Девиант. Пролог

КАТТЭЙ

Поисковая организация ТОНА - огромное здание, занимающее ровно половину улицы, как раз ту, которая почему-то постоянно оказывается в тени.
Там, где начинаются многоэтажки жилого массива, залитые лучами Вита(1), она обрывается, замирает в нерешительности, глупо таращась квадратными окнами: её щупальцам вреден свет, им ни за что не добраться туда, где шумят сотнями голосов детские площадки, а во дворах круглые сутки кипит жизнь.

ТОНА выглядит мрачно и устрашающе, как и подобает любой серьёзной конторе. Хоть она и находится в самом центре столицы, местные жители обходят её десятой дорогой, предпочитая магазинные вывески на другой стороне её строгим табличкам с названиями отделов и подстанций.

ТОНА похожа на хорошо отремонтированную и ещё лучше замаскированную тюрьму. Она тянется вверх на целых девять этажей, наверное, стремясь догнать окружающие её высотки и сравняться с той высоченной башней, расположенной всего в трёх кварталах от неё. И удаётся ей, по правде говоря, неплохо. По крайней мере, за последний год она здорово выросла и, судя по всему, не собирается на этом останавливаться.

ТОНА вызывает у большинства аборигенов, а также туристов и гостей города Треана благоговейный трепет. Точнее, половина жителей считает это место едва ли не святыней или главной достопримечательностью (куда там нашим живописным паркам, изощрённым почтовым системам и величественным лесам до унылых серых стен цвета пыли и грязного асфальта), а вторая половина - тихо её ненавидит. Угадайте, к какой из них отношусь я.

ТОНА давно уже перешагнула своё изначальное призвание. Помимо поиска пропавших она занимается ещё многими полезными делами. Например, вербует подростков для боевой подготовки так активно и с таким энтузиазмом, как будто это не у нас самая многочисленная армия на всём материке. Ну, или забирает прямо с поездов новоприбывших и распихивает по изоляторам - проверять на несуществующие болезни. А ещё допрашивает всяких непотребных, нарушающих законы, которые нигде не зафиксированы.

Вот, собственно, и всё, что я знаю о ТОНА.

Меня привели сюда без лишних разговоров и объяснений, не предупреждая и не интересуясь моими планами. Меня и ещё нескольких ребят из моей школы, испуганных и явно не ожидавших такого поворота событий. Да я и сам, по правде говоря, готов был сбежать, а при мысли о том, что это так или иначе дойдёт до моего отца, мне захотелось ещё и провалиться сквозь землю.

Нас провели по той стороне Центральной улицы, где почти никогда не бывает людно. (И это, кстати, довольно дурной знак, ведь Центральная и прилегающий к ней переулок - "клоака миров": близость вокзала и обилие разного рода увеселительных заведений делают своё дело. Здесь можно увидеть всё, что угодно и кого угодно в любое время). Наша маленькая толпа в одинаковых школьных формах, плетущаяся за деловитым парнем, занявшим собой практически весь тротуар, смотрелась более чем странно. До такой степени, что некоторые даже начали показывать на нас пальцами. Я не удержался и состроил им рожу за секунду до того, как за мной захлопнулась тяжёлая металлическая дверь.

Изнутри ТОНА оказалась ничуть не ярче, чем снаружи. Тот же безрадостный грязный асфальт, разбавленный совершенно абсурдными хрустальными люстрами и большими стендами с объявлениями. Стенды были розовыми и бледно-жёлтыми, а под ними неуклюже жались к стенам чёрные стулья для ожидающих очереди. Вот и весь интерьер.

С этих стульев на нас сразу уставились несколько пар глаз. Точно такие же подростки, наши сверстники, но сплошь увешанные походными рюкзаками и одетые в кричащие разноцветные футболки, протёртые на коленях штаны и немыслимые ботинки всех форм и оттенков. На их фоне несуразные, не вписывающиеся в атмосферу люстры безнадёжно меркли и терялись.
Сопровождающий нас чудак приказал нам сидеть тихо и скрылся а одной из дверей, зацепив плечом косяк и вызвав у необычной компании приступ сдавленного хихиканья. Мне показалось, что оно было скорее нервным.

- Вот ведь увалень, надо же. - Беззлобно улыбаясь, покачал головой парень, за неимением свободных мест устроившийся прямо на полу. У него были пушистые светлые волосы и забинтованные до локтей руки, сжимающие просто-таки гигантский рюкзачище, усеянный таким количеством ленточек, значков и каких-то непонятных брелоков, что у меня зарябило в глазах. Наверняка весь этот декор весил вдвое больше, чем то, что было внутри, но выглядело это, по правде говоря, потрясающе.

- Нравится? - проследив за моим взглядом, спросил он и улыбнулся ещё шире.

Я кивнул, удивляясь тому, как непринуждённо и смело он заговаривает с незнакомым человеком.

- Ещё бы. Меня Брайдис зовут. Брайдис Лиар.

- Каттэй. - Представился я и изобразил что-то наподобие улыбки.

Двое из сидящих и что-то обсуждающих парней настороженно обернулись. Под ворохом цветастой одежды я едва различил своих земляков, жителей столицы. Нас, треана-ори, трудно спутать с кем-нибудь ещё. Бледная кожа, невысокий рост, жёлто-карие глаза - как клеймо, неизвестно кем и зачем придуманное. Неудивительно, что моё имя у них на слуху: Каттэй у нас всего один, и он, как-никак, сын правителя.

- Нэрайе? - ошеломлённо спросил один из них, - Каттэй Нэрайе?

Я тут же пожалел, что не назвался коротким и лаконичным "Тэй". Это имя не раз спасало меня в подобных ситуациях, да и, по правде говоря, никто и не догадывался о том, кто я такой, пока не заходил разговор о том, что это за дурацкое "Тэй" такое, и не сокращение ли это от чего-то более солидного и созвучного.

- Вроде того. - Вздохнул я, предчувствуя бесконечные расспросы. О политике, например, или о личных делах моего отца.
Но ответом мне стало лишь восхищённое "круто", и прерванная беседа продолжилась. "Слава богам" - подумал я и от нечего делать принялся рассматривать объявления на ближайшем жёлтом стенде.

Под верхними - сводками новостей недельной давности - красовалось что-то яркое, сразу привлёкшее моё внимание. Я подошёл поближе.
Аккуратные вырезки из газет, рядом с каждой - картинка из какого-то цветного журнала. Внутри у меня всё похолодело.

"Последний полёт" - гласил заголовок одной из статей. В ней рассказывалось о девочке-школьнице. некой Н.Т., совершившей прыжок с крыши многоэтажки в ночь с двенадцатого на тринадцатый день лета(2), то есть, не далее чем позавчера. Якобы в её предсмертной записке кроме слова "Взлетаю!" нашли листок с косо нарисованным квадратом, в центр которого была заключена точка - "неизвестным символом".

И фото распростёртого на земле тела.
Я отвернулся. Перевёл сбившееся дыхание. Помотал головой, прогоняя образ изломанной, окровавленной оболочки с разметавшимися по асфальту волосами. Светлые волны, смешанные с красным, на сером шершавом покрывале.

И кривущий квадрат с точкой, будь он неладен.

Этот "неизвестный символ" украшал тетради многих моих одноклассников и друзей, я не раз натыкался на него в подъездах и на стенах. Это стало чем-то вроде нового веяния моды. Останови сотрудник ТОНА любого подростка на улице, тот бы не задумываясь ответил, что загадочная закорючка - знак свободы и торжества разума над материей.
Я считал это полной ерундой. В прошлом году все поголовно рисовали себе полосы на щеках и перевёрнутые треугольники меж бровей, клятвенно заверяя всех вокруг, что никакой это не парад умалишённых, а древняя традиция племени маину(3). Тиан, мой верный товарищ, маинари до мозга костей, только печально вздыхал. Наверное, какой-нибудь его недалёкий предок вертелся в гробу с завидной скоростью.

Светлые волны на сером покрывале. Я потёр пальцами виски.

Следующая статья в точности повторяла первую, с одной лишь разницей: жертвой был парень и его последними словами были "Поймать ветер!". Тоже избитая фраза из одной небезызвестной книги.

Всего я насчитал двенадцать самоубийц. Вывешенные в ряд клочки бумаги с ужасающей ясностью складывались в картину, сюжет которой состоял в том, что все эти люди умерли приблизительно в одно и то же время. Итогом стояло сухое письменное заключение, начерканное от руки: по данным расследования было установлено, что между всеми погибшими существовала связь. Мол, они все периодически списывались по почте. Вот и в день этого массового помешательства десятеро из них получили письма с инструкциями, что, как и когда нужно было сделать.

Ни за что бы не поверил, скажи мне кто-то, что следователи ТОНА вывешивают подобное в коридорах, у всех на виду.

Я никак не мог отойти от шока. Всё стоял, как прибитый, и, кажется, даже начал пересматривать систему своих жизненных ценностей.

От невесёлых мыслей меня отвлёк голос Брайдиса Лиара.
Я не ошибся, сразу определив в нём заводилу, потому что, оставив свой рюкзак у стены, он без малейшего страха быть застигнутым подошёл к двери и прижался к ней ухом. Оказывается. пока я строил из себя детектива, половина разношёрстной группы уже успела побывать в кабинете, и сейчас ребята молчали как партизаны, отмахиваясь от интересующихся - дескать, сами увидите.

Самые любопытные присоединились к моему новоиспечённому знакомому, и те, кому не хватило стульев, поспешили занять их места. Чистейшей воды детский сад, как по мне.

Вышедшая из кабинета девчонка, тощая, как палка и бледная до голубизны, едва не сломала Брайдису нос. Он возмущённо цыкнул и отлип от двери. То, что подслушивать вообще-то некрасиво, не показалось ему веским аргументом.

- Если среди нас есть Нэрайе Каттэй, то заходи, пожалуйста. - Глядя прямо на меня своими большими водянистыми глазами из-за круглых стёкол очков, прошелестела она.

Я кивнул и вошёл, сжимая похолодевшие ладони в кулаки. В животе встрепенулось плохое предчувствие. Даже, я бы сказал, "очень плохое предчувствие" - поверьте, я знаю разницу между этими двумя понятиями.

Обстановка в кабинете была похожа на нашу школьную учительскую, загромождённую по самый потолок. Какие-то шкафы с папками, стеллажи с папками, столы с папками, папки с папками и внушительной наружности мужчина с папками в довершение ко всему этому великолепию. Одну он держал в руках и внимательно что-то в ней вычитывал. Вторая лежала рядом на отполированной до блеска столешнице. На пластиковой бирке каллиграфическими шаблонными буквами были выведены мои инициалы: "Н.К.Р.".

Говорить, что меня это насторожило, смысла не было. Больше всего на свете я ненавидел сидеть перед кем-то (особенно когда этот кто-то имел надо мною некую власть) и ощущать себя полностью беззащитным. В этой самой папке, в которую таращился устрашающе спокойный мужик, был каждый мой вздох, каждый прожитый мною день. Наверняка здесь были собраны все лучшие жалобы преподавателей, отчёты о прогулах, мелкие кражи, и даже...

Об этом я старался по возможности не думать.

Заметив меня, мужчина поднял свою коротко стриженную голову и поприветствовал меня негромким голосом, заставившим зябко поёжиться.

- Доброе утро.

- Здравствуйте. - Унимая дрожь в коленях, ответил я.

- Присаживайся. - Снова уставившись в свои бумаги, указал он на мягкое кресло, совсем не вписывающееся в весь этот картонный хаос, и добавил уже жёстче:

 - Если ты из тех, кто любит забираться с ногами и портить имущество, будь добр, прояви уважение и сними обувь.

Но я сел прямо, положив руки на подлокотники, и застыл.

- Я рад видеть тебя здесь, три ноль один.

Что? Триста один. Триста один.

Сначала я даже не понял, к кому он обращается, настолько это было неожиданно. А когда до меня дошло, я сделал то, что и всегда в подобных случаях - зажмурился. И в воцарившейся на мгновение темноте красными всполохами загорелись эти злосчастные цифры. Большая уродливая тройка, раззявленный в немом крике ноль и перевёрнутая вверх тормашками единица. Триста один. Сомнений быть не могло.

- Я...а... - от волнения мой дар речи куда-то запропастился.
Что теперь со мной будет?

- Ты знаешь...Каттэй, - допрашивающий ещё раз сверился с данными из папки, убедился, что не ошибся насчёт моей персоны и удовлетворённо кивнул самому себе, - что то, чем ты занимаешься - занимался - не только опасно, но ещё и незаконно?

Я принял отрешённый вид и немного собрался с мыслями. Играть в испуганного и чересчур чувствительного было бесполезно.

- Да.

(На это коротенькое "да" у меня ушла львиная доля сил, так тяжело было сконцентрироваться).

- Значит, тебе известно и о новом указе о мерах наказания для несовершеннолетних преступников, я прав?

- Нет.

- Ты - сын Нэрайе Риина.

- Да.

- И о законе ты не слышал.

- Да. В смысле, нет, не слышал.

- Ты носил прозвище "Невозможно".

- Да.

- В последней драке ты убил противника ударом в висок.

- Да...не уверен, то есть.

"Так из людей выбивают признания в чём угодно" - пронеслось в голове. - "Сейчас где-то здесь щёлкнет записывающее устройство - и поминай, как звали".

- Да, Каттэй. Некто Тагу Нааро был убит нынешней ночью.

И чёрт с ним.

- Ты отдаёшь себе отчёт в том, что нанёс смертельную травму человеку, едва превосходящему тебя по возрасту?

- Не совсем.

- У тебя есть желание узнать, зачем ты здесь?

- Нет.

И это был самый уверенный ответ за сегодня. Часы на стене показывали, что я сижу в этой комнате всего двадцать минут, но по ощущениям я давно уже врос в эту мягкую обивку без шансов выбраться наружу.

- Ты что-нибудь слышал о "крылатой дюжине"?

Меня передёрнуло. Светлые волны на сером покрывале.

- Читал об этом в коридоре. Не пойму, зачем вывешивать снимки.

- Ты был знаком с кем-либо из погибших?

- Нет.

- Может, косвенно? Общие друзья?

- У меня нет для вас информации об этом. Это странно, вот и всё.

Мужчина хмыкнул. Краем сознания я отметил, что он так и не представился.

- У тебя возникали суицидальные мысли?

- Нет. Если и да, то я о них не помню.

Так вот зачем они собрали вместе со мной всю эту толпу. Наверняка ТОНА обшаривает в поисках зацепки каждый угол. А острее и темнее угла, чем наша школа, просто не существует.

- А теперь последует вопрос чуть другого характера, - он слегка подался вперёд и перешёл на шёпот, - но я должен задать его тебе, чтоб убедиться в том, что хотя бы тут ты не замешан. Ты можешь отказаться...

- И вы автоматически поставите галочку под вариантом "он тут замешан"?

- Не исключено.

- Тогда у меня нет выбора.

- Ты предупреждён и имеешь право сказать "нет".

- Вот уж спасибо.

Я замолчал и отвернулся.

- Задавайте, - заметив, что он не предпринимает никаких попыток меня разговорить, буркнул я, - терять мне нечего.

- Не будь таким самонадеянным, парень.

Снова воцарилась пауза.

- Кем тебе приходился Тиан Ниру Анаа?

Меня словно подбросила в воздух неведомая сила. Я вжался в спинку кресла, осознавая, что так открыто демонстрировать эмоции на допросе не стал бы даже самый законченный глупец.

Во всём, что касалось Тиана, была некая тайна, открыть которую означало бы предать его раз и навсегда. Я мог бы запросто выкрутиться, брякнув что-то вроде того, что он был моим одноклассником (при этом не соврав), соседом по парте, или вообще сделать вид, что не догадываюсь, о ком речь, но...

Я подозревал, что, что бы я ни сказал, это ни в коей мере не оправдало бы меня, потому что он и так всё знал.

Тиан Ниру был моей опорой. Моим боевым товарищем, моим спасательным кругом. Он был единственным, кто не оставил меня, когда от меня отвернулся мой лучший друг Киттин и я переживал тяжкую депрессию. А я, в свою очередь, не оставил его после смерти его брата Отомэ, известного во всём городе и за его пределами как Неуловимый Антау. Мы были друг для друга чем-то необходимым и настолько важным, что я и самому себе не мог толком объяснить, откуда она взялась, эта невидимая связь, и почему она такая крепкая.

Я знал, что сидящему напротив на всё это наплевать. Его интересовали факты посерьёзнее того, как мы с Тианом познакомились, кем он мне приходился и как строились наши непростые взаимоотношения. Анаа и Нэрайе были врагами. Наши семьи никогда не пересекались и не имели никаких общих дел ни в политике, ни в повседневности. У них были свои маршруты, у нас - свои. И Айна Анаа - суровая мать семейства - ни за какие коврижки не согласилась бы отдать своего сына в школу, где у него была бы хоть малейшая возможность столкнуться со мной. Обстоятельства, забросившие Тиана в мой класс, так и остались для меня загадкой, но я не уставал благодарить судьбу за то, что всё сложилось именно так. Он появился точно тогда, когда был нужнее всего, и с тех пор ни разу не изменил этому правилу, периодически пропадая и возникая из ниоткуда, стоило лишь подумать о нём. Можно было сказать, что между нами протянулась тонкая ниточка телепатии, но я не верил в подобную ерунду.

Это допрашивающего тоже не волновало. По его версии я был убийцей. Я мог приложить руку к смерти Отомэ. Или мог знать, кто это сделал, со слов отца.
Логично было бы предположить, что для него были ценными и секреты, которыми делился со мной Тиан. Но тут моя совесть была чище первого снега: мне было известно о его жизни ровно столько, сколько он сам позволял, а натурой он был более чем скрытной. И сейчас я впервые не злился на него за это.

- Другом, - отчеканил я, постаравшись убрать из голоса противную дрожь.

- Он рассказывал тебе о том, что произошло с Отомэ Ниру? Антау?

- Рассказывал. Трудно не рассказывать, когда об этом судачит каждый дурак.

- Вспомнишь, что конкретно?

- Дело Антау так и не раскрыли?

Исчезнувшие из его речи официоз и напускная проницательность следователя напрягали, и я пообещал себе не болтать лишнего.

- По-твоему, я стал бы возиться тут с тобой, будь оно раскрыто?

- Извините, но я почти ничего не помню из того разговора. Он был на грани, и это было больше похоже на истерику.
 Вы должны понимать.

- Я понимаю.

Помнил ли я тот день и тот диалог на крыше школы? Конечно. Они отложились в моей памяти надолго, отпечатались на стенках черепа, осели на дне сознания морским песком, и я скорее поверил бы в то, что люди умеют летать, чем в то, что Тиан способен закатить истерику. Он не был ни бесчувственным, ни чёрствым - он был <не таким человеком>, вот и всё.


- За это я и ненавижу смерть, - лёжа на тёплой шершавой поверхности крыши и щурясь от бьющего в лицо ветра, произнёс он тогда - спокойно, без лишних эмоций, - за ощущение безвозвратной потери, которое она оставляет после себя.

Я сглотнул комок в горле, но его место тут же занял новый, вдвое больше прежнего.

- Не перебарщивай с пафосом, - фыркнул я и потёр лоб, прогоняя неизвестно откуда взявшуюся головную боль. Тиан не любил, когда его жалели.

Он повернулся ко мне, взъерошил мне волосы и благодарно улыбнулся.


- За месяц детали стёрлись. Я бы и рад быть полезным.

- Он не упоминал убийцу во время беседы? Не делал намёков, предположений относительно того, кто бы это мог быть?

Чего и следовало ожидать. Даже если бы он признался мне в том, что сделал это собственными руками, я молчал бы до победного конца.

- Нет. Ему было не до этого.

Похороны Отомэ были страшными.

- Как получилось, что вы двое нашли общий язык?

- А это вас не касается.

Я огрызнулся и был прав. Всемогущая ТОНА докопается до мельчайших подробностей, но я не хотел ей в этом помогать.

Допрашивающий смерил меня долгим взглядом. Лицо его сделалось бесстрастным.

- У тебя день на сборы.

Резкий переход от одной темы к другой на минуту выбил меня из колеи.

- Куда?

- А ты не понял?

Моя голова безвольно мотнулась из стороны в сторону.

- Ну, ты же не хотел узнавать. Лавчонку вашу мы прикрыли, - с расстановкой, медленно, как слабоумному, начал разъяснять он, - всех незаконных бойцов и владельца отдали под следствие, а ты у нас проходишь сразу по нескольким пунктам.

Я всё ещё не мог взять в толк, о чём он мне талдычит. В клубе гатару - нелегальном месте проведения боёв без правил - я действительно был единственным несовершеннолетним, не считая проныры Эора. Но Эор вывернулся бы и из петли, и, наверное, это было одной из причин, почему здесь сижу я, а не он. Значит, под суд я не попадал. Значит, из этой ситуации было два выхода - либо следующие несколько лет я проведу в колонии, либо в психушке - приписывать замысловатые болячки в ТОНА любили даже больше, чем испытывать на прочность человеческие нервы.

- К...куда прохожу? По каким таким пунктам?

Я даже заикаться начал, хотя обычно мне такое не свойственно.

- Во-первых, - мужчина вытянул руку и загнул один палец, - гатару. Во-вторых - факт убийства. В-третьих - склонность к аморальному поведению. Мелкие неурядицы с преподавателями, прогулы и воровство уже даже считать не будем. Этого достаточно? Более чем. - Он показал мне внушительный кулак и как-то нехорошо улыбнулся. - А с такими разговор короткий - по указу собираешь вещички и отправляешься в "Китрион". Я уже сказал, что у тебя день на сборы?

- "Китрион"?

В голове у меня прояснилось. Школы под объединённым названием "Китрион" были хорошо известны своей усложнённой программой для детей с возможностями, превосходящими стандартные, то есть - для юных заучек и доморощенных гениев. В городе Тионе была такая школа для всякого рода "дефектов" - подростков с отклонениями, но я ничем подобным не страдал. Какое отношение имели перечисленные грехи к месту наказания, я не уловил. В висках и затылке запульсировала боль.

- Да. Именно. Одно из зданий четыре года назад было отдано под колонию. Как только самые ярые отморозки выпустились, появилась такая возможность - отправлять туда менее буйных вроде тебя или тех, кто там - он указал пальцем на дверь, продолжая смотреть на меня, как на дурачка, не понимающего очевидных вещей - собрался. - Чести это никому не делает, и поблажек никто из вас не дождётся. Летние каникулы большинство из вас проведёт за учёбой...

Вот уж поистине кара небесная.

-...Так как большая часть не может даже правильно расставить буквы алфавита.

- Ну я-то могу.

- Не сомневаюсь. - Хмыкнул он. - Ты определённо будешь там лучшим из учеников.

***

Уже на выходе из здания, уверив двоих непробиваемого вида парней, что прекрасно доберусь до дома без конвоя и точно никуда не сбегу, я заметил на серой стене надпись, сделанную зелёными чернилами, которые, впитавшись, немного потускнели и порядком растеклись, но всё равно выделялись на фоне однотонной поверхности нелепым ярким пятном.

"Уникальность наказуема."

И почему-то сразу подумал, что её оставил Брайдис Лиар. Кроме него некому. Ну, разве что, может, ещё той девчонке.

Уникальность наказуема.

Мне захотелось достать ручку и подписаться под каждым словом.

Но вместо этого я просто глубоко вздохнул и перешёл на другую сторону улицы.


Глоссарий.
(1) Вит - дневная планета, что-то вроде Солнца.
(2) Маину - легендарное племя немых людей с очень бледной кожей и белыми волосами.Над ушами у них имелись рудиментарные отростки, позже потерявшие функциональную ценность. Результат смешения маину с обычным человеком назывался маинари. На момент начала повествования на материке оставалась всего одна семья маинари - Анаа (отец - Ниру, мать - Айна, старший сын Отомэ, средний - Тиан, младший - Рии Ноку). Ни один из них не унаследствовал немоты.
(3) На планете Дагосса тоже четыре времени года. Однако в виду того, что Вит не имеет определённой оси и периодически может то приближаться, то отдаляться, они часто имеют разную продолжительность. Так, лето может длиться земной месяц, а зима - полгода, и наоборот. Поэтому жители ведут отсчёт не месяцами, а днями (семидесятый день осени, двенадцатый день лета и т.д.)