Колокольчики

Слышишь, сани мчатся в ряд,
Мчатся в ряд!
Колокольчики звенят,
Серебристым легким звоном слух наш сладостно томят,
Этим пеньем и гуденьем о забвеньи говорят.
О, как звонко, звонко, звонко,
Точно звучный смех ребенка,
В ясном воздухе ночном
Говорят они о том,
Что за днями заблужденья
Наступает возрожденье,
Что волшебно наслажденье—наслажденье нежным сном.
Сани мчатся, мчатся в ряд,
Колокольчики звенят,
Звезды слушают, как сани, убегая, говорят,
И, внимая им, горят,
И мечтая, и блистая, в небе духами парят;
И изменчивым сияньем
Молчаливым обаяньем,
Вместе с звоном, вместе с пеньем, о забвеньи говорят
                Эдгар По  "Колокольчики"

           Тихая сонная улица. Холодный осенний закат. Солнце еще старалось пробиться сквозь пелену облаков, но свинцовая завеса не пускала... Солнце было вечным пленником облаков. Хотя, возможно, пленниками были мы? Город накрыл нас куполом как букашек, не пускает за пределы серого бытия. Холодный порыв ветра влажными пальцами мазнул меня по лицу, полы плаща слегка покачнулись. На обочине зашуршали газеты и прочий мусор. Скоро дождь смоет с дорог и обочин мусор. Первые капли стали падать мне на голову и я натянул капюшон. Улица была совершено пустой. Окна домов слепыми черными пятнами выделялись на фоне серых стен. Все давно спали. Фонари вдоль дороги светились нездоровым светом. Капли тарабанили по капюшону все сильнее, дождь набирал силу, гнал по дорогам ручейки в тщетной попытке смыть серую пыль с асфальта. На душе было паскудно. Я просто стоял у фонаря, прислонившись к нему плечем.
      О, как звонко, звонко, звонко,
Точно звучный смех ребенка,
В ясном воздухе ночном
Говорят они о том,
Что за днями заблужденья
Наступает возрожденье.
Что волшебно наслажденье—наслажденье нежным сном.
         Я стряхнул с плаща капли и пошел по тротуару. Хотелось заглянуть за привычную уже мерзкую пелену
серых туч, посмотреть на великолепие звезд. Но такую роскошь мог позволить себе лишь обитатель "заоблачных" этажей. Когда-то давно люди могли смотреть в небо и видеть днем солнце, а ночью звезды и луну. Люди совсем этого не ценили. Робот дворник стоял у остановки в спящем режиме и увидев этого "жука" мне жутко захотелось его пнуть. Но какой смысл? Несмотря на плащ моя одежда стала промокать, первой сдалась обувь. Кто-то давно, еще, возможно, во времена зеленых городов двадцать первого века, сказал: "Одни дождем наслаждаются, а другие просто мокнут". Я просто промокал. На душе было мерзко, и моя внутренняя погода не отличалась от погоды снаружи. Из головы не шел этот старый-престарый стих. В ушах звенели колокольчики. Что-то светлое было в этом звоне. Обещание чего-то. Возможно, прав неведомый поет? И в конце концов наступит покой? Сладкий сон? Люди в своих квартирах сидели на диванах и смотрели дивные видения вызванные транком. Легальный наркотик был очень популярным и уступал разве что телевизору. Зомбиящик рекламировал транки, а приятный женский голос вещал из коробочки с транком о преимуществах просмотра телевизора под транком. Многие люди никогда не думали о том, что они лишь овощи, стадо. Проходя мимо очередного магазинчика, я услышал приятный мужской баритон, предлагающий широкий выбор транков и прочих наркотиков. Алкоголь уже не в почете. Я улыбнулся. Пройдя еще сто метров, я остановился возле невзрачной вывески бара "Люцифер". Странное название меня немного смущало, но я все же взялся за ручку двери и прошел в темное помещение. Я успел сделать лишь три шага, а затем сверкание врубившихся ламп ослепило меня, и я прикрыл глаза ладонью. Со всех сторон полилась, вернее, стала фонтанировать совершенно разная музыка. Громкость была столь сильна, что я думал, что мои барабанные перепонки лопнут. Я был совершенно дезориентирован, и уже начал было биться в каком-то припадке. Затем истерия прекратилась. Свет померк, музыка исчезла, хотя вряд ли я бы ее теперь расслышал.
-Добрый вечер, сэр.- пробормотал откуда-то издалека смущенный голос. Он был еле слышен, было понятно, что говорит робот бармен.- Простите за это шоу. К нам редко заходят люди. К нам вообще не заходят люди. Да и не к нам вовсе,  я здесь один. Желаете выпить?
Я отчаянно пытался хоть частично вернуть зрение, с остервенением тер глаза и, через минуту, зрение частично вернулось. Слух тоже стал возвращаться. Я прислушался, и понял, что музыка не была выключена совсем. Осталась одна тихая мелодия и, прислушавшись, я вздрогнул. Звенели серебряные колокольчики (почему серебряные не знаю, но именно серебряные) тихо играли скрипка и пианино.
-Серебристым легким звоном слух наш сладостно томят,
Этим пеньем и гуденьем о забвеньи говорят.
О, как звонко, звонко, звонко,
Точно звучный смех ребенка,
В ясном воздухе ночном
Говорят они о том,
Что за днями заблужденья
Наступает возрожденье,
Что волшебно наслажденье—наслажденье нежным сном.
-Эдгар По, сэр? Его сейчас никто не читает. - сказал робот с ноткой уважения. Просто машина, а тоже вот старается показаться живым, но все его попытки наивны. Он не живой. Он не чувствует, не ощущает. Чувства у него записаны на матрицу и лишь воспроизводятся. Но он упорно старается казаться живым... Квазижизнь. Имитация, пародия... Как и люди этого мира. Вся наша жизнь - бутафория, притворство, дурная игра, бездарное прожигание времени. Все пусто.
-Нет, не так. Сейчас никто вообще не читает.
-Возможно,- легко согласился бармен.- Выпьете?
-Налей мне двойного виски.
Бармен почти моментально поставил на стойку стакан с виски. Я подошел и взял стакан. Взглянул на бармена и хотя лицо того было почти лишено мимики я понял, что он изнывает от тоски и одиночества. Ему очень хотелось заговорить со мной.
-Знаешь, брат, ты ведь более живой, чем те овощи, что сосут транки у телика и пускают слюни...

         -…Колокольчики. Они продолжают звенеть.
-Не слышу никаких колокольчиков, сэр.- сказал бармен.
-Я слышу. Они звенят и зовут меня. Это похоже на смех ангелов. Знаешь, Боб, внутри нарастает такое светлое, блаженное чувство, ожидание чего-то прекрасного...
-Это виски, сэр.
Я поднял на моего нового приятеля слегка замутненный взгляд.
-По твоему, Боб, я был пьян, когда вошел сюда?- спросил я.
-Нет, сэр. Но сейчас вы пьяны. Возможно, вам нужно идти домой? Вас ждет дома семья?
-Ты из какого века, Боб? У нас уже двести лет не существует семей.- невесело заметил я.
-Грустно. Как же это произошло?
-В нашем мире грустно... теперь. Может и мне приняться за транки...
-Вот этого делать не стоит!- убежденно сказал робот.- Не вы ли только, что с осуждением говорили мне про овощей?
-Печально. Что же мне делать? О, как бы я хотел попасть на поднебесные этажи... Но меня никто туда не пустит.
Колокольчики...
Я вдруг почувствовал в груди легкое покалывание, и радость накатила волной. Никогда раньше я не испытывал столь обычного для людей прошлого чувства. Радость. Мне хотелось смеятся, носиться под дождем, кричать... Я схватил плащ и бросился на улицу. когда я был уже в дверях я почувствовал у себя на спине тоскливый взгляд Боба. Я обернулся и сказал:
-Ты хороший парень, Боб. Ты жив в большей степени, чем все люди этого мертвого мира. Уходи с этой работы. Прощай.- Я кивнул Бобу, тот кивнул в ответ.
Выбежав на улицу, я побежал по дороге. По всем лужам и ручейкам. вслед за радостью пришло умиротворение. Я будто парил. Мне все больше и больше хотелось закрыть глаза и уйти в другой, неведомый мир в поисках иной жизни, вознаграждения за муки... Сделав еще пару шагов, я закрыл глаза... И, упав на колени, рассыпался в прах... Больше никто меня здесь не увидит...