Железная дорога GFR

Железная дорога "Гремящий фанк"*

История с продолжением, записанная со слов одного моего хорошего знакомого лесника, которого помимо христианского имени кличут еще Бородой. Начал он загодя, предупредив, чтобы запасались терпением. Мы все понимаем, поэтому лирические отступления или разглагольствования по поводу того самого вопроса выслушиваем терпеливо, ждем основных событий.

Начало 90-х. Борода ночует на вокзале, подмечает и размышляет, открывая суть явлений.

1. Тот самый вопрос

Впервые про евреев узнал будучи совершеннолетним. Время когда все голосовали за ныне покойного Ельцина. Проголосовали, а после оказалось, что он из этих. Настоящая фамилия, если верить источникам, Элькинд. Тогда многие последовательно разочаровывались. Например, в преимуществах капитализма перед социализмом, когда эти преимущества оказались омрачены высокой инфляцией, дороговизной цен и насущной необходимостью быстро соображать и действовать. Или в благих намерениях новых начальников, какие сбросив завлабовские халаты быстро приоделись в дорогие костюмы и стали делать совсем не то, чего ожидали от них трудящиеся массы. Ожидали благоденствия или хотя-бы справедливого устроения общественных дел, но в реальности расплодились жулики, красные пиджаки, нувориши, спекулянты.

Начальники обещали все организовать по высшему разряду, не моргнув глазом предлагали на отсечение то руку, то голову, или все сразу, если вдруг не исполнят обещанного. Не складывалось, но головы с руками оставались на своих местах. Заместо сколь-нибудь видимого благоустроения повсеместно возникали стихийные рынки, больше похожие на помойки, огромные заводы останавливались, растаскивались на металл, а площади сдавались подозрительным конторам. Одна дама, знаю, называвшая себя "ельцинсткой", разочаровавшись в кумире, даже разорвала портрет. Такое было время, засовы сняты, покрывала сброшены и правда стремительным потоком устремилась на обывательские головы. Но мной сейчас движет не обличительный пафос, вовсе нет. Те времена были по своему замечательными. Особенно для типов вроде меня не видевших в жизни иных радостей цивилизации, кроме клуба с индийскими "картинами", продмага и автолавки с промтоварами раз в месяц.

А тут столько всего враз. За все предыдущие свои двадцать с небольшим лет не видел столько обо всем, начиная от пикантных подробностей из жизни древних индусов и заканчивая буднями кремлевских жен времен культа личности. Обличительные и всякие другие брошюры продавали на каждом углу, а если взять железнодорожные станции, так там они присутствовали массово в большом разнообразии размеров и видов. Кроме брошюр, газет и журналов, напечатанных на дефицитной туалетной бумаге были еще и листовки в которые торговки заворачивали семечки и жареные пирожки с мясом. Я к тому времени переживший различные житейские обстояния обрел некоторую опытность, и посему газет не покупал, предпочитая семечки и пирожки. Покуда жевал, читал. Так выяснил, что у Ленина, Сталина, Троцкого тоже были двойные фамилии. У Ленина точнее тройная: кроме Ленин и Ульянов еще одна, замысловатая. Трудно вспомнить, кажется на букву "Б". Петров не Петров, может Петросян или Бронштейн? С такой вот неловкой правдой предлагалось жить.

А до того как истина открылась, знал, что есть некие жиды, которые выпили воду в кране. Но эти виделись мне скорее детсадовскими жадинами, упитанными мальчуганами в коротких портах на лямках одетых поверх толстых нитяных колгот. Были такие подштанники, типа рейтуз, которых ношение в советские времена предписывалось всем независимо от гендерной принадлежности. Возможно таким образом тоталитарное руководство пыталось насаждать однообразие, где штаны, а равно и лица должны были иметь один и тот же вид*

Ну, вот, значит, эти, пьющие во время сонного часа воду толстяки поддетые в бабские рейтузы и были в моем представлении жидами. А других до наступления плюрази... плюрализма мнений я и не знал. А тут, значит, открылась такая правда. Забегая вперед могу сказать, что в лесники я подался по причине открывшихся мне во времена плюрализма мнений бездн.

Так и было, стараниями сонмища шакалов пера и тружеников ротационных машин глаза мои в один прекрасный день открылись. Сказать что мир расцвел новыми красками, не сказать ничего, мир преобразился. Солнце, например, сделалось синим, облака зелеными, а памятник Ильичу во внутреннем дворике вокзала Петропавловск-товарный, который до открытия правды был серым, стал кроваво-красным. Появились вдруг будто из ниоткуда странные люди, которые неизменно обращали на меня внимание, которое выражалось подмигиванием двумя глазами с одномоментным поднятием бровей кверху. Зрелище было преуморительное, но я не смеялся. С такой диспозицией было не до шуток и смехов, ибо ситуация за тысячелетия склалась архиаховая.

Подробности же продолжали сыпать как из рога изобилия. С утра понедельника, например, повстречался дед с гармошкой, мигнул глазами и бровями, открыл молнию в гармошкиных мехах, достал оттуда книжку-малышку прошитую суровыми нитками и сказал:
- Слушай, дрыщ, вот тебе новая правда... Роденшильду Шальгрубер так и сказал, забирай своих и ничего не будет, оплати только железнодорожные билеты за всех. Роденшильд мелочным оказался и денег не дал, тады Шалькгрубер не стал мелочится и всех их, эх! Под корень, ты понимаешь дрыщ, под корень!!! Короче, пять с тебя.

Пять у меня было. Их я отдал этому псевдогармонисту. Гармошка его потому что не играла, а служила коробом для хранения конспиративных товаров по умеренным ценам. Да и сам он по моему разумению принадлежал к таинственному ордену торговцев вразнос офеней, которые издревле держали на Руси торговлю и примерно столько же времени были притесняемы жидовским капиталом. Отчего по некоторым сведениям вынуждены были придумать систему тайных знаков и свой оригинальный язык офеней, феню. Надо ли говорить, что эти сведения я почерпнул из промасленной листовки в которую был завернут вчерашний ужин из пары жареных мясных пирогов величиной с мой ботинок каждый. Там же, только на обратной стороне, была изображена сцена накалывания на пику усатым конным молодцем каких-то маленьких бесконечно противных людей, врагов нашей империи, возможно даже масонов.

Храбрый наш казак Крючков
Ловит на поле врагов.
Много ль, мало, не считает,
Их повсюду подцепляет.
Как догонит — не милует,
Сзади, спереди шпигует
По возможности елику
Сколько влезет их на пику.


Помимо наскоро сшитой книжульки, старик, которого, как позже выяснилось, звали Сева Блинов, дал мне совсем уж маленькую, копеечную на вид раскраску со шрифтами как в азбуке и черно-белыми картинками больше похожими на самодеятельные рисунки со стен привокзального туалета. Вот, дрыщ, - сказал, - бесплатно, то есть даг'ом! - На последнем слове заулыбался, но тут-же убрав улыбку сказал: - Станет невмоготу, вон за тем пакгаузом спросишь Андрюху. Кого увидишь, тому скажи: "Где Андрюха?". Понял? Ну пока. И удалился.

На лицевой стороне того что я посчитал раскраской было написано "Как узнать еврея". Текст за давностью лет дословно воспроизвести не сумею, но было примерно так:
"Сегодня в седьмом классе царит оживление: любимый учитель, герр Биркманн, говорит о евреях. Даже самый ленивый мальчик, Эмиль-храпун, не спит и внимательно слушает. Герр Биркманн знает о евреях из жизни и умеет излагать эти знания в доступной форме, поэтому любимое время детей – «еврейский час». Подходит момент, когда надо проверить, что выучили дети. Тянутся руки. Как мы узнаем еврея? «Мы можем узнать его по форме носа: он загибается на самом кончике и похож на цифру шесть. Мы так и называем этот признак – «еврейская шестерка». Он отличается от просто горбатого или орлиного носа тем, что похож именно на шестерку, — отвечают ученики. Мы можем его опознать и по губам – они обычно мясистые. И глаза его отличаются от наших – веки у них тяжелые, взгляд подозрительный и пронизывающий, сразу видно лживого человека. Ростом они невелики, от среднего до низкого, страдают плоскостопием, уши у них большие и торчат, как ручка у чашки. Волосы черные и курчавые, как у негра, а при разговоре они машут руками".

Подумать только, даже Эмиль-храпун... Сопровождалось чтение картинкой на которой был изображен класс, где за партами сидели пухлощекие ребятишки в коротких штанишках похожие на жадин из моих детских представлений о жидах. Они внимательно следили за кончиком указки герра Брикмана и вероятно что-то соображали по поводу сказанного.

2. Отдел милиции на транспорте

Пока отвлекался на дедовы писульки-раскраски день склонился к закату. Забыл еще сказать, что в описываемое время я бичевал на петропавловском вокзале ожидая зачисления на первый курс госуниверситета. На специальность, между прочим, гражданское и междугороднее право. Но то дело десятое, а информация к тому, чтобы читатель понимал с кем имеет дело. Итак, день к закату, откуда-то легкий бриз, замерзла голова и я с привокзальной площади переместился в зал ожидания. Присел в уютном закутке подле электрической розетки, поставил на колени дипломат, щелкнул замочками, открыл... В красном нутре "дипа" стоял стационарный кассетный магнитофон Тоника-301, моя отрада и утешение долгими ночами в неудобных вокзальных креслах.

Поскольку аппарат не был переносным к нему полагались колонки, которых в дипломате естественно не было и посему звук подавался в наушники, которые в те времена видом были будто большие черные лопухи. Подключив магнитофон к сети, надел эти самые лопухи, выкрутил звук - так, что от мощной волны волшебного харда Grand Funk Railroad завибрировала лобная кость. Через время задремал и не сразу почувствовал легкие пинки по ногам. Думая, что уже двенадцать ночи и меня со всем народом выгоняют из вокзала для уборки, быстро собрался, не открывая глаз встал, и оказался лицом к лицу с усатым милиционером. Документики. Куда двигаемся? Пройдемте. Сам не заметил, как оказался в отделении милиции. Здесь раскрыли мои сумку и дипломат, достали магнитофон, нунчаки, звездочку "сюрикэн", брошюры "Как распознать еврея", "Убийственный кунг-фу школы Медведя " и тетрадку надписанную "Речь А.Ф. Кони на процессе Веры Засулич". Дежурный капитан посмотрел на все это добро, сказал "Все свое ношу с собой" и стал заполнять протокол.


Покуда он мучился над описью изъятого я тихохонько сидел на своем стуле и разглядывал дежурку. Позади капитана в "телевизоре", узкой клетке с жердочкой для сидения, томился худощавый мужик в обвислой майке. Время от времени он в развязном тоне начинал качать права:
- Эй, капитан, капитан, вызови прокурора, заявление сделаю!.. Капитан, гад... зови прокурора!
Потом затихал, какое-то время молчал, после, как бы очнувшись, начинал просовывать через прутья длинные жилистые руки в наколках:
- Капитан сука, воды...
Дежурный наконец не выдержал и крикнул в потолок:
- Семеняка, Серега, дай воды ему и прокурора, наконец.

Пришел Серега, не обращая на меня никакого внимания открыл клетку, сказал "вода и прокурор", и парой быстрых боксерских ударов усадил бунтаря на пол. Глаза того закатились и откинувшись головой назад он со всего маху врезался в настенную шубу. Вот елы-палы - я опустил глаза в пол, на душе сделалось гадко. В дежурке теперь было тихо. Тихо - так, что мне казалось будто слышу топот бегущего у ног таракана. Даже вокзальная жизнь с нервным гулом пассажиропотока и непрестанными объявлениями о прибытиях-убытиях отдалилась далеко на периферию сознания. Я поднял глаза. Капитан писал, а за его спиной стоял в клетке мужик в наколках и улыбался железными зубами:
- Доктора, суки, воды и прокурора!..

продолжение следует

*Гремящий фанк - это в представлении Бороды музыка железной дороги, когда едешь в тамбуре общего вагона. Поскольку оный Борода мотался между двумя городами и одной большой узловой станцией (назовем ее "Лес", а спецы поймут о какой речь), то этот участок железной дороги и был им прозван "Гремящий Фанк". Кроме того Борода находил это название созвучным с названием его любимой группы "Grand Funk Railroad".