Наваждение
И.Г.
Было поздно. Я не стала ждать троллейбуса и пошла пешком. До аптеки было недалеко, всего четыре квартала. Из окон послышались позывные вечернего выпуска «Новостей». Черт, я опять не узнаю, чем закончилась очередная серия детектива. Ну, ничего, завтра на работе девчонки расскажут. Я торопилась в аптеку. Муж простудился, а дома, как назло, ничегошеньки нет, ни аспирина, ни микстуры от кашля, ничего, что нужно иметь дома на случай простуды.
Над дверью аптеки горела надпись «Звонок к дежурному». Я просунула в окошко деньги и список. Молоденькая девчонка приняла заказ и не торопясь, пошла по залу, выдвигая и задвигая какие-то ящички, потом также, не спеша, сложила все в пакет и протянула мне.
Я заторопилась домой.
Когда уже подходила к дому меня обогнала серебристая иномарка. Притормозив, она сдала назад и остановилась возле меня.
- Рита, привет!
- Привет, - растерянно отозвалась я.
- Вы что, меня не узнали? Я - Саша.
Я молчала, соображая, кто бы это мог быть.
- Мы вчера кофе вместе пили, - он смотрел на меня с укоризненной улыбкой.
- С коньяком? – неудачно съязвила я.
- Нет, ну что вы, я же за рулем. Вы не узнали меня? Я – Саша.
- Я поняла это. Вы что-то хотели?
- Я вижу, вы торопитесь, и хотел вас подвезти.
- А я уже пришла.
- Вы здесь живете? – он сделала ударение на слове «здесь». Странный мужик, на придурка не похож. Что ему надо?
- Последние лет двадцать. А что?
- Нет, просто я вас вчера подвозил совсем в другое место.
- Вы ошиблись, это была не я.
- Ну, как же, - он растерянно запнулся, - у вас сынишка приболел.
- У меня заболел муж, а сын сегодня у бабушки.
- Странно, у меня память хорошая, - неуверенно произнес он и сел в машину.
Он включил фары, но не уехал. Я вошла во двор и через пятнадцать минут уже не помнила об этой встрече.
До сегодняшнего дня.
Сегодня вечером мы с подругой Кирой решили немного пройтись после традиционных субботних посиделок. Вечер был приятный, тихий, мы беседовали, как вдруг нам преградила путь пожилая женщина, держащая за руку девчушку лет пяти.
- Добрый вечер, Рита.
- Добрый вечер.
- Машенька, поздоровайся с тётей Ритой.
- Дластуй тётя Лита, - малявочка ясными глазами смотрела на меня.
Так, по-моему, я начинаю сходить с ума, или у меня амнезия, как в мексиканских сериалах. Я первый раз в жизни вижу эту тётку.
- Что же ты не позвонила Люсе? Ты меня просила - я договорилась. И вид у тебя усталый.
Нет, это не я, это - она сумасшедшая. А с ними надо поспокойнее.
- У меня муж заболел.
- Ты что, с Вадиком решила помириться? - Отшатнулась от меня старуха.
- А я с ним и не ссорилась. И потом, вам-то что до этого?
- А ты помнишь, как рыдала, что говорила…
- Стоп, когда и кому? - Эту сумасшедшую надо поставить на место.
- Да мне, - старуха захлебнулась возмущением.
- Вы извините, мы торопимся, - вмешалась Кира.
Я порывалась объясниться со старухой, но она, подхватив меня под руку, увела.
- Да, мать, а я и не знала, что у вас с Вадиком проблемы.
- Да какие проблемы? Никаких проблем. Я эту старуху вижу первый раз в жизни.
- Брось заливать. Что она с бухты-барахты будет приставать к первому встречному на улице? Мне-то можешь сказать.
- Клянусь, я эту старуху вижу впервые.
- Ну-ну, - Кира недоверчиво подняла вверх брови, - не хочешь говорить - не надо, только не ври.
Мы наскоро попрощались, и я пошла домой. Муж с перевязанным горлом
сидел у компьютера.
- Телефон разрывается, а ты не подходишь.
- А? Что? - Отозвался Вадик, снимая наушники.
- Кто-то звонил, я не успела.
- Кому нужно – дозвониться.
У моего мужа нервы как у бегемота - его ничто не может вывести из себя. Телефон опять нетерпеливо тренькнул. Я схватила трубку.
- Рита, Чайковского, дом 12 квартира 8. – Кира больше не сказала ни слова и повесила трубку.
Когда-то улица Чайковского была фешенебельным районом для респектабельных людей. Дома строились на века. Просторные парадные, лестницы с мраморными ступенями, и чугунными, узорчатыми ограждениями. Окна с витражами, лепные потолки, все солидно, внушительно. Просторные комнаты с каминами и окнами до потолка. Здесь жили адвокаты, инженеры, профессора. Потом здесь были коммуналки. В одной квартире жили по пять – семь семей, с общей кухней, на которой чадили одновременно несколько примусов и керосинок, с общим отхожим местом, и ванной, в которой никто не мылся, по причине отсутствия горячей воды. Потом жильцов коммуналок потихоньку расселили, и их место заняли другие жильцы. Они ходили в габардиновых пальто одинакового покроя, с одинаковыми, коричневыми портфелями. Они подъезжали к дому на одинаковых «ЗИМах» и «Волгах», гордо выносили солидные животы и астматически сипя, поднимались по лестнице. Жены у них тоже были похожи одна на другую. Полные, пышногрудые неулыбчивые дамы с широкими талиями и одинаково уложенными волосами. Одни сменяли других, но сипение и покрой габардиновых пальто не менялся.
А потом времена опять переменились, я не знаю, кто живет в таких домах, но они снова приобрели опрятный и ухоженный вид. В парадных появились консьержи, исчез стойкий запах бедности, пахло краской, деревом, пахло ремонтом. Появился легкий аромат обновления, возрождения. Во, как загнула!
Консьерж, мордатый, молодой парень бегло глянул на меня и уткнулся в экран монитора. Я поднялась на третий этаж, остановилась у двери с табличкой «8» и нерешительно нажала белую кнопочку звонка. Дверь открылась тотчас же, словно меня ждали.
На пороге стоял мой сын.
- Мама, я уже все скушал.
- Молодец, – я растерянно соображала, что делать дальше.
- Иди посмотри, что я сделал, - сын схватил меня за руку и потянул в темный коридор, я выпустила ручку двери, и машинально шагнула за ним. Дверь захлопнулась, и я осталась в полутьме.
Яркий свет после полумрака коридора ослепил меня. Я остановилась на пороге. В центре комнаты на ковре, собранный из конструктора «Лего», стоял замок с пиратами. Рядом валялись тапки моего сына. На диване лежала трубка радиотелефона. Над диваном висела фотография в рамке. Профессионально сделанная фотография. Женщина на верблюде на фоне пирамиды Хеопса.
Моя фотография.
В шоке я опустилась на диван. Я была в Египте? Когда? Странное чувство, словно я бывала здесь раньше. Но я знала, что никогда не переступала порога этой комнаты.
- Костя, ты где? Иди сюда.
- Сейчас, мам, иду, - отозвался мой сын из другой комнаты. Я пошла на его голос. Большая комната, явно детская, на кровати большая игрушечная собака. Возле кровати стол, на столе компьютер, над компьютером в рамке папирус – пирамида с верблюдом. На полу разложена железная дорога.
- Вот, смотри. – Он протянул мне странное сооружение, нечто сложенное из разноцветных пластмассовых блоков.
- Что это? – Я вертела его в руках, пытаясь догадаться. Он молчал, а потом, сделав серьёзное лицо, ответил:
- Схема жизни.
- Иди ко мне, – я обняла его.
- Ты знаешь, где мы? - Костя посмотрел на меня, словно я задала ему очень трудный вопрос. Мне стало страшно, я уже догадалась что услышу.
- Дома, - тихо ответил сын.
Я вспомнила о телефонной трубке лежащей на диване, схватила её и набрала свой домашний телефон. Трубку сняли тотчас, и приятный, профессионально поставленный женский голос ответил: «Фирма «Тритон», добрый день, я вас слушаю».
Теперь я знаю, как сходят с ума. Всё так, и не так. Всё изменилось вокруг. Да нет, ничего не изменилось, это у меня всё сдвинулось в голове, я уже не понимаю, где я, кто я? А вот сейчас проверим. Я встала с дивана и пошла по квартире. Ведь я – дома. Или нет? Я открывала ящики и шкафы. Я ничего не искала, вернее, я искала доказательства того, что я – это я. И я их нашла. В шкафу висел мой плащ, я точно помню, когда надевала его последний раз, в кармане должен лежать билет в филармонию. Я собралась на концерт, но не пошла - у Костика поднялась температура, и я вернулась с порога, а билет так и остался в кармане. Плащ я больше не надевала, и выбросить билет не могла. Билет в кармане был, но не в филармонию, а в театр, и совсем на другое число. Получила? В ящике письменного стола я нашла поздравительные открытки с Новым годом от совершенно незнакомых людей. Тогда я стала искать свой паспорт. Я нашла его вместе со всеми остальными документами, загранпаспортом, дипломом. Вот тут было самое интересное. Я провалила в Университет историю, перепутала от волнения даты, и мне поставили тройку. Вот в педин с тройкой по истории меня приняли. А сейчас я держала в руках диплом, который свидетельствовал о том, что пять лет назад я с отличием окончила тот самый Университет, в который меня не приняли. Если я сошла с ума, то это довольно странное сумасшествие. Что же еще тут есть такое, что я про себя не знаю? Я опять вернулась к шкафу. Что я ношу? Среди деловых костюмов и блузок от Армани было много вещей, которые я узнавала. Вот на эту блузку мне не хватило бы и двухмесячной зарплаты, она мне очень понравилась, но купить я её не могла. Но она висит в шкафу. А где платье, на которое денег мне не хватило, и я взяла в долг у Киры?
Стоп. Вот кто мне поможет. Я набрала её телефон. Телефон не отвечал.
- Костя ты не видел мою сумку?
- Она в коридоре на вешалке, - откликнулся из детской сын. И правда, на вешалке, возле зеркала лежала сумка. Я порылась в ней. Ключи, записная книжка, кошелек, кредитные карточки, косметичка, сигареты. А я что, курю? Это, наверное, не моя сумка. О, тут водительские права. Сейчас узнаем, чья это сумка. Моя. Я умею водить машину? Я посмотрела на дату. Да, уже три года. А вот это уже серьезно. При прохождении медкомиссии меня осматривал и психиатр. Это я точно знаю. И раз мне их выдали, то я здорова. А сошла с ума я только что, минут двадцать назад.
В дверь позвонили. На пороге стояла совершенно незнакомая женщина с сумками. Она не удивилась увидев меня, а поздоровавшись, прошла к вешалке, сняла жакет и надела халатик. Потом сказала:
- Маргарита Павловна, я сегодня уйду чуть пораньше, можно? – я только кивнула головой. Она собрала сумки и пошла на кухню. Я в растерянности пошла за ней. Она вынимала из сумки и раскладывала по полкам холодильника колбасу и бананы, молоко и апельсины, зелень и йогурты. Я молча наблюдала за ней, она по-своему истолковала моё молчание и, протянув мне длинную ленту чека, сказала:
- Не верите, проверяйте.
- Нет-нет, я вам верю, Люся. - Я специально назвала её Люсей, что бы не спрашивать, как её зовут. Сто процентов, что я не угадаю, но у меня есть шанс, что она поправит меня, и я не попаду в глупое положение. Хотя, по-моему, я в нём сижу по самые уши.
- Проверяйте, проверяйте, – уже с обидой повторила она, он не удивилась обращению "Люся". Попала, странно, я никогда не обладала талантом угадывания. Может быть, это та самая Люся, о которой говорила старуха?
Где же Кира? Господи, ну почему, когда тебе кто-нибудь нужен, его нет на месте?
Я дозвонилась только к вечеру.
- Кира, где тебя носит, я тебе весь день звоню.
- А кто это?
- Господи, Кира, это я – Рита, – пауза, последовавшая за этими словами, насторожила меня. – Ну, что ты молчишь?
- А что я должна сказать?
- Кира, я пришла по тому адресу, что ты мне назвала.
- По какому адресу?
- Чайковского, 12.
- Я тебе назвала твой адрес?
- Это мой адрес?
- Слушай, что с тобой происходит? Ты звонишь через полгода, как ни в чем ни бывало. Чего ты дурака валяешь?
- Кирочка, родненькая, не клади трубку, я ничего не понимаю, ты позвонила мне вчера, и сказала, что эта сумасшедшая старуха живет на Чайковского, 12. Я пришла, и… – тут я заплакала.
- О, как все запущено, - с нескрываемой ехидцей ответила Кира.
- Ты можешь приехать? Я тут с ума схожу.
- Хорошо, только предупреди Баскервиля.
- А это кто? – жалобно спросила я.
- Охрана, - засмеялась Кира, - не хнычь, скоро буду.
Я спустилась вниз и предупредила охранника, что жду гостей. Он молча кивнул. И в этот момент в парадное вошла Кира. Я бросилась к ней но меня остановил её взгляд. Потом выражение её лица смягчилось, и она пошла за мной вверх по лестнице. Мы поднялись молча, и так же молча, она пошла за мной на кухню.
Люся уже давно ушла. Я села на стул возле окна. Кира опустилась на стул возле стены и сказала: «Рассказывай, что случилось?». Я сбивчиво, рассказала, нас несколько раз прерывал Костя, но потом я его покормила и уложила спать. Кира слушала не перебивая. Я достала из холодильника бутылку сухого белого вина, мы сварили кофе. Я вспомнила о сигаретах в сумке. Пепельница стояла на подоконнике. Я бросила пачку на стол.
- Я курю? – спросила я у Киры.
- Да, после развода с Вадимом.
- Мы разошлись?
- Вы развелись год назад, и когда я тебе сказала, что ты сдала большую глупость, ты на меня обиделась, обозвала завистливой эгоисткой.
Прости меня, это я эгоистка. А ты знаешь, где я работаю?
- Ты у нас звезда экрана. У тебя вообще никакого представления о том, кто ты вне дома? – похоже Кира мне не очень верила.
- Я работаю в библиотеке.
- Нет, ты работаешь на телевидении, у тебя большая еженедельная программа.
- Серьёзно?
- Да, мать, тихо шифером шурша, крыша едет не спеша. Нет, может быть, ты просто переутомилась? А может быть, ты попала в параллельный мир? Или у тебя большой расход нервной энергии? Понимаешь то, что я тебе сейчас скажу, любой врач сочтет просто дурью, но поверь мне – это правильно. Как может быть расход энергии физической или умственной, я ни черта не смыслю в этих чакрах, но про перерасход энергии знаю из собственного опыта.
- Нет, Киришка, - она улыбнулась в ответ на шутливое прозвище, - тут не в нервной энергии дело. Я живу с мужем, ну и пусть, что он неповоротливый как бегемот, но я не разводилась с ним. Я только вчера вечером услышала от тебя этот адрес. Вадик сидит дома с простудой. И с тобой я не ссорилась. Это была не я, - в носу защипало, и слезы неудержимо потекли по щекам.
Мы просидели до трех ночи, но так и не пришли ни к какому выводу. Одно из двух или я действительно переутомилась, или у меня поехала крыша, причем капитально. Но об этом мне и думать не хотелось.
Весь остаток ночи мы потратили на то, что бы убедить себя, что ничего особенного не произошло. На часах была половина четвертого, когда мы, уже валившиеся с ног, пошли спать. Я безошибочно нашла свою ночную рубашку, пахнущую моим любимыми духами. Я уснула раньше, чем голова коснулась подушки.
Разбудил меня телефонный звонок. Звонили с телестудии и спрашивали, в котором часу я буду. Я спросонок ответила, что переношу все встречи на послезавтра, что нездорова, и еще какую-ту хрень, но, кажется, мне поверили и пожелали поправляться.
Костя проспал в садик. Нужно позвонить и предупредить. Я разбудила Киру и спросила у неё, в какой садик ходит мой сын? Кира ответила, что Костю отвела в садик и приведёт няня. Что у няни есть ключи, что зовут её Ксения Витальевна, что днем придет Люся, домработница, она же и приготовит обед. И еще, что я могла бы дать ей еще поспать.
И правда, вскоре пришла Люся, она заглянула в спальню, и сразу ушла на кухню. Я немного послонялась по квартире, делать было нечего, спать я уже не могла, достала из сумки записную книжку и стала изучать. Большая половина записей мне ничего не говорила. Фамилии, телефоны, просто инициалы. Я наткнулась на имя Саша. Это была последняя запись на букву «С». Интересно, не тот ли это Саша, который остановил меня, перепутав с другой Ритой.
Я просто была уверена, что где-то есть та, другая Рита. Я позвонила. Голос был незнакомый. Мы быстро договорились о встрече. Я оделась, и не стала будить крепко спавшую Киру. Спускаясь по ступеням, я вспомнила, что не взяла ключи от квартиры, но возвращаться не стала.
Саша стоял на углу. Это был высокий худой парень, лет тридцати. У него был необычный цвет волос, не рыжий, не пепельный, а соломенный, который на солнце отливал золотом. Бледное, не поддающееся никакому загару лицо, щедро было усыпано веснушками, а густые белесые ресницы обрамляли прозрачные голубые глаза. И только едва заметные морщины возле энергичных тонких губ выдавали готовность к улыбке. Наверное, и характер у него был такой же светлый. Только это был не он, вернее, совсем не тот Саша, который мне был нужен. Я подошла к нему. Он улыбнулся.
- Маргарита Павловна, я еще не успел, но вы не волнуйтесь, к пятнице машина будет готова. – Я поблагодарила его, и мы попрощались. Я не знала о чем с ним говорить. Мне не хотелось возвращаться, и решила пройтись по улицам. Зашла в кафе, выпила кофе. Я была словно во сне. Купила газеты. Я словно искала подтверждение, что я не сумасшедшая. Но все же придется признать, печально, но это факт, я – не в своем уме. До чего точно эта формулировка соответствует действительности. Я в чужом уме. И тут меня осенило. Я тормознула такси и поехала к Вадику на работу.
Вы бы видели его глаза! Он похудел, и выглядел совсем не таким тюленем. Мы молчали, а потом он улыбнулся.
- Хорошо выглядишь.
- Да, особенно если учесть, что спала всего четыре часа. Вадик, как ты думаешь, мы правильно поступили?
Глаза Вадима потемнели. Наверное, я очень обидела его.
- Тебе лучше знать, - сухо ответил он.
- А если бы я предложила тебе начать все сначала?
- Тебе нравиться мучить меня?
- Ты лучше спроси меня, – не мучаюсь ли я? Я с сегодняшней ночи на многое смотрю по-другому.
- Ты сама не своя, какая-то другая сегодня, человечная.
- А до этого была бесчеловечная?
- Да что с тобой, чего вдруг тебя стало интересовать, что я о тебе думаю? Ты как ушла на своё телевидение, да что уж теперь говорить…
- Нет, ты скажи, скажи, не каждый день о себе правду услышишь. Я с Кирой помирилась.
- Да уж, действительно, кто-то в лесу сдох.
- Вадик, я очень виновата перед тобой?
- Да нет, я сам во всем виноват.
- Ты? Кира мне рассказала, что я обидела тебя.
- Рита, ты давно забыла такие слова. Что с тобой? Ты здорова?
- Нет, не забыла. Я поняла, что нельзя жить, оставляя людей за кормой, люди не корабли, и не острова.
В ответ Вадик промолчал, только взгляд его посветлел.
- Ну ладно, Вадик, пойду я, ты заходи. – Он только кивнул мне, но я так и не поняла, в знак согласия или констатируя, что у меня не все дома.
По дороге я купила большой букет желтых нарциссов. Мне всегда нравились желтые цветы. От них идет совершенно необъяснимый свет и тепло. И когда у меня плохое настроение, я покупаю себе желтые цветы. Проверенно – помогает, полчаса и плохое настроение снимает как рукой. У персов есть поговорка: «если у тебя есть два динара, на один купи себе хлеба, на другой нарцисс, ибо прекрасное – хлеб для души». Муж дарит мне разные цветы, но только не желтые. Ему кто-то сказал, что желтый – это цвет измены. Где ты Вадик? Я соскучилась по тебе!
Кира ждала меня.
- Ну, ты готова? Поехали.
- Куда?
- Потом узнаешь, поехали, времени мало, нас уже ждут, я обо всем договорилась. Где твоя машина?
- Машина в ремонте, но ты забыла, что я не умею водить машину.
- Ничего, пойдем пешком, тут недалеко.
Кира обернулась ко мне и спросила:
- Ты, правда, не ссорилась со мной? Ну, там, в своей жизни.
- Правда.
- Жаль, я буду по тебе скучать.
- Скучать?
- Когда тебя не будет.
- Не будет?
- Ведь мы не увидимся больше, - грустно улыбнулась она.
Я остановилась.
- Идем, идем, тебя ждут. Тебе пора домой.
Больше я не услышала от нее ни слова. Мне было легче, у меня там Кира была. А здесь меня у неё не было. Или может быть, мне удалось бы их помирить? Если бы я могла встретиться с той, другой Ритой, я объяснила бы ей. Но я сама мало что понимала, почему и зачем я здесь.
Солнце поднялось в зенит, тени от деревьев стали совсем короткими, и было тепло совсем по-летнему. Мы вошли в неприметный дворик, крохотный фонтанчик в центре двора не работал, и по мраморному блюдечку фонтана с урчанием разгуливали сытые голуби. Нас ждала прорицательница с редким именем Ариадна. «Путеводная нить Ариадны», куда она меня приведет?
Ариадна внимательно смотрела на меня. На столе стояла большая хрустальная чаша с водой. Я ожидала чего-нибудь чернокнижного, но было только блюдо с кофейными зернами, горка гладких блестящих камней, пахло кофе, корицей и еще чем-то приятно пряным.
Она зажгла свечу.
- Видишь, горит огонь - здесь сейчас родилась новая вселенная, со своими планетами, цивилизациями. У них свои гении, они любят, рожают детей, умирают. Там идут войны, великие катаклизмы, землетрясения, потопы, ледниковый период и глобальное потепление.
- Ну, допустим. И что?
- А то, - она задула свечку, - всё кончилось, больше ничего нет.
Она с непонятной улыбкой смотрела на меня.
- Все-таки, что?
- Так вот, представь, что всё, что тебя окружает, ты сама, наше общее и не общее прошлое, наше будущее, это всего лишь вспышка света. И что мы существуем - пока горит наша свеча.
- Тоже мне, открытие Америки, - фыркнула я.
- А ты можешь жить, осознавая бренность жизни каждую секунду?
- Нет, - честно ответила я.
- А ведь и нас могут задуть, как эту свечу, - она чиркнула спичкой и вновь зажгла свечу.
- Понимаешь, Бог создал этот мир, дал правила, по которым надлежит жить, и сказал: живите и размножайтесь. А что вышло? Про Содом ты помнишь, а потом Потоп, ничего не помогло. Сына своего позволил на кресте распять, а ведь он-то был безгрешным, и то не ужаснулись. А теперь ещё надеемся, что он нам поможет. Ты станешь помогать людям, которые тебя бессовестно обманывали много раз? То-то и оно. Так что крутитесь детки, как сможете, а Бога на помощь не зовите, благодарите, что он еще не стер вас с лица земли.
Я задумалась. Если в её словах есть хоть капля правды, то мы просто обречены, никто нам не поможет. И никто кроме нас в этом не виноват.
Дремучая тоска навалилась на меня.
Ариадна окунула пальцы в воду и, брызнув мне в лицо, сказала:
- Иди домой.
Я вышла во двор. Как здесь тихо, только ветер легко шелестел в ветвях старой акации. Шум вечернего города навалился сразу. Гудение нетерпеливых водителей подгоняющих неторопливых пешеходов, музыка кафе и ресторанчиков. Я шла домой.
Вадик как всегда сидел за компьютером, Костя на диване играл с пластмассовым конструктором.
- Мама, посмотри, что я сделал. – Он протянул мне несуразное, сложенное из разноцветных пластмассовых блоков сооружение.
- Что это? – Я повертела его в руках. Сердце ёкнуло, я знала наперёд, что он ответит. Он помолчал, а потом, сделав серьёзное лицо, ответил:
- Схема жизни.
- Сыночка, наша жизнь не такая, – я обняла его. – Вадик, оторвись от компьютера, идем погуляем.
Я люблю эту пору, когда начинает распускаться листва, когда набухшие поутру почки, к вечеру становятся крохотными листочками, когда пьянящий запах цветущей яблони сменяется горьким ароматом черемухи, когда солнце ласково пригревает, а вечерняя прохлада и бодрит, и расслабляет одновременно. Когда долго не темнеют небеса, и перед закатом, на еще светлом небе, самолет бесшумно оставляет узкий, тающий белый след, и только потом слышишь далекий гул уже пролетевшего самолета. Когда в парке, в сумерках, слышишь басистое гудение майских жуков, писк птиц в гнёздах, а запахи и звуки пробудившейся жизни волнуют и возбуждают, и перед лицом вершащегося на твоих глазах чуда преображения, сам ожидаешь волшебных и необычных изменений в себе.
Когда любишь весь мир, и эта любовь похожа на воздух и свет, иначе просто задыхаешься во мраке. И жизнь кажется прекрасной независимо оттого, что в ней есть и боль, и утраты, только потому, что утром восходит солнце. Именно поэтому опадающая листва пахнет грустными воспоминаниями, а первый снег надеждой, и нет ничего более непостоянного и неизменного одновременно - наших разочарований и надежд.
Свидетельство о публикации №214122302038