Жизнь, как есть

Мое детство прошло у бабушки с дедушкой в самых, что ни на есть, казачьих землях. Деревня называлась Филоново, в дальнейшем ее переименовали в город Новоаннинский. Но это в дальнейшем, а в Филоново не было асфальтовых дорог, кроме самого центра; и на окраинах, где был домик бабушки с дедушкой, не было электричества. Соответственно, не было ничего, связанного с этим. И длинные вечера родня проводила вместе под свет керосиновой лампы. Порядок там был такой: или все работали, или все отдыхали.
 И – смех, рассказы, прибаутки. Дедушка скручивал «козью ножку» и курил возле печки. Мне страсть как нравился запах дыма махорки, и я либо располагался поближе к деду, либо и вовсе забирался к нему на колени.
Историй наслушался я очень много: про чертей, про то, как души покойных являлись живым, про многое. Не слышал только про революцию и гражданскую войну, а, ведь, они прошлись по этим местам кровавым сапогом.
С течением времени я стал понимать, что события гражданской войны не могли минуть мою родню, но в рассказах этой темы не было. Казалось, что они договорились обходить те события в общении со мной, не хотели вносить смуту в мое пионерское, а дальше – комсомольское сознание. Лишь однажды, когда я стал оспаривать существование Бога по юношеской горячности, бабушка остановила меня:
- Ты веришь в свое, а я – в свое. Это же не мешает нам любить друг друга?
Я, конечно, согласился с ее мыслью. И то, это не касалось событий гражданской войны и коллективизации.
Взрослея, я много читал о казачестве, о непростых выборах в 1917 и дальнейших годах. Что–то складывалось в моей голове, а что–то – нет. По крайней мере, моя голова с возрастом становилась все более склонной к анализу. Многое уже удавалось читать между строк.
После окончания школы и военного училища я продолжал проводить отпуска в Новоаннинском. Меня очень тянули к себе бабушка с дедушкой, их душевность, культура и казачьи места, пропитанные силой духа здешних людей и волей степей.
Со временем многое поменялось: в домах Новоаннинского появилось электричество, газ. Улицы заасфальтировали. Дедушка умер. Бабушку тоже гнуло в букву «Г». В очередной мой отпуск, понимая, что время ее на исходе, бабушка попросила меня о путешествии. Ей захотелось в последний раз проведать места своего детства и юности. Речь шла о станице Аржановской, хуторах Гришинском, Суляевском и Ильменевском. Я с радостью согласился. Недолгие приготовления  –  и мы в пути. Мы – это бабушка, обе ее дочери, одна из которых моя мама, и я.
Воспоминания на моих спутниц нахлынули прямо от порога. В конце концов, за ними и ехали. Начали с простого: у какой семьи, где дом был, где был их сад и тому подобное. А помнишь, как школу ходили ранней весной и переходили взбухший ручей, по которому шла шуга? Да, помню.
А помнишь, как приехали сваты от Митрофана к Евдокии? А она любила Николая… Чтобы не перечить отцу и увернуться от нежеланного жениха, она надела на себя холщевую рубаху до пят и пошла играть в лапту с подростками. Сваты посмотрели на это и решили, что у нее не все дома. Даже за стол садится не стали, уехали. Ее отец хохотал тогда от этой хитрости. Да, помню.
И весь экипаж машины весело смеялся, а от иных воспоминаний плакал.
По дороге из одного хутора в другой шла старуха в черном одеянии до пят и с посохом. Бабушка узнала ее первой и прямо закричала:
- Останови быстрее!
Мои спутницы загалдели по поводу того, кто эта старуха. На их глазах немедленно навернулись слезы.
Я беспристрастно наблюдал за этой встречей. Мои стали обнимать старуху и напоминать ей, кто они. Она несколько отстранялась сначала, потом заулыбалась и поддержала разговор на уровне «да» и «нет». Она сказала, что узнала мою родню, вспомнила. Но по выражению ее лица я догадался, что это не так: она живет в каком–то своем мире, от реальности она отстранилась.
Вся моя беспристрастность закончилась, когда бабушка в машине стала рассказывать историю этой старухи.
Когда моя бабушка была девчонкой, та уже была на выданье. Судя по этому, разница в возрасте между ними была 10-12 лет.
Речь пошла о временах продразверстки и голодных годах. Так вот, героиня бабушкиного рассказа в положенный срок вышла замуж, и к тридцатым у нее уже было несколько детей разных возрастов. Всех надо кормить, а в голод это – очень непростая задача. Наша героиня осмелилась выйти на убранное пшеничное поле собирать оброненные колоски и зерно. За этим ее и поймали объездчики. Закон был суров, и отмерили ей несколько лет лагерей.
Годы эти прошли, она вернулась в родной хутор. Все это время муж тянул на себе детей, как мог. Почти все старшие дети пережили голод и, что удивительно, самая младшая  – тоже. Но детей в семье поубавилось, выжили не все.
Вернулась наша героиня несколько другой: посмеивалась без причины, что–то шептала себе под нос временами… И самое страшное – она стала избивать детей за любую провинность, не выбирая способов и меры. После очередного избиения от увечий умерла младшая дочь. Мать опять посадили, теперь уже за непреднамеренное убийство.
Вернувшись домой после этого срока, она не застала в избе ни детей, ни мужа: все разбрелись по белому свету, не оставив адресов. Их дом так и остался пуст: с той поры она бродяжничала, жила за счет подаяний. Только иногда ее замечали на лавке у родного подворья. Она что–то шептала высохшими губами и хихикала.
Жуть! Мурашки по коже от услышанного! И я понимал, что эта судьба не единственная. Те или иные трагедии были в каждой семье. От этого понимания сжималось сердце.
Некоторое время после рассказа бабушки все молчали. Каждый думал о своем, сопереживал по–своему. Равнодушным остаться было невозможно.
Вот бабушка попросила остановить машину в чистом поле. Вышла и молча смотрела в степь. Я тоже вышел:
- А здесь–то зачем остановились, бабуля? Устала что ли?
- Нет, у этой степи своя история.
В годы гражданской войны здесь было возделываемое поле. Не все казаки приняли чью–то позицию, красные – белые… Было много тех, что не взяли в руки оружие и продолжали свой крестьянский труд. Должен же кто–то за землей ухаживать…
Был день, как день. Казаки и бабы работали на этом поле. Естественно, кто–то дальше от дороги, а кто–то ближе к ней. Моя бабушка была в тот день далеко от дороги. Дальше –происходящее ее глазами…
По дороге мимо поля ехали какие–то всадники с оружием. Издали не разглядеть, кто они: красные или белые, или еще какие. Остановились на краю поля, подозвали к себе тех, что ближе. К ним подошли два казака. Какой–то разговор, его никто не слышал: может дорогу спрашивали, а может о ночлеге говорили. Кто знает? Только один из всадников выхватил шашку и разрубил одного из подошедших вдоль тела почти пополам. Второй – бежать от них на поле. В него начали стрелять из винтовок, ранили. Он упал, к нему подъехали неторопливо и закололи штыками.
Пока народ с поля добежал до места бойни, группа всадников скрылась из глаз. Так никто и не узнал, кто они были и за что – про что убили двух казаков. Было впечатление, что просто так. Просто так!
В голове не укладывается! Нет слов, одни эмоции!
Опять в машине тишина, только всхлипывания. Сколько непростых и простых, трагичных историй хранит эта земля?!
Наше путешествие подходило к концу. Промокнув слезы, опять смеялись. Историй наслушался – не счесть.
Вернулись домой уставшие, но довольные. Легли спать, а у меня сна нет: вспоминал услышанное и заново переживал судьбы людей.
Жизнь человека ничего не стоила в те годы. Как гнуло людей! А они выстояли. Сохранили свой уклад и жизнелюбие.
Я преклоняюсь перед нашим народом, его силой духа, и горжусь, что являюсь его частицей.