Мамины рассветы

  - Вот  и опять война… Господи. Да разве можно было себе представить, чтобы русские с украинцами воевали?... Да ни за что!... В страшном сне и то не видели такого… Господи, совсем мир с ума сошёл… Вот в ту войну – все вместе, все друг дружке помогали…
   Нас ведь было у родителей, аж, девять человек. Нас, девчонок, пятеро и четыре брата… Алексей-то начал службу ещё до войны. Его в сороковом году в армию-то призвали. И  был он артиллеристом. Ну и конечно, служить его отправили под Минск… А последнее письмо мы получили от него где-то в начале июня. Ну, это уже было в сорок первом. Он писал, что у них всё спокойно и войны не будет. Потому что, мол, Гитлер не посмеет напасть. И что, если нападёт, то сразу получит такой сокрушительный удар, что… Вот… А «похоронка» на него пришла только в августе. Хотя писали, что погиб он ещё в конце июня…  Мама так плакала… Так плакала… И… Ладно, погоди немножко. У самой, вон, слёзы навернулись… Не знала мама тогда, что и трое оставшихся братьев тоже погибнут…  Ваню, как только призывной возраст подоспел, тоже на фронт забрали… И куда… Да лето. Сорок второй год был… И сразу в бой… И для Вани этот бой последним и оказался… Вот… Виктор… Тот в разведке служил. Воевал.  А  уж потом, в сорок четвёртом, пропал без вести…  Там, под Кенигсбергом. Да уж погиб, конечно… Что уж тут говорить…  А Николай.  Николай до Берлина дошёл… И  погиб четвёртого мая… Вот так уж получилось с братьями моими… А!... А ведь Верка-то  старшая, тоже воевала. На зенитных пушках. Самолёты немецкие сбивали они. Да в Архангельске, на Краснофлотском острове, их батарея стояла…
 Вот за что себя буду всю жизнь ругать, так за то, что по собственной глупости потеряла Галю – дочку свою… Сестра бы была тебе старшая… А январь был. Я в районе, в больницу приехала. Мне врач-то говорит: «Мол, давай-ка,  девочка, ложись-ко на сохранение. А я: «Да какая больница. У меня годовой отчёт не сделан».  Вот и поехала домой. Да зима, да в машине-то холодно… Да тридцать километров… А потом… Да,  месяц Галя-то не прожила… Вот там же, рядом с папой и похоронили… Ох, как меня все ругали… И в конторе, и в деревне… А отец-то твой…Да что уж сейчас-то говорить… Дура была… Сейчас думаю: да плевать бы на эту работу. Да и на отчёт тоже… Вот так-то, сын…
   А что с отцом твоим развелась. Да и что  жили неважно - сама виновата. Да выпивал он… Да не больше других… Ну погуливал… А! Кто из мужиков не гулял хотя бы раз… Да и то: кобель не вскочит, если сучка не захочет… Да и обидно ему было… А как в Архангельск-то переехали, так квартиры-то я и получала… И на Садовой, и на Набережной, на Обводном… Да и эту тоже я… Да ладно   бы… Всё же должность не маленькая была… Так упрекала я его, что мол, я жена всё могу. А ты – мужик. И ничего-то не можешь… Конечно, обидно ему было… Вот жене своей так и накажи. И ещё: вот что… И накажи, чтобы жена-то авторитет отца-то в семье поддерживала. Это я к тому, что если ты  сказал, так чтобы жена  за тебя стояла. Перед ребятами-то… У нас мама всегда: «Что отец сказал – то закон».  Ну, да ладно…
 А тут было, что несколько лет, до войны, жили в Карело – Финской. Деревня-то на самом берегу озера стояла. И вот: надо было колхоз организовывать. А мужики-то – против… Кому хочется скотину-то свою неизвестно кому отдавать… А начальство-то из города, как с ножом у горла:   вступайте – и всё тут… А папа-то  в деревне авторитетом пользовался. Мужики всё к нему за советом ходили. Вот они  да и скажи уполномоченным-то:  «Харлампий пойдёт если в колхоз, то и мы тоже… Вот дома папа и говорит маме: «Вот так-то, Оля. Хошь-не-хошь, а надо в колхоз-то идти. Откажусь – во вредители да подстрекатели запишут. И Соловков тут уж  не миновать…» … И вот так: семья наша в колхоз и записалась…
  Война началась. Петрозаводск, да деревни-то наши, немцы бомбить начали. Отцу  уехать нельзя было. Он к тому времени уже председателем был. И вот мы: Руфа, Аня да я и мама поехали обратно в Конёво. Ну, собрали котомки. Сложили самое уж необходимое. А папа чайник доверху махорки насыпал. Мама ему: « Да куда она нам? Лучше уж, что дельное взять. Хоть зерна положить». «Бери, бери, - отец говорит. - Махорку-то всегда на хлеб обменять можно. Или на сахар или соль». И прав оказался. Пока ехали, всю махорку на станциях-то и обменяли… Мужикам-то что надо-то? Они и без хлеба посидят – поголодают, а вот без курева-то уж никак… Эх, война…
 Я работать-то пошла в контору счетоводом в сорок третьем. Мне тогда уж семнадцать было… Ну не сразу всему научилась. Хоть и на курсы в Архангельск посылали. Хорошо-то работать – опыт нужен. А опыту-то никто, никакие курсы, не научат. Ох, и помотала я соплей да слёз на кулак… Это, сейчас думаю, такую гору ответственности на себя взвалила. Бывало ночами сидишь, всё пересчитываешь… А попробуй-ка, ошибись… И так-то всё по капле народу приходилось выделять. А если ещё что напутаешь?... Сейчас сама себе не верю, но сдюжила… И вот: с сорок третьего и до семьдесят восьмого… И всё на одной работе… А в шестьдесят четвёртом, когда в Архангельск переехали, пришла  в  ГлавАрхангельскСтрой… Говорят: «Главным бухгалтером на базу снабжения пойдёшь? Но смотри: помогать некогда. Сама справляйся»… Справилась… А справилась почему? Как думаешь?...  Да потому что сразу зарок себе дала – ни подчинённым, ни себе никаких поблажек. Только по закону. А соблазнов-то, ох, много было… С районов  снабженцы приедут. И так и сяк. Чуть не золотые горы наобещают. Но не сдалась… И правильно делала. Сейчас ни люди, ни бог не упрекнёт, что бессовестной была. И душа сейчас спокойна. И перед  богом предстать не стыдно…
 Зарплата-то у тебя большая?... Да ладно: догадываюсь, что «едва-едва». Ну, ничего, поедешь, я тебе дам немного денег-то… Мне-то куда уж с ними. На похороны себе отложила – и хорошо… Всё раньше говорили, что дети должны содержать родителей, но как тут не поможешь… Мне много не надо, а у вас ребята растут… С женой – то хоть мирно живёте?... На сторону-то не бегает?...  А твоя–то бывшая бегала… Чувствовала я,  догадывалась, да и знала. Вы развестись едва успели, а она уже, шмык, к новому мужу… Эх… Да ладно: мать родная не скажет – никто не скажет… Живите с миром… Только умру – на похороны-то приезжайте. Только ребят не берите – не надо… Пусть живой меня помнят… Ну всё: я спать пошла. Да и ты долго не сиди – завтра вставать рано… Ну, всё…
……………………………………………………………………………………………….