1. 78. глава семьдесят вторая

    Книга первая. Первый день.
   
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
    Толпа новобранцев ставит на уши столицу! Переворачивает "воронки" с ментами, берет штурмом железнодорожный вокзал... Шустрые маклеры распродают денежным клиентам армейские звания и должности. Шпала оказывает услугу пидорасу.
   
    Пройдя вагон встретил поджидающего его Потапа.
    — Пор-рядок! Через 10 минут подмоется, зубки почистит, прелесть девочка будет!
    Тот воодушевился до экстаза:
    — У-у-у! Не могу, штык дымит. Пойдем скорей пить, а то обтрухаюсь раньше времени.
    Витька тоже был не прочь поскорей забыть это гнусное дело. Странно, он ни сколько не чувствовал себя виноватым в том, что на полсотни наказал пидораса. Почему Шпала должен оказывать услуги подобной части населения безвозмездно? Имеет же он право получить взамен какое-то удовольствие! Пьянка продолжалась и все более свирепела. На душе сделалось благостно, как будто Витька совершил величайшее милосердие. Да и хмель стал медленно, но верно пробирать. Через Щас (т.е. очень скоро) они — вся компания были уже кривые, как кипа турецких ятаганов.
    Хорек, видно шкурой почувствовав, что Шпала не в восторге от последнего его поступка, теперь примазывался в шохи к Потапу. Вдобавок, он тоже хотел "попарить шишку" и просил о том у нового хозяина разрешения. Зла на эту ****ь Витька не испытывал. Даже как-то смешно было наблюдать за всеми Хорьковыми ухищрениями. Но при всем том думал, что нужно подобрать предлог и дать ему по голове. Во-первых, чтобы не сорвался с узды, а во-вторых, так "Дракон" меньше пакостей натворит.
    Люди, подобные Хорьку, что ни говори, добра не ценят и отвечают на него подлостью, но зато уважают силу. Как после этого шох не бить? Они любят именно за то, что их пи...т! И чем более к подобным созданиям бесчеловечны, тем сильнее преданы они своему мучителю. Странная порода блЮдей!
    Как же умно они поступили, что надрюкались до поросячьего визга! Аккурат вся компания тянула: "Врагу не сдается наш гордый Варяг...", когда появился еще более раскрасневшийся капитан с бравыми сержантами. Делать опять обход. Шпале было уже решительно море по колено и он в упор разглядывал воинов немигающим осоловелым взглядом. Как бы подначивал, ища ссоры. Но не наглел, конечно. Просто намекал: "Я вас не боюсь! Ха-ха!" Кэп оглядел всю капеллу, старательно выводящую вышеозначенную песню и молча шагнул дальше. В отсек ринулся один из сержантов. Но... странное дело, ринулся он за тем лишь, чтобы шепнуть:
    — Мужики, кончайте базар! Утухните пока обход кончится, поняли!
    И затем уже, во всю мочь легких и с неподдельной яростью:
    — Что, суки, забогомели?! Забогомели, ****и, я вас спрашиваю?!!!
    С этими словами ***вейбин ринулся в соседнее купе и принялся там окучивать кого ни попадя.
    — А вы, твари, что, слов не понимаете? Кому сказано: "Чистота должна быть идеальной!
    И так далее по всему вагону. Капитан тоже орал, не отставал. Вот так! "Весь мир — театр и люди в нем актеры, и каждый не одну играет роль!" В их отсеке засело дружной компанией десять рыл: весь цвет! И кинься сейчас сержанты в драку, Шпала наверняка знал: им дадут "обратку". Какой пример будет для остальных? И деды поняли, что, конечно они возьмут свое, но не сегодня. Чего ущучил лично Шпала? Он осознал: не стоит так уж серьезно относиться к "дедушкинским" оБскорблениям.
    Лучше принять все за игру. Тем более, что положение, видимо, не так уж безнадежно, если у сержантов тоже в критических ситуациях "очко делает жим-жим"! Что поняли остальные, которых окучивали вместо его друзей — дело их. Конечно, после предупреждения командира, капелла тут же умолкла (зачем наглеть?), но с уходом начальства затянула громче прежнего. Потом пришлось Витьке тащиться с Потапом и Хорьком (фу мразь!) к Мане на ****ки, которой еБстественно на месте не оказалось.
    Осенний день короток. Когда приехали в Харьков, густая тьма уже плотно навалилась на бывшую столицу. Выгрузились и расположились на втором этаже вокзала. Здесь уже размещалась аналогичная толпа таких же как и они оборванцев. Объединившись, "командиры" заперли входы и выходы с этажа. Дескать, в городе вам все равно делать нечего: выглядите бичи бичами, вас первая же ментовка заметет. Принялись раздавать сухой паек: рисовую кашу с мясом в консервных банках. Для чего разбили команду на звенья и назначили в них старших. Положенное количество консервов им и вручили. Через минуту те же сержанты, но без капитана все отобрали назад, обещая взамен водку в вагоне.
    По прибытии на "Самостийную Украину" Витька был уже хорош. Потому, все дальнейшее происходило словно в тумане. Ежели б не запрет покидать этаж, он может статься, так и сидел бы там, куда приземлился — на лавке у окна. Теперь же нелегкая подняла стойкого искателя приключений и швырнула в очередную авантюру. Демон-искуситель явился в образе Потапа.
    — Давай вылазку сделаем!
    — Куда?
    — Как куда, за вином. конечно. Забыл Манин четвертак?
    Ну на кой черт, спросить бы Шпалу ему вино? Когда он до части положил себе за правило пить только водку. В дозе которой, тоже однако, на данное время не нуждался. Не вино было дорого — приключение! Это же исторические минуты Витькиной судьбы. Всю жизнь потом он сможет врать, как с оцепленного этажа, обойдя посты пробирались рекруты за пойлом. Армию — Шпала знал из практики, мужики вспоминают при каждой второй пьянке. Раз сотворил и весь век рассказывай!
    Далее! О чем же он, иначе, станет писать в своей книжонке, когда грянет демократия и нужно будет искать пути к обогащению? Кто-то из великих авантюристов сказал, что самое выгодное помещение капитала — вкладывание его в приключения! Витька это высказывание целиком поддерживал, так мог ли он поддаться чувству усталости? Особый шарм операции придавало то, что никто не знал, когда отправка: может через минуту, может через час.
    Разработали следующий план "Буря в пустыне": Потап тащит Шпалу, поддерживая за пояс, на выход и объясняет сержантам-стоРОЖАМ, ЯК чОловИку плохо: тошнит, вот-вот вывернет наизнанку. У Витьки, естественно, глаза под лоб. Уловка прошла с тем только нюансом, что Шпала переиграл и найдя первый же темный угол, действительно срыгнул. Шли, стараясь обходить фонари. Купонов в оное время на Украине введено не было. Своих денег тоже. Вино продавалось в каждом магазине и стоило 98 коп.
     (Как раз попалось "Волжское") Потому отоваренный четвертак пришлось нести назад в завязанной узлом Потаповой куртке. Да еще каждому в карманы запихнуть и за пояса брюк. Наверное похоже выглядели обвешанные гранатами панфиловцы, когда шли на немецкие "Тигры". Доперли кое-как груз до вокзала. Теперь его нужно было контрабандно внести на этаж. Посовещавшись, прикинув так и эдак, решили забросить через окно. Кликнули маячившую на втором этаже фигуру.
    — Икский?
    — Нет.
    — Позови кого нибудь из Икских, из самого города. Лучше всего Бубу. Скажи — там ребята ждут.
    Через некоторое время донесся условленный свист. Это явился Косторский и с ним Калач. Кидали на пару: Потап Бубе, Шпала Калачу. Ответственное дело: подбрасывать бутылки. Но, поверите ли, не разбили ни одной! На все предприятие с вином ушло минут двадцать. Еще десять длилось распитие. Потом за пойлом ушла другая партия, уже из четырех человек. В соседней команде ребята тоже не дремали. Примерно через час-полтора разброд в стане призывников обоих фракций был полнейший. Челночные рейсы совершали бригады поставщиков спиртного.
    Несмотря на запрет многие шлялись туда-сюда по нижнему этажу и платформе. В окна летели пустые бутылки, задевая прохожих, углы вокзала залили пятна блевотины. Вином вся колонна затарилась, как на войну: кто сколько унесет. Пьянка не прекращалась. С трудом, все хуже и хуже удавалось сержантам поддерживать какую-то видимость порядка. В ход пошло рукоприкладство, которое одно только и могло облагоразумить зарвавшихся. Потап случайно заметил в толпе Маню. "Застенчивая девушка" изо всех сил жалась к капитану, прямо по пятам за ним ходила. Это и сгубило ее невинность.
    — Вон, — крикнул Потап, подбегая к Витьке и тыча через зал пальцем, — Маня! Пойдем!
    Шпала сослался на то, что пьян в стельку. Садист тоже был не трезвый. Он увел сопротивляющегося пидораса прямо из-под капитанского носа, во всеобщей толчее обхватив, точно родного брата за шею. Видя тщетность сопротивления, Маня покорилась своей участи. Потап тащил петуха в тупиковый коридор служебного входа. За ними не отставал Хорек. И скоро у коридорчика оказалась, закрывая его, толпа человек из шести-семи. "Охрана" то и дело менялась. На счастливую Хорькову рожу было невыносимо смотреть. Шпала крикнул его, и сидя снизу треснул по морде.
    — За что? — взвизгнул гребарь-перехватчик, ухватившись за подбородок.
    — Че, сука, лыбишься? Запалить всех хочешь?
    Все вертелось, все кружилось перед глазами. Прилетел кто-то из солдат, крикнул на посадку. Шар у Витьки был уже залит основательно, у других видимо тоже. Потому своих покупателей от чужих в личность не отличали. Прибежали, уселись в поезд человек двенадцать. Вдруг появляются такие же вояки, кричат "вылазь!" А первые: "Нет, сидеть!" "Белые пришли — грабють, красные пришли — грабють! Ну куды крестьянину податься?" Эти бесноватые принялись драться друг с другом из-за призывников. Содом какой-то! Сам черт ничего не разберет. Бились они бездарно. Витька уже вскочил, желая вмешаться: навинтить по калгану тем и другим, и таким образом покончить спор!
    Но вспомнил, что находится в армии. Не его это собачье дело, в военные конфликты влезать! Сел, принялся подначивать обе стороны. Оказывается, тут на вокзале и не две вовсе команды, а множество. "В конце концов, среди концов, мы, наконец, найдем конец?" Новые оказались сильнее, отбили новобраТцев. Хотели тут же на Шпалу наехать за борзость. Однако Витька заявил, что немедленно переметнется в стан оппозиции. Поскольку убедительных доказательств ни у одной из сторон нет, то и взятки с него гладки! А свое недостойное поведение во время разборок объяснил тем, что является страстным болельщиком, любителем петушиных боев и ничего не может с собой поделать. Его обещали подлечить в самое ближайшее время.
    — Что, свое начальство в лицо не знаете? — шумели сопровождающие, похожие на поверженных противников, как сиамские близнецы. Но, странное дело, тут же выдали по банке рисовой каши! Приказали съесть немедленно в наказание. Вкусная оказалась, легкоусвояемая! Точно такую же банку он уже сегодня где-то видел! Напрасно в фонд мира пожертвовали! Но кто же сержанту, от которого, может быть, вся дальнейшая служба зависит, в такой мелочной просьбе откажет? Да для него, родЕмого и последние штаны с себя снять не жалко!
    Тем более, кому она нужна, каша, когда у всех сидора с домашними котлетами, курятиной, салом. Однако, ефрейторы в таких делах соображали лучше и смотрели на вещи практически: курица в газете, или котлеты (в желудке) товаром быть не могут. А вот консервированная каша (в жести) пожалуйста! Все собранные обратно банки они, несколькими часами позже загнали проводникам вагонов в обмен на чистую монету. (Конверсия! Или конвертация, как правильно?)
    Вообще, поездку за обобранцами сержанты и офицеры считали коммерческим мероприятием, обязанным принести сверхприбыли всем его участникам. Не зря же (и не безвозмездно) выбрали для этой цели командиры из своих ртов (простите рот!) самых пронырливых. Действовать-злодействовать "эмиссары " начали еще в военкомате: постоянно чего-то маклевали, наплевали, наблевали. Намекали, нарекали... В общем, обещали кому что, сообразуясь с умственным потенциалом и запросами объегориваемых. Одним сулили теплое местечко,
    другим звание, третьим личную поддержку в обмен, естественно, на деньги, ценные вещи. К Харькову (да и потом) вокруг сих фокусников-иллюзионистов сбилась некоторая группа подлипал и подхалимчиков. Это замечалось со стороны, однако Витьку абсолютно не интересовало. В делах угодничества он, прямо скажем, был не силен, проще выразиться, профан. И к тому же считал, что деньгами истинный авторитет не купишь. Приобрести можно лишь должность шохи, да и то лишь до тех пор, пока с тебя можно что-то взять. А подобный вариант его не устраивал.
    В критический момент меж группами призывников вспыхнула драка. Сержанты - «покупатели" обоих команд, действуя слаженно и решительно, почти затушили ссору, но она вдруг с новой силой полыхнула на перроне. Раздались крики: "Наших бьют!" И сметая караул, одним большим потоком масса кинулась вниз, чтобы там разделиться на два лагеря. "Все смешалось: Кони, люди...!" Во время штурма зимнего, помнится, хоть красные околыши нашивали. Здесь же ничего было не понять: кто свой — кто чужой. Куда девались пассажиры? Дрались одной большой свалкой, один против другого и все на всех. "Чей ты хлопец?" выясняли лишь после обмена ударами. Ситуация менялась ежесекундно.
    Витьку неожиданно сбили с ног и принялись пинать изо всех сторон. Но через мгновение самих нападающих свалили и Шпала, вскочив, тоже кого-то яростно футболил. Неизвестно откуда на голову летели бутылки. Слышался звон стекол. Завывала где-то рядом сирена. Скорая помощь, то ли милиция, а может быть пожарная служба... Но ничего нельзя было понять, изменить.
    Сзади напирали, с боков поджимали и гнали на неприятеля, которого равносильным же образом несло на тебя. Что оставалось делать? Бить первым, пока не сбили с копыт! Стихия! Витька до конца понял это явление, не где-то и когда-то, а именно сейчас. Слился с ней! Почему "СТИХИ и Я", почему не "ПРОЗА"? Да потому, что ритм здесь можно только чувствовать, а не понимать! Из-за чего началась драка, кто прав, кто виноват? — меньше всего "обЧественность" волновало.
    Вдруг раздалось: "Бей ментов!" И противоборствующая толпа развернулась, плечом к плечу единой армадой двинулась на машины. Их поднимали вместе с запершимися внутри красными шапочками, пытались перевернуть... Дорвавшись до одного из УАЗиков, раскачивая его, Шпала был на вершине блаженства. Черт возьми! Он теперь как все. Грехи с нуля!!! А с торжеством закона здесь пожалуй еще туже чем на гражданке. Один или два "воронка" уже лежали на боку. Гуляй братва!
    Везет же Витьке на таких, как сам! Что за мудрые государственные деятели дарят ему постоянно столь ценную возможность отличиться? Нет бы рассовать шантрапу помаленьку в разные рода войск. Глядишь, обуздали бы их, перевоспитали. Так на тебе: собрали всех урок в одну большую толпу. Какому идиоту это в голову могло прийти? Ну теперь получайте чего хотели: братва "гулеванить"! Молодцы, все-таки, ребята из стройбата! Какая бы еще команда могла устроить на прощанье подобный бал? Непрерывный гул вдруг прорезали автоматные очереди.