Голодная девочка

    Она стояла посреди огромной площади, в страхе озираясь по сторонам. Она не была красивой, не безобразной, и вообще не выделялась среди толпы ничем особенным… Она, эта бедная, худенькая девочка, с грустными глазами, из которых в любой момент готовы были политься слезы, спрашивала себя: «Что я тут делаю? В самом центре этой толпы совершенно чужих мне и равнодушных людей? Чего жду? Здесь никому ни до кого нет дела, если у тебя нечего предложить. А у меня ничего нет»…
    Она посмотрела на свое скромное поношенное платье и потрепанные туфли и ей, почему-то стало стыдно за свой жалкий, беспомощный вид. Денег у нее не было. Никаких особых талантов или вещей чтобы продать их за деньги –  тоже. А ей хотелось есть. Уже давно во рту она не держала и крошки. От голода у нее подкашивались ноги, кружилась голова, сводило от боли все внутренности, а её саму слегка качало и подташнивало от одной только мысли о еде. От слабости и истощения голова её отказывалась соображать что-либо.  Она совершенно не представляла, что она может сделать для того, чтобы раздобыть себе хоть бы и краюху хлеба…
    А тем временем люди вокруг нее смеялись и радовались. Их глаза излучали счастье и изобилие. Они пели веселые песни, уплетали за обе щеки какие-то деликатесы и совсем не замечали странную, отощавшую девочку, готовую упасть в голодный обморок прямо здесь, посреди ликующей толпы.
– Девочка, возьми! – какая-то старая женщина в сморщенной грязной руке протянула ей надкусанное яблоко.
– Ой! Нет! Спасибо… – она отшатнулась и поморщилась. Нет. Яблоко, да ещё грязное, надкусанное, - она не хотела. Ей почему-то показалось, если она его съест, ей станет ещё хуже. Пусть уж лучше она умрет голодной смертью, чем будет есть объедки. Никогда она не опуститься до такого! Это ниже её достоинства. Она ведь не нищенка и не побирушка.
    И эта женщина… она почему-то стала думать сейчас о ней. Наверное она и добрая, но такая старая и неприятная, даже отпугивающе неприятная, что даже слегка напугала её. И хотя та, не обращая никакого внимания на ее отказ,  равнодушно пошла дальше, у девочки остался неприятный осадок от этого неожиданного столкновения, словно женщина эта унизила её своим предложением, тем, что вообще решила ей, голодной предложить свое недоеденное яблоко…
    Ошеломленная, она стала всматриваться  теперь и в другие лица из толпы, в тщетной надежде отыскать кого-нибудь знакомого или хотя бы более-менее заинтересованный взгляд. Лица окружающих людей были такие разные, некоторые предвзято деловые и строгие, другие – игриво-кокетливые, просто радостные и просто сытые и довольные. Некоторые откровенно пугали ее своим уродством, а некоторые своей лживой и навязчивой улыбкой. Но большинство лиц были сплошной серой массой, ничем особым не отличались друг от друга, разве что навскидку не выглядели такими же печальными и несчастными как она…вид их скорее был уставшим. Но ей они были не интересны. 
    Она завидовала тем, другим, кто был откровенно  красив, счастлив и весел. В ее голове всегда в такие моменты крутились вопросы: «Откуда в них столько жизни, столько радости и беззаботности? Откуда столько блеска в их глазах и столько задора? Что их держит на плаву или что помогает им не замечать, что они увязли в этой глупой игре без правил, под названием жизнь?»
Где-то в глубине души она понимала, что это всего лишь самообман. И эти люди, так же как и она, пропитаны болью с головы до ног. Просто, кто-то больше, кто-то меньше. И чем сильнее приросла к ним эта маска слепого благополучия, тем страшнее им встретиться с тем, что их мучает и пугает. «Ну и Бог с ними! Пускай обманывают себя, пускай делают вид, притворяются и юродствуют. Какое ей дело до всего этого?»
    Внезапно ей стало скучно и она бесцельно побрела сквозь толпу. Домой ей идти не хотелось. Уже три года как в их квартире отключили отопление и свет, и находиться там стало жутко и до невозможности неуютно.
Но идти больше было некуда. Впрочем, не совсем. Были люди, которые были бы ей рады и даже, возможно, накормили бы её. Она была у них в гостях раньше и они принимали ее доброжелательно и искренне. Но, также как и она, жили они бедно, а питались и вообще какой-то непонятной вонючей гадостью, что это и едой-то было трудно назвать. К её приезду на стол, правда, подавались и более приличные блюда, которые они по такому случаю покупали или доставали из загашника, но и эти продукты ей казались почему-то несъедобным..
Но главное, её потом долго ещё мучало несварение в желудке от такой непривычной и непонятной пищи.
    Как бы там ни было, сейчас ей не хотелось напрягать ни других, ни себя утомительными телодвижениями и беседами.
    Сейчас она очень устала и уже никого больше не хотела ни видеть, не слышать. Она замерзла и хотела согреться. А ещё она хотела есть.
    Пока она добиралась домой, на улице уже стемнело, противно заморосил мелкий дождь и пробирал до костей пронзительный ветер. Она замерзла ещё больше, на столько, что вообще перестала чувствовать собственное тело. Ей казалось, что пока она дойдет домой, ей грозит превратиться в ледяную статую. Тем не менее, она все тупо шагала и шагала по направлению к дому, почти бежала, лишь бы только скорее оказаться в кругу своих безопасных бетонных стен, всегда готовых укрыть её хотя бы от дождя и ветра. Больше не от чего… Ей было жаль себя, жалко за неустроенный быт, за окружающую её вечную мерзлоту в душе, в теле и вокруг всего, к чему бы она не прикасалась, за собственную беспомощность и бестолковость, за пустоту и неопределенность ее существования.
     Дома в совершенно пустом холодильнике, в морозилке она отыскала последний случайно завалявшийся пакет с замороженными овощами – старые запасы. «Это лучше, чем совсем ничего и, по крайней мере, безопасней, чем всякая грязь на улице», - подумала голодная девочка и стала жадно есть содержимое, сначала отогревая во рту маленькие кусочки, пока они не растают, а потом прожевывая их и глотая. Процесс этот был утомительный и не особо приятный, да и овощи, потеряв былой вкус и свежесть, казались отвратительными на вкус, но она понимала, что, не поев хотя бы и этого, завтра она вообще может не подняться с постели от истощения. И давилась… и плакала… и вспоминала, как когда-то она готовила эти овощи на плите с приправами и со сметаной, это было действительно вкусно и выглядело безумно аппетитно.
     Но теперь плита не работала, света не было, а батареи были отключены уже так давно, что она не в силах была даже и вспомнить, когда это случилось. Она только помнила, как часто после очередной болезни от холода, она ходила в ЖЭС и умоляла их включить, плакала, просила объяснить, что происходит и что же ей дальше делать, ведь так жить невозможно… по крайней мере она так не может жить… Но они говорили, что это временно, обещали вот-вот все наладиться, просили потерпеть, и много и всего ещё обещали…припоминать у нее уже не было ни сил ни желания….и она смирилась….и оставила все как есть…и больше решила никогда не ходить в ЖЭС и ничего не просить и никого не умолять, т.к. поняла, что это бесполезно и бессмысленно.
     И она, уставшая и одинокая, укутавшись поглубже в плед и поплакав немного о своей горемычной судьбе, свернулась калачиком и уснула.