Сын

Тусклый свет тысячи свечей, расставленных вдоль стен огромной голой залы, блекло отражался в мраморных блоках пола и колонн. Коричневые, рыжие, зелёные, синие, белые и чёрные камни составляли собой причудливый узор, который невозможно было рассмотреть, стоя на полу. Огромные дубовые двери, ведущие в зал, были раз в пять больше среднего человеческого роста, сейчас, плотно закрытые, они не пускали ни малейшего дуновения внутрь.

А за ними, в холодных и мрачных горах, сплошь покрытых снегом, ветер бушевал, завывая в ущельях, отражаясь от склонов, разбрасывая комья снега по всей горной долине.

Уставший путник, укутанный в старых балахон, порванный в нескольких местах, с помятой конусовидной плетеной шляпой на голове, стоял в углу залы, поближе к жару огня, оперевшись на изогнутый посох и грея своё дряхлое тело. Он был стар, неизвестно, какая сила, какая воля привела его сюда, заставив пройти километры по каменистым заснеженым скалам, преодолевая порывы дерзкого ветра, пробираясь сквозь кромешную тьму, ведь даже солнце не могло пробиться сквозь эту вечную снежную бурю.

Старыми сухими руками, но ещё чувствующими силу, он ласково провёл по посоху, очищая его трещинки от снега, откинул на спину шляпу, обножив грязные длинные седые волосы, скомкавшиеся в пути. Опираясь на посох, старик достал из за пазухи древнюю, почти истлевшую свечу, взглядом нашёл свободное место среди рядов других огоньков и аккуратно водрузил её. Откуда- то из тёмной глубины зала повеяло теплом, и свеча моментально зажглась равнодушным и спокойным пламенем, словно стояла тут уже не одну сотню лет.

- Итак, ты пришёл,- всё от туда же из глубины раздался шёпот, он словно звучал в самих мыслях путника, заглушая все звуки.- Зачем?

Старик не смог удержаться и, под давлением внезапно нахлынувшего ужаса, отступил на шаг назад, вглядываясь в кромешный мрак середины зала.

- Тебе не следует бояться,- голос стал мягче и ласковее, теперь он звучал из- за спины, словно влюбленный подкрался сзади в надежде устроить сюрприз.

Старик резко обернулся, вскинув посох в защитной стойке, но никого не увидел, а голос лишь злобно расхохотался, уносясь под своды зала.

- Я пришёл,- наконец заговорил старик, заминая дрожь в голосе,- чтобы изменить судьбу своего сына.

- Сына…- задумчиво протянул голос,- а что именно ты хочешь изменить?

- Прошу, избавь его от опиума, сделай его свободным от своих желаний.

Голос лишь повторно разразился хохотом:

- Ты хочешь заменить одну его неволю на другую? Опиум на порицание общества? Опиум на собственную совесть? Сейчас он истинно свободен, руководствуется лишь своими желаниями, не зависим от общественности, живёт без внутренних барьеров. Это ли не есть настоящая свобода?!- криком, сотрясающим стены, закончил голос.

- Нет…нет, не такая свобода ему нужна…

- Что ж, как скажешь. Твоя свеча уже горит, прошу…- Последнее слово раздалось эхом по всему залу, и в центре пола образовалась яркая щель, она продолжала расти, разрезав весь зал пополам.
Вместе с невыносимым светом храм заполнили ужасающие вопли и крики жертвенных душ.С выражением великого страха на лице старик закутался в балахон по плотнее, будто это могло его спасти, и шагнул в преисподнюю.