3. Ушак

Лисиан приблизился к разбитому подвальному окошку и громко зашептал в  темноту за ним:
- Ушак, в саду каштаны зацвели. Пошли, посмотришь какая красота.
Внутри раздалось шуршание, и во двор выскочил местный домовой Ушак. В возбуждении сделав пару шагов, он огляделся по сторонам, и вдруг, весь задрожав, рухнул на землю. Радостный блеск в его глазах потушили брызнувшие слезы, и съежившийся хозяин быстро-быстро уполз обратно.
"Жаль. Ну, ничего, попробуем по-другому", - под нос себе пробурчал Лисиан и решительно полез в окошко вслед за приятелем.

Окинув взглядом большой подвал и, с удовлетворением заметив, что в нем начали наводить порядок, он подошел к забившейся в дальний угол фигурке, сотрясаемой от беззвучного плача, сел рядом и участливо погладил собрата по голове.

- Ну, скажи мне на милость, как? Ну как ты умудрился заболеть агорафобией? Это ведь людской недуг, а ты домовой! Тем более что в деревне, на природе столько веков прожил.

Заплаканные глаза  с недоумением уставились на гостя.
- Аго… что?

- Агорафобия – боязнь открытого пространства. Это Виссарион, сосед с угла между нами, в книжке одной умной вычитал.

- Ишь ты, - Ушак шмыгнул носом, сел прямо, подолом рубахи вытер слезы и уважительно покачал головой, - а я думал, порчу кто навел, а тут эвон как – болесть.

- Болезнь, точно говорю. И к тому ж - человеческая, - подтвердил Лисиан и недоуменно добавил, -  И, вроде как, не болеют домовые ею.

- Тогда ж как я подцепить-то ее умудрился? – с оттенком непонятной гордости удивился хозяин и задумался. Вскоре лицо его помрачнело. - Не иначе как агроном барский постарался. Такой злыдень, я тебе доложу. Давно зуб на меня точил …

- Да нет, - возразил его собеседник, - агроном тут не причем.  И не агро, а агора. Это у греков так площадь называется.

Ушак наморщил лоб и поскреб подбородок, потом почесал затылок и уверенно изрек:
- Не, с греками я точно нигде не сталкивался, ни по дороге, ни в городе. Разве вот что проспект проходил какой-то Греческий. Неужели там зараза прицепилась?   

- Да нет же, - досадливо махнул рукой Лисиан, - этой болячке греки только название дали, как и проспекту. А заразиться ты не мог. Агорафобия, как Виссарион сказал, болезнь психическая.

- Это что ж, рехнулся я, что ли? – ахнул домовой, и, обхватив голову руками, заныл, раскачиваясь из стороны в сторону, – Это все город ваш виноват. И что меня сюда потянуло? На слона, вишь ты, захотелось посмотреть. Ох, и дурень я. Нет, чтоб дома спокойно сидеть, ан нет, приключений захотелось на старости лет. И усадьба, ужо, сколько лет без присмотра моего стоит. Ох, дурень я, дурень.

- Да нет же, не рехнулся, - поспешил успокоить приятеля Лисиан. – Просто что-то занозой в голову тебе попало и сидит там, страхи нагоняя. Но Виссарион сказал - лечится это. Надо только до причины докопаться, понять и перебороть.

- Так откель мне знать причину-то эту? Отродясь со мной такого не бывало. Не, это город, город всему виной, а его разве переборешь?

В голосе Ушака появились визгливые нотки, и Лисиан, испугавшись начинавшийся истерики, принялся убеждать.
- Как же город? Я же живу здесь – и жив, здоров. И соседи тоже все в порядке. Нет, тут не в городе дело. Лучше вспомни все в подробностях, что с тобой было после того, как из деревни ушел.

- Не деревня, а село! – тут же взвился Ушак. – В деревнях церквы нет, а у нас аж две построены! И хозяйствовал я там в барской усадьбе! И вообще, я уже все тебе сказывал, так что толку нет ворошить прошлое.

- Село так село, - пожал плечами Лисиан. – А толк должен быть. Это Виссарион сказал, а он у нас ученый – уйму книг прочитал. Так что не сердись, лучше давай, вспоминай.

- Ну, коли ученый, тогда ладно, - тут же успокоился Ушак, и, задумавшись, начал рассказывать. - Значица так, в то лето дети все про какого-то слона вспоминали. Их, аккурат перед переездом в усадьбу, водили его смотреть. Ну и мне страсть как захотелось увидеть эту диковинку - я ведь до живности да до растений всяческих, сам не свой. Раньше  все свободное времечко в лесу проводил, даже с лешим местным дружбу свел. Он мне столько всего понарассказывал, понапоказывал, у-у-у. Бывало …

- Не отвлекайся, по делу вспоминай, - прервал поток ненужных воспоминаний Лисиан.

- Хм, так я ж по делу вроде. Ну ладно, так вот, дождавшись, когда барская семья в город поехала на зимние квартиры, пристроился я к ним на телегу со скарбом и прикатил в город. Прикатил и отправился к сродственнику своему, что давным - давно перебрался сюда и хозяйствовал здесь, в этом самом доме.

- Ага, значит, в то время с тобой было все в порядке?

- Ну дак, я тебе и талдычу, что до города в своем уме был. Так вот, сродственник мой про то, где слона разыскать, ничего не слыхал, но обещался разузнать, а пока предложил погостить у него, по хозяйству помочь. Ну, я и не против – время до возвращения хозяев в усадьбу было, к тому же за своим домом я просил соседа, Ушака Погорельца, присмотреть. Таким макаром и остался. Думал на время, а оказалось …

Слезы навернулись на большие глаза говорившего, и Лисиан поторопился свернуть разговор в другую сторону:
- Так твоего соседа зовут также как и тебя – Ушак? Забавно.

- Что забавного-то? – недоуменно пожал плечами хозяин, забыв, что собирался плакать. - У нас на селе почитай половина домовых – Ушаки, по прозвищам только и различаемся. Я, например, Барский, а есть еще Болотный, Крысогон, Поречный … Да всех и не перечтешь. И село наше, поэтому так и называется – Ушаки.

- Это как это? Вы что, с людьми общаетесь? Правила нарушаете? – возмутился Лисиан.

- Да не, - смутился Ушак, - не общаемся.

- А откуда им тогда знать, как вас звать-величать?

- Ох, въедливый ты какой, - еще больше смутился Ушак. – Ну, ладно, не по нам прозвали, а по мужикам, что когда-то там жили, и каждого второго так кликали. От них, этих самых мужиков, первых наших хозяев, и мы свои имена получили. Только у людей имечко это уже давно забылось, вышло из обихода, а мы его чтим. Вот и считаем, что село в нашу честь назвали.

- А, ну тогда это справедливо, - согласился успокоенный Лисиан. – Теперь дальше рассказывай – слона-то увидел в итоге?

- Не успел, - печально вздохнул его собеседник. – Где-то вскоре после моего приезда, сродственник подошел ко мне, весь смурной какой-то, и  сказал, что хозяева его уезжают,  бегут от смуты здешней куда-то на север. «Ты, Ушак, похозяйничай здесь пока, - попросил он, - а я провожу их, посмотрю, как устроятся и вернусь. Я быстренько. Туда и обратно. Понимаешь, привык я к их семье. Я ж еще пра-пра-прадеда нынешнего хозяина знал. Хочется удостовериться, что все в порядке с ними будет. Ведь здесь нынче дела такие творятся, что может, никогда больше их и не увижу». Это я понять мог, ну и отпустил. А он и запропал. Что случилось с ним? Ума не приложу.  Вот скажи, куда он мог подеваться?

Посмотрев в вопрошающие, вернее какие-то вопрошающе-испуганные глаза старого домового, сидевшего рядом, Лисиан подумал, что больше всего Ушак сейчас похож на потерявшегося маленького ребенка. Чувство острой жалости охватило его и, осторожно подбирая слова, Лисиан сказал:
- Думаю, что остался он с хозяином своим, не смог расстаться.

- Не может быть! Он же знал, что мне домой ворочаться надо, - не поверил Ушак и, горячась, стал доказывать. – Говорю ж тебе – пропал он. Случилось что-то с ним. Ведь после этого и людей пропало невесть сколько – из дома выйдут, и все. Ни слуху, ни духу. Просто ужас какой-то. А в их комнатах другой народ поселился. Да так много, что как огурцы в бочке понапиханы. Да только и из этих кто-то порой пропадает бесследно.

- А ты, часом, не из-за этого ли заболел? – Лисиан пристально посмотрел на вдруг задрожавшего приятеля. – Вон и побледнел весь, и страх в глазах. Ну-ка, вспомни, когда ты в первый раз не смог на улицу выйти?

- Так недавно же.

- А до этого нормально выходил?

- Что ты! До этого я вообще боялся не то что на улицу, из угла своего выползти – а ну как и меня куда утащит, и пропаду я как сродственник мой. Даже за домом не ухаживал. Помнишь, ты сперва думал, что дом бесхозным остался, пока на меня не наткнулся. Вот только после той встречи я и стал потихоньку хозяином становиться.

- Так вот в чем дело. Вот какая заноза в тебе, - Лисиан понимающе глянул на собрата и голос его стал тверд. – Ну так вот, что я  тебе скажу – сродственник твой точно на новом месте остался. Видать заветным словом позвали его хозяева с собой, а этот дом он без присмотра оставлять не захотел, вот и обманул тебя.

- Не может быть, - снова взвился Ушак и осекся, что-то видимо припоминая.

- Да точно тебе говорю – так и было. Ну, подумай сам, зачем ему провожать хозяев так далеко? А обратно как возвращаться?

Но вопрос остался без ответа. Лисиан посмотрел на собрата, о чем-то напряженно размышляющего и замолчал.

- Может и прав ты, - наконец прервал молчание притихший Ушак. – Я тут припомнил то, на что не обратил тогда внимание – говорил-то он, не глядя в глаза, и рука его была за спиной при этом. Наверняка кукиш держал. Эх, сродственничек … - домовой уныло повесил голову, но потом вскинул и с надеждой посмотрел на собеседника, - А, может, наговариваем на него? Люди-то тоже пропадали.

- Нет, - Лисиан покачал головой. – Сродственник твой только по доброй воле уйти мог, а в своих напастях люди сами виноваты. Они ведь революцию тогда устроили, даже царя прогнали, а эти игры никогда для них добром не заканчивались. Всегда после смуты народ пропадал – кто на плаху, кто в острог, а кто в бега подавался. Ты вспомни, чай не первую сотню лет на свете живешь.

- И то верно. Хотя мятежи нас стороной обходили, но слышать и видеть приходилось многое. – Ушак совсем успокоился, хмыкнул и стукнул себя ладонью по лбу. - Вот ведь дурень я какой – нет, чтоб мозгами пораскинуть, что к чему. А я город все виноватил. Охо-хо, одно слово – дурень старый.

- Ладно, с причиной разобрались, теперь себя пересиль – и здоров будешь.

- Верно, - обрадовался хозяин, - Тогда и обратно, в усадьбу свою можно ворочаться. Только вот как этот дом бросить? Ведь без присмотру останется такой огроменный. Может, кого найдешь сюда?

- А возвращаться-то тебе зачем? – удивился Лисиан. - Там, поди, уже новый домовой обосновался, лет уж сколько прошло, а ты его выгонять будешь? Не хорошо это, не по домовитому. Да и этот-то дом, чем тебе плох?

- Да не плох он, - вздохнул Ушак, - только, понимаешь, по природе скучаю я. По былинкам-животинкам своим. Здесь, оно конечно, по стенам листочки разные вылеплены, у тебя вон елочки-цветочки. Ну так я ужо это все изучил, другого чего хочется посмотреть. И с животинками здесь не густо – вон только львы на доме напротив, да собаки-кошки у жильцов. Конечно, пчелку у тебя на камине я приметил, но то ж так мало. И сады ваши чахлые с лесами разве сравнишь? А в Ушаках – из дома выйдешь – и такое богатство кругом. Лепота прям!

- В городе мало? Да ты ж только по этим домам и лазил, что в квартале нашем, в которые по подвалам попасть можно. Ты даже снаружи их не видел, а у меня, между прочим, на балконе птички проживают, и двери входные совы охраняют. Ты их видел?

-  Да ты что? – глаза у Ушака округлились. – Столько птичек? Эх, не видал.

- То тоже. Да и на соседских домах не везде пусто – где лебеди плавают, а где и драконы прячутся. 

-  Драконы? – старый домовой даже подпрыгнул. - Да не может быть! Я ж про них только в сказках слыхивал, а в наших местах их отродясь не водилось.

- То в ваших. А в городе их – навалом.

Глаза Ушака загорелись фанатичным огнем, он схватил за руку Лисиана и потащил на улицу.
- Будь другом, покажи. Мне бы хоть одним глазком взглянуть на это диво, - горячечно взмолился он,  жадно озирая стены домов вокруг и совершенно забыв о своих страхах…


- Лисиан, ты должен это увидеть, - запыхавшийся Ушак, влетевший в каморку приятеля, схватил его за руку и попытался вытащить на улицу. – Там такая красотища, ну не передать. И цветочки, и стрекозки, и рыбища в камышах плавает. Ну, пойдем скорее.

- Не сейчас. Видишь – занят я. Ох, вылечил тебя на свою голову, - притворно ворча, но не сдерживая улыбки, откликнулся Лисиан, высвобождая свою руку. – Вот закончу и пойдем.

- Да не уйдет твоя работа, пошли скорее, - продолжал гнуть свое Ушак, пританцовывая от нетерпения.

- Да и твои стрекозки в камыши не сплывут, - резонно ответствовал домовой, снова склоняясь над какой-то железкой. – Подожди, мне чуток осталось.

- Ах, Лисиан, ну какой же ты не интересный, - смирился Ушак, присев у стены с блаженной улыбкой. – Ты даже не представляешь, что я сейчас видел…


К таким вот появлениям приятеля Лисиан уже привык. Нет, иногда бывший сельский житель, а ныне уже горожанин со стажем просто приходил и, степенно присаживаясь к столу, обстоятельно докладывал, что нового видел, но бывало и как сегодня, когда старый натуралист вбегал словно мальчишка, только-только начинающий познавать мир. «Что-то будет, когда он до самого старого города доберется?» - подумал Лисиан, добродушно усмехаясь в бороду. Сам-то он, любитель ходить в гости, иногда бывал там, и видел все эти затейливости старых мастеров. И даже он, больше наслаждающийся живой беседой, нежели творением рук человеческих, не раз любовался всем этим украшательством. «Что-то с Ушаком будет при виде этого? Уж точно про свою усадьбу забудет окончательно. А то ишь ты, мало ему природы в городе было».


Честно говоря, Лисиан и сам был удивлен тем разнообразием растений и животных, что отыскал Ушак в их далеко не самом богатом районе города, именуемом  среди людей просто - Пески. Но на стенах «песчаных» домов, как оказалось, произрастали и нарциссы, и розы, и тюльпаны, и маки. Даже чертополоху и вьюнку место нашлось, не говоря уже о совсем невиданных растениях, названия которых никто не знал. И живности разной хватало. Теперь вот и рыбину какую-то любопытный Ушак, методично обходящий дома, и исследовавший их сверху донизу,  нашел. Самому же Лисиану больше понравился дом, на котором людские детишки мыльные пузыри выдували – чем-то далеким-далеким, но очень родным повеяло от этой картины на домового, давно уже разменявшего третью сотню лет. Но и «природными» ушаковскими находками Лисиан, умевший радоваться за других, любовался охотно. Вот и сейчас, закончив работу, домовой, окликнув замечтавшегося приятеля, отправился смотреть на стрекозок.
 
Много лет прошло с тех пор. Давно уже неугомонный Ушак нашел место обитания слона, из-за которого и приехал однажды в город. Там же повидал и других диковинных, никогда прежде не виданных им зверей.
- Самое же смешное, - заканчивая свой восторженный рассказ о посещении зоопарка, сказал старый домовой, - что рядом с домом, на котором есть голова слона, я как раз и слез с телеги, что в город меня привезла. Но мне ж тогда и в голову не пришло наверх посмотреть. Хотя, то, что это слон, я только теперь знаю, а когда впервые увидел это носатое чудище, мне и в голову это не пришло.

«Коллекция» рассмотренных городских былинок-животинок Ушака теперь стала уже необъятной, но он все так же, без устали, продолжает исследовать все новые и новые дома.

- В этот поход, представляешь, новую щучку отыскал, а еще белочек и лилии, - радуясь, как ребенок, как-то поведал он Лисиану.

- Ты ж уже видел и щучек, и белочек. Что ж так радуешься?

- Э-э-э, не скажи, те другие были.

- Как же ты их всех помнишь? У меня давно уже в голове перемешались все эти рыбки-птички, насекомые, звери. Да и из гербария славный стог сена получился, а ты каждую былиночку помнишь так, как будто только что увидел.

- Что верно, то верно, - ответил порозовевший от удовольствия и чрезвычайно гордый собой Ушак. – Мне даже Юстин, что у архитекторов на хозяйстве, сказал, что голова у меня, как эн-ци-кло-пе-дия. Во как! Все-все помню – где видел, что видел и как выглядит. Правда вот кое-что только в моей памяти и осталось, - с болью закончил он.

Да, прошедшая война и время не пощадили многое. И разрушенные дома с исчезнувшими навсегда «былинками-животинками», и сожженная старинная мебель, и осыпающаяся лепнина, и спиленные цветы с перил незаживающими ранами ныли в душе старого натуралиста. «Нет, не буду я ему говорить» - решил Лисиан, глядя на сгорбленного сейчас от печали Ушака. Дело в том, что у одного из своих жильцов он увидел книжку об областных усадьбах и заглянул в нее в надежде отыскать сведения об Ушаках. Информацию-то он нашел, но горькой была она – усадьба барская не сохранилась. «Видать зря он тогда Погорельцу ее доверил».

Лисиан с немым удивлением уставился на вошедшего к нему Ушака. За почти сотню лет знакомства он впервые его видел таким – торжественным и тихим. Старый домовой внес себя в каморку приятеля как бокал, наполненный доверху драгоценным вином, и который боялся расплескать. А еще поразили глаза. В них не было радости или печали, в них вообще не читались какие-либо эмоции. Нет, взгляд был совершенно обалдевший и заторможенный. «Что случилось? Не узнал ли он об усадьбе своей случайно?» - с тревогой подумал Лисиан, глядя, как  молчаливый Ушак садится на трубу перед ним и застывает, как изваяние.

- Что случилось? – наконец спросил он.

- Ты знаешь, - ответил Ушак, постепенно оживая, - я ведь после той своей давней болезни не слишком хорошо к людям относился. И даже злился на них за то, что своих изображений везде понатыкали, вместо растений или животин. Так вот, сегодня я простил им все.

- Так что случилось-то?

- Сегодня на лестнице, - торжественно объявил Ушак, и глаза его засветились восторженным светом, - на каждом подоконнике  мои жильцы поставили по горшку с цветами! Вот что случилось!

Август - октябрь 2014