1. 84. глава семьдесят восьмая

    Книга первая. Первый день.
   
    ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
    Шпала ломает челюсть полковнику и выпивает у стариков весь запас вина, а самих их стелет по коридору. После чего его кликуха гремит по всему Крыму. Принцип дедовщины — давить с первого дня.
   
    Проснулся Одиссей Икский от хохота, раздающегося откуда-то с другой стороны казармы. Вокруг уже все спали. Слышно было усердное сопение. Ошалело посмотрел по сторонам, силясь вспомнить что это с ним. Первой почему-то в голову пришла глупая мысль, что Шпала в зоне. Косой деревянный потолок, двухъярусные тесно поставленные койки, храпящий бритый народ повсюду. Может, его уже раскрутили за убийство и Витька в колонии? Роба на нем еще вольная... “Да армия же это! — наконец вспоминает Груздь, — ура!!!" Вот чертовщина-то! Так быстро идут события, что и не успеваешь запомнить, освоиться. Проснулся от того, что хотел по-малому. Странно, подумал Шпала, припоминая, кажется, он терпел еще с самого отбоя, а уже за полночь.
    Там кто-то чего-то говорил, что нельзя сразу. Дрались с кем-то за что-то хором, потом земляк нашелся... Или Витька с Султаном во сне разговаривал? Все в голове перепуталось. События последних дней лежат сплошной грудой. Что было раньше, что позже, что во сне, а что наяву — ничего не разберешь! Да и чем явь хуже самого фантастического сна? Помнится, его еще пигмей какой-то бить собирался, или это тоже во сне? Из-за койки дрались, рыжий сержант... Нет, бить Шпалу-деревянного, видимо, будут наяву, и тоже "Землячки". А еще он думал, ломать челюсть или нет, и решил пока погодить с этим делом. Витька сунул ноги в развалистые без шнурков туфли, встал, пошел на улицу. Шкандыб, шкандыб, шкандыб...
    — Кто там шарится? — рявкнул голос из неведома, когда Буратино вырулил в коридор.
    — Черт возьми, скрип, — мелькнуло в его деревянной голове, но было поздно.
    Из кубрика вылез в проход основательно пьяный, вездесущий рыжий сержант. Скоро он Шпале в кошмарах являться будет. Усы его злобно топорщились, глаза были красные, как при запоре. В желтых зубах торчала чадящая папироса.
    — О! — воскликнул рыжий Карабас-Барабас, выразив видимо тем крайнюю степень удовольствия. — Третий раз на мои глаза за ночь. Это уже не просто везение — наглость. Сейчас ты заполучишь, земеля, то, чего так долго выпрашиваешь!
    При этих словах новоявленный директор кукольного театра схватил Витьку за шкирку и втолкнул в темный кубрик. Здесь, очевидно, жили старики-сержанты, проводящие карантин. Шпала успел различить со света лишь очертания двухъярусных кроватей вдоль стен. Между ними метровый проход, в середину которого выставлены подряд две тумбочки. Весь пол заставлен бутылками. На тумбочке ворох каких-то вещей. На нижних кроватях, впритык друг к другу, сидят "камисары". “Ну, держись, Шпала! — мелькнуло у Витьки в голове, — вояки перепитые — зверье, а такой шоблой по пинку скинуться мало не покажется!”
    Ах жаль, сейчас бы он эту шоблу всю постелил вдоль по коридору! А может постелить? Ведь пьяные! Какой спрос с салабона за пьяных? Ладно, чуть чуть Шпала потерпит, он добрый. А там видно будет. Один из сержантов вдруг резко вскочил, замахнулся и принялся чесать за ухом. Это едва — е4 не стоило ему челюсти. Шпала нырнул под руку, вынырнул с другой стороны и еле сдержал удар. Дуремар — ловец лечебных пиявок, однако, был настолько пьян, что не сразу разобрался с этим действом.
    — Чё, земеля, ссышь, когда страшно?...  Постой, да ты никак хотел дедушку уебать? А!!!
    При этих словах бабушка сделала выпад, намереваясь ударить Витьку под дыхало. Какой наив! Тот, отскочив, саданул рыжего сержанта спиной и одновременно приземлился ему на начищенные до блеска сапоги-скороходы своими нечищенными туфлями. Карабас взвыл и загнул в бога мать. От падения его спасло то, что сын солнышка уперся рогом в дверной косяк. Дуремар первый, провалившись вслед за собственным кулаком, обнял стойку кровати. Тоже мне бойцы ***вы! Витька инстинктивно втянул голову в плечи:
    — Ну, сейчас начнется!
    — Оставьте! — раздался из правого угла голос. — Полковник, ты чё его зацепил?
    — Дак он мне с самого приезда кровь пьет. Ты не представляешь что это за фрукт. В три часа выпросил больше, чем другой за полгода службы. У, шлюха! Он сегодня прапору две сотни денег отдал и часы командирские. Ну, земеля, что молчишь? Боком тебе эти часики выйдут!
    — Оставь его! — повторил тот же голос. — Он мой земляк. И твой, кстати, тоже!
    — На хую я таких земляков видал! — вскипел за спиной Витьки рыжий сержант. — Таких земляков сегодня сорок человек прибыло, *** хоть один мне червонец дал. А орловские мне сотенные да полсотенные дарили, вот то земляки.
    — Не трожь его, я тебе сказал, ни сегодня, ни вообще, это парень с Радуги! Садись земеля, потеснитесь, дайте ему места. Вались, не стесняйся.
    Из-за угла выползла рука и потянула Витьку в темноту, вниз, принуждая сесть. Койка в том месте оказалась свободна. Перед самым носом повисло нечто большое и грязное. То была алюминиевая поллитровая кружка.
    — Держи!
    Витька взял емкость обеими руками. Она оказалась тяжелая, полная до краев какой-то черной, как деготь жидкостью.
    — Пей!
    — Куда! — гаркнул от двери сержант, — салагу поить!
    — Замолкни, Коленька, ты же через два года с этим салагой в Икске у пивной встретишься. Он мой друг с гражданки, понял?
    — Это другое дело! — примирительно прорычал сержант. — Ну, земеля, скажи спасибо, в рубашке ты родился. Держи краба! — через груду закуси потянулась рука.
    — И не поминай лихом. Я, между прочим, тоже городской, Красное слышал?
    Еще бы Шпала не слышал! Ведь это в сторону их поселка. Они с краснянами все время цапались, воевали.
    — Слышал.
    — Может, знаешь кого?
    Витька пожал плечами:
    — Своего возраста всех.
    Потом ему долго пришлось перечислять краснянских и обстоятельства их знакомств, и рыжий пришел в полнейший восторг. Оказывается, Шпала даже дом его помнит — синенький, с гнутым из арматуры узором палисадника, второй от поворота справа.
    — Видишь, он и твой хороший земляк оказывается, а ты его припахать хотел! — подал вновь голос из угла Султан.
    — А ты, земеля, пей давай, не держи посуду. За что пить будешь?
    Витька привык пить без обоснования, но тут видно другие порядки и правила. А за что же здесь положено пить? Что придумаешь? Может вопрос задан не спроста, здесь какой-то подвох?
    — Не знаю, — ответил Шпала.
    — Пей, чтобы у тебя вся служба вот так же как сейчас прокатила! — предложил Султан.
    Витька опорожнил посуду. "Портвейн виноградный" — зафиксировал ощущение.
    — Еще будешь?
    Однако, щедры старики! Но как выговорить: “Нет не буду?" — ежели только что, со смаком принял поллитра? Это же будет фальшь, и никто в такое не поверит. Разве похож он на непьющего? А если сказать: "Буду..." "Ну и наглен же ты, братец! — скажут — На халяву да еще больше стариков выпить хочешь." Потому Шпала молчал, высчитывая правильный ответ. Султан молча отобрал у него посудину, наполнил ее наполовину и вновь подал Витьке.
    — Ну, дай бог не последнюю, глуши.
    Шпала привел приговор в исполнение.
    — Хотел припахать и правильно бы сделал! — подал голос от двери рыжий. — Мы с тобой что, такие в армию пришли? Тише воды, ниже травы были. Целый год от собственной тени шарахались! Деду на глаза боялись показаться. А чтобы сесть рядом, а чтобы пить!...
    Рыжий от показного страха подпер рукой голову и зажмурил правый глаз. Левым он совершал круговые движения (возвратно поступательные), попеременно смотрел то на Витьку, то на Султана, словно оценивая произведенный эффект.
    — Нас словами, земеля, не учили, только кулаком.
    — Кстати, насчет кулака, — вставил Султан,— чтобы не было недоразумений. Ты вот хотел его сейчас прессануть...
    — Ну хотел, и правильно бы сделал! Заслужил, хоть и земляк...
    — А между прочим, он в Икске челюсти ломал, как семечки щелкал. А вдруг, грешным делом, не стерпел бы? И выходить тебе, полковник, на дембель со вставной челюстью на присосках.
    — Никогда! Ни один салага не посмеет тронуть дедушку! Это ему не Икск.
    — Ну а вдруг у него бы крыша поехала?
    — Убил бы гада до дембеля!
    — Ну, это ты, Полковник врешь, убить бы не убил. Условия бы, конечно, создал, я не спорю. Тут уж, — он обратился к Шпале, — и я бы для тебя ничего не сделал, земеля. Ну да ладно, теперь все позади. А вот на гражданке, Полковник, он бы тебе челюсть точно вынес!
    — Пусть еще дослужит до гражданки! Тогда поймет, что старики его для его же пользы воспитывали.
    — Помнишь у вас на Южном летчика отоварили? Его работа!
    — Да не ****и! — взорвался полковник.
    — А вот ты спроси, как его кликуха.
    — Ну и как?
    — Шпала, — сказал Шпала.
    — Дак это и я могу сказать, что Шпала.
    — Не Коль, это он! Он весь Икск знает, ты же сам видишь.
    — И все равно, армия есть армия! — твердо заключил полковник-сержант.
    — Это же надо додуматься! — вновь вдруг заорал рыжий благим матом и артистически вскинул руки вверх, как бы призывая святых в свидетели. — Двести рублей как Фома ***м смел и часы ко-ман-дир-ские! Как раз мне на дембель ... Тебе на дембель, ему на дембель... Пример борзости остальным подал! Это надо пресекать в корне!
    Он ткнул пальцем в строй пустых винных бутылок на полу и повторил демонически:
    — Пресекать в корне!!! Скажешь, я не прав?
    В коридоре мелькнуло приведение, блеснула его голая пятка. Сержант лениво обернулся:
    — Ко мне, тварь! Ты что, сука, мимо дедушек без разрешения ходишь?
    Послышались глухие удары.
    — Ну это ты зря, конечно, — разочарованно произнес Султан, глядя Шпале в глаза, — Деньги теперь все, с концами, не доищешься.
    — Что, замылят? — удивился Витька.
    — Да, хуже, чем в тюрьме. Может на дембель только и получишь, если не вычтут за что-нибудь.
    — Я за эту поездку полторы тыщи чистоганом привез! Не считая еще того, что дома погостил, — поддержал Султана вернувшийся с урока преподавания рыжий Коля-сержант.
    — В Орел ездил, своих не с руки обирать. Пять кусков нужно ротному отдать, за то, что за молодыми отправил, двести рублей старшине, за то что отпустил, ну взводному полтинник отстегну, чтобы не докапывался. А на остальные гуляй, братва! Учись салага, как жить нужно. Я в стройбате ни дня не работал, а на книжке три штуки лежит. Будешь дедушек слушать — не пропадешь! Перед дембелем я тебе все точно расскажу, как себя надо повести и кому сколько заплатить, чтобы служба раем была.
    В проходе опять замелькали белые одежды, голые пятки.
    — Вы что, суки! — рявкнул сержант. — Забыли, кто вас гребет и кормит?!
    Но опоздал — видение растаяло.
    — Ничего, на обратном пути прикнокаю, — сказал он мирно и продолжил незавершенную мысль: — Так что отоварить тебя крепко следовало. Через полгода мы уйдем, вам молодых принимать. Тогда мои слова вспомнишь: борзость пресекать надо в зародыше! Давить с первого дня, иначе молодые на вас в туалет будут ездить.
    Сержант замолчал. Четверо других стариков по парам давно уже терли свое: у тех металлу на значок возьму на дембель. Автобат обещал... Морпехи... Полковник, от нечего делать, принялся перебирать какие-то бумаги на тумбочке. Тут только Шпала разглядел, что это не что иное, как ворох денег. Белые лебеди возвращались из туалета так же стремительно: Мелькнули в проеме и нет.
    — Стойте, ****и! — рявкнул Коля-Полковник и катапультировался.
    — Ладно, иди спать,— сказал Султан Витьке и легонько пихнул его в плече. Шпала вышел в коридор. Слева, в нескольких шагах, полковник раздавал зуботычины стоящим шеренгой у стены по стойке "Смирно". Мочевой пузырь давно был переполнен. Но не скажешь же старикам: “Подождите, я схожу поссу, потом договорите." Витька вышел на улицу, огляделся по сторонам. Справа чернела соседняя казарма, слева беседка, сарай... Шпала пошел налево и за беседкой в десятке шагов обнаружил туалет. Со смаком опорожнился от своего тяжкого груза. Вернулся, упал на постель и тут же уснул.