1. 77. глава семьдесят первая

    Книга первая. Первый день.
    
     ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
     Город детства уплывает  вдаль, из которой нет возврата! Алла Киркорова в путейской будке разливает из-под полы самогон и перебирает обширный майдан с закусью. Смутные времена политических проституток. Дракула шестерит, ляпает переводники и ищет крайнего! Парламентария ловят на крысятничестве.
    
     Из за стекла общего вагона Витька машет родителям рукой. Он спокоен, он трагически спокоен. Позже отец напишет Шпале в Сибирь: "Поезд тронулся и я запомнил твой тоскливый взгляд...” Состав ускоряет ход, мелькают лица провожающих... Кто это? Откуда взялась она на перроне — Валька — секретарша из нарсуда. Другого кого высматривает? Но почему так пронзительно глядит на Витьку, успевает дернуть рукой вверх... Скрылась из видимости. Бред какой-то! Поезд все убыстряет движение. Увозит от тюрьмы, увоДит из этой жизни в новую, еще неведомую.
     И не знает Шпала, что не вернется сюда ни через два года, ни через четыре. Возвратится через пять с половиной, когда на месте нынешнего вокзала будет стоять новый, современный, из стекла и бетона; когда его младший братишка, который сейчас "пешком под стол ходит", вымахает на полголовы выше Витьки; когда Ленька, которого он сейчас так незлобливо поругивает, уже упадет в яму и на место него придут другие, еще более безмозглые, но при всем том еще и вредные типы. Когда начнутся смутные времена крикунов и политических проституток (по меткому определению первой политической давалочки).
     Вернется Шпала тощий и лысый на это место, как на кладбище своей юности. В сегодняшнюю жизнь он уже не вернется никогда. Пленка отрезана и отправлена в спецхран под замок до полного истления. Никому ее заново не посмотреть. "Лишь где-то там, в глухих подвалах МУРа, хранится юность, сданная в архив." Архив будет еще подниматься и дополняться. Наверное это самое уникальное в мире собрание! Здесь досье, возможно, на каждого советского человека, включая мертвых!!! Судите сами: к старости добрая треть Витькиных одноклассников пересидит в лагерях.
      Число же хоть однажды задержанных и, значит, оставивших "пальчики на память" трудно определить. То-то будет раздолье писателям — крикунам из перестройщиков, заимеющим доступ к этому сокровищу в персонажах! Обыкновенных уголовников, воров, мародеров запишут в ранг идейных борцов с системой. Которых первые, в действительности, глубоко презирали! И погонят сии полчища мертвых в угоду своим амбициям. Встань те "борцы" из могил, они бы собственными руками растерзали своих нынешних "заступников". "То ли еще будет!"— как говаривает Алла Пугачева (или Киркорова?). Не удастся Витьке обмануть свою судьбу глупыми заклинаниями. Блаженны не ведающие своей участи!
     Икск растаял за окном. Превратился в пригород, затем в село и наконец умер, уступив место лесу. Это где-то уже около их Южного. Сейчас мелькнет заново отстроенная путейская будка, в которой они когда-то с Чавой мечтали о подвигах и приключениях. Такое достопримечательное место нельзя не отметить! Верный оруженосец — Хорек был тут как тут, ни на шаг не отходил, забросив свою Оскольскую братию.
     — Наливай Дракон-Хорек!
     На столе появляется закусь. В граненый стакан Коля льет из бутылки "столичную" скрытно, из-под полы. Такое вороватое торжество Витьку не устраивает! Он отбирает у Хорьей морды бутылку, ставит на стол.
     — А если "покупатели" увидят или проводники? — жуликовато оглядывается Коля.
     — Ну и что, ворованная, что ли? — задиристо восклицает Шпала.
     — Так ведь отобрать могут!
     — А ты для чего? Набьешь капитану, или как там его, морду, только и всего!
     У Хорька начинает подергиваться щека.
     — Ладно, — смягчается Витька, — я шучу! Можешь просто покупать новые взамен отобранных, если тебе так больше нравится. Я не возражаю!
     К их разговору прислушиваются окружающие призывники. Глядят голодными глазами Шпале в рот. Черт бы их побрал! Затариться не могли, что ли? А если кишка тонка, так неча и рот разевать! Все какие-то незнакомые. Не туда Витька попал с посадкой. Ладно, дело наживное! За окном знакомый пейзаж, вот-вот мелькнет будка.
     — Ну давай! — поднимает Шпала стакан, предлагая Хорьку чокнуться. — Кстати, что сам-то не пьешь? Я насчет этого никаких запретов не ставил.
     — Я не хочу! — давит Оскольский, глотая слюну.
     — А мне одному скучно, давай, хлебай!"
     Шпала заливает Дракону-Хоринскому из бутылки. Тот поперхнулся, но сдержался, не срыгнул.
     — Молодец, растешь на глазах! Так, теперь мне еще стакан, остальное прячь или допивай и найдешь Потапа, помнишь такого? Пусть сюда перебирается, либо уж мы к нему, если там компания подходящая.
     Спрятав остатки спиртного в рюкзак, Коля предусмотрительно засунул его дальше под сиденье. (Они на боковых местах, за столом, остальные сплошь забиты сверх меры.) Уходит искать Потапа.
     Раздавив почти сразу же второй стакан, Витька основательно занялся жратвой. Что-то после ночной попойки с Васей он не пьянеет! Идет, как опохмелочное, только аппетит прорезался волчий. Мобуть нервное перенапряжение, стресс? Хорек отсутствовал не долго не коротко. Пришел, доложил, что Потап через пять вагонов к хвосту, у него там компания, зовет к себе. Пришлось поддавать Дракуле на плечи его затаренный до предела водкой рюкзак.
     (Пожалуй, тут Шпале одному за неделю не справиться. Впрочем, как знать!) Самому тащить еще обширный майдан с закусью. Как только встали с места, сдавленные теснотой из отсека тут же в прыжке овладели пространством. Стол, демонтировав превратили в лавку. Тащились долго по забитым пассажирами до предела и пустым вагонам. Не могли, что ли, освободить для призывников места подряд? В воздухе уже явственно проступал перегар. (Но еще не то, что было опосля!)
     Потапа с компанией нашли вольготно расположившимся в отсеке и прилегающем к нему пространстве. Вся братия мирно беседовала, однако глазенки заметно блестели. Хорек, сразу произведенный общим дневальным, или "шнырем" — по-зоновски, тут же послан был узнать, где находятся основные силы противника — сиречь капитан и сержанты. "Драка" правда божился, что видел кэпа "во главе" поезда. Тот, дескать, ходит с бригадиром, растУСОВЫВАЕТ призывников. Однако такая расплывчатая информация никого не удовлетворяла. Заслали разведать наверняка. Хорек исчез. Прошло некоторое время и появился... офицер-поДкупатель с четырьмя сержантами!
     (Которые, как позже выяснилось и не сержанты вовсе в большинстве, а лычки нашили для порядка.) А также с мужчиной в костюме железнодорожника под мышкой. Впрочем, не только под ней! Капитан совершал обход. Рожа его, как и лжесержантов, была подозрительно красной. Цербер (собака недоразвитая) сделал несколько замечаний за грязь, дым. Пригрозил, что кому-то (кому именно?), служба по этому (по чему?), медом не покажется! ( Любят эти "Голубые князья" — как их злобно обозвал Околоржавый, туманностями изъясняться!) Назначил старших. Дал им ЦУ (ценные указания) и ушел с сопровождением в следующий вагон.
     Потом вернулись мнимые сержанты. Они размахивали кулаками, стучали ногами об пол, ругались на чем свет стоит, употребляя малознакомые и потому достающие выражения типа: "Забыли кто вас гребет и кормит?" "Службу поняли?” В общем, привычный у них там набор слов. Кое-кого взяли за грудки... И, так же внезапно, как появились, исчезли. Все же остался после этого тайфуна тяжелый осадок на душе у каждого.
     В вагоне ехало человек сто призывников — здоровых в большинстве своем, крепких ребят. И вот они униженно молчали! А четверо, таких же по сути, орали на целую кодлу всяко и видит бог, скоро начнут без стеснения бить. Да не то страшно, подло, что сдачи дать не можешь! Все это противоречило их вольной, пока еще, закваске. Увиденное больно задело Витьку. Он понял, что весьма скоро очутится в положении не лучше прежнего: т.е. сотворит нечто этакое! Стоило ли убегать от одной тюрьмы, чтобы угодить в другую?
     — Да, что-то предстоит! — сказал Шпала спутникам зло.
     — А что предстоит? Окучивать будут, гонять будут как молодых, ****ь по уставу и вообще ... Никуда не денешься, все через это прошли!
     Последнее названо довольно красноречиво. Именно: ****ь. Хотя при одном намеке на буквальный смысл данного глагола, Витька не то что перед челюстью не остановится, но и из автомата полроты перестреляет! Ну а в остальном, нужно иметь храбрость признать! Унижения, видимо, терпеть придется, как ни отвратительна Шпале эта весть! Терпеть, потому что нет выхода.
      Все общество живет по такому ****скому принципу. А повесившись никому ничего не докажешь, только рассмешишь! Какая гадость предстоит! Мороз по коже и в горле говно. Выпить да и прочь невеселые мысли. Чему быть, того не миновать. Зачем умирать зараньше времени? Сегодня они еще вольны гулять. Так гульнем же напоследок, чтоб небесам жарко стало! Витька молча вытащил из Хорькова рюкзака пару пузырей, поставил на стол.
     — Давай, братва, пусть эти ****и *** сосут, сегодня мы еще вольные люди. По себе знаю: пока буду под градусом, ни одна мразь мною командовать не станет. А рискнут, за Шпалой не заржавеет! ****ь его в рот, пусть в части огребусь, но так вот не могу и не хочу. Еще не служба и я им не солдат. Давай!
     — А может не надо? — усомнился кто-то. — Вдруг хуже будет?
     — Хуже не будет! — авторитетно заявил Витька. — В случае чего на меня валите!
     — Да ну ты что, Шпала, за кого ты нас считаешь? — возмутился Потап. И к толпе: — Кто боится, ищите себе другую компанию!
     От команды Потапа на столе появилось еще полдюжины беленьких. Они вмазали, они крепко ударили по бездорожью.
     Едва разыгралась кровь, принесло откуда-то шныря — Дракулу. Хотел Витька со злости за будущие свои унижения набить ему е..ло, да вовремя спохватился: а Драка тут при чем? И чем Шпала будет лучше этих "дедов", если вот так же станет бить беззащитного? Теперь возможность самовыражения он находил именно в том, чтобы не поступать, как сержанты.
     Быть выше их, доказывать себе это! Витька усадил Хорька, обнял его за плечо и накачал хорошенько. Коля Кошевой (а Шпала, в порыве пьяной нежности, его теперь называл исключительно "Колян") даже прослезился от такого участия. Стремясь как то, видимо, отплатить добром за добро он донес, что проходя по вагонам видел "Маню".                Петуха, которого в их бытность на тюрьме опустили то ли за крысятничество, а может и просто ни за что!
     Открытие не произвело на Витьку впечатления. Охваченный идеей фикс, он преисполнился гипертрофированного желания быть великодушным. "Опять эта шоха "переводники ляпает" и хочет найти крайнего! В рог бы ему дать!" Чем, собственно, виноват петух. Почему нужно над ним издеваться? Сам Хорек тоже не ангел, но перед пидорасом чувствует себя орлом: Он ведь только "шестерка"! Кошевой вмиг стал Шпале неприятен. Захотелось унизить его, чтоб не подставлял других.
     Но Потап при слове “петух” аж подпрыгнул. Он еще ни разу не пробовал живого пидора. Потап рвался сейчас же это дело оформить. Витьке сделалось гадко от сей грязи, но не запретишь же другу Потапу. Да и заступаться за петуха... выглядит мо меньшей мере странно! Потап между тем был в азарте, подбивал Шпалу на черное дело: натянуть "Маню". Пришлось сделать вид, что согласен. Гроздь твердо намерен был расстроить предприятие. Хорек, довольный тем, что смог оказать такую пикантную услугу, вел их. Витьке на душу легло безразличие. Вот так в жизни все хрупко, все относительно: честь, совесть!
      До конца чистым не был даже выдуманный Христос. Ему тоже свободно можно предъявить за многое! А они — живые люди, зачатые в пороке, среди него существующие... И сам эНтот процесс, порой, его продолжение, напрямую от последнего зависит. Что Шпала должен сейчас сделать, дабы оставаться до конца чистым? Как минимум две вещи: 1) не идти в армию, где властвуют унижения; 2) не дать Маню Потапу на растерзание. И обе они нереальные! Вот таковы правила игры. Не хочешь — не участвуй! Противно, но ведь и жизнь человеческая имеет какую-то цену. Витька, по млАдости лет, как это и предусмотрено всеобщим порядком вещей, был материалистом.
     В данном случае он понимал так, что не человек должен служить идеалам, а они последнему! Нравственность индивидуума проистекает из свободы. Волен Шпала, скажем, сейчас насиловать Маню и не... В этих рамках и лежит Витькина нравственность! В целом, живя в беззаконии, люди не могут быть нравственными. Способны к этому лишь стремиться. Выходит, прежде чем требовать от человека чистоты, необходимо предоставить ему свободу, нравственные условия?
     К черту заумные мысли! Шпале неприятен сам факт насилия и Витька сделает все, чтобы его расстроить.
     — Вот он! — украдкой показал Хорек и попятился. Взревев, Потап ломанулся вперед. Шпала схватил ебаришку за рукав.
     — Слушай, ты ведешь себя как дурак, — говорил он негромко. — Зачем на весь вагон парафинить Маню? Ты же хочешь получить от нее удовольствие. Подумай, с каким настроением девочка будет тебя удовлетворять после такой услуги! Если тебе все равно, то учти, что мне кайф попортишь!
     Потап сбавил обороты.
     — Хорошо, давай вытащим Маню в тамбур и поговорим.
     — Давай!
     В сенцах парламентер пытался поздороваться за руку, но Шпала ладони не подал. Законы малолетки он помнил. Маня была жирная, как многие "рабочие" петухи, раскормленная на "диетпитании". Чтобы не передавать Потапу инициативу, Груздь начал сам.
     — Здоров, здоров Маня! (Руки в карманах). При упоминании клички петух сразу все понял и сник. — Ты не волнуйся,— подбодрил его Витька,— мы "масть вскрывать" не будем, но за это, несравненная, нас должна обслужить.
     Маня весь задрожал. Казалось, вот-вот паралич хватит. "И охота же тратить кому-то себя на такую образину!" — подумал Шпала. В памяти вспыхнул образ Светки. Несчастные люди, кто до этого опускается!
     — Ладно, Манечка, не трусь. Мы же не варвары какие-нибудь, насильно тебя заставлять! — успокаивал Витька. — Ты пока расслабься, приведи себя в порядочек, прихорошись. А мы через десяток минут заглянем, а? Ну и ладушки. Кстати, деньгами не ссудишь? Четвертак нас устроит .
     Маня трясущимися руками вынул из кармана бабки. Отсчитал 25, отдал Витьке. Тот Потапу.
     — Ну а теперь мне!
     Петух нехотя отвалил еще четвертачок. Шпала подтолкнул Потапа к выходу:
     — Иди, я еще с ним пококетничаю!
     И подмигнул заговорщически одним глазом. Компаньон понял в том смысле, что, может быть, Витьке наедине удастся заломать "соску" уже сейчас и шагнул в дверь.
     — Только не подслушивай! — крикнул вдогонку Шпала. Подождал минуту, выглянул. Потапа не было. — Вот так, Маня! — сказал на сей раз серьезно (Витька даже не знал, как этого петуха зовут), — Не я тебя нашел, не я привел, да и на хер ты мне нужен, чтобы я перед обиженкой оправдывался. Короче, Маня, если не хочешь, чтобы тебя драл весь вагон, весь призыв, дергай отсюда куда-нибудь, да побыстрей! К капитану ли под крылышко; из поезда выпрыгивай — дело хозяечье, думай сам. Мне все равно, я тебя предупредил. Давай, действуй! И запомни: Шпала ничего не говорил!