Мемуары дезертира книга 2 глава 5

 
         Слабонервных просят удалиться!  Зоновская действительность. Смерть и раскрутка… - кому что выпадает! Резня. Крысы. Сколько еще сидеть: год или десять один бог ведает! Туберкулез. таблетки от всех болезней - Одна половина от головы, другая от живота, «смотри не перепутай» называется! Вольный только я и моя жена! Остальные расконвойники.

 
          Этот день был особенный. С утра Шпала распечатал последний рубеж срока. В загодя нарисованном календаре появился очередной крестик. Красный, против остальных обычных - черных. Пошли первые часы последнего года срока! Он как астрономическая единица перестал существовать, рассыпался на осколки: месяцы, дни, часы. А это уже совсем другие ощущения - дембельские. Когда тебя отделяют от освобождения месяцы. Вам неждавшим понять трудно! Год – срок, меньше уже не срок! Вроде - остаток, который превращается в дроби и сам катится под горку неминуемо. 1 день 1\362; 2 дня уже 1\181. 1\90… Резко сокращается знаменатель. В календаре из 400 клеток ( за 400 дней начал ) по диагоналям идут трассирующие полоски, режут массив на две, четыре, шесть частей… Потом оставшиеся осколки начнут один за другим таять. Массив расколот, лед тронулся, господа присяжные заседатели. Ледоход набирает ход.

 Несмотря на внешнюю обыденность зоновского дня, все в нем казалось наполнено иным мистическим смыслом. Значит дожил он до освобождения, вытянул, теперь уже очевидно. Все позади, три с половиной года в бездну. 10 этапов, 3 революции в лагере, резня за воровскую идею на больничке. Процесс становления, утверждения, вживания, выживания. Три бура за плечами. Туберкулез, как пропуск в мир больнички на крайний случай. На крайний всегда должно что то быть. Приходят обстоятельства и люди в запретку под пули ломятся, руки в пилы суют, ноги ломают, градусники, электроды глотают. Симулируют убийство, самоубийство, побег.

Вон дурика одного недавно поймали на крысятничестве. Предупредили: вернешь к вечеру пропавшие за последнее время пайки, либо пойдешь в петушатник! Ну отдавай ты хлеб, хоть по пайке с рубона. Дойдешь до дистрофии – на больничку отправят. Кайфуй, тащись – лечись, не загибайся под непосильными баланами! Нет, решил ферт судьбу перехитрить: отряд на сьем а он вешаться. В окошко дыбает – из отстойника родная бригада выломилась, к бараку бежит. Через минуту здесь будут. Он в петлю прыг со сладкими мечтами: щас прибегут, увидят, из петли вынут, откачают… А тут крик «Назад!» У контролера счет не сошелся. Перегнали по пятеркам. Все правильно. Отпустили. Минуты какие то разницы, а откачать не смогли!

          Шпала разменял год и имея три с половиной года лагерной жизни за плечами, обоснованно полагал, что особых ЧП быть не должно. Все что имело возможность случиться - произошло. Продлилась сия иллюзия ровно до вечера. А с утра, заглянув в собственную тумбочку, он обнаружил пропажу кровнячей пайки хлеба. Отметив неприятное осознание того, что придется об кого то кулаки бить и табуретки ломать начал нехитрое расследование. Собственно, круг подозреваемых очерчен был давно. Тройка чертей с верхних нар, остальные варианты мало вероятны. Искусство следствия состояло лишь в том, сможет ли он найти конкретного виновника сейчас, либо это дело повиснет между тремя подозреваемыми и всем остальным бараком в качестве наблюдателя. Виновник будет найден все равно, либо назначен.

За тройкой станут следить отныне сотня посвященных глаз, Они сами зачнут на****ать друг друга и в конце концов тот кто поймается на воровстве очередной пайки первым. Будет объявлен крысой. Приговор равносильный расстрелу. (Смотри выше!) За крыс в сей голодной лютой зоне спросу не было.  Сам хозяин, обеспокоенный положением дел, недавно внушал по этому поводу всей зоне на утреннем разводе: «В последнее время участились случаи кражи паек. Замечу - казенных паек. (Кровнячих по фене.) Это всегда было тягчайшим преступлением по вашим же «воровским» понятиям. И я не намерен в этом случае рассматривать вопрос по другому. Кровную пайку не может отобрать никто. Вы устраиваете бунты за обвесы, я наказываю персонал контролеров за воровство из столовой. Пайка – последнее, что есть у осужденного. Власть может лишить его ларька (отоварки), свидания с родственниками, посылки из дома,  нормального питания, посадив в ШИЗО за нарушения режима на хлеб и воду» Последней пайки его не может лишить никто, ни при каких обстоятельствах.               

             

Человек в зоне способен проиграться в карты, спустить все: шмотки, деньги, даже жизнь. Не может поставить на кон пайку. На «кровную» не играют, не спорят, ее не отбирают. Пайка священна, насколько вообще что то может быть ценно в лагерной стихии. Это последний мостик осужденного к жизни. Надежда, которая выше бытия. Жизнь отнять можно, пайку по понятиям – нет! В любых невзгодах кровняга обеспечена. (Для справки)


 И вот находятся люди, которые покушаются на это последнее. Воруют у своих же товарищей. Говорю всем - спросу за крыс не будет. Поймали на воровстве - бейте, но только так, чтобы живым можно было отправить на больничку. Там пусть дохнут, мы за них не отвечаем. Особо подчеркиваю БЕЗ СМЕРТЕЛЬНОГО ИСХОДА! Иначе обязаны

судить, раскручивать, если до больнички умрут. И еще одно. Это не распространяется на продукты с отоварки. (Хлеб купленный в ларьке, уже не пайка!) Сами знаете: «От многого немножко, не кража а дележка.» Есть у нас до сих пор поборы с мужиков. В результате пахарь остается нищим и начинает чахнуть с голоду. С этим решительно буду бороться. Наказывать вплоть до раскрутки, и за это не  стесняйтесь, жалуйтесь. Доводите до администрации сведенья любыми средствами. В письмах домой пишите, мы прочитаем, разберемся, примем меры и источник никогда не выдадим. Обещаю!»

Хозяин зоны то у них был мужик тертый, знающий. Железной рукой правил и в лагере и в прилегающем поселке охраны. «В Хайрузовке вольный только я и моя жена! - заявлял капитан Гутник при всей зоне, - А остальные все расконвойники!» И это не являлось бахвальством. Но суровой, так сказать, действительностью. Феодал местный. И неписанные законы осужденных не отметал с порога как некоторые.  Понимал механизм жизни (и смерти) людского муравейника. В отличии от утопистов коммуняк: Кто то должен руководить, законы писанные и неписанные работать, иначе все превращается в хаос и наступает бардак или революция, что одно и тоже. «Государственные перевороты» он даже сам наблатыкался устраивать с верху. Убирал невыгодных ему авторитетов руками самих же осужденных. Потому – понятия принимал, чтил и не тешил себя надеждой стать над ними. Управляемый бардак с предсказуемыми последствиями – высшая ступень политической интриги!

          После сказанных при всей зоне слов, решиться на воровство пайки могли только люди опустившиеся, махнувшие на себя рукой (как плевали до исторического материализма) Чуханы, не способные  совладать с чувством голода. Пересилить себя.  Не сами несчастные принимали решения, а живот ( мамон ) управлял ими. Жили одним днем.

На сей раз поимка крысы оказалась делом элементарным. Даже неинтересно. Стоило объявить о пропаже, нашлись сразу несколько свидетелей того, как Садохин, один из чертей сверху, нагло лазил в тумбочку, а потом сопел  и давился под одеялом. Видели его курканувшимся и грызущим в бытовке, но видно все недожрал, замерз. Шпала не за себя боялся. Неписанный закон зоны заставлял всякого объявлять о факте пропажи пайки. Укрывательство приравнивалось к соучастию. Крысу били всем отрядом, опять же по понятиям, дабы не находилось крайних. Но наш гуманист из идейных соображений решил проучить шалунишку сам, надеясь, что так ему достанется меньше. А озверевшая толпа непременно забьет этого шпагоглотателя (Садохин незадолго глотал электрод, мечтал протащиться на больничке) до медленной неминуемой смерти. Знаете механику? Подняли, несколько раз об пол ебнули и все дела. Почки отскакивают и человек медленно начинает чахнуть, аккурат есть время его на этап сбагрить умирать.

Садохина уже ловили на краже пайки и естественно хорошо отоваривали. Собственно, почки ему опустили еще тогда! Пациент чах, морда пухла (неоспоримые симптомы), часто огребался ****юлей по мелочам. (Раз начали кого то клевать - на пол пути не остановятся, к безальтернативной  развязке придет.) Короче, отоварил Шпала Садохина самолично. Слабее не представлялось возможным, толпа бы возмутилась и добавила. Но и не сильно отрихтовал. И с сознанием выполненного долга завалился спать. Числился он в отряде ночным дневальным. Блатному не в падлу считалось. И пайку ночью сперли. Его вина! Были там еще все необходимые мероприятия как то обед, завтрак… И на рубоне, между прочим, Садохин присутствовал! Доковылял и сожрал все под чистую. На обеде Груздь это дело уже не контролировал. Выкинул из головы столь мелкую досаду не могущую перекрыть большую радость предстоящего на днях освобождения.

А часа в три миротворца поднял штабной шнырь и объявил, дескать его вызывает капитан Овчинников, зам начальника колонии по режиму. Что случилось Витька понял сразу, лишь только открыл глаза. Конечно «петух» пожаловался за побои! И штабс капитан Овечкин, как за глаза звали режима, сейчас начнет его - Шпалу воспитывать. Говорить то хозяин про крыс говорил, но у Овечкина имелись свои представления на данную тему и дело пахло пятнашкой (15 сутками штрафного изолятора - ШИЗО) И где после этого справедливость?! Однако Овечкин на сей раз оказался в настроении! Щеки его не лиловели от ярости. Режим только сообчил: поступило заявление от потерпевшего и он должен разобраться. А поскольку начальника в колонии нет, чтобы не сидеть Шпале в ШИЗО до разбирательства - написать ему объяснительную и на том мол его режимова работа выполнена. А хозяин придет решит( вот приедет барин, барин нас рассудит!)

 Долбоеб сего романа написал: У попа была собака, он её любил, она съела кусок мяса – он её убил… Число. И не успел докончить роспись, как Овечкин выхватил у дятла из под руки челобитную. Отскочил подальше и победно помахав ей в воздухе, заявил: «А ты знаешь, Садохин то сейчас в санчасти отходит? Сдохнет, тебя крутить будем! Моли бога, чтобы очухался. А пока в ШИЗО милок.» Глаза балетмейстера – простите - опера блестели, на морде лица сияла улыбка. Еще бы, такую центровую комбинацию провернул. А Шпала то, идиот, лоханулся по полной!!! Не спал бы, может и знал, что факир - шпагоглотатель в санчасти находится. Ведь кто нибудь да видел. Хотя, правду сказать, захотят раскрутить, обойдутся и без объяснительной. Достаточно показаний жмурика и нескольких свидетелей, которых опер без сомнения найдет. Не зря тюремная истина гласит: никогда ни в чем не сознавайся и не подписывай бумаг.

Пострадал он через свою жалость. Следовало крысу отдать на растерзание толпе и не Груздь бы корячился крайним, а кто нибудь другой. Выбери меня, выбери меня, птица счастья завтрашнего дня! И вот Шпалу опустили в ШИЗО. К вечеру на проверке присутствовал санитар из санчасти, раздавал таблетки от всех болезней. Одна половина от головы, другая от живота, «смотри не перепутай» называется. Спрашивал у кого что болит. Шпала объяснил: посажен сюда за Садохина из второго отряда. Поинтересовался вежливости ради и разговор подержать с. о самочувствии братана. «Нормально, - заверил лепила, - ни на что не жалуется. Пребывает в блаженстве, поскольку уже три часа как отдал богу душу и лежит в сарае, в гробу с подвязанной челюстью, руками, ногами, камешками на глазах - коченеет. Форму набирает. Витька даже не поверил сначала! Просто мерзкая выходка судьбы в голову у него не укладывалось. Ведь год разменял, до воли рукой подать осталось, а тут еще червонец на уши! Кто хочешь с ума сойдет.