День отряда

   Ни для кого не секрет, что в местах лишения свободы заключенные разделены на отряды. Каждый отряд в какой-то день был организован. Приказ вышел, или что-то в этом роде. Так появился «праздник»  –  день отряда. Отмечается ежегодно. «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!». Праздник, конечно, так себе. Прожили бы мы без этого праздника. Уж мы бы с Ленкой точно прожили… 
   Но если друг звонит тебе из узилища и говорит, что надо прийти на праздник, потому что это единственная возможность впервые за два года обняться и посидеть плечом к плечу, ты бежишь и летишь на пресловутый «День отряда»…
   Едва проходишь на территорию, расставшись с телефоном и сумкой, попадаешь в здание тюрьмы, как видишь расставленные в коридоре скамейки. Дети-школьники, заплаканные женщины моего возраста и постарше, молодые и не очень молодые мужчины – все пришли на праздник. У всех общее горе, в смысле радость. Радость встречи.  Каждому хочется поскорее  выцепить своего родного человечка хоть на пол-часа, хоть на минуточку из этих лап пенетенциарной системы, высвободить из  жерновов правосудия, заколдовать, превратить в горошинку, унести отсюда в кармашке, завернув в платочек.
   Но сначала спектакль. Силами узниц будет представлено новогоднее «шоу». Как издевательство. Какие, представления? Кого вы петрушками скакать заставляете? Кого тут приручить удалось? Не участвовать нельзя. Мигом прослывешь врагом системы и опасным карбонарием. Со всеми вытекающими последствиями. В виде несостоявшегося досрочного освобождения, например... 
   Я себе пообещала не реветь. Не надо Ленке такого счастья, как я с красным носом и состраданием во взгляде. Еще подумает, что мы этого не переживем… Сижу спокойно. Слышу из бокового коридорчика, где толпятся артистки, голос Ленки. Такой уверенный, насмешливый, чуть низковатый, она так, когда храбрится, разговаривает.
    Король в исполнении очень юной особы, напоминающей Одри Хепберн (клянусь, я такого сходства никогда в жизни не видела) ищет невесту. Невеста находится, ее приводят две девицы, похожие на сотрудниц внутренней службы.  Что-то с невестой не так – старенькая, лохматенькая и вообще какая-то несерьезная особа… Король категорически отказывается жениться. И тут выходит Ленка в странной бархатной шляпе и объясняет, что не надо торопиться, надо к девушке присмотреться и дать ей время отдышаться… На этом сюжетная линия обрывается и дальше девушки стоят и смотрят на нас, а мы на них. И Ленка стоит. Какие-то обрывки музыкальных композиций несутся из компьютера.
   Потом артистки раздают нам нарисованные звезды, на каждой пожелание. На моей написано: «Большого счастья в праздничную ночь!». Правильно, счастье долгим не бывает, хотя бы ночь… Народ разглядывает звезды,  начинается ерзанье и прихлюпывание носами…
 – А сейчас,  – говорит Ленка, делая шаг вперед, мы все вместе споем какую-нибудь всем знакомую песню! И что-то нажимает на компьютере. Народ готовится затянуть «В лесу родилась елочка», чтоб уж поскорее все это закончилось, и можно было расхватать своих артисток. Но из компьютера неожиданно несется песня группы АBBA, «Happy New Year». Смотрю я на свою подруженьку, на растерянные лица вокруг и понимаю, что мы с Ленкой – единственные в этом коридоре, кто мог бы ее спеть. Тайное братство, вернее, сестринство. Почему-то становится смешно от Ленкиной хулиганской выходки, безмятежно и весело. До слёз.
   Потом уходим в небольшую комнату есть пироги и плюшки, принесенные с собой. Я стою в коридоре, жду. Идет. Страшно деловая и жутко собранная… Собираем со скамеек солдатские одеяла, постеленные для удобства гостей. У Ленки рука не работает. Уронила на нее канализационный люк. Два пальца черных.
 – Тебя врач от работы освободил?
 – Нет.
 – Может, он сволочь? 
 – Нет, он очень разбросанный, непоследовательный…  – начинает Ленка выгораживать врача.
   Пальцы пострадали позавчера, а вчера Ленка вместе с двумя «бухенвальскими крепышами» (это Ленка так охарактеризовала работниц) весь день вскрывала полы в камере на третьем этаже. Было замечено, что с четвертого на третий был послан «конь» - какая-то бандероль. Искали, что бы это могло быть. Нашли три колоды карт. Все. Гнилые доски отнесли в «свинарку» - склад ненужных вещей, полностью контролируемый крысами.
   Ленка теперь в пекарне не работает. Она теперь везде работает кроме пекарни. Ей даже иногда удается поспать 8 часов в сутки…
   Вот мама-артистка дает наставления 10-летнему сыну. Строгая. Учит, как жить. Вот возлюбленная пара накрылась курткой и одеялом, лихорадочно блестя глазами. Замерзли, наверное. Женщина рядом фотки рассматривает. Они из детдома. На них заплаканный заяц. 
   Перед нами пирожные, медовый торт, кекс…
 – Надо успеть все съесть до обыска, - говорит Лена, тут свои традиции. – Приходили люди с воли, значит, надо поискать, что принесли.
    Я Лене шерстяной платок хотела оставить. Он яркий и теплый.
 – Нельзя, говорит подружка,  – наши любимые цвета – зеленый и черный.
    Захожу в комнату, где расположен отряд. В углу Ленина кровать с панцирной сеткой. Недавно переехала в самый лучший угол. Народ постоянно меняется, вот и представилась возможность. Хотя, я думаю, дело не  только в этом. Уважают. Чувствуется. Вспомнила, как мне наша общая знакомая сказала «Нас везде уважают, хоть в дурдоме, хоть в больнице, хоть в тюрьме…». В тюрьме точно уважают.
   Если удастся подписать бумагу у потерпевших, в конце лета это все закончится. Надо ходатайства готовить. После Нового года займемся.
   Мы не говорили о том, почему мы здесь, хоть и по разные стороны решетки. Можно было бы в церковь сходить. Во дворе тюрьмы стоит часовенка. Но Лена сказала, что была там на прошлой неделе. Исповедалась и причастилась впервые за пять лет.
   Не знаю почему, но у меня появилось чувство, что мне – случайному человеку – из любопытства ходить туда грех. А помолиться за Лену к нам пойду, в храм Серафима Саровского.      
   Праздник закончился.
   Мы, ещё когда были маленькими, договорились, что когда уходим в разные стороны, то не оглядываемся. Чтоб меньше сил тратить на расставание. Лена не оглянулась. Возьми немножко моих сил, Ленка…