай отметился у дежурного, что сидел за столом по правую руку от поднимающегося по лестнице. В случае необходимости, вооружившись автоматом, который был укреплён под столом в специальных зажимах, дежурный мог контролировать вход, как парадный, так и запасной, схоронившись за толстой массивной колонной, поддерживавшей арочный свод.
Несмотря на ещё раннее утро, по коридорам уже ходили с деловым видом сотрудники, приветствуя друг друга  кивком головы или быстрым рукопожатием. В отличии от соседей, уведешников, почти все здесь, пожалуй, кроме дежурного, были в гражданском, в подогнанных костюмах известных иностранных фирм, либо в спортивной одежде и кроссовках. Джинсы и куртка Николая не выглядели инородным пятном в интерьере службы.
Николай поднялся на следующий этаж и вошёл в кабинет подполковника Рысьева, зама шефа УФСБ по связям с Центром. Сергей был человеком информированным и пробивным. Кто-кто, а он прямо купался в океане секретной информации, не забывая при этом плыть, куда ему нужно. Любимой поговоркой его было изречение Козьмы Пруткова: «Не плыви по течению, не плыви против течения, плыви, куда тебе надобно». Это стало его жизненным девизом и, надо добавить, чутьё его до сих пор не подводило. За несколько лет он проделал путь от старшего лейтенанта ГБ, выпускника разведшколы в Чехове, до подполковника федеральной службы, аса не только аппаратуры контроля и прослушивания, но и крупного спеца по компьютерам и другим средствам информатики. Говаривали, что он собирает досье на всех заметных людей, и не только губернии. Где-то хранился у него диск и на Николая Москаленко. Он в этом не сомневался, но и не отталкивал Рысьева, человека безусловно нужного.
Рысьев, высокий худой мужчина с глазами чуть навыкате, с чёлкой, нависающей над бровями, поднялся навстречу полковнику, протянул первым руку. На среднем пальце правой руки его сидела золотая печатка с вензелями – С и Р, страстно сплетённые между собою.
-- Сколько лет, сколько зим, -- пропел Сергей, похлопав Николая по плечу. – Давненько, давненько мы с тобой, Коля, не встречались.
В последние недели лицо у Рысьева округлилось, в глазах появилась ленивая снисходительность баловня судьбы. Каждая фраза в его устах имела свой смысл. Слова «Коля» вместо приветствия по чину, ведь он был ниже Москаленки как по званию, так и по должности, явно что-то должны что-то значить. Или Сергей обзавёлся недавно солидными покровителями, или … Или над Николаем начали сгущаться тучи. По тому, как обстояли у него дела, это было неудивительно. Впрочем, не исключался и первый вариант. В дополнении ко второму.
Как бы то ни было, Николай не подал виду, что о чём-то задумался. Присел в глубокое кресло. Интересно, зачем ему такое в рабочем-то кабинете. В таком не работать, а отдыхать с рюмкой коньяку. Так и есть. Сергей отворил дверцу тёмного заграничного шкафчика. А за ней бар притаился. Сейчас в каждом офисе, у любого начальника, целая батарея вин и водок всяческих в шкафу приготовлено. Благо есть на что шикануть.
До Николая докатился аромат коньяка. Неужели Сергей арманьяком балуется? Ну надо же! Растут же люди.
Рысьев подал Николаю пузатенький фужер. Там, на дне, на два пальца, плескался тягучий напиток. Сам отхлебнул и присел на стул вертячий с витыми подлокотниками.
-- Расслабься, Коля. Видно ведь, что последние дни для тебя тяжеленько прошли.
«С какой это стати он таким добрячком прикидывается? Отчего у тебя, Волк, такие большие уши? – Они помогают мне слышать всё, что мне необходимо, Красная Шапочка. А коньячок-то и в самом деле выше всяческих похвал».
Москаленко мелкими глоточками выпил всё, цедя сквозь зубы напиток урожая  тридцать восьмого года. Это ж, шесть десятков годков минуло, целая историческая эпоха. Сергей не сводил с него пристального, прицеливающегося взгляда.
-- Хорошо! – заявил наконец Москаленко и поставил бокал богемского хрусталя (не иначе) на стол.
-- Ещё? – предложил Сергей, но зада от сиденья не оторвал. Даже не шелохнулся. Лишь усмехнулся кривовато, гаденько.
-- Благодарствую. Ограничусь пока. С утра себе много не могу позволить, лишь так – для бодрости духа.
-- Похоже, досталось тебе.
Удивительное дело. Похоже, Рысьев ему сочувствовал. Или делал вид, что сочувствует, но очень талантливо. Вообще, в безопасности удерживались те люди, в способностях которых актёрская жилка играла не последнюю роль.
Москаленко поднял брови, вопрошающе уставившись на собеседника.
-- Это я про дела в твоём заведении. Подведомственном.
-- А что у нас такого? – Невинно удивился Николай, внутренне сжимаясь. Теперь он был готов к любому, самому неожиданному действию. К примеру, если бы Рысьев сейчас выдернул из рукава стальную струну гарроты и накинул её на шею Николая, то он бы одним движеньем … 
Но Рысьев отошёл к окну, плеснул из пузатой бутылки себе в фужер и тут же выпил одним глотком. Прижал рукав костюма к носу и с силой вдохнул воздух. Москаленко мысленно вытаращил глаза. Сегодняшний Рысьев мало походил на обычного «Лисьева», как его, за глаза, прозывали в Конторе.
-- Группу к нам направляют, из Центра. – Наконец сообщил он, что-то разглядывая за окном. Поставил фужер на глубокий подоконник и достал из шкафа яблоко. Захрустел им.
Николай молчал. Свою заинтересованность сообщением Рысьева он решил не показывать. Ну, группа и группа. Из центра выезжает. Ну и что? Обычное дело.
Рысьев с минуту подождал, пережёвывая яблоко. Дальше молчать уже было просто неприлично. Ещё чуть-чуть, и полковник поднимется с места, хмыкнет и уйдёт, громко хлопнув дверью на прощанье. А это уже не есть хорошо. Рысьев привык, петельку накинув, тянуть этак потихоньку, затягивая удавочку, а когда его собеседник поймёт, в чём, собственно, дело, вот тогда надобно подсечь его, оседлать, скрутить, а там уж дальше дело интуиции. Отпустить ли, помочь, и при случае, потом, напомнить, что лишь благодаря стараниям преданного товарища ты, друг ситный, место это ещё занимаешь, и потребовать … О-о-о, потом он найдёт, что потребовать.
А ведь есть ещё и второй вариант, вариантище. Сдать скрученного, спелёнатого, недругам того и уже пользоваться благодарностью тех, других, кому он спелёнатого, тёпленького, на подносе доставит. Враг моего врага – лучший друг мне. Всё дело в том, чтобы не ошибиться, выбирая один из этих двух вариантов. Пока что обходилось.
-- Не простая группа едет. Большие спецы. И не только наши, но и из Интерпола.
Теперь «Лисьев» не отрывался от лица полковника. Как тот прореагирует на его слова?
-- А причём здесь Интерпол? – Вновь невинно усмехнулся Москаленко, изо всех сил стараясь не показать, что это сообщение ему не по душе. Очень не по душе.
-- Я вот тоже, если честно, заинтересовался. Причём здесь Интерпол? Ведь твоё учреждение и раньше-то было непростым, а сейчас и тем более. Допускать туда иностранцев не должны ни при каких обстоятельствах. Однако же они сюда направляются.
Рысьев даже вперёд нагнулся. Пальцы его, переплетённые на колене, от напряжения аж побелели. Когда Москаленко засмеялся, Сергей отшатнулся от неожиданности.
-- Почему я не знаю об этой группе? Ведь это меня касается в первую очередь. – Поинтересовался он.
-- Ты же знаешь мои возможности, Коля. Мы тебя попытались вчера разыскать, но … твои телефоны не отвечали.
«Правильно. У меня в последние дни такие дела творятся.  Знал бы ты только». Но хорошо, что Рысьев этого ещё не разнюхал, хотя, по виду того было видно, что он совсем не прочь окунуться в дела полковника с головой.
-- Давай, Сергей, колись, что прознал. Искал меня, говоришь? Так вот он я, нашёлся, весь здесь, перед тобой. – Губы Москаленки улыбались, но глаза блестели холодными льдинками.
-- Да многого и мне распознать не удалось, -- суетливо пояснил Рысьев, заметив, что клиент готов сорваться с крючка и удалиться. – Слышал лишь, что в твою, то есть компьютерную сеть института проник виру. Вот этим вирусом и заинтересовались очень в Центре.
-- А Интерпол здесь каким боком замешан?
По голосу полковника «Лисьев» понял, что рыба всё же на крючке.
-- Вот в этом-то всё и дело. Вирус этот запустил человек знающий. Очень знающий. По разработкам Интерпола, именно этот человек стоит за разрушением Киберсети, соединявшей всю Юго- Восточную Азию. Супермонстры тамошней экономики, таких стран, как Япония, Южная Корея, Сингапур, Гонконг, Тайвань и других, потерпели миллиардные убытки. Ряд электронных бирж потряс крах. Закончили своё существование некоторые крупнейшие финансовые компании мира, игравшие на азиатских площадках. Признайся сам, что здесь есть чем заинтересоваться. И вот обнаружилось, что те вирусы, что были задействованы в Азии, идентичны по интегральным разработкам  с тем, что «взорвал» вашу сеть. Причём до меня дошёл слух, что вирус этот имеет несколько степеней проникновения и воздействий …
Внезапно в кармане Николая «ожил» сотовый телефон. Известно, что эти аппараты имеют обыкновение включаться в самый неподходящий момент. К примеру, как в настоящую минуту. Николай достал плоскую коробочку, поднёс её к уху.
-- Алло, Москаленко на связи.
-- Николя, это чёрт знает что происходит, -- прямо в ухо ему закричала раздражённая донельзя Бригитта. По голосу её можно было определить, что её буквально переполняли эмоции. Причём, по преимуществу – отрицательные.
-- Послушай …
-- Нет, это ты меня послушай! По какому праву твои козлы позволили себе …
Москаленко краем глаза заметил, что Рысьев с интересом прислушивается ко громкому голосу, вырывавшемуся из динамика трубки. Посвящать его в свои секреты Николаю хотелось меньше всего. Он нажал кнопку отключения и сунул трубку в карман. Бригитта подождёт со своими претензиями полчаса. Лично он был уверен, что это был звонок Десятого, который должен был успокоить его сообщением о Ларисе, а также, чтобы приказать ему пригнать джип к УВД.
Почти в то же мгновение телефон снова запищал. Москаленко с сожалением достал его из кармана и отключил питание. Трубка окончательно замолчала. Москаленко повернулся к Сергею.
-- Ну и чего же Интерпол ожидает от совместной работы с Центром?

Глава 15.
В центре раскинутой постели, на спине лежал Хайновский. Обрывки военной формы без знаков различия он скинул на пол, на роскошный ковёр, сотканный где-нибудь в горных селениях Ирана. В руке он держал гаванскую сигару и развлекался тем, что пускал длинную череду колец, расплывающихся в воздухе. Рядом лежала Лариса. Она уткнулась носом в подушку и натянула на себя простыню. На подушке виднелась лишь прядь волос. Хайновский намотал локон на палец и потянул. Из-под простыни послышался стон.
-- Ну как, Лара, кто из нас лучше – я или этот самый полковник, с ним ты жмёшься на той фотке?
Хай вытянул палец с отросшим ногтем и указал на стену, где Лариса сама не так давно повесила фотографию , ламинированную и в рамочке, где они с Николаем сидели в том самом джипе, на котором они вернулись с Хайновским с «Запретной зоны». Если бы она знала, если бы знала … Нет, больше она уже никогда не ступит на танцплощадку. Если останется в живых.
-- Признайся, что тебе понравилось. Ты знаешь, я прошёл хорошую школу. Тогда, в парке, я был просто юнцом. А сейчас я уже профессионал. Подожди, вот передохну ещё пару минут и мы повторим весь процесс по новой.
Лариса лежала, не подавая никаких признаков жизни. Хай повернулся к ней и выпустил струю табачного дыма. Прядь волос шевельнулась.
-- Отдыхай пока. Ты знаешь, Березовская, а ведь мы здесь так классно оттягиваемся благодаря твоему дружку. Ты думаешь, наверное, что я говорю про хазу? Да, и это тоже. Классная хаза, клёвая. Я бы тоже от такой не отказался. Но я говорю про другое. Именно твой хахаль меня сделал таким крутым. Я и раньше-то был парень-не-промах, но сейчас … Там, у него в подвале, в меня вкачали какую-то электронную дрянь. Представляешь, засунули прямо в мозги. Поверь, я им там вынес, весом, наверное, в тонну. И сбёг. Ха-ха. Представляю, какая рожа была у твоего. Все они там обосрались, когда я в раж вошёл и бушевать начал. Пускай знают, с кем связались, падлы! Ха-ха-ха!
Лом глубоко затянулся и затрясся в кашле- смехе. Лариса его напряжённо слушала. Её поразила новость о связи Николая с этим уголовником, даже внешне утратившим человеческий облик. Она снова вспомнила, как он над ней наклонился, и содрогнулась. Лучше смерть, чем испытать это ещё раз. Эта обезьяна, получеловек, зверски изнасиловал её в самых изощрённых позах. Только больное воображение маньяка могло выдумать такое. А Хай тем временем продолжал рассказывать.
-- Твой хахаль придумал создать себе армию суперсолдат. Для этого он хочет перетащить свой аппарат в зону, где сидят самые- самые, и закачать им в мозги ту же дрянь, что он уже вкатил мне. А дальше он уже будет кумом королю. Урки всё для него сделают, коль он им такой подарочек отвалит. И никто его уже одолеть не сможет. Только разве что атомной бомбой.
Лариса представила себе стадо, (нет лучшего слова, чтобы дать определение группе чудовищ, подобных Хайновскому). Так вот, такая стая способна уничтожить всё живое за считанные дни в таком городе, как Киров-на-Вятке. И с ними не справиться нашим правоохранительным органам, если и сейчас они пасуют перед обычными людьми. А если уголовные преступники, убийцы и насильники, переродятся в таких монстров, то вообще страшно даже представить себе последствия, а уж жить в такое время и в таком месте … Извините, желающих нет! Господи, неужели Николай и в самом деле приложил руку к подобным делам?
Вспомнились некоторые рассказы Петра Сазонтова, предыдущего друга Ларисы, его страшная смерть, а затем полунамёки Николая о делах, что происходят по его ведомству. Он рассказывал Ларе, что живут они накануне великих событий. Что страну ждут большие потрясения и Россия в ближайшем будущем вернёт свои силы и территории, которые откачнулись было к потенциальному противнику. Неужели правда то, что говорит её этот человек?
Тем временем Хайновский докурил сигару и щелчком отбросил в сторону толстый «бычок». Он хорошенько подзаправился из объёмистого импортного холодильника, выпил ещё одну бутылку с изображением белой кобылы на этикетке. Пойло чем-то немного отдавало, но было достаточно крепким. И вот сейчас он снова плотоядно поглядывал на аппетитно округлившееся бедро Ларисы. Видимо, хорошо она проводила время, пока он на киче отдыхал. Пусть теперь под ним поработает. Он потянул к себе простыню, но Лара крепко в неё вцепилась.
-- Оставь меня, Красавчик, -- попросила она, не поднимая головы. – Ты уже сполна получил, что хотел.
«Красавчик»? Она назвала его Красавчиком, вспомнила то прозвище, которое он с гордостью носил в юности. Хай перевёл взгляд на большое, во всю стену, зеркало и посмотрел на себя по новому. На него оттуда глядел зверь. Действительно, во что он превратился? Заросшее существо с мощной грудной клеткой, увитой буграми налившихся силой мышц. Нижняя челюсть вылезла вперёд, во рту гвоздями торчит ряд крепких и крупных зубов, похожих на клыки хищника больше, чем на обычные человеческие зубы. Крепкие кисти заканчиваются толстыми пальцами с ногтями, столь острыми, что им сподручно отковыривать щепки от дерева, не боясь острых заноз. Это уже были скорей когти, чем такие привычные, старые ногти. А ноги? Они казались гораздо короче рук, но, вместе с тем, были такими же мощными, как и руки? А волосы? Эти космы, лезущие в глаза и на уши, приплюснутые к черепу. Волосы теперь постоянно мешали Хаю. Последние годы он привык ходить бритым наголо. Это было удобно и, вместе с тем, действовало устрашающе на зоновский контингент. Красавчиком сейчас его назвать можно было только с сарказмом, для издевательства.
Она над ним смеётся! Он начал свирепеть. В голове замутилось от вскипающей волны агрессии, что заклубилась где-то в нутре и сейчас поднималась и разливалась по всему телу мощным напором, от которого сжимаются зубы и скрипят от натуги мускулы. Он сжал пальцы так, что они побелели. В руку попало одеяло и тут же лопнуло. Он рванул простыню. Она слетела на пол, как летит парус, сованный с мачты порывом бури. Лариса подняла голову и взглянула на Хайновского. И закричала. На лице её отпечатался такой ужас, что Хай невольно закрыл глаза. На какое-то мгновение стало темно, но тьма тут же растаяла, втянулась сама в себя. Пространство вокруг искрилось. На поверхности постели переливалась белоснежная фигура. Казалось, что вода приняла форму человеческого тела и пытается сейчас вылиться сквозь невидимую оболочку и растечься по постели, но неведомые физические силы не дозволяют ей этого.
Хай открыл глаза. Лариса сидела перед ним, закрывшись обеими руками от его взгляда. Он снова зажмурился и повернулся к зеркалу. Сейчас он видел себя самого другим, «ночным» зрением, как он назвал это непонятное явление. Облако в форме человеческого тела играло и переливалось, клубясь в ограниченном объёме силуэта. Комната то пребывала в своих границах, то, внезапно, рывком, расширялась и Хай «видел» лестницу, ванную комнату с большой ванной, похожей на морскую ракушку, то шикарный сортир с несколькими унитазами (зачем им столько?). Даже первый этаж он мог видеть сквозь паркет, ковры и бетонные перекрытия.
Закричала вновь Лара. Хай стремительно повернулся к ней. Березовская отпрянула от него, как можно дальше, и неожиданно сорвалась, упала с края кровати. От страха и неожиданности она громко вскрикнула и замолчала. Похоже, что её покинуло сознание от всплеска эмоций.
Но на упавшую женщину Хай уже не обращал внимания. Он снова закрыл глаза и прислушался. Его не столько увлекало «рентгеновское» зрение, к которому он уже начал как бы привыкать. Внимание его привлёк клубок теней, что передвигался где-то внизу, ниже даже, чем располагался первый этаж. Что там находится? Гараж? Подвалы?
Уголовник соскочил с кровати и лёг на ковёр, прижав руки к лицу, как делают рыбаки, чтобы разглядеть, есть ли подо льдом рыба. Только Хай пытался что-либо выглядеть не сквозь толстый слой застывшей воды, а сквозь материальные преграды, самой природой не предусмотренные быть прозрачными. Но он видел, да, он видел, что внизу движется человеческая фигура. Она то рассыпалась на искры, то снова собиралась в дымчатый силуэт и медленно передвигалась. Внизу кто-то был.
Начиналась новая охота. Хай поднялся с пола. Мельком он взглянул на бездыханное тело Ларисы. Ладно, оставим пока её. Всё равно она никуда отсюда не денется. Хай распахнул дверцы шкафа, где хранилась одежда полковника. Выбрал себе подходящую шмотку из бесконечного гардероба. Хай натянул на себя шёлковый спортивный костюм, который годился для такого дела лучше всего прочего. Шелковистая ткань обтянула тело, но движений не сковывала, как кожа куртки. Полковник любил вещи фирмовые, не дешёвые. И вот уже Хай выскользнул из спальной комнаты.
Внизу, в гостиной, на столике лежало помповое ружьё. Он оставил его здесь, когда понёс Лару наверх, в постель. Осторожно Хай двинулся вниз, стараясь не скрипеть ступеньками. Он находился в более выгодном положении, так как мог видеть своего противника, а тот его нет. Лучше всего, если бы сейчас была ночь. Тогда он легко скрутил бы неизвестного и выпытал бы, кто тот такой и как он сюда попал. Запоры, охраняющие дом, достаточно надёжны, чтобы сдержать не только шайку взломщиков, но и более серьёзно оснащённую команду.
Однако какой-то умелец сумел обойти самые хитрые запоры. Значит, в доме имеются потайные проходы, одним из которых и воспользовался пришелец. Но у Хая тоже имелся «сюрприз» для незнакомца. Это не только нечеловеческая сила и ловкость, но и то самое «рентгеновское» зрение. С его помощью он найдёт любой тайный лаз.
На цыпочках, совершенно бесшумно, Юра Хайновский спустился по лестнице и вошёл в гостиную. Здесь всё ещё витал алкогольный дух от пролитого пойла. Здесь он разбил спиртное, подчинившись минутной вспышке ярости. Сладковатый аромат «Амаретто» перебивал водочный запах.
Поравнявшись со столом, Лом поднял помповый «Ремингтон». Вот сейчас он ещё больше смахивал на охотника, выслеживающего опасную дичь. Хай осклабился. Сравнение ему понравилось тем больше, что «дичь» считала охотником себя. Ему же, заранее, отводилась незавидная роль жертвы.
Странно только, что загонщик явился один. Ну что же, он не будет искать на свою голову дополнительных приключений. Не будет перестрелок, какие частенько показывают в западных фильмах- блокбастерах. Он возьмёт одиночку голыми руками и допросит его. Вряд ли парень будет долго упираться. К тому же один заложник у него уже имеется. Точнее, заложница. Краля Лариса. Ох, сладка девка. После беседы с тем парнишкой, что возится в подвале, он снова заглянет к ней. Когда ещё появится такая возможность.
Но это потом, а пока он снова закрыл глаза и сосредоточился. Силуэт, переливаясь и клубясь, поднимался по лестнице из подвала. Ждать оставалось несколько мгновений.
Двумя прыжками Хай перемахнул через гостиную и застыл перед дверью, за которой находился спуск в обширный подвал. Дверь начала тихонько открываться и Хай двинул прикладом в появившийся проём.

Прохор Девяткин попытался вызвать шефа, но безрезультатно. После двух безуспешных попыток он спрятал мобильный телефон и окинул оценивающим взором особнячок, в котором и проживал шеф. Он уже бывал здесь. Но тогда он был не один, а с Васей Громовым, который в данную минуту уже горел в геенне огненной, что уготовил ему шеф.
Что ждёт его в будущем, Прошку не очень-то и заботило. Те материальные выгоды, коими обеспечивал его шеф, вполне удовлетворяли невзыскательный вкус молодого человека. Но оставалась ещё авантюрная жилка. Если честно, то она не давала ему спокойно сидеть, как кнопка в одном месте.
Наметанным глазом домушника он всегда примечал разные мелочи. Таким вот образом он и обнаружил однажды раздвижную панель в подвале. Своих людей полковник не раз использовал как личную охрану. Патрулировали они и снаружи, до тех пор, пока не появилась охрана из спортсменов, занимавшихся в каком-то атлетическом клубе. Прошка, не забывающий опыта прошлой своей жизни, уловил исходящий от них приблатнённый миазм. Может быть это была такая бравада, характерная для нынешних реалий, а может эти парни действительно были не в ладах с некоторыми статьями уголовного кодекса, что, правда, не помешало им зарегистрироваться, как служба охраны. Прохор не удивился, если бы узнал, что и здесь его шеф проявил некоторую долю дипломатии. Он ни о чём не расспрашивал старшего группы Громова, но качки не обращали никакого внимания на конкурентов, хотя работа их и заключалась в обратном. На основании этого Прошка и сделал кое-какие выводы о шефе и стиле его работы.
Как-то, повторимся, при внутреннем обходе служебных помещений особняка, Прошка и наткнулся на тайник, но никому не поведал о своей неожиданной находке. Может быть о том проходе в команде из ребят ещё кто знал, но все помалкивали. Наверняка был осведомлён Вася Громов, но теперь все секреты, с ним вместе, развеялись прахом.
Обнаружив, что доступ внутрь дома блокирован, он попытался связаться с полковником, а когда этого не получилось, вспомнил о тайной лазейке. Позади коттеджа, рядом со спортивной площадкой, стояло несколько мусорных контейнеров, а также выкрашенный красной краской ящик с песком. Вот за этим пожарным ящиком и зияла узкая щель, что вела в осыпающуюся яму. На первый взгляд она смахивала на недоработку строителей, но на самом деле служила для тайного выхода из особняка в случае необходимости.
Или для входа. Из этой-то ямы и попал Прошка в подвал, где очутился в тесном отсеке, который граничил, через бетонную стенку, с гаражной подсобкой.
В темноте продвигаться было трудно, но Прошка припомнил расположение всех крупных предметов, что размещались в подвале. Это были котёл для воды, мощный дизель- генератор на случай отключений электроэнергии, а также дублирующий тепловой узел для отопления. Важно было не запутаться среди всего этого железного нагромождения и не насторожить того, или тех, кто находится наверху.
Если интуиция его подводит, и усталая Лариса Кудрявцева, новая пассия шефа, спит в своей комнате, то он просто удалится, выяснив, что всё в доме о,кэй. Не станет тревожить подружку полковника. Ну, а если наверху притаились злоумышленники, то, чем осторожней он будет себя вести, тем больше у него будет шансов на успех. Никто не может ожидать его появления из подвала, ведь про тайный ход вряд ли кто знает из тех, кто мог бы тут притаиться. А интересно, что хотел сказать ему полковник, когда посоветовал на прощанье быть осторожней. Касалось это тех качков, что подрядились охранять фешенебельный район, или шеф имел в виду что-то другое?
С такими вот размышлениями Прохор почти бесшумно поднялся по лестнице и приоткрыл дверь, ведущую в холл. Приоткрыл и получил страшный удар в грудь. От неожиданности он не успел увернуться или как-то блокировать удар, и потому уже в следующее мгновение кубарем катился по крутым ступеням, по каким только что уверенно поднимался. Из ослабевших пальцев выскользнул пистолет и отлетел в сторону, затерявшись в темноте.
Его спасли молодость и сила. Он, буквально на лету, умудрился сгруппироваться и на пол уже приземлился боком, сразу перекатился в сторону, как его учили коллеги по команде. Перекувырнулся через голову и вскочил на ноги, чтобы встретить неведомого противника. Вскочил Прошка, но снова упал. Лишь чудом ему удалось не сломать шею. Обычный человек, внезапно получивший сильный толчок в грудь, падает назад, на спину, и, если позади него спуск, падение то заканчивается серьёзной травмой, включая в перечень возможных увечий и перелом позвоночника. Не редки случаи и летального исхода.
Но Прохор Девяткин не был тем обычным человеком, а имел на своём счету солидную спортивную подготовку в тренировочном центре. Он снова поднялся и, пошатываясь, скрылся за большим оцинкованным баком.
Наверху открылась и вновь закрылась дверь. Мельком Девяткин заметил силуэт спускающегося по лестнице человека. Толком разглядеть он его не успел, так как дверь сразу же захлопнулась, отсекая залитую светом гостиную комнату. Свет в подвале был выключен. В помещении стояла полная темнота. Приходилось полагаться лишь на слух.
Спускавшийся по лестнице действовал осторожно, но уверенно. Если судить по скрипу ступенек, незнакомец не остановился, чтобы прислушаться. Неужели он уверен, что Прохор при падении серьёзно пострадал?
Придерживаясь за вентиль, Прошка снова поднялся на ноги. Грудь пронзила вспышка боли, от которой захватило дыхание. Неужели незнакомец сломал ему ребро? Или даже два? Похоже на то. Даже глубоко вздохнуть было больно, не говоря уж о том, чтобы оказать активное сопротивление.
Шаги, между тем, приближались. Тот, идущий в темноте, шагал уверенно, обходя препятствия так, как будто их отчётливо видел. Если это так, то он найдёт Десятого в считанные минуты. Но каким это образом можно хоть что-то рассмотреть в такой тьме?
Прохор высунулся из-за своего укрытия и уставился в том направлении, откуда он только что слышал шорох. Перед глазами от напряжения поплыли какие-то пятна.
Из тьмы послышался скрипучий смех. Противник смеялся над ним! И тут до Девяткина дошло. Ну конечно же! Всё очень просто. Тот, впереди, натянул на голову инфракрасный проектор, прибор ночного видения, и сейчас откровенно издевается над ним, играет в кошки- мышки.
«Ну ладно, это мы ещё посмотрим – кто- кого. Ты свой первый шаг сделал, неизвестный друг- приятель. Теперь очередь за мной. Посмотрим, чем ты на это ответишь».
Десятый рассуждал так. Если на голове незнакомца надеты инфракрасные очки и он великолепно ориентируется в темноте, то у Прохора появляется один, но очень существенный плюс. Прибор этот чрезвычайно чувствительный на тепло. Он проецирует на экран дисплея малейшие тепловые пятна, которые излучает из себя человеческое тело, а открытый огонь будет для прибора подобен ярчайшей вспышке сверхновой. То есть, стоит что-либо зажечь перед носом незнакомца, и тот ослепнет, пусть и на несколько мгновений. А уж Девяткин постарается, чтобы мгновения эти не прошли впустую.
В подвале, выполняющем роль  бойлерной, хранились разные вещи. Вдоль стен выстроился ряд открытых стеллажей, где в определённом порядке лежали коробки и ящики. Консервы и одежда, приборы и различная хозяйственная мелочь. Среди всякой всячины хранился и ящик с китайской пиротехникой для новогодних праздников. Там были фейерверки, шутихи, петарды, разнообразные хлопушки, а также ракеты со свистом и без. Про этот реквизит и вспомнил Десятый, чтобы сейчас же им воспользоваться.
Нельзя ошибиться. Нужно встать, сделать несколько шагов и открыть ящик. А там уж что под руку подвернётся. Главное, не запутаться в ящиках.
Прохор закрыл глаза и восстановил в памяти план подвала. Так, стеллажи. В памяти проплывала коробка за коробкой. Стоп. Вот он, невысокий фанерный ящик, чуть больше посылочного. Если он сейчас поднимется, то нужно шагать вправо и сделать ровно четыре шага, ни больше и не меньше.
Вдох, выдох, пошёл.
Прошка одной рукой сжимал себе грудь, не давая боли вырваться из глубины тела и обессилеть его. Девяткин быстро шагал в темноте. Так, вот нужный стеллаж. Где же ящик? Позади слышен торжествующий смех. И этот смех приближался, причём довольно быстро. Руки Прошки торопливо шарили по полке. «Где же он, чёрт побери?!» Кажется, он сказал это вслух, так как неведомый противник перестал смеяться.
В то же мгновение руки нащупали наконец знакомые очертания. Торопливо сорвали крышку. Пальцы сомкнулись на продолговатом цилиндрическом корпусе. Позади слышалось сопение. Незнакомец был уже совсем рядом. Прохор повернулся к нему, закрыл глаза и дёрнул короткий шнурок запала, что торчал с задней части трубки.
Хлопнуло. И помещение подвала залил неровный прыгающий свет от снопа разноцветных искр. Прошка открыл глаза и приготовился ударить. Но рука его сама замерла.
Перед ним стояло чудовище, одетое в спортивный костюм. На вытянутой обезьяньей морде не было никакого инфракрасного прибора. Мало того, у монстра были закрыты глаза. И он улыбался. Рот у Прошки сам собой раззявился. И тут ему пришла в голову ужасающая мысль: «Уж не за этим ли чучелом мы гонялись по дренажным тоннелям прошлой ночью?».
Чудовище открыло глаза и губы его разъехались в широкой улыбке, обнажая острые зубы. Десятый опомнился и размахнулся, но монстр был быстрее. Его кулак, как пушечное ядро, врезался в челюсть Прохора, выбивая сноп искр из головы охотника. Казалось, что всё помещение взорвалось. Но это было лишь признаком того, что Десятый выбыл из реальности, потеряв сознание. Хайновский взвалил его на плечо и потащил к лестнице.

Лицо Креста лоснилось от пота. Он вытер краем простыни лоб и повернулся к Андрею.
-- Хорошо-то как здесь сегодня. Давай, кореш, по баночке пивка тяпнем. Надо почаще нам так отдыхать. А то всё дела да дела.
И правда, Андрей уже и не помнил, чтобы они вот так, среди «рабочей» недели, посещали сауну почти в полном сборе солнцевской верхушки.
Блин выполз ещё раньше, отдуваясь, из натопленной клетушки, обитой деревянными плашечками, и сейчас плескался в бассейне, брызгая водой на пол из розовой кафельной плитки. Гога и Панч болтали друг с другом, обнажая в улыбке золотые фиксы. Не хватало лишь Чёрта, но тот был за бугром, а остальные все здесь.
Крест, в миру – Афанасий Зябликов, помощник директора автосервиса, протянул Андрею банку пива.
-- Давай, братан, отдыхай. Когда ещё получится посидеть вот так, спокойно, в кругу друзей.
Мочило припал к дырочке, что открыл, сковырнув жестяной язычок. Нет, не скажи, в кружках пиво как-то привычней да и вкусней, даром, что это импортное. Но заграничные вещи всё более входили в обиход людей, которые не считали себя обычным народом. Приходилось соответствовать статусу.
Но Крест не отходил от Андрея, продолжая ворковать.
-- Что жизнь наша? Так, корейка. (Андрей вспомнил, как Блин рассказывал, что у Креста на разных счетах ещё со старых времён не один десяток миллионов советских рублей имеется. Это было раньше, а что у него сейчас?) Всё по мелочи мы шарим, по поверхности. А надо глубже копать. Иначе хана, каюк, отстанем от жизни, от других. Вот долгопрудненская братва, так они уже давно за кордон шагнули. Свои люди у них в Польше, Чехословакии, Гедеэре этой самой. Не спят люди. Не спят. Новые люди, новые связи, новые пути поставки товара, новые возможности. Будут они богаче, будут и сильнее. А будут сильнее – война начнётся. Сожрут нас, а косточки выплюнут. Вон подольские уели гольяновскую братву. Где они сейчас? Спросите вон у Гоги, кореша у него там были, вместе срок мотали, вместе одну баланду хавали. Нету их больше. Испарилися! Чья следующая очередь?
Исчезать Андрей не собирался. Он набычился, нахмурил брови и слушал пахана, цедя остатки консервированного пива.. Чуть сильнее банку сжал, она и поддалась, расплющилась в крепкой руке.
-- Вот видишь, братуха, -- пел Крест, -- пустая жестянка, она перед силой не устоит. И нам нужно дело серьёзное завести. Чтоб на ногах крепче стоять, чтобы другие нас уважали.
-- Чем же заняться, Крест? – Не утерпел Андрей. – Ведь на сходняке же порешили, разделили Город на зоны, чтобы под ногами друг у дружки не путаться, не мешать.
-- Поделили, я не спорю. Серьёзные люди там были. «Калина», «Тенгиз», «Гия», ещё несколько авторитетов. Я их не задеваю. Всё было по закону. Но ведь время идёт. Молодняк на ноги поднимается, а они своими делами желают заниматься. Им на наши законы плевать, как это не печально. Ты посмотри сам, как сейчас дурь пошла, её к нам со Средней Азии, с Кавказа килограммами везут, а скоро счёт обещает на центнеры пойти. Это же деньги, живые деньги. Настоящий чёрный нал. А цеха подпольные? Опять же с Кавказа, с Армении, пошли. Они навострились тоже хорошие башли зашибать, «крышу» свою организовали. По ресторанам сплошная чернота гуляет, Думаешь, всё пропивают, прогуливают? Ерунда! Там такие деньги крутятся. Слушай, я узнал – не верил сперва. Душа не принимала. Они оружие покупают. Не «стволы», не «пушки», этого добра у них навалом. Танки, артиллерийские системы залпового огня. Что делается! К войне они что ли готовятся? С кем это, хотелось бы знать.
Другие тоже стали подтягиваться ко Кресту, рассаживаться в полосатые «пляжные» шезлонги.
-- Так что и нам, волей- неволей, придётся тоже что-то предпринимать.
-- Наркотики? Или торговля оружием? Или девочками займёмся? – Спросил кто-то из окруживших Креста и Булича.
-- Тогда начнётся война с другими группировками, -- ответил Крест, не оглянувшись на того, кто предложил несколько вариантов расширения сферы влияния. – А это на руку тем, кто будет наблюдать за войной со стороны и ждать момента, когда можно будет наложить лапу на оставшееся. Впрочем, от всего этого до конца отказываться всё же не стоит. Но это пока оставим на потом. А сейчас нам нужно то, что ещё никто из братвы не застолбил.
-- Что? – Кто-то хохотнул. – Украсть и потом толкнуть налево атомную бомбу?
И все заржали, довольные шуткой. Андрей заметил, что комментировал всё Блин. Его расплывающаяся, как недожаренный блин, физиономия лоснилась. Маленькие круглые глазки буравили Креста. Он отвечал в солнцевской группировке за формацию, был «глазами» и «ушами» Креста. И его злило, что шеф начал какую-то игру без предварительного разговора с ним.
Крест спокойно дожидался, пока кореша успокоятся, и грыз себе воблу, запивая её баночным пивом. Когда смех прекратился, он поднял глаза:
-- А чего вы гогочете? Блин прав.
-- Что? Украсть бомбу? – У Гоги чуть не выкатились из орбит глаза, большие, как южные сливы.
-- Зачем обязательно бомбу? Можно и компоненты, из которых эту самую бомбу и собирают.
-- Но зачем? Кому это нужно? – Не успокаивался Гога, горячась и вскидываясь. Ему, должно быть,  казалось, что босс над ними издевается.
-- Есть такие люди, что готовы выложить за это хорошие деньги. Так почему бы нам не получить их? – Крест улыбался, довольный полученным эффектом.
-- Но, -- вступил в беседу до сих пор молчавший Панч, маленький коротышка с круглой головой и длинными руками, в прошлом – штангист- разрядник. – Но не наступим ли мы на хвост государству? Торговля ядерным оружием и всем, что имеет к нему отношение, находится под строгим учётом и хорошо контролируется. Против лома нет приёма.
-- Против лома есть приём, если взять побольше лом, -- отшутился Крест. – Во-первых, к любому замку можно подобрать ключик, а во-вторых, я вовсе не про бомбу речь веду.
-- А по-моему … -- начал, горячась, Гога.
-- Нишкни, Гога, -- осадил его босс, как последнюю шестёрку, -- разуй уши и слушай. Я ещё не закончил. Для того, чтобы бомба получилась, надо проделать много работы. Я в последнее время этому вопросу уделяю достаточную долю внимания. Есть такие государства, что усиленно работают над созданием атомного оружия. Вникаете?
-- А мы тут каким боком к этому делу приставлены? – недоумённо спросил Блин. Его маленькие глазки то открывались, то закрывались. Кто не знал Блина, то принял бы его за полудурка, шелупень лагерную, ворующую у соседа баланду. Но то было мнение первого взгляда. Тот, кто считал Блина за дурака и лез напролом против него, долго не тянул, исчезал быстро и навсегда. За эту хитрость и умение заглянуть в завтрашний день Крест и приблизил Блина к себе.
-- А мы в этом деле сыграем денежную роль. Доставим нужную вещь тому, кто в ней очень нуждается. За хорошие, конечно же, бабки …
-- Что за вещь, колись давай, Крест. Не тяни кота за яйца. Не сявки перед тобой тут зенками лупают.
По всему было видно, что Гогу задела за живое бесцеремонность Креста и он потихоньку начал заводиться.
-- Вот для этого я и собрал  всех вас здесь, чтобы мыслями разными поделиться. Для того, чтобы сделать бомбу, нужен оружейный плутоний. Так вот его-то мы и должны передать покупателям.
-- Кому? – допытывался Гога.
-- Покупателям, -- невозмутимо ответствовал Крест, оглядывая всех компаньонов по очереди. – Тем, кто больше заплатит.
-- А где мы этот плутоний возьмём, оружейный? – Гога не желал успокаиваться и всем видом своим выражал недоверие начинаниям шефа. – Насколько я разбираюсь в делах подобного рода, это вам не кассу обчистить, да и на дороге он не валяется.
-- Не валяется, тут я с вами спорить не стану. Но ведь где-то он всё же производится. И если он есть, то это значит, что его можно достать, купить там, в крайнем случае – украсть. Вот здесь и начинается то дело, ради которого мы сидим тут уже несколько часов.
-- Ну, ладно, -- упорствовал Гога, -- положим, каким-то чудом мы достали этот долбаный плутоний, но ведь его надо сразу же и сбыть. Ведь он, кажется, радиоактивный. На кой ляд нам свой, домашний, Чернобыль устраивать? Мы все же облучимся к чёртовой матери. Я знаю, что говорю, мой старый кореш на урановых рудниках сгорел за какой-то месяц. Знаю, потому что от него маляву получил. Так рядом плёнка лежала, фотографическая, хотел камерой пощёлкать, а когда проявили, она вся в белых пятнах оказалась. Плёнка та, то есть. Ту записку я во дворе потом сжёг, чтобы ветер пепел в сторону относил. Это я к тому, что опасная эта затея.
-- Зато денежная. Подольская братва нас крупно обошла. Они завязали знакомства в Польше и Германии с тамошними урками. Я слышал, что они выполнили несколько заказных убийств в Берлине, Варшаве и Кракове. Кто будет искать снайпера за тысячи вёрст от места убийства? Приходится и нам как-то шевелиться …
-- … Но клиент?.. – Попробовал перебить Креста Гога.
-- Будет и клиент, -- оборвал тот его. – Уже имеется.
-- Как имеется? – обалдел Блин. – Когда?.. Но ведь на любое крупное дело нужно решение сходки.
Остальные участники «головки» насупились и поглядывали на Креста исподлобья. Но каждый из них не решался первым поднять голос против пахана. Кличку «Крест» он носил не даром. Получил он её за то, что всякий человек, против которого был серьёзно настроен Афанасий, в списках живых надолго не задерживался, на нём «ставился крест». Зябликов не скрывал своего отношения к недовольным, но и не отличался повышенным гонором. Сверлящим взглядом он обвёл окружающих. Каждый отвёл глаза в сторону. Лишь Гога сидел на стуле, набычившись, и раскачивался, глядя перед собой. Стул скрипел и визжал под крупным телом «делового человека».
-- Кто сказал вам, братаны, что я в одночасье провернул дельце в свою пользу? – спросил Крест вкрадчивым голосом. – Это всего лишь наметки, подходы к делу. Здесь ошибаться не надо, нежелательно это. Семь раз отмерь, один раз отрежь. И резать надо будет быстро. Вот тут всем и найдётся работа. А пока – ни-ни. Никто ничего не знает, не должен знать. Вот Блин обвинил меня, что я сходку не собрал.
Блин поднял голову, сделал, насколько это у него получилось, «большие» глаза и открыл было рот, но Крест знаком приказал ему молчать.
-- Правильно. Но сходка нужна, она и будет. Точнее, она уже идёт. Считайте, что собрались мы сегодня на сходняк. Для решения важного дела. Какого, каждый из вас уже понял. Я хотел посмотреть на вас, взвесить всё ещё раз. Ведь дело, за которое мы возьмёмся, взялись, очень сложное, архисложнейшее. Здесь пахнет не только большими деньгами, гринами, но и смертью. Вряд ли всё это понравится другим, тем же подольским. Придётся показать им, что и мы не лыком шиты и «пушки» таскаем не для красоты и ухарства.
-- Выходит, всё же война будет? – полуспросил, полуутвердил Панч.
-- Стрелка будет, а до войны дело доводить нам не с руки. Пока, а что дальше будет, то лишь одному Богу ведомо … Дальше скажу. Гога меня обвиняет, что я всё в одиночку начал раскручивать, -- он повернулся к оппоненту. Черноглазый брюнет Гога сцепил руки в синих узорах наколок, облокотился на спинку стула и, с самым независимым видом, раскачивался. Стул скрипел всё сильнее. Гога молчал. Не дождавшись ответа, Крест продолжал:
-- И в этом вы ошибаетесь. Не один я всё затеял и раскручивать начал. Вы уже все, надеюсь, заметили, что с нами нет Чёрта. Так вот, он сейчас и работает с тем нашим клиентом. Вы спросите – где? Отвечу – за кордоном. На нейтральной, так сказать, полосе. Люди, с кем мы планируем провести эту операцию, достаточно серьёзны и деньгами располагают. За прикрытие отвечает Мочило.
Теперь все перевели взгляд на Андрея. Булич сидел возле Креста, плечо к плечу. Самый веский аргумент.
Лишь Гога продолжал раскачиваться на скрипучем стуле. Всё это сильно действовало Буличу на нервы. Почувствовав молчаливое одобрение босса, Андрей поднялся на ноги и шагнул к зарвавшемуся «беспредельщику». А затем … покатился по полу.
Тут же он вскочил на ноги, недоумевая, как это кому-то удалось его свалить. Ещё не очухавшись до конца, он уже сжимал кулаки- кувалды и даже размахнулся, чтобы сбить одним ударом обидчика с катушек. И тут зрение его прояснилось, туман из сознания улетучился, и кулаки сами разжались. Это был всего лишь сон. Он снова вернулся в тот день, когда Крест собрал их всех в сауне своей виллы «Глория». Гога действительно вёл себя в тот день отвратительно, но до драки дело всё же не дошло. Но как назойливо он скрипел стулом. Даже во сне Андрей не выдержал и вылетел с кровати, чтобы прекратить это безобразие.
Только теперь Андрей сообразил, что хотя сон его уже закончился, но занудливый скрежет остался в действительности. Но ведь в комнате, кроме него, никого не было, кто мог бы сыграть с ним такую глупую шутку. Да и спрятаться здесь кому-либо было бы проблематично. Старенькая раскладная кровать с провисшей сеткой, шкаф с поцарапанной полировкой, дпа потёртый плюшевый коврик на стенке. На ковре раскинул грязно- белые крылья лебедь с выгнутой шеей.
В соседней комнате добрую часть пространства занимал большой стол, прикрытый тёмной скатертью. На столе лежала коробка. И рядом – листок бумаги.
Внезапно скрип прекратился, но зато послышался захлёбывающийся детский рёв. Теперь Булич понял, что источник занудливых звуков находился вне пределов квартиры. Он подошёл к окну. Там, во дворе, между разросшихся тополей, стояла ржавая конструкция, которая, в своём первоначальном варианте, была детской качелью. Сейчас детский аттракцион представлял собой какую-то дьявольскую абстракцию. Что можно было оторвать, было оторвано, остальное – тщательно погнуто. Одна сторона качелей, до этого вцементированная в площадку, с корнем вырвана, демонстрируя уже покрывшиеся ржавчиной изломы. Казалось, что здесь развлекалась целая спортивная секция пьяных культуристов. Впрочем, вполне возможно, что так и было в действительности.
Под качелью лежала маленькая девочка в грязном платьице и плакала. Поодаль стояли два подростка и смеялись, показывая на упавшую пальцами. От соседнего подъезда кто-то закричал и подростки медленно удалились, независимо сунув руки в карманы узких джинсов, испещрённых разноцветными нашивками. К упавшей девочке уже спешила, прихрамывая, старушка. Но та уже успокоилась и снова вскарабкалась на доску, соединявшую погнутые кронштейны. Бабка отряхнула платье на девочке и подтолкнула её. Послышался знакомый пронзительный скрип.
Булич отошёл от окна и присел за стол. В коробке оказался пистолет. Красивейший образчик оружия иностранного производства радовал глаз знатока. Сам Булич такого пистолета раньше никогда не видел. Он полагался на старый добрый ТТ и револьвер системы «наган». Оба ему достались в наследство от одного старого вора, Евсеева, который довольно долго присматривался к мальцу Буличу и который ввёл его в блатной мир Москвы. Ни ТТ, ни наган никогда не подводили Булича. Они и сейчас лежали, тщательно запакованные в промасленную бумагу, и надёжно запрятаны в дупле старого дуба, в самом дальнем и заброшенном уголке городского парка на одной из окраин неуклонно разрастающейся Москвы.
Андрей восхищённо гладил чудо- пистолет, едва прикасаясь к нему. Другие так прикасаются к девушке, любимой женщине. Но Мочило к бабам был равнодушен. Точнее, он ими пользовался, когда к этому чувствовал потребность. Но вот оружие он ценил и уважал. И сразу разглядел все плюсы импортной «пушки».
Здесь и мощный калибр в девять миллиметров, длинный вместительный магазин, набитый патронами, обещал серьёзную огневую поддержку, в отдельных гнёздах лежали глушитель и лазерный прицел.
Наконец, налюбовавшись, Булич достал пистолет из коробки и собрал его, привернул глушитель, вставил магазин в рукоятку, прицепил лазерный прицел, а затем включил его. По выцветшим обоям в мелкий цветочек скользнула красная точка. Он рывком повернулся, точка описала дугу сверкающим взмахом и застыла, зафиксировалась на груди отражения в зеркале самого Булича.
Андрей разглядывал себя, с отросшей щетиной, с безумным блеском в глазах, с великолепным оружием в руках. Вот он чуть присел и вздёрнул «пушку» чуть выше. Сверкающая точка взбежала вверх по щеке и загуляла по лбу, опустилась на переносицу. Булич довольно осклабился и тут же охнул. Он забыл, что развлекался с зеркалом. Луч лазера отразился и глаз обожгло. Мочило отшатнулся. Глаза тут же заволокла пелена из слёз. По щеке заструились слёзы. Это его удивило и даже испугало. Он никогда не плакал, даже в глубоком детстве, когда принимал участие в диких массовых драках молодняка, чаще всего с людьми, гораздо себя старше и крепче физически.
Теперь уголовник с ещё большим уважением положил пистолет на стол. Эта машинка пребольно кусалась ещё до того, как выстрелит. Это он понимал. Это вызывало уважение. Булич снова подошёл к зеркалу. Один глаз его сильно покраснел и, кое-где, проступила сеть кровеносных сосудиков, ранее невидных. Продолжали выделяться слёзы. Взмахом ресниц Андрей стряхнул влагу и вернулся к столу. Взял там бумагу в руки и попытался сосредоточиться на тексте. Но слёзы опять набежали и буквы слились в неровную полосу. Ничего разобрать было невозможно. Что же ему хотел сообщить полковник? Булич в сердцах отбросил бумагу и направился в ванную комнату, чтобы промыть там глаза тёплой водой.

Глава 16.
Заскрипели дверные петли. Давно уже пора смазать эти железяки, но всё откладывается, всё руки не доходят. Подумал и тут же позабыл о минутном порыве. Вошёл и повернул рукоятку. Щёлкнул замок, фиксатор встал на место. Теперь он был в своём царстве. Царстве будущего.
Валера Конкин огляделся по сторонам. На какое-то мгновение ему сделалось жутко. Кто он? Ничтожная букашка, нахально вставшая на дороге катка технического прогресса. Эта махина раздавит его в молекулярную пыль и даже не заметит, что в этом мире что-то изменилось.
Нет! Он уже давно не был букашкой. И не дикарь он, размахивающий пусть компьютерной, но всё же дубиной. Скорее его можно назвать Апостолом Жизни, да, вот так, с большой буквы. Он Валера Конкин, поставил себя столь высоко, но не гордыни ради, а пользы для. Делом своей жизни он определил борьбу с техническим прогрессом, противопоставившим человека, homo sapiensа, всему остальному живому миру. Человек бездумно творил чудовищные преступления против всех остальных обитателей нашей планеты, и это ему сходило с рук, если в этом не были замешаны жизни других людей, но даже и в таком случае многие проступки оставались без карающих последствий. А кто они, люди, человеки двуногие прямоходящий без перьев с широкими ногтями, эти разумные приматы? Всего лишь создания Природы, одни в ряду многих и многих других. Но им вдруг стало тесно в своей нише Мировой  Единой Экосистемы. И вот они, «разумные», принялись углублять её, выдалбливать изнутри, всячески расширяя и примеряя лишь для себя одних. И стали исчезать виды, классы и отряды других обитателей общего мира, мира, принадлежавшего всем.
Когда всё началось? Конкин думал, что  где-то в конце прошлого, девятнадцатого, столетия колесо прогресса начало быстро, лихорадочно набирать обороты, выталкивая наружу открытия и изобретения, на первый взгляд очень даже полезные и нужные, но, в конечном итоге, повисшие на плечах человечества непостижимым до конца бременем. Нефть, кровь земли, тяжёлая маслянистая жидкость, которую издревле использовали для лечения от ломоты суставов и, лишь отчасти для наполнения светильников, превратилась после специальной перегонки и обработки в свои производные – бензин, керосин, солярку, мазут. Все они оказались превосходным топливом для многих миллионов автомобилей, больших и маленьких (малолитражных) машин, всяческих разновидностей и назначения. Керосин, ранее потребляемый плитами и лампами, теперь пожирался ракетами и самолётами, причём в чудовищных количествах. Сотни энергостанций перерабатывали мазут и уголь в тепло и продукты распада, от невинных углеродов до самых радиоактивных материалов. Нарушая сложившийся за миллионы и миллиарды лет природный воздушный баланс. Правда, из той же нефти можно было производить синтетические полимерные материалы. Но на это уходило несколько мизерных процентов выработки нефтяных источников. Остальное варварски сжигалось и, сквозь выхлопные трубы, выбрасывалось в атмосферу. Условно считалось, что запасы природной самоочистки безграничны. Что все отходы, как это было ранее, перемелются в мировой экосистеме и как-то утилизируются Просчитывались ли последствия многих шагов человеческой псевдонаучной самоуверенности? Очень может быть, что да. Но насколько полно охватывалось поле деятельности? Ведь не все стороны производства подлежали контролю и наблюдению проверяющих структур. Многое, как, например, ядерные технологии, было напрочь засекречено.
Если приглядеться и вдуматься в историю развития технологий, то можно заметить странные закономерности. В прогрессе происходили скачки и торможения. Безопасные для окружающих средства передвижения отвергались напрочь и предавались забвению, а самые опасные – пестовались и совершенствовались, от чего они становились эффективнее и – потому – только опаснее.
Дирижабли, которые довольно удачно вписывались в экосистему, ничего не загрязняли и никому не мешали, были признаны неудачными и позабыты, вместо того, чтобы сделать их нерентабельными. Верх тогда взяли аппараты тяжелее воздуха. И сейчас ревущие реактивные машины разрывают на куски стратосферу, заставляя уменьшаться озоновый слой, тот важнейший экран, что защищает жизнь на нашей планете от губительной солнечной радиации.
Раньше, каких-нибудь сто- сто двадцать лет назад, океанские волны рассекали гордые парусники – шхуны, барки и фрегаты, перемещающиеся по всему миру с помощью ветра. Но все они давно уже сгнили и опустились на дно морское. Заменили их механические потомки, с почерневшими от копоти трубами. Внутри их сновали замаслившиеся кочегары и механики, и суетливо обслуживали паровые и дизельные машины, жадно заглатывающие своими бездонными пастями бесчисленные тонны угля и мазута. Ладно, если бы они были безопасны для пассажиров. Так ведь нет! Бедняги тонут тысячами, не успевая воспользоваться средствами спасения. Так затонул в апреле 1912 года разрекламированный лайнер «Титаник», имевший на борту свыше двух тысяч человек пассажиров, экипажа и всяческой обслуги. Затонул паром «Эстония», перевернувшись в Финском заливе. Столкнулись круизные теплоходы «Новороссийск» и «Туапсе». Список можно продолжать и продолжать. А крушение нефтеналивных танкеров, теряющих тысячи тонн нефти и мазута, которые покрывают океан плёнкой смерти, от чего гибнет планктон, основной воспроизводчик кислорода в атмосферу, после того, как рьяные лесорубы активно принялись «бороться» с зелёными лёгкими лесов. Кто за это ответит?
По дорогам всех континентов люди перемещались с помощью своих братьев меньших – лошадей, верблюдов, яков, лам, ослов, оленей, наконец – собак. Но всё это кануло в Лету. Машина! Она заменила домашних любимцев, отодвинула их на задний двор, а затем и вообще выкинула на задворки жизни. Ситуация доходила до идиотизма – обезумевшие от прелестей своих механических автолюбимцев, владельцы женились (выходили замуж) на своих «Мерседесах» и «Вольво». Или даже съедали их, на спор, разумеется.
Появившись на свет, эти бензиновые монстры с двигателем внутреннего сгорания вместо сердца, изменяются по законам технологической эволюции, но никак не желают сходить со сцены действительности, чтобы уступить дорогу более совершенным и экологически чистым способам передвижения. Нет, они продолжают жрать тысячами и миллионами литров, галлонов и баррелей топливо и выдыхать сквозь выхлопные трубы свинец и изотопы. Да и как иначе? Ведь в этом деле замешаны интересы огромных автокорпораций и нефтяных компаний. А им нужна немедленная прибыль, то есть доллары, марки, иены. А дальше хоть трава не расти. Десятки и сотни тысяч человеческих жизней, закончившиеся на обочине всех автодорог мира, это не аргумент против Молоха НТР, а всего лишь жертва технической цивилизации. И все терпят, закрывают на проблему глаза, делают вид, что так и надо. Моя хата с краю, я ничего не знаю.
Когда-то и Валерка с радостью предавался «благам» цивилизации. Катался на машине, смотрел бездумно телевизор, с удовольствием работал на компьютере. Но когда увидел беспомощный взгляд ребёнка, протянутые вперёд руки, чтобы остановить, задержать несущуюся на него машину, закрыться от неё, и то изнуряющее чувство бессилия, когда тормозная педаль безответно проваливается под ногой, он впервые задумался. Нет, не тогда, когда в последний миг он всё же успел отвернуть от крохи- мальчишки, выбежавшего на дорогу вслед за убежавшим воздушным шариком., а позже дома. Исчезли некие невидимые шоры, закрывавшие его глаза ранее. И сразу он увидел то, что другие традиционно предпочитали не замечать.
Зачем нужна вся эта гонка? Прогресс уже не движется уверенной, размеренной поступью, а несётся неудержимой лавиной, давя и калеча на своём пути тех, кто так и не сумел освоиться или смириться с различными технологиями. Только число жертв дорожно- транспортных катастроф превышает количество убитых и раненных в различного рода войнах и вооружённых конфликтах в несколько раз. Чего мы боялись больше всего? Войны! «Лишь бы не было войны» - эту фразу все мы помним ещё со школьной скамьи, но что же мы имеем  альтернативе? Валера сделал вывод, что урбанистические технологии начали военные действия против всего человечества, или даже против всего живого на матушке- Земле.
От этой мысли можно было свихнуться, сойти с ума. Только представить себе, что за экстенсивным путём развития человечества стоит дьявольская надчеловеческая сила м мощь. Чтобы дойти до рычага, простой палки, чтобы с его помощью сдвинуть камень непосильного веса, человеку понадобились тысячи лет. Дойти до колеса, паруса, компаса – сотни лет экспериментов, опытов и неудач. Даже электричество с трудом нашло применение в жизни, отодвинув громоздкие паровые машины. Но сейчас открытия и технологии валятся просто валом. Чьи уста нашёптывают изобретателям и учёным формулы и чертежи сатанинских машин?
Чем дальше Конкин задумывался над этим, тем хуже становилось ему. Что же делать? Что, в конце концов, может сделать один конкретный маленький человек в таком деле? Что может сделать муравей, встав на пути локомотива, несущегося к разрушенному мосту? От этих деструктивных мыслей в нём поселилась усталость. Впервые Конкин напился до посинения. Это едва не стало причиной его конца и привело в одной фантасмагории, в которой он так до конца и не разобрался.
Помнится, он тогда набрался до такой степени, какой, в принципе, и не может быть, а когда очнулся (не проснулся, а именно что очнулся), то увидел себя в странной компании. Он сидел, плечом к плечу, среди одинаково убого одетых людей с серыми измождёнными лицами. Было очень холодно и они окружили непонятную конструкцию, похожую на пивной бочонок, от которой тянулась жестяная труба. Потом кто-то приоткрыл в «бочонке» дверку и начал закидывать туда поленья. Только тогда Конкин догадался, что это такая печка, сделанная из невесть чего. Стало чуть теплее, но потом мороз снова стал залезать под тощую душегрейку и он прижался ещё сильнее к сидящему рядом старику. Тот не опрокинулся только потому, что все остальные сидели столь тесно, что вылезти из этой человеческой мешанины было весьма проблематично.
-- Извините, -- буркнул машинально Валера в адрес своего пожилого и тщедушного соседа, не поворачивая к нему головы.
-- Пустое, милостивый государь, -- послышался старческий дребезжащий голос, -- я уже привык. Но, мне показалось, что вас с нами здесь раньше не было.
-- Должно быть так, -- кивнул головой Валера, понимая, что это у него такой сон, который называется просто «сносит голову», который вполне может оказаться начальной стадией весьма неприятного физиологического состояния, именуемого «белой горячкой».
-- Вы пришли не за мной? – снова обратился к нему сосед. Конкин покосился на него. Старикан был худ, походил на скелет, но вид у него был незлобивый и не лишён даже какого-то шарма, как ни странно это звучит. Старик улыбнулся, продемонстрировав беззубые серые дёсны.
-- Я понимаю, что сильно изменился, однако ж это по прежнему я, Никифор Зяма, волею судьбы  попавший сюда профессор Его Императорского Величества Академии наук Российской империи и покорно несущий свой крест в этой юдоли печали и бесчеловечности.
  -- Простите, я не знаю вас, -- сделал попытку отодвинуться от этого старикана, имеющего явно безумные наклонности, Конкин, но у него не получилось из-за повышенной скученности окружающих.
-- Я уже вижу, что обознался. Я вас случайно принял за одного своего знакомца, Григория … э-э… Гавриловича, который обещался вытащить меня из этого Богом забытого места.
-- Я … Валерий … -- ответил Конкин, не зная то ли прервать этот разговор, то ли попытаться проснуться. Но попытка могла спровоцировать более глубокое погружение в посталкогольную галлюцинацию.
-- А я, как уже говорил, Никифор, -- дребезжал старикан. – Вы уж просите меня, но вы не похожи на всех прочих, которые находятся здесь, и не вписываетесь в нашу общую компанию. Наверное, потому я и принял вас за …
-- Кхм, -- неопределённо кашлянул Валера.
-- Давайте поговорим, -- предложил непонятный старик, назвавшийся профессором, но больше похожий на опустившегося бича, -- а то здешним обитателям я, похоже, надоел до крайности, а вы лицо здесь новое и потому не успевшее заразиться общими умонастроениями. Чем, простите, вы занимались ранее?
-- Ранее? – искренне удивился Валера.
-- Да, до того, как угодили сюда?
-- А-а, я был компьютерщиком.
-- Ком… а, конторщиком?
-- Пусть будет конторщиком, -- выдавил из себя Конкин, чтобы «галлюцинация» от него наконец отстала, но старик не обращал внимания на его недовольство и, повздыхав, продолжал:
-- Да, привычный нам мир перевернулся и обратился к нам изнаночной своей стороной. Древние, писавшие Библию, назвали бы окружающее нас пространство Чистилищем для заблудших душ, но оно, это самое Чистилище не менее реально, чем места нашего прошлого существования и имеют чёткие географические границы. Вы знаете, милостивый государь, но о многих вещах ранее я не задумывался, не имея о них представления, но сейчас, когда границы моего мирообитания существенно раздвинулись, я принял во внимание это, равно как и многое другое и пришёл к ошеломляющим выводам. Мы, то есть всё человечество в своём расовом и образовательном многообразии уверено, что развиваемся и прогрессируем по канонам Сенеки и Эпиктета, но, как оказалось, всё намного сложнее. И Сенека, и Эпиктет брали за основу внутреннее пространство человека, которое является пристанищем Божественной Сущности, а главной задачей человечества считали обретение счастья, через осознание некоей внутренней свободы и совершенствование той Божественной Сущности, что именуется душой, вместилищем талантов и особенностей мировосприятия, таких, как интуиция, ясновидение и оккультные явления. Я не слишком сложно изъясняюсь?
-- Да как сказать, -- хмыкнул Валерий Конкин, окончивший высшее учебное заведение, где никогда не числился среди отстающих. Его поразил разительный контраст крайне неказистой внешности и глубокого внутреннего содержания, которого старик продемонстрировал ему всего лишь самый край. Не иначе как этот самый Никифор Зяма был воплощением скромнейшего римского философа Эпиктета, про которого он не раз упомянул, и от которого до нас не дошло даже его настоящего имени, ибо Эпиктет есть всего лишь прозвище («раб»).
-- Если условно представить себе человека, как ниву, то душа является тем семенем, которое вбрасывает сюда своей щедрой рукой Создатель и буде человек начнёт ухаживать за семенем тем, холить его и лелеять благими помыслами и стараниями чрезвычайными в деде постижения основ Мироздания и Истины, то зерно, рано или поздно даст пышные всходы и человек, носитель души- зерна, облагодетельственный своими стараниями и Божественными помыслами, прославится своими деяниями и достижениями …
-- Слышь, старик, -- послышался хриплый прокуренный голос, -- ты нас всех уже достал своими бреднями про боженьку и его несчастные создания. Я тебя ведь уже предупреждал, чтобы ты держал свои истории при себе и не пичкал ими никого из нашей бригады. Ты уже немало нам покапал на мозги и получил перебор.
            Рядом с ними нарисовалась, можно сказать – морда, что будет вернее, чем говорить об обычном человеческом лике. На морде кривой корягой торчал сломанный нос, а разлохмаченные брови скрывали глубокие провалы глаз. Грязная клочковатая щетина покрывала едва ли не всю морду, а изо рта столь дурно воняло, что Конкина передёрнуло, а старик шепнул ему:
-- Это Фима Ростовский. Считается здешним бригадиром, но лучше ему не перечить, ибо он быстро заводится и скор на расправу.
Потом Зяма, насколько это было возможно в такой толкучке, отодвинулся подальше от «морды» и продолжал, уцепив Конкина за рукав душегрейки скрюченными от артрита пальцами, похожими на куриную лапку. Должно быть старый профессор испытывал дефицит внимания и очень обрадовался новому слушателю, вот только его взволновал наскок бригадира Фимы. Всё окружающее казалось Конкину бредом, аналогом кошмарного сновидения, но вот этот самый старик … он был интересен.
-- Послушайте, э-э … Валерий, я вас уверяю, что за последнее тысячелетие метафизическая сущность человеческого развития была перевёрнута с ног на голову и, если ранее человеческий индивидуум развивался целенаправленно, то позднее от индивидуума отказались в пользу групп общества. Казалось бы, разница незначительная, но на деле всё оказалось совсем не так. Общество начало поглощать собой отдельные особи, принижать их значение. Помните высказывание – «человек, это звучит гордо»? Теперь говорят о народе, как носителе неких общих ценностей. Объединяющие мыслительные процессы тормозят индивидуальное развитие личности, а некоторые нынешние тенденции говорят о том, что вскоре появятся некие общие усилители тех объединённых умственных процессов, которые будут иметь побочные энтропийные выбросы мыслительной метафизической энергии, которые будут всё более и более изолировать людей от некоего божественного поля – Ноосферы с помощью другого поля, которое можно условно назвать Некросферой, то есть Разумом мёртвым, искусственным. Нарастающее противодействие между этими двумя Сверхсистемами обещают в будущем обернуться большими социальными катастрофами, рядом с которыми революции и гражданские войны девятнадцатого и первой половины века двадцатого покажутся детскими шалостями. Увы, предчувствие этих грядущих событий не делают нынешние менее вопиющими, ну, разве что чуть …
Если первые слова Никифор Зяма говорил едва слышным шёпотом, то окончание своего монолога он уже произносил громко, словно снова очутился за кафедрой в аудитории дискуссионного зала Академии наук. Вздохнув, с места поднялся «морда», Фима Ростовский и схватил старика за шиворот. Ноги Зямы подкосились и он повис в воздухе, жалко подёргиваясь. Фима толкнул профессора с внешностью бича в толпу, где его с готовностью подхватил крысоподобный тип с мелкими бегающими глазками и швырнул дальше, а там стоял третий, и в руках у него была короткая дубинка, отведённая для удара. Конкин вскочил, чего-то закричал и повернулся к Ростовскому, но успел увидеть летящий ему в лицо предмет, а потом мир раскрасился вспышкой искр, в которой растворился и он.
Пришёл он в себя много позднее, в отвратительном настроении и самочувствии. То, чему он стал свидетелем, возможно не был галлюцинацией, вызванной сильной интоксикацией организма, следствием экспериментов с применением различных алкогольных смесей, а наведённых подсознанием кошмаров, некое предупреждение от Высших Сил. Так было, или иначе, но Конкин скатился в запой, а когда вышел из алкотранса, в голове его как-то выкристаллизировался некий план. Довольно сумасшедший, но, как не пыжился Валера, лучшего он придумать не мог. Чтобы поднять шум, и речи не было. Он прослыл бы чудиком, на которого все показывают пальцем, а ребятня не даёт проходу. Или его засадили бы в психушку. Так что приходилось работать в одиночку.
К этому времени Конкин уволился из вычислительного центра. С ним расстались без всякого сожаления. Слишком уж злоупотреблял Валера последнее время горячительными напитками. Незаменимых людей у нас, как известно, нет, и теперь Валере пришлось вспомнить своё давешнее увлечение автомобилем. С детства он любил греметь различными железками, собирая из них вполне конкретные вещи. Свой первый велосипед он собрал своими собственными руками из частей, найденных на школьном дворе, где ржавела куча металлолома, собранного учащимися. Пытливый Читатель, наверное, уже догадался, что Валера устроился работать слесарем в мастерскую, которая гордо именовалась автосервисом.
Именно с этого момента Валера начал свой поединок с техническим прогрессом. Только пусть не думает наш Читатель, что Конкин крушил по ночам кувалдой автомоторы и без того искореженные корпуса машин. Нет, это было бы уж слишком глупо. Да и времена луддитов, разрушителей машин, прошли давным давно. Нет, Валера решил действовать гораздо тоньше и результативнее.
Не надо забывать, что компьютерщиком он был от Бога. Отличный аппарат он имел в своей квартире и раньше частенько продолжал работу дома, благо, что семейством так и не обзавёлся. Всё как-то с этим делом у него не выходило. Для него было легче составить уникальную программу, чем поддерживать разговор с девушкой. Да и они не очень-то жаловали своим вниманием неказистого Валеру с его-то невзрачной внешностью и редкими волосами. К тому же он подвергался частыми сменами настроения. Безудержное веселье быстро сменялось депрессией. А уж когда появлялась раскупоренная бутылка, то вообще …
Но всё это осталось в прошлом. Деятельный Конкин организовал в гараже потайную комнату, по соседству с овощной ямой. Сделал он это со всем возможным комфортом. Провёл электричество, вентиляцию, перетащил, отдельными блоками, всю технику, что раньше стояла дома. Соседи решили, что Конкин, слесарюга, всё это добро пропил. Они ещё не знали, что с этим делом Валера уже навсегда завязал. Вот так, разом. Это случается так редко, что никто сперва и не поверил. Обычно споткнувшийся человек так и катился вниз, пока не очутится на самом дне жизни, откуда возврата уже не получается. Но это бывает, когда у человека нет цели в жизни, нет нравственного ориентира. А он у Валеры появился, да ещё такой, что не умещался в голове.
Компьютерные технологии всё настойчивее влезали в человеческую жизнь, даже в такую малоподверженную изменениям, как на постсоветском пространстве. Появилась даже тенденция к сращиванию живой человеческой ткани с технологическими компонентами. «Первыми ласточками» этого дела стали так называемые «кремлёвские таблетки» - микрочипы, настроенные на электронные излучения, резонирующие с аналогичными импульсами нервной системы человека. «Таблетки» должны были настраивать нервную систему, эту эффективную приёмо- передающую антенну, на нормальный рабочий лад всего организма. Идея, бесспорно, хорошая, но ещё великий флорентинец Данте Алигьери писал в «Божественной комедии», что «благими намерениями выстлана дорога в Ад».
Компьютер настолько вошёл в жизнь человека, что сделал его зависимым от себя. Но палка, как известно, имеет два конца. Вот этим и решил Валера воспользоваться. С помощью всё того же компьютера он остановит прогресс. Если, конечно, это у него получится. Один шанс даже не на тысячу, а на миллион. Или миллиард. Человечество ещё не доросло до такой техники. Морально. Ведь и обезьяна может нажимать на клавиши пишущей машинки. Существует шутка, что если стадо обезьян будет колотить по кнопкам целой кучи пишущих машинок, то за совершенно конкретный промежуток времени они настучат всё, что написал, к примеру, Вильям Шекспир. Но это вовсе не означает, что они будут обладать гениальностью английского поэта.
Существуют десять заповедей Христа, Хартия прав, Декларация независимости, Моральный кодекс строителей коммунизма, наконец. Но для абсолютного большинства людей всё это лишь набор букв и следовать им никто не собирается. Моральные ценности среднестатистического человека начинаются со слова «моё» … МОЙ дом, МОЯ машина, МОЙ обед. Что выходит за рамку этого определения, мало кого волнует. «У соседа корова сдохла – мелочь, а приятно». Этот бородатый анекдот заставляет гаденько хихикать миллионы людей. Они ведь понимают, что это действительно так. И не обязательно этот сосед конкретный. Это может быть житель соседнего города, соседней страны. Гуманизм человечества имеет свои известные пределы. Отдают лишь то, что самому, по большому счёту, не очень-то и надо. «На тебе, боже, что нам не гоже».
«Историю нельзя повернуть вспять». Кто это сказал? На самом деле история всё время повторяется. Развитие идёт по спирали. Имеются наглядные примеры взлётов и падений. Показательный Золотой век Греции постепенно сменяется серыми столетиями Средневековья, определенья, ставшего нарицательным. Потом был Ренессанс, Возрождение. Явный взлёт развития и положительного восприятия жизни, но за этим последовали костры Святой Инквизиции и снова – кровь, слёзы, забвение. Затем – начало капиталистической эры, развитие ремёсел, торговли, науки, культуры. Жизнь закипела, расцвела пышным цветом и – снова падение. Одна мировая война, другая. А между ними – бесконечные стычки и конфликты. Наука быстро перестраивается на военный лад. Мирный атом Резерфорда и Кюри перерождается в атомную сверхбомбу Оппенгеймера, аэропланы становятся бомбовозами, трактора – танками. Рабочие, хлебопашцы и торговцы надевают шинели и перестают быть людьми. Сейчас это убийцы и «пушечное мясо». Потом уже, после окончания войны, соберутся международные трибуналы, будут обсуждать массовые убийства. И то – лишь проигравшей стороны, с выигравшей – никаких военных преступлений «не совершалось». Право победителя, язви его в корень. «Когда говорят пушки, музы молчат». Пепелище мировой войны всё ещё тлеет, в любой момент может вспыхнуть глобальным мировым кошмарным пожаром. Даром что ли со всех сторон дуют, разжечь пытаются. Ждёт ли нас дальше подъём? Уже так всё далеко зашло, что и сомнительно.
И противовесом всему этому один человек – Валера Конкин. Он сидит за монитором. По экрану вспыхивают и гаснут звёздочки. Очень похоже на жизнь Вселенной. Сколько на её счету таких вот цивилизаций, сами себя уничтоживших техникой, до которой ещё умом не доросли.
Пальцы пробежались по клавиатуре и на экране, вместо исчезающих звёзд, развернулось рабочее пространство, появились символы и знаки. Валера начал долгую ежедневную работу – создание многоуровневых вирусов, что призваны были «слопать» систему межкомпьютерной связи. Именно стараниями Конкина в своё время была парализована работа  глобальной Киберсети, объединяющей информсистему всего Юго-Азиатского Тихоокеанского региона. Незаметная работа сотен вирусных файлов в одночасье компьютерным штормом разрушило информсеть самых промышленных районов своры «тигров» Азии. Наступила паика на биржах и в банках, и не только в Азии.
В те дни Валера наблюдал лихорадочные сообщения, попытки Киберсети овладеть ситуацией, но всё было безрезультатно.. Сеть рвалась и самоуничтожалась. Свершилось! Он сумел совершить невозможное! Но тут же на душу накатило. Он ведь уничтожил то, что другие создавали годами.. Это было их детище. Их любимый ребёнок. А он его уничтожил! Он превратил в ничто продукт стараний тысяч и тысяч высококвалифицированных специалистов. Знаменитый эфесский грек Герострат, спаливший в 356 году до новой эры прекраснейший в мире храм Артемиды Эфесской, чтобы оставить своё имя в истории, перед ним ребёнок, забавлявшийся детскими шалостями.
Снова вспомнились расширенные глаза и ручки, вытянутые вперёд. Дрожащие пальцы сорвали пробку с бутылки, а рука поднесла её ко рту. Горлышко бутылки застыло у губ, прошла секунда, другая, а затем пальцы разжались, и водка брызнула на пол, разлилась дурно пахнущей лужицей. Если бы видел кто тогда Валеру, то обязательно вызвал бы машину «Скорой помощи». Но истерика быстро закончилась и Конкин уснул.
Сейчас Валера подбирал ключики к Интернету. Затем дойдёт очередь и для Фринета. Если только дойдёт. Конкин особенно-то не обольщался. Конечно, он был своего рода самородком. Если бы он постарался, заявил о себе, то работа в Силиконовой долине не была бы для него недостижимым миражом, а ведь именно об этом мечтают все нормальные программисты. Это – жизненный успех, богатство и почёт, жизнь в двадцать первом веке, самые передовые идеи и технологии.
И противовесом всему – маленький портрет бабочки, мотылька, в чёрной рамочке. Этого мотылька, как вид насекомого, уже нет на свете и вряд ли когда он снова зародится. Человеческая деятельность вычеркнула этот вид из Книги Жизни.
Деятельность экологических организаций, подобных «Гринпису», внешне вроде бы и эффективна, но, на самом деле, довольно малодейственна. Показушность и поза – вот главное в их деятельности. Они больше занимаются самолюбованием или решают такие мелочные проблемы, что, по большому счёту, давно уже пробуксовывают на месте. В сложившихся условиях лишь жёсткие меры, хоть и в резком противоречии  с имеющимся законодательством, могли бы что-то изменить. Но менять законы ради какого-то мотылька или инфузории никто не станет. Так что Природа надеялась на маленького человека – Валеру Конкина. И он старался!
Валера хорошо понимал, что его деятельностью занимаются полицейские силы самых развитых государств. Требовалось особое искусство, чтобы «оставить с носом» самых лучших «пинкертонов». И до сих пор это ему удавалось. Валера считал, что ему помогают Высшие Силы, которые в своё время открыли ему глаза на действительность. Но сколь долго это будет продолжаться? Путём хитроумной комбинации он заставил поверить специальную комиссию Интерпола, занимавшуюся именно им, что человек, запускавший «мины» в компьютерную сеть, работает с территории Болгарии. Целый месяц все города Болгарии шерстили агенты Интерпола, но безрезультатно. Гениальный хакер растаял бесследно, Интерпол утёрся, а редкая Валерина шевелюра украсилась седой прядью.
«Конспирация, батенька», картаво говорил когда-то вождь мирового пролетариата. И этому правилу Валера неукоснительно следовал. Ведь от него столь много зависело.
Когда к нему постучал давнишний приятель, Валера хотел его вежливенько спровадить прочь, не подавая виду. Мол, сам видишь, куда жизня меня загнала. Всё течёт, всё изменяется. Но Петя Сазонтов поведал ему такую невероятную историю, что Валера призадумался. Компьютерный проект «Возрождение». И где? Здесь, в дремучей вятке! Под боком у него, у Конкина. Это дело надо всенепременнейше пронюхать и прощупать. Но он всё же бы скрепился и выставил Петра. Осторожно, по дружески. Постараюсь, мол, сделаю что-нибудь. Но потом. Когда-нибудь. Может быть.
Но … Но в глазах Сазонтова стояла такая тоска. Тоска человека, уже мёртвого в душе. И Валера согласился. Неожиданно для самого себя. Уже потом, когда Фомич уже ушёл, Валера обдумал это дело со всех сторон.
Он сделает его. Даст ему диск с нужным вирусным файлом. Для этого и стараться-то особенно не надо. Лишь чуточку модернизировать уже наработанное. Сделать так, чтобы компьютерная система, перед тем, как приступить к самоуничтожению, перегнала всю имеющуюся информацию на определённый адрес- домен. Для этого и в Укрытие идти вовсе не обязательно. Всю работу Конкин сделает на дому, на «IBM». Если за Фомичом кто и следил, он даст повода выследить Убежище.
Скоро информация, действительно, начала поступать к нему. Конкин получил в наследство от погибшего приятеля весь информационный банк Института микробиологии.
Всё это время он перерабатывал то, что заполучил так неожиданно. Проект был чрезвычайно интересен. Это был самый настоящий шанс. И не только для России. Всё человечество в общем целом получило бы толчок для дальнейшего развития. Что-то, что тормозило эволюцию человека, как саморазвивающуюся систему, возможно, исчезнет. Новый человек, superhomo sapiens, супермен нового века, неужели он будет столь же беспечен и безумен, как и homo vulgaris, человек обычный, заурядный? Может, тогда и не придётся уничтожать все продукты технологического пути развития. Может, всё это ещё пригодится обновлённому человечеству, чтобы быстрее исправить ошибки прошлого? Неужели перед закостеневшими в своём невежестве людьми замерцал свет надежды?
Для этого необходимо срочно встретиться с автором проекта. Кто он? Зовут его Александром. Александр Васильевич Филин. Довольно молодой, по возрасту, человек. К тому же ещё и компьютерщик. И тоже неравнодушен к будущему человечества.
Определённо, два учёных найдут общий язык. Вот только добраться до Филина было не так-то просто. Очень осторожно Валера попробовал прощупать защиту сети института. Он понимал, что действовать теперь надо с особой осторожностью. Впервые он приблизился с возможностью столкнуться с  опасностью вплотную. Обычно он проворачивал свои тайные дела так, что выследить его было невозможно. След уводил за тридевять земель. Сейчас же дело иное. От его действий, возможно, зависела судьба всего мира. Мира живых. И, если с Филиным ничего не получится, то Конкину придётся исчезнуть.
Уж кем-кем, а дураком Валера не был никогда. Он ничем не напоминал тот тип учёных, что становились героями комедий – крайне рассеянных, далёких от действительности. Он понимал, что рано или поздно, но игра его будет окончена. Но пусть это будет как можно позднее. И он решил подстраховаться.
На эту мысль его натолкнул один тайный счёт. Это было, когда он решил доказать некоторым крупным банкам, что их хвалёная система защиты от хакеров далека от совершенства. И наткнулся на этот счёт. Принадлежал он религиозному обществу «Братство судного дня». Зачем религиозной общине секретный счёт в крупном банке? Для каких праведных деяний? От кого они скрывают свои закулисные финансовые дела? Короче, деньги с этого счёта Валера перевёл на другой. Затем – на следующий. И ещё. До тех пор, пока не решил, что след окончательно запутан. На эти деньги он построил Укрытие и ещё два запасных убежища. На всякий, на пожарный случай.
Одно убежище было в городе Павлово, на берегу Оки, поблизости от Нижнего Новгорода. Дом, добротный пятистенок, стоял на окраине Павлова, в зарослях черёмухи, терпеливо дожидался своего хозяина. Конкин бывал там уже не раз, и не два, завёз даже аппаратуру для работы, если случится туда срочно перебираться. И ещё один дом был в Карелии, в краю порожистых рек, в селе Кушеванда, в приграничье с Финляндией, в стране Калева. Туда он переправил родителей. Это уже на самый последний случай. Если случится такое чудо, что он уцелеет в случае провала, и доберётся туда, то можно будет махнуть на катере в сторону границы. А там уж … Бережёного Бог бережёт.
Разные мысли посещали голову программиста. Всё-таки страшно стоять на пути развития цивилизации. Неужели их возможный союз с Филиным может остановить неминуемую гибель всего живого? Хотелось надеяться, но вот чувство разочарования … Оно может подкосить вконец расшатанную нервную систему автослесаря и –по совместительству – гения.
Ценой героических усилий Конкину удалось выяснить, что его вмешательство, файл с вирусом, парализовал работу коллектива института. Сам Филин, в состоянии депрессивного психоза, увезён в профилакторий, где в данный момент и находится, под бдительным оком медицины и охраны.
Что же делать? Одно дело – составление программ по отчуждению процесса сбора и переработки информации, и совсем другое – оперативная работа. Для этого нужен опыт. Нужно уметь маскироваться, уходить от слежки, владеть приёмами самозащиты, хорошо стрелять. Смешно даже представить себе Валеру Конкина, мужчину щуплого, нескладного, улыбчивого, в очках, с отчётливо просвечивающей сквозь лохмы лысинкой, облачённого в дождевой плащ, с тёмными очками на носу, пробирающимся по кустам к освещённому павильону, где сидит Филин. Это было даже не смешно. И за примером ходить далеко не надо. Вот хотя бы Фомича взять. Он тоже решился действовать против государственной машины. Успел-то он сделать всего лишь один протестующий жест. И всё! Нет человека! Конкин читал некролог в «Вятском крае». «Скоропостижная смерть», «Сердечный приступ во время работы», «Не вынес нервной нагрузки». Что там ещё писали? Он бы ещё поверил этому, если бы не заглянул в глаза Петра за сутки до его гибели. В глазах его застыла безысходность. Он знал, с кем ему придётся столкнуться. И погиб. Сейчас против этой компании надо выходить и Валере. Стоит ли? Может, бросить всё и махнуть в Павлово?  Или сразу уж в Карелию. Свою деятельность он может вести откуда угодно. Аппарат что, деньги у него имеются, аппарат будет, а уж подключиться к сети через модем для него семечки.
Бежать-то, конечно, можно, но тогда шанс на встречу с Филиным будет потерян. А надежда уже забрезжила. Сможет ли автор этого произведения передать Читателю чувства своего героя, на плечах которого покоился груз ответственности за целый живой мир?

Александр Филин сидел в своём номере, в шикарном профилактории, где останавливались самые высокопоставленные персоны, VIP, заглядывавшие в Киров-на-Вятке. Министры и представители крупнейших фирм, эстрадные звёзды и даже Патриарх всея Руси. Но что для молодого учёного фаянс и хрусталь, ковры и джакузи? Дело, ради которого он переехал в этот край, в самую дремучую глубь Руси, остановилось. И непонятно было, пробуксовка это или всё уже безвозвратно рухнуло. И это в то время, когда начали прорисовываться кое-какие перспективные детали. Сколько трудов, сколько трудов!
Экспертная группа ему здорово помогала. Но то, что сделал руководитель группы, как там его, Сазонтов, что ли. Можно ли простить то, что он, одним движением руки, перечеркнул всю работу коллектива? Начальник службы безопасности института, полковник Москаленко, уверял учёного, что у заработавшегося Сазонтова просто «поехала крыша». В таком случае становится понятной та записка, что передал он Филину. Вся эта история с дочерней разработкой под названием «Терминатор». Там говорилось, что, пользуясь наработками коллектива, Москаленко готовил свою группу из профессиональных убийц, в надежде сделать из них солдат будущего. Неужели его идеи послужат основой для особых военных программ? А ведь он мыслил совсем о другом. О возрождении России, о подъёме нравственности, благосостояния, взаимоуважения россиян.
Филин задал прямой вопрос Москаленке о «Терминаторе». Но полковник не смутился, продемонстрировав сильное удивление и даже развёл руками. Что говорит ему учёный? О каком терминаторе он спрашивает? Пришлось рассказать ему о записке Сазонтова. Лишь тогда Москаленко всё понял. Так он, по крайней мере, и сказал. А потом объяснил Филину про нервный срыв Сазонтова, о диверсии или саботаже с использованием компьютерного вируса, а также последовавшем за этим суициде учёного, который сошёл с ума.
Что ещё говорил ему Москаленко? Филин не мог вспомнить. Ужасно болела голова и поднималось давление. Сазонтов, Москаленко, «Терминатор», «Возрождение». Всё перемешалось в единый ком в воспалённом мозгу. Что говорил Пётр Фомич, что рассказывал ему Москаленко? Кому из них верить и верить ли вообще кому?
Столько за эти дни, что он провёл в профилактории, его голову посетило мыслей. Зачем он вообще взвалил на себя эту обузу? Когда на него накатило волнующее эйфорическое чувство вдохновения, его посетило видение, в котором он наблюдал будущее, будущее нового мира. Это была не галлюцинация, а фантазия творческого человека с обострённым воображением. Он настолько ясно «увидел» всю прелесть идеи, что, под влиянием порыва энтузиазма, начал действовать, но как бы в тумане. То есть в то время ему было всё ясно, что делать в первую очередь, что во вторую, какие ожидаются перспективы и, наконец, под влиянием своих мыслей решился на такой ответственный шаг, как обнародование своей идеи. Своим энтузиазмом он как-то сумел заразить  влиятельных людей, от которых зависело разрешение проблемы.
Разрешение? Как он был наивен! Всё начало быстро тонуть в бюрократическом болоте. Все эти инструкции, циркуляры, резолюции, разного рода дополнения и указания. Проект, ещё не до конца реализованный, уже оброс гирляндами совершенно ненужных и даже вредных структур. Работа ещё толком не началась, а Филин уже тонул в организационно- административной трясине.
Когда ему посоветовали ехать из Москвы в глубинку и работать там на базе института микробиологии в Кирове-на-Вятке, он сначала не принял предложения, но, после того, как всё обдумал, даже обрадовался. Только бы выскользнуть из липкой канцелярской паутины.
На новом месте пришлось обустраиваться по-новому, и аппаратура была уже не такая, как в Москве. Но в остальном было гораздо привольней. Филину заглядывали в рот и распоряжение выполняли более или менее толково. Дело наконец-то начало сдвигаться с мёртвой точки.
На удивление московского специалиста довольно высокую компетенцию показал даже начальник охраны полковник Москаленко. Он лично интересовался тем, как продвигаются дела. Сначала Филин собирался его осадить, начав оперировать специализированной лексикой. К его удивлению, полковник не сделал каменного лица, как это бывает у военных, когда до них не пробивается речь собеседника. Напротив, он тогда даже что-то спросил в тему, чем сильно удивил Александра. Но он вспомнил, что второе название института микробиологии – Институт Советской Армии. Ну конечно же, в военНИИ и специалисты должны иметь воинские звания. После этого разговора он делился своими мыслями с полковником. Понятно, что не всеми. К тому же доброжелательный полковник ему всячески помогал. Посоветовал даже взять в свой коллектив несколько местных людей, работников данного института. Филин лично проверил их и нашёл вполне компетентными специалистами.
Работа двигалась в нужном направлении. Программы составлялись сотнями и проигрывались на компьютерных стендах. Временами Филин остро жалел, что покинул Москву. Аппаратура там была на порядок совершеннее. Ему объяснили, что, если затеять переброску последних моделей «Пентиумов» или «Макинтошей», то это привлечёт к Кирову-на-Вятке, а значит и к проекту, нежелательное внимание. Проект был засекречен в высшей степени. Всё было устроено так, чтобы никто ни о чём не догадывался. Ладно, что работа продвигается.
Чтобы хоть как-то подстегнуть своих коллег, Александр всё время  старался быть с ними рядом. То среди программистов, составлявших сложнейшие файлы, то в экспериментальном блоке, где эти файлы проигрывались в виртуальной реальности, то в лабораториях анализа. Бывали дни, когда он проводил на ногах по восемнадцать- двадцать часов. И так – изо дня в день, из недели в неделю. Чтобы быстрей продвигалось дело. И оно, хоть и медленно, но шло.
Как-то Филин посмотрел на себя в зеркало. Не сразу и узнал. Лицо похудело, губы поджались, появились многочисленные морщинки. Даже волосы, казалось, поредели и торчали всклоченными сосками. Он достал расчёску и причесал волосы на пробор. Стало немного лучше, но скопившаяся усталость уже наложила на его лицо стойкую печать.
Когда Александр прочитал записки Сазонтова, которые тот с таинственным видом заговорщика сунул ему в карман, то испытал настоящий шок. Разве такое может быть? Это же явно продукт воображения шизофреника. Но что-то внутри подсказывало ему, что нет, это вовсе не бред. Здесь всё гораздо серьёзнее. Но он не хотел признаваться даже себе, что это означает начало конца «Возрождения». Неужели военные всё же добрались до него? Может, потому его и сунули сюда, в Институт Советской Армии, чтобы воспользоваться без помех плодами его трудов?
Внезапная смерть Петра Фомича, руководителя экспертной группы, не потрясла его так, как остальных. К тому времени он уже был внутренне опустошён. Организм почти не реагировал на внешние эмоциональные раздражители. Так думал сам Филин, мысленно перелистывая записки Сазонтова. «Если я погибну, -- писал там эксперт, -- то знайте, что главный виновник – это Москаленко. Он страшный человек. Остерегайтесь его!». Остерегаться? Но именно Москаленко демонстрировал самое большое участие в работе, после самого Филина, естественно. Он первый начал демонстрацию акций соболезнования Сазонтову, умершему от сердечного приступа на боевом посту. Покончил с собой? Что вы, это всё нервы. Нервы и крайняя степень усталости. 
Но что выбило из колеи Филина, так это внезапный паралич всей компьютерной сети НИИ. Это им окончательно связало руки. Именно по этой причине и вспылил Александр. Да что там! Если сказать честно, то он просто взбесился. Когда к нему в кабинет вошёл начальник службы безопасности, то он, Филин, схватил полковника за лацканы мундира, тряс его и орал прямо тому в лицо, брызгая слюной.
Что он ему говорил? Много чего. Спрашивал, каким образом поставлена охрана объекта такой степени важности, если в самый ответственный момент вся аппаратура выходит из строя. Почему умирают учёные? Что здесь вообще происходит?
Он орал и тряс полковника всё сильнее. Тот стоял и слушал, даже не моргая и не делая никаких попыток оправдаться, или хотя бы что-то ответить на громкие обвинения. Филин никак не мог успокоиться. Он уже впал в истерику. Сказались месяцы напряжённого труда. Он продолжал обвинять начальника Особого отдела. Вспомнил про «Терминатор». Про армию убийц. Но полковник по-прежнему не делал никаких попыток к самооправданию. Лишь стоял и смотрел. И даже вроде бы улыбался. Но, может быть, Филину это показалось. Потому, что это было последнее, что он помнил из того времени.
Уже после его падения засуетилась секретарша, вызвала врача из институтской медчасти и побрызгала шефу в лицо водой из высокой бутылки с «боржомом». Москаленко дождался прихода врача и объяснил тому причину потери сознания. Да врач и без того видел уже все признаки нервного истощения организма. Лишь после этого полковник вышел из кабинета. Секретарша проводила его внимательным взглядом. Удивительное дело, ведь совсем недавно и шеф, и полковник, о чём-то мирно беседовали и затем вместе удалились. Это было, помнится, после того, как Филин передал её текст для факса в Центр, в котором упоминалось о вызове специальной комиссии. И вот, после продолжительной прогулки, шеф вдруг так распылился, что дело закончилось едва ли не плачевно. Поразмыслив, секретарша решила все свои домыслы и предположения оставить при себе. А возле Филина хлопотало уже несколько медиков.
Уже потом ему рассказали, что он терял сознание. Прямо в своём кабинете. После врачебной комиссии его направили в Митино, в профилакторий, ранее числившийся за заводом имени Лепсе. Врачами было рекомендовано отдохнуть, набраться сил, чтобы вскоре снова засесть за работу.
Филин не раз уже начинал доказывать, что он уже достаточно отдохнул и немедленно готов приступить к работе, но на его уверения не поддавались. Курс был рассчитан на двадцать четыре дня, и ни на один день меньше. Так говорил ему лечащий врач, внимательно следивший за всеми показателями ценного больного. В том, что учёный серьёзно болен, врач не сомневался ни одной минуты. Недаром ведь психоз свалил больного, в буквальном смысле слова. Двое суток после этого он спал, не просыпаясь. Сейчас же он выспался и, усилием сильной воли, загнал болезнь усталости внутрь ровно так же, как это делал и ранее, что и стало действительной причиной криза.
Врач признавал, что перед ним находится сильный человек. Только такой и смог бы работать длительное время в столь напряжённых темпах. Но и у самого выносливого человека есть свои пределы, переступив которые он уже не будет самым выносливым. Как это объяснить человеку, который является ярко выраженным трудоголиком? Как объяснить ему, что если он, в его теперешнем состоянии выйдет на работу, то следующий нервный срыв неминуем и закончится он, скорее всего, психиатрической клиникой.
Александр аккуратно проходил все положенные физиопроцедуры, потел в сауне, плескался в бассейне, глотал «кислородный коктейль», терпеливо переносил разнообразнейшие формы массажа. Всё, казалось бы, проходит самым лучшим образом. Но … общая психотерапевтическая картина оставалась без изменений. Что-то всё же угнетало больного.
Знал бы доктор медицинских наук Кривошеин, что его подопечный мучается от тривиальной проблемы – быть или не быть? Верить или не верить запискам Сазонтова? Что действительно является конечным результатом работы коллектива – новая раса сверхлюдей с повышенными способностями или армия сверхубийц? Именно эти раздумья и мучили молодого учёного. А врача, между тем, бились над ним, придумывая всё новые процедуры.
Последняя идея доктора Кривошеина заключалась в том, чтобы больной больше общался с другими людьми. Его что-то гнетёт, гложет изнутри? Попробуем отвлечь пациента от вредных мыслей.
Эта прогрессивная идея не очень-то пришлась по вкусу Баранникову. Тот, при помощи Кузьмы Сапрыкина и ещё трёх работников ФСБ, занимался охраной учёного. Тройка агентов несла свою службу в отдалении от Филина. Баранников объяснил им, что это нужно для того, чтобы не действовать своим присутствием больному на нервы. К тому же совсем нелишним будет, если ни Филин, ни филеры, не смогут общаться друг с другом.
Дело в том, что Офицерский Фронт внимательно следил за деятельностью института. За продвижением как «Возрождения», так и «Терминатора». После смерти Сазонтова, ключевой фигурой обеих проектов оставался один лишь Филин. Поэтому-то Баранников, эмиссар Бойко, и предпочитал держать его при себе, пока Москаленко в институте будет «разруливать» свои проблемы.
Вместе с тем Баранников мучался, разрываясь между двумя задачами. С одной стороны, нельзя спускать глаз с учёного в его нынешнем состоянии нервного криза, а с другой – необходимо побывать в городе, где Москаленко пытался собрать зашатавшийся «карточный домик» своей власти. Сбежавший заключённый сильно пошатнул его влияние.
Направить в Киров Сапрыкина? Но старшина вряд ли раздобудет интересные сведения. Как напарник в бою, прикрывающий спину от нападения, он незаменим, но в делах, где необходима не сколько сила, сколько хитрость и сообразительность, Кузьма пасовал. Армейская школа выбила из него творческую инициативу, зато сделала подчинение приказу почти абсолютным и безусловным.
В таком случае придётся побывать в городе самому, а Кузьму оставить здесь, чтобы не спускал с Филина глаз. Не забыть приказать ему не употреблять спиртного. Для пробы он оставит своего напарника на то время, что ему необходимо для связи м Бойко.
Посёлок Митино находился рядом с другим посёлком, имени Коминтерна, или просто, как здесь говорили все, посёлком Коминтерн. Коминтерн считался западной окраиной города. Там располагался крупный домостроительный комбинат, выпускающий бетонные блоки для скоростного строительства. За почти четыре десятка лет существования комбината вдруг выяснилось, что наряду с быстротой сборки и дешевизной строительства имеется ещё одно неприятное дополнение – в тех панельных домах жить почти невозможно. В отличии от кирпичных стен, панельные, как говорится, «не дышали». Внутри таких домов летом было ужасно душно, а зимой – наоборот – холодно. Шпатлёвка, которой промазывались стыки плит, быстро выкрашивалась и, после дождей, стены внутри тесных квартир расцвечивались плесенью. Поговаривали даже, что, после окончания блицкрига, Гитлер планировал покрыть завоёванные территории посёлками из блочных домов, которые строить легко и дёшево. В них должны были проживать слуги и рабочие из аборигенов. Проект таких домов попал в руки Хрущёва и он оценил действительную дешевизну блочного строительства. Таким образом проекты германских архитекторов нашли своё воплощение и огромные территории покрылись массивами «хрущоб». Уже много позднее всплыли многие отрицательные стороны этого проекта, но дело уже было сделано, и масса народа уже въехала в такое вот «временное жильё». Впоследствии панельные комбинаты начали частью закрываться, а частью перепрофилироваться под силикатные блоки, другое нововведение строителей.
Имелся в Коминтерне, посёлке строителей, и такой завод, ставший к тому времени кооперативом «Силикатчик». Здесь жизнь ещё теплилась, трубы дымились и рабочие ходили на работу, но, тем не менее, было видно, что дело неуклонно катится к упадку. Вся жизнь в Коминтерне была задействована вокруг двух этих головных предприятий, и безработные потерянно бродили от одной проходной до другой, в надежде на какое-то чудо. Поэтому Баранников решил удалиться подальше, чтобы гарантировать себя от нежелательных свидетелей в ходе секретных переговоров.
После завтрака он строго проинструктировал свою команду – Сапрыкина и троицу наружного наблюдения. Сегодня им необходимо было быть особенно внимательными. Подопечный их не будет больше сидеть взаперти в больничном номере-люксе, а отправится на прогулку с другими отдыхающими. Самому Баранникову требуется отлучиться из профилактория на непродолжительное время. Ответственным во время его отсутствия назначается Сапрыкин. После таких слов Кузьма вытянулся, прижав руки ко швам гражданских штанов.
Пётр подогнал к коттеджу советский джип – УАЗик, выкрашенный в синий цвет, погрузил в него дипломат и сумку, и выкатил за ворота, перегороженные шлагбаумом. Полосатый брус опустился обратно, на захваты, после того, как машина миновала ворота.
Кузьма выгнал филеров осмотреть окрестности. Те послушно вышли из комнаты. Появилась здравая мысль – достать из тайника фляжечку с коньяком, или сделать это же, но уже после прогулки. После минутного размышления Кузьма склонился к тому, чтобы не мучиться в сомнениях и сделать глоточек сейчас, а другой перед обедом. От одного стопарика беды никакой не будет, а польза вот весьма ощутительная.               
Он вошёл в туалет, приподнял керамическую крышку компакт- бачка и достал оттуда плоскую фляжку из нержавейки. Свинтил крышечку, глубоко вдохнул аромат и сделал быстрый глоток. Эх, хорошо! Жаль только, что так мало. Но раз уж решил, то хватит. Лучше перед обедом он два глотка сделает. Для аппетиту.  Два славных глоточка!
-- Господин хороший! – В приподнятом настроении Кузьма деликатно постучал в дверь номера Филина. – На прогулку пора. Сегодня мы в парк отдыхать отправимся.
В парке Кузьме нравилось. Там был маленький такой пруд, в обрамлении соснового бора. Наверняка здесь ранее боровые маслята водились, в достаточном количестве. До того, как эта местность сделалась местом массового отдыха. Сейчас земля была порядочно вытоптана. Представь себе, уважаемый Читатель, что будет, если ограниченный участок леса обходят ежедневно десятки и десятки людей. Удивительно, что здесь ещё как-то росла трава.
Но больше всех прочих местных красот, повторимся, Кузьму привлекал маленький прудик. Может быть потому, что детство его прошло возле такого же прудика под названием Камышинка, в деревне Сапрыкино. Но тот пруд, в конце концов, окончательно заболотился, зарос камышом и ряской. Утром и вечером там оглушительно пели лягушки. Здесь тоже имелась своя живность. Где-то среди сосен жили несколько белок. Они крутились возле отдыхающих, замирали на миг столбиком и, в мгновение ока серой змейкой взлетали по стволу сосны, чтобы уже через минуту- другую столь же быстро спуститься обратно. По утрам отдыхающих будил птичий хор. Как-то утром Кузьма даже слушал переливчатые трели соловья. Что-то зашевелилось у него в душе в те упоительные минуты.
Они вышли из коттеджа и направились по асфальтовой дорожке, прогуливаясь среди деревьев парка. В кустах и вдоль дорожек располагались аккуратные ярко выкрашенные ажурные скамеечки, которые наконец-то заменили давнишние, массивные, из деревянных разноцветных брусков. На скамеечках тех сидели отдыхающие, по преимуществу – пенсионеры. В стороне прошлись два сотрудника органов, переглянулись с Сапрыкиным и двинулись дальше. Где-то рядом должен был быть ещё один, но его не было видно. Впрочем, Кузьма не сомневался, что и он где-то здесь.
Они с Филиным направились к зеркальному блеску воды. Дело в том, что там можно было кататься на лодочках, рассчитанных на два- три человека. А ещё в маленькой гавани стояло несколько аквапедов, таких двухместных водяных велосипедов. Катание на катамаранах, как их ещё здесь именовали, очень даже понравилось Кузьме. Это успокаивало его, благотворно влияя на нервы. Именно поэтому он и решил начать их прогулку с аквапеда. К тому же Филин будет на расстоянии вытянутой руки и вся слежка и охрана превратится в некий тур удовольствия. Не станет ведь учёный сигать в воду на виду у всех.
На подходе к гавани Кузьма, наконец, заметил третьего филера. Видимо тот просчитал желание шефа и теперь дежурил возле единственного ещё свободного катамарана, делая вид, что внимательно и педантично осматривает его. Он специально занимал аквапед, чтобы не заставлять Сапрыкина дожидаться, пока пенсионеры накатаются вволю.
Увидев, что Кузьма и Александр направляются к нему, филер подобрал скрученную газету и с равнодушным видом отошёл в сторону. Нос его, тронутый краснотой загара, украшали круглые тёмные очки. Лоб прикрывал длинный козырёк американской бейсболки.
-- Прокатимся, шеф, -- предложил Кузьма, показывая рукой на свободный катамаран.
Филин ничего не ответил и уселся на пластиковое седло. Перед ногами каждого седока были педали. Под сиденьями их размещалось по гребному винту. Для того, чтобы покататься на таком вот водном велосипеде, нужно было продемонстрировать известную долю коллективизма. Если оба седока крутили педали одновременно и с одинаковой скоростью, катамаран довольно ходко скользил по воде, оставляя за собой буруны. Стоило одному из седоков уменьшить скорость вращения, и аквапед начинал послушно поворачивать. При известной сноровке, на катамаранчиках можно было выписывать довольно сложные пируэты. Для катанья на этих машинах каждый раз выстраивалась очередь.
Оба уселись, аквапед медленно отошёл от берега и заскользил вперёд. Учёный не очень-то и старался и лениво шевелил ногами. Пришлось Сапрыкину подстраиваться под напарника и взять управление полностью на себя. Настроение у него, поднятое пятьюдесятью граммами коньяка и видом струящейся под лопастями воды, стремительно ухудшалось. Гонки и пируэты отпадали сами собой. Он повернулся к учёному и открыл рот, но сразу успокоился, разглядев Филина. Тот опустил голову и, казалось, дремал.
Пришлось пристать к берегу. Когда катамаран ткнулся тупым носом в береговую площадку, Филин проснулся. Он сослался на утомление и выразил желание посидеть на берегу, на скамейке. К освободившемуся месту устремилась весьма миловидная дамочка с обтянутой футболкой внушительной грудью. На футболке был изображён сорванец с высунутым языком. Лицо малыша было сильно растянуто по давлением возбуждающей плоти. Дамочка улыбнулась Сапрыкину.
Практичный Кузьма тут же улыбнулся в ответ и подал руку, чтобы помочь ей перебраться на плавстредство. Молодящаяся красотка призывно улыбнулась атлетически сложенному Сапрыкину. Хотя тот и был в гражданском, в нём за версту было видно военного. Похоже, именно такой тип мужчин и волновал его новую спутницу.
Бедняга Сапрыкин невольно оказался в щекотливой ситуации. С одной стороны Баранников ему строго указал никуда не отходить от учёного, «не спускать с него глаз». А с другой стороны – весьма симпатичная и сексапильная тёлка, что явно запала на него. Ишь, как поднимается и опускается грудь под тесной футболкой. Кажется, что сорванец на ней издевается над ним и шевелит языком. В глазах соседки – смешинка и искренний интерес. Ещё несколько мгновений и интерес увянет, сменится разочарованием. Дамочка уйдёт, а вечером к ней в комнату постучит кто-то другой, более расторопный. Уж этого Кузьма никак не допустит.
-- Айн момент, фройляйн, -- Кузьма вовремя вспомнил выражение, каким блистали офицеры берлинского гарнизона, соскочил с качнувшегося катамарана и помог остановившемуся было Филину добраться до широкой и глубокой скамьи с отогнутым сиденьем. По пути он оттёр плечом торопыгу, крепкого на вид мужичка с усами щёточкой. Тот было кинулся к плавстредству, спеша занять освободившееся место.
-- Алло, шеф. Передохни пока. Я тебе мешать не буду. – Торопливо бормотал старшина, одним глазом посматривая на пассию. – Я туточки буду, рядом то есть. Если что, рукой там махни, глазом подмигни, я и подбегу. Давай, старик, не кашляй.
Филин ничего не успел ответить, а Кузьма уже бежал к причалу. Пожилой мужичок, шустрила, всё ещё потирал ушибленную грудь, куда несколько мгновений назад въехал Кузьма, как бы ненароком.
-- А вот и я, мадемуазель, не скучали? – Почти что пел Сапрыкин. По пути он умудрился сорвать с куста увядший цветок, невость как сохранившийся там. – Пожалуйста. Как вас зовут?
-- Люся. – Дамочка взяла увядший бутончик, покрутила его в руках и ненароком уронила в воду. – Ой, извините.
-- Ничего, пустяки. Не пора ли нам отправиться в большое плаванье по этой пресноводной луже?
-- Ой, пора. А вы моряк?
-- Почти что. Все мы плывём по океану жизни.
Кузьма гордо посматривал на соседку. Та не отрывала от него заинтересованных глаз, сильно подправленных густой тушью. Точно, этой ночью он скучать не будет. Да и ей не даст. Коньяк из фляжки пойдёт на благотворительные цели.

  Глава 17.
Расчёты Конкина оказались верны. Точнее, рассчитывал не Валера, а компьютер, IBM. Валера лишь составил программу поиска. Монитор выдал резолюцию – Митино, профилакторий. Конкин срочно перевёл на свой счёт деньги и купил путёвку- курсовку на две недели. Необходимо было исхитриться и не только просто встретиться с Филиным, но каким-то образом умудриться склонить его к взаимному сотрудничеству. Кто займёт главенствующую роль в их намечающемся тандеме, не суть важно. Наконец-то у Конкина появится сподвижник, коллега, товарищ. Раньше он действовал в гордом одиночестве, считал себя Робин Гудом виртуальной реальности. Один из псевдонимов его, которыми он оперировал в сетях, был «Зорро 1», или «Z1». В своё время он восхищался Аленом Делоном, весьма талантливо сыгравшем замечательную роль в культовом фильме «Зорро».
Немного поколебавшись, Конкин взял с собой гримировальный набор, парик и фальшивые усы, которые приклеивались специальным клеем над верхней губой. Говорят, как-то один актёр, в солидном подпитии, приклеил такие вместо бороды. Тогда он всё же доиграл свою роль до конца. Правда, когда вернулся в гримёрку, там уже все лежали. От смеха. С тех пор его называли не иначе, как «Синяя борода». А настоящую фамилию того актёра Конкин запамятовал.
Хотя Валера и взял всё это с собой, но в свои возможности «оперативника» он верил мало. Помочь в этом деле могло лишь то, что, в крайнем случае, то есть если получится так, что его схватят, а точнее, попытаются схватить, но каким-то чудом ему удастся сбежать, то  преследователи его, наверняка профессионалы своего дела, будут несомненно уверены, что имеют дело тоже с профессионалом, и будут поступать в соответствии с этим. Поэтому ход бестолковых действий дилетанта должен сбить их с толку и даст ту необходимую толику времени, от которой столь много порою зависит.
Но не надо делать выводы, что хакер действовал столь уж «на арапа». Нет, он подстраховался, и весьма, знаете ли, серьёзно. Дело в том, что он загнал всю эту тайную информацию в Интернет, но – в закрытом виде. Если, по истечении определённого времени, не поступит особой команды, все записанные сведения самостоятельно пересылаются на модемы нескольких независимых газет и крупных телекомпаний. Это будет последним, прощальным приветом от Z1. Но это будет лишь в том случае, если, увы, оправдаются самые пессимистические прогнозы. Лишь тогда «Зорро 1» уйдёт в небытие, но успокаивало его то, что дело своё он, пусть частично, но выполнил.
Мы, пользуясь случаем, откроем один секрет Конкина. Ему почти что уже удалась одна милая «шутка». Он как раз занимался этой проблемой, когда на него вышел Петруха Сазонтов. Дело в том, что летоисчисление в Интернете велось не от рождения Христова, как в человеческом цивилизованном обществе, а от тех времён, когда начали работать первые, ещё такие неуклюжие и тяжеловесные ЭВМ. Писали тогда не 1972-й год, а просто 72-й год. То есть, когда наступит год 2000-й, и вся планета шагнёт в век двадцать первый, перед компьютерами возникнет неприятная дилемма. Какой год там у них? Сотый год? Или нулевой? А может девятисотый? Ха-ха! От усиленных размышлений начнутся не только сбои в программах, но и дела посерьёзней. Электронная начинка машин начнёт дымить и плавиться. Это он постарался, загнал туда, в их глобальную сеть столько кирпичиков- вирусов, что никакой, даже самой умной машине не переварить тех команд, что начнёт поступать в их компьютерные мозги на календарном рубеже тысячелетий. Они витают там и ждут своего часа. С Новым Годом!!!
В таком вот приподнято- нервозном настроении Конкин Валера вышел из своей комнаты. Главная задача для него теперь – найти Филина и представиться ему другом Петра Сазонтова. А дальше уж должна помочь эрудиция по компьютерной части. Они найдут общий язык.
В этот день, несмотря на все старания, Филина Конкин не встретил. Не было его ни на обеде, ни на других общественных мероприятиях. Неужели он ошибся и учёного здесь вовсе нет? Вернувшись в свой номер вечером, он достал из сумки своё секретное «оружие» - ноутбук «Макинтош» и, через телефонный кабель, влез в сеть профилактория. Для опытного взломщика было делом нескольких минут обойти защиту и погрузиться в досье регистрации. Всё в порядке! Филин всё же находился здесь. Просто у него было отдельное помещение и индивидуальный уход. Валера мог бы догадаться об этом и сам, если бы сел и подумал, вместо того, чтобы бегать по территории и заглядывать в лицо каждому отдыхающему.
С утра следующего дня Валера направился  прямо к тому коттеджу, где, по записи, проживал учёный. И Конкину сразу повезло. Филин вышел из дверей, спустился по ступенькам и лениво направился в сторону небольшого пруда. Подходи к нему да начинай свой заранее продуманный разговор, но … но рядом с ним гордо шествовал некий мордоворот, на лице которого светилась «печать» принадлежности к спецслужбам. Валера взглянул на широкие плечи, туго растянувшие куртку- ветровку, на узкие поджатые губы, приплюснутый нос и сощуренные глаза снайпера.
Эти самые глаза мордоворота «ощупали» Конкина и, не останавливаясь, взгляд перекочевал дальше. Коленки Валеры вмиг ослабли, но он продолжил прогулку. Если бы он был в этом парке один, то охранник обязательно что-нибудь бы заподозрил. Но отдыхающие, группами и поодиночке, гуляли по территории профилактория. И Валера удачно сливался с общей массой.
Еле сдерживая накативший приступ уныния, Конкин обогнул коттедж и тоже направил свои стопы в сторону проглядывавшего между сосен пруда, откуда слышен был смех и разговоры счастливцев, успевших разобрать лодки и катамараны.
Когда Валера подошёл к воде, Филин с мордоворотом катались на аквапеде. Валера остановился, надел тёмные очки от солнца и принялся оглядывать окрестности, раздумывая, как бы ему уединиться с Филиным. То, что кроме плечистого мордоворота, Филина сопровождали ещё три охранника, Конкин даже не подозревал.
Как назло, в голову не лезла ни одна путная мысль. Может быть вид здоровенного охранника так его ошеломил? Такой шутя справится с десятком людей комплекции Конкина. К тому же он ни на шаг не отходит от своего подопечного.
Что же делать? Попробовать подбросить Филину записку? Но её тут же заметят и сразу же начнутся поиски отправителя, охрана удвоится, утроится, и Филин станет уже по-настоящему недоступен. А если попробовать связаться с ним привычным путём, через компьютер, что было бы просто и удобно? Навряд ли. Скорей всего, Филина, как отдыхающего от работы, не подпускают к электронной аппаратуре. Как быть?
Пока Конкин предавался пессимистическим размышлениям- прикидкам, обстановка на акватории поменялась. Катамаран повернул к причалу, мордоворот под руку  доставил учёного к близлежащей скамейке, а сам снова устремился к аквапеду, где уже устраивалась молодящаяся красотка с внушительными формами.
Сначала Валера не поверил глазам. Неужели всё оказалось так просто? Филин сидел в одиночестве на скамейке. Рядом никого не было. Мордоворот был полностью погружён в общение со своей красоткой. По парку, в разных направлениях, прогуливались группки и парочки отдыхающих. Хакер выдохнул из себя всю расслабуху и направился к скамейке.
Один из филеров наружного наблюдения заметил, что к объекту охраны приближается посторонний. Тот ничем не отличался от прочих отдыхающих. Можно, как бы ненароком, оттеснить его в сторону или отвлечь невинной просьбой. Но отдыхающий уже уселся рядом с Филиным до того, как агент вынырнул из кустов. Филер с раздражением сплюнул в траву, уселся прямо на землю и открыл смятый лист газеты. Сапрыкин сам виноват. Он строго настрого запретил приближаться агентам к учёному ближе, чем на пятнадцать метров. Пусть тогда сейчас сам действует. Ведь это его задача – быть рядом с учёным. Филер взглянул на воду, где Кузьма весело беседовал с женщиной. Он ещё не заметил, что у его подопечного появился сосед. Филер почесал под мышкой, передвинув рукоятку пистолета так, чтобы его было удобнее выхватывать.
-- Александр Васильевич, -- тихонько окликнул Филина Валера. Он смотрел прямо перед собой, сидя на самом краешке. Учёный на его зов так и не откликнулся. Казалось, что он задремал.
-- Александр Васильевич, -- позвал Конкин Филина ещё раз, чуть погромче. В его распоряжении были считанные минуты. Вот-вот мордоворот заметит постороннего и вынужден будет приблизиться. Поэтому хакер сильно нервничал. Может, надо встать и удалиться? Попытка контакта не удалась. В это время Филин открыл глаза и повернулся к неожиданному соседу. В глазах его, несущих странное отстранённое выражение, которое Валера принял за крайнюю степень усталости, появилось удивление.
-- Кто вы? Что вам от меня надо? – спросил учёный.
-- Не волнуйтесь, пожалуйста. Я – приятель Сазонтова. Петра Фомича … Помните его? – Спросил Конкин и тут же смутился. Как можно было не помнить человека, чья внезапная смерть была темой разговоров не только коллектива института.
-- Да. Я помню Петра Фомича.
Глаза Филина пробежались по окрестностям и остановились на фигуре Сапрыкина, который только что набрал в пригоршню воду и брызнул на собеседницу. Та игриво отмахивалась и весело заливисто хохотала, откидываясь всем своим пышным телом на оранжевое пластиковое сиденье.
-- Мне Петя, то есть Пётр Фомич, кое-что рассказывал о делах института в последнее время. Меня ваш проект очень даже заинтересовал. Дело в том, что я являюсь крупным специалистом в области компьютерных программ. Я понимаю, что для беседы выбрал далеко не лучшее время, но, тем не менее, иной возможности у меня может просто не представиться.
Валера очень торопился. Ему необходимо было заинтересовать учёного кое-какими специфическими деталями и, после этого, условиться о следующей встрече. Конечно же, без свидетелей. Кажется, у него это получалось. Филин внимательно слушал. Ещё минута, максимум – две, и он удалится. К следующей встрече необходимо подготовиться более тщательно. Главное, что дело сдвинулось с мёртвой точки.
Филин слушал, но слушал вполуха. Кто этот человек? Не является ли всё это хитроумной проделкой Москаленки? Для них, гебистов, проделка с провокатором – обычное дело. Этот «приятель Сазонтова» хочет вызвать его на откровенность, и охранники, как по команде, отвернулись. Делают вид, что не видят и не слышат. Знаем мы эти штучки. Они известны любому школьнику из фильмов про чекистов, или про гестапо. Годы идут, а манера работы спецслужб меняется мало. Что говорит этот человек? Он тоже «компьютерщик» и его тоже «интересуют схожие проблемы». А скажи-ка, мил человек, кто тебе помог отыскать меня в этом месте? Не полковник ли Москаленко, случаем? А скажи-ка, приятель, отчего это у тебя так глаза-то забегали?
Но это были лишь мысли. Сам Александр слушал, иногда кивая, чтобы подбодрить собеседника на дальнейшую откровенность. Сам он чувствовал усталость. Скорей бы уж его собеседник убирался отсюда. Ишь, чувствует, что ничего у него не получается, оглядывается в поисках суфлёра, потеет.
Конкин и в самом деле чувствовал, что пот, крупными каплями, стекает со лба и теряется в усах, которые он наклеил перед выходом «на сцену». Зачем он их вообще нацепил? Чтобы его не узнали. Дудки, если его схватят, идентификация личности займёт от силы несколько минут. Достаточно им сверить номер курсовой карты.
-- Я очень извиняюсь, не могу я с вами рядом долго находиться. В силу ряда обстоятельств я не хотел бы фигурировать в отчётах вашей охраны. Я тут вам начеркал свои мысли на бумаге. Как программисты, мы друг друга поймём, а посторонний в этих записях никак не разберётся. Завтра я как-нибудь дам вам знать о своём присутствии, а вы, под любым предлогом, отошлите вашего мордоворота подальше.. Без него, знаете ли, как-то уютнее.
По мнению Конкина, сосед его был излишне флегматичен. Всё-таки он должен был проявить больше любопытства. В его поведении чувствовалась какая-то заторможенность. А может, и он заинтересован в том, чтобы к их беседе никто не присматривался?  Со стороны казалось, что двое отдыхающих беседуют о погоде и о прелестях отдыха в данном профилактории.
Пора закругляться. Он сунул руку в карман, чтобы достать оттуда несколько листков, сколотой обычной канцелярской скрепкой. От его движения Филин неожиданно шарахнулся в сторону. И началось!  Сидевший неподалёку в кустах мужчина в бейсболке, читавший газету, уронил её и ловко выдернул откуда-то из-под куртки плоский чёрный пистолет. В это мгновение и Кузьма заметил, что рядом с его подопечным что-то происходит. Он закричал, вскочил на ноги, одним могучим прыжком преодолел не менее трёх метров и плюхнулся в воду рядом с причалом.
Катамаран от мощного толчка зашатался, накренился и внезапно перевернулся. Это соседка Кузьмы испуганно поднялась, шокированная неожиданным поступком душки- кавалера, и сейчас она барахталась в тёплой воде, оглашая окрестности пронзительным визгом. Футболка её моментально намокла и стала почти прозрачной, открывая на обозрение спешивших со всех сторон добровольных спасателей две внушительные груди, поддерживаемые ажурным бюстгальтером.

Синий «уазик» летел по дороге, разбрызгивая редкие лужи и подскакивая на частых ухабах. Дорожное управление закладывало бреши силикатными кирпичами, но бреши всё больше разъедали дорогу.
В центральной части губернии селения и садоводческие товарищества, те же деревни, но уже в новой формации, попадались через каждые два- три километра. Поэтому Баранников и отъехал от профилактория довольно далеко. Выбрав съезд на грунтовую дорогу, он сошёл с трассы и теперь «Уазик» прыгал по кочкам с удвоенной силой. Пришлось сбросить скорость. Сейчас машина плыла по колее как парусник по океанской равнине, без тряски и подпрыгиваний.
Слева остались развалины коровников бывшего колхоза «Заря коммунизма». Именно эти слова ещё читались на поваленном выцветшем фанерном листе. Сквозь груды кирпичных обломков пророс бурьян. Из провалившейся крыши выглядывали молодые берёзки. На месте навозоотстойника выстроилась целая рота стройненьких топольков.
Пожалуй, места, более удобного, Баранникову вряд ли найти. На территорию развалившейся фермы давно уже никто не заглядывал. Пётр остановил машину рядом с кирпичной стеной, ещё не упавшей от времени и непогоды. Вылез из салона и потянулся. Со стороны казалось, что человек решил поразмяться после долгой поездки по тряской дороге.
Баранников несколько раз присел, а потом прошёлся по траве, внимательно прислушиваясь. Вокруг было тихо. В кронах деревьев шуршал ветер, сердито стрекотала сорока, стайка проказливых вездесущих воробьёв что-то разыскивали в зарослях крапивы. 
Пётр ещё раз огляделся. Затем достал из салона чемоданчик и начал неспешно монтировать армейскую систему спутниковой связи. Выдвинутая из чемодана цилиндрическая трубка раскрылась, преобразившись в металлический зонтик, который, в свою очередь , трансформировался в приёмо- передающую «тарелку» антенного отражателя. Внутри чемоданчика находилась клавиатура компьютера, который отвечал за точную направленность антенны на спутник связи. Также в чемодане размещался модульный блок  самой радиостанции с блоком дешифратора.
Баранников ввёл в компьютер кое-какие данные, время и необходимый для переговоров код. В ту же минуту зажужжал сервомотор и антенна начала поворачиваться, выискивая невидимый для глаза спутник. Поездив вперёд- назад, «тарелка» остановилась, и загорелся зелёный глазок светодиода. Всё было готово для сеанса связи, оставалось только включить передатчик, и можно было вести переговоры с абонентом.
Но, чтобы разговор начался, необходимо было ещё вызвать нужного абонента. Эту задачу взял на себя компьютер. Серия закодированных сигналов ушла без участия лейтенанта. Оставалось только ждать ответа. При необходимости умный аппарат вызов повторит.
Видимо, абонент ожидал сигнала, так как зуммер почти сразу же запищал, а в крошечном окошечке рядом с зелёным светодиодом засветился капелькой крови – красный. Теперь настала очередь для включения электронного шумового блока с дешифратором, который все слова перемешивал в словесную абракадабру, превращая её в ничего не значащие помехи. Но это только для постороннего любопытствующего слушателя, ежели вдруг такой обнаружится в необозримом радиоэфире. Собеседники же, пользующиеся услугами специальной спутниковой связи, будут слышать нормальную, внятную речь.
-- Хэлло, хэлло, вызывает «Тюльпан», -- Начал Баранников, наблюдая за мигающей красной лампочкой дешифратора. На т ом конце сложной радиоцепочки должен находиться «Пион» - то есть подполковник Бойко.
-- Пион на связи, -- наконец послышалось из динамика. Слегка потрескивало, но треск скоро ушёл внутрь и растворился в радиофоне. Система по ходу дела самонастраивалась с помощью компьютера, который постоянно отслеживал местонахождение спутника связи.
-- Тюльпан. Три, пять, восемь, два. (Цифры эти, код, означали, что рядом с лейтенантом не было посторонних).
-- Пион. Пять, три, восемь, одиннадцать. (Бойко тоже один, но возможно появление посторонних. Ведётся звукозапись).
-- Добрый день, товарищ подполковник, -- начал вежливо Баранников.
-- Добрый, добрый. Давай, старлей, какие новости? – По голосу подполковника было слышно, что он озабочен.
-- Вы были правы, Егор Тимофеевич, -- Пётр склонился ближе к микрофону. – Москаленко ведёт свою игру. Но игрушки вышли из-под контроля. Силком вырвались. Тут такая каша заварилась, только держись. Москаленко потерял половину своих людей.
-- Спокойно, Петя, спокойно! Не части. Ты самое главное мне сообщи – что с «Терминатором»?
-- Проект «Терминатор», равно как и «Возрождение», на грани срыва. Компьютерная сеть со всем программным обеспечением, с информацией, уничтожена, файлы размагничены …
-- А подопытные «кролики»?
-- Один улетел, а второго Москаленко держит у себя. Я вам повторяю, Егор Тимофеевич, этот «кролик» уже слопал половину охотников и даже не поперхнулся. Наш друг рвёт и мечет.
-- Как, на твой взгляд, результаты по «Терминатору» - удовлетворительны?
-- Более чем, Егор Тимофеевич. Результаты впечатляющи. «Кролик» своротил дверь в полтонны весом. На ходу. Не останавливаясь. Повторяю – слопал половину охотников.
-- Хорошо. Я всё понял. Держись там, Пётр Афанасьевич. Как себя ведёт наш друг?
-- Москаленко?
-- Да.
-- В пределах нормы. Вся его организация трещит по швам. Я приостановил деятельность сторонников Фронта. Он пытается действовать своими силами.
-- Насколько ты там крепко сидишь?
-- Я думаю, что нормально. Контролирую ключевую фигуру – научного руководителя проекта «Возрождение».
-- Как он? Догадывается ли о незаконнорожденном братце своего детища?
-- Трудно сказать. Вы ведь знаете нашего друга. Похоже, что он ему хорошенько запудрил мозги. Филин пребывает в депрессии. Врачи пытаются его вывести из психокомы.
-- Кто сейчас рядом с ним?
-- Мой напарник. С ним ещё три человека из местного управления ФСБ. Но мы их держим на расстоянии от объекта. Ни одного жеста, ни полслова. И в то же время – глаз с него не спускают.
-- Ну, хорошо, а Москаленко как?
-- Вот в этом и сложность, товарищ подполковник. Москаленко предоставлен самому себе. Он, со своими людьми, сейчас вплотную «кроликом» занялся. Всеми силами пытается штопать «Терминатор». Сложно, очень сложно.
-- А если тебе подобраться поближе? Есть там у нас свои люди, люди Фронта. Но … но мы на территории полковника Москаленки. Нет никакой гарантии, что он не подобрал ключик именно к этому человеку, к которому я обратиться задумал. Нет, только ты можешь сделать в этой запутанной ситуации. Ты уже на месте, тебе и карты в руки.
-- Всё понял, Егор Тимофеевич. Я отправлюсь, прямо сейчас, в Киров-на-Вятке и вплотную поработаю с полковником. А за Филиным пока приглядит Сапрыкин.
-- Справится ли твой напарник с этой задачей?
-- Думаю, что на этот раз у него будет всё нормально. Сейчас главная забота у лечащих врачей.. Они должны поставить его на ноги любой ценой. А у нас – чисто визуальная задача. Вроде как за порядком приглядываем. Что там может случиться? Я за всё отвечаю.
-- Ловлю тебя на слове, старлей. Бывай здоров!
Зелёный глазок светодиода медленно потух. Связь с той стороны прекратилась. Пётр начал спокойно сворачивать «зонтик», чтобы сложить его в чемоданчик с аппаратурой. Интересно, в самом деле, как там Кузьма?

Не останавливаясь, Сапрыкин продирался к берегу. До скамейки, где сидел Филин, оставалось всего-то несколько шагов. Двумя прыжками, достойными Валерия Брумеля, старшина покончил с расстоянием и оказался рядом с учёным. Человек, который только что пытался что-то достать из кармана, так напугавший компьютерщика, изо всех сил улепётывал. Навстречу ему поднимался с земли один из филеров. «Где вы раньше были, сволочи? Как допустили?!». В руке филера был зажат пистолет ПСМ.
Одним движением Сапрыкин выхватил из плечевой кобуры табельный «Макаров». Повёл стволом за убегавшим, пытаясь навести мушку между худых лопаток, что выпирали на ходу и шевелились в движении. Филер опустил свою «пушку» и быстренько отскочил в сторону, спеша убраться с линии возможного выстрела. Где-то среди кустов перемещались остальные агенты- телохранители, с треском продирались сквозь акации.
Валера Конкин чуть не заорал от неожиданности. Он ведь собирался всего лишь записки свои передать, из рук в руки. И всё! А Филин вскочил, закричал. Гражданин, до того читавший неподалёку газету, вдруг оказался гебистом. В руке у него, как по волшебству, появился особенный пистолет, плоский, как пачка «Примы». Он поднял этот пистолет, нацеливая его на Валеру.
Так вот как это бывает! Был «Зорро», да весь на этом и вышел. Сами ноги, почти что произвольно, сорвали хакера с места. Со стороны пруда орал что-то мордоворот. Он уже был на берегу, бросив свою подругу. Та опрокинулась от неожиданности в воду и вопила там не слабее ревуна, что монтируют на маяках на случай туманов.
Валера летел как на крыльях. Наверное, так же бежал знаменитый греческий воин, который спешил известить сограждан о победе возле Марафона. Но в этот раз о победе не было и речи. Гебист с пистолетом внезапно отшатнулся в сторону, не удержался на ногах и полетел на землю. Пистолет при падении выскользнул из потной ладони.
На бегу Конкин оглянулся. На руке мордоворота повис Филин, не давая тому выстрелить по Валере. Упавший гебист шарил в траве в поисках утерянного оружия. Где-то неподалёку трещали кусты. Сюда кто-то срочно пробирался. Ещё охрана? Но пока что их не было видно. Неужели у него ещё остался ничтожный, крошечный шанс? Убежать, снять наклеенные усы, парик, затем – домой, и только бы выбраться из Кирова. Срочно в Карелию, а оттуда – в Финляндию, в Суоми, а там – всё, не достанут. Руки коротки! Господи, помоги!
Тут его обожгла мысль. Записки! Они могут его выдать. Ведь это улика! Выбросить, порвать на бегу. Он сунул руку в карман и в этот момент ощутил удар. Всё перед глазами поплыло и растворилось в дымке, ставшей сразу же темнотой. Последнее, что он заметил, это был странный мальчуган, скрюченный полиомиелитом. Он стоял там, среди деревьев, где только что никого не было, и с сочувствием наблюдал за падающим Конкиным. Странное дело, но у Валеры была твёрдая уверенность, что он знает мальчишку, что это же …
Только после Крика Сапрыкина Филин словно очнулся от спячки. Судя по тому, как на загадочного собеседника кинулись охранники, он вовсе не был связан с ними. Неужели он говорил ему сейчас только правду? Что он учёный, коллега Петра Фомича. Занимается серьёзными компьютерными разработками в пограничных областях науки. Он что-то хотел передать ему. Вдруг у Филина появилась дикая мысль, что сей незнакомец может ему помочь с восстановлением «Возрождения». Иначе, зачем же он здесь появился? Если бы можно было остановить время, а затеи отмотать его вспять, хотя бы на пять минут! На минуту!! На мгновение!!! Он бы не закричал тогда, заметив, что у собеседника отклеился ус, не испугался бы, когда он сунул руку в карман. Только сейчас он понял, что тот собирался достать не нож, и не пистолет вовсе, а клочок бумаги.
Попробуй объясни этим цепным псам, что не надо стрелять в этого человека. Что вообще нельзя стрелять в людей. Зачем они достали оружие? Ведь здесь же парк! Тут столько народу. Разве можно здесь стрелять?
По прищуренным глазам Сапрыкина Филин понял, что тот сейчас выстрелит. И убьёт, точно убьёт другого учёного, коллегу, просто человека. Александр вскочил на ноги и вцепился, сколько в нём было сил, в руку Кузьмы. Тот рванулся, но Филин повис на руке, как голодный весенний клещ. Он даже зубами, кажется, прокусил рукав ветровки.
Сапрыкин снова закричал, наливаясь злобой. Что же здесь происходит?! Кругом одни идиоты! Один ползает по земле в поисках гребаного пистолета, вместо того, чтобы, чтобы догонять и валить преступника мордой в землю, в траву, заламывать ему руки и сковывать их наручниками. Другие кретины застряли в кустарнике, а его самого держит за руки учёный «глист», бледная немочь. Ишь, вцепился, не оторвать, ещё и зубами в руку впился. Кузьма попытался поймать на мушку бегущие ноги, но – бесполезно. Филин держал его крепко.
В приступе внезапного ослепляющего раздражения старшина врезал учёной крысе по тыкве. Прямо по макушке. У того аж с носа очки слетели и разбились о скамью. Снова поднял руку, вооружённую "Макаровым». Сейчас он вдарит по ногам неизвестному преступнику, вот уже поймал их на мушку, мягко потянул спусковой крючок. Но тут этот недоносок, этот диссертатописец, вдарил снизу по руке. Ствол дёрнулся, грохнул выстрел и убегавший застыл на бегу. А затем повалился в траву беспомощной куклой.
Кузьма мог бы поклясться и даже под присягой, что видел, как девятимиллиметровая пуля с мягким наконечником размозжила череп. Он убил человека на глазах нескольких свидетелей. На секунду перестала вопить Люся, которая уже выбралась из пруда. Но тут она углядела труп и завизжала с новой силой. Филер, наконец, нашёл свой утерянный пистолет и уже склонился над убитым, чтобы зафиксировать смерть того.
С земли поднялся Филин и ухватил Кузьму за грудки. Потряс, точнее попытался это сделать, лишь сам пошатавшись. Старшина весь побелел от накатившего бешенства. Эта крыса ещё недовольство показывает! Именно он толкнул его под руку, из-за чего пуля попало не в ногу, как задумывалось, а в затылок. И этот «яйцеголовый» ещё что-то от него хочет! Кузьма стянул могучей пятернёй лацканы филинского пиджака и, одной рукой, поднял учёного в воздух. Носками ботинок Филин чиркал по траве. Глаза его, лишённые привычных окуляров, слепо щурились. Внезапно он слабо плюнул. Слюна не попала Сапрыкину в лицо, как рассчитывал учёный, а шлёпнулась на куртку. Уж такого безобразия Кузьма терпеть не стал, а, со всей силой молодого атлета, хрястнул кулаком по ненавистному пятну лица.
Филин ударился головой о садовую скамейку и скорчился неподвижной кучей. Из-под головы потекла, лужицей, кровь.
Только теперь старшина опомнился. Ведь его задачей было не спускать с учёного глаз, а не бить его со всей силой по мордасам. А ведь Филин теперь вполне мог и «коньки откинуть» от такого удара. К упавшему учёному спешили филеры, наконец вырвавшиеся из плена густого кустарника, в кровь исцарапанные о крепкие шипы. Откуда-то бежали врачи в расстёгнутых белых халатах, полы которых путались между ног. Появился полупьяный красномордый мужик в синей форменной рубашке и милицейской фуражке.
Кузьма отодвинул в сторону суетившихся докторишек, поднял Филина и понёс его к коттеджу. Что ему скажет Магнум, когда вернётся из своей гребаной поездки?


Глава 18.
Ревизор. «К нам едет ревизор». Фраза, ставшая ключевой в гениальной комедии Николая Васильевича Гоголя. Фраза, выбивающая из равновесия любого начальника, особенно с такой долей ответственности, как у Москаленки. Необходимо срочно ехать в институт.
«Жигуль» вывернулся со двора УВД и покатил по улице Ленина вверх, к зданию Центральной гостиницы, которая практически уже перестала быть только гостиницей, а сделалась, в нынешних традициях, супермаркетом. Было ещё утро. Когда он спал в последний раз? Завернуть бы сейчас домой, завалиться в постель и спать, спать …
Нога резко нажала на педаль тормоза. Колёса машины пошли юзом. Полковник с трудом открыл глаза. Чёрт, да он и в самом деле уснул на пару секунд. Это за рулём-то машины. Не хватало ему, в довершение ко всему прочему, ещё и дорожной аварии.
Дальше Николай двигался не так споро, лишний раз не газуя. Благо до института путь был не далёкий. Миновав проходную, он направился в свой кабинет. Дежурный офицер доложился о обстановке. Знал бы он, так ли уж всё в порядке здесь. Что бы сказал тогда, подумалось Николаю.
Он отпустил офицера, достал аптечку и съел сразу несколько таблеток стимуляторов. Через несколько минут полегчало. Туман в голове развеялся. Почему молчит телефон? Должен позвонить Баканов и доложить о выполнении задания. А Девяткин? Что он обнаружил в доме у полковника? Есть ещё Бригитта. В последний раз, когда она звонила, то была явно в сильнейшем раздражении. «Что сделали твои козлы?..». А он в этот момент как раз говорил с Рысьевым о делах, требующих полной концентрации внимания. То есть Бригитта с её неожиданным звонком ему помешала и он её отключил. Да не просто отключил, он же телефон вообще вырубил. И ещё удивляется, что трубка не звонит.
Полковник достал из кармана сотовый телефон,
 нажал кнопку питания. И, почти сразу, трубка ожила. Запищал зуммер. Николай нажал на кнопку ответа.
-- Алло, -- голос Баранникова.
-- Слушаю.
-- Наконец-то я дозвонился. Это Баранников. Я еду к вам, господин полковник.
-- Как там у тебя? Как Филин?
-- Да вроде бы всё в норме. Лечение идёт своим ходом. Ещё неделя, максимум – две, и учёный займётся своим, то есть нашим делом.
-- Ладно. Приезжай. Жду.
Николай отключился. Снова запищал зуммер.
-- Шеф, ваше задание выполнено. Парней проводили, направляемся на базу. Будут ещё какие распоряжения?
-- Отдыхайте пока. Но сильно не расслабляйтесь, будьте наготове. Как появится Десятый, пусть срочно свяжется со мной. Отбой.
Ну вот, дела начинают потихоньку налаживаться. Ребята чуток отдохнут и можно их снова задействовать в поисках. Но, больше никаких контактов. Сейчас в дело включается мастер по «выключениям». Каламбур. Ха-ха. Ладно, отвлекаться не надо. Теперь надо уделить капельку внимания и делам института. До приезда группы из Москвы необходимо свернуть проект «Терминатор». Упаковать аппаратуру. Убрать оттуда всё лишнее. Пусть помещения останутся первозданно пустыми, какими они и были раньше. Николай вышел из кабинета и отправился вглубь комплекса. Как всегда, по коридорам сновали люди в белых халатах и без оных. В кабинетах уютно попискивали принтеры, что-то трещало и гудело. Коллектив пытался работать, на что-то надеялся.

Такси высадило Бригитту и Михаила не так далеко от переулка, где стоял ряд вычурных особняков. В одном из них и проживал полковник. В местах такого рода, престижных, предполагалась своя охрана, альтернативная постовой службе УВД. Несколько молодчиков с цепким взглядом бульдогов наблюдали за пассажирами такси. Высматривали возможного противника, носителя неприятностей?
Бригитта подошла к ним, улыбаясь, и начала что-т о объяснять. Затем достала из сумочки какую-то вещь и показала охранникам. Михаил остался стоять в стороне. Постояв, он приблизился к скамеечке и присел на неё. Бригитта предпочла действовать одна, попросила его обождать немного. Ну и хорошо. Михаилу хотелось расслабиться. После практически бессонной ночи он очень хотел спать. И откуда у этой женщины столько энергии?
Гита показала охране разломанный корпус сотового телефона. А ведь полковник хотел с ней срочно пообщаться. Парни масляными глазами смотрели на роскошную фигуру сексапильной красотки. По их взглядам было видно, что они хорошо понимают желание полковника срочно «пообщаться» с такой дамой. Они бы и сами не прочь, но служба, знаете ли.
Сунув трубку обратно в сумку, Бригитта направилась к дому Москаленки. Внутренне она вся подобралась и сконцентрировалась. Точно так же шла бы пума, приближаясь к тому месту, где обитает другой хищник, не менее опасный и жестокий.
Охранники сказали ей, что полковник, скорей всего, дома. Ещё ночью он вернулся на своей машине и больше не показывался. Свет в окнах дома не загорался. Может, он всё ещё спит? Темнит что-то Николай, ох, темнит! Бригитта никак не могла просчитать логику действий Москаленки, и это обстоятельство выводило её из себя. Обычно ей, хорошей специалистке по мужской психологии, удавалось опередить противника на два, а то и на три шага. В данной же ситуации всё валилось из рук, пирамида рассуждений не желала ржаться на стержне логики и всё время норовила рассыпаться на составные части.
Конечно, можно бросить всё и бежать, как удирает в панике выслеживаемая дичь. Но это не в стиле Гиты Аансмяэ, совсем не в её стиле. Красиво хлопнуть дверью, вот что ей сейчас крайне необходимо. И в аэропорт, или на вокзал. Там будет видно. Сейчас же необходимо шагнуть в логово зверя.
В том, что перед ней опасность, и опасность серьёзная, ей подсказывало какое-то особое чувство. Мышцы живота напрягались и подтягивались, мускулатура на руках и ногах, наработанная долгими часами занятий в тренажёрных залах, уже готовы к действию, к схватке.
Вблизи особняк не представлял собой ничего опасного. Он ничем не напоминал пещеру, выбранную прайдом львов для своего логова.  Но невидимые флюиды утверждали обратное. Бригитта знала, что за ней наблюдают невидимые глаза скрытых камер подсмотра. Обычно в доме дежурил один или даже двое охранников, но сейчас, скорей всего, Николай их отпустил. Сделал ведь так он и в прошлый раз, когда закатил вечеринку, после которой «увёл» у Сазонтова его красотулю. Бригитта вспомнила тот вечер и улыбнулась. Но это была не добрая улыбка любовницы, а скорей оскал хищника, львицы.
На звонок никто не ответил. Бригитта подождала, затем нажала чёрную кнопку звонка ещё раз.
Безрезультатно. Но ведь охранники утверждали, что полковник вернулся домой ночью на своей машине. Выждав с минуту, она направилась к гаражу. И там стояла такая же тишина. Въезд в гараж был выполнен с уклоном, совсем небольшим, но, благодаря этому, человека, стоявшего у широкой двери, от будки охранников видно не было.
Гита оглянулась. Её никто не отслеживал. Во всяком случае, они никого поблизости не видела. Тогда она наклонилась, встала на корточки, попыталась заглянуть снизу, под нависшую створку. Край стального занавеса не доходил до бетонного покрытия сантиметров на пять. Такое бывало, когда отключалось электричество. Электромотор делал небольшой откат. В гараже было темно, но Бригитта разглядела канистру, что стояла сбоку, вплотную к плите входа. Гита подсунула под дверь пальцы и напряглась. Рывком рванула дверь вверх. Та скрипнула и поднялась над бетоном на двадцать сантиметров. Гита выдвинула ногой канистру и отпустила створ. Тот рухнул обратно со стуком о бетон. Прислушалась. Кажется, на шум никто не обратил внимания. Попробуем ещё раз. Снова концентрация. Вдох, выдох. И, на следующем вдохе, рывок. Сжала зубы и выжала дверь на высоту канистры. Ногой впихнула посудину на место сечения и опустила дверь на неё. Канистра жалобно заскрипела, начала деформироваться, но выдержала.
Одним быстрым движением женщина проскользнула под преграду и выпрямилась уже в гараже. Широкий луч света из-под зафиксированной плиты проникал в сумрак гаража и освещал матовый бок «Чероки», стоявший в центре площадки. За ним вытянулось тело «Мерседеса». Охранники сказали правду. По крайней мере в том, что машина никуда не выезжала. Может, они не ошиблись и в остальном.
Гита поднялась по ступенькам и вышла из гаража в холл, из которого можно было пройти во двор, в подвал или во внутренние помещения дома. Именно к этой двери и подошла женщина. Чувство опасности не оставляло её и даже увеличилось. Тишина, царившая в доме, давила и угнетала. Легонько постукивали каблучки туфель. Гита сняла их и пошла дальше босиком. Рядом с туфлями она оставила и сумочку, чтобы освободить руки. Миниатюрный «браунинг» она сейчас держала в руке. Что там, за дверью?
Уже в гостиной, где струилась в чаше фонтана вода, стало видно, что в доме и в самом деле не всё в порядке. Распахнутые дверцы бара, заляпанные, в пятнах, стены, осколки битой посуды. Походило на то, что кто-то бил здесь о стены бутылки с ликёрами. Отчётливо пахло «Амаретто», мартини и ещё чем-то тяжёлым, неприятным. Чем же? Гита принюхалась. Женское обоняние на порядок выше мужского. Но природу запаха Аансмяэ определить не сумела. Что-то неуловимо затхлое или гнилостное. Как если бы забыли  включить холодильник, и часть продуктов испортилась от времени.   
Что-то попало под ногу. Гита наклонилась и обнаружила патрон двенадцатого калибра, затерявшийся среди длинного ворса паласа. Патрон был с картечью и предназначался для гладкоствольного помпового ружья. Бригитта взяла его осторожно, самыми кончиками большого и указательного пальцев, даже понюхала. Затем положила его снова на пол, на то же самое место, и двинулась дальше.
Источник запаха находился на втором этаже, куда вела изогнутая спиралью лестница. Гита не раз там бывала. И в спальне, и в ванной, и в зале, где полковник занимался на тренажёрах. Лишь в рабочий кабинет его не было входа никому, кроме самого Николая.
Когда Гита поднималась по ступенькам, то обратила внимание на крошечные пятнышки, похожие на мелкие капельки крови. Кто-то поранился и поднимался, а может и спускался по лестнице. Женщина мазнула ногтем по одному из пятен. Пятно стало чуть больше – кровь ещё не успела подсохнуть. Боже, да это произошло совсем недавно. Может, что случилось с новой подружкой полковника?
Первое, что бросилось Бригитте в глаза – вечно закрытая дверь в кабинет полковника была сейчас распахнута. Гита на цыпочках скользнула к проёму. Огромный письменный стол. Шкафы, набитые книгами. Компьютер с бледным пятном монитора и открытая дверца сейфа, вмурованного в стену. Впрочем, слово «открытая» было не совсем точным. Кто-то выдрал дверцу из петель и она висела на одном шарнире. Пол был усеян бумагами. Гита осторожно приблизилась, стараясь не наступать на листы. Сейф был пуст. То, что находилось внутри, сейчас было рассеяно по полу.
В другое время Бригитта собрала бы часть документов и скопировала бы их на миниатюрную фотокамеру, которая была вмонтирована в колье. Но сейчас было не до этого. Что-то здесь было не так! В любую минуту дом мог наполниться народом и тогда Гите придётся туговато.
Выйдя из кабинета, женщина продолжила обход. Дверь в спальню была тоже приоткрыта. Развороченная постель и характерный кисловатый дух говорили о том, что здесь недавно занимались любовью. Но была ли это любовь? Всё кругом было раскидано и перевёрнуто. У Гиты впервые появилась мысль о том, что, может быть, в машине был вовсе и не полковник. Но охранники утверждали обратное. Интересно, на чём зиждилось их утверждение? Но, продолжим осмотр.   
Столбики кровати были истёрты. К ним явно кого-то привязывали. Но Гита была осведомлена о некоторых весьма экзотических сексуальных экспериментах Николая. Он сам ей как-то раз предложил заняться постельными играми с руками, прикованными наручниками к спинке кровати. Гита тогда отказалась. Ей была неприятна мысль о скованных, её связанных руках. К тому же она любила занимать лидирующую роль в сексуальных забавах. Вряд ли она была единственная, кому Николай делал подобное предложение.
Идём дальше. Вход в тренажёрный зал. Кровь. Всюду следы крови. И труп, висевший на тросе. Руки его были заведены за спину и привязаны к металлическому тросу, на каких вытаскивают из плена грязи застрявшие там автомашины. Только сейчас трос исполнял обязанность дыбы. Он проходил сквозь кольцо в потолке, с которого свисал толстый канат. К другому концу троса неизвестный палач привязал тяжеленую штангу с максимальным количеством грузов- «блинов». Штанга весом не менее двухсот килограмм притянула несчастного почти до самого потолка.
Гита, немало повидавшая на своём веку, содрогнулась от ужаса. Похоже, неизвестный мучитель использовал жертву, как боксёрскую «грушу». Вот откуда на стенах капли и потёки крови. К тому же под ногами висевшего скопилась лужица багровой жидкости. Именно от неё и шёл тяжёлый неприятный запах, запах бывшей жизни.
Женщина на несколько шагов приблизилась к телу, пытаясь установить личность этого человека. Ей показалось, что она видела его среди людей полковника. Но она могла и ошибаться. Ведь лицо этого человека было жестоко изуродовано. Кожа местами содрана и висела лохмотьями. А где она оставалась, там всё распухло от ссадин и кровоподтёков. К тому же всё было покрыто слоем подсыхающей крови.
Чем же его били? Гита огляделась по сторонам. Неужели гантелями? Ведь чтобы отделать его так голыми руками, означало, что бивший не жалел нисколько не только жертву, но и самого себя. У него, после такого побоища, должны были быть разбиты все костяшки на кулаках.
Что происходило в этом зале? Что вообще случилось в этом доме? Кто здесь столь жестоко хозяйничал?
Внезапно до ушей Бригитты долетел какой-то шорох и она мгновенно развернулась к выходу, одновременно поднимая сжатый обеими руками пистолет. Но в дверях никого не было. Шорох вновь повторился. Едва слышно скрипнул трос. Гита повернулась к трупу. Немыслимое дело, но окровавленная фигура чуть шевельнулась. Этот человек был ещё жив! Весь избитый, покрытый ужасными ранами, с вывернутыми суставами, тем не менее, он ещё подавал признаки жизни. Губы его задвигались, изо рта скользнула струйка слюны, смешанная с кровью, и шлёпнулась в лужу у его ног. Человек застонал. Глаза его чуть приоткрылись. Он явно пытался что-то сказать. Гита придвинулась чуть ближе. Она старалась не оставить ни малейшего следа своего здесь присутствия, что было очень даже сложно в этом месте, настолько испачканном насилием.
Губы изувеченного шевелились. Он явно что-то пытался сказать. Но видел ли он Бригитту? Насколько она разбиралась в ранах, едва ли этот человек мог видеть глазами, заплывшими от ужасных побоев. Может, он услышал шаги?
-- Это он … Это был он …
Наконец разобрала Гита едва слышный хрипловатый шёпот. Было видно, что внутренние повреждения не менее сильны и серьёзны, чем наружные, видимые. Каждое сказанное слово сопровождалось кровавыми пузырями, что вздувались и опадали на разбитых губах. Какую же боль испытывал этот человек от вывернутых суставов, от сломанных ключиц. Практически получалось, что тело держалось на мышцах и сухожилиях. Но Гиту не очень-то это волновало. Она придвинулась ещё ближе.
-- Кто он? Как его зовут? – Она спрашивала у раненного, не решаясь к нему прикоснуться.
-- Он … Он уехал, и взял с собой заложницу …
Шёпот повешенного на дыбе стал чуть громче. Он снова попробовал открыть глаза, но и эта попытка оказалась ему не по силам.
-- Куда он поехал? И с кем? – Гита торопилась. Чудо, что здесь ещё до сих пор никто не появился. Ведь совсем недавно, по-видимому, здесь стоял шум и даже грохот от жутких побоев. Наверняка кто-нибудь из соседей услышал этот шум и позвонил в милицию. – Кто он?
-- «Норд Хаус». Он поехал в «Норд Хаус».
Шёпот прекратился. Ещё одна струйка крови шлёпнулась в лужу. Больше он ничего не говорил. Умер ли он от побоев и обширного кровотечения, или то была временная потеря сознания от залповой утраты организмом львиного запаса жизненных сил? Гита не стала разбираться. Она отступила назад, но вдруг снова остановилась. Внизу кто-то ходил. Вот хлопнула дверь. Бригитта замерла и вся напряглась. Большим пальцем правой руки сняла пистолет с предохранителя.

Хайновский с трудом удерживался от смеха. Нет, определённо, он должен быть благодарен этому полковнику. Он ему отвалил от щедрот своих целый букет подарков. Во-первых, достал из камеры смертников, во-вторых, накачал тело силой неимоверной, а в третьих, самое, пожалуй, главное – дал ему возможность сквозь стены зреть. Каким образом это получалось, Хай не ведал, но это не мешало ему пользоваться полученными преимуществами.
Точно так же, как он углядел Прошку Девяткина, сейчас болтавшегося под потолком, так он сейчас наблюдал за женщиной, шаставшей по комнатам второго этажа. Повезло ей несказанно, что она на кухню сперва не заглянула, куда Лом завернул похавать на дорожку. Березовская, куклой бесчувственной, лежала здесь же, на полу. Вырубилась, когда он с парнем тем развлекался. Ловок тот оказался. Когда очнулся, вывернулся, падла, и давай прыгать вокруг, как козёл. Ножик достал, руку Хаю порезал, вообразил о себе невесть что.
Всего лишь раз Хайновский ловчилу этого прыгучего ударил. Так тот пять метров по воздуху летел. В стену вмазался и сомлел, конечно же, сразу. Вот бы силу эту ему заиметь, когда его в зоне авторитеты заломать собрались. Здорово тогда ему крутиться пришлось, чтобы и себя в обиду не дать, и пахана, не дай Бог, не рассердить. Это сейчас он тому башку просто открутил бы и королём зоновским сразу через то заделался. Остальные воры вокруг него хороводы бы водили, с такими-то способностями.
Пока Девяткин в своём углу отлёживался, чувства и памяти от удара лишившись, Хай ему персональную дыбу соорудил. Принёс, не поленился, из подвальчика трос буксирный, из стальных жил скрученный, продел его в крюк под потолком, где канат висел. Оказывается у полковника специальная комната имеется, где он спортом занимался, силушкой накачиваясь. Лучше бы сам свою электронную шляпу примерил, которая сквозь мозги силу вдувает. Быстрее получается.
Подтащил Хай Девяткина, руки за спину ему вывернул так, что суставы трещать начали, а лопатки холмиками сквозь куртку поднялись. Содрал эту куртку Хай с торса Прохора и вздёрнул его под потолок, а трос на гриф штанги намотал, чтобы руки для работы освободить. Для верности ещё жгутом резиновым пару двухпудовых гирь прикрутил к штанге той.
Завыл Прохор, задёргался. «Ну куда ты, чудак, с дыбы-то спрыгнешь? Виси уж, коль попался». Побеседовать хотел Хай с пленником основательно, побалакать по душам. Кто, мол, такой, да зачем сюда тайно пожаловал, с какими-такими целями нехорошими. Но парень не пожелал рта открывать, лишь выл да зубами скрежетал. Надо полагать, от боли в руках, выше головы вздёрнутых. Ну что же, от этой боли его отвлечь можно. И Хай здорово поработал кулаками. Руки слились почти что в пропеллер воздушный, а тело Прохора летало по залу не хуже маятника. По сторонам кровь его разлеталась, точно летний дождик. Потому как тёплый. Одна капля Березовской на лоб попала. Она ахнула и сомлела. Держал Хай эту бабу при себе, чтоб не сбёгла или каку другу глупость не совершила.
Вот тут Прошка заговорил- закричал. Всё рассказал, и про охоту на него, на Хая то есть, и про базу их, «Норд Хаус», даже маршрут детально расписал, на машине чтобы до них добраться можно было. Вот ведь, нашли они с ним общий язык в конце концов. И что ему стоило всё сразу рассказать? Двинул ему Хай ещё раз, чисто для порядка, чтобы в следующий раз соображал скорее. От удара завершающего в груди у Прошки хрустнуло что-то, и сквозь кожу наружу обломок ребра выехал. Ну что же, в дисбате ему не раз говаривали, что «Бог терпел и нам велел». Потерпи, браток, может и выживешь. Хаю до тебя теперь ни дела, ни обиды нет. У него новая цель появилась – посчитаться с охотниками, которые его уже достали. Он не забыл, как от них под пулями улепётывал. Так сыграем ещё раз в эту игру замечательную. Теперь Хай к ней подготовлен. Ружьё помповое с картечью, пистолет с бесшумной насадкой, с каким Прошка по его душу явился, и ещё один пистолетище, здоровенный, с дырчатым кожухом. Он его в сейфе у полковника нашёл. Любил тот оружие в доме держать. Это в дополнение к силе. Встречайте меня, охотнички! Серый Волк к вам скоро явится!
Да, Хай у полковника ещё и сейф раскурочил. Для любопытства решил зрение ночное проверить, нет ли тут ещё ходов каких секретных, или других тайников. Ходов больше не было, а сейф вот в стене замаскированный обнаружился. Ключи от него  полковник забыл оставить, так он руками дверцу оторвал. Пускай запомнят, что ежели не хочется, чтобы двери ломали. Так их запирать и вовсе не надо.
Бумаги, что там лежали, он по комнате раскидал, а самые ценные, что в папочках одинаковых хранились, сложил в узкий портфельчик, что здесь же, рядом со столом, притулился. Туда же он сунул тугие запечатанные пачки зелёной «капусты». Вот сейчас он солидно упаковался. А за документики эти полковник ему ещё столько же отвалит. Это если он свою бабу выкупать не захочет. А так, Хай думал разжиться на этом деле значительно.
Когда он завернул на кухню, чтобы набить опустевшее брюхо, в дом пожаловала гостья. Ну не квартира здесь запертая, а проходной двор какой-то. Так и прут, так и прут. Она бродила по дому с железкой с «пуколкой», и тоже что-то искала. Можно было бы и её с собой прихватить, но зачем? Как он один с двумя бабами совладает? Ему пока одной хватит. К тому же эта смирная, а та начнёт в нём дырки компостировать, когда они ещё зарастут. Так что, пусть живёт!
Хай взвалил Березовскую на плечо и направился мимо журчащего фонтана в холл, а оттуда в гараж. Поедем со всеми возможными удобствами. Стёкла у машины тёмные, кто едет – не видно, а тачки своей полковник ещё не ищет. Это нам на руку. До «Норд Хауса» доедем с комфортом. А там уж на другую пересядем. Оттуда с полковником насчёт выкупа и поговорим. Ему не с руки Хая ментам сдавать, хе-хе. Лучше это дело закончить полюбовно, да разбежаться. Больше он обиды на Москаленку не держит. Считай, за всё расквитался.
Хай включил рубильник, питающий механизм открывания ворот гаража. Дамочка-то ловка оказалась. Каким-то образом подсунула под створку канистру и влезла. Молодец, стерва! Хай завёл двигатель и скомандовал воротам: «Сим-сим, откройся».

Генка Котляков вытянул короткую шею, но клёвая бикса уже скрылась из глаз. Везёт же здешним жителям, богатеям, к ним такие тёлки хаживают, с такими «буферами», что закачаешься, слюной изойдёшь. Вот бы с этой часок покувыркаться, она бы настоящий класс показала, по лицу видно – специалистка. Нечаянно оперся на больную руку – кисть резануло. Котляков помахал рукой. Надо бы повязку жёсткую сделать. Похоже, вчерашний мудак ему растянул связки. Аттила и Бугай над ним посмеялись тогда. Ну ничего, он ещё разыщет того фраера.
От нечего делать Котёл, прирабатывающий охранником в свободное от гулянок и занятий в атлетическом клубе время, принялся разглядывать спутника той чувырлы, что должна встретиться с полковником. Они приехали с ним вместе на старенькой «Волге», расплатились с таксистом и разделились. Чувиха подошла к ним, а её дружбан отошёл в тень и приземлился на скамейку. Чего он там, спит что ли? Котёл пригляделся и чуть не выпал из своей будочки.
Матерь божья, да это же тот самый мудак, что давеча едва не сломал ему руку. Они тогда вместе с Аттилой и Бугаём битый час прочёсывали окрестности. Попадись он им тогда, здорово бы они его расписали, по гроб жизни зарёкся связываться с «атлантами». Это они сами себе такое имя придумали. Аттила у них за вожака. Он и привёл их в атлетклуб «Атлант», научил грамотно работать с железом, играть с гирями. Пацаны поверили в него, поверили в себя. Что они самые сильные в городе и самые крутые. Пришлось схлестнуться с Автобаном, Зелёнкой, разогнали кодлу из Дурней. После того, как к ним в клуб перешёл Арнольд, другие уже не наезжали – боялись. Арнольд не только гирями споро орудовал, но и боксёр был первоклассный. До этого лишь один Аттила, то есть Ремиз Гинеатуллин, занимавшийся в Казани тхэквондо, мог постоять за честь «атлантов» против более сильной по численности группировки.
Поэтому Котлу было так обидно, что при их вожаке и учителе, его, атлета, «атланта», носом о стол шмякнули. Позор, да и только! И вот теперь этот оборзевший фраер снова уселся, тут, у него, под разбитым носом. Хочет, должно быть, показать, что насрать ему на все условности, что круче его ребят ещё не рисовали. Ну, посмотрим!
Котляков накрутил в себе агрессию по самое по горло и незаметно выскользнул из будочки. Скок дремал, привалившись к стене и зажав дубинку между коленями. Репа читал книжку с изображением голой бабёнки на истерзанной обложке. Губы его шевелились и лоб был нахмуренный, «гармошкой». Репе счас не до посторонних. У него от чтения порнушных текстов наступила полноценная эрекция.
Незаметно, скрываясь за кустами, Котёл потихоньку продвигался к скамейке с обидчиком. Тот навалился на спинку скамьи, закинул ногу за ногу. Сама, блин, невозмутимость! Нет, точно, он узнал Котла и сейчас демонстрирует полнейшее к нему презрение. Гена достал резиновую дубинку, постучал ею по ладони, примеряясь. Спрятался за тополем, набрал воздуху и сделал два стремительных шага.
Казаков услышал треск гравия под бегущими ногами и начал поворачиваться в ту сторону. Но – не успел. Сказалась предыдущая бессонная ночь. В голове его лопнул шар и брызнул сноп искр, которые разлетались в разные стороны, унося с собой сознание.
Репа оторвался от увлекательной групповой сцены, в которой он мысленно отводил для себя главную роль гиганта постельного спорта, и обалдел. Котёл, каким-то непонятным образом, успел улизнуть с поста и сейчас «мочил» клиента. Это надо же! С полного размаха врезал тому дубинкой по чайнику. Да таким ударом валят с копыт лошадь. Он уронил книжонку на заплёванный пол и помчался к скамейке.
-- Ты что, офигел, Котёл? Ты  же его убил! – Репа чуть не заорал в полный голос. Парень от удара свалился со скамейки и лежал на траве, усыпанной окурками.
-- Он своё получил. Это он, падла, меня в кабаке вчера уделал. Сегодня снова явился, хотел опять побаловаться, да не вышло. Кишка тонка оказалась!
Наконец Котлу удалось совладать с волнением и сунуть дубинку в петлю на ремне.
-- Какой там явился! Причём здесь ты? – От волнения Репа уже заикаться начал и глаза таращить круглые, белёсые. – Он с той бабой пришёл, что до полковника отправилась. А к нам даже не подходил.
-- Нишкни, Репа. Я своё дело знаю, -- процедил Гена сквозь зубы. Репа в их клуб записался совсем недавно и права голоса особенного ещё не имел. – Лучше помоги мне его в подвал оттащить. Потом я Аттиле звякну, что он посоветует делать дальше.
-- Да он тебе яйца оторвёт, -- вякнул было Репа, но глянул в побелевшие от ярости глаза Котла и первым схватил парня за ноги. – Куда тащить-то?

Джип выехал в открывшийся проём и остановился рядом с опущенным шлагбаумом. Нетерпеливо рявкнул сигнал. Скок проснулся, вскочил, дубинка упала на пол и закатилась под столик. Закемарил он основательно. Со сна не мог понять – что, кто, зачем? Лишь после второго сигнала сообразил – шлагбаум. Перед будкой стоял джип. За стеклом зыбко виднелись два силуэта – мужской и женский. Понятно, полковник поехал куда-то со своей подругой. Куда запропастились Котёл с Репой? За пивом что ли отправились? По правилам они его сперва разбудить должны были. Наверное, просто не захотели делиться «Туборгом».
Раздумывать долго было некогда. Скок нажал кнопку пуска электромотора. Зажужжал статор и шлагбаум медленно поехал вверх. Не дожидаясь, пока он поднимется до самого упора, джип рыкнул мощным двигателем и умчался, выбросив на прощанье облачко едкого дизельного дыма. Скок чихнул.
Бригитта одела туфли, сунула пистолет в сумочку. Тот, кто прятался в доме, кто столь жестоко расправился с этим молодым человеком, уже уехал. Уехал спокойно, как из своего собственного дома. Она заглянула на кухню. На столе стояла пустая бутылка и несколько грязных тарелок. Кто-то весьма основательно подзаправился. Неужели это был всё-таки Николай? Все последние дни он пребывал в ужасном настроении. Неужели от постоянных стрессов у него «поехала крыша»? Это бы объяснило многое. Он приказал своим людям угнать машину у Гиты, а теперь вот замучил до полусмерти своего же человека. Поступки ли это нормального, или всё же больного человека?
Появилась мысль – отправиться следом за полковником. Как там сказал парень – «Норд Хаус»? Значит, он отправился именно туда. А мы с Мишей двинемся следом. Заявимся туда и расскажем, что он с их товарищем сотворил. Полковник не удержится, откроет своё истинное лицо психопата. Пусть его люди видят, кто ими командует. А не поверят, так она им подскажет – может, товарищ их живой ещё. Это вот всё и будет лучшей местью, за машину и всё прочее. Она расправится с Николаем руками его же людей. Пусть попробует ещё раз перебежать ей дорогу.
Из дома Бригитта вышла осторожно. Нельзя, чтобы заметили, что она была внутри. Пусть думают, что она просто обошла особняк со всех сторон, но ей так никто и не открыл дверь. Так она и скажет охране, если увидит кого из них.
Удивительное дело, но рядом с будочкой никого из охраны не было. Может быть, сдвинутый Москаленко снял их всех и отправил по домам? Лишние свидетели им ни к чему. Впрочем, это и ей на руку. Уже не скрываясь, она миновала шлагбаум. Странно, но на скамейке не  было и Михаила. Что здесь произошло, пока она путешествовала внутри москаленковского дома?
Ей показалось, что на брусках скамьи, где оставался дожидаться её Казаков, виднелись пятнышки. (Опять кровь?!). Проверять она не стала. Ей сполна хватило всех этих кровавых пятен и даже луж там, на втором этаже проклятого особняка. Неужели Николай, отослав охрану, свалил Казакова и загрузил в машину, чтобы увезти подальше и выбросить в некоем заброшенном месте? Тогда, может, и охрана не по домам разошлась, а все лежат в своей будке с перерезанными глотками. Нет, ерунда это всё. Хотя бы потому, что он просто не успел это всё сделать по причине недостатка времени. Да и не свиньи же здесь сидели безвольные, чтобы самим под нож ложиться. Это уже слишком, как в голливудских ужастиках!
Гита быстро миновала переулок и свернула на узенькую улочку. Отойти подальше и сесть в первое же такси. Делать нечего, дальше она поедет одна.

 -- Здравия желаю.
Баранников на мгновение поднёс ладонь к козырьку, зафиксировал и кинул руку вниз. Чисто рефлекторное движение армейца, хотя ни формы, ни даже фуражки у старшего лейтенанта не было.
-- Садись, Пётр, присаживайся поудобней.
Москаленко был совершенно спокоен, или умело делал вид, что спокоен. Во всяком случае, это у него здорово получалось.
-- Давай, рассказывай, что там, да как, -- попросил он, хотя знал всё досконально. Один из филеров, младший лейтенант государственной безопасности, входил в вятскую секцию Фронта и имел доверительный разговор с полковником в то время, пока Филина подготавливали к отправке в Митино. Каждый вечер он делал обстоятельный доклад не только о состоянии больного, но и о всех действиях как Баранникова, так и Сапрыкина.
Пётр быстро и чётко доложил по существу о всех процедурах, сквозь которые врачи терпеливо провели занедужившего учёного. Рассказал о моментах улучшения состояния и минутах меланхолии.
-- У меня сложилось впечатление, что выздоровлению Филина, мешает некий психологический фактор, -- наконец сообщил Баранников. Москаленко не подал виду, что напряжённо слушает. – Он знает обо всех сторонах не только проекта «Возрождение», но и нашего «Терминатора». Филин – это человек с чрезвычайно живым воображением. Именно это ему и помогло в своё время разглядеть все возможности того, что он обобщающе назвал «Возрождением». Разглядеть, систематизировать и отлить в нечто конкретное. И сделал он это в своём воображении, то есть в голове. И сейчас, получив каким-то образом информацию о дочернем, теневом проекте, он точно таким же образом  проигрывает все стадии развития нового направления. Именно это  и не даёт его организму, его нервной системе, пребывать в состоянии расслабления, что бы способствовало отдыху и снижению нервных нагрузок. Я посоветовался с психотерапевтом профилактория. Он склоняется к такому же мнению. Пациент продолжает находиться в состоянии нервного ступора. Притом затяжного …
-- … Последствия которого могут быть весьма неприятны, -- продолжил за него Николай. – Я тоже имел беседу с Носковым. Но что мы можем сделать? Остаётся только ждать?
-- Мы только этим и занимаемся в последнее время. Носков тогда добавил ещё, что малейший психологический прессинг или даже стресс, вообще могут выбить Филина пусть из шаткого, но всё же равновесия, психического равновесия.
-- То есть если мы будем давить на него … -- начал Москаленко.
-- Он может съехать с фазы, то есть сойти с ума, -- закончил мысль Баранников.
-- Это нам никак не подходит, -- заявил Николай. – Пока Филин не очухается, ответственность в этом деле лежит на нас.
-- На вас, господин полковник, -- добавил Пётр, сощурив глаза.
-- Нет, на нас. Именно вы, Пётр Баранников, находитесь в непосредственной близости от учёного. Вы обязаны сдувать все пылинки с нашего уважаемого специалиста. Запомните, что теперь всё, что осталось от нашего мегапроекта, находится в филинской голове. Программное обеспечение размагничено, информация стёрта или пострадала так, что практически невосстановима. Нужно начинать всё с нуля.
Зазвонил телефон, стоявший на столе у полковника. Он поднял трубку и поднёс её к уху. Долго слушал, нахмурив лоб. Потом опустил трубку на аппарат т громко чувственно выругнулся.
-- Говоришь, твой человек ни на шаг от Филина не отходит?
Баранников промолчал. Пока он здесь, в Митино что-то произошло. Что-то с Филиным. Давно пора было Кузьме  открутить голову.
-- Пока твой болван какую-то бабу обхаживал, с Филиным попытался войти в контакт некий посторонний человек. Так твой Сапрыкин не придумал ничего умнее, как пристрелить неизвестного. Сейчас мои люди пытаются замять шумиху, поднявшуюся в профилактории. Это же скандал! Им надо было выдать газовое оружие. Или вообще никакого! Пусть действуют голыми руками. Все они там разрядники по самбо и каратэ. Так нет же, начали пальбу! И кто, спроси меня? Твой идиот!
Баранников молчал и жевал губами. Что он мог сказать? Что вот сейчас поедет и натянет на Кузьму смирительную рубашку? Глупо.
-- Поехали. Нужно забрать оттуда Филина сию же минуту. Скоро туда просочатся  папарацци и телевизионщики. Нужно убраться до их прибытия. Едем!

Глава 19.
-- Берегитесь, охотнички. К вам едет Серый Волк!
Войдя в образ, Хайновский даже пощёлкая зубами. Щелчки те получились очень даже зловещие. Он взглянул на себя в зеркальце заднего подсмотра. Лицо его быстро заросло рыжеватой щетиной, превратившейся в клочковатую бороду. Нижняя челюсть потяжелела и как бы вытянулась вперёд, как и иного англосакса. Разглядеть детали было трудно из-за бороды. Хай оскалил зубы. Действительно, зрелище впечатляющее. Крупные желтоватые зубищи торчали ровным частоколом. Открытый рот больше напоминал пасть хищника, волка или даже тигра.
Машину тряхнуло. Зубы снова клацнули, теперь уже от толчка. Пока Хай любовался своей персоной, машина почувствовала свободу и тут же перескочила бордюр. Он быстро крутанул руль, возвращая джип на проезжую часть. Позади сердито прогудел микроавтобус «Газель» - «Автолайн». Н чуть не подрезал им путь.
Давненько Хай не садился за руль автомобиля. Повнимательнее надо быть, повнимательнее. Рядом с ним лежала подробная карта города, по которой он заранее отметил, с помощью Березовской, направление движения. След красного карандаша хорошо был виден даже на ходу. Сама Лариса лежала на заднем сидении. Он набросил на неё кожаное пальтишко. С утра было прохладно. К тому же не видны руки, скованные наручниками. Так спокойней будет им обоим. Ох, бедовая девка, эта Березовская! Раньше была, да и сейчас видимо такой же и осталась. Раз связывается с такими людьми, как полковник.
Закончились панельные девятиэтажки, которые раньше гордо именовались МЖК «Красная Горка». Сейчас это был уже микрорайон с тем же названием. Джип съехал под горку и покатил по направлению села Красногорского, где базировалось агентство «Норд Хаус». Сзади коротко застонала Лариса. Не забыть ей добавить порцию снотворного газа из баллончика. Сколько он интересных и полезных вещей нашёл в доме Москаленки. Он испытывал к нему даже благодарность. В иных обстоятельствах они могли бы стать, наверное, друзьями! В них обоих ощущалось склонность к авантюрным действиям. Поэтому Хай не стал сжигать жилища полковника. А ведь мог бы! Бензина там было предостаточно.
Стоп. Приехали. Контора, где разместились люди из команды «А», была с виду совсем уж неказистым двухэтажным строением. Штукатурка местами обвалилась. Несколько стёкол заменяли фанерки. Часть шиферных листов провалилось на чердак. Неужели это то самое место? Спросить было не у кого, да и не стоило этого делать. Не на опрос ведь он сюда ехал, а на охоту. Ну, охотнички, держитесь. Сейчас вы на своей территории, но и Хай не с пустыми руками к вам явился. Вы искали неприятностей, вы их получите в полной мере!
Он рывком приподнял пальто. Веки у Березовской дрогнули. Ага, притворяется, что всё ещё спит. Ждёт, пока Хайновский уйдёт, чтобы сбежать из машины. Или сделать попытку к побегу. Хай улыбнулся, чуть показав клыки сквозь поросль усов, и достал из кармана чёрный лаковый баллончик. Струя маслянистого газа ударила в лицо девушки. Та глубоко вздохнула, открыла глаза и … бессильно повалилась на кожаное сиденье. Хай потряс баллончиком. Внутри глухо булькнуло. Газа ещё хватит. Он сунул баллончик в карман пальто.
-- Охотники, вы готовы к встрече с Волком? – пропел он, одновременно проверяя обойму бесшумного пистолета.
Охотники отдыхали. Полковник дал им задание и они его добросовестно выполняли.
Баландин и Голубев, Пятый и Седьмой, спали на раскладных кроватях. Они скинули кроссовки, сняли куртки, но всё остальное оставили на себе. Как всегда, они готовы были вскочить в любую секунду, лишь рявкнет сигнал тревоги. Тревожная кнопка находилась в кабинете Первого, который сейчас занимал Четвёртый, Баканов. Он то ли обдумывал положение, то ли тоже прилёг, но из комнаты его не доносилось ни звука. Впрочем, и подслушивать под дверью было некому. Двое из команды спали, а ещё один – Костя Скляр, находился в комнатушке, где обычно сидел дежурный. Перед ним светился экран монитора, на котором просматривались подходы к их базе. Замаскированный видеоглаз никогда не подводил – не спал, по нужде не отлучался и на баб посторонних не засматривался, ежели с его помощью этого не делали дежурные. Но это уже на их совести.
Кроме видеооборудования в клетушке находилась и звуковая аппаратура. При необходимости можно было бы подключить наушники к усилителю и послушать, о чём болтают посторонние, если таковые шатаются поблизости. Звукоуловители захватывали пространство в добрую сотню близлежащих метров. Имелась ещё в наличии звуковая направленная «пушка». Этот микрофон работал и на большем расстоянии. Но его использовали в основном на заданиях. Рядом с телефоном находилась чёрная коробочка. Если откинуть крышку, то можно резким звонком поднять всю команду.
Костя сидел, обхватив обеими руками голову. Пальцы погрузились в чёрные пряди волос. Господи, что же это творится в последнее время?  Неужели это он, Костя, своими собственными руками усадил в ту машину другана своего закадычного, Вовку Свечинского? Они вместе прошли через детские годы, вместе попали в армию, служили в престижных десантных войсках, прошли Афган.
Как-то раз колонна бронетехники попала в засаду. В узком горном ущелье фугасным зарядом подорвали «козырёк», нависавший над извилистой дорогой. Загрохотал обвал. Поднялась туча пыли, песка. Ребята горохом посыпались с «бортов». Поднялась пальба. По ним лупили сверху, с горного склона. Наши парни отстреливались. Рявкнул гранатомёт. Снова загрохотал обвал. Кто-то закричал, но крик этот сразу и оборвался.
Дымовая завеса начала рассеиваться и, внезапно, Костя разглядел перед собой незнакомца. Огромный верзила в широкой рубашке, до бровей заросший кудластой бородой, смотрел на него в упор чёрными пронизывающими глазами. На голову его была наверчена какая-то грязная продранная тряпка, сквозь прорехи в рубахе виднелось смуглое тело, покрытое красноватыми язвочками. На ногах были одеты мягкие сапоги с резиновыми галошами. Всё это он успел разглядеть в полсекунды, пока поднимал свой АК-47. Но у душмана-то короткое ружьё было уже поднято. Грохнул выстрел и последовавший мощный толчок бросил Костю на каменистую землю. Пуля из карабина угадала в автоматный магазин и от этого удара он и повалился. Автомат вылетел из рук и покатился по камням. Из ребят никого поблизости не было. «Дух» громко захохотал и прыгнул на Костю. В руке он сжимал длинный изогнутый кинжал.
При падении Костя ударился о валун. Спёрло дыхание, а перед глазами всё поплыло. Сверху навалилось тяжёлое тело, кисло пахнущее потом. Одной рукой душман задрал голову Кости, а другой поднёс к его горлу воронёный клинок. Костя взглянул на прокалённое безоблачное небо. Прощай, мама! Прощайте, друзья!
Душман крикнул. Но это не был крик торжества, с которым человек приносит жертву на алтарь своей мести. Нет, это был вопль боли и страха. Костя собрал всю оставшуюся силу и оттолкнул от себя тело пуштуна. Тот со стонами откатился. Позади него невость как очутился Свечинский. В руках он держал автомат, но держал он его как дубинку. В пылу боя Вовчик успел расстрелять все имевшиеся патроны и, когда заметил, что дружку его приходится  туго, стрелять ему уже было нечем. И он воспользовался автоматом по-другому. Быстрый, как порыв ветра, он перебежал открытое место, пронизываемое злобными шершнями пуль, и ударил «духа» прикладом автомата, целясь по голове. Приклад соскользнул с автомата на плечо. Там сухо треснуло, и афганец закричал. Он катался по земле, завывая, и, судя по всему, призывал гнев Аллаха обрушить на голову неверных.       
Вовик помог Косте подняться, и они затаились за грудами камней. По ущелью бродили пуштуны и добивали раненных «шурави», перерезая им горло. Защитного цвета форма, щедро покрытая густым слоем пули, помогала друзьям быть невидимыми. Они умудрились переползти в полузасыпанный осыпью бронетранспортёр.
Читатель может попробовать представить себе состояние ребят, когда группа пуштунов расположилась рядом с остовом БТРа. Пуштуны расстелили большой платок, служивший достарханом, и разложили на нём стопку сухих лепёшек. Белые шарики овечьего сыра, несколько фляжек с прокисшим молоком, большая гроздь крупного винограда и горка яблок довершили приготовление к обеду.
Друзья наблюдали сквозь смотровые щели за жующими афганцами. Те продолжали за едой шумно обсуждать нападение на караван. Были бы у ребят патроны, всю группу можно было бы смести одной длинной очередью, но положение их, если честно, не сильно бы изменилось при этом. Набежали бы другие, что продолжали шарить в окрестностях, выискивая разбежавшихся солдат. Время от времени, то в одном месте, то в другом, начиналась стрельба, но быстро и прекращалась. Всякое ведь бывает в нашей непростой жизни. В этот раз перевес оказался на стороне моджахеддинов. Они тщательно спланировали и провели операцию уничтожения каравана советских войск. Часть бронетехники погребла под собой каменная осыпь, обвал, по другим машинам провели очную стрельбу из реактивных гранатомётов- базук. Видимо, эта группа прошла подготовку где-нибудь в Пакистане.
Временную передышку друзья восприняли как отсрочку неминуемой смерти. Весьма кратковременную. Дело в том, что эта группа афганцев занималась тем, что осматривала грузовики и транспортёры, и снимала оттуда что можно. Когда очередь дошла до машины, где затаились друзья, партизаны проголодались.
Костя сглотнул, когда увидел, как аппетитно едят враги. Они отламывали куски от плоских хлебов и клали их в рот вперемешку с большими виноградинами. Ему тоже захотелось чего-нибудь пожевать, но всё осталось где-то в другом месте.
Тянуло горьковатым дымком сгоревшей взрывчатки. Поблизости лежал труп их товарища. Вся гимнастёрка его была покрыта коркой засохшей крови. Может, натянуть её на себя? Но афганцев не обманешь. Они каждому из схваченных перерезали ножами глотку. Эти почему-то никого в плен не брали. Идти что ли им далеко? Или это были «непримиримые», особо жестокая группировка Абдоллы Маруфа? Так или иначе, но трапеза приближалась к концу.
Наконец афганцы вытерли пальцы о голенища сапог и воздали хвалу Аллаху, проведя ладонями по куцым бородёнкам и кланяясь куда-то, где, предположительно, находилась Мекка, родина их пророка. Затем все они поднялись на ноги. Один стал увязывать в узел остатки продовольствия. Афганцы ничего не выбрасывали. Всё, что оставалось полезного и нужного им, они всегда уносили с собой.
Глядя, как остальные пуштуны приближаются к транспортёру, Костя напрягся. Ладонь его обняла рукоять штык- ножа. Вовик поднял автомат за ствол. Первый, кто заглянет через борт, в открытую дверцу, получит в лицо удар прикладом. А о том, что произойдёт вслед за этим, приятели старались не думать. По гарнизонам баз советского ограниченного контингента ходила масса ужасающих кровавых подробностей. Находили трупы с отрезанными конечностями, выколотыми глазами, отрезанными ушами и носами. Впрочем, некоторые из советских воинов позволяли себе не менее жестокие выходки. На войне, как на войне. Там не до сантиментов.
Первым услышал далёкий гул один из моджахеддинов. Он громко гортанно о чём-то крикнул. Один из «духов», взявшийся уже за поручни бронетранспортёра, чтобы влезть внутрь, поднял голову. Гул становился всё сильнее. Приближалось несколько вертолётов. Значит, кто-то из радистов колонны всё же успел вызвать подмогу. Помощь была уже близка, но прибыла слишком поздно.
Из четырёх десятков солдат уцелели наши друзья и старшина Базюченко, заползший в глубокую расщелину. Остался в живых и капитан Гайда, контуженный при взрыве. Его, окровавленного с ног до головы, душманы приняли за убитого. Но Гайда не дожил до госпиталя и умер в пути от недостатка крови. В воздухе было проблематично наладить систему переливания крови. На борту хранился небольшой запас в запаянной банке, но условия данного момента не позволяли применять её. Душманы попытались обстрелять «вертушки» и даже сбили один из них «Стингером». Вертолётчики выпустили несколько ракет по склону горы и предпочли убраться подальше, проверив торопливо, нет ли ещё уцелевших. Все трупы, что смогли собрать, сложили кучей на полу и быстро улетели, унося страшный груз «двухсотых» и горстку уцелевших.   
В госпитале, куда Костя угодил из-за повреждения позвонков, ему часто снилось лицо того, первого, афганца. Он скалил жёлтые зубы и глядел на него пронизывающим взором. В руке его постоянно был зажат тот изогнутый нож. Костя с криком просыпался, о чём-то кричал, куда-то пытался бежать, но его успокаивали, медсестра делала очередной укол и он забывался. Вовка его частенько навещал. Он тоже попал в госпиталь, но находился в другой палате, для лёгких ранений, что называлось. То есть и на его долю досталось военный несчастий, но не в такой щедрой доле, чем иным прочим. Каждый раз друг приносил ему то половину шоколадной плитки, то виноградную гроздь, подолгу сидел рядом, смолил «бычок» или рассказывал развесёлые больничные байки, и о том, насколько успешно продолжается процесс охмурения медсестрички Нельки Нелюбиной. Друг Вовка! И дружили они с ним до самой смерти, до Вовкиной смерти. Сам его Костя в тот «Ауди» сажал, руки на коленях аккуратно складывал.
Из глаз Скляра покатились непрошенные слёзы. Он склонился над столом, едва не задевая носом столешницу. Как раз в то время, как на экране монитора появился джип, остановился, и из салона вылезла фигура в длинном чёрном пальто. Человек это уверенно направился к дверям конторы, но Костя его не видел. Он заново переживал все события огненных похорон. Бутылка, стоявшая у его ног, помогла ему частично облегчить душу, содрать с неё жёсткую корку отрешённости, расслабиться. Баканов, видя его состояние, попробовал загрузить его работой и назначил дежурным, наказав дождаться Прохора. Девяткин отправился выполнять личный приказ Москаленки и должен был появиться в любой момент.
Тяжёлая металлическая дверь, обитая угловым швеллером, была прочно вделана в косяки. Но перед страшной силой Хайновского дверь не устояла. От первого удара она загудела, от следующего как-то жалобно заскрипела и уже после третьего рухнула внутрь, подняв облако пыли от кучи осыпавшейся штукатурки и кирпичного крошева. В стенах остались глубокие ниши- проёмы от длинных металлических штырей, приваренных к дверям. Раньше они были вцементированы в стены, а сейчас вот обнажились.
Костя на секунду опешил, замер, растерялся. Вот только что никого здесь не было и вот – удар, дверь, казавшаяся мощной преградой, выбита и лежит на пороге … Кто там? В поднявшихся пылевых вихрях было не разобрать.
Из комнаты отдыха выскочил Владик Голубев. Со сна он ещё не совсем разобрался в ситуации, но в руке уже держал мини-«узи». Захлопали выстрелы, приглушённые насадкой для бесшумной стрельбы. Но стрелял вовсе не Владик. Его мотало из стороны в сторону. На футболке появились рваные отверстия, из которых толчками хлынула кровь. Потяжелевший «узи» выскользнул из руки Голубева. Сам он зашатался, привалился к стене и сполз на пол, где так и остался сидеть, как если бы вдруг уснул. Вот только это был совсем не сон …
Неизвестный налётчик сделал несколько шагов вперёд и вошёл в освещённое пространство. До этого он находился в тени. Только сейчас разглядел через видеоглаз его лицо и всё внутри захолонуло, потому как ему показалось, что это был тот самый давнишний душман, заросший до глаз крашеной хной бородой. Только стал он за прошедшие годы ещё больше, массивнее и, кажется, даже выше. И теперь он нашёл Костю, через столько лет, достал его из кровавого прошлого, как достал несколькими днями раньше и Вовку Свечинского, раздробившего ему ключицу прикладом автомата. Это его оказывается привёз неизвестно откуда полковник, и вот теперь душман вырвался на волю, чтобы расправиться с ними со всеми. Его не остановить никому.
Душман повернул в Костину сторону и хлопнул ещё один выстрел. Скляр упал на пол, заполз под стол, хотя выстрел поразил всего лишь видеокамеру. Снова захлопало и пули начали дырявить аппаратуру. Что-то громко хлопнуло. И тут же затрещало, словно рядом начали рвать простыню на узкие полосы.
Хайновский закричал. Одна пуля прошила плечо, другая застряла в боку. Охотники огрызались. Одного он завалил. Другой где-то спрятался. Что ж, пришло время открыть им один секрет. А чтобы он был более действенным, кое-что нужно добавить. Хай осторожно вернулся к зияющему проёму и поднял оставленный там внушительный диск дымовой шашки. Эта штука лишит охотников возможности видеть его. Вот тогда-то и можно будет сыграть с ними в прятки. До сих пор эта игра им была очень даже по нраву.
Двумя ударами ножа Хай проделал в корпусе шашки треугольное отверстие и вставил туда пучок зажжённых спичек. Через несколько мгновений повалили клубы вонючего белёсого дыма. Пошла потеха! Хай катнул шашку внутрь конторы и она покатилась колесом, наткнулась на стену рядом с Голубевым и упала плашмя.
Дым застилал внутреннюю часть конторы. Ещё несколько мгновений и можно начинать. Хай поднял пистолет и нажал на курок, но пистолет не отозвался выстрелом. Подумав, Хай достал из рукояти обойму. Так и есть – она была пуста. Не беда, у него оружия навалом и он отбросил бесполезную железяку в сторону. Она загремела по полу. Тут же в двери мелькнул силуэт человека и ещё одна очередь прошила место, где ударился о пол пистолет. Ого! Стреляли явно на звук.
Рома, приземистый крепыш с рельефной мускулатурой, сжимал мини-«узи» одной рукой. Он напряжённо прислушивался. Где же ребята? Когда он проснулся от грохота, сосед его, Владик, был уже на ногах и первым выскочил в коридор. Первым и погиб. Голубев был асом по части скорости и реакции, но это ему не помогло. Кто же на них напал? Может, местные бандиты решили вновь отвоевать своё место? Но Рома тут же отмёл в сторону глупую мысль. Зачем бы это им понадобилось? У них и без того хватает кабаков и опорных точек. Тогда кто это? Милиция? Полковник бы предупредил их десять раз, ведь у него в органах немало глаз и ушей. А может … может это сам полковник убирает таким образом лишних свидетелей? Помнится, у него где-то припрятан специалист по убийствам. Да и сам он в этих делах дока. Видать, капитально его прижали.
Как-то нужно было отсюда выбираться. Интересно, кто ещё уцелел, кроме него? Как подстрелили Владика, он видел сам. Скляр? Он был дежурным. Сидел в той клетушке у входа. Выходит, и его убрали. Остаётся Олег. Он заперся в комнате Громова. Скорей всего он ещё живой, просто не подаёт признаков жизни. Затаился? Или уже сбежал? Может, полковник предупредил его заранее, как своё доверенное лицо? Кто ещё? Остаётся Прошка Девяткин. Давно уже должен вернуться. Его полковник послал в свой дом, чтобы он проверил, всё ли там в порядке. Но это лишь предлог. Что там может случиться, ведь там имеется своя охрана. Скорее всего, раз пошла такая игра, Прошка уже мёртв. Неужели Москаленко окончательно сбрендил? Вполне возможно. Если поставить на его место любого человека, то он уже давно бы с катушек съехал от всех тех дел, что творил полковник. Один проект «Терминатор» чего стоит. А ведь это ещё далеко не всё. Понятно, что лишние свидетели ему начали очень даже мешать. Вон с какой лёгкостью приказал половину своих людей сжечь в машине. Похоже, что сейчас пришло время и для второй половины. Но только мы-то так просто не сдадимся. Судя по крику, один раз он всё же попал. Рома умел стрелять на шум. Специальными тренировками он постоянно повышал свою квалификацию на стрельбу вслепую. Быстро анализировал шорох, делал мысленную пространственную развёрстку, отмечал на ней цель и стрелял на поражение.
Когда по полу покатилась плоская банка, он выпустил ещё очередь. Пусть и не попал ни в кого, но ребята, если уцелел кто, должны знать, что он-то, Роман Баландин, ещё жив и сдаваться не желает. Может, от этих его действий зависит чья-то жизнь?
-- Девятый, ты слышишь меня, Девятый? – послышалось из переговорного устройства, что лежало на столе в караулке. Костя наугад пошарил рукой, нащупал его и осторожно стащил под стол.
-- Слушаю, Девятый на связи … Ты жив, Олег? – Добавил не по-уставному Костя.
-- Жив, жив. Что там творится? Я спал. Проснулся от грохота. Потом стрельба началась.
-- Кто-то напал на нас. Я не успел его толком разглядеть. Мне показалось … Впрочем нет, откуда он тут может взяться?
-- Давай, говори, время не терпит.
-- Олег, мне показалось, что это … душман.
-- Какой душман?
-- Из моих кошмарных снов. Ещё из Афгана. Мы там попали в переделку с Вовчиком Свечинским. Он меня тогда, считай с того света вытащил, Вовка то есть. Так вот, этот, что дверь у нас выбил, здорово на того душмана похож, что мне горло ножом тогда перерезать пытался. Один, понимаешь, в один.
-- Дверь, говоришь, выбил?
-- Ну да. Я сообразить ничего не успел. Вот только что не было никого, а тут сразу удар и дверь вовнутрь повалилась. Как после тарана, хотя, похоже, приспособлений у него технических никаких нет, кроме пистолета бесшумного, да вот шашку ещё дымовую запустил.
-- Тебе что оттуда видно?
-- Часть коридора и всё. Остальное в тумане.
-- Понятно. А по монитору?
Костя выглянул из-под стола и посмотрел вверх. Клетушка быстро наполнялась клубами дымовой завесы. Скляр закашлялся, но тут же зажал рот и выдернул из ящика противогазную маску. Сразу полегчало. Удивительно, но монитор продолжал работать. Пули миновали экран. На нём виднелась какая-то машина. Похожая на «Чероки» Москаленки, но разобрать точно было нельзя. Время от времени по экрану пробегали помехи. Видимо, одна из пуль всё же повредила цепь, связывающую видеоглазок с приёмной аппаратурой.
-- Ну, что там? – Нетерпеливо переспросил Олег.
-- Вроде бы машина. Похожа на ту, на которой Москаленко катается.
-- Как так?
-- Подробностей не вижу. Тут помехи на экране.
Помехи, рябь, сейчас бежали по экрану беспрерывно. Цепь, только что хоть как-то функционировавшая, разорвалась окончательно.
-- Девятый, Костя, ты меня хорошо слышишь? – Снова забормотал крошечный динамик.
-- Да.
-- Сейчас я открою дверь, а ты отвлеки, швырни там что-нибудь в коридор. Вон и Рома жив, стрелял только что. Втроём мы его обязательно прищучим, душмана твоего. Понял?
-- Понял.
-- Готов?
-- Так точно.
Хайновский прислушался к бормотанию. Охотники к чему-то готовились. К чему? Ясное дело – к контратаке. Посмотрим, кто кого.
Помещение затянуло дымом. Шашка выдохлась, но своё чёрное дело успела сделать. Глаза Хая щипало, они неимоверно слезились и он зажмурился, что нужно было сделать давно. На секунду потемнело, но скоро проступил знакомый серебристый искрящийся туман, который красиво переливался. Временами картинка становилась отчётливой, как на фотографии, а затем фокус уходил и снова двигались ртутные пятна. Ага. Вот вы где!
Один был совсем рядом, за тонкой фанерной стенкой, покрытой слоем штукатурки, ещё один затаился в той же комнате, откуда недавно выскочил тот смельчак, что успокоился у стены. И третий, копошится рядом с дверью на дальнем конце коридора. Ну, поехали!
Хай нашёл в коридоре лом. Он лежал у стены. Должно быть зимой им скалывали лёд у входа, потом бросили здесь да позабыли. Хай поднял его, примерился к очертаниям фигуры, замершей за стенкой, и с силой вонзил его в штукатурку. Тяжёлый лом сквозь стенку проник, как сквозь масло, и мягко вошёл в тело. Тот, за стенкой, завопил, задёргался, словно в нём сработал заводной механизм.
Тут же распахнулась дверь, и в коридор вылетел третий. Руки его расцвели звёздочками. Он бежал на Хайновского и на ходу стрелял, сразу с обеих рук. Хай едва успел выкатиться шаром в проём на лестничную площадку. Опять ужалило! Теперь уже в ногу. Охотники продолжали кусать его, и пребольно. Охота есть охота! Тот, кого он достал ломом, продолжал вопить. Сквозь дымовые клубы что-либо разглядеть у них вряд ли получится. Необходимо этим воспользоваться, но и под пули горячего желания лезть не было.
Дверь! Тяжёлую металлическую дверь можно использовать вместо бронированного щита. Хай снова вдвинулся в проём, подхватил дверь и поднял её. Затем шагнул вперёд, и пошёл, пошёл. Тот, третий, только тогда заметил, что в дымовом тумане что-то появилось. Снова начал стрелять. Пули звякали о стальную поверхность и с визгом рикошетировали. Хай заскрипел зубами и перешёл на бег.
Когда Баканов услышал крик, он выскочил в затянутый дымом коридор. «Что, Костя, ничего не оказалось под рукой, что ли? Зачем кричишь?». Он открыл стрельбу с обеих рук. Израильские автоматы были снабжены глушителями, что снижало точность прицела, но о какой, чёрт побери, точности можно ожидать в клубах дыма. И Баканов шагал, поливая коридор в разных направлениях. Остановился. Прислушался. Резиновая маска противогаза мешала слушать, но снимать её было никак нельзя. В противном случае из глаз начнут течь слёзы и он, как эффективный стрелок, на этом закончится. Костя продолжал громко стонать. Его, похоже, серьёзно ранили.
Вдруг впереди нарисовалась чёрная масса, похожая на шкаф. Но откуда здесь взяться самодвижущемуся массивному шкафу? Олег вскинул автоматы и снова открыл огонь, на поражение. Зазвенели, запели пули. Если до этого они с коротким хрустом вонзались в пол или стены, то сейчас явно отлетали от металлической преграды. Что это? Преграда неумолимо приближалась. Олег выпустил ещё очередь. В одном «узи» закончились патроны, и он его отбросил.
-- Сюда, Олег! – Рядом открылась дверь. Оттуда выглянул Рома. У него не было противогаза, и он закрывал лицо какой-то тряпкой. – Сюда, скорее!
Баканов снова повернулся к выходу. Преграда. Это была металлическая дверь, теперь её уже было отчётливо видно, и она быстро приближалась. Кто-то, очень сильный, толкал её, нёс перед собой. Баканов ещё раз выстрелил, почти наугад, и бросился к Роману. Спасение было совсем рядом, всего лишь в трёх шагах, но Олег споткнулся о ноги Владика, что сидел на полу, привалившись к стене. Споткнулся, чуть не упал, поймал равновесие и … Дверь из металла, с окантовкой из швеллера, исцарапанная пулями, вбила его в стену, подобно мощному прессу. С внутренней стороны комнаты со стены обрушился пласт штукатурки.
Хай осклабился. Ловко он его ссадил. Даже пискнуть не успел. Внимание! Он кинулся наутёк. Вслед ему полетела лавина пуль. Да сколько же у них патронов? Хай прижался к стене. Оставался последний из охотников, но он стрелял на шум. Ишь, тоже перестал палить. Прислушивается. Хай видел его отчётливо, силуэт был хорошо заметен. Охотник присел на одно колено, «узи» прижал к плечу, придерживая его обеими руками. Он готов стрелять на поражение. Но … но, судя по всему, дым раздражал не только его глаза, но и носоглотку. Внезапно он не удержался и начал чихать. Грех не воспользоваться удобным моментом. Хай вытянул руку и нащупал какой-то рычаг, торчавший из стены. Да это же лом, которым он пришпилил одного из охотников. Тот уже перестал кричать и лишь коротко постанывал время от времени.
Медленно, стараясь не хрустеть штукатуркой, Хайновский начал вытягивать лом. Раненный за стеной захрипел. В руку Юрия попало что-то мягкое и липкое. К лому что-то пристало и тянулось из отверстия в стене. Ба, да это же кишки того, в кого он так удачно попал сквозь стенку. Железный стержень пробил охотнику живот и разворотил внутренности. Он оторвал обрывок кишечника и перехватил лом посередине. Сейчас он снова вооружён. Эх, надо было захватить помповик или тот здоровенный пистолет с дырчатым кожухом. Но руки у него были заняты, а возвращаться второй раз он уже не стал – примета плохая.
Баландин, неожиданно для себя, зашёлся в кашле. Едкий дым раздирал лёгкие, из глаз катились слёзы. В таком положении он защищаться, как надо, не сможет. Что там с Олегом? Дверь вмяла его в стену. Он вцепился в уголок и рванул изо всех сил. «Узи», чтобы не мешал, сунул себе за ремень. Нагревшийся от стрельбы ствол ощутимо грел бок, даже сквозь хлопок футболки. Дверь, наконец, с грохотом обрушилась на пол. Ничего нельзя было разобрать. Он руками ощупал липкую поверхность. Добрался до чего-то мягкого. Баканов был буквально расплющен в лепёшку. Романа вывернуло. Организм сотрясался в рвотных спазмах. Через силу Баландин заставил себя подняться и двинуться по коридору. Прочь от дыры, в которой недавно стояла дверь, ставшая волей судьбы прессом. Там, в конце коридора, был ещё один выход.
Охотник уходил. Когда дверь упала, Хайновский рывком поднялся с корточек. А не сыграть ли нам, друг сердешный, в русскую национальную игру, в «городки». И цель под рукой имеется – охотник. Есть и бита, хорошая, металлическая. Остаётся прицелиться получше и … Хайновский встал поудобнее и чуть не упал. Пораненная пулей нога отозвалась на нажим резкой вспышкой боли. Ныли плечо и бок, также задетые пулями. Что-то он чрезмерно увлёкся развлечениями, пора и честь знать. Он ещё раз тщательно прицелился и метнул своё орудие. Лом полетел, вращаясь. Попал! Цель поражена!
Припадая на раненую ногу, Хайновский направился к последнему охотнику. Дело сделано. Никуда тот уже от него не денется. Внезапно раздался телефонный звонок. Совсем рядом. Из той комнаты, где прятался тот, что остался под дверью. Кому, интересно, понадобилось сюда звонить?  Можно поспорить на что угодно, что это нетерпеливый полковник желает пообщаться со своей командой загонщиков. Это же как по заказу. Именно об этом Хай подумал сейчас – не звякнуть ли ему Боссу. Как он предусмотрителен, этот душка Москаленко.
Хай вошёл не торопясь в комнату и поднял трубку телефона, что стоял на столе.
-- Смольный на проводе!
-- Как?.. Кто это?
Точно, по голосу Хай определил, что по ту сторону телефонного провода был Москаленко.
-- Твой друг, -- коротко ответил Юра.
-- Какой это друг? Вы что там, перепились все? Олег, ты?
Полковник ещё ничего не понял, что развеселило его собеседника и настроило на некую шутливую волну.
-- Точно. Так набрались, что все здесь лежат, встать не в состоянии. Один я на ногах. – Ворковал Хай в трубку.
-- Что всё это значит? Кто ты и как туда попал?
В голосе Москаленки появился металл.
-- Через дверь. А кто я, ты должен сам угадать. Ведь ты так страстно стремишься к нашему воссоединению.
-- Ха … Хайновский?
-- Без «Ха», просто Хайновский. Можно – Юрий Владимирович. Так даже лучше будет. Солидней. Знаешь, шеф, я решил поменять имидж. Средства позволяют.
-- Что ты несёшь? О чём ты?
-- Средства, говорю, позволяют. – Хайновский развлекался, не обращая внимания, как немеют раненые члены. – Прикинь, я у тебя в доме пошарил. Много чего, кстати, нашёл. Особенно в том железном ящике, что ты в стене сховал. Ты ещё там пистолет здоровенный лежал, с дырьями на дуле.
Москаленко понял, что Хайновский его не обманывает. Точно, у него в сейфе был девятимиллиметровый штурмовой пистолет фирмы «Гёнц» с глушителем. Приготовлен был для особо доверительных дел. Но ведь, кроме того, в сейфе была картотека и …
-- Я не только «пушку» у тебя позаимствовал, но ещё и бумаги прихватил, диски компьютерные. Видишь, а я не такой дурак, каким меня считают. Понимаю, что если они у тебя в сейфе надёжно запрятаны, то значит – кое-чего стоят. Да, я там у тебя деньжатами ещё разжился. Сам понимаешь, , за эксперименты надо мною мне некий гонорар причитается. Вот я, в счёт этого, те деньжата-то и прихватил. Без обиды, сам понимаешь. Ну, что ты притих там, начальничек, слушаешь?
-- Да …
-- Твои бумажки мне ни к чему. А тебе они нужны, надо полагать. Так вот, предлагаю тебе ченч. Ты мне – деньги, я тебе – бумаги в чемодане. А в довесок к ним – бабу твою.
-- Лариса у тебя?
-- Точно. Ох и сладка же баба.
-- Да я тебя, падла, на краю света достану.
-- Не серчай ты так, полковник, себе ведь дороже будет. Про своих людей, кстати, можешь не поминать. Очень уж они меня достали. Но сейчас с ними покончено. Одни мы с тобой остались. И баба. Наша баба. Я её имел, если хочешь знать, ещё когда в Ворошиловграде кантовался. До армии, до зоны ещё. Так что чья она, ещё и поспорить можно.
-- Ну, ты, козёл …
-- Нишкни! Это будет тебе стоить дополнительных десять штук баксов. Итого сто десять. Мог бы и больше запросить с тебя. Но хватит этого. И не надо на меня глотку рвать. Я сильно нервный, начальник. Можешь вон спросить у своих загонщиков. Теперь вот жалею, что хазу твою не спалил. Даже сторожа оставил, чтобы в твоё отсутствие квартирку не обчистили. Пса сторожевого, хе-хе. Домой заедешь, в спортзал свой загляни, там он, на цепи, как и обещал.
-- Так ты и Десятого порешил?
-- Да не считал я их. Нет за мной такой привычки. Если разобраться, так за мной поболе будет. Ну так как, договорились? Давай, соображай быстрей, недосуг мне дальше гнилой базар слушать. Короче, жду тебя там же, где мы вместе в последний раз веселились. И без глупостей там! Покеда, папик.
Нужно было срочно линять. Где-то выла сирена. Видимо, кто-то из красногорских жителей вызвал пожарную команду. Сказалось всё же побочное действие дымовой завесы. Клубы дыма просочились сквозь многочисленные щели старенького здания  бывшей совхозной конторы. Очень похоже было, что внутри огонь жадно пожирает деревянные перекрытия. Вот, надо полагать, остолбенеют пожарные, когда ворвутся внутрь ветхого строения  с топорами и брандспойтами наперевес. Но лицезреть выражение их лиц Хайновский не желал. У него ещё одно не закончено. Избавить от мучений одного человека. Охотника. Похоже, ломом ему перебило позвоночник.
Против ожидания, беспомощного калеки в коридоре не оказалось. Вот те на! Или парень здоровья необыкновенного, или Хайновского подвёл глазомер. От сильного удара охотник аж два раза перевернулся через голову и весь изогнулся вдобавок. Ногами, бедняга, сучил. Ну, чисто в агонии человек. Вот Хай и отвлёкся на звонок телефонный. А он очухался тем временем и сделал ноги. Ай, молодец, ой, удивил. Ну что тут скажешь, смелость города берёт. Ещё одна причина когти рвать. Этот ловчила стрелок ещё тот. Заляжет в окрестностях, и все электронные чудеса Хайновского уже не помогут. Влепит очередь в «котелок», мозги наружу, и аля-улю, гони гусей, как говаривал известный сатирик. С такого станется. Охотник всё же, не поросячий хвостик.
Снаружи завизжали шины, набирая с места высокие обороты. Хайновский кинулся к проёму, где раньше стояла дверь. Вывалился было наружу, но тут же отшатнулся назад. К подъезду заворачивала красная пожарная машина со складной лестницей поверх кабины. Почти на ходу оттуда соскакивали люди в жёлтых брезентовых робах, широких ремнях и пластиковых касках. Оперативно приехали, чёрт бы их побрал. А самое главное, там не оказалось машины, москаленковского «Чероки». Неужели его угнал охотник, недобиток чёртов? Вот так, раз – и увёл из-под носа.
Хайновский в замешательстве отступил назад, туда, где ещё клубился дым. Вернулся в коридор. Ещё минута и дом наполнится людьми. Тяжёлые сапоги уже стучали в подъезде. А куда выскочил этот, что уцелел? Он ведь лежал здесь, в конце коридора. Мимо кабинета с телефоном он не проходил, не проползал. За это Хай мог бы поручиться. Значит, какой отсюда напрашивался вывод? Вывод простой -–из коридора можно выйти, не приближаясь к наружной двери. Оставалось найти этот тайный выход.
Хайновский закрыл глаза и напрягся. В первый раз он пробовал свою способность на мёртвой, неживой материи. Не подведёт ли его «рентген» в голове? Чёткие горизонтальные и вертикальные пропорции колыхались перед закрытыми глазами. Но что это?  В самом конце коридора, на стене, выходившей на улицу, сиял, светился нитяной четырёхугольный контур. Разглядеть его можно было лишь в том случае, если присматриваться изо всех сил. Что и делал Хай, прислушиваясь к грохоту сапог пожарников. Вот-вот его инкогнито будет нарушено. А вступать в разборку с крепкими мужиками, вооружёнными топорами и ломами, Хаю было не с руки. Он и так серьёзно пострадал во время перестрелки с охотниками. Надо было срочно уносить ноги.
Похоже было, что он нашёл ту скрытую дверь, сквозь которую утёк последний из команды охотников. Из последних сил он кинулся к четырёхугольнику и бросился на него всем телом. Искать запоры не было времени. Стенная панель из светлой карельской берёзы неожиданно легко подалась перед ним и уголовник, силами инерции выкатился наружу. Потайная дверца, снабжённая мощной пружиной и балансирами, тут же вернулась на место.
Не удержавшись на ногах, Хай перекувырнулся через голову. Заворчал мотор и «Жигуль» девятой модели вишнёвого окраса рванулся с места, вырулил со стоянки и скрылся за углом. Юра только обалдело проводил его глазами. Кто тут был? Ну да ладно, не до жиру, быть бы живу. Жаль только, что колёс лишился. А впрочем …
На стоянке ещё был мотоцикл «Ява». К багажнику прицеплен шлем, раскрашенный под паутину. Вроде как рождественский подарок. Садись и езжай на все четыре стороны. На все четыре Хаю ехать вовсе не обязательно. Достаточно в одну. В город. Вдогонку за джипом. Если торопыга- охотник, что угнал «Чероки», направился в Киров, то он двинет обязательно к полковнику на дом. А путь этот Хайновский запомнил преотлично. Мало того, он даже место знает, где дорогу можно значительно сократить. И «Ява» для этой задачи сгодится в самый раз.
Хайновский водрузил шлем на голову, надвинул очки и уселся на кожаное сиденье. Ах да! Ключи. Их, конечно же, на месте не оказалось. Пришлось выдернуть из гнезда механизм и закоротить провода вручную. Сверкнула искра и двигатель ровно застучал. Хай дал газ и мотоцикл рванулся с места. Хай едва не опрокинулся на бок, в последний миг поймал равновесие и чуть сбавил скорость.
Мотоцикл пролетел рядом – впритирочку – с пожарной машиной. Судя по тому, как выскакивали из конторы пожарные, размахивая руками, они уже догадались об истинном положении дела. Совсем скоро сюда прикатит оперативная группа внутренних дел и будет ломать голову, пытаясь разгадать тайну случившейся здесь бойни.
Но это будет уже их проблема. А у Хая их у самого выше головы. Одним махом он лишился всех своих завоёванных преимуществ. За каким-то чёртом он оставил в машине деньги, оружие, документы, заложницу, то есть весь наличняк! И вот – машину угнали. Кто это сделал? Сама Лариса не смогла бы освободиться от наручников, даже если у полковника где-то в машине спрятан ключ. Ведь для этого ей нужно, как минимум, хотя бы проснуться. А газовый баллончик гарантировал не менее получаса свободного времени. Не менее, а скорее всего и больше. Следовательно, кто-то со стороны мог ей помочь. Вот только – кто? А может, это всё-таки тот прыткий охотник? Очухался, выскочил в лазейку и р-раз – угнал колымагу. Ловок! Ничего не скажешь. Его обязательно нужно догнать.
Глаза вдруг начали заливать струйки пота. Хай тряхнул головой, стряхивая капли. Но мешали массивные противопылевые очки. К тому же приходилось много внимания уделять дороге. Двухколёсная машина оказалась чрезвычайно капризной. Она то и дело норовила пойти юзом. Руками, затянутыми в тугие кожаные перчатки, Юрию приходилось изо всей силы держаться за руль. Его всё сильнее лихорадило. Дорога перед глазами то двоилась, то начинала вибрировать. Хай заскрежетал зубами. С ним опять что-то происходило. Что-то, сильно мешающее погоне. В таком состоянии продолжать поездку было равносильно если не самоубийству, то дорожной аварии уж точно. Он ещё сбавил скорость и свернул с главной дороги на просёлочную, поехал бездумно по ней.
Спустя немного времени по главной дороге прокатил патрульный УАЗ с включенной сиреной. Но те зловещие завывания Хай почти и не слышал. Всё внимание теперь он сконцентрировал на длинном строении, похожем на заброшенный коровник. Одна створка ворот была приоткрыта. Хай направил туда «Яву». С трудом слез с машины, которая тут же сноровисто завалилась на бок. Но поднимать её уголовник не стал. Не было на то ни сил, ни желания. Его шатало, зуб не попадал на зуб. Хотелось упасть на землю и от всего отрешиться, уснуть. Не важно, земля под ним, доски или русло старого навозоотстойника.
С великим трудом Хай пересилил желание и заставил себя вскарабкаться под потолок. Там, в подсобке- чердаке, лежало несколько забытых тюков спрессованной запылившейся соломы. И груда досок- горбылей. Тут наконец он расслабился и упал в солому, как был, в кашемировом пальто, шлеме и сапогах «Харлей Дэвидсон» с металлическими пряжками, выбранные Хаем из обширного полковничьего гардероба.

Бригитта Аансмяэ всегда доверялась интуиции и, как правило, не ошибалась. Это чувство привело её в особняк полковника, а затем на окраину Кирова, к агентству «Норд Хаус».
Когда Гита увидала «Гранд Чероки» Москаленки, то поняла, что удача ещё не до конца отвернулась от неё. Сейчас главным было не прозевать нужного момента, не упустить свой шанс. Одним словом, Гита принялась наблюдать. В машине, похоже, никого не было, чего не скажешь о здании. Там что-то происходило и это «что-то» не походило на встречу давнишних добрых друзей. Послышался глухой удар и несколько слабых хлопков, которые последовали сразу после того удара. Их вряд ли бы расслышали уши обычного человека, неподготовленного к специфической деятельности ряда представителей человеческого сообщества. Словом, хлопки те очень напоминали выстрелы из бесшумного оружия. Вряд ли этот шум происходил от откупоривания бутылок с шампанским, которым здесь и не пахло с тех времён, как хозяева ресторанчика «Норд» дали объявление о продаже помещения.
Немного погодя изнутри начали просачиваться струйки дыма. Начинался пожар?  Но Гита была не из тех, кто столь легко поддаётся стихии паники. Она терпеливо дожидалась дальнейшего разворота событий.
Шум изнутри становился всё сильнее. Вот-вот все действия подойдут к своему логическому завершению и действующие лица, кто ещё будет в состоянии передвигаться, выйдут наружу, спасаясь от удушливых клубов дымовой шашки. Вот сейчас и надо действовать, когда все главные участники театра действий в конторе увлечены кульминацией схватки, чтобы реагировать на посторонние, отвлекающие факторы. Гита быстро подбежала к джипу и открыла дверцу. Тот, кто сюда подъехал, настолько себя чувствовал хозяином положения, что даже не стал запирать замки. Это говорило также о том, что задерживаться здесь надолго не входило в его планы.
Из-под сиденья высовывался уголок кейса с монограммой Москаленки, из-под другого – ствол помпового ружья. Все эти подробности Бригитта разглядела с первого взгляда. Второй же помог ей заметить человека, спавшего здесь же под кожаным пальто. Рука сама дёрнулась к сумочке, но тут же и расслабилась – Гита узнала Ларису. Подругу Николая. Ого, тот, кто приехал на машине, играет по крупному. Итог дела решался минутами. В помещении тем временем установилась тишина. Похоже, что военные действия закончились. Кто-то победил.
Бригитта решительно нырнула внутрь салона и осторожно прикрыла за собой дверцу. Искать ключи не было времени да и не обязательно. Умение заводить машину подручными методами входило в программу подготовки одной частной школы развития, которую Аансмяэ закончила с отличием. В подтверждение этому двигатель джипа ровно заурчал.
Где-то вдалеке переливалась сирена, взлаивая и умолкая. Если логически рассуждать, то кто-то из местных жителей заметил клубы дыма, вырывающиеся изо всех щелей ветхого строения. Скоро здесь соберётся толпа зевак.
Джип медленно стронулся с места и, набирая скорость, покатил в сторону города. Люди полковника лишили Гиту машины, в отместку она увела у Москаленки его тачку. Баш на баш. Конечно, далеко она на этой машине не поедет. Сейчас она была заинтересована кейсом, что загадочно выглядывал из-под сиденья. Наверняка в нём хранится немало секретов полковника государственной безопасности Николая Гавриловича Москаленки. Изучив характер и привычки этого человека, Бригитта не сомневалась, что все её старания должны окупиться содержимым чемоданчика. Сейчас главное – улизнуть без проблем. А вот с этим вырисовывались кое-какие сложности.
Следом за «Гранд Чероки» неотступно следовала вишнёвая «девятка». «Спутник» то отставал на добрый десяток корпусов, то вновь догонял джип, едва не цепляясь за него бампером. К тому же пассажирка на заднем сидении начала проявлять признаки жизни. Она дёрнула рукой так, что цепочка наручников звякнула, затем двинула ногой. Пола кожана сползла с лица. Глаза лежавшей всё ещё были закрыты, но веки уже подёргивались. Бригитта следила за дорогой, пыталась разглядеть в боковое зеркальце того, кто преследовал её в «Ладе» и, одновременно, наблюдала за реакцией Ларисы. В довершении ко всему вышеперечисленному она ещё быстро проигрывала в уме все возможные комбинации действий. А ведь заниматься сразу несколькими делами очень сложно. Такое было по плечу Гаю Юлию Цезарю, Леонардо да Винчи и ещё нескольким человекам. И это за всю историю человечества.. Поэтому Гита не смогла долго составлять планы действия. И остановилась на первом, пришедшем на ум.
-- Лариса! Лара! Как ты там? – Она потрясла за плечо Кудрявцеву, когда джип затормозил у светофора на проспекте Строителей.
-- А? Что? Кто это?
Женщина рванулась в сторону, но скованные руки удержали её на месте. Со стоном Лара упала обратно на мягкое кресло.
-- Это я, Бригитта.
Гита отвернулась от Ларисы и переключила скорость. Загорелся зелёный сигнал светофора. Джип рванулся с места. Вишнёвый «Спутник» не отставал.
-- Как ты здесь очутилась? Где он? – Лариса сжалась в комок и сползла с широкого сиденья в проход. – Где он?!
-- Кто – он? – Спросила Бригитта через плечо. – Здесь только ты и я.
-- Он! Монстр! Чудовище. Он убил того человека … Он всех убивает!
Казалось, ещё минута и Кудрявцева забьётся в истерике.
-- Ты его знаешь? – Бригитта специально вставило слово, чтобы не дать ей забыться в слезах и крике.
-- Знаю? Да. Да! Это Юрка Хайновский. Мы называли его Красавчиком. Красавчик? Ха-ха-ха. (Гита глянула в зеркальце заднего подсмотра – неужели случилась-таки истерика?) Он уже больше не Красавчик. Это Монстр. Для него жизнь человека, что горсть семечек. Слузгает и выплюнет. Где он?
-- Забудь о нём, -- Гита повысила голос. – Я тебя увезла. Вырвала, считай, из его лап. Сейчас отвезу домой, и всё закончится.
-- Домой, к Николаю? Нет, только не туда. Там всюду кровь и этот чудовищный запах. Нет … только не туда. Я тебя умоляю.
Лариса сложила ладони вместе, просительно глядя Гите в затылок.
-- А куда? Если у тебя есть место, то скажи мне адрес. Только поскорее.
-- Адрес? Есть. У меня есть адрес. Только ключа нет. А квартира есть.
Лариса вспомнила про ту маленькую квартирку, что снимал для неё Петя Сазонтов. Сам-то он умер, но квартира осталась. Господи, как давно это было! Неужели прошло всего две недели? Или даже меньше? Из глаз у неё опять полились слёзы.
Бригитта поморщилась. Похоже, без рыданий тут всё же не обойтись. С великим трудом ей удалось выпотрошить из Лары злополучный адрес. Глянула машинально назад. Преследователя не было. Похоже было, что он всё же отстал. Может, ей показалось, что «Лада- Спутник» её преследовала?

-- Ты понимаешь, мудило, что убил его? – Спрашивал Аттила у Котла. Уж лучше бы он кричал и брызгал слюной. Когда он говорил вот так, медленно цедя слова, как бы выдавливая их из себя, то это значило, что он зол. Что просто кипит от ярости, которая его переполняет и грозит своим выбросом окружающим.
Оба они стояли в подвале, среди переплетений труб в обрывках стеклоткани. Рядом были ещё Репа и Буль. Скок отправился назад, к своей будочке. В помощь ему уже вызвонили Бугая. Всё-таки работа есть работа. Котёл хотел похвалиться, что сам нашёл давешнего обуревшего фраера и вломил ему по-нашенски. И вот – выходит, что перестарался малость.
-- Убийство, сечёшь? Мокрое дело. Да тебе припаяют как минимум пятерик, а то и весь червонец. А если дознаются, что не один ты был, то здесь уже групповухой попахивает. Что лыбишься, Репа, это не та групповуха, о которой ты подумал. Через тебя, Котёл, дело на весь клуб заведут.
Аттила всё больше свирепел. Клуб был для него всем.
-- Слышь, братва, -- над телом склонился Буль, паренёк с плоским, как бы вдавленным лицом. – А он дышит. Ей-богу, дышит!
Все толпились над лежавшим Казаковым, прислушиваясь к дыханию. Аттила взял руку Михаила и нащупал-таки слабенькое подёргивание пульса.
-- Твоё счастье. Сейчас сделаем так …
Уже через минуту Котёл с Булем подхватили Казакова за руки да за ноги и потащили к строившемуся неподалёку зданию. Выждав момент, когда строители уйдут с площадки, наша троица в мгновение ока перетащила Казакова на задний двор новостройки – аккуратного четырёхэтажного особняка. Буль расстелил приготовленную газету «Вятский край», поставил на неё полупустую бутылку «Русской», положил несколько ломтей варёной колбасы, раскрыл консервированную сардину в масле. Они пожертвовали почти всем съестным запасом из караульной будки. Имитация должна быть максимально правдоподобной.
Оставалось сделать самое главное. Аттила примерился и ребром ладони разбил два кирпича. Осколки брызнули в разные стороны. Котёл и Буль восхищённо переглянулись. Время от времени их вожак демонстрировал «высокий класс». Разбитые обломки приложили к повреждённому затылку Михаила, не думая о возможности занесения в раны инфекции. Надо было, чтобы на красных гранях остались пятнышки крови и волосы. А в волосах тоже должна быть кирпичная крошка.
Ну, не повезло мужику. Выбрал укромный уголок, чтобы культурно посидеть, никому не мешая, на пару с Иваном Поллитровичем, а тут вдруг вон какая оказия получилась – со стены недостроенной кирпичи посыпались, да прямо на голову бедолаге. Неприятность, конечно, но всякое ведь в нашей жизни случается. Просто оказался неудачливый мужик не в том месте и не в то время.
Аттила ещё раз глянул. Вроде бы всё получилось складно. Мужик лежит, руки раскинув, обломки, «стол» накрыт. Дело за свидетелями. А вот и они, легки на помине. Пора «ноги делать», пока не подсекли стороннего человека.

Глава 20.
«Крыса учёная! Козёл! Падла!». Каких только эпитетов не вспомнил Кузьма, глядя на бледное лицо с закрытыми глазами. Такая баба с крючка сорвалась. Лю-ю-юся. Вспомнил выразительные с поволокой глаза, длинные ресницы, большие «сексуальные» губы, соблазнительно обтянутые футболкой груди. Эх, ещё бы несколько часов обкатки и он завалил бы Люсю в постель. Показал бы ей класс! Жизнь десантника красива, как стюардесса, и коротка, как её юбка. Узнала бы, как работает десантура. И вот, всё обломилось. Из-за кого? Из-за сраного учёного стручка, из-за двух сраных учёных стручков, что сдохли бы уже на втором километре марш- броска, болтались бы беспомощными куклами- марионетками на турнике, где Кузьма с лёгкостью поднимался на руках тридцать восемь раз, держа ноги «уголком».
Самое неприятное, что вот-вот должен появиться Пётр, и тогда начнётся. «Я тебе доверил», «скотина», «раздолбай». Да мало ли ещё каких обидных сравнений вспомнит Баранников, старший товарищ, которого он до сих пор считает другом. А разве так друзья говорят? Он держит его за денщика, его, кого ещё не так давно называл братаном.
А ведь раньше всё было по-другому. Это когда они служили вместе в «горячих точках». Таджикистан, Азербайджан, Северная Осетия. Их команда считалась самой крутой. Магнум был за старшего, он, Кузьма, ещё полтора десятка орлов- молодцов. Десантник не спрашивает, сколько врагов, он спрашивает: «Где они?!». Бузыкин, Скрипка, Горин, Гинеатуллин. Свои ребята, прошли через огонь, воду, подорвались на мине, сгорели в бронетранспортёре. Музыченко, Короленко, Кобзев убиты во время похода вдоль линии фронта. Это было где-то под Шушей. Витю Лисицына и Дениса Деткина они потеряли в Афганистане, куда пришлось делать вылазку, чтобы догнать и уничтожить бандформирование Шари, который с одинаковой уверенностью действовал как в Таджикистане, так и за кордоном, в Афгане. Кто остался? Серёга Клин, Саня Мурзин. Демобилизовались. Уехали куда-то ближе к Рязани. Как-то письмо получил от них. В гости звали. Саня женился. Жаль конверт потерялся с обратным адресом. Так и не написал ответ им. Мурат Музаев сейчас в Дагестане, коммерсант. Кроя Лушников, Колян. Про него Кузьма не знает ничего. Саня вот писал, что тот в религию ударился. Ушёл из армии. То ли баптистом стал, то ли ещё кем. Не разбирался Кузьма в делах веры. Трудно ему представить Коляна в рясе, с тяжёлым крестом на животе. Ведь это именно Колян говорил, что десантнику всё равно: что пулемёт, что водка, лишь бы с ног валило. Он зашёлся от смеха. Это Колька-то Луш, Лузга, попом сейчас заделался?! Умора, да и только.
Вот только он и остался с Магнумом из старой команды. А Пётр не ценит, что Кузьма его бросать не пожелал. А ведь мог бы. К примеру, с Ренатом мог бы товар из Турции в Грузию или Армению завозить. Купил бы домик себе где-нибудь в Батуми, жену завёл, черноглазую смуглянку, и чтобы она ему детишек нарожала. А что, он бы не отказался. Или фермером бы сделался, как Клин и Саня Мурзин, работать они умеют. Сейчас бы жил как помещик. Дом бы отстроил, в два этажа, Марусю бы какую туда привёл.
Эх, бабу бы сейчас, Люську ту, да в кровать её завалить, где Филин этот разлёгся. Ишь, зенки закатил, никак в себя не придёт. Классно он ему в рыло съездил. Тот сразу с катушек полетел. Таким ударом Кузьма двухдюймовые доски колол моаши-гири. Лошадь страшна сзади, корова- спереди, а десантник со всех сторон.
Притащил из тайника фляжку с коньяком, допил. Семь бед – один ответ. А всё легче стало. Чёрт с ним! Десантура пьёт до свободного падения. Наедет Пётр на него, уйдёт он. Русский край велик. Найдёт Кузьма себе подходящий угол, корни там пустит. Сколько можно по стране мотаться. Тридцатник уже не за горами, пора уже и остепениться. Пора признать себе, что служба армейская ему не так уж и много отвалила. А он ведь себя не жалел. Кровь за государство российское проливал, а ему всё «скотина» да «быдло». Сиди тут, да стереги штафирку, а что в ответ? Зуботычину? Нет, не выйдет у тебя больше, Магнум. Себя он больше оскорблять не позволит.
Когда Москаленко вместе с Баранниковым подъехал к профилакторию в Митино, его у проходной ждал один из филеров. Он отозвал полковника в сторону и тихо там что-то доложил, в завершении передав стопочку бумаг. Сначала Баранников хотел направиться прямиком к тому коттеджу, где они расположились с Филиным, но, обратив внимание на реакцию старшего коллеги, он решил притормозить. Москаленко самым внимательным образом вчитывался в несколько листочков, что ему вручил филер.
Баранников отбросил принципы уставной дисциплины и подошёл к Москаленке. Тот не повернул головы на шорох шагов. Он усиленно «переваривал» информацию, что содержалась на миниатюрных листочках. Старший лейтенант наклонил голову, стараясь разобрать мелкие строчки. Видимо, там содержалось нечто столь важное, что отвлекло полковника от цели визита – лично убедиться в состоянии учёного.
-- А где тот, кто это написал? – Повернулся полковник к филеру.
-- Уже увезли. Здесь его держать негде. Покойник, сами понимаете.
Москаленко выругался. Ну что ж, возможно вот эти листочки помогут ему выкарабкаться из той кучи дерьма, в которой он завяз по уши. Он тщательно их сложил в бумажник и спрятал во внутренний карман. Баранников успел уцепить взглядом всего несколько слов, одним из которых был «Терминатор». Что это значило? Знал ли убитый о суперсекретном проекте Офицерского Фронта и откуда он почерпнул те знания о столь глубоко законспирированном предприятии? Кто он сам? Агент иностранной разведки? Или, что верней, сотрудник секретной службы одной из республик, что называются теперь «ближнее зарубежье»? Кто ответит на эти вопросы?
Оба офицера прошли через кордон охраны, окружившей злополучный объект. Поблизости уже крутились несколько репортёров с фотокамерами и блокнотами. Они попытались подойти поближе, но их бесцеремонно оттёрли крепкие ребята с непроницаемыми лицами. В стороне расположились телевизионщики. Они поставили на трёхногий штатив большую видеокамеру и снимали всё подряд. Полковника это мало волновало. Когда они будут выезжать через ворота, их машину, впрочем, как и другие, будут обыскивать специальными магнитными искателями. Найдут что или не найдут, это выяснится позже, но что весь отснятый материал будет безвозвратно испорчен, это точно. Давно оправдавший себя способ борьбы с телепронырами.
Кузьма Сапрыкин был подчинённый Баранникова. Именно Баранников оставил его для охраны и сопровождения учёного и поэтому первым выдвинулся вперёд старший лейтенант. Он обогнал Москаленку и рывком распахнул дверь комнаты, где сейчас лежал Филин. Кроме учёного, в комнате находилась миловидная девушка в белоснежном халатике и Кузьма, который ей что-то вполголоса рассказывал. Судя по румянцу на девичьем лице, это было нечто не совсем приличное.
-- Брысь! – Коротко бросил Пётр, обращаясь к девице. Та вспыхнула и пулей выскочила из комнаты. Москаленко посторонился, выпустил девушку и посмотрел ей вслед. Довольно ничего. Затем тщательно прикрыл дверь и направился к Филину. Тот лежал на спине. К голове его были подключены датчики, показывающие общее состояние больного на дисплее, по которому бегали и подпрыгивали зелёные искры.
Покачиваясь на носках сапог, Баранников стоял перед Кузьмой. Глаза его пробежались от красного лица до начищенных сапог.
-- Доложите обстановку, старшина, -- наконец он бросил ему в лицо фразу.
-- Да что там докладывать, видно всё сразу.
Сапрыкин «набычился» и исподлобья поглядывал на своего товарища.
-- Это что такое? – Повысил голос старлей. – Докладывать по форме, по уставу. Я оставил вас, старшина, вместе с поднадзорным, который в то время был при памяти  и здоровьи. Сейчас же он лежит без признаков сознания. Почему? Я жду доклада!
-- Был бы он здоровый, здесь бы его вообще не было, -- привёл веский довод Кузьма. Ему хотелось присесть на диван и продолжить беседу с медсестрой Машенькой, что только-только вышла. Лучше бы, конечно, завалить её на спину и …
-- Как отвечаешь, старшина! Я требую обстоятельного доклада.
Глаза Баранникова «подёрнулись ледком». Он закипал от ярости. Сапрыкин выдвинул вперёд нижнюю челюсть и открыл рот, чтобы достойно ответить приятелю, но вмешался полковник.
-- Спокойно, старлей. Не надо шуметь, это неприлично для здешних мест. Не надо кричать на старшину. Он сделал своё дело. Конечно, он мог его провернуть и лучшим образом, но дело уже сделано. Он подстрелил опасного человека, встреча которого с Филиным могла привести к непредсказуемым последствиям. А он эту встречу пресёк. Самым что ни на есть действенным способом.
Кузьма опешил. Он думал, ждал, что Москаленко напустится на него так же, как Пётр, да что там, гораздо сильнее. Ведь именно полковник отвечает перед Москвой за учёного. Но полковник защитил его, взял «под крыло». Что это значит? Удивился и старший лейтенант. Удивился и рассердился. Его осадили, да ещё и перед подчинённым, которого он отчитывал за конкретные деяния. К тому же, кроме субординации званий, больше он ничем полковнику не был обязан.
-- У меня имеются сведения, -- Николай похлопал по груди, по тому месту, где лежал бумажник, -- что человек, подстреленный старшиной, является именно тем компьютерным террористом, что уничтожил программное обеспечение нашего учреждения. Мало того, на счету этого хакера такие дела, что наш институт для него – детская шалость. Так что старшина срезал на лету птицу очень высокого полёта. Расскажи-ка нам, Кузьма, как всё было.
Сапрыкин успокоился. Похоже, полковник решил взять его под защиту. Вот настоящий человек, не то что «друг» Баранников. Уважительно обращается, без всех этих «скотина» и «придурок». Кузьма уселся на диванчик и принялся за рассказ.

-- Нет, я не всё видел, -- худой мужичонка с прядью редких волос, прилипших к потному лбу, одетый в поношенную джинсовую куртку, развёл руками с обломанными ногтями. – Я дома был, отдыхал, значит. После вчерашнего. – По лицу его можно было определить, что отдых его был труден, ибо день вчерашний, не в пример сегодняшнему, прошёл легко и можно сказать даже, что приятно. – Я и говорю, не всё видел.
Лейтенант, летёха, в новом, необмятом ещё мундире, терпеливо что-то записывал в большом разлинованном блокноте. Опергруппа работала внутри старенького здания конторы, где помещалось сыскное охранное агентство «Норд Хаус». Милицию вызвали пожарные, которые прибыли на место происшествия первыми. Они влетели в здание с пожарными рукавами, готовые к тушению огня, но картина, что предстала перед их глазами, чуть не вывела из строя всю бригаду. Кровь, кишки, вывалившиеся из отверстия в стене, расплющенное человеческое тело, а также труп, буквально изрешечённый пулями. И клубы дыма, завесой колыхавшиеся в коридоре, ставшие причиной вызова бригады. Дымовая шашка, источник того дыма, лежала тут же, в коридоре.
Помещение проветрили, чтобы убедиться в отсутствии тлеющих источников потенциального возгорания. Перед глазами опергруппы, прибывшей к тому времени, картина разрушения предстала во всей удручающей силе. На работников агентства было совершено нападение. На месте было найдено три трупа. Кроме убитых, в результате осмотра было найдено много оружия, начиная от газовых пистолетов «Удар» производства местного завода «Маяк» и заканчивая самыми современными образцами автоматического, как отечественного, так и импортного производства. Сам «Норд Хаус» был оборудован совершенными системами сигнализации и защиты, но, судя по всему, наличие его не помогло им.
Тяжёлая металлическая дверь была выломана из шарниров. И послужила затем причиной смерти одного из сотрудников, которого припечатало к стене. Старший опергруппы майор Исаев Степан Петрович вспомнил, что подобным образом была выломана дверь одного из коммерческих киосков не так давно. Происшествие это послужило темой разговоров среди сотрудников органов. Каждый предлагал свою версию происшествия, но предположения те никак не желали вписываться в картину преступления. Ближе всего была версия о неизвестном силаче, который опробовал силу рук таким вот экстравагантным способом, в качестве награды поживившийся набором продуктов и напитков. Но может ли быть, что этот же предполагаемый силач участвовал в налёте и последовавшей затем бойне в помещении агентства? Всё это надо было изучить и принять к сведению. Остаётся добавить, что у милиции не было данных о наличии такого силача в пределах территории УВД, настроенного столь агрессивно.
Кто бы он ни был, но действовал он весьма профессионально и со звериной жестокостью. Это было видно по тому, как расправились с работниками сыскной частной конторы. Работали эксперты по снятию отпечатков пальцев. Ещё один собирал оружие. Здесь его было очень много. Или эти люди знали о предстоящем нападении и готовились к нему. Или их было здесь изначально гораздо больше.
Каждый из группы занимался своим делом и делал это профессионально, быстро и чётко. Один лишь новичок чувствовал себя не в своей тарелке. Исаев видел, что его гипнотически притягивает к себе вид крови и разбросанных внутренностей. Ещё чего доброго, лейтенант упадёт в обморок и сделается предметом подначек своих более опытных товарищей. Так было или иначе, но майор отослал его опрашивать свидетелей.
-- Так вот отдыхаю я дома, и вот у меня перед окнами машина прокатила. Большая, чёрная, иномаркой называется, знаете, на вездеход похожая. Ну, вроде «Нивы», но гораздо больше по калибру.
-- Может, джип? – подсказал лейтенант.
-- Во-во, наверное, джип. Это я так, краем уха, так сказать, видел. Сериал, значит, я по ящику глядел. Ну, тут реклама началась, прокладки – памперсы, я от ящика-то и отошёл. По малой, значит, нужде. Ну, опять в окно поглядел. Привычка, сами понимаете. Мало ли что. Гляжу, она возле конторы-то и стоит, машина эта, как её, джипа то есть. Стоит. Ну а я, значит, до сортира отправился и снова к ящику. Там уж конец самый. Это где дон Эсмеральдо Джеральдину вовсю охмуряет, а в это время Веласкес …
-- Товарищ, вы отвлекаетесь, -- строго напомнил лейтенант.
-- А я что, я только пояснить хотел, сами понимаете. Так вот, выглянул я, значит, в окно снова. На джипу взглянуть. Очень она мне приглянулась, машина эта вездеходная. Красивая какая, зараза иностранная. Гляжу, мать честная, из конторы-то красногорской дым валит. Ну не так уж, чтобы валом, с огнём да искрами, но довольно-таки существенно, да и дым-то довольно густой. Сам-то я сторожем прирабатываю, Зайцев моя фамилия, хотя могу и не работать, так как являюсь инвалидом второй группы вполне официально, о чём и документ имеется. Сейчас я его предъявлю.
Мужичок дёрнулся было куда-то в глубь комнаты, но лейтенант ловко поймал его за плечо и буквально силой вернул обратно.
-- Мы сейчас не документы проверяем, -- терпеливо объяснил он собеседнику. Но чувствовалось, что терпение у него уже на исходе, -- а выявляем картину преступления.
-- А я что, я ничего, я ж как лучше хотел, -- суетился Зайцев. – И документы бы заодно проверили, и картину нарисовали.
-- Продолжайте, пожалуйста, -- лейтенант направил на собеседника авторучку, словно в руке у него был пистолет. Тот вздрогнул и открыл рот.
-- Ну вот, я и говорю. Сторожем, значит, подрабатываю. Дым всякий- разный повидал, очень уж похоже было на пожар начинающийся. Я и позвонил по «01», вызвал, значит, специалистов. А сам снова к окну, наблюдаю. Мало ли что, к тому же и машина интересная. А внутри конторы что-то как бабахнет. Нет, думаю, ежели перекрытия, к примеру, рухнули, то сильнее бы шарахнуло. И дым гуще повалил бы. А тут всё по-прежнему. И вдруг машина завелась и уехала.
-- Кто в неё сел? – насторожился лейтенант.
-- Да не видел я, что и удивительно. – Зайцев наклонился к следователю. Сильно пахнуло перегаром. Лейтенант поморщился. Зайцев моментально отшатнулся. – Извиняюсь. Вчера погулял, так сказать. Я работаю так. Сутки на службе, двое дома.
-- Вы про машину рассказывали, -- напомнил лейтенант.
-- А что машина? Завелась да уехала. С концом.
-- Не было никого рядом? Вы не видели?
-- Вообще-то заметил одну гражданку. Очень, значит, замечательную. На Джеральдину телевизионную похожа. Только та чёрненькая, брюнетка, значит, а эта, что за окошком шныряла, белая, или русая по-нашему. Но очень такая, -- Зайцев попытался руками обрисовать роскошные женские формы.
-- На кого похожа?
Лейтенант быстро записывал в блокнот.
-- Да на Джеральдину, из сериала этого, -- Зайцев показал на телевизор «Садко». – Вот вечером повтор будет, там и увидите. Её Эсмеральдо на сеновал затащил. Раздетая она ещё лучше.
-- Вы, товарищ Зайцев, говорили, что гражданка шныряла, -- вспомнил следователь.
-- Натуральнейшим образом. Двигалась так, чтобы её не было видно со стороны конторы. Не думала, что сквозь тюлевые занавесочки мне-то её прекрасно видно.
-- Ну, и куда она подевалась?
-- Да отвлёкся я, дорогой товарищ милиционер, в ящик этот треклятый уставился. Я ведь рассказывал. Там дон Эсмеральдо Джеральдину на сеновал затащил и давай раздевать. Я ему говорю, ну, мол, давай быстрей, а он не торопится, собака. Так серия и закончилась. Не успел он её раздеть до конца. Эх, какая баба!
-- А что же гражданка?
-- Не видел я её больше. Вот те крест. Хотя не отказался бы от возможности поближе познакомиться.
Лицо Зайцева, с двухдневной щетиной, расплылось в мечтательной улыбке. Похоже, мысленно он уже «общался» с незнакомкой. Грёзы его прервал надоедливый лейтенант.
-- Что ещё было, после того, как джип уехал? Видели вы что-нибудь?
-- Как сказать. Глаза нам, сторожам, на то и дадены, чтобы зреть, -- философски заметил Зайцев. – Я уже говорил вам, товарищ лейтенант, что сторожем прирабатываю. На продовольственной, значит, базе. Там, ежели в оба не глядеть, то такое начнётся, ого!
-- Короче! -- потерял терпение милиционер.
-- Слушаюсь. – Зайцев вытянулся и чуть не отдал честь. – После того, как джипа укатила, я на улицу вышел. Подмогнуть чем, если понадобится. Вот-вот должны были пожарные подъехать. Вышел я из дома, калитку отворил, а тут ещё одна машина катит. «Лада», значит. Вишнёвого окраса.
-- Это ещё что за машина?
-- А вот эту-то машину я лучше знаю. Не раз её здесь раньше видел. Она частенько за конторой стояла.
-- Чья она? Что за «Лада»?
-- «Спутник». Девятая модель, значит. А каталися на ней те, кто ноне в конторе красногорской засели. Норды хаусы. А вот чем они занимаются, недопонимаю я. То ли ищут кого, то ли охраняют. А милиция тогда на что? Протоколы писать?.. Ой, я, конечно, извиняюсь, -- опомнился сторож. – Это тоже дело нужное. И без него никак нам, значит, не обойтись на теперешний момент.               
-- Всё? – Лейтенант захлопнул блокнот. – До прибытия пожарных ничего больше не произошло?
-- Только «Лада» укатила, трошки спустя и пожарники пожаловали. Суетятся, рукава брезентовые к своей машине прикрутили и вовнутрь полезли. Тушить, значит, пожар. Только пожара-то никакого и не было. Видимость одна. Но они этого ещё не сообразили. А пока они тама, вовнутре, значит, пребывали, ещё одно лицо прокатило.
-- Как, ещё одна машина? – удивился лейтенант и снова открыл блокнот.
-- Да нет, машин больше не было. Это ежели вашей не считать, на которой ваши люди приехали.
-- Но вы только что сказали, что лицо прокатило.
-- Вот-вот, натуральнейшим образом. Ещё чуть-чуть не сверзился, пока на дорожку выехал. Только он не на машине был, а на мотоцикле. Шустрый такой.
-- Кто, мотоциклист?
-- Нет, мотоцикл. Быстрый то есть. Да и водитель тоже шустрый. Сразу газанул, чуть не сверзился, юзом пошёл. Едва устоял, видимо, торопился дюже.
-- А откуда он взялся, мотоциклист этот? – Спросил лейтенант. Несмотря на изрядную долю глупости и пустословия, сведения сторож Зайцев всё же давал важные.
-- Так оттуда же, из-за конторы. Там у них что-то вроде стоянки было устроено. На задания, значит, ездили на своих машинах.
-- Узнали вы того, что на мотоцикле был? Он ведь, похоже, недалеко от вас прокатил.
-- Да, близенько. Только вот не узнал я его. Они, хаусы эти, не больно-то нам показывались. Чуть что, шасть в машину и нет его уж, укатил, значит.
-- Но вы ж сторож, глаз, выходит, намётанный, -- польстил лейтенант Зайцеву. Тот сразу расправил плечи и поднял подбородок, на два пальца выше.
-- А нам по-другому никак нельзя, без глаз-то, сами понимаете. Так что кой-кого из хаусов этих я заприметил и узнаю, ежели что.
-- А того, что на мотоцикле?
-- А вот тут промашка у меня вышла, -- вздохнул Зайцев. – И рад бы что сказать, да не могу. Не имею на то физической возможности. – Ввернул он для солидности понравившееся слово.
-- Почему так.
-- Да очень просто. На голову он горшок свой нацепил, шлем который. Все они эти горшки круглые цепляют, когда по дорогам как угорелые носятся, окаянные. Оденут куртки кожаные, железом проклёпанные, и ну орать. Специально глушители снимают, верите ли, -- пожаловался он милиционеру.
-- Значит, это рокер был?
-- Да нет. Хотя, кто ж его знает. Куртки у него не было, зато пальто было до самой до земли. Чёрное такое, да в грязи всё. Видимо, где-то всё же капитально приземлился, сердешный. Вот и испачкался преизрядно. А сапоги вот в аккурат как у тех, что на мотоциклах постоянно ездиют. С большими, значит, пряжками.
-- Выходит, всё же рокер?
-- Не могу сказать со всей определённостью. На шлеме паутина нарисована., и паук, значит, на затылке лапы расщеперил. Ночью такое увидишь, испугаешься до икоты. Верите ли, они эти шлемы светящейся краской расписывают. Ночью бывало с работы идёшь, а они несутся, с черепами и в паутине. Ужас такой! Тут и до кондратия дело дойти может. – Зайцев перекрестился, почесав лоб на последнем взмахе. – Да вы расспросите пожарников. Они его тоже заметить должны были.      
Лейтенант захлопнул блокнот и всунул его в кожаную сумку на ремешке. Смерив сторожа взглядом с головы до ног, резко козырнул и направился к выходу. На пороге задержался и повернулся к хозяину.
-- Так вы, товарищ Зайцев, о нашем разговоре-то никому, хорошо?  А то, сами понимаете. Ну, бывайте здоровы. Спасибо за помощь.
Потрясённый сторож слабо махнул рукой и рухнул в продавленное кресло.
Лейтенант опустился по скрипучим ступеням и направился к калитке. Именно отсюда сторож наблюдал таинственного мотоциклиста, который, похоже, вышел последним из этого места, больше похожего на стрельбище, чем на офис делового учреждения. Лейтенант направился к пожарному, что сидел на скамеечке и медленно обмахивался газетой, отгоняя надоедливых мух.
Лейтенант подсел к нему. Пожарник был уже в годах, с седыми усами и загорелой лысиной, делавшей лоб ветерана высоким, «умным».
-- Ну, что скажете, Иван Трофимович? Именно ведь вы и вызвали наряд милиции.
-- Да, поэтому меня ребята и оставили здесь. Да я вам всё уже рассказывал, товарищ лейтенант. Что я могу сказать? Мы как внутри оказались, как всё увидели, так сразу и к телефону. На моём веку это не первый случай, хотя такого побоища я не припомню. До сих пор, признаюсь вот, коленки дрожат. Как увидел того, по стенке размазанного, веришь ли, неделю спать не смогу.
Пожарный достал из нагрудного кармана аккуратно сложенный носовой платок и вытер им лысину, после чего повернул его чистой стороной внутрь и вновь спрятал в карман, застегнув его на пуговку.
-- Понимаю вас, Иван Трофимович. Зрелище не для слабонервных. Имеется веский повод выпить рюмочку. Но, вы уж меня извините, я вынужден вас ещё раз попросить вспомнить всё, и рассказать, что вы видели.
-- В конторе?
-- Нет, про контору достаточно. Там уже работают наши люди. Они в этих делах разберутся детально. Я хочу узнать ваше мнение. Ведь именно вы первым вошли в здание, ну и … первым вышли.
-- Да, извиняюсь, я хоть и понавидался за свою жизнь всякого, но от этого зрелища меня почти наизнанку вывернуло, едва успел выскочить. Между прочим, не я один.
-- Остальные вышли позже?
-- Ну да, а скоро дым улетучился и всё стало ясно видно.
-- И какое у вас было ощущение, Иван Трофимович?
-- Известно какое – наизнанку, говорю, вывернуло.
-- А необычного там вам что-нибудь показалось?
-- Для меня, лейтенант, всё это необычным кажется. Да как вообще человек может сотворить с другим человеком такое?
-- Я понимаю вас, Иван Трофимович. Признаюсь, что и у меня была вы точности такая же реакция. Ну ладно, выскочили вы из помещения, облегчили душу, так сказать. А дальше что?
– В каком смысле? Дальше побёг милицию вызывать. Врачам-то тут уже делать нечего было. Разве что патологоанатомам. Уж тем-то всегда работа найдётся.
-- Понятно. А не помните, Иван Трофимович, не проезжал ли кто тогда рядом со зданием?
-- Да сейчас много машин развелось. Жить стало тяжелее, чем лет двадцать назад. А машин зато чуть не у каждого. Дорогу перейти уже проблемой становится.
-- Я про контору спрашиваю, Иван Трофимович. Не было ли каких машин рядом?
-- Нет, не было. Разве что, когда уже почти до места добрались, нам навстречу на трассу какая-то машинёшка вывернулась. Считай, под самые колёса сунулась. Чудом разъехались, матюгнули их в сердцах, не без этого. Но у нас своя задача – пожары тушим. Спешим,  конечно, и довольно часто, так это понятно, от нашей расторопности порою жизни человеческие зависят. А куда тот летел, то нам не ведомо.
-- А больше никого не было?
-- Нет, машин не было. Вот вроде бы мотоцикл со мною рядом прокатил. А машин, нет, не было.
-- Что за мотоцикл? Кто на нём был?
-- Да как ответить? Не в себе я был, понимаешь, лейтенант. Там такое дело, кровь, трупы, на кишки чьи-то наступил, поскользнулся, а затем уже мой желудок наружу попросился. Выскакиваю, а он на меня и катит. До него ли? Меня полоскать начало. Рвёт, весь в поту липком, очухался, а тут и другие мужики выходить начали. С аналогичными намерениями.
-- Может, хоть что-нибудь вспомните про этого мотоциклиста? Подозрения имеются, что он как-то с этим делом связан.
-- Неужто это он их всех?.. – Изумился пожарник.
-- Следствие установит и во многом это зависит от вашей внимательности, Иван Тимофеевич. Может, ещё какую деталь вспомните, для нас очень важную.
-- Деталь … Может, мне привиделось, но показалось, что этот, на мотоцикле который, в халате был длинном. Полмотоцикла им закрывал.
-- Халат?
-- Ну да. Или дождевик. А может, и пальто такое. Не могу сказать точно. Видал-то его секунду какую. На голове ещё помню, шлем круглый был. У меня ж всё внимание на матушку- землю вмиг переключилось.
-- Ну, спасибо вам, Иван Тимофеевич.
-- Да за что спасибо-то, так ведь ничего толком и не сказал.
-- Картина событий складывается из мельчайших кусочков, вроде мозаики. Там скажут, тут подтвердят, наложим на уже имеющееся, глядишь, тумана-то и меньше будет.
-- Да, ребята, не позавидую я вам, что приходится за такими людьми гоняться. Вы уж постарайтесь, изловите зверя, а не то он ещё таких дров наломает.
-- Стараемся, Иван Тимофеевич. Спасибо вам на добром слове.
Лейтенант козырнул и вошёл в здание. Эксперты продолжали трудиться. Работы для них было предостаточно. Один из экспертов осматривал лом, которым пробили отверстие в стене и убили одного из сотрудников «Норд Хауса». Затем этим же ломом преступник запустил в противоположный конец коридора. Эксперт на глазок проверил направление броска. Отошёл на шаг в сторону, вновь пригляделся, затем нарисовал план на листочке и начал проверять траекторию.
Из комнаты отдыха вынырнул другой эксперт.
-- Здесь было два человека. Они лежали на кроватях, возможно, они спали. Один из них здесь. – Он указал на расстрелянного в упор работника злополучного агентства. – Я проверил по отпечаткам. На тумбочке стоит стакан, из которого он пил минеральную воду 2К. Нижнеивкинскую.
-- А кто лежал на второй кровати? – Поинтересовался старший опергруппы майор Исаев.
-- Похоже, что здесь его нет. Отсутствует то есть, товарищ майор.
Исаев привязывал таблички с номерами и пояснениями к единицам огнестрельного оружия. Сначала оружие фотографировали с двух точек в том интерьере, в котором оно было найдено. Майор повернулся к лейтенанту.
-- Ну что, лейтенант, каковы твои успехи? Что показали свидетели?
-- Есть интересный момент, товарищ майор. Рядом с конторой «Норд Хауса» был замечен джип. «Мицубиси» или «Чероки». Затем джип укатил, не дожидаясь конца событий. Свидетель Зайцев определённо утверждает, что после его отбытия в здании был слышен шум. Затем со стоянки выкатил автомобиль «ВАЗ» девятой модели  вишнёвого цвета. Машина передвигалась достаточно быстро, что едва не послужило причиной столкновения с машиной пожарной службы. Но они в последний момент всё же разъехались. Дальше более или менее понятно. Но тут имеется интересный момент, о котором я и говорил.
Лейтенант поправил на голове фуражку, что было явным признаком волнения. Майор достал из кармана пачку «Золотой Явы» и прикурил от чёрной зажигалки с крошечной золотой короной.
-- Ну-ну, -- подбодрил он лейтенанта.
-- Да, так вот, уже после прибытия пожарных, от здания, с тыльной стороны, где расположена асфальтированная площадка, отъехал мотоциклист в длинном чёрном пальто или плаще. На голове его был шлем с изображением паутины.
-- Мотоклуб «Пауки», -- тут же сообщил один из оперативников. – В своё время они нам немало крови попортили. Теперь вроде как угомонились.
-- Подведём итоги предварительного расследования, -- предложил майор. – В здании находилось предположительно четыре человека. Преступник, или преступники, каким-тог образом выбили дверь, очень даже внушительную с виду. Фотография двери позднее будет подшита к двери. Так, выбили дверь и проникли внутрь. Один из служащих «Норд Хауса» сидел на дежурстве. Каким образом он пропустил преступников, мы, возможно, выясним после более детального изучения обстоятельств дела. Но сговор отклоняется сразу, так как дежурный найден убитым. В него стреляли. Одновременно стреляли и в другого сыщика, назовём так для краткости работников данного агентства. С этого момента преступник держит под контролем большую часть помещения. Но это ему удаётся недолго. У него заканчиваются патроны в пистолете. Пистолет марки АПБ зарегистрирован у нас под номером четвёртым, с соответствующим ярлычком. Почти всё оружие, что мы нашли, было с глушителями. Потому и прошла вся операция ликвидации практически без шума, если не брать в расчёт выбитую дверь. Вообще-то здесь очень много противоречивых деталей. Продолжаю. Выбросив бесполезный пистолет, преступник ударом лома пробивает стену и добивает раненного дежурного. Такое впечатление, что он каким-то образом знал, где тот за стеной в тот момент прятался. Я не исключаю присутствия второго, который и подсказал первому, в каком месте скрывается дежурный. После этого оставшиеся в живых сыщики попытались уничтожить налётчика  массированным огнём. Мы выковыряли часть пуль, застрявших в стенах. Они будут проверены в лаборатории для установления, с каких стволов были произведены выстрелы. Преступник или преступники закрылись стальной дверью как щитом, а затем двинулись на стрелявших. Двигались достаточно быстро, чтобы раздавить одного из сыщиков, как муху. Второго сыщика в здании нет. Можно предположить, что он воспользовался удобным моментом и улизнул из помещения. Возможность такая всё же была. Кто-то из сыщиков или преступников бросил зажжённую дымовую шашку, что и послужило поводом для вызова пожарной команды. Заканчиваю и делаю вывод. В машине мог находиться уцелевший сыщик, а на мотоцикле, соответственно, ехать преступник.
-- А как же второй? – спросил лейтенант.
-- Я подчёркиваю, что в деле много противоречивых деталей. Пока что найдены следы одного, но, возможно, что следы второго мы ещё просто не разглядели.
-- Но ведь на мотоцикле был лишь один человек? – спросил лейтенант.
-- Это ещё ни о чём не говорит. Они могли разбежаться, или второй выскочил раньше, чтобы позднее присоединиться к первому.
-- А если с ним был связан тот сыщик, что остался в живых? – увлечённо спросил лейтенант.
-- Возможен и такой поворот событий. Нам нужно разыскивать двоих или троих людей, преступников и свидетелей события.
Майор достал рацию и связался с постом ГАИ. Спросил у них, не въезжали ли в город джип тёмного цвета и автомобиль ВАЗ девятой модели вишнёвого цвета. А также мотоциклист в шлеме с изображением паутины.
-- «Паук», что ль? Нет, точно не было, -- ответил гаишник с поста на въезде в город со стороны МЖК. – А что касаемо джипа и «Лады», то тут точно сказать не могу. Машин, что собак нерезаных, так и снуют. Каждый пятый или джип, или «Лада». Вот если бы заранее предупредили, то тогда бы конечно. Запомнил бы и задержал.
-- Хорошо, если увидите, то сообщите другим постам.
-- Операция «Перехват»?
-- Да. Попробуем проследить, а позднее будем брать.
-- Понял. Наблюдаю.
-- Отбой связи.
Майор опустил рацию. Значит, мотоциклист затаился где-то в этом районе. Что ж, придётся вызвать помощь и начать действовать. А для начала отправить на розыски экипаж уже имеющейся патрульной машины. Ребята бравые, должны справиться. Зачастую преступление удавалось открыть по горячим следам, буквально на плечах преследуя преступников.
-- При обнаружении подозрительных машин вызывайте сразу поддержку. Сами не встревайте. Судя по всему, здесь действуют профессионалы. Особенно тот, на мотоцикле.
Младший лейтенант Братухин козырнул и уселся в патрульный УАЗ. Рядом сидели сержант Малышев и водитель младший сержант Барсук. УАЗ укатил.
Майор вернулся в контору. Один из экспертов стоял на коленях в конце коридора и осматривал стену. Рядом лежал лист бумаги, исчерченный линиями и штрихами. Эксперт достал из кармана лупу и внимательно через неё изучил повреждения на стенах, покрытых деревянными панелями.
-- Что-то нашёл?
Исаев подошёл к эксперту. Тот оторвался от лупы и поднял лист с пола.
-- Да вот не совсем тут ясно, примеряюсь всё, -- задумчиво ответил лысоватенький эксперт с сеточкой морщинок вокруг прищуренных глаз. – Этот, налётчик который, бросил лом, что нашли лежащим у стены. Я нашёл приблизительно то место, где он стоял в тот момент. Но с той точки, ежели запустить ломом, то он упадёт вон там, -- эксперт указал рукой, -- а никак не здесь.
-- Отскочил от стены, значит.
-- Лом вам не мячик. Он такой след оставит, что сразу в глаза бросается. А здесь подобного не наблюдается, несмотря на массу других разрушений.
-- Что отсюда выходит?
-- выходит, что он попал во что-то, что сейчас в коридоре отсутствует.
-- Что-то, или кто-то?
-- Совершенно верно, или кто-то, -- согласился эксперт. – Об этом же «говорят» и пятна крови здесь, в конце коридора.
-- Чего-чего, а крови здесь хватает.
-- Да, но, похоже, это не от тех тел, что обнаружены здесь нами.
-- Значит, преступник ранил того, четвёртого, но не смертельно, раз он сумел улизнуть.
-- Скрыться незаметно от налётчика, который был начеку. Это, знаете ли …
Эксперт, как был, на коленях, прополз по коридору ещё дальше, осматривая в лупу участок стены. Отложив её в сторону, он начал ощупывать стену руками. Послышался едва слышный скрип и майор вытаращил глаза, когда стенная панель, не отличимая от других, вдруг подалась под руками эксперта и замаскированная дверца распахнулась, показывая кусочек заднего двора.
-- Сейчас мы знаем, каким образом ему удалось ускользнуть, -- спокойно ответил эксперт, придерживая руками дверь, чтобы она не стала на место. – И он очень спешил, так как не успел запереть эту дверь после ухода.
Он показал на язычок замка, утопленный в кромке раскрытой двери. На поверхности стены и на щебёнке, что покрывала задний двор, нашли ещё несколько пятен крови. Чья это была кровь – преступника или сыщика «Норд Хаус»?

Глава 21.
-- Давай! Жми! Газуй! – командовал Братухин водителю, вглядываясь во все проезжающие мимо машины. Появился удачный шанс продвинуться по службе и получить ещё одну звёздочку на погоны. А может быть ещё и солидное материальное подкрепление. Нужно лишь догнать вишнёвую «Ладу- Спутник» или, ещё лучше, мотоциклиста- «Паука». Одет тот был в длинный чёрный плащ или пальто. Это поможет узнать его сразу. «Пауки» обычно гоняют в кожаных куртках, покрытых металлическими заклёпками и изображениями паука. Правда, майор распорядился  самим преступника не задерживать, и даже свидетеля на «Ладе», а всего лишь вызвать помощь при обнаружении. Что ж. В это дело Братухин внесёт незначительную поправку. Бывают моменты, когда не хватает всего лишь мгновения, чтобы эту самую помощь вызвать. В таком случае приходится действовать на свой страх и риск. И тут уже всё зависит от них, а они уж в этом деле не подкачают. Схема простая – не дать противнику времени на сопротивление, даже на размышление, действовать решительно и быстро. У одного из них пистолет, а у двоих – дубинки. При малейших подозрительных признаках – пуля в ногу, в руку, неважно, остался бы живой, чтобы доставить его в участок и отчитаться.
Для поиска затаившегося мотоциклиста они наметили район между красногорской конторой, как по старой памяти называли все местные старожилы здание «Норд Хауса», и МЖК, который являлся окраиной самого города. В районе поиска имелось несколько деревушек, не имеющих чётких границ, то есть давно уже слившихся друг с другом. Коренных жителей там собственно почти уже и не осталось. Старые домики скупили горожане под дачи. Сами дачники на своих деревенских «фазендах» бывали лишь по мере необходимости – полить, окучить, или просто «культурно отдохнуть» - пожарить шашлычок или провести пару часиков с подружкой- любовницей.
Красную машину они увидели почти сразу же, после того, после того, как углубились в район этих деревушек- дач. ВАЗ отъезжал от одного из деревянных домишек, ничем не отличающегося от таких же соседних. Разве что своей зелёной окраской.
-- Внимание! – Братухин отстегнул ремешок, фиксировавший рукоятку «Макарова». – Похоже – наш. Будем брать!
-- Но, шеф, -- повернул к нему голову крепыш Барсук, со щёточкой усов под крупным пористым носом завсегдатая застолий. – Майор приказал нам лишь обнаружить и вызвать подмогу.
-- Во-первых, майор не приказал, а лишь рекомендовал, во-вторых, я руководствуюсь соответствующими пунктами устава оперативной службы, где ясно сказано о том, как действовать в той или иной оперативной обстановке, а в третьих, -- он «заморозил» Барсука суровым взглядом холодных прищуренных глаз, -- р-р-разговорчики, товарищ младший сержант. Разве вы не видите, что подозреваемый преступник может в любой момент оторваться от наблюдения? Короче, действуем!
УАЗ лихо развернулся, перегородив дорогу ВАЗу. Дверцы с обеих сторон резко распахнулись. Два тренированных тела выскочили из салона и, в считанные мгновения, выросли по обе стороны затормозившего «Жигуля». Пистолетные стволы уставились на водителя и пассажирку, замерших от неожиданности.
-- Выходить! Быстро! Руки на капот! – Братухин кричал, наставив свой пистолет на водителя, высокого мужчину с короткой русой причёской и жёсткой складкой у губ. Пистолет лейтенант держал обеими руками, выставив их перед собой. Ноги слегка в коленях были согнуты.
Наконец дверца щёлкнула и приоткрылась. Водитель вылез и поднялся в полный рост. Он возвышался над Братухиным на добрых полголовы. Братухин сделал шаг вперёд и толкнул его к капоту, после чего отскочил назад, не опуская пистолета.
-- Руки на капот! Быстро! – Он почти визжал. – Документы!
-- Так всё же документы, или руки на капот? – Осведомился спокойно, но сквозь зубы, водитель «Жигулей», молодой человек атлетического сложения. Одет он был в довольно шикарный для этого места костюм в мелкую серую полоску. В тон рубашке был и галстук с маленькой золотой булавкой. Квадратная челюсть шевельнулась. Вздулись желваки. Пиджак натянулся на крепких бицепсах.
-- Но-но, -- Братухин внушительно покачал пистолетом, -- пусть документы покажет она. – Он указал на спутницу атлета, стройную высокую женщину с длинными белокурыми волосами, слегка тронутыми природной «завивкой». – А ты стой у капота.
-- Спокойно, Володя. Я сейчас им покажу наши права. Здесь явно получилось какое-то недоразумение.
Женщина в свою очередь выбралась из салона, подошла к водителю ВАЗа и вытащила из внутреннего кармана его пиджака бумажник. Тем временем Малышев спрятал в кобуру свой пистолет, обошёл остановленный ВАЗ и внезапно завёл резиновую дубинку под руку атлета, а затем одним привычным движением заломил руку с дубинкой за спину. Но … уже в следующее мгновение полетел на обочину. Дубинка покатилась и затерялась в траве на обочине.
-- Эй, эй! – Обеспокоенный Барсук выглянул из УАЗа. – Я его знаю. Это не тот, кто нам нужен.
Братухин отпрыгнул назад и поднял пистолет, готовый стрелять. До выстрела оставались какие-то доли секунды. Барсук торопливо подбежал, загребая дорожную пыль кривоватыми ногами.
-- Шеф, остановись. Это же Володя Кулигин. Мы с ним одно время работали вместе, в ПАТП-3, на автобусах городских. Он тут частенько бывает. Сад у него здесь. Мы как-то здесь шашлыки жарили. Узнал я его не сразу.
Наконец Братухин расслабился, выпрямился, пистолет поднял стволом вверх, готовый в любой момент продолжить схватку. Расслабился и Кулигин, прожигая лейтенанта гневливым взглядом.
-- В чём дело, лейтенант? – Осведомился атлет. – Чему обязан такой встрече? Вы теперь так проверяете документы у всех водителей?
Женщина подняла с земли паспорт, который выронила от неожиданности, когда Малышев попытался скрутить подозреваемого. Теперь он вылезал из мелкого кювета, заросшего травой, мать-и-мачехой вперемешку с лопухами. Лицо его сделалось красным, от обиды и злости.
-- Здоров же, чёрт, -- пробормотал он себе под нос, выискивая в траве резиновую дубинку. По тому, как встал Кулигин, он определил, что противник его нешуточно занимался рукопашным боем. Недаром он был так похож на голливудскую звезду Дольфа Лундгрена, ставшего в 1979 году чемпионом Европы по кикбоксингу, а в 1981-м получившего чёрный пояс мастера кёокусинкай класса Масуташи Ояма.
-- Успокойся, Володя. – Барсук взял на себя роль примирителя по праву старого знакомца. – У нас ориентировка на ВАЗ девятой модели вишнёвого цвета. Свидетель там очень важный.
-- Свидетель, -- атлет одёрнул пиджак. – Кстати, у меня не «девятка», а «восьмёрка».
-- Верно- верно. Тут такое творится, Володь, ты бы знал. Три трупа, особо зверское убийство …
-- Товарищ младший сержант, попридержите язык, -- оборвал его Братухин. – Документы … пожалуйста.
Женщина подала ему права в кожаной обложке и паспорт. Братухин просмотрел оба документа и вернул их Кулигину. Коротко козырнул.
-- Извиняемся. Ошибочка вышла. Не видели где поблизости означенную машину? Или мотоциклиста в шлеме с изображением паутины? В пальто или плаще тёмного цвета.
Мужчина пожал плечами и влез в свой «Жигуль». С его ростом сделал он это не сразу. Спутница его на секунду задержалась.
-- Что же случилось? – спросила она Барсука. Тот кашлянул в кулак и оглянулся на Братухина.
-- А вы, гражданка, не посоветуете, где здесь можно укрыться на мотоцикле?
-- Не знаю, -- покачала та головой. – Ну, разве что на старой ферме.
-- А где это? – быстро спросил Братухин.
-- Проезжайте дальше по этой дороге, там забор ещё будет, ворота открытые, а за ними несколько больших строений из кирпича, это и есть …
-- Татьяна, садись скорей, -- Кулигин поторопил свою спутницу, по виду, свою супругу. Та ещё раз кивнула Барсуку и легко опустилась на сидение ВАЗа.
-- Здоров же у тебя приятель, -- сообщил Барсуку Малышев, потирая плечо, -- кинул так, что я еле очухался.
-- Тренироваться больше надо, -- процедил сквозь зубы Братухин, глянув на своего напарника.
-- Да уж. Он что, в десантуре служил? – спросил Малышев у Барсука.
-- Разговорчики, -- оборвал его Братухин. – Чем лясы точить, лучше бы по сторонам больше смотрели. Он может затаиться где угодно.
Братухин нахмурился и принял грозный вид, но всё это было лишь защитной реакцией. Дело в том, что ему было неудобно перед подчинёнными. Ведь ясно же было сказано – девятая модель, «Спутник». А тут восьмая – «Самара». Впрочем, на расстоянии они чем-то похожи, но не дело это, ох, не дело. Хорошо ещё, что до стрельбы дело не дошло. Тогда вместо повышения могли бы и вообще из органов попросить, а это уже не есть хорошо. Братухин сразу же после армии в милицию подался и толком больше ничего делать так и не научился.
Когда показались кирпичные строения, он уже успокоился. Появилась возможность всё исправить, оправдаться в глазах подчинённых.
-- Значит так, осторожно въезжаем на территорию. Мы с Малышевым проверим коровники. А ты, Барсук, побудь возле машины. Мало ли, услышишь стрельбу, или иной какой подозрительный шум, вызывай помощь и дуй к нам. Осторожно, конечно. Короче, действуй пол обстановке, не пацан, чай.
Машину оставили за воротами. Братухин и Малышев побежали к ближайшему строению, привычно придерживая резиновые дубинки, бившие на бегу по ляжкам. Пистолеты оба достали и держали наготове. У каждого имелись кроме того по паре наручников, и по баллончику с нервно- паралитическим газом, мгновенно выводившим человека из строя. Ну, и рации. Остальное они оставили в машине, чтобы действовать налегке.
Братухин заглянул в окошко. Внутри коровника всё было давно и безнадёжно заброшено. Крыша, дышавшая на ладан, таки провалилась. Уныло торчали проржавевшие скелеты молокопровода, водопровода и стоек, где помещались колхозные животные. Кормушки благополучно сгнили и почти что рассыпались. Столбы, поддерживавшие остатки крыши, покосились и держались воистину из чувства благодарности, что с них сняли добрую часть нагрузки. В солнечном луче искрились пылинки, танцующие свой, минорный танец. У входа послышался треск. Братухин насторожился. В проёме показалось испуганное побледневшее лицо Малышева. Тот держал пистолет перед собой и осторожно крался по длинной доске, уложенной поверх ямы, бывшей когда-то навозоотстойником.
Братухин проверил заросли шиповника и заглянул в помещение через другое окно. Здесь было гораздо светлее. На полу лежала провалившаяся крыша. Через пролом помещение заливал поток солнечного света. Малышев к тому времени перебрался через яму с навеки засохшим навозом и приближался к пролому. Он старательно прошёл всю ферму из конца в конец, потыкав даже концом дубинки в щели под досками. Здесь точно никого не было. Пулей промчалась потревоженная рыжая кошка и выскочила в окно.
Напарники перешли к следующему строению. УАЗ уже не был виден за проверенным коровником. А у этого кто-то начал разбирать стену. Поэтому внутри также было светло. В тени оставался лишь дальний конец.
Действовали таким же образом. Малышев крался внутри строения, выпачкав попутно рукав об остатки побелки, а Братухин шагал снаружи, сквозь кусты. Другая сторона была открытой площадкой. Раньше там гулял скот, выбив все корешки твёрдыми копытами. Поэтому площадка до сих пор оставалась без признаков явной растительности. Та же сторона, где проходил Братухин, заросла колючей акацией, топинамбуром, а также крапивой, чертополохом и даже зонтичным борщевиком. Уж лучше бы он шёл по пыльным проходам фермы.       
Сквозь оконные проёмы лейтенант заглянул внутрь строения. Оба они с Малышевым видели друг друга и, одновременно, контролировали проходы.
Внезапно перед Братухиным открылась траншея. Заросшая травой и кустами, она открылась не сразу. Траншея оказалась широкой, не перескочить. А по дну протекал мутный ручей, заросший камышом. Лейтенант огляделся. Несколькими метрами дальше в траншее лежала доска. Она могла бы послужить мостиком. Один конец торчал из травы, а вот другой упирался почти что о дно. Если как следует оттолкнуться от доски, можно преодолеть ров одним ловким прыжком. Братухин так и сделал. Тщательно нацелившись, он ступил на деревяшку, напружинив ноги для прыжка. Трах! Подгнившая снизу, но такая крепкая сверху, доска подломилась посередине и лейтенант шлёпнулся на «пятую точку» в лужу, вспугнув лягушку.
Малышев быстро прошёл пыльное помещение. Это строение, в отличие от предыдущего, не было таким разрушенным. Уцелели даже клетки для новорожденных телят. Они стояли в центральном проходе. Малышев оглянулся. Сквозь пролом в стене по-хозяйски заглядывал куст акации. Ещё несколько лет и всё здесь зарастёт. Братухина видно не было. Наверное, он обходит коровник и вот-вот появится в дверях. Створки входных ворот были закрыты. Впрочем, одна притворена не до конца. Мало того, там что-то виднелось, и не такое серое, как всё здесь вокруг.
Малышев насторожился и ускорил расслабленный шаг. Неужели?.. Точно. Рядом со створкой лежал мотоцикл. Сержант принялся лихорадочно озираться по сторонам. Никого! Где же мотоциклист? Бросил машину и сбежал? Скорее всего так и было. Будь он здесь, они с Братухиным его бы заметили. Наверняка!
Да и где тут можно затаиться? Малышев ещё раз окинул пустое помещение критическим взглядом. Кажется, всё, где можно спрятаться, он уже проверил, а снаружи, столь же тщательно, проверяет его напарник, младший лейтенант. Уж от его-то опытного взгляда не укроется не только человек, но даже юркая крыса.
Малышев бросил случайный взгляд наверх. Для порядка проверить следовало и там. Над тамбуром, между входом и, собственно, самой фермой, располагался крохотный чердачок- кладовка, длиною в несколько торопливых шагов. Малышев поставил ногу на обрубок бревна, подтянулся на руках и уже намеривался сунуться в чердачный проём. Внезапно оттуда высунулась рука, крепко ухватила его за лацканы мундира и, одним решительным рывком, втянула внутрь. Стукнул о доски пола выпавший пистолет, который сержант неудачно попытался вытащить из кобуры.
Опешивший от такой неожиданности Малышев успел лишь разглядеть массивную квадратную фигуру с шаром вместо головы. Затем он почувствовал удар, который выбил его из реальности. Весь мир перевернулся и сержант потерял сознание.

Хай вынырнул из клокочущей пустоты и ощутил себя лежащим на чём-то весьма жёстком. Всё тело болело и ломило, как если бы он на самом деле пережил жесточайший шторм или побывал в центре торнадо. Голова всё ещё кружилась. Всё плыло перед глазами. Впрочем, глаза-то как раз были закрыты, но, тем не менее, плавающие в тёмной пустоте пятна начали складываться в реальную картину. Он начал вспоминать последние события.
Вот он входит в контору «Норд Хауса» и начинает с порога стрелять. Аккуратная машинка вздрагивает у него в руках, посылая пулю за пулей в человека, выскочившего наперерез ему из комнаты. Человек дёргается, футболка у него на груди расцветает яркими пунцовыми розами, только это не цветы вовсе, а кровавые пулевые раны. Человек падает, а он уже стреляет в другого. Потеха! Для таких вот минут, насыщенных адреналином и тысячей смертельных опасностей, и стоить жить. Охотиться на других, вот его настоящее призвание. Какое же это наслаждение – догнать и отнять жизнь у другого! В особенности когда тот, другой, всеми силами огрызается.
Хай приподнялся на руках. Едва слышно звякнули, скатившись в кучку, маленькие свинцовые столбики. Так ведь это же пули! Пули, что вошли в его тело там, в конторе. Значит, всё это электронное колдовство продолжает действовать и лечит его, заживляя раны. Ну, держитесь, держитесь и трепещите, слабые создания. Охотник Хай снова выходит на свою тропу! Когда он выслеживает дичь, та дуреет и трясётся от страха. И это хорошо! И это приятно!!
Хай улыбнулся, обнажив крепкие зубы. Голод. Его опять снедает голод. Необходимо срочно чем-нибудь подкрепиться. У него была пища. Пища, деньги, оружие, женщина, машина, возможность получения хорошего выкупа. У него было всё необходимое! Кто-то украл это всё. Надо узнать, кто посмел это сделать. И уничтожить обидчика. Разорвать ему глотку и вкусить сладкой крови. Животворной крови. Насыщающей.
Если отбросить прочь все сентенции, то ему необходимо срочно подкрепить свои силы. Организм настоятельно требовал пищи. Внутренние спазмы безжалостно скручивали желудок. Пора выходить на охоту. Юра закрыл глаза и сосредоточился. Тем временем послышался шорох. Что это? Кто это? Кто-то явно крадётся. Нет ли здесь для него угрозы? Хай напряг своё второе зрение. Ага, вот что-то двигается. Туман быстро всосался сам в себя и сконцентрировался в знакомые очертания. Человек? Да, это был человек и вёл он себя так, словно кого-то выслеживал. Он охотится? Интересно, на кого? На голове человека была форменная фуражка. Да ведь это же мент. Хайновскому захотелось от души рассмеяться. На что надеется этот сосунок? В делах охоты он никто перед ним, перед Хаем. Там, в зоне, его недаром прозвали «Ломом» за страшные удары, калечившие и убивавшие.
Хай сосредоточился. Где же дружки этого мента, другие менты? Никого поблизости видно не было. Странно, и подозрительно. Что здесь делает этот легавый, в одиночку обшаривая место, ставшего логовом хищника?
Похоже, что мент нашёл его мотоцикл и теперь оглядывался по сторонам. Вот он смотрит вверх и явно собирается залезть сюда, прямо в руки того, кто его и так не выпустил бы отсюда. Он ведёт себя так, как ведут себя все менты. Хорошо. Улучив момент, Хай, одним рывком, затащил мента на чердак и ударил его головой о бревно стропила. Тот упал беспомощной кучей на то место, где несколькими минутами раньше лежал сам Хайновский.
И тут Хай почувствовал, что этот мент всё же не один явился сюда. Кто-то ещё возился снаружи. Какое-то новое чувство говорило ему, щекотало кожу, заставляло подыматься дыбом волосы на голове и загривке, как это бывает у собак перед дракой. Он повернулся в сторону вероятной опасности и закрыл глаза. Стена заколебалась и растворилась в солнечно- ночном свете.
Вдоль невысокой стены двигался человек. В форме, с пистолетом в руке. Сколько их ещё кругом, крадущихся, готовых к схватке, с пистолетами и автоматами? Они всё же подловили его, воспользовались тем, что он отключился. Лучше сейчас скрыться, забиться в нору. Всё равно, теперь у него такие возможности, что им больше уже никогда не догнать, не схватить Хая, не заточить в клетку- одиночку, где огненный глаз фонаря не даёт забыть о минутах, что отмерены ему до смерти, объявленной судом. Кто знает чувства человека, приговорённого к смерти, кто поймёт его ожидания – сколько ещё осталось?
Хай спрыгнул с чердака и сразу поднялся во весь рост. В проёме стоял Братухин. Он оглянулся. Где же Малышев? Неужели его уже … Быстро вскинул руку с «Макаровым», но этот, в пальто и шлеме, оказался дьявольски быстрым. Вот он уже рядом и ударил с такой силой, что Братухин отлетел в сторону, как плюшевый медвежонок, сбитый с места палкой недоброго хозяина. Спёрло дыхание. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Лёжа, Братухин всё же нашёл в себе силы поднять руку и выстрелить. Тот, незнакомец в шлеме, отскочил в сторону и исчез в проёме ворот, но, не успел Братухин вздохнуть с облегчением (он уже и не помышлял о звёздочке на погонах и иных поощрениях), как этот байкер появился снова. Господи, что это он держит в руке?! Неужели это пистолет?
Братухин торопливо выстрелил. Треснул и раскололся кирпич. Промазал! А тот, в пальто, вытянул руку. Рука эта подпрыгнула, и Братухина ударило. Как будто кто-то пнул ему в грудь металлическим сапогом. Накатила боль. Лейтенант посмотрел, как мундир пропитывается и набухает кровью, и сообразил. Так ведь это же его только что подстрелили. Снова слышится грохот и ощущается боль от пронизывающего насквозь раскалённого прута. Как печёт! Он застонал. Приподнял голову. Над ним высился этот, в длинном чёрном пальто, в шлеме, оплетённом нарисованной паутиной. Он медленно вытянул руку. Пистолет его показался Братухину огромным и понял он вдруг, почему блатные называют пистолет «пушкой».
Ба-бах! Для Братухина навсегда наступила слепящая ночь.
Барсук нервничал. Он то вылезал из машины, то снова карабкался в салон, поближе к включенной рации. Он то доставал пистолет с рубчатой рукояткой, то прятал его обратно в потёртую видавшую виды кобуру. Вот-вот ребята появятся из-за разрушенных коровников и все они поедут дальше. Неужели преступник решиться прятаться здесь, в двух шагах от места преступления? Майор предостерегал их, несколько раз подчёркивая опасность мотоциклиста, убившего сразу трёх человек. Это настоящий, профессиональный убийца, киллер, скорей всего – столичный «гастролёр». Такого берут специально обученные бригады, СОБР или ОМОН. А их дело только выследить, обнаружить его укрытие.
Вызвать что ли помощь? Или как? Младший лейтенант Генка Братухин – мужик сурьёзный, за обиду примет, ежели сюда народа понаедет, а тут и нет никого. Опять придираться начнёт, разговаривать сквозь зубы, дёргать по пустякам. Нервным он стал в последнее время. Сказал как-то, что жена дома пилит, требует от него прибавки к жалованью. Вот и озверел вконец мужик. Ведь чудом не пристрелил Володьку Кулигина. Вон и палец на курке совсем побелел.
Выстрел! Ещё один! Неужели началось? Барсук дрожащими руками выдернул из проволочного захвата микрофон.
-- Вызов! Срочный вызов! Внимание, всем патрулям! Нужна помощь! Срочная!!
-- Кто говорит? – Тут же, моментально, захрипел динамик.
-- Так я же это, Барсук, то есть экипаж ПА-26, -- поправился водитель.
-- Где вы?
-- Район заброшенной фермы, деревня Лопатинское, -- быстро ответил Барсук, обшаривая взглядом кирпичные строения. Сколько было выстрелов? Два или три? Почему больше не стреляют? Где мужики?
-- ПА-31 следует по проспекту Строителей, буду скоро.
-- ПА-20. Еду из Костино.
-- ПА-18. Ждите …
Барсук вывернулся из салона. Где-то рядом застучал мотор. Точно, мотоциклетный. Неужели они его всё же обнаружили? Где же парни? Гнат Барсук достал из кобуры пистолет Макарова, решительно снял его с предохранителя и изготовился к стрельбе. Похоже было, что мужики его спугнули. Сейчас он вылетит из-за коровника, вон того. Миновать выезд, перегороженный УАЗом, ему не удастся. А все вместе, они обязательно возьмут гада. Не уйдёт! Через пять, от силы десять минут, здесь будут десятка полтора- два вооружённых людей, милиционеров патрульно- постовой службы. Пускай это и не СОБР, но все свои мужики, всех их Барсук отлично знает, не раз вместе и сидели культурно.
Из-за угла выкатил мотоциклист. Точно, тот самый! В длинном чёрном пальто, здоровенный, голова прикрыта шлемом, размалёванным паутиной. Мотоциклист остановился.
-- Стой! – запоздало крикнул Барсук. – Стрелять буду!
Пальнул, как в уставе сказано, вверх. Мотоциклист моментально вытянул вперёд руку с неестественно длинным пальцем. Бах! Бах! Звякнуло пробитое крыло УАЗа. Обожгло руку. Гнат скосил глаза. По рукаву расплывалось пятно. Так он же в меня попал, сообразил Барсук и отпрыгнул к машине. Бах! Пуля свистнула в том месте, где только что стоял водитель патрульной машины. Посыпалось стекло. Барсук выстрелил, не целясь, только чтобы вспугнуть киллера, сбить с него спесь, заставить его прятаться. Где же парни?  Они же там должны быть, в тылу проклятого мотоциклиста. Отчего же тот так спокоен? Неужели он их, обоих?..
Барсук выстрелил, и ещё, и ещё.  Он стрелял, пока в магазине не закончились патроны. Мотоциклист скрылся за углом. Гнат торопливо поменял магазин. С тоской оглянулся. Помощь! Мать их за ногу, чего они задерживаются?! Где же этот, в паучьем шлеме? Захотелось вдруг забиться под машину, переждать всю катавасию там.
Сжав зубы, Барсук выскочил из-за УАЗа и бросился к ближайшему строению, перекатился через лопухи и замер у стены. Тишина. Но тишина эта была из категории обманчивых. Так тихо бывает перед бурей. Барсук кое-как прополз несколько метров, елозя животом по мусору, наконец встал, припал потной спиной к кирпичной стене. Почувствовал через ткань холод камня. Снова застучал мотор. Странное дело, но звук теперь удалялся. Барсук продрался сквозь пыльный куст разросшегося бурьяна. Звук был слышен из-за другого, следующего здания.
Водитель быстро пробежал заросшую травой площадку. И остановился. Он увидел Братухина. Младший лейтенант был уже мёртв. На груди его темнело большое пятно, и на боку тоже. Почему так широко открыт его правый глаз? Да ведь это не глаз вовсе, вдруг понял Барсук, а страшная рана. Киллер сделал контрольный выстрел в голову. Вот так просто, как на своих, киллерских, учениях.
Барсук подбежал к открытой створке ворот. Оттуда заметил преступника. Тот приближался к силосной траншее. А дальше начиналась полоса насаждений, за ней раскинулось поле, а уже за ним был город.
Водитель патрульной машины встал на колено, тщательно прицелился и открыл огонь. Но, почти в то же мгновение, мотоцикл скрылся за выщербленной бетонной стеной силосной траншеи. Догнать его! Скорее на УАЗ.
Барсук повернулся, чтобы бежать что есть мочи к машине. Но за приоткрытой створкой ворот коровника послышался шум. Там кто-то был! Барсук, издёрганный Гнат Хохол, закричал, едва не срываясь на истеричный визг:
-- Кто там? Выходь! Устрелять буду!
Шатающейся походкой вусмерть пьяного человека из коровника вывалился Малышев. Его шатнуло, но он устоял на ногах. Волосы его слиплись от крови. Фуражки не было. Одной рукой он поддерживал другую. Глаза его были закрыты. Барсук кинулся к нему. Завыли сирены подъезжающих патрульных машин.
Сирены те Хай слышал отлично. Что ж, ещё один убедительный стимул прибавить скорость. Газанул. Мотоцикл взъярился и чуть не выскочил из-под него. Вьюном прошёл сквозь полосу, заросшую ёлками да берёзами, вперемежку с тощенькими осинками. Вырвался на открытый участок. На мгновение мотоцикл повис в воздухе, как бы раздумывая, а не перейти ли ему в разряд летающих, но – не надумал и хлопнулся на оба колеса. Жалобно звякнули пружинные рессоры. Хай не сразу сообразил, что произошло. Всё его внимание было сосредоточено на том, чтобы удержать равновесие. Но он нашёл в себе силы оглянуться, коротко, через плечо. Позади остался ров, залитый водой. Он, как взаправдашний мотогонщик или каскадёр, перемахнул его, не сбавляя скорости. Но не хотел бы Хай повторить ещё раз этот рискованный трюк. Если бы он знал о существовании скрытого препятствия, то вряд ли удержался бы на колёсах.
Трасса осталась сбоку. Впереди виднелись многоэтажки Кирова-на-Вятке. Ещё несколько минут и он затеряется в городской утробе. А каков он был в деле! «Пришёл, увидел, застрелил». «Тэкел, мэнэ, килле». Примерно так это может звучать в латыни. Он перефразировал самого Цезаря. Хай Юрий Цезарь!
Хайновский запрокинул голову и, в полный голос, захохотал.

Лариса Кудрявцева- Березовская поднялась по ступенькам на третий этаж давно знакомого дома. Остановилась перед металлической дверью – продуктом исканий и разработок фирмы «Форт». Ключи! У неё же нет ключа от квартиры. Он остался в доме Николая среди прочих её вещей. Что же делать? Рука сама потянулась к звонку. Внутри залился трелью механический соловей. Внезапно дверь распахнулась.            
На пороге стоял азербайджанец. Или армянин. Спортивная куртка из синего китайского шёлка была распахнута, завитки седых волос, коими заросла вся грудь «спортсмена», скрывали «молнию» куртки. Азербайджанец или армянин что-то жевал и разглядывал Ларису выпуклыми чёрными сливами глаз. Тёмная с проседью шевелюра его качественно покрывала голову. Чёрные усы затеняли верхнюю губу. Лариса стояла и тупо разглядывала кавказца. Тот разглядывал её. Наконец он улыбнулся, сверкнув полоской зубов.
-- О, женщин. Проходи, дорогая. Арно рад тебя видеть.
Он посторонился, пропуская Кудрявцеву внутрь. Там всё оставалось по-прежнему. В прихожей висело большое овальное зеркало, вписанное в шкафчик для верхней одежды. Дверь в кладовку была залеплена плакатом Саманты Фокс, где минимум одежды компенсировался роскошными формами певицы. В комнате работал телевизор.
-- Я здесь живу, -- сообщила Лара.
-- Я тоже здесь живу, -- обрадованно добавил кавказец. – Это хороший повод для знакомства. Меня зовут Арно, Арно Погосян, коммерсант. У меня есть бутылочка коньяк. Без всякий подделка. Прошу.
Кавказец звонко щёлкнул пальцами. Лариса на секунду задержалась в прихожей, потерянно озираясь. Машинально взглянула на себя в зеркало и столь же машинально поправила растрепавшиеся волосы. Кавказец скользнул в комнату. Следом за ним Лариса раздвинула бамбуковую занавесь, расцвеченную жёлтой и зелёной красками.
За круглым столом сидели ещё двое. Молодые, жгучие брюнеты, брови вразлёт, густые, будто покрытые сурьмой. Глаза их уставились на Лару, пробежали до ног и снова вернулись к лицу. Один зацокал языком, другой вскочил, раскинув руки.
-- Ва, какой женщин! Слушай, редко встретишь такой красота. Блон-н-ндинка, ва!
-- Послушайте, я здесь живу, то есть, проживала, -- поправилась Лариса. – У меня остались здесь кое-какие вещи. Я хочу их забрать.
-- Всё отдадим. Всё в целости, в сохранности. Ещё и сверху дадим. Посиди с нами, дорогой! Выпьем за удачу, понимаешь!
Глаза- сливы, казалось, искрились. Вошёл Арно. За те минуты, что его не было в комнате, он успел скинуть китайскую курточку и надеть строгую сорочку с монограммой на кармашке и галстук, переливающийся всеми цветами радуги.
-- Це-це-це, -- зацокали молодые, -- Арно, ты красавец, недаром тебя так женщины любят.
Погосян поправил узел галстука и самодовольно улыбнулся.
-- Хороший сделка. Удачный сделка. Операция цветной металл. Очень прибыль. Обмываем удачный операция. Женщин, посиди с нами. Обижать не надо, угощать надо. Мир, дружба, Айкакан!
Лариса провела рукой по лицу. Она собиралась полежать, подумать, выплакаться, наконец, а здесь застолье, армянские коммерсанты. Нет, надо уходить.
-- Я, пожалуй, пойду.
-- Зачем пойду? Нет пойду. Посидим, дружить будем, петь будем.
Арно хлопнул в ладоши, что-то затянул гортанным глухим голосом. Его молодые товарищи разом подхватили песню, хлопая в ладоши. Получилось довольно забавно. Лариса даже улыбнулась. Но тут же снова нахмурилась.
-- Нет, я всё же пойду. Где моя сумка?
-- Сумка? – подошёл молодой. – Слушай, какая сумка? Давай посидим, потом сумка искать будем.
Он подошёл настолько близко, что почти касался груди Ларисы. Казалось, глазами он не только осязал Кудрявцеву, но даже раздевал.
-- Э-э, Ара, отойди, -- заявил Погосян, -- видишь, женщин торопится, сердится начал. Не надо ссора, дружба надо, коньяк «Арташат» надо.
-- Сумка надо, -- в тон ему добавила Лариса, -- домой надо.
-- Ну, как знаешь, сумка- шумка, не хочешь веселья, бери сумка.
Арно помрачнел. Его молодые товарищи переглянулись. Один что-то показал другому руками.
-- Э-э, сиди, Аракелян, на твой век женщина всегда хватит.
И что-то добавил по-своему. Все засмеялись. Один из коммерсантов вынес сумку, держа её за ремешок, и протянул Ларисе. Та перехватила её так, чтобы не касаться руки подающего. И выпорхнула в прихожую. Хватит ей на сегодня приключений. Наелась, знаете ли, по гроб жизни.

Рома Баландин сидел, откинув голову на кожаную закраину сиденья. Ноги, временами, совсем отнимались. Кровотечение он сумел остановить. Этот проклятый урод серьёзно вывел Романа из строя. Хорошо ещё, если на время, а вдруг – навсегда? Плохо, что боль начала отступать, уходить куда-то внутрь тела. И вместе с уходом боли начали неметь ноги. Временами он их просто не ощущал. Видел, даже осязал, но вот не ощущал. Но боль затем снова возвращалась и он, скрипя зубами, радовался этой боли.
Джип «Чероки» давно уже ушёл от погони. Они, те, кто был в «Чероки», даже не заметили, что их кто-то преследовал. Сгоряча Роман решил выследить – кто же там, в той чёрной машине. Неужто и в самом деле полковник замешан каким-то боком в этом грязном деле? Скляр намекнул ему несколько часов назад. Скляр … Нет уже никакого Скляра.
Нога осторожна надавила на газ. Педаль подалась. Кажется, ощущение ноги вернулось. Необходимо где-то отсидеться, выждать. Сначала он испытывал злость. Это сильное чувство и оно помогло ему вырваться из конторы, завести машину и начать преследование джипа. Но, после того, как на ходу он почувствовал, а точнее перестал чувствовать ноги, и начал терять контроль над автомобилем, над чувством злости начал преобладать страх. Этот удар, удар ломом, что чуть не отправил его на тот свет, неужели его результатом станет паралич, утрата контроля над нижней частью тела?
Первой мыслью тогда у него была мысль о больнице, специалистах в белых халатах. Они помогут ему, поставят на ноги, остановят нехороший процесс, если таковой начался. Но затем вторая, следующая мысль несколько сбавила его энергию. Если всё-таки Москаленко как-то в этом участвует, то он неминуемо свалит смерть всей команды, команды «А», на Романа. Он, единственный уцелевший, и есть убийца. И пусть он рассказывает сказочки про некоего монстра, ему уже никто не поверит. Он сам и есть тот монстр, чудовище в человеческом обличии, кировский Джек Потрошитель. Какие же преступления совершил Баландин, если для того, чтобы замести следы, он порешил столько народу? Под это дело следователи, с подачи вездесущего полковника, повесят на него целый букет «глухарей». Да, очень может быть, что ему помогал кто-то, но и его убийца не оставил в живых, обрубая последние нити. И ничего тут не попишешь, у Москаленки обширные связи не только в Кирове-на-Вятке, но и в Москве, других российских республиках. Говорят, даже в Северокавказской конфедерации у Москаленки имеются контакты. Что перед ним Баландин, бывший снайпер, а ныне, наполовину, паралитик.
Если бы не ноги, то Рома бы сейчас бросил всё и просочился бы любыми путями в Сибирь, или даже ещё дальше. А так он не может пойти даже в гостиницу. В любой момент может начаться кризис, который закончится, возможно, полным онемением.
Рома попытался отогнать от себя эту прилипчивую мысль. «Пока живу, надеюсь». Кто это сказал? Наверняка человек с огромной силой воли и большой жаждой к жизни, со всеми её горестями и радостями. А вот ещё цитата. «Жизнь – это вечная борьба». Баландин бы добавил – за жизнь ради жизни.
Он завёл мотор «Спутника». Машину придётся всё же бросить. Она зарегистрирована за агентством и скоро каждый гаишник города будет знать её номер, но вот чего нет у гаишников, так это пары заветных адресов. Да, у «Норд Хауса» были две конспиративные квартиры, для встреч, отдыха и вообще разных разностей. Точнее, квартиры эти были у Москаленки, как и вся команда «А», бывшая, увы, команда. Но других у Романа идей не возникало, а в его нынешнем положении без риска обойтись было никак невозможно. Тем более, что в квартире, ближайшей от его маршрута, находились, в тайнике, деньги и документы. Были также, в необходимом запасе, продукты и медикаменты, что было важнее всего в его нынешнем состоянии.
Двигаться Баландину приходилось крайне осторожно, с частыми остановками. Попасть в аварию нельзя было ни в коем случае. К тому же, не надо забывать, что может быть за машиной уже начали охоту. Роман вылез из салона, похлопал ладонью по капоту, прощаясь таким образом с последним другом, связывающим его с этой жизнью, подобрал с земли сучковатую палку и дальше двинулся уже пешком.
Один раз он всё же не удержался на ногах от нахлынувшей предательской слабости, оступился и упал, выпачкав брюки. Женщина, шедшая ему навстречу, покачала осуждающе головой и с презрением отвернулась. Она приняла его за опустившегося пьянчугу, понял Роман и мысленно поблагодарил её за идею. На пьяниц традиционно обращают меньше внимания, чем на раненного или больного человека.
Весь грязный, покачиваясь и глядя вперёд бессмысленными выкаченными глазами алкаша, вошедший в образ Роман продвигался к своей цели, к конспиративной квартире, к той самой, где, в данный момент, находился Андрей Булич.

Глава 22.
Вычислить адрес Конкина оказалось делом до удивления простым. Он был вписан в анкету пациента. Конкин Валерий не посчитал нужным менять фамилию или место жительства. Боялся ли он, что встретит в Митино кого из знакомых и на этом вся его «конспирация» развалится, как карточный домик. Или он действовал «на арапа». Москаленко склонялся ко второму варианту. Компьютерщик, умудрявшийся скрываться на протяжении почти полутора десятков лет от правоохранительных служб всего цивилизованного мира, облажался на первом же деле, требовавшем мастерства средней руки оперативника.
«Да, это вам на клавиши ЭВМ нажимать», -- злорадно подумал Николай. Он прихватил с собой Баранникова, вместе с его денщиком Кузьмой, который всё ещё пребывал в состоянии хмурого раздражения, настолько его задело несправедливое, по его мнению, отношение к нему его прямого начальника и бывшего друга. Особенно, если этот друг является и его армейским командиром. Видимо, старлей всё же выдал ему пару «ласковых» пожеланий.
Конкин проживал в двухкомнатной квартире улучшенной планировки. Москаленко сам вскрыл квартиру, к удивлению понятых – молоденького участкового и старшего по дому. Солидного гражданина в очках с роговой оправой. Полковник ловко крутанул отмычкой, что-то провернул в другом замке и дверь открылась. Почти сразу же включилась сирена и строгий густой бас заорал откуда-то из глубины комнат: «Стоять!  Отмечена попытка проникновения на частную жилплощадь! Статья 139-я. Срок наказания – до двух лет лишения свободы!».
Дядька- понятой от неожиданности шарахнулся обратно, на лестничную площадку. Участковый, нахмурясь, всматривался в ту сторону, откуда басил компетентный голос, а Кузьма откровенно ржал, развеселившись от такой реакции «гостей».
Молодец, Конкин, остроумную охранную систему придумал. Домушник, вскрывший было квартиру, испытает незабываемый шок от неожиданности и, провожаемый басом, понесётся прочь, перепрыгивая через две- три ступеньки вниз, к спасительному выходу.
Где же это? Ага, вот, за косяком входной двери спрятана миниатюрная кнопка. Хозяин, открывавший дверь своей квартиры- крепости, успевал отключить систему до её срабатывания. Сирена тут же умолкла и голос поперхнулся на полуслове.
Понятые осторожно вошли в комнату следом за Москаленкой. Затем туда же вошли Пётр и Кузьма. Все они озирались по сторонам. Похоже, что голос исходил из решетчатого динамика, установленного на шкафу. А в остальном квартира не очень-то отличалась от десятков и сотен точно таких же бывших, улучшенных «хрущёвок». Совмещённый санузел, кухонька с холодильником и комбинированной электро- газовой плитой нововятского изготовления.
Николай даже испытал лёгкий приступ разочарования. Вообще-то он ожидал, где-то в глубине души, что одна из комнат будет опутана проводами, будут мерцать бельма дисплеев, жужжать охлаждение дисководов, дорогу им будут преграждать нагромождения всяческих электронных блоков, как это и должно быть в логове искусного хакера. А вместо этого перед ними была самая обычная жилая квартира, мягкий малогабаритный диван, телевизор «Фунай» с удобным креслом напротив. Ситцевые занавески с россыпью ромашек. Под торшером всё ещё валялась раскрытая газета. Вот только не поднимет уже её рука хозяина.
-- Ага! – послышался голос Кузьмы. – Тут что-то есть!
Пока остальные вертели головы по сторонам, пытаясь отыскать что-то, что сразу изобличило бы хозяина сей квартиры в чём-то ужасно предосудительном, старшина прошёл по коридорчику и заглянул в другую, маленькую комнату, служившую рабочим кабинетом. И сразу одновременно все рванулись на голос.
В дверях чуть было не образовалась пробка, но полковник нахмурился и грозно глянул на понятых. Участковый козырнул и отступил, а солидный дядька достал носовой платок и спешно начал протирать запотевшие вдруг стёкла очков. Москаленко прошёл вперёд, а следом за ним – Баранников.
В кабинете сразу бросился в глаза компьютер с монитором. Москаленко снова разочарованно вздохнул. За последние годы он начал разбираться в электронной технике. Вряд ли этот простенький «IBM» был той грозной машиной, что была причиной треволнений тысяч специалистов.
На стеллаже стопками лежали коробки с дисками. В основном – с различными играми. Видимо, покойничек любил побаловать себя этими новомодными играми, стрелялками и бродилками, с высокой графической разрешаемостью. Тут же, на тумбочке, стоял музыкальный центр «Айва» с горкой компакт-дисков.
Кузьма с торжеством огляделся. Знай, мол, наших. Но Баранников уже заметил реакцию Москаленки и понял, что это ещё не доказательство причастности Конкина к хакерской деятельности.
Не торопясь Москаленко принялся изучать помещение. Вряд ли этот Конкин такой уж дурачок, что будет заниматься подобными делами на собственной квартире. Скорей всего у него для таких целей имеется специальное место. Только вот насколько это далеко от постоянного места жительства? Не должно быть, чтобы очень уж далеко. А как бы он сам поступил на месте Конкина? Снял другую квартиру? Не пойдёт. А вдруг дотошные соседи что-то заподозрят и донесут участковому о подозрительном квартиранте. Не устроил ли тот на квартире мини- заводик по розливу левой водки? Конечно, можно вселиться на короткий срок, потом переезжать на новое место, раз за разом. Но это ещё сложнее, быстрее вычислят, заподозрив неладное в столь частых перемещениях с одной квартиры на другую.
Что ещё? Дача. Это лучше, ближе к истине, но тоже весьма маловероятно. Дачники могут посчитать за чудака соседа, равнодушного к огурцам и картошке, проволочнику и колорадским жукам, удобрениям и видам на урожай. Они скоро перестанут обращать на него внимание, но вот воришки, шныряющие по садовым участкам. Они наловчились вскрывать самые хитроумные запоры, выискивать тайники с зимними запасами заготовленных на зиму продуктов. Они с радостью прихватят на добрую память электронные ляльки, а когда их схватят за руку стражи порядка, мигом приведут тех на место и укажут хозяина технических новшеств. Вот тогда-то всё и пойдёт прахом. Конкин это тоже должен понимать. Должно быть что-то ещё, более надёжное, если ему удаётся активно функционировать столько лет. Может, у него был домик в деревне?
-- Не было ли у Конкина родственников в деревне, к примеру – родителей? – спросил он через плечо у участкового.
-- Да как сказать, -- заволновался лейтенант. Он раскрыл планшет, какие выдают сержантам в армии, достал оттуда какие-то бумаги, но, не читая, сунул их обратно. – Есть у него родители. Но они выехали куда-то далеко, кажется, на север. Хотя поручиться за точность не могу. А раньше проживали в нашем городе. Вот здесь, к слову, и проживали.
Лейтенант обвёл комнату рукой.
-- Он жил с родителями? – удивился Москаленко.
-- Да. То есть нет. У него была раньше своя квартира. Но он её продал. Как раз в это время родители у него из города и уехали. Вот он и переехал сюда. Быть может, на те вырученные деньги они себе там какое жильё и закупили, -- предположил участковый.
-- А жены у него не было? – Москаленко серьёзно заинтересовался жизненной летописью скромного, незаметного для окружающих автослесаря, чем сильно смущал участкового. Тот никак не мог понять криминала в самом существовании Конкина. Никогда тот не был замечен ни в чём, что хоть в самой малой степени относилось к тому, что объединяется под ёмким словом «криминал». Неужели он помогал перебивать номера моторов краденных автомашин для мафии?
-- Насколько я знаю, не было у него жены.
-- Подруга у него была. Одно время жила у него, -- вмешался в разговор серьёзный дядька.
-- Кто такая? – оживился участковый.
-- Да Суровцева Ирина, бухгалтер из двадцать восьмой квартиры.
-- И где она сейчас? – спросил уже полковник.
-- Не могу знать, -- дядька опять потянулся за очками, протирать стёкла, -- уволилась и уехала жить в другой город.
-- Замуж она вроде как вышла, -- вспомнил участковый, -- то ли за турка, то ли за болгарина. С ним и уехала. Можно специально в ОВИРе поинтересоваться.
Так. Похоже, что эта попытка тоже закончилась ничем.
-- Он, Конкин этот, за грибами частенько ездил, в лес, -- осторожно начал участковый. – Может, тогда в какую-нибудь деревню заезжал?
Точно! Гараж! Такое укрытие у него могло быть только в гараже. Неизвестно, чем он там занимается. Может, машину ремонтирует, тюнинг ей делает. Или новый компьютерный вирус разрабатывает. А укрытие, по большому счёту, не так уж и сложно сделать. Многие ведь в гаражах себе овощные ямы откапывают. А один маньяк, в городе под романтическим названием Вятские Поляны, выкопал и обустроил в своём гараже целый тюремный комплекс в три этажа и колодцем глубиной в пятнадцать метров. Электриком работал, оборудовал всё с размахом. Жертвы опускал на лебёдке в коробке от телевизора, усыпив их заранее. Узников запирал в тесные двухместные камеры, снабжённые электрозамками. К лестнице, ведущей на поверхность, подвёл ток, чтобы узники его не сбежали. До того умно всё соорудил и предусмотрел всё, что его швейный кооператив просуществовал три года. Работали на не бродяжки безродные, которых никто и искать бы не стал, даже если они исчезли на несколько лет из поля зрения людского. А именно так всё и было.
Самой «старой» заключённой исполнилось два с половиной года этой бессрочной отсидки, пока она белый свет увидала. А могла бы и вовсе не увидеть. Тот маньяк вятскополянский несколько человек замочил с подельником и без оного.
Пытались раз заключённые взбунтоваться и расправиться с мучителем, но что могут сделать слабые женщины против мужика, пусть он и роста плюгавого и внешности неказистой. Одолел он их тогда, а потом предложил им на выбор – или он им глаза выколет, на ощупь тогда работать придётся да по памяти, или выколет на лбу у каждой слово «РАБ» печатными буквами. Пожалели узницы несчастные глаза свои, предпочли наколку позорную.
Помогла его вывести на чистую воду любовница, в которую он втюрился по уши. До такой степени, что поднял он её из заточения подземного и в квартиру к себе привёл. Только девица неблагодарной оказалась и сдала скоро сожителя своего со всеми потрохами вятскополянской милиции. Те даже ей не сразу поверили. Сбрендила мол баба, какая может быть у нас подземная тюрьма, да ещё и с рабами. Лишь после того, как она пальцем ткнула на два портрета с вывески «Пропали без вести» да сообщила, что вот эти две особы там и находятся, в милиционерах шевельнулось что-то. А вдруг не врёт? Но девица с наружностью дамы весьма лёгкого поведения не врала. Вокруг дела этого, выбивающего за всякие рамки привычного, такая шумиха начала раскручиваться. Телевизионщики понаехали, репортёры всяческие. Даже с Германии приезжали по такому скандальному поводу. А маньяк потом вены себе в камере вскрыл. Сам или помог кто, об этом уже история умалчивает.
Всё это моментально вспомнил полковник, как пример того, что делают из обычного гаража в окружении подобных им коробок.
Тем временем Баранников доставал дискеты и, одну за другой, всовывал в дисковод системного блока. Оживал экран монитора. Появлялись чудовища «Комбат Мортале» или звездолёты «Звёздных войн». Изрыгающий пламя танк сменялся пикирующим штурмовиком. Городские лабиринты с прячущимися бандитами следовали за пещерами, полными хищников.
Мокаленко, расспрашивая участкового, краем глаза следил за экраном. И, когда по монитору замаршировали солдаты с винтовками, увенчанными цветами, он сразу закричал «Стоп!» Именно эта картинка осталась в компьютерной системе после того, как вирус уничтожил всю информацию. Значит, именно здесь и был разработан тот чёртов файл, что загубил работу всего коллектива. Именно сюда и наведывался чёртов Сазонтов, когда ушёл из-под наблюдения. Всё-таки успел Николай найти этого человека до появления группы из Интерпола. Он преподнесёт им эту квартиру на блюдце с голубой каёмочкой. Но до этого надо ещё закончить одно важное дело. Нет, два важных дела. Или даже три!
Необходимо любой ценой изловить и уничтожить Хайновского. На это появилась реальная надежда. Чудак сам назначил ему встречу. На что он надеется? Должно быть на то, что его прикрытие уничтожено. Ну да Бог с ним. Он ещё не знает про джокер, спрятанный до поры до времени в рукаве. Сейчас на авансцену выйдет Мочило. Он сделает привычное дело в лучшем виде.
Ишь, негодяй, задумал передать полковнику его же архив, всю документацию по Офицерскому Фронту, а также разработки по «Терминатору». Глупец, неужели он надеется уйти оттуда живым? Вообще-то в уме ему не откажешь. Точнее, в хитрости. Хайновский умудрился обойти все ловушки и даже нанёс полковнику кое-какой урон. Точнее, это Хайновский думает, что нанёс. Посмотрим, чья сторона возьмёт верх. Он не один поедет на ту встречу, а вместе с Баранниковым и его денщиком. Пусть покажут десантники хвалёный класс выучки. Они ведь так гордятся своими армейскими навыками и традициями. А потом очередь дойдёт и до Булича. Так что ещё не всё потеряно. Он успеет спрятать концы в воду до приезда Интерпола. Вот только беспокоит молчание Бригитты. Что она хотела ему сказать? И где казачок, что был придан ей в помощь? Впрочем, они могут и обождать.
Полковник снова обернулся к участковому.
-- Так где, вы говорите, у него находится гараж?

Бригитта оставила «Чероки» во дворе одного из домов. Стоянка была закрыта с трёх сторон густым кустарником. Помповое ружьё Гита не тронула. Пусть лежит где лежало. С собой взяла лишь кейс.
Узкий кожаный чемоданчик не очень-то сочетался с вечерним костюмом женщины. Она шла с деловым видом по пешеходной дорожке мимо магазинов и офисов. Лицо её прикрывали огромные тёмные очки. Они частично маскировали ту радость, что переполняла Гиту и изливалась наружу посредством движений и улыбки, что досадно привлекала внимание. Наконец Гита накинула на голову лёгкий газовый шарфик, уголком которого частично закрыла и сияющее от удовольствия лицо. Женщина не доверяет естественному ультрафиолету, только и всего.
Наконец-то можно будет выбраться отсюда. Насколько удачно всё получилось, выяснится позже. Тогда, когда она прочтёт информацию, записанную на жёстком диске винчестера и на лазерных дисках. Впрочем, от кейса ей придётся избавиться. Гита завернула на территорию детского садика, уселась в беседку из скрещивающихся планок. Вокруг никого не наблюдалось. Она достала из сумочки пластиковый пакет «Ив Роше». Затем открыла кейс. Содержимое чемоданчика перекочевало в пакет. Тщательно носовым платком, протёрла весь чемоданчик.
Убедившись, что поблизости никто так и не появился, Гита вышла с веранды. Проходя через двор, она сунула кейс в мусорный бак. Огромный пистолет с глушителем Гита выбросила ещё раньше, в отверстие ливневого стока. «Пушка» булькнула и моментально скрылась под водой.
На мини-рынке Аансмяэ купила связку бананов. И сунула в пакет поверх бумаг и видеодисков. Сейчас она ничем не отличалась от других женщин и девушек, проходивших по своим делам по улицам Кирова.
Жаль было машину. На «Ауди» Бригитта покинула бы Киров-на-Вятке в два счёта, ни от кого не завися. Добраться до Нижнего Новгорода и улететь оттуда в Ригу или Таллинн под чужой фамилией. В тайнике машины имелось несколько паспортов. Сейчас же задача усложнялась, но не была безнадёжной. Самое главное – улов, что покачивался в бледно- зелёном пакете с надписью «Ив Роше».

Мотоцикл пришлось бросить. Собственно говоря, задачу свою он выполнил – помог уйти от ментов. Они остались где-то позади, взрёвывая бессильно сиренами. Но если бы только позади. Наверняка по рации они уже вызвали подмогу, и сейчас патрульные УАЗы и «Москвичи» уже спешат перекрыть дорогу неизвестному лихому мотоциклисту. Пускай себе ищут. Хай, без всякого сожаления, столкнул «Яву» в канаву и бросил шлем туда же. Надоел этот горшок. За несколько минут он натёр ему уши. К тому же он значительно сокращал чувствительность Хая.
Пальцами, затянутыми в перчатки, Хай потёр многострадальные уши. Пистолеты системы Николая Макарова оттягивали карманы пальто. Правда, обойма одного из них была практически пустой. Неважно. Потревоженные шлемом, вздыбились космы волос. Хай пригладил их руками и огляделся.
Перед ним высился ряд гаражей. Позади осталось поле, заросшее бурьяном. Заурчала, забулькала сирена. Где-то впереди вот-вот появится первая патрульная машина. Хайновский побежал вдоль ряда высоких металлических дверей. Одна из них была приоткрыта. Появилось искушение запрыгнуть внутрь, прикрыть за собой дверь и отсидеться в темноте. Но он быстро отказался от этой вредной идея. Ведь любой гараж, по подлой сути своей, всё та же клетка. Не даром у деревенских кладовка при избе клетью именуется. Сейчас здесь появятся легавые, приведут собак. Найти для них мотоцикл будет делом нескольких минут, а там останется пройти по его следу до той двери, за которой он сховаться было замыслил. Это столь же надёжно, получается, как если бы он пришпилил на дверях свою визитную карточку с указанием часов приёма. И всё. Они уже позаботятся., чтобы он уже больше от них никуда не скрылся.
Миновав один ряд коробок, Хайновский шмыгнул во второй. Тем временем к первой сирене присоединились ещё две, столь же горластые. Теперь гаражный кооператив был перекрыт с обеих сторон. Ага! Вот то, что он ищет. Один раз он уже воспользовался системой подземных переходов. Пригодятся они и в этот раз.
Одним движением Хай выдернул железный блин, прикрывающий зев канализационного колодца. Спустился по железной лесенке и надвинул крышку обратно. Вовремя, так как уже через несколько минут по крышке загрохотали сапоги. Хайновский низко нагнул голову и с трудом протиснулся в узкое отверстие. Ползти пришлось на четвереньках. Мешали длинные полы пальто. Хай шёпотом ругался, но полз всё дальше и дальше, проваливаясь временами в омерзительную жижу.
Ну почему ему так не везёт?! Ещё какой-то час, ну два часа назад от силы, у него была машина, крупная сумма в валюте, оружие, запас продовольствия. Была даже заложница, с которой он так хорошо потешил плоть. И всё это в один момент исчезло. И снова он ползёт по локоть, по колено в дерьме. Снова на пятки наступают менты, в синих фуражках, с пистолетами и дубинками. Была ведь у него возможность уехать, с такими бабками он мог бы начать новую жизнь. Хватило бы на первое время. А там … Конечно, профессию он оставил бы прежнюю. С новыми способностями он стал бы вскоре королём своего дела. Подобрал бы ребят себе в прикрытие из молодняка, которые понаглее. Они бы таких дел понатворили. Ого!
Но оставалась ещё надежда. Крошечная, как воробьиный клюв. Но надежда, тем не менее, была! Машину у него увели, угнали из-под носа. Кто, он не знает, но ведь и полковник тоже не знает. Не знает, что нет у Хая уже ни заложницы, ни бумаг из потайного сейфа. Он должен их выкупить, поэтому и непременно явится с баксами. Сколько их там? Сто десять зелёных кусков? Это уже кое-что. С этим он за мечту свою уцепится зубами и ногтями.
Как бы в подтверждение этому Хайновский ощерил зубы и завыл. Эхо прокатилось по трубе и вернулось, чтобы завязнуть в зловонном месиве. Хай выдернул из жижи руку и двинулся вперёд. Сейчас у него имелась вполне конкретная цель – как можно скорее проникнуть на территорию завода металлоконструкций и подготовиться к визиту туда Москаленки.

Где находится гараж у Конкина, подсказал ответственный товарищ. Оказывается, машина его – «Москвич- универсал», находится в том же гаражном массиве, что и «Жигуль» Конкина. Они все отправились туда – Москаленко за рулём, рядом с ним – понятой, потеющий от волнения. На заднем сидении устроились Баранников, Сапрыкин и участковый. Молоденький лейтенант с уважением поглядывал на мускулистое тело атлета, предмет особой гордости Кузьмы. Заметив это, Кузьма нарочно принялся играть связками мышц, напрягая их и расслабляя. Таким образом они добрались до гаражного городка.
Почему-то раньше какая-то административная шибко «умная» голова решила, что гаражи лучше сконцентрировать в нескольких точках города. Мол, так удобнее и ремонтировать их и следить за сохранностью. Вроде специализированного дачного садового товарищества. А на деле получилось так, что человек проживал на одном конце города, гараж был на другом, работа на третьем, а садовый участок в банальные шесть соток на четвёртом конце всё того же города. Так вот и приходилось бедняге раз за разом весь город пронизывать по диагонали. Позднее гаражи стали появляться рядом с местом проживания – железные разномастные коробки или эллипсы заграничных компактных «ракушек». Но и кирпичные ряды гаражных «микрорайонов» остались. Частью их забросили, самые отдалённые, частью использовали под овощехранилища или склады товаров и домашнего скарба, но добрая половина особого племени советских автолюбителей всё ещё терпеливо пользовалась ими.
Вот к одному из таких автогородков и подкатила машина Москаленки. На саму территорию массива въезжать не стали, оставили машину на площадке рядом с вагончиком «Шиномонтаж», где на пороге сидел владелец автомастерской и, с помощью сына- подростка, клеил лопнувшую камеру. Он автоматически отметил, что одно колесо у остановившегося автомобиля необходимо подкачать и снова склонился над объектом своих стараний.
Москаленко с ответственным гражданином прошли вперёд. Следом за ними короткой вереницей двигались остальные. Понятых полковник не отпускал специально. Они будут необходимыми свидетелями, а также той гарантией, что Баранников вдруг не начнёт свою игру, когда Николай повернётся к нему спиной. Их действия и противодействия зашли слишком далеко. Неизвестно, какие инструкции получил Пётр от своего шефа. Где гарантия, что в инструкциях тех не сказано об устранении сообщника в случае провала всей операции. Для этого варианта понятые играли роль подстраховки. Вряд ли Баранников решится на открытые действия при свидетелях.
Так же легко, как в квартиру, Москаленко открыл двери в гараж. Сразу же он бросился к косяку и провёл рукой по железному откосу. Нащупал там замаскированную кнопку блокировки и нажал её. Система охранного оповещения сработать не успела. Но, как скоро выяснилось, другое устройство всё же сработало.
Сигнал, что в помещение проник посторонний, пошёл по замаскированному проводу, уходившему в цементный пол. Там, под метровым слоем земли, сигнал поступил на standby- шину, управлявшую блоком питания, что подаёт ток на модемную плату, откуда сигнал пошёл через специальный usb- порт на всё периферийное оборудование. Началась цепная реакция со скоростью 12 Мбит/сек. По стиранию всей информации в последовательно соединённых устройствах, куда была загружена вся оперативная база, созданная и наработанная Конкиным за годы и годы напряжённого целеустремлённого труда.
Ответственный гражданин с удивлением наблюдал, как его спутники буквально ползают на коленках по гаражу. К полковнику со товарищи присоединился и участковый. Он тоже старательно заглядывал под верстак, проверил даже в банках с болтами и шурупами. Сотрудники федеральной службы безопасности (он видел удостоверение полковника) разыскивали что-то очень важное. Вон здоровяк с внушительной мускулатурой  спецназовца залез даже в овощную яму, где на полках стояли банки с маринадами о коробки с овощами, пересыпанные речным песком. Только вот зачем хозяин  обил стены ямы листами металла? Железо ведь зимой промерзает.
Москаленко тоже обратил внимание на такую необычную особенность овощной ямы и, заинтересовавшись, лично полез в узкую клетушку. Он даже принюхался там. Или ему мнилось, или здесь в самом деле пахло горелой изоляцией. Вдруг Николай ухватился за полку и потянул её на себя. За нижнюю полку стеллажа взялся Кузьма и оба они напряглись. Крак! За стеной что-то щёлкнуло и участок стены навалился на силачей. Один из крепёжных шарниров лопнул и стенка, игравшая роль двери, со скрипом осела на одну сторону. Запах горелой изоляции усилился.
Открылась ещё одна комната, по размерам гораздо больше клетушки хранилища овощей. Стены тайника были отделаны панелями из ДСП. Вдоль них были установлены самодельные стеллажи, забитые электронной аппаратурой. Посередине, на столе, стоял компьютерный блок «Пентиум». Сетка проводов соединяла все устройства в единое целое. И это целое теперь было безнадёжно испорчено. Едкий, разъедающий глаза дым, что затянул помещение туманом, позволял догадаться об этом самому несообразительному.
Москаленко быстро ухватил рукой пучок проводов, уходящих в потолок, и вырвал их одним движением. Бесполезное усилие. Поправить ничего было уже нельзя. Хитрец Конкин установил ещё один механизм, который и уничтожил компьютер. Правда, уже имевшегося с лихвой с лихвой хватало, чтобы уличить Конкина, но всё, что было записано в памяти электронной системы, растаяло вместе с дымом, который теперь улетучивался сквозь отверстие.
Где-то снаружи завыла сирена. Неужели Конкин смонтировал здесь устройство, вызывающее в случае необходимости милицейский патруль? Не может такого быть, но тем временем к первой сирене присоединилось ещё несколько.
-- Там милиция, -- внутрь тайника заглянул Баранников. – Похоже они кого-то здесь пытаются изловить. Весь район перекрыли.
-- Пошли участкового узнать. Он в форме, вроде как свой.
-- Понял.
-- Попроси второго понятого сюда спуститься. Пусть своими глазами посмотрит, что здесь и как.
Баранников выглянул из ямы и передал просьбу Москаленки. Ответственный гражданин спустился вниз по лесенке, стараясь не касаться стен, а молоденький лейтенант поправил фуражку и открыл створку ворот пошире.
Первое, что он увидел, когда оказался снаружи – несколько стволов пистолетов, направленных в его сторону. Обладатели «Макаровых» были настроены очень агрессивно. Они подбежали, бесцеремонно повалили участкового на землю.
-- Лежать! Руки перед собой! – кричал капитан. Дуло пистолета плясало над телом участкового. – Кто такой?
-- Участковый инспектор, лейтенант Калюжных Борис Семёнович, -- участковый осторожно повернул голову набок. Стоявшие перед ним запылённые сапоги чуть отодвинулись в сторону.
-- Документы!
-- Они в планшетке. Разрешите встать.
-- Пока лежи.
В спину лейтенанта, точно между лопаток, упёрлось что-то твёрдое. «Ствол», -- догадался Калюжных. Чьи-то быстрые пальцы расстегнули планшетку, вытянули удостоверение.
-- Ну-ка встань, -- голос капитана изменился. Агрессия ушла, осталась усталость.
Он внимательно перечитал удостоверение, проверил фотографию, сверил её с оригиналом, посмотрел чуть сбоку – не приклеена ли? Потом вернул удостоверение и козырнул.
-- Прости, лейтенант. Ловим мы тут одного. Профессионал. Киллер. Троих застрелил в одночасье. А затем расправился с экипажем патрульной машины. Лейтенанта Братухина знал? – Калюжных повертел головой. – Убит. Тремя выстрелами в упор. Ранил Малышева, напарника его. Похоже, ушёл от нас, зараза. Весь район обложили. Как просочился, неизвестно. Всё здесь осмотрим, в каждую щель заглянем.
Только теперь Калюжных заметил ещё одного милиционера, вооружённого автоматом АКСУ. Всё это время он контролировал их группу. Ещё дальше по крышам другого ряда гаражей шагал ещё один автоматчик
-- А ты здесь как оказался, лейтенант? – спросил капитан. Он достал из кармана пачку «Примы» с фильтром и выудил оттуда сигаретину.
-- Я здесь понятым при группе из органов безопасности.
Капитан присвистнул.
-- Чем же они здесь занимаются? И где?
Калюжных кивнул на приоткрытую створку гаражных ворот.
-- Хозяина вот этого гаража прихватили за что-то. А там, в подвале у него, нашли комнатку или тайник какой. Ну, с доказательствами правонарушительных действий.
-- Ворованное, или лаборатория по переработке дури?
-- Не знаю ещё. Только-только тайник вскрыли, а тут сирены, крики. Меня и послали выяснить, в чём тут сыр-бор.
-- Понятно. Ручаешься за них, что из органов?
-- Удостоверение видел. Полковник ФСБ Москаленко. Всё чин чинарём. Крутой гражданин.
-- Дай-ка я на него гляну. А вы проверьте, нет ли поблизости ещё кого. Может быть убийцу кто и видел, -- приказал капитан своим помощникам. Они принялись дёргать и толкать двери гаражей. Автоматчик снова поднял АКСУ на изготовку.
Капитан распахнул обе створки настежь. Внутрь гаража ворвался поток дневного света. Посередине помещения стоял атлетического вида молодой человек в спортивной форме. Он спокойно разглядывал вошедших прищуренными холодными глазами. Короткая причёска ёжиком, аккуратные усы, военная выправка. Всё указывало на то, что этот человек имеет отношение к армейским кругам. На подбородке имелась полоска шрама. Куртка с левой стороны подозрительно оттопыривалась.
-- Это мой человек.
Из овощной ямы одним ловким движением выбрался ещё один мужчина. Серые глаза, твёрдые крупные черты лица, римский нос, короткая причёска, фигура чуточку массивная, но, судя по лёгкости, с какой этот человек выбрался из отверстия в полу, эта тяжеловесность была кажущейся. Вероятней всего именно он и был полковником госбезопасности.
-- Москаленко, -- представился мужчина. Показал книжечку  в красной кожаной обложке с золотым тиснением двуглавого орла. – Служба федеральной безопасности.
Капитан козырнул и глянул на проём овощной ямы в цементном полу. Оттуда карабкался гражданин, наружностью своей ничем не похожий ни на полковника, ни на его спутника. Гражданин пыхтел, стараясь не испачкать пиджака. Зелёный галстук его сбился на сторону. Очки в роговой оправе едва держались на маленьком носу, покрытом капельками пота. Гражданин вылез из ямы и сразу снял очки. Достал из кармана тряпочку и принялся протирать стёкла. Следом из квадратного люка выглянула ещё одна голова. Сколько их ещё там? Капитан с любопытством переводил взгляд с одного лица на другое. Внутрь гаража вошёл участковый.
-- Товарищ лейтенант, осмотр объекта закончен. Помещение гаража будет опечатано до прихода оперативной бригады УФСБ . Вы обеспечите охрану. После приезда бригады будете свободны.
Лейтенант глянул на капитана и козырнул. Все вышли из гаража. Калюжных достал из планшетки половину палочки коричневого пластилина и дверь была опечатана. К капитану тем временем неуклюже подбежал милиционер в бронежилете.
-- Товарищ лейтенант, весь гаражный массив обыскан. Никто из имеющихся автолюбителей мотоциклиста или кого-нибудь из посторонних не видел. Большинство было занято ремонтом, одна парочка … гм-м… была очень занята, чтобы вообще что-либо заметить.
-- Вы свободны, -- Москаленко повернулся к понятому, который водрузил на нос очки и сейчас причёсывал редкие волосы пластиковой голубой расчёской. – Понятное дело, что никаких лишних слов. Из города без предупреждения выезжать не следует. Теперь вы являетесь важнейшим свидетелем дела международного разряда. Запомните, что никто из посторонних ничего знать не должен.
-- Понятно. Я всё понял и осознал. А вот … до дома не подбросили бы? – искательно попросил ответственный гражданин.
-- Так ведь у вас тут у самого гараж с машиной.
-- На машине жена с сыном уехали, а мне дома вот-вот позвонить могут, -- сообщил понятой.
-- Рады бы, но … Оперативные дела, а машина у нас одна. Доберётесь общественным транспортом.
Понятой со вздохом кивнул и отправился в сопровождении одного из милиционеров в направлении ближайшей автобусной остановки. После того, как гражданин вышел за пределы оцепленной территории, милиционер, его сопровождавший, вернулся.
Москаленко взглянул на часы. Пора. Хайновский там уже, наверное, заждался. Полковник криво ухмыльнулся. Ишь, мало ему денег показалось, ещё просит. Обнаглел, однако. Будут тебе, Хай, деньги, будут и пули. Хватит с ним цацкаться. Он повернулся к Баранникову.
-- По имеющимся у меня сведениям, Хайновский скрывается на заводе металлоконструкций. В той его части, где проходит шоу «Запретная зона».
-- Это ночная дискотека?
-- Точно так. Нашей задачей будет изловить его, а если не получится – пристрелить. Хватит, попил он нашей кровушки. Достаточно. Таких людей потеряли.
Баранников и Сапрыкин переглянулись. Лезть лишний раз под пули в их планы не входило. Полковник понял по выражению лиц спутников, что им не очень-то по нраву поставленная задача.
-- Смотрите сами. При необходимости обойдусь и своими силами. Там, где пасуют десантники, есть достаточный простор для действий по-настоящему мужественных людей. Но Хайновскому в этот раз я уйти не дам. Достал он меня!
«Десантники никогда не пасуют!» -- хотел заорать Кузьма и даже открыл рот, но чуть не поперхнулся, глянув в тот момент на Магнума. Откашлялся и обратился к Москаленке, к полному изумлению Баранникова.
-- Товарищ полковник, я с вами, разрешите?
-- Не суйся поперёк батьки, старшина.
Пётр «застрелил» Кузьму взглядом, сам же напряжённо раздумывал. «Спешит полковник, определённо спешит. И откуда это ему известно, что беглец его на заводе дожидается? Нечисто тут что-то. Москаленко явно придумал, как выпутаться из этого узла. В стороне держаться сейчас нежелательно. Послать Кузьму? Ведь он сам же и напросился. Но я же знаю, как совсем недавно тоже Кузьма облажался. Нет, идём вместе, а там видно будет».
-- Когда отправляемся, товарищ полковник? – Прервал Пётр затянувшуюся паузу.
-- Чем раньше, тем лучше, старлей. Больше шансов, что застанем там Хайновского. Он ведь непоседа, не любит нигде подолгу задерживаться. К тому же завод, это вам не курорт, сами понимаете.
-- Нам только необходимо заехать в городок. За амуницией соответствующей, -- вставил слово Баранников.   
-- Могу предложить свои услуги. Кевларовые бронежилеты, автоматы Никонова, «Кедр», «Кипарис», или пистолеты- пулемёты «Ингрэм» с глушителем, приборы инфракрасного видения, звукоуловители и прочее- прочее.
-- Да нет уж, мы как-то привыкли к своему, -- Баранников глядел прямо в глаза Москаленке. Несколько секунд длилась борьба взглядов, а потом полковник улыбнулся.
-- Хорошо, а пока вы собираетесь, я тоже подготовлюсь. Чай не на пикник собираемся. Серьёзное дело аналогичного подхода требует.

-- Рассаживайтесь, товарищи.
Губернатор Вятского края указал рукой на длинный стол, торцом примыкавший к столу меньших размеров, за которым он и сидел, высокий седеющий мужчина с густой причёской и холёным лицом. Очки в тонкой итальянской оправе делали его похожим на профессора крупного ВУЗа. Собственно говоря, именно с ВУЗа и началось его вхождение в политику. Доцент столичного университета перешёл работать в партийные органы, затем перебрался в органы исполнительные, был инструктором комиссии при ЦК КПСС. В годы перестройки ушёл в оппозицию. Это было дело выгодное – критиковать неудачные шаги реформаторов. Указывая на ошибки предыдущей администрации, выдвинул свою кандидатуру на выборы в губернаторы проблемного края. Неожиданно даже для самого себя получил широкую поддержку населения губернии. Народ дружно проголосовал за нового человека с опытом работы в административных органах, в основном назло действующему в то время губернатору. Первое, что сделал новоявленный хозяин территории, превосходящей по площади большинство европейских государств, это произвёл арест всех финансовых счетов проигравшей выборы команды, чем привёл в восторг весь свой электорат и привлёк на свою сторону новых сторонников. Так Куравлёв Леонид Аркадьевич и стал губернатором Вятского края.
Вятский край являлся составной частью Волго- Вятского Регионального Содружества, куда входили также Костромская губерния, Республика Мордовия, Чувашская Республика, Республика Марий Эл и, конечно же, центральная часть содружества – Нижегородская губерния.
Особенностью Вятского края было его геополитическое расположение. С одной стороны его граница соприкасалась с Мусульманским Союзом во главе с крепким Татарстаном, ориентировавшемся в своей политике на исламские страны, а с другой стороны была Северная Коми- Ненецкая Автономная Республика, вотчина американских и норвежских нефтяных корпораций. По этому поводу в губернской администрации имелся даже специальный отдел по связям с зарубежными делегациями. Заправлял отделом профессиональный дипломат, бывший атташе Российской Федерации в Люксембурге, крошечном европейском государстве.
-- Рассаживайтесь, пожалуйста, -- повторил Леонид Аркадьевич, -- места всем хватит.
Встреча проходила в конференц- зале громоздкого здания Дома Советов. Зал располагался на пятом этаже шестиэтажного полногабаритного внушительного здания, построенного в форме четырёхугольника с большим двором, закрытым со всех сторон. Обычно в этом зале проходили встречи губернатора с прессой, а также различными делегациями. Для высоких персон места предназначались за длинным столом, примыкающим к губернаторскому. Для прессы имелись несколько рядов стульев, сконцентрированных в углу. Вдоль стен стояли ещё несколько столиков для секретарей, стенографистов, и телохранителей, выполнявших роль референтов. Кроме того, зал прослушивался и просматривался специальной бригадой службы безопасности.
Но в этот день сотрудники спецбригады получили отгулы. Совещание губернатор объявил секретным. Кроме него и мэра Кирова-на-Вятке Светличного, остальные посетители явились в форме. Присутствовали генерал- лейтенант Соловьёв, начальник всех служб правопорядка в губернии, генерал- майор Попов, начальник управления федеральной безопасности Вятского края, начальник гарнизона, генерал- майор Скрымцев, атаман вятского казачьего войска Величко. Далее сидели полковник Колпин, директор Института Советской Армии, и Чигирев, руководитель объединённой группы ФСБ и Интерпола. Ещё несколько офицеров с кожаными папками расселись за отдельными столиками. Это были помощники и секретари- адъютанты высших офицеров.
-- Итак, начнём наше экстренное заседание, -- начал Куравлёв, после того, как все расселись на мягкие стулья, обтянутые натуральной кожей.
-- Наш город в последние недели буквально захлестнула волна насилия. Не проходит и дня, чтобы где-нибудь не произошло зверского убийства или загадочного происшествия. Все эти события вроде бы друг с другом не состыковываются. – Куравлёв обвёл взглядом присутствующих и поднял указующий перст. – Но если копнуть чуть глубже? Что стоит за этим. Кровавые разборки различных преступных групп? Или происки спецслужб дальнего или ближнего зарубежья?
Начальник управления федеральной безопасности кашлянул. Глаза его прикрывали дымчатые очки. Но они не маскировали бледность лица, изборождённого морщинами. Длинные, для военного человека, волосы прикрывали уши, чем он сильно отличался от остальных участников совещания. Внешним видом он больше походил на продюсера модной культовой поп- группы, чем на человека, держащего в руках управляющие нити одной из самых мощных силовых структур губернии.
-- Наши люди бдительно наблюдают как за объектами особой ответственности, так и за людьми, обладающими известной мерой информации. До недавнего времени на работу наших служб нареканий не возникало. Разве что случайность …
-- Вот именно, что до недавнего времени. Но вот именно в последнее время концентрация случайностей достигла непозволительных размеров. Чего стоит одна железнодорожная авария?.. Вы закончили, Герман Вениаминович?
Губернатор повернулся в сторону худощавого мужчины с узким вытянутым лицом. Тот перебирал бумаги в папке свиной кожи. Услышав вопрос, тот торопливо поднялся, зашелестел бумагами, выискивая нужные документы.
-- Железнодорожную аварию можно отнести к попытке террористического акта. Машина, марки «Ауди», скатилась с довольно высокого откоса и врезалась в вагон грузового состава, после чего взорвалась. Экспертная группа обнаружила, что причиной взрыва послужило взрывное устройство, предположительно аналогичное тем, что применяют для проведения диверсионно- взрывных актов в некоторых европейских армиях, входящих в блок НАТО. Правда, имеется аналог взрывных устройств, произведённых на территории бывшей Чехословакии, на базе специальных разработок для групп дружественных оппозиционных …
-- Это не суть важно, -- прервал эксперта губернатор, -- ближе к делу.
-- Среди частей сгоревшей машины и обломков частично разрушенного вагона обнаружены сгоревшие останки человеческих тел, а также частицы аппаратуры для спутниковой связи и некоторых других приборов, которые смело можно отнести к шпионскому оборудованию. Для нас оставалось тайной, что же там могло произойти. Имеются лишь несколько версий, которые можно взять в разработку. В подтверждении первой нами найдено несколько водочных бутылок, расплавившихся под влиянием высоких температур. Находившиеся в момент аварии в машине люди могли быть в состоянии крайнего алкогольного опьянения. Это объясняет и то, что никто из них даже не пытался покинуть машину.
-- То есть перепились вусмерть, мерзавцы? – предположил атаман Величко, крепыш с бочкообразной грудью, перечёркнутой портупеей. Концы густых усов стекали по обе стороны большого рта. Время от времени атаман подкручивал концы усов, но они тут же опускались обратно.
-- Вроде того, -- эксперт покосился на казака и снова углубился в бумаги. – Но каким образом в эту версию ДТП вписывается шпионское оборудование, пластиковая бомба и спутниковое устройство? Следствие всеми силами пытается разгадать эти загадки.
-- А может, они эту машину просто угнали? – Вступил в дискуссию начальник УВД Соловьёв. Он поднялся с места, одёрнул китель, обтягивающий массивное тело, когда-то мускулистое, но несколько погрузневшее с годами. – Угнали, на радостях выпили, может даже некачественной осетинской водки, каналы поступления которой мы постоянно перекрываем. Так вот, выпили и в результате не справились с управлением.
-- Это наша вторая версия. Она с одной стороны объясняет наличие машины со всеми её сюрпризами, но вот с другой стороны …
-- Что там? – Спросил с любопытством Соловьёв.
-- Люди. Угонщиков обычно бывает один, от силы – два человека, а в нашем случае присутствовало пять человек. Такого просто не может быть. Угнать машину ровно для того лишь, чтобы напиться и свалиться в кювет, то есть с железнодорожного откоса. Да ещё при этом угадать в проезжающий состав, в котором перевозились высокотоксичные отходы. Авария чудом не закончилась экологической катастрофой. Что это, по-вашему? Простое совпадение? При наличии спецоборудования …
-- У вас есть ещё версии?
В обсуждение включился мэр Кирова-на-Вятке Артур Светличный, в тонких золотых очках, обликом похожий на итальянского гангстера, с тёмными волнистыми волосами, с тонкими чертами выразительного лица, в костюме от Армани в комплекте с ужасно дорогим галстуком.
-- Есть, -- эксперт повернулся ко градоначальнику. – Бандитские разборки. Возможно, машина была испорчена конкурентами и дорожная авария была неминуема, а злополучный железнодорожный откос просто им подвернулся в недобрый час. Лично я склоняюсь именно к этой версии, которая наиболее близка к истине.
-- А что дала идентификация трупов? – поинтересовался со своего места Соловьёв.
-- С этим проблематично, -- вздохнул эксперт, начав перебирать бумажки в прозрачной папке- файле. – Можно сказать даже, что почти невозможно. Кое-что можно узнать лишь по ДНК, но это дорогой, как вы знаете, и долгий процесс. Я повторяю, машина сначала загорелась, а потом была вообще разворочена мощным взрывом на части. Мы собирали куски тел на территории в добрую сотню, квадратных метров, словно это была не автомашина, а воздушный лайнер, начавший разваливаться ещё в воздухе при заходе на аварийную посадку.
-- Взрыв произошёл после того, как машина загорелась?
-- Да, по нашему мнению, взорвался топливный бак. Взрывное устройство из пластита сдетонировало, судя по всему, одновременно со взрывом бака.
-- Товарищи, мы собрались здесь для более широкого охвата ситуации, -- нетерпеливо объявил губернатор. – По окончании этого совещания все вы получите результаты работы экспертной группы. Взрыв на железнодорожной ветке лишь элемент в целой серии происшествий в нашем городе или в его окрестностях. Все вы, или почти все, знаете, что в нашем городе реализовывается крупная федеральная программа под кодовым обозначением «Возрождение». Можно понять уже по названию, что главная цель всей этой программы – возрождение нашей многострадальной России. Она, я говорю о программе, имеет серьёзную научную подоплеку. Выделены крупные финансовые средства, завезено серьёзное оборудование. Дело, хотя и с большими трудностями, но успешно продвигалось. До недавнего момента. Помните некролог о трагической смерти ведущего специалиста НИИ микробиологии Сазонтова? Довожу до вашего сведения, что одновременно с этим в институте произошёл, не побоюсь этого слова, террористический акт.
Все присутствующие, после секундной паузы, одновременно загомонили. Для большинства это была новость, по силе воздействия равнозначная разорвавшейся бомбе.
-- Да, подчёркиваю – был совершён акт террора, -- продолжал, в запале повысив голос, чтобы перебить поднявшийся в зале шум, Куравлёв. – И не без участия того самого Сазонтова. Мы специально ввели нашу общественность в неведение, объявив о смерти учёного. На самом деле это явилось актом суицида, после того, как сей злополучный специалист запустил в компьютерную сеть института разрушительный вирус, который и слопал всё программное обеспечение проекта. Всё! Нуль! Институт остался у разбитого корыта.
Куравлёв обвёл всех присутствующих тяжёлым взглядом и неожиданно грянул кулаком по столу с такой силой, что канцелярский прибор, стоявший перед ним, подскочил и распался на составные части. На пол попадали карандаши и ручки.
-- А если принять во внимание, что именно наш институт микробиологии был выбран для осуществления важнейшей программы федерального значения, то вы представляете себе всю степень провала?
-- Что, так уж ничего нельзя уже сделать? – спросил Соловьёв.
-- Бесполезно. Нужно начинать, в лучшем случае, с самого начала.
На вопрос начальника УВД ответил, откашлявшись, Колпин, директор института, полковник, обладатель высокого лба мыслителя. Волосы его, когда-то чёрные, поседели, а затем и вовсе перешли в отступление перед давлением времени, заняв последнюю линию обороны на затылке. Руки его пребывали постоянно в нервическом движении. Пальцы то перебирали приготовленные бумаги, то крутили авторучку, а то и просто нервно постукивали по столу. Мелькал лучик, отражавший от массивной золотой печатки с переплетениями монограммы.
-- А если всё же начать? – продолжал интересоваться вопросом генерал Соловьёв. – Неужели это настолько трудно?   
-- Практически невозможно. Научный руководитель проекта, молодой учёный Филин Александр Васильевич пытался чуть ли не единолично тянуть весь воз программы на своих плечах и, как результат, не рассчитал сил. После того трагического происшествия, ну, смерть одного из сотрудников и последовавшее сразу за этим уничтожение всех наработанных с таким трудом результатов, привело к нервному срыву, вылившемуся в обширнейший неврологический криз. Его доставили в профилакторий Митино. То есть, сначала его собирались забрать в Москву, но мы сумели отстоять свою точку зрения на всё это. Обещали обеспечить ему максимально возможный уход. У нас ведь имеется достаточное количество высококлассных специалистов, есть и современная медтехника. И вот … обеспечили.
-- Опять что-то случилось в нашем колхозе? – забасил, улыбаясь в свои пышные усы, Величко.
-- Опять и снова! – Почти закричал Куравлёв. – Что за напасти посыпались на нашу голову?! Каким-то образом про Филина всё разузнал один человек и попытался вступить с ним в контакт. А в результате – этот человек убит, а Филин вновь в коматозном состоянии.
-- Кто обеспечивал охрану Филина? – спокойно спросил Величко.
-- Полковник Москаленко, -- ответил Колпин.
-- А почему его здесь нет? – Удивился Величко, оглядываясь за поддержкой к присутствующим.
-- Дело в том человеке, который пытался связаться с Филиным, -- объяснил Попов. – К нашему удивлению, и это сказано ещё весьма мягко, им оказался, судя по всему, очень известный в наших кругах хакер под ником, то есть псевдонимом, «Зорро-1». Именно по этому делу прибыли товарищи из Москвы. – Попов кивнул на Чигирева. То поднял руку.
-- Но я что-то не понимаю. Как давно пострадал Филин в Митино?
Атаман вятских казаков пытался добросовестно вникнуть в это запутанное дело.
-- Сегодня утром, -- пояснил Светличный.
-- Ага, -- обрадовался Величко, -- и группа уже здесь. Быстро реагируете, уважаемые. – Он повернулся к Чигиреву.
-- Мы выехали после того, как вирус уничтожил компьютерную информацию института. По данным нашего анализа, вирус был разработан хакером, известным под псевдонимом «Зорро-1». Вот по этому поводу наша группа и прибыла в ваш славный и спокойный город.
-- А ваш «Зорро-1» здесь уже готовенький. Режьте его патологоанатомы, тёпленького. Ещё одна случайность.
-- Случайность, нет ли, -- пожал широкими, борцовскими плечами Чигирев. – Будем разбираться. Тем более, что этого человека, его убежище, найдено силами и стараниями полковника Москаленки.
-- Опять Москаленко, -- вскричал Величко. – Он ваш человек, уважаемый Иван Геннадьевич? Да снимите вы ваши очки.
-- Раньше полковник Москаленко работал в нашем ведомстве, но. После того, как институт микробиологии, где он обеспечивал весь спектр нужд безопасности, стал работать над проектом «Возрождение», Москаленко стал подчиняться товарищам из федерального центра.
-- Да ладно, товарищи, на Москаленке том весь свет не сошёлся. Появится он здесь через час- два. Может он там что дельное разрабатывает. Давайте пока поговорим об этом сумасшедшем байкере, что появился с недавних пор в нашем городе. – Предложил Светличный. – Что вы можете про это сказать, товарищ генерал?
Мэр взглянул на Попова. Тот встал, одёрнул китель и откашлялся в кулак.
-- Я думаю, что по этому вопросу лучше меня ответит Андрей Ефимыч. Его люди первыми прибыли на место происшествия.
Соловьёв поднялся с места. Лицо его покраснело от притока крови. В помещении становилось жарковато. Несмотря на конец лета, солнце вовсю жарило сквозь окна. Столы были расчерчены на квадраты плотными лучами солнечного света. Вовсю гудели старенькие бакинские ещё «Апшероны», впрыскивая в объём помещения незначительные порции охлаждённого воздуха. 
«Давно пора было поставить новые «Делонги», -- с раздражением подумал Куравлёв и тут же забыл про кондиционеры.
-- Вы правы, мои люди прибыли на место почти сразу за пожарными. После того, как те уже разобрались в ситуации. Неудивительно, всё помещение было залито кровью и завалено трупами. Тремя трупами, -- уточнил Соловьёв и прокашлялся. – Помещение старой красногорской конторы зарегистрировано за частной сыскной компанией под названием «Норд Хаус». Что-то вроде «Северного дома», ежели говорить по-нашему.
-- Расскажите поподробнее об этих «Норд Хаус», -- попросил Чигирев.
-- Ранее в этом здании размещался ресторан под названием «Норд». Весьма своеобразное заведение. В неофициальных кругах кабак числился за одной весьма опасной бандгруппой. Короче, в результате разборок ресторан закрылся. Клиенты перестреляли друг друга, много чего там порушили. В итоге – кабак закрылся. Двое ресторанских охранников решили заняться своим делом. Откупили по дешёвке убитое помещение у бывших владельцев и зарегистрировались как частное охранное предприятие «Норд Хаус». Видимо, дела у них пошли в достаточной степени хорошо, так как уже через полгода они расширились. Число штатных сотрудников достигло шести человек. В сфере их деятельности оказалась территория всего Регионального Содружества, а иногда они выезжали и за его границы.
-- Кто из них работал в агентстве с самого начала?
-- Двое охранников – Олег Баканов и Роман Баландин. Они начали дело. Но настоящий размах наступил лишь после того, как к ним перешёл Василий Громов, бывший сотрудник органов безопасности. Они почти сразу расширились и занялись сыскными делами. До этого они в основном занимались охраной и сопровождением ценных грузов.
-- Все эти сведения у нас имеются и записаны в базе данных, -- заполнил короткую паузу Попов. – Можно поднять наши документы.
-- Минуточку, я хотел бы знать поручителя, взявшего на себя ответственность за контору «Норд Хаус», -- поинтересовался Чигирев.
Один из офицеров, сидящий за столом секретарей, включил ноутбук и вошёл в информационную сеть службы, потом распечатал справку на принтере и подал бумажку Соловьёву.
-- Василий Громов, -- с удивлением прочитал генерал. – Но ведь он же работал с ними?
-- Тогда ещё - нет. Тогда он возглавлял пресс- службу УФСБ. Позднее он уволился из органов и возглавил Норд Хаус», -- пояснил офицер, просматривавший компьютерный архив.
-- С этим мы тоже разберёмся. Позднее. «Норд Хауса» уже не существует. Баканов, Голубев и ещё один сотрудник, по фамилии Скляр, найдены убитыми. Кто наехал на их контору? Куда подевались Василий Громов и Роман Баландин. Кто убийца?
-- Убийца? Да там их должно быть несколько, -- заявил Величко. – Приехали на машине и начали шмалять. Как в кино.
-- Нет. Выстрелов не было. Точнее, стреляли из бесшумного оружия, -- пояснил Соловьёв. – Никто из близживущих соседей ничего не слышал. Только разве что грохот выбиваемой двери.
-- Интересно, -- заметил Чигирев.
-- Более того, -- повернулся к нему Соловьёв. – Загадочно! Убийца бросил внутрь дымовую шашку. Затем вошёл сам и открыл огонь. Расстрелял в упор одного из сотрудников «Норд Хауса». Это был Владислав Голубев. Ранен был и Скляр, в то время находившийся на посту наблюдения. Он каким-то образом пропустил убийцу.
-- Может, он был в сговоре с преступниками? – предположил Чигирев.
-- Мы тоже рассматриваем такой вариант, но последующие действия преступника отметают эти предположения напрочь. У байкера к тому времени заканчиваются патроны, он выбросил пустой пистолет, который у нас сейчас проходит экспертизу, чтобы проверить за ним причастность к другим делам подобного разряда. Преступник же дальше действовал подручными методами.
-- Как это? – удивился Величко.
-- А вот так. Нашёл где-то лом и пробил им стену в караульное помещение. При этом умудрился попасть в Скляра – пронзил его насквозь, как шампуром. Затем раздавил сорванной с петель металлической дверью Баканова. Судя по всему – профессиональный убийца, отличающийся патологической жестокостью. Мы сейчас поднимаем архивы за последние десять лет, чтобы вычислить его личность. Здесь явно поработал не новичок. Ведь дело он имел тоже не с профанами.
-- Что же они себя так легко дали убить? – заинтересованно спросил Чигирев.
-- А кто вам сказал, что они не защищались? Мы нашли три автомата марки «Узи» и все с пустыми магазинами. Автоматы были снабжены глушителями. Там все стены в выбоинах от пуль. Даже страшно смотреть на всё это. Все стены в дырках. И кровь. Там всюду кровь.
-- Что же, преступник был в пуленепробиваемом жилете?
-- Возможно. А ещё он прикрывался дверью. Она вся искоряблена пулями.
-- Можно себе представить. Так ваш киллер силы необычайной получается.
-- Когда расчищали место боя, двое моих людей едва подняли дверь и с большим трудом вытащили их наружу. А он держал её один перед собой, да ещё при этом двигался столь быстро, что раздавил этой дверью Баканова чуть не в лепёшку. А тот в это время в него стрелял беспрерывно на поражение.
Казачий атаман присвистнул, выражая тем общее мнение.
--  Так что это за таинственный убийца? Вы его, кажется, так и не смогли задержать?
-- Утёк, паразит, прямо из-под носа. Он ведь на старой ферме поблизости от «Норд Хауса» сначала пытался укрыться. Один экипаж ПА обнаружил его там, но задержать не удалось. В результате контакта один убит, другой контужен, третий, водитель – отделался царапиной. Стрелял по байкеру, но не попал. Уж очень разволновался. Ребята, можно сказать, на его глазах пострадали.
-- Байкер, говорите? – Переспросил Чигирев.
-- Убийца был одет в шлем мотоклуба «Пауки» и ездил на мотоцикле. Мы обложили весь район. Нашли мотоцикл и шлем, а самого убийцы и след простыл. – Соловьёв развёл руками.
-- Андрей Ефимович, -- вкрадчиво обратился Светличный к генералу, -- вы давно уже работаете в качестве начальника управления?
-- Четвёртый год уже, -- набычился Соловьёв.
-- Что-то ваши люди в последнее время плоховать стали в разного рода ситуациях, где должен быть задействовать профессионализм. И ваши тоже.
Сейчас Светличный в упор глядел на Попова сквозь золотые очки.
-- Наши люди действуют в обстановке. В последние дни мы призвали к участию в операции ряд сотрудников, используемых для секретных операций. Во все места, где были замечены какие-то нарушения, я заслал одного- двух опытных работников. Двое действуют на территории депо, где найден убитый охранник «Аргуса», несколько работают в институте микробиологии, независимо от сотрудников Москаленки, ещё несколько в митинском профилактории. Имеется даже свой человек в «Запретной зоне».
-- Как там дела, кстати? – поинтересовался Куравлёв.
-- Место трудное. Завод ведь бывший. Но такое складывается впечатление, что и там уже успел побывать этот ваш «байкер».
-- Расскажите поподробнее …

Глава 23.
-- Поедешь, Мочило, в Челябинск, -- заявил Крест с утра, когда к нему вошёл Андрей Булич. – Возьми пацанов с собой. Пару- тройку. В гостинице «Уральской» найдёте Гогу. Он, со своими парнями, там товар добыл. Отвезёте деньги. Затем переправите товар во Владивосток. Там вас встретит Чёрт. Он и сведёт вас с клиентами. Будьте предельно осторожны. Не нравится мне активность долгопрудненских. Уж не расчуяли ли что? Чеченская группировка тоже интерес проявляет. Короче, сам понимаешь, Андрюха. Очень я на тебя, братан, надеюсь. Верю, что не подведёшь старика. Сейчас всё в основном от тебя зависит.
Поехали они тогда с Конём и Амосом на поезде скором. Конечно, на самолёте, оно завсегда быстрее получается, но у Булича с корешами уж больно багаж специфический имелся – чемоданчик- «дипломат» с упакованными пятидесятками. А кроме того везли ещё несколько пистолетов, разобранный автомат десантного образца, а также обрез охотничьей двустволки. Это оружие облюбовал для себя Амос, насмотревшись фильмов про сицилийскую мафию. Против заряда картечи с двух стволов ничего не поможет. Это вроде артиллерийского залпа в упор. А ведь ещё были ножи, и кастеты. В общем, понятно, что в аэропорту могли бы возникнуть затруднения при переходе через арку металлоискателя, да и в багаж такой «груз» сдавать тоже опасливо. Вот и получилось, что на поезде им как-то спокойней будет до места добираться.
Время в дороге просто на редкость скучно. В основном пялились сквозь пыльные стёкла на пейзажи, мимо которых проезжал поезд. Бесконечные хвойные и смешанные леса сменялись столь же бескрайними полями. Быстро проносились над речками по решетчатым мостам. Казалось, что поезд путешествует по гигантской кольцевой дороге. Может быть они не раз уже проезжали вон тот городишко из кучки кирпичных строений с прижавшимися к ним деревянными избами. А вон та деревенька с полем, уставленным фигурными конусами стогов, она там им знакома. Одни красоты сменялись другими, и скоро глаз уже перестал останавливаться на одиноких пронзительно прекрасных купавах, на речушках, на речушках в нежных объятиях ракит, на косуль, провожающих вереницу вагонов большими выразительными глазами. Чувство прекрасного, при всё растущем масштабе, начинает как бы размываться и терять свой ценз.
Да это и понятно. Постоянное сидение в четырёх стенах утомит кого угодно, не говоря уж о здоровых динамичных мужиках. Уж очень это напоминало отсидку, «от звонка до звонка». Даже в сортир сходить по утрам очередь выстраивалась. Опостылело смотреть на рожи друг друга. Единственное развлечение – в картишки перекинуться да в вагон- ресторан сходить. Амос приударил за девушкой- проводницей. Хохлушка с добрым румяным лицом и толстыми косами заглянула к ним в купе, чай принесла. А уже вечером Амос к ней в гости отправился, с ответным, как говорится, визитом. В купе проводников вошёл и дверь за собой запер. Вернулся только под утро. На вопросы Амос не отвечал, лишь довольно зубы скалил. Не знал Андрей, чем там у них дела закончились, но только та девушка больше к ним свой чай не носила и вообще избегала даже случайной встречи.
После этого Булич запретил своим корешам лишний раз выставляться. Чай, не на курорт всё же ехали.
Дальше пошла большая игра. «Храпели» по-чёрному. Фарт гулял как бы по кругу. Деньга с кона шла то к Андрею, то к Амосу, то до Коня очередь доходила. Закончилось всё тем, что все деньги загрёб себе Конь. Только у Андрея глаз – алмаз, заметил он, что карту последнюю Конь довольно ловко передёрнул. Конечно же, Булич возмутился. Схватил за грудки Коня, паренька вовсе не дохленького, и об стену всего лишь раз припечатал. Сомлел тот, натуральным образом, глазёнки закатил, головка сникла – вырубился парубок. Андрей деньги у него из кармана выгреб. Разделили гешефт с Амосом по-братски, а Коню только мелочь какую оставили, на табачок, пирожки да пиво, чтобы совсем уж ущербным себя не чувствовал.
Когда Конь очухался да в себя полностью пришёл, по карманам своим отощавшим прошёлся и понял всё, канючить начал – мол, зачем его так-то? Мол, шутковал он, скукотища же, вот чёрт и дёрнул – вспомнил, как по молодняку в каталах помалакал. На югах, мол, тогда нормальные «бабки» зашибал, да наехали на него одесские, самым капитальным образом, срочно пришлось «крышу» искать. Вот в бега оттуда и отправился, к братве солнцевской пристал. Отдал ему тогда Андрей  половину отнятых денег, а остальное себе оставил, чтобы уяснил Конь для себя, что со своими шутки его каталовские не пройдут.
Так, потихоньку, добрались и до Челябинска. Город Андрею не понравился. Конечно, наверняка, была в нём какая-то изюминка, за какую любят свой край местные старожилы. Вероятно, они бы вспомнили солёное целебное озеро Смолино, дворец спорта «Юность», выстроенный в хрущёвскую пору построения коммунизма, или Органный зал, размещённый в церкви Александра Невского. Но Булич доверял первому зрительному впечатлению. А оно было явно не в пользу города, донельзя испачканного промышленной грязью. Кстати, копоть начала досаждать задолго до самого Челябинска. Это когда ещё проезжали Миасс, с его заводом грузовых автомобилей. Затем был Чебаркуль с огромным металлургическим комбинатом. И только после этого пошёл сам Челябинск.
Команда Булича выгрузилась с поезда. Дотащились до такси. Амос накануне крепко перебрал, всё рвался в купе проводников, пока Андрей его к себе не утащил. Злой был Амос, с Конём переругивался, но присутствие Булича сдерживали его агрессивные выплески. Всё-таки братва Мочилу уважала, то есть побаивалась. Репутация у него была соответственная.
Прописались в «Уральской» гостинице. Амос сразу в ресторан отправился. Часа не прошло, как он уже тащил с собой чернявенькую проститутку в прозрачной блузочке, из-под которой аппетитно просвечивал узенький бюстгальтер с кружевною вышивкой. Булич с Конём к тому времени вещички все по местам разложили. Решили уважить Амоса, раз тому так приспичило и отправились в номер к Гоге. Тот оказался на месте, ждал своих парней и тоже нервничал. Продавец товара начал «очком играть». Ещё день- два, и покупка совалась бы.
Обмыли встречу и как-то незаметно Конь из номера Гоги улетучился. Чуток побалакав, вслед за ним отправился и Булич. В номер вошёл, а там его пацаны вовсю оттягиваются, девчонку с двух сторон обслуживают одновременно. Да и она не теряется, видать – профессионалка, а не студенточка, подрабатывающая таким экзотическим способом на учёбу. Во всяком случае – фигурка, дай Боже каждой. Распалился Андрей, глядя на их выкрутасы, да к их группе тоже присоединился. Всех утешила девка штатная. Отпустили они её позднёхонько. Заплатили за обслуживание по полной программе, не обидели. Дело она своё справно исполнила – братву утешила. Теперь только за дела им и браться.
На следующий день произошёл сам обмен. Где-то за городом, в складских помещениях, два мужика в деловых костюмах приняли от Булича чемоданчик с деньгами. Ещё один, явно с пистолетом под курткой, поднял крышку стоявшего перед ними ящика. Там, в пластиковых опилках, лежала металлическая круглая болванка. Гога всё внимательно осмотрел и кивнул, мол, порядок. В последнее время он, по приказу Креста, поднатаскался в таких делах. Кое-что начал понимать в работе Кюри и Резерфорда, в области радиации.
Мужики на их глазах упаковали болванку в специальный ящик- контейнер, обшитый изнутри свинцовыми пластинами. Андрей близко к ящику не подходил, поручил всё делать Амосу и Гнусавому, подручному Гоги. Конь с десантным «Калашниковым» наблюдал со стороны за всей операцией обмена. Потом рассказал братве, что мужики те тоже страховку имели – под потолком склада, на площадке, лежал ещё один, со снайперской винтовкой Драгунова. Он держал всю их компанию под прицелом ровно до тех пор, пока Конь не шумнул специально железкой. «Снайпер» судорожно оглянулся и обнаружил, что сам нежданно попал под контроль автоматчика. Протестовать мужик не стал. Просто лежал смирно, опустив ствол винтовки. Когда всё закончилось, стрелок потихоньку спустился вниз по костылям, вбитым в бетонную стену. Винтовку он повесил за спину и руки старался держать на виду.
Вечером отметили благополучный обмен гулянкой. Гнусавый и Конь остались охранять контейнер. Утром Гога подогнал машину  с вороватым водилою цыганистого вида с причёской ёжиком. Шофёр сыпал шутками и «ботал по фене». Пытался всеми силами играть приблатнённого. Верно чувствовал, с кем дело имел. И то. Все руки Амоса были в узорах различного содержания наколок. Пальцы в «перстнях», на запястьях хищно топырили мохнатые лапы пауки. Если бы ему пришла в голову дурная фантазия раздеться вдруг догола, то все убедились бы, что и остальное тело столь же плотно покрыто татуировками. По ним можно было, если задаться такой щекотливой целью, изучить все перипетии жизни Амоса, от школы- интерната в Воркуте и до азиатских лагерей, где ему пришлось немало посидеть.
Полдела было уже сделано. Оставалось довести груз до получателя, а это ещё, считай, пять тыщ вёрст. Мочило отговорил у Гоги Гнусавого. Мало ли что может случиться по дороге, если она столь уж растянута. А сам Гога с остальными парнями укатил в Москву, чтобы обстоятельно доложить Кресту о ходе операции.
Снова предстояла поездка, длинная и однообразная, как жизнь монаха в ските. Контейнер загрузили в купе. Он занял там почти всё свободное место. Пришлось «дать на лапу» не только проводнику, но ещё кое-кому на станции, но зато проблемы на этом закончились. Отговорились тем, что везут особо ценное сейсмическое оборудование, закупленные для станции на Сахалине, но по «левым» закладным, чтобы не влезать в бюрократическую чехарду. В багаж настолько ценную вещь сдавать никак было невозможно, уж больно дорогой ценой достался им сей прибор. Лучше при себе его держать, оно как-то и на душе спокойней.
Проводник, которому они передали закупленные Гогой билеты, сначала начал роптать и артачиться, но, получив солидный денежный кус, сразу успокоился и даже открыл им окно в купе, решив этим проблему загрузки ящика в купе и кантования по узкому вагонному коридору. У говорливого, как оказалось, проводника даже не возникло мысли, откуда у бедных сейсмологов могут быть такие «бабки», что они ими сорят направо и налево.
После дополнительных переговоров с проводником, вертлявым мужичком с бегающими глазами и щербатым ртом, кореша получили в полное владение ещё одно купе. Правда, после этого денежный запас у них уменьшился на одну солидную стопочку денежных купюр, но зато купе было за стенкой.
Пассажиров – чернявую женщину и её спутника, интеллигента- брюнета, в очках и строгом сером костюме, проводник отселил на другой конец вагона, каким-то образом убедив пассажиров, что в их купе «поломалося вентиляция». Впрочем, и в том купе, куда их определили, вентиляция не работала тоже, но проводника это обстоятельство нисколько не смутило.
Булич, Амос и Конь заселили новое место обитания. Гнусавого Мочило оставил сторожить груз. Уж слишком тот храпел по ночам, к тому же грешил тем, что в научных кругах именуют метеоризмом. А так, всё вышло на редкость удачно и все были довольны. И за грузом пригляд постоянный, и в компании, как говорится, всё ништяк. Гнусавому поставили литру водки, он и перестал ерепениться насчёт своего вынужденного отшельничества.
Утром следующего дня он рассказал, что вроде бы ночью кто-то осторожно царапался у двери, пытаясь проникнуть внутрь. Неудивительно, железнодорожными воришками напичканы все составы. Проводники выдают пассажирам, за дополнительную плату, специальные приспособления для замыкания дверей купе на ночь. Самые опытные из путешествующих, поднаторевшие ездоки, возят такие вещи с собой, наученные горьким опытом, своим или невезучих соседей.
Но Булич решил подстраховаться. Сейчас все они по очереди «курили» в коридоре, аккуратно сменяя один другого. Ночью тоже один из них не спал, прислушиваясь к храпу более счастливых соседей и к коридорным шорохам. Со скуки дежурные раскладывали сложные карточные пасьянсы или играли в «очко» сами с собой. Гнусавый продолжал безвылазно сидеть в купе, запершись ото всех.
Когда поезд выехал за пределы Уральской Российской Республики, кореша расслабились. Воры, что шуровали по вагонам скорых и пассажирских поездов, начали покидать состав где-то после Кургана. Следующий опасный участок был в Новосибирске, столице Сибирского Экономического Объединения. Чем дальше от номинального центра обновлённой Российской Федерации, города Москвы, удалялся поезд, тем более самостоятельны были региональные объединения, республиканские союзы и содружества. Регионы, получившие наконец изрядную долю экономической самостоятельности, объединялись или расходились, насколько это им было целесообразно и выгодно. Новые союзы не всегда были долговечны, но экономическая жизнь в регионах начала потихоньку налаживаться.
Почуяв изменение финансовых потоков, преступность частично разгрузила столицу и пустила корни в провинции. По России прокатилась новая кровавая волна разборок и войн за перераспределение сфер влияния. На этом фоне к «гастролёрам» заметно изменилось отношение «старожилов». Попусту, их нещадно отстреливали. Некоторые из «гастролёров» были разведочными отрядами столичной мафии, прибирающей к рукам куски пожирнее. Поэтому Булич старался не особенно привлекать к своей группе внимание.
Только сейчас Булич на настоящему ощутил, в каком огромном государстве он проживает. Даже разделившись на самостоятельные части, Россия осталась колоссальной территорией в мировом масштабе геополитики. Закопчённые площади под Нижним Тагилом ничем не напоминали горные отроги Алтая, с его снеговыми шапками, режущими глаз белизной Не раз к путям выскакивали маралы с кустистыми рогами. Они громко ревели, вызывая на бой грохочущую змею, провожали состав безумными налитыми кровью глазами и медленно возвращались в таёжную чащобу, уверенные в своей силе и трусости сбежавшего врага. Скоро таял дымок от локомотива, и в тайге устанавливалась первозданная тишина. До следующего, понятно, скорого поезда.      
Сибирское объединение включало в себя Томскую, Омскую, Новосибирскую и Кемеровскую губернии. Несколько особняком от них стоял Алтай. Он был связан с Объединением несколькими экономическими договорами, но, в целом, оставался автономной территорией, зоной отдыха и туризма не только для соседей по Объединению, но и многих иностранных, в том числе и китайских, турфирм.
Булич дивился многочисленным лесам, высившимся по обе стороны железной дороги. Пихты, ели, сосны, лиственницы, кедры, берёзы, каких только деревьев здесь не увидишь. И достигали они здесь небывалой высоты. В центральной части европейской России все реликтовые леса были порублены и во многом безнадёжно попорченные неразумным, а зачастую и хищническим хозяйствованием. Здесь же они красовались в своём первозданном виде, потрясая своим убедительным величием.
Новосибирск – пожалуй, самый молодой город в Сибири. Ему исполнилось всего лишь сто с небольшим лет. Для города это младенческий возраст. Многие наши сёла и даже деревни  имели историю гораздо более солидную. Новосибирск раскинулся на обеих берегах Оби. Здесь сконцентрировался  почти весь научный потенциал края. Многие учёные, ведущие разработки новейших технологий в Силиконовой Долине, в США, начали свой научный путь именно в Новосибирске, славившимся бурной научно мыслью и свежими идеями. Контакты с научно- исследовательскими центрами Соединённых Штатов и Объединённой Европы очень помогали сибирякам вылезти из экономической ямы и перейти на новейшие технические рельсы.
В Новосибирске в поезд сел Слон, курьер Креста. Он рассказал команде Булича, что в Москве Гога каким-то чудом избежал аварии. Кто-то подрезал тормозные шланги в «Мерседесе», который встретил Гогу во Внуково. Концов так и не нашли, настолько чисто сработали неизвестные. Крест просил учесть это и быть максимально внимательными. Может, нападение на Гогу не было связано с их дальневосточным вояжем, но, как известно, «бережёного и Бог бережёт». Слон купил билет в соседний вагон и поехал дальше вместе с компанией. Булич не стал уточнять функции Слона. Номинально он оставался главою команды и ответственным за исход операции. Слон же был скорее «глазом» Креста, который таким образом чувствовал себя спокойней.
В Красноярске послали в Москву телеграмму, что всё ништяк, груз приближается к месту встречи. Ходили на почту втроём. С Буличем  отправились Амос и Слон. Амос накинул на себя ветровку, а Слон – пиджак 64-го размера. С шёлковым многоцветным галстуком, в массивным перстнях и с фиксами, Слон напоминал пародию на «нового русского». Но горе тому, кто хотя бы усмехнётся, глянув в сторону богатыря с «пивным» животом. Слон легко жал штангу в два центнера, а в армреслинге ему вообще равных не было.
На обратном пути решили купить пару упаковок мюнхенского пива. Прочитали объявление на стене и направились в район каких-то складов. Кирпичные коробки с узкими окошками, бесконечные заборы из панелей с колючкой поверху, закоулки и горы пустой тары. Заблудиться здесь раз плюнуть. Где тут то самое АО «Бавария»? Собирались уже возвращаться. Вообще-то поезд там стоял долго, чуть не полтора часа, но охота ли шататься по всяким закоулкам, когда пива можно купить и поближе, пусть оно будет и не импортное.
Совершенно случайно Слон увидел стрелочку с надписью «Бавария» и через пять минут они уже открывали  высокую железную дверь склада- магазина, а ещё через десять минут отправились в обратный путь. Продавец им доступно растолковал, как пройти более короткой дорогой, через багажную платформу. И вправду, сокращался путь более чем в половину.
Когда все уже забрались на бетонную эстакаду, откуда был виден хвост их поезда, Булич услышал шум. Не так далеко от них кто-то вскрикнул. Потом послышался грохот. Кореша переглянулись и, снедаемые любопытством, направились за пакгауз, в каких обычно складируется багаж. Тропинка сворачивала за угол и огибала площадку, где штабелями складировались ящики. Именно там компания подонков и напала на парочку. Булич сразу же узнал их. Это были те самые парень и девушка, в чьём купе они сейчас разместились. Молодой человек стоял чуть впереди и держал обеими руками перед собой «дипломат», прикрываясь им. За его спиной пугливо пряталась женщина. Частично лицо её скрывала яркая расписная косынка.
Шайка великовозрастных балбесов численностью около десятка лбов, развлекалась. Вели они себя по-хозяйски, не торопясь. Время от времени то один из них, то другой делали в сторону парочки угрожающие движения. Женщина испуганно вскрикивала, а её спутник пытался отбить удар чемоданчиком. Наконец затянувшаяся игра хулиганам наскучила и они перешли к более конкретным действиям.
Один из них, накачанный здоровяк в кожаной куртке с изображением скалящегося дьявола, подпрыгнул и ловким ударом выбил чемоданчик из рук интеллигента. «Дипломат» описал красивую дугу и врезался в картонные коробки, изрисованные китайскими иероглифами. Все невольно проводили полёт чемоданчика глазами и тут лишь увидали новых зрителей.
Тот, что был в кожаной курточке, вышел вперёд. Наверное, он чувствовал себя вожаком стаи.
-- Чего вам здесь надо? Катитесь себе, пока целы. А ты, слон, поспеши, пока я у тебя цацки золотые не отнял.
Кореша восхитились. Надо же, юнец интуитивно угадал прозвище человека, что был выше его на целую голову и шире раза в два. Вместо ответа Слон схватил наглеца одной рукой и заставил его повторить полёт чемоданчика. Коробки, не выдержав такого напора, окончательно развалились.
В руках хулиганов, как по сигналу, появились, у кого ножи, у кого нунчаки. Вожак их вылез из кучи покореженного картона и заорал:
-- Что вам тут понадобилось? Это наши дела. Тот фраер наехал на нас. А сейчас, вместе с ним, мы и вас порежем. Сами напросились.
В руке его звонко щёлкнуло и из кулака выскочило узкое лезвие. Незаметно, скрываясь за спинами приятелей, Амос поднял с земли круглый голыш и запустил им в вожака. Тот вскрикнул, выронил нож, схватился обеими руками за лицо. Между пальцами заструилась кровь и он, сделав неровный шаг назад, завалился спиной в мятый картон. Амос не промахнулся. Началась забава.
Слон аккуратно поставил упаковки с пивом в траву и поднялся. На спину ему тем временем прыгнули сразу двое. Как ни в чём не бывало, Слон распрямился, и подонки посыпались с него, как шишки с сосны во время урагана. Ещё двоих могучие руки подняли в воздух. Стук столкнувшихся голов слышен был, наверное, в их вагоне. Оба упали безвольными куклами. А Слон уже изловил ещё одного за шкварник. Поднял, как кутёнка, и запустил им в остальных, подобно огромному дикобразу ощетинившихся иглами «перьев». Это напомнило Буличу кегельбан, когда от удачного брошенного шара выставленная композиция из кегель рассыпается напрочь. Так и тут.
Воющий подонок сбил с ног сразу нескольких дружков. Видимо, кто-то ненароком сильно его порезал, так как он завизжал и бился теперь на земле, прижимая обе руки ко груди. Наконец-то хулиганы поняли, с кем они связались по недоумию, и бросились наутёк. Осталось на месте всего трое. Порезанный всё ещё завывал, один из тех, кого столкнули лбами, сидел на траве и тупо разглядывал Слона, а вожак их ещё лежал в разгромленной картонной куче и хлюпал разбитым носом.
Молодая пара присоединилась к троице. Слон поднял упаковки с пивом и нёс их дальше под мышкой. Костюм его даже не испачкался. Молодой человек нашёл в траве упавшие очки и объяснил, что они с сестрой тоже прочитали объявление и решили побаловать себя пивком. Кто-то из железнодорожников показал им короткую дорогу до оптового склада, но дойти до него они так и не успели, а сейчас уже куда-либо идти расхотелось.
Когда вся компания добралась до вагона, Амос понёс презент – несколько пузатеньких бутылочек с пивом, в купе, где проживала неудачливая парочка. Когда он вернулся, то рассказал, что это брат с сестрой Багаевы, возвращаются во Владивосток из Перми, где они закончили очередную сессию в фармацевтической академии. Оба оказались будущими провизорами. В следующем году, по окончании академии, они собирались открыть во Владивостоке гомеопатический центр с массажным кабинетом.
Амос им поддакивал. Мол, да, дело выгодное, надёжное, хорошее. А сам уже положил глаз на Хафизу, высокую стройную брюнетку. Хрупкая, вечно кутавшаяся то в платок, то в кофточку, она редко поднимала взгляд тёмно- карих, почти чёрных глаз, подкрашенных сурьмой. Что ей понадобилось на продуваемой тихоокеанскими муссонными ветрами Дальнем Востоке? Ей место в роскошном саду, на ступеньках, ведущих в мраморный бассейн, в гареме какого-нибудь шейха. Или в спальне Амоса. Он давно уже подкатил бы к ней с интересным предложением, но брат её, Магомет, всё время толокся где-то рядом, не оставляя их наедине ни на минуту.
Когда поезд останавливался на станциях, Амос приходил в купе к Багаевым и они, все вместе, прогуливались по перрону. Амос «охранял» пару, а сам поедал глазами стройные ноги Хафизы. Иногда к ним присоединялся и Слон. Как-то, забавы ради, он остановил сцеп из полутора десятков тележек, наполненных постельным бельём, отправляемым в прачечную.
Небольшой юркий трактор прокатил совсем рядом с гуляющим народом на платформе, свистнул прямо в ухо широкому Слону, чтобы тот  освободил дорогу, и поехал, таща за собой хвост из решетчатых тележек. Слон выждал, когда рядом с ним поравняется последнюю из них, и уцепился за высокий бортик. Мышцы его напряглись. Кожаные подошвы итальянских мокасин проскользнули полметра по бетону эстакады и упёрлись в патрубок шланга для заливания воды в вагон. Любопытствующие зрители, гулявшие тут же от скуки, хихикали, наблюдая, как пробуксовывают колёса трактора, как пускает он клубы дизельного дыма и бессильно взрёвывает мотором. Наконец тракторист вылез из кабины и пошёл посмотреть, за что же там зацепился его «поезд». Двигатель он глушить не стал. Когда он отошёл от пыхтевшего трактора на несколько шагов, Слон отпустил тележку и «поезд» резво покатил вперёд, но уже без «машиниста». Тот смешно подпрыгнул, закричал и бросился вдогонку улепётывающей связки.
Все тогда хохотали до упаду. Тракторист едва успел остановить сваю машину на самом краю платформы. Мамаши показывали детишкам на силача- дядю, который наверняка много кушает геркулесовой каши, отчего и стал таким могучим.
В вагоне Булич отругал Слона. Не кто иной, как сам Слон, в качестве курьера Креста, привёз настоятельный приказ босса – не привлекать к себе внимания. А чем бы ещё Слон мог лучше привлечь к их группе интерес, чем этим поступком? Разве что, если бы вышел прогуляться по перрону нагишом. Подумав, он запретил Слону появляться в их вагоне до Хабаровска.
Впереди был ещё Благовещенск, за ним – Биробиджан, и лишь потом уже Хабаровск.
Конь, высокий мужчина, годами ещё совсем не старый, но уже повидавший в жизни немало лиха, отчего появились лишние морщинки на длинном лице в «рамочке» из бакенбард, что делало лицо ещё длиннее, запил. Он узнал полустанок, откуда его этапировали в своё время в Магадан. Пять лет он махал кайлом и топором в колымских лесах. Чудом остался жив. И сейчас все эти весьма печальные воспоминания накатили на него валом безысходности. Он решил их утопить в водке. Ушёл от парней ко Гнусавому. Тот редко выходил из купе, где по большей части спал напротив ящика с контейнером. Гнусавый жаловался на постоянную головную боль и рвоту. Он признавал лишь одно лекарство, самое универсальное – стакан водки, а потом, на закусь – второй. Так что Мочило не удивлялся, что того постоянно тошнит. К тому же дальняя поездка, чужой климатический пояс. Но на Гнусавого было жалко смотреть. – глаза ввалились, лицо то бледнело, то покрывалось ярким румянцем.
В иных обстоятельствах Булич ссадил бы его с поезда и отправил бы в больницу, но … Приходилось выкручиваться доступными способами. Гнусавый был настолько плох, что оказался не в силах даже выйти из купе. Тогда Амос притащил в его купе спецов – Хафизу, на пару с её братцем. Ящик пока что закрыли одеялами. Деликатные интеллигенты не проявили излишнего любопытства негабаритным грузом, не замечали тюка и даже невзначай к нему не прикасались.
Брат с сестрой внимательнейшим образом осмотрели больного, ощупали его живот. От прикосновения к печёнке Гнусавый начал корчиться от боли. От высадки с поезда он категорически отказался. Он тоже в своё время побывал на Колыме и хорошо запомнил действенную систему милицейского надзора в этих Богом забытых местах. Стоило ему угодить в здешнюю больницу и информация о нём, его личности с «богатой биографией», тем или иным путём, но всё равно просочилась бы в вездесущие органы.
После осмотра «специалисты» удалились в своё купе, долго там совещались, а после короткой остановки на какой-то небольшой станции, Хафиза принесла им свёрток с порошками, которые она купила в железнодорожном аптечном пункте. Порошки Гнусавый, по своему давнишнему обычаю, на всякий случай вытряхнул в унитаз, но стакан водки выпить не отказался. Все с нетерпением ожидали окончания бесконечного путешествия.
В Благовещенске состав окружили китайские торговцы. Они что-то предлагали, трясли разными тряпками, кожаными куртками, пуховиками. Магомет Багаев что-то купил и понёс в своё купе большую коробку. Наконец-то наступил удобный момент, которым Амос тут же воспользовался. Он обнял Хафизу и попытался прижать её к себе, найти губами её зовущие уста, но … она оттолкнула его и быстро скрылась в купе вслед за братом.
Поблизости прогуливался Слон, напялив на голову объёмистую шляпу с узкими полями. Китайцы, что подходили к нему, казались лилипутами в масштабном сравнении с гигантом- силачом. Один из торговцев всё же уломал великана и тот приобрёл у него пору кожаных перчаток. Скоро в вагонах засигналили и поезд, наконец, тронулся с места.
С каждой остановкой китайцев становилось всё больше. Сказывалась близость границы. Из окон вагонов были видны целые селения причудливых домов с выгнутыми крышами. Это были городки фермеров, что росли здесь, как грибы. Они откупали у местных властей землю и быстро устраивали агрокомплексы по глубокой переработке практически всего. Китайские кафе и рестораны уже перестали удивлять россиян диковинными экзотическими блюдами. Отведали экзотики и Булич с товарищами.
Уже тянуло свежим воздухом. То ли ветер нёс свежесть от озера Ханка, то ли попутным муссоном забросило в глубь тайги водяную пыль с Японского моря. Подумать только! Они проделали такой путь. Тысячи и тысячи километров. Завтра к вечеру они будут уже во Владивостоке, во Владике, как его запанибратски прозывают местные жители, найдут там Чёрта и, с его помощью, обменяют опостылевший груз на деньги. Правда, предстоит ещё обратная дорога, но тут уж дудки. Обратно полетят только на самолёте. Оружие привезут Гнусавый со Слоном. Тот будет поблизости от кореша, пока его ставят на ноги дальневосточные медики. Если, конечно, он не сдаст капитально. Багаевы ещё два раза  наведывались к нему, озабоченно ощупывали шею. Хафиза объявила, что у больного сильное раздражение щитовидной железы, а также других лимфатических узлов. Большего она сказать не могла, не являясь, собственно, врачом. Магомет во время «осмотра» стоял у окна, вглядываясь в горизонт, заросший сосновыми и лиственными лесами.
Ночью, накануне приезда, Конь прохаживался по коридору и смолил «бычок». Поезд почему-то остановился и продолжал стоять. Странное дело, но стояли они в лесу, точнее – в перелеске. Из своего купе вышел проводник Григорий. Он достал сигаретку и опустился на откидное сиденье рядом с Конём. Посудачили, но Конь клевал носом и отвечал невпопад. Гриша предложил ему стаканчик кофе, густого и горячего, каким и должно быть настоящее бодрящее кофе. Отправились к нему. В термосе и в самом деле был этот необыкновенно ароматный напиток. Конь с наслаждением тянул горячий бразильский «Чибо».
Где-то скрипнула дверь. Верно, кто-то из пассажиров пошёл «до витру». Конь по привычке уже выглянул в коридор. Никого. Вернулся допить кружку с обжигающим напитком. Гриша пошёл узнать о причине задержки. Попросил по добрососедски Коня присмотреть пока за порядком.
Булич проснулся от стука за стеной. Что это там – Гнусавый упал, что ли? Прислушался, прижавшись ухом к стенке. Вот чёрт! Там едва слышно переговаривались. Вполголоса, но Андрей уловил звук. Что-то потащили. Что там? Неуж-то Гнусавый ожил настолько, что среди ночи нашёл и притащил к себе бабу, так как за стенкой был слышен явно тембр женского голоса. Этого просто не могло быть. Весь сон, какой ещё оставался, вылетел мухой.
Андрей толкнул в бок Амоса, натянул штаны и выскочил в коридор. Коня не было видно. Булич дёрнул ручку двери, постучал ко Гнусавому. Постоял, прислушиваясь. Там что-то поскрипывало. Где Конь, чёрт бы его побрал?!
Пробежал вдоль вагона. Дверь у проводника оказалось открытой настежь. За столом сидел Конь. Голова его покоилась на руках. На столе, перед ним, стояла кружка. Уснул, подлец! Булич толкнул его. Конь скатился со скамьи и растянулся на полу. Тяжело заворочался, попытался подняться, но бессильно завалился на спину. В проём заглянул заспанный Амос.
-- Что случилось? Что это с ним?
-- Бери «пушку». У Гнусавого что-то происходит, -- вместо ответа приказал ему Мочило. Оба мигом заскочили в своё купе, достали из-под скамьи сумку, где хранились «стволы». Амос достал «Макаров», сунул за пояс, прихватил финку. Булич взял себе ТТ.
Дверь в тамбур оказалась открытой, так же, как и наружная. Чувство опасности росло, как опара на дрожжах. Андрей спрыгнул на землю и сразу обратил внимание, что стёкла вагона отражали яркий шар луны и силуэты деревьев. Лишь то окно, где находилось купе Гнусавого, чернело провалом. Такое могло быть в том случае, если отражающего стекла не было на месте. Так и оказалось. Одним прыжком Булич заскочил в проём, спрыгнул со стола на пол.
Гнусавый сидел на раскиданной кровати. Голова его была откинута к стене и, невероятное дело, он улыбался широкой улыбкой. Так показалось Андрею в первую минуту, но улыбка та была противоестественно широкой. Булич шагнул ближе, но тут же и отступил. Это не было улыбкой весельчака или оскалом загнанного зверя. Горло Гнусавого кто-то перерезал одним взмахом бритвы. Голова в агонии откинулась и разрез разъехался, как ещё один жадный рот. Грудь его была залита кровью.
Снаружи что-то зашумело, заскрипел щебень, каким посыпают железнодорожные пути. Мочило выглянул в открытое окно. Под ним катались два тела, осыпая друг друга градом ударов. Одним из них был Амос, а кто же второй, этот неизвестный налётчик? Он сумел выбить из руки Амоса пистолет и теперь душил его, сбив с ног.
Прицелившись, Андрей прыгнул сверху, попав ногами в налётчика. Тот отлетел на несколько шагов, но тут же ловко, одним быстрым движением, как в кино, вскочил на ноги и бросился на поднимавшегося Амоса. Он обхватил локтем горло противника и сдавил изо всех сил. Амос упал на колени и захрипел. Булич, сначала ошалевший от такой прыти нападавшего, в мгновение ока преодолел расстояние, разделявшее их, и нанёс удар кулаком сбоку, пришедшийся нападавшему в висок. Тот в последний момент попробовал увернуться, но не сумел и в следующее мгновение уже завалился в траву.
Рядом загорелся свет. Пятно пробежалось по траве и остановилось на их группе. Андрей вырвал из-за пояса ТТ и нацелил его на человека, державшего фонарь.
-- Постой, Мочило, то ж я, -- луч скакнул вверх и осветил лицо подошедшего. Им оказался Слон. Огромное брюхо свисало поверх тренировочных штанов, из-под которых виднелся край полосатых трусов. В одной руке он держал фонарик, а другой сжимал «Макарова». – Я услышал шум …
-- Посвети-ка, -- не слушая его, приказал Булич, указав рукой на налётчика. Слон навёл луч на лицо, и первый вскрикнул от неожиданности. В траве лежал Григорий – проводник, что каждый день находил минутку, чтобы заскочить к ним в купе перекинуться парой слов.
-- А где Конь?
-- Конь спит. Он чем-то опоил его. – Мочило указал на проводника. – Гнусавому горло перерезали. Контейнер исчез.
-- Не может быть! – Поразился Слон. – Когда же они успели?!
Вот именно. Когда? Ещё несколько минут назад он слышал шорохи и скрип в купе с контейнером. Так что его не могли унести далеко. Он где-то тут, в кустарнике. Булич вспомнил, как они втроём едва подняли ящик с контейнером и пронесли его в открытое окно (Гнусавый принимал изнутри).Правда, если бы с ними тогда был Слон, эту же операция можно было бы провести чуть не вдвоём. Слон заменил бы двух грузчиков, особо при этом не напрягаясь. 
-- Здесь! – Крикнул великан. Фонариком он «нащупал» прогалину в кустарнике, где трава была изрядно помята. Здесь совсем недавно тащили волоком что-то тяжёлое. Что? Конечно же, их похищенный ящик.
Бегом Мочило со Слоном кинулись по утоптанному следу. Через несколько шагов фонарик высветил две глубокие колеи. Здесь ящик перекочевал на тележку. Так вот зачем Гришка напал на Амоса. Он отвлекал внимание их от треска и шороха в кустарнике, какими неминуемо сопровождались перемещения ящика. Однако, какие у похитителей нервы!
Булич подналёг. Нужно скорее догнать воров, кем бы те не были. Иначе они скроются в ночи бесследно. Если они заранее приготовили здесь тележку, то нет никакой гарантии, что где-то чуть дальше их не ожидает автомобиль. Позади пыхтел Слон, буром прорываясь сквозь кустарник. Луч фонаря прыгал то по траве, то взлетал вверх, освещая макушки деревьев.
Внезапно кустарник резко расступился, и перед урками открылось ровное поле, точнее – полоса земли, а дальше раскорячилось приземистое строение. Возле него копошилось две или три тени. Почти сразу они растаяли в темноте.
Булич бросился напрямик к строению. Навстречу ему, из темноты провала в стене, выскочил человек, но Андрей был начеку и почти что на лету свалил его мощным встречным ударом. Человек охнул и растянулся. Кулаки у Булича были своеобразным аналогом пушечным ядрам, по своей эффективности. Своими кулаками Мочило разваливал стопку кирпичей на части. Примерно такие же трюки показывали по телевизору, но Булич-то это делал на самом деле, а что там происходит, за кадром, ещё толком неизвестно.
Стена осветилась. Запыхавшись, сзади к нему подошёл Слон. Брюхо его поднималось и опускалось, как гигантский поршень, со свистом и сипом. Великан редко совершал такие пробежки, предпочитая утомительному бегу сиденье в пивной или, в лучшем случае, за силовой стойкой армреслинга.
Строение перед ними оказалось каким-то складом, явно давно заброшенным. Когда-то здесь стояли столбы с колючей проволокой, но они давно упали и сгнили, а бетонная коробка продолжала стоять. Там, внутри, нашли себе убежище похитители, нагло умыкнувшие у них из-под носа контейнер с грузом. Неужели они следили за группой с самого Челябинска?
Оглядевшись, Мочило осторожно вошёл в проём, бывший когда-то дверью, и оказался внутри. Под ногами заскрипел песок, и рядом очутилась туша Слона. Луч фонаря пробежался по стенам и остановился на ящике, стоявшем на тележке с широкими резиновыми колёсами- роликами. Андрей послал Слона к ящику, а сам остался с фонариком у входа, водя лучом по сторонам. Где же похитители груза? Вот луч наткнулся на человека, но тот моментально качнулся в сторону и … пропал. Мочило обшарил лучом всё пространство в том углу, но – тщетно. Может, ему всё показалось? Он ожидал увидеть человека и принял тень в углу за мелькнувший силуэт?
-- Кто здесь?
Крик эхом прокатился от стены к стене и затих, задавленный низкими сводами. Булич наставил фонарь на Слона. Перед великаном стоял невысокий, хрупкий по сравнению с пузатым силачом, человек. Одет человек этот был в тёмный облегающий комбинезон, вроде тех, какие носят аквалангисты. Слон поднял руку, вооружённую пистолетом. И тут человек, стоявший перед ним, ударил великана.
Булич не поверил бы рассказам, как бы убедительно они не звучали, если бы не видел всё отчётливо в луче света. Скорость удара была настолько велика, что руку практически не было видно. Она размазалась на всём расстоянии от пояса незнакомца до груди Слона. Своим широким телом великан закрывал почти всё, но кое-что Андрей всё же заметил. Слон, огромный мощный Слон, танк в человеческом обличии, содрогнулся, как если бы ему достался удар человека много крупнее его, равного, пожалуй, классическим мастерам сумо. Вся его массивная фигура вмиг сникла, ноги подогнулись, и великан всей своей немалой массой рухнул на бетонный пол. А ведь ему нанесли всего один удар. Это Слону-то, чемпиону на силовую выносливость!
Андрей перевёл луч с груды тела на лицо бойца и одновременно с этим навёл туда же пистолет. Палец нажал на спуск и пули с рёвом устремились к силуэту, который высветил фонарь. Но человек к этому времени опять исчез, испарился. Неуловимой тенью он рванулся в сторону и снова пропал.
Пули калибра 7.62 миллиметра пронизывали помещение в разных направлениях. Завизжали рикошеты. Булич прислушался. Никого! Он посветил. Боец, сваливший Слона, исчез без всяких следов. Оставался ящик на колёсах. И Слон.
Осторожно Булич подобрался ближе. Великан лежал неподвижно. Объёмистый живот не поднимался. Андрей приник к его груди. Мощное сердце, гнавшее кровь сквозь горы жира и мускулов, молчало. Слон был мёртв! Неизвестный боец, пигмей рядом с великаном, свалил Слона одним ударом, как библейский юноша Давид поразил опытного воина, силача Голиафа, около пяти тысячелетий назад.
Всего лишь мгновение видел Мочило соперника, но запомнил его лицо на всю жизнь – лицо Магомета Багаева. Этот студент, что неумело прикрывался «дипломатом» от ударов красноярских хулиганов, свалил Слона, могучего кулачного бойца, одним ударом мастера.
Булич выглянул из склада. Налётчика, которого он свалил ударом кулака, не было. Тут в кустарнике зашуршало, и в лунном свете появилась человеческая фигура. Андрею уже было всё равно, кто это там. Он поднял пистолет и фонарь. Одновременно нажал спусковой крючок и включил питание фонаря. Сухо щёлкнул боёк. А луч осветил Амоса. Тот рванулся в сторону, выдёргивая из-под куртки АКС-74У. Андрей выключил свет и отступил в пролом.
-- Амос, -- позвал Булич, -- подойди сюда. Только тихо.
Урка опустил ствол автомата и подошёл ближе, готовый в любой момент открыть огонь.
-- Мочило? – неуверенно окликнул он Булича, оглядываясь насторожённо по сторонам.
-- Здесь я, -- ответил Булич из пролома. – Ты один?
-- Ага, -- Амос подошёл ещё ближе. – А где Слон?
-- Кранты Слону. Убили его.
-- Как? – удивился Амос. – Застрелили?
Он ещё раз оглянулся, пытаясь разглядеть по меньшей мере гаубицу, какой можно было бы поразить Слона.
-- Нет, -- ответил правду Булич. – Его забили. До смерти.
Амос заржал. Если босс шутит, то дело обстоит не так уж и плохо, как это только что казалось. Он прошёл в пролом, придерживая руками короткий автомат. Вместо ответа Андрей включил фонарь и осветил им груду тела Слона. Тот лежал на спине. Глаза его были выпучены, зияла и яма рта. Толстые руки, похожие на узловатые корни баобаба, раскинулись в стороны. Амос похолодел. Босс сказал правду. Могучий, непобедимый Слон лежал кучей мёртвой плоти. Было от чего прийти в ужас.
Чуть дальше темнел куб ящика. Только сейчас Амос увидел его и вскрикнул. Он указал на куб пальцем и открыл рот.
-- Да, Амос, груз здесь. Бандиты хотели унести его, но у них ничего не получилось. Мы со Слоном догнали их. Правда, для этого Слону пришлось расстаться с жизнью … Как там у поезда?
-- Бардак. Кто-то вывел из строя тормозную буксу. Сейчас ремонтируют. Нашли Григория, проводника нашего. У него сломана шея.
-- Так вот, Амос. Григорий и поломал эту проклятую буксу. Они заранее всё приготовили. Проводник остановил поезд, стоп-краном или ещё как, усыпил Коня, и они открыли окно в купе, где хранился наш груз. Гнусавый проснулся, но было уже поздно. Так он и остался там – сидит с перерезанным горлом. Бандиты вытащили ящик и понесли его сюда, а проводник остался задержать нас, если мы так быстро спохватимся. Может быть, они рассчитывали, что у них всё пройдёт гладко, и мы ничего не заметим? Но вышло по-другому. Слона вот жаль.
-- Что делать-то будем, босс?
-- Беги к поезду. Там, в купе проводника, Конь спит. Перетащи его незаметно в наше купе, забери мой билет. Гнусавого вы не знаете. Так, выпили вместе пару раз от скуки. Что вёз он, тоже не знаете. Пусть думают, что это ограбление. Я сошёл ночью на одной из станций, на какой, вы не знаете – спали. Проводник должен знать, ах да, он же упал с откоса и поломал себе, бедолага, шею. Держитесь такой версии, а как во Владивосток попадёте, ищите там сразу Чёрта. Да он и сам наверняка вас встречать придёт. Возьмёте машину и сюда. Я остаюсь охранять груз. Всё понял?
Амос кивнул головой.
-- Да, вот ещё что. Отдай-ка мне свой «ствол». Он мне здесь пригодится. И ещё. Увидишь, мало ли, Багаевых, остерегайся их. Похоже, это они организовали всё.
-- Как? – обалдел Амос. – Хафиза?
-- Её как раз я и не видел, но братец ейный, Магомет, был здесь. Именно он и свалил Слона. Увидишь его, стреляй сразу, не раздумывая. Давай, беги!
Потрясённый новостями Амос исчез в зарослях. Булич проводил его глазами и вернулся в склад. Не надо забывать, что, возможно, бандиты прячутся где-то здесь. Искать их и подставляться под пули Буличу не хотелось. Включая и выключая фонарь, он кое-как обследовал помещение и наконец нашёл возвышение, с которого можно было стеречь ящик с грузом. Перед этим он наносил песка и щебня, и насыпал их перед ящиком. Сейчас никто не смог бы подойти ко грузу, не заскрипев при этом щебёнкой. Булич залез на постамент, положил перед собой автомат и замер.
Откуда-то сильно дуло. Лежать было крайне неудобно и жёстко. Скоро тело Булича затекло от неудобной, вынужденной позы. В помещении стояла тишина. В кустарнике, возле входа, заухал сыч. Он повозился там ещё какое-то время и скоро шумно взлетел. Наверное, он отправился на охоту. Вдруг сильно захотелось спать. Может быть, налётчики только этого и дожидаются, чтобы завершить операцию по изъятию груза?
Андрей наводил ствол автомата то на тело Слона, то на ящик, то целился в дверной проём, чтобы хоть чем-то занять себя. Глаза постепенно привыкли к полутьме и он видел силуэты предметов и без помощи фонаря …
Внезапно, толчком, Булич проснулся. В проём заглядывали первые утренние лучи солнца. Посередине помещения стоял ящик. А немного ближе к выходу лежал Слон. Сейчас, в лучах встающего солнца, можно было разглядеть внутренность склада.
Нет. На склад строение походило только на первый взгляд. Толстые бетонные стены, низкий сводчатый потолок, узкий вход. Скорей всего, это строение - военного предназначения. В пользу этого предположения говорили и узкие отверстия, больше похожие на амбразуры для стрельбы, чем окна для освещения. Из ближайшего такого вот отверстия и дул ветер в бок заснувшего Булича.
Потянувшись, Мочило спрыгнул с уступа, на котором устроился на ночь. Автомат он повесил на плечо. Если таинственные бандиты не воспользовались ночной темнотой для нападения, то вряд ли они появятся в свете дня. Но забывать про осторожность всё же нельзя. С каким искусством Багаев исчезал и вновь появлялся. Интересно, каким образом он это проделывал?
В китайских и японских видеофильмах частенько показывались действия особых воинов – ниндзя, «людей- теней». Они умели настолько ловко маскироваться, что сторонним наблюдателям казалось, что они материализовались прямо из воздуха. Путём постоянных изнуряющих тренировок с детских лет, они достигали удивительных результатов. Кое-что Мочило вполне допускал. Быстрое закапывание в песок, к примеру. Для того, чтобы выскочить в удобный момент прямо перед носом поражённого противника. Или когда они прятались под водой и дышали через полую тростинку. Конечно, нужно обладать дьявольским терпением, чтобы просидеть под водой неподвижно несколько часов, пользуясь тенями водных растений. Но по большей части все ухищрения киношных ниндзя Мочило считал досужей выдумкой тех, кто эти фильмы снимал.
И вот он сам стал свидетелем того, как человек, с которым он не так давно разговаривал, исчезал и появлялся в помещении, где имелся единственный выход. Тот выход, на пороге которого он и оставался всё это время, пока шла заваруха. Предположим, что сначала Магомет прятался за ящиком, но когда понял, что его всё равно обнаружат с помощью фонаря, сам выскочил навстречу. А может Слон помер от испуга, от неожиданности, когда перед ним из темноты, из ниоткуда, появился человек? Ведь даже медведь, хозяин тайги, может окочуриться, если его сильно напугать. Но версию эту можно было принять только тому, кто не знал Слона лично. Он просто не умел пугаться. По жизни он пёр как танк, выбивая для себя все блага силой. Что ему какой-то там прыгун из темноты? Однако же вот он, труп Слона.
Булич подошёл к несу ближе. В руке мертвец всё ещё сжимал в руке пистолет, ему уже абсолютно ненужный. С трудом раздвигая окостеневшие пальцы, Мочило выдрал ПМ из мёртвой хватки. «Лишний ствол никогда лишним не бывает», -- подумал он и сунул пистолет в карман штанов. Лучше бы Слон прихватил, вместо пистолета, палку копчёной колбасы. Это было бы гораздо предпочтительней, чем холодная железяка, пусть она и огнестрельная. Хотелось есть, но Булич отгонял это желание подальше.
Он придумал для себя занятие – изучить строение досконально и выяснить, куда же подевался Багаев.
Для начала уголовник вышел наружу и осмотрелся. Строение, которое показалось ночной порой складом, при дневном освещении оказалось долговременной огневой точкой, точнее – дотом. Только не таким, где устанавливается пулемёт, а много больших размеров. Стало понятно, почему отверстие, которое он принял поначалу за вход, какой-то необычной формы. Оказалось, что это тоже амбразура, но для стрельбы артиллерийского орудия.
Пушку или гаубицу давно уже размонтировали и убрали, а укрепление сохранилось до сего дня. Скорее всего, оно было построено в те непростые времена, когда японцы сконцентрировали миллионную Квантунскую армию у восточных границ СССР. Генерал Ямада послал свои войска и 29 июля 1938 года на юго- востоке Приморского края, возле небольшого озера Хасан, японские отряды оккупировали часть нашей территории. Пограничники остановили врага. Им на выручку поспешили войска Дальневосточного военного округа и уже 11 августа японцев оттеснили с захваченной ими территории. Но наше командование понимало, что это лишь проба сил Квантунской армии, насчитывающей более чем один миллион двести тысяч человек личного состава, своеобразная разведка боем в глобальных масштабах, характерных для амбициозных стратегических планов Генерального штаба императорской Японии. Вдоль границы спешно начали возводить укрепрайоны, чтобы остановить первую волну возможного наступления и получить необходимое время для подтягивания воинского резерва Дальневосточного военного округа. Но следующая попытка к захвату территорий произошла уже в другом месте – в Монголии, на реке Халхин-Гол, в 1939 году, почти через год после первой кампании. Командование Красной Армии, Генеральный штаб, не мог позволить перегруппировки сил противника и наши войска перешли границы Монголии с миротворческой миссией, в результате чего 6-я японская армия схлестнулась с Первой армейской группой под командованием генерала Георгия Константиновича Жукова, который через шесть лет долгих и тяжёлых боёв, поражений побед принимал капитуляцию Берлина в звании маршала Советского Союза. А тогда, в ё939 году, в результате трёхмесячных тяжелейших боёв на дружественной нам монгольской земле, хищнические планы Ямато были вновь разрушены, японцы отступили, а Жуков, набравшийся опыта военных действий и показавший себя опытным военачальником, перешёл в январе 1941года в  Генеральный штаб и по праву занял там место начальника. 
Всё это осталось в людской памяти и в летописях истории. Остались и бетонные сооружения, такие, как то, возле которого сейчас бродил Булич. Он обошёл его со всех сторон и подивился прочности и надёжности. Прошло больше чем полвека, но дот оставался в рабочем состоянии и не очень пострадал от сложных погодных условий. Скорее всего, он входил в какой-то комплекс линий второго эшелона обороны, так как находился от границы довольно далеко. Или, может быть, пушка, что размещалась внутри этой микрокрепости, могла посылать свои разрушительные снаряды на необходимое расстояние, оставаясь тем не менее как внутри дота, так и страны. По всему выходило, что орудие имело внушительные размеры, то есть и снаряды для него должны быть соответственными. Каким же образом они доставлялись внутрь укрепления, если единственное известное Андрею отверстие раньше закрывалось пушечным стволом?
Мочило вернулся внутрь. Пока он ходил снаружи, там стало ещё светлее. На той полке, где он устроился на ночь, скорее всего складировались боеприпасы. Там можно было укрепить  не менее десятка снарядов. Раньше к амбразурам вели специальные мостки, откуда личный состав укрепления, его гарнизон, мог бы отстреливаться от подобравшихся врагов. Сейчас же никаких трапов и настилов не было и в помине, а следами старых сооружений были отверстия в бетонных стенах или обломки проржавевшей арматуры. Булич чуть ли не на коленях облазил всё помещение.
Результатом поисков стало открытие замаскированного отверстия позади ящика. Тень от него падала таким образом, что закрывала более тёмный, чем серый бетон, квадрат. Этот квадрат, при более тщательном осмотре, оказался верхней частью подъёмника. Видимо, при его помощи и попадали сюда снаряды. Кое-что открылось, но всё равно оставалось загадкой то, как и куда исчез Багаев.
Необходимо было восстановить в памяти все ночные события. Булич встал в отверстие- пушечный порт и даже поднял руку с пистолетом. Вон там лежит Слон. Там он и стоял. До тех пор, пока не упал от удара Багаева. Тогда Андрей был так потрясён реакцией Слона, что на несколько мгновений упустил из внимания Магомета. А когда начал стрелять, того уже не было видно.
Для себя Булич наметил направления, куда мог отступить их таинственный противник. Но везде виднелись лишь голые бетонные стены, кое-где прикрытые ржавыми металлическими плитами, элементами конструкций. Булич начал их осматривать, дёргать, трясти руками. Ведь куда-то же подевался этот человек. Не мог же он «закопаться» в бетон, или взлететь в воздух и протиснуться сквозь отверстие шириною в ладонь.
Вдруг одна из пластин, с виду вмурованная в бетонную стену, легко подалась и ушла внутрь под нажимом рук. А там, внутри, виднелась труба с уходящими вниз железными костылями, выполнявшими роль лестницы. Похоже было, что именно сюда ускользнул Магомет, пользуясь темнотой и хорошим знанием особенностей местности.
На душе у Мочилы полегчало. Так всегда бывает, когда находишь разгадку изощрённой головоломки. Вот и объяснение неожиданным исчезновениям и столь же таинственным появлениям. Пластина была хорошо смазана и не скрипела. Мочило прислушался. Снизу ничего не доносилось, а «ступеньки» исчезали в темноте несколькими метрами ниже.
Посветил внутрь фонариком. Световой луч ощупал неровности стен, откуда выпали несколько костылей- ступенек. Показалось дно на глубине шести- восьми метров. Луч света отразился в луже, скопившейся внизу.
Что же делать? Дожидаться, когда вернутся кореша или самому исследовать до конца неожиданное убежище? А если ночью опять нагрянут «гости», когда он заснёт? Нет, уж лучше спуститься туда самому и разгадать сразу все загадки этого места. Недаром ведь именно сюда стремился попасть Багаев. Сколько ещё им приготовлено сюрпризов для солнцевского киллера? Почему он вкатил ящик сюда и здесь его оставил? Здесь, где нет больше выходов. Как это нет? А подъёмник? Нет, необходимо спуститься обязательно.
Мочило решительно закинул автомат за спину и ступил ногой на костыль. Тот держался довольно крепко. Может быть он даже выдержал бы вес десятипудового Слона, если бы тому захотелось вдруг спуститься вниз. Конечно, это было бы проблематично из-за его габаритов и размера трубы. Скорее всего, это был вентиляционный ход, выполнявший роль аварийного хода по совместительству.
Дно было также бетонным, а посередине его имелась канавка, где и скопилась вода. В темноту уходил тоннель высотой более человеческого роста. Мочило спустил затвор с предохранителя и повесил автомат на плечо таким образом, чтобы огонь можно было открыть практически мгновенно. Стояла мёртвая тишина. На полукруглом своде тоннеля висел плафон, покрытый пылью. Возможно, внутри даже осталась лампа. Всё было так, как много- много лет назад. Тогда по тоннелю сновали люди в военной форме защитного цвета. Строгим голосом отдавались приказы и слышался топот сапог солдат, бежавших выполнять распоряжения командира.
Но это было давно. А сейчас здесь обитали лишь призраки прошлого. А также неизвестная шайка, охотившаяся за ящиком с плутониевыми стержнями. Зачем они им?
Через десяток метров тоннель повернул и Булич попал в большое гулкое помещение. Здесь пахло пылью и смазкой. Фонарь позволял разглядеть лишь фрагменты интерьера помещения. Какие-то металлические конструкции, что-то вроде маленького открытого сверху вагончика. Имелась даже колея железной дороги- узкоколейки. Мочило подошёл ближе и посветил фонариком. Точно. На рельсах стояла вагонетка, на каких раньше возили уголь в шахтах. Или снаряды для пушки солидного, морского калибра. Снаряды подвозили, с помощью небольшого крана выгружали и складывали вот на этот стеллаж. Он небольшой, на десяток- другой фугасных и осколочных дур. Затем снаряды укладывали на … На площадку подъёмника.
Булич осветил фонариком металлические тросы, уходившие наверх, на колесо, соединённое с площадкой. А внизу тросы проходили через целую систему блоков. Интересно, каким образом поднимали площадку со снарядами? Ага, с помощью электромотора. Вон он, возвышается грудой железного хлама. А что бывает в том случае, если мотор выходит из строя? Ну конечно же, команда дота начинает работать вручную. Двое или трое солдат поздоровее прочих крутили большое колесо и площадка опускалась, её загружали подарками и она медленно, тяжело, поднималась вверх, в боевую башню.
Вот оно, это самое колесо. Андрей потрогал его, а затем крутанул. И сразу стало светло. Дневной свет проникал через открывшийся в потолке квадрат. Булич метнулся в сторону, автомат наизготовку. Пошарил стволом, выискивая цель. Но тут же опустил автомат и даже нервно рассмеялся. Чего же он испугался? Сам же привёл подъёмник в действие. Подумать только, до сих пор механизм исправен и действует. И даже пахнет смазочным маслом. А не означает ли это, что всю систему недавно смазали и приготовили к действиям?
Так вот почему ящик стоял рядом с площадкой подъёмника. Воры оставили его там, спустились вниз, привели подъёмник в действие, а когда снова попали в убежище, там уже шарил Слон … А если бы они сразу поставили ящик на площадку, а потом потихоньку, в царившей здесь ночной темноте спустили бы его и смылись буквально из-под носа у Мочилы. Вон и вагончик приготовлен. На рельсах уже стоит – грузи да толкай. Куда? Булич посмотрел в сторону бетонированного коридора, куда уходила железная колея. Как далеко она тянется? Именно там скрылся Багаев со своими сообщниками. Сколько их у него?
С Багаевым был связан проводник. Его можно сбросить со счёта. Затем ещё один, которого он свалил с ног. Куда он подевался, кстати? Очнулся и уполз сам, или помог ему кто? Больше он никого, кроме самого Магомета, не видел. Правда, есть ещё Хафиза. А может, это именно её он сбил там с ног? Темно было и он не мог разглядеть нападавшего. Если так, то всё становилось на свои места. Багаеву просто не хватило сил, чтобы угнать контейнер. Григорий выполнял роль охраны, но свою задачу выполнил не до конца и на преследование похитителей контейнера вышли двое.
Но ведь какие ловкачи, восхитился Булич. А ведь у него могло всё получиться. Как ловко они себя подали им в Красноярске. Они «вели» троицу солнцевских олухов от поезда до телеграфа и обратно. Попутно они обработали шайку местных подонков. Ведь кричал же их вожак, что фраер на него наехал. Они тогда пропустили эту фразу мимо ушей, разогнали шантрапу и проводили Багаевых к поезду. Как же они, должно быть, веселились в душе, глядя, как Слон «наказывает» зарвавшихся хулиганов. Магомету ничего не стоило сделать это самому, но его легенда слабака- интеллигента, она запудрила им глаза и мозги, а улыбочки Хафизы, авансирующие бабника Амоса? Они всё учли, даже два купе, которые находились рядом, за стенкой друг от друга. А ведь они-то, дураки, посчитали это удачей. Лишь маленький нюанс прошёл мимо их глаз – что одно из купе легко открывается снаружи.
Пользуясь заблаговременно полученными преимуществами, злоумышленники усыпили Коня, прирезали Гнусавого, проводник едва не задушил Амоса, пробовали они остановить его самого, Мочилу, но только не вышло у них с ним. А вот беднягу Слона, могучего бойца, свалили одним ударом. Определённо, они могли надеяться, что вся их тщательно продуманная затея удачно завершится. Чего же они не учли?
Булич с гордостью решил, что не учли ловкие воры личности его, Мочилы. Где им тягаться с лучшим киллером солнцевской группировки. Даже на чужой территории он им утёр нос, и не даст спуску и впредь.
Для куражу Булич выпустил очередь в тёмный зев подземного коридора. Пусть знают, что он открыл все их уловки и готов к схватке. Но ограничился всего лишь несколькими пулями, хотя имел в наличии полный рожок в тридцать выстрелов. Боеприпасы лучше поберечь. Когда ещё вернутся его подручные, мало ли что случится с ним.
Поднимаясь по аварийной трубе в бункер капонира, Булич размышлял, прав ли он был, оставшись рядом с ящиком. Может быть, лучше было оставить Амоса и ехать во Владивосток самому, разыскивать там Чёрта? Но, немного подумав, он пришёл к выводу, что поступил верно. Именно ему поручил груз Крест. Значит, только ему доверял выполнение столь ответственной миссии. Он отвечал лично за контейнер. А после того, как обменяет груз на деньги, то столь же бдительно будет следить за чемоданом с деньгами. Кровь из носу, но он выполнит всё в лучшем виде, несмотря на то, что до их затеи дотянулись чьи-то грязные руки. Чья здесь вина – Блина, который собирал информацию, Гоги, договаривавшегося с продавцами из армейских кругов, Чёрта, который отвечал за сбыт? А может, где сболтнул лишнего и сам Крест? Но эту мысль Мочило сразу же отогнал и закопал в голове поглубже. Пахан не простит таких намёков даже ему, личному киллеру- исполнителю.
Очень хотелось есть и пить. Ну, со вторым желанием было попроще. Неподалёку Андрей нашёл родничок, выплёскивающийся из ямки и дающий жизнь крошечному ручейку, шириной не более ладони, что исчезал в траве немного дальше. Утолив жажду, Булич, проживший всю свою жизнь в городских условиях, отправился на охоту за едой. Это не означало, что он выцеливал автоматным стволом птицу или иную живность. Выстрел мог привлечь внимание и его убежище открыли бы раньше времени. Конечно, можно продержаться до прибытия друзей и так, но глупо сидеть и пухнуть с голоду, если рядом растут ягоды или какие-нибудь грибы. Сейчас Булич был рад любому продукту, который бы усмирил его желудок.
Он обшарил окрестности капонира, но нашёл лишь два старых сморщившихся гриба, вырвал их из земли и тут же сжевал, стараясь не заглядывать внутрь. Конечно, грибы – дело тонкое и для здоровья и вообще … но больно уж кушать хотелось. Желудок не хотел смирять раздражение и всё настойчивей требовал добавки. Булич оглянулся. Серый куб был совсем рядом. Можно чуть отойти в заросли и пошарить там.
Когда он увидел первую гроздь винограда, то не поверил глазам. Откуда здесь, на востоке, рядом с морем, может быть виноград. Но руки сами уже тянулись и рвали ягоды. Они были ещё не до конца созревшие, кисловатые, но зато крупные и сочные. Булич рвал и глотал ягоды пригоршнями. Скоро заметил ещё гроздь, чуть подальше – ещё. Виноградная лоза опутывала ствол и карабкалась по стволу вверх, свешивая охапки ягод.
Скоро Булич  почувствовал, что наелся. От кислоты сводило губы и шершавился язык, но зато чувство удовлетворения смирило его с собственным животом. Андрей повернулся назад и похолодел. Где же его убежище? Но тут же успокоился. Серый горб просматривался сквозь заросль жимолости. Руки раздвинули колючие кусты, и Булич зашагал обратно. Что ж, жить здесь было можно.
Пока он занимался детальной разведкой бункера, а затем поисками провианта в окрестностях, день начал подходить к концу. Его кореша должны в любом случае добраться до Владивостока и найти Чёрта. А Чёрт – человек сообразительный. Он найдёт выход. В этом отношении на него можно было положиться. Завтра он наверняка здесь появится, и не один. Вот только бы его не опередили эти, что стояли за Багаевым. Похоже по всему, тем тоже нужен до зарезу этот ящик. И навряд ли они от него так легко откажутся. Так что на ночь нужно принять кое-какие меры безопасности.
С чего начать? Если сидеть внутри капонира, то нужно контролировать три направления, что весьма затруднительно для одного человека. С какой же стороны киллер видел опасность? Давайте вместе с ним рассмотрим все стороны этой западни, коль пришлось нам здесь очутиться. Первое, это вход, откуда могут проникнуть противники наиболее легко. И если их будет большое число, то Буличу придётся туго. Второе направление, это площадка подъёмника, которая легко поднимается и опускается снизу, куда Андрей при всём желании не может поставить своего человека по причине отсутствия оного. И наконец – третье. Это аварийная труба. Именно отсюда и появлялся Магомет. А если противник начнёт атаку сразу с трёх сторон, то Булич, при всём своём опыте и сноровке, не дал бы и полушки за успешное окончание такой вот его миссии.
Булич покосился на Слона. Тот лежал посередине убежища и начал уже попахивать. Огромный живот его, казалось, стал ещё больше. Неужели процесс разложения идёт столь быстро, что внутри трупа начали уже скапливаться газы? А что с ним будет ночью, завтра? Вытащить его и закопать  снаружи убежища, воспользовавшись тележкой? А не сделать ли нам лучше по-другому?
Андрей закатил Слона на площадку и спустился вниз, в подземелье. С помощью колеса он опустил площадку, с трудом стащил объёмистое массивное тело и усадил его так, что человек, вышедший из галереи, обязательно на него наткнулся бы. В руку Слону Булич вложил свой бесполезный ТТ с опустевшим магазином. Пусть он играет роль пугала, если больше уже ни на что не способен.
Дальше уголовник поднял площадку вверх и заклинил управление, стащив трос с зубчатого колеса. Для гарантии он заблокировал управление ещё и болтом. Пусть они здесь покопаются. Понадеялся, что наверху будет слышно, как внизу пытаются наладить подъёмник.
Батарейки фонарика к тому времени здорово уже подсели и Мочило в полумраке больше ориентировался на ощупь, чем на свет трёхвольтовой лампочки. Поднялся по трубе. Нужно каким-то образом закрыть и это отверстие. Ничего лучше не придумал, как подтащить ящик с контейнером вплотную к стене. Ящик всё ещё стоял на тележке. Под колёса наложил камней, чтобы не отодвинули незаметно. Попробовал руками пошатать баррикаду. Получилось довольно прочно. Авось на ночь хватит, а там уже неважно. Авось на ночь хватит, а там уже и неважно.
Оставался вход. Снаружи было уже сумрачно. Солнце скрылось за лесом, бросая последние, прощальные взгляды на приготовления Булича. А он решил использовать тот же приём, что и прошлой ночью. Перед проёмом насыпал песку, гальки, сухих веток. Сейчас тот, кто попробует сюда подойти, обязательно что-то да и заденет, получится шум, а уж Мочило сообразить, чем ответить при непосредственной встрече.
Из двух досок над входом он соорудил навес и положил туда камень, какой смог найти и поднять так высоко. Его поддерживала палка, а к ней он привязал связанные шнурки, которые он заблаговременно выдернул из кроссовок Слона. Сейчас достаточно было потянуть шнурок, палка накренится и камень обрушится на постороннего. Может даже голову расшибёт, а нет, так хоть напугает.
Более или менее приготовившись к возможному нападению таинственных конкурентов, Мочило забрался на каменную полку и положил на колени АКС-74У. Он решил нести караул, то есть следить за обстановкой в полглаза, слушать вполуха. Снаружи заметить его было нельзя, а подобравшись ближе, нежелательные гости обязательно выдадут себя.
Перед сном Булич напился из родника и перетащил в убежище несколько крупных ягодных гроздей. Это было сделано специально, чтобы утолить ночью голод и жажду, ведь он собирался дежурить до утра.
Сидеть без движения было скучно. Из стены выпирали какие-то наросты и врезались в спину. Сама полка была холодная и жёсткая. Время от времени приходилось менять позу. Фосфорические стрелки часов показывали, что ночь уже в самом разгаре – второй час.
Снаружи доносились звуки ночной жизни. Заунывно кричали какие-то птицы, заколыхались кусты. Это неведомый ночной зверь подошёл к роднику утолить жажду. Хорошо, что какой-нибудь хищник не избрал капонир под своё логово. Впрочем, здесь же побывали бандиты и обязательно прогнали бы зверя.
После трёх часов Мочило стал клевать носом. Для подбадривания съел гроздь виноградных ягод. Затем сел, оперся подбородком на колени. Руки вытянул вперёд. Ладони сжимали ствол и рукоять автомата, который не позволял  ногам распрямиться. Поза не совсем удобная, но позволяла не опираться спиной о холодный бетон стены. Однообразно стрекотало какое-то насекомое, дальневосточная помесь сверчка и цикады. Булич вслушивался в стрекотанье и клевал носом …
Внезапно он почувствовал в темноте какое-то движение. То ли ящик отодвинулся, то ли у него от нервного напряжения, связанного с ожиданием нападения, начались галлюцинации. Но он ведь под каждое колесо тележки положил по камню и, для гарантии, подсунул снизу огромный сук, который должен был стать надёжной преградой движению. Но, тем не менее, что-то там, в темноте, шевелилось.
С трудом разогнув затёкшие ноги, Андрей достал фонарик и нажал кнопку. Появился тусклый свет, но почти сразу лампочка угасла. Булич с раздражением заглянул в окно фонаря. Нить накаливания едва светилась. Батарейки окончательно сдохли.
Но, при секундном включении, Булич успел разглядеть массивную фигуру, что карабкалась через ящик. Неужели начинается? Андрей поболтал кистями рук. Они затекли от неудобной позы ожидания и почти не слушались. Пальцы не желали сгибаться и разгибаться. Кровь никак не могла оживить скрючившиеся конечности.
А там, в темноте, двигались уже две фигуры. Они медленно направлялись из угла, где стоял ящик, к центру капонира. Там светлели мутные квадраты лунного света, что проникал призрачными лучами сквозь узкие щели бойниц. Мочило вытаращил глаза. В глотке всё пересохло.
Вот в «квадрат» попала нога в расстёгнутой кроссовке. А ещё через мгновение Булич узнал громоздкие очертания. В лунном свете судорожно, рывками, двигался … Слон. Руки его то поднимались, царапая грудь, то падали бессильными плетьми, только плетьми широкими и мощными.   
Мочило вдавился спиной в холодный бетон, не обращая внимания на выпуклости. Слон, мёртвый Слон, пересёк центр капонира и снова растворился в темноте. Сейчас в лунный свет вступил новый силуэт. Это был Гнусавый. Голова его то свешивалась на грудь, заляпанную чем-то тёмным, то откидывалась назад, обнажая разрез, пересекавший горло. Видимо, от тех движений кожа расползлась и голова откидывалась всё дальше, до тех пор, пока совсем не упала на спину, удерживаемая лишь обрывком мышц да клоком кожи. Из оборванных сосудов с каждым шагом выдавливалась какая-то слизь и, дымясь, стекала по шее. Когда Гнусавый прошёл мимо полки и уже исчезал в темноте, Булич заметил, что губы запрокинутой головы двигаются. Он явно что-то пытался сказать.
Стояла мёртвая тишина. Замолк и уполз, или просто затаился, тот сверчок, что так настырно и громко стрекотал до этого. Лишь тяжёлое, хриплое дыхание Мочилы заполняло помещение укрепления, которое сейчас напоминало склеп своей тишиной и холодом, чем боевую башню фортификационной системы обороны.
Булич зажал себе рукой рот, чтобы не заорать и не привлечь тем внимания мертвецов. Что происходит? Как они здесь очутились? Булич чувствовал, как съезжает  с ума. На голове зашевелились в волосы. Такое случилось с ним впервые. Он не знал, что и думать. Ведь Гнусавого увезли на поезде во Владивосток. Он сейчас должен лежать в морге, в холодильнике. А может, Амос с Конём с перепугу выкинули тело в раскрытое окно, и вот сейчас Гнусавый явился к нему, чтобы спросить, за что же его так кореша …
Казалось, что темнота в доте колыхалась и даже стала осязаемой, дышала мертвечиной и холодом. Снова появился Слон. Он двигался вдоль стены. Временами рука его касалась бугристых вздутий бетона и, когда попадались острые края облома или торчащие куски арматуры, плоть обрывалась и оставалась висеть клочьями и обрывками на стене. Но Слон не обращал внимания на такие мелочи. Его пустые глаза, без зрачков, которые закатились вверх, за орбиты, были широко открыты. Изо рта свисали нити слюны, цеплялись за куртку и падали на пол.
А вот ещё один. Это был проводник, Григорий. Голова его, свёрнутая мощным ударом, лежала на плече и смотрела в сторону, что не мешало ему двигаться прямо. Он шагал медленно, не торопясь. Спешить им всем было уже некуда. Что-то там, в темноте, упало и покатилось. В лунный квадрат выкатился шар и остановился как раз посередине помещения. Откуда здесь взялся мяч?
Мочило вгляделся и узнал голову Гнусавого. Глаза были открыты и смотрели прямо на Булича. Губы вдруг разъехались в улыбке, и между ними показалось что-то тёмное. Андрей провёл пятернёй по лицу. Невероятное дело! Ему показывает язык покойник, нет, голова мертвеца. Язык шевелился и всё удлинялся, пока не упал на пол, извиваясь и сокращаясь. Несколько мгновений он лежал, а потом пополз к выходу. Это был червь, и червь большой.
Булич почувствовал, что задыхается. Сердце подпрыгивало к самому горлу. Грудь давило как-то изнутри и спирало. Что с ним происходит?
Снова показался Слон. Под ноги ему попалась голова Гнусавого и он ударил по ней. Голова взлетела в воздух и с отвратительным чмоканьем врезалась в стену. Посыпались обломки черепа и ошмётки протухших мозгов. Что-то сырое и склизкое упало Буличу прямо в руку. Он сжал кулак. Оттуда начало капать. Пальцы разжались, и на полку свалился комок слизи. Андрей вскочил на ноги. Автомат, лежавший на коленях, скатился с полки и грохнулся на пол.
Мертвяки, что бессмысленно перемещались по убежищу, остановились как по команде. И повернулись на шум. А уже в следующее мгновение все они двинулись к той стене, где затаился Мочило. Тело Слона колыхалось при движении. Григорий пытался повернуть голову на шум, но шея никак не поворачивалась, и глаза его таращились на обезглавленное тело Гнусавого, который шарил руками по шее, смахивая выделяющуюся слизь на пол. Слон поднял голову и улыбнулся, ощерив обломки зубов. Пустые глаза его глядели прямо в лицо Булича.
Мочило заорал и вскочил на ноги. И проснулся. Он дышал со всхлипом, задыхаясь. Видимо во сне лицом он уткнулся в колени и от недостатка кислорода затуманенный асфиксией мозг начал выдавать такие кошмары, что сердце его чуть не выскочило из груди.
Рука! Ею он касался ошмётка мозговой ткани Гнусавого. Ладонь до сих пор ощущала омерзительную мокроту. Он посмотрел на пальцы. По ним стекал сок раздавленной виноградной грозди. Вон она, растерзанная, валяется на полу. И рядом с ней автомат. Он упал, когда вскочил на ноги Булич, разбуженный своим собственным криком.
Не было никаких мертвецов. Ящик по прежнему стоял, подпирая пластину на стене. А Слон всё ещё находился в подземной галерее. А если нет?  А если он там, висит на проржавевших костылях внутри трубы, чтобы вцепиться ему в горло пальцами с обрывками гниющей плоти, как только он просунет голову в трубу аварийного спуска.
Сквозь бойницы и пушечный порт в капонир заглядывали лучи утреннего солнца. Весело пищали птахи, приветствуя всей душой наступление нового дня. Ветерок перебирал ветви кустарника. Заставляя их оживлённо шуршать. И теперь ночные кошмары казались Буличу обрывками призрачных миражей, туманом, временно замутивших рассудок. Такого, чему он был свидетелем ночной порой, просто не могло быть. Потому, что такого не могло быть никогда.
Андрей примерился, чтобы спрыгнуть с полки и поднять автомат, как вдруг услышал шаги снаружи укрепления. Приближалось сразу несколько человек. То, что сначала он принял за колыханье ветвей под порывами утреннего ветра, оказалось признаками приближения  группы людей. Они были уже совсем рядом. Двигались они довольно уверенно, то есть знали о существовании укрытия. Кто это? Уставшие после похода охотники или преступники, спешно собранные Багаевым для завершения операции по изъятию контейнера. А может быть, это милицейский патруль, прочёсывающий окрестности после попытки ограбления  трансконтинентального железнодорожного пассажирского состава. В любом случае, появление нежелательных свидетелей никак не входило в планы Булича.
Если он сейчас спустится с полки за упавшим автоматом, то неминуемо привлечёт внимание тех, что о чём-то совещаются снаружи. Пока есть хоть крошечная надежда, что гости обойдут стороной укрытие, он не шевельнётся. В противном случае придётся выбирать, кому дальше продолжать жить на белом свете, а кому примерить похоронный саван.
Затрещали сухие сучья перед входом. Булич нащупал в кармане рукоятку ПМ и большим пальцем сдвинул предохранитель в боевую позицию. Приготовился к прыжку.
-- Эй, Мочило, ты здесь? – Послышался вдруг хриплый, но чертовски приятный шёпот Амоса.
Медленно, сквозь зубы, Булич выдохнул воздух и передвинул предохранитель пистолета обратно. Ветки затрещали ближе и тёмный силуэт закрыл собой утренний свет зарождающегося дня.
-- Э-э, Мочило, ты … А-а-а, твою мать!
Послышался грохот и вопль Амоса. Шагнув смело в тёмное отверстие, он не заметил подпорку, что удерживала на честном слове валун над его головой и камень не замедлил свалиться ему в аккурат на макушку, в полном соответствии с законом гравитации сэра Исаака Ньютона. От крика Амоса спутники его рассыпались по сторонам и приготовились стрелять.
Амос вошёл внутрь капонира и прижался к стене. Обеими руками он схватился за голову. Сквозь прижатые пальцы струилась кровь. Упавший камень содрал острой гранью часть волосяного покрова, который аборигены Американского континента именуют скальпом.
Сверху прыгнул Булич, подобрал автомат и повесил его на плечо. И только после этого подошёл к своему подручному. Тот смахнул со лба кровавый потёк, стекавший на брови, и тогда лишь узнал босса.
-- Прости, Амос, не успел предупредить. Задремал я малость под утро, -- пояснил Мочило, -- и то, считай две ночи глаз не сомкнул.
В проём заглянул Конь, увидел Мочилу и повернулся, подзывая остальных. В помещение вошли, один за другим, Конь, Чёрт и Киря, помощник Чёрта, молодой узкоплечий парень с мелкими чертами костлявого лица и патлами длинных засаленных волос. Выпирающий кадык быстро поднимался и опускался. Киря волновался. Вошёл сюда ещё один человек, которого Булич не знал и раньше никогда не видел, лысый, с полоской бороды и усов, заворачивающихся кольцом вокруг губастого рта. Он осмотрелся и вышел наружу. Этот лысый незнакомец встал «на стремя», в караул, пока остальные совещаются вокруг ящика, приваленного к стене.
И только тогда, самыми последними, в укрытие вошли ещё трое. Азиаты, китайцы или маньчжуры, в одинаковых костюмах, узкоглазые, с короткими причёсками, какими щеголяют в военном сословии. Они, как и прочие, огляделись насторожённо по сторонам и выстроились у стены, рядом с ящиком, невольно ставшим центром общего внимания.
Пока совершались все эти пертурбации, Конь рассказал, в полголоса, что происходило в поезде, когда Булич покинул его. Как они навешали лапши на уши патрулю транспортной милиции. Амос рассказал им, что слышал, как рот остановке кто-то выбил окно и пытался проникнуть внутрь соседнего купе. Одевшись, Амос вышел из вагона и видел, как несколько человек торопливо входят в лес. Вписался в версию и труп Гришки. Милиционеры посчитали, что всё это заметил и проводник, который даже выскочил следом за ними из вагона, чтобы как-то воспрепятствовать грабителям, но, скорей всего, просто спугнуть их. Но поступок этот его, насколько смелый, настолько и безрассудный, закончился для него крайне плачевно – бандиты свернули ему шею и лишь после этого скрылись в лесу, прирезав предварительно ещё одного пассажира, чьё купе и стало объектом дерзкого нападения.
Амос тогда проявил чудеса храбрости и сообразительности. Буквально под носом у патрулей он проник в купе Григория и вытащил оттуда не только Коня, но и билет самого Булича. Бросив Коня в купе, он мигом вернулся обратно, как ни в чём не бывало, кутаясь в спортивную куртку, за которой он якобы и уходил. Тем временем вокруг тела проводника уже собралась группка заспанных пассажиров. Озабоченно переговаривались между собой несколько проводников соседних вагонов. Оба милиционера из транспортной службы попытались загнать гражданских обратно в вагон, но они воспротивились диктату стражей порядка и настолько вошли в раж, что даже вознамерились лично двинуться в ту же минуту в преследование дерзких налётчиков, чтобы восстановить своими гражданскими силами справедливость порядка и законности. С одной стороны полусонные мужики бравировали друг перед другом, а с другой хорошо понимали, что на месте зарезанного мог оказаться любой из них, чьё купе показалось бы бандитам более перспективным в плане добычи. Наверняка налётчики всё заранее разведали и приготовили.
Амос суетливо перемещался среди пассажиров и, размахивая руками, рассказывал о «виденных» лично им незнакомцах с ружьями и пистолетами, что быстро исчезли среди деревьев во-о-он в той стороне. После рассказа о вооружённой банде часть пассажиров вняла убеждениям поборников порядка, и разошлась по своим местам, в сопровождении одного из милиционеров. Второй же, в составе группы самых смелых любителей острых ощущений, наскоро прочесал окрестности, чтобы убедиться, что бандитов простыл след. Двинувшись было с ними, Амос воспользовался темнотой, отстал от них и отправился в другом направлении, которое и привело его к капониру. Там он обнаружил Булича.
Наш уважаемый Читатель уже хорошо знает, чем закончилась та их встреча и мы переходим сразу дальше. Получив инструкции от Булича о дальнейших шагах, Амос устремился обратно и даже успел прибыть на место раньше основной группы «следопытов». Воспользовавшись неразберихой среди обеспокоенных проводников, он проник в соседний вагон и выкрал не только билет Слона, но и его вещи. Сумку он спрятал в кустарнике и присоединился и успел присоединиться к группе возвращающихся. Состав был уже готов к движению и тронулся сразу же, как только все места были заняты. Для проформы на локомотиве  дали несколько коротких гудков. Место пометили специальным вымпелом, чтобы, по прибытии выслать следственную группу для детального осмотра места происшествия.
Пассажирам хватило тем для разговоров до самого Владивостока. Строились самые разные предположения, от налёта на поезд китайской триады в поисках бежавших из страшных рук мафии китайских эмигрантов, до действий группы опасных рецидивистов, что совершили побег из мест заключения и планировали воспользоваться остановкой поезда, чтобы проникнуть в состав и тем обмануть погоню, которая висела у них на хвосте.
Пожалуй, самую точную версию могли предложить наши новые знакомцы, но только они-то предпочитали помалкивать. Оба строго придерживались легенды о командировке на Сахалин. Про Слона их никто не спрашивал. Единственные свидетели – Багаевы и проводник Григорий не могли этого сделать в силу ряда серьёзных обстоятельств. По этой же причине их никто не связал и с убитым в соседнем купе. Они написали записку, как и другие пассажиры, обо всём случившемся, дали свои «точные» адреса местопребывания и немедленно испарились с воззала.
Поражённый Чёрт засёк своих «приятелей», выходивших из отдела транспортной милиции владивостокского вокзала. Он немного проследил за ними и, когда решился появиться перед друзьями, те уже тихо паниковали, вяло переругиваясь.
Дальше уже всё было проще. Чёрт был вынужден поверить их невероятной истории. Он уже успел здесь навести связи с кое-кем. И там подтвердили рассказ подручных Мочилы. Убедившись в искренности корешей, Чёрт показал завидную неутомимость и энергию, и привёл покупателей прямо в лес.
За проводника у них был тот бритый наголо субъект, что оставался снаружи капонира. Он не так давно ещё служил в армии и был прекрасно осведомлён в старых оборонных объектах. По весьма поверхностному описанию Амоса он уверенно узнал место, и к утру грузовая машина в сопровождении УАЗа прибыла на место. Чёрт спешил изо всех сил, ведь милиция в любой момент могла прислать опергруппу на обследование места происшествия.
Первым делом нашли и уничтожили вымпел, которым было помечено это место. Затем уже двинулись к укреплению, где обнаружили Мочилу с красными от усталости глазами и с пистолетом в руке, готового стрелять.
Несмотря на то, что Чёрт выказывал сильное нетерпение, Мочило заставил их разблокировать подъёмник и достать тело Слона, окончательно одеревеневшее. ТТ у него забрали, а труп Конь, Амос и Киря закопали в лесу, на чём очень настаивал Булич. Причуду шефа уголовники посчитали признаком сильной усталости и стресса.
Пока Мочило уписывал за обе щёки банку тушёнки, Чёрт, вместе с азиатами, осмотрел ящик с контейнером. Они о чём-то посовещались и, после переговоров, один вышел из дота и притащил из машины металлический чемодан. Объёмистое нутро его едва помещало в себе длинные связки зелёных американских долларов.
Про ночные кошмары Мочило не рассказал никому, даже Кресту, когда отдавал ему металлический чемодан. Крест долго расспрашивал Булича о всяких подробностях, хмыкал и морщил лоб. Очень уж ему не понравилось то, что какие-то люди пытались перехватить груз, и как это у них всё было настолько ловко продумано. Лишь необычайная расторопность Булича помешала им довести свою задумку до конца. Крест обещал разобраться с этим делом.
Подошло время делить полученные от операции дивиденды. На долю Андрея пришлась солидная сумма «капусты». Они, с Конём и Амосом, отправились гульнуть в ресторан «Гавана». Необходимо было также достойно помянуть Гнусавого со Слоном, выпить за упокой их душ, а также за свой фарт.
Гуляли несколько дней. Одурманенного каждодневной выпивкой, Мочилу как-то вызвал к себе Крест, смотрел в заплывшие от пьянки глаза, говорил, что покупатели недовольны, мол, вместо товара они получили искусно выполненный муляж. Гога клялся, что на его глазах проверяли содержимое контейнера. Имелся ещё один свидетель – Слон, но его Мочило забрал себе, якобы в помощь. А там вон как всё обернулось. Погиб Слон самым таинственным образом, от удара человека, которого никто, кроме самого Булича не видел.
Крест расспрашивал Андрея о самых ничтожных подробностях этого вояжа и, в особенности, того отрезка времени, что прошёл в его заключительной фазе, но Мочило только мычал неопределённо да мотал одурманенной головой. Отпустил его Зябликов, что называется - не солоно хлебавши, лишь настоятельно попросил явиться на следующий день, на трезвяк. А Мочило тогда было уже всё равно, Крест перед ним, или там Папа Римский, он опять в кабак укатил, видя постоянно перед собой пустые глаза великана Слона. Хотел он утопить память об этом в глубоком винном омуте, рядом с верными корешами, и вот там-то на него те давешние покупатели сами вышли, что в капонир друг за дружкой входили, на Дальнем Востоке гребаном, век бы его больше не видеть.
Уже позже, в камере смертников, Мочило догадался, что Крест его сдал узкоглазым. Мол, сами с ним разбирайтесь. Решил пахан, как всегда, двух зайцев убить. И деньги себе оставить, и проблему с глаз долой убрать. Покупателей Мочило не сразу по пьяни-то узнал и сам, своими безжалостными руками, в «Гаване» положил. Надеялся до конца, что Крест его с кичи снимет, выручит верного нукера. И только в камере, где перед казнью сидят, готовятся к встрече с вечностью в тесной бетонной коробке, он понял, что нет больше надежды, пахан его продал.
Как-то раз открыл глаза Андрей, а там все они сидят на топчане – и Слон, и Гриша со свёрнутой головой, и Гнусавый, тот без головы вовсе. Сидят, терпеливо дожидаются смерти его. Слон улыбался распухшими губами. Кожа на них потрескалась и в трещинах выступала тёмная густая жидкость. Закричал тогда Булич, забился в судорогах. Очнулся в тюремном лазарете, весь наручниками скованный. А через несколько дней его полковник забрал, прямо из кошмара смертного выдернул. Сидел теперь Мочило за столом и в своих врагов целился. Крест! Ба-бах! Боёк щёлкнул вхолостую. Магомет Багаев! Ба-бах! Гога, будь он проклят во веки веков! Ба-бах, ба-бах! Рядом, на столе, лежит снаряжённый магазин.
-- Андрей! – голос с порога. – Поехали. Твой выход на авансцену.
А в оконном стекле отражение. За спиной Булича Слон стоит, пять улыбается. Что-то знает Слон, но молчит. А за его спиной, в уголочке комнаты, собрались остальные. И узкоглазые там же, молчат. Ждут …

Глава 24.
Опять в бегах! Опять по колено в дерьме!
Хайновский двигался по бетонной трубе, в направлении завода металлоконструкций. Этим маршрутом он уже проходил по подземным трубам- клоакам. Своим новым чувством – зрением он ощупывал пространство впереди и двигался быстро.
Сначала пришлось идти на четвереньках, но скоро он свернул в другой тоннель, побольше, где можно было идти в полный рост. Карманы оттягивали пистолеты системы Макарова. А ещё, на подкладке пальто, в специальном креплении, покоился нож с широким острым клинком. Его Хай уже пробовал в деле.
Приходилось поторапливаться, чтобы скорее двигаться в этом тесном, со всех сторон замкнутом пространстве. Не хотелось бы здесь застрять, быть засыпанным рухнувшим сводом. Своим ночным зрением Хай увидел один такой ход, идущий поблизости от его галереи, по которой он в данный момент пробирался. Свод того хода, выложенный кирпичами, осел и перекрыл тоннель. В подземной ловушке оказались два человека. Их скелеты до сих пор протягивали костлявые руки из-под неожиданной преграды.
Кто они такие и как там оказались? Над такими вопросами Хайновский не задумывался. Его больше волновала сейчас хавка. Вконец декохт пришпилил (голод). А на заводе, где по выходным крутилось шоу «Запретная зона», еда должна быть обязательно. Найти её для него было делом плёвым. Ну а после того, как он насытит бунтующее нутро, начнётся веселуха.
В том, что полковник явится на зов, Хайновский не сомневался, не позволял себе сомневаться. Уж очень тот много сил затратил в последнее время, чтобы до его, Хая, глотки дорваться. А тут такой шанс выпадает. Вот только вряд ли он будет один. Несмотря на то, что кодлу москаленковскую Хай «уговорил», у того могло оказаться ещё пара- тройка помощников, и помощников неслабых. Так что позабавиться можно будет по полной программе.
Будет полковник с «воздухом» или пустой, конец ему один, и ваших нет. Лишь он один знает о существовании Хайновского. Для всех остальных, он – новопреставленный раб божий, закопанный в Нижегородской губернии после исполнения сурового, но справедливого постановления суда Российской Федерации. А что полковник не проболтался до сих пор, Хай не сомневался. Уж больно сам полковник в этом заковыристом деле испачкался, не отмыться вовек. Дознайся ненароком кто, полетят трёхзвёздные погоны, как листва с осеннего дерева, а вместе с погонами можно и головы лишиться. Так что итог их встречи один – кто-то должен здесь остаться. И кто этот один, Хай догадывался. Это и было причиной его игривого настроения.
Из трубы Юрий выполз в помещение, где он уже побывал ранее. Вон, наверху вытянулась решетчатая галерея и лесенка, что вела к металлической двери. Он уже собственно на территории завода. Наконец-то добрался. Хай, не спеша, загребая в воде ногами, добрался до лестницы, ведущей наверх.
Прошлый раз его по пятам преследовали охотники, осыпая на ходу пулями, не давая присесть, отдохнуть.. сейчас эти охотнички уже угомонились, успокоились навеки, а Хай вот спокойнёхонько путешествует по памятным местам. Он углядел выщерблину от пули. Погладил длинную царапину пальцем. Полез выше. Вот и знакомая дверца. Хай толкнул её легонько. Но она не открылась. Хай толкнул её сильнее. Дверца даже не подалась.
Рассвирепел тогда Хайновский, уперся потяжелевшими руками в поручни и, со всей силой, толкнул непослушную дверь ногой. Со страшным грохотом дверца рухнула со всем переплётом в коридор, выдирая из кирпичных стен вмурованные туда штыри. Облаком поднялась кирпичная силикатная пыль. Вот дела, да они прикрутили запоры огромными болтами, чтобы больше никто не смог здесь тайно войти.
Только такие преграды не для Хайновского. Интересно, которая это дверь из всех, что он выбил с того дня? Впрочем, не важно это всё. Пора перекусить.

Лёха Гусев, качок из секьюрити Зоны услышал прокатившийся по коридорам грохот. Опять упала какая-то рухлядь. Пора вообще убираться отсюда. Сэм предложил перевести шоу в самолётный ангар. Вот это – по-настоящему круто. Ещё каким-то образом задействовать самолётные дела и к ним народ снова повалит валом. Как это было, когда «Пауки» крутили смертельное сальто на своих рычащих мотомонстрах прямо по стене. Где это было? Уже здесь, на заводе, или ещё в биохиме? Или ещё раньше? Потом на «Пауков» вроде как менты наехали, разогнали. Самые крутые из них подались в Нижний, там сейчас у них главная тусовка. Аттила ушёл в «Атлант», занялся бодибилдингом. А вот где Грымза? Валет говорил, что Грымзу какие-то крутые пришлые уделали. Раньше они бы не посмели, когда «пауки» по всему Кирову-на-Вятке гремели, а сейчас что - «Пауки» притихли, присмирели, Грымза, похоже, в мажоры подался. Вряд ли он ещё помнил Гуся. Он раз или два к ним в клуб заглядывал, баночку раздавить, да о девочках потрепаться.
Так шагал себе Лёха по коридору, рассуждал о годах своих молодых, да потягивал себе пивко из бутылки. Им Сэм, на двоих с Лохом, пару ящиков оставил. Ах да, на троих, получается. Но Сашок не в счёт. Во-первых, он ещё новенький, а во-вторых, себя ещё никак не показал. Так, сидит себе в караулке, да в ящик пялится. Вся служба. А на них вон какая территория. Вот переберутся они в ангар, Сэм обещал пару телекамер поставить в ключевых местах, «глазков» миниатюрных. Вот тогда гулять по периметру будет не обязательно. Знай себе в монитор зырь, контролируй всё на расстоянии, почти как Господь Бог.
Лёха повернул в коридор, что вёл в законсервированную часть завода. Там остались громоздкие станки начала эпохи великой Индустриализации, которые легче всего забросить, чем использовать в современном деле. В те славные времена слова «экология», «энергосбережение» и «экономия материала» считались ругательными.
Время от времени в этом секторе что-то с шумом падало, рушилось, от влияний времени или от шныряющих вездесущих крыс, достигающих размеров крупной кошки.. Откуда они тут берутся? Чем кормятся? Сточными водами? Сэм запечатал камеру отстойника огромными болтами. На всякий случай Лёха достал из-за пояса резиновую дубинку и шарахнул ею изо всех сил по стене. Посыпалась пыль. Попадись ему кто чужой!
Ещё один поворот. Охранник остановился. Навстречу ему кто-то двигался. Но ведь там ничего не было! За несколько месяцев работы в охране Гусев обползал весь этот завод снизу доверху и знал назубок все лазейки, какими пользовались безбилетники. Но это в выходные дни. А что сейчас тут надо этому хмырю болотному? Лёха принюхался. Ишь, как в коридоре тянет чем-то болотным, гнилостным.
И тут ему показалось, что он узнаёт пришельца. Его длинный кашемировый чёрный плащ. Так это же Грымза. Мажор Грымза. Грымза «Паук». Рассказывали, что когда мотоклуб прижали менты, Грымза переметнулся к крутым, что вечно ошивались то в бизнес-клубе, то в ночном варьете, и работали в небольших банках. Тогда его не тронули, как крутили других рокеров. Видимо, крыша у Грымзы была прочной. А вот в качестве кого его взяли – охранником, выбивателем денег или посредником между миром бизнеса и тайным миром порока и преступлений? Эта таким выспренним слогом Грымза выражался. Он всегда обожал красивые непонятные слова и эффектные позы. Поэтому и внешний вид, прикид, имел соответствующий.
-- Эгей, Грымза! – обрадованно закричал Лёха. – Это я, Гусь. Помнишь меня? Давненько тебя не видно. Парни говорили, что пропал ты куда-то. Привет!
Лёха радостно кричал и даже картинно помахал своей дубинкой, но тут же смутился и сунул её в специальный держатель на ремне. Там был ещё захват для баллончика со слезоточивым газом, но все охранники дружно переделали его на держание пивной банки. А что, клёво!
Кричал Лёха, а сам чувствовал себя всё более неуверенно. Странно, что тут могло понадобиться щеголю Грымзе, который посещал всё больше казино или варьете с девочками. А тут завод, да ещё этот запах. Ничего не видно.
После того, как, как диско шоу «Запретная Зона» разместилось на заводе металлоконструкций, администрация обанкротившегося предприятия повесила на него, среди остального- прочего, и плату за электроэнергию, которая не была связаны с остаточными заводскими процессами. Экономный Сэм денежки считать умел и быстренько приказал повыворачивать девять из каждых десяти лампочек дежурного освещения. Конечно, для охраны это создало некоторые трудности, но жизнь на заводе начинала кипеть лишь по выходным, а для обходов пользовались фонарями.
Незнакомец вошёл в зону освещения горевшей лампы в пыльном стеклянном колпаке. Он был уже в десяти шагах от Гуся и всё приближался. Нет, пожалуй, это всё-таки не Грымза. Вряд ли ему втемяшится в голову блажь залезть на территорию завода и натянуть обезьянью маску из магазина «Шалун» только для того, чтобы напугать какого-то там Гуся, которого он видел до этого от силы пару раз, не больше.
Остановился Лёха, руку на дубинку положил, а этот, в «маске», неторопливо так, спокойненько приближался. В высоких ботинках хлюпала вода, о плиты пола клацали подковы. Откуда здесь вода-то? Всё-таки успел Лёха сообразить – из того самого бункера, что Сэм болтами запечатал. Вот и грохоту объяснение. Выбил эти изнутри пришелец в плаще грымзином и в маске обезьяньей. И не маска это вовсе, а лицо у него такое уродливое.
Завыл, заорал Гусь, выдернул из пояса свою палку резиновую, размахнулся и шарахнул по плечу чудовища. Такое впечатление было, что вдарил он по монументу бетонному, памятнику, статуе Командора. Монстр обратил на удар не больше внимания, чем на укус комара, он даже по-прежнему улыбался. А резиновая палка от плеча его отскочила. Лишь несколько ошмётков глины, как последствие того удара, оторвались от полы плаща и шлёпнулись на пол. А незнакомец схватил сильными пальцами дубинку и выдернул её из потной ладони. И не прекращал при этом улыбаться.
Развернулся охранник «Запретной Зоны» Гусев Лёха и рванул что есть мочи, вопя во всё горло. Но не долго он пробежал, да и прожил после этого чуть дольше. Догнал его монстр одним прыжком, схватил за плечо, собрал куртку из китайского шёлка и намотал на кулак. Врезалась ткань удавкой в горло Лёхе, передавила трахею, не дала вздохнуть. Крик перешёл в хрип.
По заводскому коридору шагал Хайновский. В одной руке он держал трофей – резиновую дубинку, другой тащил за собой обмякшее тело. Расправиться с охранником оказалось делом простым и даже пустяшным. Труп Хай не бросил. Он его ещё использует в игре. Полковник останется довольным.

Геннадий Косинский прислушался. Крикнул кто, что ли? А может, показалось? Нет, вроде бы с той стороны, где упало что-то. Наверное, кран-балка или ещё какой  подъёмник сверху сверзился. Гусь и решил в одиночку завал растащить. А теперь, значит, на помощь зовёт. Нет уж. Пусть сам таскает. Он спорт любит. То к «Паукам» раньше бегал, млел, глядя, как они на мотиках гоняют, а сейчас так же неровно дышит парнишка к атлетклубу. Если честно, то херня это всё. Вот он, Лох, нигде не занимается, а любого качка уделает, штангу его сраную вокруг пояса завяжет и ламбаду танцевать с ней заставит.
Жаль только, что вечно находится человек, который его обязательно обойдёт и в дураках оставит. Вот и здесь он тоже на вторых ролях. А ведь вместе с Сэмом, на пару, начинали сей пилотный проект, так его Сэм быстро оттёр от реального дела, охраной поручил заняться. Лох, он и есть Лох. Так за его спиной говорят. В лицо, правда, сказать опасаются. Не зря, ох, не зря.
Косинский посмотрел на себя в зеркало. Огромный детина, в отличии от качков недоделанных, не сидит часами, какую-нибудь отдельную мышцу не накачивает. Всё у него и так на месте, чего Природа не пожалела. В своих дальних предках Гена числил одного из крестьян Зуевского уезда – Григория Косинского, прославившегося на рубеже веков под именем Григория Кащеева. Вместе с известным русским силачом, чемпионом Фёдором Бесовым они покорили не только Москву и Санкт-Петербург, но даже Париж. Казалось бы, весь мир распахнул ему свои объятия, чтобы принять к себе вятского парня, Силача Божьей милости, но тяга к земле взяла верх в душе простого хлебороба. К удивлению и даже гневу импресарио, он забросил спорт и уехал к себе на родину, плюнув на столичные хлебосольства, сдобренными шампанскими да мадерами. Лишь иногда чудил у себя в деревне силач- самородок. То повернёт сани, гружённые дровами, задом наперёд на узкой заснеженной дороге, то шапку у какого буяна- выпивохи под угол бани сунет. На следующий день баньку ту всей деревней скопом поднять пытались – не осилили.
Вот такого силача- богатыря земли вятской в своих предках Гена Косинский и числил. Сам он с тех же мест родом был. Но, в отличии от своего знаменательного предка, стакана Генка вовсе не чурался. Может, сие обстоятельство и губило его «всю дорогу». Как-то раз, на спор, Гена повторил все трюки, что проделывали культуристы, но с весом, раза в два большим. Зазывали его тогда в клуб и очень даже настойчиво, желая сделать его лицом, но только Косинский отказался. Лох всё-таки.
«Нет, надо всё же сходить, помочь Гусю. Разве что вон Сашка послать. Да нет, дохловат парнишка. Пускай посидит здесь».               
Отправился Генка в ту сторону, что и Гусь до него. Открыл дверь … и назад отпрянул. Навстречу ему двигался человек и тащил Гуся с собой. Но как его тащил?! За грудки взял одной рукой, и волочит спокойно так, как котёнка, а Гусь голову свесил на бок, язык меж зубов торчит сиреневой улиткой, кроссовки пол чертят. Отпустил тут мужик посторонний Гуся и тот упал безжизненной кучей. Только тогда понял Гена, что мудак тот задушил его работника и нагло приволок прямо сюда, как бы для потехи. Маньяк, не иначе как! Ишь, рожа-то какая уродская!
Осерчал Косинский, кулаки сжал и на пришельца непрошенного попёр всем телом. Со всей силы вдарил, с плеча крупнокалиберного, прямо в пасть незнакомцу, чтобы то т свои зубы проглотил и ими же тут же подавился. Но тот лишь головой мотнул. Похоже, для него такой удар, что укус пчелиный. Неприятен, это да, но для жизни совсем не опасен.
Удивился про себя Косинский, а сам собрался и вдарил снова, но уже обеими руками. Правой – сбоку в челюсть, левой – под ребро, поворот всем корпусом и, ребром правой руки – под ухо. Это его Аттила научил в знак уважения, когда он им в «Атланте» класс показывал. Так и есть – сверзился пришелец, покатился по полу и остановился в нескольких метрах. В проходе остался чёрный предмет, по форме напоминающий … Господи! Да это же в самом деле настоящий пистолет. И тот, с кем он столкнулся – самый настоящий убийца! Вон он как Гуся разделал. Даром, что тот с дубинкой был.
Краем глаза Косинский заметил, что куда-то исчез Сашок. Был тут только что и – нет его. Испарился. Похоже, очко сыграло у парнишки. Второй раз всего лишь на дежурстве. Не забыть поговорить с ним после этого дела. Трусам здесь не место. Ничего, он с ним, выродком этим и сам сладит. Не дать только ему пистолетом воспользоваться.
Косинский ногой поддал табурету. Тот откатился в угол, увлекая за собой и пистолет. Лучше уж так, с глазу на глаз, без посторонних предметов.
Вышел вперёд Гена, рукой показал убийце, чтобы тот поднимался с пола. Не место, мол, тут валяться. Поднялся тот, плечи расправил. Ничего себе, силушкой его тоже Природа- мать одарила изряднейшей, подумалось Геннадию. Он хотел сперва присмотреться к пришельцу, как тот двигается, что собой представляет. Опытные люди по нескольким движениям способны предугадать действия противника. Другие же предпочитают не давать врагу продыха, загоняя его в угол бесконечными яростными атаками.
Хайновский поднялся на ноги. Достойный противник. С таким всегда приятно помериться силами. Но долго тянуть с этим делом не стоит, от голода у него уже дрожали ноги и сила уходила из рук. Юра схватил стоявший рядом стол и рывком вздёрнул его над головой. Посыпались стаканы, пепельница, упала и разбилась бутылка с пивом. Хай швырнул стол в противника. Тот попытался увернуться, но, вместе со столом, полетел на пол. Осталось самое простое. Хай походя подхватил стул и поднял его, целясь в голову охранника. Через мгновение череп его брызнет осколками. Хай напряг мышцы …
Ба-бах! Ножка стула расщепилась в руке.
Ого. Да их здесь трое. Один каким-то образом сумел проскользнуть в угол и завладеть пистолетом, что вылетел из кармана Хайновского. Ловки, черти. Придётся покрутиться. Хайновский ужом метнулся к поднимавшемуся с пола охраннику, проскользнул у него под рукой и оказался за спиной. Прижал его к себе, одной рукой нащупал под плащом нож и, взмахом кисти, вытолкнул лезвие. Лох заворчал, ощутив у горла остриё ножа.
-- Бросай «пушку», а то из твоего приятеля сейчас начну ремни резать! – заорал Хай. Для правдоподобия чиркнул клинком по плечу. Рубашка сразу пропиталась кровью. Лох заворчал и попытался вырваться, но Хайновский его крепко держал, прижимая к себе.
Из угла вылетел пистолет и укатился в сторону, противоположную той, где стояли охранник с налётчиком. Хай, со всей силой, сдавил Лоха и толкнул его вперёд. Охранник охнул, не удержался на ногах и растянулся на полу. Хай бросился в угол, пнув попутно Косинского, пытавшегося подняться. Тот снова полетел кубарем.
Хай усмехнулся и закрыл глаза. Нужно было сделать так с самого начала. Темнота начала отступать, бледнеть, концентрироваться и перевоплощаться в материальные объекты обстановки. Вот труп Гуся, неподвижный и остывающий, далее копошившееся тело здоровяка, посмевшего тягаться с ним силами. Где же малыш? Он обшарил закрытыми глазами всё помещение. Стена заколебалась и начала растворяться в туманную консистенцию, которая быстро рассосалась вообще.
Ага, вот он. Малыш легко, на цыпочках, удалялся в сторону цеха, переделанного в танцевальную площадку. Огромную площадку, где затеряться и спрятаться столь же легко, как муравью затеряться среди мебели в обставленной гостиной. Во всяком случае, так думает сам малыш.
Хай подобрал пистолет, отброшенный малышом, и направился за ним в зал. Попутно свалил Косинского ударом пистолетной рукоятки.
Сашок, Александр Елькин, новый охранник «Запретной Зоны», молодой, но уже опытный сотрудник Кировского управления ФСБ, прижался спиной к стене из ноздреватого бетона. Его специально внедрили в это место для наблюдения, и вот, во второе же дежурство ему «повезло». Если это считать везением. Его насторожил сначала грохот, а потом крик Гусева. Но старший смены Косинский объяснил новичку, что такое на старом заводе уже бывало, и не раз.
По условиям, Сашок должен был дать сигнал на пульт дежурного ФСБ, и он бы успел это сделать, но нужно было выбирать между исполнением служебного долга и жизнью Косинского- Лоха. По лицу, морде монстра- налётчика, по тому, как он затащил и бросил Гуся, Сашка понял, что жить Лоху осталось пару минут от силы. И – сделал выбор. Результат – пока ещё жив Косинский, а чудовище охотится за ним. Кто кого? Это выяснится в течении часа, если Сашок не сделает ошибки.
Пройдя коротким коридором, Хайновский вошёл в индустриальный зал для развлечений урбанистической молодёжи. Проведя детство среди асфальта и бетона, они и развлекаться предпочитали внутри железобетонной коробки, в дебрях переплетающихся металлических конструкций и футуристических творений дизайнеров от мира искусственных технологий эпохи НТР. Обилие звуковых динамиков, дистанционно направляемых софитов и конструкций, символизировавших зону. В этом смешении легко затеряться как жертве, так и преследователю. Если у преследователя нет одного преимущества.
Через минуту Хайновский уже знал, где затаился малыш. Он двинулся в ту сторону. Он не станет за ним гоняться, нет. При первой же возможности он просто пристрелит охранника и будет готовиться к встрече с полковником. Подготовиться надо обстоятельно.
Хай шагнул вперёд и поднял руку. В углу, за щитом с изображением сотового телефона, рекламы «Ростелеком», стоял охранник. Хай нажал на спусковой крючок, но боёк лишь сухо щёлкнул. Проклятье! Щенок вынул из магазина все патроны. Услыхав щелчок несостоявшегося выстрела, охранник молниеносно обернулся, в руке его расцвёл огненный цветок и Хай почувствовал пронизывающую боль в плече. Волчонок показал зубы. Он снова перехитрил опытного убийцу. Паренёк-то не обычный секьюрити, а гораздо хитрее своих товарищей.
Елькин выстрелил ещё раз, но налётчик уже исчез из видимости. Как же он его обнаружил среди декораций и занавесов? Помещение окутывал сумрак. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь грязные стёкла и драпировки из псевдомаскировочной сетки. Несколько дежурных ламп позволяли ориентироваться в полутьме, но и не больше того. При этом Александра не оставляло чувство, что монстр знал, где он прячется. Неужели он обладает столь изощрённым слухом? Как бы то ни было, сейчас он знает, что Сашка вооружён и удвоит осторожность. Каким-то образом надо оставить его в дураках и вызвать подмогу. Но телефон его остался в комнате охраны. Вот если бы Лох, то есть Гена Косинский, остался жив, то он вызвал бы помощь. Эх, если бы знать, что дела обстоят таким образом, то он поводил бы бандюгу за собой, дотянул бы как-то до приезда товарищей. В том, что это именно тот, кто оставил за собой столь внушительные следы, Елькин уже не сомневался. Только бы Гена не подкачал.
А Косинский в это время поднимался на ноги. Это сложно сделать, когда у тебя разбита столом голова, сломаны рёбра, повреждена ключица и от слабости дрожат колени. Такого удручающего состояния у Гены ещё не было никогда. Это его выбило из колеи. Какой-то извращенец проник на территорию, доверенную ему для охраны, задушил Гуся, едва не убил самого Гену, а сейчас охотится за беспомощным Сашком. О том, что Елькин работает в органах безопасности и имеет солидную специальную подготовку, Косинский не знал и не догадывался. Для него Сашок был худосочным пареньком, вчерашним прыщавым подростком, лишь по недоразумению попавший в охрану, явно с чьей-то протекции. И помочь Сашку Косинский посчитал своим долгом. Тем более, что этот самый юнец не побоялся матёрого бандита и смело встал тому поперёк дороги.
Как-то раз Гена Косинский подходил к Сэму с тем, что хорошо бы охране, в дополнение к дубинкам и слезоточивым баллончикам, завести пару пистолетов, хотя бы и газовых. Сэм с этим согласился и они закупили на местном предприятии «Маяк» пару «Ударов», оружия, ранее состоявшего на вооружении у органов КГБ. «Удары» отличались компактностью и точностью попадания. Можно было снаряжать магазины патронами с различным наполнением – от красящего вещества, чтобы пометить нарушителя, до сильнодействующего нервнопаралитического газа. Один «Удар» Сэм забрал себе, а второй хранился у Косинского в шкафчике.
Шкафчик, стоявший за столом, был заперт на замок, а ключ Гена в суматохе выронил и потерял, когда налётчик его швырял по караулке. Ползать на коленках, и разыскивать маленький кусочек металла не было ни времени, ни желания. Гена поднял шкафчик, скорее даже мини-сейф для хранения оружия, и грянул его об пол. Сейф загудел, но не пострадал. Ещё удар.
Косинского не волновало, что бандит явится на шум. Он даже сам этого страстно хотел. Тем временем сейф начал уступать. Дверца из металлического листа немного деформировалась, что позволило просунуть внутрь стальной стержень, который Лох использовал как рычаг. Сталь стонала и скрипела всё сильнее, пока дверца со скрежетом не распахнулась. Внутри сейфа хранился «Удар», несколько переговорных радиоустройств, а также спецсредства – газовые баллончики и патроны к «Удару».
Гена вставил в рукоять снаряжённый магазин и спрятал ещё один в карман джинсов. Прихватил с собой дубинку. В коридоре под ноги попала ещё одна – гусевская. Взял и её. Распахнул дверь в танцзал. И сразу грохнул выстрел. Гена инстинктивно прижался к холодной стене. Внутри резануло так, что он чуть не упал на колени. Зачем он пошёл сюда? Какой из него сейчас боец?
Сжал зубы Косинский и нашёл в себе силы оторваться от стены. Рукавом смахнул со лба капли пота. Поднял руку с «Ударом». Пусть никто не думает, что сможет поставить Лоха на колени, даже сильно побитого.
Он сделал один шаг, пошатнулся, нашёл равновесие и зашагал в сторону выстрела. От каждого шага голова взрывалась вспышками боли, в груди всё сильнее спирало дыхание от сломанных рёбер, но он, тем не менее, упрямо шагал вперёд.
Хай заметил охранника, появившегося из караульного помещения и на мгновение даже почувствовал к врагу что-то вроде уважения. Избитый, еле на ногах держится, а шагает себе, да ещё дубинку наготове держит. Настоящий цепной пёс. Вот только как эффективный боец этот калека вряд ли представляет собой опасность. Остерегаться надо второго, с пистолетом. Хайновский отступил дальше, в скопище теней, и отправился в обход, не упуская из виду обоих охранников.
Елькин стремительно перебежал от одного опорного столба к другому, увешанному гроздью фонарей и тут только заметил Косинского. Лох двигался рывками, прижимая одну руку ко груди, а другой, вооружённой дубинкой, он загребал воздух, помогая себе целеустремлённо двигаться. Вот он оступился и взмахнул обеими руками, пытаясь восстановить равновесие. Сашка бросился к нему, чтобы помочь, поддержать раненного человека, но Косинский вдруг упал на одно колено, одновременно вытягивая левую руку вперёд, и в лицо Елькину ударила струя дурно пахнущей жидкости. Он закричал, закрываясь рукавом.
Только теперь Гена понял, как сильно ошибся. Он решил подманить негодяя, изображая из себя вконец вымотанного человека, даже споткнулся для вида. Ему казалось, что гад обязательно покажется из темноты, чтобы добить его, и он действительно выскочил, чтобы попасть под выстрел. Гена видел краем глаза метнувшийся к нему человеческий силуэт и выдернул из-за пазухи «Удар». Но … это оказался Сашок. Этого Лох не учёл, что щуплый, маленький Сашок поспешит в таких обстоятельствах ему на помощь. И вот – заряд краски попал ему прямо в лицо, второй растёкся грязной кляксой по куртке. Сашок стонал, закрыв лицо обеими руками и раскачиваясь. Капли едкой краски попали ему в глаза и сильно раздражали слизистую оболочку роговицы. Градом потекли слёзы. Перед глазами всё расплылось – лицо Косинского, стены, оборудование «Им Лайт». Гена потащил Санька в караулку, чтобы скорее ему промыть глаза нейтральным раствором, но вдруг сверху на них обрушился Хайновский. Все трое покатились по полу. Сашок оскалил зубы и поднял пистолет так быстро, как только мог, но всё-таки Хай опередил его и ногой выбил из руки пистолет, сломав указательный палец. Тем временем Гена Косинский собрал остатки своих немалых сил. Он поднялся на колени, выхватил из-за пояса обе резиновые палки и прошёлся дробью по всему телу налётчика. За секунду он успевал нанести два, а то и три удара. За считанные мгновения дубинки прошлись по торсу Хайновского до головы и вернулись обратно.
Хай не мог шевельнуться, лишь прикрывался от дубинок руками, сломленный неожиданным градом ударов. Каждый из них для него был не опаснее булавочного укола, но все вместе они не позволяли ему подняться на ноги. Он выставил перед собой руки, но большинство ударов всё же попадали по телу. И вот дубинка опустилась на плечо, ужаленное пулей. Вспышка боли впрыснула в артерии Хая добавочную дозу адреналина и он вскочил на ноги. Взревев, он схватил Лоха, поднял его над головой и с силой бросил на своё подставленное колено. Громко хрустнуло. Гена остался лежать на полу, неестественно повернувшись. Верхняя половина тела лежала как бы на спине, а нижняя повернулась боком. Ноги раскинулись так, будто Лох бежал и вдруг завалился на бок, пытаясь на ходу оглянуться назад.
Хайновский покончил с одним противником и повернулся ко второму, готовый отпрыгнуть в сторону от пистолетного выстрела. Но, похоже было, что прыжок ему не понадобится. Малыш шарил по полу руками, подняв перепачканное краской лицо.
Ха-ха, да они с перепугу передрались между собой и теперь вот ловкач этот ни черта не видит. Хай поднял с полу резиновую дубинку, спокойно подошёл ближе и размахнулся, чтобы размозжить наглецу голову с первого же удара. Но ловкач опять показал себя опытным бойцом. Он быстро сунул руку за пазуху и бок Хая обожгло, будто его ужалила королевская кобра. Он отскочил в сторону на вмиг обмякших ногах. Глухо хлопнула резиновая палка. Которую он неожиданно выпустил из руки. Что это было? Чёрт, да у паренька в руке был электрошокер, разрядник, с каким он уже познакомился в бункере у полковника, Ну, держись! Ты всё-таки довёл Хая до предела, как это сделал тот, которого он подвесил к потолку на хате у Москаленки.
Уголовник легко выдернул разрядник из руки полуослепшего Елькина. Ток тебе по душе, так получай его в полной мере! Он вонзил малышу контакты прямо в переносицу и нажал кнопку пуска. Крошечные ручные молнии заструились по контактам, охранник завопил. Голова его дёргалась в судорогах конвульсий, но Хай всё не успокаивался. Он жал кнопку раз за разом, посылая разряды в лицо Сашку, пока тот не рухнул на пол. Волосы его поднялись дыбом. Казалось от них поднимается маревом пар. Лицо приняло цвет восковой свечи. Вся кровь куда-то отхлынула, лишь несколько капелек скатилось с прокушенной губы.
«Хорошая машинка». – подумалось Хайновскому и он спрятал разрядник в карман. Теперь он потерял всякий интерес к Елькину, который всё ещё дёргался на полу. Сейчас его волновало другое. Пора, наконец, перекусить, а потом …
Вскрыть дверь бара было делом одной минуты. А затем начался момент наслаждения насыщением утробы. Плоть жадно требовала пищи и Хай не мелочился. Консервы и кексы, пиво в жестянках и шоколад в ярких заграничных упаковках. Всё это огромными порциями поглощалось желудком проголодавшегося чудовища.
Для того, чтобы насытить новое тело, пришлось затратить уйму усилий и продуктов из огромного холодильника «Стинол».
Наконец, по истечении доброго часа, Хай вышел из буфетной комнаты и сыто рыгнул. Пора подумать и о встрече с друзьями. Встретить их нужно было так. Чтобы они это дело запомнили надолго. Навсегда!

Глава 25.
Машина затормозила на автостоянке рядом с заводом. В рабочие дни здесь было пустовато. Не было девушек на роликовых коньках, что предлагали, вооружённые ослепительными улыбками, хот-доги и пиццу. Не было и человека, присматривавшего за сохранностью автомобилей. Даже рекламные плакаты и те были какие-то блёклые.
-- На заводе должна быть охрана, -- заявил Москаленко. – Если мы с ними столкнёмся, то представляемся как особая оперативная группа. Мол, по агентурным данным, именно здесь скрывается опасный маньяк. Попросим их вежливо, но убедительно спрятаться в караулке, чтобы не путались под ногами. А чтобы они не мучились в сомнениях и не вызвали стороннюю помощь, я сейчас выведу из строя телефонные провода. Маньяк всё же, чего только в его голову не придёт.
Баранников и Сапрыкин с этими доводами согласились. Оба натянули бронежилеты из пластинок кевлара прямо на футболки. На головы надели десантные береты. Только этот элемент военной формы обозначал их принадлежность к десантным войскам. Остальные форменные комплекты остались в гостинице, куда они заблаговременно перебрались из юрьянского военгородка.
Оба десантника временами косились на спутника Москаленки. Узнать Булича, в парике, с приклеенными бородой и усами, в тёмных очках- «хамелеонах», было невозможно. Оба они, с полковником, натянули на себя лёгкие кожаные куртки, которые одинакового оттягивались с левой стороны.
-- Пошли, -- скомандовал полковник. Когда они выходили из машины, Сапрыкин достал из-за сидений кожаный чехол на ремне и повесил его на плечо. Москаленко же извлёк из багажника чемоданчик, все они, друг за дружкой, направились к зданию бывшей заводской проходной. Дверь была закрыта, но сбоку висела табличка, а под ней – кнопка. На табличке имелась надпись с рекомендацией позвонить.
Звонок, второй, третий, но с той стороны запертой двери не последовало никакой реакции. Сигнал поступал непосредственно в караульное помещение. Охранник, находившийся там, обязательно поинтересовался бы, кто столь настырно трезвонит у ворот. Конечно, в том случае, если бы он сидел на своём месте. Тем не менее, никто не проявлял и грана любопытства. Неурочные посетители переглянулись, а затем Булич достал из кармана связку отмычек. Довольно быстро выбрал подходящую и начал шуровать ею внутри замка. Наконец там что-то провернулось. Булич усмехнулся, но дверь всё равно оставалась закрытой. Видимо, она была заперта ещё и на засов, перед которым пасует любой набор отмычек.
Завод металлоконструкций был, с десяток лет назад, был одним из самых больших производств в Кирове-на-Вятке, тогда ещё просто Кирове. «Завод заводов», гордо именовали его кировчане, ведь главной его задачей была выработка составляющих, из которых потом собирали стены цеховых модулей, другое промышленное оборудование. Это была своеобразная модернизация промышленной сферы, когда облегчалось строительство новых промышленных площадок и переоборудование их, в связи с новыми техническими веяниями. Но, после того, как экономика стала перестраиваться на «новые рельсы», вдруг оказалось, что огромные предприятия перепрофилировать необычайно сложно. Порой затраты превышали в несколько раз совокупность тех сумм, что требовались на строительство «с нуля». То есть легче построить новое предприятие, чем полностью перестроить старое на новые нужды, с набором новых требований и новых технологий, со своими монтажными особенностями. И это обстоятельство стало началом конца гигантских неповоротливых заводополисов  с многотысячным рабочим «населением», задуманных, в своё время, с лёгкой руки Серго Орджоникидзе. Заводы хирели, невостребованные рабочие беднели, сокращались или увольнялись сами, загнанные в угол беспросветной нищетой.
Завод окружала стена из бетонных плит, выбеленных дождями. Раньше по верху проходили ещё и две нитки колючей проволоки, но сейчас местами проволока проржавела до такой степени, что провисала коричневыми обрывками или вовсе отвалилась от крепежа, а в других местах досужие садоводы сняли её для лучшего применения. Таким образом, проникнуть на «охраняемую» территорию было не сложнее, чем перейти улицу посередине города. Нужно было лишь найти удобное место. Полковник с Буличем двинулись в одну сторону, старший лейтенант с Сапрыкиным – в другую. Они решили захватить преступника в клещи. Полковник распорядился не рисковать жизнью, а стрелять на поражение при удобном случае. Вести с маньяком переговоры было делом совершенно бессмысленным.
Проём в сплошной стене из панелей, где одна упала, подмытая весенними буйными дождями, первым увидел Кузьма. Они перебрались на заросшую пыльным бурьяном площадку. Раньше здесь была курилка. Почерневший навес из прогнивших досок провалился, накрыв сохранившийся покоробленный стол экзотическим шатром. Вкопанная в землю железная бочка была заполнена чёрной мёртвой водой, в которой плавал мелкий мусор. А дальше виднелся корпус того цеха, где и проходила знаменитая ночная дискотека. Засмотревшись на здание, Кузьма едва не подвернул ногу, споткнувшись о заросшую травой рельсину железной дороги, проходившей вдоль корпуса.
Выругавшись, Сапрыкин закинул за спину чехол и направился к пожарной лестнице, по которой он быстро поднялся на крышу цеха. По всем правилам военной тактики, лейтенант послал своего помощника занять господствующее положение на объекте. Это позволит им держать под контролем большую часть цеха, то бишь дансингзала. Сам же Баранников отправился искать чёрный вход, что должен был располагаться где-то с тыльной стороны корпуса.
Москаленко и Булич подошли к дверям, на которых было нарисовано невообразимое чучело с длинными руками и лохмами, закрывающими лицо. Чучело держало в руках огромную электрогитару. На груди его было начертано «Запретная Зона». Причём буквы «З» писались, как латинские  «Z».
Ботинком Булич толкнул створку. Та со скрипом отворилась, и оба они вошли внутрь. Вестибюль был плохо освещён. Окна кто-то закрасил в красный цвет, по которому названия шоу составляли замысловатые композиции. Указатели посылали посетителей в разные стороны. «Дринк» с изображением фужера, украшенного соломинкой и ломтиком лимона, указывал в одну сторону, «дансинг» - в другую, «клозет» - уже в третью. Были ещё и другие стрелки, с совсем уже непонятными  обозначениями и аббревиатурами.
Полковник на ходу расстегнул куртку и достал из наплечной «сбруи» компактный пистолет- пулемёт «Клин», разработанный для спецподразделений органов внутренних дел. Складной плечевой упор и съёмный глушитель делали его максимально удобным для тайных операций, вроде той, что уже разворачивалась в стенах этого места. Булич тоже достал из-за пояса «Глок», привинтил глушитель и опробовал лазерный прицел. Красная точка пробежалась по стене и остановилась на плакате с улыбающейся губастой красоткой. Вдруг пятно пропало, и Мочило опустил пистолет. Проверка закончилась.
Не откладывая дел в долгий ящик, Москаленко решительно распахнул двери и вошёл в зал. Пустой, не заполненный оживлённой толпой зал, ранее – цех, давил своим объёмом, создавая некий эффект вакуума. Стены были закрыты грязно- бурыми или болотно- зелёными сетками. На некоторых висели рекламные плакаты. Посередине, над открытой дощатой площадкой, спецы из «Им Лайта» понавесили различных фонарей и светильников, которые во время концерта вращались, мигали, поднимались и опускались, создавая световое дополнение к оглушительной музыке из многочисленных динамиков, расставленных таким особым образом, чтобы достать отдыхающих, в какой бы угол зала те не забились.
Полковник огляделся по сторонам. В помещении не было видно никого из людей. Сбоку от арены находился остов старенького грузовика- полуторки, на которой, вместо привычного кузова, стилисты поставили большую клетку с чучелом гориллы. Узкие очки и галстук- бабочка должны были приблизить животное к ордам танцующей молодёжи. На кабине грузовика неизвестные эстеты приварили «тарелку» спутниковой антенны и огромную ручку, какая бывает на старых роторных мясорубках.
По углам цеха раскорячились сторожевые вышки с настоящими прожекторами. Там тоже были чучела, но это были уже чучела охранников в пилотках, с деревянными винтовками и проволочными штыками. Под самым потолком на тросах висел фанерный аэроплан. Откуда свешивался «зэк» в полосатой робе и в противогазе. На одну руку его натянули перчатку «а-ля Фредди Крюгер».
Москаленко закричал, прижав ладони ко рту рупором:
-- Хайновский! Я пришёл!
«Шол- шол». По залу прокатилось эхо и запуталось где-то в тёмных углах. В сумраке было трудно ориентироваться, а на открытое место Николаю выходить что-то не хотелось.
-- Хайновский! Ты меня слышишь?!
Позади послышался шорох. Краем глаза Николай заметил, что Булич скользит вдоль ряда стульев, установленных возле стены. «Глок» тот держал обеими руками, напряжённо вслушиваясь в тишину.
-- Выходи, Юрий Владимирович. Я знаю, что ты меня слышишь! – крикнул во весь голос Москаленко. Он не сомневался, что его подопытный находится здесь. В противном случае их бы уже окружили охранники, которые дежурили здесь постоянно. Отсутствие их говорило о том, что с ними уже пообщался этот опаснейший убийца. И этот убийца теперь затаился и чего-то выжидал. Что он придумал на этот раз? Москаленко незаметно переместился на другое место.
-- Хайновский, не прячься, ты же сам мне назначил здесь встречу, -- крикнул Николай, стараясь, чтобы за спиной не оставалось таких мест, какие можно использовать для засады.
-- Ха …
Он не успел договорить заготовленную фразу, так как его прервал выстрел. Николай моментально пригнулся, крутанулся ужом и исчез за ближайшей колонной. Чучело на соседней вышке накренилось и полетело вниз через низенький бортик из неструганного горбыля. Тело шмякнулось о бетон пола. Только сейчас стало видно, что это вовсе и не чучело, а человек, на которого натянули шинель, а к рукам привязали макет винтовки. В открытое окно под самыми сводами зала, появилось довольное лицо Кузьмы.
-- Я снял его с вышки. Этот – ваш хвалёный Хайновский? Не так уж он и страшен.
Глаза Сапрыкина довольно блестели. Он показал этим «спецам» из ФСБ мастерство настоящего солдата. Это вам не кабинетных крыс выслеживать, при помощи микрофонов и скрытых видеожучков, а серьёзная наука, воспетая Суворовым, Кутузовым и Жуковым. Имя сей науке – тактика огневого боя.
Ногою Москаленко осторожно перевернул тело. Со стриженной наголо головы свалилась старенькая выгоревшая пилотка, открывая лицо с выкатившимися глазами и прокушенным языком. На здоровяка Хайновского этот молодчик не походил совершенно. Скорей всего это был один из тех, что были оставлены на охрану зала и оборудования дискотеки. Это дежурство закончилось для него самым печальным образом. Кузьма сел в окошке, свесив внутрь обе ноги. Снайперскую винтовку Драгунова он положил на колени.
Булич и Москаленко посмотрели на его силуэт, перебиваемый солнечным светом. И в это время внезапно грохнул выстрел. В пустом зале звук выстрела получился такой, словно кто-то сломал крепким ударом сухую толстую доску. Сапрыкин взмахнул руками и, завалившись на спину, исчез в окошке. На пол полетела его винтовка. И тут ожили динамики. С потолка, со стен, отовсюду, загремел чудовищно громкий голос:
-- Поздравляю, полковник. Наконец-то ты появился. А я тебя уже и заждался. Начинается наше личное шоу со стрельбой и выслеживанием друг друга. Ты сделал первый ход и попал в яблочко. Оно у твоих ног. Второй ход был моим, но яблоко упало наружу. Но это не беда. Наш счёт опять сравнялся – один на один. А чтобы охота тебе не казалась очень уж скучной, я предлагаю веселиться под музыку. Как тебе моё предложение? Ха-ха.
Динамики то и дело срывались на свист, раздирающий уши, что говорило о неумелости Хайновского, взявшего на себя роль диск- жокея, или ди-джея. Динамики громко хлопнули, и загремела оглушительная музыка в стиле «хэви метал рок». 
Пронзительный голос Джеймса Хетфилда заполнил собою помещение цеха, накладываясь на изысканные басовые рифы Клиффа Бертона и трэшовые соло Мастейна. Всё вокруг дрожало и вибрировало от чумовых стаккато Ларса Ульриха. А в целом зал наполнялся звуками «Металлики». Хетфилд пел «Jump in the fire» - «Down in the depths of my firey home», а Булич водил кровавым «глазом» по стенам, вдоль ряда стульев бежал Москаленко, оскалив зубы и размахивая «Клином». Вот, на полном ходу, он перепрыгнул через невесть кем оставленную табуретку. Возле головы его, впритирочку, свистнула пуля. Он прыгнул вперёд, перекатился через голову.
-- There is a job to be done and I’m the one, -- хрипели динамики, брызгая энергией Бертона, выделывавшего на своей гитаре чудесные «коленца». И тут заработали лампы. По стенам побежали красные, зелёные, фиолетовые, белые пятна, сплелись в причудливом танце, бешено поскакали по колоннам, потолку, напряжённым лицам охотников.
-- Он где-то наверху, где заводят музыку, -- заорал изо всей силы Николай Андрею, но сам понял, что тот навряд ли что услышит в таком безумном грохоте. По правде, он и сам не расслышал себя. Вдруг сверху зашипело, и откуда-то поползли густые клубы дыма. Это Хайновский запустил дымогенераторы.
Клуб зелёного дыма пронзила внезапно огненная спица, и один из динамиков захрипел, а потом и вовсе заглох. Огненный луч метнулся к другой колонке. Та затрещала, посыпались искры, и грохотание динамической головки прекратилось. Это Булич начал расстреливать  звуковые динамики, заставляя их замолкнуть. Но музыка кипящей энергии не заканчивалась. Хетфилд голосил так, что закладывало в ушах, и начинали ныть зубы.
-- With hell in my eyes and with death in my veins.
«Это он про Хайновского поёт, -- подумал Москаленко, -- это у него ад в глазах и смерть в жилах, в венах. И этот ад я создал сам, своими силами».
Кровавый отблеск прожекторного луча пробежал у него по плечу и скакнул на столб. В это время от столба полетела цементная крошка, выбитая пулей. Это стрелял Хай. Откуда он палит, где скрывается, понять было невозможно. Всё мелькало, переливалось, затягивалось дымом. Николай поднял автомат и дал очередь вверх, в ту сторону, где, по его разумению, располагалась аппаратная. Он знал, что не попадёт, но не хотел, чтобы Хай подумал, что он сдаётся, и поэтому «показал зубы».
-- Follow me now my child not to meek or the mild               
   But do just as I say.
-- Это мы ещё посмотрим, правильно ли ты сказал, -- заорал в ответ Москаленко. Он снова выпалил вверх и бросился через зал в поисках лестницы, трапа, что должен был привести его в аппаратную. Похоже, второй раунд тоже оставался за Хайновским.
Полковник попытался сориентироваться. Для того, чтобы попасть в аппаратную комнату, откуда монстр вёл свою дьявольскую музыкальную программу, необходимо было выйти из цеха, найти нужный коридор и лестницу, ведущую на следующий этаж, затем – по коридору выйти в комнату, где установлены магнитофоны, Си-Ди-Проигрыватели и усилители звука. Там и должен находиться тот, за кем он охотится уже больше недели. Или меньше? Время то замедляло ход, то снова начинало торопиться.
Тем временем слова песни закончились. Начался затяжной инструментальный дуэт Хетфилда и Мастейна. Музыканты то сплетали музыкальный рисунок воедино, то вдруг одна из гитар вырывалась в лидирующую позицию. Аккорды складывались в быструю партитуру Бетховена, а рифы второго инструмента шли своеобразным звуковым фоном. Для большего эффекта Хайновский запустил стробоскоп. Всё помещение залил свет мощной дуговой лампы. Она тут же потухла и снова зажглась. И продолжала мигать дальше.
Николай оглянулся. Всё шло как в кошмарном фильме. Позади него, через зал, бежал Булич. Казалось, что он на мгновение замирал, фиксировался в воздухе, затем всё пожирала темнота. Чтобы в следующий миг проявить новое положение тела бегущего. Создавалось ощущение, что Андрей перемещался незаметными рывками, проталкивая себя сквозь пространство танцзала. Вот он упал на колени, медленно, качками, поднял пистолет обеими руками и вот уже вокруг лампы засверкали искры рикошетов. Видимо, его слепил мощный свет дуговой лампы, от которого слезятся глаза и предметы расплываются в туманное марево. Прицелиться в такой ситуации затруднительно даже для самого искусного стрелка. Есть! Хлопок. Лампа с грохотом взорвалась, и вниз обрушился дождь стеклянный обломков. И снова заработала цветомузыка. Шоу продолжалось!
Хлопнула дверь. Москаленко вывалился в коридор. Музыка сразу стала тише, но и здесь слышен был каждый элемент звуковой вязи гитарной композиции. Бегом по коридору. Скорее, пока Хайновский не сообразил, что одно действующее лицо исчезло со сцены, и не выкинул бы очередного коленца. Серые цементные стены были расцвечены пятнами музыкальных плакатов и стрелками разнокалиберных указателей. Куда дальше?
Вот он заметил лестницу, что вела на второй этаж. Перепрыгивая через две- три ступеньки, Москаленко в мгновение ока взлетел на площадку второго этажа. Заметим для интереса пытливого Читателя, что этажи промышленных зданий  гораздо выше жилых. Поэтому вместо двух пролётов полковник, считай, проскочил четыре. Но тренированное тело не показало даже признака усталости. Дыхание оставалось ровным, что очень важно в тех условиях, когда каждая следующая секунда может начаться с нажатия спускового крючка.
Николай выглянул в коридор, точно такой же, как тот, по которому он только что бежал. Разве что здесь стояли несколько лёгких пластмассовых синих кресел.
Проверив автомат, Николай приготовил его к выстрелу. Осторожно, на цыпочках, он пробежал расстояние от лестничной площадки до двери, оклеенной плакатами культовых поп- групп. Со скоростью спринтера. Не останавливаясь, он толкнул дверь.
Он оказался в комнате, соединённой открытым окном с дансингзалом, то есть цехом. Все стены были уставлены различного рода радиоаппаратурой. Разнокалиберные усилители, магнитофоны, катушечные и кассетные, многодисковые Си-Ди-плееры, эквалайзеры, ревербераторы, синклеры и прочие электронные примочки загромождали помещение.
Посередине комнаты, напротив окна, у микрофона сидел огромный человек, облачённый в длинный чёрный плащ, прикрывающий полами вертящееся кресло. Над головой его крутились лопасти потолочного вентилятора. Волосы на голове топорщились под порывами искусственного ветра.
Москаленко поднял ствол «Клина» и нажал спусковой крючок. Длинная очередь вспорола плащ, перечеркнула спину и прошлась по магнитофонам. Сидевший в кресле человек завалился вместе со стулом вперёд, на клавиши «Ямахи», которые загудели, передавая рёв инструмента в зал. Вместе с японским звуковым синтезатором зловещий ди-джей полетел на пол. Сверху на них обрушилась стойка. Микрофон вывалился из зажима и откатился в угол, потянув за собой провод в красной резиновой оплётке. От пронзительно свиста, исторгнутого оставшимися динамиками, полковник зажал уши руками, в одной из которых был зажат портативный автомат, имеющий. Как оказалось, массу твёрдых граней.

Хайновский от души веселился. Такого развлечения у него ещё никогда не было, если мысленно перелистать все жизненные странички. Забылась даже рана в плече.
Он надлежащим образом встретил Москаленку с его людьми. Как Хай и рассчитывал, полковник показал себя человеком осторожным. Он послал своего человека занять выгодную позицию, а сам с помощником почти что открыто вошёл в зал. Снайпер довольно быстро вычислил мишень – охранника, которого Хай специально для них приготовил. Стрелок «снял» мишень с одного выстрела и после этого чванливо появился на открытом месте, наплевав на осторожности, чем Хайновский и не замедлил воспользоваться. Пусть не думают эти офицеры- спецназовцы, что гражданские обязательно полные профаны в искусстве засад и военных действий в условиях партизанской войны, из-за угла. Сколько раз их «лажали» на этом деле в Афганистане, Таджикистане, Чечне, Абхазии, Дагестане. Но ничто не может сбить чванства и спеси десантников, морских пехотинцев и прочих спецназовцев. И вот в очередной раз им «надрали уши».
Пригодилось и то, что он нашёл в аппаратной комнате. Громкая музыка, спецэффекты, дымы там разные и прочие стробоскопы здорово мешали полковнику ориентироваться в действиях. Хай наблюдал за ними, переходя из комнаты в комнату, и временами «взбадривая» противника выстрелами. Желая позабавиться от души, он выгонял врагов из всех укромных местечек и не заметил, как закончились патроны в обеих пистолетах – в своём и в том, что он отобрал у маленького охранника.
Что же делать? Через минуту- две Москаленко оправится от неожиданности и тогда уже Хайновскому придётся уворачиваться от пуль команды охотников, в лице полковника и его неизвестного напарника. И тут Хай вспомнил про винтовку, которую выронил из рук незадачливый снайпер. Она всё ещё валялась в зале, где обезумевший от рёва инструментов трэш- музыкантов и мельканья разноцветных огней москаленковский помощник палил по фонарям и динамикам.
Заметив, что более уравновешенный Москаленко покинул зал, Хайновский улыбнулся. Он уже поменялся одеждой с тем охранником, который по комплекции был наиболее близок к нему. И правда, кожаная куртка пришлась Юрию впору. Он спрятал за пазуху нож, после того, как обрезал лишний конец шнура, которым он примотал охранника к креслу. Со стороны создавалась видимость, что тот склонился над микрофоном, увлечённый происходящим в зале.
Конечно, надо было признаться перед самим собой, что такой маскарад не стоит выеденного яйца и будет все непременно разоблачён уже со второго взгляда, но, вместе с тем, нельзя ведь упустить повода лишний раз разыграть противника, заставить его нервничать, совершать всё новые ошибки и чувствовать себя дураком.
Окинув последним взглядом аппаратную – не забыл ли чего существенного – Хайновский надвинул пониже широкий козырёк бейсболки, затенявший лицо, и вылез в окно. По арматурным креплениям он легко опустился на пол.
Световые сполохи тем временем продолжали свой дикий, безумный танец по всем плоскостям зала, ставшего танцевальной площадкой этого дьявольского шоу взаимной охоты на человека. Световые лучи пронзали помещение, лишь по углам оставались островки постоянных теней, одним из которых и поспешил воспользоваться Юрий. Оттуда короткое время он наблюдал за беснующимся Буличем и, выждав, когда он повернётся к нему спиной, перебежал к следующему углу, затем – ещё дальше. Весьма скоро он оказался рядом с ружьём. От удара об пол выскочила из окуляра линза оптического прибора, но, в целом, винтовка оставалась в рабочем состоянии. По крайней мере, она так выглядела с того расстояния, которое ещё их разделяло. Чтобы сказать точнее, необходимо было взять ружьё в руки.
Снайперская винтовка Драгунова состоит на вооружении нашей армии уже на протяжении трёх десятилетий и это говорит, прежде всего, о надёжности данного образца оружия. Весит винтовка 4 кг 300 гр. И стреляет на расстояние 1,2 км. , точнее, гарантирует верное попадание на этом расстоянии. В коробчатый магазин винтовки влезает десять патронов. Один из них Сапрыкин израсходовал, чтобы прострелить грудь трупа Гусева, но в обойме ещё оставалось девять смертей, девять свинцовых продолговатых пуль калибра 7,62 мм. Оружие боевое и грозное. С помощью этой винтовки Хайновский сможет не только перестрелять оставшихся охотников, но и натворить немало других бед.
Юрий ещё раз перепроверился. Булич продолжал воевать с техническими средствами «Запретной Зоны», круша и расстреливая всё вокруг. Москаленко же, в данный момент, растерянно разглядывал тело Лоха, то есть наступил самый удобный момент.
И Хайновский метнулся к вожделенной винтовке. Схватил её, но тут вокруг запели пули. Одна из них прошила руку Юрия, другая обожгла запястье. От неожиданности и боли он выронил винтовку и отшатнулся. Сделал он это вовремя, так как ещё одна короткая очередь прошла столь близко от головы Хайновского, что волосы его шевельнулись. Хай бросился бежать. Внезапно замолкла музыка, резко, оборвав искусно выверенный аккорд. Установилась грохочущая тишина, которая точно так же давила на уши, как до этого – децибелы динамиков. Через пару минут погасли и движущиеся фонари «Им Лайт».
В центр зала вышел Пётр Баранников. В руках он держал АПС с пластмассовой кобурой, пристёгнутой к рукоятке в качестве приклада. Он был свидетелем того выстрела Хайновского, после которого на пол упала винтовка. Пётр нашёл в себе мужество затаиться. Он не привык проводить активные действия без предварительной разведки. Что это за помещение? Кто противостоит им? Требовалось время, чтобы собрать информацию, проанализировать её и сделанные выводы скоординировать с планами ведения активных действий.
Москаленко противопоставил свой опыт и знание предмета охоты азам воинских правил стратегии и тактики, в результате чего противник обставил их по всем статьям. Он успел подготовиться к встрече и навязал им свои условия поединка, которые мог разрушить лишь опытный специалист по ведению военных операций. Такую роль и рискнул взять на себя Баранников. Он ничем не выдал своего присутствия на этом противоестественном игрище, который только ненормальный маньяк мог бы назвать полем боя. Старший лейтенант ВДВ выжидал до последнего момента, избрав для засады место возле сапрыкинской винтовки. Соблазнится или нет оружием неизвестный противник? Пётр почему-то был уверен в этом и, как выяснилось, не прогадал. Он тщательно прицелился и, когда Хайновский протянул руку к ружью, нажал спуск пистолета. Затем спокойно поднялся и шагнул в ту сторону, куда отскочил раненный безоружный Хайновский. Пётр решил обездвижить его выстрелом в ноги, а дальше … Дальше будет видно.
Старлей уже разглядел прижавшегося к стене убийцу, беспомощно озиравшегося по сторонам, и, не торопясь, прижал пластиковый приклад к плечу, тщательно прицеливаясь. Он даже специально оттягивал тот момент, когда его указательный палец мягко, но решительно надавит на крючок. Он наблюдал через прицел за испуганным лицом зверя, предмета их охоты. Неужели этот дебил сумел причинить столько неприятностей Москаленке? Что ж, Баранников за это на Хайновского зла не держит.
Ствол «Стечкина» то направлялся на одну ногу, то резко перемещался к другой. Наконец цель была выбрана – колено правой ноги. От пули калибра девять миллиметров, выпущенной с расстояния в несколько метров, коленная чашечка расколется на десятки мелких осколков, который не сможет собрать воедино ни один, самый искусный хирург. Этот человек не сможет больше не только бегать, но даже ходить без помощи палки. Пётр привычно задержал дыхание и потянул спусковой крючок.

Когда завыла, заорала дискотечная стереосистема, выбрасывая из недр динамических головок децибелы шумового уровня, Мочило обалдел самым натуральным образом. Он давно уже отвык от столь шумных мероприятий. В голове у него загудело, в ушах зазвенело, а перед глазами всё вокруг поплыло. Хайновский щедро прибавил громкости, а затем ещё задействовал световое сопровождение, соответствующее музыке. Вот тогда-то и решил Булич, что конкретно сходит с ума. Перед глазами всё мельтешило, дрожало, перемещалось с места на место, от ритмичного грохота вибрировали барабанные перепонки, подавая мозгу сигнал о сильнейших перегрузках.
Он не заметил, как, когда и куда пропал полковник. Вот только что он бежал к стене. Рот у него открывался, но услышать что-либо в шторме, урагане музыки было совершенно невозможно. И вот он остался один. Куда бы Андрей не направил свой взгляд, везде он видел перемещение теней, стремительный бег огней по стенам, полу, по лицу Булича. Он закричал, закрыл руками глаза. А когда открыл их снова, то они уже были здесь. Все они – и Слон, и Гнусавый с обрубком шеи, и Гришка- проводник. Где-то позади размахивали руками узкоглазые. Они пришли поглядеть на него, повеселиться, исполнить свой коронный танец смерти.
И вот они начали свою пляску. Слон размахивал руками, его необъятное брюхо моталось из стороны в сторону, подпрыгивало. Гнусавый хлопал в ладоши, но временами ладони его не попадали друг по дружке и проскакивали мимо. Неудивительно, ведь у бедного Гнусавого давно уже не было головы. Обрубок шеи покрылся налётом зеленоватой плесени. Но, впрочем, может так лишь казалось от игры света, от мелькания световых пятен. Григорий попытался пуститься вприсядку, но Слон сшиб его своей массой и проводник покатился по полу.
Танцующие окружали Булича со всех сторон, выглядывая из темноты и исчезая в ней снова, чтобы через минуту появиться, но уже в другом месте. Они окружали его кольцом, устроив чудовищный хоровод.
Мочило оскалил зубы. Не выйдет у вас ничего. Он поднял пистолет и выстрелил. Гнусавого отбросило назад, позади него лопнул какой-то фонарь и безголовое тело осыпал дождь осколков. Он уворачивался от обломков, уморительно размахивая руками. Но Булич уже повернулся в другую сторону. Теперь на него уже наступал Слон, надувая щёки и выкатывая глаза. Один глаз вывалился из орбиты и повис не нитке зрительного нерва. Слон, не останавливаясь, нащупал его и впихнул обратно. Затем он расхохотался, широко разинув рот, полный гнилых обломков почерневших зубов. Булич выстрелил ему прямо в пасть. Один из динамиков захрипел и умолк, а Слон отшатнулся в сторону, недоумённо закрутил там головой.
Булич крутился по залу и стрелял, снова и снова. Лопались и рушились разбитые лампы, валились на пол пробитые пулями звуковые колонки, взорвалась лампа стробоскопа. Закончились патроны и Мочило торопливо поменял магазин, лихорадочно поворачиваясь во все стороны. Что, мерзавцы, испугались? Попрятались, мертвяки, по углам? Сейчас вас всех Булич загонит обратно в ад, откуда вы научились вылазить.
Для острастки он пальнул ещё несколько раз по крутящимся светильникам. И тут музыка закончилась окончательно, прервалась на полуслове, точнее, на полуобертоне, как будто бы кто захлопнул дверь в преисподнюю, откуда доносилась дьявольская какофония. Значит, и те порождения тёмных сил убрались к себе, в царство Люцифера. А может, кто-нибудь из них задержался, чтобы, спрятавшись в темноте, выбрать подходящий момент и прыгнуть на него, сомкнуть на горле холодные костистые пальцы и увлечь за собой в мир потусторонних кошмаров, где ночь оборачивается в вечность, а смерть метаморфируется в изнанку жизни. Нет! Он не допустит этого.
Булич собрался и сконцентрировал всю внимательность в единый сенсорный пучок, чтобы ориентироваться в переплетениях света и тьмы. Где-то в этой мешанине теней, в смутной грани темноты и сумрака, его возможно подстерегает опасность. И, когда он разглядел человеческий силуэт, то даже не удивился. Он опять обойдёт их. Не по зубам им Мочило!
Пары минут Андрею хватило, чтобы подобраться поближе. Кто именно стоит перед ним, разобрать было трудно. К тому же мертвец повернулся к нему спиной. Наверное, он сделал так специально, чтобы ввести Андрея в заблуждение. Но не на такого напал. Буличу совершенно необязательно видеть его лицо, чтобы узнать смертельный оскал вчерашнего кореша.
Булич и сам оскалил зубы и включил лазерный прицел. Когда кроваво- красная точка остановилась как раз между лопаток, он нажал спуск. Пули ударили тело в спину и оно полетело туда, в угол, где концентрировалась темнота, как будто там оставался открытым потаённый вход в преисподнюю.
Андрей захохотал. Он снова победил в этом жутком поединке.

Что с ним случилось? Последнее, что он помнил, это падающее с вышки тело и распирающее чувство гордости. Гордости, что опять десантура утёрла нос гебистам. Он уселся тогда на бетонный брус, игравший роль своеобразного подоконника, небрежно положил винтовку на колени и картинно циркнул слюной сквозь зубы, играя роль супермена. Все они приготовились к длинной, затяжной «игре» с погонями и засадами, а тут конкретный пацан Кузя Сапрыкин взял да и обошёл всех игроков, снял кандидатуру на звание «Самого Неуловимого Джо». Знай, типа, наших!
И в этот прекрасный момент внутреннего торжества что-то произошло. Что же именно? И почему он здесь лежит? Отчего так звенит в голове? Откуда во рту столь мерзостный вкус? Никогда ещё его не Кузьму не мучило столько вопросов одновременно.
Кузьма попытался, для начала, подняться на ноги. Всего лишь попытался. Тело, специально тренированное в многочисленных нештатных ситуациях, на стендах учебных и жёстких силовых тренажёрах, отказывалось подчиняться. Какую же на него надо дать нагрузку, что взвалить, чтобы это переплетение стальных мускулов и капроновых нервов уподобилось кукле- марионетке со спутанными нитями, за которые дёргает пьяный кукловод.
Всё же, опираясь на стену, Сапрыкин поднялся и огляделся. Где это он очутился? Ведь буквально только что он полз по крыше цеха вдоль стеклянного проёма и высматривал там, внутри, цель. До тех пор, пока не обнаружил искомое. Но это всё осталось в прошлом. Там же, где и его винтовка.
Что же случилось? От глубокого вздоха внутри резануло. Сапрыкин ощупал грудь. И сразу обнаружил источник боли. На груди, в кевларовых пластинах. Застрял свинцовый «блин», материализовавшийся след от пули, расплющившейся о бронежилет. Вся энергия от удара, превратившего свинцовый цилиндрик в аккуратный кружок, ушла в кинетическое усилие – ускорение, столкнувшее в итоге старшину с насеста. Он пролетел в воздухе без малого двадцать метров и приземлился в заросли акации и крыжовника.
Любой другой человек погиб бы на месте от многочисленных переломов и внутренних повреждений организма, но бывалый парашютист инстинктивно, во время неосознанного полёта, сгруппировался и приземлился таким счастливым образом, что тело просто перекатилось через плечо по примятому кустарнику и остановилось.
Сколько же он пребывал в забытье? Если судить по часам, то минут двадцать, максимум – двадцать пять. Что же за это время внутри могло измениться? После того, как противник ловко сшиб пулей снайпера Сапрыкина? Там оставалось, по крайней мере, ещё три человека, опытных бойца, собаку съевших на задержании преступников и террористов всех и всяческих мастей, имевшие разряды по стрельбе и различным единоборствам, с оружием и без оного.
Но, в любом случае, нужно спешить, спешить на помощь командиру, напарнику, другу, Петрухе Баранникову, Магнуму. Человек, сумевший подстрелить опытного старшину, представляет серьёзную опасность для любого, даже самого подготовленного человека.
Кузьма шагнул раз, второй, и постепенно добрался до покосившейся двери, толкнул её, но вход оказался запертым изнутри, причём надёжно. Пришлось ковылять дальше. Постепенно Сапрыкин начал приходить в себя. Казалось, даже боль стала отступать.
За углом кирпичного корпуса обнаружился ещё один вход. Дверь была прикрыта, но не заперта. Старшина не упустил возможности войти внутрь.
В прошлом это помещение служило складом готовой к вывозу продукции,  ныне его использовали для складирования всяческих отходов, то есть просто превратили в помойку. Здесь, прямо на пол, бросали всяческие коробки, ящики, банки, бутылки. Пластиковые пакеты были перемешаны с картонными упаковками, среди жестянок из-под пива блестели витые горлышки кокакольных бутылочек. Красные, жёлтые, синие ящики и коробки возвышались монбланом над этим утильным хаосом. Повсюду жужжали толстые мухи, а по узким проходам шныряли серые крысы с лысыми волочащимися хвостами.
Оказавшись в темноте после дневного света, Сапрыкин с полминуты осматривался, привыкая к полумраку, а затем двинулся вперёд. Он выбирал места почище, но, после того, как поскользнулся на клеёнке и едва не упал, плюнул на всё и шагал уже напрямик, ориентируясь на звуки громкой музыки, что доносились из цеха.
Под подошвами тяжёлых бутс трещали и давились осколки стекла, обломки пластика, корежилась и плющилась жесть. Прямо из-под ног с писком выныривали крысы и убегали в самые тёмные углы. Откуда поблёскивали бусинками глаз, наблюдая за пришельцем, посмевшим вторгнуться в их владения.
Древние римляне называли крыс комнатными собачками дьявола. И надо отметить, это название полностью оправдывалось. Трудно представить себе условия, в каких эти грызуны не смогли бы существовать. Они могут есть то, от чего любой другой зверь брезгливо отвернётся, в случае необходимости могут неделями голодать, оставаясь при этом достаточно активными. Крысы могут подпрыгивать на высоту более метра и лазать по строго вертикальным стенам не хуже опытного альпиниста, используя малейшие щели и выпуклости. Они ловко плавают и для них не является проблемой проплыть несколько метров под водой. Известны случаи, когда крысы проникали в дом по трубам канализации и вылезали из унитаза.
Борьба с ними затруднительна из-за быстрой приспособляемости организма. Метаболизм их таков, что они, в течении коротких промежутков времени, умудряются выработать биологическую защиту против тех химических средств, какими их пытаются травить органы санэпиднадзора. Грызуны частенько являются переносчиками опаснейших форм болезней, сами при этом не болея, либо перенося болезнь в лёгкой, латентной форме. При этом самки весьма плодовиты. Они успевают за год принести от четырёх до восьми приплодов, численностью от пяти до двенадцати крысят, что позволяет им быстро поднимать число популяции в условиях, благоприятных для проживания.
Их острые зубы успешно грызут дерево и камень, пластик и резину. Когда археологи раскопали остатки римских акведуков, то на свинцовых трубах находили следы зубов. Это «дьявольские собачки» прогрызали металл. В это трудно поверить, но сие есть заверенный учёными факт.
Кузьма распихивал крыс ногами, но одна из них увернулась и вцепилась ему в ботинок. Толстая кожа устояла перед крысиной хваткой, но та избрала вдруг иную тактику. Высоко подпрыгнув, она уцепилась за куртку и поползла по ней, явно нацелившись на горло. Крыса была необычайно крупная, не меньше кошки или даже таксы. Голый хвост хлестал Кузьму по ноге, а сбоку уже подступали ещё две товарки обнаглевшей твари. Сапрыкин сунул руку за пазуху, и в это время одна из крыс прыгнула ему на грудь, а вторая вцепилась в ногу.
На лету Кузьма умудрился рассечь серую тушку острым клинком десантного ножа, а затем быстрым движением отрубил голову тому зверьку, что уже полз по груди, открыв усеянную иглами зубов пасть, чтобы вцепиться в близкое уже горло. Голова крысы упала в кучу отбросов, а тельце оторвалось и упало, как отваливается насосавшаяся крови пиявка.
Третья крыса попыталась вцепиться в живот старшины, но зубы её скользнули по бронежилету, не достав живого мяса. Пострадала лишь футболка. Крыса недовольно запищала, а Кузьма схватил её, с трудом оторвал от себя и забросил за мусорный холм. На прощанье гадина располосовала ему когтями футболку, оставив от неё одни лохмотья. Досталось и руке. Несколько длинных царапин остались на запястье.
Увидав такой разворот событий, ещё несколько трусливых созданий меньших размеров юркнули в сторону и спрятались в недрах пластикового ящика. Старшина не стал их преследовать, а постарался поскорее покинуть опасное место. Ему всего-то оставалось перелезть через высокую кучу, чтобы добраться до ворот, ведущих внутрь цеха. Он примерился и прыгнул. Попытка явно не удалась. Вместе с ним вниз покатились коробки и ящики.
Сапрыкин споткнулся и упал на спину. Болевой спазм пронзил тело и он на секунду даже потерял сознание. Только на секунду, не больше. Тут же старшина пришёл в себя. Открыл глаза и едва не закричал. Из кучи отбросов высовывалась рука с обгрызенными пальцами. На култышках пальцев виднелись наколки- перстни и синие буквы «САША».
Какой-то бедолага – Саша, бродяга или бич, тайком проник сюда, чтобы чем-нибудь поживиться, но, на свою беду, столкнулся с жутким порождением подвалов – крысами- переростками. В отсутствии людей они считают себя хозяевами этого царства отбросов и объедков. Новоявленные «хозяева» жестоко посчитались с пришельцем. Где-то там, под хламом, покоятся останки человеческого тела, изгрызенного до костей.
Сапрыкин, превозмогая боль, вскочил на ноги, откатил тугую створку и вывалился из жуткого помещения. За спиной остался писк и шуршание дьявольских созданий.
Кузьма стащил с себя остатки футболки, за которые минуту назад цеплялась зубастая тварь, вытер ею со лба холодный пот и, без сожаления, отбросил в сторону. Сейчас он снова готов к бою, со сломанными рёбрами, с искусанными ногами, с головой, раскалывающейся от боли, но всё же готовый к поединку не на жизнь, а на смерть.
Он двигался, ориентируясь на звуки музыки, если этот грохот кто-то посмел бы назвать музыкой. Не успел старшина сделать и двух шагов, как этот гром рукотворный иссяк. Там, впереди, что-то происходило, и Сапрыкин прибавил ходу настолько, насколько это у него получилось. Прихрамывая, он уже почти что летел, припадая на ходу, но не обращая внимания на боль, что хозяйничала внутри него и грызла, грызла организм всё крепче, всё изощрённей.
Ударом ноги он распахнул дверь и ворвался в зал. Какое-то мгновение ещё кувыркались и перемигивались разноцветные огни, но вот и они потухли. Осталось лишь несколько ламп  дежурного освещения. Но тех мгновений, когда световые вспышки пронизывали зал до самых дальних углов, Сапрыкин успел разглядеть своего напарника, старшего лейтенанта. И ещё одного, москаленковского помощника. Тот, второй, поднял руку, и очередь вспорола спину Баранникова. Пётр жалко взмахнул руками и полетел в угол.      
Кузьма закричал и бросился на стрелка, припадая на больную ногу. Он летел вперёд, не обращая внимания на пронизывающую боль, которая грызла грудь и норовила вырваться наружу. Крик высох у него на губах, и вновь проступил кровавой пеной.
Стрелок услышал стук подкованных башмаков и стремительно развернулся  навстречу набегающему Сапрыкину, который напоминал сейчас больше летящий таран или даже некую живую торпеду, нежели обычного цивилизованного человека. Оскал зубов, горящие гневом глаза, широкие квадратные плечи, переходящие в щетинистый затылок, льдистый блеск заточенного широкого клинка, готового хищно впиться в тело Булича. Тот не замедлил выстрелить. Но очередь получилось короткой, и тут же оборвалась. Сухо щёлкнул боёк, сработав вхолостую. Магазин пистолета, даже рассчитанного на семнадцать полноценных выстрелов, имеет печальное свойство пустеть в самый неподходящий момент боя.
Пули жестоко ударили Сапрыкина  в многострадальную грудь и чуть не швырнули его на пол. Ему даже показалось, что это Булич ударил его в грудь тяжёлым сапогом, желая его остановить. Но он уже пребывал в том состоянии, которое древние скандинавские воители называли состоянием зверя, или Берсерком. В таком состоянии древние викинги выходили в одиночку против целой дружины противника, и такие поединки оставались в легендах  на долгие столетия. О них складывали саги и передавали друг другу как пример истинного героизма.
Рычащим зверем Кузьма прыгнул вперёд и повалил Булича на пол. Дальше они уже покатились, не обращая внимание ни на что остальное. То один, то другой, оказывались на верху. Потерялся в схватке нож, звякнул и откатился в сторону бесполезной игрушкой «Глок». Наконец тела остановились. На ноги поднялся лишь Булич, вытирая ладонью кровь, струившуюся из разбитой тяжёлой головой губы. Андрей попробовал пальцами зубы и с силой пнул в бок лежавшего лицом вниз Сапрыкина. Тот перевернулся на спину и остался так лежать.

Хайновский карабкался по стене вверх, используя в качестве ступенек остатки арматуры, когда-то поддерживавшей силовой кабель. Он решил покинуть зал, переставший быть ареной подконтрольного ему игрища. На ходу, через плечо, оглянулся. Охотники были заняты взаимными разборками, стреляли в друг друга, или дрались. То есть, до поры до времени у них появились свои проблемы, в которые Хай, видимо, не входил. Ну и хорошо. Ну и ладненько. Он подтянулся на пораненных, ноющих руках и оказался где-то на уровне третьего этажа. Ещё два коротких перехода и он поднимется до того окна, где недавно сидел неудачливый стрелок. А там он вылезет на крышу и – поминай как звали.

Разобравшись, что вместо сбежавшего уголовника, выполнявшего роль подопытного кролика в сверхсекретном эксперименте, на полу лежит совсем другой человек, которого использовали вместо приманки, Москаленко окончательно рассвирепел. Хайновский затеял  с ним дьявольскую игру и умудрялся последовательно вести её, руководствуясь своими правилами.
Вырубив аппаратуру, всё ещё транслировавшую в зал оглушительную музыку, полковник высунулся в окошко и принялся внимательно осматривать зал. Вот только разглядеть что-то конкретное не получалось, потому что там всё сливалось от стремительно мельтешения- танца цветных пятен, продолжавших бешено крутиться и прыгать даже без музыкального сопровождения. Пришлось ещё покопаться в аппаратуре, после чего световая карусель остановилась, а потом и погасла. Помещение закуталось в полумрак, как закрывает старая леди увядшую кожу кружевной мантильей. Без мельтешения света и тени, несмотря на полутьму, вести наблюдение было гораздо удобнее. Почти сразу он уловил всех действующих лиц последних событий.
Все были в зале. И беглец – Хайновский, и Мочило- Булич, а также оба десантника. Это было тогда, когда он глянул в окошко после отключения музыкальной системы. Но ситуация резко поменялась после того, как он отвлёкся, отключая цветомузыкальную установку.
Теперь Хайновский быстро взбирался по кирпичной стене, каким-то образом умудрившись уйти из-под направленного в упор пистолета. Внизу, под ним, пытался подняться на ноги Баранников, а Сапрыкин с Буличем сошлись яростном рукопашном поединке. Оба на редкость сильные, владеющие умением убивать голыми руками, они держали друг друга в смертельных объятиях. Каждый из них не желал уступать противнику.
Окинув всю эту картину одним быстрым взглядом, Москаленко положил автомат «Клин» на подоконник. Устроившись поудобней, он навёл прицел на беглеца. Вообще-то автомат уверенно работал на расстоянии в добрых полторы сотни метров. Так что несколько десятков метров не оставляли Хаю шансов уйти от возмездия.
Устраиваясь поудобнее, Николай толкнул плечевым упором фрамугу и не рассчитал силы толчка. Вниз посыпались осколки стекла. Москаленко не боялся шуметь, привыкнув к грохоту «хэви метал», но в теперешней абсолютной тишине звон падающего стекла был подобен набату тревожного колокола. Хай услыхал шум сыпавшихся осколков и, мгновенно сориентировавшись, прыгнул в сторону. И вовремя. Пули выбили в стене длинную щербину, как раз в том месте, где мгновение назад находилось тело этого непостижимого человека (и человека ли?).
Со злости Николай выпустил до конца весь магазин в ту сторону, куда прыгнул Хайновский. В зале, где только что разгульно пел Джеймс Хетфилд, исполнял своё соло- стаккато «товарищ Маузер, то есть, в данном варианте, пистолет- пулемёт «Клин», по окончании выступления оставив в воздухе свинцовое эхо рикошета.
Одна пуля всё-таки нашла цель и пронзила ногу неуловимого беглеца, после чего застряла в неошкуренном бревне, служившим подпоркой для стилистически сколоченной вышки. Доски горбыля были небрежно наколочены одна на другую, создавая абстрактную композицию атрибута «Запретной Зоны». Любой конвойник из внутренних войск обсмеял бы эти вышки и вспоминал бы их до конца если уж не дней своих, то службы – точно.
Такие же вышки были расставлены по всем углам зала. Наверху дизайнеры укрепили чёрные коробки прожекторов. Внутри огороженных площадок разместили в определённых служебных позах чучела охранников- вертухаев с макетами трёхлинейных винтовок системы Мосина.
Как уже догадался наш весьма искушённый Читатель, на такую вышку и прыгнул Хайновский, понадеявшись на силу ног и хваткость рук. Надо отметить, что он не прогадал. Несмотря на новую рану, он сумел вскарабкаться на площадку и там затаиться.
Только сейчас у Хая появились мгновения на то, чтобы задуматься. Он, уголовный преступник с солидным стажем и целым «хвостом» из самых серьёзных статей, вскарабкался на вышку пусть и не настоящей, но «зоны». А внизу бродят придурки- менты и вертят беспомощно головами в поисках неуловимого беглеца. Что стоит им задрать головы и посмотреть сюда? Площадка ограждена лишь с двух сторон горбатыми досками. Со всех же остальных мест любой недотёпа разглядит скорчившегося в узком пространстве человека, судорожно цепляющегося за чучело охранника с пуговицами вместо глаз.
Нет, здесь нельзя затаиться надолго. Хай, с тревогой, огляделся, и в голове его сложился план, с помощью которого он, возможно, выпутается из этой щекотливой ситуации.
А Булич с Сапрыкиным топтались на месте, сжимая один другому руки, не позволяя сдвинуться с места. У Андрея горели безумием глаза, лицо Кузьмы заливал холодный пот. Каждое движение причиняло боль, но, вместе с тем, гнев служил своеобразным анестезирующим средством. Вдруг старшина ударил противника ногой, обутой в тяжёлый ботинок, по причинному месту. От подобного удара любой мужик падает без сознания в результате болевого шока. Но этот безумец лишь опустился на колени, завывая от боли, но не выпуская из стального захвата своих пальцев запястий Кузьмы. Булич упал и увлёк старшину за собой. Тот попытался своим телом столкнуть киллера с места.
Оба, в конце концов, покатились по стальным рубчатым плитам. В груди Сапрыкина хрустнуло и он заскрипел зубами. Каждый вдох продирался сквозь жернова боли, принося с собой мучительные страдания.
Почувствовав, что противник слабеет, Мочило дёрнулся, поволок за собой Сапрыкина. Внезапно тот сделал подсечку, и Булич опять сверзился. Пришлось разжать руки. Ноги его уже отказывались держать. Лёжа на боку, старшина ударил в лицо Булича обеими ногами. Мочило откатился, заливая плиты кровью.
Тяжело дыша, Кузьма приподнялся на локте. Где Магнум? Он только что был здесь, лежал в углу, куда его свалила очередь из «Глока». Ага, пока Сапрыкин сражался с обезумевшим Буличем, старлей пришёл в себя и уже активно включился в общее действие. Пора и Кузьме присоединиться к патрону. Он с трудом поднялся и повернулся. Успел ещё заметить стоявшего рядом Булича и кулак его, что летел в сторону Кузьмы, увеличиваясь. Попытался увернуться, отскочить с траектории удара, но нога, искусанная крысой и повреждённая при падении с крыши цеха, подкосилась, и в этот момент кулак Мочилы, предмет восхищений всей солнцевской братвы, пушечным ядром вонзился в грудь старшины, и без того нестерпимо нывшую от сломанный рёбер.
Человек не может почувствовать, когда в него попадает артиллерийский снаряд. Такого неудачника моментально разорвёт в клочья фугасным зарядом или пробьёт насквозь чугунной болванкой. Но Сапрыкину показалось, что в него угадал именно такой снаряд. Он потерял сознание, ещё когда летел по воздуху. Пролетев не менее пяти метров безвольной куклой, Сапрыкин растянулся в том месте, где недавно лежал его напарник – старлей.

Минуту, а может и две, пробыл без сознания Баранников, брошенный на пол очередью из крупнокалиберного автоматического пистолета. Пули расплющились о броневые пластины, но кинетическая энергия , которая выделилась при этом, была столь велика, что кинула лейтенанта в нокдаун. Последствием попадания оказалась обширная гематома под бронежилетом, а также боль в разбитой при падении голове.
Но, надо отдать должное, Баранников полностью очухался за весьма короткий промежуток времени. Он увидел, как его напарник и друг Сапрыкин остановил безумца и даже повалил его на пол.  Баранников заметил свой пистолет, валявшийся неподалёку, и наклонился, чтобы подобрать его.
В это время находившаяся поблизости вышка внезапно зашаталась, накренилась и рухнула, распавшись на части. Перекатившись через голову, старлей на лету расстрелял падавшее тело в серой шинели и пилотке. После попаданий в воздухе заклубилась пыль, а в разные стороны брызнули опилки. Тело оказалось всего лишь чучелом, разрисованным углем, и с мелкими опилками внутри брезентового мешка.
Но что послужило причиной падения вышки? Пётр отбежал в сторону и пригляделся. Схватка между Сапрыкиным и Буличем к тому моменту закончилась. В конечном результате Кузьма остался неподвижно лежать, а Булич медленно направился к выходу, рукавом вытирая струившуюся с лица кровь. Пётр навёл пистолет ему в спину, но, подумав, опустил ствол. Где-то здесь затаился опасный преступник, ловко использующий в свою пользу всякую промашку в их противоестественной команде. Кроме того, полковник Москаленко, чьим напарником являлся этот безумец, тоже чего-то ждал. В такой ситуации делать первый ход было вещью опасной.
Москаленко действительно выжидал, напряжённо прислушиваясь. Из чемоданчика, который он предусмотрительно захватил с собой, но оставил пока что в коридоре, Николай достал прибор инфракрасного видения и сейчас использовал его для осмотра самых тёмных уголков зала, где предположительно мог затаиться беглец.
Когда зашаталась и рухнула вышка, он осматривал противоположную сторону. Теперь Николай знал, где ему необходимо сосредоточить внимание. Но несущая опора заслоняла от него частью тот сектор. Пришлось перейти в соседнюю комнатушку, где, судя по обилию пепельниц и пустой посуды, отдыхали ди-джеи и околомузыкальная богема.
С этого окна, хоть и меньшего по размеру, он сразу разглядел Хайновского. Понятно теперь, почему его не смогли обнаружить сразу. Просто все высматривали его внизу. Но никто не догадался поднять голову вверх, под своды зала. А он и был там. Ловкач висел на руках под самым потолком. Видимо, он прятался на той вышке и повалил её, перепрыгивая на брус кран-балки, с помощью которой техники шоу монтировали и настраивали им-лайтовское световое оборудование.
Если бы люди, создававшие интерьер дискотечного шоу, укрепили бы чуть лучше «сторожевую вышку», то беглецу удалось  ускользнуть в очередной раз. Бы. Но шум от падения конструкции из фанеры и досок выдал Хая. Пускай и висел он сейчас совершенно неподвижно, уцепившись руками за перекладины балки.
Полковник пододвинул ногой к себе открытый чемоданчик. Он не хотел спускать глаз с Хайновского ни на мгновение. Ему казалось, что стоит отвести взор в сторону, как это существо тут же растворится в воздухе и только ненависть, которая была связующим стержнем между зрачками Николая и оцепеневшим телом Хая, заставляла того оставаться на месте. Но всё же придётся его оставить там на несколько мгновений без внимания.
Дело в том, что чемоданчик полковника был не совсем пустой. В специальном углублении там имелось ещё одно интересное устройство, которое должно было покончить с этим кошмаром погонь и неожиданностей раз и навсегда. Чемоданчик был приспособлен для хранения и переноски штучных образцов оружия. В данном случае в нём хранился пистолет-пулемёт «Клин». Малогабаритный, длиною всего в двадцать пять с половиной сантиметров, он легко здесь умещался. Несмотря на солидный девятимиллиметровый калибр, весил он всего чуть более полутора килограммов. Москаленко и привёз его сюда на себе, собранном и готовым к действию. Он даже накрутил на дуло глушитель пятнадцати сантиметров длиной. Но чего он не стал цеплять, так это то, что оставалось до поры-до времени в чемоданчике. И сейчас это время настало.
Москаленко достал продолговатую трубу подствольного гранатомёта и одним движением прицепил грозное устройство на положенное ему место. Столь же быстро он извлёк округлое тело гранаты и вставил её в зарядный приёмник. Прошло всего пара- тройка секунд, а он уже наводил ствол «Клина» на беглеца.
Хайновский почувствовал движение и повернул голову в сторону открытого окошка. Судя по огоньку ненависти, сверкнувшему маленьким прожектором, он узнал полковника. Разделяло их каких-то два десятка метров. Кулаки, нож, резиновая дубинка не могли устрашить уголовника. Не испытывал он страха и при встрече с человеком, вооружённым пистолетом или даже автоматом. Но наставленный гранатомёт лишил его того чувства уверенности в себе, в свои возможности, которые были для него тес спасительным коньком, на котором он благополучно выезжал из самых опасных, казалось бы, безнадёжных, ситуаций. Промахнуться на таком расстоянии мог дилетант, но никак не дока тайных операций, каким был Москаленко. И деться никуда Хай не мог. Бежать было некуда. Можно начинать прощаться с жизнью, пока полковник не нажмёт спуск громового ружья.
Николай положил палец на крючок и задержал дыхание. У каждого из нас есть заветное желание, приближения которого мы страстно жаждем. И, когда миг исполнения его уже наступает, нам вдруг хочется остановить время, как-то растянуть его темпоральную сущность, чтобы миг этот раздвинулся столь широко, как это возможно устроить. Может быть, по этой самой причине, полковник задержал выстрел из гранатомёта, наслаждаясь самой возможностью решения опостылевшей проблемы. А может, причиной задержки стало то, что внимание его привлекло новое передвижение внизу, в зале.
Как оказалось, не он один догадался о причине падения вышки. Баранников вышел из-за колонны и поднял руку, вооружённую своим громоздким автоматическим пистолетом. Теперь у Хайновского стало на одного противника больше. И, если ещё оставался какой-то микроскопический шанс на спасение, будь то поломка гранатомёта, внезапный сердечный приступ у полковника или ещё какой мифический случай, то сейчас и этот шанс измельчился и вообще растаял, как расползается кусок рафинада в стакане кипятку.
Что он мог сделать? Только разжать руки и упасть вниз, уповая на благоволившее ему до сих пор везение. Если бы он оказался прав в своих ожиданиях (ведь уцелел же стрелок, а он падал с ещё большей высоты), и от падения не переломал бы ни рук, ни ног, то можно было бы попробовать скрыться, спрятаться от пуль и гранат. Но два пистолета, зорко стерегущих каждое его движение, делали эти желания фата-морганой.
Видел ли Баранников полковника, целившегося из окна с автоматного гранатомёта? Может и заметил, а может - и нет. Не надо забывать о том, что помещение теперь освещали всего несколько ламп, к тому же закрытых пыльными колпаками, и разглядеть что-либо при таком освещении было проблематично. Особенно если это «что-либо» быть увиденным вовсе не желало.             
Хайновский за последний час познал в полной мере то чувство, какое могла бы испытывать мишень в тире, когда стрелки решительно поднимают заряженные ружья и старательно наводят их на цель. Из темноты появился десантник, лейтенант, остановился внизу, почти под ним, и поднял огромный пистолет с пристёгнутым пластиковым прикладом.
Ладони у Хая стали скользкими от пота. В любой момент он рисковал сорваться и полететь вниз с высоты трёхэтажного дома. Нет высоко, заметит наш особо привередливый Читатель, но мы осмелимся напомнить ему, что внизу Хая ожидало не полотно, натянутое отзывчивыми спасателями из МЧС, и даже не копна мягкого сена, а металлические шестигранные плиты, похожие на звезду Давида. А широкое жерло пистолетного ствола напоминало, что даже в том удивительном случае, если при падении он сравнительно легко отделается, то будут незамедлительно внесены в это дело соответствующие коррективы. Жёсткие, девятимиллиметровые. Хай вздохнул и перебрался руками. Как раз в это время Баранников и нажал спусковой крючок.
Пуля звякнула о металл балки и зло завизжала в рикошете, улетев куда-то в темноту. Беглец выждал ещё мгновение и открыл глаза. Лейтенант внизу передёргивал затвор пистолета.
Автоматический пистолет И. Я. Стечкина предназначался изначально для офицеров, принимающих непосредственное участие в боевых действиях, а также для рядового и сержантского состава ряда спецвойск. Пистолет имел солидный девятимиллиметровый калибр и удачно совмещал в себе качества как пистолета, так и пистолета- пулемёта. Свободный затвор. Самовзводный ударно- спусковой механизм. Предохранитель является одновременно переводчиком огня и может занимать три положения: предохранительное, для одиночной стрельбы и стрельбы очередями. Темп стрельбы – 700- 750 выстрелов в минуту (для сравнения: «Хеклер-Кох М15А2 и А3 – 550 выстрелов в минуту, а знаменитый «Узи» - 550- 600), то есть довольно солидная скорострельность. Магазин АПС вмещает 20 патронов, расположенных в шахматном порядке. Пистолет носится в деревянной кобуре – для рядового состава, или в пластмассовой – для офицеров. Кобура может играть роль приклада, то есть пистолет легко перевоплощается в более солидный автомат. Имеется передвижной прицел для стрельбы на расстояние от 25 до 200-т метров. Довольно высокая точность попадания достигается  путём применения патрона умеренной мощности, и, как следствие – низкой отдачи, а эффективность автоматического огня выше, чем у аналогичных образцов зарубежного оружия. В данном случае возможна даже точная стрельба без применения приклада, с руки, как это обычно и бывает в экстремальных боевых условиях, чем Баранников не раз и не два пользовался. Правда вес более чем в килограмм и внушительные габариты вовсе не являлись плюсами, но Пётр давно привык к своему «Магнуму» и легко сносил эти неудобства.
Конструкция пистолета была довольно совершенна и, потому, перекос подачи патрона стал для старлея полной неожиданностью. Он попытался вручную вытолкнуть застрявший патрон.
Хайновский тут же уловил заминку и попытался воспользоваться этой паузой. Он словно проснулся от стопора кошмарного сновидения и теперь, быстро- быстро, перебирал руками, продвигаясь по металлической штанге. Он мог бы двигаться и ещё быстрее, но скользкие от выступившего пота ладони затрудняли слаженность движений. На несколько мгновений он даже он даже позабыл про Москаленку, но тот тут же напомнил о себе.
Пока старлей передёргивал затвор пистолета, а Хай торопливо перемещался по кран-балке, в голове у Николая вызрел зловещий план. Он снова прицелился, но уже не в Хайновского, а по колесу, с помощью которого кран-балка передвигалась под сводами цеха. Выстрел. Граната вылетела  из короткой направляющей и, в следующее мгновение, колесо балки соскользнуло с рельсины. Вниз посыпался дождь кирпичных обломков. Следом за ними полетел Хая, размахивая руками и ногами. Вопль эхом метался от стены к стене.
Баранников попытался сбить уголовника на лету, но Москаленко, стремительно перезарядив подствольник, уже выпустил вторую гранату, и теперь уже вся кран-балка наклонилась и неудержимо рухнула вниз. Баранников только сейчас сообразил о грозящей ему опасности и прыгнул в сторону, но его уже накрыло массой кирпичных обломков, что летели целым пластом. Облако силикатной и цементной пыли взлетело под самый свод и заклубилось там, вытягиваемой частично наружу сквозняком из разбитых окон.
Для гарантии Москаленко выпустил в кирпичное крошево длинную очередь, опустошившую магазин «Клина». Прислушался. Кажется, с нежелательными свидетелями некоторых его делишек, попадавших под разные статьи уголовного кодекса РФ, покончено. Остаётся заняться несколькими завершающими штрихами.
Николай споро отвязал тело охранника от вертящего кресла, вложил ему в непослушные руки «Клин» и привалил труп к окну. Охранник оказался на редкость крупным и тяжёлым. Пришлось поднапрячься. Одним движением Николай приподнял за ноги тело и вытолкнул его в окошко. Послышался грохот. Пускай следователи считают, что охранник участвовал в этом бою. На автомате обязательно останутся отпечатки его пальцев. То, что сделал полковник, на языке спецслужб называлось «вторичным убийством», имитации смерти тела, которое ещё до этого уже стало трупом. Далее – десантники. Что они здесь делали, увешанные оружием? А пусть поисками на эти вопросы милиция занимается, ищет, делает умные выводы. А с него взятки гладки. Эта проблема с плеч долой, дай Бог с остальными так же разобраться.

Булич вышел из зала, где отгремела музыка и танцоры ушли обратно. Исчез Слон, пропал в темноте Гнусавый, испарился Гришка- проводник, затерялись по углам узкоглазые азиаты. Отпустило, отлегло от сердца. Сделалось легко, как это бывало, когда он курил набитые «дурью» папироски, которыми его угощал Чёрт.
Здорово его сегодня мертвецы помяли, всё тело ныло и болело. Ноги  подгибались, но он двигался, стараясь покинуть это страшное место, где танцуют мёртвые и гуляют убитые.
Когда он увидел в коридоре незнакомца, то не очень-то и удивился. Незнакомец двигался ему навстречу. Росточка был он невеликого, да и сложения, можно сказать, весьма хрупкого. Куртка его была заляпана красным (кровью?), этим же вымазано и лицо. Волосы торчали слипшимися колтунами. Губы незнакомца шевелились, но слов слышно не было. И, самое главное – это глаза! Глаза у него были белые, без зрачков. Белки покрылись сеточкой кровоточащих сосудиков, и ниточки крови скатывались с уголков глаз.
-- Уйди, мертвец, -- заявил спокойно Булич. К покойникам он, за последнее время, стал уже привыкать. – Это не я убил тебя. Ищи своего. У меня и без тебя  мертвецов выше головы. Иди своей дорогой, а я пойду своей. Мне нет до тебя дела, так же, как и тебе до меня. Иди же, прошу тебя.
Странное дело. В голосе убийцы, опытного киллера, послышались просительные нотки. Тот, кто наводил ужас на многих, просил сейчас совершенно незнакомого человека уйти. Просил, а не требовал. Его визави выслушал просьбу, развернулся и, так же тихо, направился обратно, в ту сторону, откуда он вышел. Андрей усмехнулся, поднял руку, лизнул пальцы и пригладил волосы, стоявшие торчком. Покойник внял его просьбе и удалился в свой ад. Мочилу уже слушались мертвецы. Влияние его росло не только по эту, но и по ту сторону Стикса. Булич хихикнул.
-- Кто здесь? – в проёме дверей появилась фигура. Да это же полковник, его Вергилий, проводник по кругам этой преисподней. – Мочило?
-- Туточки. Шеф, твоё распоряжение выполнил. Сплясал танец смерти. Все мои мёртвые души при мне., танцевали здесь же самбу, румбу и прочий твист. Приходил, правда, тут один, тоже покойник, но я его отвадил. Пускай ищет своего крёстного, а мне и своих хватает. Полковник, ей Богу, хочешь – поделюсь?
-- Что плетёшь? – Москаленко вгляделся в лицо Булича. Не хватало ещё, чтобы у этого смертника «поехала крыша». – Какой покойник? Ты о чём?
Булич оглянулся. Незнакомца видно уже не было. А может, всё ему просто показалось?  От стресса, от всего, что свалилось на него в последнее время. Он пожал плечами и спокойно глянул в лицо Николаю.
Разбираться с проблемами киллера было некогда. Если выстрелы ещё не привлекли внимания, то взрывы уж точно дали знать, что на территории старого завода творится что-то дюже подозрительное. А уж за милицией сейчас дело не станет. Последние события в Кирове-на-Вятке подстегнули их активность, заставили быть поразворотливее. К тому же присутствие коллег из Центра и Интерпола тоже к чему-то обязывало. Следовало поторопиться. Москаленко ухватил Булича за рукав и увлёк за собой. Где-то вдали завыла сирена. К ней присоединилась вторая, сливаясь в общий унисон, а точнее – в тоскливый, пронизывающий вой.
Напарники скользнули в пролом и побежали вдоль длинного бетонного забора, прочь от воя, туда, где, в стороне, была оставлена машина, спеша убраться с места преступления, от места, где вершились дела, далёкие от нравственности.

Глава 26.
Всё внутри утонуло в густом молочном тумане. Хайновский попытался двинуться, но не смог. Туман давил на него, отнимал все силы, не давал шевельнуться. В нём даже гасли все желания. Хотелось уснуть и не просыпаться. Но какая-то мысль- егоза не давала окончательно расслабиться, толкала, зудела где-то глубоко внутри. Нужно было что-то сделать. Но, что?..
Постепенно туман начал редеть, рассасываться и Хай увидел какое-то помещение, огромное, непонятного назначения. Как он здесь очутился? Зачем? Попытался, для начала, подняться. Но опять ничего не получилось. Только теперь беглец обнаружил, что наполовину засыпан грудой кирпичного оползня. Мало того, на него обрушилась ещё и огромная железная балка, вся в пятнах ржавчины.
Хайновский напряг все свои немалые силы и медленно, потихоньку, сдвинул балку в сторону. Повторно попытался подняться и опять рухнул на кирпичи. Болела и кружилась голова. Странное дело, но предметы в отдалении Хай видел более отчётливо, чем те, что были от него неподалёку.
Хайновский нащупал кирпич и поднёс его к глазам. Целиком он видел его не более мига, а затем силикатный брусок задрожал, как желе, быстро начал истончаться и таять, оставаясь в то же самое время полновесной вещью, зажатой в ладони. Кирпич исчез. Хай  продолжал тупо разглядывать скрюченные пальцы, но и они тоже не желали оставаться стабильными, а растворились. Не полностью - проступил костяк запястья, но вот и вся рука растворилась на фоне кирпичного холма, который, в свою очередь, задрожал туманным маревом, а за ним уже проявилась картина нового помещения, точнее – коридора, освещённого тусклым светильником.
Невидимый кирпич выпал из руки. Но Хай не обратил на это внимания. Грязной рукой он провёл по лицу. Пальцы чуть не завязли в зарослях густых волос, пропитанных кровью и потом. Несколько раз мазнув, он стёр кровавый подтёк, и открыл глаза. Сейчас он всё видел совсем по-другому. Ближние предметы он различал отчётливо, а дальние сливались с полумраком.
Что же с ним случилось? Помнится, он висел на руках и даже, таким образом, передвигался. Затем было мгновение полёта, то есть – падения, удар и … темнота, которая скоро сменилась туманом. И чувство, что нужно куда-то бежать. А ещё – голод. И боль! Сильная, во всём теле, куда боль стекала с головы.
Хайновский осторожно поднялся на руках, выбрался из крошева завала и тихонько пополз в сторону, к тому коридору, что разглядел сквозь собственную руку. Вдруг ему показалось, что кто-то рядом стонет. Он остановился, прислушался, встряхнул головой и заковылял дальше, подстёгиваемый далёкими завываниями сирен патрульных милицейских машин.

Сапрыкин разлепил глаза чуть позже Хайновского. Над ним нависал закопчённый многолетним слоем сажи заводской свод, с закорючкой свернувшейся рельсовой направляющей. Непорядок. Так быть не должно. Это приводит к аварии.
Он с трудом повернул голову. Так и есть. Кран-балка рухнула сверху, содрав попутно целый пласт кирпичной кладки, и лежала сейчас на полу. А рядом -  испачканный силикатной пылью тяжёлый ботинок, точно такой же, какой был и на нём.
Ботинок шевельнулся. Сапрыкину показалось, что он слышит глухой стон, идущий словно из-под земли. « Это же … Магнум! Его завалило!».
-- Магнум! – крикнул Кузьма, то есть собирался крикнуть, но лишь хрип прорвался сквозь горло. Стон из-под кирпичей повторился снова. Точно. Теперь можно было не сомневаться – его командир там и ему нужна срочная помощь. Необходимо подняться и развалить эти камни, дать вдохнуть Петру свежего воздуха.
Десантник шевельнулся, на большее просто не хватило сил. Более того, он и сам с трудом мог вздохнуть. Малейшее движение отдавалось острой болью в грудине. Кузьма закрыл глаза.
Снова стон. Уже громче. Сапрыкин приподнялся на локте. Так, на боку, было чуть легче. И он так и пополз, боком. Медленно, сантиметр за сантиметром, добрался до кучи обломков и стал сдвигать силикатные куски в сторону. «Потерпи, Магнум, браток, я сейчас».
Он всё же успел до половины раскопать Баранникова, когда рядом затопали сапоги и их окружили люди в синих комбинезонах, в шлемах, с автоматами и мощными фонарями. И только теперь Сапрыкин позволил сознанию отключиться.

Когда по «02» мужской голос сбивчиво заявил, что на заводе слышна громкая музыка, дежурный хотел сперва отмахнуться. После того происшествия на дискотеке спецы из «Им Лайт» что-то там долго чинили, или даже монтировали заново. Вполне могло быть и так, что это они, в целях проверки всей системы, запустили свою машину на полную катушку. Но тут дежурный вспомнил, как начальник приказывал им быть предельно ответственными. Он послал сообщение автопатрулю проверить завод. Затем дежурный продублировал сообщение специальной оперативной группе из отделов УВД, ФСБ и товарищей из Центра, действующих по линии Интерпола.   
Патрульный УАЗ остановился на автостоянке и старший патруля попытался вызвать местную охрану. На звонок никто не прореагировал, равно как и на повторный. Старший патруля лейтенант Мокрецов собирался уже вызвать по рации дежурного, так как никакой музыки слышно не было, как вдруг внутри ближайшего цеха послышался взрыв, предположительно – гранаты, а через несколько мгновений последовал второй.
Тут уж гадать не приходилось, Мокрецов быстро и чётко доложил дежурному обстановку, а затем расставил свой экипаж таким образом, чтобы контролировать вход через проходную и его ближайшие окрестности. Автоматы сняли с предохранителя. Включили сирену УАЗа. На территорию завода Мокрецов решил не соваться, вспомнив судьбу своего товарища по батальону Братухина. Тот не стал никого ожидать, решил действовать по собственному почину. Поэтому Мокрецов и не отпускал своих людей от машины. Они прятались за усиленными бортами, выцеливая неизвестное воронёными стволами Калашниковых.
Получив сообщение, сотрудники специальной опергруппы прежде всего попытались связаться со своим сотрудником, внедрённым заблаговременно в охрану. Но Елькин на вызовы так и не ответил. Моментально поступил приказ на сбор оперативников. Уже в машине их догнал свежий доклад от дежурного, что экипаж патруля засёк на заводе то, что на армейском языке именуется элементами ведения боя. Ко группе оперативников присоединилась антитеррористическая бригада быстрого реагирования «Барс».
«Барсы» и ворвались первыми на территорию, рассыпавшись цепью. В пятнистых комбинезонах, бронежилетах и сферических шлемах, вооружённые автоматами Никонова и газовыми карабинами, они моментально заняли ключевые позиции. Дальше передвигались быстрыми перебежками, прикрывая друг друга.
Неслышно, тенями, «барсы» просочились в цех и рассредоточились там. В воздухе ощущался запах сгоревшей взрывчатки. По всем признакам здесь совсем ещё недавно проходил настоящий бой. Световая аппаратура, равно как и звуковые динамики, были разбиты пулями. Оперативники внесли в зал несколько мощных рефлекторов. Скоро зал залили потоки света. Почти сразу обнаружили  человека. Он лежал на груде кирпичных обломков и то ли закапывал, то ли, наоборот, пытался раскопать заваленного кирпичами бедолагу. На парне весьма атлетического сложения был надет бронежилет импортного производства, из-под которого торчали лохмотья чёрной футболки. Сквозь прорехи виднелись многочисленные кровоподтёки.
Когда к нему подбежали «барсы», он сначала приподнял голову, но сразу же бессильно откинулся и потерял сознание. Из-под кирпичей быстро откопали заваленного. Он был ещё жив, но пребывал в ужасном состоянии. Лицо и тело его было всё измято, многочисленные раны забиты кирпичным крошевом. Пострадавший временами принимался мучительно стонать, не открывая глаз.
Тем временем бойцы антитеррористической бригады споро обыскали помещения цеха, бывшего ареной локального сражения. Обнаружили ещё два трупа. Рядом с одним из них лежал пистолет-пулемёт «Клин» с пристёгнутым подствольным гранатомётом.. По всему выходило, что именно он и был источником и причиной взрывов, последствием которых и стало падение кран-балки и частичное разрушение стены, под обвал которой угодил один из двух неизвестных. Начали сносить в центр зала- цеха образцы оружия, после того, как сфотографировали и точно отметили на подробном плане цеха место, где оружие было найдено. К автомату «Клин» скоро добавили снайперскую винтовку СВД, пистолет ПМ, автоматический пистолет австрийского производства с лазерным прицелом и длинным глушителем. Сюда же положили АПС с пристёгнутым прикладом, выполняющем в свободном состоянии роль кобуры, и плоский малогабаритный самозарядный пистолет, состоящий на вооружении органов ФСБ. Последним нашли «Удар» и несколько резиновых дубинок.
Обнаружили ещё одного человека, пребывающего в шоковой прострации. На слова он не реагировал, двигался наугад и, явно, в прострации. «Барсам» пришлось принести его в зал на руках, где его опознали коллеги как старшего лейтенанта госбезопасности Александра Елькина. Лицо его было выпачкано краской. Глаза воспалились, зрачков почти что не было видно из-за сильного помутнения роговицы. Позднее, когда Елькина доставили в больницу, выяснилось, что в глаза Елькину попала краска из соответственного заряда для «Удара». А, после действия электроимпульсов шокера порядка полутора тысяч микрофарад, краска вплавилась в роговицу, вызвав при этом сильнейший болевой шок и лишив Елькина зрения. Он моментально вырубился. Позднее пришёл в себя и бродил по цеху до прибытия оперативных бригад, в крайне беспомощном состоянии. Должно быть, веления подсознания и не до конца выполненного долга заставляли его двигаться, а на большее просто не хватило сил.
А тогда, после обнаружения Елькина, по рации срочно вызвали машину «Скорой помощи», куда загрузили, кроме самого Елькина, ещё и обеих незнакомцев в кевларовых бронежилетах. Оба они так же находились в крайне тяжёлом состоянии. Многочисленные ушибы и переломы, вывихи и синяки, буквально покрывали их с головы до ног. Кто они такие и какую роль сыграли в развернувшемся здесь побоище? Всё это выяснит следствие, когда закончится осмотр и пострадавшие придут в себя до такой степени, что их можно будет подвергнуть допросу.

Кто знает свой город лучше таксистов, людей, хорошо ориентирующихся, где можно путь сократить, а где и удлинить, причём – существенно? Только вездесущая пацанва, да, частично, преступники и работники правоохранительных служб. Оставим пока что в покое детвору, которая облазила в своих гиперактивных играх все потаённые уголки и щели в городе. Сосредоточим наше внимание на двух других категориях неугомонной части человечества.
Первые из них изучают город и особые его точки в силу тщательной подготовки для свершения дел денежных и потому, зачастую, предосудительных. Вторые же вынуждены, в идеале, обойти первых и пытаются перемудрить  противника. Особенно усердствуют работники секретной части, как милиции, так и государственной безопасности. Если преступники рискуют тем или иным сроком отсидки, к чему они уже давно морально приготовились, когда решили преступить те или иные статьи Закона, то сексоты отвечают за качество своей работы собственной головой. Чтобы уцелеть в этом «соревновании интересов», необходимо здорово шевелить извилинами того студенистого кома, что гордо именуется мозгом.
Москаленко провёл Булича в свой особняк таким путём, что им не встретился ни один человек. Они проходили всяческими пустошами, заброшенными промышленными предприятиями, различными долгостроями, какими-то полужилыми трущобами, обитатели которых промышляли с раннего утра по свалкам и мусорным контейнерам, а днём отсыпались в своих немыслимых «норах».
Когда трёх- и пятиэтажные особняки уверенно сменили метастазы панельных хрущёвок, Булич весь ощетинился. В таком месте нарваться на милицейский патруль было гораздо больше шансов, чем отыскать на ухоженной болонке. Но Москаленко успокоил напарника. Мол, с ним Буличу волноваться не о чем. В этом районе у полковника «всё схвачено». Здесь, в районе фешенебельных особняков, своя служба безопасности, с которой у Москаленки полное взаимопонимание. Мочило сделал вид, что расслабился, но сам всё подмечал, сжимая в кармане рукоятку пружинного ножа.
К особняку, где проживал полковник, оба товарища подобрались с тыла. На первом этаже тыльной кирпичной стены оконных проёмов не было. Появлялись они лишь на уровне второго этажа, аккуратно ограждённые от суровой действительности вычурными решётками, выкованными кузнецом по фамилии Кузнецов. А ещё выше висел длинный балкончик в стиле «ампир» с выходом в мансарду. С балкона ниспадала зелёная волна, бело- розовая лепестковая пена, колеблющаяся под порывами ветерка, нежно гладившего лёгкими прикосновения бутончики ухоженных цветов. За цветами ухаживал специальный человек, специалист по фауне, работавший в Ботаническом саду, и, за отдельную плату, превративший в настоящий цветник окрестности этого бастион роскоши и самодовольства. Именно он сам натянул нейлоновые шнуры между газоном и «имперским» балкончиком. И сейчас по каждому шнуру весело карабкались вверх плети плюща. Эта зелёная завеса частично маскировала тайный лаз из ниши в стене, откуда напарники проникли в подвал.
Именно в подвале, Москаленко понял, что Хайновский здесь действительно побывал. Казалось, что сам воздух пропитался запахом неведомой опасности, вызывающей тревожные мускульные сокращения и приток адреналина в кровь. Полковник осторожно прошёл между стеллажей, стараясь ни к чему не прикасаться, и поднялся по лестнице наверх. За ним неотступно, как тень, следовал Булич, дыша в спину.
Следы пребывания Хайновского ощущались повсюду. Косо висевший пейзаж Хохрякова, сбитая к стене бордовая дорожка, бурый подтёк на объёмных обоях «Раш». Палас помогал передвигаться бесшумно. Окна везде были закрыты жалюзи, но света, пробивающегося между матово- белыми пластинами, было достаточно, чтобы детально разглядеть весь тот кавардак, что оставил после себя гость, который не особенно-то церемонился на чужой территории. Николай разглядывал пятна на стенах, разбитые бутылки в чаше наяды, распахнутые дверцы бара и чувствовал, как волны гнева начинают клубиться где-то в нутре, прорываясь наружу в виде хриплого дыхания, капель пота и сжатых до белизны костяшек кулаков.
Булич же сразу подошёл к бару, выбрал для себя бутылку виски «Джим Бим» и уселся в то кресло, где до него в последний раз сидела Лариса Кудрявцева. Он налил виски в высокий стакан для коктейлей и поднял его на уровень глаз. Москаленко разъехался в стороны, смешно выгибался на ходу и шевелил толстыми негритосными губами. Сейчас он больше напоминал Буличу Слона, который недавно так веселился в компании призраков на той дьявольской дискотеке. Андрей опустил стакан и, чтобы унять дрожь в пальцах, сделал хороший глоток. Виски обожгло гортань и провалилось в нутро. Через несколько мгновений через организм прошла ответная волна тепла, приятного и лёгкого. Булич улыбнулся и глотнул ещё.
Тем временем Москаленко уже шагал по лестничному серпантину, что загибался на второй этаж, где был его кабинет. Что ждёт его там?
Дела там обстояли, самым что ни на есть, печальным – сервантеским – образом. Сейф, так тщательно замаскированный, теперь бесстыдно обнажил своё пустое нутро. На полу валялись несколько бумаг, выпавших из папки. Стол также был раскурочен. Ящики частью были выдвинуты, а частью просто лежали на полу. Мерцал компьютерный терминал, приглашая к работе. Сесть за клавиатуру, войти в сеть, узнать все новости. Полковник пересилил себя – не до этого – вышел из кабинета, хлопнув дверью. Вошёл в спальню. В глаза сразу бросилась взбитая постель. Подушки разметали по углам. Одеяло, шикарное красное одеяло в атласном покрытии, таком благостно прохладном в жаркие ночи, жгутом свисало с низкой спинки из карельской морёной берёзы. Простыни также скрутились. Что здесь происходило? Он уже догадывался – что, но не желал верить в это. Со всей силой полковник хрястнул кулаком в дверь. Не заметил сгоряча, как по белоснежному пластику зазмеились от удара мелкие трещины.
Подошёл Николай к тумбочке, нажал сбоку. С мелодичным перезвоном выдвинулся секретный ящичек. Там хранилось несколько безделушек эротического назначения, среди которых лежала «Астра-7000», карманная модель для ревнивых жён, с инкрустацией на рукоятке. Николай хотел подарить его Ларе, но не успел. Пистолет больше напоминал игрушку, чем боевое оружие, но «укусить» мог пребольно, в случае необходимости. Лучшего под рукой не имелось, и полковник спрятал «игрушку» в карман. И вышел из спальни. Он уже направился было вниз, как вдруг внимание его привлёк едва слышный шум или скрип из тренажёрного зала. Николай достал из кармана «Астру» и рывком распахнул дверь.
От зрелища, которое открылось перед ним, содержимое желудка едва не покинуло своего вместилища. Всё помещение было забрызгано кровью. Посередине зала висело тело, едва заметно раскачиваясь. Скрип троса, судя по всему, и привлёк внимание Николая. Лишь приблизившись, он узнал труп. Это был Десятый, то есть Прохор Девяткин. «Я оставил у тебя сторожевого пса. На цепи он, дом стережёт». Кажется, так сказал ему Хайновский. Не допонял он тогда слов уголовника, подумал, что издевается тот над ним, а вон как всё вышло. С его человеком расправились самым жестоким образом. Просто подвесили к потолку и забили до смерти. И всё! Внизу, под телом, образовалась целая лужица крови, уже по краям подсохшая.
Николай прикоснулся к телу. И сразу отдёрнул руку, так как «труп» шевельнулся и послышался стон, больше напоминающий последний вздох умирающего. Невероятное дело, но Десятый всё ещё был жив! Но какое-то мгновение Москаленко даже испытал чувство гордости: его люди держались до последнего, используя малейший шанс, но чувство это тут же испарилось.
Что же ему сейчас делать? Вызвать машину «Скорой помощи» или оказать первую помощь самому? Зачем? Чтобы сохранить Десятого для следователей, которые непременно зададут ему массу различных вопросов, на которые парню придётся, в конце концов, ответить? Так не лучше ли оставить всё как есть. Часы жизни Прошки отстукивают и так последние минуты. Не может ведь человек с потерей такого количества крови и с такими повреждениями остаться в живых. Никак не может! А с покойника взятки гладки. Мёртвые, как известно, не кусаются. Сейчас надо уделить всё внимание решению некоторых своих проблем.
Перво- наперво это документы, что унёс этот проклятый монстр. С их помощью Николай планировал держать, на коротком поводке, ряд серьёзных деятелей Офицерского Фронта.. В этих документах, к примеру, говорилось о связи генералов и полковников с определёнными кругами Украины, с государствами Кавказского региона, Средней Азии и даже представителями натовских организаций. Документы годились как для шантажа коллег, так и для разоблачения и громких скандалов зарвавшихся. Сейчас, с утерей «управляющих» нитей, положение Москаленки в структуре Офицерского Фронта может существенно перемениться.
У Хайновского тех документов не оказалось. Точнее, он даже и не попытался торговаться, а сразу начал дурацкое шоу, «со стрельбой и преследованием». Ни слова о документах и Ларе Кудрявцевой. Где она? Что с ней? Где документы? «О дочь моя, мои дукаты!». И что делать с Буличем?
Одно дело, если документы безвозвратно утеряны вместе со смертью Хайновского. Означает ли это, кстати, что они утеряны и для всех? Эх, нужно было подойти к чудовищу, удостовериться в его смерти. А для стопроцентной гарантии всадить пулю в «точку киллера», находящуюся как раз между виском и ухом. Торопился он тогда сильно, вот и понадеялся, что от близкого гранатного разрыва, падения с высоты и обрушившейся кран-балки погибнет любой человек. Мысль эта, казавшаяся такой верной там, в цехе, когда клубилось облако пыли на месте падения балки, сейчас уже не была такой убедительной. Чёрт его знает. После электронного вмешательства в природу подопытного Хайновского очень уж прытким оказался сей объект исследований. Таким деятельным, что обскакал команду таких профессионалов, как отряд «А». Где они все? Вот ещё последний из них остался, чьё сердце перестанет биться где-то через десяток минут. Останется снять его с троса и перенести на пару с Буличем в укромное местечко да закопать. А потом явиться, как ни в чём не бывало, в институт. Под вопрошающие очи коллег из Цента.
Кого винить за провал миссии «Возрождение России»? На эту карту поставили слишком многое столь высокие силы, перед которыми полковник Москаленко букашка малая, ползущая по дороге наперерез катку. Хлюпнет и расползётся лужицей склизкой плоти. И нет никому дела до бывшего человека, звавшегося Николаем, Коляном. И деятели Фронта, что тоже рассчитывали на «Терминатор», строили планы, тактические и стратегические, переговоры вели, в расчёте на успех дела. И вот всё рухнуло. С кого спрос? Понятно – с кого. С Москаленки. Он – ответственный. Взял на себя инициативу, деньги через него потекли немалые, так будь любезен, голуба, ответить за последствия своей работы. А ответ-то известный – либо стреляйся сам, либо команду расстрельную к тебе в гости отправят. А от киллера профессионального не укроешься. Рано или поздно, но он тебя всё равно достанет.      
Не лучше ли самому уйти с миром? Имитировать самоубийство – усыпить Булича, сжечь дом – всё равно пропадёт – устроить так, чтобы обгорелое тело приняли за останки злополучного начальника спецслужбы Института Советской Армии. Опыта по этой части у полковника было не занимать.
Медлить долго было не в его интересах. Сел сразу за стол. Накропал записку. Мол, так и так, не могу жить дальше с такой тяжестью на душе, завалив дело по спасению всей нашей России- родины, матери и всё такое прочее. Пока писал, чуть самого слеза не прошибла. Написал записку, оставил на столе, чтобы позднее вернуться и определить её в такое место, чтобы огонь до неё не добрался, а служба спасателей обнаружила бы непременно.
Теперь дело стало за технической стороной. Николай вынул из ящика баллончик с парализующим газом. Пшикнул в лицо любому и делай с ним, что хошь. Затем направился вниз по лестнице к Буличу, что виски прямо из горла жрал, отставив стакан в сторону.
Вдруг звякнул в этот миг звоночек дверной. Сердце у Николая так и замерло в груди. Неужто уже идут по его душу? Сразу представилась группа суровых товарищей, отягощённых ответственностью, в форменных фуражках. А внизу Булич, словно почувствовав мысли полковника, подобрался весь, словно и не виски трескал только что, а на стрёме всё это время находился. Заметил полковник своим наметанным глазом, как Булич руку быстро в карман сунул жестом, со стороны неприметным. «Что там у него?» -- мимоходом подумалось Николаю, пока он мимо него к двери двигался.
В простеночке, рядом с дверью, так же, как и в кабинете, экранчик имелся хитренький – можно поглядеть в него и узнать, кто там перед дверью входной находится – желателен ли неурочный гость? Открывать ему дверь сразу с распростёртыми объятиями, или сделать вид, что хозяева в доме отсутствуют. Это устройство полезное известно как «видеоглаз» и устанавливается обычно в неприметном месте.
На экране, чуть больше почтовой открытки, светились знакомые огромные карие глаза. Лара?! Откуда?! Как?!
Почти не контролируя себя, Николай отключил блокиратор двери и нажал кнопку дистанционного управления, какие устанавливают в тамбурах КПП. Щёлкнула задвижка и загудел электромотор, управляющий операцией. Лариса толкнула дверь и вошла в крошечную прихожую. Затем повернулась и закрыла за собой наружную дверь. Лишь после этого открылся замок второй двери. Запирающее устройство было сработано таким образом, что второй замок не срабатывал до тех пор, пока разомкнута цепь первого затвора. Таким образом, через парадный вход не могли пройти больше двух человек одновременно.
Замок хлопнул несколько раз, но Лариса не спешила показаться. Что там происходило, в этом узком междверном пространстве? Затаился ли там боец группы захвата? А может Лариса ранена Хайновским, когда сбегала от него, и лежит сейчас за дверью в забытье, выложив все силы, чтобы добраться до его дома? А если всё же засада? Он не успел разглядеть окрестности – Лариса встала слишком близко к объективу миниатюрной видеокамеры, заслонив собой перспективу. Случайность? Или в этом есть нечто большее?
Москаленко вернулся назад, глянул на экранчик. Никого. Но хотелось удостовериться. Полковник нажал специальный тумблер. Снаружи дома зажужжал крошечный сервомоторчик. Изображение на экране- открытке поехало- побежало.. Казалось, что экранчик пришёл в движение. Но, на самом-то деле, он оставался на месте. Это развернулась камера, совершив панорамный обход доступного визуального сектора. При необходимости можно было заставить «глаз» сделать «наезд», то есть приблизить к зрителю заинтересовавший его объект наблюдения.
Поблизости от особняка не наблюдалось ничего подозрительного. На маленькой огороженной лужайке соседей включился автоматический насос и веер воды полился на зелёную траву, которую каждый вторник подстригал автокосилкой приходящий садовник, тот самый, с Ботанического сада.
Частично успокоившись, Москаленко одной рукой распахнул дверь, а вторую сунул в карман, нащупал там «Астру-7000» и сдвинул большим пальцем предохранитель в боевое положение. Но пистолет не понадобился. В тамбуре была лишь одна Лариса. Взглянув на Николая невидящими глазами, она опустилась вдруг на колени и сложилась вдвое, прижавшись подбородком к коленям. Волна волос улеглась дорожкой, закончившись почти у ног полковника. Тело женщины содрогалось от рыданий.
Полковник отпустил тёплую пистолетную рукоятку и устремился к своей подруге. Он уже не помнил, что за последние двенадцать часов вспоминал о Кудрявцевой не более двух раз и то лишь мельком. Сейчас он поднимал её и обнимал вполне искренне.
-- Лара, Лариса, где же ты была?
Москаленко провёл рукой по волосам, пропуская шелковистые пряди между пальцев. В ответ Кудрявцева упала ему на грудь и зарыдала с новой, удвоенной, силой. Рубашка на груди его быстро пропиталась влагой. И откуда в ней столько слёз?
Полковник успокаивающе похлопал её по спине ладонью и повернул ларисину голову к себе.
-- Ну ладно, хватит слёз, девочка моя. Ты уже дома. Уж здесь-то с тобой ничего не может случиться.
Лариса отпрянула от него.
-- Здесь? Не может случиться?! – Голос её сорвался на визг. – Да именно здесь он меня и насиловал. Именно здесь. – Она едва держалась на ногах от волнения.
-- Кто это – он? – вкрадчиво спросил Николай.
-- Ты сам его прекрасно знаешь. Хайновский! Он говорил о тебе, об опытах, в которых участвовал и после которых сбежал.
Москаленко продолжал улыбаться, но сейчас его улыбка была обжигающе холодной. Глаза сердитыми буравчиками сверлили подругу. Казалось, он старался заглянуть Ларе прямо в мозг, в глубины сознания. Она явно знала Хайновского, хотя он ни разу не называл этого имени ни ей, ни при ней. Значит, это правда, что она была с ним знакома много раньше, в молодости. Это обстоятельство несколько меняло дело.
-- Знаешь, Лариса, поднимись наверх, умойся, приведи себя в порядок и тогда мы продолжим нашу беседу. Нельзя же об этом говорить так, на пороге. Надо же тебя покормить в конце концов. А потом ты мне всё расскажешь. Всё, что с тобой приключилось с тех , как мы расстались на этой проклятой «зоне». А потом ты быстренько соберёшься. Но об этом позже …
Кудрявцева кивнула. В самом деле, нужно успокоиться, смыть с себя всю эту мерзость, всё, что на ней осталось гадостного, смахнуть эту боль, вселившуюся в неё за последние дни и даже пустившую корни.
Они прошли коридорами, и ступила в холл, откуда по лестнице нужно было подняться в её комнату.
В холле она была не одна. В кресле, где на неё навалился Хайновский, сидел незнакомый человек. Он взглянул на Ларису глазами цвета вечного льда и улыбнулся. От его улыбки на теле женщины выступила противная испарина. Этот человек вселял в неё ужас. Было в нём что-то такое, что определяло суть её старого знакомца Хайновского. Что именно? Взгляд? Улыбка превосходства? Манера держаться? Лариса не знала, но твёрдо была уверена, что человек этот смертельно опасен. А может она просто сделалась истеричкой и  самые обыденные вещи видит в чёрном свете?
Незнакомец поднял в приветствии руку, на бицепсе которой был наколот рыцарь в синих воронёных доспехах. Лицо рыцаря закрывал шлем с глухим забралом. В руке его был меч. В руке выколотого рыцаря. По другому бицепсу вилась паутина в крупную синюю клетку. При движении руки паутина колебалась и лапа паука, что лежала на плече, алчно шевелилась.
Прищуренными льдистыми глазами незнакомый мужчина наблюдал за приближением Ларисы. На мгновение женщине показалось, что в кресле сидит он, Хайновский. Сидит и ждёт, пока Лариса подойдёт достаточно близко, чтобы схватить её. Она остановилась и прижалась к стене. Над её головой висел маленький деревянный штурвал, внутри которого пристроился крошечный якорь, раскорячивший загарпуненные лапы.
А уже в следующий миг Лариса лихорадочно кинулась по лестнице, устланной длинной дорожкой, которую прижимали к ступеням медные прутья. Только наверху Кудрявцева остановилась и оглянулась назад. Незнакомец вовсе не спешил за ней, он потягивал, не торопясь, какое-то горячительное пойло сначала из горлышка бутылки, а потом из высокого стакана, куда он вылил остатки содержимого бутылки. Одновременно он пялился в мельтешение на экране телеящика. Почему она приняла его за Хайновского? Ведь Юра был довольно высоким, с длинными руками и ногами, глаза глубоко посажены, а этот человек был ростом ниже, коренастый, с квадратной челюстью, волосы почти белые, блондинистые.
Мужчина в кресле словно почувствовал, что его разглядывают, и поднял голову. Улыбнулся, заметив, как отпрянула Лариса от огороженной перилами площадки. Она поняла, что делало незнакомца похожим на Хайновского. Глаза! У них обоих одинаковый взгляд. Взгляд человека, которому уже нечего терять. Там, по ту сторону зрачков. Притаилась смерть. Именно она и управляет сейчас Хайновским, дёргая за невидимые ниточки. Заставляя выполнять свою дьявольскую волю и пожинать кровавый посев. Этот незнакомец, что по-хозяйски развалился в мягком кресле абрикосового цвета – убийца, причём убийца давний и закостеневший в своих деяниях.
И тут в гостиную- холл вошёл Москаленко и спокойно подошёл к незнакомцу. Лариса хотела уже крикнуть Николаю, чтобы он не приближался к этому человеку, остерёгся его, но язык ей не повиновался. Странное дело, но тот, с наколками, спокойно что-то предложил Николаю и тот набулькал в себе в бокал чего из домашнего бара, после чего снова вернулся к собеседнику.
Что же здесь происходит? Что творится в этом доме, с ней? Почему так тяжело на душе? Казалось, что внутри всё заливает тупая, непереносимая тяжесть, валит с ног, заставляет забыться. Именно такое состояние и называют в народе «кошки на душе скребут». Вонзают свои коготки всё глубже, всё больнее.
Лариса, почти что в трансе забытья, отворила дверь в свою комнату и переступила через порог. Вошла и остановилась, не сразу сообразив, что перепутала двери. Что не в свою комнату она попала, а в кабинет Николая. Обычно он всегда запирал эту дверь на ключ, а сейчас вот видимо позабыл.
В Ларисе сразу проснулось извечное женское любопытство. У неё эта комната ассоциировалась почему-то с тайной дома Синей Бороды. Бывало, что она фантазировала, представляя себе разные ужасы, связанные различными сторонами с запертой комнатой. Предположения были многообразны. Начиная с вполне невинных – в комнате спрятаны дорогие сердцу записного коллекционера реликвии – кляссеры с редкими марками или необычные ружья с инкрустацией из серебра. А вдруг там … прикованный цепью к стене измождённый пытками раб. Или, того ужасней – рабыня, с которой полковник тайных органов совершает некие садистские обряды. Как-то раз Ларисе даже приснился такой вот дикий сон и она долго стояла под дверью и прислушивалась, обмирая от страха, пока Николай был на службе. Но из комнаты тогда так и не донеслось ни одного звука, ни стона, ни даже тяжёлого дыхания измождённого существа.
И вот дверь в тайное тайных распахнулась. Кудрявцева смотрела по сторонам и испытывала что-то вроде разочарования. Здесь не было никаких сатанинских атрибутов, ни одного признака чего-то дико запретного, из-за чего стоило так печься с запорами и запретами. Не было вообще ничего необычного, разве что вмурованный в стену сейф с распахнутой дверцей, выставивший на всеобщее обозрение своё бронированное нутро. Что ещё? Тусклый, мертвенный блеск компьютерного монитора на специальной подставке. Огромный канцелярский стол с бронзовым прибором для письма, с часами и подсвечниками. И – посередине стола – конверт. Конверт не запечатан. Видно было, что задний клапан, который обычно заклеивают, прежде чем опустить эпистолярное послание в ящик, отогнулся.
Не зная, что делать дальше – выйти ли из комнаты или продолжить осмотр, Лариса приблизилась к столу и, неожиданно для себя, взяла конверт в руки. Он не был подписан, и Лариса собиралась уже положить его обратно, как руки сами извлекли исписанный листок. Глаза её впились в аккуратные строчки.
То, что скрывалось за содержанием, едва не лишило её чувств. Если бы письмо можно было бы сравнить с боксёром, то прочитанные строчки отправили Кудрявцеву в нокдаун. Всё сразу встало на свои места, образовало стройную композицию, в которой нашлось место даже невероятным рассказам Хайновского. И Пети Сазонтова, истории которого Лариса относила к ребячливым бравадам или даже откровенному бреду.
Стали понятны недомолвки Николая и все последние события облачились в другой, зловещий ореол. Трагической глыбой поднялись события, в которые Лариса или не вписывалась вовсе, или ей отводилась там весьма непонятная роль.
Кудрявцева читала прощальное письмо своего близкого друга. Он писал, что больше не может и не хочет нести тяжелейший груз ответственности за дела, далёкие от норм нравственности и совершенства. Оказывается, Николай был замешан чуть ли не в преступлениях против человечества, человечности и не в силах был выбраться из этих зловещих сетей.
«Прощайте, поймите и простите, если сможете». Лариса ещё раз прочитала эти строчки. Ей вспомнились глаза человека, который сидел внизу. Это убийца, жестокий, не знающий жалости. Он, без всякого сомнения, из той организации преступников, что опутали Николая по рукам и ногам. И если даже Николай, герой без страха и упрёка, по крайней мере, в её глазах, беспомощно склоняет перед ними голову, то что же делать ей, заведомо слабой женщине?
Она ещё раз взглянула на письмо и поняла, что надо делать. Она пойдёт за Николаем до конца. Дальше, чем шли многострадальные жёны «декабристов». Пойдёт даже впереди него. Через минуту, две, он поднимется сюда и убедится, что, когда это необходимо, его Лариса в состоянии сделать решительный поступок. Она разделит его судьбу в полной мере. Может быть, это сделает для него последний шаг менее трудным. Рука об руку они предстанут перед Господом, как Ромео и Джульетта, как Тристан и Изольда, как Дафнис и Хлоя. Бог всемилостив. Он простит бедных самоубийц и очистит их души от взятого на них греха. Лариса будет умолять Его простить их обоих.
Чтобы не передумать, женщина быстро покинула кабинет и вошла в свою комнату. Обстановка, к которой она так привязалась за последние дни, вопила об удовольствиях этой жизни. Лариса снова разрыдалась. И, чтобы укрепить свой колеблющийся дух, она ударила кулачками, со всей силы, по большому зеркалу, рядом с которым она любила прихорашиваться. Венецианское стекло выдержало удар. Лариса, рывком, выдернула ящик, в котором хранились лекарства. На пол посыпались разноцветные упаковки и бутылочки. Раскатились бесшумно трубочки «Тампаксов». Под каблучком что-то хрустнуло. Салпадеин, эффералган, кальцекс, аспирин, валялись бесполезной кучей.
Дрожащими руками Кудрявцева разгребла всю эту фармацевтическую кучу. Наконец в руках её очутился барбамил. Лара спешно разорвала облатку и отправила в рот всю пригоршню белых таблеток. Нашла ещё одну упаковку и сунула в рот вторую пригоршню снадобья. Таблетки слипались между собой, медленно растворяясь в вязкой слюне. Лара попробовала проглотить их, но нервный спазм свёл мышцы горла в непреодолимую преграду. К тому же угнетающе действовала горечь лекарства, принятого в чудовищной сверхдозе.
Женщина огляделась по сторонам. Заметила хрустальную вазу с букетиком хризантем. Вынула охапку цветов и швырнула их в сторону, не глядя. Цветы упали на низкую тахту. Несколько цветков скатилось на пол, на пёстренький коврик, что лежал перед тахтой. Лариса ничего не замечала. Глотнула прямо из вазы, как из большого бокала, мутноватую воду, и весь горький вязкий ком провалился в пищевод.
Кудрявцева поставила вазу на столик. Вот и всё! Наконец-то! Скоро, скоро всё закончится. Она останется навеки тридцатилетней. Фотографию улыбающейся счастливой Ларисы прицепят к металлической пирамидке поверх могилы. Иных фотографий у неё не имелось и уже не будет. Конец всем страданиям, всем переживаниям …
В голове всё поплыло. Стена внезапно накренилась. Что это? Землятресение? Нет, это просто Лариса упала в постель, ноги уже не держали её. Дыхание стало лёгким, как тополиный пух. Грудь едва заметно вздымалась, по инерции принимая последние молекулы кислорода, природного окислителя всего живого. Вот и всё! Это оказалось столь легко и просто. Лариса улыбнулась. Ей показалось, что дверь в комнату неслышно распахнулась. И в проёме показалась человеческая фигура, тёмный силуэт на фоне белой стены коридора. Лица его не было видно из-за сильного лучистого света, что переливался за его спиной. Кто это?.. Игорь … Игорь Кудрявцев. Он пришёл за ней, такой же молодой, каким был, когда они расстались. Сколько же лет прошло? Пять? Десять? Я ждала тебя, милый, я тебя помнила, помню, буду всегда твоей, всегда с тобой. Что для нас годы? Впереди у нас целая вечность, вечность, которую мы пройдём рука об руку, плечом к плечу. Игорь!

-- Игорь … -- едва слышно шевельнулись губы. Или ему показалось? Москаленко непонимающе огляделся. Лариса, вместо того, чтобы спешно наполнять чемоданы своими шмотками, разлеглась на постели. Зачем она бросила сюда цветы?
Рассыпанные по ковру упаковки лекарств открыли полковнику глаза. А выпотрошенная упаковка барбамила всё объяснила. А вот ещё одна. Чем ещё наглоталась эта дура?! Москаленко задрожал от накатывающегося на него приступа гнева. Он всё бросил, хотел взять цыпку с собой, а она вон что отмочила. Нужно что-то срочно делать! Промывание желудка, «Скорую помощь» вызвать.
Рука сама достала из кармана трубку мобильного телефона. Палец поднялся над миниатюрной клавиатурой и … опустился. Что он делает? Скорей отсюда убраться. Но – Лара?! Полковник осторожно поднял её голову. Волна волос упала на пол, прикрыла облатки, что несли в себе смерть от дурмана.
-- Эй, полковник!
Снизу послышался голос Булича. И, следом за ним, шум подкатившей снаружи машины.
Москаленко опустил голову Лары на тахту и прыгнул к окну. Возле дома стоял микроавтобус, из которого быстро выпрыгивали люди в камуфляжной форме. Немного дальше остановилась ещё машина. Это – за ним. Всё! Спасаться, пока есть ещё ничтожный шанс. Полковник выскочил из комнаты, подхватил на ходу чемоданчик, куда он успел сложить то, до чего не добрался Хайновский.
Холл пылал. Булич, по приказу полковника, поджёг всё, что могло гореть, и пламя уже весело гудело, быстро набирая силу. Огонь должен уничтожить здесь всё. И Десятого, который так неудачно попался Хайновскому, и Кудрявцеву, что предпочла бегство в смерть от забвения побегу на пару с полковником. Чёрт с ней, она сделала свой выбор.
Вот только слишком уж рано прикатили те, что стучались, звонили у входа. Кто их сюда направил? Кто его сдал? Тут внимание Николая привлекли слова «Терминатор» и «Возрождение». Он повернул голову к телевизору. Хорошенькая теледикторша с умным взглядом мило улыбалась с экрана и зачитывала специальное сообщение, по мере прочтения которого улыбка исчезала с накрашенных губ. Потрясённый Москаленко слушал совершенно секретную информацию о правительственном проекте и той его части, что была ещё более тайной, ещё более засекреченной. Знала обо всём до конца узко ограниченная группа лиц. Кто же из них? Почему?
У входа тем временем перестали стучать. Где-то посыпалось стекло. В окно пытались проникнуть. Ничего у них не получится – на окнах крепкие решётки – ручная работа. Вдруг наверху что-то упало. Проникли сквозь мансарду на третьем этаже? Ведь там решёток не было.
В руке Булича показался клинок ножа. А вот это глупо. С ножом против вооружённых «барсов»? Это они приехали по его душу, не иначе. Москаленко махнул киллеру рукой и открыл дверь, ведущую в подвал. Дожидаться группы захвата было последней глупостью, до которой он ещё не дошёл.
Мочило понял всё сразу и прыгнул вниз вслед за полковником. Они спешили, но не до такой степени, чтобы не прикрыть за собой плотно дверь. А в прихожей уже грохнуло и стальная неприступная дверь слетела с петель. Дом наполнился шумом шагов и быстрыми голосами. Люди сновали в дыму, перебегая от комнаты к комнате. Москаленко с Буличем тем временем уже вылезали через потайной проход и, скрываясь за кустами, перебежали на соседнюю улицу, где ещё не было патрулей.

Глава 27.
Сейчас, когда выяснилось, что целью группы захвата являлась, без всякого сомнения, личность самого Москаленки, он уже не сомневался. Игра его, ведущаяся на лезвии ножа, провалилась окончательно. Вопрос теперь стоял в том, чтобы выпутаться самому с возможно меньшими потерями. Хотя, надо признаться, некоторых потерь всё же не избежать. Дом, который он строил с таким старанием, пылал; Лариса, подруга его сердца, лишила себя жизни с помощью горсти снотворных снадобий, а дело, его проект, с которого он планировал получить такие крупные, можно сказать – громадные, дивиденды, окончательно лопнуло. Что же в таком случае осталось? Прежде всего – сам полковник, с его головой, да ещё кое-какие припасы, что он предусмотрительно оставил, как человек воистину умный и дальновидный. Такого исхода он не ожидал, но предусмотрел.
В своей конспиративной квартире он оставил несколько комплектов документов, на разные случаи жизни. Имелась там и определённая сумма денег, в рублях и в валюте, немного, лишь на первое время, чтобы пересидеть грозу и исчезнуть из города. Сложнее было с Буличем. Но Николай уже решил прихватить его с собой, как последнее средство – джокер в рукаве, этакого телохранителя- камикадзе.
Они пробирались вдвоём по самым тёмным переулкам, по пустырям и свалкам, где бегали одичавшие собаки и потерянно бродили  самые опустившиеся оборванцы. Булич завернулся в рваную пластиковую скатерть, изжёванную и обуглившуюся, а полковник нашёл старый брезентовый дождевик, замызганный донельзя, каким побрезговали даже нищие прощелыги. Теперь их не смог бы узнать даже самый изощрённый глаз сыщика, если бы таковой здесь присутствовал.
Когда оба наших героя миновали район трущоб, они скинули свою маскировку и спрятали рубища в кустах. В более фешенебельном районе их маскировка привлекала бы лишнее внимание. Москаленко понимал, что сейчас по всему городу объявлен розыск опасного государственного преступника. Сотрудники милиции и ФСБ наводнили все улицы, проверяются все возможные места, где мог бы затаиться начальник особого отдела секретного НИИ. Поэтому он и не пошёл в ту квартиру, где не так давно оставлял Булича. Бабка, что тогда торчала у окошка, могла узнать его. А именно к таким «наблюдательницам» и направляются в первую очередь участковые, чтобы проверить свой участок, с фотороботом, выданным в управлении.
Пришлось добираться до запасной явки, где также имелись бланки документов, деньги, запас продовольствия. И, когда пара преследуемых Законом отщепенцев добрались до явки, они остановились, выжидая, нет ли в доме засады. Через десять минут наблюдений Булич отправился в дом. Оперативники, запрограммированные на Москаленку, увидят небритого Булича, который примется просить у них кусок хлеба за-ради Христа, если на звонок они откроют дверь. А если признаков жизни не проявится после продолжительных трелей звонка, или квартира окажется заселена непрошенными гостями, то … То Буличу придётся выкручиваться самому. Короче, расчёт строился на том, что там, в любом случае, если и ждут, то никак не Мочилу. Но, честно говоря, Москаленко надеялся, что он просто «дует на воду, обжёгшись на молоке». Лучше перестраховаться, нежели чем оплошать.
Через долгих пятнадцать минут мучительных опасений и переживаний в окошке помахали полотенцем. Всё, значит, в порядке и можно заходить. Николай обхватил рукоять «Астры» и распахнул дверь подъезда. Квартира была не заперта, а Булич уже шуровал в «Минске», что аппетитно урчал даже с открытой дверцей.
Утолив чувство голода, Москаленко задумался, каким образом можно покинуть город, внезапно превратившийся в капкан. Сейчас на каждой сквозной дороге стоит пост. Проверяют каждую машину. В аэропорт соваться вообще нельзя. Там он будет, как в чистом поле без штанов, виден всем и каждому. Со времён Кризиса полёты на аэробусах перестали быть для россиян доступным средством путешествий, и затеряться в пустом павильоне было бы поступком необдуманным.  А пешком покидать Киров-на-Вятке было бы величайшей глупостью. Да и не солидно это в его-то положении человека, стоявшего над толпой. Что, ему сейчас, всю жизнь по берлогам прятаться? Это уже и не жизнь будет, а её жалкое подобие, звериная борьба за существование. Нет, так поступил бы Булич, или Хайновский. Но только не Москаленко. Всё равно должен быть какой-то выход.
Тем временем насытившийся киллер задремал в продавленном кресле, далеко вытянув ноги, обутые в сапоги. Да, жить с таким соседом удовольствие не из самых изысканных. А придётся как-то приспосабливаться, ведь квартирка-то однокомнатная.
Когда Булич начал высвистывать носом рулады, Москаленко вошёл в ванную комнату, заперся там на шпингалет и немного потрудился над одной из кафельных плиток, ничем, казалось бы, не отличавшейся от остальных. Николай аккуратно выколупал её из стены. За ней была выдолблена ниша, где, в специальном контейнере, хранились бланки различных документов, паспортов и удостоверений, а также несколько стопочек рублей и пачечка долларов. Николай всё рассовал по карманам, а плитку приладил на место, загладив пазы пылью. Если не очень приглядываться, то не место тайника в глаза практически не бросалось.
Выспавшись, Булич открыл глаза и тут же протёр их, чтобы удостовериться, что он уже не спит. Пока он дремал в неудобной, кстати, позе, полковник организовал в комнате минифотостудию. Посередине комнаты, напротив белёной известью стены, он поставил кухонный табурет. Перед табуретом, на суставчатом штативе, укрепил большой зеркальный фотоаппарат. По обе стороны от камеры, на специальных прищепках. Он повесил по лампе с отражателем. Ещё одна лампа стояла позади  и чуть в стороне от табурета, обеспечивая контровое освещение, чтобы отбить объект от фона.
-- Вставай, Андрей, поднимайся с кресла. Сейчас мы будем делать из тебя нового человека.
Булич ушёл в ванную, поплескал там в лицо водой, а когда вернулся в комнату, на столе уже лежал целый набор из театральной гримёрной. Разного рода накладные бороды, усы, фальшивые бакенбарды, тональные крема, краски, какие-то шарики, резиновые трубочки, кисточки и баночки, и среди этого косметического изобилия колдовал полковник. Как опытный визажист, он наносил себе кисточкой мазок за мазком, гляделся в зеркало, поворачивая лицо под различными углами, и снова наносил что-то на лицо. Затем приклеил бакенбарды, поправил причёску и к Буличу уже повернулся пожилой интеллигент. Очки в дорогой оправе довершили последние штрихи изменения личности. Булич едва не открыл от изумления рот. Если бы он не видел все эти ухищрения своими собственными глазами, то посчитал бы это чудом, или ловким обманом.
-- Сейчас и до тебя очередь дойдёт, -- усмехнулся «профессор». – Ты, Андрей, будешь моим водителем, телохранителем и – по мере сил – секретарём. На машинке печатать умеешь?
Булич помотал головой, всё ещё не придя в себя от столь разительного и эффектного перевоплощения.
-- Ничего, научишься. Давай, садись на моё место, я над тобой поколдую.
Опытные руки разглаживали кожу, наносили слои смягчающего крема, а затем ещё, но уже с тёмным оттенком. Нос Булича сделали более массивным, сунув в ноздри две коротенькие трубочки из гуттаперчи. Ещё два резиновых шарика поместились под верхнюю губу и, таким образом, на лице выделились желваки. Частично их прикрыли усы подковой «по-шляхетски». Короткую причёску Мочилы прикрыл густой тёмный парик.
Москаленко с удовлетворением осмотрел получившийся продукт стараний опытного специалиста по маскировке. Булич разглядывал себя в зеркале с не меньшим удивлением, чем до этого – самого полковника. Перед зеркалом сейчас сидел совсем другой человек – помолодевший карпат, совсем без морщин и с чёрными глазами, полученными с помощью тонированных контактных линз. Тот незнакомец, что выглядывал из зеркала, смотрел сурово. Чувствовалось, что человек он непростой и нрава весьма крутого.
-- Ну что, доволен своим новым обличием? – спросил «профессор» в звании полковника. Он быстро убрал все краски, крема и парики. Что-то подправил под столом и вдруг снял всю верхнюю крышку. Под оказался ещё один тайник – в тщательно вырезанных углублениях хранились печати, различного рода штампы и несколько стопочек бланков, а также «чистых» удостоверений и паспортов.
-- То, что я сделал, лишь первый этап перевоплощения. Ежели наше обличие не зафиксировать печатью и подписью, то все старания пойдут прахом. Без бумажки, как известно – таракашка, а с бумажкой – человек. А какой именно человек, этим делом я сейчас и займусь. Обычный человек в нашем случае не подойдёт. Милиция и коллеги сейчас разыскивают нас как раз среди простых людей. Они думают, что мы будем пытаться затеряться в толпе простых россиян. А мы этого делать не станем. Совсем наоборот, мы сделаем так, чтобы всякой милицейской «шавке» не хотелось бы о нас руки пачкать. Поэтому я выбираю для себя должность профессора, преподавателя антропологии в Пражском университете. Специализируюсь там, знаете ли, по антропософии, ярый последователь Штейнера. Цель моей командировки в Российскую Федерацию – изучение и беседы с экстрасенсами. Телепатия, телекинез, пирокинез и прочие парапсихологические штучки. Со мной неотлучно находится спутник – Янош Гельцевич. Это – ты, запомни своё имя …
Рассказывая все подробности скрупулёзно разработанной «легенды», Москаленко, а точнее – Франтишек Печка, усадил Гальцевича- Мочилу на табурет и сделал несколько снимков. Потом Андрей так же сфотографировал Николая.
Получив качественные цветные отпечатки, Москаленко принялся колдовать над бланками документов. Каллиграфическим «канцелярским» почерком он заполнял страницы паспортов и удостоверений. Было выписано даже разрешение на хранение и ношение оружия – массивного «браунинга», вторая модель «Хай Пауэр» за номером 633812, каковой Москаленко тут же выдал Буличу, вместе с запасной обоймой и кобурой жёлтой натуральной кожи и с набором ремней для ношения оружия под мышкой.
Скоро всё было готово. Булич дивился, разглядывая нового себя на снимке, скреплённом чешской гербовой печатью с раскинувшим крылья орлом.
-- Но я не знаю ни одного слова по-чешски, -- буркнул уголовник.
-- Тебе и не обязательно знать. Молчи, я буду говорить за обоих.
-- Ты … Вы знаете чешский язык? – удивился Андрей.
-- А кто здесь его знает? Для общения подойдёт английский или немецкий языки. А уж на них-то я как-нибудь смогу изъясняться. К тому же мы «можем» знать русский. Плохо, с акцентом, но знать.
-- Понятно. Когда выходим?
-- Ты что? – полковник вопрошающе посмотрел на Булича. – Ты думаешь отправляться вот так, своим ходом? Да нас изловит первый же милицейский патруль.
-- А зачем же тогда все эти старания? – Булич показал на фотоаппарат и заполненные бланки.
-- Всё это нам понадобится, когда мы вырвемся из этого кольца. Сейчас здесь столько сил задействовано, что проскочить сможет разве что мышь. Или сами работники сил правопорядка. Вот этим мы и воспользуемся.
Москаленко открыл дверь платяного шкафа и достал оттуда коробку. В ней было аккуратно сложено милицейское обмундирование.
-- Прежде чем одеваться, хорошенько смой весь грим, что я на тебя наложил.
-- Зачем же тогда мы так тщательно красились?
-- Для документов. Неужели ты хочешь, Андрей, чтобы кто-нибудь здесь знал, в каком обличии мы покинем этот город? Да через час будет составлен подробнейший фоторобот, а ещё через несколько часов нас обязательно засекут и тогда не помогут никакие документы, сколь бы хорошо они не были бы сделаны. Всё это я в точности восстановлю позже, когда Киров-на-Вятке останется далеко позади.
-- А куда мы направимся?
-- Есть у меня одно местечко, где мы сможем спокойно отсидеться. Там нас никто не достанет.
Булич отправился в ванную отмываться, а Москаленко набрал номер на мобильном телефоне.
-- Алло, -- ответили из трубки. – Рысьев на проводе.
-- Здорово, Серёга! – весело поприветствовал собеседника полковник.
-- Кто?.. Ты?.. Николай, да откуда же это ты?..
Москаленко скорей почувствовал, чем услышал щелчок. Рысьев, верный себе, включил свою аппаратуру, записывающую разговор, а также определяющую по компьютерной развёрстке города, в какой именно точке его находится собеседник.
-- Не надо, Серёга. Можешь выключить свои механизмы. Я, и без них, сейчас тебя в гости приглашаю, как первого соратника по Офицерскому Фронту.       
-- Какой Фронт, Николай, да ты что, побойся Бога!
Отсюда было слышно, как подполковник внутренней службы засуетился. Фоновый шум пропал. Значит, запись Рысьев всё же отключил.
-- Так ты, Серёга, друг мой любезный, никак провалами памяти страдаешь? – удивился Москаленко, сдабривая слова налётом искренности. – А как же все те сведения, что ты старательно поставлял Фронту все эти годы о работе конторы? Если ты вдруг всё позабыл, то я могу и напомнить. Вон у меня всё здесь записано, задокументировано. Приезжай, почитай, глядишь, всё и вспомнишь.
-- Чего тебе от меня надо?
Голос Рысьева сел, стал сиплым. Это пройдёт, но вся его хитрость останется. С ним надо держать ухо востро.
-- Слушай, ты как золотая рыбка. «Чего тебе надобно, старче?». А надобно мне отдохнуть трошки. Что-то здешний климат мне на нервы стал действовать в последнее время.
-- Я догадываюсь, отчего.
-- Вот и хорошо, не надо объяснять. Ты всегда, Сергей, был догадливым. Оставайся и впредь таким. Далеко пойдёшь, если не раскроют товарищи некоторых своих делишек.
-- Короче, -- озлился Рысьев. Наверное, у него участилось дыхание и ладони стали липкими от пота. Николаю не было видна лица собеседника, но он хорошо представлял его холёное лицо с бегающими от волнения глазами, горизонтальную сеть морщин, перечеркнувших лоб мыслителя. «Думай, Рысьев, думай. Оценивай каждый свой шаг. Ты ведь всегда оцениваешь события на  пользу или вред для своей персоны».
-- Помоги мне исчезнуть отсюда и дороги наши разойдутся. Навсегда.
-- А что я с этого буду иметь?
Эх, быть бы Рысьеву купцом- коммерсантом. В любом деле он ищет выгоду.
-- Самый лучший капитал. Здоровые нервы. Незапятнанная репутация. Или этого тебе мало?
-- Маловато будет.
-- Не зарывайся, Сергей. В своё время я тебя нашёл, с моей помощью ты первые шаги в карьере сделал, могу я тебе её подпортить сильно, вовек не отмоешься. В твоих интересах заглянуть ко мне. Вот адрес … И без фокусов, Рысьев, ты меня знаешь.
Полковник заранее занял выгодную позицию. Он увидел машину Рысьева и его самого, который, глянув на номер дома, вошёл в подъезд. Пока подполковник поднимался по лестнице и звонил в квартиру, Москаленко оценивал обстановку - нет ли у его приятеля хвоста, не пасут ли его случайные прохожие. Сам он участвовал в десятках подобных операций и мог бы просчитать каждого из участников. На улице похожих не наблюдалось, и Николай вышел из тени, когда Рысьев медленно спустился по лестнице вниз.
-- маленькая предосторожность, -- заявил полковник, криво ухмыльнувшись. – Я проживаю в соседнем доме и мне захотелось удостовериться в твоём благоразумии. Что ж, я доволен. Пойдём ко мне в гости.
-- А как же эта квартира, что ты указал мне по телефону?
-- Я же тебе объяснил. Хозяева выехали на месяц за границу. То, что надо, чтобы проверить старого приятеля «на вшивость». Пойдём.
Николай пропустил собеседника вперёд и указал ему дорогу. Он заметил, что Рысьев нервно поглаживал странную выпуклость на пиджаке. Всё-таки Сергею не хватило оперативной сноровки и опыта. Пистолет под пиджаком мог разглядеть даже ребёнок. Поворачиваться к Рысьеву спиной не следовало. Мало ли что придёт на ум обезумевшему от страха карьеристу.
Увидев в комнате второго человека, Рысьев съёжился. Он никак не ожидал, что у Москаленки появился спутник. Видимо, он рассчитывал улучить удобный момент и пристрелить старого дружка, который в своё время сделал немало для его успешного служебного роста.
Спутник Москаленки носил форму работника милиции, но Рысьев видел по лицу, по глазам, что это не более, чем маскировка.
-- Мы будем разговаривать с глазу на глаз, или в присутствии третьего лица? – Рысьев, кивком головы, указал на «милиционера».
-- Как тебе будет угодно. Только в варианте «тет-а-тет» тебе придётся положить свой пистолет на стол, чтобы мы видели его оба.
Рысьев покраснел, скулы его зашевелились, но он медленно расстегнул пиджак и положил на стол пистолет Марголина с навинченным на дуло глушителем.
-- Ого! Но я тебя понимаю. Не волнуйся, всё будет «тип-топ». Кажется, так выражается твой младший братишка?
Рысьев заскрежетал зубами. Он тщательно скрывал то, что его младший брат связался с одной из нижегородских криминальных группировок, а также то, что порой он с братом тайно встречается. Это давало обоим некоторую взаимную выгоду. Но каким же образом эту тщательно скрываемую информацию сумел узнать Москаленко?
-- Видишь, как много я про тебя знаю. Нужно ли тебе, чтобы я пообщался с твоими коллегами? Вижу по твоим глазам, что не хочешь. Так вот, я могу тебе оказать эту важную услугу, притом почти бесплатно. Ты вывезешь нас из города на своей машине. И сделаешь это прямо сейчас.
-- Но как я смогу это сделать? Ведь правоохранительным службам всего города розданы твои фотографии и каждый из них готов арестовать тебя … вас.
-- А мы лишим их этого удовольствия. И при твоей деятельной помощи. Никто ведь не станет осматривать машину милицейского начальника. Тем более, что он едет с сопровождающими лицами. Мы готовы составить тебе компанию для небольшого вояжа.
-- А как я объясню своё отсутствие на рабочем месте?
-- Объяснение с кем-либо я оставляю тебе. Я знаю, что ты выкрутишься из любого, самого щекотливого положения. Не стесняйся, прояви фантазию. К примеру, может быть ты едешь на встречу с начальниками из Управления внутренних дел Нижнего Новгорода.
-- Давайте я свяжусь с Антоном. Может быть он сумеет помочь лучше меня?
-- Хочешь с помощью своего братца расправиться с вами?
Если такая мысль и посещала голову «Лисьева», то он сумел скрыть это чувство и уверил полковника, что помощь Рысьева- младшего будет более эффективна, чем потуги оперативника- любителя, с чем Москаленко, в конце концов, был вынужден согласиться. Он стоял рядом с Сергеем, пока тот вёл переговоры с Рысью, как именовался среди своих дружков Антон Рысьев, рэкетир и коммерсант, как это было начертано в его визитке. Правда, про первую профессию, там не было написано ничего, что не мешало его деловым партнёрам догадываться о второй жизни их удачливого коллеги.
Антон согласился помочь брату, и его «Волгу» с друзьями встретили на въезде в Шахунью. Из «Волги» вылезли два милиционера в полной форме и пересели в джип «Мицубиси Паджеро». К Сергею подсел ненадолго братец Антон. Они о чём-то побеседовали недолго, порядка десяти- пятнадцати минут, после чего «Волга» развернулась и укатила обратно в край вятских раздолий – равнин и плавных увалов, навевающих дремоту на пассажира машины, особенно если он не спал последние двое суток.
Наши друзья сидели сейчас в окружении нижегородских молодчиков, одетых по-фирме, которые скептически оглядывали ментовские прикиды попутчиков. По каким-то незримым нюансам они угадали в Буличе своего, коллегу, и уже не демонстрировали признаков антипатии, чем они грешили, когда приятели уселись в джип. Кое-что разъяснил и Антон Рысьев. Он честно выполнил поручение своего брата, и Нижегородская губерния стала лишь промежуточным, транзитным пунктом их путешествия.
 Мы не станем утомлять нашего Читателя, который и без того уже устал от столь продолжительного повествования, но ещё несколько страниц большой погоды не сыграют.
Теперь уже можно открыть планы нашего «Наполеона». Он решил спрятаться на той базе, где должны были пройти тренинг отряды Офицерского Фронта. Как помнит внимательный Читатель, операция внезапно сорвалась на самом последнем, заключительном этапе. Но на самой базе всё было готово к приёму многочисленного контингента курсантов. Только вот приезд их всё откладывался.
И вот, вместо многочисленных офицеров, к лагерю пробирался Николай, вместе со своим напарником- секретарём. Их «легенда» сыграла беспроигрышно. Как горячий нож проникает сквозь брусок свежего масла, так оба приятеля пронизали российскую территорию в поисках телепатов и экстрасенсов.
Власти регионов сквозь пальцы смотрели на чудаковатых иностранцев, тем более что те не очень-то задерживались на их землях. Местные знахари и травники чем-то не устраивали чем-то антропософа из Праги, и он забирался всё дальше в южные районы России.
Пенза, Саратов, Волгоград. Ау, целители, мировая наука интересуется вами и методами вашей работы! Но … но учёные двигались дальше. Задержались они лишь в Ростовской губернии. Нашли в селе Валуевка человека, который похвалился знакомством с одним стариком, проживавшим в калмыцком селении Яшкуль. Старик прославился в тех местах необычным врачеванием, сочетанием трав и песнопений.
Франтишек Печка очень заинтересовался сообщением и за полтораста американских долларов, долго не размышляя, снарядил целую «экспедицию», в которую, помимо него и молчаливого секретаря Яноша, вошёл лишь один валуевский словоохотливый сторожил.
За отдельные деньги он всучил им старенький «Газон», потрёпанный, но вездеходный «Газик», и надеялся, по ходу дела, совершить ещё несколько столь же удачных финансовых операций. Но очень скоро проводник вернулся домой, плюясь и кляня гостей на чём свет стоит. Оказалось, как он рассказал потом соседям, он завёл со своими новыми партнёрами деловой разговор о чрезвычайно скудном вознаграждении за столь ценную услугу. Хитрец специально дождался, когда они минуют границу тайными, контрабандными тропами, чтобы мысль о возвращении не крутилась в голове у необычайных спутников. И собирался-то он стрясти с них ещё одну сотню долларов, от чего бумажники заморских гостей не должны оскудеть, по мысли их проводника.
Но чешский учёный проявил вдруг редкую скаредность. Он ни на один цент не захотел прибавить плату их дружелюбному поводырю. А когда тот намекнул им, совершенно без задней мысли, что без его помощи им не отыскать того старика, Печка оскорбился и, выдав обещанное вознаграждение, прогнал с глаз долой неудачливого коммерсанта. Такого разворота событий вожатый никак не ожидал и решил пойти «на-попятный», чтобы честно и до конца выполнить данное обещание. Но иноземные гости показали свой нехороший нрав и молчаливый дотоле секретарь крепко приложил свою весьма тяжёлую, как оказалось, руку к носу проводника. Пришлось тому бежать прочь, орошая каплями крови придорожную пыль. На попутках незадачливый «Сусанин» добрался до дому и при соседях клятвенно зарёкся навеки связываться с иностранцами, даже если те будут ему предлагать хорошие деньги. Ну, разве что, если обещанная сумма будет уж очень большой и уплачена будет вперёд, авансом. Соседи осуждающе покачивали головами, и неизвестно было, кого они винили – учёных из далёкой европейской страны или их соседа, давно прославившегося своей жадностью.
Если бы незадачливый предприимчивый житель Валуевки вздумал вернуться обратно, чтобы полюбоваться на жалкие потуги несговорчивых иностранцев найти крошечный Яшкуль и калмыцкого шамана в бескрайней степи, то он бы сильно удивился. Чехи весьма уверенно двигались на «Газике», набитом бензиновыми канистрами, и двигались они в определённом направлении, пыля по заброшенным дорогам.
Машина забиралась всё дальше и дальше в калмыцкие степи, заглядывая в редкие селения- аилы, где путники покупали варёную баранину, лепёшки и кумыс, после чего двигались дальше. Местные жители провожали запылённую машину сонным взглядом и занимались своими делами, дающими им – слава Будде – пропитание на каждый день. Они давно уже отучились интересоваться такими вот пришлыми группками незнакомых людей. Если их не трогали, то и они ничего не замечали, ни о чём не расспрашивали.
Границу между Калмыкией и Дагестаном преодолели легко. В отличии от рубежа с Областью Войска Донского, где широкие рвы и насыпи соседствовали с высокими вышками и проволочными заграждениями, здесь были участки, где, кроме обвалившегося рва, не было иных признаков территориально- административной границы.
Переваливаясь через осыпающуюся кромку, «Газик» переехал в Дагестан и газанул. Скоро условная линия границы осталась позади. Теперь двигаться приходилось вдвойне осторожно. Следовало остерегаться как жителей приграничных селений, так и барражирующих патрульных групп. К россиянам, равно как и представителям европейских государств, здесь относились насторожённо. Уж слишком много появилось со времён вооружённых конфликтов контрабандистов и наркокурьеров, которые вовсю использовали приграничье для своих тайных операций.
Один раз над ними низко прошёл вертолёт. Чей он, России или принадлежал ВВС Дагестана или Грузии, разобрать было нельзя. К тому времени «Газик», вместе со своими пассажирами, запылился до такой степени, что почти сливался со склоном кургана, заваленного крупными скальными валунами, следами доисторического вторжения сюда ледников.
С вертолёта их, похоже, так и не заметили. Иначе они бы спустились ниже и тогда воздушным потоком от вращающихся лопастей винта разметало бы вмиг песчаные барханы, обнажая от песка и пыли бока их полевого вездехода- джипа. Но чаша сия миновала их на этот раз и путешествие скоро продолжилось.
Ногайская степь раскинулась от реки Кумы, что отделяет Калмыкию от Дагестана, до буйного Терека, зарождающего свой крутой нрав среди отрогов Большого Кавказского хребта. С одной стороны на степи наступают высокие горы со снежными шапками, где зарождаются многочисленные лавины, а с другой – дышит солёным ветром Каспий, это Средиземное море Средней Азии. В разные годы ковыль и келерию топтали копыта албанских табунов, арабы и персы устраивали здесь свои города, жгли степ татаро- монголы. Но местные жители держались от пришельцев отчуждённо и сохранили свою многонациональную культуру. Сколько селений в этом крае, столько и родов, насчитывающих многолетнюю историю. Сколько родов, столько и языков. Считайте сами – аварский, андийский, ботлихский, годоберийский, багвалинский, ахвахский, каратинский, тиндинский, чамалинский, цезский, хваршинский, гинухский, гунзибский, каракучинский. Устали? А ведь это всего лишь одна ветвь – аваро- андо- цезская. А есть ещё даргинские языки, лакские, широчайшая лезгинская группа, которую мы не берёмся перечислять в боязни утомить бедного Читателя. Всё это мы описываем здесь для того, чтобы показать Читателю широту тех мест, где он ещё не побывал по какой-либо причине. А побывавшие там знают историю тех мест гораздо лучше этих наших жалких потугов. Но не надо забывать и о том, что задача наша не есть описание природы и этнографии северокавказского региона, а наблюдение за коловращением тех двух путников, за которыми мы уже столь долго следим, тем более, что, пока мы отвлеклись несколько в сторону, они уже достигли  конечной цели своего затянувшегося путешествия.
Как и всякому делу, даже самому затяжному, вояжу их пришёл конец. Вечером, когда солнце ложилось где-то за травяными просторами, они подкатили к группе песчаных холмов, которые, при ближайшем рассмотрении, обернулись старым армейским городком с обветшалыми казармами, проржавевшим ангаром и несколькими ёмкостями для горючего и питьевой воды. Булич разочарованно оглянулся. И ради этого убожества они проделали столь долгий путь. Но Москаленко не обращал внимания на кислый вид спутника и продолжал медленно двигаться по плацам и аллеям, занесённым песчаными барханами.
Чего же они ждут, ведь по всем признакам – здесь никого нет? Андрей в раздражении выплюнул за борт комок жвачки, давно потерявшей первоначальный мятный вкус. Недовольным взглядом проводил плевок и вдруг попытался вскочить на ноги. Из песка поднялась фигура с коротким ружьём в руках. Рядом вскочил ещё один, и ещё. Полковник не реагировал на неожиданность. Он невозмутимо сидел и дымил «Кэмелом». Москаленко знал, что его старый знакомец Полковник обожает внешние эффекты. Он ожидал подобного сюрприза, но всё равно получилось довольно неожиданно. Надо отдать должное, Полковник постоянно поддерживал форму своих людей.
В своё время Москаленко не раз посещал эту базу. Но было это в то время, когда они только- только облюбовали этот городок и даже провели там, вдали от всевидящих глаз армейского генералитета, секретное совещание функционеров Фронта для координации совместных действий молодой организации российского офицерства одиннадцати регионов Европейской части, Урала и Сибири обширнейшего государства мира. Тогда о «Терминаторе» ни у кого и мыслей не было, а все пылали желанием демократических преобразований Родины, прогнать с постов дураков, жуликов и бюрократов. Работы был непочатый край и хотелось скорей засучить рукава и трудиться, трудиться, трудиться. А военный городок планировали использовать как запасной командный пункт на случай провала официальной деятельности Фронта, от чего никто страховки дать не мог, особенно в нашей непредсказуемой стране, стране Несбывшихся Идеалов. Кто стал бы разыскивать  тайную базу ОФ на территории потенциального противника? А когда в их планы ворвался со своим коррективом «Терминатор», базу было решено использовать как тренировочно- экспериментальный комплекс участников нового проекта, то есть будущих суперсолдат. Милитаристская сторона этого дела взяла верх в изначально демократической организации.
Конечно, они знали, что долго такое дело в тайне оставаться не сможет, но, если все планы выгорят, то Горской конфедерации придётся здорово поприжать себе хвосты и научиться дружелюбно вилять ими, завидев на горизонте старшего российского брата.
Никого из парней Полковника Москаленко не узнал. Да и его, похоже, не узнали. Но это его не удивляло. Покрытые коркой грязи, перемешанной с потом, они и сами с Андреем с трудом узнавали друг друга. А что уж говорить про этих офицеров, которые обязаны видеть в них врагов. Они тут же отобрали у наших путешественников личное оружие – «Браунинг» у Булича и «Астру» у Николая. Приятели не стали протестовать по поводу бесцеремонного обыска. Да и попробовал бы кто возразить, когда в глаза ему смотрит «зрачок» карабина, начинённого зарядом картечи.
Им сначала сковали руки наручниками, а потом повели по запорошённым песком улицам заброшенного города- призрака, в сопровождении пары конвоиров. Третий уселся в «Газик» и укатил в направлении серого горба ангара.
Москаленко пробовал заговорить с конвоирами, спрашивал их о Полковнике, предлагал сигареты, но охранники делали вид, что ничего не слышат и продолжали молча шагать вперёд.
Скоро они переместились в коридор, проложенный на нижнем уровне базы. Верхняя, наземная часть, пребывала в унылом упадке, пересыпанная грудами песка, заросшая саксаулом и терновником. Колючие шары «перекати-поля» быстро проносились по изъеденному песком времени бетонному полю плаца и улетали дальше, как «летучие голландцы» пустынного океана. Высоко над городком пролетал степной орёл. Он видел всё происходящее там, под ним, и сделал ещё один круг, дополнительный. Степной орёл поселился в проломе крыши штабного пункта и весьма неодобрительно относился к соседству людей, которые, как суслики, выныривали из своих подземных нор и столь же незаметно там вновь исчезали. Впрочем, они не мешали орлу охотиться, и тот почти перестал обращать на них внимание.
Николай не стал протестовать и против весьма беспардонного обращения конвоиров. Те позволили себе толкнуть его в спину прикладом, когда он задержался на перекрёстке галерей. Он промолчал тогда, но решил высказать своё неудовольствие Полковнику, заместителю начальника комплекса, который находился здесь постоянно. Он верил, что как только Полковник узнает его в грязном подозрительном чужаке, их неприятности на этом обязательно закончатся. Даже если пришло сообщение по линии Фронта о розыске бежавшего начальника проекта, то и в этом случае Николай надеялся найти общий язык с Полковником. Кажется, раньше это у него легко получалось.
Поместили их в какой-то клетушке, служившей чем-то вроде кладовой. Наручников снимать не стали. Булич пнул в ярости дверь и звякнул цепочкой кандалов.
-- И ради этого мы так упорно сюда пёрлись? Чтобы на нас здесь нацепили браслеты и засадили в проклятый цугундер?
-- Подожди, Андрей. Не забывай – это же база, тайная база армейской организации. У них есть соответствующий приказ и инструкции, которым они обязаны неукоснительно следовать. Но скоро сюда придёт мой знакомый и наши неприятности на этом закончатся. Мы с ним обязательно договоримся. Вот увидишь, тебе здесь даже понравится. А дальше … там будет видно.
-- А я вот думаю, что вновь попал в серьёзный капкан.
Москаленко промолчал. Обострённая чувствительность человека, побывавшего не только в камере смертников, но и на том свете, пусть недолго, лишь несколько минут, но и это чего-то стоило. Но ведь и его расчёт строился не на пустом месте. В любом случае скоро томление неизвестности закончится. Вот уже и слышен шум уверенных шагов.
-- Вот он идёт. Сейчас всё выяснится, -- излишне бодро заявил Николай, но настроение Булича уже передалось и ему. Теперь идея спрятаться в Дагестане не казалась ему такой удачной. Но ведь всяческие пути ухода в цивилизованный мир были плотно перекрыты.
Заскрежетал засов и дверь распахнулась. Вошёл улыбающийся человек, налитый силой и бодростью. Сквозь «подкову» усов сверкали белизной ровные зубы. Шары мускулов перекатывались под мундиром при каждом движении. Тонкий нос нависал над тяжёлым подбородком. Глаза прятались за тёмными стёклами очков, которые военный не захотел снимать даже в этом подземном бункере. Щёки сверкали свежевыбритой чистотой.
-- Если мне не изменяет память, я говорю с … Москаленко?
-- Да, -- коротко ответил Николай, звякнув цепочкой наручников.
-- Полковник органов государственной безопасности, один из виднейших функционеров Офицерского Фронта, начальник секретного проекта «Терминатор»?
-- Да. Да. Да!
Москаленко начал нервничать. Речь собеседника больше напоминала  глас прокурора, чем обращение товарища, коллеги по общему делу.
-- Спокойствие, -- улыбнулся Полковник. – Я не кусаюсь. Сейчас мы с вами немного побеседуем и расставим все точки над «И». Итак, насколько я понимаю, операция по внедрению плана «Терминатор» в действие отменяется?
-- Да, по роковому стечению обстоятельств.
-- Таким образом, заброска курсантов в лагерь отменяется?
-- Точнее, переносится. Солдаты и офицеры Фронта будут здесь проходить переподготовку в любом случае, несмотря на временную неудачу с проектом.
-- Понятно. Но, видимо, вы несколько отстали от жизни в последнее время. Офицерский Фронт признали незаконной организацией большинство субъектов Содружества Российских Государств. Проведена волна арестов работниками служб федеральной безопасности. Господа, по России вновь движется метла Большой Чистки, армейских структур. И мне хотелось бы знать. В каком статусе вы прибыли на территорию нашего лагеря – как сотрудники государственной безопасности, или как функционеры Фронта?
-- На протяжении ряда последних лет я действительно служил Фронту, как последней надежде России занять достойное место в международной экономической и политической жизни. Я служил Фронту, как сотрудник госбезопасности, как Офицер, как патриот, наконец, просто, как человек, которому есть что терять.
-- А если Офицерский Фронт прекратит своё существование?
-- Не знаю. Я не думал об этом. Требуется время осмыслить, какая-то дополнительная информация.
-- Что ж, у вас будет и то, и другое, -- вновь улыбнулся Полковник.
-- Как это понять? И когда с нас снимут, наконец, наручники? – крикнул в раздражении Николай. В дверном проёме сразу же показались две массивные фигуры в офицерской форме без знаков отличия, с короткими винтовками в руках.
-- Конечно же, я объясню. – Полковник прошёлся по тесному помещению и уселся на табурет. – А вы постарайтесь всё понять.
Когда мы задумали освоить этот городок и использовать его под секретную базу Фронта, мы рассчитывали провернуть это тайно не только от некоторых официальных структур России, но и от соответствующих сил конфедерации. Но мы просчитались. Шариатская служба безопасности давно взяла эту территорию на заметку и вычислила эту точку необыкновенно быстро.
Однажды, мгновенным броском, они захватили весь комплекс. Нас оставалось здесь не более десяти человек. Они действовали столь неожиданно и быстро, что мы не успели сделать ни одного выстрела. Так мы попали все а полон к горцам. Всех нас разделили и больше я не видел никого из тех людей, кроме двоих. С нами постоянно беседовали  сотрудники исламской безопасности, представители Шуры и некоторые влиятельные аксакалы.
Когда они окончательно уверовали, что наша база была создана, как опорный пункт сил российской армейской оппозиции, то они решили оставить лагерь, как он есть. Так как, в некоторой степени, он играл на руку конфедерации. До определённой степени. Всё оставалось по-прежнему, но сейчас сторонние силы контролировали каждый шаг, сделанный на территории комплекса.
-- Каким же это образом? – поинтересовался Николай. Он не верил, отказывался верить своим глазам и ушам. Должно быть, Полковник, пребывающий в состоянии перманентного стресса, сдвинулся с ума.
-- А мы им помогали. Мы, те трое, поступили на службу в армейский Особый волонтёрский корпус конфедерации. Разрешите представиться. Перед вами находится Абдулло Салех, собственной персоной. Впрочем, вы можете обращаться ко мне по-старому, как к Полковнику. Познав истину, мы больше не хотели служить захватчикам, не захотели быть причастными к войне против этих гордых свободолюбивых людей. Мы поняли всем сердцем, что Ислам прочно занял своё место под этим солнцем. Скоро большая часть юга России добровольно перейдёт под зелёное знамя Пророка. Татарстан, Башкирия и даже Калмыкия, всего лишь первый шаг в этом направлении движения. Народу скоро надоест жалкое нищенское существование под властью вороватых болтунов- демагогов. А за исламским господством – светлое будущее. И имя ему – энергоносители, то есть нефть, основа мировой цивилизации. Семьдесят процентов мировых запасов нефти находится на территории исламских государств. А теперь, когда Россия вольётся в мировую исламскую систему, свыше восьмидесяти процентов нефти будет под контролем Аллаха и его земных последователей. А это – могущество, если хотите – диктат остальному миру, если они добровольно не захотят признать превосходство философских, моральных и этнических догм над другими религиями, несущими ответственность за развитие человеческой цивилизации, в том, или ином направлении.
Я не буду долго рассказывать о вашем будущем и будущем всего мира. Вы будете иметь счастье встретиться с умнейшими людьми, если они сочтут такую встречу необходимой. С этого дня начнётся ваш путь постижения Покорности, как переводится с арабского слово «ислам». Ля-илла иль-Аллах, ве Мухаммад расул Аллах.
-- Аллах акбар! – эхом отозвались оба конвоира.
Москаленко взглянул ему в глаза. Такие же глаза были у других людей, побывавших под воздействием психоиндуктора. Кто его знает, сколько экземпляров этого дьявольского прибора было собрано в сверхсекретных лабораториях некоего «почтового ящика», пока, специальным приказом одного из членов Политбюро ЦК КПСС, не было приостановлено их экспериментальное производство. Не приведёт ли судьба самого Москаленку под колпак того индуктора, чтобы он тоже уверовал? И, чтобы не поддаваться влиянию тяжёлых мыслей, он спросил Полковника, Абдулло Салеха:
-- А как же база Офицерского Фронта?
-- База останется на своём месте, но только уже как тактический пункт Особого волонтёрского корпуса. Со дня на день сюда начнёт прибывать контингент на обучение. Будем здесь делать из молодых людей профессиональных воинов- мюридов. Жаль, что с «Терминатором» у вас не получилось. Мы так надеялись на этот проект. Но ничего, важен дух, гордый дух народа, не желающего преклонять колени ни перед кем, кроме Аллаха.
Абдулло Салех ещё раз сверкнул белыми зубами в улыбке и вышел из камеры. Николай молчал. Булич посмотрел на него внимательно и внезапно плюнул на Москаленку, после чего откинулся к стене. Все его попытки начать жизнь с нуля закончились полной лажей. Как сказал тот очкастый придурок? Начинается путь постижения Истины. Что теперь с ним будет?..

Послесловие.
-- Как же так? – спросит разочарованный Читатель. – А что же дальше? Произведение явно не закончено.
Наш уважаемый Читатель полностью прав. Вместо точки мы вынуждены поставить многоточие. Во-первых, роман получился слишком большим по объёму. А во-вторых, последующие события стоят на некотором временном расстоянии от тех, свидетелем которых Он стал по воле своего любопытства и долготерпения. Смею тебя уверить, о Читатель, нам и самим бывает интересно, как события повернутся далее. Что впоследствии ожидает Николая Москаленку и Андрея Булича?  Чем закончится эпопея с «Возрождением России» Александра Филина? Какова судьба старшего лейтенанта Баранникова и его верного, но зачастую непутёвого напарника Кузьмы Сапрыкина, равно как и других героев этого интереснейшего романа? И – наконец – Монстр, Юрий Хайновский, что с ним станется?
Дорогой Читатель! В скором времени все тайны раскроются в новом романе «Монстр 2». Нам только и остаётся, что немного подождать.