КНЫШ 2 дама сердца!

Еще сто, двести – двести пятьдесят грамм (сколько повезет) он сорвать с нее сможет. А там? Там не расти в поле трава!
Заглядывать в перспективу дальше, чем до ближайшей выпивки Кныш не любил. ЭТАК ВЕДЬ ЧЕРТЕ ДО ЧЕГО ДОДУМАТЬСЯ МОЖНО, ДО ДУМ О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ, НАПРИМЕР!
Итак, надо было действовать! И Саша пробудился, приободрился, подтянулся, приосанился, словно подрос сразу на вершок. Осмотрел свои заскорузлые, некогда (еще до отсидки) модные штиблеты, штаны сомнительного цвета с коленями пузырем, свою штопанную-перештопанную тельняшку - подарок пьяного матроса…
Наконец, так и эдак повернув осмотрел в отражении оконного стекла свою физиономию. Да! Красавец, ничего не скажешь. Однако была-не-была, да и где наша не пропадала?! И Кныш несколько быстрее, чем обычно засеменил навстречу движению воздуха. Он вроде бы даже пританцовывал своими коротенькими тощими кривыми ножками! Впрочем, возможно, то просто были дефекты походки, координации движения.
Вскоре Кныш прискакал уже в свой угол, "кильдым" - как он его называл. Пошарив на полу под кроватью (все Сашины вещи умещались под кроватью). В правом углу (от одеяла пахло потом немытых ног и Кныш вынужден был шарить рукой откинув сколько можно назад голову), он наконец, нашел что искал: бритвенный станок с зажатым в нем ржавым лезвием "Нева".
Саша прищурил правый глаз, припоминая, сколько же он им, этим лезвием брился, 2 или 3 раза? Сколько недель назад он вставлял лезвие? Кажись, это было на день Военно-морского флота СССР, значит три недели назад. Потом он брился на день Железнодорожника, потом на день физкультурника.
Все праздники Кныш чтил и старался отметить в одежде! Ибо это сулило отметку в голове. Ничего, еще на раз потянет побриться! В зоне одним лезвием по десять человек коцались.
Это сейчас все за заграничными гонятся. Бриться надо уметь! "Нева" - она, конечно, не "Астра" и не "Лондон", дерет аж с конца капает, но побриться и ей можно, тем более если негде взять лучшего.
Саша нагрел воды, распарил бороду, и уже через пару десятков минут привел личность в порядок. Он даже сам удивился на сколько вдруг он помолодел. Эх, жизнь бекова! Он ведь той Инке ровестник, а разве их сравнишь? Мало кто из незнакомых поверит,
что Кнышу тридцать семь, а не пятьдесят, возраст Иесуса Христа у него!
Затем Саша достал из чемодана, лежащего там же под кроватью, свой парадно-выходной костюм; чистые простые черные брюки с некогда бывшими на них стрелочками. Недоступные не вооруженному глазу, следы которых, впрочем, еще кое-где оставались! Такую же чистую, белую рубашку с короткими рукавами.
Подумал и достал еще галстук в полоску времен Новой Экономической Политики - все подарок Маньки Моржихи, скупленный за самогон у какого-то мелкого воришки вместе с прочими шмотками.
Брюки оказались велики в поясе (Ну и промышленность у нас в союзе! Сколько за свою жизнь Кныш брюк не носил, хоть бы одни путевые попались. Шьют с запасом на рост нашего благосостояния что ли?) Так что пришлось сзади пришпилить их булавкой.
Да еще поддерживать спрятанными в карманы руками, в которые кое-что зажать, иначе они спадали.
А из под коротких рукавов белой рубашки несколько не в масть смотрелись многочисленные корявые, как будто гвоздем в попыхах понатыканные, синие наколки: сердце пробитое финским ножом с пояснением "за измену", несколько коротеньких слов с шифрованным смыслом: клен, зло, туз…
КЛЯТВА - "Не забуду мать родную». На внешней Стороне пясти левой руки встающее меж гор солнце, с надписью "Север". Аккурат содранное с одноименных сигарет, голая женщина, меч на пне, обвитый змеёй, крестики, точки, цифры, перстни на пальцах.
Да и сами руки, удивительно бледные, тощие, так что непонятно было даже, как все это на них помещалось. Однако, дареному коню в зубы не смотрят, а ничего своего у Саши отродясь не было.
Посмотрев в обломок зеркала, приделанный к умывальнику, и оставшись собой доволен, он под конец еще поплевал на свои штиблеты и вытер их валявшейся тут же на полу тряпкой, толи детской распашонкой, толи ползунками. Додумав, еще нехотя разулся и вымыл ноги.
Стало еще хуже: огромные черные ногти, хищнически свернувшиеся дугой, как у орла коготь и сине-зеленое татуированное изречение: "Не торопитесь на работу - не опоздайте на обед!"
Вздохнув еще раз, Кныш босиком вновь пошел к умывальнику, цокая когтями об пол, как жеребец подковами. Высвободил "Неву из бритвенного станка, обрезал ногти, подумал и вставил лезвие обратно: «Еще послужит!» Вот теперь он "Ай да добрый молодец!" Олеша Попович из сказки - что мал да удал.
Причесавшись еще напоследок и освежившись "освежителем воздуха "Пихтовый" новинкой для ванн и туалетов Саша уже был как огурчик. И вот он горделиво вышагивает по главной улице Б, чинно заложив руки в карманы брюк.
У Инкиного дома дежурившие на очереди встретили его настороженно. "Ты че Саша вырядился, как мартышка, праздник что ль какой» "Не ребята, не праздник, другое дело тут!" "А какое же" "Вы, слышь, ребята не смейтесь, войдите в мое положение! Жисть у меня сами знаете какая, всё по тюрьмам, молодость прошла, здоровье все там оставил, а я ведь тоже человек живой!"
"Выпить, что ли хочешь?" - нетерпеливо передвинули разговор к финалу мужики. "Ни бог ты мой! То есть сейчас не в этом дело!" «А в чем же?" "Не перебивай зелень старших!" - рыкнул Кныш на молодого.
"Так я вот что, - замялся он, зашептал еще тише, - раз пошла такая пьянка, хочу и я за свою жизнь красивой бабы отведать!
А то чего только на свой не пялил. И петухов пачками… Было дело, по три жены личные в лагере имел! И лошадей в лесу на делянках. Из баб профуры триперные - бОнщицы, так и те ж за несколько сезонов миллионерщами становились!
Что зелень, смеётесь? Мало вы еще видели в жизни! А как на крытой в Златоусте в матрацах карманы шили для ентого?! Один, чья очередь, рассказывает, что по сексуальней, а остальные погнали... То-то! Вот такие у меня значит намерения.»
"Саша, - смеются удивленные мужики, - да куда тебе с Инкой сладить? Разве что головой работать... Ты же ей в пуп дышать будешь! И что это ты вдруг решил амплуа сменить? "Рожденный пить - махать не может!" - сам знаешь. - Это ж все равно, что после шахмат в тяжелую атлетику податься!"
"А ты не понтуйся, трекало! Кривой дуб он за всегда в корень растет. У меня может шаров одних на ем с полдюжины стоит! Как прокачу Инку, она вас всех забудет, только под меня и ложиться захочет! Боитесь видно - так и скажите!"
"Ну, Санек, дело твое, только ты ведь знаешь, у нас по очереди. Раньше третьего круга никто не отчалит и не рассчитывай!"
"Да я и сам не хочу вам дорогу перебивать, я попозжа, когда она подморится, а то ведь не равен час загонет меня пока насытится!"
Кныш, хоть сам участвовал впервые, точно знал процедуру мероприятия. В зале у Инки на столе стоит бутылка водки, стакан и закуска. Перед тем как войти к ней в спальню каждый принимает на грудь грамм сто - двести, кому как идет и потом с богом!" Водка, конечно на собранные артелью мужиков - единомышленников деньги. Кончается одна бутылка, достают ставят на стол другую.