рассказы

Они тоже были молодыми.
Глава первая.
Совсем не большой хуторок, затерявшийся в степях Северного Кавказа, не был известен лю-дям, проживающим в 25-35 километрах от этого хуторка. О совершившейся в стране револю-ции 1917 года люди на хуторе знали, знали о том, что в стране советская власть. Власть их не касалась, не тревожила. Только когда кто-нибудь ездил в город, то рассказывал обо всех ново-стях, которые произошли в стране. Жили в этом хуторке крестьяне, как одной семьёй. Хотя се-мей в прямом смысле было здесь несколько. Земли вокруг хутора принадлежали только жите-лям этого хутора. В хуторе было десять домов, которые располагались  кругом, будто вокруг одного центра. В центре хутора находился глубокий колодец, где всегда была кристально чи-стая холодная вода. Эту воду доставали из колодца с помощью каната, который накручивался на круглый ворот- барабан, закреплённый на двух столбах. С одной стороны барабана был вбит прут-ворот, вращая который накручивали на барабан канат. С одной стороны канат за-креплялся к   барабану, а на другом конце каната крепилось ведро. Таких сооружений во мно-гих сёлах было много. Над воротом-барабаном всегда делали небольшой козырёк, чтобы до-жди не намокали канат и поменьше пыли попадало в колодец. Сзади трёх домов в метрах в пятидесяти находилось небольшое озеро, образовавшееся из небольшой речушки, Мокрый Карамык. Из этого озера всегда поили скотину, имевшуюся в каждом доме. У некоторых кре-стьян было несколько коров, были овцы, свиньи и, конечно, разная птица: куры, утки, гуси, у многих крестьян были индюки. В каждом доме проживало по 10-15 человек, обязательно были дети. В нескольких домах жили семьи по 18-20 человек. Это были семьи всего рода, то-есть, взрослые родители, их взрослые дети со своими семьями. В каждой крестьянской семье обяза-тельно были лошади – две-три пары. Это были животные – работяги. На них пахали землю, на них возили самые разные грузы, на них ездили в город на базар продавать часть выращенного урожая и привезти необходимые вещи для семьи. Кроме таких работяг, были работяги – быки. Так как хутор находился далеко от города, а это почти 35 километров, то о нём мало кто знал из чиновников. Поэтому крестьян хутора мало кто беспокоил. Только иногда один раз в год при-езжал в хутор помощник городского председателя на двух подводах, собирал, как он говорил, налоги, нагружал подводы самыми разными продуктами, птицей, баранами и опять год никто не беспокоил хуторян. С ранней весны и до поздней осени крестьяне работали на своих зем-лях, а зимой в большие холода сидели по домам, лузгали семечки, рассказывали друг другу сказки и разные былины. Ночью в домах горели только свечи, даже керосиновые лампы были редкостью, да их и не использовали, так как керосин всегда был дефицитом и дорого стоил. На зимние праздники, такие как рождество, новый год, святки люди ходили друг к другу в гости. Мужики попивали самогон, пели песни, вспоминали былые времена. Так проходили годы. Так прошли  двадцать лет после революции 1917 года.  Хутор назывался  Привольным и присоеди-нили его административно к селу Солдатскому.
 Часто по вечерам дети собирались в доме Стеховых, у которых дед Мишка участвовал в войне с японцами в 1905 году, а потом и с немцами. Он всегда интересно рассказывал о войне, о японцах, о командирах, об однополчанах, о боях в Манчжурии, о том, как они ехали на во-сток на войну и как ехали обратно. Особенно любили слушать деда Мишку мальчишки о кон-кретных сражениях с японцами. Они не отходили от деда, пока он не расскажет пару случаев. Ну а деду, только этого и надо, чтобы вспомнить уж очень сложные молодые годы. Обычно он начинал рассказывать, если его  просили рассказать о чём-нибудь конкретно, о том, как их, солдат необъятной России, везли через всю страну в товарных вагонах. В таких же вагонах ря-дом с их вагоном везли лошадей. Обычно дед говорил, что их везут точно так, как лошадей, только лошадей кормят сеном и овсом, а солдат кормили всякой бурдой.
-А бурду разве едят люди? – спрашивали ребята – моя мамка говорит, что бурду едят только свиньи.
-Ох, хлопчики, мои дорогие – говорил дед Мишка – бурдой мы называли жидкую кашу из ку-курузной муки, приправленную прошлогодним салом. Но это всё бы ничего, жить можно было. Страшно было, когда мы приехали к большому озеру Байкал, и нам сказали офицеры, что по-езда дальше не ходят, поэтому пойдём все пешком, а это не мало, не много, а тысячи вёрст с гаком.
А гак, ещё много вёрст. Вот мы и потопали к японцам в Манчжурию. Шли мы туда несколько месяцев, а потом нам сказали, что можно было ехать поездом. Вот уж тогда мы все наговорили проклятий всем генералам и их детям, и внукам. Главным командиром у нас был генерал Ку-ропаткин. Мы его никогда не видели, а только слышали, что есть такой генерал. Были ещё ге-нералы, но мы их тоже никогда не видели. Самым главным у нас был унтер Крышкин. Он топал вместе с нами, ел бурду вместе с нами, спал на соломе вместе с нами. Он нам был, как отец и царь.
-Крышкин – часто спрашивали мы – когда же мы придём к этим проклятым япошкам?
-Как только придём – отвечал он – так я вам сразу скажу. А пока будем топать и топать.
И мы топали и топали. На лошадях везли военное снаряжение – винтовки, патроны к ним, не большие пушки тащили лошадки. Можно было идти пока не было дождя. Дороги, по которым мы шли, никто не строил, они были накатаны бричками да можарами. Дорога шла в основном по лесу, так как в Сибири полей мало, а в основном леса таёжные. Кто сделал эти дороги ни мы, ни Крышкин не знали. За дневное время мы останавливались на отдых только тогда, когда нужно было обедать. Ужинали поздно вечером, завтракали рано утром. А весь день топали.
Дед Мишка замолчал и задумался. Да и мальчишки не торопили деда, обдумывая сказанное дедом. Не могли они представить себе такое положение, когда много солдат идут по лесу по малоезженой дороге, по которой вообще мало кто ездит.
-Деда – обратился к нему внук Санька – расскажи ещё, как вы шли по тайге.
-Ой, внучки, мои – заговорил дед – уж очень тяжело вспоминать те времена. Я вам говорил, что с нами был только унтер Крышкин, а ещё впереди нас шли и несколько офицеров. Они, ко-нечно, не шли, а верхом ехали на лошадях. Только мы, солдаты, топали пешком. А шли мы и в дождь, и после дождя, шли по таким дорогам, что даже сейчас меня дрожь берёт и удивление, как мы смогли всё это вытерпеть и выдержать. Дожди же бывали такие, что мы были мокрые насквозь, а на дороге не видно было земли, сплошная вода. Когда же по такой мокрой дороге едут телеги гружёные, едут пушки, топает сотни солдат, то это уже не дорога, а сплошная грязь.
-Дедушка – обратился к нему Ванька Гусев – а как же можно воевать в такой грязи?
-О, Ванятка – сказал дед – до войны нам было ещё далеко. Мы только шли, чтобы потом вое-вать с японцами. Я в следующий раз расскажу вам, как мы переходили через речки, которые встречались нам по пути нашего движения. А сегодня уже поздно и ваши мамки  ждут вас ужи-нать, так что на сегодня хватит рассказов. Я тоже немного устал и мне надо тоже ужинать.
Деду Мишке шёл уже шестой десяток лет. Свои молодые годы он отдал службе царю и оте-честву. Когда ему исполнилось двадцать один год, на хутор приехали сам городовой, с ним два офицера и оба помощника городового. Они собрали сход крестьян и на сходе городовой объ-явил, что с этого хутора нужно направить на службу в военные части три человека мужчин в возрасте не старше двадцати одного года. Таких мужиков на хуторе было несколько человек.
-Нужны мужики ещё не женатые – заговорил один из офицеров, прибывший с городовым – но сильные, смелые, не коротыши, а ростом не менее двух с половиной аршин. Нам нужны для отечества сильные, крепкие мужики.
-Да у нас таких мужиков и нет – сказал наш околоточный – почти все женятся в двадцать лет, а в двадцать один год у них у всех уже есть детишки.
-Ну тогда можно мужиков, у которых только один ребёнок – сказал городовой – такие тоже будут хорошими солдатами, а оставшимся жене и ребёнку, мы будем выдавать помощь день-гами. Помощь будет выдаваться до тех пор, пока мужик будет служить.
Долго тихо переговаривались между собой мужики, кого же отдавать в солдаты? Городовой и прибывшие с ним офицеры молча ожидали решения мужиков. Они хорошо понимали, что уйти  молодому мужику в солдаты на 25 лет, это очень большая потеря для семьи, да и для хутора по-теря очень существенная. Вся тяжёлая работа лежит на мужике и сеять, и пахать, и копать, и убирать, и косить и очень много другой тяжёлой работы в хозяйстве. А лишиться мужика на много лет и для семьи, и для хутора невосполнимая потеря мужской силы. На сходке все по-нимали, что если не будет согласия добровольного, то заберут мужика принудительно, но уже не спрашивая согласия схода. Поэтому приняли решение отдать на службу доброволь-ца. Добровольца тоже долго не находилось, так как никто не хотел оставлять семью почти навсегда.
-Господин городовой – заговорил околоточный тихо, оглядываясь на окружающих его людей. –
Мы решили, что на службу пойдёт только один мужик – доброволец, больше некого посы-лать.
Мы знаем, что если есть добровольцы идти служить царю и отечеству, то больше мужиков от этого хутора на службу не берут.
-Ох и умный же ты, околоточный, в этом хуторе – сказал городовой – никак не хочешь помо-гать отчизне, защищать её от внешних врагов. Но ты забыл, что если с хутора есть недобор му-жиков на службу, то хутор обязан сдавать увеличенный налог государству по хлебу, по разным животным, по деньгам. Это я вам всем говорю официально, ничего не придумываю. Вот так-то.
-Нам легче будет сдать увеличенный налог, чем терять мужиков – сказал околоточный и до-бавил – мы сейчас выберем добровольца и скажем вам, кто пойдёт на службу.
-Нам нужно выбрать одного добровольца – продолжил говорить околоточный. – Из троих молодых мужиков Ваньки Семёнова, Мишки Стехова и Петьки Хохлова кто из вас будет добро-вольцем? Кому защищать отечество от внешних врагов? Ну давайте говорите, кто согласен. Только я тоже скажу своё мнение. У Ваньки жена с дочкой да и сам Ванька живут в хате у Вань-киного отца, который уже старый. Свекровь Ванькиной жены, мать Ваньки, тоже старуха. Больше у них никого из родственников нет. Вот такой Ванька Семёнов. Теперь Петька Хохлов. У него есть жена, маленький сынок – три годика, мать и отец тоже старики, брат Петькин умер, вы все знаете об этом, а старший брат уже служит в моряках десять лет и когда он придёт до-мой никто не знает. Вот такой Петька Хохлов. А теперь Мишка Стехов. У него молодая жена с маленьким сыном, сам Мишка и его два младших брата Сенька и Федька, Сеньке шестнадцать лет, Федьке уже скоро будет восемнадцать, все живут у родителей. Родителям Мишки по со-рок пять лет, но они ещё бодрствуют. Вот и давайте решим – кто будет добровольцем?
-Наверно добровольцем буду я – сказал Мишка – больше не кому у нас в хуторе.
Все молча согласились, посмотрели на городового и ждали его решения.
-Хорошо, хуторяне – сказал городовой – Мишка, значит Мишка будет добровольцем. Через три дня ему нужно будет придти ко мне с некоторыми вещами и продуктами на четыре-пять дней.
После этого решения городового ещё долго мужики стояли на сходе и переговаривались, об-суждая принятое решение. А городовой со своей свитой уехал. Только дома, мать и жена Мишки, заплакали, запричитали и долго не могли успокоиться. Ведь Мишка оставляет семью на многие годы. Очень тяжело семье остаться без крепкого, здорового мужика, поэтому и слё-зы были долгими, печальными. Только отец Мишки не плакал, но выражение его лица было тучным. Обо всём этом дед Мишка  рассказывал в своей хате зимними вечерами хуторянам и молодым ребятам, сидя у печки, где горели дрова.
Через три дня Мишка прибыл в управление, где находился городовой. Там уже было не-сколько человек из разных сёл, станиц, были и городские мужики. Все ждали городового и офицеров. Когда появился офицер, то скомандовал построение всем мужикам. Вышел городо-вой и сказал:- Сейчас все вы пойдёте на железнодорожный вокзал, там вас посадят в вагоны, и вы поедете в город Ростов, там общий сборный пункт, там вас определят по воинским частям, где и будете проходить службу. Но сначала вас будут учить всем военным премудростям не-сколько месяцев. А сейчас под командой этого офицера шагом марш на железнодорожный вокзал. 
Через полтора суток поезд прибыл в Ростов. По пути к этому поезду прицепили ещё два ваго-на с такими же «добровольцами». Это был 1900 год.   
Рассказы деда Мишки о временах обучения в воинской части были очень интересны для ре-бят всех возрастов. Его внимательно всегда слушали и никогда не перебивали каким-нибудь вопросом. Ведь это были очень не лёгкие годы, которые продолжались не один месяц, а годы. И хотя дед Мишка попал служить в пехоту, учение было для него тяжёлым, не любимым. Как говорили унтеры во время обучения, пехота – это мама и папа всей армии. Пехота города бе-рёт, пехота славу даёт и армии, и царю, и родине. Без пехоты нет армии.
-Как трудно мне, да и не только мне – рассказывал дед Мишка – было учиться муштре ходить по плацу, ходить в полном снаряжении. А это: шинель-скатка, винтовка с патронами в мешке, котелок с песком, чтобы сладкой не казалась служба, сапёрная лопатка, тесак в ножнах и еды на двое суток, хотя вместо еды в вещмешок клали по два кирпича. И вот с таким грузом в лю-бую по-
году нужно проходить каждый день по три-пять километров. Когда топаешь в дождь, то не так трудно, как если жарюка целый день, и нигде нет холодка под деревом. После таких похо-дов всегда падаешь на землю и радуешься, что на сегодня мучения закончились.  И совсем не думаешь о завтрашнем дне, хотя завтра будет тоже самое. Винтовки у нас были современные 1893 года, новые. Содержать эти проклятые винтовки всегда в боевой готовности было не меньшим мучением, чем всякие походы при полном боевом. Каждый день полная разборка винтовки, протирка чистой ветошью от вчерашней смазки, показ выполненной работы унтеру, потом смазка всех частей винтовки тонким слоем машинного масла, проверка унтером резуль-татов смазки, потом сборка винтовки. Если же унтер найдёт не качественную чистку или смазку частей винтовки, то нужно начинать всё с начала. А унтер всегда находит что-нибудь. Вот нянь-каешься с этой винтовкой часами. На неё смотреть не хочется, а не только нянькаться. Кроме всего этого у нас были занятия чисто военной подготовкой. Офицер учил как правильно стре-лять из винтовки, как действовать в рукопашном бою. Тоже не сладкая работа. После такой ра-боты так хочется спать, что при малейшей возможности даже стоя, клюёшь носом вниз. Когда мы спрашивали унтера: -Когда же кончатся наши мучения? Он спокойно отвечал, что через де-вятнадцать лет  и шесть месяцев. Особенно солдаты не любили, когда заставляли ложиться спать днём. Это были настоящие издевательства над солдатами. Когда на улице жарюка, тебя укладывают спать. Но при этом спать-то не приходится. На дневной сон полагалось один час. За это время нужно всем солдатам роты обязательно раздеться очень быстро и улечься на кро-вать. Но в роте много солдат и обязательно кто-нибудь уляжется не во-время. Тогда всем подъём, одеться, обуться, стать в строй. Когда все стоят в строю, команда «отбой». Опять раз-девайся и ложись. Опять кто-нибудь опоздал. И так повторяется в течение часа, а спать уже не-когда. Такая песня каждый день. Вот так хлопцы. Теперь же все по домам, уже поздно, по до-роге домой может встретиться волк, громко нужно кричать- улю-лю его, ата-та, ата-та. Самим же забегать в ближайший дом. Пошли по домам.
Так дед Мишка заканчивал рассказывать о начале своей службы во благо царя и отечества. Сам же выходил из своей хаты и прислушивался к ночной тишине: не закричит ли кто – ата-та.
На следующий день, как только начнёт темнеть, ребята опять собираются у деда Мишки слу-шать продолжение его рассказов. За день он накормит скотину, натопит печку и ждёт ребят.
-Ну, что – говорил дед Мишка – мои касатики, пришли слушать продолжение моих похожде-ний на службе царю и отечеству? Рассаживайтесь на лавках и слушайте, но только не шумите. Хорошо? На чём я остановился прошлый раз? Ах, да, вспомнил. Как нас учили ложиться спать днём. Ну а вечером повторялась картина, что и днём. Отбой, кто не успел улечься, подъём всем и так несколько раз перед сном. Но за то засыпали все очень быстро. Дни-то были не лёг-кие, трудные.
Нас постоянно учили верить богу и царю-батюшке. Трижды в неделю в казарму, где мы спали, приходил поп из ближайшей церкви и читал нам проповеди. Читал он быстро, да ещё часто го-ворил на церковном языке, а мы будто слушали его и только крестились, хотя ничего не пони-мали о чём он нам читал. На церковные праздники, а иногда по воскресеньям, нас водили строем в церковь, там этот же поп опять читал молитвы, которые мы не понимали, но нужно было стоять более часа и часто креститься. Мы только трижды в году отдыхали так, как нам хо-телось, это на рождество, на пасху и на крещение. Всё остальное время занятия в части, в ка-зарме, на стрельбищах, на плацу. Нас учили как нужно нападать, как защищаться от врагов в рукопашном бою. Так бежали дни за днями.
Однажды нас подняли по боевой тревоге рано утром. Мы быстро одевались и переговарива-лись между собой, предполагая причину раннего подъёма. После подъёма построили весь ба-тальон с оружием, то-есть, с заряженными винтовками  и запасом патронов. Перед нами стоя-ли офицеры разных званий, многих мы не знали, кто они.  Все они были с офицерским оружи-ем. Наш командир батальона капитан Егорушкин подал команду всему батальону:
-Батальон, равняйсь, смирно. Слушай мою команду. В нашем городе сегодня рабочие неко-торых заводов решили устроить демонстрацию на улице Кутузова и на площади Святого Павла. Они уже приготовили транспаранты, на которых написаны призывы с требованиями восьмича-сового дня для всех рабочих, с требованием увеличить зарплату на трудных работах, с требова-
ниями предоставить свободу митингов и демонстраций, с требованием освободить политиче-ских заключённых. Наш губернатор запретил такую демонстрацию, но рабочие не выполнили требование губернатора и всё равно выходят на улицу с демонстрацией. Тогда губернатор приказал нашему батальону разогнать демонстрантов, а явных зачинщиков арестовать  и от-править в тюрьму. Там их будет судить губернаторский суд. Вот такая наша задача на сегодня. В конце улицы Кутузова стать шеренгой по два и никого не пропускать на площадь Святого Пав-ла. Когда демонстранты подойдут близко стать в положение «товсь», но без моей команды не стрелять. Я буду перед вами и перед демонстрантами. Всем следить за мной и слушать мои команды. А сейчас – батальон «на пра-во», шагом марш за мной.
Комбат вышел вперёд батальона и повёл нас в город на улицу Кутузова. От наших казарм до улицы Кутузова мы шли почти целый час. На улице никого не было, только отдельные люди шли по своим делам. В конце улицы Кутузова нас построили поперёк улицы, так что мы пере-крыли всю проезжую и пешеходную части улицы. И мы стали ждать демонстрантов. Часов у солдат не было, а спрашивать у офицеров сколько времени  нам запрещали. К нашему счастью погода была не солнечной, и мы стояли не очень напряжённо. Среди нас шли тихие разговоры о причинах появления демонстрации. Одни говорили, что рабочим надоело тянуть лямку на хозяев, другие говорили, что рабочие хотят свободно работать, получать нормальную зарпла-ту, на которую можно содержать семью. Были среди солдат разные высказывания и к царю, и к свободе, и к труду, и к семьям. Среди нас был солдат, который говорил нам, что применять оружие против рабочих, это всё равно, что стрелять своих же русских работяг, своих же русских крестьян. Мы с опаской поглядывали на него, но у каждого были свои мысли по поводу его раз-говоров. Вслух никто не высказывался, все  ждали появления демонстрантов.
Наконец они появились далеко впереди нас. Они шли медленно, шеренгой почти на всю ши-рину улицы. Впереди идущие люди несли какие-то плакаты и транспаранты, написанные круп-ными буквами. Но так как они  были ещё далеко от нас, мы не могли прочитать, что написано на плакатах и транспарантах.
-Приготовиться к встрече демонстрантов – скомандовал Егорушкин – быть внимательными и слушать мои команды. Не двигаться с места даже, если демонстранты подойдут совсем близко.
А они приближались к нам и приближались. Солдаты стояли с напряжёнными  строгими ли-цами, поглядывая по сторонам и друг на друга. Никогда нам не приходилось так встречаться с большим количеством людей. Среди солдат ранее были разговоры о том, как разгоняли де-монстрантов в других городах, как избивали ни в чём не повинных людей только за то, что они хотели получать зарплату для своего проживания, за то, что они требовали восьмичасового ра-бочего дня, за то, что они требовали нормальных условий проживания не в барачных лачугах, где нет нормальной воды, где нет канализации.
Мы уже могли читать лозунги, которые несли в руках люди, мы уже видели лица людей, их одежду, их головные уборы. В первой шеренге демонстрантов шли только мужчины с плака-тами и лозунгами. Во второй шеренге демонстрантов шли мужчины и женщины и мы увидели лозунг, который касался нас, солдат, стоящих перед демонстрантами. На нём было написано крупными буквами: Солдаты, мы ваши братья, мы ваши сёстры.
-Товсь –раздалась команда Егорушкина.
Большинство солдат выполнили команду и сбросили винтовки с плеча на руки. Но это сдела-ли не все. У некоторых солдат, как и у меня, винтовки были на плече, то-есть мы не выполнили команду Егорушкина, а стояли будто команда нас не касалась и мы её не слышали.
-Товсь – заорал Егорушкин, поднял над головой наган – буду стрелять в тех, кто не выполнит приказ.
Но солдаты не смотрели на Егорушкина, а смотрели вперёд, на демонстрантов, а приказ не вы-
полнили, винтовки держали на плече.
Демонстранты подошли к нам совсем близко. Мы хорошо слышали их вопросы и просьбы:
-Неужели не пропустите нас? Неужели будете стрелять в нас? Ведь вы такие же крестьяне и рабочие, как и мы. Не слушайте своих командиров, пропустите нашу мирную демонстрацию. Мы только требуем улучшения нашей жизни. Мы хотим жить как люди, а не как скоты. Мы хо-тим нормальных условий в труде, нормальной зарплаты  и жизни для наших детей и жён.
Демонстранты подошли к нам совсем близко и смотрели на нас грустными жалкими глазами.
-Стойте – заорал Егорушкин, обращаясь к демонстрантам,- стойте, будем стрелять, если вы ещё приблизитесь к строю солдат. Разойдитесь по домам, иначе мы применим оружие. Губер-натор не разрешал вам проводить демонстрацию, вы нарушили его приказ. Идти вам дальше запрещено, будем стрелять и арестовывать нарушителей.
Демонстранты остановились перед шеренгой солдат.
-Ваш губернатор кровопивец – слышались голоса из толпы демонстрантов – а вы его защища-ете.
-Вы хотите стрелять в людей, которые вас кормят, так как с нас сдирают шкуру, а вас содер-жат.
-Вы, солдаты, кого защищаете, тех на кого мы рвём все силы?
-Вы должны защищать нас, людей, из которых состоит вся страна.
-Мы такие же трудяги, как и вы.
Солдаты очень хорошо слышали голоса, молчали и не делали ни каких движений. Многие из солдат, которые выполнили команду «товсь», подняли винтовки на плечи и угрюмо смотрели на Егорушкина. А он всё больше и больше распылялся, размахивал наганом, грозился судом над солдатами, если они не выполнят его приказ. И солдаты, как по команде отвернулись от Егорушкина, все подняли винтовки на плечи. Сзади солдатской шеренги послышался лошади-ный топот.
-Казаки появились, рысью несутся сюда – заговорили меж собой солдаты.
-Батальон, слушай мою команду – закричал Егорушкин. – Направо, освободить дорогу!
Но солдаты будто не слышали криков Егорушкина. Они не выполнили его команду, а продол-жали стоять перед демонстрантами с поднятыми винтовками. Они хорошо понимали, что как только освободят дорогу, казаки ворвутся в демонстрантов и начнётся такая сумятица, что мно-гие или погибнут, или будут покалечены лошадьми и избиты нагайками, которые были в руках казаков. Увидев казаков, демонстранты притихли. Они видели, что солдаты не выполняют при-каз офицера, не направили штыки винтовок против них. Крики из толпы прекратились. Казаки были уже совсем близко и не удерживали лошадей.
И вдруг солдаты как по команде, хотя её и не было, повернулись лицом к движущимся каза-кам, сбросили винтовки с плеч и штыки направили на движущихся казаков. Казаки не ожидали таких действий солдат, резко натянули удила лошадей, и лошади остановились в двух метрах от солдат. Казаки знали, что солдаты вооружены боевыми патронами и могут стрелять.
На некоторое время все молчали и солдаты, и казаки, и офицеры. Демонстранты молча наблюдали за действиями казаков и тоже молчали. Это противостояние солдат и казаков про-должалось несколько минут. Они всматривались в лица друг друга.
-Солдаты – обратился есаул казаков – нам приказано разогнать толпу демонстрантов. Осво-бодите нам  дорогу и дайте возможность выполнить приказ губернатора.
Солдаты молчали и не двигались с места, а винтовки держали наготове. Егорушкин подошёл к есаулу, и они о чём-то стали переговариваться. Есаул ближе подъехал к солдатам и обратился к демонстрантам, не слезая с коня :
-К вам сейчас подойдёт голова города и вы зададите ему свои  вопросы, а сейчас пока не дви-гайтесь, не шумите, мы к вам не приблизимся. Нужно немного подождать. Голова города отве-тит на все ваши вопросы. И мы все мирно разойдёмся по своим местам. Солдаты в казарму, мы отправимся на полигон, а вы по домам или на работу. Давайте все вместе подождём голову.
Есаул не кричал, говорил спокойно, и это спокойствие передалось демонстрантам. Они пере-стали шуметь, выкрикивать всякие призывы. Солдаты стояли тоже спокойно, и всё время по-глядывали на Егорушкина. Лицо у него было злым, красным, возбуждённым.
Прошло некоторое время, и сзади казаков показалась пролётка с каким-то начальником. Это и был голова города. Он не доехал до казаков и солдат несколько метров, спешился и подошёл к шеренге солдат. Он был не высокого роста, поэтому поглядывал на демонстрантов как-то снизу вверх. Один из офицеров принёс ему скамейку, на которую голова еле взобрался, чем вызвал  смех среди демонстрантов и улыбки среди солдат и казаков. Стоя на скамейке, голова внимательно осмотрел  демонстрантов, некоторое время молчал, а потом почти писклявым голосом закричал, да так громко, что рядом стоящие солдаты стали затыкать уши пальцами:
-Я пришёл сюда – кричал он – чтобы услышать от вас вопросы и решить их на месте, здесь же.
-А какие вопросы ты, голова города, хочешь услышать – спросил один из демонстрантов, ко-торый стоял не далеко от головы – все наши вопросы написаны на плакатах, а сели ты не уме-ешь читать, то попроси кого-нибудь из стоящих рядом с тобой офицеров.
-Мы уже хорошо знаем, что ты не решаешь ни какие вопросы – заговорил другой участник демонстрации – только и можешь, что нам головы мутить своей болтовнёй.  Или пропусти нас на площадь, или пусть сам губернатор идёт сюда и здесь же своими указами выполняет наши требования. Иди голова за губернатором или скажи солдатам и казакам, чтобы нас пропустили.
Дед Мишка замолчал, немного задумался, встал со скамейки и сказал нам:
-Вот на сегодня и хватит вспоминать прошлые годы. Завтра продолжим наш разговор, а то у меня уже язык заплетается рассказывать вам. Пока всем до свидания, до завтра.
Только через несколько дней смог дед Мишка принять у себя детей и продолжить свои рас-сказы о службе царю и отечеству. А служба у него была уж очень не лёгкой в начале 900-х го-дов.
-На чём я закончил рассказывать вам? – спросил всех дед Мишка. И ребята стали вспоминать последние слова деда Мишки:
-Голову послали за губернатором.
-Что-то должен был сказать голова солдатам и казакам.
-Люди просили голову пропустить их к губернатору.
-Да, я вспомнил – сказал дед  и продолжил. – Голова сказал всем демонстрантам, что губер-натор сейчас собирается ехать в Москву к царю с докладом о своих делах поэтому он не может придти сюда, а послал меня, голову города. Напишите мне все ваши требования и я вместе с губернатором, когда он приедет из Москвы, рассмотрим и примем правильное решение.  А пока разойдитесь по домам и приступайте к своим работам. Солдаты и казаки не пропустят вас на площадь, так как вы будете мешать губернатору готовиться с отчётом к царю-батюшке.
-Наши требования написаны на наших лозунгах и транспарантах – громко сказал один из де-монстрантов – нам нужен ответ сейчас, а не через несколько недель. Нас должен услышать сам губернатор и прочитать все наши требования. Пропустите нас на площадь, иначе мы пойдём на пролом. Ждать мы не можем. Очень долго ждали. Нам терять нечего.
-Что вы будете делать на площади? – спросил голова, губернатор к вам не выйдет, он очень занят, готовится к встрече с царём, а вы ему мешать будете. Я сейчас запишу все ваши требова-ния и как только губернатор освободится к ночи, я ему всё передам, а он будет говорить и с ца-рём по вашим вопросам. Я уже записываю все ваши лозунги и  требования. Пожалуйста расхо-дитесь по домам. Как только губернатор приедет от царя, он обо всём расскажет вам на пло-щади.
Среди демонстрантов пошли не громкие разговоры и обсуждения слов головы. Многие  были согласны и верили словам головы, некоторые заявляли, что эти слова головы только невыпол-нимые обещания, что никаких изменений не будет, всё останется по- старому. Некоторые де-монстранты были готовы расходиться, некоторые ещё колебались и стояли на месте. Слова же головы подействовали на большинство демонстрантов, они уменьшили свой пыл идти на про-лом. Один из демонстрантов громко обратился к голове:
-Мы согласимся подождать губернатора только одну неделю, а через неделю мы все придём на площадь и выслушаем решение губернатора. Если он не выполнит наши предложения, мы объявим бессрочную забастовку на заводах, фабриках и в сёлах. Так и передай, голова, губер-натору наши требования.
Демонстранты стали понемногу расходиться, но среди них были недовольные таким реше-ниям. Они вели громкие разговоры среди демонстрантов, называя рабочих штрейкбрехерами, так как не дождавшись решения пошли на поводу у головы города. А мы, солдаты, стояли и слушали возмущения рабочих. Мы знали, что к нам будут приняты строгие меры, так как мы не подчинились нашему комбату. А какие меры к нам были приняты, мы узнали только в своей части, когда пришли в свой батальон. Ох и не простые были меры. Когда мы почти пришли в свою часть, пошёл сначала мелкий дождик. А уже около казармы дождь пошёл сильный. Мы пошли быстрее, хотели укрыться от дождя в казарме, но перед входом в казарму Егорушкин приказал остановиться и ждать его команду, сам же зашёл в казарму. Мы стояли под дождём и мокли. А он скотина не выходил из казармы и не выходил. Так мы стояли целый час и ждали Егорушкина. А он стоял около приоткрытых дверей в казарму и наблюдал за нами. А мы мокли под дождём. Наконец Егорушкин вышел из дверей казармы, остановился на порожках у входа в казарму, где был козырёк над порожками, стал смотреть на нас внимательно и молчал.
-Долго мы будем стоять под дождём? – спросил один из солдат.
Егорушкин посмотрел на солдат и спросил громко: - Кто задал вопрос, почему разговоры в строю, кто отменил команду «Смирно», почему стоите все «Вольно»?
Мы стояли и молчали, так как знали, что нас ожидают большие неприятности из-за невыпол-нения приказа Егорушкина там на улице перед демонстрантами.
-Ещё раз спрашиваю у всех – почти закричал Егорушкин – кто задал вопрос, почему разговоры в строю, почему не выполняете команду «Смирно»?
В строю молчали, но команду «Смирно» выполнили не все. Кое-кто стоял с опущенными ру-ками, они висели как плети, кое-кто немного подтянулся, делая вид, что стоит «Смирно». Дождь- то всё шёл и шёл, не спадая. А Егорушкин стоял под навесом и строго смотрел на сол-дат.
-Это вам не наказание за невыполнение приказа командира – опять закричал он – за невы-полнение приказа будет отдельный разговор с каждым. А сейчас первый по ранжиру из строя ко мне. Быстро и с докладом по уставу.
Первым по ранжиру у нас всегда был Васин Николай. Он был высокого роста, широкоплечий, с большим симпатичным лицом, немного похожим  на женское. Поэтому его у нас называли Васелиной, красивым женским именем. Он никогда не обижался  ни на кого, а был таким апа-тичным, что вывести его из спокойного состояния никто не мог. Обычно даже на обидные слова говорил:-Да хватит тебе себя мучить и смеяться над собой. Я на тебя не в обиде, а ты как зна-ешь.
-Ваше благородие, солдат Васин прибыл – сказал Васин, и не доходя двух метров до Егоруш-кина остановился. Он стоял как раз там, где вода с навеса текла ручьём прямо на голову Васину. Это хорошо видел Егорушкин, но не разрешил Васину подойти ближе, чтобы вода не текла на голову. Васин стоял и смотрел на Егорушкина, ожидая дальнейших приказов. Вода с самого Ва-сина текла ручьём. Он стоял и молчал. Молчал и Егорушкин, глядя на Васина. Так продолжа-лось несколько минут.  Наконец, Егорушкин, поглядывая на строй, спросил Васина:- Почему ты, солдат Васин, не выполнил приказ своего командира батальона? Отвечай.
-Я выполнил приказ командира батальона, ваше благородие– спокойно сказал Васин.
-Я видел, что ты не выполнил команду «Товсь» - громко сказал Егорушкин.
-Я выполнил команду «Товсь» - сказал Васин спокойно.
-Я, что слепой? – заорал Егорушкин.
- Не могу знать, ваше благородие– сказал Васин спокойно и громко.
-Ты чего орёшь – закричал Егорушкин – я, что глухой, по-твоему?
-Не могу знать, ваше благородие– опять громко сказал Васин.
Солдаты в строю улыбались, слушая эти разговоры. А дождь всё шёл не переставая, и ручей с крыши навеса поливал голову Васина.
-Ты, Васин, не прикидывайся дураком – заорал Егорушкин – я всё хорошо видел, как ты стоял в строю перед демонстрантами и как ты не выполнил мой приказ. А поэтому я объявлю тебе десять суток ареста на гауптвахте строго содержания. Это для начала за невыполнение приказа. А пока ты будешь сидеть на гауптвахте, будет вестись следствие. Почему весь батальон на вы-полнил приказ командира батальона, почему вы все слушали крамольные речи демонстран-тов. Всё понял солдат, Васин? А сейчас стань в строй и слушай объяснения других солдат.
-Я ничего не понял, ваше благородие– сказал Васин спокойно, повернулся к солдатам и про-шёл на своё место в строю.
-Отставить – заорал Егорушкин – ты,Васин, забыл как нужно выполнять приказ командира и как становиться в строй? Я сказал, отставить. Ты забыл, как нужно отвечать командиру?
Дождь не прекращался, но капли стали падать реже. Уже прошло почти три часа под дождём.
-Хватит на сегодня рассказов – сказал дед Мишка – много я вам рассказал. Давайте продол-жим завтра слушать мою службу царю и отечеству. Пошли по домам, ребята. До свидания.
    С неохотой расходились ребята от деда. Но с некоторым оптимизмом. Завтра продолжится рассказ деда Мишки.
И хотя встреча с дедом Мишкой произошла не на следующий день, встреча всё-таки состоя-лась вечером у него в доме через три дня. Дед Мишка немного приболел.
-Здравствуйте мои хлопчики – сказал он, когда все ребята зашли к нему в комнату – продол-жим мои воспоминания?
-Конечно, продолжим – почти хором ответили ребята. – Мы уже соскучились по тебе, дедуш-ка.
-Тогда я продолжу – сказал дед Мишка. –Я запомнил, на чём мы остановились. Егорушкин крепко ругал Васина, за то, что он не по уставу отвечал ему и не по уставу стал в строй.
Дождь не прекращался и мы стояли мокрые и злые на Егорушкина. Ведь он стоял под наве-сом и на него дождь не капал. На нас не было сухой нитки, а время уже приближалось к вечеру.
-Ваше благородие, можно спросить? – обратился к Егорушкину один из солдат, и не ожидая ответа, продолжил – Мы стоим под дождём уже долго и полностью промокли, скоро ночь. Мы не сможем высохнуть до утра.
-Это кто там в строю такой разговорчивый? – закричал Егорушкин – без разрешения ведёт разговор? Кто там промок под дождём? Выйди из строя разговорчивый.
-Рядовой Коготь – выйдя из строя, представился солдат и подошёл к Егорушкину.
-Ты, Коготь, почему не выполнял мой приказ там на улице? – громко спросил Егорушкин.
-Я всё выполнял – чётко ответил Коготь.
-Ты што мне брешешь, Коготь? – заорал Егорушкин – я видел тебя в строю с опущенной вин-товкой после моего приказа.
-Так это после приказа – ответил Коготь.
-Рядовой Коготь, будешь отдан под суд за невыполнение приказа -  заорал Егорушкин.
-Я приказ выполнил – сказал Коготь – это видели все солдаты, которые стояли в строю.
-Я что слепой или тупой – заорал Егорушкин.
-Не могу знать, ваше благородие – ответил Коготь – я не полковой врач.
-Я тебе покажу врача – заорал Егорушкин – ты это запомнишь, скотина.
-Так точно, ваше благородие скотина, – ответил Коготь, но таким голосом и выражением, что все солдаты в строю поняли, что скотина это «ваше благородие», а не Коготь.
 Солдаты в строю засмеялись и стали обмениваться мнениями по поводу высказывания Когтя. Егорушкин сначала молча смотрел на Когтя, потом подошёл к нему совсем близко и заорал ему в ухо, одновременно схватил его за голову, резко повернул её к строю и толкнул вперёд. Ко-готь не сделал даже шага, плавно присел, потом опустился на колени и, наконец, упал на зем-лю. Весь строй сделал громкий вздох. Несколько солдат вышли из строя, подошли в Когтю и стали его поднимать. Коготь только тихо простонал и сказал, чтобы все слышали:
-Значит это правда, что я сказал. Когда же перестанут издеваться над нами офицерские скоты?
Эти слова Егорушкин уже не слышал, так как быстро зашёл в казарму, приказал дневальному привести врача, потом вышел к солдатам. Двое солдат подняли Когтя, поднесли его к лавочке, стоящей рядом с проходом в казарму и хотели посадить на неё. Но Коготь валился на бок и не мог самостоятельно сидеть. Они его поддерживали и не знали, что же делать? Глядя на Когтя, Егорушкин молчал. Он тоже не знал, что же ему делать. Солдаты стояли ещё в строю, но все были готовы что-то предпринять к Егорушкину. Видя настроение солдат Егорушкин молча ушёл в казарму. И в это время сзади к строю подошёл командир полка подполковник Смолин. Он немного послушал высказывания солдат и , обойдя строй, остановился перед  лавочкой, на ко-торой сидел Коготь. На подполковнике был плащ, так как дождь ещё продолжался.
-Что здесь происходит? – спросил он у солдат, которые поддерживали Когтя.
Солдаты по уставу при обращении к ним офицеров должны стать «смирно» и отвечать. Но солдаты, которые поддерживали Когтя, не могли стать «смирно» и один из солдат ответил:
-Ваше высокоблагородие, капитан Егорушкин ударил солдата Когтя и солдат упал на землю. А мы ему помогаем сидеть, так как солдат Коготь не может даже сидеть. Подполковник нагнулся к Когтю, взял его руку за запястье и стал проверять пульс. Потом резко поднялся и громко спро-сил:
-Где Егорушкин? За врачом послали? Срочно позовите ко мне Егорушкина.
Один  солдат быстро вышел из строя и побежал в казарму. Там около дневального он нашёл Егорушкина, который что-то громко говорил дневальному и не видел подошедшего солдата.
-Ты чего явился сюда – закричал Егорушкин, когда увидел перед собой солдата.
-Ваше благородие, вас срочно зовёт командир полка – громко сказал солдат – он на улице перед солдатами и задаёт им вопросы о Когте, который сидит на лавочке.
Егорушкин посмотрел на солдата и не спеша пошёл к выходу. Когда он вышел из казармы, подполковник ещё стоял около Когтя и что-то говорил солдатам.
-Что здесь происходит? – обратился подполковник к Егорушкину – почему нет здесь врача, почему солдаты стоят под дождём, что произошло с солдатом Когтем? Всем солдатам зайти в казарму,  переодеться в сухую одежду и ждать меня с капитаном Егорушкиным. Где же врач?
-За врачом пошёл дневальный – ответил Егорушкин – если врач дома, то он сейчас придёт.
 -Почему солдат Коготь сидит, что с ним произошло? – громко спросил командир полка Егорушкина, а сам смотрел на Когтя, который закрывал глаза и что-то шептал, - что он говорит, о чём? – теперь командир полка обращался к солдатам, которые поддерживали Когтя.
-Он говорит, что Егорушкин по скотски обращается с солдатами – стал говорить один из под-держивающих Когтя – а ещё говорит, что Егорушкин ненавидит всех солдат и боится, что когда начнутся настоящие военные бои, то его солдаты застрелят. Он не может служить с солдатами.
Командир полка слушал солдата и посматривал то на Когтя, то на Егорушкина. В это время по-дошёл полковой врач. Но было видно, что врач выпивши. Глаза врача смотрели на командира полка, потом на Егорушкина. А сидящего на скамейке Когтя и поддерживающих его солдат он не видел. Глядя на врача, командир полка что-то тихо шептал.
-Примите срочные меры – громко сказал командир полка, обращаясь к врачу, - и чтобы к утру солдат был в строю здоровым. Ясно?
-Приму все меры, чтобы к утру солдат был здоров – сказал врач.
-А вы, Егорушкин, идите со мной в штаб полка – сказал командир полка.
Больше в полку мы не видели Егорушкина. Только один раз Когтя вызывали в штаб полка, там был следователь по особым делам, который допрашивал его по всем вопросам, того злопо-лучного дня. Куда делся Егорушкин мы не знали, да и не интересовались, так как события бли-жайших дней заполнили всю нашу солдатскую жизнь. А события были важные. Мы узнали, что Россия начинает войну с Японией и нас скоро направят на восток, воевать с японцами.  Но сна-чала нас стали готовить к отправке. Это были мучения, а не подготовка к отправке. Через три дня наш
полк повели на железнодорожную станцию. Там стояли несколько товарных вагонов, в кото-рые нас заставили залезть по двадцать человек в вагон. В таких вагонах возили скот из сельских районов в большие города на мясокомбинаты. Сначала нас заставили вычистить вагон от всяко-го мусора, сходить за соломой, чтобы постелить на пол. Наш старшина принёс нам большой кусок старого брезента, чтобы постелить на солому и таким способом спать. Через несколько часов наш состав с солдатами тронулся. Мы знали, что едем на восток воевать. Больше мы ни-чего не знали. Наш Старшина тоже ничего не знал. Кормили нас хорошо, все были довольны. Поезд останавливался часто и мы всегда могли опорожниться или под вагоном, или в кустах. Когда останавливались в каком-нибудь городе, нас из вагонов не выпускали. Мы сидели в две-рях вагона и наблюдали окрестности, где остановился поезд. Ехали мы долго, даже потеряли счёт дням.  Однажды, когда поезд остановился, нам сказали, что это город Челябинск. Нам за-претили выходить из вагона, и мы ждали, когда поезд тронется и мы поедем дальше. Вдруг к нашему вагону подошёл офицер с солдатом и сказал нашему старшине, что этот солдат будет ехать в нашем вагоне.
Мы, конечно, обрадовались, что в вагоне появилось новое лицо, которое можно о многом расспросить и узнать хотя бы какие-нибудь новости.
-Этот солдат – сказал офицер – будет в вашем взводе, прошу любить его и жаловать. Его зовут Андрей Власов. Старшина принимай его на довольствие.
-Залезай в вагон – сказал старшина Андрею Власову – и выполняй все требования устава. Зна-комься с ребятами, они определят тебе место в вагоне. Сейчас будет обед. Всем приготовить-ся. А у тебя Власов есть ложка, котелок, кружка?
-Да, у меня все принадлежности для солдатской жизни есть – сказал Власов – вот всё в мешке.
-Вот уже несут обед – сказал старшина – приготовиться к приёму пищи.
-На обед сегодня щи – сказал солдат, который принёс обед – это на первое, на второе – каша перловая с мясом, на третье – компот из слив и лычи. Могу давать добавки к первому.
Обед прошёл, как всегда молча. Каждый смотрел в котелок и думал только о своём, работая челюстями.
-Сливкин – сказал старшина – принеси воды, чтобы все помыли котелки и кружки, а потом принесёшь воду для питья. И сделай всё это быстро, наверно скоро отправимся.
И действительно паровоз стал подавать гудки, что скоро отправка. Подошёл Сливкин с водой, все помыли свои котелки, кружки и каждый набрал в котелок воды, чтобы попозже попить.
-Ну расскажи нам кто ты, откуда, чей родом – обратился к Андрею Власову  старшина.
-А чё мне рассказывать – стал говорить Андрей – я такой же, как и вы, работяга с самого ран-него детства. Живём мы в городе Челябинске. Здесь жили мои отец и мать. Здесь же живут мои дети, сын и дочь. Они остались дома, а меня забрили воевать с японцами. До вчерашнего дня я работал в мастерских по ремонту вагонов и паровозов. А сейчас вот уже с вами. В мастерских я работаю всего два с половиной года, а до этого строил Кругобайкальскую железную дорогу, по которой мы и будем ехать пока не поломаемся где-нибудь в пути. А путь до японских войск длинный с большим количеством остановок. Я расскажу вам, как мы строили эту дорогу.
-Да, времени у нас хватит, чтобы послушать тебя – сказал старшина.
-Тогда я и начну – сказал Андрей. –Задумали строить дорогу давно. Долго делали проекты, долго обследовали места, где должна проходить дорога. А дорога должна соединить Челя-бинск, Курган, Омск, Красноярск, Нижнеудинск, Иркутск, Владивосток, Графскую. Длина дороги более 8000 вёрст. Строили дорогу кусками, то-есть, не с Челябинска начинали, а начинали с разных мест. Уссурийскую железную дорогу уже построили, Западно-сибирскую тоже уже по-строили, Забайкальскую и Восточно-китайскую не давно запустили. А вот Кругобайкальскую ещё строят. Это последняя часть дороги. Ох и досталось людям это строительство. Кто бы знал. Вот мы сейчас едем по дороге и вы видите, что едем медленно, с длительными остановками. А всё это потому, что дорога одноколейная, поезда идут медленно. Даже по проектам скорость поездов должна быть не более 12 км. в час. Мосты через реки не надёжные, деревянные. Рельсы подвозили часто изогнутыми, костыли бывали то длинные, то совсем короткие, шпалы по длине и ширине то длинные, то разной толщины.  А как мы делали насыпи, то посочувство-вать может только тот человек, который видел этот адский труд.
-Наверно было много людей – спросил один из солдат, которые строили дорогу?
-Сказать, что много было строителей дороги – продолжил Андрей – значит ничего не сказать. Нам говорили мастера, что дорогу строят почти сто тысяч человек. Больше десяти тысяч на строительстве дороги было ссыльных, тысячи ссыльно-поселенцев. Строили в основном с вес-ны и до самых снегопадов, то-есть всего полгода. Зимой очень холодно, снегу много, поэтому не строили. В это время подвозили к местам строек рельсы, шпалы и разные материалы. Очень много людей умирало на стройке от болезней, от простуды. Многие люди бежали со стройки из-за непосильного труда и тяжелейших условий работы. На их места привозили но-вых. Люди здесь были со всех концов России и русские, и много других наций. Летом в жару днём и ночью не давал покою гнус. Особенно трудно было работать , когда прокладывали рельсы через непроходимые леса и по болотам. Сейчас тяжело вспоминать.
-А много километров прокладывали дороги в день?
-Я знаю, что за год прокладывали всего пятьсот-шестьсот километров. Длина всей дороги должна была быть  около семи тысяч километров.  Много можно рассказывать о строительстве дороги. Я вам расскажу, как мы прошли одну небольшую речку. На сегодня хватит.
-Деда – обратился к деду внук – так вы ехали поездом или топали пешком?
-Сначала мы ехали на поезде – стал говорить дед – несколько недель до Байкала, я вам гово-рил, а потом толи поездов стало не хватать, толи дороги не было для поездов. Общим топали тоже долго. Я вам уже рассказывал.  Потом на какой-то станции нас опять посадили в вагоны и мы опять поехали в товарняке. Но с нами уже не было Андрея, который рассказывал нам про строительство железной дороги. Потом нам сказали, что будем ехать через Китайскую терри-торию, а там и Манчжурия, на которой нас ждут японцы. На одной из станций к нам в вагон по-садили офицера. Он ехал с нами почти до самой Манчжурии. Он и рассказал нам почему нача-лась война с Японией. Ведь мы только и знали, что едем воевать с японцами, которые напали на нас, что нам нужно защищать наши земли на Дальнем Востоке. А офицер был капитаном. Мы не знали зачем его посадили в наш вагон, но он был очень разговорчивый, весёлый и инте-ресный для нас. Ну а что он нам рассказывал, я вам расскажу позже.
-Когда нам можно будет собраться здесь? – спросил я.
-Сегодня у нас вторник – сказал дед – значит приходите в четверг и я продолжу рассказывать.
В четверг мы не могли собраться у деда, так как у всех было много работы дома. И только в пятницу вечером мы пришли к деду послушать его интересное продолжение рассказа о по-ездке на Дальний Восток на войну с японцами.
-Что же рассказывал вам капитан, которого посадили к вам в вагон? – спросил деда его внук.
-Мы знали, что Россия воюет с Японией – стал говорить дед – нам говорили, будто не подели-ли земли. И японцы захватили часть наших земель. А капитан рассказал нам вот что. Несколько лет назад Россия с помощью нескольких государств захватила Китайскую территорию, будто подавить восстание. Это территория называется Маньчжурией. И вокруг этих областей Китая начались споры и ссоры между Россией и Японией. Россию поддерживала Франция, а Японию Англия. А фактически Россия хотела не отдавать Китаю Манчжурию ведь через Маньчжурию уже проходила часть железной дороги Транссиба, а Корею не отдавать Японии. Эти политиче-ские споры продолжались несколько лет вплоть до 1904 года. И вот в начале января 1904 года Япония разрывает дипломатические связи с Россией и объявляет ей войну. Русских войск на Дальнем Востоке было совсем мало. Быстро перебросить войска с запада России на Восток бы-ло очень трудно, так как Транссиб очень медленно пропускал эшелоны с техникой. А японских войск в том районе было много больше , чем русских. Японцы на своих больших кораблях мог-ли быстро целыми дивизиями переправлять из Японии к Корейскому полуострову. Для этого им требовалось не более суток. А наши войска из Иркутска до Маньчжурии добирались не-сколько недель. Японцы начали военные действия на море. В конце января они атаковали ко-рабли российского фло-
та, который стоял около Порт-Артура. Японцы вынудили к бою наши корабли крейсер «Ва-ряг» и малый корабль «Кореец». Через час «Варяг» получил очень большие повреждения и затонул, а корабль «Кореец» был взорван. Война России с Японией была не выгодна для Рос-сии. Россия не хотела отдавать Китаю Манчжурию, а Японии – Корею. Вскоре японцы высади-лись в Корее и стали бить русские войска на суше. В Манчжурии русских войск было около 30 тыс.солдат, у японцев там было уже более 50 тыс. солдат. Вот несколько эшелонов поездов везут войска в помощь нашим войскам. Везут очень медленно, так как железная дорога не спо-собна пропускать много поездов. Да и поезда идут медленно. Очень частые остановки затяги-вают время движения. Но скоро мы всё-таки приедем и будем помогать нашим войскам.
После этого рассказа капитан замолчал, и мы тоже не задавали ему вопросы. А через не-сколько дней наш поезд остановился, нас всех выгрузили из вагонов и сообщили, что через день мы будем встречаться с японцами. Наш капитан стал рассказывать нам о том, как воюют японцы. Это храбрые воины, они не боятся смерти и часто применяют самоубийство, чтобы по больше уничтожить своих врагов. Такие солдаты в японских войсках называются камикадзе. Их нужно бояться и не подпускать к себе близко. Перед вечером нас покормили, построили, и мы тронулись к линии фронта. Уже были слышны отдельные взрывы бомб.  Нам сказали, что  бу-дем бить японцев на правом берегу речки Ялу. Я только и запомнил название этой речки. Остальные труднозапоминаемые города и сёла я и не хотел запоминать.Да и лет прошло по-сле этих событий много. Я только и помню отдельные бои, в которых сам стрелял, в меня стре-ляли. Помню только один рукопашный бой около железной дороги в Манчжурии. Это было уже перед окончанием войны. На сегодня, ребята, хватит.
Через несколько дней мы пришли к деду и стали просить его продолжить рассказывать о войне с японцами. Дед сказал, что закончит дела во дворе, и только тогда будет говорить с нами. Свои дела он закончил к вечеру. Тогда мы и собрались у него в комнате и приготовились слушать.
-Сегодня я вам расскажу о том бое – стал говорить дед – когда нам досталось так, что не за-помнить этот бой нельзя до конца своей жизни. Уже вечером наш батальон подошёл к не-большому ручейку, такой же как у нас за огородами бежит весной ручей. Комбат заставил нас окопаться около этого ручейка. Как позже оказалось вся эта территория японцами была уже хорошо пристреляна пушками. И рано утром они начали обстрел наших окопов. Мы ложились на дно окопа, чтобы не попасть под осколки взорвавшихся снарядов. Больше получаса лупили нас японцы, не давая высунуться из окопа. А когда закончился обстрел и мы стали выглядывать из окопов, то были поражены тем, что сделали с нами японцы. Через каждые три-четыре мет-ра вдоль наших окопов были воронки от снарядов, было много попаданий снарядов прямо в окопы. А самое удивительное было то, что мы увидели японцев у себя сзади, то-есть, в тылу. Они находились от нас на расстоянии выстрела из винтовки. Мы не знали, что делать. Комбат молчал, наверно его убило снарядом. Командира роты близко не было. Когда я осмотрелся вокруг, то увидел, что несколько наших бойцов тоже смотрят на японцев, которые оказались сзади нас.
-Давайте бить японцев – кто-то закричал – а то они нас всех расстреляют.
Многие солдаты повернулись в сторону японцев и стали стрелять в них, благо что они были близко. Японцы не ожидали такого отпора и остановились вдали. Мы увидели, что японцы остановились, перестали стрелять и стали осматриваться вокруг. Перед глазами была страшная картина. Почти все наши солдаты были убиты или ранены. К раненым никто не подходил, так как санитары погибли, а раненые стонали и просили о помощи. А нас-то осталось всего не-сколько человек. Кругом японцы, а они наших в плен не брали. Мы не знали почему японцы остановились и не стали на нас нападать. Только немного позже мы узнали причину этому. Оказалось, что наши кавалеристы напали на японцев, и они оказались между двух огней – с од-ной стороны мы стреляли, с другой стороны, наши кавалеристы стали рубить их шашками. То-гда японцы быстро двинулись на правый фланг, чтобы хоть как-то спастись, так как там был не-большой лесок. Но многим японцам не удалось добежать до леска, кавалеристы на лошадях их догоняли и рубили. А мы очень обрадовались этим кавалеристам, ведь они спасли нас от неминуемой смерти. Так,
на сегодня хватит. Завтра, как только освобожусь во дворе, так приходите, продолжим гово-рить о моих военных похождениях на дальнем востоке. 
Не получилась у нас встреча на следующий день, потом на следующий. И только через  пять дней мы собрались у деда поздно вечером. Но он сказал, что устал за день и не хочет говорить с нами на тему войны. Потом дед откладывал наши встречи, то на день, то на два. Наконец, ко-гда на улице шёл дождь, дед согласился продолжить свои рассказы о войне с японцами.
-На чём я остановился вам рассказывать? – спросил он. –Это когда мы увидели кавалеристов? Да? Я вспомнил. Но кавалеристы нам мало помогли. Они быстро развернулись и умчались от нас. А мы остались опять между японцами. Но как только скрылись от нас кавалеристы, по японцам стали стрелять наши пушки. И тогда японцы стали уходить на свою территорию, а мы смогли отойти к своим. Нас же осталось совсем мало, большая часть наших солдат погибли от японского артиллерийского обстрела. Очень жалко погибших наших солдат. Позже мы узнали, что наша разведка знала, что то место, где нас расстреляли японцы, наши командиры знали о том, что японцы пристреляли эту местность, но нас всё-таки послали туда. Им то что, убили солдата, пришлют другого. Сами сидят далеко от боевых действий, до них снаряды не долета-ют. А нам нужно воевать. После того, как нас обстреляли японцы, нас осталось совсем мало. Сопротивляться японцам у нас не было сил. Тогда к нам поступил приказ, чтобы оставшиеся солдаты отошли в глубь обороны. А в это же время японцы опять стали стрелять по нашим окопам. Мы залегли на дно окопов и ждали, когда они перестанут нас обстреливать. Ещё среди нас опять были погибшие, раненых мы еле-еле перевязывали кое-как. Но вот стрельба пре-кратилась, и мы как можно быстрее стали уходить из окопов и выносить тяжело раненых. Лег-ко раненые сами ползли от этих проклятых окопов. Как только мы ушли из окопов, японцы пошли в атаку на окопы, а нас там уже не было. Вот тут-то наши кавалеристы и поработали с японцами. Наверно целую роту покрошили, а сами только несколько человек были ранены да было убито несколько лошадей. После этих боёв нас расформировали, то-есть, разбросали по другим ротам и батальонам. К моему счастью я попал в обоз, подвозить снаряды к пушкам. А так как пушки стояли далеко от передавой, то я не боялся, что меня могут убить. Через два или три месяца меня и ещё несколько человек отправили в город Красноярск, чтобы там получить новые пушки, а к ним большое количество снарядов. Пока мы ехали в Красноярск, пока там получали пушки и снаряды, война с японцами закончилась. Тогда нас из Красноярска погрузили в вагоны и мы поехали на запад, опять в Ростов. Я помню, что ехали мы долго и только весной приехали в Ростов в ту часть, из которой уезжали воевать с японцами. Нам дали отдохнуть две недели и опять начались занятия по стрельбе, муштра на плацу. Домой в отпуск никого не пу-стили, хотя мы очень просились, ведь мы были участниками войны. Но, нам сказали, что мы нужны здесь в Ростове. Так и служили мы в Ростове до самой войны с немцами в 1914 году.
На сегодня хватит, следующий рассказ о немцах, с которыми я воевал почти три года. Это то-же длинная история и за один вечер её не расскажешь. У нас ещё много впереди свободных вечеров и я буду рассказывать вам о своих молодых годах, которые прошли, а мне не хотелось бы, чтобы они повторились. До свидания, хлопцы.
Мы ушли от деда с понурыми головами и грустными лицами. Мало сегодня нам рассказал дед. Нам хотелось слушать его часами. Одна отрада для нас была – дед обещал рассказывать о войне 1914 года, как он участвовал в революции, как стали они на хуторе жить после того, как их всех записали в колхоз, какой страшный голод был в 1933 году.
А мы уже жили после принятия Сталинской Конституции, то-есть, после 1936 года. Нам то все-го было по 8-10 лет. И хотя в стране уже почти двадцать лет была советская власть, мы не ощу-щали её благ, кроме как нас заставляли учиться в школе, учиться грамоте. Ведь наши старики были почти все не грамотные, даже расписывались крестиками. А мы уже тогда знали все бук-вы алфавита и читали по слогам отдельные слова в букваре. Самое интересное для нас было то, что мы учились все в одном классе, так как класс открыли только в 1935 году. С нами учились мальчишки, которым было уже по 12-13 лет, а до ближайшей школы было более 30 километ-ров. А учеников в хуторе было только 12 человек.
Вот для нас и выделили одну комнату в доме бывшего кулака, которого вывезли куда-то в Си-бирь. А учителем был у нас сын деда Мишки Стехова. Когда дед воевал с немцами, его сына взял к себе в работники зажиточный мужик Слепцов Агафон. А у него была дочка, которая учи-лась грамоте в городе. Вот она и научили многому сына деда Мишки. А звали его Никитой Ми-хайловичем. Он был самый грамотный у нас в селе, его и уговорили быть учителем для нас. На всех учеников в классе было два карандаша химических, так мы называли карандаши, которые писали синим цветом после того, как обслюнявишь кончик карандаша. Тетрадей, конечно, не было, а писали мы на старых газетах, которые неизвестно какими путями попали к нам на ху-тор. Эти газеты нашли в сундуке бывшего кулака. А Никита Михайлович писал мелом на сбитых досках, а потом стирал мокрой тряпкой написанное. Никита Михайлович учил нас и арифмети-ке, хотя мы могли выполнять устно сложение и вычитание цифр до десяти.  Нам было не легко, но учились мы с большой охотой, с настроением, хотя не могли представить себе своего буду-щего. Учёба занимала наше некоторое время и мы не часто встречались с дедом Мишкой. Но когда происходили встречи, то мы подолгу слушали деда.
Глава вторая.
-Сегодня я вам расскажу немного о моей второй войне – стал говорить дед, когда мы встрети-лись с ним в очередной раз – война с японцами – это первая моя война, а с немцами- это вто-рая война. Мы, солдаты, особо не понимали причин возникновения войн между государства-ми, но ведь нам приходилось воевать. Нам говорили, что мы защищаем Россию и царя нашего, Николая Второго. Однажды, когда мы были уже на границе России и Германии, к нам пришёл полковник и рассказал, почему нам приходится воевать. Он сказал, что Германия объявила нам войну первого августа, так как один сербский молодой человек убил немецкого дипломата. А Россия и Сербия были военными союзниками. Вот тогда Германия и объявила нам войну. И нас всех заставили приготовиться к сражениям с немцами. Но самое важное для нас было то, что мы готовились наступать, а не обороняться. Как нам говорили командиры, мы будем наступать на восточную Пруссию, с которой у нас была граница. Мы были тогда в первой Армии, которой командовал немец Руминкап или ещё как-то, общим немец. Я только знаю, много говорили у нас среди солдат, что вторая армия была разбита, а мы были почти окружены немцами. Тогда куда-то и исчез наш немец, а нас присоединили к пятой, по-моему, армии, которой командо-вал генерал Иванов. Мы должны были идти на Львов. И нашу роту пехотинцев бросали то в одно место, то в другое, то в третье. Мы то наступали, то отступали. Общим мы били и немцев, и австрияков, то румын с венграми. Но и нам тоже доставалось. В нашей роте было убито более двадцати солдат, а раненых было почти половина. Меня тогда тоже ранили австрияки в ногу, слава богу, рана была не большой, и я через неделю опять попал к своим солдатам в свою ро-ту. Её тогда уже пополнили солдатами из других рот. В конце концов Львов мы всё-таки взяли, но много солдат там погибло. Потом шли бои за Львовом. Мы освобождали какую-то Буковину, я даже не знаю, где она находится, общим австриякам мы хорошо надавали. Нам дали время одну неделю отдохнуть, а потом мы пошли, а точнее нас повели на Варшаву. Там опять воева-ли то с немцами, то с австрияками. Нам иногда говорили, где мы находимся, а в основном ко-мандовали то наступать, то отступать, то защищаться. Я только помню, что всё последнее вре-мя мы находились в Польше. Всю зиму так и продолжались сражения.
Однажды к нам в роту привели пополнение из двадцати человек. Все были обстрелянные солдаты, умели хорошо нападать и хорошо защищаться. Среди них был один солдат, которого все звали Илюха. Мы не знали его фамилии и всегда при обращении к нему тоже звали Илюха. Он был не многословным, но когда начинал говорить, то все солдаты прислушивались к его словам. Ведь он говорил правду о войне, правду о нас, солдатах, правду о том, что нас плохо кормят, плохо снабжают патронами и винтовками, совсем не обеспечивают обувью и солдат-ской одеждой, никто не говорит нам, где мы воюем. Всех солдат Илюха называл земляками.
-Ну что, земляки, - обычно начинал он говорить после некоторого молчания и выслушивания
наших возмущений о плохой жизни солдат- много вы все говорите, кричите, но кто вас слы-шит? Где те офицеры, которые должны быть с нами вместе, почему они не обеспечивают нас всем, что необходимо солдату на войне? Почему никто нам не говорит, за что мы воюем, за какие грехи нас убивают немцы и австрийцы, ведь они такие же солдаты, как и вы? Кому нужны захваченные нами территории Польши, Восточной Пруссии? Что здесь будет, когда мы уйдём отсюда? Что бывает с ранеными солдатами, которых отправляют домой, что там с ними?
Илюха всегда задавал столько важных для нас вопросов, что мы не могли сразу понять его. Или он, как и мы просто возмущается существующим положением, или ведёт какую-то пропа-ганду, хотя пока он ни разу не предложил ни одного ответа на свои вопросы. Мы переглядыва-лись, молчали, кивали головами, соглашаясь с его вопросами.
-А что ты, Илюха, только вопросы задаёшь? – спросил его однажды наш взводный старшина, так называли мы старшего унтер-офицера, – может быть ты и ответы дашь на свои вопросы? Большинство из нас не знают ответов на твои вопросы и, по-моему, готовы послушать твои от-веты, на твои же вопросы. Слушаем тебя, Илюха.
-А чего слушать мои ответы – сказал Илюха – каждый из вас, если хорошо подумает, то и бу-дет знать ответ на любой мой вопрос. Ну скажите мне хотя бы кто-нибудь, зачем лично вам земли Восточной Пруссии? А кому нужны эти земли? Каждый из вас может сказать кому нужны чужие земли и территории. Я думаю, что у каждого из вас дома есть свои клочки земли, на ко-торых вы жили, которые вы обрабатывали, за счёт которых жили вы сами и ваши семьи. Так на хрена вам польские земли? На этих землях живут такие же труженики, как и вы. А вам будут какие-то блага от того, что вы захватите эти земли, повыгоняете с насиженных земель труже-ников этих земель? Кто будет хозяином этих захваченных земель?  Неужели вы не догадае-тесь, кому нужна эта война? В нашей России столько свободных земель, что вся Европа поме-стится на этих землях, ещё останутся свободные земли.
-Что же ты предлагаешь, Илюха? Дезертировать с войны, бежать домой к своим семьям?
-А вы думайте своей головой, хорошо думайте.
-После подобных разговоров можно попасть туда, где Макар телят не пас – сказал один из солдат, поглядывая по сторонам – в Сибири места хватит всем недовольным. А вместо выбыв-ших наберут новых солдат, которые будут воевать. А из Сибири возвращаются единицы, только очень больными уже не способными работать вообще.  А скажи, Илюха, почему воюют с нами немцы, австрияки, венгры и некоторые другие народы?
-А я отвечу так, как сам понимаю – сказал Илюха – У немцев совсем нет свободных  земель. У них каждый клочок земли обработан и занят. А людей, желающих иметь землю много, вот они и хотят заиметь свободные земли в России. Ведь Германия объявила войну России, а не Россия Германии. Германия захотела иметь колонии, которых в Англии и Франции много. И им она объявила войну. Вот и началась борьба за передел земель, вот и воюют сейчас между собой почти двадцать стран. Вот и гибнут десятки тысяч тружеников с разных сторон и уж совсем не погибают полковники да генералы, да министры, да губернаторы. А наш брат для них быдло рабочее, солдаты, которые могут погибать тысячами, а им хоть бы что. Вот так я думаю, братья.
Я тоже тогда задумался над словами Илюхи, но думать долго не пришлось. Началась артилле-рийская стрельба со стороны немцев. И нам пришлось прятаться в окопах, которые приготови-ли раньше.  Немцы так обстреливали нас почти каждый час, но мы успевали залечь в окопы и стрельба ничего полезного для немцев не приносила. Так и закончился 1914 год. Ну вот на се-годня хватит. В следующий раз расскажу, как меня ранили и как я попал домой после револю-ции.
Немного недовольные мы расходились по домам, а перед глазами были взрывы снарядов, наглые немецкие солдаты, грязные окопы, грязная одежда, грязные солдатские винтовки. Нам пришлось ждать приглашения  от деда Мишки почти целую неделю. Он немного приболел.
-Ну что мои дорогие постоянные слушатели – стал говорить дед Мишка – продолжу я расска-зывать вам о моём участии в проклятой нами, солдатами, войне с немцами и австрияками. Я хочу сказать, что немцы воюют здорово, а вот австрияки, те частенько сдавались нам вместе со своими офицерами, со своим оружием, с боеприпасами, даже с запасами продовольствия. Продовольствию мы, конечно, были рады, а вот сами австрияки радости нам не давали. Их нужно было кормить, поить да ещё и спать уложить. Наши командиры придумали обмен сол-датами между немцами и русскими – один на один. Немцы иногда соглашались, а часто нет. Всю весну и лето мы воевали плохо. Немцы частенько давали нам жару и мы отступали на во-сток. А к лету оставили почти всю Польшу. Потом опять немцы стали наступать, а мы отступать. Ушли летом из Варшавы. Нас бросали то в одно место, то в другое. И везде немцы давали нам по шее. Уж очень плохо было у нас со снарядами, патронами. Поэтому наверно мы и отступа-ли. В одном из боёв с немцами меня сильно ранило осколком в живот.  Таскали меня по госпи-талям почти полгода, везде промывали внутренности в животе, что-то там зашивали, а оно расходилось, опять зашивали, и так полгода. В конце концов отправили в Ростов в госпиталь, там я провалялся ещё четыре месяца, но живот перестал болеть. Меня не стали отправлять на фронт, а оставили в части помощником старшего дворника гарнизона. Здесь у меня прошёл весь 1915 год, и даже часть 1916 года. Из разговоров, которые ходили по части, я знал, что быв-шей нашей части нет, их всех перебили немцы. А вот уже в 16-м я узнал, что в армии начались братания наших солдат с немцами и австрияками. Никто не хотел воевать, никто не хотел быть убитым не понятно за что и за кого. Все бывшие командиры дивизий немцы, предали Россию и перешли на сторону немцев. Даже в нашей части в Ростове двоих офицеров немцев куда-то отправили. А Армия наша, Российская, разваливалась на глазах. Вот тогда я и попросил своего командира отпустить меня в отпуск съездить на родину к семье. Возражений я не получил и к осени 1916 года прибыл домой в на наш хутор Привольный. Отпуск мне дали на два месяца, от-дохнуть и подлечить свой живот. Здесь на хутор к нам новости поступали с большими опозда-ниями. Жили мы здесь устранённые от всех жизненных перепитий, которые происходили в России. А событий в это время в России было уж очень много. Сколько было у меня обиды на царскую власть, наверно, никто не может себе представить. Воевал я с японцами, воевал с немцами, а ради чего? Моя семья, как была полунищей, так и осталась. Полунищими были большинство хуторян. Лошадей и коров забрали, чтобы кормить армию. А я то был в армии, никакого мяса, молока нам не давали, даже хлеб был из старой ржаной муки. Сахар мы не ви-дели неделями, а если давали, то по небольшому кусочку. Один солдат из нашего отделения рассказывал, что его мать пьёт чай, глядя на кусочек сахара, который висит на стене. Вот и зада-вались солдаты вопросами, почему так плохо живут люди в сёлах, почему у них нагло отбира-ют то, что они вырастили для собственных нужд? Я хорошо помню. Как многие солдаты из сельских. Бежали из армии домой и там скрывались от властей, кто в лесах, кто в подвалах, кто в камышах, ночью приходили домой и помогали семьям, как могли. Среди наших хуторян тоже было много недовольных и местным помещиком, и царём. Но что мы могли сделать в тех условиях? У нас не было организатора, хотя многие из хуторян слышали о большевиках, кото-рые борются за крестьян, за рабочих. А что это за борьба никто не знал, да и не понимал. Я рас-сказывал хуторянам, как воевал с японцами, как они нам давали под зад, как воевал с немцами, которые тоже давали и под зад, да и спереди тоже доставалось от них. Горестные улыбки были на лицах у хуторян. Уж очень трудной и сложной была жизнь. Прожил я дома до февраля 1917 года. И когда к нам на хутор заехал один из родственников нашего хуторянина и сообщил нам, что царя в России уже нет, а есть временное правительство, то хуторяне не знали, как же выра-зить эту новость – радоваться, что царя уже нет или сожалеть об этом. Почти все быстро собра-лись у колодца и стали в слух обсуждать эту новость, задавая друг другу вопросы, на которые заведомо знали, что ответов не будет. Долго обменивались мнениями, но никто не мог пред-ставить себе, как будем жить без царя. Ну вот мои ребята на сегодня хватит, через два-три дня мы встретимся и я продолжу рассказывать вам о моей жизни, о том, как я не пошёл служить временному правительству. Мы стали жить на хуторе только для себя.
Дед сдержал слово, через два дня он пригласил нас к себе, чтобы продолжить свои рассказы.
-Я хочу спросить вас – стал он говорить – что вы знаете о нашем кузнеце Степане Степанови-че? Я думаю, что ничего вы о нём не знаете. А ведь он не коренной житель нашего хутора, вы это, конечно, знаете, а вот как он попал к нам на хутор, я вам сегодня, пожалуй, расскажу. Я знаю Степана-кузнеца с давних времён, то-есть, с 1916 года. Мы с ним познакомились в госпи-тале, где оба лежали с лёгкими ранениями. Он воевал с немцами в другой части, но не далеко от расположения нашей части. В госпитале наши кровати стояли рядышком, и мы постоянно разговаривали с ним тихо, чтобы не беспокоить тяжело больных солдат. Он рассказал мне о своей семье, я ему рассказал о своей семье. Мы даже подружились со Степаном, делились своими трудными временами, радовались, если были какие-нибудь моменты радости. Там в госпитале я предложил Степану приехать к нам в хутор и жить в нём. Я ему рассказал какие хо-рошие у нас люди, дружные, заботливые о своих родственниках и друзьях. Я рассказал ему о наших землях, об урожаях пшеницы, о выращивании овощей. А он сказал мне, что знаком с кузнечными делами. Этим он меня ещё больше заинтересовал. Я сказал ему, что если он при-едет к нам на хутор, то все хуторяне помогут ему обустроиться. Он сказал, что у него двое ма-леньких детей, а жена большая рукодельница. Тогда после выздоровления мы расстались. А встретились только в 1922 году, когда гражданская война уже закончилась. Он приехал к нам на хутор только с женой, так как дети умерли во время голода в 1921 году. Сколько радости было у меня, что он приехал к нам. Я попросил деда Антона Морозова, чтобы Степан с женой времен-но пожил у них. Дед Антон жил со своей старухой и внуком Иваном. Сын деда Антона, жена сына и их дочка погибли во время гражданской войны. Кто-то набрехал казакам, что сын деда Антона помогал красным продуктами и даже кого-то прятал от белых. Казаки арестовали его, прихватили жену и дочку и увезли в свой штаб, а там всех и расстреляли. Вот и остался дед Ан-тон со своей бабой Маней и внуком Иваном в большом доме. Они втроём занимали только три комнаты, а в доме было пять комнат. Комнаты большие светлые, зимой тёплые. Да и огород у них был большой. Весь огород они никогда не обрабатывали, а только часть. Двор у них тоже был большой, небольшие сарайчики для кур, уток, гусей. Дед Антон с внуком только и могли. Что обработать огород для своих нужд, для зимы и весны. И когда я предложил деду Антону, чтобы он поселил Степана с женой в своём доме, то все они были рады этому предложению. Вот и стал жить у нас на хуторе Степан со своей женой. Как же были рады хуторяне, что Степан владеет кузнечным ремеслом, да ещё и мастер на все руки. Степан мог отремонтировать ста-рую швейную машинку, мог подремонтировать подводу, общим много разных дел умел де-лать Степан. А его жена была рукодельница, она шила женщинам юбки, ремонтировала бельё, помогала белить в хатах, даже её приглашали готовить обеды на праздники. Самое интерес-ное, что могла делать жена Степана, так это лечить людей практически без лекарств. Ведь ап-теки на хуторе не было, а ближайшая аптека была в 25 километрах от хутора. Особенно она помогала детям. Ведь они часто простывали из-за того, что нормальной зимней и весеннее-осенней одежды ни у кого не было. А лечила она не понятными для хуторян методами. Она снимала головные боли, боли в животе, боли в суставах и в желудке, то-есть, у всех, кто к ней обращался. Сначала многие хуторяне думали, что она колдунья. Но когда Степан рассказал многим хуторянам, как она обнаружила у себя дар вылечивать разные болезни, то все сомне-ния исчезли, а заболевшие люди приходили к ней, чтобы она помогла. Этот дар вылечивать людей у Степаниды, так звали жену Степана, открылся в 1921 году, когда обои дети умерли от голода, а сама она долго лежала без сознания. Степан как мог ухаживал за ней. Когда она при-шла в себя, то сразу сказала Степану, что у него болит голова. А она раскрытыми ладонями по-водила вокруг головы Степана и он почувствовал сразу облегчение. Когда Степан с женой стали жить у Морозовых, Степанида однажды увидела состояние Ивана, внука Морозовых, и пред-ложила полечить его своим методом. Через полдня Иван стал весёлым, бодрым. Старики очень удивились этому и попросили рассказать им о способностях Степаниды. Старикам Моро-зовым о своих способностях рассказала сама Степанида, а уж хуторянам рассказывал Степан. На хуторе стали звать Степаниду – нашей дохторшей. К ней полечиться приходили люди даже с близлежащих сёл и хуторов.   Степан привёз с собой небольшой чемоданчик с инструментами, с помощью которых он ремонтировал всякую домашнюю утварь. В одном из сараев, который стоял во дворе деда Антона, Степан решил построить кузницу. Все мужики хутора собирали всё металлическое, что было не нужное для дома. Но кузнечного инструмента, конечно, ни у кого не было. Степан с женой прижились у деда Антона, и дед со своей бабкой Маней уговорили Степана не строить свой дом, а жить у них, как одной семьёй. Степан согласился с этим пред-ложением. Степан с женой и Иваном полностью обрабатывали весь огород, даже сеяли для себя пшеницу, ячмень, кукурузу, просо. Дед с бабкой, да и Иван были очень довольны такому положению и были рады, что у них появились такие дети, как Степан и его жена. Однажды за ужином дед Антон, внимательно глядя на Степана, сказал ему:
-Степан, мы вас уже хорошо узнали, вы нам очень нравитесь и я с моей бабкой и Иваном всё хорошо обдумали и предлагаем вам стать нашими детьми. То-есть, Степан – это сын наш, а Степанида наша сноха. Мы будем одной семьёй, нам бы этого очень хотелось. Что вы скажете на это? Как мы знаем, что у вас нет родных и близких родственников. Мы с Маней будем счи-тать вас нашими детьми, а Иван будет вашим сыном. Мы все сходим в сельсовет в село, там установим все необходимые документы. Мы не настаиваем, чтобы вы сейчас сказали свой от-вет.
-Я даже не знаю, что сказать вам в ответ, так как такое предложение для нас со Степанидой неожиданно – стал говорить Степан – мы к вам привыкли, как к своим родителям, а Иван будто наш сын. Что ты скажешь, Степанида?
-А что я могу сказать? – спросила она – жена всегда идёт за мужем. Как решишь ты, так и бу-дет.
-Очень хороший ответ – сказала баба Маня.
-А что тут долго думать и о чём думать – заговорил Степан – едем в село и оформляем доку-менты об усыновлении меня, а мы со Степанидой  усыновляем  Ивана.
-Нашей радости нет границ – сказал дед Антон – значит завтра и поедем в село в сельсовет.
Всей семьёй съездили в село в сельсовет, там председатель записал в свою амбарную книгу новую семью из хутора Привольного. К вечеру все возвратились на хутор. За ужином отметили такое знаменательное событие, а потом долго ещё вели разговоры о жизни прошедшей, о жизни будущей, о планах на ближайшее время. Дальше жизнь семьи Морозовых пошла весе-лее. Степан и Степанида стали носить фамилию Морозовы.
Но Степан всё не переставал думать о том, как бы сделать пусть не большую кузницу. А вот где взять инструмент для кузницы никто не мог даже предложить. Ещё до образования колхо-зов однажды Степан поехал в город Георгиевск. Там он совершил чудо, так говорили хуторяне. Случайно около буфета, где Степан перекусывал с хуторянином, он услышали разговор двух мужиков. Мужики вели разговор о своей работе. Мол часто им приходится выбрасывать раз-ные куски металла, который уже нельзя было использовать в работе. Степан набрался смело-сти и вступил в разговор с этими мужиками. Оказалось, что они работники арматурного завода, причём один из мужиков был председателем профсоюзного комитета завода. Степан расска-зал им кто он, откуда, что может делать, но совершенно нет возможностей из-за отсутствия ма-териалов и инструментов. И вдруг председатель профкома предложил Степану обговорить этот вопрос у них на заводе, причём немедленно, не откладывая. Степан вместе с председате-лем профкома сходил на завод и принёс оттуда договор, подписанный членами профкома. Нужно было подписать этот договор хуторянами. А смысл договора был таким- хуторяне соби-рают у себя дома разные продукты, особенно молочные и привозят на завод, им оплачивают стоимость этих продуктов, а хуторяне покупают на заводе необходимые материалы и инстру-менты для свих собственных нужд, в том числе и для кузницы. Вот с этим договором и верну-лись домой хуторяне. На следующий день собрались на сход, обсудили договор и дружно его подписали. А через три дня на двух бричках Степан с одним из хуторян поехали в город. К ве-черу они привезли целое богатство из разных металлов. Вскоре Степан построил для хуторян настоящую кузницу, со всеми её возможностями. Он подковывал лошадей, ремонтировал брички, ворота, заборы, крыши домов общим всё, где применялся металл. А хуторяне стали возить в город разные продукты, а из города привозили всё, что необходимо для нормальной жизни на хуторе.  Так мы все жили на хуторе, были немного довольны такой жизнью. На своём огороде Степан смастерил такое устройство, с помощью которого поливал свой огород из пру-да, который был рядом с огородом. Он помог каждому хуторянину построить такую же поли-валку как у себя, так назвали хуторяне поливное устройство Степана. Все были довольны этой поливалкой и благодарили Степана за смекалку.
Однажды в село приехал мужик на  подводе из соседнего села. С собой он привёз  девочку. Он подъехал  прямо к дому, где жил Степан попросил выйти на улицу кого-нибудь из жильцов дома. Не спеша на улицу вышел дед Антон.
-Знаете вы эту девочку? – спросил мужик. Дед Антон посмотрел на девочку и закричал:
-Да ведь это наша Настенька, наша внученька, родненькая наша девочка.
На улицу вышли все, кто находился в доме. Сколько было радости при встрече, что забыли о мужике, который привёз девочку. А мужик уже хотел было уезжать. Но дед Антон заметил его приготовления к отъезду и пригласил мужика в дом. Там мужик рассказал, как девочка оказа-лась у него в доме и как они с женой решили отвезти Настеньку домой, на хутор к деду и ба-бушке и к брату Ивану.
-У меня нет слов благодарности вам – стал говорить дед Антон – какое огромное спасибо хо-чется вам выразить, я даже слов не подберу. А сегодня я вас никуда не отпущу, будем все вме-сте ужинать и переночуете у нас, а завтра утром, если захотите, сможете ехать к себе домой в село.
 Так как уже вечерело, то Степанида и бабушка Маня стали готовить ужин, дед Антон достал из подвала бутылку самогона. Он всё время повторял, что какое счастье, что Настенька нашлась и будет теперь жить дома.
-Настенька, внученька моя – заговорил дед – подойди ко мне, что я тебе скажу сейчас. Ты ви-дишь, с нами живут Степан и Степанида. Степан теперь наш сын, а его жена наша сноха. Мы с бабушкой Маней усыновили Степана, а он усыновил твоего брата Ивана. То-есть, теперь мы одна семья. Они теперь, как и мы, Морозовы. Если ты согласишься, то будешь дочкой Степана.
Настенька долго смотрела на деда, а потом, улыбнувшись, громко сказала:
-Я согласна, дедушка, пусть они будут мои папа и мама. Своих я не помню, а теперь у меня они есть. Я рада такому решению.
-Ну вот и хорошо – сказал дед – а будет время мы съездим в сельсовет и там всё узаконим. Мы с бабушкой очень довольны этому твоему решению, внученька. Вот так и создалась у нас на хуторе большая семья Морозовых.
-Я думаю, что на сегодня хватит – сказал дед Мишка – в следующий раз при встрече продол-жим наши разговоры.
Прошло несколько дней, и мы опять встретились у деда Мишки, и он продолжил рассказы-вать:
- Но вот в конце 20-х и начале 30-х годов стали образовываться везде колхозы. Мы много слышали про колхозы, но совершенно не понимали смысла их образования. К нам на хутор тоже пришла пора создавать колхоз. Но так как хуторян было совсем не много, а всего лишь четырнадцать семей, то колхоз у нас не стали создавать, но всех нас присоединили к колхозу, который был от нас в двенадцати километрах, а нас назвали бригадой этого колхоза. К нам на хутор много раз приезжал уполномоченный и рассказывал о том, как будет хорошо всем кол-хозникам, когда колхозы станут на ноги. Тогда он говорил нам, что гуртом и батьку бить легко.
Не все хуторяне сразу согласились вступить в колхоз, ведь тогда нужно было отдать в колхоз
или корову, или лошадь. А что вырастили за лето тоже отдать в колхоз, а получить только не-большую часть выращенного. Были у нас на хуторе семьи, которые жили хорошо. Это большая семья Чёботовых. У них в семье кроме пожилых родителей были два брата со своими семьями, да ещё четыре зятя с жёнами и детьми. Эта большая семья обрабатывала много земли для по-севов пшеницы, ячменя, кукурузы. Да ещё огороды для разных овощей были у них большие. Кроме земли у них были лошади, коровы, овцы, свиньи, а разной птицы столько, что Чёботовы даже не знали сколько у них этих птиц. Общим они считались у нас на хуторе зажиточными хо-зяевами. Идти в колхоз они категорически отказывались. Они соглашались отдавать налоги за землю, за животных, за птицу. Но идти в колхоз ни за какие деньги не соглашались. Тогда их стали называть кулаками только те, кто по доброй воле и даже с радостью вступали в колхоз.
Их везде называли голытьбой, так как у них ничего за душой не было. Да и работать они не особенно желали. А вот отобрать у богатых селян или хуторян, они уж очень желали. В колхозе такая голытьба всегда старалась вылезти в руководство колхоза, хотя ни в работе колхоза, ни в организационной работе ничего не понимали. Но доложить руководству о каких-либо грешках у людей такая голытьба всегда была готова. Вот и наши Чёботовы стали кулаками по чьему-то доносу. Позже мы узнали, что доносчиком был вечный бедняк-побирушка из села. Он несколь-ко раз бывал у нас на хуторе, работал у Чёботовых. Но работал так, что Чёботовы выгоняли его раньше времени и отдавали ему только то, что он заработал. Вот он в обиде на Чёботовых и написал записку в ГПУ о том, что Чёботовы являются кулаками и прячут от государства зерно. Но он не указал, где они прячут зерно, так как не знал этого места. Прибывшие на хутор мили-ционеры арестовали всех мужиков Чёботовых, а через несколько дней приехали с мужиками, посадили на подводы всех Чёботовых и отвезли на железнодорожный вокзал. А оттуда их всех отправили на север, то-есть выселели, раскулачили. К пустующим домам Чёботовых долго ни-кто не приезжал, они стояли пустые. Наши хуторяне ничего не брали из домов Чёботовых и ни-кому не разрешали жить в домах, всё думали, что вернутся хозяева. Но Чёботовы так до сего-дняшнего дня не появились на хуторе. Оставшиеся семьи на хуторе согласились вступить в кол-хоз и стали называться третьей бригадой колхоза «Путь вперёд». Многие и сейчас говорят, что наш колхоз «Путь вперёд» идёт постоянно назад, так как жить становилось всё хуже и хуже.  И наконец дожили мы до 32 года, когда на хуторе уже стоял голод. Ведь у людей забрали в кол-хоз коров, лошадей, свиней и почти всю птицу. Не было зерна для муки, не было корма для животных. Но наши хуторяне запасливый народ, они с лета сделали заготовки из овощей и фруктов. Этим и прожили весь 32-й год, а точнее зиму 33-го. А весной пошли  свежие овощи, ягоды. К нашему счастью в нашем Мокром Карамыке было много разной рыбы. Вот и питались разнотравьем и рыбой, тем и выжили в те трудные годы. К счастью хуторян среди них никто не умер от голода, хотя голодные дни бывали не один раз. Вот вы ребята почти все захватили это время и, наверно, помните, как тяжело было зимой 33-го года и весной этого года. К нам в ху-тор иногда приходили люди из нашего колхоза с просьбой помочь продуктами. Хуторяне чем могли, тем и помогали. Давали сушёные фрукты, давали солёную рыбу, а у кого была ячмённая мука, то делились и ней. Я знаю, что весной в селе нашего колхоза люди пекли пышки из тол-чёной половы, пекли на каком-то непонятном жире, чтобы пышки не прилипали к горячей сковороде. В селе много детей поумерали от голода. А когда весной стала быстро вырастать лебеда, то её ели и сырой, и варили супы. Очень трудные годы были тогда, не дай бог повто-риться такому. Но мы были молодые, сил и упорства у нас хватало,  чтобы пережить такие жиз-ненные невзгоды и самим, и нашим семьям.
Ну вот ребята на сегодня пока хватит. Приходите, когда будет плохая погода, когда дома бу-дет нечего делать.
 Прошло почти полгода, когда нас пригласил к себе дед Мишка.
-Я хочу вам рассказать ещё немного о нашем Степане-кузнеце, Степане-умельце. Вы помни-те, как я рассказывал вам о связях Степана с работниками городского арматурного завода. Так вот наш Степан придумал не только поливалку для огородов, а придумал и сделал мельницу-крупорушку. Это был для хуторян настоящий подарок от Степана. Эта одна крупорушка делала крупу из зерна кукурузы, пшеницы, ячменя, а немного изменив некоторые детали на крупо-рушке можно было нарезать свеклу, тыквы для коров и лошадей. А времени на работу на кру-порушке было совсем не много. За два часа можно было сделать крупы на целую неделю для двух свиней, эту крупу потом парили в котлах, а потом только давали в корм скоту, птицам. Большой мастер на все руки наш Степан-кузнец. Ох и молодец же наш Степан. Он помогал ху-торянам ремонтировать крыши домов, двери домов, ворота. Никому ни в чём он никогда не отказывал. Работал почти всегда с сыном Иваном, так ему было сподручнее рабртать. За его умелые руки и доброту селяне выбрали его бригадиром. Он сначала возражал, но его уговори-ли. К весне к нам 
на хутор пригнали старенький американский трактор с плугом и бороной, а потом пригнали и сеялку. Всё это закрепили за нашим бригадиром. Он стал у нас ещё и трактористом- механи-ком. Вскоре трактористом стал и Иван. Иван пахал колхозную землю, бороновал её, сеял на разных полях пшеницу, ячмень. Степан переделал сеялку для посевов кукурузы, подсолнухов. Все овощи мы сеяли своими руками. К трактору Степан сделал прицепную телегу, без которой в бригаде не возможно было работать. Урожаи пшеницы, ячменя и других зерновых на наших полях были не высокие, так что осенью мы получали на трудодни всего понемногу. Но с каж-дым годом урожаи у нас увеличивались и уже сейчас урожаи даже выше, чем в селе. Общим жизнь стала улучшаться, да вы сами видите это улучшение.
В это время деда позвал Степан к себе в кузню. Надо было о чём-то посоветоваться. К нам дед больше не пришёл. Уже начиналась весна 1937 года. Всем нашим хуторским мальчишкам и девчонкам дел становилось не впроворот. Некогда было ходить к деду. Да к нашему горю дед Мишка заболел какой-то болезнью, он всё время кашлял натужно и долго. Всё лето мы его не видели, так как он лежал дома. А осенью у нас началась учёба в школе. Перед Новым годом дед Мишка умер. На его похоронах мы все плакали и никого не стеснялись, уж очень мы все полюбили его. Надолго дед Мишка остался у нас в памяти. Как только собиралось нас вместе несколько человек, то обязательно вспоминали  деда Мишку. Никто нам больше ничего не рассказывал о прошедших дореволюционных годах, о первых годах после революции. К нам на хутор иногда приезжали киномеханики и показывали какой-нибудь старый немой фильм. А мы обязательно вспоминали тогда после просмотра кино деда Мишку, когда он был молодым.