1. Happy End

Солнечные зайчики прыгают по подушке. Прыг-скок. Прыг-скок. Прыг-перебежал-скок. Скок. В ладошке они нежатся и пушатся, разбрасывая мириады радужных брызг, стекая вниз по пальцам и качаясь на локте, словно готовясь прыгнуть с тарзанки в воду.  Эй, ловите меня. Полосатый купальник и детское брюшко, пошедшее рябью от мурашек. А еще страшно отпустить, вода то тут – то там, то тут – то там. Как бы не перепутать, и ловко войти в воду, а не в поросшую влажной травой землю.

Зайчики толпой перебрасываются на голову Ная и устраивают там целые состязания пряток, перелистывая пряди волос, словно залитую чернилами записную книжку. Са с улыбкой смотрит на эти утехи, смотрит, смотрит, солнышко греет, приголубливает, успокаивает, укладывает обратно на подушку, укрывает пледом и подтыкает края под ножки.

Когда Най открывает глаза, Са уже мирно спит, уткнув нос в руки. Зайчики за это время уже успели встать на крыло, слетать через форточку на улицу и вернуться обратно с огромными светоносными парусами, хлеща наотмашь любое заспанное с утра лицо. Они стали настолько наглыми, что не желают больше просто играться в чьих-нибудь всклоченных волосах. На этот раз они пришли на бой за правое дело Солнца, и не отступят сии блистающие витязи нового дня пред меланхоличной леностью жителей каменных мешков на самой окраине города-гиганта. Недовольно щурясь, Най натягивает плед на голову, ища укрытие в душной тени. Но надолго укрыться не получается. Са потирает голые пятки и пытается вернуть им законное тепло пледа. Вытаскивает голову Ная на свет божий.

Утро?

Утро.

А разбудить?

Разбудила.

Девушка тяжело садится на матрасе и потирает голову, щурится и зевает. Прогибается в долгом, сладком зевке. Стаскивает плед с Ная и, укутавшись и оставив его мерзнуть после сна, шлепает на кухню.

Что на завтрак?

Она пожимает плечами. Садится перед холодильником, как перед верным псом, и долго рассматривает бутылку майонеза, кусок сухого батона, кулек продуктовой пленки и футболку.

О, футболочка – Най протягивает к ней руку.

Жару обещали?

Агаааа… 

Са вздыхает, достает майонез и батон, раскаляет нож на газу и начинает резать сухаристую субстанцию. Най варит в кастрюльке кофе. Обжигается и долго трясет рукой так, что от волн воздуха вокруг покалеченной руки Са становится холодно. Она берет его за локоть и обматывает холодной футболкой ожог. Целует в щеку.

Бери кружки. Завтракать будем.

Лоджия уже в пух и прах расстреляна прямыми солнечными лучами. Са и Най садятся на подоконник, каждый зачарованно глядя перед собой, в безумно-голубой небосвод, и только изредка хлюпают черным кофе и хрустят сухобротами с майонезом. Внизу расстилается город, серый, бетонный, жаркий, блестящий тысячью зеркал и стекол. По выгнутому автомобильному мосту текут автомобили, напоминающие о деньгах, спешке, работе, обязанностях. Оба тяжело вздыхают.

Выставка сегодня?

Агааа… Придешь?

Если успею. – Са смотрит на него через плечо и, щурясь, улыбается. Солнце играет с витыми плетеными змейками, дредами, цветными фенечками и ленточками, вплетенными в ее волосы. Целая эпоха горбатых желтых микроавтобусов, горького привкуса травки и мирового панибратства умещена на ее голове. Поцелуй получается теплым и домашним.   

Хорошо с тобой.

И мне.

Са уходит первой. Надевает сарафан цвета радужного ливня, застегивает сандалии, прыгая то на одной, то на другой ноге. Надевает на плечо плетеную сумку.

Будь поулыбчивее, - напоминание от Ная перед прощанием.

Вздох…

Постараюсь.

Внизу у дома в буйстве разрослись кусты и деревья. Место, где Cа и Най нашли себе приют, настолько заброшено, что до него даже не добираются страшные машины с исполинскими ножницами, чтобы вмиг обратить косматость зеленых шевелюр в минималистический, спартанский полубокс. Са думает, если когда-нибудь кто-нибудь зачем-нибудь где-нибудь что-нибудь откуда-нибудь почему-нибудь принесет пару пил и решится очистить пластиковые окна жильцов от всемирной тени деревьев, она привяжет себя за волосы к одному из этих стволов в качестве протеста. Ее волосы как веревки, ее волосы – темно-каштановые натуральные цепи, призванные сохранить мир и покой этого зеленого уголка.

Она неторопливо поднимается вверх по улице и выходит на посыпанную желтой пылью дорогу. Прыгает по классикам, расчерченным кем-то из местных ребятишек. Смотрит в ярко-голубое небо. Жаркий будет день…

До центра ей нужно добраться на двух трамваях и одном автобусе. Можно конечно и на метро пару станций проехать но… Холодно. И лень. А в трамваях бабушки, дети, а в трамваях неразборчивый голос водителя, а в трамваях можно почитать газеты с обратной стороны от их владельца. А в трамваях окна как будто из шестидесятых. Мир желтоватый, приветливый, уютный и душный. Высокие, горбатые фонари. Соседние трамваи останавливаются рядом и можно улыбнуться кому-то за двойным стеклом. Кому-то, кого больше в своей жизни и не встретишь. Чья-то неловкая улыбка может застрять в сердце как крохотная алмазная булавочка, способная в дождливые грустные дни развернуться в трехмерное изображение счастливой семьи, которая обнимет и обогреет.

Са задумчиво крутит дреду с ленточкой и улыбается табло под потолком трамвая. Следующая станция Площадь Революции. Температура воздуха +23;С. Сегодня 03.07.2013. Доброго пути! Размещение рекламы от 5000 руб. Это Ваш выбор!
Девушка снова вздыхает и смотрит в окно. Щурится от солнца. Мимо стеной проплывают отбеленные к лету сталинки, с потолками под три метра. В сталинках все еще глухо стукают часы с пузатым циферблатом. Пахнет отсыревшим деревом, и обязательно стоит круглый стол с узорчатой белой скатертью, покрытой сверху пленкой, чтобы не запачкалась и не пожелтела, как те страницы в разбухших томиках, между которых багровые листья рябины, желтые листочки березы и зеленые и грубые листья дуба. А еще где-то в глубине квартиры есть бабушка, которая стоит у окна дни напролет и, жуя беззубым ртом размягченные в чае сухари, смотрит на улицу, вспоминая свою молодость, свои тонкие лодыжки и упругие налитые щечки. А за спиной медленно млеют в духовке зелено-желтые яблоки.

Еще один трамвай и автобус. В автобусе душно. Кто-то прижимает ее к поручню и совсем не спешит извиняться. За это Са этого кого-то незаметно щиплет за руку, а потом тихонько хихикает в душу, следя за тем, как этот кто-то оглядывается и ищет виновных.

А потом огромная площадь и работа. Са стоит на пристани минут пять, оглядывая неказистый теплоходик, смотря, как тут и там снуют от столика к столику ее партнеры по трудовой занятости. Она знает, что стоит ей ступить на палубу, как сразу же ее заключат в продуктовые клешни кухни, мокрые натертые подносы, столики, взмахивающие белыми подкрылками на морском ветру и люди, люди-люди-люди, гремящие о тарелки вилками и пьющие цветные коктейли. Люди, пришедшие на их теплоход «Звезда Земноморья», всего лишь решили приятно провести время, перекусить и побаловать своих домочадцев. А для Са этот приятный поход обычно выливается в вымученную любезность, торопливые записи в блокноте, душный смрад кухни и еда, которую нельзя трогать и на которую нельзя дышать.

Только зашла к ним и сразу же частокол нелестных заметок:

Опять опоздала

Давай быстрее

Я твои столики не собираюсь обслуживать

Вечно ты опаздываешь

Чем хоть ночью занимаешься

Повезло еще, начальницы нет

В последний раз тебя прикрываю

Давай иди уже скорее

И волосы не забудь убрать.

Са неторопливо спускается вниз, заменяет сарафан, сотканный из солнечных нитей, на белую рубашку и черную юбку, выпавшие с ленты раздачи где-то в Подмосковье, собирает буйные дреды под косынку среднего, мышиного цвета, переобувается в полугалоши на закомплексованном каблучке. Стоит перед зеркалом, пробуя вежливую улыбку на губы. То оскалит зубы и посмотрит на себя со всех сторон. То сожмет губы в ниточку и растянет ее до самых ушей. Того гляди порвется. То слегка приподнимет уголки губ пальцами. Без Ная сложно. Най умеет делать так, чтобы улыбка сама рвалась с ее губ. Наю доступна и искрящаяся, радостная улыбка, и смеющиеся мягкие губы, и тихий, счастливый взгляд. А когда Ная нет, складывает Са все свои разнообразные виды улыбок в коробочку и прячет в кармашек фартука. Она и так приносит этим людям еду, зачем им еще и этот особенный, блаженный соус. Вот еще, губу раскатали.

Са вздыхает, одергивает юбку и рубашку, и выходит к гостям.

Вы уже готовы сделать заказ?

Я бы порекомендовала Вам наше новое блюдо.

Замечательный выбор.

Вам принести еще что-нибудь?

Какой холодный чай Вы будете, черный, зеленый, фруктовый? Со льдом или без? С лимоном?

Мы не принимаем банковские карты.

Салата «Бу-шу» сегодня нет. Возьмите «Шубу», это почти одно и то же.

Сейчас я узнаю у повара.

Да-да, я помню про Ваш счет.

Приятного аппетита.

Ничего страшного, сейчас я  все уберу.

Может быть, еще этих кексов с изюмом возьмете? Мы выпекаем их каждый день, они еще теплыми должны быть.

Как Вам Ваша еда?

В перерывах между гостями и сервировкой стола, Са поглядывает на море. Море часто подбрасывает им сюрпризы. Они перемигиваются иногда, особенно когда кто-то из гостей недоволен кисловатым супом. Море как старый любимый дедушка, он очень мудрый и умеет поддержать, если повесишь нос. А еще у него в карманах всегда много подарков. Впрочем, когда Са только приехала в этот большой город из своей деревни, море показалось ей не таким уж и приветливым.

Она приехала летом, ровно год назад. Искала телефонную будку, чтобы позвонить маме и сообщить, что добралась нормально, и промолчать, что купила себе на вокзале Лесного Духа, сделанного из настоящего индийского салового дерева, и спустила на него почти все свои деньги. Город сразу поймал ее за руки и закружил по мостовым, извилистым улочкам старого города, протащил на коленках по растекшемуся асфальту нового города и выбросил на площади, у самого моря, голодную и без надежды найти хотя бы отдаленное подобие приличного жилья.
Са села на большой выступ с мраморным гигантским шаром и задумалась, теребя в руках индийского гостя, единолично хапнувшего большую часть ее наличности. С моря дул холодный, неприветливый ветер, неприятно забирающийся под одежду и деловито считающий мурашки. Са совсем продрогла, но все еще надеялась на солнце – все в деревне ей рассказывали, что в городах при море погода очень часто меняется за день – как вдруг хлынул холодный, серый, колючий ливень. Девушка соскочила со своего места, потому что шар вдруг оброс целыми потоками воды, как самый настоящий каменный фонтан, и торопливо пошла к центру площади.

Загремел гром. Са вдруг остановилась, вспомнив страшные истории о шаровых молниях. Запрокинула голову и стала искать в небе признаки приближения молниеносной смерти. Справа от площади стоял собор со шпилем. Как только Са заприметила его, как с неба сорвался белесый розоватый луч и протянул свою изломанную руку прямо к собору! Рокот прокатился по темным тучам, словно бы довольно заурчал огромный дымчатый кот, а Са бросилась от строения в сторону, потому что решила, что молния непременно в него попала, и он сейчас разрушится. Промокший до нитки Лесной Дух качался на ее сумке и стукался в бедро, как бы подгоняя свою хозяйку.

Площадь снова залилась белым люминесцентным светом. Са забежала за шар и присела там, спасаясь от косых полос дождя и пытаясь восстановить дыхание. Ей вдруг очень захотелось плакать. А еще захотелось вернуться обратно, туда, где были знакомые ей люди, которые ее любили и поддерживали. И где таких страшных штормов не бывало. И мамин голос в трубке был такой добрый, родной и далекий…
Чтобы не расплакаться, она подумала о соборе. Положила свою сумку на землю, привстала и выглянула из-за своего укрытия. Нет, прекрасное сооружение, украшенное богатейшей лепниной и золотыми пиками, все еще стояло на своем месте. Наверное, молнии все-таки не бьют в соборы, об этом у них давняя договоренность. Са облегченно вздохнула. Чувство страха отступило. Она решила войти туда и обсохнуть немного, а потом и подумать, чем ей заняться дальше и куда направить свои стопы.

Оставив каменно-водный шар, девушка оглянулась на море. Оно бушевало и с яростью билось о высокие берега. Под темными тучами, оно стало совсем седым, как будто бы выцвело, и превратилось в огромную движущуюся массу, входящую в поразительный контраст с неподвижностью людских строений. Зачарованная таким прекрасным, и одновременно пугающим видом, Са подошла к перилам. И хоть ее время от времени потряхивало от холода, она не смела оторвать своих глаз от буйства природы. Воды метались из стороны в сторону, перекатываясь, переламывая друг друга, ветер порывисто дул то справа, то слева, бросая волосы со спины на лицо и обратно. Огромное небо и огромное море, казалось, вызывали Са на свой ринг, ведь меж них она была самым маленьким, самым теплым и неприметным созданием.

Почувствовав этот вызов, девушка вдруг вскинула руки в цветастых фенечках, и закричала что-то нечленораздельное, затанцевала на месте, затрясла мокрыми, тяжелыми волосами. Ей захотелось показать, что она не просто букашка, что у нее тоже есть право голоса, или, на худой конец, право крика. Са кричала и прыгала, пока не кончился голос в легких и силы в ногах.

Когда она замолчала и задышала, море немного успокоилось, впечатленное такой ответной реакцией. Ветер еще время от времени бросал ей какие-то упреки, но без поддержки моря они были уже не так убедительны. Са обрадованно улыбнулась, вдруг ощутив себя принятой, и развернулась к площади. И встретилась глазами с Наем.
Они стояли и молчали, глядя друг на друга, а дождь в этом время поливал их молодые головы. Са перестала чувствовать холод, так сильно разгорелись у нее уши и щеки от стыда и смущения. Она думала, в какую бы сторону ей податься, чтобы поскорее скрыться, но Най остановил ее своей улыбкой. Са застыла, как звереныш, которому протягивают еду в ладошке. Непонятно было, откуда он взялся среди этого дождя, зачем он ей улыбался, и был ли он вообще человеком. А вдруг, это шаровая молния приняла образ молодого человека, чтобы обмануть ее?

Так или иначе, а образ этот вдруг двинулся к ней, взял за руку и повел куда-то вниз, по ступеням, которые Са до этого не видела. Ступени эти вели прочь с площади, к самому скалистому берегу. Рука у Ная была теплой, несмотря на то, что он был под дождем, кажется, не меньше, чем она. Ей почему-то было не страшно идти за ним.

Очутившись в самом низу на площадке, Най молча, не произнося ни слова, показал пальцем вверх. Са проследила за ним взглядом и увидела отвесную стену берега, каменными выступами уходящую вверх. Она сощурилась, стараясь защититься от капель дождя. Снизу казалось, будто дождь падает вниз не каплями, а целыми водяными струнами, крепко натянутыми между небом и землей. Струнами, которые можно было легко задеть пальцами и начать играть на самой большой арфе в мире. Какой музыкой отозвался бы настолько исполинский инструмент?

Са смотрела бы на это представление и дальше, но дождь вовсе залил ей глаза, и она опустила голову, чтобы вытереть влагу. Она моргала часто-часто, хмурясь и натирая глаза и веки до боли, стараясь поскорее исправить размытую картинку. Боялась, что как только сможет нормально видеть, обнаружит, что Ная больше нет с ней рядом. Но вот картинка прояснилась, а он все еще был с ней. Она посмотрела на него и выдохнула:

Са

Най, - ответил он и подставил руку к ее лбу козырьком, защищая от последних капель дождя. Са вдруг подалась вперед и легко поцеловала его. Отстранившись, испугалась и бросилась было бежать, но он ее удержал. Взгляд у него был добрый и такой знакомый, родной. Все еще держа ее руки, он медленно приблизил ее к себе и поцеловал в ответ. Поцелуи от дождя были прохладными.

Подожди.

Са отстранилась, не зная, куда деть взгляд. Он сделал было шаг в ее сторону, но она вдруг бросилась вверх по лестнице, не оглядываясь. Най нахмурился, рванулся за ней. Потом замер, опустил голову и побрел в другую сторону. От ветра стало вдруг холодно и неприятно. Даже паршиво.

Оказавшись вновь на площади, девушка бросилась к камню. Лесной Дух выглядывал из-за шара, по пояс выпав из ее сумки, все еще лежащей там в луже. Заглянув внутрь и убедившись, что все на месте, Са облегченно вздохнула, прижала сумку к груди и бросилась обратно вниз по лестницам. Но Ная там уже не было. Девушка изумленно остановилась, потерянно огляделась. Подошла к краю площадки и глянула вниз. Внизу на скалистом берегу и среди волн тоже никого не было.

Выпустив сумку из рук, Са всхлипнула. Закрыла глаза рукой. Теперь не дождь катился вниз по ее щекам, да и некому было подставлять руки козырьком. Все провалилось вниз, в пучину моря, и ее дурацкое решение приехать в этот дурацкий город, и ее дурацкая покупка этого дурацкого Лесного Духа. А ведь на его этикетке было написано, что он оберегает своего хозяина от любых бед. Да где же он ее оберегает, когда ей привиделось чудо, которое потом исчезло, пропало, рассыпалось на миллионы брызг и осколков, стоило ей шевельнуться.

Тише, тише-тише-тише

Обруч тепла вдруг раскрылся и объял ее. Са ткнулась носом в мокрую рубашку и вдохнула уже знакомый запах. И, узнав, обхватила Ная, прижалась к нему всем сердцем, всей душою и телом, чтобы никогда больше не потерять его, не испугаться и не расплакаться среди огромного мира.

Она шумно вздохнула и подняла глаза на него, утерла нос. Он улыбнулся, убрав с ее лица прилипшую прядь волос. Кивнул в сторону моря.

Солнце.

Са тоже обернулась, и увидела солнце, выкатившееся из-за туч как потерянный кем-то оранжевый мяч. Стало тепло от его лучей. Са рассмеялась, уронив голову на его острое плечо. Она наконец успокоилась.

Девушка, счет, пожалуйста.

Са вздрагивает, очнувшись от своих воспоминаний. На фоне этой работы воспоминания – как коробка любимых конфет, которая обязательно поднимет настроение уже одним своим присутствием. Най в ее мыслях как маленький горячий уголек, неторопливо и нежно греющий сердце.

Она прибирает последние столики, размышляя, успеет ли прийти на выставку к друзьям и к Наю. С моря к вечеру поднялся сильный ветер, столики с открытой палубы убрали на укрытый от ветра ЮТ. Разглядывая темнеющее небо, Са досадует на то, что не взяла с собой никакой кофты. Почти на выходе из ресторана ее ловит начальница.

Последний раз терплю твое опоздание

Гости опять жаловались, что ты недостаточно вежлива

Почему не сказала повару, что салат прокис, когда тебе его вернули?

Что ты вообще думаешь о себе, что за вид на рабочем месте? Тыщу раз говорила тебе, чтобы ты от них избавилась. Видеть уже их не могу.

Мы работаем с людьми и для людей. Желание гостя – закон. Надела улыбку и пошла.

За что мне хоть наказание такое…

Вообще с работы вылетишь, если еще раз услышу жалобу от администратора на тебя
Чтобы завтра без опозданий.

Са дожидается, пока та уйдет, и садится на столик у выхода. Уши горят огнем. Да, она знает, что работает недостаточно хорошо, но работает же. Приносит еду вовремя, просто не улыбается так часто, как это делают другие, и не ходит перед раскормленными гостями на цыпочках. Что ж с того, шкуру надо с нее спускать?
Так она и сидит там, пиная подол своего солнцетканного сарафана, с увядшими маргаритками в груди и поникшими ресницами. На улице содрогается собирающийся ливень. Порывы ветра все сильнее и ожесточеннее, рокот грома и всплески молний все ближе. Ладно, пора идти, нечего тут задерживаться.

Она поднимается и смотрится в зеркало. Сдирает с волос косынку и назло начальнице ерошит свои безумные волосы. Показывает язык своему отражению и бросает высокомерный взгляд. И тут видит позади себя Ная.

Най!

Она бросается ему на шею, звонко хохоча. Как сразу легко на душе, как радостно, что он зашел за ней. Она жарко целует его и прыгает от радости, что наконец ее рабочий день кончился, и впереди приятный вечер. Он стискивает ее руку и вытаскивает под ливень.

Идем.

Они идут вверх по улице, не обращая внимания на дождь, щедро осыпающий их длинными струнами воды. Держатся за руки и смеются над всем, что видят вокруг себя. Проваливаются в лужах. Бегают друг за другом и играют. Подставляют ладони лодочкой, собирая дождевую влагу. Целуются и греют друг друга своим теплом.
Выставка уже два часа как началась. Са и Най, промокшие, как настоящие уличные кошки, вваливаются в холл и раздают своим друзьям счастливые улыбки и смех. Дароныч, чья выставка располагается в зале, показывает им туалет, чтобы высушиться, а потом ведет к картинам. Среди них есть три работы Ная, в самом углу, по дружескому одолжению. Публики вокруг не слишком много, все больше их друзья, пришедшие поддержать. Най добывает две кружки теплого глинтвейна, и они усаживаются под картинами, прижавшись друг к другу плечами.

Хорошо с тобой.

Свет вокруг приглушенный и мягкий, мерцающий, как будто бы они окружены тремястами свечей. Са прижимается губами к горячей кружке глинтвейна и закрывает глаза.

И мне.